Вопреки обычаю, Канцлера похоронили сразу. Митрополит настаивал, чтобы на третий день - по-людски, а не по-басурмански. Директор санитарного ведомства возражал: пойдёт запах - не выведешь, в бункере-то, а сколько ещё сидеть? В итоге решили не ждать.

Похоронить покойника в бомбоубежище - проблема, но решилась она неожиданно просто. В дальнем служебном коридоре пол оказался не бетонным, а земляным: то ли так задумано, то ли строители, которых поджимали сроки, не положили плиты. Или украли (а строили б в наше время - была бы вообще приоритетная версия). Два бойца из охраны лопатами выкопали в земляном полу могилу. Хотели поглубже, а вышло как всегда: в узком коридоре землю складывать некуда, и так-то едва развернулись около наваленной кучи.

Гроба тоже не было. По идее, запас гробов на объекте должен был предусмотреть проектировщик - если он не суеверен... Были на выбор два ящика. Один добротный, деревянный, вроде оружейного, со стальными застёжками и проушинами для замка. К сожалению, по длине он не подходил даже для Канцлера, а если подогнуть покойнику ноги в коленях, то по высоте. Другой - оставшийся от строителей, скорее всего, в нём завозили что-то для отделки. Из хлипкой ДВП, но размер - самое то. Санитар настаивал на деревянном, а когда узнал, что ящик маловат, предложил укоротить покойника: ему-де всё равно. Митрополит его одёрнул, и остановились на ДВПшном. Копать, правда, под него пришлось больше, но не митрополиту.

Засыпав могилу, устроили поминки в штабном отсеке, за большим столом для совещаний. Закусывали тем же, что ели каждый день, только спирта было море разливанное, и как-то очень быстро он ударял в голову. Санитар, в спирте разбиравшийся лучше всех, пил меньше всех. Он подозревал, что смухлевали снабженцы и вместо кондиционного ректификата, равно пригодного и для промывки главной оптической оси, и для чистки контактов бесконтактных датчиков, и просто для приёма внутрь, завезли дешёвую синтетику. Впрочем, снабженцев тоже можно понять: кто бы подумал, что эти припасы вместе с бункером вообще когда-то понадобятся!

Под действием синтетики молоденькая вдова, прежде подавленно молчавшая, чуть разговорилась и, всхлипывая, жаловалась митрополиту, что вот, Миша был такой здоровый... не пил, не курил... у-шу... и не радиация, ведь спрятались же до того, как взорвалось, правда? Святого отца коробило это "Миша", сказанное о человеке, который для него был не иначе как Михаил Иванович; но служба есть служба, и он густым церковным баритоном утешал вдову, что все под Богом ходим, гладил её то по руке, то по голове, задерживаясь чуть дольше, чем пристало священнослужителю, а через стол на него ревниво зыркал директор жандармского департамента. На вдову он имел свои виды, как и на освободившееся кресло.

А санитар думал про себя, что вот такого, здорового и непьющего, резкий переход от нормальной жизни к подземной убьёт скорее и вернее, чем того, кто всю жизнь пьёт, курит и бомжует по подвалам. Потом и его догнала синтетика, и он вместе со всеми орал: "Комбат наш батяня, батяня-комбат! За нами Россия, Москва и Арбат!" - и слеза бежала по щеке, потому что не было уже ни Арбата, ни Москвы, да и России, наверное, тоже. А главжандарм, самый выносливый из всех и потому самый трезвый, теперь так же зыркал на майора Стрельцова, командира батальона охраны. Тот вёл себя скромно, на вдову не претендовал, на кресло, вроде, тоже; да майору и не по чину, чай, не военный министр (а ещё и с этим перетереть - вот же где геморрой!), и вообще здесь оказался случайно: когда объявили тревогу, как раз его батальон нёс службу, а то был бы на его месте совсем другой комбат. Однако у него одного в подчинении боеспособное подразделение. И этот намёк: "батяня"!..

Через пару дней (или не дней, или не пару - часы давно у всех шли вразнобой) жандарма перехватил в коридоре военный министр:

- До могилки сходим? Дело есть.

