...Следуя за высоким мужчиной по длинному тусклому коридору, выложенному голубоватой кафельной плиткой, она всё чётче ощущала непонятное, смутное волнение, пронизывающее её мозг.
Спина в белом халате, мелькавшая впереди, расплывалась в глазах, то исчезая из поля зрения, то снова в нём возникая.
Казалось, эти холодные, гремящие металлические двери не кончатся никогда. Следуя бесконечной чередой, пронизывая её страшным пристальным взглядом в резком, но тусклом свете синих ламп.
Странно хорошо становилось от этого...
...Узкое и острое лицо, облачённое в защитные очки, обернулось к ней.
- Пришли, - низкой тяжёлой каплей упал голос.
Загремели ключи, заскрежетал замок, лязгнула дверь. Тяжёлая железная дверь в самом конце коридора.
Уверенным жестом он повернул в темноте рубильник, и огромное пространство озарилось таким же тусклым и резким синим светом, какой был в коридоре.
- Проходи, - в его голосе звучала суровая улыбка.
C головы до ног её пронзила непреодолимая дрожь, будто тело её подключили к сети высокого напряжения. Она, пожалуй, не смогла бы объяснить, из-за чего это произошло. Но она Знала.
...Та же голубоватая страшная плитка. Слева и справа неосвещённое пространство уходило в бесконечность. По стенам проходили какие-то трубы, кроме того, на стенах находились огромные тёмные железные резервуары, тронутые коррозией. На них на всех было написано белой, частично смытой (или съеденной?), масляной краской одно и то же число: 98. Что это значит, она для себя пока так и не смогла объяснить.
Но то, что поразило её больше всего, что бросилось в глаза в самый первый момент - это ванны. Огромное количество одинаковых ванн, расположенных в ряд вдоль стены, противоположной двери, торцом (головой?) к этой самой стене. Вместе с пространством справа и слева ряд ванн уходил в бесконечность, во тьму. Эмаль на них частично отсутствовала, и какими-то чёрными страшными пятнами наружу вылезал голый чёрный металл. В них опускались толстые трубы из резервуаров, а также поднимались какие-то тонкие, с пола. Тонкие, как она позже заметила, были ответвлениями от тех же толстых там сзади, за ваннами. Из ближайшей, центральной ванны торчал какой-то пластиковый шланг, из него вытекала тонкой струйкой прямо на пол густая прозрачная жидкость, маслянистым пятном растекаясь по кафелю.
Над ваннами сверху опускались большие прямоугольные чёрные вытяжные колпаки. Они вели себя тихо, но стоило мужчине в халате нажать на стене какие-то большие серые кнопки, как по всему помещению раздался равномерный гул и повеяло сквозняком, впрочем, не несущим ни капли свежего воздуха, не выветривающим то, может быть достаточно слабое, кисловатое зловоние, стоящее в помещении.
У противоположной стены, где была расположена дверь, находились как бы окончания конвейерных лент, выходящие прямо из стены. В чёрных дырах над лентой, в которые человеческое тело прошло бы разве что лежмя и распластавшись, была сплошная, кромешная тьма.
...Мужчина подошёл к одной из ванн, той, что была левее, и чуть коснулся рукой резервуара. Она заметила, что рука его дрожит.
- Здесь царство серной кислоты, - сурово произнёс он, и каждое слово, словно большая тяжёлая капля, падало в ванну и застывало там. - Здесь мы скармливаем ей людей.
- Да, - улыбнулась она, но улыбка получилась жёсткой и напряжённой.
- Смотри, - он резким движением повернул рычаг, и из трубы мощным потоком в ванну хлынула жидкость.
Он отошёл к конвейерным лентам, будто что-то высчитывая, и тронул кнопки на стене. Тут же со скрежетом заработала одна из линий.
- Вот, - только и промолвил он, облачаясь в чёрный резиновый фартук и чёрные же толстые резиновые перчатки по локоть.
