Кулаков Алексей Иванович : другие произведения.

Государь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.34*163  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья книга "Рюриковой крови" 1-7 главы. Полный текст книги -- на ЛитРесе или на мой страничке на А.Тудей.
  
  
   30.05.2016г.
   Государь.
  
  
  
  
   Пролог.
  
  
  
  - Московское время девять ноль-ноль! С вами радио России.
  Угловатый радиоприемник, занимающий стратегически важную высоту на кухне (а попросту говоря, стоящий на холодильнике), и девушка-подросток, ловко нарезающая бутерброды на кухонном столе, были давними друзьями. Собственно, она помнила старенький ВЭФ всю свою сознательную жизнь - а изделие рижского радиозавода могло припомнить немало курьезных историй про свою юную хозяйку. Меж тем, из динамика прозвучала коротенькая мелодия, и диктор доверительно поделился со слушателями ценной мыслью:
  - Всему свое время!..
  Сделал паузу, подчеркивая важность данной сентенции, и зачастил сочным баритоном:
  - Информационная программа "Вести"! С новостями в студии Леонид Осипов, и основные темы этого утра следующие...
  Выкрутив верньер громкости до характерного щелчка выключения, девушка глубоко вздохнула, словно набираясь решимости или готовясь к долгим уговорам. После чего подхватила тарелку с горкой бутербродов, аккуратно взяла большую чашку со свежезаваренным напитком и пошла со всем этим в соседнюю комнату.
  - Пап? А я тебе чаю сделала, как ты любишь, со смородиной. И бутериков... Папуль, ну съешь хотя бы один!..
  Увы, но все уговоры пропали втуне. Более того, родитель даже не соизволил отвести взгляд от компьютерного экрана - какая-то белиберда (сплошь из формул и коротких строчек поясняющего текста) для него оказалась важнее собственной дочери!.. Однако Полина не отступалась, вынудив-таки отца ответить:
  - Я не голоден.
  - Ну как так! Ты же за завтраком всего ничего поел!.. Ну папа, не вредничай... Пара бутербродиков, и я отстану?..
  Пара минут подобных уговоров закончились тем, что мужчина с покрытыми сединой висками наконец-то оторвался от своего непонятного занятия. Вот только... Полина помнила, как раньше смотрел на них с братом отец: иногда недовольно, иногда с гордостью, со скрытой смешинкой или осуждением за какие-либо проказы - но всегда, абсолютно всегда они видели в его глазах нежность и любовь. А теперь все чаще она встречала только пугающее равнодушие или отстраненный интерес. Такие перемены... Ей было страшно. От того, что с отцом творится явно что-то неладное, что временами он становится чужим - она же совсем, ну вот совсем ничего не может с этим сделать.
  - Дитя, ты мешаешь мне.
  Запнувшись на полуслове, девушка поникла головой. Молча вышла из комнаты, добрела до своей кровати и упала лицом в подушку, давясь рыданиями. Нет, она не винила отца ни в чем, и уж тем более не гадала, в чем причина таких изменений в родном человеке - зачем гадать, когда все точно знаешь? Все началось прошлой зимой, на заснеженной трассе, когда в их машину со встречного направления на всем ходу влетел темно-синий форд, уклоняющийся от столкновения с каким-то лихачем... У брата разбило бровь и нос, у нее пара синяков... А у отца компрессионный перелом позвоночника!.. Нет, поначалу-то врачи давали очень хорошие прогнозы на полное восстановление здоровья - в первый месяц-два. Затем зазвучали слова о том, что-де "реабилитационный период, возможно, несколько затянется", но "несмотря на некоторые осложнения, подвижность позвоночника, несомненно, будет восстановлена в полном объеме". Еще через месяц... Впрочем, что толку вспоминать то, что уже прошло? Лучше думать о будущем - а в нем уже вполне явно вырисовывалась операция в питерском НИИ травматологии и ортопедии имени Вредена. Хорошо хоть, что деньги понадобятся только на проживание в гостинице и кое-какие лекарства...
  Динь-дилинь-дин!
  Оторвавшись от подушки при первых же звуках дверного звонка, и мельком поглядев на себя в зеркало (так и знала, что останутся следы от слез!), Полина запустила брата домой. Приняла пару пакетов с продуктами, в ответ на его вопросительный взгляд отрицательно мотнула головой и ушла на кухню.
  - Бать!
  Прекратив шуршать полиэтиленом, девушка превратилась в одно большое ухо.
  - Купил все, что было в списке - только вот этого не было. А на это, сказали, рецепт нужен.
  В отличие от дочери, сыну родитель ответил сразу.
  - Очень хорошо, Малыш . Набери мне горячую ванну.
  Направляясь в санузел, парень едва слышно пробурчал себе под нос, что давно уже вырос. И вообще...
  - Готово, бать.
  Проигнорировав подсунутую под руку трость, глава семейства медленно вздел себя на ноги. Постоял, едва заметно покачался-перекатился с носка на пятку и обратно, после чего и проследовал в ванную комнату - пусть по-прежнему медленно, зато вполне уверенно передвигаясь без помощи дюралевой подпорки.
  - Халат, полотенце?
  - Все на вешалке, батя. Помочь?
  Наблюдая за тем, как отец по очереди льет в слегка парящую воду из одного бутылька, затем из другого, затем вышелушивает в ладонь несколько таблеток, Павел не выдержал и открыл рот для вполне напрашивающегося вопроса...
  - Ступай.
  Чтобы тут же его закрыть и послушно освободить помещение - уже с другой стороны двери. Да уж, хотя его батор и вышел на пенсию, но командного голоса ничуть не потерял! Заглянув на кухню и не обнаружив там сестры, подросток отправился на ее поиски - недолгие, потому что она обнаружилась в комнате отца, сидящей перед его компьютером и увлеченно изучающей содержимое открытых вкладок.
  - Пашка, смотри! Организация сельскохозяйственных угодий и севооборотов в условиях континентального и резко континентального климата, суть и принципы чередования культур. Ты хоть что-нибудь понимаешь?
  - Ну-ка брысь, дай я присяду!
  Вытеснив Полю из-за компьютера, парень вывел на экран историю запросов и загрузок и разочарованно поморщился:
  - Батя все логи почистил. Только сегодняшние еще не снес... Ретроградная история русского пчеловодства, пчеловодство для "чайников". Общие сведения и производство свекловичного сахара. Забытые народные промыслы - оренбургские пуховые и павловопосадские набивные платки ?!..
  Почесав затылок, парень вдруг замер от пришедшей на ум догадки:
  - Полька, может батя хочет из города в деревню переехать? Ну, вроде как фермером заделаться? Вот бл!..
  Отвесив брату привычно-умеренный подзатыльник, чтобы не матерился, Полина прислушалась к звукам из ванны.
  - Ага, с его спиной только об этом и думать!.. Давай-ка верни все, как было.
  Сидя в своей комнате, близняшки растерянно помолчали на двоих, после чего парню пришла в голову интересная идея: почему бы не пригласить в гости дядю Виталю? Разумеется, не забыв предварительно наябедничать тому на все странности последних двух недель. Пускай отец посидит с лучшим другом за накрытым столом, они привычно понастальгируют о покинутой службе под бутылку "беленькой"... А там, глядишь, хоть какая-то определенность да появится!
  - Полинка!?.. Доча, где ты там у меня?
  Завершивший свои непонятные процедуры родитель вид имел расслабленный и добродушный.
  - Па-ап?..
  - Солнышко мое, что-то я проголодался...
  Заметив на лице дочери явственное удивление, мужчина успокаивающе махнул рукой:
  - Знаю-знаю: сразу после ванны есть вредно, скоро обед, нельзя перебивать аппетит и все прочее. Но хоть чай с лимончиком и пару бутербродов с сыром мне можно?
  Удивление на девичьей мордашке стало еще сильнее, вдобавок к нему добавилась легкая обида и осуждающий взгляд.
  - Тогда один, но с колбаской? Что, тоже нельзя?!?
  Откинувшись на спинку стула, глава семьи нарочито шумно сглотнул, вздохнул и печально пригорюнился:
  - Дожил! На старости лет родная дочь голодом морит.
  - Папа!..
  - А что, нет? И вообще, вы с Пашкой в последнее время какие-то странные стали...
  В общем, предложение о вызове дяди Витали прошло, что называется, "единогласно и под бурные и продолжительные аплодисменты" - потому что перепады поведения и провалы в памяти у отца начали уже откровенно пугать. Единственно, подросткам пришлось запастись терпением, потому что на момент звонка мужчина как раз уехал из города по каким-то своим делам...
  Динь-дилинь-дин!
  - Дядь Виталя!!!
  Ухнув от веса пятнадцатилетней "пушинки", резко повисшей на шее, долгожданный гость бережно приобнял Полину. Затем похлопал по плечу более сдержанного в выражении чувств Павла, мимоходом обронив сакраментальное:
  - Вырос то как! Скоро меня обгонишь.
  Устроив одежду на вешалке, мужчина глянул на себя в зеркало, машинально огладил усы и поинтересовался:
  - Ну, где хозяин?
  Узнав, что оный ни свет не заря нарядился в самый лучший костюм и куда-то ушел, отставной майор слегка удивился. Затем он уперся взглядом в изогнутую рукоятку палочки-трости, стоящей в уголке прихожей, и удивился уже гораздо сильнее - потому что прекрасно помнил, как друг язвил и матерился насчет своего передвижения "на трех опорах". Вернее сказать, как его это расстраивало. Это что же, он вновь стал ходить без палочки, и даже не поделился с ним такой радостью?
  - Так, мелочь пузатая, а теперь повторите все то, что вы мне протрещали по телефону еще раз, и поподробнее!
  Выслушав "исповедь" близняшек, мужчина нехотя заглянул внутрь секретера в комнате друга, где ему указали на короткую шеренгу разнокалиберных баночек (содержимое некоторых из них пахло столь гадостно, что его непроизвольно передернуло). Продолжая осмотр, потыкал пальцем в бумажный "патронташ" небольших одноразовых шприцов, глубокомысленно похмыкал при виде стопки вскрытых упаковок с витаминами в ампулах, и непроизвольно обласкал взглядом початую бутылку спирта.
  - М-да!..
  Подростки на это утверждение лишь согласно кивнули.
  - Павлуха, а что ты там говорил про интернет и какую-то чепуху?
  Вместо ответа парень подвел гостя к отцовскому компьютеру и легонько пнул системный блок, ловко попав большим пальцем ноги по кнопке включения.
  - Лень-матушка?
  - Ага, она самая.
  Воткнув флешку в один из разъемов на клавиатуре, подросток заметил, со скрытой гордостью за себя любимого:
  - Так-то батя все стирает, но я тут по случаю одну интересную программку наковырял... Вот, последние загрузки.
  На экране замельтешили чертежи какой-то конструкции. Или механизма? Разумеется, поясняющие надписи тоже присутствовали, вот только - исключительно на английском языке.
  - Поля, ты у нас отличница, а ну-ка переведи?
  - Э-ээ, жаку... Жаккардова машина .
  Двое подростков и один зрелый мужчина озадаченно переглянулись. Вот только озвучить хоть какие-то предположения и версии они так и не успели:
  Щелк!
  Дружно дернувшись от резкого звука закрывшегося замка, троица "дознавателей" повернула головы к входной двери - после чего комнату как-то разом заполонили неловкость и смущение пополам со стыдом:
  - Жорка, привет...
  - Ой пап, ты уже вернулся? А мы тут... Ну, это. Вот?
  Вернувшийся столь не вовремя (и неслышно!) родитель окинул всех присутствующих в его спальне нечитаемым взглядом, и как-то равнодушно подсказал:
  - Любопытствуете содержимым компьютера. И секретера.
  Пока вернувшийся хозяин раздевался, близнецы успели обменяться паническими взглядами и неслышными тенями скрыться в своей комнате - Виталий не только придумал подходящее оправдание, но и обратил внимание на то, что его друг изрядно прибарахлился. Новое, и даже по виду очень дорогое зимнее пальто, перчатки и меховая шапка, ботинки... Обрадовавшись тому, что появилась хорошая тема для начала разговора, он как раз собрался задать первый шутливый вопрос - однако же, отставному майору опять не свезло:
  - Солнечная! У нас гость, а на столе пусто. Это как понимать?
  Если бы какой-нибудь художник смог запечатлеть Полину в течении последующих десяти минут, то его работа вне всяких сомнений называлась бы "Идеальная дочь".
  - Малыш, набери мне горячую ванну.
  А вот Павел на модель для портрета "Идеальный сын" откровенно не тянул, скорее уж на "Рыцарь угрюмого образа".
  - Ну а ты, Дающий жизнь , покамест потрапезничай, угостись чаем - после чего и поговорим.
  Виталий недоуменно сморгнул и неуверенно улыбнулся.
  - Ты это мне, что ли, Жора?
  Не дождавшись ответа, гость все же прошел на кухню, где и был в полном соответствии с прозвучавшими указаниями обильно накормлен и напоен. А когда скатерть придавило донышко заиндевевшей бутылки с водкой, из ванны показался и сам хозяин - в одних лишь домашних штанах и тапочках, благодушный и чем-то безмерно довольный.
  - Ексель-моксель, Жорка! Ну ты и отощал!..
  Действительно, тот Георгий, каким его помнил друг, сильно изменился - и непонятно, в хорошую или плохую сторону. Прежде плотное тело с сильно усохло, пропало небольшое брюшко и бесследно исчезли валики жира по бокам - оставив после себя лишь сильно выпирающие ребра. А еще тугие жилы и мышцы, перекатывающиеся под кожей при каждом движении наподобие живых змей.
  - Жора, с тобой явно что-то не так. И если...
  - Стоп.
  Накидывая на себя халат, хозяин негромко распорядился:
  - Дети, ступайте к себе. Продолжай, Дающий жизнь.
  Разумеется, подростки послушно выполнили распоряжение отца. И так же разумеется, что долго пятнадцатилетние детки в своей комнате не высидели - спустя всего пять минут они молча пихались возле поворота на кухню, соперничая за лучшее место и возможность без помех "погреть уши" во взрослом разговоре.
  - ... ты же умер?!!
  Высунув головы из-за угла и замерев в неустойчивом равновесии, близнецы напрягли слух.
  - Договор оказался сильнее... И не думай, что я этому счастлив.
  Пару минут на кухне царило напряженное молчание, затем что-то резко зашуршало.
  - Не помогает, да? Можешь еще и за святой водичкой сбегать, я подожду.
  В этот раз молчание длилось заметно дольше, и было отчетливо напряженным.
  - И это тоже не поможет. В тебе нет истовой веры, молитвы полны страха, а крестик на шее - всего лишь бесполезное украшение.
  Затаивший дыхание Павел едва не охнул от неожиданности, когда забывшаяся сестра запустила ему в плечо наманикюренные ноготки.
  - Говорил я Жорке, что не надо ему с тобой связываться... Экстрасекс херов!
  Негромко плеснуло и дребезжащее звякнуло - словно рука, которой один из мужчин наливал себе в стопку водки, едва заметно подрагивала. Дальнейшее общение гостя и... Отца? Так вот, оно проходило заметно тише, и до напрягающих слух близняшек доносились лишь отдельные слова и обрывки фраз - в основном, возгласы дяди Витали, хоть и непонятные, но обнадеживающие:
  - Обещаешь?
  Только один раз чужой (это уже стало окончательно ясно) чуть повысил голос - вернее сказать, они смогли полностью разобрать его ответ на непонятную, но очень эмоциональную претензию друга семьи:
  - Ты сдурел, что ли? Куда ты полез?!?
  Звякнув бутылочным горлышком о хрусталь стопки, и с шумным глотком переправив сорокоградусную в горло (очень уж характерными были звуки из-за прикрытой кухонной двери, чтобы в них ошибиться), отставной майор буквально зашипел:
  - У тебя совесть есть, экстрасекс? Ты уйдешь, а нам тут дальше жить!!!
  - Меньше эмоций, Дающий жизнь. Я этого банкира еще мастером цеха и профоргом завода помню - и уже тогда это был гнилой человечишко. Начальник цеха, заместитель директора завода, начальник районного жилкомхоза - который он затем удачно приватизировал. Один из основателей и владельцев регионального банка, щедрый меценат, чуткий к людским горестям и бедам... Как-то ему нимб голову не жмет?
  - Вот!!! Поэтому я тебе еще раз говорю!..
  - Довольно... Спи.
  Дребезжащий звук удара чего-то увесистого по тарелке, и наступившая затем мертвая тишина сильно напрягли и без того встревоженных подростков.
  - Младший!
  Поглядев на бледную сестру и кое-как отцепив от себя ее пальцы, Павел опасливо открыл дверь и замер на пороге кухни, моментально отыскав взглядом дядю Виталия. Который, оказывается, всего лишь прилег лицом в тарелку с закуской (частично передавив последнюю) - и прекрасно себя там чувствовал, сладко похрапывая среди маринованных помидорок.
  - Наш гость утомился. Солнечная постелит ему.
  Рука чужого шевельнулась в выразительном жесте, указав на место рядом с чугунной "гармонью" батареи отопления.
  - А ты уложишь.
  Окинув странно-насмешливым взглядом прошмыгнувшую мимо него Полину, мужчина прихватив мисочку с фруктами удалился в свою комнату. Однако, его надежды на спокойный вечер и часть ночи не оправдались - благополучно разместив резко "уставшего" дядю Виталю и наведя порядок на кухне, близнецы сами пожаловали в отцовскую спальню. Слегка шалые от собственной смелости (и некоторой нереальности происходящего), подростки одновременно и желали, и боялись услышать ответ на самый важный для них вопрос:
  - Скажите... С папой все будет хорошо?
  Неохотно свернув просматриваемую страничку, некто в теле родного человека медленно повернулся к брату и сестре. Немного помолчал, затем утвердительно кивнул.
  - А когда? Ну, то есть... В смысле, я хотел спросить?..
  Ленивым, и совершенно нехарактерным для отца плавным движением дотянувшись до желтого яблока, мужчина покатал его на ладони.
  - Дитя, не мучай себя... И мой слух.
  С хрустом разломив упругий плод на две части, он вернул меньшую половинку обратно в вазу.
  - Ваш батюшка сейчас спит и видит странный сон - который, скорее всего, не запомнит. Меня в вашем мире держит договор. Да, тот самый. Нет, операция бы не помогла, Георгий медленно умирал.
  Откусив сочную мякоть грушовки, гость из небытия звучно хмыкнул:
  - Мне незачем обманывать вас, Солнечная.
  Вспыхнувшая румянцем девушка покосилась на брата, и только-только успела сформулировать очередной вопрос, как на него уже ответили:
  - Причем здесь магия? Обычная эмпатия . Да, Младший, как только тело вашего отца будет исцелено, я уйду.
  Закончив обгладывать половинку яблока, мужчина аккуратно уложил его в пепельницу, и наставил на близнецов костистый палец:
  - И очень надеюсь, что наше знакомство на этом и закончится. Пока же... Младший, во внутреннем кармане моего пальто конверт. Принеси.
  Приняв пухлый бумажный сверток, чужой небрежно вытянул из него стопку пятитысячных банкнот. Не считая отделил десяток бумажек, и протянул их несказанно удивившейся Полине:
  - На булавки.
  Еще примерно треть стопки принял в свои руки малость ошалевший Павел:
  - Младший, твои стоны сожаления о "рухляди, на которую ни одна нормальная игра не встает" изрядно меня отвлекают. Поэтому возьми что-нибудь приличное себе и сестре, и МОЛЧА наслаждайтесь обновкой.
  Вернув остаток денег в конверт, вселенец небрежно бросил бумажное хранилище на верхнюю полочку компьютерного столика:
  - Это в семейную казну...
  Запнувшись на мгновение, он тут же поправился:
  - В семейный бюджет.
  На пару мгновений придавив близнецов тяжелым взглядом, занявший отцовское тело колдун повернулся к ждущему его внимания монитору.
  - Ступайте, дети, и помните - чем меньше вы мешаете, тем скорее мы расстанемся.
  Можно было сказать, что эта фраза стала неофициальным девизом близнецов. Благо, что придерживаться его особого труда не составляло, потому что их постоялец завел привычку исчезать по своим непонятным делам с самого раннего утра, возвращаясь к обеду (а пару раз вообще к ужину) - и досугом подростков интересовался крайне слабо. Но даже если бы он вдруг и проявил любопытство, то все равно ничего неприятного для себя не узнал. Тот же Павел, к примеру, начал сборку компьютера своей мечты, периодически уходя в набеги на профильные компании, торгующие компонентами электроники. Увлеченно ковыряясь в недрах новенького системного блока, загружая программы и периодически бормоча что-то вроде "вечно эта хрень нормально не встает!" он и не думал чему-то там мешать - до того ли?.. Схожим был и досуг Полины, только вместо всяких компьютерных штучек, столь милых сердцу ее брата, она вдумчиво и весьма придирчиво обновляла свой гардероб. Хотя, конечно, новенький ноутбук тоже изрядно ее порадовал, да. А в общем и целом... Как это ни странно, но совместное житье-бытье с гостем оказалось вполне терпимым - более того, подростки даже как-то начали привыкать к такому сосуществованию! Лишь два обстоятельства временами отравляли их душевный покой. И если первое было всего лишь необходимостью сохранять тайну (что довольно-таки нелегко в пятнадцать лет), то со вторым все обстояло гораздо серьезнее: дядя Виталя, выспавшись в обнимку с кухонной батареей, вдруг проникся глубочайшей уверенностью в том, что ничего такого особенного не происходит. А все страхи и нервы близняшек проистекают от сложностей переходного возраста и чрезмерных учебных нагрузок. После чего и отбыл к себе домой, вдобавок отключив свой сотовый телефон. Вот и верь после этого взрослым...
  - Дети.
  Впрочем, все когда-нибудь заканчивается, как хорошее, так и плохое - и предзнаменованием этого стал визит одержимого в комнату близняшек. Учитывая, что сделал он это в первый раз, и к тому же очень тихо - стоит ли удивляться, что мужская половина пятнадцатилетнего "дуэта" непроизвольно подскочила, а женская... Пардон, девичья, тихонько взвизгнула?
  - Печальный миг расставания близок.
  Тонкая и весьма недобрая усмешка, как-то чуждо и непривычно изменившая отцовское лицо, не давала усомниться - в том, сколь сильно гость огорчен скорым прощанием. Впрочем, это была единственная эмоция, которую им позволили увидеть.
  - Очень скоро. День, быть может два.
  Было что-то завораживающее в том, с какой легкостью постоялец отвечал на вопросы - которые разум его собеседников не успевал даже толком облачить в подходящие слова. Это пугало... Но в то же время и невероятно привлекало, дразня терпким и невероятно притягательным привкусом нереальности, вот так просто и обыденно вошедшей в их жизнь.
  - Нет, никуда ехать не надо.
  Усевшись в поскрипывающее кресло, мужчина положил руки на подлокотники - причем с таким видом, будто восседал на чем-то вроде золотого трона. Смешно, конечно... Вот только отчего-то, смеяться-то совсем не хотелось. Кашлянув разом пересохшим горлом, Пашка как можно более спокойным тоном уточнил, какая от них требуется помощь. Если она, конечно, вообще?..
  - Нужна. Когда я уйду, у вашего отца будет что-то вроде обморока.
  Покосившись на матово-черный системный блок, сонно помаргивающий парой зелененьких светодиодов на передней панели, умерший, и тем не менее прекрасно себя чувствующий знахарь-травник едва слышно хмыкнул:
  - Можно сказать, своеобразная перезагрузка всей системы. Сколько она продлится, мне неведомо - однако, на все это время желателен пригляд за вашим родителем. Кто из вас?
  - Я.
  - Мы!..
  Скрестив взгляды, близнецы всего за пару секунд беззвучно поругались, затем помирились, и наконец, пришли к полному согласию.
  - Мы оба.
  Легкий, почти незаметный кивок мужчины подвел черту, завершив короткий разговор - оставивший близнецов в весьма растрепанных чувствах. Павел задумчиво молчал, машинально гоняя по столу маленький прямоугольник флешки, а Полина старательно рассматривала лак на своих ноготках. Она же первой и нарушила затянувшуюся тишину:
  - Паш, знаешь - а я, кажется, его немножко вспомнила. Дядя Виталя тогда нас как раз в деревню привез, и мне пить очень захотелось. А у них там колодезная вода с таким противным железистым привкусом! Бр-р!.. Еще помню густые заросли крапивы рядом с каким-то забором, и тебя с оструганной веткой руках.
  - Точно! Батя приладил к ней жестяную крышку от трехлитровой банки с соком, обмотал рукоять синей изолентой, обозвал все это саблей и отправил меня воевать с травой и комарами. Хе-хе, я после рубки крапивы еще и соседских гусей этой вичкой знатно погонял!
  Хихикнув, юная девушка с деланным равнодушием подтвердила:
  - Ну да. Кстати, не подскажешь, кому это потом гусиные щипки и сыпь от крапивницы какой-то вонючей гадостью мазали, а этот кто-то ревел и грозился всех плохих птичек зарубить?..
  Недовольно фыркнув, парень оставил флешку в покое и обратил свое внимание на монитор - даже и не собираясь хоть как-то отвечать на все измышления сестры.
  - А ты что-нибудь еще вспомнил?
  Дернув плечами (вот ведь привязалась!), Паша нехотя проворчал:
  - Вроде, у деда за домом сарайчик с каким-то пахучим сеном был, нас от него несколько раз гоняли. И еще, когда мы из деревни уезжали, собаки жалобно выли. Батя еще сказал, что это они так с нами прощаются...
  Наморщив гладкий лобик в попытках припомнить что-нибудь еще, Поля подхватила с настенной полочки карандаш. Повертела лакированную палочку меж тонких пальчиков, и голосом, полным сомнений, предположила:
  - Паш. А ведь дед к нам по-доброму отнесся, да?
  - Ну.
  - И папа несколько раз упоминал, что он был хорошим человеком.
  Быстро набрав и отправив какое-то сообщение, парень лениво и по-прежнему весьма лаконично подтвердил:
  - Ну.
  - Пашка. Давай попросим, чтобы он нас своим штучкам поучил?..
  Заинтересованно хмыкнув, брат крутнулся вместе с креслом, разворачиваясь лицом к сестренке - и тут же преисполнился праведного негодования:
  - Полька, зар-раза!!!
  Вздрогнув и кое-что осознав, девица виновато ойкнула и торопливо отложила в сторонку карандаш. Хороший, новый, и уже изрядно пожеванный ее белыми крепкими зубками.
  - Опять!?!
  Ну да, была у Полины одна вредная привычка, с которой она уже давно (чуть ли не с детского сада) и временами даже успешно старалась бороться - размышляя над чем-то сложным или очень интересным, близняшка любила покусывать кончик простого карандаша. При отсутствии "деликатеса" вполне годились ручка, фломастер, линейка, рисовальная кисточка, да даже деревянная ручка от расчески - но все же карандаш был вкуснее всего. Такой вот выверт девичьей психики... Отчего-то весьма огорчающий второго близнеца, которому отец еще в первом классе поручил следить за сохранностью своих и сестринских канцелярских принадлежностей. Такое вот разделение обязанностей - портила девочка, а получать выговор (и наказание) доставалось мальчику. М-дямс!
  - Па-аш?
  - Отстань! И вообще свали на кухню, грызун-переросток.
  - Сам дурак.
  Поглядев на недовольного братца, юная домохозяйка тихонечко вздохнула и отправилась-таки исполнять свой женский (пардон, девичий) долг. Вот только до кухни она не дошла, углядев в отцовской комнате кое-что непривычное - и тут же прискакав обратно к братцу с вытаращенными глазами:
  - Пашка, ты не поверишь - он себе старую советскую комедию поставил! Смотрит ее, и улыбается. Представляешь?!?
  Всем своим видом старательно показывая сестре, что прощения она еще не заслужила, Павел нехотя уточнил:
  - Какую еще комедию?
  - Ну эту, как там ее... "Иван Васильевич меняет профессию" .
  Сомнения парня развеяли тихие, но вполне различимые звуки смеха. Низкого, добродушного, до жути похожего на отцовский - и вместе с тем насквозь чужого.
  - Ой!
  Увидев, как сестра растерянно захлопала глазами, парень настороженно уточнил:
  - Чего опять?
  - Мне вдруг очень захотелось заварить ЕМУ чашку травяного чая. И ложку меда добавить - потому что травы заготовили не совсем правильно, так что лучше немного заглушить вкус...
  Постояв, Полина словно сомнамбула отправилась на кухню. Мимоходом ткнула в кнопку включения электрочайника, выставила на стол две большие кружки и замерла перед шкафчиком, в котором хранилось десятка два бумажных упаковок с аптечными сборами. Зажмурилась, взяла одну коробочку, вскрыла, втянула в себя пряный аромат с легкой лимонной ноткой и выдохнула:
  - Мелисса.
  Еще один картонный прямоугольник открыл для нее вид на лекарственную "соломку" без какого-то особого запаха - однако же, она твердо была уверенна, что это именно листья брусники, а не какой-то там корень лопуха.
  Щелк!
  Три чайных ложки с одной коробочки, половина ложки с другой, добавить две сухие, и оттого сморщенных ягоды шиповника. Вроде все правильно? Стоило ей задаться таким вопросом вопрос, появилось-пришло ощущение того, что ей одобрительно кивнули. Залить смесь бурлящим кипятком, укутать кружку в полотенце, засечь время - а по истечении пятнадцати минут перелить отвар в другую кружку через ситечко, добавив малую толику гречишного меда. Хорошенько все размешать, поставить на блюдечко, дойти до комнаты гостя - и едва не выронить свою ношу при виде того, как он спокойно и даже доброжелательно беседует с Павлом.
  - ... у других?
   - Те же дельфины от рождения используют эхолокацию. Летучие мыши - ультразвук, змеи видят тепло, а скаты и угри прекрасно ощущают и самостоятельно генерируют неплохое электрическое поле. И кстати, все это у них получается прямо с рождения, человек же - увы, уже не может похвастаться чем-то подобным... Благодарствую, Солнечная.
  Приняв чашку с горячим напитком, мужчина тут же сделал несколько глотков - а приободренная похвалой близняшка решила задать давно мучавший ее вопрос:
  - А почему вы нас так называете?
  Отпив еще немного, постоялец поставил полегчавшую посуду перед экраном монитора, на котором князь Жорж Милославский как раз весьма душевно обнимался со шведским послом.
  - Тому две причины. Во-первых, это не прозвища, и уж тем более не клички - а всего лишь первоначальные значения ваших имен. Во-вторых, вы так забавно обижаетесь!..
  Запыхтев от возмущения, Полина лишь изрядным усилием воли промолчала. Хотя мужчина, непонятно с чего преисполнившийся добродушия, уже и не вызывал прежней сильной опаски, но и доверия вместе с желанием расслабиться в его присутствии тоже - не вызывал.
  - Кхм.
  В отличие от сестры, брат ни на секунду не забывал о главной цели разговора.
  - Вы говорили, что эмпатия это лишь одна из граней возможностей человека. А можно поподробнее?
  Сделав очередной мелкий глоток отвара, распространяющего по комнате терпкий запах мелиссы, гость прикрыл глаза и чему-то улыбнулся:
  - Если представить человека как некий механизм-систему на биологической основе, то вполне логично будет выглядеть и способность системы к обмену данными с окружающей средой. Если эту способность развивать упорно и целенаправленно, то простой обмен со временем превращается во взаимодействие, а потом и просто - в осознанное действие в той самой внешней среде. Понятно?
  - Э-ээ?..
  - Ну-у?..
  - Кстати, прямо сейчас вы демонстрируете мне частный случай эмпатии, известный как связь близнецов.
  Усмехнувшись, мужчина поставил опустевшую кружку на блюдечко.
  - Завершая разговор: научиться этому можно, но без опытного наставника это будет сложно и очень долго, к тому же чревато разными нарушениями психики.
  Еще раз переглянувшись, подростки практически одновременно выпалили:
  - А вы?!?
  - Эко вас разобрало... Никак, Договор со мной хотите?
  Ткнув сестру, чтобы не мешала своими глупыми вопросами, Павел спросил напрямик:
  - Вы ведь можете?
  Задумавшись о чем-то на пару минут, гость нехотя, и весьма расплывчато подтвердил:
  - Это было бы занятным опытом. Вот только зачем это мне? У вас нет ничего, чтобы было мне нужно, или хотя бы интересно.
  - Но ведь вам наверняка что-то да надо!
  Свирепо покосившись на сестру, Павел тем не менее подтвердил ее слова своим кивком и взглядом, преисполненным самой горячей надежды.
  - Хм? Я подумаю.
  Короткий, но весьма выразительный жест поставил жирную точку в состоявшихся деловых переговорах. Следующее полдень принес близнецам, вернувшимся домой с занятий, весьма неприятный сюрприз - выразившийся в полном отсутствии гостя в квартире. И если поначалу они просто нервничали, а ближе к вечеру просто злились, то к ночи их чувства трансформировались в сильную тревогу за отца.
  Клац-клац-клац!
  Звук открывающегося замка прозвучал для них лучшей музыкой на всем белом свете - выскочив в прихожую, брат с сестрой с надеждой уставились на?.. Увы, пока еще не отца. Однако уныние недолго царило в юных душах:
  - Солнечная, на стол мечи, что есть в печи!.. Младший, закажи по телефону такси, оно понадобится через час.
  Во время ужина Полина и Павел больше переглядывались, чем ели (честно говоря, им просто ничего не лезло в горло), зато мужчина вкушал обычнейшее картофельное пюре с котлетой так, будто находился в каком-нибудь дорогом ресторане. Впрочем, он и в другие дни вел себя точно так же.
  - Ну что же, наша тайная... Гм, то есть - поздняя вечеря подошла к концу, и самое время нам с вами кое-что обсудить. Не передумали?
  - Нет!!!
  - Не так громко, дети.
  Сходив в прихожую, одержимый вернулся обратно вместе с кожаной папкой, стильной и (по крайней мере, на вид) весьма дорогой.
  - Вы были правы, есть нечто, весьма важное для меня в этом мире. Могилы двух очень дорогих для меня людей, моих родителей. Я оплатил уход за ними на следующие пятьдесят лет, но наемным работникам веры нет, посему - вы будете присматривать за ними до конца своей жизни, сколько бы ее не было. Согласны?
  Полина кивнула не раздумывая:
  - Да.
  Павел же помедлил, а затем осторожно уточнил:
  - А если мы не справимся и... Ну, мало ли?
  Поглядев на улыбку гостя, ставшую очень нехорошей, тихонечко поежился и все-таки подтвердил:
  - Да!
  - Хорошо. Тогда первое.
  Негромко вжикнула молния на папке, затем перед близнецами на стол легло несколько листов в пластиковой обложке, и напоследок поверх документов упала визитка.
  - Примерно через месяц вам позвонит вот этот человек. Это юрист, хороший. При личной встрече он скажет, что ваш очень дальний родственник, скажем - дядюшка, открыл на ваши имена в Швейцарии трастовые фонды, для оплаты обучения и приобретения жилья. Частичный доступ к управлению трастом с двадцати одного года, полный в тридцать лет. Дядюшка, разумеется, давно уже скончался, все оформлено на условиях его полной анонимности, ну и так далее. Кстати, в случае нужды можете обращаться к юристу и по другим вопросам, он к вам настроен очень благожелательно. Второе!
  Поверх первых бумаг лег одинокий лист с черно-белой принтерной фотографией и парой строчек текста, а рядышком - сразу две одинаковые картонки-визитки.
  - Вот этот добрый самаритянин и есть ваш "дядюшка". Он искренне уверен в том, что вы его дети от одной из многочисленных любовниц. Признавать вас не желает, хоть как-то общаться - тем более, зато откупиться небольшой по его меркам суммой и выкинуть из памяти и головы, для него самое оно. В случае действительно БОЛЬШОЙ нужды можете настоять на личной встрече и о чем-то попросить, если сможет, то поможет. Один раз - да и то, со скрипом. Гнилой человечишко...
  Глянув на циферблат кухонных часов, мертвый знахарь непонятно чему поморщился:
  - Третье.
  Папка наконец-то широко раскрылась, выставляя под свет лампы шесть пачек пятитысячных банкнот.
  - Тоже от "дядюшки" вам, на прожитье.
  Динь-дилинь-дин!
  Ответив на вызов телефона, Паша слегка замедленно всех известил, что карета в виде не сильно новой иномарки уже ждет их у подъезда.
  - Хорошо, что ждет. Последнее по счету, но не важности: для того, чтобы я вас ПОПЫТАЛСЯ хоть чему-то научить, вы должны уметь осознанно управлять своими снами. Как это делать, разберетесь сами - я в свое время, подходящую мне методику вычитал в медицинском журнале...
  Помолчав пару мгновений, гость закинул все бумаги и визитки в папку, закрыл ее и закинул на самый верх одного из кухонных шкафов.
  - До нужного места ехать примерно пятнадцать минут. Подумайте хорошо - пока у вас еще есть возможность выбора.
  Водитель такси оказался усатым мужичком средних лет, многоопытным и слегка потасканным жизнью, поэтому удивляться виду бледных до синевы подростков не стал. Мало ли, может простыли и болеют? Тем более что отец великовозрастных детишек был вполне здоров, трезв и определенно платежеспособен... Короче, обычные и вполне нормальные клиенты.
  - На месте!
  Вместо того, чтобы выходить, парень с девицей вопросительно уставились на взрослого. Тот, надо сказать, их ожиданий не подвел: успокоив водителя парой сотенных бумажек, обманчиво-мягким тоном приказал:
  - Подождешь нас.
  - Долго?
  Вместо ответа мужчина поймал взгляд таксиста - после чего тот, слегка остекленев глазами, послушно подтвердил:
  - Подожду.
  - Если понадобится, поможешь.
  - Помогу...
  Покинув теплый салон машины, троица прошла через двор четырехэтажного дома сталинской застройки в заснеженный сквер, в сумрачной глубине которого возвышалось какое-то небольшое, и порядком обшарпанное здание. Штукатурку стен изрядно разукрасили матерными шедеврами уличные художники; из темнеющих провалов дверных и оконных проемов несло мочой и какой-то непонятной тухлятиной; а в прорехах кровли вполне можно было разглядеть звезды, равнодушно сияющие в бездонной глубине ночного зимнего неба. Жмущаяся поближе к брату Полина, едва не вступив ногой в кучку мусора весьма подозрительных очертаний, не вытерпела и поинтересовалась:
  - А что здесь такое?
  - Здесь?.. Хм, тут пытались построить детский сад, затем ночной клуб, и даже круглосуточный магазин... Не самая умная мысль, возводить что-то в месте, которое даже голуби облетают стороной.
  Глубоко вздохнув, мужчина начал медленно расстегивать пальто.
  - Павел, возможно, ты переменил свое решение?
  - Нет.
  - А твоя сестра?
  Полина сначала кивнула, затем спохватилась и отрицательно помотала головой:
  - Нет! То есть да! В смысле - я не передумала!..
  Одобрительно хмыкнув, одержимый миновал закуток, судя по запаху и кучкам - уже давненько служивший жителям окрестных домов чем-то вроде общественного туалета, и зашел в небольшое помещение.
  - Ждите снаружи.
  Он немного прошелся, откидывая носком ботинка позвякивающие бутылки и прочий мусор, выбрал более-менее чистый пятачок и повернулся к близнецам:
  - Если не передумаете - найдете меня в своих снах...
  Не обращая более никакого внимания на буквально пожирающих его глазами подростков, мертвый колдун опустился на колени. Минула одна минута, вторая... А затем мужчина мягко завалился ничком - так, будто из тела разом вынули все кости. Впрочем, Георгий тут же завозился, первым же делом простонав что-то длинное и очень нецензурное - а еще спустя какой-то десяток секунд его сразу с двух сторон подхватили захлебывающийся радостью сын и плачущая от прорвавшихся наконец-то чувств дочь.
  - Папулечка!..
  - Бать, ты как? Бать, скажи чего, а?..
  - Ох, ё!..
  Быстро успокоившись, и оценив состояние родителя как умеренно нетранспортабельное (в смысле, на своих двоих до ожидающей их машины он бы точно не дошел), близнецы усадили отца на кучу битого кирпича. Огляделись, вспомнили про таксиста-"помогальщика", одновременно насупились, готовясь к спору - но вместо этого вздрогнули и нервно заозирались от пришедшего к ним ощущения чужой улыбки и ярких слов-образов.
  "Помните, меж нами - Договор!".
  
  
  
   Глава 1
  
  
  
