Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Последний порыв ветра успокоился в мокрых кронах. Временами становилось так тихо, что слышно было, как редкие капли шлепают по шершавой поверхности листьев на нижних ветках орешника. Из-под зеленого полога, отряхивая с кустарника серебристые брызги, на лесную дорогу выбрались двое.
- Да ладно тебе, - отозвался другой. - Завел шарманку! Вон посмотри лучше - на этой сухой сосне никак указатель?
- Ман Герет, - в наступающих сумерках охотник, в котором по щегольскому покрою платья легко можно было угадать нездешнего, с трудом разобрал надпись. - Ну и название у усадьбы.
- А что такого? Непонятно, зато красиво.
- Да ведь на старом наречии это значит "голова зверя". Не очень-то благозвучно для дворянского гнезда.
- Ничего, я знаю хозяина, случалось у него бывать. Человек он добрый, полный дом ребятишек, да и в имении все исправно, только вот...
- А что только? - с живостью откликнулся его товарищ, который оказался в этих местах в первый раз и мечтал не столько об охотничьих трофеях, сколько о встрече с неизведанным.
- Да охотников он не слишком жалует и сам никогда, говорят, на зверя не ходит. В ночлеге, конечно, не откажет, но ни пира соответствующего, ни достойной беседы за чаркой не жди.
Весна постепенно входила в силу. Золотые майские лютики вспыхивали среди травы маленькими пятиконечными звездочками, мохнатый шмель гудел над поляной, отыскивая последние синие цветы медуницы среди крупнеющих день ото дня листьев. Птицы пели слитным хором, и только ухо такого знатока, каким был старый барон, могло различить и нежную трель иволги, и торопливую скороговорку зарянки, и однообразное теньканье зяблика.
- Зря, господин мой, мы не взяли с собой Бинго, побегал бы немного, порезвился, - проговорил молодой егерь, вглядываясь в чащу сквозь начинающую густеть зелень.
- Эх, Айован, куда уж ему резвиться, ему и осталось-то, как мне... - вздохнул старик и тяжело оперся спиной о шершавый ствол березы.
Слуга покорно замер, не желая тревожить господина, и вдруг далеко среди деревьев увидел:
- Зверь, тот самый... Грива как туман утренний, сам как туча, дождем пролиться готовая... Так рассказывали зимними вечерами в деревне.
Тихо качнулась ветка, будто и не было Зверя. Господин и слуга медленно пошли обратно.
- Слышал много, но не думал, что увижу, - только и пробормотал барон.
А Айован вспомнил детство, когда он полюбил один бродить по дремучим борам и светлым перелескам. Товарищи посмеивались: часто пропадая в лесу, мальчишка жалел лишний раз сломать ветку, никогда не разорял птичьих гнезд, не приносил домой птенцов или молодых зверьков для забавы. И лес принимал его, как своего, ни разу не случилось ему заблудиться, больше всех удавалось собрать грибов и ягод.
- Смотри, заберет тебя лесной дух, - нередко ворчала мать. - И в кого ты только такой уродился. Грибами да ягодами сыт не будешь, лучше бы огород лишний раз прополол.
Но он снова и снова шел туда, где знал каждый кустик, каждый родник. И прежде чем войти под сумрачные своды, чтобы отыскать на истлевающих старых стволах сростки опят, или пробраться на залитые солнцем прогалины, где в изобилии рассыпана сладость земляники, мальчик останавливался, кланялся и тихо говорил:
- Здравствуй, зеленый лес! Низкий поклон тебе за щедрость!
Однажды, когда взрослеющий Айован совершал придуманный им самим обряд, он почувствовал, что за спиной кто-то появился. Испуганно поднял голову, ожидая насмешки или окрика, и встретился взглядом с выцветшими, когда-то, наверное, голубыми, глазами старого барона.
