В этом году на листьях скальных дубов появилось множество чернильных орешков, и я могу, наконец, разложив свиток на плоском нагретом камне, исполнить то, что давно задумал - записать свою историю. Старые пергаменты из шахской библиотеки, которые я подобрал на развалинах, хороши и прочны, и на обратной их стороне моя недлинная повесть найдет свое место.
Я, Кара-Мермун, волею небес был начальником левого крыла войска великого и всемогущего Гараддин-шаха. Должность досталась мне не по праву наследования, но по военным заслугам. Приходилось отбивать набеги кочевников, усмирять бунты и еще многое совершать во славу и для благополучия повелителя, которому служил я не за страх, а за совесть. Правым крылом войска командовал Раджи-Махан, и скажу по чести, он не уступал мне в доблести. Мы выросли на одной улице, и нам не раз случалось вместе дразнить какого-нибудь крестьянина, везущего дыни на рынок, гонять воробьев, которые ищут пропитания под копытами ишаков, стоящих на привязи возле чайной, и воровать фрукты из сада старого Али-Вазора. О, как страшно нам было лезть к нему в сад, пусть он и славился медовыми яблоками, сладким разноцветным виноградом и пушистыми персиками! Ведь дедушка почитался как мудрец, и даже, как частенько поговаривали, обладал пророческим даром. Ни один из нас не хотел уступать другому в ловкости, выдумках и проказах. Случалось нам и драться, меряясь силой. Иной раз побеждал я, а иной раз - Раджи. Но кто бы мог подумать, что наше соперничество с годами не пройдет. Когда мы оба стали начальниками крыльев войска нашего повелителя, оно разгорелось еще сильнее. Мы старались превзойти друг друга во всем, и даже великие осенние воинские состязания превращались порой в настоящие бои, а шах радовался, что оба войска становятся от этой борьбы сильнее и опытнее.
Близился год Варана, венчающий столетие и всегда влекущий за собой большие перемены. Еще в сухой сезон перед весенним праздником смены года Гараддин-шах призвал гадателей, дабы заранее подготовиться к грядущему. И пришли во дворец предсказатели, звездочеты и бродячие проповедники, но все говорили разное. Один вещал, что через степь явится войско сильного северного соседа и будет битва, равной которой не было с незапамятных времен, другой предсказывал засуху и неурожай, третий грозил моровым поветрием. Рассердился, услыхав эту разноголосицу, великий шах:
- Негодные проходимцы, вы способны только морочить головы черни, а истины не ведаете. Вон из моего дворца! А будете болтать лишнее, ваши шапки останутся без дела, так как их не на что будет надеть!
Но понемногу гнев властителя остыл, и он приказал:
- Позвать сюда Али-Вазора, может быть, хоть он поведает нам, каков будет истинный удар Варана.
В шахский совет привели седого полуслепого старика, в котором нелегко было узнать сурового владельца роскошного сада.
- Скажи, о почтенный Али-Вазор, - милостиво обратился к нему Гараддин-шах, - чем грозит нам грядущий год Варана? Откуда нам ждать опасности? Будет ли набег кочевников, мор, неурожай, или заговор?
- О, всемогущий повелитель! - старик не без труда отвесил полагающийся по обычаю поклон. - Я ждал твоего вопроса и молил богов открыть будущее во имя нашего народа.
Шах нахмурился: то есть как это, во имя народа! Но притушил свой гнев, понимая, что предсказатель - это не начальник стражи и не советник, которые обязаны каждое слово начинать с цветистого обращения к властителю и говорить только о его благе:
- Так что же поведали тебе боги?
- О, всемогущий повелитель! Боги говорят, что вскоре после дня смены лет на небе явится звезда Катонг с туманным хвостом, и в хвосте своем принесет она беды и несчастия. С юга придет народ на самодвижущихся телегах, многочисленный как песок в пустыне, и будут битвы, равных которым не знало государство, задрожит земля и поглотит поля и селения, с неба рухнут камни на людей и дома их, и свершится многое иное, чему нет названия на нашем языке.
Скрипучий голос предсказателя умолк, и только слышалось, как случайная муха зудит возле узорчатого окна.
- А дальше-то, дальше, что это за иное? - воскликнул шах в нетерпении, но старик опустил голову и не произнес более ни слова.
- Да как ты смеешь не отвечать повелителю? - грозно вскричал Раджи-Махан и встряхнул старика за плечи, как пустой мешок.
Неожиданно Али-Вазор поднял голову, и быстро забормотал себе под нос:
- Черепаха в шапке шаха, черепаха в шапке шаха...
- Вышвырнуть безумца за ворота! - вскипел Гараддин-шах.
