- Дети, поторапливайтесь! Почему вы еще не готовы? Вы же знаете, что отец не выносит медлительность, если вы заставите его ждать, он вообще не поедет. Да смотрите, ничего не забудьте.
- А что мы взяли с собой перекусить? - спросил Курт.
- Жареную телятину, яйца, бутерброды, сыр, пирог и колбаски. Гретхен, ты положила кофе? Точно! Я чуть не забыла про соль! Так, дети, подумайте хорошенько, мы всё взяли?
Фрау Майер была на ногах с трех часов утра и уже хлопотала на предстоящий день, поскольку к пикнику всегда готовились основательно, а если, все же, что-то забывали взять или происходило отклонение от намеченного плана, то господин Майер разворачивался и уезжал домой на ближайшем поезде.
Среди жителей Восточной Пруссии отдых на море не пользуется успехом. Большинство предпочитает копить деньги, чтобы положить их на счет в сберегательном банке, а не тратить их на морском курорте. Горожанам из Кёнигсберга летний отдых заменяют редкие пикники в Пиллау или Кранце или других курортах на побережье Ost-See, расположенных в одном часе езды от города. Воскресенье всецело отдано поездкам к морю, а если отправиться четвертым классом, то можно значительно сэкономить.
В девять часов семья Майеров уже ехала на поезде в Пиллау, высматривая в окне первые отблески моря. Курт отстал от них еще в Кёнигсберге, пообещав, что присоединится к ним позже.
- Он ушел повидаться с Фелицией, - сказала Трудхен. - Я не удивлюсь, если он приедет вместе с ней. Ведь сейчас она нарасхват. Что ты скажешь, мама, если Курт заявит, что теперь они с Фелицией помолвлены?
- Пусть только попробует! - ответила фрау Майер. - Лишь потому, что она выиграла несколько сотен потрепанных (lumpige) бумажек, Курту не стоит сходить по ней с ума. Поверьте моему слову, она спустит деньги за пару недель. Кроме того, не всё можно купить за деньги. Да хоть она миллион выиграет, для всех она останется дочкой уборщицы.
- Na, na! - сказал господин Майер, который обычно придерживался умеренным взглядов, когда был трезвым. - Я уверен, что нашлось бы немало людей готовых помочь ей забыть об этом, если бы у нее был миллион или даже сто тысяч.
------------------------
Na, na!- нем. ну-ну!
------------------------
- Говорят, что она заставила евреев раскошелиться, - сказала Трудхен.
- Причем тут евреи? Всем известно, что граф Путценштайн выкупил ее приз, и теперь он так раздосадован этой сделкой, что отказывается сказать, сколько он заплатил. Фелиция тоже не говорит. Но, разумеется, сумма не настолько велика, как люди себе воображают. Я полагаю, что девица была в сговоре с евреями, чтобы заманить графа в ловушку и, скорее всего, ей пришлось отдать им большую часть барыша.
Чудесный пляж в Пиллау, за которым стоит прекрасная роща буков и елей, это излюбленное место отдыха горожан из Кёнигсберга. Пруссаки подходят к организации своего отдыха так же тщательно и разумно, как и любого серьезного предприятия, поэтому в Пиллау можно приятно провести день за пятую часть цены, которую платят отдыхающие на курортах Англии, и, при этом, не терпеть неудобств и лишений, свойственных недорогим курортам. Под зеленым пологом листвы расположены десятки ресторанов и сотни столиков, и, хотя, здесь готовят вкусную (прусскую) еду за приемлемую цену, общепринятый обычай позволяет приносить с собой провизию в корзинке для пикника, а любезный хозяин заведения предоставляет в пользование столы и стулья,
прося в ответ лишь право варить отдыхающим кофе, по цене полпенса на человека, включая сливки и сахар, но не само кофе, так как и его посетители берут с собой, вместе с остальной едой. Таким образом, за три пенса, семья из пяти человек может наслаждаться сваренным кофе, в придачу к праву беспрепятственного пользования столом и стульями в течение всего дня. Но и хозяин ресторана не остается в убытке, когда отдыхающие переходят на пиво и более крепкие напитки, поскольку на пикник алкоголь с собой не берут.
