"Верховный Прислужник - не самодержец. Его голос, чтобы отдавать приказы, руки, чтобы воевать, глаза, чтобы обозревать свои владения, ум, чтобы править - все это принадлежит его богу в куда большей степени, чем ему самому. Честь столь же высокая, сколь и невыносимая..."
Анрия-ри-Мирте, "Слуги и правители"
"Свежий ветер пахнет кровью"
Тавьерская пословица
Огни алыми цветками украсили стены и потолок, замерли на поверхности до блеска отполированного стола из авирского черного дуба: Эней знал, что там, в городе, солнечный полдень, но в Зале Советов не было окон, только сотни факелов и свечей источали жаркий свет. Вокруг овала стола стояли шесть стульев с бархатными спинками, ничем не примечательных, возможных в любом доме второго слога, и лишь седьмой был особенным - стальным, массивным, без спинки, невысоким, словно вросшим в каменный пол, очертаниями напоминающим наковальню. "На таком ни откинуться, ни расслабиться", - отметил про себя Эней и помахал рукой стоящему в другом конце зала Квену, чтобы он тоже поглядел на трон, но парень, погруженный в свои мысли, даже не обратил внимания на его жест. Эней не удивился. Как-никак, сегодня они впервые имели честь нести службу на совете Верховного Прислужника. Трудно было не занервничать.
Эней знал, что теперь присутствие бойцов на совете стало лишь данью традиции, но помнил рассказы капитана Мера о Веке Кровавых Ветров, когда редкое собрание обходилось без того, чтобы один глава древнего благородного дома не пытался перерезать горло другому главе древнего благородного дома столовым ножом. Однажды этого не смогли предотвратить, и вдова дома Фьорд, прихватив детей, сбежала с острова. После год за годом и другие исконно тавьерские династии повторяли ее судьбу до тех пор, пока на Тавьере не осталось "та", не носящих фамилию Рин. Икир-са-Мер часто не без остроумия называл то время "высокородной резней" и выражал деланное сожаление, что в его век бойцам на советах следует опасаться только подвальной сырости да свечного воска, но все равно те, кому доводилось впервые стоять на страже в Зале Советов, не могли не переживать. Быть может, каждому новичку казалось, что именно в его смену на этот пол может вновь пролиться чья-то кровь.
Двери, у которых сидел Квен, распахнулись, заставив его отшатнуться. Зеленым ветром - зеленая рубаха, подкладка под цепь из зеленой кожи на плечах, зеленые широкие брюки, подвязанные зеленым кушаком - в зал ворвался сам Икир-са-Мер. Небрежно кивнув Квену, отчего тот уязвленно поджал губы, он быстрым шагом направился к Энею. Шарики на концах его цепи звякали друг об друга при каждом шаге.
- Идут. Встань ровно, - бросил капитан, остановившись возле Энея. Парню на мгновение показалось, что морщины Икира углубились, а жилистые руки стали еще напряженнее, чем обычно, но разглядывать его было некогда - Зал Советов уже наполнялся людьми.
Первым вошел Анкор-ри-Торн, глава рода Торн, знаменитого тем, что каждый его наследник до самой своей смерти записывал историю Тавьера, чтобы после сохранить ее под кожаным переплетом на долгие века. Эней, как всякий хорошо образованный житель острова, знал "600 ветров Тавьера" отца Анкора, Ватана, почти наизусть, равно как и книги его деда, прадеда. Анкор был уже сгорблен и седовлас, с усталыми глазами, глубоко впавшими в череп: совсем немного оставалось до дня, когда фолиант с его собственным именем, выдавленным на коже обложки, выйдет в печать. Торны являлись воплощением всей мудрости, накопленной тавьерцами за века существования, и потому присутствовали на советах Верховного Прислужника еще тогда, когда это считалось привилегией первого слога. Фир-та-Рин преклонялся перед этим родом и всегда выслушивал точку зрения Анкора по любому вопросу. А Эней часто в детстве слушал, затаив дыхание, его истории, что были интереснее сказок.
Второй, сложив на животе руки в смиренном жесте, вошла женщина. Длинная юбка простого серого платья без рукавов колыхалась при каждом ее шаге. Локоны, лишенные блеска, алые, как вино, выбивались из-под черного шелкового платка, прикрывавшего голову и концами ниспадавшего на покатые плечи. Под пронзительно-зелеными глазами залегали тени и плелись паутинки морщин. Неровно вздымалась полная грудь. Женщина была красива красотой глубокой, настоящей, выдержанной, но мешало восхищаться этой красотой горе, кровавыми красками запечатленное на ее грустном, рано постаревшем лице.
- Кто она такая? - тихо спросил Эней у капитана Мера, наблюдая за тем, как старик Анкор отодвигает перед женщиной один из стульев, приглашая, и сам садится рядом.
- Нэйя-ри-Эндер.
- Кто-кто? - в памяти сверкнуло что-то знакомое, но парень не мог вспомнить, где он уже слышал это имя. Икир бросил на своего подчиненного недоверчивый взгляд.
- Вы же вроде хорошие друзья с Квеном-са-Гроном. Если уж все наши бойцы слышали его историю, то ты просто обязан ее знать.