Кто знает, как происходящее во дворце становится известным в городе? Но слова старого Али-Вазора с ужасом передавали из уст в уста. Время шло, настал день перемены года. Но... Ничего не случилось. Весна пришла в положенный срок, в степи зацвели маки и тюльпаны, на плодовых деревьях распустились цветы, нежные как щеки девушки. Только день, который должен приносить радость обновления, прошел томительно и совсем не празднично, будто столица застыла в ожидании того, когда "Варан ударит хвостом". Той же ночью придворный звездочет со своей башни заметил небольшое светлое пятнышко с северной стороны неба. Прошло еще несколько дней, и звезда Катонг с косматым туманным хвостом воцарилась над притихшим городом.
- Мудрец Али-Вазор прав, - в ужасе говорили богатые и бедные...- Варан опасен, беды ждут нас, и никто не знает толком, каковы они. Ведь не зря мудрец говорил о черепахе. На большой черепахе, как говорят, стоит наш мир, неужели он пошатнется? И не спросить мудреца, ведь он успел покинуть этот свет.
Жизнь в столице затихла. Кто проводил дни в молитвах и покаянии, надеясь на милость богов, кто продавал имущество, чтобы уйти в чужие края и спасти себя, а иные устраивали один за другим богатые пиры, закрыв двери, дабы не смущать никого последним весельем. Даже ремесленники убавили усердие и все больше сидели в чайных, ведя бесконечные беседы о бывших прежде бедах, слушая бродячих проповедников, а порой и пользуя запретные зелья. Только мы с Раджи-Маханом без устали муштровали воинов, потому что от безделья дух войска страдает, а это прямая угроза государству. И узнал я через верных своих соглядатаев, которых имел в войске своего друга-соперника, что Гараддин-шах дал ему небывалое поручение. И стало мне обидно, и пришел я к повелителю и спросил:
- О, великий и всемогущий! Отчего ты поручил Раджи-Махану спрятать в горах сокровища? Поверь, повелитель, я бы гораздо лучше выполнил твою волю. Раджи-Махан хитер, его родителей много лет, как нет на свете, а обе его жены чужестранки. Он отправил свою семью на их родину еще до начала года Варана. Он может предать тебя, повелитель, и у тебя нет сети, чтобы поймать его.
- Я ждал, что ты придешь, Кара-Мермун, - отозвался шах. - но ты плохо знаешь горы, и не сможешь провести караван и найти лучшую тайную пещеру для сохранения драгоценностей и золота. Это сделает Раджи-Махан. Я приказал ему начертить карту, которая позволит вернуть наши богатства, когда придет время. А спутников своих он отравит на обратном пути.
- Он не сумеет, повелитель, он слишком добросердечен для этого. Тайна сокровищ может всплыть.
- А вот тут-то как раз понадобишься ты. Ты пойдешь вдогонку, принесешь карту и голову Раджи-Махана. Когда вернешься, все войско будет под твоей рукой. Не будет ни правого, ни левого крыла!
Я склонился до земли и отправился исполнить волю повелителя.
На простом ишаке, в небогатой одежде, с мечом в потертых ножнах, дабы не привлекать внимания, отправился я в путь вслед за небольшим караваном, так, чтобы, не теряя их следа, все же не обнаружить себя. Степь цвела, в высоте кружили ястребы, пересвистывались суслики, ветер играл в травах. Путь тех, кого я преследовал, должен был занять не менее недели, и в покое степи улеглись на время мои страхи и опасения.
Спрятавшись за старым скальным дубом, я смотрел, как маленький караван, ведомый Раджи-Маханом, перебирается через небольшую речушку, бурным потоком вырывающуюся из горной расщелины. Ведя ишаков на поводу, они двинулись по узкой тропинке в гору. Казалось бы, нужно лишь подождать немного и продолжить преследование. Но боги в этот день не одарили меня благосклонностью. Ишак поскользнулся на мшистом камне, что выступал со дна речушки, а я со всего размаху упал в воду. Мокрый и замерзший, я выбрался на каменистый берег и расположился у костра. На ушибленную ногу почти невозможно было наступить, идти я не мог, и только одно давало надежду, что воля повелителя будет исполнена в точности. Я понимал, что возвращаться хранители сокровища будут этой же тропой, и рассчитывал излечиться с помощью снадобий, имевшихся в моей сумке, до их появления. И действительно, минуло всего два рассвета, когда послышался стук скатывающегося камешка и на тропинке возник Раджи-Махан:
- О, кого я вижу! Доблестный Кара-Мермун! Что делаешь ты здесь, в этом уединенном месте?
- Выполняю волю повелителя. Он приказал забрать у тебя карту, на которой обозначено место, где спрятаны сокровища. А куда девались твои спутники?