- Обычай, да? - съязвил жандарм.

- Нет. Пошли, там объясню.

Жандарм полминуты колебался, потом пошёл.

- Запах чуешь? - спросил военный министр, когда пришли на место.

- И за этим ты меня звал?! Да тут всё воняет, мы только не замечаем! И от нас несёт, и из толчка несёт! Как в подводной лодке, каждый пук - навечно!

- Когда пойдёт этот запах, ты в толчке спасаться будешь! Как спасатель тебе говорю. Вот что: наверх надо.

Жандарм посмотрел на бывшего спасателя с испугом.

- Там же радиация!

- Полгода прошло. Должна уже упасть. А тут через два месяца перемрёт половина, а ещё через два остальные, и перед смертью обзавидуются тем, кто помер раньше. Ты знаешь, сколько в воздухе кислорода? - Жандарм помотал головой. - Восемнадцать процентов. И углекислый газ к полпроценту подходит.

- С чего это вдруг?

- Регенераторы не справляются. А скоро совсем сдохнут.

- Какого чёрта! - возмутился жандарм. - Да тут на год рассчитано! На администрацию, кабинет, парламент - обе палаты, между прочим, а не половину меньшей! Плюс обслуга и охрана. Бюджет на замену выделяют регулярно, хозяйство твоё - куда что ушло?

- Это не бюджет, а слёзы. Восемь лет назад заменили, до меня ещё. Поставили, что смогли купить; если б просто украли деньги, стояло б сейчас советское старьё - с ним бы дольше протянули.

Жандарм сильно сомневался, что в самом деле протянули бы дольше; он вообще всегда и во всём сомневался (а служба такая - никому и ничему не верить!). Но промолчал. А военный министр вдруг сказал:

- Вот что: надо послать разведку.

- Ты на меня намекаешь? Так я не разведчик, а контрразведчик.

- Да нет, куда тебя в разведку! Найдём в охране пару чижиков, кого не жалко. Тут другой вопрос: надо бы им не через главный выход, а через какой-нибудь из запасных. Главный-то наверняка спекло в монолит, явно ж туда целили. А запасные могут быть завалены, а который завален меньше - вопрос. Видео, что ли, ещё раз посмотреть?

Министр говорил о записи с камеры, установленной на телебашне: вспышка над городом и движение ударной волны по городским кварталам, то того момента, как камеру снесло вместе с башней. И это была последняя информация, полученная с поверхности.

- Что там разберёшь? - проворчал жандарм. - Снято издали, качество так себе... Слушай, здесь же должны быть какие-то планы, схемы? Может, лучше их посмотрим?

- Должны. У Стрельцова... Ха! Так у него, наверное, и человечек есть, который в этом разбирается. А ну, пошли к Стрельцову!

- Пошли, - кивнул жандарм после секундного колебания, и они пошли.

Нашлись и планы, и человек в подчинении у майора. Не офицер, из вольнонаёмного персонала, но какая разница? Инженер Малышев отвечал за коммуникации. Работал давно, устройство бункера знал прекрасно.

Вместе с ним просмотрели видео, сначала в нормальном темпе, потом в замедленном, потом так медленно, как только можно.

После недолгой паузы инженер сказал:

- Честно говоря, не знаю, что делать. Ясно, завалов тем меньше, чем дальше от эпицентра, но конкретно - где, что и как завалило, - здесь не увидишь. Это же только начальный момент разрушения... Есть другая идея. Тут под городом полно старых ходов, ещё средневековых. Частью пересекаются с нашими коридорами, обычно в этих местах просто заложено кирпичом. И некоторые выходят в метро - там тоже практически свободный проход. Где деревянные щиты, а где вообще две доски крест-накрест. А метро в центре глубокое, должно уцелеть, и выходов много.

Малышев взял со стола один из листов.

- Вот, например. Вот здесь наш кабельный тоннель задевает карстовую полость. Отгорожен кирпичной стенкой. Через полость можно пролезть в ход тринадцатого века, а он уже выходит в тоннель метро, в одну из ниш. Где-то здесь, возле...

