Наклз и его веселый попутчик сменили три состава, прежде чем им удалось покинуть исконную территорию Каллад. Извилистый маршрут ознаменовался одной кражей документов и двумя убийствами, не считая злосчастного возницы, проблему с которым доппельганер решил по своему обыкновению быстро и кроваво.
Где-то после второй пересадки по фальшивым документам со всеми сопутствующими трудностями, включающими избавление от тела проводника, маг даже свыкся с мыслью, что происходящее вполне вписывается в порядок вещей. Собственный двойник с простреленной головой совершенно перестал его пугать или хотя бы беспокоить. Наклз вообще не был уверен, кто из них на самом деле выходил за кипятком во время долгих стоянок на заметенных снегом полустанках.
У него не осталось никаких раздельных воспоминаний о покинутых местах, только казалось, что поезда всегда едут через ночь, чего, конечно, быть не могло.
- Оглянись вокруг, теперь вся жизнь идет через ночь. Чему ты удивляешься? Последние лет тридцать - если не триста - непрекращающийся закат никого отчего-то не беспокоил. Ну, разве либеральные газеты о "сумерках свободы" орали. Встречайте.
Наклз, конечно, был не в ладу с рассудком, но все-таки не до той степени, когда о политике спорят с собственным отражением. К тому же, как он хорошо понимал, абсолютная аморальность никому и никогда не мешала ясно мыслить. У твари, очевидно, не имелось соблазна по-родственному закрыть глаза на некоторые недостатки рода человеческого, и она спокойно говорила неудобную правду.
- Ты такое уже видел?
- Мы говорим о мелкой перекройке политической карты пьяными мастерицами или о чем-то другом?
- По всей видимости, о чем-то другом.
- Самое смешное в сумерках богов то, что как раз боги в них никакого участия не принимают. Как и все прочие монстры из-под кровати. Все места на сцене и в партере за родом людским. Они и играют, и аплодируют, и кошельки с часами воруют под шумок.
- Ты уверен?
- Как если бы я лично продавал билеты на это мероприятие.
- А ты продавал?
Доппельгангер непроницаемо улыбнулся и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. За разукрашенными морозными узорами стеклами медленно проплывал лес. Огни встречались очень редко и выглядели скорее нарисованными, чем настоящими.
"А что выглядело настоящим? Бесконечная собачья выставка с делением на сословия и классы? Ларна, ставшая Седой? Или, может, некая бумажка, в которой некий вероятностник подтверждал свою готовность быть усыпленным во имя блага государства, как только его теоретическая полезность будет исчерпана? Из настоящего здесь только лед и небо, разве Дэмонра не упоминала этот забавный исторический факт?"
Доппельгангер безучастно молчал. Для Наклза, впрочем, давно не было секретом, что самые мрачные вещи он говорит себе сам.
Тварь, во всяком случае, не спрашивала его, что он станет делать, если чудо все-таки произойдет и они отыщут нордэну живой.
Последние три часа пути маг провел в купе не только со сказочной нечистью, отличавшейся любовью к скверным парадоксам, но и с самым обычным трупом. Трупу он согнул и подвязал пальцы, вложил в руки карты, а сам спокойно бросал на откидной столик козыри и мелочь, когда за дверью слышались торопливые шаги проводника.
Крупный усач был практически точной копией своего излишне дотошного коллеги с предыдущего состава. В конце концов, Наклз уже успел нанести непоправимый урон калладским железным дорогам, убив единственного встреченного им компетентного служащего, так что счел квоту исчерпанной. Тем более, нынешний проводник его документам - вдохновенной липе, позаимствованной у разговорчивого шулера - похоже, поверил. Или мудро сделал вид, что поверил. Шулер с прошлого состава вообще оказал Наклзу немалую услугу, сам того не желая. В саквояже болтуна нашлась перегидроль, видно, не доехавшая для какой-то профессионалки страстей человеческих. Маг, как представитель смежной отрасли, решил, что морду кривить в его положении уже поздновато, и в первой пригодной уборной - то есть в той, где нашлось хоть сколько-то воды - использовал краситель, за полчаса превративший его то ли в привидение, то ли в нордэна на скудном питании. При белесых волосах, истончившихся и сделавшихся похожими на скверного качества паутину, глаза стали какого-то очень паскудного, типично нордэнского цвета, и вообще вся его физиономия приобрела такой вид, что зеркало захотелось расколотить.
