В усмиренный закат ворвалась птица. Маленькой точкой вклинилась в песнь отгоревшего солнца и, ничего не завершив, умчалась прочь, будто ее и не было. А ведь все видели распахнутые ветром крылья, устремленный вперед дикий профиль. Все видели, но через мгновение никто уже не помнил об этом. А ведь птица дышала, жадно лакала воздух, приземлившись на ветке придорожного дерева. А ведь птица жила до тех пор, пока выстрел не выбил из нее дух.
Денго один похоронил ее в своей памяти, время от времени навещая могилу. Она напоминала ему о любви... стремительной, ранимой, человеческой. Будучи бесплотным, незримым вот уже не одну тысячу лет, Денго страдал. Ах, жестяные покрышки и капли дождя... Полусмерть не оставила ему имени, он нашел его сам, а вот запах, достоинство нежной страсти были с ним всегда. Каково помнить жар тяготения, когда сам холодный и безжизненный? Каково смотреть на влюбленных, любимых, любящих и знать, что уже никогда не будет такого с тобой? Злость переходила в отчаяние, отчаяние в безнадежность, а безнадежность в застывшую покорностью боль.
- Ты самый противный на свете, опять купил мне цветы!
- Прости несчастного, я забыл, что так нельзя делать. Каюсь!
- Нет уж. Они так быстро завянут, умрут без воды и внимания.
- Вот поэтому я и дарю цветы, - философски протянул он. - Ты же засохнешь без моих знаков внимания.
Сверкнула глазами, изобразив обиду. А потом, потом они начали целоваться.
Если вы думаете, что у духов нет душ, то вы ошибаетесь. Наверное, они не могут уйти насовсем в другой мир, потому что душа у них слишком большая. Она просто не проходит через барьерный порог - полная злобы, страха, боли или другого чувства. И сейчас Денго слышал визжание, вой, внутри все рвалось, словно прогнившая ткань, распадалось на нити и крошилось, причиняя нестерпимое страдание. Так, знаете, бывает, когда отщипываешь кусочками хлеб и катаешь из мякиша шарики. Эта привычка свойственна многим людям. Но никто из них никогда не задумывался, что при этом испытывает хлеб. Как его медленно мнут и ломают... по крохам, не замечая, да что там, просто отказывая хлебу в возможности страдать, умирать, а значит, и жить. Денго чувствовал: с ним сейчас делают что-то схожее. Он захлебывался в бесслезном плаче, словно в кашле, а они целовались.
Осень. Будь она проклята. Никогда воспоминания не скручивают так сильно, как дождливым осенним днем. А особенно, стертые смертью, они жалобно мяукают за пределами, они просятся обратно, замерзшие и голодные. Но Денго силен, он сумеет дать пинка как толстой, порыжевшей толстухе Осени, так и своей памяти. Только самые глупые из духов пытались вспомнить о своей прошлой жизни, только самые недальновидные пускали в себя дымный воздух воспоминаний.
По мокрому черному асфальту брел пьяница. Это было видно по походке: колеблясь из стороны в сторону, но не падая, шатаясь и дергаясь, словно игрушка на веревочке, он двигался навстречу Денго. Больные и уставшие ходят иначе. Вместе с дыханием наружу просачивался запах - мерзкий, помятый, тошнотворный привкус порока. Что и говорить, Денго любил этот запах, он делал его сильнее.
- Стыдно, как стыдно, - скулил пьяница. - Я упал два раза на глазах у соседей... Я же хотел только пригубить... один глоточек, чтобы меньше болела голова и прибавилось света. Темно, все время темно, и потому я не могу удержаться. Глоточек, чтобы не тряслись руки, и не было бы так страшно. Глоточек, и я буду сильным и смогу бросить пить.
Денго коснулся его плеча, прижался к щеке, впитывая в себя стыд, осознание беспомощности и безнадежности.
- Все время это мерзкое, серое утро. Небо хмурое, земля предательски расползается под ногами жидкой грязью, так что носки всегда мокрые. Нужно куда-то идти и просить, нужно успеть доделать работу и бежать-бежать.
Образы наполнили духа до краев: холод, брезгливость тела к самому себе - грязному, провонявшему, отекшему.
- Любовь. Какая она?- Денго влился в застывшую от судороги душу, в скелет, чей остов искажен, недвижим и пуст.
-Любовь?.. Часто доносится из телевизора. Насквозь чужое, будто из другого мира. Образы модных обложек, кричащих красок и дорогих цен, того, что ты не можешь себе позволить. В сознании зависла картинка зубной пасты - девушка старательно растягивает рот, не слышно ни звука, зато видны неестественно белые, ровные зубы. Может быть, это любовь? Кажется, было что-то... Таня, а может быть, Таша, длинные волосы, поцелуи на лавочках. И еще запах хвои, зеленое на снегу, и блестящие, ярко сладкие мандарины.
О-ох, бедный Денго. Живой, обреченный существовать еще минимум года три, пьяница ничего не знал и не хотел знать о любви. А он, бесплотный и невидимый дух, по-прежнему страдал и грезил. А зачем? Ведь нет, и не было ничего! Или, может быть, было?..
Денго завертелся на месте, свистя и всхлипывая. Он бросился прочь, полетел вдаль, догоняя улетающих птиц, только в отличие от них, не мог улететь далеко.
Холодные сумерки. Обернуться яркой бумагой и застыть в мертвой улыбке игрушки под множеством бантиков и оберток. Или же в куртку... теплую и поношенную, такую же знакомую, как собственный запах, которого ты не можешь почувствовать. Денго не мог ощущать холод, он сам был им. Но память шевелилась, просыпалась привычками и желаниями давно сгинувшего тела. Память ныла и жаловалась. День и ночь рядом с бродягами и преступниками, душевнобольными и алкоголиками... но что поделать, если они так хорошо кормят его... Только отчего-то с каждым днем холоднее, словно не хватает подкормки, словно медленно гаснет в нем последнее человеческое. Скоро уже и не захочется ничего. Будет легче и проще. Денго закачался, может, это и к лучшему... Но мгновение, и его спеленал ужас - настоящий, живой ужас. Как же существовать дальше, если он лишится последнего?.. Быть думающим сквозняком, метаться по миру и не уметь чувствовать, быть таким, как тот пьяница, только без тела. Лучше вовсе не быть, но он же не может быть и не быть одновременно. Или...
-Холодно. Пойдем домой, я замерзла.
-Давай еще посидим. Скоро появятся звезды. Идем ко мне ближе, брось эти цветы, я согрею тебя...
Было очень тепло, впервые за долгое время. Денго перестал быть, растворившись, слившись с двумя влюбленными, которых он отыскал. И ему не было плохо. Их любовь наполнила его до краев, стала им самим, так, как если бы это он любил. Любить оказалось так просто... всего лишь нужно было перестать быть только собой и стать кем-то еще.
Убаюканный Денго заснул, когда его вместе с букетом принесли в дом, в котором с тех пор долгое время не билась посуда.