- Откуда вы знаете? - перебил жандарм.

- От сына.

- А кто у вас сын?

- Историк. Курсовую писал как раз по этим ходам.

- Так. Студент-историк имеет доступ к секретной информации... Где он сейчас? - Жандарм пристально посмотрел на Малышева. Тот смутился и после короткой паузы ответил:

- Здесь.

- Так. И на каком основании? И как его пропустила охрана?

- Никак, - резко ответил Малышев. - Я задержался на службе, он приехал забрать меня домой. Ждал у вертушки, с той стороны, я вышел, а тут тревога. Все побежали, и он побежал. Охрана, между прочим, первой драпала. И что, я должен был Пашке сказать: тебе сюда нельзя, иди под бомбы? - Теперь Малышев с вызовом смотрел на жандарма. Тот, разумеется, инженеру не верил (служба такая!), но смутился, отвёл глаза на военного министра. А министр сказал:

- Ну, вот и первый кандидат.

- Паша, но почему именно тебя?!

- Скрипач не нужен. - Павел криво усмехнулся; хорошо, что темно, Леся не видит. - Леська, а кого? Отец хотел пойти - его не пустили, он здесь один разбирается в схемах. И хорошо, что не пустили! А я - гуманитарий, к тому же историк. Кому я тут нужен?

- Мне.

Было тихо, очень тихо. В бункере обычно так не бывает: всё-таки не очень большое пространство, в котором заперто довольно много людей, пусть даже меньше половины тех, на кого рассчитано, - потому что остальным не сказали, что надо бежать спасаться... Везде люди, и негде остаться вдвоём; и тогда Леся, беспардонно пользуясь служебным положением, провела Пашку в самое укромное место бункера - в спальню канцлерской четы, у которой Леся работала горничной - и под землёй, и в прежней, добункерной жизни. Место она получила, можно сказать, по протекции: её отец служил у Канцлера шофёром.

После смерти Канцлера вдова сюда почти не заходила, ночевать устраивалась в других местах. Вот и сейчас она была не здесь...

- Пашка, обещай мне, что вернёшься! - Леся схватила его за руку.

- Леська, обещать-то не проблема. Проблема - вернуться.

Он замолчал, потом, после паузы, сказал:

- Леська, тебе, наверное, надо... в общем, даже если я вернусь, не стоит тебе со мной связываться.

Пальцы, сжимавшие его запястье, сразу ослабли; Леся спросила чужим голосом:

- Почему?

- Потому что я там схвачу дозу. Наверное, не смертельную, но если у нас будут дети... А будут, вряд ли уцелела какая-то промышленность, что фармацевтическая, что резиновая... В общем, стоит тебе поискать другого отца для своих детей.

Она снова сжала его руку, сильней, чем в первый раз, даже ногтями вцепилась, и резко сказала, почти крикнула:

- Не смей так говорить! - Потом ослабила пальцы и продолжила уже другим тоном:

- Папа сказал, что пойдёт с тобой.

- Олег Петрович?! Его-то кто послал?

- Никто. Сам вызвался. Сказал: ты - гуманитарий, второй должен разбираться в технике. Говоришь, скрипач не нужен - а кому нужен шофёр? Тем более - его пассажир... того.

Она замолчала, потом отпустила его руку и тихо сказала:

- Паша, мама и Маринка остались там. - Он не видел, но чувствовал, что она из последних сил старается не разреветься. - У меня теперь только папа и ты. Пожалуйста...

Она замолчала. Павел понял, что больше она ничего не скажет, просто не сможет.

- Я постараюсь, - сказал он. И добавил после секундной паузы: - Мы постараемся.

- Пашка, ты всю дорогу впереди шёл, теперь давай я. Там были твои ходы, ты их лучше знаешь, а тут не заблудимся. Не лезь вперёд батьки в пекло. Мне зять нужен живой, а лучше здоровый.

- Да я и не лезу... Олег Петрович, шум слышите? Что это?