Тот, кто убил бы обладателя настолько высокомерной морды, не сделал бы дурного дела.
"В твоей грязи наша кровь все-таки есть".
- Вот не надо трагедий, ты всегда знал, не первый год с этой рожей ходишь.
- Одну грязь делим, так что помолчи, самому тошно.
Доппельгангер только усмехнулся:
- Ну сдавай карты, игра наследственности и геополитики.
Наклз механически перемешивал остатки колоды, стараясь особенно не тревожить порезанные пальцы. Хорошо он вычистил из ран керамическую крошку или нет - показало бы ближайшее будущее. Пока он доверился бинтам и плотным перчаткам.
В чем-то его визави был прав. Не то чтобы Наклз знал всегда, но, если бы дал себе труд задуматься, пожалуй, мог бы понять. В конце концов, отвращение, которое он питал к северянам, носило вполне личный характер, и ненавидел он их, как ненавидят только ближних и равных, хотя, казалось бы, не имел причин. Едва ли Кейси, разок наговорившая ему гадостей по детской глупости, а потом по той же глупости с упорством отбойного молотка пробивавшая путь к его сердцу, могла сойти за таковую. Да, она была из женщин, которым собак-то следовало заводить под ответственность лечащего врача, не то что мужей, но, в конце концов, он причинил ей больше зла, чем она ему. Справедливость требовала признать, что его третировали как вещь, в основном, имперцы, а не северяне. В конце концов, со своей юностью и большей частью надежд он расстался не на службе у Архипелага, а в одном сером бараке значительно западнее, причем отправила его этим путем вполне добропорядочная рэдская особа, исправно посещавшая церковь. А когда много лет спустя Наклз перебрался в черно-белый, как по линейке построенный город, рассеченный загнанной в камень рекой, нордэны относились к нему не лучше и не хуже прочих калладцев. То есть кривили морды, пока из его речи не пропал акцент, а потом не то чтобы признали человеком - для этого пришлось сносить не одну пару белых перчаток - а, допустим, позволили кормиться на их территории. Наклз прожил в столице кесарии больше двенадцати лет, но, выходя из дома на улицу, все еще чувствовал себя гостем, причем таким, которого терпят из вежливости. Не потому, что он хорош, а потому, что хозяева хороши. Калладцы никогда и не думали скрывать этой маленькой частности. И еще удивлялись, когда по их проспектам помимо ветра свистели шальные пули и шрапнель.
- Тот факт, что две трети твоих подружек были нордэнами, говорит о том, что отвращение ты изящно имитируешь. У кого аплодисменты в конце надеешься сорвать?
Наклз фыркнул. Ему было тяжело совместить отвращение к нордэнам и тот простенький факт, что почти все, с кем ему довелось общаться не только по службе или преподавательской работе, принадлежали к этому крайне своеобразному народу. Дэмонра, Магда, Кейси, да даже непогрешимая Зондэр Мондум и, что совсем уж потрясающе, Эйрани Карвэн.
- Спорить готов, проболтайся она в твоем доме еще с месяц, ты бы сделал предложение, - фыркнул доппельгангер.
Пожалуй, этот вопрос относился к числу тех, ответа на который Наклзу в целях сохранения самоуважения знать бы не хотелось. Уж очень соблазнительной выглядела перспектива завершить свои земные скитания в компании Эйрани. Мага в ней привлекала не внешняя красота и, здесь он был с собой честен, не внутренняя. Кейси, если не глядеть в корень вещей, вообще представляла собою винегрет всех мыслимых совершенств и не слезала с вершин самопожертвования, а от нее хотелось выть. Женщины-спасительницы с ясными глазами вызывали у него разве что желание спастись самостоятельно и быстро. Эйрани, по счастью, такой дурью не маялась. Наклза покорило ее непобедимое жизнелюбие, прилагавшееся к, по меньшей мере, нарядной упаковке. А еще ей, наверное, можно было рассказать если не все, то очень многое. В силу ремесла или опыта младшая Карвэн смотрела на вещи исключительно широко. Не исключено, что она могла бы жить и спать с вероятностником и при этом мысленно не подсчитывать, сколько народу он отправил на тот свет и когда уже будет уместно вежливо пригласить специалиста по душевным болезням из ближайшей лечебницы или церкви.
- Продержался бы полтора. И она умна, она бы мне отказала.