В Пруссии почти везде разрешены общие пляжи для мужчин и женщин, но простые люди не часто позволяли себе удовольствие искупаться в море, предпочитая совершать водные процедуры над тазиком с водой, в своих собственных кухнях, за исключением тех, кому посчастливилось жить в новой квартире с ванной комнатой. Некоторые разбогатевшие плебеи, подражая аристократии, загорают на пляже в купальных костюмах, на изготовление которых ушло скудно малое количество ткани, тем самым, снабжая готовым сюжетом, беспощадный карандаш художника-карикатуриста, поскольку жена мясника, которая сорок лет, как сыр в масле каталась, не выглядит изящно и привлекательно в модном купальном костюме. Поэтому простые люди плещутся в воде у себя дома.
Гретхен и Трудхен были уже слишком взрослые, чтобы прыгать через волны, так как прусские девушки покрывают голову и носят длинные юбки с пятнадцати лет. А поскольку им настрого запрещалось кокетничать с кем-либо, дочки фрау Майер развлекали себя тем, что прогуливались в роще, поглощали сваренные вкрутую яйца и бутерброды, а также клянчили у отца стаканчик пива, чтобы запить съеденное. Моцион на свежем морском воздухе способствовал усилению аппетита, поэтому на пикнике удавалось съесть в два раза больше, чем дома. Отец и мать сидели за столиком, с полным на то правом, и полдничали каждый час, разглядывая посетителей зашедших в парк. Господин Майер все время пил пиво, чередуя его, ради разнообразия, рюмочкой рома или виски.
- MeinGott, Mann! - воскликнула фрау Майер. - Ты уже выпил на три шиллинга, а у тебя еще ни в одном глазу, какими же, тогда, должны быть счета за выпивку, когда ты приходишь домой хорошенько налакавшись? Ты мог бы жить в своем собственном доме на проценты с капитала в банке, если бы не твоя проклятая тяга к бутылке! - она сделал глоточек из рюмочки с Damenliqueure с видом негодования.
Тем временем, "сердечные дела" Курта проходили, любопытный, но довольно тривиальный, этап коренного перелома. Вчерашним вечером, после прочтения в газете об успехе Фелиции, он оправился к ней домой и просил встречи с ней, но она уже спала, поэтому ее мать отказалась будить дочь. Это был первый раз, когда Курт решился сделать Фелиции официальный визит, поскольку боялся дать ей, тем самым, повод ухватиться за него покрепче. Вначале, разумеется, следовало выяснить, сколько у нее денег, и что она собирается с ними делать; а если слухи верны, то можно было бы решиться на более смелые ухаживания. Он понимал, что десяти тысяч марок не достаточно, но двадцать тысяч уже давали пищу для размышлений, при условии, что ему удастся убедить ее, не трать деньги, пока он не окончит университет. Он ценил красоту и охотнее предпочел бы хорошенькую девушку одного с ним возраста с двадцатью тысячами марок, какой-нибудь уродливой старой деве с пятьюдесятью или даже сотней тысяч.
Ему необходимо встретиться с ней, под любым предлогом, и чем раньше, тем лучше. После долгих размышлений, взвесив все "за" и "против", он решился написать ей записку с приглашением поехать с ним в Пиллау на следующий день. Дело было рискованное, потому что давало ей вещественное доказательство. Прежде они встречались лишь на улице или в кафе, и все их короткие прогулки были оговорены лишь устно. Он тщательно выбирал слова, чтобы приглашение звучало как можно невиннее.
