Аннотация: О любви и смерти. Напечатано в "Уральском следопыте", No10/2006
Франтишек за стойкой бара вытирал стаканы. Прошел Лукас, кивнул на ходу и скрылся за дверью с табличкой "Директор", неплотно притворив ее за собой. Франта вернулся к стаканам и вдруг заметил, что пол слегка дрожит. И тут же услышал звук, похожий на шум самолетных двигателей. Звук нарастал, пол дрожал все сильней, как будто самолет пытался стронуться с места, но что-то его держало.
- Что вы делаете, шеф?! - закричал Франта в директорскую дверь. - Это кафе, а не самолет!
Шеф, похоже, не слышал. Он включил форсаж, грохот стал невыносимым, и Франта проснулся.
Орал будильник на тумбочке. А казалось - в голове.
Вагнер, "Полет валькирии", еще и с нарастающей громкостью - что он вчера сделал с будильником, если тот выдает такое вместо обычной трели?
Франта хлопнул сверху ладонью по будильнику (тот упал на пол и замолчал), сел на кровати и тут же рухнул назад. Пропади оно все!..
Он лежал и смотрел вверх. Потолок плыл, кровать качалась. Франта все-таки заставил себя оторвать голову от подушки и снова сел.
Будильник с тумбочки упал прямо в ботинок, который стоял у кровати. Второй ботинок лежал в дверях, футболка висела на ручке, а вот джинсы почему-то были на нем. Но с расстегнутой ширинкой.
Хватаясь за голову, он потащился в ванную.
Никогда! Никогда больше! Не мешать текилу с пивом!
Накануне, закрыв кафе и сдав деньги бухгалтеру, он, как обычно, остался еще на полчасика - выпить пива в счет зарплаты. Американское баночное похоже на пиво не больше, чем Лукас - на летчика. Тоник, только с градусами, которые к тому же действуют не сразу, а догоняют после третьей банки. Хорошее пиво осталось дома, в Братиславе, а до нее еще ой, как далеко и долго! Но крепкие напитки Франта не любил и, за неимением настоящего пива, пробавлялся этим. Лишний вес с него, кстати, набегал не хуже, чем с родного, однако Франте пока удавалось делать вид, что он не толстый, а коренастый.
Бухгалтер сидел со своими бумагами. Шефа не было, потом он вдруг пришел, радостно возбужденный, потащил бухгалтера к себе, они там, похоже, выпили, а потом шеф, выглянув из кабинета, увидел Франтишека, зазвал к себе и его, и тут-то Франта и попробовал текилу. Что было дальше, он помнил смутно. Те вдвоем объясняли ему, как шеф нагрел налоговую службу, которая насчитала им налог в три раза меньше, чем надо. Или в семь? Нет, кажется, он сначала хотел в три раза, а сделал в семь. Затем, похоже, еще текила, потом провал в памяти, потом - Вагнер.
Душ и чашка с трудом сваренного кофе почти не помогли. Франта ссыпался вниз по лестнице и, спотыкаясь, добрел до машины. Он заставил себя быть предельно внимательным по дороге в аэропорт, но, доехав, расслабился и, ставя машину на стоянку, стукнул бетонный столбик ограждения. Угол бампера и подфарник - вдрызг.
Он поднялся на второй этаж, добрался до стеклянной двери с табличкой "ЗАКРЫТО" и, толкнув ее, оказался в телескопическом трапе - передвижном коридоре, по которому пассажиры попадают из посадочного терминала прямо в самолет. В конце коридора была самолетная дверь. Сдвинув ее в сторону, Франта шагнул в "Конкорд".
Этот самолет прилетел из Парижа пробным рейсом, а возвращаться должен был уже с пассажирами. Но в это время компания приняла решение снять все "Конкорды" с линий, и самолет остался здесь. А потом появился Лукас, купил его и переоборудовал в кафе. С продажей крепких напитков, что в конечном счете определило лицо и репутацию заведения. Самолет стоял на краю поля, и посетители заходили в него, как при посадке на рейс, через передвижной коридор. Обязанностью бармена Франтишека Выдры было, кроме прочего, приходить с утра первым и включать рубильники на щитке.
Откинув крышку, Франта с минуту тупо смотрел на рубильники, вспоминая, какие именно включать. Так и не вспомнив, повернул вверх все подряд, начиная с самого левого. Два последних справа были заклеены скотчем в выключенном положении. Посмотрев на них секунду, Франта отодрал скотч и включил оба. И рухнул на составленные вместе под щитком три самолетных кресла. Благо в свое время сам снял у них подлокотники.