  Стылым зимним утром, столь ранним, что в бездонной чаше небес еще сияли далекие огоньки звезд, мужчина творил молитву. От истовых поклонов его то и дело тревожно вздрагивали огоньки витых свечей перед образами, а по углам Крестовой комнаты скользили тени - но молитвенник не замечал ничего. Ни трепета огня в свечах и лампадках, ни прохлады от пола и стен, хотя был он в одном лишь исподнем из тонкого полотна, да грубых веревочных сандалиях.
  - Владычице Преблагословенные, возьми под свой покров семью мою...
  Рвано вздохнув, дважды вдовец наложил крест и согнулся в смиренном поклоне, продолжая шептать молю небесной заступнице, наипаче всех почитаемой и прославляемой на Руси.
  -... и мы купно и раздельно, явно и сокровенно будем прославлять имя Твое Святое всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. Пресвятая Богородице, спаси нас!
  Громкая молитва перемежалась с тихой, временами наступала полная тишина, вновь сменявшаяся новой молитвой... Лишь когда за узкими оконцами начало светлеть, рано поседевший мужчина медленно поднялся с колен и осел на узкую лавку, не смея поднять взгляд на образа. Долго молчал - и наконец тихо-тихо обронил, веря, что слова его не канут в безвестности:
  - Ведаю, азмь есть грешник великий. Ты, до седьмого колена карающий детей за грехи отцов их... Весь я в руце твоей: казни меня, Господи! Молю, не забирай...
  Посидев еще немного в предрассветном сумраке и тишине, богомолец вздел себя на ноги, подхватил в руку неразлучный посох и, перекрестившись на прощание, медленно двинулся на выход из Крестовой комнаты. Несколько десятков шагов, с каждым из которых согнутые бедами плечи распрямлялись, а взгляд наливался властной тяжестью - и вот, в свои покои вступил Великий государь, царь и Великий князь Иоанн Васильевич всеа Руси. Обрадовано повскакали с лавок придремавшие в тепле верные поплечиники, засуетилась доверенная челядь, готовая выполнить любое пожелание хозяина - тот же, остановившись посередке Спальни, уперся глазами в одного из своих ближников, выделявшегося из всех жгуче-черной ухоженной бородой:
  - Что, собрались долгобородые?
  Лихой воевода и ближной боярин Алексей Басманов коротко поклонился, подтверждая:
  - Да, Великий государь.
  Помолчав, царь коротко глянул на другого ближника, что даже в расветном сумерке выделялся крепкой фигурой и яркой рыжиной волос - уловив внимание правителя, глава Сыскного приказа тут же шагнул вперед:
  - Все спокойно, царь-батюшка...
  Раздумчиво пристукнув булатным наконечником посоха о массивную дубовую плаху пола, Иоанн Васильевич милостиво кивнул:
  - Отсутствие дурных вестей само по себе есть благо.
  После чего, отвернув лик в сторону челяби, негромко обронил:
  - Облачаться.
  Ранее, пока правителя готовили к выходу, его развлекали разговорами ближники, заодно донося наиболее срочные и важные новости - царские гонцы скакали в Москву со всех уголков обширной русской державы, и частенько среди донесений попадались весьма занимательные, способные порадовать сердце сорокалетнего Великого князя... А тут ведь как: кто успел вперед прочих донести хорошую весть, тому и награда! Ныне же - не рисковали. Из молельни царь временами выходил в таком "добром" настроении, что от подножия трона можно было в одночастье поехать в опалу "за пристава", или того хуже, отправиться бессрочно махать кайлом в северные каменоломни, добывая там розовый, красный или светло-серый гранит для украшения града Московского. Крепкого камня нынче требовалось мно-ого!!!
  - А что людишки? Идут?
  Встрепенувшись, Скуратов-Бельский поспешил подтвердить:
  - Храмы Божии полны богомольцами - день и ночь истово молятся за здравие Димитрия Иоанновича и Иоанна Иоанновича... Все харчевни и странноприимные дома битком забиты, у посадских мужиков даже и все хлева насельцами позаняты!
  Вдевая руки в проймы легкого бархатного кафтана, и глядя на подносимую ближе короткую ферязь с золотым шитьем, Великий князь Московский едва заметно посветлел лицом:
  - Молятся?..
  Подождав, пока на его груди устроят большой крест с драгоценными каменьями, и увенчают главу шапкой золотого шитья с малым крестом на самой маковке, Иоанн Васильевич повелел Басманову:
  - Найди Никитку Захарьина-Юрьева, передай слово мое: всех, кто молю возносит к Престолу Небесному за сынов моих, обогреть и накормить от казны.
  Не глядя, протянул руку в сторону и тут же ощутил в ладони шероховатую поверхность посоха; перекрестившись на темные от времени домашние образа, правитель Русской державы отправился вершить дела государьские... Верней сказать, почти отправился: выйдя из своих покоев, он миновал несколько темных коридоров и вдвое больше постов Постельничей стражи и в полном одиночестве зашел в покои старшего сына, довольно быстро добравшись до его Кабинета, переделанного в домашнюю лечебницу. Воздух в ней был свеж и вкусно пах чем-то неуловимо-приятным, вдоль стен на полках блестели стеклом разнообразные склянницы и пузатые бутыли - середку же занимало ложе со старшим и средним царевичами, вот уже второй месяц пребывающими словно бы в смертном сне. Рядом с братьями на узкой лавочке прикорнула измученная ночным бдением царевна Евдокия; с другой стороны царская целительница Дивеева осматривала и словно бы оглаживала Иоанна Иоанновича, медленно ведя ладонями над покалеченной ногой - исполосованной сначала медвежими когтями и клыками, а затем изрезанной лекарским ножом... Привычно перекрестившись на иконы, родитель с тенью надежды спросил:
  - Как они, Домнушка?
  - Без изменений, Великий государь.
  Вопрос и ответ превратились для них во что-то вроде ритуала: поцеловав среднего сына в теплую (и чуточку щетинистую) щеку, отец присел на ложе старшенького. Вздохнул, боязливо прикасаясь к нагому предплечью и нежно его поглаживая:
  - Высох то как...
  По телу прошлась едва ощутимая волна тепла, и почти одновременно с ней за спиной негромко скрипнула дверь: на смену уставшей сестре пожаловал отдохнувший царевич Федор. Неслышно ступая, младшенький подошел под родительское благословение, затем подхватил сестру на руки - та же, лишь сонно плямкнула губами, пока ее уносили в Спальню на попечение челядинок.
  - Домнушка, так и не придумалось ничего?
  Прикрыв отдельным покрывальцем ногу Ивана-младшего, целительница перешла к его груди, тоже помеченой когтями - правда, в сравнении с ногой, эти рубцы только смотрелись страшно, а так-то уже и бледнеть начали, сливаясь со здоровой кожей.
  - Нет, Великий государь. Как наставник связал себя с братом, я смутно догадываюсь. Как в глубокий сон Ваню отправил, тоже примерно поняла - но ни самой такое повторить, ни назад все обернуть... Не по моему разумению сие, да и не осилю подобное.
  - Это не целительское умение.
  Голос неслышно вернувшегося Федора тихо прошелестел по Кабинету старшего брата.
  - Нас, батюшка, в нежном возрасте Митя учил защищаться от... Недобрых людей.
  Намек на свою вторую жену-черкешенку, ныне покойную, и ее наглых родичей и свитских (тоже большей частью отправившихся вслед за Марией Темрюковной), глава семейства уловил. А уловив, недовольно нахмурился: к чему сейчас ворошить прошлое?!
  - У каждого из нас свои ухватки, что легче и быстрее получалось, то и заучивали-упражняли...
  - Знаю! Все знаю: Димитрий давно обсказал.
  Подойдя, резко повзрослевший отрок положил руки на отцовские плечи, утишая тем самым его недовольство.
  - До меня только вчера дошло: это одна из Митиных ухваток, только очень хитро переиначенная. Братья ныне... Как большой клубок спутаной пряжи, батюшка - у них словно бы одна жизнь на двоих. За какую нить не потянешь, остальные лишь сильнее затягиваются: рвать нельзя, а распутать у нас не получается...
  Посидев в тишине с сыновьями, рано начавший седеть отец вздохнул и поднялся, прощаясь до вечера. Хоть и был он самодержавным государем, но казалось Иоанну Васильевичу временами - не правит он, а отбывает каторгу, где от желаний его мало что зависит. И людишки вокруг через одного дрянь: в глаза лебезят, за глаза злорадствуют... Помрачнев челом, царь вышел из покоев - не услышав, как целительница Домна горестно шепнула его младшенькому:
  - У наставника Узор все больше тускнеет!.. Часть тонких нитей словно выгорела и пеплом покрылась...
  Тем временем, за пределами личных покоев в Теремном дворце шла обычная повседневная суета: челядь повсеместно наводила должный порядок и чистоту, истопники сноровисто таскали дрова поближе к зевам ненасытных печей, а из поварни исходил столь вкусный дух пекущихся пирогов, что у стоящей на постах дворцовой стражи поневоле начинало бурчать в животах... Жизнь продолжалась. А кое-что в ней и вовсе было неизменным - к примеру, местничество среди родовой знати Русского царства вообще, и в Боярской Думе в особенности! Стоило хозяину Кремля занять свой трон в Грановитой палате, как думные бояре и дворяне начали степенно усаживаться на резные лавки, бдительно отслеживая очередность "посадки" ближних и дальних соседей. Не дай бог какой худородный умастит зад на дубовом полавочнике поперед более родовитых и заслуженных! Сразу, может, и не скажут ничего, зато потом скопом заклюют и сожрут наглого выскочку, пошедшего против вековых устоев...
  Дун-дун-дун!
  Главе Боярской Думы, князю-гедиминовичу, и что гораздо важнее - троюродному племяннику самого царя, по самой его должности и чину был положен увесистый посох. Коим Иван Бельский, глянув предварительно в сторону родственника на троне и получив в ответ едва заметный кивок, и воспользовался. Добившись внимания и тишины, главный думский чин размеренно зачитал начальную молитву, размашисто перекрестился, и громко известил присутствующих о повестке на сегодняшний день:
  - По воле Великого государя, царя и Великого князя Иоанна Васильевича всея Руси, сегодня нам надлежит разобрать несколько дел. Первое!
  Бельский коротко глянул в сторону думного дьяка, и тот с готовностью выступил вперед, прямо на ходу разворачивая прибывшую с Камня Уральского грамоту:
  - Главный воевода Уральский, окольничий Бутурлин извещает, что за уходящий год его рудознатцы сыскали три новых золотых месторождения, и два - каменьев самоцветных. Тако же, начата добыча протчего нарядного камня...
  Пока дьячок обстоятельно зачитывал донесение верного царского слуги, думные бояре и дворяне очень внимательно слушали его хрипловатый баритон. Для их ушей точное число золотников намытого самородного золота, нудное перечисление отлитых слитков меди и доброго железа, роспись наторгованных за год шкурок для пушной казны - звучало так маняще и завораживающе, словно вместо пожилого дьячка им пела песни морская сирена из сказок про удалого Ивана-морехода... Странно, но тот, кому грамотка уральского воеводы-наместника и предназначалась, сей сладкой музыки совсем не слышал: уже давно злато-серебро и прочие земные богачества не горячили его кровь, и уж тем более не туманили разум. Соответственно и мысли правителя занимало иное: скользя внимательным взглядом по боярским и княжеским ликам, хозяин трона неторопливо размышлял - верно ли он с сынами посчитал число воев, которых можно будет "выдавить" из родовитых вотчинников на благое дело защиты уральских и сибирских богатств? В Боярской Думе Русского царства случайных людей не было: каждый, кто протирал задом резные лавки в Грановитой палате, имел за спиной немалое число соратников, единомышленников и просто родственных семейств. У каждого из таких "заспинников" были родовые земли и поместья - и свои боевые холопы для обережения оных от наскоков разных лихих людишек. Разорившиеся помещики, служилые вои из детей боярских, младшие дети дворян... Несколько десятков тысяч добрых клинков, что стерегут хозяйские вотчины и усадьбы - вместо того, чтобы воевать врагов трона, веры и державы!!! Ну ничего, старшенький сын-разумник подсказал в свое время Иоанну Васильевичу, как сделать так, чтобы князья да бояре сами рвались исполнить службу государеву. Не хотели лаской, так пойдут (да что там, побегут даже!) вслед за блеском золота...
  -...наскакивают лихие находники хана Кучума, Муртазова сына; а кроме того, оружные людишки тех огульских князьцов, что под его рукой ходят: Бог миловал, и ни одной крепостицы не разбили, но...
  Вести об очередных наглых бесчинствах младшего родича бухарского эмира думные бояре встретили тихим гулом с отчетливыми гневными нотками - ведь в потоке богатств, что добывались за Камнем Уральским и наполняли подвалы Приказа большой казны, были отдельные струйки, что оседали в сундуках родовитых семейств. Тоненькие и крайне слабенькие в масштабах всей державы. Но, как известно, все познается в сравнении: и те из бояр и князей, кто вовремя вложился людьми и имением в освоение сибирских богатств, были этими "струйками" весьма довольны. И не собирались терпеть наглость какого-то там бухарского недопеска, возомнившего о себе невесть что!
  -...огненного припаса, и хотя бы сотни три городовых казаков: инше, прошу твоего, Великий государь, позволения, оставить до времени два острожка, что устроены по реке Чусовой, и малую крепостицу возле сысканых золотых приисков. Ибо в тех местах каждый второй вой крепко побит и изранен, и в последние набеги вогульских разбойников к заборолам уже и крестьяне с самострелами вставали...
  Не вытерпев, гневно рыкнул князь Горбатый-Шуйский, да и прочие родовитые характерно покряхтывали и сжимали кулаки. Лет этак десять назад все они на такие известия лишь повздыхали бы, да и забыли через седьмицу-другую - иных забот полон рот. И то сказать: ханство Сибирское далеко, а крымчаки и те же литвины наоборот, очень близко - что ни год, воевать приходится. Но было такое до череды славных побед, и (что пожалуй, важнее) до царского Указа, подтвержденного решением Земского Собора, о неделимости родовых вотчин, поместий и крестьянских наделов. Пахарям-то ладно: свободной землицы на Руси, слава богу, полно - выросли сыновья, так и отделил их, как полагается по обычаям и новому закону. А тому же князю Мстиславскому надо каждому из четверки младших сыновей хоть бы и небольшую, но достойную наследную вотчинку устроить, с парой-тройкой сел и малым городишкой. И дочкам достойное приданое собрать. Иное невместно, иначе - умаление родовой чести и неминуемые распри в семействе! Вот только устроение будущих вотчин требовало очень пухлой мошны: и здесь тонюсенькая, но постоянная струечка сибирских богатств была ох как важна и нужна - настолько, что князь Иван Федорович Мстиславский не раздумывая поддержал своего открытого недоброжелателя Горбатого-Шуйского... Который, к слову, был ему тестем по первой жене, и родным дедом его старшенького сына-наследника Федьки - на которого старый князь непонятно с чего и взъелся, обвиняя чуть ли не в прямом оговоре своего остолопа Петьки.
  -...еще сведали мои прознатчики, где у вогульских волхвов их капища с идолищами погаными: и если бы ты, Великий государь, прислал бы мне побольше рати судовой с огненный боем, то я бы те капища мог бы изгоном взять и разорить, а чернокнижников предать огню и...
  При упоминании языческих истуканов в Грановитой палате словно бы прошелестел незримый ветерок. Многие думцы прекрасно помнили из донесений своих верных людишек, отправленных прознатчиками за Камень Уральский - что вогулы и остяки поклоняются Золотой бабе по имени Калтась . Поганой демонице, конечно, вот только по слухам (весьма упорным, к слову) идол-то ее отлили из чистого самородного золота! Согласно все тем же слухам, собранным среди ясачных народцев, сей истукан был почти в рост человеческий и весьма дородного облика - а это означало, что в нем никак не меньше ста пудов чистого веса. Ста. Пудов. Золота!!! Конечно, никто ничего не произносил, и на лицах вроде бы ничего не дрогнуло, но у всех вдруг появилось сильное желание совершить богоугодное дело. И желательно, без союзников и помощников: сотня пудов только кажется большим весом, а на самом деле очень плохо делится, даже на двоих... Дослушав начавшего похрипывать пересохшей глоткой дьячка, соль земли Русской начала переглядываться - однако вперед всех подал голос князь Горбатый-Шуйский:
  - Великий государь! Если будет твое соизволение, то готов повести против подлеца Кучумки пять сотен своих служилых дворян, и сотни две боевых холопов!..
  Интерес известного воеводы легко просчитывался с закрытыми глазами: добыча и воинская слава. После поголовной гибели князей Шуйских верховенство в клане старорусской знати перешло к Александру Борисовичу, и теперь он таким образом заботился о "меньших" под его рукой: большой войны покамест не предвиделось, значит и на службу воеводы государевы не позовут - так отчего бы не сходить в поход за добычей? А попутно присмотреть для себя новые вотчинки за Камнем Уральским: такие, чтобы и землица добро родила, и в ее глубине всякие полезности водились. Не обязательно золото: сойдет и медь, и драгоценные каменья, и руда железная - да даже добрая соль в радость будет! И в прибыток, конечно: а чтобы не оплошать, князь Александр и его ближные союзники загодя приставили к государевым рудознатцам и розмыслам верных людишек. Вот те тайные прознатчики потихоньку и подсмотрели в грамотках приказных людишек - где именно земля в руках правильного хозяина обещала дать особенно хорошие урожаи...
  Ну и последнее по счету, но не последнее в раскладах соображение было у Горбатого-Шуйского: по милости Всевышнего у него недавно народился второй сын, и хотя Сашка-меньшой еще сосал материнскую грудь и пачкал пеленки, присматривать достойные владения для княжича следовало уже сейчас. Да и дочь скоро замуж выдавать, а ей приданное достойное нужно...
  - И охочих людишек покличу, Великий государь: с божьей милостью, многие пожелают постоять за Веру и Отечество!
  Не успел затихнуть его зычный голос, как вскочил на ноги шурин царя князь Михаил Черкасский. Хотя его бедная сестра-царица Мария Темрюковна и умерла во цвете молодости, влияния своего он не утратил: и породниться успел с русской знатью (причем конкретно с Горбатым-Шуйским!), и отец его, князь-валия Малой Кабарды был в силе. А раз так, то мог и помочь младшему сыну в его богоугодных ратных трудах, прислав на время несколько сотен служилых беслан-уорков : ради хорошей добычи многие из черкесов оседлают коней и наточат заново сабли!
  - Великий государь, если дашь время, то к середине весны я соберу полк дворян в пять сотен сабель!..
  Опять же, рвение царского шурина подпитывало не только жажда воинской славы и добычи "с сабли" (особенно если получится убить или пленить хана Кучума), сколько желание застолбить за собой и потомством несколько золотых рудников. Один пронырливый дьячок приказа Большой Казны тайком списал для Михаила Темрюковича донесения главного воеводы Бутурлина про обильные залежи золота на реке Миасс, так что он теперь доподлинно знал, где будут его будущие уральские имения. Оставить там людишек ремесленых для устройства золотодобычи, затвердить права на новые родовые вотчины, а там можно и повоевать...
  - Кхем!
  Следом за знатным черкесом поднялся царев ближник князь Мстиславский (к слову, бывший зять все того же Горбатого-Шуйского), уже успевший прикинуть, сколько он сможет выставить от себя, а сколько воев дадут союзники и свойственники его рода.
  - Великий государь, дозволь спросить?
  Откинувшись на спинку любимого трона, Иоанн Васильевич изобразил недовольство:
  - Говори!
  Хитроумный придворный против ожидания Боярской Думы завел речь не о золотом истукане (сто пудов, матерь божия!!!), а о том, можно ли ему рассчитывать на какую-нибудь помощь в деле подготовки похода против безбожника Кучумки и всех тех князьцов, что опрометчиво его поддержали.
  - И какая же тебе подмога нужна, Иван? Вроде бы, благодарение Богу, не бедствуешь?
  - Твоя правда, Великий государь! Если поскрести по имениям да вотчинам, да сродственников и свояков попросить, то я бы и тысячу пешцов выставил в поход. В уральских да сибирских буреломах коннику делать нечего...
  От намека на свою несостоятельность как воевод, князья Горбатый-Шуйский и Черкасский моментально начали нехорошо багроветь.
  - А вот судовая рать, да с проводниками из опытных лесовиков - самое оно будет.
  Огладив ухоженную бороду, правитель согласно кивнул.
  - Можно бы и больше, если послать бирючей выкликать охочих людишек. Одна беда: у меня и на своих-то ратников еле-еле старых тягиляев хватит! Ежели можно, то хорошо бы пожалование от казны великокняжеской на время похода - секир и булав, хотя бы плохоньких шлемов, копийных наконечников, иной воинской справы...
  Вновь огладив бороду, царь на долгую минуту задумался:
  - Что же. Будет тебе и воинская справа, и корм для охочих людишек - сколько наберешь, на стольких и получишь. То всех касаемо! Но это не навсегда - как будете с Камня Уральского возвращаться, оставите все главному воеводе Бутурлину. И ратников, буде кто захочет там остаться, тоже удерживать не станете; расчитаетесь сполна, чтобы было у них на обзаведение хозяйством на новом месте!
  - Спаси тебя Бог, Великий государь. Еще бы...
  - Да уж не мнись, Иван, говори.
  - Мне бы еще малый пушечный наряд со всем положенным припасом, чтобы было чем крепостицы вогульских князьцов разбивать.
  Гулко захохотав, властитель всея Руси хлопнул ладонью по подлокотнику трона:
  - Так пить хочется, что и переночевать негде, а, Иване?!
  Покосившись на изнемогающих от вынужденной немоты конкурентов, с явным трудом дожидающихся окончания его речей, князь Мстиславский с достоинством заметил:
  - Так ведь не о себе радею - об успехе похода пекусь, Великий государь.
  - Верно. Что ж, недаром сказано: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете. Стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят...
  Все еще веселясь, Иоанн Васильевич легко подхватил донесение главного Уральского воеводы, повертел в руках, да и бросил обратно:
  - Будут тебе пушкари с нарядом. И лодии, чтобы было на чем их везти: Бутурлин такую слезницу написал, что под его запросы придется три преизрядных обоза снаряжать. Десятком судов больше, али полусотней - все едино!
  То, что походникам придется не только охранять лодии всего каравана, но и помогать (при нужде) тянуть их бечевами против течения, и перетаскивать на волоках - подразумевалось по умолчанию. И все равно, подарок был поистине царский, а потому ближник отвесил поясной поклон:
  - Благодарствую, Великий государь!
  Милостиво кивнув, правитель вдруг наклонился вперед, медленно оглядывая Боярскую Думу:
  - Знаю мысли ваши. И потому, пока князьцов вогульских и остяцких не примучаете к покорности, да Кучумку не затравите аки пса бешеного, Бутурлин вам дороги к капищам не откроет.
  Вновь покосившись на соперников-соратников (а таковыми были почти все сидящие на резных лавках думцы), князь Мстиславский ответил чистую правду:
  - Мне то капище, Великий государь, и вовсе без надобности.
  Потому что Золотая баба оно конечно хорошо, но с зауральских и сибирских земель и иной добычи взять можно неплохо: той же меховой казной разжиться, кожами, медом и воском... Или людишек для своих новых вотчин набрать-похолопить. Земли у князя Мстиславского хватало, вот обустраивать ее было некому - а тут такая хорошая возможность!.. Ну а буде кто не восхочет крестьянствовать, так станет кайлом и пешней махать в каменоломнях: коли тамошние приказные дьячки рады любому ясырю из крымчаков-людоловов, то и вогульскими да остяцкими татями тоже не побрезгуют. Умный всегда найдет чем поживиться - а уж глупцом царский ближник не был никогда!
  - Хм...
  Сжав пальцы на подлокотниках трона, царь слегка напоказ удивился - с удовольствием подмечая, как у долгобородых на лавках от алчности сдавливает дыхание. Надо полагать: сто пудов чистого золота! Поди, в мыслях уже его не только добыли, но даже уже и поделили.
  - Ну, раз такое дело, то и в поход тебе самому идти незачем: поди, найдешь кого толкового вместо себя?
  Мстиславский на это лишь почтительно поклонился.
  - Главным воеводой в походе велю быть князю Горбатому-Шуйскому; князю Черкасскому - воеводой правой руки...
  Бояре и меньшие чины Думы согласно загудели: все согласно старине, знатности рода и местному счету. Опять же: кому как не найти согласие меж собой, как тестю и молодому зятю?
  - Сыну боярскому Костке Поливанову - воеводой левой руки.
  И это тоже было встречено согласием: как в таком деле без царева пригляда? Константин Поливанов уже служил наместником и воеводой в Мценске, проявил себя хорошо... В общем, и местничать не будет, ибо рода захудалого, и достоверные вести будет кому присылать.
  - Как сойдет снег и подсохнет земля, желаю сделать смотр войску, что отправится за Камень Уральский.
  И в третий раз думцы поклонились правителю на троне, с легкой завистью поглядывая на довольных предводителей будущего Сибирского похода - у которых, кстати, как-то разом пропали все одолевавшие их вопросы. Чутко уловив момент, глава Боярской думы с силой ударил посохом о пол Грановитой палаты:
  - Следующее дело!..
  Встрепенувшись, думной глашатай тут же развернул челобитную от именитых купцов русской гостинной сотни, зачитав жалобу на бесчинства иноземных торговых гостей:
  -...в нарушение жалованных грамот Великого государя, царя и Великого князя Ивана Васильевича всея Руси, английские прикащики сами ездят по русским землям, закупаются, вызнают-вынюхивают про торговые пути и товары, а мыто и пошлины с того не платят...
  Дослушав мерный речитатив громкоголосого дьячка, грозный властитель небрежно шевельнул пальцами, указывая на окольничего Скуратова-Бельского. Обычного служилого дворянина, что благодаря поистине собачьей преданности и немалой сметливости смог встать во главе страшного Сыскного приказа - коий, низко поклонившись хозяину и небрежно кивнув боярам, охотно подтвердил:
  - И месяца не проходит, Великий государь, чтобы возле заповедных для иноземцев городов и иных мест не ловились один-два дознатчика и проглядчика! Из мужиков торговых чужеземных более всего рыскают по нашим землям прикащики англицкие, затем ганзейские и немного голандских, остальные опаску имеют.
  Все тем же жестом усадив верного пса обратно, Иоанн Васильевич повел тяжелым взглядом по думцам - может, кто-то желает ему умный совет дать? Таковые тут же нашлись: большой умница и сродственник Никитка Захарьев-Юрьев кашлянул, поднялся и напомнил Великому князю про давнюю челобитную московского купца Суровского ряда Тимофейки Викентьева - в которой тот предлагал устроить Московскую товарную биржу, взяв за пример таковую во фламандском Антверпене. Чтобы, значит, бедные иноземные торгаши не маялись, собирая нужный им товарец, а закупались оптом у русских купцов. А дьяки приказа Большой Казны будут писать на орленой бумаге купчие на сделки, заверять их - ну и заодно следить, чтобы все положенные пошлины вносились в казну вовремя и до последней копеечки.
  Выслушав шурина, царь для вида огладил бороду, словно бы размышляя, и властно огласил то, что они со старшим сыном Митей решили еще с полгода назад:
  - Повелеваю Сыскному, Разбойному и Большой Казны приказам учинить полное и спешное дознание по сей челобитной наших именитых купцов! Сроку даю до середины весны, затем рассмотрим дело еще раз.
  И вновь точно уловив момент, князь Иван Бельский звучно долбанул железным оконечником посоха, зычно огласив:
  - Следующее дело!
  Дон-дон-дон, тили-дон...
  Одновременно с этим за окнами Грановитой палаты зазвонили колокола, знаменуя скорое начало обедни в Успенском соборе.
  - Челобитная грамотка от лучших людей града Ярославля: жалуются на обиды и утеснения, что им во множестве учинил наместник Великого государя, царя и Великого князя Иоанна Васильевича всея Руссии - воевода князь Андрей Петрович Хованский. С торговых людей мзду дерет нещадно, жалование помещикам и служилым дворянам задерживает, посадским людишкам непосильное тягло назначает, суд творит неправедно и не по Судебнику...
  Поперхнувшись на первой трети грамотки, думной служитель преданно уставился на лениво махнувшего ладонью царя - что насмешливо поглядел в сторону насупившегося князя Мстиславского. Нахмурившегося как раз потому, что проворовавшийся наместник был поставлен на Ярославль именно его трудами и заботами.
  - Что, бояре, поверим наветам на бедного Хованского? Или, может, кто из вас желает прокатиться до него и на месте устроить спрос клеветникам-челобитчикам?.. Али здесь сразу на поруки взять?
  Боярская Дума выжидательно молчала, не желая подставляться под царский гнев и насмешки из-за очередного нарушившего крестное целование гедиминовича - зато кое-кто не отказал себе в удовольствии бросить злорадный взгляд на Мстиславского, не доглядевшего за своим назначенцем.
  - Ну а ты, Иване, не желаешь заступиться за оклеветанного?
  Князь тоже не хотел. Посему, еще немножко поразвлекавшись за счет подданных, синеглазый мужчина огласил с высоты трона свое решение:
  - Послать в Ярославль сыскных дознавателей и дьяков приказа Большой казны. Коли написанное в челобитной подтвердится, то Андрейку Хованского заковать в кандалы, и в Москву на правеж. А коли невиновен, тогда всех доносчиков на рудник!
  Колокола на звоницах вновь подали малиновые голоса, и Великий князь, поймав взгляд главного думца Бельского, разрешающе кивнул.
  Дум-дум-дум!
  Отстучав положенное число ударов кованым наконечником своего посоха, дальний родственник царя громко, но в то же время важно огласил формулу завершения:
  - Великий государь решил, и Дума Боярская о том приговорила!!!
  Дождавшись, пока доверенные служки унесут царские регалии, лежащие на шитых золотом подушках, Иоанн Васильевич наконец-то и сам покинул Грановитую палату - тут же наполнившуюся голосами бояр и прочих мелких думцов. Чем дальше он шел по переходам, тем больше сгибались его плечи под невидимой, но ой как хорошо ощущаемой тяжестью. Любой государь должен быть аки лев рыкающий, на страх врагам и спокойствие подданным! А что у сорокалетнего льва душа за сыновей болит так, что кусок хлеба в горло не лезет - кто это видит, кто знает? Никто. И потому гнулись его плечи под невидимой ношей, а ноги словно сами собой несли уставшего властителя к белокаменным стенам Успенского собора - своды которого обещали пусть и недолгий, но покой его измученному разуму. И он бы наверняка дошел... Если бы на крыльцо собора навстречу ему не вылетел с перекошенным лицом младшенький сынок Федор, мимоходом сбивший с ног дородного боярина в новой шубе - да так, что грузный мужчина легким перышком слетел со ступеней и грянулся оземь всем телом! Проскользнув живой молнией мимо родителя и его свиты, царевич за несколько вздохов скрылся из вида, убежав в сторону Теремного дворца.
  - О-ох! Уби-или!..
  Поглядев сначала на охающего богомольца, приходящего в себя от столкновения с юным царевичем, а затем на сопровождающих его рынд, тискающих в руках посеребренные топорики и настороженно таращившихся по сторонам, царь вдруг рвано вздохнул. Затем мертвенно побледнел, перекрестился и скорым шагом отправился вслед за Федькой, шепча:
  - Нет! Не забирай, прошу...
  Окружающий мир в глазах странно сузился и посерел: подклет, первый поверх, второй - все это сливалось в одну монотонную ленту перед спешащим Великим князем. Грохнув массивной дверью, он ворвался в Кабинет сына, и в висках у него билось лишь немое: "нет-нет-нет-нет"...
  - Кха-аа!?! Пхи-ить...
  Словно налетев на стену, Иоанн Васильевич резко остановился и окаменел, взирая на среднего сына, что слабо шевелился на своем ложе и медленно моргал.
  - Пить? Ваня, ты хочешь пить?!?
  В глазах царевича стояла сплошная сонная муть и непонимание, но голос младшего брата он все же уловил, согласно мотнув недавно обритой головой - и разом покрывшись испариной от такого непомерного усилия. Где-то в отдалении забубнили голоса, требуя немедленно допустить до Великого государя - но сам он уже ничего не слышал, присев на колено перед сыном и ласково гладя его по голове.
  - Ванька... Ванечка!!!
  - Тх? Тхя-тя...
  - Слышишь меня, сынок? Понимаешь?
  - Дх-аа!?
  Забрав из рук челядинки Хорошавы плошку с травяным взваром, отец самолично поднес ее к жаждущим губам. Затем бережно придержал ладонью исхудавшее тело сына, что наконец-то пришел в себя и все осмысленннее лупал глазами.
  - Хватит пока!
  Бесцеремонно выдрав из царской десницы недопитый отвар, целительница Дивеева торопливо пояснила, накрыв ладошкой правую сторону груди своего пациента:
  - Много питья покамест нельзя, иначе худо будет.
  Вдруг дернувшись, словно от попадания стрелы меж лопаток, девушка медленно распрямилась и уставилась на лежащее по-соседству тело своего наставника и господина, словно разглядывая что-то незримое. Хотя - почему же словно? Иоанн Васильевич уже не раз видел такой вот "стеклянный" взгляд, и примерно представлял...
  - Бу-бух!!!
  Опять грохнула дверь в Кабинет (как бы не сильнее, чем после появления царственного родителя), и в палаты влетела растрепанная и простоволосая царевна Евдокия: увидев пришедшего в себя братца, засветилась изнутри радостью и сделала несколько шагов к его ложу:
  - Ванечка, ну наконец-то ты!..
  И осеклась, по примеру целительницы замерев на месте и уткнувшись пустым взглядом на самого старшего из братьев.
  - Узор... Смотрите, его Узор!?!
  Заклекотав-заперхав горлом, требовательно задергал отцову руку только-только пришедший в себя царевич Иван, прося устроить его так, чтобы все видеть самому. Приподняв слабого как младень сына и прижав его к себе, царь дотянулся до замершего истуканом Федьки и ухватился за его кафтан, подтягивая поближе.
  - Что с Митькой? Говори, не молчи!..
  - Тятя, я... У него Узор словно переливается? Я такого никогда не видел...
  - Тьфу ты! Да ты толком объяснить можешь? Федька!?!
  Обычно послушный и ласковый младшенький полностью игнорировал родительское недовольство и потряхивания, во все глаза таращась на старшего брата. Словно зачарованный, ей богу! Отгоняя непрошенную надежду, Иоанн Васильевич совсем было собрался ущипнуть последыша, да побольнее, чтобы тот вернулся в разум и хоть что-нибудь пояснил пока еще терпеливому и с трудом сохраняющему спокойствие отцу - как цепляющийся за его руку Ванька резко ее сжал. В наступившей тишине все так же были слышны пререкания отставших рынд с постельничьей стражей, а еще - всех вдруг одновременно коснулось что-то едва уловимое и до крайности зыбкое, отозвавшееся в сердце странным теплом...
  - Х-ха-а!..
  Все, кто был в Кабинете-лазарете, невольно замерли, вслушиваясь в изменившееся дыхание Димитрия - пока молчание не нарушила царевна Евдокия, заревевшая в полный голос:
  - Верну-улся-я!!!
  Дернувшись было к первенцу, царь тут же вспомнил про среднего сына в своих объятиях - что тоже довольно улыбался и что-то шептал-хрипел. Всхлипывания и радостные причитания дочки, которую тут же поддержала челядинка Хорошава; мельтешение растерянного Федьки, что буквально разрывался между двумя братьями; сосредоточенная Домна, лихорадочно намешивающий какое-то целительское питье... Гомон поднялся такой, что и мертвого мог поднять из домовины! Однако стоило только государю-наследнику Московскому и Великому князю Литовскому, Русскому и Жамойтскому испить лекарства и открыть наконец глаза, как в палате разом настала тишина.
  - Кхе-кхе-кха...
  Все в немом ужасе смотрели на страшные белесые бельма, в которые превратились чудесные ярко-синие глаза Мити - он же тихо кашлял и кашлял, пока его хрипы не перешли в... Тихий смех?
  - Я вернулся!!!
  
  
  
  
   Глава 2
  
  
  
  С началом января загуляли по необъятным просторам Руси студеные зимние ветра, вымораживающие леса до звонкого треска, покрывающие реки ледяными торосами, выстилающие поля ровной гладью белых снегов... И тем не менее, в один из морозных дней поскакали из Москвы в разные стороны царские сеунчи-гонцы с радостными вестями, а в самом стольном граде и вовсе устроили праздничные гуляния. Как не старался стылый Борей, как не дул-завывал, но его ледяное дыхание отзывалось у насельцев московских лишь здоровым румянцем на нежных женских щечках, и легкой белой изморозью на усах и бородах мужчин. Вся Москва ныне гуляла, праздновала и веселилась, разделяя со своим правителем радость несказанную: оба старших царевича разом побороли тяжкую хворь и пошли на поправку, обрадовав тем не только Великого государя, но и весь русский люд разом... Не угощением с великокняжеских погребов - нет, хотя и за него все были благодарны: тем, что вернулись в их души спокойствие и уверенность в будущем. Благословенный государь-наследник Димитрий Иоаннович вскорости будет здоров и в полной силе - как и молодший брат его, царевич Иоанн. Юный, но уже проявивший себя в битве с крымчаками-людоловами при реке Ахуже! Преемственность законной власти восстановилась, и тень смутного времени растаяла - вот именно этому и радовались все москвичи. В свое время от произвола тех же князей Шуйских и сам Иоанн Васильевич преизрядно настрадался - и ежели самому царю в его юные года столь несладко жилось, что уж тогда говорить о простых людишках? Хлебнули горестей полной мерой! Нет уж, пусть во время перемен живут враги и всякие чужинцы, их не жалко - а подданные Великих князей Московских желали исключительно спокойной и мирной жизни. Так что шумела и от души веселилась первопрестольная, над которой то и дело несся колокольный благовест : гуляли толпы народа по всем городским площадям, клубясь возле выставленных на них столов с пирогами, бочек с вином и большущими самоварами с медовым сбитнем. Еще больше горожан катались на реке, бросались-игрались в снежки, или сходились стенка на стенку, под азартные и одобрительные крики следящих за народной забавой выборных старшин... И крики те временами были столь многоголосыми и звонкими, что не просто долетали до Кремля, но и свободно проникали за его краснокирпичные стены и башни. Иные же победные вопли умудрялись дотянуться даже до окошек Теремного дворца, забавляя царскую семью, собравшуюся за воскресным обеденным столом.
  - Ишь как голосят!
  Перекрестившись на колокольню Ивана Великого, синеглазый мужчина отошел от окна. Неспешно усевшись во главе трапезного стола, с легкой улыбкой поглядел на своего меньшого Феденьку, что как раз что-то тихо рассказывал братьям и сестре - попутно ловко отрезая для себя новый кусок копченого осетра. Затем на выспавшуюся, отдохнувшую и ставшую до жути похожей на красавицу-мать юную Дунечку - что заинтересованно слушала братца. Да так увлеклась какой-то историей, что совсем позабыла о стоящей перед ней мисе с ухой из белорыбицы с пряными травами. Середний Ванятка, что голодными глазами смотрел на копченую рыбину, удерживая в деснице большой кубок, в котором плескался крепко сваренный бульон с волоконцами куриного мяса... И конечно же, отцов любимец и наследник Митюша, размеренно вкушавший жиденькую просяную кашку на все том же крутом бульоне. За столом возле царевны сидела и Дивеева, понемногу расправляющаяся со своей ухой - и бдительно отслеживающая каждый глоток и каждый кусок, съедаемые старшими царевичами. Но Домнушка была не в счет, ибо была она своя для царской Семьи - каковой понемногу становилась и Аглая Черная, что скромно жалась к царевой целительнице и едва-едва клевала что-то со своей тарелки. Вся они за столом ныне вместе как и прежние времена, и все теперь, как и должно быть... Почти. Отцовский взор то и дело цеплялся за узкую белую полоску мягкой ткани на лице своего первенца, скрывавшей от мира и сторонних взглядов его страшные бельма - и быть бы сердцу правителя в тоске и печали, если бы Митенька и в самом деле полностью ослеп. Ан нет! К радости и восторгу родительскому, никаких поводырей не потребовалось - сынок и с завязанными глазами ходил вполне уверенно, и каким-то образом видел окружающий его мир лучше иного зрячего. Вот как сейчас, к примеру:
  -...ешь давай! У тебя уха скоро совсем остынет и жирком заплывет.
  - Ой, да!
  Спохватившись и виновато стрельнув глазками в сторону отца, Дуняша размеренно заработала ложкой, нагоняя вырвавшихся вперед братьев, и... Да собственно, всех, кто сидел за столом. Иоанн Васильевич вновь слабо улыбнулся, умиляясь, до чего же дочь похожа на покойную мать. Настасья, бывало, тоже увлекалась чем-то и забывала обо всем на свете - вечно ее приходилось тормошить и напоминать. То над цветочками какими надолго зависнет, то в оконце на ночные звезды залюбуется, да так, что и на молитву не дозовешься... Когда ее мисочка показала дно, теремной челядин из доверенных, что тихонечко сидел в отдалении у дверей трапезной, тут же выскользнул прочь - и через краткое время обе створки широко распахнулись, пропуская череду служителей с переменой блюд и сопровождающих-надзирающих за ними стольников.
  -...и что, много барончиков в Жмудии соблазнилось на посулы этого Кетлера?
  Неудачная охота, вернее схватка с матерым медведем-шатуном и долгое балансирование на краю смерти никак не сказались на любви пятнадцатилетнего царевича Иоанна к делам ратным и забавам военным. А старшему брату недавно его сеунчи как раз доставили целую торбу грамоток и донесений от литовской Пан-рады, и наособицу - ларец с письмами от великого канцлера Радзивилла! Еще прибыл целый ларь с челобитными и прошениями менее именитой шляхты и болярства - одним словом, верные подданные явно скучали и даже грустили в разлуке с любимым законным правителем. Без которого им никак не получалось ни одну важную тяжбу толком рассудить, ни помощи какой от великокняжеской казны получить, ни даже сына или дочку пристроить в придворное служение... Сплошные негоразды, в общем.
  - Да не особо пока, чуть более трети. Но я надежды не теряю: язык у бывшего ландмейстера Ливонского ордена подвешен хорошо - да и польские подсылы серебро на подкуп не жалеют.
  Пока старшие царевичи вполголоса переговаривались, служители выставили на стол пироги с ягодами, ватрушки с творогом, и восточные сладости московской выделки. Точнее Аптекарского приказа, в котором научились делать отличный рахат-лукум, яблочную пастилу, халву аж трех видов и конечно - разнообразный темный и светлый шоколад с ореховой начинкой. И вот как после этого запрещать дочери ее занятия алхимией? Ведь у нее и полезно выходит (для казны так особенно), и вкусно очень!.. Совсем взрослая уже стала, красавица и разумница преизрядная... Провожая взглядом небольшую толпу уходящих прочь служителей и стольников, правитель Руси кое-что припомнил, звучно хмыкнул и негромко произнес, словно бы размышляя вслух:
  - Из Посольского приказу донесли, что император цесарцев Максимильян собирается нынешним летом Великое посольство ко мне прислать. Хочет о мире говорить, о союзе против султана Селима, о торговлишке разной... Да о невесте для одного из своих сыновей.
  У Евдокии от таких новостей из пальцев выпал кусочек нежной пастилы, угодив в кружку с горячим травяным чаем.
  - Уже и Габсбурги признают нашу силу, раз желают породниться. Что скажешь, сыне?
  Хоть отец и не называл конкретное имя, всем было понятно, к кому именно он обратился:
  - Скорее, спешат привлечь нас к своему противостоянию с Османской Портой, батюшка.
  - Не без того. Ну так гуртом даже нечистого бить сподручно, а уж турка сам Бог велел!
  Царевич Иван, аккуратно кроша серебряной ложечкой плотный кус халвы, проворчал себе под нос (однако отец все равно услышал):
  - Нам бы самим кто против крымчаков помог!..
  Федор на это согласно угукнул. Меж тем четырнадцатилетняя царевна так и сидела не жива, ни мертва, напряженно впитывая каждое даже не слово - но звук.
  - И кого из девиц Старицких ты хочешь им предложить, батюшка? Старшую Еуфимию?..
  Вот тут удивились вообще все - даже молчаливая Аглая, и та уставилась в легком замешательстве на своего господина и наставника.
  - С чего бы это Фимке поперед твоей сестры под венец с принцем цесарским идти?! Здоров ли ты сыне?!.. Кхм.
  - Не совсем батюшка, однако, разум мой ясен. Я уже говорил тебе, что не верю в силу династических браков - и повторю это вновь.
  - И что теперь, Дуняше до смерти в девках ходить? Пустоцветом жизнь прожить?! Или на монастырское житие удалиться? У цесарцев она будет королевной!
  - Пф! Да там своих принцесс девать некуда. Чужой она там будет и гонимой, как прабабка моя Елена Ивановна возле мужа своего Александра Ягеллончика.
  Иоанн Васильевич, желавший всего лишь слегка прощупать настроения сыновей и дочки насчет ее возможного замужества, недовольно насупился - дочу он любил, и судьбы отравленной двоюродной бабки для нее не желал. Да и намеки на свою бессердечность были очень даже обидными!
  - И еще, отец: не слишком ли большой подарок выйдет для Максимиллиана Второго? Дом Габсбургов одряхлел и загнивает - а тут дева царского рода, чья кровь чиста и сильна!? Дети ее будут здоровыми, умными и красивыми, вот только воспитывать их Дуняше не дадут, и в итоге может так выйти, что твои внуки от меня будут воевать на смерть с твоими же внуками от нее!!!
  Сорвавшись со своего места, Дивеева подскочила к наставнику и положила руки на голову - и тот, внезапно распалившийся в речах и чуть ли не возвысивший голос на родителя, тут же начал успокаиваться.
  - Кхе-кха!..
  Отхлебнув из торопливо поданного Иваном кубка, старший из царевичей откинулся на спинку своего стульца и искренне повинился:
  - Прости, тятя, я... И впрямь не совсем здоров.
  Так же моментально успокоившийся и чуть встревожившийся родитель досадливо вздохнул:
  - Говорил же: рано тебе еще вставать. Неслух!
  - Это не совсем телесная хворь, я сейчас... Эмоционально нестабилен.
  Махнув рукой, Ионанн Васильевич чуточку сварливо заметил:
  - Оставь свою целительскую заумь для учениц. Значит, ты против цесарцев?
  - Да, батюшка. Они там в Европах все как один - людоеды. В глаза улыбаются, а только повернешься спиной, непременно ткнут ножом и обберут тело до нитки... Чтобы быть там своим среди своих, надобно думать и вести себя так же, с большим уважением к их стародавним обычаям.
  Очень нехорошая, и даже откровенно змеиная улыбка совсем не красила пусть и исхудавшее, но все равно красивое лицо царского первенца.
  - Как не старайся, своими мы для европейцев никогда не будем. Пока сильны и велики, с нами будут искать союза и тихо шипеть в спину, а во времена слабости непременно попробуют напасть и урвать кус-другой... Это в их природе, и ее нам не изменить.
  Насмешливо хмыкнув, опытный сорокалетний правитель чуть горько заметил сыну:
  - Наши бояре да князья, что ли, лучше?
  Вновь отхлебнув из кубка и благодарно погладив по руке Домну, что так и стояла возле него, восемнадцатилетний Великий князь Литовский с философскими нотками ответил:
  - Когда-то Спаситель в своей Нагорной проповеди изрек: "По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?" Наши хотя бы иноверцев почем зря не режут, да и веру за-ради своего удобства не меняют. А чужеземцев с запада куда не целуй, все одно везде в зад губами попадешь...
  Пока все за столом давили неуместное фырканье и усмешки, он снял девичью ладонь со своей коротко остриженой головы и тихо шепнул, направляя ученицу обратно на ее место. Затем повернулся к батюшке - который, согласно усмехаясь в бороду, с делано-сварливыми нотками в голосе заметил:
  - Раз принц цесарский тебе негож по всем статьям, то и предлагай что-то свое. Только сразу говорю: в Кабарду или царство Грузинское я Дуняшку не отдам!
  Допив отвар, Дмитрий отставил кубок и согласно кивнул, мимоходом улыбнувшись явно волнующейся сестре.
  - Черкесам и грузинам даже самая младшая из княжон Старицких слишком большой честью будет - от такой радости они ненароком и помереть ненароком могут, бедные. Но вот есть такое курфюршество Бранденбургское, правитель которого Иоахим-Гектор в долгах как в шелках, и недавно потерял сына-наследника... Или герцогство Померания, где младший брат-соправитель герцога пока неженат - и наша Дуняша могла бы его очень осчастливить. Герцог Бартский и Францбургский Богуслав, тринадцатый этого имени.
  Задумчиво оглаживая бороду и усы, царь впал в глубокую задумчивость.
  - Хм, южное побережье Балтийского моря...
  Поочередно поглядев на отца, еще сильнее разрумянившуюся сестру и старшего брата, что азартно шевелил пальцами над горкой пирожков с лесными ягодами, примеряясь к самому вкусному и румяному - царевич Иван тоже напряг память.
  - М-м, это который князь Богуслав из рода Грифичей, что к Анне Ягеллонке неудачно сватался? Так он же под рукой императора Максимиллиана ходит?
  - Сейчас да. А там кто знает? Поморье и Мекленбург - это земля балтийских славян, то есть наша. Там сейчас разное неустройство и чужаки, но это ничего - став самовластной герцогиней, Дуняша понемногу наведет должный порядок.
  Вновь нехорошо улыбнувшись, под смешок среднего братца Дмитрий поправился:
  - То есть будет верной опорой и помощницей своему очень занятому супругу.
  Царственный родитель, задумчиво оглаживая ухоженную бороду, с сомнением в голосе протянул:
  - Гм. Как-то оно... Православную царевну замуж за удельного князя-лютеранина?
  - Пф! Батюшка, святой Петр и вовсе трижды отрекался от Спасителя нашего, но по делам своим удостоен ключей от ворот в Царствие Небесное. К тому же, бывает что муж до того сильно любит жену, что и бороду бреет - как дед мой, к примеру. А иные и вовсе веру меняют, с папежной на правильную. Тем более старший брат Богуслава бездетен, и потомства не оставит... А бранденбургский Иоахим вообще лютеранин, так что сестре чужую веру даже для вида принимать не понадобится.
  Вместо ответа Иоанн Васильевич достал из поясного кармашка небольшой гребешок и обиходил предмет гордости каждого взрослого мужчины, заодно вычесав из бороды пару мелких хлебных крошек.
  - Надо все хорошенько обдумать. Да и согласятся ли эти герцожата посвататься?
  - Это будет моей заботой.
  - Ишь, какой заботливый! Скажи лучше, когда снова будешь в полном здравии.
  Наклонившись вперед и уставившись на повязку, скрывавшую страшные бельма в глазах сына, родитель с явной надеждой и скрытой тревогой уточнил:
  - Ты ведь исцелишься?!
  Ожидая ответа от старшенького, и подмечая, как остальные его чада (и Домка с Аглайкой) переглядываются, грозный царь, который и без эмпатии вполне уверенно "читал" своих детей, мягко попросил:
  - Говори как есть, сыне.
  Вздохнув, первенец слегка склонил голову:
  - Мои глаза лишь отражение повреждений моего духа. Я словно бы поднял чрезмерно большой вес и слишком долго его удерживал - и раны духовные есть плата за мою самоуверенность.
  Царевич Иван ободряюще погладил-пожал руку старшего брата, и тот едва заметно улыбнулся:
  - Но там где ныне пепел и зола, со временем обязательно прорастет молодая трава, и будет она крепче и сильнее прежней... Время и терпение отец, вот то, что мне надо для полного исцеления. Год, быть может два. И родной человек подле меня, чтобы я не...
  Дверь в трапезную резко распахнулась, обрывая важный семейный разговор - и сквозь брякнувшие створки в палату быстрым шагом вошел Басманов-младший. В руках у него были какия-то грамотки: отвесив довольно-таки небрежный поклон, он споро направился к царю-батюшке, прямо на ходу объясняя причину своей дерзости:
  - Великий государь, переняли новые подметные письма собаки-Курбского!!!
  Вдруг дернувшись, Алексейка Басманов мягко завалился лицом на пол, глухо стукнувшись лбом о прикрытые исфаханским ковром дубовые плахи. Вновь дрогнул и странно захрипел, выворачивая руки-ноги словно какой юродивый-припадошный...
  - Хватит!
  Со всего маху бухнув кулаком по столу, так что звякнула посуда и заныла-заболела десница, Иоанн Васильевич перевел взор с молодого Басманова на расшалившихся детей. И мигом позабыл о незадачливом вестнике, ибо его старшенький сидел весь в испарине - и такой бледный, что краше в домовину кладут.
  - Митя? Что, плохо!?!
  - Прос-сти батюш-шка, мне бы надо... Приле-ечь.
  Домна быстро подскочила из-за стола, но на сей раз первым возле разом ослабевшего брата оказался Федор, подставивший ему плечо. Непривычно-серьезная Евдокия в один мах подкатила стулец с приделанными колесиками, затем они помогли старшему брату пересесть и торопливо укатили его из трапезной, позабыв подойти к родителю за отеческим поцелуем и благословлением.
  - Отец...
  Ваня не забыл, но тоже отчетливо косился на выход из покоев.
  - Иди уже. Да распорядись там - чтобы как Мите лучше станет, меня известили.
  - Исполню, батюшка.
  К резво хромающему царевичу со стороны свободной от трости руки пристроилась и Аглая Черная, очень почтительно поклонившаяся напоследок. Так что остался в трапезной только очень недовольный окончанием семейного обеда царь, нехорошо похрипывающий и пускающий слюну в пушистый ковер Басманов-младший - и обманчиво-невозмутимая Домна. Последняя, впрочем, тоже поглядывала на выход из трапезной, но долг в виде изрядно ушибленной о стол великокняжеской длани был сильнее. Еще в распахнутые двери робко заглядывала теремная челядь и пара постельничих стражей, но кто на них вообще обращал внимание? Уж точно не хозяин Московского Кремля.
  - Домна, что там с ним? Долго он мне еще ковры пачкать будет?
  Вновь поглядев на неприятно ноющую руку Иоанна Васильевича, целительница с явной неохотой перешла к лежащему пластом страдальцу. Провела ладонью над телом, задумалась, провела еще - и явно удивившись, присела рядышком на колени. Потянув за рукав, с удивительной легкостью перевернула молодого мужчину на спину и без особого интереса оглядела рукоять серебряного столового ножа, глубоко засевшего в его плече. Медленно огладила воздух над сердцем и черевным сплетением, отчего страдалец немедля перестал хрипеть - и даже вздохнул посвободнее, начав вполне осмысленно лупать глазами.
  - Кх-х?!? Чт-ха?
  Коротким шлепком по бестолковке предотвратив вялую попытку встать, царская целительница вновь провела рукой вдоль торса добра молодца, небрежным жестом усыпила его и тут же резко хлопнула в ладоши:
  - Эй, кто там? Унести Басманова в лекарские палаты!
  Получив столь явное повеление, теремная челядь мигом перестала бестолково топтаться: три дюжих служителя и один расторопный стольник разом налетели, вцепились коршунами в шитый серебром кафтан и парчовые штаны, и утащили безвольно болтавшее головой тело в направлении Аптекарского приказа - не забыв аккуратно притворить за собой расписные створки дверей. А Дивеева тем временем наконец-то занялась перевитой жилками царской дланью, накрыв ее своими приятно-теплыми тонкими пальчиками.
  - Ну что, Домнушка, будет молодший Басманов жить? Не сильно его Митя приложил?..
  - Будет, Великий государь, но недолго, и невесело. И наставник до него не дотянулся - он еще очень слаб.
  Удивившись, правитель придержал закончившую лечение целительницу, указав ей на стулец возле своего.
  - А кто тогда? Ну, нож-то понятно, сам видел как Ванька его в запале метнул... Стервец этакий, я ему еще задам! Неужто Федька расстарался?
  Помявшись, Дивеева неохотно раскрыла подробности:
  - Остановка сердца от царевны, и удар сильной болью от Федора. Царевич Иван целил в рудную жилу на шее, но тело крутнулось, и... Если бы что-то одно, молодой Басманов того не пережил - а вместе они только погасили друг дружку. Почти. Оставшегося только и хватило, чтобы обездвижить глупца.
  О том, что она и сама немного приложила руку к состоявшемуся наказанию, целительница скромно умолчала. Сама прокляла, сама вскоре и снимет, чего уж тут говорить про такие мелочи?
  - Ну и почему тогда - недолго и невесело?
  Едва заметно пожав плечиками, Домна напомнила про очевидное:
  - Он вызвал недовольство всей Семьи разом, Великий государь.
  Возможные последствия счастливому отцу крайне одаренных детей объяснять было излишне - он и сам все прекрасно знал. Придется поговорить с чадами и крепко-накрепко запретить им и далее опаляться гневом на сына его верного ближника. Понимать же надо, что не со злого умысла тот нарушил их покой, а лишь из дурного усердия... Эх, ну что за непуть этот Лексейка! Все знают, что нельзя лезть на глаза к царской семье во время их совместных трапез, так нет же, выслужиться захотел! Будто предатель-Курбский в своих писульках что-то новое начертать мог?!
  - А с Митей что? Растолкуй-ка, что за эта... Как ее? Что за зверь такой, эта его эмоцальная нестояльность? Надеюсь, в снадобьях и прочем потребном для ее лечения у тебя недостачи нет?
  Впервые за все время в карих глазах Дивеевой мелкнула тень неуверенности. Слабая и быстрая, но Иоанн Васильевич уже давно сидел на троне, а потому прекрасно ее разглядел.
  - Ты говори, Домнушка. Сладкой лжи мне и без тебя хватает, а ты как не лгала мне, так и не начинай.
  - В снадобьях недостачи нет, Великий государь. У наставника... Он ныне и до излечения временами будет вельми гневлив.
  - Тю?.. Я-то уж было подумал!
  Помявшись, личная целительница правителя дополнила свои прежние объяснения:
  - Наставник очень сильный целитель, крайне быстр в своих воздействиях, и он... Правитель. Его гнев может легко обернуться чьей-то смертью или сильными муками. Поэтому рядом с ним постоянно должна быть родная кровь, которую он даже во временном помрачении не уб... Не помыслит тронуть. Кто-то из царевичей или царевна, что будут успокаивать его и помогать удерживать внутренний покой.
  Запустив пальцы в только-только расчесанную бороду, царь слегка растерянно пробормотал:
  - Вот же докука! А ежели ты?!?
  Вообще-то ученица первым же делом предложила именно себя, но - увы, получила от наставника отказ, вместе с убедительным объяснением оного.
  - Мое место подле тебя, Великий государь. Пока я на страже твоего здоровья, наставнику спокойнее и легче пребывать вдали от отчего дома.
  - Тоже верно... М-да.
  Машинально вытянув из кармашка серебряный гребешок, сорокалетний властитель повертел его в унизанных перстнями пальцах, легко согнул-разогнул и положил перед собой, глядя отстраненным взором.
  - Ты ступай себе, Домнушка, ступай милая. А мне надобно малость поразмыслить...
  
