Золотисто-желтые язычки огня лизали закопчённое ведро, в котором кипел бульон из свежесваренного гуся. Аромат разносился по округе, смешиваясь с дымком и теряясь в ветках придорожных кустарников... Зиновий окинул взглядом четверых человек, сидевших с ним рядом у костра. Усталые, запыленные, они уплетали мясо птицы за обе щеки, с удовольствием присербывая горячий бульон. Работа им выпала сегодня нелёгкая, но они справились с ней "на отлично" - её совсем не было видно. Да-да, как это может показаться ни странным, но такая у них была сегодня работа - чем она менее заметна сегодня, тем дольше проживешь завтра. Ибо на войне первое правило - увидеть врага и остаться невидимкой самому. Выстрелить первым, до того, как ответный кусок металла отправится в путь в твою сторону...
Прихватив с собой горячую от наполнявшего её золотистого и ароматного бульона солдатскую кружку, Зиновий поднялся на ноги и направился прочь от костра туда, где совсем недавно закончили работу его товарищи. Он ещё раз придирчиво окинул оком свою позицию сначала вблизи, а затем с небольшого расстояния - и остался доволен - заметить их с проходящей в двух сотнях шагов дороги не смогут до тех пор, пока они сами не откроются. Он вспомнил слова старого солдата, воевавшего ещё в Гражданскую. Слова, которые этот седовласый старшина сказал Зиновию на Финской войне - "Война, командир, это, прежде всего тяжелый труд. Тяжелый солдатский труд...". Да, тот убеленный сединами и житейской мудростью старшина был трижды прав. Выкопанный руками его бойцов в крепком грунте капонир надежно укрывал и от вражеских глаз и от огня темную зеленовато-оливковую громаду...
"Климент Ворошилов" - КВ-1 - тяжелый танк, выпущенный на Кировском заводе в Ленинграде, не имевший равных себе ни здесь, среди гатчинских болот, кустарников и перелесков, ни во всём мире. Проведя рукой по его шершавой броне, Колобанов испытал гордость за свою страну, за людей, сумевших создать такую грозную машину. Его 76-мм длинноствольная пушка уверенно поражала любой танк врага на всех дистанциях прицельного огня. Опиралась эта махина на землю широченными гусеницами. А броня...Бронирование этой машины заслуживало отдельного разговора. КВ-1 был первым танком с противоснарядным бронированием. Ни одна немецкая танковая или противотанковая пушка не могла взять этого исполина "в лоб". Говорят, немцы даже дали этой машине прозвище "призрак", потому что их снаряды просто отскакивали от его брони. Лишь 88-мм зенитка Flak-36, поставленная на прямую наводку, могла справиться с этим русским "крепким орешком". Броня же на машине Колобанова была ещё мощнее - на заводе поверх основной брони на лоб и башню "Климента" были навешены дополнительные 25-мм экраны, закрепленные при помощи мощных болтов - гужонов.
Стандартный КВ-1 весил сорок семь с половиной тонн, экранированный же тянул за пятьдесят... И вот эту махину экипаж Зиновия Колобанова врыл в землю по самую башню на склоне невысокого пригорка на самом краю заболоченного луга, на крохотных озерцах которого беспечно плескались дикие утки. С этой позиции, затерявшейся на пологом склоне среди редких кустарников да стогов скошенных луговых трав, прекрасно просматривалась дорога на Мариенбург - пригород Красногвардейска, бывшей Гатчины. Пройдя по ней, немецкие танки легко пересекут старые Гатчинские парки, выйдут в тыл нашим частям, обороняющим Красногвардейск, и тогда дорога на Ленинград будет для них открыта.
Зиновий вспомнил, как, покидая Ленинград, они проходили мимо строящихся баррикад и ещё только-только начатых противотанковых рвов, мимо редких одиноких зениток. Город готовился к обороне. Но ему для этого нужно было время, а для того, чтобы достичь окраин Ленинграда, немецким танкам нужно сделать всего один рывок. Но сначала им придется пройти по трем дорогам, ведущим к Мариенбургу -со стороны Луги, Волосово или по вот этой. Итого - три дороги, три танкоопасных направления, немецкие1-я и 8-я танковые дивизии, изготовившиеся к последнему броску, и всего одна танковая рота старшего лейтенанта Зиновия Колобанова.
Всего пять танков...
Пусть даже таких грозных и мощных, как КВ. Но их всего пять. Не было больше боеспособных машин на этом направлении. Именно поэтому приказ "Перекрыть дороги и стоять насмерть!" на этом рубеже старшему лейтенанту отдавал лично командир дивизии генерал Баранов. Старлею, прошедшему всю Финскую кампанию и трижды горевшему в танке, не нужно было объяснять, что стояло за этими словами. Поэтому сегодня утром Зиновий сам выбрал позиции для танков своей роты, обозначил им сектора обстрела и ориентиры. По два танка он поставил перекрыть две дороги - Лужскую дорогу прикрывали танки лейтенанта Сергеева и младшего лейтенанта Евдокименко, а дорогу со стороны Волосово перекрыли КВ лейтенанта Ласточкина и младшего лейтенанта Дегтяря. Третью дорогу, соединявшую Таллиннское шоссе с дорогой на Мариенбург, прикрывать будет он сам. До последней возможности и до последнего снаряда. Своего или вражеского - это уж как бог даст...
Свою позицию он выбирал с особой тщательностью. И теперь перед орудием его "Климента" всего в 150-200м находился участок дороги, где в низине с двух сторон были маленькие озерца и болотца - практически непроходимые места для немецких танков "блицкрига" с их узкими гусеницами. Поэтому путь у немцев здесь будет только один - по дороге, идущей от небольшого лесочка к фермам учхоза и дальше на окраину Мариенбурга. Допив из кружки почти остывший бульон, Зиновий невольно взглянул в сторону фермы и улыбнулся - именно там, на брошенной работниками ферме и раздобыл гуся его стрелок-радист, старший сержант Павел Кисельков. Сделал он это быстро и бесшумно. Птицу тут же ощипали и сварили в танковом ведре. Этот нехитрый, но очень питательный ужин был, как нельзя, кстати, для уставшего от дневной работы экипажа. Ведь, кроме основной позиции, выше по склону, среди кустарника, они подготовили ещё и запасную, и также её замаскировали, как и следы от гусениц тяжелой машины.
Потрудились парни на славу, и теперь отдыхали у небольшого костерка, расположенного на запасной позиции так, чтобы немец не смог его заметить. Чуть выше и в стороне сейчас окапывались пехотинцы из приданного Колобанову боевого охранения. Командовавшему охранением молоденькому, ещё совсем безусому лейтенанту, Зиновий приказал расположить свои позиции чуть в стороне, чтобы не попасть под немецкие снаряды, предназначенные для его "Климента", да и под гусеницы его танка, если придется покинуть укрытие. И ещё строго-настрого приказал пехоте не открывать огня до того момента, пока не заговорит орудие КВ. Обеспечение дозора также возлагалось на охранение, так что измотанным танкистам можно будет хоть немного спокойно отдохнуть.
Он вновь присел у гаснущего костра. Оглядел свой экипаж. Командир орудия (наводчик) старший сержант Андрей Усов был уже опытным солдатом. Призванный в 1938 году, он участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию, во время советско-финляндской войны воевал на Карельском перешейке. Окончив специальную школу командиров орудий тяжелых танков, стал танкистом. Для остальных - старшего механика водителя Николая Никифорова, стрелка-радиста Павла Киселькова и младшего механика водителя, а по совместительству - заряжающего Николая Роденкова это была первая война. Но она уже успела сплотить их в дружный и слаженный экипаж. Совсем недавно, в бою под Ивановским, парой бронебойных снарядов они превратили немецкий танк в пылающий костер, а затем вмяли гусеницами немецкую 37-мм противотанковую пушку вместе с расчетом в сырую русскую землю. Но завтра этим людям предстояла ещё более тяжелая и страшная работа. Недаром в чреве "Климента" сейчас дремал удвоенный боекомплект бронебойных снарядов...
