У одного человека была тень. Не своя какая-то... Но и, разумеется, не чужая. Просто, наверное, далекая. Человек, в общем-то, на тень - ноль внимания. Кто же обращает внимание на тени? Кроме того, ему было не до того: он делал карьеру.
И вот - то ли оттого, что тень была далекой, то ли от невнимания - ей захотелось добиться хотя бы внутренней самостоятельности.
Поступки своего человека она отражала не точно, но и не наизнанку, а так, будто от зеркала под разными углами. Ничего, впрочем, странного: обернитесь как-нибудь на свои тени.
Карьера, между тем, продвигалась стремительно: там услужить, здесь подсобить, где-то задобрить, кого-то подмазать... Не понимая происходящего, тень питала неприязнь к кабинетной работе.
В один прекрасный... ах, простите, ужасный день начинающий администратор получил взятку наличными. Но вот в руках тени по не вполне понятным причинам оказалась колода карт. Важно ли, какие раскладывать бумажки - баксы или пасьянс?
Когда появилась служебная машина, тень полюбила в ней ездить. Там хватало простора для действий. Обычно она потихоньку сливалась с тенью водителя, положенного по штату, и довольно точно копировала его движения. Тень водителя вроде не возражала.
Однажды чиновник и тень задержались в какой-то приемной, и тень заметила книжку в руках молодой посетительницы. Бюрократы книжек не читают: что делать? С тех пор тень поглядывала и посматривала во все печатные издания, которые попадались по дороге - в мире, к сожалению, нет ни теневых библиотек, ни изданий для теней.
Шло время, и политику - опять же по штату - потребовалась охрана. Порой эти ребятишки, кажется, не повзрослевшие до конца, устраивали нечто среднее между кучей малой и тренировкой. Тень весьма похоже копировала их действия.
Однажды вечером - в сумерках, когда тени расплывчаты - хозяин привел домой даму. Разумеется, не в первый раз, но в этот раз что-то было неладно. Женщина не сопротивлялась, она была почти рабски покорной, но в ее глазах (тень уже научилась видеть глаза людей) стояла смертная мука. Хозяин же вел себя с ней как с вещью, хамски, грубо и откровенно. Не имя наглости (или пошлости, или подлости) отражать это позорище, тень начала повторять движения охранников в соседней комнате. Вот с той-то поры она и обрела - по не вполне понятной причине - гораздо большую, чем раньше, свободу передвижений. Так что, когда подонок-человек подсиживал своего руководителя, обреталась в совершенно другом месте: выходя из дому, она ухитрилась проскользнуть в библиотеку соседа-профессора. Постепенно в ее голове кристаллизовывались мысли, простенькие и далеко не оригинальные. Теперь она при каждой удобной возможности оказывалась или в библиотеке, или в тренировочном зале.
Очертания ее становились все чернее и четче, но кому есть дело до тени? Как-то раз ее занесло в дансинг, где она пришла в неописуемый восторг от рок-н-роллов и ритм-эн-блюзов.
Снова сменился кабинет. Теперь перед дверью была приемная, где сидела за компьютером хорошенькая секретарша. Понемногу тень овладела навыками работы на компьютере и даже слепым десятипальцевым методом печати. Политик порой имел секретаршу прямо на письменном столе, не делая из этого особой тайны. Тень подташнивало, но, несмотря на непривычную независимость, она все равно была неотделима от хозяина.
Прочно усвоив прописные истины и какую-никакую мораль, тень догадалась, что с хозяином что-то неладно. Возможно, этому поспособствовала трибуна, с которой восходящая звезда политики говорила большие слова, каждую неделю меняя позицию (порой - на противоположную). Надо сказать, что тень терпеть не могла людских торжищ. Зато она выяснила, что цветы тянутся за своей тенью, но которую можно влиять, и вскоре вокруг все цвело и благоухало. Даже кактусы. Надо же хоть чем-то занять время...
В мертвенно-светлых коридорах Думы нечасто смотрят под ноги, и ни свет, ни тени никого там не интересуют. Тень же присоединялась то к гитаристам, то к монтажникам, то к программистам где-нибудь неподалеку от здания на Охотном Ряду.
Оператор "Битокама" глазам своим не верил - камера, похоже, начала барахлить. Лицо оратора в ней блекло, теряло краски и расплывалось. Оператор глянул невооруженным взглядом и сдавленно ахнул: вместо человеческого лица бледное пятно сально блестело над трибуной.
А перед дверьми МЧС становился все материальней молодой человек в джинсах (вместо брюк), кожаной простенькой куртке (вместо пиджака), ковбойке с шейным платком (галстуков он терпеть не мог)и с гладко зачесанным длинным хвостом (так он отобразил короткую прилизанную стрижку).