- Скорее быстро овдовела бы. Пожила бы с тобой из благодарности лет пять, а при хорошем содержании еще и на сторону бы не прирабатывала. Возможно.
- Продажные женщины с золотым сердцем - больше сценический типаж, не думаю, что это как-то к жизни прилагается.
- То есть ты серьезно полагаешь, что Элейна вышла замуж по любви?
"Туше". Нет, настолько богатой фантазией Наклз никогда не обладал.
- Деньги за наш брак получила не Элейна, а барон Виро, ее, с позволения сказать, отец. Так что она не продажная, а проданная.
- Ты, понимая это, все-таки отвел бы ее к алтарю?
- Я тогда об этом не думал. И мы хорошо жили.
- Серьезно?
- Ладно, я хорошо жил. А она ни в чем не нуждалась.
- Вот поэтому я и ставлю на месяц.
Наклз продолжал равнодушно перетасовывать карты. Сравнение собственной жены с куртизанкой отчего-то не вызвало в нем никакого возмущения. Возможно, он понимал, что бить доппельгангера так же нелепо, как колотить по зеркалу, тем пытаясь исправить мир по свою сторону стекла. А, может, тот просто как обычно облек его собственные измышления в наиболее циничную форму.
- Я ее любил.
- Ой не был бы я так уверен.
- Да что ты вообще об этом знаешь?
Доппельгангер обернулся, положил подбородок на сцепленные пальцы, прижмурился и почти ласково поинтересовался:
- А ты?
Шаги проводника смолкли. Как Наклз надеялся, тот если что и слышал, так обычный разговор случайных попутчиков. Что еще обсуждать двум незнакомым мужчинам, как не женщин. Вряд ли служащему калладских железных дорог пришло бы в голову, что в купе расположились трое, один из которых жив, другой мертв, а третий живым никогда и не был.
- Я знаю, что шестнадцать лет назад, двадцать пятого марта, сочетался официальным браком с Элейной, урожденной баронессой Виро, - размеренно сообщил Наклз, чувствуя, что подвох вопроса больше, чем кажется. Словно защищаясь, перешел к деталям: - День был тусклый и слякотный, я нервничал и как дурак не догадался сунуть никому денег, чтобы дорожку привели в нормальный вид, так что пока мы от коляски дошли до церкви, мои брюки испачкались в грязи по колено, а с ее платья стекала вода. Нас тут же обвенчали при двух нанятых свидетелях - старухе и мужчине. Было очень тихо, пахло воском, священник хотел закончить побыстрее и все время сбивался на одном псалме. Элейна отвечала "да" очень тихо, и я ничего не слышал, понимал только по дрожанию пламени, что она говорит. У нее в руках была свеча, которая трещала и все норовила потухнуть...
- Мама-мыла-раму-мылом..., - промурлыкал доппельгангер, не переставая довольно жмуриться.
Наклз уже открыл рот, чтобы ответить, а потом понял одну вещь.
Может, его попутчик и не зря веселился.
Он еще раз прокрутил в голове всю сцену. Коляска. Дождь. Грязная дорожка. Церковное крыльцо. Тяжелые двери. Полумрак под высокими сводами. Треск свечей, запах воска, гнусавящий голос, читавший венчальную молитву с тем же унынием, что и отходную. Бледную как привидение женскую фигуру, так и не откинувшую фату.
Наклза пробрала дрожь. Он не мог с полной уверенностью сказать, вспоминает он события как участник или только как их свидетель.
Карты выпали из рук и разлетелись по вытертому ковру.
- Что-то было не так? - севшим голосом спросил он, понимая: что бы ни сказала сейчас тварь, он, наверное, ей поверит.
С бледного лица сошло мечтательное выражение:
- Абсолютно все. Хотя дождь шел, дорожка была грязной, а недоумок, проводящий церемонию, неведомо как получил сан, потому что людей с таким голосом следует топить в детском возрасте, если они заявляют о желании посвятить себя церкви. Свидетелями и впрямь были старуха и мужчина.
Наклза заколотило. Он негнущимися пальцами подбирал карты с пола, с полным чувством, что они медленно расползаются, как какие-то странные насекомые.
- Мужчина был я?
Доппельгангер фыркнул:
- Вот уж дикая фантазия. Нет, судя по обтрепанным манжетам и пятнам чернил на них, это был какой-то клерк накануне самоубийства. Может хотел подзаработать и покутить еще ночку перед подведением баланса.