"Моя дорогая FraЭlein! Завтра мы всей семьей едем в Пиллау. Могу ли я просить вас оказать нам честь и составить нам компанию? Моя матушка и сестры тоже едут. Мы надеемся провести чудесный день, и планируем вернуться домой рано. Я буду считать приглашение приятым, если не получу от вас сообщения с отказом. Имею честь зайти за вами в девять часов.
Преданный Вам друг,
Курт Майер."
Фелиция рассмеялась от души, когда прочла письмо.
- Мамочка! - крикнула она. - Смотри, чары уже начали действовать! Мне пришло письмо от Курта Майера, самой скользкой рыбки, которая когда-либо попадалась в мои сети. Представь себе, он даже подписал письмо: "Преданный Вам друг!" Через три года он уже будет Herr Doktor, а я, может быть, стану Frau Doktor! Я думаю, что мне нужно принять его приглашение, хоть я и плохо себя, сегодня, чувствую. Хотелось бы знать, будет ли он представлять меня своей матери? Последнее время Майеры сильно задирают нос из-за того, что их сын учится в университете. Его отец недавно стал бригадиром на Ost-Bahnhof, поэтому его жена теперь называет себя не иначе как Frau ObergepДcktrДger, Анна Майер! (Миссис Анна Майер, жена старшего вокзального носильщика). Я думаю, что они, конечно, сберегли немного деньжат для своего сыночка, но не надеются же они, в самом деле, породниться с аристократией? Может быть, сегодня мне удастся выудить эту рыбку. Хоть это будет непросто.
Последние предложения были сказаны про себя, а не произнесены вслух, но мать, тем не менее, их поняла.
- Не лучше бы было обождать с этим пару дней, - спросила мать с беспокойством, - пока тебе не станет лучше?
Мать чувствовала, что на кону вся будущая жизнь дочери.
- Если бы я только была чуточку увереннее в нем, то смогла бы отдохнуть пару дней, - признала Фелиция, - но терять столько времени слишком рискованно. Все что у меня есть это хорошенькое личико и небольшой капитал, хоть ты, мамочка, мой самый близкий и любимый человек на всем белом свете, и мне другой не нужно. Но когда я останусь без тебя, я хочу знать, что тебя похоронили в шелковом платье, и четыре лошади везли катафалк на кладбище, а над твоей могилой стоит надгробный камень! Ты никогда бы не поверила, мамочка, что тебе будут оказаны почести наравне с господами!
- Но знаешь ли ты, доченька, как держать себя с его матерью и сестрами?
- Не волнуйся, мамочка. Помнится, и фрау Майер до замужества прислуживала в господском доме, не так ли? Ты сама говорила мне, что она кухарила у Люблинских. Кроме того, Курт пока и не думает представлять меня своим родителям. Он хочет лишь оказаться со мной наедине, чтобы задать свои вопросы, терзающие его любопытство. Та часть записки, где он пишет о матери и сестрах, которые едут с ним в Пиллау, лишь для соблюдения приличия. Вполне возможно, он не повезет меня в Пиллау. Я сомневаюсь, что у него хватит денег, чтобы заплатить за билет. Его заботливая мать не отпускает его от своей юбки. Но, пожалуй, сегодня мне есть, чем его удивить, ведь, он даже не догадывается, сколько я выиграла. Он потеряет дар речи, когда я покажу ему чек. Граф пообещал мне оставить в секрете сумму нашего договора. Только представь себе, мамочка! Я говорила с настоящим Графом и попросила его оказать мне услугу! Мать Курта и его сестры умрут от зависти, когда я им расскажу, и я не упущу случая это сделать, если они только попробуют обходиться со мной грубо.
Курт пришел вовремя. В своем лучшем костюме он стоял у порога скромного жилища фрау Юнкер и постучал в дверь, как подобает порядочному кавалеру, который наносит визит благовоспитанной барышне. Он дал себя представить старой фрау Юнкер и даже снизошел до того, что пожал ей руку. Фелиция вспомнила, что он никогда не пожимал её руки, хоть он и обнимал ее за талию во время прогулок и неоднократно целовал. Она почти одна на всем белом свете, а на кону стоит ее будущая жизнь, поэтому она вынуждена мириться со всеми несправедливости мира по отношению к ней.