Колобанов смотрел на язычки пламени костра, а видел свой первый Т-28, огромный, трех башенный сухопутный дредноут, подбитый снарядами финских "бофорсов" и пылающий, как исполинский факел на самом подходе к Линии Маннергейма. Зиновию всегда "везло" - его танк везде был на острие атаки, первым прорывая позиции врага... Затем был второй Т-28, сожженный финнами на берегу озера Вуокса, и третий - при рейде на Выборг. Но в память сильнее всего врезался именно тот, первый, стоящий среди надолбов, с перебитой гусеницей, с тремя, развернутыми в разных направлениях, башнями, с языками пламени, вырывающимися из открытых люков. Почему? Он и сам не знал точного ответа на этот вопрос. Может, потому, что с тем, первым танком, Зиновий успел как-то сродниться, привык к нему. И до сих пор ему было немного его жаль. А может быть, потому, что тогда он впервые заглянул в глаза костлявой старухе, которая отняла у него стольких друзей в тех холодных финских лесах... Тогда его, командира роты 20-й тяжелой танковой бригады даже хотели представить к званию Героя. Да только звезду он получить не успел. Финская война закончилась - в ночь с 12 на 13 марта 1940 года был подписан мирный договор между СССР и Финляндией. Узнав об этом, солдаты обеих армий, ещё вчера стрелявшие друг в друга, устремились навстречу для братания. Среди них - и некоторые танкисты из роты Колобанова. Дорого же обошлось это братание капитану! Начальству всё это очень не понравилось... Что было дальше, ему вспоминать не хотелось - разжалование, лишение всех наград...
Вспомнили о Зиновии только с началом войны. Вновь направили в танковые войска, восстановив в офицерском звании, правда, рангом ниже - старшим лейтенантом. Он вновь был командиром роты - 3-й роты 1-го батальона 1-й Краснознаменной танковой дивизии, созданной на базе той самой 20-й тяжелой танковой бригады. Но теперь всё снова нужно было начинать с чистого листа...
- Экипажу - отбой! - коротко скомандовал Зиновий, а сам ещё долго смотрел на яркие звезды темного августовского неба и думал, что, наверное, и его любимая Александра сейчас вот также смотрит на эти же звезды, на Млечный Путь, на восходящую Луну... Где она сейчас? Они расстались в первый же день войны, и весточек от неё ещё не было. Зиновий сильно волновался и за свою жену, и за их малыша, которого Александра носила под сердцем, но день проходил за днём, а вестей всё не было...
Часть вторая.
Дорога на Мариенбург.
Лучи восходящего августовского солнца путались в длинных серебристых паутинках, зацепившихся за верхушки камыша вдоль дороги, за ветки редких кустарников на склоне, за стога сена и за антенну танка. Зиновий смотрел на разгорающийся погожий летний день, девятнадцатый день августа, и невольно задумался, увидят ли он и его парни ещё хоть один такой же рассвет...
Его невесёлые думы прервал нарастающий прерывистый гул. "На танки как-то не похоже" - подумал Колобанов. Через минуту всё прояснилось - четким строем, тремя девятками, разбитыми на три тройки каждая, в высоте солнечного августовского неба шли одномоторные немецкие пикирующие бомбардировщики Ju-87. Неубирающиеся шасси, похожее на большие лапти, и характерное "ломанное" крыло позволяли безошибочно распознавать их даже на большой высоте.
"Лаптёжники" - первым распознал вражеские самолеты Никифоров.
"На Ленинград идут, гады!" - сквозь зубы ответил ему Усов.
"Ничего, Андрей, мы сегодня на земле с ними рассчитаемся по полной!" - тихо сказал Зиновий, взглядом провожая горбатые силуэты немецких пикировщиков за горизонт.