Он тронул кнопки, и лента остановилась.
На самом конце грубой конвейерной ленты лежал младенец возрастом около шести месяцев. Среди громадного страшного железно-сернокислотного пространства он казался совсем маленьким и беззащитным. Было странно видеть это существо здесь, в этой суровой атмосфере. Она улыбнулась краем рта, чувствуя во всём нутре какое-то непонятное напряжение. Мужчина заметил её оскал и улыбнулся в ответ.
Жалобный писк младенца пронёсся и замер в отравленном воздухе, отдаваясь от кафельных стен.
- Вот что мы с ними делаем, - произнёс он, голосом настолько тяжёлым, что кое-где он уходил в хрип.
Он подошёл к центральной ванне, поднял валяющийся на полу шланг, аккуратно стряхнув с него капли жидкости, вставил его конец в ротик младенца и, предварительно убедившись, что шланг держится прочно, отвернул вентиль.
Младенец забился, запищал, насколько это позволял шланг, ненормально задёргался в каких-то конвульсиях... Тельце обмякло, посинело, распухло, изо рта полилось что-то чёрное и густое... затем оно полилось из носа, ушей и прочих отверстий... В животике младенца появились какие-то странные чёрные ожоги, и из них тоже потекло... Не дожидаясь, пока нечто бесформенное в его руке будет окончательно разорвано под напором вытекающей из шланга субстанции, мужчина завернул вентиль и небрежным движением швырнул младенца в ванну, к тому времени уже наполнившуюся кислотой.
Взгляд её стал ненормально чёрным и воспалённым, из груди рвалась странная и страшная радость.
Она подошла к цинковому столику и взяла другую пару чёрных резиновых перчаток.
Облачившись в них, она подошла к ванне. В ванне расползалось нечто чёрное и бесформенное. Вверх поднимался белый дым. Пахло кислотой и сероводородом, но вытяжка работала довольно хорошо, не позволяя запаху расползаться...
Она засунула руку в перчатке в кислоту и вытащила из неё несколько склизких чёрных кусков. C них чёрная субстанция стекала обратно в ванну.
Куски стекли с её руки.
Она засунула руку ещё раз и вытащила ещё несколько.
Словно заворожённая, она смотрела на них. и вновь отпустила.
Резкий синий свет отражался в жидкости. Она сама отражалась в ней.
"Она - я?" - вдруг промелькнула странная мысль.
- Да, - раздался сзади голос.
- Скоро, - произнёс он. Скоро ты получишь всё, что тебе нужно. Ненасытная... - его голос сорвался. Он смотрел широко открытыми глазами внутрь самой Кислоты. и говорил с Ней. Синие струи света пронзали мозг... Очки он давно снял, бросив их на пол.
- Да, скоро. - Он положил руку ей на плечо. Она даже не обернулась.
...Он дёрнул рычаг. В сливной трубе отодвинулась заслонка, и густая субстанция с протяжным хлюпаньем, переходящим в какой-то страшный громкий звук, ушла в канализацию...
II
Чётким, уверенным шагом, облачённая в белый халат и защитные очки, она шла по сероватому коридору, Т-образным образом пересекающему коридор, ведущий непосредственно в сернокислотную камеру.
Подойдя к массивной металлической двери, она остановилась.
- Пропуск, - тяжёлым бесстрастным голосом сказала мощная немолодая женщина в форме охранника с автоматом через плечо.
Она машинально ткнула пропуск охраннице в лицо.
- Пароль, - таким же бесстрастным тоном промолвила та.
Она вошла в длинный, бесконечный синий коридор, чувствуя, как сжимается от волнительного, немного страшного и немного радостного предчувствия её сердце.
Она никак не могла заставить себя отворить дверь в самом конце. Наконец, дёрнула её и вошла.