Оба прислушались. Они стояли и отдыхали стоя, потому что сесть было некуда, под ногами грязь и сырость; в защитном костюме пусть и не вымокнешь, но холод-то проберёт. Ну, хотя бы разогнуться, встать в полный рост - и то отдых. По кабельному тоннелю ползли на четвереньках, хорошо - кладку не пришлось самим ломать. Кладку ломали другие, пока их на скорую руку учили обращаться с полевым телефоном, замерять уровни радиации радиометром. Проверять воздух на отравляющие вещества - этому даже и учить не стали, только сунули инструкцию вместе с индикаторными трубками и войсковым прибором химической разведки. На всякий случай: вряд ли враг после ядерного удара нанёс ещё и химический, но положено - и положили...

Через карстовую полость тоже пришлось ползком, а по подземному ходу шли уже на двух ногах, но пригнувшись: ход был низкий. И всё время на подъём, и груз немалый, одна катушка с кабелем сколько весит.

А потом, как и обещал Павел, ход вывел в другой коридор. Здесь можно было распрямиться, и потолок не земляной, а каменный. И они остановились отдохнуть...

- Где шум? - Олег Петрович прислушался. - Кто ж его знает? Ладно, пошли. Погоди, кабель чуток смотаю, надо слабину выбрать.

Он присел на корточки и начал крутить ручку. Кабель зашуршал, наматываясь на катушку, а потом раздался глухой удар, и их едва не сбил с ног толчок воздуха из хода, по которому они недавно прошли.

- Что это?!

- Похоже, обвал, - сказал Павел. Олег Петрович поднялся, посветил в ход фонариком. Павел схватил его за рукав. - Не ходите! Может ещё обвалиться.

Шофёр вернулся к катушке, снова стал крутить ручку, и после пары оборотов кабель натянулся.

- Засыпало. Надо бы связь проверить.

Подключили телефон. Связь, к счастью, была.

- Ладно. Размотаем, сколько хватит кабеля, потом отсюда свяжемся. Здесь, вроде, потолок надёжный, не упадёт. Радиацию проверял?

- В пределах фона.

- Пошли.

Вскоре кабель кончился. Катушку поставили боком на землю, на неё - телефон. Здесь снова услышали странный звук, больше всего похожий на шум поезда в тоннеле, - оба так подумали, и оба промолчали, потому что этого не могло быть.

Ход круто пошёл вверх; под ногами было что-то похожее на ступени, только осыпавшиеся от времени - или им показалось. Идти было тяжело, и дышалось тяжело, до звона в ушах.

Подъём внезапно кончился, они оказались в коротком горизонтальном коридоре, в конце которого был виден слабый свет, и в этом свете - две доски, крест-накрест перекрывающие выход. А потом раздался тот же шум, уже точно - идущего поезда, и этот поезд промчался перед ними: огни, люди в вагонах.

- Что это?! - спросил Олег Петрович.

- Может, восстановили уже? - неуверенно сказал Павел.

- Да не может быть! А ну, давай туда, разберёмся!

Отрезок коридора они проскочили почти бегом. Отбросили доски...

- Налево! - скомандовал Павел: он знал, куда идти.

- Пашка, вот с этой шиной осторожно! Под напряжением!

Платформа была в какой-то сотне метров. По железной лесенке они взлетели на платформу - Павел, вопреки обещанию, бежал первым, - и тут вдруг Олег Петрович осел на ступеньку, сказал: " Погоди, Пашка..." - и потерял сознание. Павел тоже едва держался на ногах - он считал, что их вымотал переход. Впереди светилась чуть приоткрытая дверь служебного помещения, и он бросился туда. Распахнул дверь, увидел двух человек в форме метрополитена.

- Помогите! Олегу Петровичу плохо... - И сам по дверному косяку сполз на пол.

- Михаил Иванович! Ну, сколько ещё?! Анализы эти... Мы ж здоровые!

Человек в белом халате накануне представился Михаилом Ивановичем (точно так же, как звали покойного Канцлера), но кто он такой - не сказал. Павел подозревал, что психиатр, а им не говорит, чтобы не волновать.