Однако этим утром он вел себя с ней почтительно. Он не пытался ее обнять, ущипнуть ее за щечку или пощекотать за бок, даже когда они сидели близко к друг другу в полупустом вагоне поезда. Он был вежлив настолько, насколько позволяло его воспитание, неуклюже и чопорно, поскольку прусские манеры не балуют изысками.
Фелиция сразу ощутила изменение в его поведении, она знала, чем была вызвана такая перемена.
- Я вчера прочел обо всем в газете, - начал Курт, когда они обменялась формальными словами.
- И что? - спросила Фелиция. Она не собиралась упрощать ему задачу и решила заставить его помучиться, пока он будет выуживать у нее ответы.
- Ты понимаешь, что я имею в виду твой выигрыш в лотерею. Надо полагать, теперь ты богатая девушка.
- В сравнении с моим прежним доходом, да. Но, конечно, эти деньги вряд ли можно назвать огромным богатством.
- В газете ничего не было сказано о том, сколько ты получила.
- Да, я попросила графа никому не говорить, - сказала она. Фелиция была вынуждена употребить ценное знакомство с как можно большей пользой для себя, рискуя злоупотребить любезностью графа. - Я хотела сделать сюрприз для... своих друзей.
- Полагаю, что я вхожу в число твоих друзей? - спросил Курт.
Фелиция взглянула на него робко.
- Я надеюсь, - проговорила она, наконец. - Мне хочется в это верить. Прежде многие называли себя моими друзьями, а теперь отвернулись от меня. Нельзя узнать наперед "кто есть кто". Никогда не узнаешь, предадут они тебя или нет. Я хочу верить, что ты мой друг. Ты всегда был добр со мной. Ведь я лишь несчастная и беззащитная девушка. Мне не на кого положиться. Даже друзья бывают грубы ко мне.
Фелиция не обманывала себя на его счет: Курт охотно превратит долг в добродетель, и будет гордиться своей вынужденной доблестью. Она привыкла быть начеку со своими ухажерами, и не раз ей приходилось спасаться от мужского коварства, но она знала, что кавалер с пустым кошельком обычно безобиден.
- Я всегда относился к тебе с большим почтением. - Курт заверил ее. - Ты же знаешь, какой мы студенты бесцеремонный народ и порой наша необузданность берет над нами верх, когда нам удается улизнуть, на время, из-под жерновов наук. Но у нас на уме нет ничего дурного, по крайней мере, я никогда не желал обидеть тебя, Фелиция. Ты мне веришь, моя девочка?
- Я тебе верю, - ответила девушка. - Разве я не поехала с тобой, сегодня, одна? Я должна доверять тем, кто называет себя моими друзьями, по крайней мере, до тех пор, пока они не покажут истинное лицо.
Курт, в своем ухаживании за Фелицией, дошел до того предела допустимых вольностей, какие молодой прусский кавалер может безнаказанно проявлять к даме своего сердца. Факт этот говорит сам за себя. Тем не менее, Курт тщательно избегал всего того, что могло бы дать ей повод считать, что их помолвка у нее "в кармане". Как бы то ни было, теперь, она поймала его на слове. Позже она расквитается с ним, когда придет время, если, конечно, рыбка не сорвется с крючка.