...Синий свет ослепил её. Теперь было освещено всё громадное пространство, там стоял гул и грохот, там кипела работа - напряжённая, молчаливая. Сотни и тысячи, как ей показалось, людей в белых халатах, защитных очках, чёрных резиновых фартуках и перчатках стояли у ванн, в которых гремела и бушевала страшная жидкость - серная кислота. Время от времени раздавался пронзительный стон или крик - и тут же захлёбывался, замирал в плотном воздухе, с которым уже не справлялись чёрные вытяжки. C лязгом и скрежетом работали ржавые конвейеры, выгружая голых людей - мужчин и женщин совершенно разных возрастов. Люди падали на пол, словно мешки с картошкой - как объяснил ей инструктор, им предварительно делают обездвиживающий (но ни в коем случае не обезболивающий) укол. Выгружались совсем крохотные младенцы - им укола не делали. Людей клали в ванны и заливали кислотой, помешивая специальными баграми, чтоб быстрее растворялись (ждать некогда). В некоторые ванны скидывали только младенцев - штук по пятнадцать, по двадцать. У всех работающих было совершенно бесстрастное выражение на лице, лишь изредка сменяющееся некоей страшной гримасой, радости что ли... Капли попадали на белые халаты, иногда даже на лица, но они не обращали на это внимания...
- А вот наконец и ты, - послышался голос, и её бывший инструктор, ничем не выделяющийся из толпы таких же, как он, обернулся к ней. - Перчатки и фартук там. Но прежде позволь мне кое-что тебе сказать.
Те, кого ты видишь перед собой - не люди. Они - такие же как ты, как я. Они все - серная кислота. Она захватила их тела, поглотила души. Она сделала их совершенными. И работают они здесь не ради зарплаты или чего-либо подобного. Над нами не стоит никто из людей. Люди слишком тупы и примитивны для этого. Над нами - лишь Она.
Если какое-то из этих тел исчезнет, Ей не станет хуже или лучше. Но каждое из них ценно. В каком-то, том самом плане. Хоть и обладают они только Её сознанием.
- Я знаю, - ответила она. - И, кажется, знала это всегда.
*молча*
...
- За работу.
Она облачилась в фартук и перчатки, заняла место у свободной ванны и принялась за дело...
Из чёрной дыры в конвейере она вытащила молодую женщину, загрузила её в ванну и дёрнула вентиль.
Из резервуара хлынула кислота.
"У нас собственное производство, оно обеспечивает все наши нужды..." - эхом в голове пронеслись вчерашние слова инструктора.
В глазах парализованной женщины, ещё остававшихся над поверхностью, были немыслимые ужас и боль... Наполняя опустевшую душу её палача чем-то непостижимым, страшным и прекрасным одновременно...
Но вскоре исчезли и глаза...
III
...Чёрная масса в ванне шипела и обугливалась. Взяв длинный багор, она сунула его в жуткую субстанцию. Багор наткнулся на что-то мягкое, отозвавшись какой-то омерзительной дрожью в руках. И снова, снова волна непонятной, жуткой радости, переходящей в оцепенелую эйфорию...
Сон...
Мерзкие обугливающиеся куски... Словно растворяешь их самым своим естеством, и они шипят и обугливаются под твоим страшным разъедающим натиском...
Масса под багром становилась всё податливее, расплывчатее... Жидкость в ванне стала очень густой и беспросветно чёрной... Скоро сопротивление совсем исчезло, и багор стал царапать по дну. Она протянула руку и дёрнула рычаг. C шумом открылась сливная заслонка, и чёрная масса с плавающими в ней обугленными кусками растворённой девушки ушла по трубам вниз...
...Следующим был мальчик лет семи. Тонкое тельце безжизненно висело в её руках, когда она клала его в ванну, и лишь только глаза - округлившиеся глаза, казалось, совсем лишённые век - смотрели на неё с таким же неподдельным ужасом, с каким смотрели глаза утекшей по трубам девушки...
По венам пробежал холод, потом боль. Они посинели и вздулись. Холод начал переходить в жар... Всё горячее и страшнее, тоскливее... И вдруг внутри словно что-то открылось... C каждым движением усиливалась дрожь; глаза стали нервными, страшными и напряжёнными, пробежали по мрачному гулкому пространству и остановились на взгляде мальчика.
Рука сама дёрнула рычаг.
Мощная струя вырвалась из трубы и поглотила лежащего в ванне человека.
Тело сотрясала крупная холодная дрожь.
Она потеряла равновесие и чуть сама не упала в ванну, в последний момент успев ухватиться за какую-то скользкую трубу.
- Это пройдёт, - прошипел голос над плечом, - это бывает... Это пройдёт...
Глюк?!
Молчание... Опять страшное молчание...
"Я отдам их тебе... Я всех их отдам тебе... Я буду насыщать твою ненасытность... Твою - и свою... Ибо стёрлись грани понятий..."
Внутри была пустота.
Эта пустота... Она ничем не могла быть заполнена... Она причиняла нестерпимую боль... И только...
Только... что?..
...С конвейерной ленты безжизненно упала беременная женщина. Тело глухо шмякнулось об кафельный пол и застыло там...
Шлёпая резиновыми сапогами по густым тёмным кислотным лужам на полу, она рывком вздёрнула женщину под локоть и свалила её в освободившуюся ванну.
- Возьми шланг, - прошипел голос над ухом, и лёгкая рука легла сзади на плечо.
Вспышка... тьма... снова вспышка... и тьма...
Холодное прикосновение стало горячим, жар перешёл в жжение, потом в боль... Но боль эта странным образом не была неприятна, она была словно тождественна внутренней сущности...
Она обернулась.
На неё был уставлен желтоватый ВЗГЛЯД. Тяжёлый, чёрный и пронзительный, он был абсолютно невыносим. Словно из чьих-то безумных глаз на неё смотрела сама Кислота.
Но ВЗГЛЯД не встретил препятствия, она не опустила глаз. Ибо сама была Тем Же Самым, что и скрывающаяся за этими глазами сущность.
Пред ней стояла женщина лет тридцати пяти, невысокого роста, со светлыми волосами до плеч, в полном обмундировании сернокислотника. В руках женщины был багор, весь в обугленных человеческих останках; перчатки на её руках блестели от оставшейся на них черноватой массы. На шее женщины вздувались жилы и выступали синие вены. Руки её дрожали, подбородок был выставлен вперёд. Из-под защитных очков невыносимым лучом смотрел тот самый буравящий ВЗГЛЯД.
Она заметила, что на щеке женщины был продолговатый ожог, будто от стекшей капли.
Мгновение они смотрели друг на друга, и были как бы одним: сущность свободно перетекала из тела в тело...
Но вот в мозгу каким-то болезненным комом пронеслись слова инструктора: "Во время интенсивной или массовой работы шланг используется только в исключительных случаях"...
"Вот он - исключительный случай", - навязчивой и жуткой мыслью прошипел голос в мозгу.
"Моя ли это мысль?"
- Да, - сказала женщина, оскалилась краем рта и отвернулась.
На её лице возник такой же страшный оскал... Она подобрала с пола конец шланга, раздвинула беременной женщине ноги и с силой вставила его в раскрывшееся отверстие.
Шланг вошёл глубоко, сантиметров на двадцать.
Она положила руку на вентиль.
И тут вдруг непонятная сила заставила её обернуться и посмотреть...
Гул и грохот на мгновение затихли... и в наступившей гробовой тишине ощущалось лишь, как... Сотни, тысячи острых окаменевших лиц, сотни и тысячи горящих невыносимых глаз в мгновение обернулись в её сторону...
На её губах возник злой смех... Она - лишь молекула среди огромного сочетания возможностей, складывающих Сущность, и в то же время она сама - эта бесконечная, великая Сущность...
И имя ей - серная кислота...
Рука дрогнула, дёрнулась.
Вентиль был открыт.
...Боль жертвы оказалась настолько страшна, что даже мощнейший обездвиживающий укол оказался бессилен... Сначала выкатились и вылезли из орбит полные боли и шока глаза... Затем дёрнулось лицо, голова... И гробовую тишину, наступившую на мгновение, прорезал сначала хрип, потом стон, а потом жутчайший крик... Крик разорвал голосовые связки жертвы, и теперь ей оставалось лишь хрипеть, в бессилии хрипеть...
Живот женщины вздулся... На нём проступило нечто, похожее на большой синяк... Синяк стал чёрным, затем кожа исчезла, разъелась, проявилась и расширилась чёрная рана, вверх взметнулся тёмный фонтанчик... Фонтанчиков стало больше, жидкость лилась отовсюду, даже изо рта, разрывая и разъедая податливое человеческое тело. Женщина билась в конвульсиях, хотя руки и ноги её были всё ещё безжизненны, неподвижны... Наконец, живот её вместе с неродившимся младенцем превратился в совершенно бесформенную, аморфную массу, как бы разделяя тело на три части... Сверху была грудь с головой и руками (всё это ещё можно было различить, хоть оно и покрылось страшнейшими ожогами), снизу были две ноги, лежащие как-то отдельно, как попало.
Глаза женщины закатились и подёрнулись мутной пеленой, подёргивания тела становились всё слабее... Она умирала...
...Каменное лицо палача, стоящего над ванной, так и осталось каменным, но расширенные глаза горели каким-то неземным, абсолютно нечеловеческим огнём...
И всюду вкруг неё были точные её отображения, такие же каменные лица и горящие глаза...
...Рычаг был сдёрнут в нижнее положение, и шумный поток жидкости, вырвавшейся из трубы, проглотил последние останки изувеченного тела... Проглотил, переработал, переварил и, повинуясь руке самоего себя, только в человеческом теле, с протяжным и жутким звуком ушёл в канализацию...
...И короткий миг тишины, растянувшийся на целую вечность, вдруг снова перешёл в гул и скрежет... Все разошлись по своим местам... Вновь закипела работа...
IV
...Подняв голову наверх, она вдруг увидела одинокую синюю лампочку под потолком... Ноющая синяя тоска чёрной жёсткой лапой схватила её сердце.
Ведь проходя этот коридор, она никогда не смотрела наверх!
!.......
Там, высоко над головой, на поверхности земли, шумело и гудело огромнейшее сернокислотное производство... Часть производимой кислоты продавалась вовне, чтобы как-то содержать и поддерживать материально происходящие в недрах процессы, остальное расходовалось непосредственно на внутренние нужды.
Эта мысль поразила её, словно молния, и не отпускала до тех пор, пока за её спиной не лязгнула тяжёлая железная дверь.
...На этот раз работало всего лишь десятеро. Края помещения потому были погружены во тьму, пронзительным синим светом был освещён лишь центр.
Сегодня был её черёд стоять у ванны с младенцами. Нет, не составлялось никакого жёсткого расписания, никто не говорил, что и как делать. Она просто Знала. Знала - и всё...
...Её напарником оказался мужчина лет сорока с угловатым тяжёлым лицом (впрочем, такие лица были типичны для сернокислотников) и несколько суженными глазами, что компенсировалось огромной силой взгляда.
Мужчина держал в руках багор. Она поняла без слов. Она подошла к конвейерной ленте и включила её.
C каким-то страшным скрежетом конвейерная лента начала изрыгать из тёмной дыры младенцев, как совсем новорожденных, так и уже достаточно подросших. Маленькие живые комочки выплёвывались узким жерлом и падали на пол. Им не делали укола, и потому они дрыгались и жалобно кричали.