- А я?
- А что ты? Тебя вообще никогда там не было.
Наклз, оставив в покое карты, поднялся. В процессе неудачно схватился за сидение и едва не опрокинул на себя труп господина по фамилии Варэссэ с удостоверением ССТ, которое тот, увидев попутчика явно нордэнской внешности, тут же с радостью продемонстрировал для улучшения взаимопонимания. Оно его и убило. Варэссэ, дружелюбно улыбаясь, еще доставал коньяк, чтобы традиционно залакировать "по маленькой" приятнейшее знакомство, а Наклз уже прикидывал, как будет вклеивать в документ новую фотокарточку. Удостоверения были номерные и, по здравом размышлении, от бумаг убитой нордэны и ее товарищей он избавился, выбросив их в уборной одной из пересадочных станций.
Труп покачнулся, Наклз кое-как усадил его на место. Оперся о столик. Медленно вдохнул и выдохнул несколько раз, чувствуя, как то ли поезд замедляется, то ли его ведет в сторону.
- И кто же, в таком случае, венчался в тот день?
- Койанисс Крэссэ, натурализованный подданный и мещанин, и дворянка Элейна Виро.
- Хватит меня морочить! Значит, на Элейне женился я!
- А вот и нет. На Элейне женился я.
Наклз был готов услышать многое, вплоть до того, что сам он стоял у дверей церкви и наблюдал, как его любимую женщину венчают с мужчиной, чью коляску он все-таки не сумел утопить в реке вместе с соперником и каким-то его приятелем, но только не это.
- Началось с того, что ты украл мое лицо, а теперь собираешься украсть еще и мое прошлое?!
Доппельгангер безразлично пожал плечами:
- Ну, положим, еще вопрос, кто чье лицо украл. И, кстати, если бы я крал лицо, я бы выбрал что поприличнее. Прошлое - уж тем более.
- Что ты такое?
- Неправильный по своей сути вопрос.
Наклза тряхануло:
- А что я такое?
Доппельгангер опустил ресницы, сделавшись похожим на врача, который неожиданно услышал от практически безнадежного душевнобольного пациента что-то разумное.
- А вот на этот вопрос я тебе, к сожалению, не отвечу. Не потому, что не хочу, а потому, что сам не знаю. Я точно могу тебе сказать только то, кем ты являться не можешь. Ты не Койанисс Крэссэ, потому что Койаниссом Крэссэ был я. Пока не умер.
Наклз на это разве что головой мог замотать. Да, тварь шутила дурные, пусть и в какой-то мере забавные шутки. Да, она разделяла - или повторяла - худшие свойства его натуры. Да она, бесы дери, даже защищала его - своим, очень специфическим способом - вышвыривая из жизни мага людей, которых полагала опасными. Но все же это была тварь, создание нечеловеческое, пришедшее из далей, где людей не водилось, не было ни привычной физики, ни времени, ничего.
- Не может быть.
- Это одна из очень немногих вещей, которые я знаю наверняка.
- Это невозможно.
- На каком основании? Что тебе не нравится? Надо же, когда речь шла о дурочке недо-Маргери, ты этот аргумент за аргумент гордо не считал.
- Хорошо. Если Койанисс Крэссэ ты, то кто же тогда я?
- Как уже говорил, не имею понятия. Очевидно, кто-то другой. Хотя я бы поставил на "что-то другое".
- А тебя не смущает, что я по эту сторону зеркала, а ты - по ту?
- Ничуть. Я мертвый маг и я на своем месте, вот уж не вижу причин для смущения.
- Это просто байки!
- Ты лично проверял?
Наклз еще раз попытался привести дыхание в норму.
- Хорошо, допустим, я так устал, что готов тебе поверить и ты - Койанисс Крэссэ. Может, я тогда тоже Койанисс Крэссэ, просто я выжил, а ты нет?
Доппельгангер пожал плечами:
- Это было бы довольно удобное объяснение, но давай будем честны: оно неудовлетворительно.
- Неудовлетворительно для кого?
- Да даже для тебя. Для человека, у которого мерзкая тварь пытается украсть лицо и прошлое, ты как-то недостаточно возмущен или напуган.
- Я просто устал.
- Или это не твое лицо и не твое прошлое. Возможно именно по этой причине тебе и удалось все пережить. Если так допустимо выразиться, потому что жизнью это назвать все-таки сложно.
Наклз сжал виски. Там как будто колокола загудели.