- Они все там, - Раджи-Махан указал на небо, - по воле богов и Гараддин-шаха.
- Что? Ты погубил своих людей? - с удивлением воскликнул я.
- По крайней мере, один из них точно из числа не моих, а твоих... Соглядатай... - ухмыльнулся мой соперник.
- Довольно пустых слов, повелителю нужна карта!
- Ты, должно быть, глуп, Кара-Мермун. Или забыл, какой наступил год? В год Варана прежние клятвы ничего не значат. Думаешь, я собираюсь вернуться в столицу? Как бы не так. Я не ждал тебя здесь, но коль скоро так распорядились небеса, возьмем некоторую толику богатств, мне доверенных, и поищем благ в землях, где время считают по-другому.
- Я не предам повелителя, Раджи-Махан.
- Ну что ж, ты сделал свой выбор, - презрительно бросил он, вынимая саблю.
Я понял, что выхода нет, но если боги даруют мне победу в поединке, я выполню поставленные повелителем условия, и голова начальника правого крыла войска будет вскоре у ног Гараддин-шаха. Мы дрались отчаянно, я оказался сильнее, но смог одолеть соперника, только нанеся ему опасную рану.
Истекая кровью, Раджи-Махан лежал на поляне, а я в который раз судорожно перебирал его поклажу и не находя карты, требовал:
- Скажи, куда ты спрятал ее, и умрешь легкой смертью, а не то я найду способ добиться ответа.
И когда, вне себя от ярости я ударил его, то услышал:
- Какой ты все же глупец, Кара-Мермун. Карта у меня здесь...- последним движением он постучал себя по лбу и испустил дух.
В ужасе стоял я над телом бывшего соперника. К чему мне теперь его голова, когда тайна пещеры сокровищ ушла с ним на темную сторону земли. Я, как мог, похоронил его и отправился по тропинке, надеясь, что как-нибудь удастся самому отыскать место, где спрятаны золото и драгоценности. Но мне не суждено было сделать это. Измучившись, я вернулся обратно и через положенное время прибыл в окрестности столицы. Продав одежду и снаряжение, я бродил в лохмотьях по окрестным селам, как обычный нищий, пока моя кожа не почернела от солнца, а косматая борода не скрыла черты.
Только тогда я решился пойти в столицу, где услышал, что начальники крыльев войска объявлены погибшими, а мои родные оказались в темнице. Я все же питал надежду, что судьба милостиво позволит выручить их, ибо надеяться на милосердие правителя теперь не мог. Никто не узнавал меня, я мог спокойно сидеть на базаре, там, где всегда собирались просящие подаяния, и узнавать все, что хотелось узнать. Давно погасла зловещая звезда Катонг с туманным хвостом, истлели головы предсказателей на шестах возле городской площади. Но что-то сломалось в привычном ходе городской жизни, сломалось и во мне, потерявшем родных, должность и честь. Изменился и нрав Гараддин-шаха, прежде стремившегося к благу государства. Утратив сокровища, он решил восполнить казну, повысил налоги, перестал покупать у купцов драгоценные ткани и редкие камни. Говорили, что он стал очень подозрительным: сегодня ты начальник или советник, а завтра будешь выброшен за ворота, как стоптанная туфля, или окажешься в темнице, а то и вовсе на плахе. Шли дни, месяцы, закончился опасный год, а ничего не менялось. Ремесла приходили в упадок, торговля захирела, только племя доносчиков множилось, потому что шах повелел выдавать им награду из имущества тех, кто попадал в темницу по навету. Прошел год, потом другой, и, случилось так, что старший сын Гараддин-шаха поднял мятеж. Начальник левого крыла выступил на его стороне, а начальник правого остался верным повелителю. В столице началась резня. А через несколько дней с гор спустились воинственные иггедуки. Прежде, когда Раджи-махан и я крепко держали бразды правления войском, их в считанные дни обратили бы в бегство, а теперь столица досталась врагу легко, как одурманенная девка на пиру. Горцы разгромили все, что смогли, разграбили дома богатых и бедных и ушли, оставив после себя смерть и разрушения. Я пробрался к шахской темнице, вошел в открытые ворота, но ни в верхних камерах, ни в подземельях никого не нашел. Вдыхая тяжелый запах пожарищ, я чувствовал, что нужно уходить. Тогда-то я и подобрал в полуразрушенном дворце несколько свитков, сам не зная, зачем, спрятал их в карман рваной хламиды и побрел прочь из города.
В моей пещере тепло и сухо, здесь свежий горный воздух, меня не беспокоят мыши и крысы, а крестьяне из села внизу почитают меня, хотя я ничем не заслужил этого. Но иногда я все-таки думаю: а что было бы, если бы Гараддин-шах не услышал: