Кулак Петрович, Ада : другие произведения.

Vox molae. Глава 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава целиком, обновлено 25.09.2019

  Глава 3
  
  1
  
  - Вашбродь, дальше ни звука. Тута пождите.
  Витольд молча опустился в снег и еще сверху набросал для верности. Получилось вроде неплохо, да и лежачего ветром не сносило, чего нельзя сказать об идущих.
  Погода, очень мягко говоря, попыталась внести коррективы. Правда даже она не выстояла против истинно нордэнского упрямства.
  От ставки до леса они добрались без особенных проблем - было умеренно холодно и тихо, не марш, а сплошное удовольствие - к полуночи же поднялась сильная метель, мгновенно смешавшая землю и небо, но не планы командования. Дэмонра, поглядев на начинающееся безумие, усмехнулась довольно мерзко, словно знала какую-то некрасивую тайну. И приказала действовать по прежнему сценарию, мотивируя это тем, что 'повоет и перестанет'. Витольд, знакомый с особенностями калладской погоды, которую им за каким-то бесом удалось протащить в Рэду, ее оптимизма не разделял совершенно: мести могло сутками, а при такой видимости своего от врага отличить получилось бы шагов с трех, не больше. Но нордэна, в конце концов, на то и была нордэна, чтобы понимать во вьюгах и всех прочих метелях. И она здесь командовала, то есть отвечала за все, включая погоду и схождение Заступников в грешный мир, если таковое состоится.
  Пластунам, очевидно, перспектива ползти по глубокому снегу и потом ждать, пока по нему же докатят пушки, не слишком нравилась, но что им оставалось. Генри и Дэмонра негромко обменялись парой фраз - мужчина вроде бы что-то уточнял, а женщина качала головой, сохраняя всю ту же улыбочку - потом разошлись. Дорога представляла собой никак не прогулку по лужайке, поэтому пластуны отправились снимать секреты в лесу раньше намеченного срока. И Витольда прихватили: возвращаться по такой погоде явно было не с руки. Велели не отставать, вперед не лезть и быть тише мыши. Конечно же, предлагали остаться, учитывая образовавшиеся сложности. А Маэрлинг, разумеется, упрямо боднул головой летящий со всех сторон снег, сцепил зубы и поплелся смотреть на войну без 'til bjalla!', чтоб ее.
   На привычную черную шинель ему пришлось набросить какое-то немыслимое убожество, напоминающее дамский пеньюар - это было обязательным условием и пришлось соглашаться. Убожество неплохо сливалось с пейзажем, но раздражало страшно. Впрочем, Дэмонра с Крессильдой вообще рядовым пистолеты раздать согласились. Мир двинулся умом и приходилось соответствовать.
  Секреты в лесу вырезали без него. Витольд, лежа под корнями разлапистой ели, ничего не видел и не слышал. С его точки зрения, произошло следующее: сначала в метель ушли восемь теней, потом вернулись четыре и еще четыре. Тени превратились в людей шагах в трех от него, у двоих руки были в крови, и они оттирали их снегом, окрасившимся розовым. Кровь оказалась еще теплая - Витольд понял по тому, что над ней поднимался легкий пар. Ему сделалось дурно, и только десять поколений предков, носивших мундиры, а не эти невнятные пеньюары, уберегли его от позорящих честь фамилии эксцессов.
  Дальше некоторое время шли без приключений. Витольд понятия не имел, как в таких условиях можно ориентироваться по карте, но, видимо, у Генри тоже имелось шестое чувство, вроде как у нордэнов на метели. Каким-то образом он решил, что эта поляна безопасная, а точно такая же, но через пятьдесят шагов - уже не очень, и ушел с группой куда-то вперед, оставив с Витольдом одного пластуна, то ли для присмотра за 'фон-бароном', то ли для дачи необходимых пояснений. Пояснений, впрочем, оказалось негусто:
  - Вашбродь, как ворон каркнет три раза - ползите вперед, различите забор - остановитесь и ждите.
  Маэрлинг сомневался, что в такой метели услышит не то что ворона, а сами легендарные нордэнские колокола с жерновами заодно, но понятливо кивнул. Все равно было не до уточнений. Серые тени исчезли где-то впереди, остался только вой, на удивление ровный, какой-то механический, жуткий.
  'Как шарманку завели'.
  Особенного холода Витольд пока не чувствовал, но озноб его все равно пробрал. Тонкой душевной организацией, позволяющей услышать в метели нечто помимо метели, особенно связанное с какими-то неясными законами мироздания, он никогда не отличался, но, видимо, последние месяцы здорово расшатали его нервы.
  'Как провинциальная курсистка, в самом деле. Или гимназист, которого папенька с дурной женщиной застукал!'
  Маэрлинг растер лицо снегом. Кожу мгновенно защипало, но вроде как полегчало.
  Из снежной мглы - в ночи темно-серой - донесся трудноопределимый звук, который Витольд, задействовав весь запас воображения, все же опознал как воронье карканье - глухое и далекое. Надвинув капюшон 'пеньюара' еще ниже, он пополз вперед. И встретил обещанный забор - в Каллад приколоченные крест-накрест перекладины, держащиеся на слове, данном еще в прошлом веке, так никогда не назвали бы - практически лбом. За ним смутно виднелось поле, судя по некоторому порядку в чахлых кустиках, скорее являвшееся огородом. Похоже, они добрались до околиц.
  Холод, в конце концов разобравшийся в устройстве 'пеньюара', беспардонно полез под шинель. Витольд стиснул зубы. Нестерпимо хотелось глотнуть из фляги. Дэмонра, что уж говорить, относилась к дисциплине несколько гибко, то есть за трусость снесла бы голову хоть рядовому, хоть кесареву родичу, но на три глотка коньяка в боевой ситуации закрыла бы глаза. Генри же доходчиво предупредил, что за истинно калладский шик - так он называл привычку пехотных офицеров приводить себя в кристально трезвое состояние только по случаю именин членов венценосной фамилии - пристукнет на месте. Дэмонра была недалеко, но Генри - существенно ближе. Приходилось держаться.
  - Вашбродь, впереди чисто, давайте за мною.
  Не то чтобы Витольду нравилось ощущать себя некоей ценной кладью, которая разве что сама себя двигала, на чем ее полезные функции, собственно, исчерпывались, однако он обещал слушаться - и слушался. Вздохнул и последовал за сливающейся со снежинками фигурой, невесомо скользящей шагах в трех перед ним. Пластун выглядел бы точь-в-точь как призрак, но следы все-таки оставлял. Маэрлинг двигался за ним перебежками, замирая там же, где и проводник и стараясь дышать как можно тише. Умом он понимал, что в такой метели и выстрел можно не услышать, но совершенно не хотел завалить операцию.
  Когда из пляшущей сине-белой круговерти вынырнула сероватая стена - судя по удивительному углу, под которым та лепилась к земле, она принадлежала скорее покосившейся бане, чем обитаемой избе - Витольд заметил, что метель несколько стихает. Снежинки сделались совсем крупные - с доброго мотылька - но падали уже медленнее и как будто более упорядоченно, без бешеных спиралей, закручиваемых во все стороны. В них появилось что-то от пузырьков в игристом, только устремлявшихся не вверх, а вниз.
  Пожалуй, с прогнозом Дэмонра все-таки не ошиблась. Витольд и раньше знал, что у нордэнов в языке имеется порядка полусотни слов, обозначающих снег и сопряженные погодные прелести, а также какие-то совершенно особые отношения с вьюгами всех мастей. Вот лишний раз и убедился, что байки не врут.
  - Метелюшка-то вас любит, - почти беззвучно сообщил пластун, привалившийся к стене рядом. Маэрлинг, несомненно, пил с ним у костра, но теперь решительно не представлял, кто это. Маскировочные плащи и белила обезличили парня до полной неузнаваемости. - Сейчас утихнет, ребятам снимать дозор сподручнее будет.
  Витольд вообще не имел уверенности, что кто-то здесь озаботился выставить дозор. И, конечно, прогадал.
  Слегка улучшившаяся видимость позволила разобрать впереди силуэты домов. Кажется, метель и вправду стихала. Если бы Витольд точно не понимал, что, как минимум, шестеро пластунов ушло вперед, он бы ни за что не опознал два сугроба как людей. Просто один из них вроде как едва заметно перемещался. Витольд не мог поймать самого движения, только краем сознания фиксировал какую-то ошибку, заставлявшую картинки накладываться друг на друга с небольшим отличием.
  Хотел бы он знать, почему люди Генри вертятся у совершенно неприметного дома на окраине села, ничем не выделяющегося из еще полудюжины таких же, смотрящих слепыми окнами в метельную ночь. Видимо, полное непонимание ситуации читалось у него на лице, потому что 'призрак' растянул губы в улыбке:
  - Дык курят. Ничему дурачье не учится.
  Изрядно поломав глаза, Витольд все же разглядел в чердачном окошке тлеющей огонек. И с восхищением подумал о том самом мастерстве, которое не пропьешь. Может, и не врали байки, что горцам Провидец запретил курить под страхом смертной казни не потому, что смола небесный свод коптит, а по причине таких вот неприметных парней с тихими голосами. Во всяком случае, сделал он это не во время написания их священных книг, а лет эдак с тридцать назад, когда в солнечную Виарэ вошла калладская армия. Молодец был генерал Бризенгем: сам того не зная, навел порядок и в раю врага заодно.
  - Стрелять будут? - тихо поинтересовался Витольд.
  - Ага, прям из пушки, - фыркнул пластун. Потом, видимо, сообразил, что говорит с графом, и поправился. - Ножи, вашбродь.
  - А арбалеты?
  - И арбалеты, да, но ножом сподручнее.
  Даже пехотный офицер прекрасно понимал, что понятия 'огнестрельное оружие' и 'скрытность' плохо сочетались между собой. А вот свист арбалетного болта могли и не услышать. Арбалет Витольд в последний раз держал в руках в глубоком детстве, конструкция была самодельная, однако любимую вазу тетушки разнесла вдребезги с другого конца гостиной. Торжество инженерной мысли состоялось в полном блеске, но триумфатор потом три дня ел стоя и спал на животе. Интуитивно постигая мысль, что хорошее веселье дорого обходится, которую жизнь затем неоднократно подтверждала.
  - Глядите, вашбродь, скоро начнется, они покуда считают, посчитают - и пойдет потеха.
   Витольд вздохнул и вернулся к созерцанию, проклиная погоду, мало располагавшую к этому занятию. Он вовсе не полагал себя неженкой - в конце концов, восемь сотен километров, лежащие между столицей и рэдским захолустьем, его не феи на руках несли - но, что такое настоящий ледяной ад из нордэнских легенд, понимал только теперь. Плохо было не то, что холодно сидеть в снегу, кое-как прикрытым от ветра косой стенкой, а то, что совершенно непонятно, когда это закончится - через минуту, через час, никогда, по весне откопают...
  - Вота, - сообщил пластун, когда Витольд уже перестал верить своим часам, решив, что время-то идет, раз он околевает тут как заяц, а вот стрелка примерзла к циферблату.
  Витольд, щуря глаза и снимая с ресниц иней, пригляделся.
  Ну что сказать, воевать без 'til bjalla!' оказалось не очень красиво, но очень занимательно.
  Пластуны шарились так долго не с целью заморозить увязавшегося с ними графа, а, похоже, выясняли, сколько часовых оставили поблизости, чтобы никого не пропустить. Один выстрел - и все коту под хвост, можно было и перестраховаться. Видимо, наконец, выяснили. И приступили к ликвидации, просто и безыскусно. Насчет арбалетов Витольд даже угадал. А вот дальше началось неожиданное.