Может, тварь и не врала. В конце концов, всегда оставался шанс, что он выбрался из тех давних трагедий относительно целым, потому что в них не участвовал. Это были не его трагедии и там страдал какой-то другой человек.
- Я почти ничего не помню. Помню похоронки. Майора юстиции. Пресс-папье.
- Это не твои воспоминания. Ищи другие.
- Камера? Луч на полу...
- Луч? - фыркнул доппельгангер.
- Свет полз.
- Света там быть не могло.
Наклз уцепился за это воспоминание, как-то отличавшееся от прочих. Нелогичное, но очень яркое.
У него таких было всего два. Одно - комната с тошнотворными обоями в цветочек, замытыми понизу, имеющими какой-то розово-коричневный оттенок. Место, которое он видел в Дальней Мгле и, он был готов спорить на что угодно, никогда не видел в жизни. И второе - медленно крадущийся солнечный луч. Он даже не мог сказать, какую структуру тот обтекал - пол, стену, потолок или траву, но он именно тек, как кровь, словно искал поверхность наощупь.
- Говорю же, я видел, как двигался луч. Очень медленно. Свет как будто полз, такое бывает, если солнце движется за окном.
Тварь вдруг весело прыснула:
- Поэтично. Потому что и окон там не было. Так что "свет" твой не от солнышка был.
- Свеча?
- Нет. Там не было окон или других источников света. Вообще ничего, кроме плотно подогнанной двери. Это не свет полз. Это лужа крови расползалась по зеркальному полу. Все кругом в зеркалах. Пол, стены, потолок.
- Да что ты такое несешь...
- Ты лучше спрашивай, не что я несу, а откуда ты смотрел, если единственное место, которое закрывало зеркала, казалось тебе светом.
Наклз, зажмурившись, все пытался воскресить это воспоминание. Празднично-яркий луч ползет мимо, а он смотрит на него и удары сердца все тише.
Он не мог сказать, слышит собственный затухающий пульс или чужой, но очень близко. А тварь спокойно продолжала:
- Я видел тебя в отражении перед тем, как умер. Ты прыгнул, как вы все, наверное, прыгаете. А пока ты обживался в реальности, я пошел во Мглу. У меня оставалось очень важное дело...
- И сделал ты свое очень важное дело? - Наклзу не хотелось продолжать этот разговор. Его мутило. Но, пожалуй, пока тварь говорила, слова, на которые он мог вскинуться, сколько-то отвлекали его от происходящего в собственной голове.
А там строился колодец. Маг вдруг увидел его зев так четко, как будто снова туда падал. Черная, голодная, уходящая вниз спираль.
Наверное, как-то так он представлял всемогущее время. Наклз не помнил борьбы с его холодными волнами, только падение в черный зев, или полет по нему. А еще это просто могло быть воспоминание о кошмарном сне. Его пробрала дрожь.
Тварь кивнула:
- Да. А ты сделал свое.
- Неужели?
- Именно. И у нас обоих получилось так плохо, что пришлось переделывать в последний момент. Помнишь, как горел лес?
- Не помню.
- А как же "Крупнейшая техногенная катастрофа в новейшей истории. Одна тысяча пятьсот девяносто семь погибших в столкновении поездов и последовавшем пожаре"? Такого заголовка тоже не помнишь?
Наклз как наяву увидел лицо-череп с провалившимися глазами. Георг не ошибся даже в пределах погрешности, он всегда был талантливый мальчик. Обсчитал взрыв и эха которого в этом мире не звучало.
- Н-нет.
- Неужели. Напомню. Два поезда столкнулись на полном ходу. У вокзала, даже не изволив притормозить из чувства приличия. Котлы взорвались. И, если вдруг ты забыл, в глуши, где вы жили, был крупный узел по транспортировке аммиачной селитры. Зарево на севере закрыло рассвет. Было семь утра в октябре и светло как днем.
- Не помню.
- Да мы его прекрасно видели. На одном из поездов должна была вернуться Маргери с дедом. Элейна поехала их встречать на вокзал одна, чтобы избежать скандала со свекром. После того, как дочку едва не отправили на тот свет из-за неудачной фамилии, у барона Виро проснулись родственные чувства. Она решила, что не стоит накалять обстановку и сводить отца и мужа. Бедняжка же понятия не имела, что такое на самом деле накаленная обстановка.
- Ничего не помню.