- Потерпите ради науки. Полгода в бункере, ещё и без подготовки - уникальный эксперимент. Впрочем, можно вас и выписать, под обязательство приходить по вызову для обследований. Согласны?

Олег Петрович и Павел, чтобы выйти из больницы, были согласны на всё.

- Так вот, - продолжал человек в белом халате, - вам слово "пранкеры" что-нибудь говорит?

Павлу говорило. Олег Петрович слышал, но не знал, что это такое.

- Шутники, только технически продвинутые. Устраивают более или менее глупые розыгрыши посредством телефона, Интернета. А здесь собрались трое ребят - прямо скажу, талантливые. Один - видеорежиссёр, аниматор, словом, художник. Он и сделал всё видео, начиная с новостей. С фермеров. И видео с телебашни - тоже он. А ещё двое - хакеры. Влезть в закрытые линии связи им, конечно, не по зубам, но на сервер, где правительство подключается к Интернету, сумели. И на сервер телецентра...

- А что там про фермеров? - спросил Павел. Он не видел этого сюжета в новостях.

- Ну, будто бы на Юге поднялись фермеры. Навесили на свою технику бронеплит, оружие, какое нашлось, вплоть до базуки, и двинулись маршем на столицу. Полиция разбегается, армия вообще частью присоединяется... Сейчас появилась манера делать к новостям музыкальный фон, так эти фоном пустили "Гренаду". "Я хату покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать"... И тут - бац! - новости срочно прерываются сообщением израильского информационного агентства: гренландский военный спутник засёк пуск ракет в США. Наша система оповещения, естественно, молчит (не было ж никакого пуска!), но руководство не стало выяснять, тратить время. Бросили всё, объявили тревогу и зарылись под землю. "Гренада" их, похоже, морально подготовила. А уже под землёй приходит видео взрыва над городом - его-то полстраны смотрели. Кое-где даже поверили... Художник, как узнал, что они наделали, сам прибежал каяться. Он, кстати, специально в сюжете оставил ляпы, чтоб видно было, что розыгрыш. Во-первых, фермерскую технику срисовал с какого-то комикса про восстание роботов...

- Вот и я подумал: где они такие комбайны взяли? - вставил Олег Петрович.

- ...Во-вторых, гренландский военный спутник - ясно же, полная чушь. Ну, и видео с телебашни - там ракурс другой, камера не на той высоте. Но это уже для тех, кто понимает.

- А те двое, хакеры? - спросил Павел.

- А те смылись, и найти не могут. Один за всех отдувается. Был суд, впаяли тринадцать лет - выше максимума по статье. Дело-то серьёзное.

- Кончилось же хорошо!

- Хорошо. Могло быть гораздо хуже. Руководство страны в полном составе в бункере, связи с ними нет - это ещё полбеды. Могли ведь скомандовать ответный удар. Слава богу, почему-то не скомандовали.

- Как это? - удивился Олег Петрович. - Скомандовали, я помню. Только команда не прошла. Они долго спорили, отвечать или не отвечать, потом решили ответить, а подтверждения нет. Ну, и подумали, что, пока спорили, те уже всё разбомбили. Тогда вырубили связь - для экономии, сеть-то уже от реактора работала, - и сидели так, пока регенераторы не стали дохнуть.

Павел негромко хмыкнул:

- Отвечать-то надо сразу, а потом уже под землю.

Увидев осуждающие взгляды собеседников, он смущённо добавил:

- Нет, ну, ясно - хорошо кончилось, и для человечества тоже. Но просто, по логике...

- Ты, Павел, молодой, для тебя оно просто, - сказал шофёр. - А эти уже пожили, кой-чего нажили, и лучшее из нажитого у них там. И вообще - тут у них служба, тут они лямку тянут, а душой отдохнуть едут туда. И всё это разом перечеркнуть? Неизвестно же, почему те начали - вот так, на ровном месте. Может, у них просто компьютер сбрендил. Ну, извинятся: мол, простите, спалили вам полстраны ненароком, больше не повторится. Компенсируют где деньгами, где льготами - нашим-то всё сгодится; и можно дальше жить, как жили. А ответишь ракетами - уже обратного хода не дашь.