  Пластун - белая тень в остатках метели - вдруг превратился в тень вполне себе обычную, серую, встал в полный рост под окном, в котором тлел крохотный огонек сигареты, и явно занялся там чем-то таким, что часовому не понравилось.
  - Да ладно..., - только и выдохнул обалдевший от такого развития событий Витольд.
  - Девять из десяти часовых спустятся поглядеть, кто это такой вумный у них под домом ватерклозет устроить решил, - безмятежно пояснил его спутник. - Не горские стервятники, не шуганные.
  - А если он там не один и спустится?
  - Дык он вряд ли один, по одному только за девками сподручно подглядывать-то. Так с другом спустится, вдвоем навалять бойчее.
  Пожалуй, это был тот случай, когда Витольд видел предсказание будущего в действии. Двое спустились. Может, даже что-то сказали - снег и расстояние глушили звуки, а потом вдруг похватались за горло - синхронно, как в танце - и мешками рухнули в снег. А два сугроба поднялись на ноги и оттащили их куда-то за дом.
  - А языка взять? - удивился Витольд.
  - А полковница ваша дело сказала - че разговаривать, - флегматично ответил пластун. - Все одно потом глотки резать, так чего не сейчас?
  Витольд механически кивнул, понимая, как мало в действительности знает о жизни. Он-то никому глотки не резал и не планировал резать. Как-то принято было сдающихся брать в плен, раненых - в госпиталь доставить, своих ли, чужих, ну, своих, конечно, первыми - потом за выкуп вернуть или на работы отправить, и да, никаких баталий ночью, где видано, ночью счастливым есть, чем заняться, а дети, старики и все прочие пусть себе спят...
  Из остатков метели вынырнул силуэт, глухим голосом Генри сообщивший:
  - Чердаки и центральные улицы очищены, господин лейтенант. Скоро подкатят пушки. Присоединитесь к вашим? Штурм ставки начнется с минуты на минуту.
  Витольд, соображая, поглядел куда-то за спину Генри. В этот момент за серой завесой расцвел первый оранжевый цветок.
  
  Жизнь, конечно, не готовила Каниана к мытью котелков и перетаскиванию ящиков с патронами, но еще меньше он собирался стрелять рэдских крестьян на стороне калладцев из чистого энтузиазма. Увы, на этот раз Дэмонра, формулируя свои пожелания, выражений особенно не подбирала. Прямо предложила ему или приблизить ее к родине, решив кое-какие проблемы арифметического характера - так и сказала, как будто они по мишеням шли палить - или, в качестве альтернативы, самому отправиться на родину, за соответствующий выкуп. Потому что генерал с ним даггермара не распивал, а ей опостылело доказывать, что он не шпион, она не шпион и вообще хватит морду кривить, его не женихаться приглашают! И буквально сунула в руки пистолет, тяжеленную и неудобную систему Рагнвейд.
  Каниан с эдакой дурой разве что гвозди забивать бы пошел. Справедливости ради, точность у дуры оказалась превосходная, хотя при первом выстреле отдача прошила руку до самого плеча. Он в этот момент даже проникся некоторым уважением к Дэмонре и Магде, которые синхронно всаживали в мишень пулю за пулей, чуть ли не в одну точку, причем не выпуская изо рта сигарет и лениво полаивая на норди в процессе. Как будто пушинки в руках держали или обладали каким-то отличными от человеческого устройством запястья. Разумеется, Каниан тут же сцепил зубы и использовал выпавший ему шанс пристреляться, чтобы не опозориться на деле. Его не беспокоило, что о нем подумает калладская солдатня, но стрелять хуже женщин - увольте.
  И, пожалуй, тезис, будто в калладской армии дела настолько плохо, что туда - подумать только! - принимают девиц, не раз озвученный эфэлскими политиками и повторенный журналистами, перестал казаться оптимистичным. Хорошо или плохо шли дела в калладской армии, а женщины эти стреляли очень и очень прилично. Может, не на уровне профессиональных бретеров - у мишени с двадцати шагов дать такую оценку сложно - но точно не хуже многих, кого Каниан в силу разных причин подкинул до Создателевых врат.
  - Я бы все-таки предпочел свою винтовку, - заметил он, расстреляв обойму. Рука с непривычки гудела.
  - Угу, а я - горячую ванну, холодное игристое...
  - Какое тебе игристое в такой холод? - возмутилась Магда. - Даггермара нормального хочу!
  - Уговорила, Магда. Горячую ванну, холодный даггермар и чтобы у артиллеристов нашлась где-нибудь пушка, способная одним залпом перебить всю сволочь, не задев гражданских и ресурсную базу не попортив, - фыркнула Дэмонра.
  - Это, интересно, с каких пор калладцы о гражданских беспокоятся? - огрызнулся Каниан.
  - С тех самых, как поняли, что нам проще засеять кости, чем пшеницу, - безмятежно отозвалась нордэна. - Вы разве этого не знали? Мне кажется, о наших проблемах с сельским хозяйством на континенте не злословят только мертвые.
  - Тогда последние три века вы отлично решаете проблему неприятных разговоров.
  - Я нигде не сказала, что нахожу эти разговоры неприятными.
  На этот прелестный экземпляр нордэнской спеси оставалось разве что плечами пожать. Каниану, конечно, нашлось бы, что сказать насчет всходов, которые стоит ждать при подобных посевах. Но нордэна, наверняка, их и сама видела. А не она лично, так ее приснопамятная матушка. Проблем с иностранными языками у него никогда не имелось, так что пересуды местных он понимал отлично. 'Нордэнские гирлянды', 'украшения Рагнгерд' - не требовалось большого ума, чтобы сообразить, о каких событиях идет речь. В другой ситуации он, возможно, и посочувствовал бы человеку, вынужденному волочь за собой грехи родителей, но Дэмонра вроде как никакой исторической ответственности не ощущала, более того, похоже, собиралась повторить пройденное. Красочно и с огоньком. Каниан лично видел, как солдатам раздавали бутылки зажигательной смеси. Назвать такую вещь 'красным смехом' могли только в Каллад.
  'Варвары отмороженные'.
  Дэмонра будто прочитала его мысли, потому что вдруг ощерилась, как волк:
  - Надеюсь ты понимаешь, что можешь 'промахиваться' в пределах одной обоймы, но сохрани тебя боги попасть не в тех...
  С таким начальством только боги и могли бы сохранить, но убежденный атеист едва ли мог рассчитывать на такой подарок. Он молча кивнул.
  Ночной марш проплыл как-то мимо сознания Каниана. Метель взъярилась и улеглась, звезды показались и снова пропали. Он по большей части смотрел в снег под ногами и старательно считал вдохи и выдохи, чтобы не отстать от солдат. На привалах с непривычки было сложно сообразить, что отдыхать следует стоя, но Магда, словно случайно оказавшаяся рядом, это растолковала. Дэмонра крыла какого-то Олафа такими словами, что в другой ситуации Каниан достал бы записную книжку и кое-что позаимствовал. Ему оставалось только гадать, где женщина с такой типично нордэнской физиономией и калладским апломбом набралась чисто рэдских обертонов. Она, в отличие от Изольды, едва ли начинала свою карьеру где-то на местных театральных подмостках, так что имела место интрига.
  К селу прибыли, судя по всему, чуть раньше установленного времени. Разведчики ушли вперед, артиллеристы устроились вокруг двух пушек, через полчаса последовала команда выдвигаться. От метели к тому моменту мало что оставалось. Каниан с непривычки здорово замерз и только люто завидовал калладцам, которых мороз, похоже, ничуть не беспокоил - разве что щеки подрумянил.
  По мягком снегу Магда подошла почти неслышно. Белые хлопья на шинели и шапке придавали ей вид какого-то пушистого зверя из детских сказок, вроде серого волка, неожиданно явившегося помочь сыну мельника умыкнуть принцессу.
  - Ты в бою-то хоть раз был?
  Спроси это Дэмонра, Каниан, вовсе не собиравшийся объяснять, что нет, звание ему мама купила, конечно, соврал бы. Но в вопросе Магды совсем не было издевки - так почему-то получалось со всем, что она говорила - и он ответил раньше, чем подумал:
  - Ни разу. Но у меня два десятка дуэлей, - быстро добавил Каниан, сообразив, что лицо нордэны сделалось мрачно-задумчивым, словно она вдруг обнаружила перед собой какую-то печальную загадку.
  - Вот я и гляжу, что стреляешь хорошо, а ходишь плохо.
  - У нас таких снегов не бывает.
  - Хочешь с Дэмонрой поговорю?
  Каниан вспомнил 'подгенерала' и 'можешь промахиваться в пределах обоймы'. Он, определенно, не хотел, чтобы Магда разговаривала с Дэмонрой. Что бы ни происходило с ним в жизни до этого момента, по своей воле он еще ни разу не позорился и начинать не собирался.
  - Нет.
  Нордэна поцокала языком.
  - Много будет проку от твоего гонора, если молодым-красивым похороним?
  - Сомневаюсь, что вы тут задержитесь для похорон, тем более, моих.
  - Не шипи, не змеюка, - строго одернула Магда. - Ладанку носишь?
  Каниан едва не фыркнул. Вот уж ладанка на нем смотрелась бы умилительно, спасибо бабке, раз и навсегда решившую его проблему с выбором религии и прочих подобающих аристократу аксессуаров.
  - Не ношу.
  - Славно. Тогда наденешь вот, - нордэна потянулась к воротнику. Похоже, собиралась вручить ему колокольчик. Ирония судьбы, не иначе.
  - Погодите.
  - Да не боись, он не кусается.
  Существовали люди, для убеждения которых годились логические аргументы. Магда явно принадлежала к другой породе. Каниан вовсе не собирался по примеру подвыпившей Изольды закатывать танец с раздеванием для широких масс, но кое-какие срочные меры требовались. Плохо гнущимися пальцами он расстегнул шинель и оттянул ворот рубах, продемонстрировав оторопевшей нордэне полустертый колокольчик между ключиц. Магда несколько раз моргнула, явно надеясь списать увиденное на галлюцинацию, потом, похоже, смирилась. Дернула щекой:
  - Сойдет, хотя, конечно, мерзость.
  Каниан огорчения Магды не разделял: бабка с ее прихотями могла и клеймо поставить, так что, пожалуй, ограничилась полумерой. Он не знал доподлинно, как много татуированных графов ходит по земле, но клейменых, надо полагать, все же меньше.
  - Ладно, прикройся.
  И все. Не будь Каниан атеистом, он решил бы, что видит первое в своей жизни божье чудо: женщину, которая, посмотрев на его татуировку, не задала ни единого вопроса.
  - С отрядом Дэмонры пойдешь, они будут большой дом штурмовать.
  'А там есть, где отсидеться'.
  Каниан уже хотел возмутиться, но Магда была неумолима:
  - Хочешь посмотреть, как горящие бутылки в окна влетают? Паленое мясо когда-нибудь нюхал? Вот и пойдешь с Дэмонрой, там будет... почище.
  - Я...
  - Каниан, это я тебе не вопрос задала. Ругаться будем как закончим.