- Зато здорово что-то напоминает, верно?
Наклз понимал, на что намекает тварь. Он затряс головой:
- Масштаб несопоставим.
- Умоляю тебя. Мы не досматривали до конца. Не остались на премьере, рассудив, что пролог и так достаточно впечатляет. К слову, твоя была идея. И ты провернул второй фокус, да, видно, и у вас случаются осечки.
- Да неужели. Что-то я не припомню горящих паровозов, вспышек холеры или дурных болезней...
Доппельгангер безмятежно покачал головой:
- Ты решил, что можно отложить справедливость на потом. Что пожар можно потушить керосином, если вылить достаточно много керосина. Надо думать, гульнул на последнее, как тот клерк.
- Я не помню, во-первых, и не верю тебе - во-вторых.
- А это и не обязательно, я освобожден от необходимости доказывать свою правоту самостоятельно. Мне она уже никак не поможет и не навредит. А тебе полезно перестать молиться на сказочку о Тильваре и холере и понять, что война - такой же регулятор численности населения, как и эпидемия. Начинается обычно не там, где ее задумали, и заканчивается не там, где задумавшие планировали. Разве что по первости выглядит понаряднее.
- И нордэны сбесились из-за того, что я пытался спасти свою дочь?
- Мою дочь и не ты. Не имею понятия. Может, сбесились бы на десять лет позже. Такое случается, когда опасных зверей не отстреливают. Пусть их отутюженные костюмы и высокопарные речи тебя не обманывают. Это звери. Волокут из Темных веков свою отравленную кровь да сказку про великие вьюги.
- У меня есть хотя бы одна причина тебе верить, ты полагаешь?
Доппельгангер пожал плечами:
- У тебя нет ни одной нравящейся тебе причины мне верить. Прочих в достатке, и в ближайшем будущем ты ими, вероятно, воспользуешься. Кстати, мы приехали.
- В каком смысле?
- В таком смысле, что через километр разобраны рельсы. Машинист успеет притормозить, но ты же не хочешь знакомиться с теми, кто их разобрал?
- Если ты, бесы тебя побери, все и так наперед знаешь, скажи, где Дэмонра, сэкономь нам время, мне лучше не становится.
- То, что ты называешь Дэмонрой, само тебя ищет и найдет. Это прятки со временем. Без шансов.
- Тогда какой смысл мне покидать поезд? Если меня все равно несет навстречу неизбежному?
Доппельгангер пожал плечами:
- Ну можно и не покидать. Только будет больно, и не говори, что я не предупреждал.
Наклз фыркнул. Вот уж тварь удивила так удивила. Хотелось бы ему вспомнить день, когда у него в последний раз не раскалывалась голова. Конечно, это было еще до катастрофы в городе, и, возможно, даже до Кейси. Очень давно. Если, конечно, какое-то "давно" для него существовало, и это не он пришел из сумеречных далей и несуществующих дней.
- А ты тоже видел черный колодец?
- Это так важно?
- Важно.
- Это не колодец, это скорее воспринимается как колодец. Когда идешь слишком далеко назад, сложно остановиться. Движение мира и тебя не совпадает. Ты падаешь быстрее, чем твое сознание может объять увиденное, и оно защищает тебя, рисуя размытую стену вместо тысяч беспорядочно движущихся объектов. Но, если говорить нестрого, то видел явление, которое ты назвал "колодцем".
- А комнату с розовыми обоями?
- Слишком общее описание, но, конечно, в бордели нас водили. Имперцы очень дисциплинированы.
- Страшную комнату с розовыми обоями.
Доппельгангер покачал головой:
- С тех пор, как я умер, я ничего страшного больше не видел. А в жизни такой комнаты не помню.
Наклз поежился. Он делил с этой тварью воспоминания о детстве, о жене, о крушении мира, и лишь комната с замытыми у плинтуса обоями, поджидавшая его в дальнем уголке Дальней Мглы, была чем-то, что только его.
Очень сомнительная собственность.
Из коридора донеслись быстрые шаги. Наклз машинально проверил, заряжен ли пистолет, и повернулся лицом к выходу. Принимая во внимание состояние правой руки, стрелять он собирался с левой.
- Сохраняйте спокойствие и держитесь за сиденья! - голос и топот удалялись.
Доппельгангер лениво улыбнулся. Надо полагать, человеческие меры безопасности казались ему наивными. А вот маг свободной рукой вцепился в столик и едва не зашипел от боли, прошившей его до самого локтя.