Было уже позднее утро и в поезде полно отдыхающих, большая часть которых предпочитала ехать четвертым классом, поэтому Курт и Фелиция без труда перешли в полупустой третий класс. Фелиция всегда хорошо одевалась, но сегодня она приложила двойное усердие для того, чтобы выглядеть обворожительно. Ее былое летнее платье великолепно подчеркивало фигуру и безупречное сложение. Мода на платья с глубоким вырезом еще не дошла до Пруссии, но ярко розовые бретельки корсета сияли сквозь прозрачную ткань, весьма откровенного, лифа ее платья, который был создан притягивать взоры к, почти ничем не прикрытому, точеному бюсту, обещая награду внимательному наблюдателю. Ничего из этого не ускользнуло от его взора. Курт, хоть и вид женского тела был привычным для студента-медика, высказал своей спутнице восхищение, словами чересчур грубыми для буквального изложения, смысл которых сводились к тому, что женское тело выглядит несравнимо привлекательнее сквозь полупрозрачную ткань, чем полностью голое, синее от холода, лежащее на операционном столе.
- Du bist heute rein zum anbeissen! (так бы и укусил) - продолжал он, воодушевленный румянцем, который вызвал его комплимент. Фелиция отстранилась от своего кавалера. Она намеривалась держать его на расстоянии.
- Не бойся, - сказал Курт, смеясь, - я не буду тебя есть! Но ты так и не ответила мне, сколько ты получила.
- А почему ты хочешь это узнать?
- Сказать тебе "почему"?
- Да!
Курт медлил.
- Я не скажу тебе! - ответил он, наконец.
Девушка старалась скрыть свое разочарование, но Курт заметил, что у нее на глазах выступили слезы. А дрожащие губы и потупленный взор сделали больше, чем все ее уловки.
- Послушай! - воскликнул Курт. - Не глупи. В спорах с родителями я всегда на твоей стороне, я даже ссорюсь с ними из-за тебя. Я не тот, кем ты меня считаешь. Я не волен делать то, что мне захочется. Ты мне очень нравишься, но я связан по рукам и ногам, мои родители небогаты и мне нужно учиться. Если бы я выиграл много денег, я убежал бы с тобой в Америку на следующий же день. Вот было бы здорово, правда?
Фелиция взглянула на него, не сказав ни слова. На такой несуразный вопрос ей нечем было ответить. Она никогда не питала такой глупой прихоти к тому, чтобы сбежать с ним тайком.
Казалось, Курт сам осознал нелепость своего предложения.
- Ты просто не знаешь моих родителей, тебе невдомек, насколько они глухи к доводам разума, - продолжал он. - Они мнят себя ровней аристократам. Я никак не могу показаться с тобой дома, не избежав ужасного скандала.
- Даже если у меня есть сорок тысяч марок?
Фелиция, с безошибочным чутьем, выбрала психологически верный момент, чтобы использовать свой последний аргумент. Результат оказался таким, как она ожидала.
- Сорок тысяч марок! Ты хочешь сказать, что у тебя есть сорок тысяч марок?
- Посмотри сам, если не веришь, - сказала Фелиция, протягивая ему чек.
Курт внимательно рассмотрел чек с обеих сторон. Сомнений в его подлинности не оставалось. Секундой позже Курт заключил Фелицию в свои объятья, наглаженные оборки ее платья помялись от его прикосновения.
- Чек, чек! - закричала она, выпутываясь из объятий. Курт небрежно положил чек на деревянное сиденье и он, проскользнув в щель между дощечками, упал на пол. Курт тут же поднял чек и вернул его Фелиции.
- Тогда немедленно женимся, с благословением или без, - воскликнул Курт.
- Не сейчас, - сказала она, - а после того, как ты окончишь университет.
Они оба умолчали о том, сколь много у каждого из них обстоятельств могущих помешать исполнению данного обещания.
- Но если родители, все же, не позволят мне? (Он почти надеялся на это).
- Ты должен быть мужчиной и настоять на своем. Теперь, когда у меня есть деньги, они больше не будут презирать меня как прежде, по крайней мере, открыто. А у твоего отца есть сорок тысяч в банке?