  
  Дэмонра пополнение, как и ожидалось, приняла без особенного энтузиазма. Что бы ей ни сказала Магда, сама нордэна обошлась коротким кивком и 'пойдем с черного хода, по сторонам поглядывайте'. Вернувшийся разведчик сообщил, что Маркус живет в двухэтажном деревянном доме вроде небольшой усадьбы, забор символический, охрану они снимут в любой момент, потому что из трех олухов двое уже посапывают в тепле, а третий звезды считает. В самом доме человек полдюжины боевиков некоего Густава, столько же парней Маркуса, да он сам с хозяйкой, по слухам, на сносях, и, возможно, еще машинисткой-вертихвосткой. Весьма вероятно, что все пьяные - сивухой несет так, что аж во дворе слыхать.
  'Типичная рэдская вольница', - только и скривила губы Дэмонра. В другой ситуации Каниан обязательно уточнил бы у нее, а что именно она рассчитывает встретить почти за тысячу километров от своей столицы и за полные четыре от исторической родины. Вот уж где, говорят, даже елки как по линейке росли, а цветы козыряли проходящему мимо начальству. Глядя на Дэмонру и еще пару востроносых светлоглазых венцов творения, Каниан понимал, что, по-видимому, единственная возможная стратегия выживания на Архипелаге выглядит именно так. Нордэны западнее Каллад были гостями редкими и видеть их в таких количествах он просто не привык. Виновата ли в этом его бабка, пропаганда или какое-то внутреннее неприятие, но Каниан находил северян жутковатыми в том смысле, что большим заводным игрушкам не пристало разговаривать, только ходить и стрелять. А эти еще какие-то комментарии своим действиям давали, как будто они требовались. Мельницы же не объясняли, почему скрежещут жерновами, перетирая зерно в муку. Ветер дует или вода течет, а на них вины нет. Каниан бы скорее поверил в камни, которые посыплются с неба - или в дождь из цветов и любую другую глупость - чем в то, что хоть один нордэн однажды скажет 'я виноват, я делал не то'.
  Собственно, когда на норди при нем впервые заговорила Магда, он уронил котелок. До сих пор не верилось, что и она из породы этих злых кукол в человеческий рост.
  До нужного дома добирались тихо, короткими перебежками. На улицах патрулями или не озаботились, или их уже сняли. Так или иначе, черное небо и белый снег давали самый минимум света, поэтому люди, притаившиеся в тени забора, сливались с ним совершенно, как в мутную воду проваливались. Каниан еще успел удивиться щегольской калитке - цвета он не разобрал, но краска явно оказалась свежей, аж поблескивала - и такой же двери в дом, а потом отряд из десяти человек разбился на три группы. Четверо, вооруженных винтовками, остались во дворе, видимо, следить за любителями уйти через окно не прощаясь. Еще четверо - во главе с необыкновенно высокой и тощей остроносой девицей, явной нордэной - шмыгнули к парадному ходу. Каниан последовал за Дэмонрой, которая в сопровождении еще двух солдат стала аккуратно обходить дом, почти прижавшись к стене. Окна оставались темными. И да, разведчики не соврали, в воздухе висел характерный кислый запах, словно где-то пролили пиво.
  Фонари чадили. Опущенные заслонки не пропускали света, но Каниан ощущал запах нагретого металла. Дэмонра остановилась у двери, прищурилась, поглядела на часы - видимо, ждала готовности второй части группы - а потом фыркнула:
  - Всех брать живыми. Пока не засветимся, не палить.
  Последнее, видимо, предназначалось ему: у солдат имелись дубинки.
  Дэмонра хозяйски оглядела дверь.
  - Выбить, вашбродь?
  Нордэна покачала головой. Потом споро обмотала ствол пистолета каким-то войлоком, видимо, захваченным по случаю, прижала вплотную к замку и выстрелила. Звук получился глухой, а вот металл звякнул. Дэмонра еще несколько секунд ковырялась в остатках замка и щепках, потом аккуратно приоткрыла дверь. Изнутри повеяло теплом, сыростью и чем-то еще трудноопределимым, но гадким.
  Перед тем, как перешагнуть порог, Дэмонра обернулась к Каниану. Зрачки у нее поблескивали, как у ночного животного:
  - Держись последним.
  Каниан вовсе не рвался туда входить. Он вообще не любил деревянные рэдские дома - по эфэлским меркам полуусадьбы-полусвинарники - с их низкими потолками, узкими коридорами и лестницами, где тесно даже одному. Что-то в них было от гробов, причем резных и разукрашенных.
  Один из солдат скользнул во тьму. Дэмонра шмыгнула за ним. Следом на удивление тихо просочился второй. Каниан, поморщившись, тоже переступил порог. Его предкам бы в страшном сне не приснилось, в каких условиях последний представитель рода будет принимать боевое крещение.
  Пальцы начали леденеть. Он почти всю жизнь думал, что не боится смерти, просто не торопится ей представиться, как и всякий разумный человек. Только последний год популярно разъяснил ему, что умение с гордым видом стоять у барьера и сносить людям челюсти за реальные и мнимые оскорбления имеет очень посредственное отношение к бесстрашию. Пришедшая в голову идея поражала своей абсурдностью, но Каниан четко понял, что не хочет умирать на чужой земле, в чужой шинели со споротыми погонами и одолженным пистолетом в руках. Это была бы ошибка, не столько чудовищная, сколько идиотская. Нельзя заканчивать жизнь по ошибке, здесь требовалось или собственное осознанное решение или хотя бы старуха-судьба.
  Нордэна и солдаты несли с собой два фонаря, но свет зажигать не торопились. Тонкая желтая полоска мазнула по полу и стенам и тотчас исчезла, снова скрытая заслонкой. Коридор, узкий, низкий, какой-то криво слепленный, пропах квашенной капустой и чем-то таким, от чего Каниана год назад непременно бы вывернуло. Как ни парадоксально, лихие жизненные виражи, расшатав его нервы, привели остальной организм в относительный порядок. Или просто человек был такой скотиной, которая привыкала к любым условиям.
  Он крался вслед за остальными. Те осторожно открывали двери по пути. Кладовка, кухня, столовая. Из последней доносился могучий храп, перемежающийся истинно младенческим причмокиванием. Если для крепкого сна требовалась или чистая совесть, или чистое отсутствие совести, комнату явно заняли счастливцы, попадающие в одну из этих категорий.
  Нордэна замерла в коридоре, держа пистолет наготове. Двое солдат вошли. Потом один невнятно чертыхнулся, судя по звону - налетев на бутылку. Храп на секунду стих и продолжился с прежней силой. Дэмонра заглянула за дверь и показала пятерню. Каниан не сразу сообразил, что жест адресован не ему, а кому-то за спиной. И едва не дернулся, обнаружив в густом мраке фигуры, вставшие довольно близко. Группа, идущая от парадного входа.
  Мимо Каниана, задев его шинелями, проскользнули трое. Исчезли за дверьми. Последовало несколько глухих ударов, короткая возня, сдавленный вскрик, хруст битого стекла. И приглушенная, но очень задушевная брань. Один из обитателей дома оказался достаточно прытким, чтобы вылететь из комнаты. Вернее, не прытким. Каниан впервые в жизни видел такого гиганта: взлохмаченная голова почти касалась потолка, а плечи перекрывали узенький коридор чуть ли не во всю ширину. Беглец расшвырял солдат, как медведь собак, и продолжил бег. Каниан рефлекторно отшатнулся. Совсем близко, обдав ветром, промелькнула светлая рубашка и бородатое лицо. Мужчина рванулся в сторону выхода, наскочил на высокую нордэну, сбил ее с ног и помчался дальше.
  Нордэна врезалась в стену, потом уже сползла на пол. Самым поразительным было то, что она даже не закричала. То ли потеряла сознание сразу, то ли обладала какой-то нечеловеческой выдержкой.
  Каниан просто растерялся. Идея палить в темном коридоре, где, помимо удирающего гиганта, находилась Дэмонра и, вероятно, кто-то еще из 'своих', не показалась ему блестящей. Да и вообще особенного шума они пока не подняли. Во всяком случае, по сравнению с шумом, который начнется, если стрелять в ночи. Уж точно не ему было проявлять инициативу, учитывая и без того сомнительный статус то ли военнопленного, то ли рекрутированного.
  Пока Каниан думал, Дэмонра действовала, причем в полном соответствии со стереотипами о северянах: лихо прыгнула наперерез беглецу, начисто игнорируя разницу габаритов. Стратегия выглядела вполне самоубийственной, но нордэна не пыталась его остановить, а подвернулась под ноги, заставляя споткнуться. Гигант тоже оказался не лыком шит: о нордэну он запнулся и упал, но и ее за собой проволок. Клубок покатился по полу.
  Дэмонра, несомненно, отлично обращалась с пистолетом, но талант стрелка сейчас не помог бы ни ей, ни Каниану, понимающему, что стрелять в темноте по сцепившимся людям - не лучшая тактика, если хоть кто-то должен остаться жив.
  Клубок врезался в стену. Мужик попытался вскочить, но нордэна грамотно пнула его в колено. С неожиданной ловкостью вывернулась из-под противника, схватила за волосы - здесь Каниан, пожалуй, впервые осознал, как полезна его убогая стрижка хотя бы в такой ситуации - и от души приложила лицом о стену. Звучно хрустнуло. Обычного человека такой удар отправил бы если не на тот свет, то в больницу - без всяких сомнений. Гигант разве что головой помотал, точь-в-точь как вылезшая из воды собака, да и швырнул Дэмонру через себя. Сколько бы храбрости ни нашлось у нордэны, а против законов физики она никак не помогала. Женщина, выдохнув, рухнула на спину. Пистолет отлетел. Гигант занес кулак.
  Каниан выстрелил. Для верности трижды, поскольку вовсе не был уверен, что одна пуля свалит такую махину.
  До сегодняшнего дня он не видел, что система Рагнвейд может сделать с человеческим черепом с двух шагов. Темнота отчасти скрасила картину, но результат все равно впечатлял. Дэмонра, вылезшая из-под тела, выглядела хуже упырицы. С отвращением протерла глаза и отряхнула воротник. С шинели полетели какие-то сгустки, чуть ли не ошметки костей. Лицо нордэны, измазанное темной кровью, зло кривилось:
  - Кому сказано было не стрелять, ...!
  Сверху заскрипели полы. Если возню Дэмонры и гиганта, который не орал, еще можно было прозевать, то уж три выстрела деревянные полы второго этажа не заглушили бы никак.
  - Крес, доделывайте здесь, я наверх, - проскрипела зубами нордэна, все еще пытавшаяся отплеваться от крови. - Свет!
  Ее фонарь во время стычки улетел куда-то далеко, и в заплясавших желтых полосах Дэмонра пыталась отыскать свой пистолет. Каниан почел за лучшее с предложением помощи не лезть и вообще лишний раз на глаза не попадаться. Если она не понимала, что удар такой туши сломал бы ее пополам, нечего было и объяснять.
  Высокая нордэна, поднявшаяся по стенке, кивнула.
  Дэмонра подхватила пистолет и быстро пошла по коридору, пропустив вперед себя двух солдат. В гостиной Каниан обнаружил трех то ли оглушенных, то ли мертвых мужчин и все тот же запах дешевой выпивки. Помещение оказалось гораздо просторнее столовой, но туда или поленились перетащить лавки, или оно хуже прогревалось. Центр комнаты украшал такой пережиток светлых времен, как пианино. Он несколько секунд смотрел на этот привет из прошлой жизни с чувством полной нереальности происходящего, а потом сверху выстрелили. Идущий перед Дэмонрой схватился за плечо.