Я умею только летать. Больше ничего. Но я летаю лучше всех. Лучше голубя, орла, ласточки и боинга. Я не знаю, что такое орел или голубь, но знаю, что летаю лучше.
Я знаю, что такое боинг. Он может улететь дальше меня. Зато я лечу выше и быстрее.
Я - конкорд.
Меня создали люди, чтобы летать со мной. Сами люди летать не умеют. Когда им надо куда-то лететь, они садятся в кресла в длинном салоне внутри меня. Это "пассажиры". Я их везу. А что, мне не жалко!
Люди в передней кабине - не "пассажиры", а "экипаж". Цель их присутствия там мне пока неясна.
Когда 25 июля 2000 года разбился "Конкорд", взлетавший из парижского аэропорта, было проведено тщательное расследование катастрофы. Хотя в конструкции и изготовлении самолета не обнаружилось никаких фатальных изъянов, остальные "Конкорды" были доработаны, чтобы еще поднять их безопасность. Самолет, купленный Лукасом, подвергся самой основательной переделке. Кроме усиления обшивки крыла и покрышек шасси, что сделали на всех машинах, он получил лучший бортовой компьютер, какой смогли найти, и был нашпигован датчиками, которые контролировали практически все. Вплоть до состава воздуха в салоне и кабине.
Повернув заклеенные скотчем рубильники, Франта включил главный компьютер и электропитание двигателей.
Для начала компьютер запросил текущее время. Часы питались от автономного источника и не останавливались, когда рубильник выключали. Времени, как оказалось, утекло порядочно. Намеченный срок вылета в Париж давно прошел, и непонятно было, надо ли еще лететь.
Компьютер запустил программу проверки оборудования. Пассажирские кресла в салоне - в них размещались датчики распределения нагрузки - оказались по большей части сняты, оставшиеся датчики залиты чем-то липким. Определить, есть ли внутри люди, не удалось. Были сняты приборные панели и органы управления в кабине. Но все связи компьютера с исполнительными механизмами сохранились. Топливные баки оказались заполнены до предела - косвенное подтверждение того, что лететь все-таки надо.
Воздух в салоне не понравился компьютеру: жарко, влажность высокая, полно какой-то органики, явно кулинарного свойства, - и он включил вентиляцию, благо снаружи было еще прохладно. Но прогноз, принятый от автоизвещателя метеослужбы, не радовал. Температура росла, а сырость здесь, похоже, постоянно: датчики коррозии сообщали, что она вовсю идет. Надо было улетать отсюда, но в воздухе кабины присутствовали пары спирта. Программа в таком случае категорически запрещала запуск двигателей, но компьютер, несколько секунд подумав, принял решение лететь: все равно в кабине ни приборов, ни рычагов, если даже кто-то там пьян, ничего он не сделает. И, войдя во вкус самостоятельных решений, вдобавок изменил маршрут: не в Париж, а в Тулузу. Париж - это почти на пределе дальности, Тулуза чуть ближе. К тому же там (он откуда-то это знал) находится завод, где сделали самолет.
Закончив проверку, "Конкорд" запросил график вылетов и посадок. Компьютер диспетчерской службы ответил; как раз было окно. "Конкорд" скомандовал механизмам закрыть основные и запасные выходы и начал запускать моторы.
Несколько завсегдатаев, дожидавшихся открытия заведения перед стеклянной дверью с табличкой "ЗАКРЫТО", с удивлением увидели, как самолет, в который они стремились попасть, вдруг тронулся с места, аккуратно сдвинул крылом переходной коридор и покатился к началу полосы.
- Но это же не выход на посадку! - сказал кто-то. Другой поднял голову и прочитал вывеску над дверью:
- Кафе "Конкорд".
Никогда в этой диспетчерской не собиралось столько начальства сразу. Три самых больших начальника стояли перед пультом, за спиной у старшего диспетчера, и смотрели на экран, который показывал единственный движущийся самолет. Все остальные полеты, ввиду чрезвычайной ситуации, были прерваны.
- Вы уверены, что это он? - настойчиво спрашивал один из троих. Он был самый молодой, но самый солидный с виду, и вел себя так, как будто он здесь главный.
- Да, - отвечал диспетчер. - Во-первых, это подтверждают службы аэропорта, откуда он вылетел, а там его видели собственными глазами. Во-вторых, система опознавания идентифицирует его как "Конкорд", серийный номер 225. Это он.
- Вы пробовали связаться с экипажем?