- Я не знаю, - сказал Курт, вдруг осознав, что не желает мириться с потерей своего над ней превосходства, которым он так долго пользовался. Ему было известно, что у отца нет и трети этой суммы. Их семья смогла накопить две тысячи марок для каждой сестры, три тысячи на его учебу и, может быть, еще две-три тысячи на крайний случай. Курт понимал лучше Фелиции, сколь высоко эти деньги повышали ее ставку на брачном рынке. Если он не возьмет ее в жены, множество других будут рады сделать это вместо него, а ему придется довольствоваться какой-нибудь уродливой старой девой (Scheusal), которой только ворон пугать.
- А что ты собираешься делать с деньгами? - спросил Курт. - Тратить на налево и право?
- Об этом можешь не волноваться! Граф посоветовал мне вложить деньги в облигации. Тогда я буду получать четыре с половиной процента.
- И не станешь тратить сорок тысяч?
- Конечно, нет. Мы сможем жить на проценты год или два, пока ты не начнешь свою практику.
- А я могу найти место в больнице, буду работать помощником врача, - сказал он. - Деньги не большое, но меня могут и повысить, если я хорошо себя покажу. Тогда у нас, с самого начала, будет мое жалование и твои проценты.
- Also Abgemacht? - сказала Фелиция, смеясь и наливаясь румянцем. Курт неожиданно для себя осознал, что, без предложения руки и сердца с его стороны и согласия с ее, он окончательно и бесповоротно связал себя обязательством, если, конечно, его слово что-то стоит. Он с содроганием представлял себе предстоящий разговор с родителями. Курт взял ладонь девушки в свои ладони и сидел неподвижно, испытывая в этот момент спокойную серьезность и благородное чувство, чего прежде он никогда еще не испытывал. Как и большинство прусских студентов, он часто рассуждал о неповиновении и бунте, но в его венах текла кровь десятков поколений, воспитанных на железной дисциплине, отчего их потомку было почти невозможно, духом и телом, восстать против родительской, либо любой другой, признанной власти. Ему было бы легче отправиться на неминуемую гибель, чем осмелиться не подчиниться приказу. Фелиция чувствовала его неуверенность и намеривалась это исправить.
----------------------------
Значит, договорились?
----------------------------
- Ну вот мы и в Пиллау, - сказала она. - Пойдем сразу же к твоим родителям и скажем им о нашем решении. Они не станут поднимать шум на глазах у посторонних, и мы сможем им всё объяснить. Мы справимся. Ты совершеннолетний и они не могут тебе просто запретить, теперь ты имеешь право решать за себя сам.
Курт был согласен, что сейчас самый подходящий момент, но его не покидало дурное предчувствие. Он чувствовал себя хуже, чем на Abiturienten Examen, который он сдал только со второго раза.
Им не потребовалось много времени, чтобы найти остальных Майеров. Семья сидела за своим столиком, собираясь хорошо отобедать, как вдруг Трудхен прошептала взволнованным голосом:
- Мама, смотри! Там Курт с Фелицией. Вот это да, они идут рука об руку! Он и впрямь хочет представить ее нам. Всё это неспроста!
- Мать, отец, - проговорил Курт бледными губами и с дрожью в голосе, - позвольте мне представить вам мою невесту FraЭlein Фелицию Юнкер.
Девушка сделала книксен на прусский манер и, улыбаясь, подала ручку. Господин Майер, к этому времени, был уже довольно пьян, и вид красивой русоволосой девушки радовал его мутный взгляд. Отец семейства с трудом поднялся и взял протянутую ручку девушки, а затем, после безуспешной попытки что-нибудь сказать, плюхнулся обратно в кресло. Гретхен и Трудхен потеряли дар речи и, не в силах пошевелиться, глазели на брата и девушку. Фрау Майер мрачно сидела в своем кресле, руки сложены на коленях, ее взгляд неотрывно следил за лицом Фелиции. Курт толкнул Трудхен локтем в плечо, и усадил свою невесту (Braut) в быстро освободившееся кресло. Затем воцарилось молчание.
