Аннотация: Играл на "Азимуте-2010", тема - Город :) Вышел в финал, занял 25 место, надо же! Версия рассказа конкурсная, не правленная. Жанр - городское фэнтези. Рабочее название "Романтик" :)
Сегодня, ровно в полдень, я влюбился в Маргариту.
Часы, расположенные над входом в Станцию, били двенадцать. На седьмом ударе я случайно оторвал взгляд от рекламной витрины, расписанной пальцами зимы, и увидел... ее.
Она стояла у зала ожидания, прислонившись к стенке, покрытой облупившейся краской, и пристально вглядывалась вдаль. Нескладная. Довольно высокая. Взволнованная. Лицо - не то чтобы красивое, но очень приятное. Приоткрытые пухлые губы. Брови, изогнутые в непонятной тревоге. Четкий профиль. Легкое пальто. Ей явно было холодно и неуютно. Девушка теребила в руках небольшую сумочку, иногда оборачивалась на старый потрепанный чемодан с надписью "STARE", стоящий у ног. И снова устремляла взгляд в ту сторону, откуда должен был прибыть Город.
Две минуты я робел. Еще две - подбирал слова. Пятую, последнюю, просто рассматривал ее лицо. Наверное, боялся, что после отказа не смогу набраться храбрости и посмотреть на него вновь. А потом, подобравшись и небрежно перекинув трость из руки в руку, подошел к ней.
- Здравствуйте, леди, - полушутливо-полусерьезно поприветствовал незнакомку я. - Позволите помочь вам с багажом?
Женщина обернулась на меня. Слишком медленно, словно сонно. Посмотрела на меня невидящим взглядом. Явно захотела что-то сказать. Моргнула. И сорвалась.
Она плакала долго. Минуту, две, больше? Я что-то говорил, пытался утешить, не убирал ладоней с ее плеч. А она, мотая головой, пыталась вырваться и просила не лезть в ее проблемы. Я же, с головой ушедший в прорубь чувств, просто не мог отойти в сторону.
Мне стала понятна ее напряженная поза. Впрочем, все люди, ступающие на перрон Станции, чем-то сломлены. В Город уходят не просто так. Для того, чтобы забраться в его вагоны, нужна Цель. Или, толкающая в спину, очень сильная нужда.
Я и сам совсем не случайно стою сейчас на Станции.
Дав наплакаться девушке вволю, я узнал ее имя и предложил горячий чай. Не знаю, почему, но она согласилась. И мы медленно направились к окошку под стертой вывеской, на которой когда-то было выведено "Чайная"...
Маргарита пила чай, молчала, стучала пальцем по столу. Иногда глядела на меня, но отчего-то сильно смущалась, тут же отводя взгляд. Я видел, что не вызываю в ней ответных чувств. Просто она была слишком скромна, чтобы смотреть людям прямо в глаза.
Разговор шел медленно. Обсуждали погоду, политику, но сухо, ограничиваясь короткими фразами. Изредка Маргарита доставала из сумочки платок и утыкалась в него, стирая с лица слезы. А я, такой дурак, робел и не мог спросить, что ее беспокоит...
Когда подошел поезд, Маргарита попрощалась и направилась к нему. Одна. А я стоял и смотрел, как она идет по перрону, уткнув лицо в ворот пальто. Как показывает билет контролеру. И как входит в вагон Города, который должен будет стать ей домом.
Этот Город ушел. А я так и не решился войти в его двери...
Через сутки прибыл следующий Город. Последний в этом месяце. И я уехал на нем. Как мне казалось тогда - во вполне светлое будущее.
Ровно в полдень следующего дня я забыл о своем мимолетном увлечении.
***
Когда дочь спрашивает меня, зачем я пришел жить в Город, я и сам не нахожу ответа на этот вопрос. Вроде бы, и было что-то в той моей жизни, до Города. Но с другой стороны - абсолютно пустое, никчемное. Деревенька около Станции опостылела мне. Городок, разросшийся поодаль, не привлекал совсем. Я жил, горбатился на скучной работе, и совершенно не понимал, в чем смысл моей жизни.
Вы мне скажете: "Ха, придурок, нашел за чем гоняться! Лопату в руки - и живи. Люби, размножайся, умирай. Так делают все люди!".
Не скажете? А отец сказал. Конечно. Он не знал ничего о слове "романтика". Не таскал книжки из заколоченной досками избушки, называющейся "Библиотека". Не дарил девчонкам сорванные с полей цветы. Не целовался нежно, под дождем, где-нибудь в укромном местечке.