  Винтовок у солдат Каниан при себе не заметил и закономерно ничего хорошего от происходящего не ждал. Он пригнулся за пианино, высунулся с другой стороны и выстрелил куда-то в направлении верхних ступенек. О том, чтобы попасть, и речи не шло - достаточно было отвлечь, потому что без этого их бы здесь перещелкали как куропаток.
  А дальше начались совсем уж удивительные сюрпризы: калладцы, оказывается, выдали рядовым пистолеты. И солдаты пальнули наверх, очень даже дружно. Затрещали ступеньки и перила, кто-то покатился к подножию лестницы. Дэмонра, выругавшись, перескочила через тело и взлетела наверх:
  - Всем бросать оружие! Оружие на пол! Дом окружен, вашу мать, бросайте оружие!
  Ее вполне приличный рэдди, испорченный жестким северным акцентом, обитателям дома, по-видимому, не понравился. Мимо нордэны свистнуло еще несколько пуль. Вместо того, чтобы уйти с простреливаемой территории или хотя бы пригнуться, та выстрелила в ответ. Кажется, кто-то еще упал наверху.
  Соваться на узкую лестницу, воздух над которой прошивали пули, Каниану не особенно хотелось, но, погибни здесь Дэмонра, его и без того минимальные шансы увидеть родину, не побеседовав предварительно с охранкой, сделались бы нулевыми. Он перебежал к подножию лестницы. На середине та поворачивала на девяносто градусов, и нордэна, злая как бес, заняла позицию прямо перед поворотом.
  - Нам их надо не перебить, а взять, - не оборачиваясь, прошипела она. Видимо, в своей неповторимой манере попросила стрелять по конечностям. Каниан ее оптимизма не разделял совершенно: солдаты в гостиной погасили фонари, чтобы не быть совсем уж легкими мишенями, а наверху стояла темнота. Какие уж тут конечности.
  Чем бы обитатели этого дома так ни насолили Дэмонре, чудо вряд ли произошло бы.
  - Повторяю, дом окружен, сдавайтесь!
  Выстрел снес деревянную завитушку в нескольких сантиметрах от щеки нордэны. Дополнительных комментариев не требовалось.
  Наверху шумели. Кажется, перетаскивали какие-то тяжелые предметы.
  Дэмонра резко высунулась из-за поворота и тут же убралась назад. Выражение лица у нее сделалось самое мерзкое.
  - Ну-ну, - только и хмыкнула она. Каниан еще не понимал, что та собиралась сделать, но людям наверху уже не завидовал. Она отступила на пару шагов и отрывисто пролаяла нечто на норди, явно обращаясь к своей соотечественнице.
  Видимо, оценила побочные продукты калладизации и не очень хотела ставить обитателей дома в известность о своих планах.
  Затем стала осторожно отступать, спиной вперед и не опуская револьвера. Даже Каниана за каким-то бесом плечом прикрывала. Он как никогда в жизни сознавал собственную бесполезность. Вот уж эта вылазка была совсем не дуэль - темно, тесно, все мельтешит перед глазами, непонятно, где свои и где чужие, пули свистят, дерево трещит, воняет порохом и какой-то сивухой, и непонятно, чем сильнее, а что делать - непонятно втройне.
  - Баррикаду строят, - фыркнула Дэмонра, уже оказавшись на полу гостиной. Потом взяла у одного из своих людей фонарь. Открыла заслонку и с силой запустила наверх. Гулко ударилось железо, тонко звякнуло стекло. В воздухе отчетливо запахло маслом. Каниан разглядел наверху веселые оранжевые блики.
  - Черной лестницы нет, снаружи стрелки. Эти забаррикадировались. Сейчас пойдет веселье.
  Каниан почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Теплый отсвет огня, неприятный тон нордэны и как-то враз повисшая тишина помогали достроить логическую цепочку без всяких дополнительных подсказок.
  Наверное, что-то отразилось у него на лице, потому что Дэмонра лениво пожала плечами:
  - Прикажешь лезть на баррикады и солдат там класть?
  В логике ей было не отказать. Люди бы поняли, что их буквально выкуривают из дома, как зверя на охоте, и либо разобрали бы баррикаду сами, либо спасались бы через окна. Благо сугробы намело немалые и со второго этажа сумел бы спрыгнуть даже ребенок.
  Откуда-то снаружи грохнули выстрелы. Зазвенели стекла. Это, похоже, стрелки, оставшиеся во дворе, показали, как они рады гостям.
  Высокая нордэна вернулась быстро. Она и солдаты с ней несли по две бутылки остро пахнущей черной дряни. Не требовалось большого ума, чтобы понять: как Магда ни старалась, а от знакомства с 'красным смехом' Каниану отвертеться не удалось.
  Дэмонра взвесила в руке бутылку. Видимо, осталась довольна. С размаху швырнула в стену чуть выше поворота лестницы.
  - Ну что, красавчики, условия прежние! Только теперь выходить будете с меньшим комфортом!
  Вторая нордэна, словно в подтверждение ее слов, метнула еще одну бутылку, похоже, очень удачно. По лестнице, стене и потолку затанцевало веселое пламя.
  - Прекратите! - больше всего Каниана поразило, что ответила девушка, причем на морхэнн, с его точки зрения, безукоризненном. - Не поджигайте!
  - Время подумать у вас было.
  - С нами беременная женщина!
  - Какое несчастье, - оскалилась Дэмонра. - Отступаем, сонь прихватите, - бросила она своим и пошла к выходу, не забыв напоследок швырнуть вторую бутылку ровнехонько в центр комнаты.
  Вспыхнул ковер под роялем и сам рояль. Деревянные полы занимались почти мгновенно. Каниан, прикрывая рукавом лицо, бежал за остальными. В дверях помогал вытаскивать оглушенных. Солдаты справлялись на удивление слаженно, будто им не было никакой разницы, что людей принимать, что ящики с патронами. С патронами они, пожалуй, даже обращались деликатнее.
  Не то чтобы Каниан считал человеческую жизнь чем-то безусловно добрым и священным, но такого ему видеть еще не приходилось.
  - А если там правда беременная женщина? - спросил он, уже спрыгивая с крыльца.
  - Я не ветеринар, чтобы заботиться о чужих щенных суках, - огрызнулась Дэмонра.
  Надо признать, исчерпывающе. В глазах Каниана нордэна только что с чисто северным шиком провалила тест на принадлежность к роду людскому. Впрочем, что взять с народа, у которого еще пару десятков лет назад купить, продать и проиграть в карты человека не считалось зазорным. Вернее, который потворствовал такому положению дел: нордэны все-таки не были калладцами, хотя и нередко мешали с ними кровь.
  Первый этаж полыхал ярко, как фейерверк в праздничную ночь. Из окон вырывались снопы искр. Каниан чувствовал жар даже на расстоянии. Снег у стен начал таять. Трещала краска на щегольской - как оказалось, фиолетовой - двери, перестававшей быть и щегольской, и фиолетовой. В окнах второго этажа бестолково метались тени.
  - Мы сдаемся! - на этот раз голос оказался мужской, но морхэнн все такой же приличный. - Гарантируйте жизнь женщинам!
  Дэмонра рассмеялась, звонко и страшно:
  - О своих ... надо было раньше думать! Маркус здесь?
  - Я, я Маркус!
  - Вот и прыгай первый, Маркус. А там поговорим.
  Каниан, прислонившись к добротной собачьей будке, наблюдал, как из окон в сугробы выскакивают люди. Он насчитал как минимум две фигуры, однозначно опознаваемые как женские: очень тонкую особу в блузке, и вторую, вывалившуюся неловко, как куль с мукой. Ее ловили уже солдаты. Похоже, та самая 'щенная сука' по Дэмонре, судьбе которой оставалось только посочувствовать. Мужчин спрыгнуло трое, считая Маркуса, действительно рискнувшего первым. Их сноровисто вязали.
  Судя по тому, как светлело небо в явно неурочный час, горело все село. В отдалении пару раз глухо прогрохотала пушка. Небеса приобрели какой-то тошнотворный красный оттенок, на манер вывороченных внутренностей. Каниан впервые своими глазами видел, что такое 'светло как днем', и оно ему очень не нравилось. Удушающе воняло гарью. За забором визжали то ли псы, то ли люди. Несколько раз визг обрывался выстрелами. Все его моральные силы уходили на то, чтобы не расстаться с ужином. По виденным мельком лицам некоторых солдат, тоже вполне зеленым даже в красноватом освещении, делалось понятно, что он не единственный тут оказался не готов к полной программе мероприятий.
  Пленников вязали. Дэмонра мирно курила чуть в стороне. Ее профиль, зловещий и черный, четко выделялся на фоне полыхающего дома. Каниан вдруг вспомнил несчастное пианино, щегольскую дверь и собачью будку. Сейчас к небесам, таким же пугающим и красным, как земля, уходила чья-то жизнь, обыденная и настоящая, со своими семейными альбомами и пением романсов по вечерам. Ему вдруг стало жалко не столько людей, сколько этот дом, наверное, видевший на своем веку много хорошего. Забор, будка, калитка, даже уже превратившиеся в головешки наличники окон говорили о том, что его строили с любовью и жили здесь в любви. Он вспомнил Ирэну, читающую на даче под тихое сопение старой кошки. Здесь, возможно, когда-то жила такая же Ирэна. Или могла бы жить, но больше никогда не будет, потому что калладцы подошли к делу со всем тщанием, доступным злым оловянным солдатикам.
  Покоя Каниану не давала девушка в белой блузке. Она просто не соответствовала происходящему. Может, была хозяйской дочерью, которая не смогла отказать людям, отобравшим ее дом. Она сидела на снегу, чуть в стороне от всех, связанная и очень бледная. Что-то в ее острых чертах наводило на мысли о сестре. Никто больше не отдавал ему никаких команд, поэтому Каниан подошел к ней и молча набросил на плечи свою шинель. Все равно его мутило так, что холода он не чувствовал. Смешно вышло бы замерзнуть в такой вот геенне огненной.
  Девушка подняла тонкие черные брови. Несмотря на общую помятость, вполне простительную человеку, которого ночью выволокли из постели и выкурили из дома, в ее прическе и общем облике оставалось что-то франтоватое, очень не вяжущееся с провинцией.
  - Благодарю, сударь, - заметила она с нескрываемой иронией. И да, ее морхэнн был необыкновенно хорош. Каниан подозревал, что видит перед собой столичную штучку, не исключено, что даже калладскую. Она щурилась. - Я не пытаюсь воспламенить вас взглядом, просто очки потеряла. Позвольте полюбопытствовать, что же будет дальше?
  Каниан и сам не отказался бы получить ответ на этот интригующий вопрос.
  Он обернулся, ища глазами Дэмонру. Та душевно толковала с Маркусом. Слов разобрать не получалось, но, судя по тому, что пистолет нордэна приставила ко лбу жавшейся к нему женщины, разговор велся предельно конкретный. Маркус - для бандита выглядящий на удивление интеллигентным, хоть и испитым - качал головой, как будто защищаясь от обвинений. Удивляло разве то, что для демонстрации серьезности своих намерений нордэна еще не прострелила никому колено или локоть. После шутки с поджогом Каниан был вполне готов и к такому повороту событий.
  А вот к тому, что нордэна, вдруг изменившись в лице, направится к ним, не был.
  Дэмонра остановилась перед девушкой, начисто проигнорировав Каниана, и процедила:
  - Один вопрос. Вы путались с калладцем. Как он выглядел?