  
  
  ***
  
  
  За стенами Теремного дворца кружилась-ярилась февральская метель, засыпая столицу колкой белой крупой из крупных снежинок - словно чувствуя скорое приближение марта-месяца. А с ним и наступление дня весеннего равноденствия, знаменующего наступление второй половины года семь тысяч семьдесят девятого года от Сотворения мира. Ну, или как считали католики - тысяча пятьсот семьдесятого от Рождества Христова.
  - Так, а теперь медленно напряги ногу и расслабь. Ваня, медленно!
  Хм, а еще старого Нового года, что по сию пору втихомолку отмечал по городам и селам добрый христианский люд. Несмотря на то, что Стоглавый церковный собор еще восемьдесят два года назад решил перенести празднование наступления нового года с марта на сентябрь, дабы вычеркнуть из памяти народной традицию древнего (много старше самой Церкви!) праздника весны и обновления жизни - народ русский его упорно отмечал. Хуже того, даже и не собирался забывать, пропуская мимо ушей все проповеди и призывы церковников. Что поделаешь, христианство на Руси было особенное - такое, что поскреби его чуть и запросто обнажишь стародревнее язычество...
  - Теперь носок потяни от себя. Вот здесь ноет?
  Сквозь изморозь, затянувшую теремные окна, смутно виднелись кремлевские башни, изредка сквозь густой снегопад прорывались звуки колоколов...
  - Немного. Ух! Щиплет!..
  - Все уже. Нет, пока держи как есть.
  Но несмотря на стылый февральский холод, в жилых покоях Теремного дворца было тепло - а кое-где так даже откровенно жарко. Настолько, что в Опочивальне государя-наследника сам Димитрий Иоаннович и брат его Иоанн Иоаннович спокойно сидели в одних лишь домашних штанах и рубахах из мягкого беленого льна. Вернее сказать, один сидел на своем ложе, а второй, стянув портки и вовсю сверкая голым задом, терпеливо выполнял все, что просил старший брат.
  - Теперь чуть согни в колене, и мысок тяни на себя.
  Медленно ведя ладонью над некогда изуродованной медвежьими клыками плотью, восемнадцатилетний слепец время от времени легонько шевелил пальцами, словно бы прикасаясь к невидимым струнам. В ответ жилки на ноге то и дело подергивались-сокращались, или наоборот, полностью расслаблялись - а под новой и еще тоненькой розовой кожицей лениво шевелились жгуты слабых пока мышц...
  - Восстанавливаешься хорошо, но чуть сбавь напор - тело само все закончит, не погоняй его больше необходимого.
  - Ага.
  Отряхнув руки, Дмитрий чуть отстранился и словно бы продолжая прерванный разговор, негромко обронил:
  - Дурак!
  Насупившись, средний царевич быстро натянул штаны, перестав сверкать голым задом, и буркнул:
  - Может и дурак. Зато не калека колченогий!..
  - А если бы я не успел? Дважды дурак!
  Устраивая на ложе старшего брата побаливающую ногу, Иван отмахнулся:
  - Я чувствовал, что ты уже близко.
  Помолчав, Дмитрий неохотно признался:
  - Плохо помню, как оказался в Москве. Последнее, что отложилось - как подо мной пал последний конь, и я удачно соскочил с седла на укатанный наст дороги. Отец сказал, что последние двадцать верст до города я пробежал сам...
  Дверь в Опочивальню государя-наследника тихо приоткрылась, пропуская личную челядинку Хорошаву с подносом, на котором едва заметно парило два кубка с горячим ягодным взваром. Поставив их так, чтобы господин мог легко дотянуться, огненноволосая служанка так же неслышно исчезла - но дверь не закрыла. Тому помешал Федор, что зашел в горницу с рисовальным планшетом наперевес. К тому же, не один: двое теремных челядинов затащили вслед за ним пару громадных свитков с чертежами будущего Большого царского дворца, и эскизами внутренней отделки нового же Гостиного двора на Красной площади. Коротким жестом направив слуг к стоящему возле дальнего оконца столу, младший царевич молча плюхнулся на покрытое медвежьей шкурой низенькое креслице и затих, послав братьям слабую эмоцию радости, дополненую чем-то вроде досады с усталостью напополам. Видимо, сказывалось недавнее общение братца с парой итальянских инженеров и полудюжиной русских розмыслов по каменному устроению, кои вежливо, но очень упорно сомневались в замыслах юного зодчего царских кровей. Напрямую не спорили, боже упаси - но сомневались абсолютно во всем, что тот им предлагал. Не строят так нигде, видите ли!
  - Ты понимаешь, что я успел в последний миг?
  Синеглазый царевич упрямо повторил:
  - Я тебя чувствовал! И вообще, ну чего ты? Все же хорошо закончилось! Ну-у... Почти. Ты обязательно исцелишься! А новые ноги, между прочим, даже ты отращивать не умеешь!..
  - Пф! Люди бывает, всю жизнь без головы живут, чужим умом пользуясь, и ничего... Тамерлану Железному хромцу в молодости колено стрелой пробили, и с той поры нога у него почти не гнулась. И что, помешало ему это достигнуть величия? Что касается тебя, то по такому случаю я бы ОЧЕНЬ постарался научиться!
  Хоть и с повязкой на глазах, старший царевич прекрасно разглядел сомнение на лицах младших братьев, и нехотя пояснил:
  - Я почти уверен, что опираясь на Узор пациента, опытный целитель может понемногу восстанавливать целостность утраченного. Только чтобы такому научиться, понадобится немалое число подопытных из числа отпетых душегубов и пойманных степных людоловов, и много свободного времени на опыты... Впрочем, это так, задумки на будущее: мне все равно скоро возвращаться в Вильно, а у вас тут будут свои заботы-хлопоты.
  Аккуратно подтачивая малым ножичком красную палочку-чертилку, самый младший из трех братьев негромко предложил:
  - Может, Домна?
  - На ней, помимо прочего, еще Аптекарский приказ висит, и поездки в Александровскую слободу. Если только ты будешь ей помогать?
  Задумавшись над новым интересным делом, синеглазый рисовальщик добрую половину минуты машинально укорачивал красный грифелек чертилки в лакированной кедровой оболочке - пока девушка, чье имя недавно прозвучало, сама не вошла через открывшуюся перед ней дверь. Заняла привычное место на удобном стульце с резными подлокотниками, и с явным интересом глянула на незаконченный эскиз наставника и его брата, свободно развалившихся на заправленном ложе. Меж тем, последний как раз коротко ткнулся лбом в твердое предплечье слепца и вздохнул:
  - Ну... Прости. Я дурак!
  Иван застыл в таком положении на долгое мгновение, затем рвано вздохнул, почувствовав, как его ласково потрепали по непокорным вихрам. Вновь замер, и вдруг неожиданно даже для себя едва слышно спросил - о том, что занимало его помыслы все последнее время:
  - Мить?
  - М?
  - А помнишь, ты как-то в детстве мне предрек...
  Помявшись, средний царевич нерешительно напомнил давний разговор:
  - Ты тогда сказал, что однажды я надену шапку Мономахову?
  Запустив пальцы поглубже в темные волосы, Дмитрий шутливо потрепал Ванины вихры:
  - Не Мономаха, но свою и только свою Золотую шапку Великого князя! Было такое, было... Неужели мой брат наконец-то созрел для серьезных дел?!
  Опять насупившись, тот в ответ напомнил:
  - Я водил полки при Ахуже!
  - И у тебя это славно получилось, брате. Будь уверен, об этом будут помнить долго... Но быть хорошим военачальником совсем не то же, что быть хорошим правителем - тут немного иные науки надобно ведать, и свободно их применять.
  - Я учения не боюсь!
  Поерзав на месте, Иван подгреб под себя пару подушек, устраиваясь со всем возможным удобством - и совсем немного опередив в этом сестру, явившуюся вместе с Аглаей Черной в покои любимого старшего брата. Возмущенно запыхтев и моментально позабыв о подруге-подопечной, опоздавшая царевна решительно ринулась отстаивать свои исконные права на место подле Митеньки... Однако была им поймана в объятия и усажена на колени, что полностью погасило девичий наступательный порыв. Что же касается младшей ученицы Гуреевой, то она самостоятельно устроилась возле старшей ученицы Дивеевой, и успешно делала вид, что всегда здесь и была.
  - Возвращаясь к твоему вопросу: в наших жилах одна кровь, и конечно же, твое право на власть не подлежит сомнению...
  - Но отцу наследуешь ты?!
  Прижав ладонь к губам торопыги, государь Московский согласился:
  - Наследую. Согласно обычаю рюриковичей линии Даниила Московского, по старине и дедине, как и заведено это со времен Великого княжества Владимирского. Запомните все: власть и трон должно передавать по закону и доброй традиции. Закон тот должен быть прост, понятен и не допускать двойного толкования - а еще известен всем подданным, от мала до велика. В ином случае всегда будет опасность междоусобицы и смуты... Всю жизнь жить в страхе и ожидании предательства, что может быть горше? Взойти на трон ценой крови можно, но долго усидеть на чужих клинках не получалось не у кого! Брате, ты бы хотел править, подозревая всех и каждого, будучи всегда одиноким и ненавидимым?
  - Нет!!!
  - Запомни это и передай потомству, для его же блага. Каждая капля нашей крови драгоценна...
  Устроившись поудобнее на своем живом "сидении", юная царевна перекинула толстенную косу со спины на грудь и наконец, окончательно затихла.
  - Но что-то я заговорился, вопрос же был немного об ином. Что думаете, мои хорошие? Попробуем приискать для Вани подходящее ему Великое княжество?
  В один момент покои пронизало множество ярких эмоций - окрашенных в целую палитру оттенков любопытства.
  - Молдавское княжество! Там и вера наша, и людишки охотно под его руку пойдут. Опять же, через прадеда нашего Ивана Великого мы с Господарем Молдавским Стефаном в свойстве, а значит и не чужие!
  Поглядев на младшего братца, успевшего озвучить свое предложение самым первым, будущий Великий князь впал в глубокую задумчивость. Покосившись на вредного Ваньку, сестрица нежным голоском пропела:
  - Ты бы еще Валахию предложил! Там же всех или турки к дани и вере своей примучивают, или цесарцы под свою власть нагибают... Лучше сесть на те земли, что за Сибирским Ханством, на берегу Тихого окияна! Там тепло, землица два раза в год родит, рыбные ловли изобильны...
  Насмешливо фыркнув, но не переставая при этом рисовать, Федор отбрил задаваку с длинной косой, да малым умишком:
  - И орда диких чжурженей под боком. Богданка Бутурлин отписывал, что они при действительно большой нужде запросто до ста тысяч сабель выставить могут! Самое оно, чтобы по крымчакам не скучать - будут вместо них наскакивать и людишек в полон уводить.
  С трудом удержавшись от того, чтобы не показать язык, или не зафыркать как необъезженная кобыла (увы, ей сие уже невместно - четырнадцать лет, совсем уже взрослая дева!), Евдокия уверенно парировала:
  - Для начала можно и на островах укорениться, силы подкопить - я Большой чертеж земель хорошо помню, там есть сразу несколько подходящих близ берегов! Конники по морям скакать не умеют, а наши ратники с лодий воевать привычны. Вон, воевода Адашев какой уже год плавает и Крым разоряет, и ни разу еще его не разбили. Даже толком поймать, и то не могут!.. Ваня, ну скажи?!
  - А? Да-да.
  Несколько раз не глядя поведя рукой по воздуху, царевич Иван все же уцепил кубок с компотом из сушеной вишни и основательно глотнул. Передав кисло-сладкое густое питье брату, раздумчиво пробормотал:
  - Там еще империя Ханьцев рядышком, будет кого... С кем торговать и воевать. Только очень уж далеко те земли от Москвы!
  Получив в ответ недовольный взгляд сестры. Впрочем, она уже давно привыкла, что средний брат у нее непослушный и немного задавака, причем даже тогда, когда она старается исключительно в его интересах. Одно слово - мужчины!
  - Домна?
  Старшая из учениц, легонько играясь с наконечником из наборного янтаря, украшавшем ее тугую косу, слегка наклонила голову:
  - Крым?! Когда-то в нем уже было древнерусское Тмутараканское княжество, затем православное княжество Феодоро. Бояре Ховрины и Головины как раз потомки тамошней знати, значит - у Ванечки будут все права. А с крымчаками у нас все равно полное немирье.
  Отстаивая свое предложение, ясноглазая царевна тут же ревниво заметила:
  - Там же ни хлебов толком не вырастить, ни мастерских каких поставить - обязательно придут турки и все разорят... И с торговлишки по морю жить не получится. А еще самих крымчаков куда-то надо девать!
  Поставив опустевший кубок обратно, будущий царь равнодушно заметил:
  - Они уйдут. Отец начал решать с ними, я продолжу, мой наследник закончит - так, или иначе... Впрочем, они уже сейчас понемногу приносят пользу: ведь всяк может быть годен в дело при правильном его применении, даже если это потомственный тать и людолов.
  Пока младшая ученица вертела головой и слегка удивляясь, замечала недобрые улыбки у окружающих, добросердечный царевич Федор мягко ей пояснил:
  - Работать на рудниках и каменоломнях, Аглаюшка. Ты же знаешь: на Руси еще с позапрошлого года начато великое каменное устроение - сначала будут проложены царские тракты-дороги, затем в камень и плинфу оденутся и большие города. Тятя даже подумывает особый Дорожный приказ учинить!
  Согласно кивнув, седовласый слепец на ложе чуть отстранился от ажурного венчика на голове сестры, что понемногу начал упираться в его скулу, и добавил:
  - Мы лишь повторяем путь древних римлян, что руками рабов и своих легионеров связали земли Рима превосходными дорогами, и тем заложили основу могущества Вечного города. Правда, кабальных холопов для работ мы использовать не будем, а наши ратники для такого дела негодящи... Зато Разбойный приказ исправно ловит душегубов и разных татей, да и без того у Руси хватает откровенных врагов - коим вполне можно доверить самую грязную и тяжелую работу. Заодно и наши порубежные дворяне и помещики поправят свои дела, поставляя крепких телом крымчаков на каменоломни...
  Встрепенувшись, юный зодчий уточнил:
  - Митя, а помнишь наш разговор про нарядный гранит-камень с Корельского уезда?
  - Да?
  - Мне с тех мест рудознатцы отписали, что еще три выхода хорошего камня нашли: один обычный светло-серый, какой для мостовых прирешили, зато следующие два! Первый цветом схож с малахитом, его на стены домов хорошо, а второй вообще как малина! Представляешь, из такого набережную Москва-реки? Это же какая лепота получится!
  - М-да? Ну, наверное. Хотя много красного тоже не очень хорошо...
  Пропустив мимо ушей слова старшего брата, младший просительно протянул:
  - Поговори с батюшкой, чтобы он еще людишек мастеровых в Карелы послал? Ведь пока доберутся, пока обустроятся-обживутся и камень начнут ломать - не меньше года пройдет! Все равно же в тех местах городки закладывать порешили, ну так пусть и заодно... И Бутурлиным бы хорошо отписать!
  - С Урала гранит везти? Федя, да он золотым встанет!..
  - Нет, Мить, я не о том: чтобы они у себя там на Урале чистого белого и голубого мрамора поискали хорошенько. А то каррарский уж дюже дорог!
  Помолчав, Дмитрий согласно кивнул:
  - С новыми каменоломнями помогу, а вот на Камень Уральский писать бестолку - Богданка с отцом сейчас только и успевают, что на три стороны воевать-отмахиваться. Ты же знаешь, в тех местах с каждым рудознатцем отряд для охраны надобно отправлять, и то... Маленький вырежут, на большой постоянно наскакивать будут и стрелами бить. С поисками обождать придется.
  Тяжело вздохнув, Федя отцепил из зажима готовый набросок, переложил его в самый низ стопки плотных листов и принялся подтачивать грифели чертилок - собираясь "покуситься" на облик целительницы Дивеевой.
  - Аглая, а ты что скажешь?
  - Эм?..
  Младшая их учениц с удовольствием слушала и запоминала, но вот что-то говорить и советовать - особенно в таких важных государських делах... Хотя, к собственному немалому изумлению, и у нее нашлось что предложить:
  - Забрать у короля Юхана Третьего всех финнов и часть исконно-шведской земли! Он же нам враг?
  Остальные тоже удивились, причем приятно: вечная молчунья заговорила! Иван, едва-едва вынырнув из мыслей, вновь задумчиво почесал висок:
  - Хм-м? Ну да. Это... Свой выход на побережье Балтики, а если хорошо постараться, то и к Русскому морю. Но опять же: податных людишек маловато, и земли худые.
  Хозяйственная сестренка тут же напомнила молодому, но подающему надежды военачальнику:
  - У шведов железо хорошее, они им со всем миром торгуют!
  Поерзав на коленях у Мити, она неохотно покинула его объятия и пересела на более прохладный подоконник, подложив себе под спину и "тылы" утянутую из-под головы другого брата подушку.
  - У-у, натопили как в бане...
  - Одним железом сыт не будешь, а земли там - тощие!
  Поправив на себе плотную ткань платья (даже слишком плотную и теплую!), взрослая четырнадцатилетняя дева как бы совсем не в тему заметила:
  - Мы сегодня с Аглаей ходили в царские мастерские, глядеть на работу ширазских умельцев коврового дела. Жаль, мало пока сплели, но уже красиво смотрится... Особенно нежно-розовый ковер с синими завитками. А в Аптекарском приказе алхимики почти все восточные сладости научились выделывать - да еще и лучше, чем у самих персов выходит!
  Моргнув, средний брат уставился на Евдокию, как кое-кто с рогами на новые ворота.
  - И я слышала, что в Александровской слободе какой-то особенный стан для вышивки измысливают... И маленькие часы делают, с двигающимися стрелками!
  - Ты это вообще, к чему сейчас?!?
  Закатив глаза, царевна снизошла и растолковала:
  - Из железа не только сабельки булатные можно ковать, много иного полезного - тоже! Поставишь великокняжеские мастерские, наймешь в них знающих кузнецов - и будут они тебе всякую утварь делать в превеликом множестве для мужиков торговых. Им будешь продавать, и с них же мыто брать. Вот тебе и пополнение казны!
  Уловив несказанное (что саблей махать и воеводничать много ума не надо), Ваня едва заметно надулся: он вообще-то тоже прекрасно помнил уроки старшего брата. Просто в отличие от некоторых, сначала думал об общем-важном, а уж потом о разных мелочах...
  - Смотри-ка, да ты и впрямь выросла и настоящей хозяйкой стала. Вот же повезет твоему мужу!
  Вспыхнув как маков цвет, почти невеста на выдание возмущенно зарделась - и слегка запнулась, не в силах вот так сходу придумать, как уязвить ласковым словом несносного братца. А тот, не теряясь, развивал достигнутый успех:
  - Митя, а ты?
  Потянувшись и примериваясь тоже завалиться на ложе, хозяин Опочивальни хитро улыбнулся:
  - А что я?
  - Что-нибудь присоветуешь? Ми-ить?!?
  Ответить все сильнее улыбающийся старший брат не успел - помешала постучавшаяся и тут же вошедшая в покои Хорошава, прямо с порога доложившая, что ее господина очень желает видеть Великий государь. Вздохнув, его наследник подверждающе кивнул:
  - Распорядись там, чтобы облачаться... Постой! Батюшка меня один ждет?
  - Н-нет, господин, с владыкой Филиппом.
  Понятливо кивнув, Димитрий спустил ноги с ложа, сгреб в ладонь любимые рубиновые четки и начал вдевать ступни в легкие домашние чувячки из мягкой замши.
  - Мить, а ты надолго? Мы же еще чертежи и эскизы дворца и Гостиного двора смотреть хотели!
  Повернув голову к младшему братцу, восемнадцатилетний Великий князь Литовский вновь вздохнул:
  - Ну ты же знаешь отче Филиппа: как начнет печаловаться о нуждах монастырей да разных епархий... Отец же у церкви соляные промыслы в казну забрать хочет.
  Позабыв о уже слегка растрепавшейся косе, царская целительница Дивеева, у которой с митрополитом Московским и всея Руси были довольно своеобразные (с налетом вечных подозрений в волховстве, ага) отношения, с большим интересом уточнила:
  - Упирается?
  - Батюшка его дожмет... Когда еще сказано иерархам нашим, что будем печатать во множестве книги богослужебные и Благую Весть? Дело богоугодное и вельми полезное, а они по сию пору даже собраться на Освященный собор и решить, какие именно книги множить будем - не соизволили! А там ведь и вычитывать надо, и какие миниатюры на страницах будут...
  Притопнув, чтобы обувка лучше осела по ступням, государь Московский махнул рукой и направился прочь из своей Опочивальни, бросив напоследок досадливое:
  - Одно слово - церковники!
  
  
  
  
   Глава 3
  
  
  
  
  
  Бескрайняя чаша пронзительно-синих небес над московским Кремлем еще была светла, да и алое солнышко только-только примерялось, как бы ему сподручнее спуститься к виднокраю - но в малой горнице, где сидел насупленным сычем хозяин усадьбы, уже было темно. Верней сказать, очень сумрачно и тихо. Тени же старый князь принес с собой из Грановитой палаты, прмо с заседания Думы Боярской: и было тех теней столько, что на стенах не помещались! То и дело ревниво толкались и выпихивали друг-дружку под дрожащий свет малых лампадок в красном углу, скользили растрепанными нитями по побеленому свежей известью потолку, падали чернильными пятнами на добротно отскобленый пол... И главное, укутали толстым слоем душу и разум думного боярина и царского ближника князя Ивана Федоровича Мстиславского. Было ему до того душно и муторно, что совсем не горячило кровь густое и сладкое рейнское вино, да и любимая кулебяка с вязигой и пироги с осетриной совсем не лезли в глотку. Что там: даже близость большой медной жаровни, что стояла за спиной и приятно грела поясницу, и то не могла отвлечь князя от тяжелых мыслей - уж больно поганое настроение им владело, изредка прорываясь и на уста:
  - Аспид подколодный... Т-тварь неблагодарная!
  Десятилетний княжич Васька, сунувшийся было приласкаться к грустному тятеньке - услышав такое его шипение, сначала застыл в дверях, а потом быстро-быстро на цыпочках сдал назад. Это пусть старшие брательники смело на глаза раздраженному отцу выставляются и огребают, а Василий... А он обождет возле подклета самого старшего из братанов - Федьку, и загодя его предупредит! И потом же, при случае, попомнит и выпросит под это дело у него что-нибудь интересное. Или вкусное? Хм, лучше и того, и другого, и чтобы побольше! Ждать и маяться скукой юному засаднику пришлось почти до вечернего благовеста - благо, что на женской половине был небольшой переполох со сборами сестрицы Настьки, и его толком не искали... Наконец, под ленивый лай дворовых псов и протяжное мычание стельной коровы из хлева, на подворье отчего дома пожаловал загулявший где-то Федя. И два сопровождавших его средних брата, Иван Большой и Ванька Меньшой - в раскрытых нараспашку шубах, несмотря на пощипывающий нос и щеки февральский морозец, и притом явственно чем-то довольные. Выкатившись из темного угла чуть не под ноги старшему братцу, младший княжич тут же был им облаплен, поднят и почти что прижат к усапанному снежинками бобровому воротнику - но мужественно ойкнул и быстро протараторил важное донесение про гневного отца. Кивнув, Федор поставил мелочь обратно на тесаные плахи и легонько подтолкнул в сторону теплых покоев:
  - Молодец.
  Видя, как Меньшой и Большой неуверенно переглядываются, направил следом и их:
  - Скажите Насте, позже зайду!
  Подождав, пока за родичами гулко хлопнет толстая дверь, наследник рода Мстиславских неспешно скинул шубу на руки пожилого челядина и пошагал в отцову любимую горенку - где тот любил посидеть в тишине, неспешно обдумывая все услышанное и увиденное за день. Коротко стукнув в резную створку, сунулся головой, затем зашел весь, заодно знаком указав миловидной теремной девке-холопке освежить накрытый стол...
  - Пшла вон, дура! А, это ты, сын...
  Вяло пошевелившись, грустный родитель молча проследил за мельтешением расторопных слуг, всего раз одобрительно шевельнув бровью: когда Федор указал подсыпать древесного угля в рдеющее багровыми огоньками чрево жаровни.
  - Что-то ты сегодня припознился, мы уж и поснедали.
  - Да и ладно, батюшка. Я у Димитрия Ивановича с братцами гостил, уж там нас так попотчевали - три раза пояса перевязывали, чтобы не треснули!
  Шевельнув бровями, глава семьи с хорошо скрытой тревогой поинтересовался:
  - Что там с нашей Настькой, не передумали? Берет ее царевна с собой в Вильно?
  - А как же! Им с Фимой Старицкой и Марфой Захарьиной-Юрьевой уже и отдельный санный возок готовят - своими глазами видел!
  - Н-да?
  Настроение князя на малую капельку, но все же улучшилось.
  - А когда в путь?
  - Сначала хотели дождаться прибытия инокини Александры с Горицко-Воскресенского монастыря, но февраль-то движется к исходу, а там ведь и весенняя распутица не замедлит. Я слышал, что вроде бы через пять дней от нынешнего? Дмитрий Иванович хочет к люду московскому со словом выйти, вот сразу после того, и... Но пять сотен Постельничей стражи уже выступили, и еще пять собираются - и сменных лошадей для санного поезда, говорят, преизрядно по пути приуготовили. Дмитрий Иванович на сегодняшнем пирке даже пошутил, что дней за десять до Вильно добраться хочет!..
  Проведя ладонью по лицу и бороде, родитель еще немножко распрямил плечи и ворчливо заметил:
  - Да, народцу на Москве-матушке нынче изрядно набилось. Пока от казны царской им хлеб да кров дают, так и будут торчать в городе... Инокиня Александра? Помню я Ульянку Палецкую, помню - хорошая из нее жена для младшего брата Великого государя вышла. Тихая да скромная, и не лезла никуда с ненужными советами... Значит, все же она будет девиц наших духовно окормлять, и за их благонравием приглядывать? А мне мыслилось, что на тот чин боярыню Захарьину поставят.
  Мимолетно стрельнув глазом на полнехонький кувшин с рейнским, сын почтительно согласился:
  - И ее тоже отправляют.
  - О? Ну, два пригляда и в самом деле лучше, чем один. Боярыня Анастасия, поди, попутно еще и своим сыновьям жен поглядит-присмотрит, и другим боярыням-княгиням о хороших невестах отпишет... Мудр Великий государь!
  Скребнув пальцами по ровной глади скатерти, родитель с подозрением потыкал пальцем в высокую стопку пирогов и кулебяк (горячие!) и прислушался к себе: не успокоилась ли душенька, не хочет ли вкусной рыбки с нежным тестом?
  - А князья Палицкие-то ныне в чести, да. Иоанн Васильевич их сегодняшним днем на Дорожный приказ головами поставил - и на Зодчий приказ их третьего братца тако же думает...
  - Сразу на два Приказа?!? Так они же в каменном устроении ничего не понимают?
  Отмахнувшись, думной боярин вновь поковырял румяный бочок одного из пирогов:
  - Первые они такие в Думе, что ли? Зато царю свойственники чрез сестру, вдову его покойного брата Юрия Васильича. А что до службишки, так старого градостроителя дьяка Выродкова со всеми его сынами из Разрядного приказа перевели главными розмыслами в новые заведения - они и будут все дела на себе тянуть.
  Не сказать, что разумник-сын не понимал таких простейших вещей, но ведь батюшку-то успокаивать надо, а что может быть для этого лучше, нежели тихий разговор с отеческими наставлениями?
  - А-а!.. Это тот Иван Григорич из казанских походов, про которого ты мне в детстве сказывал? Коий целую крепость Свияж всего за месяц на пустом месте поставил, и тем предрешил падение басурманской Казани?
  И вновь хандра старого князя поуменьшилась: всегда приятно вспомнить былое, особенно если в нем хватало больших и славных побед. А уж разгром Казанского ханства событием был немалым - иным за всю жизнь и половины того не выпадает!
  - Да, он. Большой разумник... И сыны его явно в отца уродились.
  Дернув щекой, Иван Федорович едва заметно потемнел лицом и равнодушно поинтересовался:
  - На пирке у государя, поди, и Петька Горбатый сидел?
  - Сидел, батюшка.
  - Снял с него, значит, опалу Димитрий...
  - Так его о том Великий государь попросил. Как отцу отказать в такой малости?
  Согласно вздохнув, князь все же переложил к себе на блюдо кусок пирога, раскрыл его и малой четырехзубой вилочкой начал закидывать в рот аппетитно выглядящие кусочки рыбы.
  - Поди, злорадствовал? Ведь службу твою ему отдали. Тоже мне: еще молоко на губах толком не обсохло, а уже поди-ка ты: целое посольство доверили! Тфу!!!
  - Нет, батюшка, даже не местничал. Его возле царевича Ивана посадили - Петька конечно дурак, но не настолько, чтобы при нем зубы скалить.
  - Ну да, ну да... Меньшой Басманов по сию пору дома отлеживатся, дырку в плече заращивает.
  Коротко хохотнув, старший Мстиславский наконец "заметил" очередной быстрый взгляд сына на рейнское, и плеснул ему немного в деревянный кубок. Отхлебнув, довольный Федор продолжил радовать-веселить родительское сердце:
  - И посольство мое ему не досталось! Отправится морем с одним из государевых стряпчих в Гишпанию - поговорить о любви и мире меж нашими державами с кем-нибудь из королевских ближников. И договориться на будущее о прибытии настоящего Великого посольства. Ну, еще себя показать, да на других посмотреть...
  От таких новостей у батюшки и впрямь захорошело настроение.
  - Вот значит как? Благостно, как есть благостно... А стряпчий при нем, чтобы дури не натворил?
  - Нет, тятя. Тот будет с гишпанскими купцами дружбы и взаимной торговлишки искать. И речи держать перед Местой - это в Гишпании такое большое товарищество дворян, у которых большие стада овец. Попробует договориться, чтобы от них к нам шерсть овечью и шкуры, а мы в обрат всякое поделие из тульского железа и доброго уклада. Даже пару новых пушек и пищали на смотр с собой повезут!
  - Ну... Тоже полезно, да.
  Зажав бороду в кулаке, старый князь раздумчиво пробормотал:
  - А ведь говорили мне что-то про купца Тимофейку Викеньтьева, что, дескать, товарищество для строительства мануфактур собирает и не по чину размахнулся - а оно вон как... Гм, может и нам войти в это дело казной?
  Вдруг перекривившись ликом, Иван Федорович шумно вздохнул - да и сам приник к кубку с рейнским.
  - Что такое, батюшка? Опять в поясницу вступило? Или нога заныла?
  - Да какая нога, говорил же, Дивеева хорошо залечила... Про казну семейную вспомнил.
  Пододвинув к себе блюдо с пирогами, молодой княжич выбрал наиболее достойный его рта кусок и переложил к себе:
  - А что с ней не так? Вроде бы все хорошо.
  - Было хорошо. После сегодняшнего заседания Думы Боярской придется сундуки-то распахнуть на полную... Как бы по миру с того не пойти, не приведи господи!
  Троекратно перекрестившись на иконы в красном углу, князь забормотал кратенькую молитву - наследник же, выждав до окончания оной, отхватил крепкими зубами кус румяной выпечки, медленно прожевал-проглотил, сторожко присматриваясь к родителю... И только убедившись, что тот спокоен, поинтересовался:
  - Я слышал, сегодня в Грановитой палате было шумно?
  Покатав пустой кубок меж крепких ладоней, думной боярин нехотя кивнул:
  - Князя Хованского на суд царский приводили.
  - О-о? И как?!?
  Вновь покатав в ладонях серебрянный цилиндр с искусной чеканкой на боках, родитель брякнул посудой о стол, и чуть помедлив, щедро плеснул сначала себе, а потом и сыну. Жадно отпил, едва не ополовинив немаленький кубок, вновь брякнул им о стол, и не сдержавшись, прошипел:
  - Щакалиное отродье! Яко прыщ гнойный лопнул, и нечистотами своими всех окатил!!! Ему бы язык свой поганый втянуть в зад, где тому самое и место, а он... Т-тварь неблагодарная!
  Дернув шеей и плечами так, что в горнице раздался слабый хруст, старший Мстислвский успокоился столь же резко, как и вспыхнул, продолжив рассказ:
  - Сначала нам жалобную челобитную ярославцев зачитали, потом дьячки Большой казны огласили все, что они там вместе с дьяками Сыскного приказа нарасследовали. Воровал и хапал в три горла, ну и насчитали тоже - соответственно! Этому поганцу пасть бы на колени да повиниться, милости просить, глядишь бы и... Князь ведь, Гедиминова корня. А он такое говорить начал!
  Иван Федорович непроизвольно сдавил пальцами посудное серебро, но крепкий металл устоял.
  - Веришь, сыно - ведь каждому из думцев на душу умудрился наступить, смачно в нее харкнуть и сапогом растереть! Кто чем дышит и на чем тайный доход имеет, кто в обход казны с иноземными купцами торговлишку ведет, про иные негораздые делишки... При всех думных чинах, при митрополите и царе, при псе его рыжем Малюте!.. Вот уж на чьей улице праздник случился - лыбился так, что едва рожей не треснул. Тьфу! Мало того, Хованский ведь еще и всех рюриковичей матерно облаял, сказал - воры почище него самого, мол, самих судить надо!.. И наипервейший разбойник среди всех, сам Великий государь! Представляешь?!? Падаль этакая, как у него язык-то повернулся такое молвить?!
  Слабая улыбка медленно исчезла вслед за румянцем с лица молодого княжича-гедиминовича, который весьма живо представил, каково было слышать такое царю крови Рюриковой от князя-потомка литовского Гедимина.
  - Князь Андрей что, с глузду съехал, такие речи держать?!? Может, опоили его чем? Или затмение какое на разум сошло?..
  - С-сволочь он!!! Мы там все разом как сидели, так и онемели, пока этот пес шелудивый вещал!.. Благодарение Спасителю, Думной голова Бельский его заткнул - тем, что об этого иудушку начал посох свой обламывать. Жаль не прибил до конца: только морду в кровь и разбил, а там уж рынды царские оттащили...
  Помолчав и дернув несколько раз кадыком в пересохшем горле (от таких новостей рука сама к кубку с вином тянулась!), Федор осторожно поинтересовался:
  - И что опосля? В смысле, что Хованскому присудили?
  Видя мучения сына, отец вновь щедрой рукой плеснул рубиновой влаги сначала ему, а потом и себе.
  - За нарушение крестоцеловальной клятвы на верную службу Великому государю - он и семья его навсегда лишена родовых вотчин и прочих имений. За деяния и речи, невместные для русского князя и христианина, будет отправлен на каменоломни, где и останется до самой смерти своей. Но до того - извергнут из княжеского достоинства принародно, и тем навеки опозорен.
  Похлопав глазами, позабывший о вожделенном сладком рейнском княжич с довольно глупым видом повторил:
  - Извергнут? Это как?
  Отхлебнув вина, родитель мрачно пояснил:
  - Выведут на лобное место, зачитают все вины его. После огласят повеление Великого государя и решение Думы Боярской. Затем поставят на колени и сломают над склоненной главой нарочно скованный для того клинок - в знак лишения чести и звания княжеского, а так же всех полагающихся к ним прав. Новая казнь, Иоанн Васильевич самолично ее измыслил для... Для таких вот случаев.
  - А что его семья? В монастырь на покаяние? Или за пристава, под строгий надзор?
  Криво улыбнувшись, предводитель придворной партии князей-гедиминовичей и прочих союзных им семейств и родов, негромко поведал:
  - Владыко Филипп за них вовремя попечаловался. Так что взамен отписанных в казну вотчин княжатам Хованским назначили на прокормление большой кус землицы под новое родовое поместье. Соседями будем! Мы в тех местах как раз пару небольших городков заложить собирались - как вотчинки для братцев твоих, Меньшого да Большого.
  - Погоди, батюшка. Так это же почти у новой Засечной черты? Почитай, Дикое поле?
  - Вот-вот, сыно. Милостив Великий государь...
  Вновь хрустнув шеей, царский ближник не стал развивать опасную тему и вспоминать покойных князей Шуйских, которых тоже вот так же милосердно отправили на новое место жития за Камень Уральский, где те через некоторое время все разом и сгинули. Вместо этого он отодвинул беспощадно истерзанный кусок пирога и откинулся на спинку резного стульца, тут же ощутив всей спиной приятное тепло жаровни.
  - Остальных тоже не стал карать за оглашенные иудой-Хованским вины. Просто приговорил всем выплатить должное в казну со своих тайных дел торговых, ну и - войско в Сибирский поход должно быть числом никак не меньше десяти тысяч ратников. А ежели воинства православного все же будет поменее, то дьяки Большой казны с псами Сыскного приказа со всем усердием помогут сыскать недостающее - в людях ли, али в воинской справе.
  Помолчав, старший Мстиславский тускло заметил:
  - Теперь, сынок, хочешь не хочешь, а придется семейную казну растрясти как следует, и наши вотчины без должного пригляда оставить. Не совсем, конечно, полсотни надежных послужильцев и боевых холопов останется, но... Хорошо хоть, что ты у меня большая умница и у государя Димитрия Ивановича в чести.
  Княжич, прочувствовав размер той ямы, куда со всего маха ухнула семья, удручённо кивнул.
  - Дед, поди, на радостях светился, аки блюдо фарфоровое?
  - Это Горбатый-Шуйский? Ну, не без того. Он сейчас на коне, обласкан царской милостью - как же, главный воевода Сибирского похода!
  - Кони, бывает и спотыкаются.
  - Хорошо бы, но - вряд ли. Тесть мой как человек слова доброго не стоит, но как воевода... Чуток получше меня будет.
  Последнее признание зять выдавил из себя с некоторым трудом. Но уж врать себе-то и вовсе глупо, а правда редко бывает приятной.
  - Если бог сподобит, побьет он и вогульских и пелымских князьцов, и Кучумку-хана отловит, и башкир изрядно примучает да три шкуры с них обдерет. После тестюшки даже жидам добычи нету, всех похолопит, все заберет! Ничего, будет и у нас в доме праздник, уж я постараюсь...
  Густое рейнское наконец-то добралось не только до желудка, но и до разума главы семьи, пригасив пламень сжигающего его изнутри гнева.
  - Тебе бы, тятя, вздремнуть. День был тяжелый, а утро вечера всяко мудренее?
  Звучно хмыкнув, родитель все же признал, что было бы неплохо малость отдохнуть от трудов праведных. Вздымая на ноги порядком уставшее и огрузневшее от вина и пирогов тело, князь напоследок ворчливо распорядился:
  - К сестре зайди. Поди, измаялась в ожидании добрых вестей...
  
  
  ***
  
  
  Хмурым утром вьюжного и холодного позднего февраля, в Кабинете государя Московского и Великого князя было откровенно свежо и прохладно - а возле окон так и вообще холодно. Однако двух одетых в домашние наряды братьев, что стояли возле разложенного на столе Большого чертежа Мира, такие мелочи занимали мало. Особенно царевича Ивана, у которого за прошедшую ночь накопилась целая гора вопросов - и который так жадно и внимательно рыскал глазами по прекрасно отрисованной цветной карте, что, пожалуй, не заметил бы под ногами и целого снежного сугроба!..
  -...смотрел на батюшкиной Сфере, но там все так мелко!
  - Ну так глобус для другого и предназначен - чтобы все земли умственным взором охватить, а не... Тц!
  Обнаружив, что у овальной кедровой палочки в его руках совершенно некстати сломался грифель, хозяин покоев перевернул ее другим концом и использовал на манер указки, небрежно "располовинив" ей целый североамериканский континент:
  - От сих и до сих - это самое малое, что тебе надобно будет взять под себя.
  Пока будущий Великий князь оценивал свои возможные владения, Дмитрий дотянулся до небольшого ножичка для очинки перьев. Перехватив изукрашенную синей шпинелью рукоять, в три движения отточенного до бритвенной остроты лезвия превратил несуразно-короткую указку в хорошую чертилку с красным грифелем - которым и начал плавно рисовать небольшие кружочки на плотной бумаге:
  - Стольный град лучше всего ставить - здесь, здесь или здесь. Обязательные для устроения порты - вот тут, и где-то в этих местах...
  - Гм. Река Гудзон... Чудное какое словцо, Мить. А что значит?
  - Ты на местные прозвания земель и рек внимания особо не обращай: все под себя переименуешь. Вернее - обязательно все под себя переиначь!..
  - Ну да, чтобы все русским было... А где земли тех племен, о которых ты говорил? О, все: уже и сам их вижу!
  Слегка вытянув шею, средний братец начал водить указательным пальцем по карте Северной Америки, негромко зачитывая вслух:
  - Тут мохоки, здесь онайда и онондага, а вот в этом углу кайюга и сенека. Гм! Митя, а сколько их там всего живет? Ну, хотя бы примерно?
  - Что-то около сорока тысяч...
  - Всего-то?!?
  - Ратников-пешцов.
  - О-о?!?
  - Всего же, навскидку, не менее двухсот тысяч во всех пяти племенах. Кроме них еще есть разные союзные и родственные племена - о которых ты почитаешь вот здесь...
  Пощелкав наборным замком угловатого стального хранилища, Дмитрий извлек из него пухлую папку, крест-накрест перетянутую крепкой бечевой. Причем в покрытом серебряными узорами хранилище виднелась еще парочка таких же укладок толщиной в половину локтя - хотя Ивану хватило и первой. Жадно и торопливо пошелестев исписанными с двух сторон листами желтоватой бумаги, разложив-сложив небольшую карту на обтрепанном куске просоленного пергамента, и ненадолго вчитавшись в опросный лист одного удачливого капитана испанского галеона, он вновь обратил внимание на Большой чертеж Мира. Не праздного любопытства ради - а пристрастно разглядывая выбранный для строительства будущего города-порта полуостров на побережье Тихого океана, на котором ныне проживало мирное индейское племя олони. Которое с испанскими мореплавателями дел покамест не имело, на своей земле миссию святого Франциска Ассизкого не принимало, и уж тем более слыхом не слыхивало - что залив, возле которого они живут, оказывается, зовется Сан-Франциско!.. Впрочем, даст Бог, тамошние людишки никаких дел с испанцами и прочими европейцами иметь и не будут. И миссий папежных не дождутся, да и латинских названий не услышат: уж Иван о том позаботиться. А названия... Да в церковных святцах столько православных святых и великомучеников записано, что на все его будущие земли с ба-альшим запасом хватит!
  - Калифорния? Ой, сколько племен-то! Тц, и все мелкие!.. Ух ты, и золото есть?
  - Там и иного полезного хватает, как видишь.
  - Вижу...
  Обласкав взглядом россыпь разноцветных условных значков, юноша бережно сложил обратно поистине драгоценную карту, собранную-склеенную аж из шести листов тонкой велени. Впрочем, не златом единым жив человек:
  - Митя, а вот тут у тебя наособицу указаны Великие озера, и... Гм, и Великие равнины. Там и вправду пасется такое неисчислимое множество тех больших горбатых быков?
  - Бизонов там десятки миллионов. Если добывать разумно, то мяса и кожи хватит о-очень надолго! Особенно если по краям тех равнин поселить кого-то вроде наших казачков - эти и за скотом присмотрят, и чужих охотников окоротят.
  - Да у нас на Руси и казаков-то столько не найдется! А если татар на равнины пустить... Нет, сие не благостно: прадед наш с крымским Менгли-Гиреем тоже поначалу союзничал - и чем это закончилось?..
  С большой неохотой захлопнув укладку и ненадолго зацепившись глазами за остальное содержимое братниного хранилища, Ваня вновь оценил предлагаемые ему владения - и надолго застыл перед картой Мира, что-то напряженно обдумывая. Выждав пяток минут, Дмитрий вздохнул и без особой надежды поинтересовался у шестнадцатилетнего мыслителя:
  - Может, все же примеришься к шапке Великого господаря Молдавии? Народец тамошний примет тебя с радостью, да и от семьи недалеко будешь: чуть что, и помощь не замедлит - деньгами ли, хлебом или ратниками...
  Явно удерживая себя от того, чтобы не зарыться вновь в лежащую под рукой укладку, молодой Иоанн Иоаннович на удивление серьезным тоном заметил:
  - Сесть на престол в Молдавии легко - но воевать затем всю оставшуюся жизнь? Нет уж! Сестрица правильно указала, что с одной стороны будут давить турки, с другой - цесарцы, да и боляре тамошние закоснели в измене... Я не ты, долго терпеть рожи воровские не смогу, и ославят меня в веках Кровавым, или каким-нибудь Ужасным. А то и вообще вторым Дракулой-Колосажателем!
  - Хм, ну не все так уж и плохо. К тому же, если не лежит душа к Молдавии, мы всегда можем рассмотреть...
  Тряхнув головой словно норовистый (и уж точно очень-очень породистый!) жеребчик, царевич перебил старшего брата:
  - Нет, Митя, я все крепко обдумал. Или ты опять меня проверяешь?
  Вздохнув, государь Московский ловко крутнул в пальцах овальную палочку чертилки, и честно признался:
  - Просто не хочу с тобой расставаться. Как правитель я рад безмерно, вот только сердце то и дело шепчет - "оставь Ваню поближе к себе". Ведь иначе меж нами будет целый окиан, и... Сам понимаешь.
  Хрусть!
  С недоумением склонив голову вниз, Дмитрий едва заметно поморщился, аккуратно стряхнул на стол переломленную надвое чертилку и сменил тему, повернувшись к карте Мира:
  - Царству Русскому очень важно, чтобы на этих землях появилась и быстро набрала силу Новая Русь... Хм, вернее - Рось! Окиян, что разделяет наши континенты, защищает лучше иной Засечной черты: ни одна большая держава, кроме Испании, в ближайшие полвека не в силах послать достаточно войска и переселецев, чтобы силой утвердиться на севере Нового Света. Европейцы уже начали понемногу основывать свои поселения, но к нашему счастью и удаче, для них все племена индейцев - что-то среднее между полезными иноверцами и бесправным двуногим скотом. Посему, ежели... Когда ты завоюешь уважение и доверие Союза ирокезов, то в короткий срок утвердишься там крепкой стопой. Люди Пяти племен любят и умеют воевать, очень ценят личную храбрость и сильную волю - но разве ты не таков? Завоюй их сердца и поведи за собой: пусть они станут тяжким мечом в твоей деснице, коим ты повергнешь всех недругов в тех землях!..
  Замолчав, Дмитрий коснулся кончиками пальцев еще по-детски нежной скулы младшенького, слегка провел рукой, ощутив пробивающуюся на лице и подбородке мягкую щетинку будущих усов и бороды... Вздохнул, уронил руку вниз и почти неслышно закончил:
  - И кто знает, Ваня - возможно, уже твоему наследнику Золотая шапка Великого князя Росского окажется слишком тесной? А вот венец императора Росского будет в самый раз.
  Полыхнув синевой глаз, Иван до скрипа сдавил в кулаке вощеную обложку укладки и сдавленно пообещал:
  - Так и будет, брате!!!
  Тихо постучавшись, в Кабинет сунулся доверенный служка - но увидев бешеный взор среднего царевича, моментально исчез, оставив толстую створку двери приоткрытой.
  - Утишь переливы Узора, пока челядь не побежала менять штаны. Да и Васька, вон, заопасился.
  Смущенно и досадливо кашлянув, царевич прикрыл глаза, успокаивая прорвавшиеся наружу эмоции:
  - Опять не сдержался...
  Придержав створку, в Кабинет сторожко заглянул князь Старицкий: однако увидев спокойно беседующих братьев, тут же приосанился и во весь голос напомнил:
  - Пора облачаться, государь!
  - Иду, Вася, иду.
  Вытянув многострадальную обложку укладки из цепких братниных пальцев, восемнадцатилетний слепец привел ее в порядок и довольно-таки небрежно закинул в распахнутый зев хранилища.
  - Твое новое хранилище еще не готово - должны были успеть, да отливку запороли... Потому тебе перетащат этот: в нем почти все, что есть у меня по твоему будущему владению.
  - Почти?
  - Еще часть бумаг хранится у батюшки, но сначала ты прочтешь и заучишь то, что есть в моем хране.
  - А-а!
  Мазнув указательным пальцем по шестерке наборных дисков с внутренней стороны стальной дверцы, Дмитрий на всякий случай уточнил:
  - Цифры ключа запомнил?
  - Как Бог свят!
  Закрыв хранилище, слепец парой движений сбил верное положение наружных наборных дисков и распрямился.
  - Ну что, пошли готовиться?
  Однако жажда знаний никак не отпускала среднего из царевичей, так что стоило им выйти из Кабинета, как он немедля послал подвернувшегося служку в свои покои - с распоряжением нести его сегодняшний наряд прямо сюда. Ну а пока бегали за одежкой, Ваня пристроил свои тылы на мягком войлочном полавочнике, и стал наблюдать за кружением доверенных челядинов вокруг старшего брата. Который, к слову, прекрасно уловив все сомнения, одолевающие младшенького, повернул голову в его направлении и на отличном фряжском языке заметил:
  - Замысел о своих землях за окияном родился не сейчас, брате: мне было десять лет, когда батюшка впервые задумался о сем деле. С той поры все и готовилось: осторожно, всегда тишком, да через вторые-третьи руки. В позапрошлом году из Балтики отплыли три крепких каракки с опытными и жадными до золота купцами-капитанами, которые повезли наших прознатчиков в Новый Свет...
  Едва заметно нахмурившись, средний царевич поинтересовался на том же языке далекой Италии:
  - А почему я не знал?
  - Всякому плоду свое время и место, Ваня. Вспомни себя самого год назад: разве тогда тебе подобное было бы интересно?
  - Ну...
   - Ты тогда вовсю готовился подловить войско крымчаков при Ахуже. Теперь же тебе пришло время готовится к иному, но так же основательно - и по-прежнему сохраняя весь замысел в строгой тайне.
  Задумавшись (в последнее время юноша частенько этим занимался), Иоанн Иоаннович согласно тряхнул головой.
  - И когда вернутся корабли?
  - Ежели бог будет к нам милостив, этим годом. Прознатчикам дан наказ пригласить к нам в гости десятка два крепких воинов, столько же женщин в возрасте матерей, и десятка три уважаемых племенами старцев. Чтобы было с кем говорить о любви и мире меж нами - ну и им на нас поглядеть, да себя показать.
  Мельком глянув на вернувшегося в покои Василия Старицкого, что под наблюдением двух постельничих стражей внес в покои бархатную подушку с лежащим на ней золотым оплечьем-бармами - юный, но уже победоносный воевода царских кровей с сомнением пробормотал:
  - Посольство от всех племен?
  Итальянский говор Иоанна Иоанновича ничуть не уступал гладкости речи старшего брата.
  - Ну, посольство это громко сказано...
  - Нет, я о ином - согласятся они ли плыть в неизвестность?
  Подняв руки вверх, Дмитрий перетерпел не сильно приятный процесс облачения в царское платно. Которое, из-за обилия золотого шитья и драгоценных камней, весило как хороший бахтерец с поддоспешником - и так же драло жесткой изнанкой лицо. Затем у государя Московского забрали его любимые домашние тапочки, заменив их на шитые жемчугом короткие чёботы с загнутыми вверх носками - вдобавок нанизав на растопыренные пальцы четыре перстня с крупными каменьями.
  - Так мы же не просто так пригласили, а честь по чести: щедрые дары вручили и гостей-заложников взамен оставили. Заодно те и местные языки подучат как следует, а то с толмачами прямо беда!
  Распахнувшаяся дверь оборвала практику царевичей в итальянском языке, пропустив в покои веселого и нарядно одетого царевича Федора - явившегося к старшему брату с небольшим ларцом наперевес. Пристроившись на дальнем конце широкой лавки и аккуратно уложив на колени продолговатый гостинчик, "украшенный" аж тремя грозными печатями алого сургуча, юный творец пожаловался-похвалился:
  - Ф-фух, ну и умаялся я с твоей придумкой, Мить! Пока сообразил как все правильно сделать, да пока мастера сработали - с них семь потов сошло! Кстати, Домна тебе на меня еще не жаловалась?
  Поведя плечами (парадные одеяния лучше любой кольчуги заставляли держать правильную осанку), наставник и господин фактической хозяйки Аптекарского приказа с легким удивлением поинтересовался:
  - А должна?
  - Еще бы: я же у нее все запасы натрия выгреб! И другого кой-чего изрядно растратил на опыты.
  С ответом пришлось погодить: на младшего соправителя Царства Русского как раз начали надевать ожерелье-бармы, отягощенные семеркой драгоценных медальонов-запон, так что ему поневоле пришлось задрать вверх подбородок и держать закрытым рот. Ну а потом отвечать и вовсе не понадобилось: сначала прибежали челядины с нарядом Иоанна Иоанновича, тут же утянувшие своего господина в свободный угол и поднявшие там небольшую суету. Следом в палатах как-то незаметно образовалась ученица Аглая Гуреева, подсевшая к разорителю ценных алхимических припасов - который, в свою очередь, тут же начал с ней о чем-то весело шушукаться. Ну и наконец, очень шумно прибыла царевна Евдокия, которая так торопилась, что не смогла разминуться с посохом старшего брата, спокойно дремавшим до этого в специальной подставке.
  - Ай!
  Успешно увернувшись от слишком близкого знакомства с твердым оголовьем, стройная как газель дева царской крови все же снесла на персидские ковры и саму дубовую подставку, и один из символов власти старшего брата.
  Бум-с!
  Длинный и обманчиво-тонкий посох из молочно-белого явора, оченно похожий своим видом на "клюку" Великого князя Московского - упал с таким глухим звуком, словно был целиком отлит из булата. Впрочем, подток-наконечник у него был именно из него, да и оголовье при нужде ничуть не уступало крепостью иному шестоперу... Собственно, тонкий слой расписного фарфора на верхушке посоха именно стальные "перья" собой и укрывал. Хотя с виду, конечно, все было чинно и благостно: отполированное до блеска древко с почти незаметной резьбой, несколько широких золотых и серебряных колец с насечками там, где хозяйская рука будет перехватывать-скользить по древку - ну и россыпь мелких рубинчиков и сапфиров, вделанных для пущей красы. Все же не простая палка, а посох самого Великого князя Литовского, Русского, Жмудского и иных земель и племен! О чем, кстати, прямо намекала фигурка скачущего всадника с занесеным мечом, закрепленная на самом верху оголовья - искусно отлитый и раскрашенный цветной эмалью герб державы, что ныне была под рукой молодого властителя...
  - Ой, я нечаянно!?..
  Поутратив прежний пыл после такого яркого появления, царевна Евдокия огляделась, увидев улыбки (даже подружка Аглая не удержалась!), вздернула носик вверх и с независимым видом подсела к единственному родичу, кто сохранил спокойное выражение лица. То бишь, к троюродному братцу Васе Старицкому - и уже оттуда донесла до любимого братика Митюши всю глубину снедавшей ее заботы:
  - А можно я с собой Пятнышко возьму? Ей же без меня плохо будет! Мы все равно мордашей с собой повезем, так заодно и?.. М?!
  - Ты что, ее в возок к псам хочешь определить?
  Насмешливый фырк и замечание другого брата, как раз накинувшего на себя праздничный становой кафтан из расшитой серебром темно-синей парчи, сестрица "не услышала". Как "не заметила" и откровенную улыбку обычно очень тактичного Феди.
  - Нет, Пятнышко же мерзлявая, ее к нам в возок надо будет. Ну-у Ми-итя?!...
  - Кто о чем, а Дуня о своих кошках...
  Дрогнув нежным личиком и коралловыми губами, царевна все же удержалась и никак не отреагировала на новую насмешку вредного Ваньки. И на улыбку предателя Федьки. А вот подруга ее явно понимала и поддерживала! Правда, по своему обыкновению, молча.
  - Ну Ми-ить?!
  - Ухаживать за ней в пути будешь сама.
  Просияв, синеокая девица тут же попробовала расширить достигнутый успех:
  - А можно мне еще и Хвостика с собой? Мы поместимся!
  Хоть глаза старшего брата и скрывала белая ткань, сестра все одно почувствовала себя неуютно под его взором, тут понятливо закивав:
  - Ну нет, так нет. Я тогда в зверинец и тут же обратно - распоряжусь, чтобы за Хвостиком правильно присматривали!
  Стоило ее торопливым шагам (к которым за дверями присоединились еще несколько топотков от девиц ее свиты) затихнуть вдали, как три брата, не сговариваясь, тихонько вздохнули и переглянулись. После чего Федор заметил:
  - Дуняша с утра такая.
  Иван из чувства противоречия тут же возразил:
  - Она всегда такая!
  И только Дмитрий примирил младших, напомнив очевидное:
  - Просто в первый раз так далеко и надолго из Москвы отъезжает.
  Растянув поелику возможно звенья золотой цепочки, на государя Московского осторожно надели фамильную реликвию его рода - крест-мощевик, по легенде присланный из Царьграда византийским басилевсом Константином Мономахом в дар великому князю Владимиру Мономаху. Вообще, по всем обычаям и установлениям, ТАКИЕ царские регалии Димитрию Иоанновичу поперед батюшки носить не полагалось - но любящий родитель посчитал, что в столь важный день Крест с частью Животворящего Древа и кусочком камня от самого Гроба Господня, его первенцу гораздо нужнее. К тому же, Семья недавно обрела еще две реликвии-креста с вложенными внутрь крохотными щепочками от креста, на котором претерпел смертные муки Спаситель...
  - Доброго здравия, государь!
  В покои, все больше напоминающие проходной двор, заглянул княжич Горбатый-Шуйский. Повзрослевший, малость набравшийся ума и терпения за время службы стольником - но так и не осознавший причины, по которой на него опалился наследник трона.
  - И тебе не хворать, Петр. Что там на Красной площади, много народа собралось?
  Приблизившись и опасливо стрельнув глазами в среднего из братьев-царевичей, долговязый княжич бодро доложил:
  - Людишек набежало видимо-невидимо, даже крыши все вокруг площади, и те все позаняли: сотник городовых стрельцов при мне Басманову докладывал, что московский посад совсем пустой стоит! У помоста и на стене, где лучшие люди из князей-бояр и духовенства - там, конечно, малость посвободнее будет...
  Примериваясь расположиться на лавке возле Василия Старицкого, говорливый княжич слегка осекся при виде боярышни Дивеевой, что принесла наставнику небольшой кубок. И пахло из-под его крышки так, словно кто-то сначала заварил основательно попользованный в бане дубовый веник, потом плюхнул в отвар добрую мерку березового дегтя, ну и сдобрил все сушеным навозом. "Аромат" от питья пошел такой, что носы у всех сморщились сами собой! Вкус, судя по всему, запаху вполне соответствовал - однако восемнадцатилетний слепец бестрепетно принял деревянную посудину и мелкими глоточками употребил густое буро-зеленое варево. Впрочем, лечебную горечь полудюжины трав вполне себе сдобрил благодарный поцелуй в нежную девичью щечку, тут же вспыхнувшую румянцем откровенного удовольствия. Сказав что-то совершенно непонятное для княжича Горбатого-Шуйского (хотя тот свободно говорил на татарском и понимал на слух испанский), молодой государь вызвал у своей ученицы тихий мелодичный смех и улыбку, которую тут же отзеркалили оба царевича и вторая ученица Аглая. За ними фыркнул и Васька Старицкий, с некоторым трудом, но все же разобравший смысл шутки на итальянском - и вот это было для княжича обиднее всего! Даже Старицкий понял, а он словно чурбан стоеросовый, только глазами хлопал!.. Очередное напоминание, что его может и простили, да обратно в свой круг до конца пока не приняли... Вздохнув, Петр потупился и отвел взгляд в сторону, тут же "залипнув" на барышню Гурееву. За последний год застенчивая молчунья как-то разом расцвела и дивно похорошела, превратившись из угловатой неотесанной девки-простолюдинки в ладную зеленоокую красавицу. Опять же, в подружки к царевне Евдокии выбилась, да и царевичи с ней свободно общались, как и царская целительница Дивеева - так что у многих при дворе стали мелькать самые разные мысли о том, что неплохо бы как-то познакомиться поближе с младшей ученицей...
  - Доброго здоровьичка!
  С некоторым усилием оторвав взгляд от красивого лика жгучей брюнетки, Петр Шуйский обнаружил в дверях еще одного соперника за внимание и милости царской Семьи. Причем четырнадцатилетний Федька Захарьев-Юрьев был в этом негласном соревновании более удачлив, беззастенчиво пользуясь близким родством с покойной царицей Анастасией:
  - Великий государь послал справиться о твоем здравии, Димитрий Иванович: все ли у тебя хорошо?
  Посторонившись, юный модник в шитом серебром атласном кафтане пропустил очередного дьячка приказа Большой казны, что под конвоем стражников принес Золотую шапку государя Московского.
  - Благодарствую, вполне. Как видишь, и облачение почти завершено... Ступай и донеси батюшке, что с первым колокольным звоном мы прибудем.
  Коротко кивнув, быстроногий отрок сорвался с места, спеша донести добрые вести до царя.
  - Ты же сегодня в неполном чине? Или еще и державу со скипетром принесут?
  Легонько пихнув замешкавшихся челядинов, подошедший царевич Иван забрал у служки шапочку-тафью и плавно опустил ее на голову старшего брата, полностью скрыв коротко стриженную седину. Следом пришел черед и Золотой шапки, весящей как добрый шлем-ерихонка.
  - Слава Богу, в неполном. Державой этой только орехи и колоть... Федя, ты ларец мне на стол в Кабинете определи, и погляди там заодно мои четки.
  Угукнув, младший сын царя встал и мимоходом ухватив посох, подставил его под цепкие пальцы владельца. Поправив на поясе перекосившиеся ножны черкесского кинжала, Иоанн Иоанович придирчиво оглядел брата на предмет каких-либо негораздов, и остался доволен увиденным. В отличие от самого Дмитрия, тихо проворчавшего:
  - Чувствую себя капустой.
  - Хм? Это как?
  - Десяток одежек, и все без застежек!
  Коротко ржанув, средний царевич тут же вернул себе серьезный вид - благо и Федька из кабинета пожаловал, держа слегка на отлете за кипарисовый крестик братнины четки. Темно-багровые, наполненные хозяйской силой так, что в глубине рубинов иногда начинали тлеть багровые искры... Подхватив, Дмитрий привычно устроил их на руке, в два витка охватив запястье так, чтобы крестик был точно под указательным пальцем.
  Дон-н, дон-н, дон-н-н!!!
  Стены Теремного дворца изрядно смягчили гулкий голос колокольни Ивана Великого - и словно отвечая ему, все в покоях разом задвигались. Пока государь-наследник покидал дворец и шел на Красную площадь - вокруг него словно сам по себе образовался плотный круг из Ближней свиты, отбивающей все попытки разных нахалов пристроиться поближе к будущему царю. И надо сказать, желающих хватало! Занятые делом, ближники как-то упустили тот момент, когда царевичи вместе с барышней Гуреевой отстали и свернули куда-то в сторонку. Потом уже самим "охранителм" пришлось отойти к отцам и старшим братьям - пока Великий государь Иоанн Васильевич прямо в воротной арке Никольской башни давал своему первенцу родительское благословление.
  - Ого, сколько!
  Для царской семьи и особо приближенных загодя приготовили место на стене Кремля - аккурат напротив недавно сколоченного помоста, против обыкновения не застеленного даже самыми плохонькими ковровыми дорожками. И теперь именно этот помост и выделялся в разлившемся по Красной площади людском море, затопившем не только саму площадь, но и все доступные проулки с подходящими крышами. Негромкий гул отдельных "капелек" сливался в мощный рокот, пока еще мирный и преисполненный легкого любопытства, а так же ожидания... Чего-то.
  - Дуня. Дуняша!
  Замершая напротив бойницы царевна откликнулась на зов братьев только с третьего раза.
  - Чувствуете? Как громадный и переменчивый зверь...
  Пока ученица Аглая непонимающе хлопала глазами, царевичи усадили сестру в накрытое медвежьей шкурой креслице и строго предупредили:
  - Закрывайся!
  - Отгораживайся, Дунь!
  - А? Да-да...
  У подошедшей вскоре Дивеевой был очень схожее поведение: ненадолго остановившись и выглянув в проем между зубцами, она внезапно дернулась и отшатнулась, морщась и потирая виски.
  - Слишком сильно... Как только наставник такое терпит?!
  Катнув желваки, царевич Иван как самый нечувствительный по части эмпатии негромко напомнил:
  - Брат что говорил?! Взяли и закрылись, или сей час к батюшке пойду, чтобы неслухов обратно в дворец отвели!!!
  Пока зеленоглазая брюнетка непонимающе хлопала пушистыми ресничками, Федор, Евдокия и Домна спешно воздвигли в разумах дополнительные барьеры, отгораживаясь от эмоций собравшихся за стеной москвичей. Безобидных по-одиночке, и терпимых в небольшой толпе - но когда многотысячное собрание людей думает и чувствует в унисон... Это уже скорее не толпа, а могучий зверь, способный лишь на простые чувства. Простые, но при том невероятно сильные и яркие, легко способные свести с ума отдельные слабые частицы могучей общности! А уж если кто-то с самого детства оттачивал свою чувствительность к малейшим движениям человеческой души, и достиг в этом деле немалых успехов...
  - Ежели кто почувствует, что вот-вот сомлеет, тут же говорите. Понятно?
  Оглядев младших (в число коих попала и Дивеева), царевич Иоанн уселся на свое место и приготовился бдить - в кои-то веки радуясь о том, что в эмпатии он всего лишь крепкий середнячок, и сможет присмотреть за родными и близкими. Вскоре на стену поднялся батюшка, оставивший своих ближников в небольшом отдалении: прислонив посох к кирпичному зубцу, он уселся и смежил веки, зашептав молитву-обращение к Богородице. Но вот в последний раз прозвенели колокола - и людское море постепенно затихло, заметив, как из раскрывшихся ворот Николькой башни вышла одинокая фигура с посохом. Пока она шагала к помосту, бдящий Иоанн Иоанович услышал жалобный скрип дерева и тут же встрепенулся, окинув все креслица быстрым взором. И тут же отвернул лицо: это отец так сильно сжал подлокотник, что тот потихоньку отрывался от своего основания...
  - Народ мой... Люд православный, москвичи и гости столицы!
  Взойдя на возвышение, Дмитрий остановился недалеко от края. Постоял так с полминуты, а затем медленно стянул с лица узкую тряпицу, скрывавшую страшные бельма его слепых глаз. После недолгого молчания по морю людских голов пошли многоголосые волны тихих стонов и сдавленных восклицаний - а слепец на том не остановился, сняв и Золотую шапку. При виде короткой седины стенания стали громче, стали доноситься выкрики и что-то невнятное, но явно несущее угрозу врагам любимого государя-наследника... Однако могучий зверь разом присмирел, стоило ему увидеть вздетую вверх руку.
  - Я провинился перед вами! Проявил слабость, подвел батюшку и семью... А посему - народ мой!
  Одним коротким движением воткнув-утвердив посох на помосте, государь Московский и Великий князь Литовский плавно опустился на колени и склонил голову:
  - Прошу: прими покаяние мое...
  
  
  
  
   Глава 4
  
  
  
  Укрытый бархатистым покрывалом ночи, под присмотром полноликой красавицы-луны - мирно дремал и видел яркие сны славный город Вильно. И делал бы это и дальше, ведь до утра еще было несколько часов, и можно было бы досмотреть предутренние, самые сладкие и интересные сны... Да вот только в Большом дворце Великих князей Литовских, Русских и Жамойтских, что возвышался над спящим городом, вдруг началась непонятная суета. Зачин ей положила пятерка русских дворян, возглавляемая ретивым гонцом-сеунчем в алой шапке: разбрызгивая шипастыми подковами жеребцов рыхловатый снег, всадники уверенно пролетели по тихим улицам стольного града, оставляя за собой многоголосый лай цепных кобелей. Только-только собаки успокоились и вслед за ними перестали перекрикиваться люди-сторожа, как в сонный город пожаловала ертаульная сотня Черной тысячи - слыша которую, псы вновь начали шуметь, тревожа и будя поневоле просыпающихся тут и там хозяев. Ну а когда по улицам потекла река линейных сотен дворцовой стражи, тут уж переполох пошел по всему городу - включая и Большой дворец Великих князей Литовских. Нет, понятно, что дворня в нем сильно загодя готовилась к возвращению хозяина, старательно намывая и натирая воском полы, выбивая-выхлопывая пыль из ковров и гобеленов, жарко протапливая жилые покои, натирая развешенное по стенам оружие и щиты... Такое усердие бы было достаточным, если бы не знание того, что с повелителем прибудет и его сестра: и если царевна Евдокия была хотя бы вполовину придирчива как покойная королева Бона Ягеллон... Самые пожилые из прислужников, прекрасно помнящие жестокий нрав вздорной итальянки, в открытую шептали молитвы, чтобы Бог охранил и уберег их от этакой напасти! После чего с удвоенной силой гоняли молодых служителей, и чем ближе был миг появления господ, тем больше обнаруживалось всяких недоделок и неустроенностей - отчего великокняжеская резиденция все больше напоминала этакий курятник во время пожара, в который вдобавок еще и лиса забралась. К тому же, характерный шум и огни со стороны Большого дворца отозвался своеобразным эхом в городских усадьбах знатнейших и именитейших мужей Литвы, уже истомившихся в ожидании возвращения Великого князя. Так что теперь все эти ожидальщики торопливо подскакивали с нагретых постелей, на ходу плескали едва теплой водой в свои изрядно помятые со сна благородные лики, и хрипло рычали на зевающих слуг, чтобы те скорее тащили праздничные одеяния. Ведь радость-то какая! Наконец-то в Вильно вернулся любимый, а некоторыми так даже и обожаемый государь Димитрий Иоаннович!!! В отсутствие которого низовая шляхта совсем распоясалась и начала как-то уж слишком нехорошо поглядывать на богатую магнетерию и природную знать Великого княжества Литовского. Да что там! Иные нищеброды, у которых всего имущества за душой - лишь герб да сабля на поясе потертых штанов, уже чуть ли не в открытую голосили, что это именно ясновельможное панство поднесло отраву благословенному самим Господом правителю! Даже и конкретные фамилии уже звучали, причем наибольшей "популярностью" отчего-то пользовались Радзивиллы, Вишневецкие и Сапеги... И ведь многие скорбные головой шляхтичи верили этим гнусным наветам! Сомневаясь лишь в том, кому именно продались большие чины Пан-рады: большинство думало на круля Юхана Второго, а меньшинство почему-то нехорошо поглядывало на католического епископа Протасевича. Ведь всем известно с давних пор, что яд излюбленное оружие именно католического клира - а те же Сапаги, например, совсем недавно всем семейством перешли в католичество, и им бы полезно продемонстрировать верность Ватикану...
  Третьей, и пожалуй, самой малочисленной группой среди беспокойной низовой шляхты были сторонники версии, в которой основным виновником был Гохард Кеттлер - последний ландмейстер недавно канувшего в небытие Тевтонского ордена. Многим в Литве было доподлинно известно, что сей самозванный герцог бывшей Курляндии и Семигалии был весьма милостиво принят и обласкан при польском королевском дворе. Опять же, судя по внезапно запылавшему в Ливонии мятежу вечно-нищих ливонских баронов, круль Юхан весьма щедро отсыпал талеров бывшему магистру Ордена. Были у Кеттлера и иные доброжелатели, нанявшие для него сразу три роты германских ландскнехтов и организовавшие небольшой приток добровольцев из коронных земель самой Польши и курфюршества Бранденбургского...
  - Эй, кто там! Факелов поболее, и ковры обмахните... Натоптали уже, ироды!
  Во внутреннем дворе каменной громады у подножия Замковой горы внезапно стало очень многолюдно - вот только все эти новые люди как один позвякивали чернеными бахтерцами и оружной сталью, с подозрением взглядываясь в собравшиеся тут и там густые тени. Впрочем, ныне и с оружием, и с подозрениями в Вильно никакого недостатка не испытывали: в воздухе раннего марта понемногу начинало пахнуть войной, чадным дымом пожарищ, и большой кровью. Правда, безземельной шляхте и панцырным болярам еще было не вполне ясно, кого именно они будут резать, жечь и грабить - но что это будет обязательно, сомнений не было ни у кого. К тому же и поляки обнаглели чрезмерно, и степняков неплохо было бы приструнить, и в Ливонии навести порядок - а желанную определенность в этот важный и поистине животрепещущий вопрос должен был внести именно Великий князь Димитрий Иоаннович. И как государь Литвы, уже успевший завоевать сердца немалой части своих подданных; и как старший сын Царя Московского, способного при желании быстро собрать и отправить под руку любимого сына-наследника войско в пятнадцать-двадцать тысяч добротно снаряженной дворянской конницы. В которой у каждого второго ныне был отличный доспех - настолько хороший, что в нем можно было смело вставать в первую линию! А у каждого четвертого московита, вдобавок к привычным луку, сабле и копью, в седельных саадаках теперь лежали и "длинные" рейтарские пистоли. Или даже короткий мушкет - крупная дробь которого косила накоротке врагов ничуть не хуже пушечной картечи. Опять же, у правителя Русии ныне под рукой была почти целая тысяча тяжелых рейтар, и еще один рейтарский полк как раз спешно набирали и натаскивали на правильный бой опытные испанские наемники. Да и пушек было преизрядно... Знатные "гирьки" на весы любой войны, весьма утяжеляющие голос своего владельца, и придающие оному особую убедительность! Мало того: вслед за первой ратью через месячишко-другой царь мог отправить еще одно войско, только уже в тридцать-сорок тысяч клинков, зажатых в дланях опытных и жадных до воинской добычи помещиков. И все это, не ослабляя порубежных полков на границе со степью и Крымом!.. А ведь еще были союзные ногаи из Большой орды, казанские и касимовские татары, черкесские уорки: - всегда голодные, всегда готовые хорошенько пограбить в составе сильного войска... Не-ет, от нынешнего московита так просто сабелькой не отмашешься и стрелой не отгонишь! Посему, все очень-очень ждали законнного государя Димитрия Иоанновича, за спиной которого отчетливо виднелась тень его грозного отца - и желанной всеми определенности, без которой никто не рисковал даже и привычными шляхетскими сварами и соседскими междусобойными набегами развлекаться. А ну как посчитают, что ты этим поддерживаешь бунт ливонских баронов-недоумков?
  - Едут! Е-е-еду-ут!!!
  Глупого молодого истопника, вылезшего поглазеть и вздумавшего заголосить об этом едва ли не на все Вильно, тут же заткнули небрежной зуботычиной. Потому как и без всяких сопливых всем уже были вполне видны пять непривычно-больших возков в окружении постельничей стражи. Хотя, что взять с дурного холопа? В ногах не путается, и то ладно...
  - Тп-рру!!!
  К парадному крыльцу подъехал не первый, и даже не второй из возков, а сразу третий: подскочивший Михаил Салтыков аккуратно распахнул дверцу, оббитую изнутри белой кошмой, и почтительно поклонился. Его движение тут же отзеркалила и старшая челядь Большого дворца, приветствуя ступившего на расстеленные ковры своего господина и повелителя. Тот же, глубоко вздохнув и потянувшись, подал руку красивой юной деве, помогая той покинуть теплое нутро дорожного домика на салазках. За первой девицей на свежий воздух еще одна, блеснувшая в зыбком свете факелов колдовской зеленью глаз: и совсем уж неожиданным было появление крупного гепарда в изукрашеном златом-серебром ошейнике. Пока зеленоглазка передавала Великому князю светлый посох, большая кошка вдумчиво принюхалась и брезгливо потрогала лапой ноздреватый снег за пределами ковровой дорожки. Затем, недовольно дернув хвостом, перетекла поближе к хозяйке и потерлась скулой о ее бедро - заодно подставляя лобастую голову под возможную ласку. Погладив хитрюгу, синеглазая путешественница поправила шитую разноцветным бисером рукавичку и зябко повела плечиками:
  - О-ох, Митя, ну наконец-то добрали-ись...
  Украдкой зевнув, Евдокия Иоанновна открыто потянулась - прямо как ее любимица Пятнышко. После чего, шагая вслед за братом и время от времени шикая на отстающую кошку, с любопытством стала разглядывать его литовское жилище, невольно сравнивая оное с родным Теремным дворцом. Тем временем их свита тоже понемногу покидала возки, подтягиваясь из чуть посеревшей и посветлевшей предутренней темноты к освещенному крыльцу: и если мужская часть сразу направлялась внутрь уже знакомого им дворца, то девицы-красавицы из свиты царевны сначала неуверенно осматривались и кучковались вокруг боярыни Челядниной. И только после того, как сия вдовствующая "наседка" всех их осмотрела и пересчитала, они медленно проследовали за ожидающей их личной государевой челядинкой Леонилой и сразу тремя местными служками. Которые негромко и почтительно извещали новоприбывших о приуготовленных для них натопленных покоях, где уже стояли дубовые лохани с горячей водой для "быстрого" омовения, и о суетящихся на поварне стряпухах, готовящих первый ранний завтрак. Боярыня благосклонно кивала, зорко следя за подопечными - которые, в свою очередь, активно шептались и крутили головами по сторонам - а на покинутом ими крыльце уже суетилась дворня, скатывая дорогие персидские ковры, пока постельничие уводили санный поезд в направлении великокняжеских конюшен... Впрочем, пустым внутрений двор Большого дворца пробыл недолго: стоило только небу посветлеть, как один за другим по хрусткому снегу стали подкатывать возки членов Комиссии, которую Димитрий Иоаннович создал для расследования попытки своего отравления. Первым явился великий гетман литовский Григорий Ходкевич, почти сразу же за ним на ступени крыльца ступил и великий канцлер литовский Николай Радзивилл. Пешком, как и полагается смиренному христианину, пришел явно чем-то недовольный (если не сказать печальный) епископ виленский Протасевич. В отличие от церковного иерарха, великий подскарбий литовский Остафий Волович наборот, был весел и улыбчив - что для главного казначея Литвы было, вообще-то, нехарактерно. Ну и самым последним (хотя должно было бы быть с точностью до наоборот) проскакал по ступеням сильно спешащий великокняжеский секретарь князь Константин Острожский, позволивший себе внутри дворца перейти на откровенную рысь. Кто знает, в каком настроении вернулся правитель Литвы?
  - Долгие лета, государь!..
  - Благодарю, и желаю того же.
  Холодный тон Великого князя не вполне соответствовал смыслу его слов, зато внятно предупреждал любые вопросы подданных, могущие возникнуть при виде узкой повязки на его глазах. Свою лепту в установление теплой атмосферы в великокняжеском кабинете внес и хозяйский кафтан из траурно-черного шелка - отчего-то порождавший у присутствующих мысли о вполне возможной холодной темнице, раскаленном железе в руках опытного ката и тому подобных нехороших вещах.
  - Как видите, случившееся некоторое время назад не осталось без последствий. Впрочем, если будет на то воля Божия, зрение вернется ко мне спустя год или два...
  Склонив голову, Димитрий Иоаннович словно бы поглядел в сторону своего секретаря, аккуратно подливающего свежих орешковых чернил в серебряную емкость на своем стольце.
  - Ныне же, я желаю услышать о результатах пристрастного расследования, что я повелел вам учинить... И в первую голову о том, почему не сохранили тайну о случившемся!
  Члены Пан-Рады коротко переглянулись, решая, кто из них возьмет на себя роль громоотвода великокняжеского гнева. По старшинству чинов и влиянию должен был великий канцлер Радзивилл, но оный ныне был несколько стеснителен и зримо печален. Так что пришлось возвысить голос Ходкевичу:
  - Государь, от меня на сторону ничего и никому не ушло - готов о том и клятву принести! Как только ты отъехал в начале зимы, так по Вильно и пошли слушки о... Кхм-кхм, подлом злоумышлении.
  Подтверждающе качнув лысеющей головой, и с растущим изумлением увидев, что лицо правителя тут же повернулось точно в его сторону, пожилой казначей поспешил дополнить ответ главного воеводы:
  - Проговорился кто-то из дворцовой охраны, государь, но кто именно, вызнать так и не удалось. Наверное, видели, как твои постельничие стражи схватили отравителя - и уже сами додумали остальное. Или слуги не удержали языки за зубами... Сейчас уже и не узнать, кто первым отворил уста, государь.
  - Плохо.
  Скребнув по полированной поверхности стола пальцами, затянутыми в тонкие замшевые перчатки, Димитрий помолчал, нагнетая напряжение. И лишь затем милостиво разрешил именитым вельможам разместить свои зады на гостевых стульях.
  - Надеюсь, в установлении истинных виновников покушения вы были более удачливы?
  Радзивил все так же скорбно молчал, епископ Протасевич его в этом всемерно поддерживал - зато Волович и Ходкевич прямо светились от удовольствия, время от времени поглядывая на князя Острожского. У которого на стольце как раз и лежали результаты усердного труда всех членов сыскной Комиссии: однако сам Константин всеми силами демонстрировал присутствующим, что он всего лишь великокняжеский секретарь. И вновь незрячий хозяин кабинета каким-то образом заметил взгляды своих вельмож на пухлую укладку из толстой темно-коричневой кожи с тиснением, набитую исписанной бумагой:
  - С допросными листами и всем прочим я ознакомлюсь позже. Пока же - своими словами самое главное. Отравитель выдал того, кто его сподвиг на злодеяние?
  - О да, государь! Поначалу мерзавец отмалчивался, но же его разговорили: яд ему передал аббат Полоцкого монастыря бернардинцев, а главный зачинщик и вдохновитель...
  Скорбно вздохнув, казначей как бы нехотя озвучил имя главного отравителя - оказавшегося троюродным племянником канцлера литовского, Юрием Радзивиллом. Пока Великий князь молчал, дядя изменника успел сильно побуреть лицом и посинеть губами от волнения - однако Димитрий не стал его терзать, а лишь негромко уточнил у Воловича:
  - Что показал полоцкий аббат?
  - Его кто-то предупредил, государь, и он смог скрыться от посланных по его душу маршалков.
  Повернув лицо к страрающемся быть невозмутимым епископу Протасевичу, молодой правитель укоризненно обронил:
  - Плохо. Для тебя плохо, Валериан - ты же это понимаешь?
  Страдальчески изогнув брови, иерарх перекрестился и слегка поклонился царственному слепцу - хотя насчет этой его немощи у всех уже были довольно сильные сомнения.
  - В каждом стаде есть паршивая овца, государь мои Димитрий Иоаннович. Я приложу все свои скромные силы к тому, чтобы непременно его сыскать и склонить к искреннему покаянию.
  - Что же, времени тебе на это благое дело до начала лета. Но коли не сыщешь мне аббата, то пеняй на себя - опалюсь на весь монастырь разом. Что же касается Юрия Радзивилла... Где твой родич, Николай? Почему не желает сам развеять возможные наветы?
  Канцлер литовский явно через силу выдавил из себя нерадостную весть:
  - Он тайно от всех сбежал в Краков, перешел там в католичество и принял монашеские обеты. Прости, государь...
  Промолчав, хозяин дворца задумчиво постукал пальцами по столешне.
  - Действительно: в каждом стаде бывает... Гм. И все же, я даю ему возможность одуматься и покаяться, явившись в Вильно на суд мой до наступления лета. До той поры все его имения и имущество будут управляться дьяками великокняжеской казны, и Николай - если беглец пришлет тебе какое послание, не таи его от меня.
  Старший Радзивилл оживал прямо на глазах, поняв, что опала только что его миновала.
  - И не помышлял об ином, государь!
  Небрежно положив десницу на пухлую стопку желтоватых бумажных листов и явно не раз скобленого и исписанного пергамента, что лежала на его столе, Димитрий Иоаннович повернул лик в сторону великого гетмана Ходкевича и недовольно поинтересовался:
  - Мне понятно теперь, отчего в донесениях постоянно треплют имя Радзивиллов. Нет тайны и в упоминании Сапег: богаты, врагов нажили немало, да и как сменившие веру под подозрением - всем известно, как часто новообращенные в католичество проявляли дурное рвение... Но Вишневецкие? Каким образом они попали на языки шляхты? Или мой юный чашник тоже замечен в какой-то крамоле?
  - Э-э?.. Нет, государь, ни он сам, ни его достойный отец ни в чем таком... Тут скорее отличились дядья юного княжича.
  - Да? И что с ними не так?
  Раскатисто кашлянув, на помощь временному союзнику пришел подскарбий Волович, с нескрываемым злорадством пояснивший:
  - Канцлер поставил их надзирать за возведением новых крепостиц на границе с Диким полем, а они в том деле изрядно проворовались. К слову, и лопаты с пилами из тульского уклада они тоже большей частью покрали и продали иноземным негоциантам.
  - Вот как?.. Это же та ветвь семьи, что владеет Вишневцами?
  - То так, государь.
  Как-то неопределенно поведя плечами, молодой правитель неожиданно мягким голосом обратился к великому канцлеру литовскому, отчего-то вновь успевшему налиться дурным багрянцем пополам с синевой:
  - Николай, доведи до корыстолюбивых князей, что у них месяц, чтобы внести в казну все уворованное - и еще два раза по столько же сверху. Иначе я заберу в казну их родовое имение.
  Побурев еще больше по вине проворовавшихся соратников, Радзивилл послушно подтвердил:
  - Исполню, государь.
  Убрав правую руку с доносов... То есть донесений, Дмитрий так же напоказ положил уже левую на еще одну стопочку грамоток. Верней сказать, писем, автор которых, узнав свои послания, тут же оживился и даже как-то нетерпеливо ерзанул на своем стуле. Воевать главный военачальник Литвы умел и любил...
  - Теперь о иных делах. Вы главные чины Пан-Рады; те, чей голос имеет решающий вес в любом обсуждении и расправе дел государственных. Поэтому ответствуйте мне: является ли мятеж ливонских баронов подлой изменой и нарушением клятвы верности трону?
  Не сговариваясь, все присутствующие тут же утвердительно кивнули, а каноник виленский еще и усугубил обвинения:
  - Семь казней египетских на их головы! Виновны не только перед тобой, государь мой Димитрий Иоаннович, но и перед Господом нашим Иисусом Христом, ибо клялись на кресте, и его именем!!!
  Благосклонно кивнув правильно понимающему текущий политический момент Валериану, правитель заметил:
  - Казней не обещаю, но места в каменоломнях хватит всем... Григорий, как идут приготовления к походу на мятежников?
  Для приличия размашисто перекрестившись, великий гетман литовский Ходкевич с довольной улыбкой признался:
  - Грех жаловаться, государь: хорошо! Шляхта застоялась, а тут такой повод!.. К новой траве закончим готовить обозы, и, если будет на то твоя воля, выступим.
  - Первая хорошая весть за сегодня... Ах да! Во исполнение союзного договора, отец мой, Великий государь всея Русии, шлет в помощь полк рейтар и четыре тысячи дворянской конницы. А так же дюжину малых осадных жерл с опытными пушкарями: на баронские крепостицы и того много будет. Ты, Григорий, будешь наковальней, а московские полки под твоим командованием - молотом...
  Великий гетман на это лишь довольно кивал, предвкушая: с такой силищей он всех мятежных барончиков как зайцев в поле будет гонять!
  - Николай: я желаю держать совет с шляхтой, посему готовь Вальный сейм на первый месяц лета. Заодно обсудим судьбу освободившихся поместий и владений в Ливонии...
  Великий канцлер по примеру Ходкевича уверено склонил голову.
  - На сегодня все, ступайте.
  Когда пятерка мужчин поднялась и направилась на выход, голос Великого княза остановил Николая Радзивилла, повелев тому задержаться ради отчета о последних вестях их королевства Польского. Створки двери мягко закрылись, канцлер сел обратно на свой стул и принял вид, преисполненный глубочайшей печали.
  - Николай, как ты мог так оплошать?!?
  Вздохнув, возможный тесть правителя Литвы хриплым голосом ответил:
  - Если бы только мог, Димитрий Иоаннович, сам бы удавил гаденыша. Своими собственными руками!
  Откинувшись на высокую спинку своего стула, младший государь царства Русского досадливо подтвердил:
  - Лучше бы и в самом деле загодя придушил. Перед самым отъездом из Москвы я говорил с батюшкой о брачных делах, и он с большим интересом выслушал мои соображения насчет одной девицы из очень знатной семьи...
  Сглотнув и непроизвольно облизав моментально пересохшие губы, Радзивилл уточнил:
  - София-Агнешка? Или Анна-Магдалина?
  Размеренно стрягивая перчатку с пальцев левой руки, возможный жених небрежно отмахнулся:
  - Отцу все равно, ему нужны внуки, и поскорее.
  - Значит, он согласен?!!
  - Батюшка БЫЛ согласен. Теперь все осложнилось...
  Если бы не правила приличия и мужская гордость, Николай Радзивилл мог бы и застонать в полный голос. Чертов Юрий, да чтоб ему в аду котел погорячее попался!!! Меж тем, стянув одну перчатку, хозяин кабинета принялся за вторую - и канцлер не мог не отметить, что кожа на его руках оправилась от яда, и уже вполне чиста и бела.
  - Вот что, Николай. Нам теперь нужен подвиг.
  - Эм...
  - Батюшка не раз мне говорил, что нам ОЧЕНЬ нужен мир и спокойствие со стороны Польши. Как только закончишь рассылать гонцов о грядущем Вальном сейме, собирай посольство и отправляйся к брату моему Юхану, крулю Польскому. Не знаю как, но добудь мне этот мир. Хотя бы на три года. Пять - совсем хорошо, а десять вообще прекрасно! С собой возьми всех трех князей Вишневецких и главу рода Сапег: надо убрать их с глаз шляхты, а то... Как бы дурного не свершилось.
  Говоря, Дмитрий вытянул из небольшого кармашка своего кафтана невзрачный перстенек, в оправе коего тускло поблескивал дешевый аквамарин - и, повертев его в пальцах, положил перед собой на стол.
  - Пока совершаете посольство, самые буйные отправятся в Ливонию вместе с Ходкевичем, и всем станет не до вас. Николай?
  С великим канцлером после появления перстенька стало происходить что-то непонятное: он сначала замер, а потом обмяк и расслабился, словно начал слышать что-то очень хорошее и даже приятное для себя. Вот только глаза как-то странно остекленели...
  - Да-а?..
  Меж тем голос правителя стал еще тише, обретя невероятную властность и глубину:
  - Вот твое время и пришло, Николай. Когда доберешься до Польши, ты знаешь, что там делать - и что обещать королю Юхану Вазе. Ведь правда?
  Утвердительно кивнув, Радзивилл счастливо и чуточку глуповато улыбнулся, поднимая лицо к подходящему к нему ближе Великому князю. Медленно проведя ладонью над головой "тестюшки", седовласый "жених" замер в недвижимости на несколько долгих минут - и лишь его пальцы временами едва заметно шевелились, словно играя на невидимых струнах чужой души. Затем он вернулся обратно на свой стул, мимоходом смахнув оказавшийся очень важным перстенек, и откинулся на резную спинку с тихом ожидании. Недолгом: звучно и очень резко щелкнув пальцами Дмитрий едва успел опустить руку перед тем, как Николай Радзивилл по прозвищу Черный несколько раз сморгнул и пришел в себя:
  - Э-эм, прости, государь, я упустил нить твоих рассуждений?
  - Да какие рассуждения, Николай, я просто пожелал тебе удачи.
  Вздев себя на ноги, фактический глава Пан-Рады прижал руку к груди напротив сердца и признательно поклонился. Так, едва-едва, но с большим и глубоким чувством - после чего отправился радовать дочек тем, что ничего еще не потеряно, и у одной из них все еще есть шанс примерить венец Великой княгини! Что же касается будущего "зятя", то он после ухода канцлера тоже покинул свой кабинет, скорым шагом добрался до Опочивальни с ее большой и удобной кроватью, на которую и завалился, яко подрубленное у корня дерево.
  - У-фф... Лети, голубь мира, лети. Главное, не обгадься там раньше времени...
  