- Говорите, не прошла команда? Очень странно, - сказал Михаил Иванович таким тоном, что Павел подумал: похоже, в нашей стране психиатр - больше, чем психиатр.

- Художника-то зря так, - сказал он. - Что, ему теперь и сидеть весь срок?

- Художника, скорее всего, помилуют через годик, разберутся только, кто должен принять решение о помиловании.

- Как - кто должен? - снова удивился Олег Петрович. - Канцлер должен.

Михаил Иванович внимательно посмотрел на них и сказал:

- В стране кое-что изменилось за это время. Когда руководство в полном составе ушло под землю и не отвечает на попытки связаться, а текущие вопросы как-то надо решать, а на нижнем уровне ничего не решается. Система так выстроена: любое решение, принятое внизу, наверху может быть пересмотрено; и пересматривается, причём чаще всего просто затем, чтоб показать, кто здесь главный... А депутаты нижней палаты сильно обиделись, что все бросились спасаться, а их забыли. Кстати, и губернаторов тоже. В общем, собрались, проголосовали, изменили Конституцию. Должность Канцлера упразднили, решили, что негоже, когда всё завязано на одного человека с полномочиями абсолютного монарха. В стране теперь парламентская республика. Состав правительства, естественно, тоже полностью сменился. Заодно и верхнюю палату упразднили. Те пытались противиться, но половина под землёй - кворума-то нет.

Сидящих в бункере надо было спасать. Ход, по которому прошли разведчики, завален, зато все выходы: и главный, и запасные - свободны. Надо было только сообщить это тем, кто внизу, и очень кстати, что снова появилась связь. Говорить с сидельцами поручили командующему войсками округа, которого военный министр мог бы опознать по голосу.

После военного министра трубку внизу взял главжандарм и потребовал к аппарату кого-нибудь из своих людей. Он по-прежнему никому не верил.

- Слушаю, - сказал Олег Петрович. Канцлерского шофёра жандарм тоже узнал по голосу.

- Вы им говорили, что Михаил Иванович?.. - Жандарм замолчал, не решаясь сказать "умер". Он боялся, что телефон прослушивают.

- Нет. О нём вообще речи не...

- И не надо, - быстро сказал жандарм.

А потом наверху взял трубку врач МЧС:

- Вам сразу выходить нельзя, от резкой смены атмосферы потеряете сознание, как вот с вашими людьми случилось... Не только из-за кислорода, углекислого газа тоже. Вы сейчас постепенно подключайте забор наружного воздуха, а регенераторы выводите из работы. За пару суток полностью обновите атмосферу, тогда можно наружу.

- Ну, хорошо, - сказал жандарм. - Допустим, они ракет не запускали. Но наша-то команда почему не прошла?!

- Повезло, однако, - флегматично заметил военный министр.

- Ой, не люблю я неконтролируемую везуху... Аппаратуру связи давно обновляли?

- До меня ещё. Лет пять назад монтировали, нового поколения.

- Бери этого... инженера, и пошли в аппаратную!

Майор Стрельцов набрал код на кодовом замке, Малышев повернул массивный ключ замка обычного и с усилием оттянул тяжёлую дверь. Щёлкнул выключатель, и перед ними предстали четыре металлических каркаса приборных стоек с крепёжными шпильками внутри. И ни одного электронного блока, только пучок кабелей с разъёмами на концах свисал из отверстия в стене.

- А где аппаратура? - обалдело спросил жандарм. Резко обернулся к военному министру, схватил его за грудки. - Что за бардак у тебя в хозяйстве?! Где аппаратура?!

- Спокойно, генерал! - министр перехватил жандарма за запястья. Майор индифферентно молчал, ему было не по чину встревать в разборки генералов. Гражданский инженер Малышев имел свои понятия о субординации. Он шагнул к стойкам, провёл пальцем по резьбе шпильки, потом обернулся к остальным и сказал:

- Аппаратуры здесь и не было. Вот, консервирующая смазка не убрана. И заглушки на разъёмах заводские. Спрашивать надо не "где аппаратура", а где деньги, на которые её как бы закупили. В отчётах-то, наверное, всё в порядке?