Вновь тишина воцарилась над заболоченным лугом. Тихо дремали стога на лугу, брошенная ферма у поворота, расположившийся чуть южнее совхоз Войсковицы. Утки всё также беззаботно плескались в придорожном озерке. У самой кромки камыша в другом водоеме белым вопросительным знаком застыла цапля, охотящаяся на зазевавшихся лягушек. Колобанов по радио опросил остальные машины роты. Везде пока было тихо. Пока... Цену этой тишине Зиновий знал очень хорошо...
Около десяти часов послышалась канонада со стороны дороги на Волосово. Колобанов узнал "голос" орудия КВ. Тут же по радио пришло донесение, что экипажи Ласточкина и Дегтяря вступили в бой.
Чуть позже завязался бой и на лужской дороге.
А здесь по-прежнему всё было тихо. Копны свежего, душистого сена грели свои бока в лучах теплого августовского солнца... Над луговыми травами вились белые и желтые бабочки, над камышом в низине сновали стремительные стрекозы. Кузнечики в траве беззаботно стрекотали свои бесхитростные мотивы. Словно и не было никакой войны, словно этот кусочек Вселенной жил своей, обособленной от остального окружающего мира жизнью. И даже чужеродная стальная громада танка не могла нарушить извечную гармонию идущей своей чередой жизни...
Ещё раз он оглядел дорогу на Мариенбург, затем его взгляд скользнул на неприметную грунтовку, пересекавшую основную дорогу и проходящую совсем рядом с его танком. Должно быть эту дорогу местные жители использовали для перевозки сена с луга. Вместе с Усовым они ещё вчера наметили себе два ориентира - этот небольшой перекрёсточек и две березы, растущие у самого перекрёстка. Именно сюда было нацелено сейчас орудие его танка, готовое смести огненным смерчем всё, что будет двигаться по этой дороге. Но... Всё было тихо - и в небе, и на земле. Даже канонада со стороны Луги и Волосово затихла - встретив отпор, первая волна немцев откатилась назад, предоставив передышку экипажам четырех КВ.
Зиновий взглянул на часы. Стрелки показывали тринадцать десять.
- Немцы! - тихо окрикнул командира Усов.
- Приготовиться к бою! - так же тихо скомандовал Колобанов.
В считанные секунды экипаж был на местах, люки захлопнулись и все замерли.
Из-за поворота показались три мотоцикла с колясками.
"Разведка" - пронеслось в голове.
- Всем внимание! Огонь не открывать, разведку пропустить!
Мотоциклисты были уже на перекрёстке, перед самым дулом КВ, и один-единственный снаряд мог смести с дороги эту серую мерзость в человеческом обличье. Разорвать, уничтожить, превратить в тлен. Как они того и заслуживают.
Но нельзя сейчас поддаваться соблазну. Нельзя сорваться. Иначе всё - весь их вчерашний труд, все часы тревожного ожидания, да даже весь смысл их сегодняшнего существования - всё будет напрасно.
А немцы словно специально провоцировали их, остановившись и обстреляв короткими очередями придорожный кустарник и ферму Учхоза. "Только бы пехота не обстреляла мотоциклистов!" - переживал Зиновий, но охранение четко выполняло его приказ, молча провожая взглядом серые фигуры верхом на мотоциклах. Проехав мимо позиции КВ в ста пятидесяти метрах, немецкая разведка покатила дальше, быстро скрывшись из виду за поворотом дороги.
И вот, через несколько минут наступил момент, ради которого был весь этот труд по вкапыванию 'Климента' в землю, все эти часы томительного ожидания - из-за дальнего поворота дороги, из-за лесочка, начали выкатываться серые коробочки танков.
Теперь всё внимание Колобанова было приковано к веренице машин, темно-серой гадюкой извивавшейся по дороге, неумолимо приближавшейся к нему с каждой минутой. Вот он уже различает в командирский перископ не только кресты на темно-серой броне немецких машин, но и перевернутую желтую букву "Y" - тактический опознавательный знак 1-й немецкой танковой дивизии.
