"Источник всех этих заблуждений - только наша гордыня:
мы не сознаем нашего ничтожества, и, как бы ни были
мы ничтожны, мы хотим иметь какое-то значение
во вселенной, играть в ней роль, и притом немалую".
(Шарль Луи Монтескье "Персидские письма")
Глава о том, как функционирует общество и ведет себя человек в обществе.
Источник движения разума - органика и он сам.
Органика влияет на прогресс разума. Влияет опосредовано и смешно. Органика поставляет страсти, которые заставляют работать ум. В частной жизни - вотчине тела - цели более менее адекватны животной природе человека. Быт, еда, любовь, отдых. В общественной жизни - вотчине разума - страсти, как пары бензина в двигателе внутреннего сгорания, используются по схемам в природе не существующим. Цели не натуральны, искусственны, они вмонтированы в машину общественной жизни и используют животную энергию человека не для его нужд. Он ими бредит. Это его миражи, как строительство БАМа или как патриотизм, как американский флаг на лужайке у дома.
Оттого общественная и частная жизнь человека - вещи не равноценные. Если в частной жизни человек иногда может быть естественным, то в обществе естественным быть невозможно. Точнее - естественно быть неестественным. В обществе человек выполняет функцию, играет роль, как правило, ему навязанную. Особенно хорошо видно это на молодежи, которая занимается часто только знаковыми вещами: модой, прибамбасами, то есть тем, что частную жизнь не греет и пользы никакой не дает. Молодежь достигает максимальной неестественности в своих общественных телодвижениях лишь бы выделиться. Мода и конткультура.
У взрослых с их галстуками происходит то же самое, но в пользу якобы реальных, а не все еще призрачных ценностей. Благодаря псевдо бунтарству молодежи становится видно, что правила поведения во взрослом обществе настолько же не естественны, насколько не естественно бывает в юности поведение молодых людей. Плавный переход от бунтарства Beatles к пушистости сэра Пола хорошо иллюстрирует этот тезис. Нонконформизм молодежи - способ смены имиджа, образа жизни, правил игры. Сама игра остается неизменной. Общественная жизнь - антипод естественной жизни и в своей крайности выливается в парад форм - знаков отличия и светских мероприятий.
Уверенность людей, что они живут в обществе по своим собственным законам - иллюзия. Есть вещи, в которых люди себя ограничивают поголовно и находят это нормальным. Срабатывает защитная реакция, когда дискомфорт или бессмыслицу считают желанной и приятной, чтобы так от нее избавиться. Здесь происходит насилие над собой ради жизнедеятельности общества, ради самосохранения рода, чем отдельного человека.
Имеем скорее обычаи, смысловые знаки, чем рациональные доводы. Юбка - принадлежность женщины. Мужчина, конечно, может носить юбку не только в Шотландии, но это формально маленькая ненормальность, которая заронит подозрения в большей ненормальности. Большая ненормальность, конечно, страшна не людям, а цивилизации, поскольку не рациональна, не имеет для нее смысла и грозит вырождением. Юбка на мужчине - всего лишь обозначение того, от чего цивилизация хотела бы отделаться и от чего избавиться не удается, в силу либеральности современного общества, приоритета частной свободы над разумным устройством человеческой жизни. В сексе видно отчетливо, что людей занимает не деторождение, а получение удовольствия, вроде насыщения едой. Природа, подстраховав размножение животных гормональным принуждением к сексу и получением своеобразного релаксационного пряника для обеспечения процесса зачатия, поменяла местами причину и следствие, невольно направив людей на поиск подобного удовольствия от всего, что движется.
Само по себе удовольствие бессмысленно. Всегда возникает вопрос: "Зачем?" Зачем ешь, пьешь, любишь, зачем тебе свобода делать это, зачем ты живешь. Средство не может быть целью.
Удовольствие вне органики не существует, оно является частью органического процесса. Оценка удовольствия есть оценка изнутри, физиологическая оценка и имеет смысл для процессов происходящих внутри тела. Поскольку разум - привязка к местности обитания разумных существ, то к удовольствию он относится критически. Удовольствие от поедания человечины или капустных котлет для него не равноценны. Конечно, можно делать все что захочешь, но не стоит потом жаловаться на патологии, возникшие как результат скудоумия сосудов страстей человеческих.