При мысли о том, в каких условиях ему предстоит менять бинты, Наклзу заранее делалось дурно.
Поезд почти сразу резко затормозил, издав протяжный скрежет. Вагон качнуло, труп свалился на пол, а сам маг едва не врезался в стену. Упал чемодан незадачливого члена ССТ, застежки расстегнулись, наружу полетели рубашки, подтяжки, порнографические карточки. Где-то в коридоре грохнулось что-то тяжелое, возможно, человек.
Тварь стояла не шелохнувшись. Физика реального мира ее нисколько не беспокоила.
Движение еще какое-то время продолжалось, с каждой секундой замедляясь. Теперь поезд еле полз. Наклз задернул шторки, уверенный, что у конца полотна их поджидают ружья или хотя бы самострелы. Но вокруг было на удивление спокойно.
Наклз из какого-то безотчетного чувства приличия собрал рубашки с карточками и запихнул их обратно в чемодан.
Он делил купе с трупом и, по здравому размышлению, стоило бы позвать на помощь. Любой медик подтвердил бы, что мужчина умер от инфаркта, чему ожидаемое крушение вполне могло поспособствовать. С другой стороны, тело успело остыть, и наблюдательный человек не оставил бы эту странность без внимания.
В конце концов Наклз не придумал ничего лучше, чем порезать и левую руку о разбитый стакан и как следует перемазать висок и лоб кровью. Вряд ли кто-то стал бы его о чем-то спрашивать, сумей он изобразить дурноту на грани обморока.
Маг прислонился к спинке сидения и запрокинул голову. Доппельгангер изобразил беззвучные аплодисменты:
- Что-то полезное ты, я гляжу, у Эйрани почерпнул. Но я бы не твоем месте не ждал такого же оклада.
Наклз прикрыл пистолет в правой руке полой пальто. Он вообще не слишком хорошо представлял, чего следовало ждать в такой ситуации. Для типичного "экса" было слишком тихо, разбирать же рельсы ради собственного удовольствия люди в здравом уме не стали бы.
Запыхавшийся проводник заглянул минуты через три:
- Вы уж простите, господин нордэн...
При виде трупа на полу и без того побледневшее лицо мужчины сделалось серым. Рыжеватые усы горели на нем, как сигнал бедствия.
- Я мигом до врача...
- Что происходит? - Наклз не был уверен в своей способности повторить раскатистое "р" Дэмонры и Магды, однако холода в этот простой вопрос добавил из личных запасов. Тактика, ожидаемо, сработала. Ни один человек на свете не захотел бы ссориться с северянином, особенно таким, кто при посадке на поезд сунул документы ССТ едва ли не в зубы проводнику.
- Все в порядке, господин нордэн, там минорная неполадка на рельсах. Ее устранят в течение пары часов...
- А безопасность?
- Абсолютная, ваша милость, - какая свобода ни наступила в Каллад и Рэде, а стоило чуть поднажать - и из людей лезли старые порядки. Наклз дернул щекой. - От Трехгорки совсем близко, мы уже послали предупредить, что у нас важные пассажиры и требуется дополнительная охрана. А там ваши сидят, уж я-то знаю, у меня брат там.
При слове "ваши" Наклз, естественно, в первую секунду подумал о калладцах, а потом сообразил и оценил масштаб открывшихся проблем.
Пожалуй, не зря доппельгангер веселился. Да, это было бы больно.
- И получаса не пройдет, не извольте беспокоиться.
Дело, определенно, принимало самый скверный оборот.
Допустим, даже он сошел бы с ума окончательно и убил проводника ради его формы и бляхи, а также документов о севших в поезд пассажирах, в которых было проставлено "его" имя. Но тот недвусмысленно сообщил, что в городок уже послали за помощью, и тамошние нордэны ожидают, что в поезде найдутся или два их брата по крови, или на худой конец - два полезных винтика северной машины.
Так что беготня по лесу была бы не просто самоубийственной, а еще и очень недолгой. Богоравные, надо полагать, миндальничать бы не стали и догадались бы поискать с собаками, а тут уж не столь важно, пробирался бы он в сторону городка или от него.
- Тело сейчас заберут, еще раз просим прощения за доставленные неудобства.
Через минуту накрытого простыней весельчака вынесли в коридор, а Наклз ему в каком-то смысле позавидовал.