  
  
  ***
  
  
  
  С возвращением правителя, в Литву заглянула и красавица Весна, теплая улыбка которой всего за пару седьмиц отогрела воздух и землю от студеного дыхания ее вечно-суровой сестрицы. На полях сошли последние остатки снега, обильно увлажняя будущие пашни и засеянные озимыми наделы; понемногу начали набухать почки на деревьях, грозя скорым появлением нежной зелени - а уж как оживилась разная пернатая мелочь! Впрочем, и люди не сильно отставали от тварей земных и небесных, ибо весна горячила кровь и туманила разум, и даже самый дряхлый старик, кое-как выбравшийся под свет особенно ласкового по весне солнышка - нет-нет да и поглядывал на молодок и вполне себе мужних жен, скинувших успевшие опостылеть за зиму толстые и теплые одежки. Ибо женская красота способна радовать мужские сердца в любом возрасте, особенно если дева ликом пригожа и на улыбку щедра... Наслаждались теплыми деньками и Большом дворце, благо небесное светило изрядно прогрело каменные хоромы, и на галереях второго и третьего этажа стало вполне приятно не только совершать прогулки, но и посидеть-почитать, или даже почаевничать.
  - Гау!
  - Пф-ф-мряу!!!
  Вот только с тишиной во внутреннем дворе было плохо, ибо хозяин дворца в окружении ближней свиты изволил предаваться великокняжеским забавам. Возле одной из стен была установлена перекладина, на которой подвесили три небольших туго набитых соломой мешка - уже порядком измочаленных меткими попаданиями, и больше напоминающих дикобразов. Позади них щетинился торчащими стрелами большой щит-павеза, на котором кто-то довольно талантливо намалевал страховидную рожу с рогами - подписав ее для самых непонятливых как "вор Гохард Кеттлер".
  - Гау-ф!!!
  - Да заетитское же ты отродье!
  - Ха-ха-ха...
  Всем своим истерзанным видом и мешки, и рожа наглядно показывали и доказывали любопытствующим зевакам-видокам, что нынешнее молодое поколение родовитой шляхты прекрасно знало, как правильно растягивать тугой боевой лук. С саблей тоже не плошали, да и политике с интригами уже вполне недурственно себя показывали. Нет, клыки вровень с отцовскими княжата еще не отрастили, но это ж только пока...
  Кроме веселых стрельбищ, сопровождавшихся смехом и беззлобными шутками, государевы ближники развлекались, наблюдая за тем, как по внутреннему двору за большой пятнистой кошкой носилась четверка взрослых меделянов. Больших, могучих и порой не очень разворотистых: но учитывая вес и поистине дурную силу взрослых кобелей, это были проблемы исключительно тех, кто стоял на их пути и мешал увлеченно гоняться за верткой и быстрой целью. В обычное время псы преданными тенями сопровождали юную царевну Евдокию, не стесняясь свирепо порыкивать, когда кто-то пытался приблизиться к ней ближе позволенного - а теперь вот они резвились возле малой свиты государя Димитрия, временами откровенно выпрашивая ласку, и тем самым напоминая беззаботных и ласковых щенков-сеголеток... У хозяина выпрашивая, и ему напоминая. Остальные же прекрасно знали, что это такое бегает рядом с ними, и видимой дружелюбностью меделянов не обманывались: сами не раз ездили на псовые охотничьи травли, и своими глазами доподлинно видели, сколько кровавых дел может натворить всего один рослый пес.
  - Ох-х!.. Чертов теленок!..
  Увы, но при всем своем старании и желании, тяжеловесным зубастикам до настоящих гончаков было далеко, чем и пользовалась к своему удовольствию шкодливая гепардиха Пятнышко, дразня и обфыркивая своих неутомимых "кавалеров". Попутно доставалось и людям: уже несколько раз прислуживающая дворня и новые свитские Великого князя Литовского допускали обидную оплошку, не успев вовремя отскочить с пути живого тарана. После чего под смех и улыбки окружающих влипали в стены, или же кубарем летели на каменные плиты - с которых затем очумело вставали, бурча нехорошие слова и ощупывая себя на предмет шишек и синяков. Однако вот что странно: при всем своем пренебрежении к живым препятствиям, давних ближников хозяина меделяны исправно огибали. Да и под стрелы по-глупому не подставлялись - зато постоянно поглядывали на веселящихся лучников глазами, полными скрытого ожидания той самой команды.
  - Хау-фф!? Х-гаф-гау...
  Впрочем, минут через десять опасность неожиданных столкновений сошла на нет: исключительно ловкая и резвая, но не такая выносливая как ее преследователи, пятнистая кошатина в один момент позорно сбежала, в один прыжок исчезнув в открытом проеме двери. Минут через пять ее приметная шкура мелькнула на галерее третьего этажа, где Пятнышко и улеглась на приятно-прохладные каменные плитки пола, вывалив наружу розовый язык и успокаивая жарким дыханием ходящие ходуном бока. Что же до ее напарников по веселым игрищам, то пару раз победно гавкнув, они начали новую забаву, наперегонки бросаясь за кидаемой им хозяином палкой. Налетая на нее и тут же устраивая веселую и забавную свару, с басовитым рыком перетягивая-отбирая друг у друга суковатый кусок измочаленного дерева - пока очередной счастливчик не приносил погрызенный дрючок в хозяйские руки, и не получал заслуженную ласку, бешено молотя по воздуху коротким хвостом. После чего вся стая тут же начинала кружить вокруг Великого князя и нетерпеливо пофыркивать-поскуливать в ожидании его очередного броска.
  - Х-гау-ф!?!
  - Да нате вам. Х-ха!!!
  Пока очень верные, и до безумия бесстрашные зубастики с удовольствием соперничали за погрызенную деревяшку - иные княжичи с не меньшим удовольствием спорили-ставили на конкретного пса и передавали друг другу мелкие ставки. Хотя и не все: кое-кто из свитских старался словно бы невзначай покрасивее встать, и пометче стрелу пустить, кидая осторожные взгляды на прогулочные галереи верхних этажей великокняжеского дворца. Последнее время там частенько появлялись девицы из свиты царевны Евдокии - да и сама она завела привычку устраивать чаепития на свежем воздухе. Или просто сидеть в креслице, с каким-нибудь рукодельем-вышивкой... Хотя в ее холеных ручках все же гораздо чаще видели какую-нибудь толстую книгу. Учитывая искреннюю набожность самого государя, то и сестра его наверняка читала какие-нибудь редкие жития святых - что позволяло иным отчаянным смельчакам при случае невозбрано любоваться ее нежным, и очень красивым личиком.
  - Х-гау!?
  - Ух-х!.. Ах ты, сярун зубастый!!!
  Подкравшийся сзади к Янушу Острожскому кобель вновь басисто гавкнул: и невольно подпрыгнувший на месте княжич мог бы поклясться, что подлючий пес еще и брыли растянул в насмешливом оскале! Впрочем, еще одно пополнение ближнего круга молодого литовского государя - Александр Ходкевич, тоже не смог удержать лицо, быстро отвернувшись и дрогнув плечами в беззвучном смехе. Юный чашник Вишневецкий и двенадцатилетний "рында с саадаком" княжич Олелькович-Слуцкий поддержали его, открыто прыснув смешками - и кто знает, как бы отреагировал семнадцатилетний сын-наследник великокняжеского секретаря, если бы в этот же миг на прогулочную галерею третьего этажа не начали выходить девицы-красавицы царевниной свиты. Радостно защебетавшие при виде уже накрытого чайного столика и низеньких, но таких удобных лавочек со спинками - они скорым шагом направились к манящим их своим румяным видом ватрушкам и пирожкам, но уже на втором шаге сильно замедлились и начали постреливать глазками на шумное веселье. Княжна Старицкая первая махнула рукой старшему брату, следом за ней приветливо улыбнулась братцу и Настя Мстиславская; важно кивнула родичу из младшей ветви Софья Ходкевич; прошлась по литовским и русским ровесникам внимательным взглядом Марфуша Захарьева-Юрьева, подпираемая со спины юной Бутурлиной. Увы, но возможные ростки нежных чувств безжалостно растоптала вдовствующая боярыня Захарьина, наконец-то догнавшая подопечных и ворчливо у тех поинтересовавшаяся:
  - Чего стоим?!
  Ойкнув, молодые кобылицы шумно убежали на лавочки, рассевшись там с таким видом, будто всю жизнь только и мечтали уйти в монастырь. Увидев затянутую в темные одежды грозную боярыню, мигом вспомнили о приличиях и добры молодцы - тем паче, что Великому князю наконец-то надоело гонять по внутреннему двору неугомонных медельянов, и он скомандовал им возвращаться к Евдокии. Умная гепардиха Пятнышко, к слову, уже отдохнула и теперь вовсю "помирала от голода" на виду у любимой хозяйки, выпрашивая что-нибудь вкусненькое... Однако, просто так уходить было как-то не с руки, и рано поседевший восемнадцатилетний правитель решил порадовать глазеющих на него подданных, плавным жестом подозвав к себе малолетнего рынду Юрия. Тот, подбежав, чуточку неловко подсунул под манаршью десницу уже открытый саадак, уже и не удивляясь тому, как уверенно слепой Великий князь достает лук и моточек плетеного шелка. Согнув недовольно скрипнувшие тугие рога и накинув на них едва слышно загудевшую тетиву, Димитрий Иоаннович ее слегка оттянул и словно бы прислушался. Медленно отпустил, неспешно одел кольцо лучника, затем вытянул из колчана обычный охотничий срезень и изготовился к стрельбе, бросив пару слов стоящему чуть спереди-справа троюродному брату Василию. Князь Старицкий с радостной готовностью вскинул свой дорогущий персидский лук, уверенно вогнав два оперенных снаряда в рогатую парсуну мятежного ландмейстера. Увы, уже изрядно попорченную торчащими из нее предыдущими "знаками внимания" - но место для новых все еще оставалось.
  - Эх-ма... На ладонь выше, и аккурат бы между глаз всадил!
  Склонив голову в сторону досадливо вздохнувшего Мстиславского, правитель земель литовских звучно хмыкнул, затем медленно растянул протестующе заскрипевший лук, замирая так на один длинный миг...
  Сви-ви-тум-к!!!
  Исчезнув с тетивы, и переливисто свистнув специальными выточками в наконечнике, срезень с легким хрустом появился в павезе. И хотя попал он не в переносицу "Гохарда Кеттлера", а в левую скулу - но ближники, а вслед за ними и шляхтичи-зеваки тут же заголосили громкие искренние славословия. Потому что вощеное древко охотничьей стрелы насквозь пробило струганые бревнышки павезы, выйдя с обратной стороны на добрых две ладони. Была бы вместо щита чья-то дурная голова в шлеме - острие наконечника как раз бы и уткнулось в заднюю пластину...
  - Ого!!!
  - Да-а! От такого и шелом не спасет, и кольчужка, я мыслю, не поможет...
  - Пф! Она и от боевого "шильца" не особо-то спасает!..
  - Да я про бахтерец, или даже кованый пансырь.
  - О?! У батюшки есть знатный доспех с булатными пластинами, так вот он как-то раз сулицу прямо грудью поймал, и...
  Под азартный спор родовитых лучников о самой возможности пробить добрую кирасу не менее добротной боевой стрелой, молодая русско-литовская знать потянулась внутрь Большого дворца следом за своим повелителем. За ними стали расходится и переговаривающихся в полный голос зеваки, из допущенной к присутствию шляхты и магнатерии; расслабились и начали исчезать усиленные караулы дворцовой стражи, а из неприметной дверцы вылился ручеек расторопных челядинов, приступивших к наведению порядка после великокняжеских потех. Лишь на галерее третьего этажа девицы-красавицы едва заметно надулись - потому что они уже в который раз пропускали все самое интересное! Вообще, ехать вместе с царевной Евдокией в далекое Вильно им поначалу было боязно и даже откровенно страшно, однако же, путешествовать в теплых возках оказалось вполне удобно - сама дорога надолго не растянулась, да и братья за ними приглядывали. Настя Мстиславская тогда вообще радовалась больше всех, с чего-то решив, что уж у нее-то, наиближней царевниной подружки, в Вильно начнется поистине райская жизнь! Никаких тебе ежедневных домашних хлопот, надоевшей хуже пареной репы вышивки-вязания, и скучных однообразных наставлений от духовника: все вокруг новое и страсть как интересное... Ну и наверняка же будут какие-то развлечения?! А главное - строгий тятенька оставался в Москве, а братец Федор свою сестрицу любил и частенько баловал! М-да, батюшка-то может и остался, да боярыня Захарьина его с успехом заменила, не стесняясь в случае гнева и за распустившуюся косу пребольно дернуть, и за розгу скоренько ухватиться, в случае иных негораздов и провинностей... В общем, порядок и благолепие Анастасия свет Дмитриевна блюла, не жалея нежных девичьих седалищ, будучи строгой и умеренно справедливой тираншей.
  - Ну что за мешкотня, уже и сесть за стол сами не можете?!
  И не было бы родовитым девушкам счастья, да несчастье помогло: две наглых девки-радзивилихи, равно претендующих на то, чтобы стать Великой княгиней Литовской, вызывали в их трепетных сердечках такое праведное негодование, что на этой почве меж московскими княжнами-боярышнями и литовскими шляхтянками как-то незаметно зародилась... Ну, не дружба, но взаимопонимание и легкая приязнь. Опять же, и общие обидные наказания от боярыни-пестуньи, и общие мучения-обучения немало поспособствовали начальному сближению.
  - Марфа, чти молитву!
  Щекастая девица тут же потупила глаза и затянула мерный речитатив:
  - Господи Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие...
  Остальные девушки беззвучно за ней повторяли, бросая быстрые взгляды из-под ресниц сначала на бледноватую хозяйку стола, затем - на духмяную выпечку и пузатые фаянсовые чайники, предвкушая поистине заслуженный отдых. Заслужили же они его своим усердием, ноющей болью в пальцах, изукрашеных пятнами не до конца смытых чернил, усталыми плечами и глазами, в которые словно кто-то сыпанул мелкого песка. Правда, Анастасия Дмитриевна пренебрежительно называла все их страдания обычным нытьем, а мучения и вовсе всего лишь обычными занятиями... И сейчас, всего каких-то полтора месяца спустя, девушки понемногу с ней соглашались, находя нежданную учебу очень даже интересной и дюже полезной. Только вот осознание всего этого пришло к ним вместе со слезами в подушку, жгучей болью от моченых розг, и негромкими выговорами боярыни. А то и царевны Евдокии, которая только с виду была нежным полевым цветочком, на деле же - цепко держала свою невеликую свиту в маленьком, но очень крепком кулачке.
  -...аминь!!!
  Дождавшись, пока Марфа трижды перекрестит блюда с выпечкой, благородные девицы чинно, но при том довольно шустро расхватали ватрушки со сладким творогом и кулебяки, отчетливо косясь при этом на малую мисочку с шоколадными сладостями, стоящую близ боярыни Захарьиной. Затем - на чуток порозовевшую царевну, как раз наливающую себе любимого травяного взвара из стоявшего наособицу чайничка, и жестом разрешившую лакомиться выпечкой и горячим чаем с медом.
  - Поздорову ли, Дуня?
  - Благодарствую, вполне.
  Понятливо покивав, дальняя, но все же родственница царской семьи окинула пытливым взглядом легкий румянец на нежных щечках царевны, и наконец-то уделила внимание и своей кружке - в которой исходило вкуснющим парком кофе со сливками и сахаром. Еще один повод для родовитых девиц тихонечко вздыхать и грустить, ибо доступ к разным редким сладостям зависел исключительно от их усердия и успехов в учении - и пока только княжна Мстиславская да Машка Бутурлина причастились диковинного шоколада с орешками, а так же духовитого и очень вкусного взвара какао-бобов. Остальные... Гм, предвкушали и завидовали. И старались, конечно. Внимательно слушали про славные деяния великих правителей прошлого, и с гораздо большим интересом - про давнюю и не очень приглядную историю "добрососедских" отношений Великих княжеств Литовского и Московского. Как между собой, так и со всеми ближайшими соседями, узнавая все новые и новые подробности. Например, про то, кто организовал и получал основную выгоду от многовековой работорговли светловолосыми полонянками на рынках Кафы. Или про славные традиции знатных людей Флоренции, Мадрида и Венеции - из поколения в поколение покупающих себе в дома пригожих славянок в качестве наложниц, служанок или кормилиц для детей от законных жен. По окончании таких уроков у слушательниц порой начисто пропадал аппетит, и появлялось сильное желание помолиться...
  После небольшого перекуса и получасового отдыха, приходило время домоводства: правда девиц на нем учили не тому, как правильно гонять с поручениями слуг, а - чтению, русской скорописи и новому счету. Опять же, не просто учили, а с хитринкой, заставляя решать задачки "по-хозяйству". Высчитать цену сотни кадушек зерна в разных городах, разделить по работницам-швеям двести аршин небеленого полотна, или вообще - прикинуть, сколько нужно съестных припасов на прокорм какой-нибудь голодающей деревеньки. Хорошо хоть, что назначеный в наставники пожилой дьячок был терпелив и все очень подробно объяснял, и все равно, поначалу девушки прямо чувствовали, как пухнут и болят их головы: столько запоминать, самостоятельно думать и усердно считать им прежде точно не доводилось! Когда скрюченые пальцы начинали тихо ныть, ученицам позволяли передохнуть с четверть часа на прогулочных галереях дворца - а затем отдавали во власть боярышни Гуреевой, которая отвечала за невероятно занимательный предмет с мудреным названием "Политическая география". Рассадив всех по мягким стульцам, личная ученица государя Димитрия Иоанновича негромко рассказывала про какую-нибудь чужеземную державу: описывала наиболее распространенные в них обычаи и законы, перечисляла ее великих правителей и примечательные места... Но самым интересным, конечно, были цветные картинки с нарядами тамошних женщин и мужчин благородого сословия! Именно из речей Аглаи Гуреевой девушки узнали, что молодой государь подумывает, по примеру иных европейских правителей, устроить у себя во дворце Большой осенний бал. При прежней династии такое случалось, потому и новой, можно сказать, сам бог велел! Так что если на "Домоводстве" девичьи головы болели и распухали, то на "Географии" наоборот, приятно кружились и заполнялись различными фантазиями о заморских прынцах и королевичах...
  - М-р-мяуф?
  Устав ждать вкусненького, Пятнышко просто привалилась к стульцу жестокосердной хозяйки, уложив голову на ее бедра, и чуточку басисто замурчав.
  - Вот же надоеда!
  В отличие от подопечных, боярыня опаски перед пусть и большой, но все же кошкой не имела, спокойно гоняя гепардиху от стола - в основном, от обеденного, потому как подремать-полениться Пятнышко просто обожала. Вот свитским девицам-красавицам таких поблажек никто не давал, так что после получасового послеобеденного отдыха и краткой молитвы, учителя-мучителя возвращались вновь, полностью пренебрегая старинной русской традицией приятного дневного сна. Вместо оного их вновь мучили домоводством, или того хуже - приходил ветхий телом старец с удивительно живыми глазами, и жестоко пытал девушек древней латынью. А потом и итальянским - тех, кто преуспевал по первому языку, и соблазнился возможностью почитать старинных италийских поэтов в подлиннике. После всего этого занятия чужеземными танцами вопринимались как маленький праздник и повод откровенно побеситься-поскакать!.. Как и урок рисования, где знатные девицы с удовольствием пачкали недешевую бумагу своими измышлениями о том, как бы могли выглядеть их исконно русские сарафаны и летники, если к ним добавить что-нибудь из традиционных нарядов знатных литвинок. Или полячек. Да и венгерки тоже, оказывается, красиво наряжаются... За такими интересными делами-заботами, ужин подкрадывался совершенно незаметно - но и после него бедных девочек не оставляли в покое.
  Вот так и выходило, что свита царевны видела свою повелительницу только на таких вот чаепитиях, да на воскресных церковных службах - а в остальное время была очень занята, с раннего утра и до позднего вечера. Уставая и выматываясь к сумеркам так, что сил на сердечные томления уже и не оставалось: боярыне Захарьиной даже пришлось выкроить с занятий немного времени на то, чтобы девочки смогли наконец-то написать грамотк с посланиями о себе и своем житье-бытье родителям в далекой ныне Москве...
  - А вот и Аглаюшка наша!
  Дружно поглядев в сторону барышни Гуреевой, очень запоздало, но все же решившей присоединиться к чаепитию, парочка девиц молча отвернулась и сделала вид, что ничего не видела, и тем более не слышала. Остальные же тихо зашушукалась, обсуждая занятный оттенок лица своей, хм, наставницы-ровесницы. Такой приятно-бледный и с легкой прозеленью, присущий многим женщинам на сносях. С учетом того, что личная государева ученица обходилась без чуткого присмотра боярыни-пестуньи, вне всяких сомнений была хороша собой, и большую часть дня пропадала невесть где... Или даже невесть с кем? Гм, в общем, уже вполне взрослым девицам было о чем поболтать. Меж тем, жгучая брюнетка в красивом платье мимоходом потрепала за ухом вожака четвероногой стражи, как-то незаметно объявившейся на галерее, чуть покачнулась от ответного тычка лобастой головой в бедро, и в несколько шагов добралась до своего места за столом. К слову, на лавочках было еще два свободных промежутка: одно из них еще недавно занимала Христя Вишневецкая, проявившая торопливость в суждениях и отважно нахамившая зеленоглазой наставнице во время урока. На втором недолго сиживала княжна Огинская, от невеликого ума вздумавшая местничать с Машей Бутурлиной - князь-отец, по слухам, был так недоволен неразумной дочерью, что та больше недели питалась одним лишь хлебом и могла спать только на животе...
  - Аглая, а про какую державу ты расскажешь нам завтра?
  Дав новоприбывшей сделать первый глоток подостывшего травяного взвара (который, между прочим, ей самолично налила царевна из своего чайничка!), Настя Мстиславская попыталась подкупить ровесницу-наставницу последней творожной ватрушкой, не без оснований рассчитывая на благожелательный ответ.
  - О Персии.
  - Ой, а что, из Посольского приказа уже и картинки доставили? А правду говорят, что государь нам хочет самую настоящую одалиску из гарема показать?! Э-эм...
  Последнее относилось к грозному взгляду боярыни Захарьиной, от которого Настина попа покрылась мурашками и легонько заныла, "предвкушая" скорое свидание с розгой. К счастью, ответить княжне зеленоокая наставница географии не успела, потому как - все присутствующие услышали смех и веселые голоса обеих сестер Радзивилл, тут же сильно заинтересовавшись причиной их столь явно-хорошего настроения. Глянувшая первой за каменные перила Марфуша неприятно удивилась, обнаружив, что это именно ее непутевый братец Федька вовсю расточает улыбки и любезничает с двумя змеюгами подколодными - а следом за ней и остальные полюбопытствовали, заодно испортив себе настроение. Общую мысль по итогам "гляделок" негромко выразила все та же бойкая княжна Мстиславская:
  - И что только Димитрий Иоаннович в них нашел?..
  Качнув головой, увенчаной изумрудным девичьим "венчиком"-диадемой (которую иные подхалимы громко называли Малой короной) - сестра Великого князя Литовского нехотя напомнила:
  - Государи не всегда вольны выбирать себе жен.
  Остаток чаепития прошел чуть ли не в траурном молчании: девушки тихо попрощались и даже не стали докучать напоследок царевне мелкими просьбишками - будучи полностью погружены в тягостные размышления о несправедливости бытия. Хотя той же Еуфимии Старицкой, или Марфушеньке Захарьиной-Юрьевой сетовать было откровенно грешно: место государевой невесты им бы не досталось в любом случае, по причине слишком близкого кровного родства с женихом. Однако такие мелочи русских и литовских знатных девиц не волновали, а вот столь откровенная радость подлых радзивилих - очень даже!!! Еще и потому, что - как только одна из сестер повенчается с правителем Литвы, вторая тут же станет самой желанной и выгодной невестой и в Великом княжестве, и Русском царстве!.. А как же тогда они? А им хороших женихов?! Так и ушла свита, напоминая лицами и настроением небольшую грозовую тучу...
  - Мр-мр-мрм-мрям-мр!..
  Одна лишь гепардиха осталась равнодушна к девиьим страданиям: разомлев под ласковыми пальчиками хозяйки, кошка тихонечко портила-царапкала когтями подложенный под стол старенький тебризский ковер.
  - Дуня...
  - М-да?
  - А что, наставник и в самом деле?..
  Фыркнув так, что Пятнышко перестала мурлыкать-тарахтеть и озадаченно дернула хвостом, царственная рюриковна сначала словно бы к чему-то прислушалась. Затем достала особой вилочкой из малой шкатулочки кусочек сырого мяса для обрадовавшейся и вновь заурчавшей кошки. И лишь после всего этого вполголоса поинтересовалась у младшей подруги:
  - Напомни-ка мне, кто повинен в смерти прабабки моей, Великой княгини Литовской?
  Без нужды наморщив гладкий лобик, красивая брюнеточка уверенно ответила:
  - Род Кишка герба "Дубрава" - его представитель донес о намерении Елены Иоанновны отъехать домой, в Москву. Род Комаровских герба "Доленга" - Ян Комаровский хранил казну Великой княгини, и не отдал ее хозяйке. Рода Остиковичей, Гаштольдов и Радзивиллов...
  Моргнув, Аглая совсем тихо продолжила:
  - Повинны во множестве притеснений, и подлом отравлении Елены Иоанновны. Ныне род Гаштольдов пресекся, ему во всем наследуют Сапеги. Тако же виновен венгерский род Запольяи: польская королева Барбара, рожденная в сем роду, открыто приняла и присвоила имения и богатства покойной Великой княгини Литовской.
  В ярких зеленых глазах зажглось немое понимание.
  Дин-динь-динь!!!
  Отзываясь на звонкий голосок небольшого серебряного колокольчика, дернули ушами медельяны, а затем из дальнего дверного проема ненадолго высунулся подстолий, которому Евдокия выразительно указала на свой чайничек с безнадежно остывшим взваром. Да и оставалось там его... Даже бы и на полчашки не набралось. Несколько минут две девушки сидели во вполне уютном для них молчании, пока на галерею не вышла светловолосая тезка брюнеточки: Аглая Белая осторожно несла подносик с новым чайничком и блюдечком, на котором высилась небольшая горочка отборнейших шоколадных конфет. Пройдя мимо бдительно принюхивающихся кобелей, доверенная челядинка царевны сноровисто освободила подносик, сдвинув ненужную посуду чуть в сторонку: со скрытым злорадством покосилась на внезапно побледневшую в прозелень черноволосую выскочку, легко поклонилась и ушла, так же спокойно миновав бдящую псовую заставу.
  - Тц! Ну и зачем ты открылась? Знаешь ведь, как Аглайка тебя "любит". Ты бы еще во время чаепития такое утворила: вот бы все посмеялись, глядючи, как тебя через перила полоскает!
  Сглотнув и побледнев еще больше, Аглая через силу выдавила из себя:
  - Сглупи-ила...
  Уцепившись за протянутую ей руку, зеленоглазая страдалица на глазах начала приходить в себя.
  - Эмпатия не терпит небрежения: ты только-только научилась со-чувствовать, для тебя сейчас опасна любая сильная эмоция - а ты?
  - Я-а держу щиты, но иногда забыва-аюсь...
  Налив свободной рукой в кружку согревающий и восстанавливающий силы отвар, дева царской крови буквально впихнула ее потихонечку приходящей в себя подруге-наперснице.
  - Пей. Еще пей, не меньше трех глотков!
  Отставив ополовиненную кружку и длинно выдохнув, зеленоглазка слегка обмякла, позволяя себе минутку слабости.
  - Вот я Мите-то скажу, как ты с голым разумом по дворцу разгуливаешь!..
  - Н-не надо, я исправлюсь... Дуня, а как ты?
  Несмотря на краткость вопроса, царевна прекрасно все поняла.
  - Ну-у, примерно так же. Братья по-очереди со мной сидели, а я делала вид, что болею и никого не хочу видеть... Двух нянечек тогда выгнали - такие противные оказались, внутри словно склизкие и гнилые...
  Внезапно хихикнув, Евдокия "утешила" подружку:
  - Ванечке вообще пришлось три седьмицы безвылазно торчать в самой глухой келии Кирило-Белозерской обители - на одном хлебе и воде, пока он не начал Митю чуять! Гм, правда и щиты у него теперь, замучаешься пробивать...
  Налив отвара и себе, царевна ненадолго задумалась, а затем чуть возвысила голос:
  - Полкаша, иди ко мне!
  Один из кобелей тут же подскочил и аккуратно приблизился, умудряясь разом - и преданно заглядывать в лицо призвавшей его, и умильно коситься на блюдо с остатками выпечки, и принюхиваться к "мясной" шкатулочке.
  - Давай-ка, пожалей нашу Аглаюшку. А она тебя за это пирожком попотчует.
  Неуверенно махнув хвостом, Полкан под ревнивым взглядом гепардихи уложил тяжелую голову на шелковый бархат девичьего платья и шумно вздохнул, забавно пошевелив влажной носопыркой в сторону ближайшей кулебяки с белорыбицей.
  - Открывайся без опаски.
  Смежив веки и непроизвольно нахмурившись, Аглая посидела так пару минуток, а потом как-то обмякла, зримо посветлела лицом, и даже начала счастливо улыбаться.
  - Такие чистые и яркие эмоции!..
  - И заметь: ни тебе зависти, ни тебе злобы.
  Вздохнув как бы и не сильнее, чем дернувший ухом зубастый "теленок" весом в добрых семь пудов, царевна Евдокия Иоанновна почти неслышно пробормотала:
  - Вот так вот и начинаешь понимать, почему Митя порой говорит, что "чем больше узнаю людей, тем больше я люблю зверей"...
  
  
  
   Глава 5
  
  
  