Разум имеет свою логику развития, траекторию движения в этом мире и его взаимодействие со страстями создает культурные феномены, эстетику, мораль, наполняет страсти смыслом или бессмыслицей.
Без страстей, наедине с собой, разум развивается через идеи, через представления об идеальном устройстве внешнего мира и выглядит это тем более странно, что практических предпосылок для подобного состояния дел нет совершенно. Подобная отвлеченность - идеализм или эстетство - часто заставляло носителя разума не любить свой мир. В нем часто нет ничего рационального и красивого. В нем много уродливого, в конце концов можно уродиться уродом, но кто определит: что такое уродство и, тем более, что такое - красота? Ненависть к уродству здесь есть весьма отвлеченная ненависть к самому себе, что ненормально и является тем не что мы есть, а что в нас хотят видеть, и не мы, а вне нас, нечто общее, диктующее нам, некий закон внешней природы, пусть в нас заложенный.
Надо сказать, что, несмотря на подобное внешнее давление и желание соответствовать, до сих пор у людей было мало возможностей заняться собой, своим здоровьем, своим телом, и неприязнь, идейное неприятие всего плотского у наших предков вполне объяснима. Сейчас зубы чистят и моются почти все поголовно. Это вдохновляет. Есть надежда, что через пару веков и психологические уродства, вызванные запущенностью внутреннего мира людей, отсутствием возможностей им заниматься, также подвергнутся гигиене, а облик человека станет более удобоварим.
Пока же это невозможно. И остается терпимо относиться ко всем причудам природы в индивидах, если они только не угрожают жизни других людей.
Чистая игра ума создает чистые идеи. Идея или идеал редко встречается в жизни. Когда все заболеют красотой, жизнь остановится, так как большинству из нас красота недоступна. Приходится обходиться без нее, идя на компромисс или отсутствие вкуса. Любой социальный, религиозный или этический идеал подвержен тем же деформациям. Поэтому развитие идей в чистом виде происходит обособленно, вне реального мира, в искусственной среде будь то мир науки, религии или искусства. Над этим можно наблюдать, можно любоваться со стороны, а можно не замечать и вполне без него обходиться.
Воспринимать себя или нет, внутри подобной инкунабулы, каждый решает для себя сам, исходя из внутренних нужд, внутренней жизни частного разума. Общественного значения искусства или религии вне частного разума не бывает. Иначе для веры в бога или в великую силу искусства нужно насилие - человек делает вид, что верует или принимает всерьез то, чего не понимает. Конечно, можно воспринимать искусственный мир чувственно, телесно, как развлечение, как карнавал, не вникая в смысл парада перьев или шитых золотом риз, или как сделку, позволяющую якобы избежать некоторых неприятных моментов, например, смерти. Рационального посыла здесь нет.
В массовом масштабе идеалы прививаются именно так - через тело, через потребление. Понятие красоты часто менялось. Это выдает неустойчивость мира, а неустойчивым может быть только мир человека, его среда обитания. Посмотри, как изменялась одежда, и станет понятно, как разум внедрял представления об идеале в быт человека параллельно с изменением быта. Посмотри, как изменялось его поведение, и как разум внедрял в него нормы, которые считались чисто религиозными, то есть соблюдаемыми под влиянием веры или внешнего насилия, а не в результате естественного чувства, естественного ничем не мотивированного поведения. Вы ведь не задаетесь вопросом: что такое красота? вы изначально знаете, что это такое, тянетесь к ней. Так и здесь. Ведете себя нравственно, потому что не можете иначе.
В древности, в эпоху дикой, практически животной жизни, с животными отношениями в обществе, допускавшими рабство и беспощадное использование других людей разве что только не на похлебку, какие-то нравственные нормы можно было привить им только насильно - или угрозой физического наказания или верой в иррациональное, дарующее блаженство или муки после смерти. Проповедь иного, идеального образа жизни и поведения подкреплялось исцелением верующих и наказанием грешников. Все чудеса, сопровождавшие путь святых, - ярко выраженное public relations для обращения в веру, а вера - путь к совершенству. "Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный", - вот кредо и цель, ради которой затеян весь проект.