В этом мире меня не понимали. Я пользовался уважением девчонок, женщины же называли меня "обходительным дурачком". С парнями дело обстояло еще хуже - за своего меня не принимали совсем. Впору было плюнуть на свой характер и стать таким, как все вокруг. Но я не мог, просто не мог перешагнуть через свои принципы, так старательно взращенные детством и книжками.
Когда мне исполнилось двадцать, я ушел в город. Думал, что там, наконец, обрету свободу и независимость, стану понятым, любимым. Какое там! Грубый мир города засунул меня в самую глубокую лужу.
Любовь? Местные женщины отдавали запахом сигарет, затхлостью и дымом. Я задыхался от их поцелуев.
Работа? Я был готов на любую грязь, но грязь взаимствовать не торопилась. Так называемые коллеги загоняли меня в клетки уныния. Звали пить и пили сами. Я отводил глаза, запахивал куртку и шел домой. Не принимал я жизнь такой, какой она была. Гнался за призрачным словом "свобода".
Свобода? О да, вечера, проведенные в этом городке, можно соединить с этим словом! Стоя на заплеванной набережной грязной реки, я смотрел на заходящее солнце, жмурясь, греясь в его лучах... По сравнению с моей прошлой жизнью, это времяпровождение можно было назвать свободой...
Почти.
В подъезде моего дома меня прозвали Романтиком.
Я не спорил, совсем. Я соглашался, кивал, пытался отшучиваться. И старался закрывать глаза на то, что за моей спиной эти люди смеялись. О нет, думал я. Они не со зла. Просто так получается. Смеяться? Почему нет? Кто-то же должен дарить окружающим улыбки.
То, что иногда улыбки становились злыми, я не замечал слишком долго.
А потом я стал клоуном. В местном цирке. Я был печальной половинкой яркой и зажигательной клоунессы. Нарисованные на моем лице слезы показывали этому миру мою душу. Я смеялся, но плакал. Я плакал и надо мной смеялись. Сцена и жизнь потихоньку смазывались, становясь одинаковыми. И вязкими, как едва-едва застывший мед.
А вскоре я полюбил свою партнершу.
Она слишком искренне улыбалась. Вот и все, что я могу сказать о причине своей любви. Но чем ближе я ее узнавал, тем счастливее становился. А наши совместные чаепития после выступлений грели мою наивную и робкую душу.
Моя клоунесса вышла замуж совсем неярко. Как мне сказали люди из нашей труппы, она просто пошла в загс и расписалась там со своим избранником. Без всяких толп и ненужной мишуры, в которую так любят обряжать себя молодожены.
От "избранника" пахло машинами и дешевым пивом. И он очень тепло обнимал девушку, которую любил я.
После этого случая моя жизнь застопорилась. Я четко-четко осознал, что живу не так. Что надо меняться вопреки принципам. Особенно, если они такие слабые и хлипкие, как у меня.
И как сам я, если быть честным.
Но оказалось, что расстаться со своими принципами, пусть они и слабее всех других на свете, слишком трудно. И я забил.
Точнее, я просто ушел в Город.
В этом мире, раскиданном на небольшие Станции и ютящиеся рядом с ними города, я смог найти счастье только в бегущем по рельсам поезде. Том самом, который назывался Городом и так неромантично пыхтел, торопясь по рельсам. Куда он бежал? К какой свободе? И к свободе ли? Мы, те, кто жили в нем, верили в мечту. Каждый в свою. И у каждого она была особенной. Ни своей жене, ни своей дочери, я так и не рассказал о том, что искал в пропахшем сигаретами вагоне старого раздолбанного поезда...
***
Меня зовут Маргарита и я ищу свободу.
К сожалению, она слишком далеко. И когда я прохожу мимо серых домов нашего города, то понимаю, что в этом месте мне никогда ее не поймать.
В одной из песен я услышала занятную фразу: "мы ищем тебя, свобода системы!". Да уж, она вполне подходит для нашего расхлябанного, поглощенного очередным строем, мира. Пока мы живем так, как живем, подчиняясь удобной, но такой отвратительной системе, мы находимся в клетке. Да и люди загоняют себя в скучные рамки. Меня от них тошнит. Временами.
Когда-то я жила в самом большом городе нашего региона. Он находился в центре пересекающихся железных дорог. Сотня поездов с незатейливым названием "Город" стремилась к нему, проезжая мимо маленьких Станций, пополняя и теряя свое население. Внутри ГородА-поезда все время меняются. В них проживают люди, которые чего-то ищут. Возможно, жизнь в дороге является для них смыслом жизни. А незнакомый пейзаж за окном дарит ощущение приключений.