  Барышня, нужно отдать должное, попалась храбрая. Или просто не видела выражения лица Дэмонры, от которого Каниану делалось жутко. Говорящая злая кукла с поблескивающими как начищенные пуговицы глазами.
  - У меня плохое зрение, я его больше щупала. Не помню.
  - Рекомендую напрячь память.
  - Что мне терять?
  - Рискуете быть повешенной с изысками.
  - Я не помню.
  Дэмонра дернула щекой. Обернулась к Каниану.
  - Немедленно снимите с этой дамы шинель, если, конечно, не хотите ее потом сами стирать и штопать.
  Он до последней секунды надеялся, что нордэна просто так пугает пленную, но та, видимо, на угрозы не разменивалась.
  - Воля ваша, значит, будете стирать, - фыркнула Дэмонра через пару секунд и, сделав шаг в сторону, выстрелила.
  Руки пленной стянули спереди, так что пуля прошила обе кисти и клюнулась в снег. Барышня отчаянно закричала и повалилась на бок. От крови на снегу валил пар.
  - Понимаю, больше передовиц вам печатать не светит. Профессиональная непригодность весьма огорчительна.
  'Я пил с ней даггермар на ночном пляже. Мы вместе смотрели на реку...'
  Каниан глазам своим не верил. Перед ним стоял не человек, а какой-то механизм, вооруженный еще дымящимся пистолетом.
  - А теперь я предлагаю вам все-таки описать вашего любовника. Считаю до пяти. Можете принести художественность в жертву реализму.
  - Из-за таких как ты Каллад и про...
  - Барышня, памфлеты закончились и ваши продвинутые политические взгляды меня не интересуют. Там сидит сука по рождению и воспитанию, так что хотелось бы подкрепить ее показания человеческой речью. Как звали вашего калладца? Защищать его нет смысла - если вы с ним и впрямь путались, то виселица избавит вас от перспективы издыхать от порфирии без лекарств.
  - Не было здесь никакого калладца, Марина лжет!
  Дэмонра ухмыльнулась:
  - Хорошо, а рэдец, отлично говорящий на морхэнн, был?
  Девушка всхлипывала, насколько возможно отвернув лицо. Дэмонра безразлично заряжала новую обойму.
  - Вы же не станете этого делать?
  Нордэна перевела на Каниана взгляд, серый и какой-то нечеловечески пустой. В ее зрачках отражались багровые искры, а больше никакой жизни там и не было.
  - Ну, разумеется, стану. А все оставшиеся будут повешены.
  Совсем уж 'все оставшиеся' - это выходило как-то излишне сильно даже для заигравшихся оловянных солдатиков.
  - Если барышня даст показания, я, так и быть, сделаю исключение для щенной суки.
  - Даже Илву Вигдис казнили уже после того, как она родила, - постукивая зубами, проговорила девушка. - А речь идет о государственном преступнике, готовившем переворот в сговоре с иностранными правителями. Не высока ли честь для - как вы сказали? - суки по рождению и воспитанию?
  - Какие похвальные познания, поди с медалью обучение окончили, - оскалилась Дэмонра. - В таком случае, барышня, дайте мне приятную возможность не идти против исторического прецедента и позволить ей ощениться напоследок.
  Девушка молчала еще несколько секунд, побелев как полотно, а потом села, поглядела Дэмонре в глаза и процедила:
  - Лет тридцать пять на вид. Выше меня на голову, худощавый, каштановые волосы до плеч, на концах вьются. Кожа очень белая, веснушек нет. Глаза то черные, то филетовые, полагаю, что-то закапывал. Характерные впадинки на висках, лицо не совсем симметричное. Ниже правой ключицы шрам от пули. И да, порфирик. Достаточно?
  - Как назвался?
  - Эжен. А вы будьте прокляты.
  Дэмонра рассмеялась, словно услышала на редкость забавную, хоть и не вполне пристойную шутку.
  - Каждое второе доброе дело наказывается еще в этой жизни, говорила моя мать. Так вот очень большая она была оптимистка и ни беса, похоже, в математике не смыслила...
  - Вешать зато, похоже, умела!
  Нордэна невозмутимо пожала плечами:
  - Так это и я умею. Сейчас покажу.
  
  2
  
  - Было бы хорошо обрушить мост.
  'Хорошо было бы, если бы этого всего вообще никогда не было'.
  Сольвейг невозмутимо разбиралась с застежками сумки. Что бы нордэны ни везли с собой, большую часть ей удалось изъять, пусть Наклз и понятия не имел, какие невообразимые секреты та надеется извлечь из смерзшихся железок.
  - Так ты обрушишь мост?
  - Зачем?
  - Ты всегда задаешь этот глупый вопрос, Наклз. Пожалей следователей, им еще спать после того, что они увидят, как-то нужно будет. К тому же, они не обнаружат твоего трупа.
  'Там сложно отличить один труп от другого'.
  - Это же мост, Сольвейг.
  - Только, умоляю, не рассказывай мне, что его строили десять лет, что это самый длинный мост через Моэрэн - чудо прогресса, шедевр эстетики - и что летом тут невообразимо приятно дефилировать под ручку с дамами. Во-первых, я в столице всю жизнь прожила и достаточно по нему дефилировала. Во-вторых, когда вернется любезная твоему сердцу Дэмонра - если вернется - будь уверен, все мосты окажутся заминированы и, при хорошем для нас раскладе, взорваны.
  Наклз обернулся. Снежинки еще плясали в воздухе, закручиваясь в лихие спирали, и из семи сотен метров моста видел он в лучшем случае тридцать. Дальний берег, перевернутый возок, разорванные тела - все осталось за белой завесой метели. Пейзаж после битвы скорее напоминал пейзаж, где битвы никогда и не было.
  - Малоутешительная истина 'в конце концов все мосты падут' в нашем случае работать не будет. Мосты, Сольвейг, просто так не рушатся. Этот построен без инженерной ошибки и из качественных материалов, вопреки обычаю не разворованных заблаговременно: по нему ездили кесари и министры. Износ ему обеспечит лишь всемогущее время. Однажды оно сгрызет все, но точно не сегодня. Колонне солдат, браво шагающих в ногу, взяться здесь неоткуда, так что оставим резонанс, в случае с крепким каменным мостом - вариант фантастический. Половина города, если не больше, вымерла или уехала, транспорта в разы меньше, чем было прошлым летом, и людей кругом столько, сколько вы видите. Превышение допустимой нагрузки ну никак ему не грозит. Пролет мог бы рухнуть при сильном столкновении, но по скованной льдом реке даже самый глупый капитан корабль не поведет. Увы, террориста с адской машиной под опорами тоже не завалялось. Так что вам помогло бы разве что стихийное бедствие, выходящее за рамки разумного. Я погодой не управляю, и вся прошлая зима, в принципе, лежит далеко за рамками разумного. А мост и ныне здесь. Давайте не тратить время и не разносить то, что, как вы говорите, разнесут без нас.
  Нордэна дернула щекой:
  - У тебя очень континентальный подход к делу. Я бы сказала, критический недостаток романтики, Наклз.
  - Вы просто серьезно переоцениваете мои таланты. Ничего невозможного в настоящем нет, но обрушить даже один пролет этого моста мне дорого встанет. Пока кучки мяса более-менее сложат в тела и решат, что их чуть меньше, чем надо, меня здесь уже не будет.
  Сольвейг пожала плечами:
  - Ну да ладно. Тебя куда-нибудь подвезти перед тем, как мы простимся навеки?
  - К дому.
  Нордэна вздохнула:
  - Жаль. Выслушав твой мотивированный отказ крушить мост, я уже было понадеялась, что ты снова подружился с головой.
  - Мне кажется, профессионализм позволяет вам оставить такого рода надежды.
  - Это уж точно. Выйдешь на набережной за пару улиц. Я бы сказала 'храни тебя боги', но с этим мы, похоже, опоздали. Так что просто не подвернись под жернова. У нас нет ни единой сказки, где они остановились бы до срока.
  
  Мертвые вероятностники не нуждались ни в чем. У живых, увы, имелась масса потребностей, причем лекарства скорее проходили по статье 'критическая необходимость'. И если Наклз при должном старании еще сумел бы ограбить какого-нибудь бедолагу с целью разжиться деньгами на дорогу, то нужные ему таблетки не нашлись бы ни у обывателя, ни в обычной аптеке. Так что визит домой представлял собою не столько опасную авантюру, сколько печальную неизбежность.
  Сольвейг высадила его из саней шагов за двести от дома и умчалась в другую сторону по набережной, оставив за собой только взвившуюся поземку, след полозьев на снегу и загадку без отгадки. Наклз же, нырнув носом поглубже в воротник, поплелся своей дорогой.
  Утром он предполагал, что покинет мир, а не дом, поэтому выходил за порог без лишней ностальгии. Переставил мухоловку в ванную, предварительно хорошенько прогрев помещение, залил несколько ведер воды и сложил в ряд на бортике оставшиеся куски сахара. Сколько-то она бы протянула, а там ее забрали бы или новые жильцы, или кто-то из нордэнов - в конце концов, не каждый день встретишь в сердце кесарии такой зубастый привет с Архипелага, к тому же крупный, откормленный и агрессивный. Тварь представляла собою форменный ужас для любого здравомыслящего человека, так что шансы пристроить ее вероятностнику или северянину Наклз оценивал весьма высоко. Во всяком случае, существенно выше, чем свою готовность взять садовые ножницы и оттяпать шипящие ловушки. За двенадцать лет знакомства с Дэмонрой и ее друзьями он, конечно, усвоил нордэнскую концепцию милосердия, но сил воплощать ее в жизнь при необходимости так и не нашел.
  Глупо или нет, но он хотел жить в этом доме и знал, что будет в нем жить, с момента, как увидел его больше одиннадцати лет назад. Денег у рэдца со справкой вместо метрики и чудовищным акцентом тогда хватило бы разве что на пару ступенек крыльца, но эта чисто практическая проблема представлялась ему несущественной. В конце концов, в Аэрдис Наклз уже проходил путь от барака до шикарного доходного дома в паре километров от императорского дворца и знал, что такая дорога, безусловно, будет грязной, усеянной костями и компромиссами, но ничего невозможного нет. Всего-то и требовалось, что иметь время и стремление и не иметь совести. Раньше он идеально подходил по всем трем пунктам, но желание бороться за место под солнцем отгорело и погасло в Тихом лесу. После этого время просто волокло его по течению, пока не прибило к такому же обломку крушения, как он сам, да и оставило в покое.
  Дальше из мути, полной бессмысленно наслоенных друг на друга обрывков воспоминаний, ночных кошмаров, глухой тоски и холодной апатии его тащила уже Дэмонра. Тащила так, как будто знала, где здесь выход и как туда добраться. Наклз до сих пор не понимал, как ей это удалось, но факт оставался фактом: его сумел спасти человек, который даже себя спасти не мог.
  Сложно сказать, чего в его дальнейших действиях было больше - благодарности или самолюбия. Просто в какой-то вечер, когда Дэмонра в очередной раз пригласила его на ужин, тем самым со всей доступной ей деликатностью спасая от купленной на углу жареной картофелины и вдумчивого изучения царапин на столе, Наклз понял: к бесам такую жизнь. Или топиться, или уж плыть, довольно этого затянувшегося дрейфа.
  Пришел, поковырял вилкой шедевр Гребера, сделал вид, что слушает рассказы нордэны и что ее шутки смешные. Наверное, в первый раз посмотрел на нее не как на условно-одушевленный красный клубок, за которым он волочился по реальности последние месяцы, а как на живого человека. Результаты не радовали.