Эней нахмурился. Мысль дразняще вертелась совсем близко, но все не получалось ее ухватить. Квен говорил слишком много всего, чтобы запоминать все его рассказы, часто выдуманные от начала до конца. Капитан Мер подождал немного и, наконец, махнул рукой.
- Не знаю, как можно этого не помнить, тогда штормило весь Тавьер... Впрочем, ты был мальчишкой и больше интересовался приемами борьбы с тавьерской цепью, нежели громкими преступлениями. Слушай. Это было десять лет назад. Глава дома Эндер того времени, Дейн-ри, отличался своим крайне отрицательным отношением к безымянным. Он протестовал против того, чтобы им давали земли для жилья и труда, требовал повышения налогов для них и так далее. Его идеи не находили поддержки на советах твоего отца, но он упорно стоял на своем. И вот однажды - никто не знает, были ли тому причиной неудачи на советах или что-то иное - его гнев излился на нескольких безымянных, зашедших случайно в его магазин. В стычке погибла семейная пара безымянных и один из "са" Дейна-ри. Но, по всей видимости, безымянные не удовольствовались этой платой. Следующей ночью Дейна-ри-Эндера и двоих его сыновей убили...
- И их трупы уложили в ряд у берега Нервы.
- Так ты помнишь... - Икир поправил цепь на своих плечах. Эней подсознательно повторил его жест. В полуподвальном Зале Советов звенья были прохладными на ощупь.
- Вспомнил, что мне это пытался рассказать Квен-са две недели назад. А я его почти не слушал. Думал, врет, как всегда.
- Как видишь, и его слова бывают правдивы. Его семья тогда служила в доме неподалеку, а я был рядовым бойцом и присутствовал на месте происшествия. Мы видели одно и то же: и то, что на телах не было ран, и то, что слуги дома Эндер были шокированы не меньше, чем сторонние наблюдатели - они абсолютно ничего не слышали, ни шороха, ни вскрика. Все это значит, что безымянные способны на многое и без оружия, которое мы им запретили... Кто-то видит в этом опасность, но я предпочитаю считать, что они всего лишь защитились тогда. С той поры стычек больше не было.
Эней вновь поглядел на Нэйю. Она сидела, наклонив голову так, что черный платок нависал надо лбом, и сложив руки перед собой. Рядом с ней стоял мужчина с козлиной бородкой, прихода которого Эней и капитан Мер за разговором не заметили, и быстро говорил что-то, иногда всплескивая руками и фамильярно хватая женщину за плечо, на что она почти не реагировала. За всю свою историю Икир ни разу не упомянул ее имя, но ее роль в ней вдруг сразу стала явственно понятной.
- Так она - вдова Дейна-ри?
Икир-са-Мер резко кивнул, не спуская глаз с новопришедшего.
- Когда ее мужа и сыновей убили, она находилась в Ри'Фолкрите. Это ее, наверное, и спасло, ведь кто знает, пощадили бы ослепленные местью безымянные супругу своего врага, даже беременную, или нет. Твой отец решил не сообщать ей ничего, пока не родится ребенок, но она все равно как-то узнала о трагедии и примчалась в столицу. В день ритуала Прощания у нее родился третий, теперь уже единственный сын и наследник, которого она бережет, как зерницу ока. А сама Нэйя-ри с той поры считается главой рода Эндер, еще более жестоким по отношению к безымянным, чем предыдущий... Кстати, третий слог она тоже ненавидит. Считает своих "са" виновными в том, что они не спасли ее родных. Поэтому не советую лишний раз беспокоить ее.
Чрезмерно экспрессивный мужчина, наконец, отошел от Нэйи и занял свое место совсем рядом с троном Верховного Прислужника. После него в Зал Советов вошли еще трое: нервный парень не старше двадцати с родинками на щеках, муж в свободном алом одеянии и с тяжелой косой темных намасленных волос за широкой спиной, худощавый дяденька в круглых очках, едва держащихся на длинном носу с горбинкой. Эней даже не поинтересовался их именами. Все его мысли занимали судьба Нэйи-ри-Эндер, вина перед Квеном, которому он никогда раньше не верил, и его названный отец, обязанный прийти совсем скоро.
Фир-та-Рин умирал гордо. Его состояние ухудшалось на глазах, но он упорно отгонял от себя лекарей с зельями, мазями и маслами. Он говорил, что его уже не спасти: он говорил, что "умирать в постели все равно, что подыхать в луже своей блевотины у порога распивочной". Поэтому последние дни своей жизни он полностью посвятил делам острова, чтобы наследник, имя которого все присутствующие в Зале Советов должны были услышать как раз сегодня, не начал править неподготовленным. Несколько лет назад Фир еще надеялся, но теперь он уже не мог обманывать себя: род Рин прервется с его смертью, других "та" на Тавьере нет, страну нужно передать в достойные руки. Однако решение, чьи руки достойнее всего, не во власти Верховного Прислужника. Принять его имеет право лишь бог. Бог Тавьера. Сам Тавьер.