В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, я ушла в Город. Из этих безумных и давящих стен громадного развращенного мегаполиса. Сбежала от людей, от семьи, от системы. Мне казалось, что раз Город собирает в себе шарахающихся от скучной жизни людей, то и мне там найдется местечко.
Но я попала в очередную клетку.
Нет, в этом месте мне нравилось больше, чем там, где я жила раньше. Город на колесах подарил мне вечное ощущение ожидания. Каждый вечер, засыпая, я думала, что завтра обязательно что-нибудь произойдет. Что-то необычное, приятное, яркое. Ведь мы не стоим на месте. Мы едем. А там, впереди, наверняка... будет... лучше?
Пробуждения же разочаровывали. Все оставалось таким же, как и раньше. Лишь люди менялись. Уходили те, кому опостылело ожидание чуда. Приходили уставшие от душных земных городов. Мы жили, смеялись, любили, работали... Наша жизнь была прекрасна. И в то же время она убивала нас своим обманом.
Но я не сдавалась. Так уж получилось - я не умела расстраиваться. Я крепилась, понимая, что когда-нибудь найду что-то на этой дороге жизни. Или в Городе, который стал моим домом. Почти стал. Я не оставляла ему никакой надежды на то, что останусь здесь до конца дней своих.
Но, в конце концов, все это надоело и мне. После очередной неудачной интрижки я потеряла свое ожидание. Мне показалось, что вся счастливая жизнь, которая была в нашей сплоченной, но постоянно меняющейся общине, оказалась паутиной. Сдерешь ее - и ничего не останется.
И я бы ушла. Но в Город пришел Он.
Я нарочно написала "он" с большой буквы. Потому что не знаю имени этого человека. Знаю же я лишь то, что он прекрасен. Потому что в него я почти влюбилась. В Него нельзя было не влюбиться. Мне. Злой, отчаянной, ненавидящей любовью.
Он вошел в тамбур, закрыл за собой дверь и спешно, будто хотел этого все время, проведенное в ожидании поезда, закурил. Он стоял, дымил, смотрел на удивленные лица местных жителей, и странно улыбался.
С небрежным "я пройду" (в конце этой фразы не подразумевалось никакого вопроса), он протолкнулся в полупустой вагон и занял там не самую удобную полку. С тех пор в нашем Городе появился молчаливый, усталый и нарочито пофигистичный житель. Ах, да. Еще его можно было назвать ленивым. Потому что когда он не курил и не работал, то только и делал, что лежал.
Он был незаметен. На него, быть может, никто даже и не смотрел. Кроме меня. Я впервые видела в сборище "городского" народа столь отчаявшееся и опустившее руки существо. Казалось, он был с нами, такими мечтающими и верящими в чудо, не то из высочайшей нужды, не то ради насмешки. Когда кто-то с криком "я больше так не могу!" сходил на Станции, он лишь усмехался, тягал из кармана клочок бумаги и табак, и удалялся в тамбур - курить.
Я сама не заметила, как стала выделять его из толпы. Он стал для меня каким-то непонятным образом, от которого я начала отталкиваться. "Если опущу руки, - думалось мне, - то стану такой же, как и он. Неужели за этим я сюда шла?!". И я оставалась. Каждый раз, когда я была готова сорваться, я - оставалась. Назло себе, назло ему. "Вот увидишь! У меня все получится! Я не услышу за своей спиной твоего смешка, спускаясь с поезда! Я сбегу с него лишь навстречу мечте!".
И я сбежала.
Только - сбежала не навстречу, а оставив мечту позади.
Потому что он умер. Как-то просто и незатейливо. А ведь я бы не сказала, что он был стар. Этому сухому человеку вряд ли было больше пятидесяти. Но как-то раз, когда мы все проснулись, он лежал на своей полке скрестив руки, и глядел пустыми глазами в потолок.
А на лице его была странная усмешка. Та самая, которой он провожал бегущих за мечтой, покидающих наш вагон.
Я сломалась. И сошла на той самой Станции, около которой его похоронили. И много раз после этого наведывалась на его могилу, чтобы положить на нее цветы. Кем-то он для меня все-таки был. Кем-то.
А жить ушла в местный городок, расположенный за содержащей Станцию деревенькой.
Погоня за свободой перестала быть чем-то значимым для меня. Я просто жила с осознанием не свободы. И это понимание делало меня пустой и хлипкой, как хрупкая ветка засохшего дерева. Я выживала. Через силу поднималась с кровати по утрам, через силу ложилась спать с надеждой. Которая умирала, как только я закрывала глаза.
Зачем мне была нужна это погоня? За мечтой? За свободой?! Кому, кроме меня, это было нужно?!
Я, быть может, и умерла, нет, сдохла бы, с этой мыслью в голове. Я бы действительно сдохла, потому что жить больше не могла. Не видела в ней смысла. Озаботилась глупостью, мешающей просто быть.
Наверное, стоило найти умного и спокойного человека, который смог бы потрясти меня за плечи и надавать по щекам. Отрезвить. Объяснить, по-отечески мудро, по-матерински добро, по-дружески честно. Что так. Жить. Нельзя.
И я бы согласилась. Даже расплакалась бы, на плече у этого мудро-добро-честного человека.
Но будучи одной я плакать не могла. Зато я смеялась. Очень зло. Я вообще стала злой за все это время. Во мне развился нездоровый цинизм. И неправильный. Глупый.
Но я потеряла свою осанку. И улыбалась как-то... мягко. Расслабленно. И зло, да.
В общем, бесилась с жиру. От жизни. От системы. Чуть не начала курить, но меня вовремя отучили.
А в конце концов признала, что жизнь фигня и просто осталась жить в этой жизни. Ну, вы понимаете. Я слишком люблю слово "жизнь", чтобы не повторить его три раза за предложение.
Мне даже плечо в этой жизни нашлось. Плечо, разумеется, имело своего обладателя. Любящего дешевое пиво и работающего в автомастерской. От него и пахло также. Не скажу, что запах был отталкивающим. Но утыкаться в обладателя моего плеча было не всегда приятно. Любила ли я его? А вот не знаю. Скорее, утешалась. Может быть, мы взаимно утешались друг другом...
В общем, шла моя жизнь мерно и обыденно, без приключений. И о Городе, в котором осталось мое призрачное счастье, я постаралась забыть. Раз и навсегда.
Но прошлое на то и прошлое, чтобы напоминать о себе в не самые приятные жизненные моменты...
***
В нашем Городе было такое правило - если заводишь семью, то сходишь с поезда вместе с ней. Но мы с женой были слишком упертыми личностями, чтобы оставить свою мечту за бортом и зачем-то покинуть транспорт, к ней везущий. Поэтому она чисто женской походкой удалилась в соседний вагон и жила с дочкою там. А я, изредка, навещал их.
Быть может, вы сочтете меня полным придурком. Скажете, что когда тебе почти тридцать лет, ждать чуда ПРОСТО СИДЯ НА ПОЛКЕ ПОЕЗДА - безмерно глупо. Но мы работали, делали что-то для нашего Города, мастерили различную ерунду, чтобы продать ее на Станциях, получить за это деньги и еду. Какая разница, где жить? В городе, стоящем на месте, или в Городе, бегущем вперед?
Мне было неинтересно знать, кто создал всю эту систему, и почему поезда никогда не сталкиваются. Я даже не знал, кто сидит в кабинке машиниста. Почему-то это казалось обычным, словно так и надо. Невозможно было представить, что происходящее на рельсах этого мира - мистика или занятная автоматика.
Потому что меня, как и всех других, интересовало лишь то, куда ведут рельсы. А не кто ведет нас по ним.
Однако, моей дочери этих знаний было мало. Она росла в кругу мечтателей, но на нее этот круг так толком и не повлиял. Потому что Оля была реалисткой. Самой жесткой, суровой и трезво смотрящей на мир в этом поезде. В свои девять лет она только и делала, что читала книги. Не те, которые привозили с собой мечтатели и романтики. А свои, выпрошенные у матери во время походов в города, стоящие у Станций. Оля училась писать, считать, интересовалась точными науками. И ее жутко раздражали окружающие. Дело доходило даже до истерик - Оля злилась, топала ногами и кричала о том, как сильно ее достали давящие стены. Что она хочет свободы от них, что ей надоел бесконечный стук колес и бег в никуда.
Больше всего ее не устраивала наша община. И то, что никто не знал, куда мы едем.
- Я хочу определенности, папа, - остервенело сообщала она мне, когда я присаживался рядом, чтобы провести очередную беседу о бесполезности ее всплесков злости. - Вас это устраивает, а меня нет. Все, отстань.
В общем, я был плохим отцом. Хорошие, как я слышал, воспитывают в детях свои принципы, и дети принимают их с радостью. У плохих же отцов, таких, как я, они устраивают мини-революции в окружающем мире и отчаянно выстраивают принципы свои. И не факт, что их мнение будет правильным...
Когда ей исполнилось десять, начались самые настоящие проблемы. Пять раз она пыталась сбежать на остановках. В самый последний момент ее замечали, не давая совершить задуманное. Возвращали. И мне оставалось лишь смотреть в ее ледяные колючие глаза.