Она схватила одного грубыми резиновыми перчатками и швырнула в уже наполненную ванну. Тоненький крик захлебнулся и исчез... Жадная жидкость схватила младенца и уволокла в свои чёрные недра... Тёмным туманом заволоклось страшное зрелище, скрываясь от глаз наблюдателей...
Но она знала, знала, что там происходит... Она чувствовала это всеми фибрами своей души...
Она схватила второго, и он последовал вслед за первым... Третьего... Синий свет слепил глаза, разъедая мозг, словно кислота. Напарник равномерно размешивал младенцев в ванне длинным багром.
- Достаточно, - сказал он, когда младенцев в ванне набралось штук пятнадцать. Последние всё ещё умирали, первые уже превратились в густую чёрную массу. В целом всё это выглядело как густой суп, в котором среди чёрной жижи плавали куски тёмного растворяющегося мяса, расплывающегося в некую слизь.
Она могла протянуть руку и коснуться процесса. Нет, не материально, ведь процесс настолько уплотнился, что был ощутим на расстоянии...
Но руки её были словно парализованы...
...Когда этот жуткий суп утёк в канализацию, она вдруг заметила на стенках ванны какое-то белое парафинообразное вещество, чем-то схожее с овсянкой.
- Что это? - проговорила она, указывая перчаткой на вещество.
- А-а, это... - усмехнулся напарник. - Это человеческая жировая ткань. Она плохо растворима в кислоте.
Регулярно обречённые люди голыми руками счищают этот осадок. Они уже знают, что ждёт их, знают свой страшный и недолгий путь по лентам, ваннам и трубам, знают всю мощь и жадность Той, что пожрёт их без остатка... ну почти без остатка. Им остаётся познать лишь этот самый остаток. И у них нет выхода. У них нет выхода.
- Нет выхода, - словно эхо, отозвалась она, глаза её расширились, на лице появилась тонкая, жуткая потусторонняя улыбка...
- Почувствовала? - Напарник положил ей руку на плечо.
- Все мы - Ничто, и все мы - Всё, - прошептала она.
- И выхода нет у Нас, - говорит она, - а они всего лишь Мертвы... мертвы...
Вот почему мы их растворяем.
- Именно эти слова, - говорит он, - именно этого достигает каждый. Вспомни себя в детстве. Когда Она уже схватила тебя в свои сети. Был ли у тебя выход?
- Это - только Моя боль, - говорит она.
- Нет. Это не твоя и не моя боль. Запомни. Это - Её боль.
- Она не может испытывать боли...
- Нет. Но она может её причинять.
В данном случае это одно и то же.
V
...Она стояла около ванны и вглядывалась в прозрачную гладь...
Она была Одна...
Ощущение Себя не проходило... Прямой тупик... синее отражение, казалось, всплывает из самых недр и являет собой Ту самую Сущность, которая обволакивает Всё... и не было различия...
Безумие?
Тогда почему такая ясная и чёткая Мысль?
Только здесь, только теперь полностью почувствовать себя серной кислотой...
Колени её подкосились, руки закостенели, каменное неподвижное лицо казалось пластиковой маской, маской среди тяжёлого, страшного, удушливого жидкого огня, заполнившего собой всё...
Это не вода, тут нет ни просвета свежести и холодности... горячий сухой маслянистый бред...
Она упала на колени и схватилась руками за край ванны...
Смерть...
...Она опустила руки по локоть в жидкость. Резина перчаток начала очень медленно размягчаться...
Но усилился страшный поток самоей Сущности, какой-то невыносимой энергетики, человеческое тело не выдерживало... Его сотрясала крупная дрожь... Словно в лихорадке... словно сквозь сон... разрывалась грудь... голова всё ниже...
...Страшная жгучая боль повыше виска заставила её прийти в себя...
Она вскочила на ноги... По лицу стекали густые капли, горячим маслянистым огнём въедаясь в щёку.