  Двенадцать лет назад Дэмонра еще походила на барышню-институтку, которую кто-то шутки ради запихнул в мундир и шрам на щеке нарисовал для пущего шика. На маскараде за такой наряд она получила бы первый приз, но, увы, речь шла не о маскараде. Нордэна, конечно, не глядела на мир глазами потерявшегося олененка, но, похоже, не вполне понимала, куда ей приткнуться. Денег дали, пистолет дали, форму дали - и вертись как хочешь. И она вертелась, вечерами подкармливая приблудного вероятностника ужинами и рассказывая нелепые байки из жизни полка. Бледнела как полотно, получая письма с дэм-ведьским вороном на штемпеле. Подходила к окнам так, как храбрые люди при необходимости подходят к скалящимся псам, и отходила, не поворачиваясь к ним спиной.
  Если бы Наклз в тот момент нашел силы немного подумать, он бы понял, что та просто запугана до последней крайности и отчаянно бравирует своим бесстрашием, вроде как гарантированным ей по праву рождения. Впрочем, подумать ему помогли: в тот вечер на улице у дома Дэмонры громко взорвалась хлопушка. Бокал в ее руке треснул буквально секундой позже. А маг, глядящий, как по белой скатерти забарабанила красная капель, быстро просчитывал варианты.
  И выходило так, что порядочный человек на его месте или подыскал бы ей приличного жениха, или женился бы сам, по обстоятельствам, лишь бы уговорить уволиться из армии и увезти подальше, в провинцию. Потому что оставлять Дэмонру одну на милость черных окон было чистым свинством. Она бы, конечно, с собой ничего не сделала - порода есть порода - но спиться могла.
  Порядочного жениха у него в рукаве, конечно же, не завалялось. В аптеках их, увы, тоже не продавали. И, что сыграло не последнюю роль, в те далекие годы из глаз и голоса Дэмонры еще иногда пропадала сталь. О каких-то вещах она говорила как обыкновенная молодая девушка, а не приложение к калладской винтовке, носящее косички. Не то чтобы Дэмонра ему нравилась - они все-таки являлись продуктами предельно различных социальных систем - но она точно обладала своеобразным обаянием и тщательно скрываемой добротой, возможно, являвшейся флером юности. Наклз, конечно, не имел достаточно оптимизма, чтобы верить, будто в другой ситуации Дэмонра могла стать инженером, художником или финансистом: армия, видимо, была ее личной судьбой просто будучи судьбой национальной. Но в те далекие дни с этой судьбой еще имелись шансы поспорить, и, проворочавшись ночь, он решил рискнуть.
  Буквально через пару недель, Наклз, возвращаясь от Дэмонры, пошел не своим обычным маршрутом и увидел двухэтажный каменный дом. Прислонившись к парапету, он рассматривал его не меньше получаса. А потом плюнул на возможные последствия, да и согласился работать на Рэссэ: вероятностнику нос воротить - как шлюхе на панели о своей порядочности вещать. Тогда еще ведавший вопросами подданства и классов лис не нравился ему от и до, как не нравилось и то, что пришлось для него делать, но через три месяца на руках у Наклза имелась безупречная метрика и четверть цены, которую просили за дом на набережной.
  Дэмонра поздравила его в манере столь нордэнской, что он понял: со сталью в глазах и голосе этой девушки будет бороться кто-нибудь другой. Наклз был пятью годами старше нее и видел в жизни достаточно, чтобы не обижаться на слова, особенно сказанные вчерашним ребенком с самым минимумом знаний о мире. Просто сделал вывод, что ему противостоит превосходящая сила и сунуться между нордэной и участью, которая ее ждет, не умнее, чем между молотом и наковальней. Трусость тому виной или здравый смысл, а идею сделать ей предложение он оставил. И потом много лет наблюдал, как из взгляда Дэмонры исчезает свет, а в словах все отчетливее бряцает шашка.
  В конце концов, от своей судьбы еще никто не уходил.
  Дом он все-таки приобрел. Наверное, только в момент, когда в его руках хрустнула купчая, Наклз окончательно примирился с тем фактом, что в Каллад проживет, умрет и будет похоронен. Ему не нравилась черно-белая страна и еще меньше нравился одетый в гранит и серый мрамор город, но дом нравился. За толстые стены не проникали холодные ветра, ни те, что пришли от реки, ни те, что от самой истории. Особняк на набережной долго держался вне ее течения, как своеобразная заводь. Увы, когда снесло плотину, волны времени затопили и его. И, похоже, это случилось за некоторое время до того, как в гостиную тихо залилась Моэрэн. Скорее всего, он не видел просто потому, что не хотел видеть, права была Сольвейг или что там говорило вместо нее.
  Филеров на набережной прямо напротив своего крыльца Наклз заметил сразу. Его несколько удивило, что за таким лакомым куском отправили только двоих. Конечно, спасибо и на том, что парни решили поминдальничать и мерзли на улице, хотя могли в полном соответствии с революционной моралью вскрыть двери и спалить пару книг, дабы ожидать объект с большим комфортом. Дворники и городовые, надо полагать, щедро делились с охранкой информацией и в 'старые добрые времена', но все же делали это как-то более культурно и деликатно, лишний раз не светились, а самые честные могли даже покраснеть, принимая 'на чай'. Маг не сомневался, что находился под наблюдением последние лет десять, однако обычно оно его не тяготило. Пару раз он ронял на голову сосульки любителям поглядеть в окна, в остальном же принял свой статус вечного подозреваемого как неприятное явление природы, вроде мелкой мороси. В конце концов, примерно так дело и обстояло: с точки зрения закона он перестал бы быть опасным только в момент, когда его пепел, смешанный с железной стружкой, зарыли бы в специальном могильнике подальше от людских глаз.
  Филеры беззастенчиво курили, облокотившись о парапет. Наклзу оставалось разве что брови вздернуть, глядя на такое благодушие и храбрость, проходившие по самой границе слабоумия. Разумеется, о событиях на мосту парни знать не могли, иначе их тут бы стояло не двое, а два десятка и пара пулеметов для верности. Но подобная беспечность не могла не удивить: господа все-таки имели дело с психованным выродком, у которого были в наличии все соответствующие справки.
  Подоплека истории вскрылась быстро: сквозь ставни на втором этаже пробивался свет, желто-красный, как от фонарей. Видимо, тяжелая артиллерия просто уже закатилась внутрь. Приглядевшись, Наклз заметил крытые сани метрах в тридцати от дома. Удивительно, как догадались прямо к крыльцу не подогнать. Не иначе возница просто разворачивался у моста, чтобы в сугробах не увязнуть.
  С одной стороны, любой разумный человек на его месте спрятался бы и подождал, пока незваные гости уйдут, вместо того, чтобы присоединяться к веселью без приглашения. С другой же, чем дольше он медлил бы, тем вероятнее, что район оцепят просто на всякий случай, прознав о бойне, в которой погиб высокопоставленный нордэн.
  Ситуация значимо не ухудшилась бы, приди Наклзу охота прибавить к утренним трупам еще парочку, но желание убивать посещало его исключительно редко и всегда относилось к конкретным личностям. Курящие молодчики, живые или мертвые, никак не помогли бы ему разрешить три основные проблемы: лекарства, деньги и транспорт. Поэтому он нырнул в проулок между домами и подошел к своему жилищу с черного хода. Там тоже покуривал какой-то тип, чья фигура четко выделялась среди беспорядочно переплетенных заснеженных ветвей.
  Наверное, если бы парень знал, что прохаживается по трем трупам, зарытым здесь самой красивой женщиной столицы, он бы знатно удивился.
  Снег, конечно, глушил шаги, но Наклз не особенно рассчитывал на свои навыки скрытного передвижения. Пока его спасало то, что вокруг потрескивали ветки, хлопали крыльями вороны и молодчик смотрел в сторону калитки, а не переулка, отделенного забором. Дэмонра на его месте, может, и перемахнула бы препятствие с разбегу, но Наклзу такие чудеса акробатики не снились даже в молодости, так что заходить оставалось как приличному человеку - через калитку.
  Останься Эвеле жив-здоров, маг бы еще подумал и поискал конструктивное решение, но теперь на этом только время потерял бы. К тому же, он понятия не имел, сколько людей в доме и что у них с собой. Выбирая между тем, чтобы убить и гарантированно войти без шума, или попробовать оглушить и, возможно, поднять тревогу, Наклз остановился на первом варианте. В конце концов, как только всплыли бы утренние приключения, рационально объяснить которые он не сумел бы при всем желании, его бы или прикончили, или снова посадили на поводок, только на этот раз гораздо более короткий.
  Наклз еще мог с натяжкой согласиться, что маги - твари в человеческом обличии, но в качестве цепного пса он уже свое отработал. И ему очень нужно было уехать на запад, туда, где в дыму и неизвестности пыталась летать последняя валькирия. Время интеллигентских метаний явно вышло.
  Парень схватился за полушубок в области сердца, как будто надеялся таким образом заставить его застучать снова. Маг прекрасно знал, что это никак не получится, но на всякий случай выждал полминуты. Труп лежал как труп, ткнувшись головой в ступеньки крыльца, будто в последние секунды жизни решил преклонить колени, как в церкви перед алтарем.
  Следовало, конечно, хотя бы спихнуть его в сторону и присыпать снегом, но Наклзу не хотелось возиться, толку уже. Маг позаимствовал у убитого пистолет, спрятанный в кобуре под полушубком, и проскользнул мимо. Свое оружие - совершенно нерабочее - он бросил еще на мосту.
  Замок, за зиму порядком проржавевший, поддался не сразу. Наклзу пришлось навалиться плечом, чтобы дверь открылась. За ней стояла темнота, разряженная слабыми отблесками света в дальнем конце коридора, со стороны гостиной. Маг осторожно прикрыл дверь и замер, прислушиваясь. Заходить как вор в собственное жилище - такого с ним еще не случалось.
  'Вчерашний день нам дом, на пороге уже можно не мяться'.
  Наклза встретил выстывший темный коридор. В кухне стояла тишина, в гостиной, кажется, тоже, а вот из ванной доносился энергичный хруст и скрежет. Имей маг чуть больше оптимизма, он предположил бы, что Адель с аппетитом доедает труп кого-то из незваных гостей. Увы, несмотря на весь свой грозный вид и устрашающее шипение, та могла обидчику разве что палец прикусить как какой-нибудь шпиц. Держа пистолет наготове, Наклз вошел, на ощупь открыв дверь и тут же притворив за собой. Звук не прекращался. Маг, прижавшись спиной к стене, щелкнул колесиком зажигалки.
  Огонек заставил темноту неохотно расползтись по углам. Оранжевые блики заплясали на чугунных бортах и неподвижной поверхности воды, зловещей и черной, как в колодце. И на черепках. Горшок, разбитый вдребезги, валялся в дальнем углу, от него на середину комнаты тянулся след рассыпавшейся земли, которую при таком освещении легко было принять за засохшую кровь. Остатки Адели - месиво стеблей, корней, листьев и отрезанных голов-ловушек - хаотично усеивали пол, словно ее рубили на части, подбросив в воздух. На кафеле блестели пятна сока. Наклз почему-то подумал, что должно пахнуть кровью, но пахло травяной горечью.