- Послушай, парень, - раздался спокойный без тени высокомерия голос. - Я смотрю, ты любишь лес. Пойдешь ко мне на службу?
Постепенно Айован, постигший все премудрости охоты, стал для старого барона и егерем, и доверенным лицом, и сиделкой во время болезней. Немало времени проводили они в лесу, с одной лишь собакой, не пользуясь услугами загонщиков, находя радость в долгом выслеживании, в разгадывании лесных тайн, далеко не всегда заканчивавшемся выстрелом. Многое узнал молодой слуга и о самом старом бароне: о магических вещах, хранившихся в потайных ящиках письменного стола в кабинете, о любимых блюдах и винах господина, о том, что тот думает и говорит о соседях и столичных вельможах. Не знал лишь, что стало с женой хозяина, и почему его единственный сын был еще ребенком отправлен в столицу, где и находился по сию пору на службе, ни разу не появившись в усадьбе. Говорили об этом разное, чаще всего самое обычное, житейское: дескать, супруга оказалась неверна, и господин, не считая сына своим, не пожелал его видеть. Но кое-где шептались, что дело это не обошлось без колдовства, о котором простолюдинам знать не надобно. Погруженный в воспоминания, Айован шел за своим хозяином, не подозревая, что сегодня они возвращаются из леса вместе в последний раз.
На следующий день старый барон слег, и лишь прерывистое дыхание давало понять, что он еще жив. Послали нарочного за сыном, но дорога до столицы далека, и похороны прошли без него. Жители деревни плакали, провожая в последний путь благородного господина, один Айован не проронил ни слезинки, его горе иссякло еще во время болезни хозяина, когда он прощался не только с ним, но и со своей счастливой юностью.
В последний месяц лета у ворот усадьбы послышался громовой голос:
- Эй, вы, отпирайте, да поживей, встречайте нового господина.
Гордая осанка, каштановые кудри до плеч, черный камзол, шитый серебром, гладкий конь вороной масти под стать хозяину. Следом на лошадях попроще - семеро, молодые, крепкие, все при оружии и одеты не хуже иного богача. Не то охрана, не то слуги.
- А похож на старого барона! И какой красавец! - перешептывалась собравшиеся.
Молоденькие служанки краснели, украдкой взглядывая в надменное лицо, а Айован, стоявший позади всех, чувствовал, что каким бы ни оказался новый господин, прежней жизни все равно не вернуть.
Новое началось уже на следующий день. Утром из господских покоев серой тенью выскользнула самая красивая служанка с залитым слезами лицом, под вечер в голову слуге, подававшему напитки к столу, полетел тяжелый бокал: хозяину показалось, что вино недостаточно холодное. Еще через пару дней староста деревни стоял в кабинете на коленях и, дрожа от непривычного страха, слушал отрывистые слова:
- Ты, вор, ... чтобы к завтрашнему дню... все недоимки взыскал! А не то готовь спину!
Вскоре в кабинет был вызван и Айован.
- Так, - ядовито произнес хозяин, едва увидев юношу. - А ты, бездельник, чем здесь занимаешься?
- Я егерь, господин, ходил с Вашим отцом в лес...
- Егерь? Так это ты должен вешать негодяев, которые покушаются на господские угодья?
- Что Вы, господин, я никого не вешал, у нас народ честный и лес чтит...
- Врешь! - жестко произнес новый владелец усадьбы и, вдруг, словно смягчившись, добавил: - Ну ладно, завтра пойдем на охоту, посмотрю, на что ты годен.
Снова идти знакомыми тропами, видеть и слышать привычное и близкое с детства дыхание лесной жизни. Но рядом - чужой и страшный человек, за спиной - телохранители, непривычные к лесу. Шумно, под множеством сапог трещат сучья. Какая уж тут охота? Растерянный Бинго бестолково крутится у ног.
- Уйди, старая падаль, - молодой хозяин оттолкнул несчастного пса ногой и резко повернулся к Айовану: - И зачем ты только потащил его с собой?