- Пусти, - устало сказал жандарм военному министру, и они отпустили друг друга. - Майор, арестуйте этого, - он мотнул головой в сторону Малышева.

Наверху не знали, что Канцлер умер, и в бункере после короткого обсуждения решили об этом не сообщать, предъявив стране двойника. Штатные, специально подготовленные двойники остались снаружи, никто не собирался их спасать (кому они нужны после конца света?), и пришлось работать с материалом, какой был под руками.

Популярный телеведущий Дмитрий Овсюгов, узнав о роли, которую ему предстоит сыграть ("Царём будешь!" - сказал военный министр, хлопнув по плечу), потребовал в качестве бонуса вдову.

- Ну, это уж ты, дружок, сам договорись, - ответил ему жандарм, осторожно трогая распухшее ухо. Вдова, похоже, целила по щеке...

- Идиот! - проворчал военный министр. - Выйдем наружу - все бабы в стране твои будут!

Грим, при уже имевшемся сходстве, требовался минимальный. Опасались, что подмену распознают по росту или голосу. Но Овсюгов уверял, что с голосом всё будет в лучшем виде: он в молодости пытался делать карьеру музыкального пародиста, и голоса имитировать получалось, вот только слух подвёл. А насчёт роста - Канцлер полгода не появлялся на людях; авось никто не заметит, что он подрос сантиметров на десять.

Выход сидельцев на свет старались не афишировать, но шила в мешке не утаишь, в наше время тем более. Ближе к назначенному сроку у главного выхода собралась толпа, меньшей частью из родственников, большей - из остальных, от журналистов до просто любопытных. Толпу осаживала полиция, уговаривая не толпиться, но не слишком настойчиво: полицейским самим было любопытно.

Медленно сдвинулась тяжёлая железная дверь, и первое, что явилось миру из бункера, - это был Запах. Бункер вентилировали двое суток, выдули, наверное, всю вонь, и напоследок кто-то предложил откачать фекальную ёмкость, раз уж есть куда и не надо думать об экономии энергии. Включили фекальный насос. Минут пятнадцать он работал, натужно воя, жижа в ёмкости пришла в движение, и Запах снова пополз по бункеру. Но уровень не понижался. Тогда в насосную послали арестованного инженера. В сопровождении, для надёжности, аж двух конвоиров, потому что в умелых руках и разводной ключ - оружие.

Малышев осмотрел насос и трубы, вернулся и доложил, что насос в порядке, а канализационный коллектор отсутствует.

- Это как?

- А так! Нет его. И тоннеля, в котором он должен быть, тоже нет. Труба заглушена, насос качает на заглушку. Хорошо - центробежный, другой бы давно сгорел.

Строители бункера посылали своим потомкам привет из далёких семидесятых. Сдав объект, как водится, с недоделками, они затем и не подумали их устранять, потому что не предполагали, что это кому-то понадобится. Или наоборот: понимая, что в случае чего о них не позаботится никто, любимых руководителей предоставили их судьбе - задохнуться в собственном дерьме.

Каковы бы ни были мысли строителей, этот привет директор жандармского департамента добавил в счёт, который собирался предъявить инженеру Малышеву, когда они выйдут наружу. В счёте уже стояли пропущенный на охраняемый объект сын, показанные сыну секретные документы и пропавшая аппаратура, которая должна была обеспечить передачу команды на ответный удар.

Дверь ещё приоткрылась, и из темноты, в сопровождении остатков Запаха, двух бойцов охраны и супруги, шагнул на свет тот, кого Павел с Олегом Петровичем меньше всего ожидали увидеть, - Канцлер.

- О, Господи! - воскликнула стоящая рядом Леськина мама. - Ты же говорил, что он умер!

- Кто умер? - быстро обернулся к ним Михаил Иванович (психиатр).

- Канцлер, - сказал Олег Петрович.

- Дорогие соотечественники, я рад снова быть с вами! - произнёс Канцлер, приветствуя зрителей жестом, хорошо знакомым старшему поколению. В ответ раздались хлопки, сначала довольно жидкие, потом сильнее, хотя до овации далеко. А Олега Петровича жест Канцлера убедил окончательно.