  Монотонный скрип тележных осей, вездесущая дорожная пыль, настырные жирные мухи, громкие перекрикивания возчих с встречных и попутных повозок - за целый месяц неспешного пути все это уже успело изрядно надоесть одному из четырех консулов английской Московской компании. Который уж если и путешествовал, то предпочитал иметь под ногами не земную твердь, а качающуюся палубу крепкого корабля английской постройки, и свежий морской бриз в его парусах. Ну, или просто заседать в уютной тишине своего рабочего кабинета: за любимой конторкой ему было весьма удобно заниматся важными делами, и покидать ее надолго без действительно веской причины он крайне не любил. Увы! Но письмо московского агента Энтони Дженкинса изрядно взволновало сразу все правление Компании описанными в нем перспективами, и послужило именно тем увесистым поводом, из-за которого один из ее основателей Уильям Меррик в начале весны покинул благословенный Лондон и вместе с младшим сыном Джоном отплыл в далекую Московию. Кроме того, с ним на корабль взошел личный помощник Томас Кид, пара слуг, и десяток крепких служащих Компании с богатым военным опытом - который едва не обогатился новым эпизодом, когда уже на Балтике их караван из шести судов попытались перехватить и разграбить подлые пираты из польского Данцинга. Однако Бог был на стороне английских негоциантов (и их пушек), так что по прибытии в город-порт со странным названием Нарва, именно они сдали русскому воеводе полсотни выживших последышей Ганзейского союза. Две недели обязательного карантина, чуть больше месяца пути по удивительно приличной дороге, которую охраняли и патрулировали отряды русских джентри со своими вооруженными слугами-боевыми холопами - и вот наконец, их небольшой караван из крепкой дорожной кареты, всего трех фургонов с багажом и пяти конных "слуг" добрался до предместий главного города Московии. Правда, как добрался, так и встал: все доступные взгляду путешественников въезды были основательно забиты толпами простолюдинов и еле-еле ползущими телегами, гружеными ало-красным, светло-желтым и темно-багровым кирпичом. Впрочем, еще и грубо тесаным камнем, какими-то бочками, досками и окореными бревнами - в общем, всем тем, что обычно сопутствует любому большому строительству. Правда, судя по количеству повозок и густым дымам на восток от Москвы, в ней ныне строили что-то поистине великое...
  - Черт побери этих московитов! Томас, найдите нам проводника из местных!..
  Расторопный помощник-секретарь не подвел (хотя мог быть и поэкономнее распоряжаться хозяйскими деньгами), и вскоре их караван двинулся по изрядно разбитой дороге в объезд. Еще час мучений по ухабам и лужам с вязкой грязью, буквально засасывающей в себя колеса кареты и фургонов, затем еще два часа они упорно продирались через лабиринт узких московских улочек - пока подковы лошадей вдруг не зацокали по широкой улице с отличной мостовой из одинаково-ровного камня. Еще немного времени, и впереди не показались беленые стены главной резиденции английской торговой компании, чей вид давал надежду утомленным путникам на скорый, и весьма заслуженный отдых... Правда, заехать внутрь английского подворья получилось только экипажу самого консула, ибо его внутренний дворик был занят парой телег (поистине, они вездесущи!), на которые бородатые возчики зачем-то грузили самые обычные березовые чурбаки.
  - Томас.
  Понятливо кивнув, помощник отправился на поиски московского представителя Компании, пока сам консул осматривал местные достопримечательности - в основном видневшиеся невдалеке характерные купола явного храма.
  - Это храм Василия Блаженного, сэр Уильям.
  Хотя консул Меррик и не относился к титулованной аристократии (он даже эсквайром или джентри не являлся), но его влияние и высокое положение в Правлении с успехом заменяло отсутствие герба и длинной вереницы благородных предков. Для понимающих людей, разумеется - и подобравшийся к начальству откуда-то со стороны главный московский агент Дженкинс был именно таким.
  - О, Энтони! Рад тебя видеть...
  Благожелательно слушая на диво искренние заверения служащего Компании о его несомненной радости от его прибытия, ну и прочие положенные благоглупости, Меррик не мог не заметить, что Дженкинс заметно постарел с их прошлой встречи в Лондоне. Осунувшееся лицо с отчетливыми мешками под глазами, пряди седины в аккуратной бородке и на висках - да и выражение глаз скорее подходило не преуспевающему негоцианту, а измученному настырными кредиторами торговцу на самой грани полного разорения. Про "ароматы" крепкого и давнего перегара, разбавленного привкусом недавно выпитого виски, можно было и не упоминать: впрочем, консул и сам имел слабость к хорошей выпивке, отдавая предпочтение дорогому арманьяку.
  - Энтони, пошлите человека к... Нашему другу с радостным известием, и назначьте ему встречу. После чего я жду от вас полный отчет о здешних делах, и... Черт побери, Дженкинс, что вы мнетесь, как монашка перед ротой валлийских лучников? Если у нас в Московии какие-то неприятности, то я желаю знать о них все!!! Наш друг передумал?
  - Нет, сэр Уильям.
  - С ним все в порядке, он здоров, его положение при короле Джоне не изменилось?
  Младший сын консула было встрепенулся при звуках своего имени и полез из кареты - но увидев сердитого отца тут же передумал и тихо исчез в ее сумрачном нутре.
  - Да, сэр Уильям.
  - Ну а что тогда?!? И распорядитесь наконец, чтобы моих людей начали устраивать, а особый груз перенесли в ваш кабинет.
  - Кхм-гм... Сэр Уильям, пять дней назад царским указом наша компания лишена подворья в Москве и других городах Русии, а так же посольского содержания.
  - Что?!?
  За спиной консула его крепкие "слуги" обменялись озабоченными взглядами и начали крутить головами по сторонам, выискивая возможные неприятности. Хотя, что может их десяток против хотя бы роты городской стражи? На них и трети ее будет более чем достаточно...
  - Кхм... И теперь новое место нашего представительства - в Иноземной слободе за пределами Москвы.
  Видя, как багровеют щеки и шея приехавшего начальства, Дженкинс быстро добавил важных подробностей:
  - Туда же переселяются все голландские, испанские и прочие иноземные негоцианты, за исключением персидских купцов: для них еще с прошлого года строится большое торговое представительство. Кхм. Я упоминал о этом в своих предыдущих отчетах...
  - Ф-фф!!!
  Шумно выдохнув и успешно задавив вспышку гнева, консул Меррик почти спокойно уточнил:
  - И когда же мы должны освободить этот дом?
  - Срок истекает через десять дней.
  - О? Так это же куча времени! Энтони, дайте кого-нибудь, кто покажет моим людям дорогу до нашего нового представительства, и... Надеюсь, там уже можно жить?
  - Вне всяких сомнений, сэр.
  - Вот и прекрасно. Джон!
  Уже давно мучимый любопытством младший сын тут же вылез из кареты, и начал энергично крутить головой - совсем как охранники его почтенного родителя недавно. И так же как и они, довольно быстро обнаружил, что горожанам абсолютно плевать на Английское подворье вообще, и очередных чужеземцев в частности.
  - Эй, ты и ты - заносите вы-знаете-что внутрь!.. Энтони, покажи им надежное место для... Ну, ты понимаешь.
  Обрадованный тем, что гроза миновала, Дженкинс поспешил провести консула с его отпрыском и двух покряхтывающих носильщиков в свой кабинет, где охранники с большим облегчением брякнули о плахи пола небольшой, но на диво увесистый сундучок, оббитый железными полосами. Хотя... Вернее было бы сказать, что это плотно сбитые железные полосы обшили изнутри крепким корабельным тисом, и снабдили хитроумным итальянским замком с двумя затейливыми ключами.
  - Джонни!!!
  Дернувшись от неожиданного крика, Меррик-младший все же остался стоять возле отца, наблюдая за тем, как в кабинет на втором этаже торопливо зашел явный слуга.
  - Джонни, пусть один из тех, кто грузит наши дрова на повозку, покажет людям почтенного сэра Уильяма дорогу до нашего нового представительства.
  - Да, сэр.
  - Сам отправляйся к лорду Найфену Кондратьеву, передай вот это приглашение на сегодняшний ужин, и... Гм, тихо шепни, что желаемое им уже прибыло.
  - Да, сэр.
  - На обратном пути зайди в трактир и купи все необходимое для достойного угощения. И обязательно хорошего рейнского, Найфен его любит!
  Ловко поймав брошенный ему кожаный кошель, едва слышно звякнувший монетной медью и серебром, верный слуга коротко поклонился и уже в третий раз невозмутимо подтвердил, что все прекрасно запомнил и обязательно выполнит:
  - Да, сэр!
  Подождав, пока верный слуга удалится, Дженкинсон выглянул в узкое оконце и досадливо поморщился: до заката было еще порядком времени, и желательно его было потратить с наибольшей пользой. Те же мысли пришли в голову и консулу, властно распорядившемуся в сторону охранителей драгоценного груза:
  - Вот что: вы остаетесь здесь, из кабинета никуда не выходить, с сундучка глаз не спускать! А мы с Энтони пока прогуляемся по городу, и обсудим... Последние новости.
  Предчувствуя неприятные вопросы, агент Дженкинс на это лишь уныло кивнул. Разумеется, к осмотру московских достопримечательностей присоединился и консульский сын: его участие вообще предполагалось по умолчанию - как и пара "слуг" с короткими кинжалами на поясах, топавших на некотором удалении. Четверо мужчин и юный мальчик покинули подворье и направились к видневшейся впереди главной площади столицы, которую горожане с давних времен называли целой кучей прозвищ. Поначалу она была для всех просто Торгом, потом стала Большой, затем у москвичей укоренилось название "Пожар" - а в последнее время, когда ее основательно выровняли и замостили светло-серым и розовым гранитом, люди начали ласково именовать ее Красивой. Ну, или по-простому Красной...
  - Можете начинать.
  Откашлявшись и бросив по сторонам несколько настороженных взглядов, порядком обрусевший и постаревший англичанин выдал довольно удивительное признание:
  - Всему виной наша жадность, сэр Уильям.
  - О?!? Я уже заинтригован, Энтони: прошу, говорите смело и прямо.
  - По условиям жалованной Компании царской грамоты, наши агенты имели право заниматься скупкой товаров и прочими торговыми делами только в разрешенных для этого городах и землях. Это очень не нравилось русским купцам, и они подали жалобу...
  - Насколько я помню, уже не в первый раз. Почему же сейчас столь неприятные последствия?
  - Кхм! Расследовали жалобу наши недоброжелатели, и им удалось схватить множество английских, голландских, любекских, испанских... Одним словом, множество иностранных торговых агентов, которые занимались скупкой и торговлей там, где им этого не разрешали. И кроме того, десяток из них неудачно пытались проникнуть в железоделательные мануфактуры в Туле, и в царские фарфоровые и стекольные мастерские. Поднялся слишком большой шум...
  - Вот как?.. М-да, действительно, такая неумеренность не могла не окончится плохо. Но ведь не все так печально, не правда ли, Энтони?
  Признательно кивнув, Дженкинс уже увереннее продолжил.
  - Возможно, мне бы и удалось со временем как-то все сгладить и восстановить, но один из наших торговцев набрал множество займов у голландских и испанских торговцев. И затем уже в царской казне - взял дорогие товары под обещание скорой и весьма щедрой оплаты. Загрузил все на свой корабль в Нарве, и декаду назад благополучно отплыл, подделав разрешительное письмо для воеводы порта.
  - Piece of shit!!!
  Покрутив головой так, словно воротник камзола стал слишком узким, консул сжал побелевшие губы и прошипел на более приличном английском:
  - И кто же этот ловкач?
  - Вы его знаете, сэр, это Томас Чеппел.
  Моргнув и нахмурившись, один из основателей Московской компании недоверчиво уточнил:
  - Внебрачный сын сэра Эндрю Джадда?
  Еще одного основателя и влиятельного акционера Компании, к слову. Ах да, ко всему еще и английского лорда и пэра, что несколько объясняло выдающуюся наглость его ублюдочного отпрыска.
  - Именно, сэр. По займам его долги составляют почти пять тысяч фунтов стерлингов, и царской казне - двадцать четыре тысячи империалов.
  Недоуменно моргнув, слегка удивленное начальство поинтересовалось у Дженкинса, о чем это он сейчас упомянул. Какое-то местное название серебряных талеров?
  - Нет, сэр Уильям. Совсем недавно царский монетный двор начал чеканить крупную золотую монету, достоинством в десять золотых рублей - для нужд крупных негоциантов и торговых союзов. И одновременно с этим, более мелкую размерами и весом золотую рублевую монету, которая у московитов во всем равна полновесным цехинам торговой республики. Серебряный же рубль подобен венецианскому дукату.
  Быстро пересчитав все долги ушлого бастарда сэра Эндрю в привычные для всех европейских негоциантов золотые цехины, консул резко встал на месте, побледнел лицом и сдавленно прохрипел:
  - Вот же ублюдок!!!
  Уныло кивнув, Энтони подтвердил:
  - Еще какой, достопочтенный сэр. Он уже четыре года как внесен во все списки агентов Компании, следовательно, мы отвечаем по всем его долгам - о чем мне не устают усердно напоминать всю последнюю неделю. Лорд-казначей Ховрин прямо мне сказал, что пока Компания не погасит все свои долги перед царской казной - никаких товаров из нее нам отпускаться не будет, и полный запрет на все сделки с русскими купцами.
  Как-то комментировать это вслух консул не стал. Но так выразительно шевелил губами, что идущий рядом Дженкинсон без труда угадывал беззвучный поток самых грязных ругательств, с редкими вкраплениями совсем уж... Очень гнусных выражений в отношении сэра Эндрю Джадда, и всего его поганого потомства.
  - Что-то еще? Не стесняйтесь, Энтони, главное я уже услышал. Ведь так?!?
  - Э-э... Несомненно, сэр Уильям. Кроме всего остального, лорд-хранитель государственной печати Вис-ко-ватов прислал мне послание о том, что через десять дней посольское содержание нашего торгового представительства полностью прекращается.
  - И что это означает?..
  - До этого распоряжения нам раз в декаду присылали по полтуши быка. Дюжину куриц, сотню яиц, зерно, вино, масло, рыбу... Даже дрова.
  - А, теперь мне понятно, почему грузили чурбаки на повозки: вывозите в новое представительство остатки былой роскоши?
  Совместив растерянный кашель и смешливое фурканье в одном звуке, главный торговый агент Компании подтверждающе кивнул, обернулся на приближающийся цокот подков - и тут же резко прянул к потемневшему от времени забору, бесцеремонно утянув за собой и консула с его сыном.
  - В сторону, раззявы немчинские!
  Замешкавшейся охране наконец-то перепало внимания от москвичей, правда в основном плетками - поперек спины, и по плечам. Но даже это было несравнимо лучше, нежели попасть под копыта боевых жеребцов, на которых мимо гостей Москвы пронесся десяток всадников в черных камзолах.
  - Примите мою признательность, Энтони. И часто тут... Так?
  - Нет, сэр Уильям. Дело в том, что эта, и вон та улицы единственные, по которым можно быстро выбраться из города. Местные жители знают, и стараются без лишней нужды по ним не ходить...
  Покивав и оглядевшись, Меррик ткнул пальцем в ближайшую улочку:
  - Куда она нас приведет?
  - К реке, сэр Уильям. Правда должен предупредить, что там с прошлого года делают гранитные набережные, так что особо смотреть пока... Хотя, может вам будет любопытно, как выкладывают каменные опоры строящихся мостов?
  - Как-нибудь позже. М-м... Что насчет вон того прохода?
  - Э-э, тоже не самый лучший выбор, достопочтенный сэр. Там сплошная грязь и ямы... Итальянские и русские зодчие строят что-то похожее на римские общественные термы, инсулы и таверны.
  - О, у московитов, оказывается, есть свои зодчие?
  - Да, причем они на удивление хороши, и их достаточно много. Хотя итальянских и испанских мастеров все же больше: иногда у меня складывается такое впечатление, что все они теперь здесь...
  - Ха-ха-ха!.. Видимо, король Джон достаточно щедр, раз изнеженные итальяшки и заносчивые испанцы поплыли в северную глушь! Кстати, для кого строят этот дворец? Это, должно быть, очень важный и богатый лорд?
  Поглядев в наполненную сумраком арку будущего главного входа (одного из, если точнее) нового Гостиного двора, Дженкинс послушно пересказал гуляющие среди москвичей слухи: про пять этажей сплошных торговый лавок с арочными мостиками-переходами меж галереями, про мраморные узорчатые полы, светильники из горного хрусталя, мозаичные панно и медальоны на стенах. Ну и конечно, про полностью стеклянные крыши между отдельными строениями Двора - хотя даже в его полы из разноцветного мрамора уже верилось достаточно слабо.
  - Надо же... А король Джон не так уж и плох, раз так заботится о своих лавочниках.
  Поглядев на высокую башню из красного кирпича, с которой на веревках зачет-то спускали вниз большой круг разрисованного циферблата , консул отвернулся. Огляделся еще раз, и уже с некоторым любопытством указал на дальнюю улицу:
  - Что скажешь, Энтони?
  - Неплохой выбор, сэр Уильям. Сможем поглядеть на то, как строят будущий московский университет - правда, тут его называют академией. Или, если немного отклонимся от этого направления, то на общественные бани Зарядья: говорят, этим летом их уже откроют для свободного посещения.
  - Ты же сказал, что их строят в той стороне?
  - И там тоже. Московиты вообще любят мыться, и посещают бани сразу семьями.
  Покачав головой, убежденный кальвинист и умеренный пуританин Меррик осуждающе пробормотал:
  - Какой разврат!
  А вот его сын совсем наоборот, не только с интересом слушал, но очень живо все себе представлял - ну, судя по его стремительно розовеющим ушам.
  - Н-ну хорошо, Энтони, веди нас хоть куда-нибудь, где мы не сломаем ноги и не свернем себе шеи.
  Слегка поклонившись, московский "старожил" учтиво повел рукой, предложив прогуляться и осмотреть почти готовый Восточный торговый двор - который возвели для посла и купцов из Персии по просьбе ее повелителя, блистательного шаха Тахмаспа.
  -... присланные им вместе с посольством зодчие-персы; московиты же построят такой же в Исфахане, для своих купцов и путешественников.
  - Н-да, я читал твой доклад об обмене посольствами между королем Джоном и персидских шахом. Они действительно в столь дружеских отношениях?
  Пожав плечами, англичанин чуточку философски заметил:
  - Имея в соседях Блистательную Порту, поневоле начнешь искать союза и дружбы с любыми ее недоброжелателями. Шаху Тахмаспу очень нравятся русские пушки и мушкеты, его доверенные люди постоянно покупают тульские сабли и доспехи - а лорд-казначей царя Иоанна охотно принимает в уплату превосходную персидскую селитру, хлопок, шелк и различные специи и пряности.
  Несколько минут один из четырех консулов английской Компании молчал, на ходу обдумывая и укладывая в голове все услышанное от Дженкинса. Он шел бы в задумчивости и дальше, но помешали шумно фыркающие волы, меланхолично тянущие пустую, и при том изрядно пыльную повозку. Потом пришлось огибать несколько небольших "поленниц", сложенных из тесанных гранитных "брусков" светло-серого и темно-красного гранита, возле которых с полдюжины каменотесов ползали на коленях и размеренно махали деревянными колотушками, выкладывая из одинаковых кусков камня разноцветный узор красивой мостовой. Дальше помехи в виде работающих мастеров только прибывали в числе: часть их них готовила основание под укладку брусчатки, другие тягали и выставляли по натянутой бечеве длинные тесаные кромочные камни, меж которыми и ладили ровную мостовую. Поотдаль высились большие кучи жирной глины и дробленого камня, которые растаскивали и разравнивали угрюмые мужики в насквозь пропотевших рубахах - а когда гости Москвы и их проводник миновали и эти препятствия, то широкая и на удивление прямая улица резко испортилась. В том смысле, что передвигаться по ней теперь можно было только по узким дощатым настилам, кинутым на ухабистую землю: основательно изрытую в середине, с явными остатками бревенчатых оград, и следами недавно разломанных птичников, конюшен и хлевов по краям. Острый взгляд старшего Меррика даже распознал в кусках старого дерева то бывшую поилку для скота, то коневязь - ну и прочие следы безжалостного расширения уличного пространства за счет частных домовладений.
  - Энтони, я в Москве недолго, но у меня уже такое впечатление, что король Джон решил перекопать ее вдоль и поперек... Смотри под ноги!
  Удержав за шкирку споткнувшегося отпрыска, отбившего ногу о твердый край валяющейся прямо на земле длинной, и словно бы отлитой из странного серого камня трубы - заботливый родитель легко вздел мальчика на ноги и той же рукой мимоходом отвесил ему отеческий подзатыльник. Переместив затем цепкую длань на ворот дорожного камзола сына, ибо мостки заметно гуляли под ногами, а впереди виднелся длинный и наверняка глубокий ров, разворотивший всю середину улицы. Шагов через тридцать стало видно, что в его глубине на манер муравьев возилось десятка два чумазых работников, умудрявшихся не мешая друг другу - выкладывать из уже подогнанных камней основание, стены и арочный свод будущей городской канализации. Собственно, чем больше Уильям Меррик находился в Москве, тем больше она ему напоминала один большой человеческий муравейник: все что-то копают, таскают, разгружают, выкладывают стены или утрамбовывают битый камень будущих оснований под них... Еще и трубы эти странные никак из головы не идут, словно их и в самом деле отливали!? Он уже потерял счет пустырям на месте бывших строений и строящимся заново домам и усадьбам; и вообще, у него складывалось такое впечатление, что все московиты разом сошли с ума - разлюбив привычное им дерево и все свои прежние жилища!
  - Чертовы ямы... Джонни, будь внимательней.
  - Да, отец!
  Меж тем, с каждым шагом улица все больше сужалась, и вскоре подошвы англичан ступили на самую обычную и привычную им утоптанную землю старомосковской улочки: извилистую и грязноватую, по обе стороны которой высились крепкие надежные тыны пока еще не пострадавших от строительства городских усадеб.
  - М-да. А что, Энтони, хозяевам всех этих разрушенных домовладений хоть как-то возместили их убытки?
  - Да, достопочтенный сэр. Каменное строительство велось в городе и до этого, но в самом конце зимы едва не случился большой пожар - вот после него царь Иоанн... Великий государь, царь и Великий князь Всея Русии!
  Удивленно обернувшись на подчиненного, консул тут же понятливо отступил к краю мостков, пропуская идущего по своим делам молодого аристократа в богатом наряде и его вооруженных саблями слуг - проводив их спины внимательным взглядом.
  - Сэр Уильям, я совсем забыл предупредить: некоторые здешние знатные люди, священники и торговцы достаточно хорошо понимают наш язык - и могут смертельно оскорбиться, если упоминать их правителей без должного почтения.
  - Стража короля Джона так строго за этим следит?
  - Совсем нет, достопочтенный: московиты и сами весьма почитают своего царя и его наследника - и вообще, всю царскую семью. Поэтому очень ревностно следят за тем, чтобы со стороны любого иноземца не было никакого умаления величию и чести их правителей. Кроме того, здешние испанцы любят развлекаться, голословно обвиняя английских и голландских торговцев в оскорблении достоинства Его Величества Иоанна Васильевича.
  - Наемники?
  - Увы, не только. В Москве и без них хватает подданных Габсбургов - те же негоцианты из Кадиса, Вены, Севильи и Барселоны. Кроме них, Компанию и ее агентов не любят французы, самое малое дюжина торговцев из Любека и Бремена...
  - Хватит, я понял. Скверно!
  Нелюбовь меж католиками и протестантами была давней, а между подданными Филиппа Габсбурга и Елизаветы Тюдор - еще и очень горячей. Пока она просто тлела угольками сильной неприязни, но мало кто сомневался, что рано или поздно она полыхнет пламенем войны.
  - Впрочем, об этом мы еще поговорим. Так что ты там говорил про большой пожар?
  - Я?.. Ах да! В Москве такое часто происходит, и мне говорили, что менее десяти лет назад случилось поистине великое бедствие: выгорела половина города, погибли многие тысячи горожан, и едва не нашел смерть сам царь и его семья!.. В этот раз пострадали только пригороды, и людей погибло мало, благодаря заведенной царем Иоанном огненной страже...
  Выйдя на перекресток, Дженкинс дождался, пока небольшой караван из двух телег с зерном проедет мимо, и показал рукой, куда им теперь идти.
  - Он собрал всех самых уважаемых жителей, а так же представителей городских общин и гильдий в своем дворце, и они совместно решили раз и навсегда покончить с опустошительными пожарами.
  - Снося дома и заросшие дерьмом коровники? Пф!!!
  - В царском указе это назвали "Великое каменное устроение". Лорд-казначей Ховрин и его помощники щедро платят всем пострадавшим от расширения улиц; кроме того, любой горожанин может взять на царских мануфактурах товарный займ.
  - Займ?..
  - Да, кирпичем, бревнами, камнем, известью, даже стеклом в окна и готовым пуццоланом .
  - Хм? Не припомню в твоем прошлогоднем отчете ни строчки о том, что итальянские торговцы помимо каррарского мрамора торгуют еще и этим.
  - Я и сам с большим удивлением недавно узнал о том, достопочтенный сэр, что русским зодчим известен свой рецепт настоящего древнеримского пуццолано. И даже не один: хотя, если вспомнить, что бабкой царя Иоанна была последняя византийская принцесса...
  - Да-да, я тоже что-то такое припоминаю. Теперь понятно, откуда у русского деспота такие, хм, поистине имперские амбиции и страсть ко всему древнеримскому. Неужели он хочет уподобиться Константину Великому, и отстроить на месте своей деревянной столицы новый каменный город? Хм, а Москву случайно не собираются переименовать в Иоаннополь?
  Явственно дернувшись от нехитрой шутки, Дженкинс быстро огляделся - очень наглядно напомнив консулу о том, что разговор на родном языке совсем не панацея от возможных неприятностей. Среди которых урезание языка еще не самое худшее из наказаний.
  - Гхм... Вы говорили про товарные займы, Энтони. Велик ли по ним процент?
  - Очень умеренный. На таких же условиях можно нанять опытного зодчего и десяток-другой землекопов и строителей. О нет!
  Улица впереди оказалась напрочь перекрыта натуральными холмами из нескольких груд плоского камня-плитняка, карабкаться по которому... Оценив эту неприятную перспективу, московский англичанин едва слышно чертыхнулся и повел начальство с сыном и молчаливыми сопровождающими другим путем.
  - Совсем забыл, что тут начали копать канал!..
  - О-о, в Москве еще и каналы есть? Удивительно!
  - Река, давшая имя городу, весной сильно разливается: год назад царь Иоанн повелел устроить сразу два водоотводных канала, обложенных камнем. И с небольшими широкими мостиками. Для этого царские стряпчие наняли в Нидерландах трех опытных инженеров...
  Консул при упоминании основных конкурентов их Компании в открытую сморщился: голландцы бесцеремонно лезли везде, где хоть чуть-чуть пахло деньгами, перехватывая у английских и испанских, французских и даже португальских негоциантов... Да у всех! У всех они нагло перехватывали самые выгодные фрахты и товары!..
  - Прошу сюда, мы уже почти на месте.
  "На месте" растянулось на добрых пять сотен шагов: ноги юного Джона, отвыкшего за месячное путешествие от продолжительной ходьбы, даже начали помаленьку запинаться - когда они наконец-то вышли из очередного узкого переулка прямо на большой светло-зеленый восточный дворец.
  - О-о!!! Впечатляет!
  Высокое строение за кованой оградой (часть которой еще отсутствовала) напомнило старшему Меррику его последнее плавание в Мраморное море, и прогулки по древнему, но по-прежнему великому и прекрасному Истамбулу. Там ему часто попадались на глаза такие же маленькие утопающие в зелени замки, с купольными крышами и затейливыми многоцветными узорами на стенах. И глянцево поблескивающие изразцы выглядели до ужаса похожими на османские, как и затейливые решетки меж каменными столбами ограды и в узких арочных окнах; так же отчетливо звучала арабская речь и виднелись тюрбаны...
  - Хм, а это представительство будет побольше нашего!
  - И намного, сэр Уильям.
  Пройдясь вдоль "голых" каменных столбов отсутствующей пока ограды, небольшой отряд зевак вышел на простор пусть и невеликой, но все же площади - с которой Восточный торговый двор предстал перед ними во всем своем великолепии. Осмотрев трехэтажный "караван-сарай" персидских (и наверняка армянских) торговцев с трех сторон, достопочтенный консул оценил глубину и вместительность его подвалов, прикинул, сколько лавок может поместиться на торговых этажах - и загрустил.
  - М-да-м...
  Еще больше испортило настроение совладельца-акционера английской Компании появление большой компании испанцев. Одного из них Мэррик сразу узнал, ибо не раз видел его рожу во время своего двухнедельного карантина в порту: еще у шести на поясах висели шпаги, да и сами они повадками и видом напоминали опытных наемников-головорезов. Последний же из них вдруг ехидно заулыбался, парой слов обратив внимание соотечественников на недовольно скривившегося агента Дженкинсона - чей несчастный вид почему-то очень рассмешил проклятых католиков.
  - Вы с ними знакомы?
  - К несчастью... Четверка с левого края - всего лишь простые офицеры-наставники царских мушкетеров. Рядом с ними гауптман немецких ландскнехтов и два капитана испанских наемников. Вон тот гнусно ухмыляющийся носатый ублюдок в шляпе с ало-синим пером - испанский негоциант Рамон Карвахаль. Ранней весной он привел в Нарву четыре корабля со свинцом, отличным хересом и специями: ходят упорные слухи, что к середине лета он ждет еще семь каракк с оливковым маслом и шерстью мериносов .
  - Сразу семь?!? Он так богат?
  - Сам нет, но Карвахаль представляет при русском дворе интересы испанской Месты - в которую, как вы несомненно знаете, входят не только почти все знатные гранды, но даже и некоторые кардиналы.
  Со времен блистательных завоеваний Кортеса и Писарро в Новом Свете, испанская знать постепенно привыкла жить в роскоши - и отвыкла в чем-либо себе отказывать ради оной. Представив те потоки золота и серебра, что ежегодно наполняют царскую казну благодаря одним лишь только мадридским грандам (за которыми наверняка тянулись и обычные состоятельные идальго), достопочтенный сэр болезненно поморщился и отвернулся от Восточного торгового двора, разом потеряв к нему интерес.
  - Я увидел достаточно. Возвращаемся!
  - Как скажете, сэр Уильям.
  Меж тем испанцы явно вознамерились приблизиться ради пары-другой оскорбительных насмешек - однако резко передумали, когда вдали появилась пятерка городской стражи в приметных красных кафтанах. Навстречу им с другой стороны площади неторопливо вышагивали еще пять городовых стрельцов, и католики демонстративно потеряли интерес к возможному развлечению - сильно обрадовав этим охранников консула, напряженно тискавших рукояти своих коротких кинжалов. Нет, в стычке накоротке те были очень даже ничего, но против боевых шпаг в умелых руках... Вновь пристраиваясь позади консула Меррика с сыном и агента Дженкинса, простые английские парни мысленно вознесли горячую благодарность своим небесным покровителям-святым, ну и заодно благоразумию их нанимателя.
  - Энтони, когда я скучал в портовом карантине, мне рассказали довольно любопытный слух. Правда ли, что король Иоанн этой зимой поклялся более никого не казнить, и вообще, править милостиво и справедливо?
  - Должен заметить, достопочтенный сэр, что в Русском царстве существует много видов казней, и большинство из них совсем не подразумевают смерть. Лишь девять причин могут привести виновного на эшафот, и все они довольно... Веские.
  - Например?
  - Намеренный поджог жилища, осквернение храма, убийство, работорговля, измена государю и вере...
  - О? И в чем же тогда смысл королевской клятвы?
  - Царь Иоанн прилюдно поклялся в главном соборе Московии править без пролития крови - и затем подтвердил свой обет в присутствии русского митрополита, большого числа благородных людей и простых горожан. Но уверяю, сэр Уильям, это ничего не изменило.
  - В самом деле? Ты намекаешь, что король просто кинул черни вкусную кость, но на самом деле?..
  - Нет-нет! Я хочу сказать, что с тех пор как в Московии появились каменоломни и рудники, куда со всего царства отправляют провинившихся и приговоренных - царь не утвердил ни одного приговора со смертной казнью. Так что этот обет не сильно его обременил. Но даже, если вдруг и возникнет необходимость в... Кхм-кхм. То старший из принцев крови Димитрий тоже имеет право, и даже обязанность судить и выносить такие приговоры - как младший соправитель своего отца.
  - Ах вот оно что?
  Прошагав в полном молчании несколько минут, консул в продолжение разговора поинтересовался, были ли какие-нибудь заметные последствия у столь неоднозначной королевской клятвы.
  - О да: вдобавок к пяти уже имеющимся, чиновники царя Иоанна заложили дюжину новых каменоломен и сразу три десятка рудников.
  - Хм? Очень... Прагматичный подход. А что же принц Димитрий, он уже воспользовался своим правом?
  - Нет, достопочтенный сэр: государь-наследник очень набожен, и с большой неохотой утверждает даже обычную торговую казнь.
  - Это когда виновника бьют кнутом на торговой площади? Хм-м, очень милосердное наказание, очень. Или все же, наоборот?..
  - Сэр Уильям?
  - На эшафоте смерть быстрая, Энтони. В каменоломнях же человек может годами гнить заживо: я как-то видел подобное у осман, и надолго запомнил... Свои впечатления. Н-да.
  Выйдя на перекресток, компания остановилась, дожидаясь пока знаток Москвы укажет, куда им всем двигаться дальше - ну и заодно пропустить медленно втягивающиеся в узкую улочку телеги с кирпичом приятно-желтого цвета.
  - Тот человек, что говорил мне про обет короля Иоанна, так же рассказал, что принц Димитрий устроил чуть ли не публичное покаяние перед большой толпой московской черни. Это правда?
  - Если про толпу, то это самое наглое преуменьшение из всех, что я слышал. В тот день, сэр Уильям, на Красной площади и ее окрестностях собралась едва ли не вся Москва!.. Да и о черни ваш источник тоже солгал: наравне с простолюдинами присутствовали и самые знатнейшие люди Русии.
  Как-то непонятно дернув головой, английский джентри благочестиво перекрестился перед тем как продолжить:
  - Я был там, и подробно описал все что увидел и услышал в отчете для Компании.
  - С которым я благополучно разминулся.
  - Эм... Конечно, достопочтенный сэр.
  Вновь перекрестившись, главный Дженкинс начал вспоминать:
  - В тот день на площади перед Кремлем устроили длинный помост, который покрыли коврами - и когда площадь полностью заполнилась людьми, наследник московского престола вышел на него в полном одиночестве...
  Прервавшись, рассказчик уступил середину улицы небольшому стаду белоснежных гусей, важно шествующих по утоптанной грязи и почти не обращающих внимания на босоногого долговязого паренька, что вичкой и голосом направлял их внутрь распахнутых ворот усадьбы.
  - Он произнес очень, ОЧЕНЬ впечатляющую речь. Сначала обвинил себя в доверчивости и чрезмерном милосердии к врагам православной веры и государства; затем рассказал, что его недавняя болезнь и слепота есть наказание за гордыню и опять же излишнюю доверчивость к тем, кто этого был недостоин. Потом упомянул неких злодеев, которым очень не нравится династическая уния Литвы и Русского царства - ведь вместе они становятся гораздо сильнее, и могут полностью прекратить набеги из Крымского ханства...
  - За которым стоит Блистательная Порта, вечно нуждающаяся в рабах и рабынях - так что обиде их вассалов, можно дождатся и самих осман! Г-хм. Продолжайте, Энтони, продолжайте.
  Кивнув, очевидец добросовестно наморщил лоб, стараясь припомнить нужные строчки своего доклада:
  - Далее принц Димитрий говорил о том, что русские и литвины - суть один народ, разделенный несколько веков назад, но стремящийся вновь соединиться. Провозгласил, что у них одна кровь, одна вера и предки - и теперь они наконец-то вновь едины под высокой рукой его отца, царя Иоанна... М-м? Что Московский Дом огнем и мечом покарает всех, кто посмеет обидеть даже самого ничтожного из их подданных, или хоть как-то посягнуть на земли Святой Руси.
  - Святой?!?
  Скепсиса в голосе сэра Меррика было столько, что он едва не капал с языка на землю.
  - В храмах Московии священники открыто провозглашают, что Москва есть Третий Рим, и что им покровительствует апостол Андрей Первозванный. Правда, более всего русские почитают Богородицу Марию... В честь которой царь и знатнейшие люди Русского царства в будущем намереваются отстроить храм, долженствующий превзойти собор Святой Софии в Стамбуле и затмить собор святого Петра в первом Риме!
  Хмыкнув, консул благочестиво перекрестился: Деву Марию почитали не только ортодоксы, но и просвещенные протестанты.
  - Все же у короля Джона поистине императорские амбиции... Но вернемся к принцу-наследнику: он ведь говорил что-то еще?
  Агент Дженкинс отчего-то не торопился продолжать рассказ: довольно странно тряхнув головой и по примеру начальства богобоязненно перекрестившись, Энтони нехотя выдавил из себя признание:
  - Я стоял слишком далеко от помоста, и не расслышал завершение его речей.
  - Вот как? А что же собравшиеся перед королевским замком?
  Дернув рукой так, словно хотел еще раз наложить на себя крестное знамение, очевидец глубоко вздохнул:
  - Толпа... Она сначала молча внимала, затем тихо плакала от жалости, потом рычала в гневе, а под конец ревела от воодушевления так, что заглушила колокольный звон. Это было... Очень страшно, сэр: сам воздух дрожал так, что сердце готово было вырваться из груди. И одновременно - невероятно воодушевляюще!..
  Не выдержав и все же несколько раз перекрестившись, Энтони пробормотал короткую молитву-обращение к небесам, прося даровать спокойствие духа и разума - чтобы он наконец смог похоронить в памяти лившиеся по щекам жгучие слезы печали, и то, как он умудрился незаметно для себя сорвать голос в криках восторженной радости.
  - Н-да. Все же эти ортодоксы... Странные. Публично каяться в том, что слишком мало рубил голов и отправлял людей на виселицу - и вызвать этим неподдельное сочувствие у знати и черни?..
  Покачав головой, Мэррик кинул взгляд на собственного сына, явно притомившегося осматривать московские достопримечательности.
  - Впрочем, королеве Елизавете наверняка понравится эта история: ей до сих пор припоминают тех бродяг, которых развешивали вдоль дорог при ее отце, короле Генрихе. М-да...
  Придержав за плечо чуть прихрамывающего Джонни, консул кивнул на него левому охраннику - тот же, приблизившись, привычно подхватил и усадил повеселевшего хозяйского сына себе на плечи.
  - Энтони, в своих докладах ты часто упоминал о том, как принц Димитрий исцелял разные болезни одним лишь прикосновением рук. То же самое я слышал и от заслуживающих доверия негоциантов и путешественников. Некоторые даже сравнивали его с первой династией французских королей: по преданиям, Меровинги тоже могли что-то подобное.
  - Я сам был тому свидетелем, правда, всего один раз.
  - Тогда почему же принц не исцелит свое увечье? Или подобное не в его силах?
  Пожав плечами, Дженкинс спохватился и озвучил се словами:
  - Это мне неизвестно, сэр Уильям. Но по Москве ходят слухи, что дар исцеления теперь хранит его сестра принцесса Евдокия - до той поры, пока наследник трона не вернет себе неустанными молитвами и богоугодными деяниями потерянное от яда зрение.
  От удивления Меррик резко остановился и уточнил:
  - В каком смысле - хранит?!?
  - Сэр, это всего лишь слухи. Которыми со мной, увы, с недавних пор делятся очень неохотно.
  Свернув в очередной переулок, четверка мужчин (и один повеселевший юнец, оседлавшийчужие плечи) вышли на широкую улицу - став невольными свидетелями того, как ее еще больше расширяют.
  - Н-навались, православные! И-и?
  - Ух!!!
  - И-и?..
  - Эх-х!!!
  На глазах англичан десятка полтора крепких работников по обе стороны улицы деловито валили и куда-то утаскивали ровные бревнышки усадебного тына. Еще столько же, рассыпавшись по двое-трое, аккуратно разбирали кровли опустевших надворных построек, тут же распиливая деревянные балки на чурбаки, и попутно тщательно выискивая и собирая любой ржавый гвоздь или скобу. Невдалеке от этого разрушения чинно стоял мастер-землемер, неторопливо выставляющий по отвесу треногу с зрительной трубкой - и покрикивающий на четырех своих помощников-учеников, что растягивали вдоль улицы веревки с навязанными через равные промежутки мерными узлами. Где-то невдалеке лениво перелаивались дворовые псы и мычали коровы, потом все перекрыл жалобный скрип дерева и молодецкое уханье разрушителей, закончивших с крышами и добравшихся до бревенчатых стен... Четверо (с половиной, ага) зевак как-то разом почувствовали себя лишними в происходящем перед ними действе.
  - Сюда, сэр Уильям.
  Отступив, гости Москвы пристроились вслед за проводником: разговор на некоторое время затих, потому что узенькая улочка изобиловала лужами неясной глубины, которые требовалось огибать и перепрыгивать. Однако вскоре небольшой отряд выбрался на вполне приличную улицу с дошатыми мостками-тротуарами.
  - Энтони, в твоих отчетах упоминались особые кольца из темного янтаря, дающие возможность...
  - Да, сэр.
  - Я правильно понимаю, что теперь они стали бесполезными украшениями?
  - Нет, сэр. Теперь обладателей этих редких и драгоценных вещиц ведут к леди Дивеевой.
  - Личной врачевательнице короля Джона? Хм-м-да, я о ней наслышан. Скажи, Энтони, а эти кольца можно купить? Или получить как-то иначе? Несколько очень уважаемых джентльменов попросили меня узнать о такой возможности.
  - Я... Поговорю со сведущими людьми, сэр Уильям.
  - Вот и прекрасно!
  Огладив бородку, Мэррик поглядел вперед, и улыбнулся при виде большой улицы с уже готовой каменной мостовой. Следом за ним оживились-обрадовались и охранники с сыном, уставшие ломать ноги по ненадежным доскам и ежеминутно рисковать падением в очередную подозрительную яму. Выйдя на ровную брусчатку, мужчины разом остановились и скучились - уж больно разительной была разница между прежними улочками-переулками, и широким светлым проспектом. Ко всему, еще и многолюдным: обрусевший Энтони тут же замахал рукой, подзывая к себе разгуливающего невдалеке мелкого уличного торговца:
  - Сбитель, кому сбитень?! С пылу, с жару!..
  Перекинувшись с ним парой коротких фраз, Дженкинс вытянул из камзола болезненно тощий кошелек и кинул торговцу блеснувшую тусклым серебром монетку. Ловко подхватив копийку и сунув ее за пазуху, тот снял со спины плетеный короб, поставил его у своих ног, немного повозился - и прямо на виду у удивленных англичан начал наливать в берестяные стаканчики какой-то исходящий паром напиток.
  - Попробуйте, сэр Уильям: этот напиток зовется сбитнем. Мед, вода, и немного трав. Со специями он еще вкуснее...
  - Да?
  Осторожно понюхав содержимое своего стаканчика и подождав, пока агент Компании с видимым наслаждением сделает пару мелких глоточков, консул пригубил горячее питье.
  - Хм, неплохо!
  У торговца сбитнем нашелся напарник, промышляющий пирожками с рыбой и мясом, так что вскоре вся компания с удовольствием ими чавкала - присев перед этим на каменную лавку, возле которой тянулись вверх тоненькие стволы недавно высаженных лип. Немного отдохнув и набив желудки горячей и вкусной выпечкой, англичане с резко поправившимся настроением продолжили прогулку: и надо сказать, что шагать по светло-серой мостовой, разделенной в середке узкой полоской темной брусчатки, было сущим удовольствием! Да и приятных глазу видов резко добавилось: улица Святой Варвары была одной из первых, с которых началось "Большое каменное устроение", так что гости с туманного Альбиона могли наконец уяснить, к чему же стремился владыка московитов.
  - Хм! Очень похож на палаццо одного дожа, которое я видел в Венеции... Разве что отенок песчаника на стенах чуть светлее, и само строение на этаж выше. Энтони, неужели это тоже какая-то торговая контора?
  - Нет, достопочтенный сэр, это будущие палаты боярина Морозова.
  - Неплохо, очень неплохо, чувствуется рука итальянских зодчих. А вон тот дом? Я же правильно понимаю, что весь первый этаж отведен под какую-то большую лавку?
  - Именно так и есть, сэр Уильям: здесь служащие Аптекарского приказа будут торговать лечебными снадобьями и притираниями. А вон там, если я все правильно помню, откроют большую таверну...
  Сморщившись от солнечного блика, отразившегося от стекла в несуразно-больших окнах третьего-четвертого этажа высоченного дома, консул оглядел доступные его взору строения, оценил обилие дорогого (ибо прозрачного и большого) стекла, и с непонятной интонацией заметил:
  - Я начинаю верить вашим историям о будущей крыше московского Гостиного Двора.
  Тут же резко помрачнев, один из четырех управителей английской Московской Компании злобно процедил - так, чтобы это услышал только агент Дженкинс.
  - Я очень надеюсь, что лорд Джадд сможет объяснить действия своего бастарда. В любом случае, остальные акционеры просто так этого не оставят... И я не усматриваю в произошедшем твоей вины, Энтони.
  - Благодарю, сэр Уильям. Признаюсь, последнее время было для меня не самым легким.
  - Дальше будет еще труднее. Независимо от того, чем завершится сделка с лордом Найфеном Кондроу - наша Компания должна продолжить свои дела в этой стране. Англия, да хранит ее Господь, сильна своими кораблями: нашим капитанам и корабельным мастерам очень нужны дешевая русская пенька и воск, строевой и мачтовый лес, и конечно, хороший березовый деготь. Драгоценный фарфор, меха, зеркала, тульская сталь, свечи из этого их нового воска, все прочие диковинки - все они тоже очень желательны, но без них Компания вполне может обойтись... Какое-то время.
  Обгоняя неспешно шагающих по широкому тротуару англичан, по мостовой процокали копытами коней три безусых юнца с небольшой свитой: причем сидели эти недоросли в седлах столь превосходных жеребцов, что консул Меррик поневоле на них засмотрелся. Увы, жизнь тут же наказала его за это: в реальность гость Москвы вернулся, весьма болезненно врезавшись в изогнутый прут кованной оградки, защищающей молоденькую липку с жиденькой пока кроной от таких вот невнимательных зевак.
  - Проклятье!
  Успокаивающе махнув дернувшимся к нему охранникам, почтенный консул присел на очередную каменную лавку и помял ушибленное колено, разгоняя кровь.
  - Энтони, кто это был?
  - Где, достопочтенный сэр?
  - В седлах персидских скакунов, каждый из которых стоит не меньше тысячи цехинов!
  - Кхм... Два средних княжича Мстиславских, и сын-наследник лорда Сыскного приказа.
  Хмыкнув, сэр Уильям с кряхтением вздел себя на ноги и едва заметно захромал вперед - хотя в голове уже начали появляться мысли о том, что надо было или оставаться в старом представительстве, или сразу ехать в это... Слободу, в общем. Дабы отвлечь начальство от невеселых дум, Дженкинс вновь угостил всех горячим сбитнем; затем познакомил соотечественников с одним из московских общественных (и, к его большому сожалению, платных) нужников - устроенных точь в точь, как это делали древние римляне. Подивившись на толстые мраморные плиты с прорезанными в них отверстиями, и посидев голыми задницами на холодном камне, островитяне покинули заведение, прямо на ходу перебрасываясь низкопробными шуточками - и вместе с тем признавая, что так облегчаться гораздо удобнее, нежели пристраиваться где-нибудь возле стенки у всех на виду. Миновав несколько достраивающихся боярских палаццо и четверо больше пустырей, на которых только начали работать землекопы, жители туманного Альбиона аккуратно пробрались по уже готовому тротуару мимо громадной ямы на месте будущего перекрестка. Немного поглазев на ее дно, где каменщики заканчивали несколько небольших арочных тоннелей, вливающихся в основной канал с нечистотами, и мазали чем-то черным и вонючим гладкие бока тех самых, словно бы отлитых из серого камня труб, они в предчувствии скорого завершение прогулки прибавили шаг... Чтобы вскоре увидеть редкую цепь стражников в черных кафтанах, отгородивших немалый кусок улицы Святой Варвары. Кстати, так восхитившие консула скакуны тоже были тут - а вот их всадники стояли рядом с еще одним похожим на них юнцом, и вместе с ним внимательно слушали какого-то старика. Полностью седого и морщинистого, но судя по тому, как энергично и экспрессивно он тыкал рукой и махал увесистой тростью в сторону недостроенного дворца-палаццо, до старческой дряхлости было еще далеко. И все бы ничего, если бы этого юнца и его пожилого спутника не охраняла королевская дворцовая стража! Впрочем, догадливый Дженкинс уже торопился с объяснениями:
  - Это младший из принцев Федор, и один из его наставников, маэстро Челлини: они обсуждают какие-то изменения в строительстве палат бояр Захарьевых-Юрьевых.
  - Еще один итальянец?! И чему же этот престарелый макаронник учит юного принца? Надеюсь, не этим их итальянским штучкам, за которые Господь некогда поразил огнем Содом и Гоморру... Погоди-ка!.. Бенвенуто Челлини? Это тот, который - скульптор, ювелир, художник, гравер и даже музыкант?
  - Я слышал, что он еще написал какие-то труды по истории, архитектуре, ваянию из камня и многом ином.
  - Так это и в самом деле он?!?
  - Да, достопочтенный сэр. Мне говорили, что старший принц Димитрий состоит с ним в переписке, купил все копии его работ и письменных трудов, и уже давно приглашал маэстро в Московию, обещая тому достойное содержание и приличное обращение. На исходе зимы этого года Челлини наконец прибыл... По слухам, он решился на столь далекое путешествие после того, как опять навлек на себя гнев сразу нескольких кардиналов римской курии. Мг-м, и кого-то убил уже у себя на родине во Флоренции. Кажется, какого-то почтмейстера?..
  - Н-да, выбирая между тюрьмой в солнечной Италии, и обеспеченной свободной жизнью вдали от нее...
  Остаток уже довольно короткого пути до Английского подворья сэр Уильям Меррик проделал в полном молчании, чувствуя нарастающую усталость. За всего лишь одну прогулку он услышал и увидел столько, что иному хватило бы на год! Теперь же все это требовалось разложить по мысленным полочкам, отложив тщательное обдумывание с последующими выводами на потом. Представительство Компании встретило их парой новых и пока еще пустых повозок, на которые слуги без особой спешки укладывали остатки деревянных чурбаков и мешки с зерном и прочими сьестными припасами; все сильнее прихрамывая из-за разнывшегося колена, консул распорядился проводить его куда-нибудь, где он сможет отдохнуть перед важными переговорами. Ну и чтобы сына накормили, вместе с охранниками - хотя юный Джонни скорее желал последовать примеру родителя и поскорее завалиться на любой доступный лежак. К счастью, лорд Кондроу проявил известное благоразумие и по всей видимости решил дождаться позднего вечера или ранней ночи - так что оба Меррика и все остальные не только успели отдохнуть, но и даже и поужинали доставленной из ближайшего трактира горячей похлебкой и вкусной кашей с мясной подливой. Отправив осоловевшего отпрыска и дальше осваивать кровать в спальне агента Дженкинсона, посвежевший после отдыха консул прошел в его кабинет и отпустил бдящих в кабинете возле денежного сундучка охранников. Разумеется, Энтони тут же уступил начальству место за своим столом, присев на один из двух свободных стульев.
  - Ну что же, пока мы ждем, как раз есть время поговорить о делах Компании. В порту уже должны были разгрузить три наших корабля, и... Хм, я очень надеюсь что королевские чиновники не арестуют наши товары. Можете что-то сказать по этому поводу, Энтони?
  - Для этого мне надо знать содержимое коносаментов этого года, достопочтенный сэр.
  - Ах да! Гм, ну, этим мы займемся завтра.
  Приняв от неслышно зашедшего в кабинет слуги Дженкинса небольшой кубок, консул повел им перед носом и приятно удивился:
  - Сидр?
  Его вкус оказался еще приятнее, и немного крепче привычного: почувствовав волну приятного тепла, Меррик сделал еще пару глотков и отставил кубок на стол - отметив краем глаза, что молчаливый слуга тут же восполнил убыль напитка. Дождавшись, когда он удалится, едва слышно спросил:
  - Ему можно доверять?
  Влив в себя остатки сидра в своем кубке, Энтони так же тихо ответил:
  - Джон не очень умен, но он крепкий малый, и очень исполнителен. И да, ему можно доверять: несколько раз у него были возможности... Гм, очень соблазнительные возможности, но он остался верен. Его неоднократно пытались подкупить голландские и испанские торговцы, и я использовал это на пользу Компании, так что католики его не любят лишь немногим меньше, чем меня.
  Щедро плеснув себе сидра, обрусевший английский джентри с явно видимым удовольствием глотнул, и сэр Уильям охотно последовал его примеру.
  - Вернемся к коносаментам: подробные списки груза я передам тебе завтра: в основном там олово, двести бочонков пороха, тонкое сукно и немного пушечной бронзы в слитках.
  Потерев лоб, Дженкинс не очень уверенно предположил:
  - Олово и бронзу наверняка заберут в обеспечение долгов Компании, остальное позволят перенести на наши склады и приставят охрану.
  - То есть?!? Московитам уже не нужен порох и хорошее сукно?!
  Хлебнув сидра, Энтони пожал плечами:
  - У голландцев ткани лучше и тоньше наших, и везут они их гораздо больше. Что касается пороха, то еще мой предшественник в своих докладах описывал, как по царскому указу устраивались большие селитряные ямы во всех городах Русии. Семь лет тому назад, если я верно помню - и вот, видимо собрали первый, хм, урожай.
  Поглядев на потирающего висок консула, главный агент осторожно добавил:
  - Голланды так же везут хорошую селитру. Еще индийские специи и дерево драгоценных пород - лорд-казначей Ховрин щедро платит за них, и даже выдает разрешения на покупку необработанной пеньки и отборного корабельного леса. Или снижает цену на уже готовые канаты и парусину. Готовый порох почти перестали закупать...
  От выражения лица влиятельного акционера английской торговой Компании сидр начал понемногу киснуть. К счастью, его приятный вкус спасло появление слуги, прямо от порога коротко поклонившегося хозяину-нанимателю.
  - Прибыл? Ну так веди его сюда!
  - Он не один, сэр.
  - Сколько с ним людей?
  - Всего один, сэр.
  - Болван! Немедленно веди его!..
  Увы, но верный Джон не успел выполнить хозяйское распоряжение, едва не полетев на грязный пол от сильного толчка в спину: шагнув в кабинет, поздний гость недовольно пробурчал на неплохом английском:
  - Не стой на пороге, дубина.
  Встав возле двери, пришелец внимательно огляделся, чутко прислушался, и только после этого стянул с головы глубокий капюшон черного плаща, делающего его похожим на священника в рясе. Улыбнувшись вскочившему на ноги хозяину подворья так, будто встретил очень близкого родича после долгой разлуки, молодой мужчина в шитой серебром одежде сделал десяток шагов и дружелюбно распахнул руки:
  - Антоша!..
  За спиной царского секретаря из сумрака дверного проема вынырнул еще один плащеносец, скромно вставший рядом с ожидающим приказаний слугой.
  - Джон, неси рейнского!
  - О-о, я вижу ты не забыл мои вкусы?
  - Ну как можно, Найфен! Ты же знаешь, что в этом доме ты всегда желанный гость.
  - Приятно это слышать...
  Несмотря на дружеское общение взгляд улыбчивого русского оставался холоден: таким он остался и после того, как агент Дженкинс представил достопочтенного консула и паройф раз объснил его высокое положение в английской торговой Московской компании. Лишь когда сэр Уильям очень выразительно указал гостю на небольшой, но очень тяжелый сундучок, атмосфера за столом действительно стала дружелюбной.
  - Мы готовы заплатить. А вы готовы... К своей части сделки?
  Сделав пару мелких глотков, молодой лорд Кондроу утвердительно кивнул:
  - У меня есть для вас опытный мастер, который три последних года работал с тульским укладом. Он умеет готовить руду, знает все нужные добавки, их пропорции, устройство печей и согласен на переезд в вашу страну: мои люди приведут его и второго умельца вместе с их семьями на ваш корабль в Нарве, а дальше... Дальше вы уже сами договаривайтесь с ними о плате за их услуги.
  Помолчав, Меррик утвердительно кивнул:
  - Это нам подходит. Второй мастер?
  Поморщившись, Найфен отпил прекрасного рейнского вина.
  - Не мастер, а подмастерье. Знает все необходимое, и уже два года самостоятельно делает и расписывает большие сервизы. Один из лучших в этом, но немного горделив, и очень обижен на полноправных мастеров...
  Англичане тут же понятливо закивали, будучи не понаслышке знакомы с порядками в европейских ремесленных гильдиях: там иные нелюбимые ученики тоже годами и десятилетиями ходили в подмастерьях - а случалось, что и умирали в этом статусе.
  - Теперь ваша очередь меня радовать. Антоша?
  Дженкинс машинально кивнул, но "радовать" начал все же консул: демонстративно вытянув из глубин камзола пару ключей с затейливой бороздкой, он дошел до сундучка и начал возиться с его замком. Настоящим произведением искусства от итальянских мастеров - настолько надежным, что даже хозяину потребовалось на его открытие не меньше трех минут. Распрямившись, сэр Уильям показал внимательно наблюдающему за ним московиту характерно увязанные и опечатанные горловины кожаных кошелей. После чего вернулся обратно и положил перед ним же небольшой тубус, запечатанный личной печатью государственного секретаря королевы Елизаветы - лорда Уильяма Сесила, первого барона Берли.
  - Та-ак!?
  Без малейшего почтения сломав сургуч, молодой лорд осторожно вытянул под зыбкий свет десятка свечей рулончик тонко выделанной кожи - оказавшейся всего лишь обложкой дорогого белого пергамента, с подвешенными к нему на двух шелковых шнурах печатями. Не торопясь его читать, он для начала внимательно рассмотрел оттиски.
  - Хм, подлинные. Благостно!
  Пока англичане переглядывались, Найфен начал читать королевский указ-пожалование, в котором источник чести в виде Ее величества Елизаветы Первой Тюдор наделял этой самой честью барона Кондроу. Вводя его тем самым в ряды низшего пэрства королевства Англии и Ирландии, с дарованием за особые заслуги перед короной наследуемого потомством менора. В той самой Ирландии, ага.
  - Младшее баронство?!? У вашей королевы что, не нашлось для меня вотчины побольше и получше?
  Успокаивающе улыбнувшись, консул Уильям Меррик мягко заметил:
  - Но мы ведь только начали как следует дружить? Еще несколько похожих сделок, и даю слово - Правление нашей компании походотайствует перед Ее королевским величеством о награде, достойной ваших несомненных талантов. Вы определенно достойны большего!
  Немного помолчав, личный царский секретарь неохотно кивнул, соглашаясь с прозвучавшими условиями. Свернув указ о своем баронстве, и бережно уложив обратно в тул, лорд Кондроу спокойно скрыл его в глубинах своего плаща.
  - Жалованную грамоту я забираю с собой. Золото мой подручник пересчитает и ссыплет в один мешок, горловину который я опечатаю своим знаком: один ключ от замка я тоже заберу. Когда товарец окажется в Нарве и твои людишки доподлинно известят тебя о том, что корабль благополучно отплыл, мы завершим наше дело - и сделаем это в Иноземной слободе.
  Огладив бородку, Меррик согласно кивнул, соглашаясь пожить в новом представительстве Компании, ну и заодно послужить гарантом сделки.
  - Вы очень все хорошо продумали, лорд Кондроу.
  Выразительно заглянув в свой кубок (хозяин кабинета тут же поспешил наполнить его заново), царский секретарь проворчал на родном языке:
  - Захочешь жить в чести и достатке, и не так раскорячишься...
  Пока Энтони переводил и пояснял начальству глубинный смысл негромких слов, драгоценный друг и партнер английской Компании кивнул своему молчаливому слуге на мешочки с монетами: тот, неглубоко поклонившись, с тихим скрежетом подтянул от стены к сундучку широкую лавку, присел на нее и вытянул из-за пояса плотно скатаный кожанный мешок.
  - Кха! Какие новости при дворе, Найфен? Ты вроде бы говорил, что тебе есть чем меня удивить.
  Задумчиво покрутив вновь опустевший кубок в руке, царский секретарь кинул взгляд на своего человека, расстелившего перед собой чистый плат из небеленого льна и как раз потянувшегося рукой за первым из денежных мешочков.
  - Вести есть, да. К примеру: Великий государь повелел, и Дума Боярская о том приговорила, чтобы уже в этом году заложить близ Михайло-Архангельского монастыря, что на Белом море - новый городок Архангельск.
  - О?!? Новый порт в обход Зундских проливов?
  - Да, Великий государь давно уже недоволен непомерной корыстью и своеволием датчан.
  Для англичан, которых тоже не радовала жадность королевских чиновников Фредерика второго, новость была не только важной, но и определенно хорошей: так что они искренне пожелали царю Иоанну Четвертому долгих лет правления и крепкого здоровья. Что касается лорда Кондроу, то он, обласкав алчным взглядом золотые монеты, вдруг как-то странно усмехнулся, порылся в складках своего плаща - и бросил на стол три небольших клочка ткани. Хорошей фландрской ткани из тонкой шерсти, уж это опытные негоцианты опознали влет: но главное, что ее полотно было отменно прокрашено в три разных цвета. Сочный синий, чуточку темный багрово-красный, и прекрасно оттенивший его травянисто-зеленый.
  - В землях Сибирских царские рудознатцы сыскали богатые залежи дивного камня анилина. Поначалу конечно, посчитали его бросовым: но когда узнали от местных ясачных людишек, что китайцы щедро... Гм, ну, это неважно.
  Консул и московский агент Компании так не считали, но настаивать на подробностях не стали из врожденной деликатности. Коготок увяз, всей птичке пропасть - а уж терпеть и выжидать они умели.
  - Его добывают недалеко от побережья Студеного моря, затем сушат и приготавливают: в зависимости от добавок, получают дешевый кармин, лазурь и зелень. Доступ к месторождению есть как с суши, так и с моря - но самое интересное в том, что еще большее месторождение этого камня есть в Северной Африке, на землях Блистательной Порты. Что скажешь, Вилим, стоит секрет дешевых красок для ваших тканей - тридцати тысяч цехинов и жалованной грамоты на большое баронство?
  Меррик не сразу осознал, что московит таким образом исковеркал именно его имя - он был очень занят, подтянув к себе разноцветные лоскуты ткани и придирчиво их осматривая. Пропуская между пальцами, сминая и отпуская, а под конец даже куснул и лизнул, после чего надолго задумался, с лихорадочной быстротой просчитывая все возможные последствия.
  - Кхе-кха! Клянусь Святым Георгием, покровителем Англии - я займусь этим лично, лорд Кондроу. Можно ли получить кусочек этого чудесного камня для того, чтобы я мог показать его остальным консулам Московской компании?
  Сожалеюще качнув головой, поистине драгоценный друг Компании выставил на стол три небольшие склянки, внутри которых перетекал от стенки к стенке красный, зеленый и темно-синий порошок, и пояснил:
  - Анилин-камень по готовности мелют в тонкую пыль и ссыпают в бочки, чтобы никто не догадался, как и из чего делаются краски. Ведающий этим делом боярин вообще предложил Великому государю схитрить и пустить поголос, что это-де особая глина со дна сибирских рек. Или что мы сами покупаем его задорого у китайских купцов - чтобы любые прознатчики смотрели в другую сторону от дальнего русского севера...
  Проводив глазами исчезающие скляницы и заглянув в свой кубок, Найфен со вздохом перевернул и поставил его на стол в знак того, что на сегодня ему уже достаточно.
  - Трифон, чего ты там возишься? Мы ждем.
  Слуга амбициозного московита действительно как-то странно занимался пересчетом монет: брал, зачем-то шоркал ребром о свой плат, смотрел и откладывал в сторонку - а на вопрос господина он вообще втянул голову в плечи. Затем захватил рукой жменьку новых цехинов из кошеля, приблизился к хозяину и что-то ему зашептал, прикрыв для надежности губы свободной ладонью. Наблюдая за тем, как лицо лорда Кондроу внезапно потеряло прежнее дружелюбие и выразительность, англичане тревожно переглянулись: меж тем, Найфен цапнул один золотой и вытянув из поясных ножен короткий клинок, с усилием резанул по верху монеты. Присмотрелся, взял новую монету и повторил, бросил что-то повелительное слуге, и тот метнулся за новым, еще не вскрытым кошелем: полоснув по его боку, русский испортил уже третью по счету монету, и консул медленно начал бледнеть:
  - Нет...
  Вместо ответа Найфен Кондроу медленно сжал руку в кулак и саданул почтенного сэра Меррика с такой силой, что тот и сам не понял как оказался на полу с гудящей от удара головой и хлюпающим кровью носом. Завозившись, он кое-как вздел себя на ноги, обнаружив что бешеный московит откуда-то достал небольшой, зато двуствольный колесцовый пистолет, которым немедля и уперся прямо в правый консульский глаз - и зашипел что-то на русском бледному как покойник Дженкинсону. Тот поначалу явно оправдывался и пытался успокоить обманутого в самых лучших ожиданиях молодого лорда; затем молча слушал, и лишь время от времени понятливо кивал. Наконец, царский секретарь убрал свое грозное оружие от лица одного из четырех управляющих Компании, и перейдя на ставший заметно более грубым английский, с угрозой произнес:
  - Хорошо, я поверю, и подожду еще год. Но если подобное повторится, я продам товарец и тайну анилин-камня голландцам или испанцам. Или даже любекским немцам - одним словом любому, кто сможет заплатить мою цену. Ты понял, Вилимка?!?
  Ничего не понимая, консул на всякий случай утвердительно кивнул, после чего Кондроу и его слуга убрали свои пистоли и стремительно покинули кабинет, прямо на ходу накидывая капюшоны. С кряхтением пересев поудобнее, сэр Уильям подгреб к себе испорченные монеты и внимательно осмотрел срезы, блестящие чистым свинцом - и поверхность цехинов, покрытую тончайшим слоем настоящего золота.
  - Хорошая подделка.
  Не меньше внимания он уделил и горловине кошеля, опечатанной личной печаткой секретаря-казначея Компании - после чего потер гудящую челюсть и по-простому присосался к остаткам рейнского в кувшине. Не отказался достопочтенный и от добавки в виде сидра, которую выставил на стол угрюмый, и разом постаревший на десяток лет Энтони.
  - О чем он тебе говорил?
  Мрачный английский джентри подавленно доложил:
  - Сказал, что теперь хочет за каждого мастера по тридцать тысяч цехинов, за секрет этого его аниля-камня возьмет не меньше ста. И что те же голландцы за подобное с радостью выложат все двести тысяч, так что он рассчитывает на "большое" баронство в Ирландии. Еще он много сквернословил, сэр Уильям...
   Вытирающий засыхающую кровь Мэррик усмехнулся и тут же болезненно скривился от боли, прострелившей его виски:
  - Кто бы на его месте... Скверно. Очень скверно все получилось, Энтони. Я оставлю тебе большую часть своих личных денег и кое-какие драгоценности, а сам с сундучком фальшивых монет отправлюсь в Нарву. Джонни я тоже оставлю на тебя: надеюсь, для него это будет безопасно?
  - Да, сэр. Царь Иоанн милостив, и его гнев обращен лишь на недоумка Чеппела... Еще год нам ничего не грозит в Московии. Но торговлей заниматься мне и другим агентам Компании не дадут.
  - Потерпим. Надеюсь, Святой Георгий поможет мне благополучно добраться до Англии и правления в Лондоне - а уж там я задам много, очень много неприятных вопросов говнюку Джадду и скользкой рыбе казначею, потому что это именно кто-то из них и устроил...
  Ощупав нос, многоопытный консул резко надавил на хрящик в нужном месте - тут же зашипев от едва слышного хруста и полыхнувшей вслед за ним боли:
  - Чертовы ублюдки, гореть им в аду на самой большой сковороде! Решили меня поиметь? Еще посмотрим, как у вас это выйдет!!!
  