Она знала, что что-то произошло...
ИЗ-МЕ-НЕ-НИ-Е...
?..
Порог был преодолён. Тела больше не было. Только сущность, страшная застывшая сущность...
Само-растворение...
Са-мо...
...
щеки коснулся холод.
А потом исчезло.
Исчезли чувства.
Только раскрылось... И ненасытность... какое-то страшное стремление Изменить... сделать всё Собой... Взять... То, что Было ценно, но стало ничтожно в новом взгляде, новых глазах... Ничто не ценно... всё равно и бесстрастно... Осталась лишь Я - серная кислота...
Осталась лишь...
...Ничего не чувствующей рукой она ударила по кнопкам. C нескольких резервуаров она сорвала рычаги, и неудержимые струи хлынули из труб. C конвейерных лент на пол валились люди. Полностью став чем-то сухим и гибельным, не чувствуя ни тела, ни собственных действий, чувствуя лишь это пожирающее самоё себя стремление, она, словно тень, металась между ваннами... Трудно сказать, сколько она в ту ночь уничтожила людей... Она не помнила... Ей не было важно. Она лишь Знала - Знала...
...Лишь когда было найдено её маленькое скрюченное спящее тело, она увидела в тени своей проблески...
- Не выдерживают, - бухнул низкий тяжёлый голос.
- Это бывает, - прошипел другой, - это пройдёт... Это бывает...
И потом - Тьма...
VI
- Ты прошла эту стадию, - бухнул голос над ухом. - Теперь нет границ. Почти нет. Оставь ожог, он лишь поможет тебе.
...И вновь Тьма...
Тьма перешла в ослепительный синий свет, полоснувший лезвием по глазам. Страшная жгучая боль касалась лица и пронизывала его...
Тёмные неподвижные фигуры в белых халатах вырисовались в синем пространстве.
Она попыталась поднять голову. Голова была свинцовая.
Тонкая рука, наконец, повиновалась и поднялась к лицу...
Где я...
Цинковый столик...
- В камерах умирают, - сказал низкий голос. - Надо срочно что-то делать.
- Валите их в кислоту, - раздался другой, женский, шипящий. - Придётся работать на полную мощность. Скоро будут свежие партии.
- А как же ты?
- Я подожду. Телу всё равно, когда умирать, оно уже ничего не значит.
- Оно будет мешать тебе.
- Следуя по трубам, я тоже ограничена.
- Ничего. Скоро.
- Скоро. Большие ставки вот на это тело. Скорость перехода её по Стадиям немыслима. Ей всего 26, но она за краткое время пребывания здесь достигла того, чего я достигала годами.
- Главное, чтоб она не ушла прежде, чем сделает то, что нужно, как пришлось сделать это тебе.
- Мне. Я не могу уйти, я Вечная... Но ты прав, для действия в этом мире я должна действовать из человеческих тел.
- Ты знаешь, что я имею в виду. Во мне самом кроме Неё ничего не осталось.
- Да.
...Она опёрлась рукой о холодный столик и приподнялась. Половина лица горела, но тело почти ничего не ощущало...
- Что значит - ставки? - холодным комом выдавилось из её горла. - Я?
- Ты, - ответил женский голос, и пред ней предстала старая знакомая - та, что посоветовала взять ей шланг Тогда. На ней уже не было фартука и перчаток, на глазах не было очков, отчего взгляд её казался ещё более гибельным и едким. - Это не последний твой ожог. Ты - освободишь Её.
- Уже недостаточно того, что мы делаем... - слабо улыбнулась она. Улыбка получилась кривой и болезненной, но странно застывшей.
"Да", - отдался будто голос в мозгу.
"И тело твоё уничтожу я?"
"А важно ли это?"
"Мы каждый день уничтожаем тела. Но тела, содержащие в себе другие сущности. Я - кислота - уничтожаю самые сущности..."