  Чувствуя подкатывающую тошноту, он опустился на колени. Последняя ловушка - Наклз не назвал бы ее 'уцелевшей', потому что собственно целого в ней оставалось немного - дергалась на переломанном стебле, как будто пыталась заползти в крупный осколок горшка. Тот от ее движений скользил по кафелю, покрытому кашицей из земли и сока, и издавал мерный скрежет.
  Маг бы голову свою поставил против кольдэ, что Адель пытается спрятаться. И умирает, как настоящее живое существо, вроде кошки или собаки, а не просто растение с забавной склонностью к выпивке, придающей ему нечто человеческое в людских глазах.
  Наклз еще несколько секунд наблюдал агонию, не понимая, почему все расплывается. Потом отложил пистолет, осторожно взял с борта ванной кусочек сахара и поднес к ловушке. Та на мгновение перестала трепыхаться, словно почуяла что-то знакомое. Доверчиво легла на подставленную ладонь и затихла, мелко подрагивая. Маг беспомощно смотрел на перебитый в трех местах стебель и клубок разломанных корней. Это даже не мост обрушить. Думать вообще было не о чем.
  Он погасил зажигалку. И, зажмурившись, несколько раз провернул ловушку вокруг стебля.
  Адель даже не укусила.
  'Мне тридцать восемь лет. Двадцать пять из них я так или иначе убиваю. Ничего не происходит'.
  Аргумент принадлежал к числу веских, но слезы почему-то продолжали течь.
  
  На состояние ванной комнаты маг особенного внимания не обратил, а вот гостиная простора для гипотез не оставляла: ее буквально перевернули вверх дном, что-то разыскивая. Кругом валялись куски обивки, выпотрошенные подушки, немногие уцелевшие при наводнении книги. Да что там, гости методично ободрали даже обои и плинтуса, кое-где для верности расковыряв штукатурку. Если бы Наклз не знал, что покинул дом четыре часа назад, то решил бы, что стая обезьян резвилась здесь несколько суток.
  Изуродованный труп прежнего если не счастья, то внешнего благополучия - вот и все, что осталось после их упражнений.
  По лестнице Наклз поднимался с очень простой и ясной мыслью:
  'Я сожгу этот дом'.
  В его кабинете хозяйничали трое. Двое мужчин сноровисто разрезали обивку кресел, женщина сидела за столом, критически оглядывая комнату. Она-то и подняла на Наклза глаза, когда тот вошел. И тут же плавно коснулась рукой механизма, стоявшего рядом. Что-то щелкнуло и негромко загудело. Виски как обручем сдавило.
  - Без резких движений. И положите пистолет.
  Пока женщина говорила, двое ее спутников отчетливо щелкнули предохранителями. Видимо, хорошо понимали, что такое конструктивный диалог.
  Наклз, по большому счету, не собирался стрелять: вот уж ему поднимать шум не было никакой надобности, а желание прикончить женщину существенно уступало по силе желанию взять нужные вещи и убраться. И мага несколько удивляло, что никто пока не стреляет в него.
  - Положите пистолет, вам сказано. Не приближаясь. Ульф, возьми.
  Маг молча отдал оружие. Этой троице вовсе не следовало знать, что Наклз набил карманы острыми осколками керамического горшка, как дети набивают их сладостями, на случай, если договориться не выйдет. Уж, конечно, у него отняли бы пистолет, а вот обыскивать едва ли стали бы.
  Не то чтобы он ожидал увидеть здесь нордэнский прибор, заглушающий Мглу. С другой стороны, притащиться в дом дипломированного мага второго класса без чего-то подобного и ободрать у него все обои - это следовало иметь несколько пулеметов или вовсе мозгов не иметь.
  Женщина, все еще держа правую руку на механизме, левой извлекла из нагрудного кармана и показала Наклзу удостоверение ССТ. Ее имя и звание он бы с такого расстояния не прочитал, но штампы выглядели настоящими.
  - Герра Эвеле уже закончил с... проблемой?
  О событиях на мосту они знать не могли, и герра Эвеле больше совершенно точно не имел никаких проблем, так что Наклз, по большому счету, даже не лгал:
  - Да.
  - И каковы результаты?
  'Видит ваше проклятое небо, впечатляющие'.
  Наклз потер виски, борясь с головной болью, накатывающей волнами.
  - Для дополнительной оценки потребуется какое-то время. Скажем, они... не вызывают сомнений по основной части. Я могу спросить, почему вы находитесь в моем доме?
  Женщина улыбнулась:
  - Можете. Но я тогда могу спросить, как вы вошли. Вам ведь не захочется отвечать?
  - Это мой дом.
  - Его никто не изымает. А мы - официальные лица при исполнении, и этого довольно, не так ли?
  Она говорила с ним, вальяжно сидя за его же столом, в летящем пуху от выпотрошенных подушек и одновременно - словно выше всего этого бардака вокруг. Красивая, золотоволосая, голубоглазая, чем-то неуловимо похожая на Кейси Ингегерд и вместе с тем иная.
  Нарядная кукла из другой коробки.
  На самой грани сознания у Наклза вертелась мысль, что однажды он уже видел подобную картинку, и тогда все прошло очень, очень плохо.
  Он не знал золотоволосых северянок, кроме Кейси. Но отчего-то же при взгляде на незнакомку его почти физически замутило еще до того, как она включила свою адскую машину.
  - Вы, конечно, можете подождать внизу, пока мы закончим. Но не разумнее ли просто указать тайник?
  Кукла из другой коробки. Другая коробка.
  - Что... что вы хотите найти?
  - То, что вы скрыли при инвентаризации, конечно.
  Эйрани давно и след простыл. Даже если бы он забыл избавиться от каких-то ее вещей, то всегда мог сказать, что они принадлежали Магрит, проживавшей здесь совершенно официально.
  У Наклза раскалывалась голова. Смотреть на женщину ему было просто больно.
  - Пару бутылок вина, даггермар, около десяти граммов серебра.
  - Наследство ведьмы Рагнгерд... - с улыбкой подсказала незнакомка.
  Если бы Наклз несколько минут назад не стоял над изуродованным трупом Адели, он бы, наверное, расхохотался и предложил поискать вместе. Долго бы им пришлось перетряхивать его дом, чтобы найти промотанные много лет назад деньги.
  - Его было бы уместно разыскивать в особняке Дэмонры.
  - О, там мы уже искали, не беспокойтесь. Барахла хватает, но нужного нет. И, полагаю, оно здесь.
  'Оно - вчерашний день. Оно - дурная кровь. Пролилась рекой, подошла к порогам...'
  Наклз тряхнул головой, отгоняя одурь.
  В конце концов, в спятившем мире эта тайна не стоила ломаного гроша:
  - Наследства Рагнгерд нет.
  - В каком смысле нет?
  - В самом простом и примитивном смысле слова 'нет'. Отсутствие предмета или признака. Абсолютное несуществование.
  - Мне кажется, вы не до конца понимаете, что такое двести тысяч марок.
  - Это сорок тысяч пятимарочных ассигнаций. Или двадцать тысяч десятимарочных. Восемь тысяч двадцатипятимарочных, а пятидесятимарочных - четыре. Наконец, стомарочных понадобится всего две тысячи. Приблизительный вес одной ассигнации около грамма. Точный вам не скажет никто, кроме работников казначейства, впрочем, не скажут и они. Возьмем один грамм для удобства. Значит, это от двух до сорока килограммов бумаги.
  - Забавное мировосприятие, продолжайте.
  - Два или даже сорок килограммов бумаги она бы сожгла в камине за одну ночь. А у нее было больше пяти тысяч ночей в распоряжении.
  - Складная сказочка.
  - Вы не найдете наследства Рагнгерд в этом доме и не найдете его вовсе. Его нет. Остатки лежат в каком-то виарском банке. Они не произведут на вас должного впечатления. Дэмонра шутила, что из этого даже приданого для провинциальной свадьбы не выйдет.
  - Ты лжешь, маг.
  - Вы ищите не то и не там.
  Женщина пожала плечами.
  - Это довольно легко проверить. Ульф, возьми тут где-нибудь свечу и зажги.
  Наклзу только сделалось интересно, станут ли они накалять нож на огне или без изысков предложат ему доказать истинность своих слов, коснувшись пламени и не обжегшись. И действительно ли верят во всю эту древнюю чушь. Маг бы предпочел, чтобы те просто издевались, задействовав очаровательный национальный колорит.
  Ульф поджег толстую свечу и поставил ее в подсвечник.
  - Протяните руку над огнем, назовите свое имя и поклянитесь своим местом в мире, что наследство Рагнгерд уничтожено Дэмонрой.
  Он бы получил ожег до мяса только за время, требующееся на произнесение этих слов. Вот уж не могли придумать клятву покороче. Все одно люди лгали.
  - Я в это не верю.
  - Это совершенно не важно. Делать, что сказано.
  И добавила что-то на норди, насколько понял Наклз - рифмованное, если этот лай вообще поддавался рифмовке. Говоря, она почему-то высоко вздернула подбородок и смотрела в сторону окна, но не в завешанные ставнями стекла, а куда-то чуть левее.
  Магу потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что нордэны молятся лицом к небу и на север.
  Увы, ее спутники не проявили ни малейшего религиозного рвения и продолжали держать Наклза на прицеле.
  Вариант 'договориться миром', судя по всему, проваливался. Наклзу не особенно хотелось отправляться в далекое путешествие с обожженной рукой. Значит, ему предстояло путешествие еще более далекое и следовало позаботиться о попутчиках в дорогу.
  Они стояли очень неудачно. Мужчины были при пистолетах, но без шашек, шашка - единственная - прислонена к стулу рядом с женщиной. Следовательно, над Аделью куражилась она. Наклз едва ли смог бы одновременно испортить прибор, перепрыгнуть через стол и забить черепок ей в горло.
  Возможно, если бы он подошел к Ульфу со свечей, оставив за спиной второго мужчину, добраться до нордэны стало бы легче. По здравому размышлению, ломать, конечно, следовало прибор, но на такую удачу Наклз не рассчитывал.
  Он сделал два шага в сторону свечи и осторожно вытянул правую руку:
  - Я, Найджел Наклз...
  Пламя полыхнуло так, что он невольно отшатнулся. Почерневший огонь успел лизнуть пальцы, как кинжалом полоснул.
  Нордэна расхохоталась. А Наклзу впервые за все это время сделалось по-настоящему страшно. Как в тот далекий вечер, когда Магрит обварили руку несуществующим кипятком.
  Он ненавидел эту северную бесовщину всей душой. Ее даже Дэмонра - северянка - ненавидела. Жуткая юность древнего мира. И адская машина ей, по всей видимости, нисколько не мешала.
  Пламя, танцевавшее над свечой, медленно наливалось привычным золотом.
  - Ну что, дальше поговорим в равелине?
  Не требовалось большого ума, чтобы понять: никакого разговора в равелине не состоится. Они пришли в дом, рассчитывая, что хозяина здесь не будет. Едва ли операцию по поиску наследства Рагнгерд им санкционировали высшие чины: за двумястами тысячами марок не приходят втроем с тремя же солдатами, курящими на набережной. Господа и дама, скорее всего, планировали разжиться капиталом для собственных нужд, действуя на свой же страх и риск. И да, им ничто не помешало бы его здесь допросить и убить. В конце концов, механизм они с собой притащили, значит, были готовы, что маг успеет вернуться и шутки шутить не собирались.
  Наклз сглотнул и снова поднес руку к огню:
  - Я, Койанисс Крэссэ, клянусь моим местом в мире, что наследство Рагнгерд уничтожено Дэмонрой и что местонахождение оставшихся крох мне неизвестно.