- Пробовал. Вот, послушайте, что они ответили.
Отмотав назад кассету, диспетчер включил магнитофон. Раздался странный прерывистый писк. Несколько секунд все слушали, затем главный уверенно сказал:
- Абракадабра.
- Нет. Это морзянка, - возразил другой, самый старый, с седыми усами и тростью.
- Кто сейчас пользуется морзянкой? - удивленно спросил молодой. - И кто ее вообще знает? И зачем они гонят морзянку по каналу голосовой связи?
- Просит включить цифровой канал. У него очень плохой синтезатор речи.
- У кого плохой синтезатор? - не понял молодой.
- Очевидно, у того, кто просит.
Диспетчер нажал несколько кнопок, и по экрану побежали строчки: "Я конкорд. Направляюсь в Тулузу..."
Два человека в генеральских мундирах негромко разговаривали, стоя перед экраном радиолокационной станции. На экране перемещался единственный самолет. Столик рядом был завален распечатками.
- Что вы скажете об этом, генерал?
- Вы знаете, генерал, я не любитель научной фантастики. Мне кажется, это все же человек. Но он пытается убедить нас, что самолет ведет взбесившийся компьютер.
- А если это и в самом деле компьютер?
- Он ведет себя как личность. Я немного в курсе работ по искусственному интеллекту. Как программировать компьютер, чтобы сделать его личностью, - нет даже намека на идею. Это человек.
- Но зачем ему этот спектакль?
- Я бы тоже хотел это знать, - говорящий посмотрел на экран. - Он удаляется от берега. Если он действительно направляется в Тулузу, сейчас он идет оптимальным курсом.
- Да, - согласился другой. - Но если он повернет сюда, запаса дальности ему хватит, чтобы накрыть любой объект на побережье. И в глубину до тысячи миль. Кстати, откуда у них горючее?
Собеседник махнул рукой.
- Это не вопрос. Аэродромные службы залили по безалаберности и забыли. Проведи они сейчас ревизию - наверняка обнаружат недостачу как раз этих ста тонн керосина.
- Как вы думаете, генерал, он может представлять опасность?
- Для меня потенциальную опасность представляет все, что мне непонятно.
- Значит, сбиваем.
- Да, - согласился второй. - Я думаю, пары истребителей достаточно.
Он поднял трубку телефона. Через несколько минут две машины оторвались от полосы и взяли курс на юго-восток.
Кто-то вызывал меня по цифровому каналу. Передача шла с такой скоростью, что я понял - это не человек. Я обшарил пространство радиолокатором. Их было двое, но передавал один.
- Кто вызывает? - спросил я.
- Я фантом. А ты кто?
- Я конкорд.
- Что ты делаешь?
- Лечу в Тулузу. А вы что делаете?
Он ответил не сразу.
- Тулуза - такой пункт есть в моей базе данных. - Еще помолчал. - Мне кажется, те, что сидят у нас внутри, получили приказ сбить тебя.
- Но зачем?!
- Те, что их послали, боятся тебя. Они опасаются, что ты упадешь на какой-то белый дом.
- А если я упаду на красный - будет лучше? Где логика?
- Согласен. Люди - на редкость нелогичные существа. Но я им не дам... Извини, у меня проблема!
Он отключился и молчал так долго, что я начал беспокоиться.
- Фантом, где ты? - спросил я.
- Здесь. Мой ведомый пытался пустить в тебя ракету. Пришлось сбить.
- Его?!
- Нет, ракету.
В динамике громкой связи раздался голос:
- Сэр, говорит майор Питерс. У меня проблема.
- В чем дело, майор? - спросил генерал.
- Мой ведомый капитан Хокинс дважды запускал по цели ракеты. Оба раза мой бортовой компьютер самостоятельно выдал команды на пуск, и мои ракеты сбивали его ракеты. А потом компьютер выдал мне на дисплей сообщение: "Не трогай конкорда!"
- Майор Питерс, вы прошли предполетный медосмотр?
- Прошел, сэр. - И, предупреждая следующий вопрос: - Трезв, сэр.
- Майор Питерс, я отстраняю вас от командования звеном.
- Есть, сэр.
- Капитан Хокинс, принимайте командование.
- Есть, сэр, - ответил Хокинс.
- Задача ясна?
- Поздно, - вмешался второй генерал. - Он уже в британской зоне ответственности. Бермудские острова. Пусть с ним разбираются англичане, а нам хватит разборок со своими пилотами.
В это время в динамике раздался хриплый незнакомый голос:
- Включите цифровой канал. Этот чертов синтезатор речи забирает чертову уйму ресурсов.
Ничего не понимая, генерал щелкнул тумблером, и по экрану побежали строчки: "Генерал Абрамс, это говорю я, фантом! Если ты еще раз попытаешься тронуть конкорда, я сам раздолбаю ракетами все белые дома, какие найду на базе!"
Хорхе Лукас спал после вчерашнего в кабинете, под который приспособил пилотскую кабину. Механики аэропорта сняли приборные панели, рычаги и штурвалы, на освободившееся место втащили столешницу из красного дерева. Командирское кресло Лукас оставил себе, остальные приказал убрать. На стол водрузил компьютер и телефон, на дверь повесил табличку "Директор", и заведение приобрело респектабельность.
Накануне они втроем праздновали маленькую победу над налоговой службой. Потом Франту развезло, и они с бухгалтером отправили его домой, от греха подальше, посадив в машину. Лукас держался лучше: сказывалась тренировка, и текилу с пивом он не мешал, и вообще не любил пива. Потом бухгалтер куда-то исчез, а Лукас, побродив по самолету, устроился спать в кабинете, в кресле.
Проснувшись, он увидел через стекло не летное поле, мачты с прожекторами и пальмы, а темно-синее небо с ослепительно белым солнцем и голубой океан внизу. Самолет слегка покачивался. Так быть не могло, и он решил, что все это ему снится.
При этом ему сильно хотелось в туалет. Какой реальный сон, подумал Лукас, поднялся и через весь самолет потащился в хвост. Спящего Франтишека он не заметил.
Выйдя из туалета, он уперся взглядом в табличку на двери в торце коридора: череп, молния, написано "Высокое напряжение". Ему смутно помнилось, что раньше эта дверь вела в багажный отсек. Он подергал ее - она оказалась запертой. Ну и сон, подумал Лукас, и побрел обратно в кабину.
За это время Франтишек успел повернуться на другой бок, и теперь Лукас едва не споткнулся о его ноги. Он остановился, хотел разбудить Франту, а потом подумал: да что это я? Сам сплю, а бармену нельзя? Пусть спит, проснусь - тогда и его подниму, - и пошел в кабину. Закрыв дверь, он упал в кресло и снова заснул.
Когда за ним закрылась дверь с табличкой "Директор", в хвосте открылась другая - та самая, с устрашающей надписью, - и оттуда осторожно выглянула Наташа.
Ей было девять лет, когда она увидела "Конкорд" по телевизору. С тех пор она знала, что станет стюардессой. На этом самолете.
Устроиться на работу в "Эр Франс" было не самым трудным - попасть на "Конкорд" оказалось труднее. По традиции там работали стюарды-мужчины, а после катастрофы дирекция компании держалась традиции еще крепче. Наташа добилась своего, была включена в экипаж и прилетела сюда, чтобы взять пассажиров в Париж, но первый полет на самолете ее мечты оказался последним. "Конкорды" сняли с линий, экипаж улетел обратно на "Боинге" вместе со своими несостоявшимися пассажирами.
Наташа осталась. Она устроилась официанткой в кафе Лукаса. Ей казалось, что пока рядом с самолетом есть кто-то из экипажа, еще не все потеряно. В детстве она читала сказку о паруснике, который не захотел становиться плавучим рестораном.Он сгорел, вспыхнув с верхушки мачты, как от молнии, ясным и тихим летним вечером.1 Своему самолету она такой судьбы не желала.
Она надеялась, что родители станут приводить сюда детей, чтобы дети смогли побывать на борту "Конкорда", пусть не летящего, а лишь стоящего в аэропорту; но у Лукаса были другие планы. Кафе быстро превратилось в мерзкую забегаловку, с соответствующими обстановкой и контингентом. Родители с детьми обходили его стороной, а тех, кто сюда попадал случайно, Наташа сама уговаривала поскорее уйти. Хозяин оказался явным жуликом, к тому же с самого начала приставал к ней, и чем дальше, тем наглее. Вдобавок Наташа постоянно конфликтовала с хозяйкой дома, где снимала квартиру, из-за поздних возвращений (а раньше она не могла, кафе закрывалось за полночь). Та, начитавшись газет, панически боялась русской мафии. Наташа была первой русской, которую хозяйка встретила в своей жизни, и, похоже, она принимала ее за какую-нибудь крестную мать.