Иисус Христос - радикал поневоле, человек крайности из-за животной крайности современной ему жизни. Он хочет противоположного - царства бога на земле, жизни по правилам противоположным животной жизни. Любить врагов. То есть исходить из того, что мир уже совершенен, тем самым добиваясь его совершенства за счет совершенства людей, добиваясь за счет веры, для убеждения заземленной картинами апокалипсиса и страшного суда, воздаяния и наказания. ("Да придет Царствие твое, да будет воля твоя и на земле как на небе". "Ищите же прежде Царства Божия и правды его, и это все приложится вам").
За две тысячи лет мир помягчал. Там, где требовалась вера, вполне довольно воспитания и пары разумных доводов. Многие нравственные постулаты христианства и других религий вполне приемлемы в практической жизни и нарушать их - уже во многом вопреки природе современного человека.
Что для него далеко не бесспорно - выигрыш от такого поведения из-за отсутствия возможностей реализовать себя как разумное существо. Премия - в виде богатства, власти и тому подобного - оставляет у него впечатление суеты, поскольку результат для тела в современных условиях с точки зрения удобства, продолжительности жизни, выживания потомства по большому счету не сильно различается, будешь ли ты править, сильно или средне богат, лишь бы не беден. Страсти человеческие сейчас направлены скорее на самовыражение того, что к добавлению к телу дал бог - души. А бессознательное самовыражение души означает развитие разума не самого по себе, а в предлагаемых обстоятельствах жизни тела, в погоне за красотой, идеей, верой, свободой и прочими абстрактными понятиями в живых конкретных вещах. Человек до сих пор не самостоятелен, принуждаем к действию тем, чего не понимает, а чувствует. В этом проблема и так теперь проявляется несовершенство человеческой природы, ее ущербность. Красивая жена, Россия для русских, православие и народность - стремятся к красоте, родине и к богу, отталкивая друг друга локтями.
Поэтому отношения людей в обществе как отношения соседей в коммунальной квартире: они оценивают друг друга, а не дела. Дела - лишь повод, предлог, результат конкуренции. Оценивают друг друга, исходя из законов собственного организма, как добро или зло, то есть с предубеждением, завистью, или, наоборот, с излишней фетишизацией, за которой нет смысла. Люди просто не способны отвлечься от своей животной природы.
Однако, запрограммированное соперничество, борьба друг с другом, стремление к превосходству становится бесплодным в условиях свободы человека и отрицания его несвободы животного. Соперничество всегда было опасно, оно разрушает фундамент всякой свободы, в том числе друг от друга. Внешняя половина людей не может бесконечно терпеть на себе атавизмы внутренней половины, будь то жидомасонский заговор или Эдипов комплекс.
Исторически сформировались ограничения для такого рода поведения в виде табу, законов, моральных норм, которые изначально навязывались человеку обществом, без которых общество не могло бы состояться. Навязывались насилием над собой или с помощью специальных институтов, групп людей. Человек соглашался на это, или потому что был разумен или потому что вне общества не мог существовать. Без насилия над собой он остался бы обезьяной. Насилие необходимо, когда создается более сложное общество, цивилизация, которая дает человеку больше свободы не ограничивать себя. Все большая свобода личности в обществе и от общества убирала необходимость внешнего насилия. Делая капризы бессмысленными во все большей доступности и изощренности самих капризов, цивилизация отдает приоритет сознанию, своей эманации внутри человека, которое должно оседлать инстинкт, господствовать над подсознанием. Жить не страхом или верой, а разумом.
Итак, если первый шаг - свобода, свобода сознания человека, свобода действий, то второй - управление своей животной сущностью, психической организацией, подсознанием - необходимое условие для защиты от произвола делать "все, чего душа пожелает". Подсознание, его законы допускаются только тогда, когда полезны, имеют смысл. Бунт инстинктов усмиряется уже не аскезой - физическим насилием над собой, не моралью - психологическим умерщвлением страстей, а целесообразностью, практическим результатом от полученной свободы. Человек приходит к выводу, что инстинкт его обманывает, становится атавизмом. Например, инстинкт убивать или носить галстук. Наоборот, там, где полезен, инстинкт поднимается до сознательного переживания. Полезные проявления животной природы приобретают однокоренные, чисто человеческие названия: любовь, жизнелюбие, любознательность. Инстинкт делается понятным - это уже не темное чувство и само восприятие людей успевает за побуждением. В ответ цивилизация становится все более либеральной по мерам принуждения к благой жизни, признавая голое насилие избыточным. Либерализуется мораль, законы государства, а частная жизнь добропорядочных граждан приобретает доселе не одобряемую фривольность.