- Подделка! - решительно заявил он. - Точно, фальшивый. И наш плюгавее был.

За аплодисментами эту реплику никто не услышал, кроме психиатра, который шагнул вперёд и очень внимательно посмотрел на Канцлера.

- Теперь, - продолжал тот, - когда выяснилось, что все мы стали объектами, прямо скажем, дурацкой шутки...

- Дмитрий Эрастович, - прервал его психиатр, - будет вам. Здесь нет телекамер. Проходите, не задерживайте, дайте людям выйти.

Сконфуженный Овсюгов замолчал и, не пытаясь больше казаться ниже ростом, чем есть на самом деле, отошёл в сторону. Супруга сделала вид, что она вообще ни при чём.

Две толпы смешались у выхода: выходящие из бункера и встречающие. Павел пробирался против потока, высматривая враз и отца, и Лесю. Они вклинились в толпу вдвоём с матерью, потом потеряли друг друга. Леськины родители и десятилетняя сестра Марина остались снаружи, за оцеплением.

Леськину мать и младшую сестру Павел впервые увидел на второй день в больнице, когда те пришли к Олегу Петровичу. Тот представил Павла как будущего зятя, Маринка после этого смотрела на него со смущённым любопытством, а Павел подумал, что десять лет ей на вид не дашь. Впрочем, он судил по себе и своей родне, которая вся, как на подбор, была рослая...

- Пашка! - Леська нашла его первая. Бросилась на шею, он обнял её, и тут они услышали:

- Леська! Лесь-ка!!!

Оба обернулись на крик и увидели, как у цепочки полицейских, которые уже никого не осаживают и не оцепляют, прыгает Маринка, машет правой рукой над головой, а левой держится за руку мамы.

- Пашка, идём! - Леся оторвалась от Павла, потянула его за руку.

- Сначала отца найду.

Леся отпустила Пашкину руку и нырнула в толпу, пробираясь к своим. А Павел обернулся к выходу из бункера, где народа осталось уже немного, и тут увидел отца. В наручниках, под конвоем старшины из охранного батальона.

- Папа!..

- Проходи, не положено! - сказал старшина и сделал автоматом жест, который по замыслу должен был выглядеть грозно. И он, и Павел чувствовали нелепость ситуации. В бункере все друг друга знали если не по именам, то хотя бы в лицо. А старшина вообще был тот же, что учил Павла обращаться с противогазом, когда их готовили к выходу на поверхность...

- В чём дело? Кто распорядился? - раздался голос Михаила Ивановича (второго, психиатра).

- Я, - ответил возникший рядом с ними глава жандармского ведомства.

- На каком основании?

- Обвиняется в государственной измене, расхищении техники и саботаже. Есть постановление об аресте.

- Кем и когда оно выдано?

- Мной, позавчера.

- В стране нет чрезвычайного положения, такие постановления может выдавать только суд, - сказал Михаил Иванович. - А ваши полномочия вообще прекращены полгода назад. Майор, будьте любезны.

Стрельцов как будто уже стоял наготове с ключиком. Аккуратным движением он освободил отцу руки. Тот потёр запястья, и тут к ним через толпу пробилась мать, и Павел подумал: хорошо, что она не видела отца в наручниках!

- Александр Феликсович, вы уж, пожалуйста, не уклоняйтесь от медицинских процедур! - Павел обернулся на голос и увидел, что Михаил Иванович уговаривает бывшего главного жандарма. - Вам всем сейчас настоятельно необходимо.

Жандарм стоял перед Михаилом Ивановичем с видом школьника, набедокурившего и пойманного, и Павел подумал: похоже, в самом деле психиатр в России - больше, чем психиатр. Он не знал, надо ли этому радоваться или наоборот, и не хотел сейчас грузить себя всякими проклятыми вопросами, поэтому обернулся к родителям и сказал:

- Мама! Папа! Идёмте уже к Леськиным.

(C) С. Кусков. 1.11.2017