- Но это пес Вашего отца, господин, он хоть и немолод, но чутье еще не потерял.
- Не сметь возражать мне! - оборвал его грозный окрик. - А то отведаешь плети!
На опушке застыл грациозный силуэт косули. Удачный выстрел свалил добычу, и глаза господина загорелись хищным огнем:
- Неплохо! Пожалуй, стоит продолжить охоту.
Забава понравилась молодому барону. Все чаще стал он ходить в лес с одним только егерем, которому первое время было даже приятно, что его ремесло пригодилось. Новый хозяин оказался человеком бесстрашным и ловким, и только звериная радость при каждом удачном выстреле, и какое-то особенное выражение лица в момент, когда приходилось добивать зверя, пугали Айована. И еще одно не давало покоя: не проходило дня, чтобы какого-нибудь слугу или крестьянина не наказывали плетьми. Поначалу это никого не удивляло - без хозяйского глаза кое-кто стал нерадив, а случалось, и подворовывал. Но когда виновных начали тащить в подвал, откуда потом всю ночь раздавались вопли и стоны, по углам зашептались:
-- Беда нам... Пора бы вспомнить про старинную справедливость...
Когда же однажды утром на заднем дворе нашли изувеченное тело мальчишки, который всего-навсего попался накануне на краже яблок из господского сада, к Айовану на деревенской улице подошел старший брат погибшего:
- Послушай, мы уже решили... Но эти семеро... Они все время с ним... Вы часто вдвоем охотитесь...
- Я охотник, а не убийца, - опустив голову, егерь побрел прочь из деревни.
Осень в тот год выдалась необычно сухой. Листья бурели и скручивались прямо на ветках, не успевая опасть. Гроздья рябины будто покрылись копотью, утратив привычную для этого времени года яркость. Голодные тощие грачи бродили по жнивью, выискивая оброненные крестьянами зерна. Дым от горящих торфяников сизыми языками тянулся из леса. Под белесым небом на высохшей траве расположился лагерь охотников. Над тушами кабана и нескольких косуль вились осенние мухи. Довольный барон и его телохранители сидели у костра.
Чуть поодаль пристроился Айован. Не любил он охоты с загонщиками, не понимал, для чего настреляли столько дичи. Невесело глядел егерь на противоположную сторону тускло-желтой поляны, где из дымного марева возник Зверь...
Барон тоже заметил новую добычу, вскочил, схватил мушкет, прицелился, но... удар под локоть, и пуля пролетела мимо, а Зверя как не бывало. Айована тут же сбили с ног, и дальше он уже ничего не помнил. Ни того, кто и как его бил, ни того, как его привезли в усадьбу, ни того, кто ухаживал за ним.
- Почему я еще жив? - такой была первая мысль, когда он пришел в себя.
Через несколько дней в его коморку вошел один из семерых:
- Эй ты, господин тебя требует.
Когда парня втолкнули в кабинет, хозяин стоял у письменного стола, держа в руках бледно-зеленый лист бумаги:
- Ну, что, строптивец? Боишься? Думаешь, каково будет наказание? Наказания мне давно наскучили. Знаешь, что это за бумага?
- Знаю.
- Однако... Немного же было у старика от тебя секретов. Что-то сверх меры он тебе доверял. А может, ты его бастард? - усмехнулся молодой барон и, не дожидаясь ответа, самодовольно продолжил: - Слушай, какой великолепный договор я составил: "Егерь Айован обязуется по истечении трех дней доставить в усадьбу голову Зверя". Шкура-то у него не особенно, на волчью похожа, а вот голова, если ее как следует выделать... Будет отличное украшение для парадного зала. Выполнишь - сделаю тебя... своим наследником. Ну а остальное ты знаешь: "Нарушившего договор постигнет кара согласно магическим уложениям". Или ты думаешь, что можешь уклониться? Напрасно. Ты почтительный сын и не захочешь, чтобы я взялся за твою матушку. Ну что встал, палец в чернила и...