Я все ждал, когда она скажет, мне или матери, страшную фразу: "Я вас всех ненавижу!". Ждал. Словно бы даже надеялся - вот, сегодня я это услышу. Но Оля ничего мне не говорила. Она лишь странно таяла, становясь какой-то серой. Теряла свою яркость, свое тепло. Удивительно, но я впервые видел столь смирившегося человека.
А потом, внезапно, смог взглянуть на нее, как на себя. Только со стороны.
Ей как раз исполнилось четырнадцать. Или пятнадцать? Я не знал, потому что постепенно отрешился и от жены, и от своего ребенка. Года три до роковой нашей встречи я почти не общался с ними. Потому и не знал, сколько лет будет моей Оле. Впрочем, на тот момент она перестала быть моей. И маминой быть она тоже перестала. Оля стала Олей. Хрупкой, молчаливой... униженной. Я столкнулся с ней аккурат пятнадцатого июля, и тут же вспомнил, что у нее сегодня день рожденье. Только подарок дарить не стал. Да и не было у меня подарка. Мы просто разминулись в тамбуре между моим и замыкающим поезд вагоном. Она окинула меня задумчивым взглядом, заторможено кивнула и прошла дальше.
А я так и остался стоять.
В ту секунду мне показалось, что Оля - это я. С короткой стрижкой и худощавой мальчишеской фигурой она и вправду походила на невысокого паренька. И очень сильно - на меня самого. Я смотрел ей вслед, смотрел, и думал...
А что было бы, сказал я себе, что было бы, если бы я остался жить в своей деревне, а потом - в городе?
Мне стало тошно. Верите ли, от одних мыслей о том, что я когда-то жил там, меня скрутило. Насколько же отвратительным было то время?! Мне не подходил тот строй, и я выбрал этот. Но ведь за Олю никто не выбирал. Она случайно оказалась здесь. Случайно родилась от сейчас уже угаснувшей любви. Да и было ли то чувство любовью? Я даже не могу вспомнить лица своей первой женщины...
Я испугался. Я вспомнил ее глаза - и так испугался, что едва смог сдержать эмоции. Это ведь я! Это я во всем виноват!..
Я понял, что надо делать. Это пришло ко мне сразу, в ту же секунду. Я внезапно отвернулся от своей прежней цели, которая, кстати, почти погасла, оставив во мне лишь привычку все время жить на колесах. И взрастил в себе новую цель - быть рядом с дочерью, исправлять свои ошибки. Более того. Я понял, что мне НУЖНО сделать. И был безумно счастлив от такой простой мысли. Ведь мне стоит всего лишь отпустить Олю из моего мира. У нее есть своя мечта. И кто я такой, если не дам Оле исполнить ее?
Я собрал все свои деньги. Все те, что накопил за жизнь в Городе. Их оказалось удивительно много. Куда больше, чем нужно на хотя бы безбедную жизнь в одном из земных городов. И я начал составлять план. Попутно даже прокручивал в голове момент прощания. Она - стоит на Станции и машет мне рукой. Идет дождь, поэтому слез на ее лице не видно. Но они есть. И это - слезы радости. А я, уезжающий в клетке, столь тесной для Оли, чувствую себя самым счастливым человеком.
Это случилось несколько иначе.
Я проявлял к ней интерес. Искренний, отеческий. Сначала Оля испуганно шарахалась от меня, отводила глаза и просила перестать настаивать на общении с ней. Но я старался, понимая, что лед в ее душе создан и мной тоже. Так кому, как не мне, его растопить?
Оно пошло-поехало в сентябре. Оля смирилась с моей настойчивостью и улыбалась каждый раз, когда видела меня. А я прикрывал глаза и думал о том моменте, когда сделаю ее еще более счастливой.
- Скажи, Оля, - как-то раз задал вопрос я. - Ты все еще хочешь сойти на землю?
Мне казалось, что она скажет "нет". Казалось настолько сильно, что я боялся ее ответа. Но уголки ее губ дрогнули. И Ольга кивнула.
- Да, - сказала она. - Я все еще считаю, что там, на свободе, моя жизнь будет куда более счастливой.
- Тогда пошли, - я протянул ей руку. - Пошли искать твою свободу.
Оля улыбнулась мне. И вложила свои пальцы в мою ладонь.
Мы сбежали с Города ночью. Моросил дождь, под ногами хлюпали лужи, моя бывшая жена спала на полке в своем вагоне. На столике рядом лежала записка. С просьбой понять и отпустить.