  
  
   Глава 6
  
  
  С приезда в Вильно царевны Евдокии прошло всего несколько месяцев, но их вполне хватило, чтобы резиденция Великих князей Литовских понемногу начал приобретать уютный и местами даже откровенно "домашний" вид. Юная хозяйка, изредка советуясь с боярыней-пестуньей и девицами своей свиты - утвердила эскизы настенных росписей по свежей побелке, смело меняла местами (а то и вовсе убирала) пыльные гобелены и поблекшие картины, лично распределяла по всем жилым покоям персидские ковры и новую мебель. Ну и конечно, завела везде горшки со свежей зеленью, в иных местах устраивая чуть ли не целые клумбы с палисадниками - явно тоскуя по оставшемуся в Москве большому Зимнему саду. Даже устроила в паре угловых светлиц третьего этажа Дворца его малое подобие, в виде садика лекарственных трав и просто красивых растений: и именно там теперь отдыхал от государственных дел ее старший брат. Он, конечно, не мог увидеть переливы солнечных лучей на желтовато-зеленоватом стекле, сочные цвета разнообразной зелени, тонкие оттенки красного, синего и желтого на распустившихся бутонах и соцветиях... Зато усевшись возле какого-нибудь невзрачного кустика, Дмитрий ослаблял щиты на разуме и полчаса-час просто любовался тонкими и зыбкими, но такими красивыми в своей обманчивой простоте ажурными "узорчиками". Каждый житель растительного мира был прекрасен по-своему, и он откровенно отдыхал душой в их молчаливом, но таком приятном обществе... Вот и сейчас, устроившись на стульце возле большого горшка с лавандой, и разглядывая тусклое сияние ее лилово-бело-бирюзовой "паутинки" - молодой государь лениво думал о том, что кажется, его чувствительность понемногу растет:
  "Прошлым летом еле-еле различал самые толстые корешки, а теперь вижу весь подземный "куст" во всей его красе... И какие-то непонятные сине-желто-красные переливы временами проявляются. Может, притормозить восстановление Узора? Надо бы поговорить с Дуней, да хорошенько проверить, все ли канальцы и каналетто мы одинаково помним - а то получится в итоге такая кракозябра, что..."
  Повернув голову к входу в дворцовую оранжерею, Дмитрий мимолетно поморщился: ну что за люди, и часа без него обойтись не могут! Меж тем, в дверку из толстого дуба предупредительно стукнули, затем еще раз, и лишь дождавшись разрешающего хлопка ладонями - в светлицу вдвинулся князь Острожский с парой грамоток наперевес.
  - Прости, государь, что отвлекаю от важных размышлений, но ты сам распорядился...
  Увидев разрешающий жест, великокняжеский секретарь приблизился и уже увереннее доложил:
  - Утром прибыл большой обоз из Москвы, с ним инокиня Александра - о которой ты велел докладывать особо.
  Проведя указательным пальцем по чуть "приболевшему" стебельку лаванды, повелитель Литвы негромко уточнил:
  - Ее встретили как подобает?
  - Царевна Евдокия лично позаботилась об этом. Кхм... Но мне показалось, что более всего она обрадовалась прибывшему в обозе горному пардусу.
  Едва слышно хмыкнув, Великий князь легонько поворошил нежно-сиреневые соцветия и без особого интереса поинтересовался:
  - Что-то еще?
  - Да, государь. В канцелярию стали поступать прошения к Евдокии Иоанновне: у Большого Дворца уже давно не было хозяйки, и многие вдовствующие шляхтянки не имели возможности просить помощи, защиты, а временеми и справедливости.
  Помолчав, Димитрий согласился с намеком опытного царедворца:
  - Покуда нет Великой княгини Литовской, по всем обычаям и законам,- именно сестра первая по чести и положению во всей Литве. Значит ей и надлежит представлять перед Троном всех шляхтянок, и разбирать их слезницы и малые просьбишки. С сего дня все подобные прошения не вскрывая передавать ей.
  - Будет исполнено, государь.
  Неглубоко поклонившись, Острожский для вида шелестнул второй грамоткой:
  - Кхм-кхе. Прямиком от австрийского двора императора Максимиллиана к нам в Вильно прибыли три высокоученых мужа: алхимик и астроном Клаудио Монвердато; известный саксонский медиум и алхимик Йоган Брейкеле, и...
  На краткий миг развернув записи, князь Константин стрельнул в них глазами:
   - Математик, астролог и алхимик Джон Ди.
  Впервые за все время аудиенции потеряв интерес к цветам, Великий князь удивленно переспросил:
  - Ди? Англичанин?!
  Вновь подглядев в своих записях, секретарь уточнил:
  - Валлиец, государь.
  - Хм. И каковы же их желания?
  - Получить службу при твоем дворе, государь, или же при дворе твоего отца. Саксонец Брейкеле владеет тайным знанием о превращении разных металлов в чистое золото, и готов доказать это на деле. Итальянец мечтает увидеть большую обсерваторию в Москве, и составить полный атлас звездного неба; валлиец... Гм-кхм, он привез с собой очень много книг, и желает преподнести их в дар - в надежде стать твоим... Учеником.
  Лучи полуденного солнца достаточно хорошо освещали-грели малую оранжерею, чтобы великокняжеский секретарь во всех подробностях разглядел на лице молодого правителя искреннее удивление.
  - Так же должен упомянуть, государь, что подскарбий Волович очень заинтересовался необычными умениями саксонского алхимика и наверняка будет за него просить.
  - Н-да. Наш добрый Остафий слишком хороший казначей, чтобы пройти мимо такой интересной возможности...
  Помолчав, царственный слепец в последний раз вдохнул нежный аромат лаванды и встал, подхватывая в руки золотую диадему. Тонкую и нарочито простую, и всего лишь с одним - но зато поистине громадным рубином на челе. Князь Острожский поневоле засмотрелся на камень дивной красоты и огранки, в какой уже раз пытаясь исчислить хотя бы примерную стоимость подобного темно-багрового чуда. Он так этим увлекся, что слегка вздрогнул, услышав обманчиво-мягкое повеление:
  - Пока мои помыслы заняты грядущим Вальным сеймом, но когда он закончится, настанет время и для праздных развлечений. До той поры устрой эту троицу где-нибудь близ Вильно: достойно, но без чрезмерных излишеств. Возможно, кто-то из них и в самом деле окажется полезным... Хотя? Италийца оставь во дворце: пусть расказывает девицам из свиты Евдокии про свою родину и красивые звезды.
  Учтиво поклонившись, секретарь покинул малую оранжерею - но спокойное течение мыслей Дмитрию это не вернуло. Отчего где-то глубоко внутри разума зародилось небольшое зернышко досады, грозящее со временем прорасти в крупные неприятности для кого-нибудь из его не слишком верных подданных. К счастью, появление доверенной челядинки с запиской от сестры направило течение его мыслей в более безопасном направлении: Дуня извещала, что организовала на "девичьей" прогулочной галерее чаепитие с инокиней Александрой, и приглашала полакомиться творожными ватрушками и пирожками с печенью перед нескорой еще вечерней трапезой.
  "Ну что же, не дали спокойно отдохнуть, так хотя бы посижу в приятной компании".
  Поправив диадему и подхватив посох, уже не юноша - но молодой мужчина покинул зеленое царство богини Флоры, привычно отмечая-контролируя краешком сознания, как сзади к нему тихонечко пристроилась троица постельничей стражи. Которая так же тихо и отстала, когда он миновал их браво подтянувших животы товарищей, охранявших выход на галерею.
  - ...выезжала еще по слякоти и распутице; но пока ехала, земля так высохла, что пришлось пересаживаться в переднюю повозку - а то от пыли было ну просто не продохнуть! Хорошо еще...
  Инокиня Александра так увлеклась рассказом о своем путешествии (которое для нее было событием немалым, после долгого-то сидения в монастыре), что заметила родного племянника только тогда, когда мимо нее с умильным повизгиванием ломанулись сразу два здоровенных меделяна.
  - Рычок, зар-раза...
  Торопившийся первым подставить голову под хозяйскую руку пес едва не выбил у Дмитрия его посох - и от всей души наступил когтистой лапищей на носок сафьянового сапога. Между прочим, очень тонкого, потому как летнего! Ревниво отпихнув плечом конкурента на ласку, второй собакен верноподданически гавкнул, и в награду был удостоен милостивого поглаживания и даже потрепывания по холке.
  - Ох ты ж батюшки! Государь...
  Вскочившую и отмахнувшую полноценный поклон гостью Великий князь гладить не стал, зато по-родственному обнял:
  - Рад тебя видеть вновь, тетя Уля.
  Оценив скромную рясу инокини из простого черного шелка и простые агатовые четки, он мимоходом отзеркалил улыбку сестре и поманил служку с чашей для омовения рук:
  - Как добралась? Поздорову ли?
  Осторожно усевшись обратно на стулец, тридцатисемилетняя женщина мимолетно стрельнула глазами на племянницу и чинно ответила:
  - Благодарствую, государь, все хорошо.
  Заняв свое место за столом, Дмитрий принял из рук сестры кружку с одним из своих любимых травяных отваров с капелькой меда, с наслаждением вдохнул его терпкий запах и припомнил:
  - Месяца за два до смерти дядюшки ты как-то угощала меня пахлавой и кусочком медовых сот. Липовых...
  Дрогнув лицом, инокиня Александра понемногу начала превращаться во вдовую княгиню Ульяну.
  - Неужели помнишь?
  - Еще бы мне не помнить, если на каждой трапезе братья и сестра все сладости вперед меня съедали!
  Не в силах терпеть такие поклепы, Евдокия тут же напомнила:
  - Неправда, ты сам нас угощал!
  - Конечно, попробуй тебя не угости - ты мне потом такую "косиську" заплетешь, волосы проще будет ножом отмахнуть, нежели расплести обратно...
  Попробовав надуться на брата за наглую клевету, Дуня не выдержала и тихо прыснула в кулачок, заодно ощущая, как прежняя опасливая настороженность тетушки сменяется явным умилением и... Да, небольшой тоской по отсутствующим у нее детям. Ну, это ничего: зная планы брата, царевна не сомневалась, что тетя Ульяна вскоре о своих печалях напрочь позабудет. Меж тем, обратив внимание на пустующий четвертый стулец, единственный мужчина за столом словно бы прислушался к чему-то, а затем недовольно поинтересовался у хозяйки "девичьей" галереи:
  - А где Аглая?
  - Да уже должна быть... Наверное опять на занятиях задержалась.
  Смочив губы в своей кружке, Ульяна Дмитриевна осторожно полюбопытствовала:
  - Это та самая, которая твоя ученица? А в чем ты ее наставляешь, государь?
  - Тетя, ты уж лучше зови меня по-домашнему: титлов мне и от чужих хватает.
  - Э-э... Благодарствую, М-митя.
  - Наставляю же ее в том, что должно знать и уметь девице нашей Семьи.
  Похлопав глазами, княгиня, особой образованностью не блиставшая (хотя от скуки и одолевшая с полсотни житий святых и подобных им духополезных трудов), еще осторожнее прежнего заметила:
  - Слухи разные ходят, госу... Кхем-кхе. Говорят, она у тебя горделива не по чину, и слишком вольно себя ведет.
  Хмыкнув и ухватив румяную ватрушку вперед сестры, наставник наглой и распущенной зеленоглазой девицы насмешливо предположил:
  - И сказал это тебе какой-нибудь скудоумный боярин, который хотел оказать великую честь безродной Гуреевой, предложив своего третьего или даже второго сына ей в мужья?
  Лицо женщины оставалось спокойным, но двух эмпатов за столом это не обмануло: был такой разговор, был - и не один.
  - Про первую мою ученицу тоже поначалу разное языками трепали: а теперь вон, разные князья-бояре батюшке слезницы пишут и богатыми дарами кланяются, дабы он повелел Дивеевой снизойти к их нуждишкам и болестям. Теперь-то уже все ученые, к Аглае загодя подходцы ищут...
  Понятливо покивав, невестка Великого государя Русии и тетя Великого князя Литвы с явным интересом уточнила:
  - А когда Черная начнет целить хворобых?
  - Да как захочет, так и начнет.
  Моргнув, Ульяна Дмитриевна от такой новости даже приоткрыла в удивлении рот - но тут же поднесла к нему чашку и чуточку шумно хлюпнула остывающим ханьским чаем.
  - Тетя, надеюсь, ты не гневишься на то, что тебе из-за нас пришлось прервать монастырское уединение?
  Эмоция, заполнившая после этого женщину, была очень яркой и многогранной, но вполне выражалась всего лишь одной простой фразой: "да в гробу я видела этот ваш монастырь!!!".
  - Мой долг смиренно и усердно служить Великому государю там, где он укажет.
  - Рад, что вера твоя по-прежнему крепка. Хотя, конечно, после тишины постов и молитвенных бдений тебе тяжело будет вернуться в мир и разбирать разные мелочные дела - но Господь посылает нам лишь те испытания, что по силам.
  Вся троица благочестиво перекрестилась, после чего известный своей набожностью государь-наследник плавно перешел к земным делам:
  - Строительство твоей будущей обители только началось, но там уже есть на что поглядеть: так что, буде появится желание, полюбопытствуй. Возможно, ты захочешь изменить что-то под себя: зодчие обязательно выслушают пожелания матушки-настоятельницы.
  Осторожно поставив драгоценный костяной фарфор на расшитую луговыми цветочками скатерть, ни разу не игуменья, а всего лишь "простая" инокиня Александра растерянно вопросила:
  - Обитель?
  - Батюшка разве не говорил? Прошлым годом я начал строить в Вильно большой женский монастырь с приютом для девочек-сирот. Пока идут работы, тебе придется год-другой пожить во дворце - заодно и Дуняше побудешь духовной матерью, пока не прибудет ее новый духовник... Хм?
  Последнее относилось к князю Старицкому, который осторожно зашел на галерею и нервно переминался с ноги на ногу, явно имея до троюродного брата какое-то неотложное дело или срочное донесение. Вдохнув и отложив половинку еще теплой выпечки, Дмитрий поднялся и сопровождаемый пристальными взглядами меделинов, и любопытным - сестры, дошел до волнующегося родича, тут же начавшего что-то тихо говорить. Широко зевнув клыкастой пастью в сторону гостьи, один из псов как бы невзначай сместился ближе к царевне и положил массивную голову на подлокотник ее стульца, явственно напрашиваясь на ласку. Ну и заодно вдумчиво разбирая влажной носопыркой ароматы со стола: настоящий пес, конечно, любит только мясо... Желательно сырое и живое, но вот конкретно Рычок был согласен снизойти и до презренного теста с начинкой из жареной печени.
  - М-м, Дуня, а велика ли будет та обитель?
  - Довольно велика, тетя. К слову, мы решили назвать ее в честь Святой Анастасии - надеюсь, ты не против?
  Пусть образование у бывшей княгини Углицкой и хромало на обе ноги, но намеки и мелкие оговорки она ловила прекрасно: поэтому, во-первых, не стала уточнять, в честь какой именно из чтимых на Руси святых с таким именем строиться новая обитель. Во-вторых, Ульяна Дмитриевна не пропустила "мы" от юной царевны и ее мелькнувшие на мгновение зубки: ее не спрашивали, а вежливо извещали. Впрочем, она до ужаса была рада приезду в Вильно, и ее полностью устраивали планы племянника на ее дальнейшую жизнь - ибо монастырское житие в глуши уже откровенно обрыдло.
  - Ну что ты! Принимать сирот на воспитание есть дело богоугодное и душеполезное, то нам Спаситель заповедал. М-м, только я не совсем поняла, Дунечка, куда делся твой прежний духовник?
  - Он... Огорчил брата своим излишним усердием в духовных делах.
  - Возможно, если я поговорю с ним, то?..
  - Ну что ты, тетя Уля, его уже отпели и похоронили.
  - Гм. Что ж, все мы под богом ходим...
  Наложив на себя крестное знамение, монахиня пробормотала краткую молитву - попутно пытаясь понять, отчего это племянница на нее так странно смотрит. Меж тем, отправив троюродного брата с каким-то повелением, Димитрий вернулся к столу, с облегченным вздохом сел и подхватил свою недоеденную ватрушку:
  - Дуня, через полчаса у тебя внеочередное занятие. Тетя Уля, так что, приказать устроить тебе осмотр монастырского устроения, или прежде ты вдосталь отдохнешь - все же, дорога была долгой и утомительной?
  Тетушка сходу уловила намек и выбрала баню. Посидев-почаевничав еще немного, будущая игуменья с благодарностями покинула брата и сестру - которые, впрочем, и сами не стали засиживаться. Ненадолго заглянув в свои покои, Димитрий и Евдокия встретились возле спуска на первый этаж дворца, и уже вместе направились к Тронной зале. Где, к слову, совсем недавно заменили старый, скрипучий и не очень удобный трон почивших в небытие Ягеллонов на новую и весьма прогрессивную конструкцию с более мягкой и удобной обивкой. И конечно, вышитым на спинке золотой нитью гербом Великого княжества Литовского.
  - Митя, а что за занятие?
  Цокая по каменным плиткам булатным наконечником посоха, молодой мужчина погладил прижавшегося на мгновение к бедру Рычка, и слегка рассеянно ответил любимой сестре, изнывающей от пробудившегося любопытства:
  - Великокняжеский суд. Наша Аглая на какого-то пана Глебовича то ли псов натравила, то ли сама его покусала, или же он сам на нее с поясным ножом кинулся... Еще и стража его помяла изрядно. Взывает к справедливости и требует правосудия!
  Удивленно вытаращившись на брата, царевна покачала головой, отступила на полшага и тихо пробормотала:
  - Ой дура-ак...
  Уже на подходе к Тронной зале они почувствовали полыхание чужих эмоций: чужое любопытство и ожидание интересного зрелища переплеталось с настороженностью и расчетом, оттенялось злорадством и слегка смешивалось с самодовольной гордостью - и еще доброй дюжиной иных чувств. Стража возле дверей негромко стукнула подтоками короткий копий о пол, пока особый служка раскрывал перед правителем двери и зычно извещал собравшихся о его явлении:
  - Великий князь Литовский, Русский, Жамойский; Государь Московский и иных земель повелитель...
  Едва заметно запнувшись, глашатай закончил уже не так торжественно, но по-прежнему громко:
  - С царевной Евдокией Иоановной!
  Держа ладонь поверх руки брата, юная хозяйка Большого дворца проплыла мимо скамьи с десятком жадно разглядывающе ее простых шляхтичей-видаков, которых дворцовая стража вежливо пригласила прямо с улиц Вильно. Затем они миновали стулья, кои почтили своими седалищами три члена Пан-Рады, князь Старицкий с княжичем Скопиным-Шуйским и бояричем Захарьиным-Юрьевым, а так же косящиеся друг на друга православный митрополит Киевский Иона и католический епископ Жмудский Петкевич. Ну и наконец - истекающий досадой и опасливой неуверенностью богато наряженый шляхтич лет двадцати пяти, с висящей на перевязи правой рукой. И фонящая виной напополам с волнением ученица Димитрия. Внешне абсолютно спокойная, хотя и чуточку бледноватая: но последнее немедля стало исправляться, когда сначала царевна послала ей эмоцию поддержки, а затем и наставник укутал словно бы незримым теплом. Впрочем, только этим он не ограничился: зеленоглазая брюнетка едва сдержала удивление, внезапно почувствовав, как у стоящего неподалеку от нее обидчика быстро меняется настроение. Когда они встретились в Тронной зале, про Глебовича и без всякой эмпатии можно было сказать, что он исходил недовольством, явно жалея о поднятом сгоряча шуме и требовании великокняжеского суда. Затем родовитый пан напряженно размышлял, как бы выкрутиться из произошедшего с минимумом потерь... И вот теперь опаска и желание все как-то сгладить и договориться, начали сменяться на праведный гнев и оскорбленное негодование. Слишком быстро, и слишком ярко: но куда больше Аглаю занимало то обстоятельство, что все это она смогла уловить с поднятым, и казалось надежно отгораживающим ее от чужих эмоций щитом на разуме.
  Меж тем, усевшись на свой новый трон, и мимолетно оценив, насколько же он удобнее прежнего, молодой правитель благожелательно улыбнулся - вот только подданные почему-то отнесли это на свой счет. Все больше распаляющийсяистец едва дотерпел, пока царевна усядется на нарядный стулец по левую руку от брата-правителя, и резко подался вперед - с тем, чтобы попятиться обратно от разом оскаливших клыки меделинов. Нервно дернув головой при виде их дружелюбных "улыбок", пан Глебович оглянулся на членов Пан-Рады, покосился на дворцовую стражу и решительно провозгласил:
  - Я требую справедливости!
  Как бы в удивлении склонив голову к плечу, Димитрий мягко переспросил:
  - Требуешь?
  - Э-э-кхм. Прошу твоего суда, Великий князь!
  Вновь одарив присутствующих благожелательной улыбкой, хозяин Большого дворца утвердил:
  - Он будет явлен. Владыко Иона, прошу, благослови нас.
  Пока архипастырь Великого княжества читал молитву и творил крестные знамения, в зал внесли подставку, на которой лежал небольшой крест из дерева; затем возле Глебовича и Гуреевой появились короткие и предельно простые стульцы, позади которых встало по два дюжих стражника с короткими дубинками, обмотанными толстыми веревками. Сидящие за небольшими столиками писцы торопливо проверяли доверенные им чернильные ручки со стальными перьями, шелестели стопками бумажных листов и на всякий случай очиняли взятые про запас гусиные перья...
  - Каждый природный государь есть прибежище справедливости на своей земле. Говорят, что прошлый султан Османов Сулейман Кануни как-то молвил, что там, где нет справедливости, нет и благодати... Я с ним в этом полностью согласен. Потому предупреждаю: суд мой будет беспристрастен, и в полном соответствии Литовскому Статуту и обычаям Великого княжества - свидетелями чему будут благородные шляхтичи, духовенство и смысленые мужи Пан-Рады. У них же я буду справляться в случаях, вызывающих мое сомнение... Итак, взыскующий моего суда, громко и внятно назови себя и свое вероисповедание, поклянись на кресте говорить правду и огласи свое дело, не упуская важных подробностей.
  Истец с готовностью подошел к подставке и громко представился, оказавшись аж графом Священной Римской империи на Дубровно и Заславле, честным кальвинистом и потомственным магнатом шляхетского герба "Лелива" Яном Яновичем Глебовичем. Пробормотав клятву и завершив ее крестным целованием, он с места в карьер начал обвинять:
  - Государь, в твоем дворце твой человек меня сначала тяжко оскорбил и травил псами; затем твоя стража схватила меня словно какого-то вора, и едва не свела в темницу!!!
  Услышав за спиной слабый, но явно благожелательный шум со стороны лавки видаков, которые до этого тихонько обсуждали явную красоту обидчицы родовитого пана и сомнительность судебной тяжбы с пусть и пригожей, но всего лишь девицей - обвинитель заметно приосанился и начал повествовать:
  - Сегодняшним днем я был в твоей канцелярии у князя Острожского, и когда уже уходил, случай свел меня с твоей служанкой...
  После небольшой заминки граф поправился:
  - С панной Гуреевой. С самого начала она разговаривала со мной без должного уважения; затем, позабыв свое место и законы вежества, оскорбила меня сначала словом, а затем и делом, натравив одного из псов, что были с ней.
  В качестве доказательства родовитый магнат вынул пострадавшую десницу из перевязи, размотал полосы чистой ткани и предъявил к осмотру шляхетской общественности распухшую руку с четкими отметинами собачьих клыков.
  - Прибежавшая на ее крики стража схватила меня, и словно какого-нибудь безродного бродягу поволокла на расправу: лишь появление Его Преосвященства и его слуги спасло мою честь и достоинство от дальнейшего поругания!
  Ненадолго повернувшись к епископу Петкевичу, страдалец благодарно поклонился. Сочувственно покивав, Великий князь уточнил:
  - Но затем с тобой обращались так, как подобает?
  - Да, князь Старицкий распорядился отвести меня в гостевые покои, прислал лекаря и хорошее вино.
  - И чего же ты взыскуешь за свои обиды?
  Поочередно поглядев сначала на замершую живой статуей Гурееву, затем на разом затихших шляхтичей, и наконец поискав поддержки на лицах представителей Пан-Рады, литовский магнат уверенно объявил:
   - Я тре... Я надеюсь на твой справедливый суд, государь, а так же - прошу оказать милость моей племяннице Катаржине, зачислив ее в свиту твоей сестры.
  Перечисляя свои пожелания, граф как бы невзначай помахивал в воздухе покусанной рукой, намекая, что было бы неплохо и еще как-то сгладить неприятные моменты от случившегося. Скажем, одарить его полновесными талерами или даже цехинами из казны Великого князя. Ну или какими-нибудь иными милостями - к примеру, дав придворный чин, или богатое имение с хорошей землей.
  - Ты услышан.
  Пока оба писца усердно выводили буквицы, лицо правителя повернулось к обвиняемой, и та без какого-либо промедления приблизилась к поставке с крестом.
  - Личная ученица Государя Московского и Великого князя Литовского, Русского и Жмудского, дворянка Гуреева Аглая Васильевна, православная.
  Запечатлев на символе веры скромный поцелуй и поклонившись, статная девушка в обманчиво-скромном платье вернулась обратно на свое место - не обращая внимания на тихий шум голосов от шляхетской скамьи.
  - Признаешь ли ты свою вину?
  - Нет, государь.
  Граф презрительно фыркнул, тут же заметно перекосившись лицом от вида шагнувшего к нему стражника с дубинкой наизготовку.
  - Тогда поведай нам, как это выглядело с твоей стороны.
  Вновь поклонившись, жгучая брюнетка в изумрудном венчике размеренно заговорила:
  - Я возвращалась после занятий, когда мне заступил дорогу незнакомый мне доселе шляхтич, представившийся графом Глебовичем. Он стал вызнавать, на каких условиях девицам-шляхтянкам возможно вступить в свиту царевны Евдокии Иоановны; затем предложил мне денег и дорогие ткани за то, что я поспособствую его племяннице Катаржине стать ближницей царевны.
  Открывший для негодующей реплики рот магнат тут же ей и поперхнулся - после болезненного тычка дубинки в ребра. Дернувшись на своем стульце, он заметил второго стража с "дубиналом" и начал медленно багроветь от невозможности гласно выразить свое праведное негодование и явного неуважения к его графской особе.
  - ...устроить неприятности или даже изгнание из свиты для Софьи Ходкевич; после очередного моего отказа и намерения уйти - преградил путь и начал угрожать своим недовольством. Затем тем, что распустит слухи о моем корыстолюбии, и...
  Заколебавшись, Аглая нехотя продолжила:
  - Прочими обидными словесами. Все это он говорил достаточно громко, поэтому один из мордашей вышел вперед и отгородил меня от пана; тот же немедля взялся за поясной нож и вновь облаял меня пошлыми словами. Как только он обнажил нож, Полкан... Второй из псов, прыгнул на него и свалил: я немедля отозвала его, и оба мордаша вернулись на свои места; затем подоспевшая стража схватила и увела пана прочь...
  - Довольно.
  Помолчав, Димитрий Иоаннович спокойно поинтересовался:
  - Граф Глебович, ты ничего не хочешь сказать?
  Встрепенувшись, магнат подскочил и уверенно заявил:
  - Ложь! Все ее слова ложь, от первого до последнего слова!!!
  Медленно огладив стоящий возле трона посох, венценосец подтвердил:
  - Ты услышан. Что же, вы оба принесли клятву...
  Звучно щелкнув пальцами, верховный судия земли литовской снял с груди крест, уложил его на подставленную доверенным челядином бархатную подушечку, и объявил:
  - Иногда Вседержитель, желая наказать человека, забирает его разум. Лгать на моем суде есть очень неразумное деяние, и мы обязательно установим истину... Аглая, возьми сей крест с частичкой древа, на котором был распят наш Спаситель.
  Красивая брюнетка почтительно подхватила реликвию царской семьи, поцеловала и охватила обеими руками.
  - Ответствуй: граф Глебович первый подошел к тебе?
  - Да!
  - Предлагал ли он золото либо иную плату за то, чтобы ты нарушила мои повеления об испытаниях девиц благородного звания, перед зачислением оных в свиту сестры моей, царевны Евдокии?
  - Да.
  - Предлагал ли он плату за какой-либо вред для девицы Софьи рода Ходкевичей?
  - Да.
  Внезапно сестра Великого князя заметно побледнела, сжав ладони в кулачки; сам же правитель сделал знак писцам, повелевая остановить записи, и обманчиво-мягко вопросил:
  - Аглая, ты и впрямь позабыла свое место?
  Разом потеряв румянец, Гуреева одним слитным движением преклонила колено и голову перед троном:
  - Нет, господин мой.
  - Вот как? Тогда скажи, кто же ты есть?
  Подняв взгляд, брюнетка уверенно заявила:
  - Я Аглая Гуреева, твоя личная ученица.
  - Хм? И где же твое место?
  - Близ наставника и господина моего!..
  - Да неужели? Я начинаю в этом сомневаться.
  - Господин, я... Дворец суть дом твой, и я не решилась... Без твоего прямого дозволения.
  - Хм?
  Медленно качнув головой, отчего крупный рубин в золотом венце багрово замерцал, пуская кровавые искорки с ровных линий огранки, Дмитрий нехотя согласился с причиной, по которой его ученица не покарала наглого графа прямо там, где он ее тяжко оскорбил:
  - Это имеет смысл.
  Тихо выдохнув, царевна медленно разжала кулачки; на щечки черноволосой девушки начал робко возвращаться природный румянец... Что же касается остальных, присутствоваших в Тронной зале, то они смысла последних вопросов просто не поняли, увлеченно разглядывая все больше и больше нервничающего пана Глебовского. Тем временем успокоившийся Дмитрий щелкнул пальцами, позволяя писцам взяться за чернильные ручки-перья, и продолжил суд:
  - Аглая, ты натравливала сопровождавших тебя мордашей на графа?
  - Нет!
  - Ты посягала на его честь и достоинство словом?
  - Эм... Да.
  - Ты сделала это первой?
  - Нет.
  - Молвил ли он перед этим непроизносимые слова?
  - Да!
  - Он обнажил пред тобой нож?
  - Да.
  Задумавшись о чем-то, Димитрий Иоаннович небрежно повел рукой, дозволяя ученице вернуться на её стулец.
  - Пан Глебович, возьми крест.
  Попеременно краснеющий и бледнеющий от переживаний граф-кальвинист уверенно подхватил православную реликвию, решив обойтись без поцелуев и прочих необязательных для него действий.
  - Ответствуй: говорил ли ты моей ученице изменные речи, подбивая тем самым ее на воровство противу меня и сестры мой, царевны Евдокии?..
  - Нет, я никогда не-а-а-а-а-а!!!
  Дернувшись всем телом и сипло заорав от невыносимо-режущей боли в руке, вцепившийся в крест магнат свалился на пол и забился в мелких судорогах, не в силах терпеть ослепляющую разум муку.
  - Владыко Иона, прошу, отпусти ему грех лжесвидетельства.
  Пожилой иерарх неторопливо подошел и размашисто перекрестил подвывающего и дергающего ногами грешника, на одном вздохе проговорив разрешительную молитву. С последним ее звуком Ян Глебович наконец-то затих, шумно всхлипнул и выронил крест - в который тут же бесстрашно вцепился митрополит, начавший благоговейно оглаживать и осматривать воистину драгоценнейшую реликвию.
  - Благодарю, владыко.
  Пока члены Пан-Рады и ближники государя тянули шеи, стараясь разглядеть все в мельчайших деталях, шляхтичи вовсе покинули свою скамью и приблизились бесформенной толпой, жадно впитывая в себя происходящее. Впрочем, благодаря дворцовой страже и зычному басу служки-глашатая, в Тронном зале довольно быстро восстановился должный порядок и полная тишина.
  - Пан Глебович, бери крест и ответствуй далее.
  Опасливо притронувшись кончиками пальцев к старинному золоту, граф Священной Римской империи осторожно забрал древний крест у крайне недовольного этим архипастыря Ионы.
  - Возводил ли ты хулу на честь и достоинство Аглаи Гуреевой?
  Побелев скулами, литовский магнат буквально выдавил из себя чистосердечное признание:
  - Да...
  Задумчиво постучав пальцами по резному древку посоха, воткнутого булатным наконечником в устроенные на тронном возвышении каменные "ножны", Димитрий чуть вовысил голос:
  - Благородная шляхта, как в Великом княжестве Литовском отвечают на непроизносимые слова?
  Надувшиеся от важности свидетели быстренько посовещались на тему, кто из них более всего достоин ответить правителю - после чего на ноги встал дородный пан с богато изукрашенной венгерской саблей на воинском поясе. Положил ладонь на ее потертую рукоять, и веско уронил густым басом:
  - Смывают с себя кровью обидчика!!!
  - Ну надо же, прямо как в царстве отца моего... Пан Глебович, ответствуй: ты обнажал поясной нож перед Аглаей Гуреевой?
  - Я... Лишь для защиты от псов!
  Переменив положение своего тела на троне, и заодно погладив сестру по руке, Великий князь с нотками скуки известил начавшего понемногу паниковать графа:
  - Да будет тебе известно, что натаскивая мордашей-охранителей, царские псари учат их первым делом перехватывать руки злодея, держащие какое-либо оружие. Затем рвать одно из колен или живот, сваливая оземь - и наконец, зажимать пастью горло так, дабы пресекать любое движение. Если вовремя не подать отменяющего приказа, то повергнутый ими тать умирает с вырванным сипом. Так что пожелай Аглая забрать твою жизнь или покалечить, ей было бы достаточно всего лишь... Промолчать.
  Как на заказ двери тронного зала ненадолго приоткрылись, пропуская вторую пару меделянов, вальяжно прошествовавших по проходу меж родовитой знатью и простыми шляхтичами, и усевшихся по обе стороны от обсуждаемой девушки.
  - Пан Глебович, среди прочих обвинений, что ты выдвинул к моей ученице, прозвучало весьма тяжкое - в том, что она не знает своего места. Ответствуй: а ты его знаешь?
  Выждав долгую минуту, Димитрий легонько шевельнул ладонью, разрешая одному из стражей взбодрить чрезмерно задумавшегося магната. Охнув и изогнувшись от ожегшего спину удара, граф выронил и тут же поймал великокняжеский крест, за малым не заработав еще два увесистых "бодрячка".
  - Все говорят, что она твоя доверенная челядинка... Государь.
  - Вот прямо все? Удивительно, как много среди моих подданных пустоголовых сплетников. Давай-ка попросим совета у смысленных мужей из Пан-Рады: князь Юрий, ежели знатная семья либо род берут на воспитание и обучение достойного этого юнца или девицу, то согласно обычаям и законам Литвы - кем он или она считаются в этой семье?
  Поднявшись и коротко поклонившись, почти сорокалетний князь Олелькович-Слуцкий наполнил своим хрипловатым голосом всю немаленькую залу:
  - На время воспитания, либо обучения - самым младшим в семье, государь. Без права наследования родовых владений и титлов, в остальном же... На усмотрение главы семьи.
  - И любое оскорбление словом или делом этого младшего?
  - Суть оскорбление приютившей его семьи!
  - Благодарю тебя, Юрий Юрьевич. И опять обычаи Литвы и Руси удивительно схожи... Мой добрый подскарбий, огласи для пана Глебовича, кто есть девица Гуреева, и каково ее место.
  Остафий Волович не поленился подойти к одному из своих недоброжелателей (не особо крупных, но все же) поближе, и тоном доброго дядюшки, объясняющего тупенькому недорослю прописные истины, объявить:
  - Докуда дворянка Аглая Васильевна Гурееева пребывает под рукой наставника своего, Великого князя Литовского и Государя Московского, она суть младшая в царской семье, то есть - ненаследная царевна, со всеми полагающимися правами и обязанностями.
  - Как всегда, ты очень точен в словах: воистину, они у тебя - золото, почтенный Остафий.
  Польщенно улыбнувшись, казначей Великого княжества Литовского вернулся обратно, где мимоходом пожал плечо своего давнего союзника в Пан-Раде князя Острожского, и обменялся довольными взглядами с Олельковичем-Слуцким.
  - Пан Глебович, желаешь ли ты взять слово перед оглашением приговора?
  Бледный как сама смерть, граф молча покачал головой.
  - Сим я, Великий князь Литовский, Русский, Жмудский и иных, объявляю: девица дворянского рода, рекомая Гуреевой Аглаей Васильевной, чиста от всех обвинений!
  Расторопные служки тут же заменили стулец зеленоглазой брюнетки на более удобный стул, с высокой спинкой, мягким сидением и подлокотниками.
  - Что же до пана Яна Глебовича, то я доподлинно и при свидетелях установил за ним следующие вины. Уличен в нарушении клятвы на кресте и лжесвидетельстве! Повинен в изменных речах и воровстве противу трона! Обличен в прямой лжи пред своим государем... И наконец: виновен в оскорблении словом и делом царской Семьи.
  Выждав десяток секунд, Димитрий поинтересовался у затаивших дыхание шляхтичей и радных панов:
  - Желает ли кто-то из присутствующих сказать слово в его защиту?
  Шляхетская общественность безмолствовала, явно злорадствуя над богатым магнатом, по глупости и раздутому самомнению навлекшему беды на свою дурную голову. Члены Пан-Рады и государевы ближники обменивались ехидными улыбочками; что же до церковных иерархов, то православный митрополит и католический епископ даже и не собирались печаловаться за какого-то там кальвиниста!
  - Что ж... Изменникам положено рубить голову на плахе, отписывая его родовые вотчины в казну; однако же, ты у нас цесарский граф и родовитый пан, потому вместо топора для простонародья можешь рассчитывать на благородный меч. Клятвопреступникам и лжесвидетелям по закону должно совершить усекновение языка и руки, после чего отправить на виселицу - возместив с его имущества весь ущерб оклеветанному, и не забыв про долю для казны и церкви. Однако же, посягнувшему словом и делом на честь великокняжеской Семьи, полагается четвертование либо дыба с огнем и кнутом... Гм-гм, непростой выбор.
  Мертвенно побледнев, Ян Глебович начал прямо со своей скамьи заваливаться вперед, намеревясь пасть на колени и просить о милости - однако же, бдительные стражи заткнули ему рот и дернули тело обратно, оставив мозолистые руки на загривке и левом плече.
  - Государь!
  В отличие от почти уже приговоренного магната, оправданную Гуреееву никто не думал останавливать, так что она без каких либо помех встала, сделала три шага вперед и отвесила почтительный поклон.
  - Прошу о божьем поле.
  Несколько мгновений полной тишины, и шляхтичи-видаки загудели в полный голос: изумляясь девичьей глупости, усмехаясь самомнению Аглаи, живо обсуждая шансы дерзкой девицы хотя бы выжить, и просто многозначительно фыркая в усы - но в общем и целом, одобряя желание зеленоглазой панночки своей рукой поквитаться с обидчиком. Среди членов Пан-Рады и государевых ближников основной эмоцией было недоверчивое удивление и растущее сомнение в разумности Гуреевой; митрополит Иона по-прежнему алчно поглядывал на наперсный крест Димитрия Иоанновича. И лишь епископ Жмудский просто смотрел во все глаза, искренне наслаждаясь каждой секундой поистине великолепного представления.
  - Тишина!!!
  Звучно и грозно призвав к порядку, глашатай отступил обратно к дверям Тронного зала - а внимание всех присутствующих обратилось на молодого правителя, задумчиво перебирающего в пальцах гладкие зерна своих рубиновых четок. Вернее, убедительно изображающего эту самую задумчивость и душевные колебания, что очень хорошо ощущали в со-чувствии его сестра и ученица.
  - Старый обычай судного поединка, когда взыскующие справедливости, выходят в простых рубахах на двобой под сенью небес, вверяя жизни и души свои Всевышнему... Старый, очень старый - однако же, на Руси еще не забытый!.. Князь Юрий, напомни мне и присутствующим, как с этим обстоят дела в Литве?
  Ясновельможный пан Олелькович-Слуцкий тут же заверил своего государя, что старые добрые традиции времен дедов-прадедов вполне живы и регулярно применяются литовской шляхтой и богатой магнатерией. Больше того, он помнит схожий поединок, случившийся во времена его юности, когда гордая шляхтянка пожелала лично спросить с оскорбившего ее честь: тогда на поветовом сеймике обидчика для уравнивания шансов приговорили биться в яме глубиной по пояс, и держать клинок левой рукой. Правда, отважной пани это, увы, не помогло, и дело закончилось отнюдь не в ее пользу... Поблагодарив живой справочник признательным кивком, Димитрий немного помолчал, нагнетая напряжение. Затем, как бы сомневаясь, пробормотал - так, что обладатели острого слуха уверенно расслышали:
  - А ведь убившему, надлежит быть отлученным на целых три года от церковного причастия... Гм!
  И наконец, достаточно позабавившись за счет исходящих нетерпением подданных, огласил вердикт:
  - Как есть ныне мой первый суд Великого князя Литовского, то в честь сего дозволяю божье поле меж дворянкой Аглаей Гуреевой и паном Яном Глебовичем! Биться им нынче же: под чистым небом, в круге о пяти шагах, короткими клинками равной длины - и пусть Всевышний явит нам справедливость!..
  Перекинув сразу несколько рубиновых зерен и перехватив четки поудобнее, земной судия в великокняжеском венце поинтересовался с толикой насмешки у алеющего нездоровым румянцем графа:
  - Каков твой выбор, пан Глебович? Пойдешь на дыбу и под кнут, или?..
  Воспрянувший духом магнат, коего, как и всех родовитых, с самого детства учили владеть оружной сталью, луком и копьем - резко дернулся всем телом. Затем еще раз, сбрасывая с себя руки стражников: наконец он гордо встал и громко отчеканил:
  - Судный поединок!!!
  Одобрительно хмыкнув, Димитрий показал себя правителем, не чуждым и простого человеческого милосердия:
  - Возможно, у тебя есть, что завещать своей дочери вне пределов Литвы - в таком случае князь Острожский поможет составить духовную грамоту . Так же, епископ Жмудский исповедует тебя... Ежели сам того пожелает.
  Ревниво покосившись на нехотя встающего с постной миной великокняжеского секретаря и впавшего в задумчивость Петкевича, владыко Иона ринулся окормлять храбрую, и исключительно православную христианку Гурееву. Следом за резвым не по возрасту архипастырем Тронную залу с почтительными поклонами начали покидать шляхтичи-видаки, коих сразу же по выходу из двустворчатых дверей со всем уважением направляли к накрытому в соседних покоях столу. Где очевидцы великокняжеского правосудия торопливо хлебали из кубков густое и багровое как кровь французское вино, заедая его отменный вкус мягким пшеничным хлебом, свежекопченой олениной и приятно-соленым твердым сыром. Пока благородная шляхта набиралась сил перед заключительным актом суда, всё те же дворцовые служители расторопно отмерили-разметили бечевой и отсыпали желтым речным песочком круг на каменных плитах внутреннего дворика, и притащили мебель из тронной залы, расставив ее точно в том же порядке, как она стояла и там. Вернее, почти в таком же: трон на сей раз находился в полном одиночестве, ибо царевна Евдокия отправилась пробовать свежую халву и пастилу, приехавшую в одном караване с будущей матерью-игуменьей Александрой. Особенно хорошо вкус домашних гостинчиков раскрывался за "чайным" столиком на прогулочной галерее; а так как слухи во дворце распространялись со скоростью бегающих доверенных челядинок, то вскоре к неурочному чаепитию синеглазой любительницы сладостей присоединилась и ее подруга Настя Мстиславская, притащившая с собой Фиму Старицкую. По их следам на галерею заглянула почаевничать боярыня-пестунья, потом - злящаяся, но хорошо скрывающая это Марфуша Захарьина-Юрьева. Кою, в отличие от княжон и боярыни не удостоили первонального приглашения, и пришлось боярышне напрашиваться на редкое зрелище самой! Впрочем, и без того Марфа уже давно обижалась на двоюродную сестру, не уделявшую ей должного внимания. Царственная ровесница не принимала близкую родственницу в доверенные подруги-наперсницы, не интересовалась ее мнением о своих (наверняка очень интересных!) делах, не делилась хоть какими-то сплетнями и новостями о старших братьях... Тем временем, пока не по годам амбициозная девица тихонько дулась и варилась в своих тайных переживаниях, на галерею подтянулись и остальные девицы свиты. Едва ли не шевеля ушами на любой звук из-за перил, они расселись по своим местам и принялись сравнивать сладости московской выделки с очередной затейливой выпечкой с кухни Большого Дворца. Побеждала, как водится в таких случаях, дружба и хороший девичий аппетит...
  - Тишина!!!
  Под открытым небом зычный глас глашатая звучал не так внушительно, как в Тронной зале, но рассевшимся на лавках и стульях свидетелям хватило и его. Пока девицы давились пошедшим не в то горло чаем, и, бросая опасливые взгляды на чем-то недовольную боярыню-пестунью, тихонечко перебирались к перилам прогулочной галереи - внизу двое стражников прошлись перед видаками, показывая им два поясных ножа без ножен. Затем так же наглядно сравнили длину их клинков: красивое дамасковое жало поясного ножа графа Глебовича было лишь самую малость больше золотистого булата, который еще недавно висел на поясе Великого князя Литвы. Во внутреннем дворике потихоньку все прибавлялось и прибавлялось любопытных глаз, и под их взорами вроде как слепой, но притом прекрасно ориентирующийся в своем окружении молодой правитель коротко махнул со своего трона, повелевая участникам божьего суда взять свои клинки и вступить в круг. Тишина была такая, что присутствующие на сем событии люди отчетливо слышали голубей, курлыкающих где-то на кровле Большого Дворца...
  - Да явит нам Всевышний свою волю!
  Двадцатишестилетний магнат чуть согнулся, вытягивая вперед руки, и медленно шагнул вперед, не ожидая для себя каких-либо сложностей: за свою жизнь Яну уже приходилось звенеть саблями с гонористыми шляхтичами, да и в большой войне с Русским царством он не отсиживался в обозах, так что...
  - Х-ха!
  Убивать свою обидчицу он не собирался (боже упаси от такой глупости!), но вот аккуратно порезать будет в самый раз...
  - Ха, н-ха!!!
  Однако Гуреева опять все испортила, сначала ловко увернувшись от нескольких секущих махов и одного пробного тычка острием, а затем как-то слишком быстро сместившись под левую руку и пав на колени. Блеснувший на солнце булат легко прорезал дорогую заморскую ткань и живую плоть под коленом, на излете достав до кости - а ответный мах знатного литвина пошел слишком высоко и неловко из-за подломившейся ноги.
   - Ах-х-с-сучья кровь!
  Так хорошо начав, черноволосая поединщица тут же замешкалась, слишком долго и слишком близко вставая с колен - что позволило ее противнику скакнуть к ней и с рычанием насадить на нож. Верней, ткнуть на излете кончиком клинка живот, пробив кожу и немного плоти: на одно долгое мгновение девушка и мужчина словно соединились в диковинном танце, полном взблесков стали и смазанно-быстрых движений рук, после чего Аглая отскочила прочь с пустыми ладонями. Что же касается второго "танцора", то он сначала провел пальцами по глубокому резу на шее, лишь чудом не перехватившему яремную вену, затем с неверием во взгляде уставился на рукоять чужого ножа - который торчал из черевного сплетения и отчего-то мешал дышать.
  - Т-ты?!..
  Влажно хрипнув ртом и зачем-то поглядев на небо, резко посиневший губами граф шумно задышал, медленно вытягивая из себя булатное жало. Тягуче сплюнул и сделал шаг вперед, подволакивая непослушную ногу, в сапоге которой уже не хлюпала, а откровенно чавкала его собственная кровь.
  - Псица!..
  Выронив нож с багряными мазками на золотистой стали, Глебович зашарил глазами по телу противницы, выискивая раны от своего клинка. Разрезы были, о да: была и кровь. Несколько прорех на левом плече, в глубине которых мелькал красный цвет; длинный разрез на бедре - увы, не доставший до тела. И куда более заметная дыра спереди, начинающася от левой ключицы и заканчивающаяся совсем чуть-чуть не доходя до середины правой груди, белоснежная кожа которой нет-нет да и выглядывала сквозь прореху. Края ткани явно намокли от крови, но ее количество свидетельствовало самое большее о глубокой царапине... Горестно застонав, проигравший свой судный поединок мужина сделал новый шаг вперед, но слабеющее от кровопотери тело подвело, завалившись на раненую ногу. Упав на колени, он уперся в щербатый камень вооруженной рукой - и тут же услышал характерный звякающий хруст своего ножа, до половины вошедшего в щель меж плит, и обломившегося возле рукояти. Меж тем, Гурева по дуге обошла противника, подобрала свое оружие и подошла к пошатывающемуся магнату, спокойно ухватив его склонившуюся голову за волосы и вздернув ее вверх. Что-то тихо сказала: благо, часть зрителей обладала должными навыками, и смогла разобрать движения ее губ:
  "Молись".
  Мутнеющие глаза Яна Глебовича ненадолго прояснились, и он даже смог кое-как перекреститься напоследок - после чего получил пядь булатной стали за ухо. Чуть дрогнул и обмяк, заваливаясь вперед и снимая тем самым умершее тело с клинка в девичьей руке...
  - Ой, мамочки!.. Буэ-э!!!
  Мало кто из свидетелей свершившегося не поднял голову сначала на тоненький девичий всхлип, затем на характерные звуки рвоты и последовавший почти сразу же звонкий шлепок доброй оплеухи.
  - Гм-мда.
  Присутствующие молча согласились со своим государем.
  - Божий суд окончен: Всевышний явил свою волю!
  Вновь поглядев (хотя с его повязкой на глазах это смотрелось достаточно своеобразно) на прогулочную галерею второго этажа, где кто-то, похожий на боярыню-пестунью, отвесил кому-то сдавленно всхлипывающему еще одну успокаивающую "плюшку", Димитрий повел рукой, разрешая стоявшим наготове служкам унести тело проигравшего. Ну и вообще, начать наводить порядок - как раз и песочек с берега реки Вильни пригодился...
  - Повелеваю: отправить во все поветовые сеймики описание суда моего, для ознакомления шляхте и панству земель наших.
  К свидетелям тут же подтащили столики с уложенными на них свитками, на которые расторопные писцы уже успели перенести-переписать набело весь ход судебных разбирательств, и результат божьего поля Глебовича и Гуреевой. Сначала на дорогом веленевом пергаменте расписались члены Пан-Рады и государевы ближники, потом приложились духовные чины, ну и, наконец, принялись ставить свои каракули довольные донельзя видаки-шляхтичи - из коих только четверо смогли изобразить хоть что-то похожее на подпись, остальным же пришлось мазать чернилами большой палец правой руки. Зато уж оттиски у них вышли что надо! Пока шли все эти необходимые формальности, юный княжич Вишневецкий со всем почтением забрал у достойной панночки Гуреевой столь славно послуживший ей клинок; другой княжич, Олелькович-Слуцкий, поднес победительнице серебряную чашу, в которой плескалась вода с лепестками цветов, дабы прекрасная дева могла омыть руки и лицо. Постепенно и нехотя шляхтичи-видаки потянулись на выход из Большого Дворца; следом за ними начала пустеть и прогулочная галерея второго этажа. Ушел довольный донельзя епископ Жмудский Петкевич - все же, как кстати епископ Виленский задержался в Полоцке, и не смог поприсутствовать на великокняжеском суде! Стрельнув взглядом на наперсный крест Димитрия Иоанновича, и пригласив на исповедь и беседу о духовном дворянку Гурееву, отправился на приближающуюся вечернюю службу и владыко Иона. Видно было, что уходить никому из них особо и не хотелось, но и оставаться как-то повода не было... Спустя пару часов, когда опустевший внутренний дворик сверкал влажными от воды и абсолютно чистыми плитами, а рассредоточившиеся по постоялым дворам шляхтичи-видаки вовсю будоражили виленских обывателей рассказами о правосудии молодого, но определенно грозного Великого князя Димитрия - черноволосая девушка подошла к двери, за которой зеленел и цвел дворцовый сад лекарственных трав. Перекинула наново переплетенную косу с груди на спину, подернула светлое платье, выбранное взамен безнадежно испорченного, вздохнула, набираясь решимости, и толкнула резную створку двери.
  - Наставник?
  Димитрий нашелся в кресле близ пышно разросшегося куста каких-то красивых, и явно заморских цветов. Неуверенно приблизившись, зеленоглазая брюнетка встала за спинкой, чуток помялась, и тихо-тихо спросила:
  - Я... Заслужила твое прощение?
  Еще совсем недавно смелая и весьма смертоносная, в малой оранжерее она превратилась в прилежную ученицу, выискивающую на лице наставника малейшие признаки недовольства. Меж тем, молодой мужчина не торопился отвечать, подхватив небольшие ножнички и сняв с их помощью несколько привядших стебельков и соцветий.
  - Мое недовольство вызвало не то, как ты себя повела с этим дураком - а твои сомнения.
  Склонив голову, слепец пригляделся к зыбким линиям цветочного Узора и снял ножницами еще один лишний стебель.
  - Довольно скоро отец потеряет терпение и начнет приискивать мне жену: он спит и видит, как качает внуков на своих коленях. Но будущие дети не отменяют того, что ты и Домна для меня - суть не родные по крови, но любимые дочери, наследницы знаний моих и сил. Этого даже смерть не в силах изменить, только вы сами.
  Порозовев, Аглая подождала, пока ножницы щелкнут в последний раз и лягут на полку - после чего на манер маленькой девочки устроилась на коленях наставника. Чуть повозившись в поисках большего удобства, и наконец блаженно затихнув в источаемом его Узором незримом облаке силы. И со-чувствии, дополнительно закутавшем ее со всех сторон словно бы в ласково-теплое пушистое покрывало.
  - Знай свое место, и никогда его не забывай...
  