Советники тихо сидели на своих местах, терпеливо ожидая божьего постановления, как вдруг голос подал эмоциональный мужчина с козлиной бородкой:
- Прелессстно! - взмахивая широкими рукавами, по-змеиному прошипел он. - Неужели сссегодня кто-то из нас обессспечит сссвоим потомкам ссславное будущее? Кто же, кто же? Может... - мужчина с козлиной бородкой указал пальцем на Нэйю, - ты, моя сссладость? Или... - на парня в родинках, - ты, сссвежий ветер нашего общессства?..
- Не плюйся ядом, Лорас-ри, - осадил змеиного человека скалоподобный муж в алом одеянии, - того и гляди, попадешь в свой собственный кубок, - капитан Мер едва слышно одобрительно хмыкнул.
- Лорассс-ри-Ангуиссс, прошу заметить, Раден-ри-Фанод, - озлобленно прошипел Лорас, сжав длинными тонкими пальцами с крупными костяшками край стола. Вновь воцарилась тишина, нарушаемая только сопением старика Торна и шуршанием переворачиваемых дяденькой в очках страниц какой-то увесистой книги.
В миг полной тишины дверь, ведущая в обитель Тавьера, открылась. Исказился огнями искусно вырезанный на дереве лик Тарисы, из-за чего ее благодетельная улыбка вдруг стала похожа на зловещий оскал, и тут же скрылся из вида. Едва в зал потянулись ароматы молочной травы и амары, Икир бросился к дверному проему, и вовремя: появившийся в нем Фир-та-Рин упал на руки капитана, но сразу же оттолкнул его и встал на ноги. Когда к нему подбежали Эней и парень в родинках, он, отмахнувшись от помощи юношей, как от чего-то невыносимо скучного, сделал несколько нетвердых шагов, осторожно сел на свой трон-наковальню и гордо выпрямился. Его небрежно обрезанные седые волосы липли ко лбу, а руки тряслись, но голос был тверд, даже тверже, чем в лучшие времена.
- Что ж, начнем совет, - сказал Фир, и по спинам всех присутствующих пробежал холодок. Ухмылочка, прилипшая к лицу Лораса, когда он увидел слабость Верховного Прислужника, вдруг увяла. Нервный парень рухнул на свое место и стукнулся о стол локтем, из-за чего не смог сдержать глупого писка. Фир-та-Рин уставил на него невидящий взгляд, моргнул и вдруг растянул сухие губы в дружелюбной улыбке:
- Так не пережил меня все-таки дурень Фандор... Какая ирония. Он бы так гордился обратным... Прости, друг, что не будет сегодня ни приветственных речей, ни кубка, полного до краев. Подожди до следующего совета, новый Верховный Прислужник примет тебя, как полагается. Мне же даже имя твое бессмысленно запоминать... Впрочем, не будем тянуть. Мой ветер пахнет прощальным костром.
Фир провел жилистой ладонью по своему лицу, словно желая стереть его. Жизнь уходила из его серо-зеленых глаз с каждым вздохом.
Он с усилием встал, опираясь на стол, и позвал:
- Эней, мальчик мой, подойди ко мне.
Услышав обращение без именного слога, принятое исключительно между родственниками, все присутствующие в зале посмотрели на старика с удивлением и подозрением, но он этого не заметил. Его внимание было поглощено приемным сыном, вставшим рядом с робостью человека, не понимающего, что от него хотят. Глава почти мертвого рода Рин вновь улыбнулся, приобнял Энея за плечо, мимоходом отметив про себя, как он вырос с тех давних пор, и торжественно произнес:
- Советники Великого Прислужника, слушайте меня. По благословению Тавьера, бога нашего, и матери его Тарисы, нас создавшей, я даю Энею-са-Лорте право первого слога и нарекаю его своим наследником. После смерти моей он займет трон Верховного Прислужника и будет править страной справедливо и праведно, пока не заберет его ветер и его собственное дитя не займет это место...
- Невозможно.
Нэйя стояла, опершись руками о стол, с царственным спокойствием в глазах и фигуре, но дрожащие губы выдавали ее. Фир смотрел на нее и в то же время сквозь нее с мягкой, понимающей улыбкой.
- Так решил Тавьер.
- Не мог он так решить! - гневно прошептала женщина так, что это прозвучало громче крика. - "Са" может стать "ри", "ри" может стать "та"... Но "са" никогда не быть "та", так гласит закон!
- Наш закон - это сам Тавьер. Он вправе изменить привычный ход вещей...
Нэйя яростно повернулась на каблуках и отправилась к выходу. Квен едва успел открыть двери перед ней, как она оттолкнула его и вдруг окаменела на пороге, сминая пальцами юбку.
- Я скорее поверю в то, что вы, лишившись дочери, возжелали видеть на троне своего третьесортного ублюдка, чем в то, что Тавьер выбрал ЭТО своим посланником, - твердо проговорила она и вышла, оставив за собой флёр летнего вина.
Едва дыша, Эней уставился взглядом в дверной проем. Понимание приходило медленно, зато под руку со страхом. Фир глядел на сына со смесью гордости и сочувствия на опустошенном лице.
Последний из рода Рин ушел с первым ветром следующего дня.