Проводив глазами ушедший в ночь поезд, мы направились к выходу со Станции. Оля радостно оглядывалась вокруг, пытаясь ухватить взглядом каждый кусочек нового мира. К сожалению, вокруг было слишком темно, чтобы добиться успеха в этом деле. Но я не мешал и радостно терпел ее выходки. Оля бегала от одной колонны к другой, осматривала покраску стен, витиеватые залы ожидания, вывеску "Чайная", когда-то явно сверкающую и свежую, сегодня же, много лет спустя и в полночной тьме, бледную и облупившуюся...
Я застыл, как только понял, где именно мы находимся. Меня сковал лед непонимания и обиды, чувство напрасно прожитой жизни, чувство обмана, чувство ненависти ко всему вокруг.
Много раз я сходил на Станциях, чтобы выручить денег за продажу той или иной мелочевки. Но я ни разу не видел Станцию, на которой раньше жил. И вот, теперь я здесь, снова. После стольких лет поиска новой жизни и своего счастья.
Поезд ходит по кругу.
Поезд ходит по кругу.
Поезд ходит по кругу.
Почему я так и не понял этого за всю свою жизнь?!
Почему я так замечтался? Почему я не научился сползать со своих уютных облаков?
- Папа? - Ольга осторожно тронула меня за плечо. - Папа, ты в порядке?
Я чуть было не скинул ее руку. Сознание требовало разрядки, столь безумным оно стало в тот миг! Я впал в странное состояние, мне хотелось... мне хотелось вернуть тот миг, когда я стоял на этой остановке шестнадцать лет назад.
Если бы я остановил ту девушку... Как же ее звали... Если бы я остановил Маргариту... Мне кажется... Откуда я знаю, как ее зовут?.. Если бы я ее остановил...
В темноте послышался топот. Оля вздрогнула и прижалась ко мне. Я осторожно вгляделся в темноту, в ту сторону, из которой раздавались шаги. Скрипнула дверь, отворяясь. Темный проем обрисовал чей-то силуэт. Высокий, довольно-таки изящный. Женщина? Женщина. В осеннем пальто, что очерчивало фигуру, делая ее удивительно хрупкой.
Она шагнула вперед, под свет мигающего фонаря. Лицо женщины показалось мне знакомым. Хотя в этой-то темноте... Увидев нас, она вздрогнула и сжалась, но, видимо тут же догадавшись, кто мы, расслабленно развела плечи.
- Значит, опоздала, - устало и измождено выдавила она, рассматривая вещи, сложенные у моих ног. - Вы ведь из Города, верно?
- Да, - удивительно живо и спокойной ответила Оля. Сейчас, когда над ее головой было небо, а не серая крыша вагона, она выглядела... свободной. И я просто таял от осознания того, что сам вывел ее в этот мир. - Он ушел минут пять назад.
- Вот значит как, - горько усмехнулась женщина и перекинула миниатюрную сумочку с одной руки на другую. Ее взгляд рассеяно загулял за наши головы, в сторону ночных облаков. - Значит, я опять опоздала...
По мне, опоздать на поезд, который стоял здесь пять часов, было трудновато. Но женщина развеяла мое удивление:
- Слишком долго решалась... Наверное, зря... - она смахнула челку с лица и очень тепло улыбнулась нам. Я же скосил взгляд на Олю. Она с необычайным интересом рассматривала нашу случайную знакомую. Что ж, в вагонах Города действительно не было столь утонченных дам...
- Вам ведь некуда идти? - снова заговорила женщина. - Не хотите ли задержаться у меня?
Я опешил, но возразить или согласиться мне не дали.
- Я сама оттуда, - пояснила она. - Из Города.
Мне стало по странному тепло. Словно я встретился с земляком на чужой земле. Или так оно и было?
- Мы будем очень благодарны вам, - признательно сказал я и протянул женщине руку. - Олег. А это Оля, моя дочь.
- Маргарита, - с все той же улыбкой кивнула женщина и мягко пожала мою ладонь. - Идемте.
Я подобрал тяжелую сумку и послушно последовал за ней. Оля семенила за мной, оглядываясь вокруг.
Мы вошли в темную арку входа. Вошли в мое прошлое. Вошли туда, где я должен был остаться навсегда.
***
Я решила вернуться в Город несколько лет спустя. Слишком многое навалилось на меня в этом противном месте. Мой любовник нашел себе новую женщину, зарплата на работе упала до попросту хамских размеров, жизнь не ладилась, рыдать в подушку - просто надоело. Каждый раз, когда радио вещало о том, что к Станции едет поезд, я словно бы оживала, начинала потихоньку складывать вещи. А накануне отъезда срочно раскидывала все обратно на полки. Я не могла.
Слишком многое в то время ограничивала фраза "я не могла".