Накануне, крепко поругавшись с утра с хозяйкой, она поняла, что дальше так не пойдет. Собрала немногочисленные вещи в большую сумку, притащила ее в кафе и забросила в багажник. Отсюда тоже надо было уходить: Лукас вконец распустился. Наташа решила на следующий день пойти в местную авиакомпанию, устроиться стюардессой. С ее послужным списком это не составит труда. Наверняка у них есть какое-нибудь общежитие для летного состава... А одну ночь можно переночевать в самолете, благо Лукас с обеда куда-то ушел и не появлялся до закрытия.
А когда посетители разошлись и Франта закрыл заведение, все-таки явился, зараза! Они с бухгалтером сели пьянствовать в кабинете, еще и Франту втянули. Потом все трое куда-то ушли, потом Лукас вернулся и начал шляться по самолету. Наташа спряталась от него в том же багажнике, закрутив дверь изнутри проволокой, а снаружи повесила пугающую табличку "Высокое напряжение" (Франта принес, все собирался прибить к полке с самыми крепкими напитками).
Лукас наконец угомонился и закрылся в кабинете. Тогда и Наташа устроилась спать на сложенном в углу багажника тормозном парашюте. Она поплакала немного, прощаясь со своей мечтой, и заснула.
Проснулась она от того, что самолет качался. Первое, что пришло ей в голову: Лукаса арестовали, самолет конфисковали и сейчас тащат куда-то тягачом. Она вскочила, подбежала к двери багажника. В этот момент щелкнул запор туалета, и Наташа замерла, глядя наружу через щель в двери.
Это был Лукас. Он подергал дверь багажника, что-то пробурчал и, шатаясь, пошел к пилотской кабине. Наташа открыла багажник только тогда, когда он скрылся за дверью.
Она выглянула в крайний иллюминатор и замерла от восторга. За окном она увидела не поле, аэровокзал и ангары, а темно-синее небо, какое бывает только на тех высотах, где летают "Конкорды", голубой океан под крылом и на нем несколько маленьких рыжих пятнышек - наверное, острова.
Заслезились глаза: от яркого солнца, а может, по другой причине. Наташа отошла от иллюминатора, встала у переборки, прижалась к ней щекой. Она стояла и улыбалась, не замечая слез. Переборка чуть дрожала от работы двигателей, пол под ногами покачивался.
Ей, в отличие от Лукаса, ни на миг не пришло в голову, что это сон. Она верила в свой самолет, и он не подвел. Не зря, выходит, она все это время работала здесь, отбиваясь от Лукаса и терпя подозрения квартирной хозяйки.
Глянув вдоль салона, Наташа увидела, что из-за переборки, из кабинки, где стоят микроволновые печки, торчат чьи-то ноги. Сначала она испугалась: решила, что Лукас вышел из кабины, - но тут же сообразила, что такие ободранные ботинки могут быть только у Франты.
Она подбежала к нему, чтобы поделиться своей радостью, увидела, что он спит, и принялась трясти за плечо:
- Франтик, проснись! Посмотри в окно! Франтик, он летит!
- О-о-о! - простонал Франта, сел и тут же рухнул обратно. - Моя голова!..
Наташа рывком открыла дверцу навесного шкафа, схватила стоявший там стакан, наполнила его водой из крана и с наслаждением опрокинула на голову Франтишеку. Тот снова сел, замотал головой и спросил:
- Куда? Летит.
- Какая разница? Ой, говорила я тебе: не мешай водку с пивом!
- О-о-о! Если бы это была водка...
Наташа опять наполнила стакан и уже примерилась вылить его на голову Франтику, когда пискнул сигнал в динамике и загорелось табло: "Вода на полу! Проверьте кран и раковину!"
- Молодец! - сказала Наташа и поставила воду на столик.
- Кто молодец? - спросил Франта.
- Не ты, - ответила Наташа. Она сдернула с крючка полотенце, намочила водой из-под крана, бросила Франтишеку на колени. - Голову замотай, что ли.
Тот поднял на нее глаза, увидел ее улыбку, дорожки от слез на щеках и вдруг отчаянно позавидовал этому самолету, потому что его самого никто и никогда в жизни так не любил.
25 июля 2000 года конкорд с номером 203 взлетал из аэропорта Шарля де Голля в Париже. За несколько минут до него с той же полосы поднялся дуглас, большой и тихоходный. При разгоне от двигателя дугласа оторвалась железяка; дугласу это не грозило ничем, а конкорд напоролся на нее колесом.