Смелости Курта хватило лишь на первый бой, решимости вести сражение дальше у него не осталось. Девушка перевела взгляд с одного каменного лица на другое, даже замедленный взгляд и странное шевеление губ полупьяного отца не облегчали ей задачу. Она поняла, что от Курта она помощи не дождется и нужно действовать самой.
- Я понимаю, как сильно вы удивлены, - сказала она, - поверьте, что и мы удивлены не меньше. Теперь, когда мне улыбнулась удача и я выиграла в лотерею, мы с Куртом смогли обручиться. Я давно знакома с вашим сыном и очень хотела познакомиться с вами, но не решалась это сделать, но теперь, когда у меня есть свой небольшой капитал в сорок тысяч марок, мы решили просить вашего благословения.
- Сорок тысяч марок! - воскликнула фрау Майер. - Этого не может быть!
- Не спеши судить, мама! - предупредил Курт. - Сначала взгляни на чек.
Фрау Майер посмотрела в банковский чек и передала его своему мужу.
- А чек не фальшивый? - спросила она.
- Тише, мама! - прошептала Трудхен, которая стояла позади кресла фрау Майер. - Это может ее обидеть.
- Чек настоящий, нет сомнений в его подлинности, - сказал господин Майер. - Тебе крупно повезло, девочка. Скажи мне, Курт, серьезно ли твое решение жениться?
- Да, отец. Если ты не одобряешь мой выбор, скажи мне. Но я не верю, что ты смог бы найти хоть одно возражение, мешающее нашему с Фелицией союзу. Я считаю, что принял правильное решение, даже согласно твоему образу мыслей.
- Поговорим об этом позже. Коль скоро ты сам принял решение, мне нечего к этому добавить. Но считаю, что стоит повременить с объявлением о помолвке.
- Интересно, как скоро ты спустишь все свои деньги? - спросила Фрау Майер, не отводя взгляда от Фелиции.
- Она вовсе не будет их тратить! - ответил Курт. - Она положит всю сумму в банк, всё до последнего пенни.
- Граф Путценштайн рекомендовал мне вложить часть денег в облигации, а часть в государственные долговые обязательства, - объяснила Фелиции. - Вместе они принесут мне доход в четыре с половиной процента, который равняется одной тысячи восьмистам марок в год. Это почти в два раза больше, чем мое жалование в Блюментале. Я продолжу работать кассиром еще год или два, пока не накопятся проценты, после чего я смогу уйти из магазина и заняться своим приданым (Aussteuer). А к тому времени, как Курт получит диплом врача, к сорока тысячам у меня уже будут сбережения в размере три-четыре тысячи марок, которых хватит, чтобы купить необходимые вещи и обставить дом. Позвольте поинтересоваться, фрау Майер: когда Гретхен будет выходить замуж, может ли она рассчитывать на такую же сумму?
Фрау Майер вздрогнула, словно от укола. Столь язвительное замечание Фелиции было вызвано не чувством мести, а, наоборот, желанием завоевать уважение будущей свекрови. Хотя фрау Майер и не стала отвечать на вопрос, она отметила ум девушки и ее выдержку. Мать поняла, что Курт не является автором такого обдуманного плана. Всё это время, она внимательно оценивала девушку, но так и не нашла к чему придраться. Ее платье было идеально по размеру, хорошо сшитое и модное, равно как и всё на ней сияло чистотой и было наглажено так тщательно, что не найти ни единой складки. Весь ее наряд безупречен до мелочей: ни одной потерянной пуговицы, порванной петельки или не обметанного шва. Фелиция явно не зря проработала пять лет в лучшем магазине тканей Кёнигсберга.
- Ну что ж, - сказала, наконец, фрау Майер, голосом, в котором звучали примирительные нотки, - посмотрим, как тебе удастся воплотить в жизнь свои планы. А вот и кофе уже несут. Ты, должно быть, проголодалась.