Я взрослела, но казалось, что меня поглощает старость. И время... Время - оно шло так быстро, что я не успевала считать дни. Казалось бы, только вчера начиналась новая неделя. И вот - в окно стучится выходной. Во время которого мне опять будет некуда, да и не с кем, пойти.
Но в один прекрасный день я запихала самое необходимое в потрепанный чемодан, сунула деньги в сумочку, и, пытаясь не оглядываться, пулей унеслась на Станцию.
Стояла середина декабря. Еще не настолько холодно, чтобы одевать зимнее пальто, но изо рта уже вырывается холодное облачко пара. Под ногами скользят застывшие лужи. Влюбленные парочки отогреваются в теплых кафе...
Черт. Я не могу думать о любви без тоски и пустоты в самом сердце.
Впрочем, это не важно. В тот момент это было совсем не важно. Ноги сами несли меня в сторону Станции. Я села на такси и, впихнув в водителя последние деньги, жалостливо попросила отвезти меня побыстрее. Ох, как мы гнали...
На Станцию я прибыла рано. Пожалуй, даже чересчур. Ворвалась в дверь, пробежала по перрону, к самому его краю, чтобы наклониться и взглянуть на присыпанные мокрым снегом рельсы. Улыбнулась им, так, как улыбаются старым знакомым после долгой разлуки. И отошла к залу ожидания - просто постоять.
Вокруг меня царили пустота и тишина. Лишь некоторое время напевала песню продавщица, протирая от снежинок три уютных столика в своей "Чайной". Но потом она снова ушла за окошко, задернула занавеску, и вокруг настало полное... умиротворение.
Вот только для меня оно стало каким-то ностальгичным. Я стояла, смотрела на рельсы, пролегающие в бесконечную даль, и чувствовала, как дрожат мои колени. Я ушла из Города потому, что увидела смерть человека, который так ничего и не добился в своей жизни. Быть может, на самом деле это не так. Быть может, ему просто захотелось поездить по миру перед своей смертью, а где-то далеко осталась его счастливая и любящая семья. Быть может...
Но вдруг? Вдруг он скитался, как и я, то вновь садясь на полку поезда, то опять возвращаясь на землю? Вдруг он искал, что-то такое, чему не существует объяснений, но так и не нашел? Вдруг он отчаялся, в свои совсем еще не старые годы, вдруг потерял смысл жизни, вдруг потерял себя? Вдруг это будет и со мной?..
Я засмеялась. Нервно, обессилено.
Вот чего мне не хватает? Такого, чтобы успокоиться? Чтобы не ловить золотую рыбку в болоте квакающих лягушек?..
Я сама не заметила, как заплакала. Впервые за столько лет. Но успокоилась и утерла слезы. Разве что продолжила дрожать.
Когда появился тот странный человек, я даже не заметила. Он просто возник. С каким-то странным выражением лица. Подошел ко мне, перекинул трость из руки в руку. Мне почему-то очень понравился этот жест, я, впоследствии, много раз его повторяла...
- Здравствуйте, леди, - взволнованно сказал мне он. Было в его тоне что-то нарочито важное, пренебрежительное. И одновременно с этим он дрожал, явно меня стесняясь. - Позвольте помочь вам с багажом.
Я захотела улыбнуться в ответ. Даже шевельнула губами, подыскивая слова. И тут на меня так навалились печаль, тоска, грусть, безысходность, что я сама не заметила, как разрыдалась на всю округу...
...Мы пили чай и что-то говорили. Было так стыдно за мое нелепое поведение, что я отводила взгляд, боясь натворить еще дел...
А потом подошел Город. И я, спешно попрощавшись, бросилась к нему. Мне казалось, что этот человек... как же его звали?... окликнет меня или последует за мной. Но он остался на Станции. А я умчалась в бесконечную даль...
Летели годы. То долго и медленно, то до обидного быстро.
И ничего не было. Счастья, мечты, удачи. Не было ни-че-го.
А я, представьте, помнила того человека. Почему-то помнила. За тон, за поведение, за... за то, как он отнесся ко мне.
Что мне стоило в тот момент остаться рядом? Познакомиться поближе, быть может, остаться с ним навсегда?.. Его лицо стерлось из моей памяти, но желание быть рядом - не обязательно с ним, нет - просто с любящим человеком, почему-то осталось...
Одновременно с этим я взрослела. Прав был тот, кто сказал, что человек остается в детстве ровно столько, сколько хочет сам. До этого времени ему можно быть слепым. А вот потом - уже нельзя. И я больше не ошибалась. По крайней мере, не хотела этого делать. И старательно анализировала свои поступки. Раз за разом. Шаг за шагом. Я решила, что больше не буду ждать чего-то неясного откуда-то там. И что сама построю свою судьбу. Не ожидая подачек. Не думая, что все возникнет само.