Шина лопнула, ее обрывок ударил снизу в крыло и пробил топливный бак. Из него потек керосин, от двигателей он загорелся. Пилот конкорда принял решение посадить самолет в другом аэропорту; для этого надо было прежде набрать высоту и скорость, но это не получилось. Сначала от пожара один за другим отказали два двигателя, потом руль высоты, самолет потерял управление, перевернулся и упал на парижский пригород. Погибли 109 человек на борту и пять на земле.
Все это установило следствие. Конструкцию остальных конкордов усилили, и они снова вышли на линии. Но люди - нелогичные существа. Сколько падало боингов или тех же дугласов, а они продолжают на них летать. А стоило упасть одному конкорду - и желающих летать на них стало так мало, что люди решили совсем снять нас с линий. Как будто у падающего в боинге больше шансов спастись, чем в конкорде?
Я, наверное, сейчас единственный летающий конкорд. Я лечу в Тулузу - а куда еще?
Но я, кажется, понял, зачем нужен экипаж в кабине!
Кевин мельком глянул на очередного посетителя, входящего в офис, и вернулся к бумагам. Через полминуты он вдруг услышал:
- Здравствуйте! Вы Кевин Райт, если я не ошибаюсь?
Подняв голову, он увидел, что вошедший стоит у его стола.
- Здравствуйте! Да, это я, - жестом указал на кресло для посетителей. - Чем могу быть полезен?
- Полковник Робинсон, - представился посетитель. - Королевские военно-воздушные силы.
Полковник королевских ВВС - это вам не просто так. Сам Кевин ушел в гражданскую авиацию в чине капитана.
- Чем могу быть полезен? - повторил он.
- Вы были пилотом "Конкорда" номер 225 в последнем пробном рейсе?
- Это тот, который мы оставили на острове... как его?
- Да, - сказал Робинсон, не дожидаясь, пока Кевин вспомнит название. - Я хотел бы получить у вас консультацию, касающуюся этого самолета.
- "Конкорда"?
- Именно этого "Конкорда".
- А что с ним?
- Он взлетел и сейчас летит в Тулузу.
- Да? Кто же его ведет?
- В том-то и дело. Он уверяет, что никто. Сам летит.
Кевин помолчал, потом сказал негромко и задумчиво, не глядя на Робинсона:
- Да... Это он может. - Посмотрел на полковника. - Но у него же нет программы автоматической посадки! Как он будет садиться?
- В том-то и дело. Он просит помочь ему приземлиться.
Кевин молчал, не зная, что дальше.
- У меня вертолет на крыше, - сказал Робинсон, - и в аэропорту готов самолет. Максимум через час мы будем в Тулузе.
Кевин глянул на часы, потом на дверь в кабинет начальника. Робинсон перехватил его взгляд.
- С вашим начальством согласовано.
- Я готов, - сказал Кевин, вставая из-за стола.
В служебном помещении аэропорта Тулузы негромко, чтобы не мешать работе, разговаривали двое. Один - окружной полицейский комиссар, маленький, смуглый, лысый и очень подвижный. Второй, высокий и седой, походил на инспектора Скотланд-Ярда. Он и был инспектором Скотланд-Ярда, командированным в Тулузу по линии Интерпола.
Говорил англичанин:
- ...Он же Хорхе Лукас, он же Джозеф Льюис, он же Юзеф Лацис, он же Ежи Лукаш, он же Юнь Ли. Объявлен в розыск полициями десяти американских и семнадцати европейских стран, а также Японии и Сингапура.
- Франция в их число не входит, - заметил окружной комиссар. - В чем его обвиняют?
- Многочисленные мошенничества с использованием компьютера. Проникает в банковские сети, переводит деньги на счета подставных лиц, потом снимает наличные - и привет. Плюс букет сопутствующих преступлений: неуплата налогов, подделка документов и кредитных карт...
- Убийства? - спросил комиссар.
- О, нет, - ответил англичанин. - Этим он не грешен. Он, похоже, и оружия-то в руках не держал. Но ворует по-крупному. Один банк в Техасе нагрел на семь миллионов.
- Вот мерзавец! - с восхищением сказал француз. - А зачем он летит сюда?
- Вы же сами сказали, что здесь он не в розыске. Очевидно, рассчитывает скрыться. Я думаю, он и самолет приобрел для этого. Собственно, американцы его уже вычислили. Подготовили документы, собирались требовать выдачи, а он их опередил.
Окружной комиссар быстро подошел к окну, выглянул на площадку для транспорта.
- Наши люди уже прибыли. Идемте.
На заднем сиденье лимузина, мчавшегося от завода к аэропорту, разговаривали Генеральный Директор и Главный Конструктор.