  
  
   Глава 7
  
  
  
  - В день третий месяца июня, года от Сотворения Мира семь тысяч семьдесят девятого - да начнется Вальный Сейм!..
  В полнейшей тишине и почтительном внимании поветовых депутатов и допущенных до заседания шляхтичей-свидетелей, скипетр в руке молодого Великого князя указал на небольшой столик по левую сторону от трона, где лежало два тубуса с высунутыми наполовину грамотами.
  - И начнется он с добрых вестей: великий канцлер литовский Радзивилл вскоре вернется в Вильно с мирным договором меж нами и королевством Польским - на следующие десять лет.
  Переждав волну довольных голосов, государь продолжил:
  - Так же пять дней назад гетман Григорий Ходкевич в решающей битве близ замка Лоде разгромил войско ливонских баронов-изменников; многих пленил, а тако же схватил и заковал в железа пытавшегося бежать Кеттлера. Мятежная Рига взята в полную осаду русским воеводой Безниным и касимовским ханом Саин-Булатом, и ее падение лишь вопрос времени. Бог на нашей стороне!
  Громче всех радовались допущенные в Тронный зал видаки, но и депутаты выкрикнули немало здравниц. Начали с гетмана, продолжили канцлером и напоследок дружным ревом сотни глоток провозгласили долгие лета хозяину ее престола. Вообще, избранники поветовых сеймиков с самого своего приезда в Вильно демонстрировали всем и каждому, согласному подставить уши под их речи, весьма благожелательный (если не сказать воодушевленный) настрой - и не в последнюю очередь он был вызван содержимым небольших книжечек с перечнем вопросов, кои предлагалось рассмотреть и разрешить на нынешнем Вальном Сейме. За номером один шел самый волнующий все благородное сословие: подписание и оглашение Привилея о переводе поместных и чиншевых земель литовской шляхты в их же наследственные владения. Следом собрание лучших людей земель литовских должно было обсудить со своим правителем вопрос тех шляхтичей и панства, что были не в состоянии нести положенную им воинскую службу на благо Великого княжества. Из-за плохого здоровья, почтенного возраста или иных уважительных причин - но при этом имели тугие кошели, монеты из которых можно было направить на содержание новых ратников кварцяного войска, и полков порубежной стражи. Раз так, то почему бы и не узаконить подобную практику? Там паче что многие "хворобые и ветхие годами" подперли избранных в своих поветах депутатах щедрыми вливаниями злата и серебра. Впрочем, великокняжеский секретарь князь Острожский и союзные ему члены Пан-Рады были непривередливы и брали все, что им подносили в качестве даров - взамен помогая нестроевому шляхетству получить разрешение от обязательной воинской службы. Не напрямую, конечно, боже от того упаси! Тут вовремя прозвучавшая пара-тройка слов, там правильно составленные бумаги, и молодой правитель уже и сам начал склоняться к правильному решению на благо всего благородного сословия своего государства...
  Третий вопрос на повестке Сейма был о строительстве новой Засечной черты на границе с Диким полем, что позволило бы прирезать к Литве хороший кусок плодородных земель для новых шляхетских поместий, и с ним никаких неожиданностей не предполагалось от слова совсем. В смысле, все депутаты получили на сеймиках строго конкретные наказы - по этому делу открывать рот только для того, чтобы крикнуть категоричное "Да!". Дозволялось и более длинное "Одобрям!": можно было даже и промолчать, но перед этим обязательно поднять над головой малую булаву, отдавая свой голос за правое дело. И наконец, четвертым вопросом к рассмотрению и обязательному разрешению к всеобщему благу было назначено обсуждение новых дорог. Вернее даже, настоящих каменных большаков наподобие знаменитых общественных дорог Древнего Рима, коми молодой правитель желал еще крепче скрепить земли своей державы, и заодно связать ее с уже строящимися царскими трактами Московской Руси. Очень хорошее, правильное и нужное всем начинание, вот только два момента смущали поветовые сеймики земель литовских. Во-первых, шляхетство сильно интересовал денежный вопрос - нет, что строительство дорог будет вести великокняжеская казна, было понятно изначально, но хотелось как-то пристроиться к денежным потокам и поставкам необходимого для строительства и прокормления работников. Во-вторых, местечковых магнатов-землевладельцев немножко душила жаба и жало в кошельке, ибо сотня саженей в каждую сторону от обочин каменных большаков навсегда выпадала из их жадных и крепких рук, навечно переходя в собственность Трона. Конечно, взамен подскарбий Волович сулил справедливое возмещение и щедрые компенсации, но... Гм, справедливость и щедрость казначея всея Литвы вызывала у знающего его почтенного панства вполне закономерные сомнения.
  - Однако же, эти хорошие вести несут за собой и необходимость решения дальнейшей судьбы наших ливонских земель. Тамошние бароны и прочие владетели земли запятнали себя изменой и гнусным предательством... По делам их и награда: остаток жизни они будут ломать камень для нужд Литвы.
  Депутаты очень тихо зашептались, обсуждая неоднозначное решение слепого властителя в шапке Гедимина. Хотя, собственно ее-то Димитрий Иоаннович как раз и снял, вместе со скипетром положив на поднесенную княжичем Скопиным-Шуйским подушку с вышитым на ней гербом Великого княжества, и оставшись в простом золотом венце, "скромно" украшеном одиноким рубином очень нескромного размера.
  - Посему мне потребен добрый совет.
  Даже самые говорливые поветовые избранники моментально онемели, насторожив взамен уши.
  - Поместьям и чиншевым землям Ливонии требуются новые хозяева из верной трону шляхты и панства. Но как же мне выбрать воистину достойных?
  Выдержав мучительно долгую для слушателей паузу, властитель Литвы негромко предположил:
  - Возможно, у благородного собрания есть какое-то предложение, кое устроит нас всех?
  О да, предложения были! Причем в превеликом множестве: хай поднялся такой, что в распахнутые двери Тронной залы с разных сторон проема разом заглянули государев ближник Мишка Сальтыков и голова Постельничей стражи боярин Дубцов, подпертые со спин десятниками черной стражи. Что странно, но восседавшая чуть наособицу Пан-Рада почти полным своим составом уклонилась от обсуждения столь животрепещущего вопроса, как справедливое (в понимании шляхты) перераспределение ливонских земель. Ибо радные паны доподлинно ведали, что после кварцяного войска и московского экспедиционного корпуса в Ливонии сплошная разруха и повсеместное разорение пополам с запустением: в кои-то веки литовская шляхта и русские дворяне действовали как две руки одного тела! В смысле, гребли все и всех подряд, и были едины в своем стремлении набрать как можно больше живого полона и разного скота с домашней утварью - для скорейшего освоения пожалованных им земель близ новых Засечных черт. Понимали это и рядовые депутаты, но магическое словосочетание "новые хозяева" застилало им глаза и развязывало языки. К тому же, в Литве хватало обеспеченных семейств и родов с подающими надежды вторыми-третьими сыновьями, коих можно было отделить в младшую ветвь, снабдив деньгами и обеспечив хлопами-землепашцами из родительских имений...
  - Голосовать на поветовых сеймиках!
  - По заслугам!.. Я в Крыму десять лет воевал!!!
  - По знатности рода!
  - Магнатерия своего не упустит, а? Не позволям!..
  В нескольких местах среди поветовых избранников начались горячие дискуссии с хватанием за праздничные жупаны, и переходом на личности. Глядя на них, разгорячились и стоящие на ногах наблюдатели-шляхтичи: кто-то кого-то неловко толкнул локтем, получив за это в зубы; тут же звучно треснул ворот венгерского кунтуша, в который вцепился в пылу спора обладатель нарядного русского кафтана... Когда наиболее задиристый и крикливый "политик" упер рукоять своей сабли в нос непонятливому оппоненту, предлагая тому хорошенько понюхать увесистый аргумент, в Тронную залу молчаливой волной нахлынула дворцовая стража, разом скрутившая расшумевшихся горлопанов. Вид согнутых в три погибели видаков, выводимых прочь с заломанными за спину руками, благотворно подействовал на собрание и вновь настроил его на мирный лад. И хотя никто из депутатов так и не попросил отдельного слова, устраивающее всех решение нашлось словно бы само собой: обменявшись мнениями и заткнув десяток несогласных, большинство выдвинуло на передний план воистину достойного представлять их пана, цветастый жупан которого распирали не только могучие плечи, но и весьма объемистый живот. Степенно огладив пышные усищи, кончики которых касались груди, депутат под многочисленные одобрительные кивки остальных поветовых избранников поклонился и почтительно провозгласил:
  - Государь, хорошо было бы определить достойных на сеймиках, а затем направить их в Вильно для окончательного твоего решения.
  - Это... Добрый и дельный совет, и я с благодарностью его принимаю.
  Отвечая глашатаю шляхетского собрания, Дмитрий без труда уловил характерную "смешинку", прилетевшую со стороны недавно прорубленного под потолком залы прямоугольного смотрового оконца. Там, скрытая частой узорчатой решеткой и полупрозрачной шелковой занавесью-кисеей, сидела незримой наблюдательницей и участницей Вального Сейма царевна Евдокия - не удержавшаяся от смеха над напыщенно-важными поветовыми депутатами. Вернее, над их святой уверенностью в том, что они и в самом деле что-то там решают и советуют.
  - Сим повелеваю: Пан-Раде собрать и послать в Ливонию комиссию, дабы определить точное число будущих поместий, разделив затем их по количеству гербовых земель нашего Великого княжества. Шляхте после этого надлежит собраться на сеймиках и самим честно и справедливо избрать меж себя новых помещиков! Так же приказываю пять хороших поместий исключить из общего числа, ибо они, вместе с золотыми монетами, будут наградой...
  Сейм в какой уже раз затих, ловя каждое движение губ правителя. Молодого, да, но на диво разумного и понимающего нужды своих подданных - впитывая каждое его слово, кои он словно жемчужины неторопливо нанизывал на нить своей речи.
  - Вернее даже, призом. В Литве давно не проводилось турниров для благородного сословия. Думаю, никто не будет возражать, если после сбора урожая желающие соберутся в Вильно, и в дружеских поединках доподлинно узнают, кто из них наиболее умел? Участники сойдутся на ристалище в конном бою на затупленных копьях и клинках, посоревнуются в лучной стрельбе и пешем мечном поединке, и покажут свою телесную мощь и удаль в восхождении-штурме крепостной стены.
  Повернув голову к столикам писцов, склонившихся над стопками плотной желтой бумаги... А, нет, как оказалось - Димитрий Иоаннович "поглядел" на грамоты с вестями о мире и победах в Ливонии, явно напоказ вспомнив о Радзивилле и Ходкевиче:
  - Так же, на осеннем Вальном Сейме мы утвердим новых владельцев ливонских имений; и конечно же, воздадим должное канцлеру и гетману, силой разума и непреклонной храбростью добившихся славных побед во имя Литвы. Что скажет собрание?
  Благородная общественность от таких новостей пребывала в нешуточном оживлении, местами впадая в легкий экстаз - ибо молодой государь в какой уже раз показал, что как никто иной понимает и разделяет духовные ценности простой шляхты. Наконец-то Литве повезло с достойным ее правителем!
  - Слава!
  - Добре!!!
  - Благостно!
  - Долгие лета Димитрию Иоанновичу!..
  Что же до наблюдательницы-царевны, то она в это время как раз листала план сегодняшнего урока с Вальным Сеймом, торопливо внося короткие пометки-вопросы в свою книжицу для учебных записей. Кто бы сказал ей года этак два-три назад, что дела правления могут быть столь интересными и увлекательными - не поверила бы, и высмеяла такую дурочку... Гм, то есть конечно же дурака. А теперь вон оно как обернулось: чем больше изучает искусство политики, тем сильнее проникается прежде скучными ей "государевыми делами". И даже понемногу (под присмотром любимого брата, конечно же) делает первые неуверенные шаги самостоятельных решений и поступков.
  - Тише!..
  Однако обрадованная грядушей культурно-развлекательной программой шляхта так увлеклась предвкушающими разговорами, что даже зычный глас глашатая-распорядителя Сейма не смог их враз утихомирить.
  - Тих-ха!!!
  Дружно поглядев на мордатого крикуна с церемониальным посохом, депутаты так же разом повернули головы к трону - и послушно уселись на свои места, повинуясь плавному жесту великокняжеской десницы.
  - Вместе с тем, я желаю поделиться с благородным собранием не только радостью от побед, но и своим огорчением.
  Избранники шляхты и "самовыдвиженцы"-видаки разом насторожились и приготовились к неприятным вестям.
  - Как знают некоторые из вас, недавно состоялся первый мой суд как Великого князя: и кое-что по его результатам стало для меня неприятным открытием.
  Взгляды всех присутствовавших в Тронной зале разом сошлись на наперсном кресте седовласого правителя. Надо сказать, что для иных ясновельможных панов и особо хитроседалищных шляхтичей его чудесные свойства тоже были весьма и весьма огорчительным открытием... Хотя большинство родовитых христиан всего лишь просто и безыскусно вожделело чудесную реликвию. В смысле, мечтало о том, чтобы заиметь такое чудо персонально для себя, и превратить в фамильное сокровище.
  - Я узнал, что не для всех благородных литвинов клятва на кресте есть что-то... Святое и непреложное. Посему обращаюсь через Сейм ко всему шляхетству и панству Великого княжества Литовского: перед церемонией возвышения мечом я дал клятву править ко всеобщей пользе и процветанию мои подданных - и во исполнение сей клятвы-на-кресте буду примерно карать любого, уличенного во лжи пред троном! Ибо нет, и не может быть справедливости и всеобщего благоденствия там, где царствует обман.
  Неприятно, но ожидаемо - примерно так можно было выразить отношение поветовых избранников и радных панов к прозвучавшим словам.
  - Вторым прискорбным известием для меня стало отсутствие в Литве свода общепринятых законов и обычаев для поединков чести. Мне донесли, что часто это и не поединки вовсе, а подлое смертоубийство или грабеж, где многие нападают на одного; либо нарочито раздувают ссору и выставляют заведомо слабейшего своим обидчиком. Шляхта есть сословие благородное, и подобное ей не просто не пристало, но и вовсе нетерпимо! Посему повелеваю: поветовым сеймикам обсудить и предложить для следующего Вального Сейма простые и ясные правила о поединках в защиту чести и достоинства шляхетского! Будет составлен и отпечатан в достаточном числе особый трактат, где будут подробное расписаны права и обязанности вызывающего и вызываемого; условия поединков и места их проведения, указано допустимое оружие и все прочее, что сочтут необходимым предложить сеймики.
  Устроив тягучую паузу, наполненную многозначительной тишиной, Великий князь Литовский, Русский и Жмудский вдруг доброжелательно улыбнулся:
  - Теперь же нам стоит приступить к более приятным делам.
  Седовласый монарх властно повел рукой в шелковой перчатке, пошитой в один тон с его обманчиво-скромным атласным жупаном цвета старого вина - и в Тронную залу тут же вступил князь Старицкий, внесший покрытый искусной резьбой ларец из драгоценного сандалового дерева. Из коего, под внимательными взорами сеймовых депутатов, извлек на доставленный следом дворцовыми служками круглый столик - одну за другой три одинаковых грамоты, скляницы с простыми и пурпурными чернилами, и напоследок богато изукрашеную чернильную ручку с золотым пером. Развернул один свиток, и со значительно-одухотворенным лицом медленно прошествовал вдоль лавок с поветовыми избранниками, давая тем разглядеть красивую темно-синюю вязь новой русской скорописи на беленой коже, и четкие оттиски печатей. Сургучной с золотой посыпкой, полыхавшей застывшим огненным фениксом на тончайшей глади веленевого пергамента; и золотой, с государственным гербом "Погоня", что плавно раскачивалась понизу грамоты на витых шелковых шнурках. Наиболее образованным подданным Димитрия Иоанновича, вид вожделенного Привилея внезапно напомнил знаменитые византийские хрисовулы - а еще то обстоятельство, что именно Московская Русь всегда заявляла о себе, как о законной и единственной наследнице Восточной Римской империи. Странное дело, но столь явное стремление молодого правителя к древней старине пришлось по душе и радным панам, и простой сеймовой шляхте...
  - Призываю благородное собрание в свидетели того, что я, Великий князь Литовский, Русский и Жмудский, дня третьего месяца июня, лета от Рождества Христова тысяча пятьсот семьдесят первого - дарую сей Привилей...
  - Прошу слова, паны-депутаты!!!
  От наблюдательного оконца с царевной резко плеснуло удивлением и беспокойством. Ибо вставшего в горделивую позу шляхтича, насупленно взирающего на изображающего легкое удивление брата, и упрямо игнорирующего вопросы соседей по сеймовой лавке - в планах урока Евдокии не было от слова совсем.
  - Кто ты, позволяющий себе вступать в речи государя?
  Вздернув вверх чисто выскобленный подбородок, и умудрившись слегка вздыбить щегольские усы, нарушитель спокойствия громко представился, ответив на негромкий вопрос хозяина литовского трона:
  - Я есть пан Тадеуш Загоровский герба Корчак!
  Послав сестре ответно-успокаивающую эмоцию, Дмитрий поднял руку, призывая недовольно загудевшее сотней недовольных голосов собрание к тишине - и с неподдельным интересом осведомился:
  - Что же, раз у тебя такая большая нужда, что ты не в силах дотерпеть до конца оглашения Привилея, то... Говори, мы все тебя слушаем.
  Покосившись на дворцовую стражу, что вновь начала понемногу накапливаться в раскрытых дверях Тронного зала, шляхтич кашлянул, явно опасаясь "дать петуха" в столь ответственный момент. Приосанился, упер правую руку в бок и возвысил голос едва ли не до крика:
  - Милостивое панство, славная шляхта литовская! Неужель один лишь я вижу попрание законов и обычаев нашего великого княжества? Или, может быть, ваши глаза ослепило золото печатей?
  Ничего пока еще не понимающие участники Вального сейма начали свирепо топорщить усы - а некоторые так и вовсе оглаживать оголовья своих депутатских булав и рукояти поясных ножей. Правда, все их недовольство было направлено исключительно на вздорного горлопана, вздумавшего прервать волнительную церемонию дарования Привилея литовской шляхте. И все ради того, чтобы позагадывать какие-то тупые загадки!?
  - Говори яснее!
  - Или убирайся прочь!..
  - Да, вывести его вон!
  - Нет, пусть скажет!?!
  Великий князь начавшуюся дискуссию не прерывал, давая депутатам и оживившемся в "свидетельском" углу Тронной залы шляхтичам-видакам высказать свои драгоценные мнения. И лишь когда руки наиболее активных крикунов потянулись к своим оппонентам, лениво подал знак напряженно взирающему на него глашатаю-распорядителю Сейма: тут же ухватил специальную колотушку-било и от души приложился ей к бронзовому гонгу, тут же страдальчески поморщившись от хлынувшего во все стороны мощного звукового удара. Хватило и остальным: что тут говорить, если даже Евдокия в своей комнатушке поневоле подскочила на лавочке и тряхнула головой, прогоняя прочь из головы густой продолжительный звон, напоследок выродившийся в мерзкое дребезжание?
  - Продолжай, пан Загоровский.
  Потеряв часть уверенности, упорства в достижении цели оратор не утратил - сходу вывалив на только-только успокоившийся Вальный сейм терзавшее его сомнение, и для большей убедительности удачно ввернув одно из заученных в отрочестве изречений древних римлян:
  - А я и скажу!!! More majorum , Привилеи и Статуты может давать только законный Великий князь Литовский. Так?
  Шляхта, в основной своей массе отнюдь не блиставшая высокой ученостью и хорошим знанием мертвых языков, настороженно пошепталась с куда лучше образованными ясновельможными панами из Рады, и присутствующими на Вальном сейме духовными иерархами - после чего нехотя согласилась с прозвучавшим утверждением. И то, от силы половиной от сотни громогласных голосов, ибо часть депутатов молча поглаживали оголовья малых булав на поясах, планируя в скором будущем переговорить накоротке с возмутителем их спокойствия. Дабы объяснить чересчур умному собрату по сеймовой скамье кое-какие простые, но важные для сохранения здоровья истины...
  - А раз так!!!
  Вдохнув поглубже, подпираемый с левого бока явным соратником или другом, пан Тадеуш по примеру сенаторов Древнего Рима простер правую руку в сторону тронного возвышения - и торжественно провозгласил поистине обжигающую правду:
  - Скажите мне, милостивые паны, как может быть Великим князем слепой калека?!? Это невозможно, так как contra jus et fas! Dixi!
  Не успели затихнуть его слова, как Тронная зала взорвалась удивленно-возмущенным многоголосьем шляхтичей-видаков и разом вскочивших на ноги депутатов; а вот тихо переговаривающиеся ясновельможные паны Рады, и два хмурящихся церковных иерарха некогда единой Христианской церкви свое отношение высказывать не торопились. Да и вообще, все больше поглядывали на Великого князя Литовского, который на диво терпеливо ждал окончания внезапно вспыхнувших бурных дебатов. Собственно, царственный слепец даже утрудился изобразить на лице легкую скуку, вид которой утихомирил Сейм куда лучше любого глашатая, бронзового гонга и вида изготовившейся к любому действу стражи: вдоволь помучив подданных тягучими мгновениями долгой тишины, Димитрий Иоаннович наконец-то шевельнулся на троне и лениво заметил на языке Цицерона и Овидия:
  - Scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem .
  Следующие его слова тоже заметно отличались чистотой произношения и мелодичностью от звучавшей прежде простонародной вульгаты, но по чести говоря, мало кто из затаивших дыхание слушателей смог понять даже первую фразу. То же самое относилось и к потрепанному, но несломленному энергичным обменом мнениями с соседями по сеймовым лавкам правдорубу Загоровскому, начавшему озадаченно хмурится и поглядывать по сторонам в поисках возможного переводчика. Меж тем, молодой государь, выждав краткое время, повторил три последних слова со столь явно-вопрошающей интонацией, что заставил своего обличителя чуть побуреть лицом и честно признаться:
  - Н-не понимаю?..
  Насмешливо фыркнув, венценосец так же легко перешел обратно на язык Руси и Литвы:
  - А я уж было обрадовался, что среди моих подданных обнаружился хороший знаток древних языков... Не будет ли Его преосвященство епископ Виленский так добр, чтобы донести до благородного собрания дословный смысл прозвучавшего?
  Машинально огладив аккуратную бородку, римский каноник скосил глаза на сидевшего мрачным сычом православного митрополита Иону. Между прочим, пусть и дальнего, но родича: если сам Валериан когда-то в миру носил фамилию Протасевичей-Шушковских, то будущий владыка Киевский, Галицкий и всея Руси родился в семье Протасевичей-Островских... Оба они далеко не сразу вступили на путь служения Богу, но почти сразу же меж ними началось соперничество за влияние на умы и души христианской паствы Великого княжества - и посему сухощавый епископ легко встал со своего места, и со зримым всем удовольствием поработал для Вального сейма толмачом:
  - Сначала сей шляхтич сказал: "По обычаю предков". Вторая цитата дословно переводится как "Против закона и справедливости!". На что Его Величество ответил, что знание законов состоит не в том, чтобы дословно помнить их слова, но в верном понимании их смысла; затем вопросил, в каком именно университете шляхтич изучал римское право и литовские законы.
  Сквозь покатившуюся по лавкам с депутатами волну тихих шепотков, тут и там начали прорываться звучные пофыркивания и сдавленные смешки. Меж тем, Дмитрий на троне и в самом деле скучал, старательно отгоняя прочь мысли об уютном кресле в малой оранжерее, чашке кофе со сливками и увлекательно-длинном списке запланированных опытов - пункты в коем он сокращал гораздо медленнее, нежели вписывал новые. Речи о его слепоте и невозможности занимать трон предсказал еще батюшка в осыпанной февральским снегом Москве, потому как это было первое, что приходило на ум из просто возможных, и обязательно-гарантированных ходов многочисленных недоброжелателей Дома Рюрика...
  - Тих-ха!
  Зычный баритон глашатая-распорядителя потихоньку начал похрипывать, тем самым показывая, что даже у железных глоток имеется свой предел. Незаметно вздохнув, молодой властитель чуть возвысил голос:
  - Ты так хорошо начал, и говорил весьма разумные слова. Но отчего же остановился на половине? Раз уж начал обличать, то раскрой благородному собранию всю правду.
  У поветовых избранников от такого натурально зашевелились уши и усы: не в силах стоять спокойно под напором сотни требовательных взоров, пан Загоровский машинально поискал на поясе успокаивающий холодок сабельной рукояти. Увы, но его ладонь загребла лишь пустоту, отчего мужчина еще больше занервничал - вспомнив, что все длинноклинковое оружие у депутатов еще с утра приняла на ответственное сохранение дворцовая стража.
  - Я не... Не понимаю?
  Подумав, правдоруб нехотя поклонился, и выдавил из себя должное обращение, покосившись на десяток стражников в вороненых бахтерцах, что смотрел на него из глубины распахнутого дверного проема Тронной залы. Этак ожидающе-предвкушающе, только лишь и дожидаясь любого его неудачного слова либо жеста.
  - Я сказал все, что хотел донести до Вального сейма!.. Государь.
  Лениво махнув ладонью, царственный слепец с неожиданным любопытством поинтересовался:
  - Ты урожденный герба Корчак, или же вошел в семью через жену?
  Посчитав вопрос плохо завуалированным оскорблением, побагровевший шляхтич катнул желваки, кинул на правителя поистине пламенный взгляд и с определенной натугой в голосе ответил:
  - Я природный литвин! Как и мой отец, и родитель отца моего, и все прадеды мои!..
  "В отличие от тебя" не прозвучало, но уловили это многие.
  - Вот как? Тогда почему я слышал от тебя речи, более приличествующие ляху? Это у них в королевстве шляхта и панство имеют привычку дополнять свои слова цитатами на латыни; в Литве же и на Руси благородное сословие предпочитает изречения из Священного писания... Как то и надлежит делать благочестивым христианам.
  Побагровев шеей еще сильнее от столь обидного (и опасного) намека, пан Тадеуш громко и внятно огласил Символ Веры, дополнив его размашистым крестом - каковой тут же наложили на себя и все остальные депутаты с видаками.
  - Ты унял мои тревоги: а теперь все же поведай Сейму, по какой причине я на время лишился зрения?
  Причина та была столь большим секретом, что в Литве его хранили сразу всем шляхетским сословием: да и остальные жители Великого княжества помогали в сохранении как могли - начиная с профессионально-любопытного духовенства, и заканчивая мелкими торговцами и наиболее любознательными пахарями. Особая комиссия во главе с великим канцлером литовским Николаем Радзивиллом так деликатно и осторожно вела тайное расследование, что даже в самых дальних и глухих воеводствах доподлинно узнали имя-фамилию и герб шляхтича-отравителя. Как и то, что свое место во дворце убийца получил стараниями близкого родича канцлера Юрия Радзивилла, сбежавшего из страны вскоре после неудачного покушения, и приславшего дядюшке весьма дерзкое и обидное письмо. Про удивительно своевременное исчезновение аббата монастыря бернардинцев, которого хотели расспросить об источнике яда; о попытках каноника Вильны и великого канцлера как-то все уладить, и их же усердных стараниях успокоить закономерный гнев Димитрия Иоанновича... Воистину, нет ничего тайного, что не стало бы явным!
  - Я... Не ведаю правды, а слухам веры нет.
  Понимающе покивав, восемнадцатилетний слепец вдруг подхватил в руку свой посох и сошел с трона, заставив всех депутатов резко встать - ибо сидеть, когда правитель стоит, могли себе позволить очень немногие. Однако стоило венценосцу плавно-выразительно повести рукой, как поветовые избранники так же дружно опустили зады обратно на крепкие дубовые лавки - все, кроме пана Загоровского, к которому весьма уверенно и подошел Димитрий Иоаннович.
  - Правда в том, что если человеку поднести яда, то он обычно умирает.
  Стянув с глаз прикрывающую их шелковую тряпицу, Великий князь уставился на побледневшего обличителя страшными мутно-белыми бельмами слепых глаз. По Тронной зале пронесся многоголосый вздох-стон, в котором вновь зазвучал спокойный голос правителя:
  - Если же сей человек природный государь, то он просто слепнет - и исцеляют его молитвы подданных и народная любовь. Не буду лукавить...
  Молодой властитель небрежно шевельнул посохом, едва не ткнув его оголовьем себе в лицо - и заодно привлек внимание благородного собрания к одинокому, и до этого момента слабо различимому перстню на правой руке. В оправе которого скромно блистал темно-багровыми искрами младший брат рубина в великокняжеском венце: вот только у "младшенького" была достойная его свита из крохотных диамантов, коими на его теле выложили прекрасно различимый вблизи герб "Погоня"!
  - В том есть и моя вина. Я был излишне доверчив и чрезмерно милостив к врагам государства и веры: но этот урок мной выучен, и более подобного не повторится.
  Белесые глаза Дмитрия действовали на депутатов словно глаза василисковы: никого не каменили, но их давление ощущалось едва ли не физически - и потому, когда он смежил веки, многие шляхтичи тут же облегченно выдохнули.
  - И да, если кто желает правды, а не слухов - тот может обратиться к Его преосвященству, коему я даю разрешение поделиться с благородным собранием необходимыми подробностями.
  Поглядев на каноника виленского, владыка Иона начал светлеть лицом с той же скоростью, с какой епископ Валериан расставался с надеждой принять на хранение "церковный" экземпляр Привилея.
  - Однако, мы отвлеклись. Теперь, когда дело твое изложено передо мною и Вальным Сеймом до самого конца, все мы ждем твоего предложения.
  Уже не раз пожалевший о своей затее, и успевший получить добрый десяток болезненных тычков напополам с злобным шипением от злобствующих соседей по сеймовым лавкам, пан Тадеуш Загоровский лишь непонимающе повторил:
  - Предложения?!
  - Именно: ведь ты в своей речи обличил то, что показалось тебе нарушением закона и обычаев литовских? Теперь скажи нам всем, как это нарушение должно исправить.
  Выждав целую минуту абсолютной тишины, Дмитрий "сжалился" над отчетливо поскрипывающим мозгами шляхтичем, и изобразил на лице явную надежду пополам с предвкушением:
  - Верно, ты хотел предложить, чтобы мое место занял мой брат Иоанн Иоаннович? Если поразмыслить, то это вполне хороший...
  Дальше он говорить не смог, ибо его голос утонул в реве подскочивших на ноги депутатов:
  - Нет!!!
  - Не позволям!..
  - Выкинуть этого болтуна из дворца!
  - Наш государь ты!!! Тебе клялись!..
  - Дайте мне сюда этого иуду, я его удавлю!..
  Дворцовая стража наконец-то дождалась разрешающего знака, заполнив залу ради защиты пана Загоровского и его верного друга-депутата: пока его отбивали, а потом и отделяли от других поветовых избранников - дюжина наиболее политически активных шляхтичей пообещала Тадеушу, что дальше пригородов Вильны тот не убежит. Еще пара десятков богато одетых панов очень выразительно молчала, явно собираясь посоревноваться с крикунами в том, кто первый пустит дурную кровь пустозвону из герба Корчак.
  Бамм-м-мз-з-н!!!
  Гулкий звук бронзового гонга сделал невозможным вести любые речи, так что депутаты начали понемногу успокаиваться и рассаживаться по своим местам, нервно запихивая малые булавы обратно за пояса. Сама идея о возможности замены уже успевшего снискать любовь подданных Димитрия Иоанновича на любого из его братьев - была дикой, и вызывала у шляхты категорическое неприятие. Ведь только начали спокойно жить и богатеть!.. Поприжали степных людоловов и отхватили добрый кус земель Дикого поля, добыли мир с королевством Польским и навели порядок во внутренних делах; московские купцы каждый месяц устраивают в литовских городах большие торги, где любой шляхтич находит себе потребное на свой вкус и кошелек... И вдруг такие резкие перемены? Да упаси Господь!!! А уж менять спокойного и весьма разумного наследника царя Руссии, на среднего царевича Иоанна Иоанновича, заимевшего после битвы на реке Ахуже довольно неоднозначную репутацию приверженца простых и жестких решений... В общем, верные подданные впервые очень почтительно возразили своему Великому князю, решительно отказавшись рассматривать прозвучавшее "предложение пана Загоровского" - зато сами предложили много чего такого, что сулило выходцу из герба Корчак скорую и весьма неприятную кончину. Потрудившись изобразить легкое недовольство, царственный слепец прошелся вдоль Тронной залы, провожаемый множеством почтительных и преданных взглядов всего благородного собрания земель литовских. Постоял, старательно отгоняя от себя соблазнительный образ большой чашки горячего кофе со сливками и кусочком тростникового сахара - аж во рту чуть отдалось ароматом и горчинкой хорошо сваренного напитка. Несмотря на прочные щиты на разуме, собственная чувствительность играла с ним дурную шутку: близость множества разгоряченных и буквально фонтанирующих эмоциями разумов начала понемногу давить на виски и все больше раздражать - отчего в своей каморке вновь запереживала сестра, прекрасно ощущавшая все перепады его стремительно ухудшающегося настроения.
  "После оглашения Привилея можно будет объявить большой перерыв... До завтрашнего утра будет в самый раз"
  Недовольно поморщившись и звонко цокнув булатным наконечником посоха о камень пола, властитель земли литовской развернулся, и в неполный десяток шагов приблизился к четверке стражников. Вернее, к стоящему меж ними правдоискателю в основательно помятом кунтуше.
  - Как-то нехорошо вышло, пан Тадеуш: речь ты сказал, но сам ничего толкового предложить не смог... Получается, ты просто отнял у нас время?
  Тридцатилетний обличитель угрюмо молчал, поправляя пришедшую в беспорядок одежду, чья плотная ткань достойно перенесла все рывки и дергания со стороны возмущенной шляхетской общественности.
  - Возможно, ты все же предложишь нам что-либо дельное? Иначе твой язык отправит тебя прямиком на свидание с катами-дознавателями.
  Сжав зубы так, что на скулах вспухли желваки, пан Тадеуш вызывающим тоном бросил во всеуслышание:
  - Готов доказать свою правду с саблей в руке!
  Замерев на несколько мгновений, Дмитрий впервые за весь Вальный сейм искренне засмеялся - чем немало озадачил вновь возбудившихся депутатов.
  - Однако, самомнение у тебя, шляхтич...
  Со стороны трона внезапно двинулся временный хранитель великокняжеских регалий княжич Скопин-Шуйский, еще на подходе поклонившийся в пояс и огласивший традиционную формулу царского Большого двора:
  - Вели слово молвить, государь!
  Слегка развернувшись к ближнику, слепец с легким интересом в голосе разрешил:
  - Говори?
  - Поединок меж простым шляхтичем и природным государем невозможен: сие есть поединок изначально неравный, и оттого невместный!
  Пан Загоровский в очередной раз катнул желваки и открыл рот, собираясь объяснить, что он и не надеялся скрестить клинок с носителем рубинового венца. Ведь всем же ясно, что против него выйдет кто-то из ближников Великого князя, так к чему это представление?.. Увы (или к счастью?), его опередил княжич:
  - Однако ты, государь, словно заботливый отец всем своим подданным! И если сочтешь возможным, то не просто можешь, но даже и обязан вразумлять иных заблудших по глупости и упорствующих в дурных ошибках. Наставляя их на путь истинный ласковым словом, примерами из Святого писания, и... Плетью, либо батогом.
  Замерев ненадолго, Дмитрий медленно склонил голову к оголовью своего посоха - словно хотел услышать совет и от него. Судя по всему, тот одобрил предложение Скопина-Шуйского, потому как напряженно вслушивающиеся депутаты сначала различили негромкое:
  - Что же, это хороший выход. Мне бы не хотелось казнить тебя как изменника, пан Тадеуш - вся твоя вина лишь в том, что доверился не тем людям...
  И затем властное:
  - Эй, кто там! Принесите пану и его друзьям сабли и прочее, что они пожелают.
  Покинув сбитого с толку шляхтича, Дмитрий направился к тронному возвышению - но замедлил шаг возле столика с грамотами. Чуть подумал, неслышно хмыкнул, и на глазах у всего Вального сейма как-то обыденно воткнул посох до половины наконечника в каменный пол, освободив руку для чернильной ручки. Один за другим напоказ подписал все три экземпляра привилея, и властным мановением руки пригласил членов Пан-Рады отметиться на веленевом пергаменте. При этом особо заострив внимание на необходимости присутствия строго конкретного духовного чина:
  - Как хранителю одного из свитков, должно расписаться и митрополиту Киевскому, Галицкому и всея Руси.
  Ах, как же засиял владыко Иона! Как засветился морщинистым седовласым солнышком, степенно вышагивая к столику и зорко поглядывая по сторонам: все ли видят триумф православной веры? Все ли слышали, как Великий князь впервые за все время огласил полный его титул? Есть кто-то, не осознавший, что именно митрополичий престол выбрали ответствовать за хранение столь важного Привилея? Разумеется, среди поветовых избранников слепых, глухих и совсем уж скорбным разумом не обнаружилось - шляхта давно уже знала из слухов, что восемнадцатилетний правитель порой бывает весьма злопамятным... Как то и положено любому настоящему государю. И то, что епископу Протасевичу еще долго будет сказываться отравитель-католик и сбежавший аббат бернардинцев (а великому канцлеру Радзивиллу его троюродный племянник-предатель), никого особо не удивило. И вообще, умы и внимание поветовых избранников занимало грядущее вразумление Загоровского: наблюдая за тем, как ближники молодого государя снимают с него жупан с перчатками, и бережно укладывают к великокняжеским регалиям чудодейственный наперсный крест, венец и перстень, депутаты вполголоса обменивались предположениями. Например, почему Димитрий Иоаннович упомянул про друзей наглеца-Загоровского так, будто в Тронной зале присутствовал еще кто-то ему сочувствующий? В смысле, кроме малость помятого и откровенно встопорщенного несколькими напряженными "диспутами" дружка-депутата, усердно оборонявшего пана Тадеуша от недовольства левой половины Вального сейма.
  - Возьми, государь.
  Не обращая внимания на нешуточно-свирепый взор князя Старицкого, коим тот прожигал Скопина-Шейского, княжич вложил рукоять своей плетки в подставленную ладонь и услужливо предложил:
  - Или послать за четыреххвосткой со свинцовыми грузиками?.. Ежели моя не по руке?
  - Не стоит...
  Небрежно махнув пару раз на пробу коротким и толстым плетивом, расширяющимся на конце в небольшую подушечку-шлепок, отделанную бахромой, государь Московский и Великий князь Литовский, Русский и Жмудский засунул инструмент грядущего наставления на путь истинный за пояс-кушак. Прислушался к подошедшему главе своей Постельничей стражи, коротко доложившему о чем-то - и заодно мельком, но ОЧЕНЬ нехорошо глянувшему на высунувшегося с дурной инициативой княжича. Тот, впрочем, шипение Старицкого и более чем внятный намек в темных глазах боярина Дубцова откровенно игнорировал, сохраняя дивную безмятежность и любуясь небольшой очередью из радных панов, старательно выводящих на веленевых грамотах свои росписи.
  - Твоя вполне подходяща.
  Закатав рукава обнаружившейся под жупаном рубахи из тонкого беленого льна, и поправив рубиновые четки, в три витка охватывающие правое запятье, молодой Отец всея литовского народа вышел на середину Тронной залы. Откуда громко удивился в сторону двух бравых шляхтичей с саблями в руках. Мало того, верный соратник оратора-обличителя не постеснялся и кольчужную рукавицу натянуть на свою десницу - правда, уверенности это ему не добавило, скорее наоборот.
  - Не слишком ли мало у тебя оказалось друзей, шляхтич!?
  Прикусив изнутри щеку, чтобы не брякнуть какого-нибудь оскорбления, пан Тадеуш процедил:
  - И того довольно... Государь.
  - Н-да? Тогда я выражусь яснее: твои друзья встанут подле тебя прямо сейчас, или их ждет свидание с дыбой и огнем.
  Стоило этому щедрому предложению прозвучать, как в нестройной толпе видаков тут же образовалось некое неясное шевеление - по итогам которого группа поддержки Загоровского увеличилась вдвое. В отличие от депутатов, сабли у свидетелей благородного сословия никто на хранение не принимал, зато шляхтичей внятно предупредили, что в случае любого подозрения дворцовая стража стреляет сразу и наповал. Пистоли у охраны двуствольные и прекрасной тульской выделки - так что участь дураков, решивших обнажить в Тронной зале клинки... Именно поэтому новоприбывшие потянули из ножен свое оружие только после того, как главный постельничий нехотя кивнул.
  - Когда Бог забирает что-то, как правило, он дает нечто взамен. К примеру, у ослепших очень часто обостряются осязание и слух... Коий способен разобрать, когда сердце человека бьется в волнении, а когда - от страха быть разоблаченным. Взять его!
  Стажа в вороненых бахтерцах мигом выдернула из раздавшейся в стороны толпы богато разодетого, но на диво скромного шляхтича. Сходу заткнула его рот многоразовым кожаным кляпом, подхватила на руки - десяток секунд, и он уже был на пути в дворцовые подвалы, где еще при Ягелонах оборудовали отменные гостевые "покои" для тех, кому требовалось срочно освежить память. Ну или просто побыть неопределенное время в тишине, холоде и полном одиночестве, держа малый пост на хлебе и воде.
  - Ты никак запамятовал, пан Тадеуш, что в Вильно приехал с пятью друзьями?
  Дернув головой так, словно воротник кунтуша на миг превратился в удавку, Загоровский перехватил-перебрал пальцами по рукояти верной корабели, поправил темляк на руке и спокойно ответил:
  - Каждый сам выбирает перед Богом, где и когда ему стоять.
  Едва заметно кивнув, Дмитрий подошел на три шага к короткому строю шляхтичей и попросил своего секретаря:
  - Князь Константин, будь добр, объяви нам.
  Нервничающий Острожский тут же вытянул из рукава платок, чтобы дать отмашку. Затем, сообразив что правитель такого знака не увидит, запихал его обратно и хрипло прокаркал:
  - С Божией помощью - начинайте!
  Весь Вальный Сейм разом затаил дыхание: однако четверка шляхтичей не торопилась атаковать так и стоящего перед ними Великого князя. Но вот крайний левый все же набрался духа и вздернул клинок в широком махе, набирая скорость для секущего косого удара - однако на мгновение раньше слепец вытянул из-за пояса плеть и резко прыгнул...
  - Х-ха-о-о-о-о!!!
  Так как все депутаты были знакомы с воинским делом не понаслышке, то вполне успевали все прекрасно различать и додумывать: ловко отжав в сторону рукоятью плетки сабельный клинок второго шляхтича, Димитрий Иоаннович скрутил корпус и влепил локтем крайнему меченоше аккурат в середку груди. Пихнул второго в строю на пана Загоровского, коротким ударом сломил ему ногу в колене - а на отходе еще и хлестко полоснул по лицу плетью, отчего начавший заваливаться на Тадеуша поединщик сипло заорал.
  С-сших-шлеп!
  Его поддержал и задыхающийся от боли в груди товарищ, которому "нарядная" и вообще-то мягкая плетка (своего скакуна-венгерца княжич Скопин-Шуйский ценил больше иных людей) располосовала жупан, рубаху и плоть - так, словно была жесткой камчой-волкобоем.
  - Н-ха!
  - Х-хо!..
  Отличные сабельные удары Тадеуша и самого правого шляхтича рассекли лишь воздух, зато плеть в руке плавно отступившего Великого князя не оплошала, тяжелым ударом вспоров правый рукав чужого кунтуша чуть выше края кольчужной перчатки.
  С-сших-шлеп!
  Вовремя отшатнуться шляхтич не успел, и тут же утробно зарычал-застонал, выронив саблю и прижав обе ладони к лицу - удерживая хлынувшие багрово-алые капли и струйки. Пихнув окривевшего на один глаз страдальца под резкий удар пана Загоровского, молодой государь отступил от утробно охнувшего тела, которому отточенная сталь рассекла левый бок и ребро. Пока замешкавшийся депутат огибал попавшего под руку товарища, правитель звучно щелкнул пальцами и указал встрепенувшейся страже на три валяющихся тела. Затем сдвинулся вбок, пропуская мимо своего живота резкий тычок острием корабели, и отвесил шляхтичу несильный вроде бы удар-оплеуху раскрытой ладонью, от которой "неслух" шатнулся и ослабел в коленях.
  - Ты мало упражняешься с клинком!
  С-сших-шлеп.
  - Не умеешь выбирать друзей.
  С-сших-шлеп.
  - Падок на пустую славу и льстивые речи!
  С-сших-шлеп.
  - Недостаточно почтителен пред троном.
  С-сших-шлеп.
  - Слепое подражание ляшским порядкам недостойно благородного литвина!..
  Сейм благоговейно внимал отеческим наставлениям, наглядно видя разницу меж ними, и недавним жестоким "вразумлением" трех шляхтичей. В отличие от искалеченных бедолаг, коих уже привычно быстро утащила вон из зала дворцовая стража, пана Загоровского именно что пороли - во-первых, по заду; а во-вторых, явно-щадяще, ибо удары лишь слабо проминали ткань его кунтуша. Сам депутат, к слову, пытался было вывернуться из-под плети и словесных увещеваний, но восемнадцатилетний "батюшка" заботливо придержал его, поставив ногу на спину и надавив так, что едва не переломил хребет - а перед этим не поленился забрать и отбросить в сторону жалобно зазвеневшую корабель.
  - Сказано в Книге притчей Соломоновых: перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе. Кто дает ответ, не выслушав, тот глуп, и стыд ему!
  С-сших-шлеп.
  Крутнув плетиво в очередном замахе, Великий князь остановился.
  - Хватит с тебя, пожалуй. Все равно ведь, и половины сказанного не запомнил... Неслух.
  Благородное собрание с готовностью заржало - причем духовные чины мало отставали от мирян. Один лишь наказанный шляхтич ворочался, приходя в себя от пережитого унижения, багровея лицом и в гневе шепча разные богохульные обещания. На его беду, он был услышан, и хуже того, раздражение Дмитрия от происходящего было достаточным, чтобы спровоцировать эмоциональный срыв: нагнувшись и ухватив за горло непонятливого депутата, не оценившего подарка в виде оставленной ему жизни и здоровья, он легко вздернул его в воздух и недобро улыбнулся:
  - Да ты, никак, упорствуешь в своих заблуждениях?
  Вновь затихший сейм внимательно наблюдал, как один из них скребет кончиками сапогов по шершавому камню пола, закатывает глаза и понемногу синеет, не в силах двумя руками разжать хватку одной великокняжеской десницы. Для всех, положение опять спас княжич Скопин-Шуйский - потому как окутавшая брата эмоциями любви и поддержки царевна Евдокия так и осталась скрытой от взглядов Вального сейма.
  - Государь... Три года без причастия, государь!!! Стоит ли?
  Глубоко вздохнув, Димитрий разжал руку на горле своего непутевого подданного, позволив ему насладиться воздухом Тронной залы.
  - Кто-то еще желает сомневаться во мне?
  Послушав тишину, которую так и тянуло назвать могильной, он чуть тряхнул головой, сбрасывая последние остатки темного наваждения и посылая эмоцию благодарности сестре, после чего напоказ-капризно пожаловался:
  - Как же тяжко порой править! То одного никак нельзя, то другое мне невместно...
  Обрадовавшийся ближник тут же подал знак боярину Дубцову, чтобы поскорее забирали гонористого шляхтича, пока тот не довел Димитрия Иоанновича до греха смертоубийства - ну и жестом поманил дворцового служку с серебряной чашей для омовения. Не стесняясь присутствующих, правитель освежился, затем постоял спокойно, позволяя ближникам облачить себя в жупан. Неторопливо вернул на руку перстень, затем венец на голову и повязку на глаза, напоследок же повесил на шею цепь наперсного креста: последний явил свою силу, окончательно усмирив гнев Великого князя. Сев на трон, Великий князь как бы в воздух заметил:
  - Хотя пан Тадеуш ныне показал себя не самым умным депутатом, однако же, будучи обманут и введен в заблуждение о мнимом нарушении закона и обычаев Литвы, он храбро встал на защиту того, что считал правдой. Проявил немалое упорство и храбрость, и до последнего был верен тем, кого считал друзьями... Это признаки благородного человека, и эти его черты меня немало порадовали. Сим говорю: шляхтич Загоровский герба Корчак свое наказание за дерзкие речи во время Вального сейма понес полной мерой, и трон его простил! К тому же, его пример другим наука: единственный на всю нашу державу депутат, которому вложил ума в задние ворота сам государь. Таковых беречь надобно!..
  Переждав приступ всеобщего смеха, царственный слепец со скрытым предвкушением скорого отдыха "поглядел" в сторону столика с литовскими хрисовулами и провозгласил:
  - Теперь же... Ну что на этот раз!?!
  Бесцеремонно приблизившийся к повелителю боярин Дубцов тихо доложился.
  - Хм-м? Повтори во всеуслышание.
  Отойдя на несколько шагов от тронного возвышения, глава Постельничей стражи повысил голос:
  - Взятый в дознание повелением государя шляхтич показал, что он, и еще пять подсылов, коих сейчас ловят, служат польскому магнату Николаю Потоцкому. В подкладке его кунтуша обнаружено письмо, в коем магнат собственноручно расписал, какие слухи надобно распускать среди литовской шляхты - и кому слать подметные письма о государе Димитрии Иоанновиче.
  Небрежно поклонившись литовской шляхте, русский боярин повернулся к хозяину трона за дальнейшими повелениями.
  - Завтра, перед обсуждением важных вопросов, мы с благородным собранием послушаем вживую признания этого подсыла. Вот уж воистину, у поляков каждый пан мнит себя равным королю! Захотел, и послал подручника сеять рознь в соседнюю державу: а что правители о мире договорились, так это ерунда, не стоящая магнатского внимания...
  Подумав, правитель с легким сомнением уточнил:
  - Подсыл в состоянии говорить?
  - Более чем, государь!
  - Вот и славно... Ступай.
  Сойдя с возвышния, Димитрий подошел к единому в трех экземплярах привилею, взял в руку один из свитков и поскорее (пока еще что-нибудь не приключилось), провозгласил:
  - Призываю Вальный сейм и духовенство в свидетели того, что я, Великий князь Литовский, Русский и Жмудский, дня третьего месяца июня, лета от Рождества Христова тысяча пятьсот семьдесят первого - всему благородному сословию державы своей дарую сей Привилей!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.34*163  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"