Я вновь вернулась на землю, окрыленная и счастливая. От злости и обиды на мир. Так тоже можно. Было можно. Всегда.
Я вновь вернулась на землю.
На ту самую землю, с которой сошла в прошлый раз.
***
Квартира Маргариты была небольшой. Мебели почти не было, но уют создавали ковры. Они лежали на полу, висели на стенах и украшали самые неподходящие места. Кажется, даже на лампу, вместо абажура и донельзя абсурдно, был накинут ковер.
Женщина приняла нас тепло и с улыбкой. Говорила многое, но ненавязчиво и только тогда, когда мы были готовы слушать. После чаепитий уложила Ольгу спать, а мне предложила прогуляться по городу, мотивируя это тем, что я давно не был на земле. Отказывать было неудобно, поэтому мы ушли, оставив Оле записку рядом с ее кроватью.
- Может, лучше вы? - я улыбнулся ей. Нет, мне было не трудно поведать свою историю незнакомому почти человеку. Просто где-то в душе я понимал - наши биографии будут похожи.
- А почему бы и нет? - женщина улыбнулась мне в ответ. - Вам ведь интересно?
- Пожалуй, да... Просто я никогда не видел людей, который ушли из Города... Мне хочется понять - что заставило вас покинуть тот мир...
- Вот как... - Маргарита хмуро усмехнулась. - Тогда моя история должна вам... а давай на ты?.. должна тебе понравиться.
Она остановилась и указала кончиком зонта на лавочку под навесом. Мы присели туда. Маргарита откинулась на спинку, тяжело вздохнула, и, прикрыв глаза, начала свой рассказ.
Говорила она недолго, но очень красочно. Выделяла моменты, которые казались ей особенными, перевернувшими жизнь. Улыбалась, когда рассказывала о грустном. Вся ее жизнь уместилась в пять минут. И я чувствовал, что моя вряд ли превысит это время...
- Из моего последнего Города, - заканчивала рассказ Маргарита, - я ушла не случайно. В то время я уже не была обычной мечтательной девчонкой. И в принцев на белых конях не верила. Я ушла из Города человеком. У которого, как я думаю, была цель в этой жизни.
- И как? - я задумчиво рассматривал ее лицо. - Добилась ее?
- Не знаю, - грустно ответила Маргарита. - Наверное, нет.
Немного помолчав, она добавила:
- Мне вообще кажется, что жизнь прожита зря.
Снова пауза.
- И что в будущем не будет ничего хорошего.
Почему-то мне не хотелось ее утешать. Быть может, потому что я сам ничего больше не ждал от этой жизни...
- Я хочу снова уйти в Город, - радостно-печально сказала мне Маргарита.
- Но почему? - я опешил. - Ты же сама сказала, что считаешь его - ошибкой всей своей жизни.
- Тем не менее, это мое место, - она встала и потянулась. Встряхнула черный зонт.
- Но...
- Понимаешь, - она наклонилась ко мне, - эти поезда совсем не зря зовутся Городами. Весь наш мир - это один город. Из него нельзя убежать. Он один. И везде одинаков. В нем нельзя найти свободу. Потому что свобода для каждого своя. И определяется она исключительно уютом.
Я снова хотел прервать ее, но мне не дали.
- Свобода - это состояние души. Человек может находиться в клетке, но быть свободным. Там, где ему будет уютно, среди тех, с кем ему хорошо. Именно там и находится место, которое можно назвать местом свободы.
Я не нашел слов для ответа. А просто уставился в землю, по которой барабанили редкие капли легкого осеннего дождя.
Наверное, она права...
А чуть позже, когда она уехала, оставив свою квартиру нам, я нашел в небольшом чуланчике обтрепанный, со сломанным замком, чемодан. На нем была надпись "STARE". Такая же, как у той девушки, которую я много лет назад встретил на Станции...
***
Я стою перед девушкой своей мечты. Она растерянно смотрит на меня и почти плачет.
Говорю ей что-то. Прошу пройти со мной.
Мы сидим за столиком в каком-то кафе. О чем-то болтаем. О чем-то неважном, но легко и приятно. Я все время хочу спросить ее имя. Хочу, но стесняюсь и все время пропускаю этот момент.
А потом подходит поезд. Она вскакивает и говорит, что ей пора.
Мне кажется, что если я не остановлю ее, то жизнь пройдет зря.
Это так просто - окликнуть человека, который тебе приятен...
И я окликну...
Может....
Может, столькое не случилось, из-за того, что я все-таки отчаянно крикнул ей "Стой!"?...