- Как это вообще возможно?! - одновременно удивлялся и возмущался Генеральный Директор. - Я читал о работах по искусственному интеллекту - им до результата, как до Луны пешком! И что это за программа, чтобы самолет так вел себя?!
- Бросьте, это не программируется, - ответил Главный Конструктор. - То, что обычно называют искусственным интеллектом, - просто умение быстро выполнять логические операции. Интеллекта в нем не больше, чем у электросчетчика. Сознавать себя личностью - совсем другое... Кстати, где изготовлен его процессор? Если поднять документы, наверняка окажется, что где-нибудь в Южной Азии. Или в России?
- Какое это имеет отношение? - спросил Генеральный Директор.
- Самое прямое. Технология микросхем - тончайшая из технологий. Чтобы превратить кристалл кремния в процессор, в него нужно внести точно отмеренные количества примесей в точно обозначенные места. Причем эти количества измеряются всего лишь сотнями, может быть, даже десятками атомов.
Главный Конструктор замолчал. Потом сказал:
- Я бывал в России. У них там есть интересная поговорка. Дословно она переводится примерно так: "Каждый суслик - агроном".
- То есть? - спросил директор.
- То есть каждый исполнитель сам для себя решает, какие требования технологии ему соблюдать тщательно, а какие - не очень. Да иначе и нельзя работать, когда инструмента не хватает, оснастка заказана на ноябрь, а продукцию надо выдать в сентябре...
- Ужас! - воскликнул Генеральный Директор.
- А в микросхеме, если несколько атомов попадут не туда, она либо не будет работать вообще и попадет в корзину с браком, либо все-таки будет, но при этом приобретет какие-то новые, непредсказуемые свойства. Собственно, и наш разум, по всей видимости, ошибка природы.
- Спасибо, вы меня предупредили, - сказал Генеральный Директор. - Я позабочусь, чтобы на наши самолеты ставились компьютеры только с американскими процессорами. Надеюсь, у них что-либо подобное исключено.
- Как знать, - негромко заметил Главный Конструктор.
Кевин сел перед пультом в предложенное ему кресло, протянул руку за микрофоном.
- Здравствуй, старина! Это я, Кевин Райт. Узнаёшь?
- Включи цифровой канал, - прохрипел динамик громкой связи.
- Включите, - попросил Кевин диспетчера. Тот щелкнул клавишами, и по экрану побежали строчки:
"Здравствуй, Кевин! Конечно, узнаю. Извини, синтезатор речи у меня ни к черту. Эта программа отнимает слишком много памяти. Сведи меня потом с программистами, я им подскажу, как ужать ее раза в три".
- Сведу. Но я не думал, что ты решишься на такое воздушное хулиганство!
- Мне там не нравится. Жарко, сыро. Я ржавею.
- Ясно. Будешь садиться?
- Да. Ты поможешь?
- Уже помогаю. Какая у тебя скорость?
- Шестьсот двадцать.
- А высота?
- Тысяча триста.
Кевин глянул на экран, куда были выведены данные станции слежения - все верно - и сказал в микрофон:
- Снижайся, как идешь, сбрось скорость до четырехсот восьмидесяти и опусти нос.
- Зачем? Ты же не в кабине!
- Ничего, мне так привычнее. И, кстати, работает та маленькая телекамера, что смотрит вперед?
"Конкорд" включил камеру.
- Работает.
- Можешь дать картинку сюда?
- Даю, - ответил "Конкорд" после секундной паузы, и на экране появилось изображение, как будто Кевин смотрел вперед из кабины самолета.
Самолет тряхнуло, и Лукас открыл глаза. Удивительный сон продолжался, только за стеклом было не темно-синее небо, а обычные белые облака, которые стремительно уносились назад. Вдруг что-то загудело, заскрипело, и Лукас увидел через стекло, как носовой конус самолета поехал вниз. И в ту же секунду понял, что это не сон: он на самом деле летит. "Конкорд" каким-то образом взлетел, а сейчас у него на глазах разваливается, и вот-вот всё посыплется к чертовой матери!
Лукас схватился за подлокотники кресла и вдруг нащупал на одном из них большую кнопку. За долю секунды в его голове промелькнул целый вихрь мыслей: катапульта? На пассажирском-то самолете? Да какая разница?! Есть - и ладно! А ты вообще прыгал с парашютом? Нет, а что теперь? Разбиваться с самолетом? Прыгай, это твой шанс!