"А есть ли различие?"
"Нет".
"Тела бессмысленны".
...Мысли слились в одно, будто зарождались где-то вне тел, вне разума... Выстроились в одну безмолвную линию, без слов, без формулировок... И словно светом налились, проясняясь, словно чистое прозрачное стекло... Или - нет? Стекло не бывает жидким, оно не может быть столь прозрачно...
И среди этого прозрачного потока вновь в мозгу пронеслись слова инструктора...
"В определённый момент каждый из нас доходит до точки. Это означает, что он полностью переходит в состояние серной кислоты. Тогда бесполезная оболочка - человеческое тело - должна быть уничтожена, чтобы не мешать своей бессмысленностью, и тогда увеличивается и расширяется Сила, действующая на этой земле... В противном случае бесполезная окова может помешать, и хорошо ещё, если сущность в этом теле станет настолько плотна, что тело не выдержит и будет разъедено изнутри..."
- Эти дни придётся хорошо поработать, - сказала женщина. - И рана твоя не встанет помехой на этом пути. Забудь.
Рука женщины, покрытая шрамами и оплетённая синими венами, вытянулась вверх и в сторону.
- Там.
В синем свете в той стороне, куда указывала рука, тёмной громадой вырисовывался резервуар.
- Везде.
- Они дохнут, - подбежал человек в военной форме. - Они не выдерживают!
- Ну так врачам и на конвейер! - Тон женщины резко изменился, став свирепым. - Пока все не передохли! Трупы тоже давайте сюда, всё уничтожу... - Она протянула руку и схватила военного за плечо. - Ты слышал? - голос её перешёл в шипение.
- Есть. - Он развернулся и выбежал за дверь.
Тёмные фигуры заметались по синему пространству, облачаясь в чёрную резину и запуская неудержимую гремящую Систему...
...Она встала с цинкового столика, присоединяясь к мечущимся теням... Тела не чувствовалось, лицо было пластиковым, ожог - чёрным и мёртвым...
...С конвейеров выгружались живые люди вперемешку с трупами... Люди были до последнего предела измотаны, покрыты ожогами в разной степени... Даже ужас и боль, так хорошо видные в глазах жертв совсем недавно, сейчас сменились безразличием и апатией... И даже растворяясь живьём, они уже не проявляли внешних признаков боли, словно находясь в каком-то бесконечном безразличном шоке...
Несмотря на напряжённую работу, всё огромное пространство охватывал мёртвый синий коллапс...
- Не люблю эти остатки старых партий, - вздохнул чей-то голос. - Они дольше всего находятся в камерах, и, как правило, начинают массово дохнуть...
Голос одиноким стоном пронёсся в пространстве и синей тоской застыл в омертвевшем воздухе...
...Она работала как в тумане, впиваясь жертвам и трупам пальцами в шеи и лица (ей почему-то казалось, что именно через эти прикосновения приходит к ним исчезновение), затаскивала их в ванны по двое, болезненными движениями срывала скользкие рычаги, рвала перчатки, скребла ногтями по трубам... Грудь её переполняло какое-то громадное страшное чувство... Отяжелевшие глаза стали огромными и перестали чувствоваться... Тело отвалилось...
Но вот некоторые конвейерные ленты вдруг заработали вхолостую...
- Они кончаются, - сунул нос в камеру военный.
Гул и скрежет начал убавляться... затихать... Вот уже последние растворённые останки ушли по канализационным трубам, и, наконец, в огромном помещении нависла мёртвая тишина...
VII
...Синий коридор. Чёрная уверенность.
Сейчас должно что-то произойти.
Глаза, большие и тяжёлые, прыгнули вбок, рука коснулась кафельной плитки...
"И нет различия"...
Тяжёлая железная дверь скрипела под нажимом руки...
...Она была чёрной, тонкой и острой... Словно щель, раскрывающаяся под её рукой...