- Я подпишу, - холодно произнес Айован.
- Надо же, старик, оказывается, был забавник, выучил егеря грамоте..., - барон опять усмехнулся, подавая слуге гусиное перо.
Айован медленно вывел на магической бумаге свое имя, подпись полыхнула изумрудным и погасла. Уже выходя в дверь, юноша услышал:
- Уж и не знаю, чего мне больше хочется: получить трофей, достойный королевского дворца или узнать, какова старинная магическая кара.
Наскоро собравшись, молодой егерь отправился в лес. Мысли в его голове бродили самые мрачные:
- И почему мой покойный господин сам не воспитал своего сына? У нового барона нет ни благоговения перед красотой, ни уважения к магии. Старик держал эту бумагу на самый крайний случай, говорил, что получил ее в наследство от своего деда. А этот? Ради глупой прихоти...
Думал Айован и о том, что напрасно он еще в первые дни, поняв, что представляет собой его новый хозяин, не ушел вместе с матерью, куда глаза глядят. Жалел ее, ведь она привыкла за последние годы жить в довольстве. Вот и дожалелся.
- Поброжу три дня по лесу, погляжу в последний раз на знакомые места, а там будь что будет.
Ранним утром третьего дня Айован заметил на краю поляны стадо косуль. Животные тоскливо бродили, выискивая среди побуревшей травы уцелевшие зеленые побеги. Одна старая самка немного отстала от остальных. И вдруг... Серой тенью метнулся из зарослей Зверь. Минута - и испуганные косули рванулись в лес, а довольный хищник принялся за трапезу.
- Надо же, выбрал самую старую. Волки поступают так, и только человек стремится завладеть лучшим, даже тем, что не должно ему принадлежать.
Айован начал потихоньку подкрадываться ближе, и Зверь, поедающий косулю, уже не казался ему невиданным чудом. Да, красив, да, силен... Мелькнула мысль: а что, если?
Оторвавшись от добычи, Зверь неспешно повернул голову и посмотрел прямо на охотника.
- А взгляд-то совсем не звериный, как будто старый мудрец глядит. Нет, никогда не подниму на него руку, - и молодой егерь, тихо пятясь, стал отступать все дальше и дальше вглубь леса.
Еще немного и ноги сами понесли парня в сторону усадьбы.
- Кто идет за мной? - обернувшись, егерь заметил среди ветвей гибкое дымчатое тело.
Когда юноша вошел в ворота, Зверь двинулся следом. Пораженный привратник так и застыл с открытым ртом. И возникла новая мысль, постепенно облекаясь словами:
- Эй, зовите господина. Айован исполнил договор.
Барон в цветном шелковом халате, со смятыми после сна кудрями важно спустился по ступеням. В руках он держал зеленую магическую бумагу:
- Ну, и где же голова?
- Смотри, господин, вот она, - ровным голосом произнес егерь. - В договоре сказано: доставить голову в усадьбу, но не говорится, что она должна быть отдельно от туловища.
Два зверя взглянули друг другу в глаза. Бумага в руках барона словно полыхнула, на ступени посыпалась зеленоватая пыль.
- Эй, слуги, живо мушкет мне! Схватить этого...! - вскричал барон и тут же рухнул, подмятый тяжестью хищника.
Кровь хлестнула по старым каменным плитам. Зверь серой тенью выскользнул из ворот. Загрохотали по лестнице тяжелые сапоги. Семеро застыли над телом. А со всех сторон уже бегут с вилами, ножами и топорами. Куда семерым против толпы?
Далека усадьба Ман Герет от шумных городов, редко бывает здесь приезжий люд. Но в таверне нет-нет, да и расскажет кто-нибудь о том, как погиб молодой барон от клыков неведомого Зверя.