- Красиво идут, сволочи, как на параде! - процедил сквозь зубы Усов. Он тоже рассматривал немецкую колонну, только через окуляр своего прицела.
Немцы и правда шли красиво и самоуверенно - ровной колонной, на сокращенных дистанциях, люки машин были открыты, некоторые танкисты сидели сверху на броне.
- Бронебойным - заряжай! - скомандовал Колобанов, а сам принялся считать вражеские машины.
Он насчитал 22 танка в колонне. Двадцать два, против одного! Зиновию стало не по себе. Но другого выбора у них просто нет. Они должны остановить врага, не пустить его в Ленинград любой ценой. Любой...
- Бронебойный готов! - раздался голос Роденкова.
Колобанов приказал Киселькову передать данные о противнике комбату, а сам вновь прильнул к окуляру панорамного перископа. "Самые опасные враги - Т-IV, их нужно выбить в первую очередь, затем уже настанет черед Т-III - их нужно уничтожить столько, сколько успеем" - подумал Зиновий и ещё раз удивился самоуверенной беспечности немцев, сидящих на броне. Очевидно, они уже знали о наших танках на Лужской и Волосовской дорогах и теперь спешили зайти им в спину. Должно быть уже предвкушали, как их танки будут идти победным парадом по улицам Ленинграда, как когда-то, в 1940-м - по улицам французских городов. "Сейчас мы нарушим вашу идиллию!" - тихо прошептал Зиновий. Головной немецкий танк как раз подкатился к перекрестку.
Усов вел его на прицеле, как опытный охотник ведёт беспечную дичь. И когда прозвучала команда Зиновия: "По головному! Огонь!", он тут же отозвался эхом: "Выстрел!" и одновременно нажал на спуск. Длинноствольная пушка Ф-32 сердито рявкнула и через долю секунды её снаряд, проломив бортовую броню "немца", разорвался внутри темно-серой стальной коробки с крестами на бортах. Зиновий увидел, как огненный смерч взметнулся над моторным отделением вражеской машины, как она, преодолев по инерции еще несколько метров по дороге, замерла прямо на перекрестке.
Глухо лязгнул затвор орудия.
- Бронебойный готов! - доложил Роденков.
- Усов! По второму - огонь! - скомандовал Зиновий.
Чуть довернув маховичком орудие "Климента" вправо, Андрей нажал спуск. Вновь рявкнула пушка КВ и второй снаряд тут же нашел свою цель - пробив чуть ниже поддерживающих катков борт шедшего вторым Т-III, он разорвался прямо в боевом отделении вражеского танка под башней. Зиновий увидел, как взрывной волной изнутри раскрыло люки танка, как оттуда вместе с дымом и пламенем вылетели какие-то ошметки. Машина словно споткнулась, а затем, докатившись до горящего головного танка, ткнулась своим тупым серым носом в его корму и замерла, наглухо заблокировав перекресток.
- Огонь по концевому! - прокричал Зиновий в переговорное устройство, но Усов уже и так начал разворачивать тяжелую башню КВ вправо, целясь в хвост колонны - они с Зиновием ещё вчера наметили план боя и теперь приводили его в действие. Единственное, что было не по плану - это количество вражеских танков. Никто не рассчитывал, что их окажется столько.
Пока башня КВ разворачивалась вправо, Зиновий наблюдал за колонной врага. Сейчас, после гибели двух головных машин и резкой остановки всех остальных танков, колонна сжалась, словно пружина. Машины стояли на дороге местами даже вплотную, и нужно было срочно обездвижить танк в хвосте колонны.
Вновь ударило его орудие, и фонтан грязи взметнулся в трёх метрах от концевого немецкого танка. Недолёт! Усов корректировал прицел, а Роденков уже схватил очередной снаряд и ловко подал его в казенник орудия ещё до того, как стих звон упавшей на дно стрелянной гильзы от предыдущего выстрела. Теперь всё решали секунды. Немецкий танк уже начал пятиться назад, пытаясь освободить дорогу для остальных... Услышав характерный лязг закрывшегося затвора, Усов тут же нажал спуск. Снаряд прошил ведущее колесо, бортовой редуктор и разорвался внутри коробки передач вражеской машины. Ведущее колесо вместе с остатками бортовой передачи отлетело в сторону, мгновенно сорвав левую гусеницу. Танк крутанулся и замер поперек дороги.
Зиновий наблюдал, как у немцев началась паника. Как ни странно, но они до сих пор не обнаружили, откуда ведется огонь по колонне. Очевидно, решив, что по ним стреляют противотанковые пушки, замаскированные в копнах сена, несколько находившихся в колонне Т-II начали обстрел стогов из своих автоматических пушек и пулемётов. В это время предпоследний танк колонны попытался столкнуть с дороги подбитую концевую машину, но не успел - два попавших в него бронебойных снаряда успокоили его навеки вместе с экипажем.
На лугу и склоне холма горели стога сена, подожженные немецкими трассерами, дым прозрачным белёсым саваном окутал склон пригорка, и из этой пелены раз за разом било по врагу орудие "Климента". Немцы уже засекли их положение, и теперь били по позиции Колобанова прицельно.
Уже несколько раз вражеские болванки с глухим звоном, похожим на звук расколотого колокола, ударяли по броне его танка, но пробитий пока не было, а Усов в долгу не остался - шесть костров уже пылало на дороге, а два стальных гроба стояли с сорванными с креплений люками, едва дымясь их черными провалами, превратившись в братские могилы для своих экипажей.
Между тем, командиры других машин, державших оборону на двух других дорогах, докладывали по радио об обстановке на их участках обороны. Из этих донесений Колобанов понял, что и на других направлениях идут ожесточенные бои - перегруппировав силы после первой, неудачной попытки, немцы вновь пошли в наступление со стороны Луги и Волосово. Но выяснять подробности по радио было некогда - здесь работы было не меньше, чем у его товарищей на тех двух дорогах.
Вот один из немецких танков попытался двинуться вдоль дороги по болотине, но тут же застрял - его узкие гусеницы мгновенно "зарылись" в мягкую почву. Выбраться обратно этот T-IV уже не успел - бронебойный, попавший под башню, угодил прямо в боеукладку, и снаряды в ней сдетонировали - угловатая серая башня подскочила вверх, и, перевернувшись в воздухе несколько раз, плюхнулась в болотную грязь, а из развороченного чрева машины вырывался огромный огненный джин.
От маскировки КВ к этому времени не осталось и следа, Зиновий, как и остальные парни из его экипажа уже наполовину оглох от ударов вражеских снарядов по броне, все отделения танка заполнил удушающий и пьянящий одновременно пороховой дым от стрельбы собственного орудия. Роденков, словно черт из преисподней, весь окутанный пороховым дымом, работал в бешенном темпе, танцуя меж стрелянных гильз и загоняя в казенник орудия снаряд за снарядом. Усов даже на миг не отрывался от окуляра прицела - старый артиллерист, он теперь словно сросся с орудием, глядя на мир сквозь линзы его прицела и вслушиваясь лишь в звук лязгающего клинового затвора, закрывающегося за очередным снарядом. И почти каждый выстрел КВ отзывался на дороге похоронным звоном пробиваемого снарядом корпуса вражеской машины. Павел Кисельков склонился над прицелом курсового пулемета, и стоило кому-то из врагов оказаться в узком секторе его обстрела - он тут же нажимал на гашетку, поливая землю вокруг пылающих машин раскаленным свинцом. Пехота из боевого охранения огнем рассеяла пехотные подразделения, шедшие за танковой колонной, и, прижав их к земле, не давала приблизиться к позиции КВ.
Колобанов заметил чуть поодаль хвоста колонны какое-то движение на дороге. Да, так и есть - немцы подтянули к месту боя две противотанковые пушки и теперь разворачивали их в сторону его "Климента".
"Осколочным - заряжай!" скомандовал он Роденкову, и тут же отдал команду Усову на уничтожение новых целей. Башня КВ начала торопливое движение влево. Немецкие орудия уже развернулись в сторону нашего танка, но Усов выстрелил первым - перелёт! Откорректировав прицел, он вновь нажал на спуск - одновременно полыхнуло огнём и жерло немецкой пушки. Поставленный на удар, фугасный снаряд КВ пробил тонкий щит орудия и разорвался прямо за ним. Шансов выжить у немецкого расчета не было. Само орудие, подброшенное взрывной волной, подпрыгнуло и завалилось набок.
Усов четко видел эту картину сквозь перекрестье прицела. А Зиновий словно ослеп на миг от яркого света, резанувшего по глазам, но, оторвавшись от окуляра перископа, понял, что со зрением у него всё в порядке. Просто немецкая болванка сбила бронеколпак, защищавший головку перископа, и саму эту головку тоже срезало. Кисельков тут же открыл свой люк и заменил разбитый перископ командира. Причем проделал это так ловко, словно дело было на тренировке, и совсем не было пролетающих рядом болванок и пуль. За это время Усов уже пристрелялся по второму орудию и следующим снарядом накрыл и его. Но и враги успели пару раз ударить своими болванками по башне и по корпусу КВ. Хотя всё, как будто, обошлось. Зиновий пересчитал оставшиеся вражеские танки. Их было ещё семь. Семь попавших в западню хищников, изрыгающих пламя в сторону КВ и тщетно пытающихся вырваться из ловушки. Осталось добить их.
- Бронебойным! - скомандовал он Роденкову.
Но не успел лязгнуть затвор, как все, находившиеся в танке услышали крик Усова:
- Командир, башню заклинило!
Должно быть, одна из немецких болванок попала в стык башни и подбашенного листа КВ - это было, пожалуй, единственное слабое место этого танка.
КВ потерял возможность маневрировать огнем. Единственный способ добить врага - попытаться наводить орудие по горизонту, поворачивая весь танк вместе с заклинившей башней. Но для этого придется покинуть спасительное укрытие.
- Николай, давай назад! - скомандовал Зиновий механику-водителю. Двигатель КВ завелся, пару раз выбросив густую копоть из выхлопных, и
"Климент", не спеша, выполз из капонира задним ходом. "Призрак" предстал перед оставшимися в живых врагами во всей своей красе. Он медленно отходил назад, к запасной позиции, сопровождаемый воем проносящихся мимо болванок, осыпаемый комьями земли от разорвавшихся вблизи снарядов и мелко вздрагивающий при ударах по изъеденной вмятинами и рытвинами броне дополнительных экранов. Иногда КВ останавливался, и, подминая луговые цветы широченными гусеницами, разворачивался всей своей многотонной громадой в сторону одного из осатанело бивших по нему немецких танков. И тогда его орудие зло и отрывисто рявкало, выбрасывая из своего жерла кинжал пламени, а на той стороне болотистого луга загорался ещё один чадящий костер.
Последний, 22-й по счету танк они добили фугасным снарядом, так как бронебойные уже вышли все. При установке взрывателя "на фугас"76-мм осколочно-фугасная граната ОФ-350М пробивала 30-40мм брони, а немец, съезжая в придорожную канаву в надежде обойти подбитые машины, подставил под огонь КВ крышу корпуса, защищенную всего 15-мм бронелистами. Глухо ухнув внутри серой стальной коробки, русский снаряд превратил её в ещё одну братскую могилу.
Наконец, всё затихло. Над лугом с его камышами, над полевыми травами на склоне пригорка, над низкими кустарниками повисла тишина вперемешку с черным дымом горящих стальных коробок. Иногда тишину нарушали взрывы патронов или отдельных снарядов внутри раскаленных от страшного жара корпусов искореженных танков, на бортах которых пузырилась, плавилась и горела черная краска тевтонских крестов. Зиновий смотрел на горящие на дороге вражеские машины и сам себе не верил. Не верил, что они смогли в одиночку остановить и уничтожить двадцать два танка и сами остались живы. Значит, ещё увидят они с друзьями рассвет следующего, двадцатого по счету, августовского дня.
Связавшись с комбатом по радио, на его вопрос "Ну как у тебя дела, Колобанов? Горят?", Зиновий с улыбкой ответил: "Хорошо горят, товарищ капитан!". Доложили комбату обстановку - 22 подбитых танка, 98 израсходованных снарядов. Танк поврежден. Потерь в личном составе нет. Дальше позицию удерживать возможности не было, и Колобанов получил приказ соединиться с танками Ласточкина и Дегтяря в районе совхоза Войсковицы.
Подминая траками гусениц луговую траву, КВ, с оседлавшими его бойцами из боевого охранения, многие из которых были ранены, устремился мимо брошенной фермы к совхозу. И тут они заметили несколько немецких танков и небольшой отряд вражеской пехоты на окраине совхоза. Идти в обход было уже поздно - немцы явно заметили их. "Вот же черт!" - тихо ругнулся Зиновий, - "А я уже думал, удалось отвертеться от судьбы-злодейки!". И громко скомандовал:
- Экипаж - к бою!
Довернув на врага, Никифоров прибавил газу, но немцы не приняли бой, начав поспешно отступать к лесной дороге, по которой немного ранее они и пробрались к совхозу. Колобанов сначала удивился такому маневру врага, но когда из-за пригорка на полном ходу выкатились, лязгая траками, два КВ - Ласточкина и Дегтяря, то широко улыбнулся. Он улыбался друзьям, так вовремя выручившим в трудную минуту, улыбался августовскому солнцу, которое уже начало клониться к горизонту. Просто улыбался ещё одному прожитому дню и надежде, что он будет не последним в его жизни.
Вечером, присев с друзьями на траву возле своих танков, Колобанов узнал подробности боёв на двух других направлениях - экипажи Ласточкина и Дегтяря у дороги на Волосово дважды отбивали немецкие атаки. Сожгли по четыре вражеских машины каждый. На лужской дороге экипаж лейтенанта Сергеева уничтожил восемь танков, а экипаж младшего лейтенанта Максима Евдокименко - пять. Младший лейтенант в этом бою погиб, трое ребят из его экипажа были ранены. Уцелел лишь механик-водитель Сидиков. Причем последний, пятый подбитый танк на счету именно механика водителя - не видя другого способа остановить прорвавшийся на наши позиции немецкий танк, Сидиков таранил его. При этом сам КВ был практически выведен из строя, но немецкая машина была уничтожена - её корпус не выдержал удара пятидесяти тонн русской стали.
Итог дня - сорок три уничтоженных вражеских танка, один потерянный свой и ещё один - серьёзно поврежденный.
На своем же танке экипаж Зиновия Колобанова насчитал 135 вмятин от попаданий вражеских снарядов. Сто тридцать пять раз смерть примерялась к ним, и всё же обошла их сегодня стороной...
- Что ж! Значит, не судьба была нам погибнуть сегодня! - заключил Зиновий, улыбнувшись своим товарищам, - Значит - сможем остановить зарвавшихся фрицев, сможем победить их!
И на усталых, покрытых пылью и пороховой гарью лицах его товарищей тоже появились улыбки. Ибо была в тех словах не только надежда. Каждый из них глубоко в душе чувствовал - так и будет.
На дороге за фермой догорали танки вражеской колонны, уничтоженные экипажем Зиновия, на двух других дорогах - ещё двадцать одна серая машина с крестом на борту, а далеко на западе, за дальним леском, догорал закат пятьдесят девятого дня войны...
До Победы оставалось ещё долгих три года, восемь месяцев и двадцать дней. Но каждый из них знал - ОНА ПРИДЁТ!