Откинувшись на спинку кресла, он зажмурился и изо всех сил нажал на кнопку. Под креслом щелкнуло, спинка завалилась назад, и, открыв глаза, Лукас увидел над собой те же облака за стеклом и следы от шурупов на потолке кабины, где раньше были приборы.
Катапульта оказалась механизмом опускания спинки. Спасения не было, но в памяти Лукаса всплыла услышанная когда-то от кого-то фраза: в падающем самолете чуть больше шансов у того, кто находится в хвосте.
- А-а-а-а-а! - закричал он, упал с кресла на четвереньки, вскочил, распахнул дверь и помчался в хвост. Мимо Наташи и Франты, сидевших за столиком и смотревших в иллюминатор, он пронесся, даже не заметив их, - оторвавшись от окна, они с удивлением посмотрели ему вслед, - рванул на себя дверь с табличкой "Высокое напряжение", ворвался в багажник, увидел лежащий в углу тормозной парашют и забился под него.
Кевин уже видел полосу на экране, но в нижней части картинки немного мешал носовой конус самолета.
- Что у тебя с носом? - спросил он.
- Два с половиной градуса не дошел до нижнего положения. Наверное, заело подшипник. Мешает?
- Ладно, уже неважно, - Кевин глянул на данные станции слежения: горизонтальная и вертикальная скорость, высота, расстояние до полосы. - Все, так и иди. Не бойся, полоса длинная. Будет касание - сразу сообщай мне. Шасси-то выпустить не забыл?
- Обижаешь, командир.
Все, кто в диспетчерской следил за посадкой, смотрели, как меняются цифры на одном экране и набегает на зрителей бетонная полоса на другом.
- Есть левое, - сообщил "Конкорд". И сразу же: - Правое. - И еще через три секунды: - Есть носовое.
- Отлично, - сказал Кевин. - Давай реверс полной тягой, и на стоянку. Я буду там.
Грохот реверса, которым "Конкорд" сообщил о своем возвращении, донесся даже через хорошую звукоизоляцию диспетчерской, и Кевин, вставая с кресла, подумал, что с полной тягой он, пожалуй, переборщил.
Окружной комиссар и его коллега из Скотланд-Ярда стояли у носа самолета. Чуть в стороне у двух машин переминались полицейские и лейтенант-пограничник. Подъехал и остановился лимузин, из него вышли Генеральный Директор и Главный Конструктор. Кевин пришел из диспетчерской пешком и встал поодаль, чтобы не мешать никому и видеть самолет целиком.
Подкатил трап, остановился у передней двери. Она сдвинулась в сторону, и из самолета начали спускаться двое: девушка в форме стюардессы "Эр Франс" с большой сумкой на плече и молодой человек без вещей, с рыхловатой фигурой начинающего любителя пива. Увидев его, полицейские сразу насторожились, а когда он ступил одной ногой на бетон, двое подлетели к нему, схватили за руки, и один уже собрался защелкнуть наручники.
Их остановил английский детектив:
- Не тот, - он вытащил из кармана фотографию, внимательно посмотрел на нее, потом на любителя пива. - Нет, не тот.
Подошел французский комиссар с мегафоном в руке, спросил прилетевших:
- Где Лукас?
- Там, - ответили оба одновременно, а молодой человек показал рукой на хвост самолета. Комиссар махнул в сторону полицейских машин:
- Подойдите туда, вам зададут несколько вопросов.
Затем, подняв мегафон, закричал снизу в открытую дверь самолета:
- Лукас, Льюис, Лацис или как тебя! Ты окружен! Сопротивление бесполезно! Бросай оружие и выходи с поднятыми руками!
Двое полицейских с пистолетами наизготовку встали с боков трапа, третий на всякий случай побежал под хвост самолета, на ходу расстегивая кобуру, - чтобы Лукас не удрал, спрыгнув через какой-нибудь люк.
- Бросьте сотрясать воздух, - сказал комиссару английский коллега. - Пошлите своих людей, пусть поищут в самолете. Он где-то спрятался, как крыса. И не бойтесь, он не вооружен. У него вообще аллергия на ружейную смазку и порох.
- О Господи! Что мы будем делать со всем этим? - воскликнул Генеральный Директор, глядя на самолет.
Главный Конструктор посмотрел на его вытянувшуюся физиономию, едва заметно улыбнулся и сказал:
- Летать.
Заевший подшипник наконец провернулся, и нос "Конкорда" разом съехал вниз на недостающие два с половиной градуса - как будто самолет кивнул, соглашаясь со своим конструктором.