  Маг ни за что бы не поверил, что сможет договорить такую длинную фразу до конца, держа ладонь над самым пламенем, но огонь не обжигал. Это не помешало Наклзу отдернуть руку со всей доступной прытью, едва он договорил последнее слово.
  Женщина вскинула брови.
  - Ну надо же.
  Ульф почтительно задул свечу.
  Наклза потряхивало. Он сунул руки в карманы, чувствуя под ладонями приятный холод керамики.
  - Зачем вам божьи суды, если у вас есть... такое?
  Золотоволосая красавица громко фыркнула:
  - Божьи суды - это же страшно весело! Главное, не кто прав, а кто лучше машет мечом. Если бы наши предки мыслили иначе, мы бы не управляли самым сильным государством обитаемого мира.
  В другой ситуации маг, возможно, и спросил бы, идет речь о Каллад или Архипелаге, но на него накатывала дурнота и, чем меньше вопросов он бы задал, тем меньше рисковал испачкать гостям сапоги. В любом случае, после таких откровений он не чаял прожить долго. Пока его, вероятно, спасало то, что нордэна вряд ли желала ссоры с его милостью Эвеле и без веской причины пинать его собаку не стала бы.
  - К тому же это работает только на тех, в ком течет наша кровь. Вообще вам полагалось просто обжечься, но даже лучше, что вы избавили нас от траты времени. Ульф, Бьорн, мы здесь закончили. А в каком поколении вы нордэн, кстати?
  На этот вопрос женщины Наклзу только и оставалось, что глаза распахнуть. Выблядок рэдской горничной и недокнязя в красном кафтане - вот уж истинный сын севера, правнук богов. Просто идеальный кандидат на то, чтобы после колоколов сесть пить даггермар в первых рядах.
  - Это не может быть ошибкой?
  - Передать свою кровь тем, кто не в состоянии не то что приумножить славу рода, а даже запомнить имя своего предка? - презрительно улыбнулась та. -Несомненная ошибка.
  - В лихолетье разное случается. Прошлый век выдался беспокойным, и этот не лучше...
  - Мы не наемничаем в ваших паршивых войнах! И не мешаем свою кровь с вашей грязью!
  Смелое заявление для нации, где здоровыми обычно рождались дети от смешанных браков. Не то чтобы Наклз хорошо разбирался в этом вопросе, но 'эталонная' нордэна Дэмонра северянкой по крови была в лучшем случае на четверть, если не на восьмую часть. А, может, и того меньше.
  Маг, разумеется, промолчал. Что бы о себе ни мнила о себе эта женщина, он вовсе не считал потенциальное родство с ее пращурами таким уж подарком судьбы. Нордэны, которых он встречал, несомненно, отличались если не красотой, то хотя бы ярко выраженной 'породой' и завидными физическими данными. Но в этом отношении гораздо больший интерес представляли те, которых он не встречал. Или этот народ производил на свет исключительно блестящее потомство, или их акушерки могли рассказать много страшных сказок.
  - Значит в нашей грязи вашей крови и нет.
  Женщина уже успокоилась.
  - Полагаю, инцидент можно считать исчерпанным.
  Наклз как наяву увидел Адель на полу в ванной. В конце концов, не имело значения, убили ее потому, что хотели проверить грунт на предмет тайника, или тварь просто не вовремя зашипела на кого-то из богоравных.
  Не захвати они с собой адскую машину, может, и стоило бы рискнуть, но магу от тихого гула как будто сверла в виски ввинчивались. Какие уж тут выяснение отношений и наведение справедливости. Чем скорее они уберутся, тем раньше он разживется лекарствами и попытается покинуть город.
  - Да, можно.
  Нордэна бросила на него презрительный взгляд:
  - Мы вам тут несколько... обстановку попортили.
  - Это безразлично.
  - Понимаю. И все же не стоит беспокоить герра Эвеле подобными, гм, мелочами.
  Обеспокоить герра Эвеле земными скорбями теперь оказалось бы весьма затруднительно, о чем Наклз, конечно, промолчал. Адская машина все жужжала, пусть и тише. На то, что она перестанет работать раньше, чем нордэны уйдут, он и не надеялся.
  - Я не побеспокою герра Эвеле никакими своими неурядицами.
  - Разумные слова.
  'Она хвалит меня как сообразившего подать лапу пса'.
  Наклз старательно смотрел в сторону. Эта женщина его не то чтобы пугала, но сильно нервировала. Причем не своим высокомерным обращением - хамов всех мастей он в жизни насмотрелся и давно к ним привык - а внешним видом. Походила на кого-то, кого он не хотел помнить.
  'Кукла из другой коробки'.
  - Вы идите погуляйте минут двадцать. Вот, тут оставлю. Государство компенсирует вам ваши неудобства.
  Зашелестела бумага. На стол легли продуктовые карточки, много, наверное, с десяток.
  Наклз почувствовал, как в воздухе запахло гарью. Отшатнулся. Зажмурился.
  - Что?
  - Государство компенсирует вам ваши неудобства, - терпеливо и брезгливо повторила женщина на отличном аэрди. Он открыл глаза.
  Кукла, наконец, нашла свою родную коробку. Красивая блондинка в голубой форме с красной окантовкой. Майор имперского министерства военной юстиции А.Кийар. Только нашивка 'Цет' на воротнике и помогла ему попасть к ней на прием всего спустя одну неделю и три ходатайства.
  - Я понимаю ваше горе, но и вы также должны понять, что это ошибка другого министерства и запрашиваемая вами информация не может быть предоставлена.
  - Этот человек заполнял ордера на 'защитные аресты' и отправку в 'особые зоны', допуская ошибки, вы понимаете?
  - Подобный вопрос в ведомстве политической полиции. Проводится служебная проверка и, можете быть уверены, виновный в халатности будет отвечать в соответствии с...
  - Халатности?
  Он здорово накачался успокоительным перед этой встречей, чтобы не кричать, а теперь слова женщины доходили до него с некоторым опозданием и какими-то покореженными, словно им приходилось продираться через воздух, теряя куски. Маг даже не был уверен, что расслышал каждое в отдельности правильно, только старался уловить суть.
  - Халатности, вы сказали?
  - ... с регламентом. Принимая во внимание создавшуюся ситуацию, вам будет предоставлен трехмесячный отпуск с сохранением жалования и довольствия....
  Вот уж отпуску он был бы сейчас рад как лошадь бойне.
  - Поймите, мои жена и дочь...
  - ...Государство также компенсировало вам неудобства в размере ста гильдеров. Ваше ходатайство не может быть удовлетворено. Разбирательство пройдет внутри ведомства, да возьмите, наконец, в толк, что полиция никогда не пустит армию в свою епархию! Имперская канцелярия и управление 'Цет' и так проявили к вам всю мыслимую лояльность. Вам следует об этом помнить, господин Крэссэ.
  - Говорите со мной не о ста гильдерах, а о гибели шестилетней девочки, прошу вас...
  - Вами получена максимальная возможная компенсация для поданного Его Величества, не имеющего дворянского происхождения.
  - При чем здесь происхождение, когда...
  - Вы ведь натурализованный подданный, господин Крэссэ?
  - Да, я заплатил все пошлины и работаю на Его императорское Величество с четырнадцати лет, я, прокляни меня бог, думаю на вашем языке, не на своем!
  - В таком случае, вам было бы разумно доплатить еще и сменить фамилию на более благозвучную. Это избавило бы вашу семью от подобных эксцессов.
  Мир будто подернулся серой пеленой. Только красная окантовка мундира и накрашенный алый рот почти светились, эдакие кровавые бреши в реальности.
  Эксцессы. Ошибки. Халатность. Какой-то адский парад эвфемизмов, из-за которых скалился черный зев печи. Наяву он ее никогда не видел - и даже не был уверен в ее существовании - но в его снах та хохотала каждую ночь.
  - Что вы сказали?
  - У вас проблемы со знанием языка?
  Наклз несколько раз сморгнул. Мундир на женщине делался то голубым с красным, то серым с фиолетовым. Поверхность стола тоже менялась: бумаг становилось то больше, то меньше, печати появлялись и исчезали, он видел и не видел тяжелое пресс-папье с лебедем, раскинувшим крылья, и какой-то странный пробор, ни на что не похожий и издающий гул. Комната вообще плыла, при этом странным образом оставаясь плоской и неподвижной, как фон картины. Перспектива хаотически изламывалась, щадя только одно - стол и куклу за ним.
  Ту же самую, просто в другой коробке.
  - Что?
  - Разговор окончен. Вывести.
  Прошение, которое Наклз прятал в кармане мундира, почему-то оказалось холодным, с острыми краями. Он не мог сообразить, как это получилось и прилично ли отдавать его в таком виде. Пока маг медлил, какой-то служащий - тоже тусклый, как мир вокруг - толкнул его в сторону выхода.
  - Давай.
  - У рэдцев всегда проблемы с человеческими языками, - скривившись, сообщила женщина кому-то. - Прочь!
  'Прочь!' прозвучало разом на морхэнн и на аэрди, заставив расслаивавшуюся картинку перед глазами на мгновение обрести какую-то целостность. Наклза не интересовали статисты с пистолетами, а вот кукле пора было отправляться в коробку, к ошибкам, халатностям, эксцессам и собакам, не владеющим человеческими языками.
  В прошлый раз он, кажется, ограничился тем, что швырнул ходатайство в лицо майору А.Кийар, оно не долетело, но тут удачно подвернулся тот самый лебедь, расправивший крылья. Вышло очень даже символично. Теперь, наученный опытом, маг озаботился тем, чтобы прошение гарантированно достигло адресата, прыгнув с ним вместе. Бумага, к его удивлению, распорола выставленную вперед руку куклы не хуже ножа. Шарнир на запястье взорвался алыми брызгами.
  'Хорошие декорации'.
  Маг пролетел через стол, скользя по документам, сбил на пол странный прибор с катушками и упал сам, запнувшись о что-то тяжелое и неуместное. Шашка в ножнах.
  В стену рядом клюнулась пуля. Еще одна выбила щепки из стола.
  Пока его спасало то, что в карманах хватало острой бумаги, а попасть в него, забившегося между столом и стеной, прямо сейчас могла разве что кукла со сломанным шарниром. Она, несомненно, сообразила бы это - куклы ее породы были злые, но не глупые - поэтому маг, извернувшись, вогнал лист ей в бедро так глубоко, как сумел. Бумага хрустела и скрежетала, как ломающаяся глина. И, кажется, он здорово порезал пальцы.
  Скорее всего, конструкция государственной куклы не предусматривала криков, потому что он ее не слышал. Даже пули решетили стол и стену над ним безо всякого звука, будто кто-то шутки ради его отключил. Очень странная сцена, наполовину реальная, наполовину нет. Страха он не ощущал, оглушенный то ли успокоительным, то ли мыслью, что на спектакле нельзя умереть по-настоящему. По завершении участники отправляются по своим коробкам, и умирают там парой часов позже, после допроса, в четыре утра, когда небо самое черное.
  Кукла, неловко опираясь о стол, вскочила на ноги. Левой рукой навела на него пистолет и спустила курок.
  Сухой щелчок осечки.
  Магу сделалось смешно. В первый раз кукла тоже стрелять пыталась. Можно подумать, не знала, чем он на хлеб зарабатывает. Впрочем, долго удивляться она не стала и сперва опрокинула на него стул и все, что оставалось на столе, а потом левой рукой схватила ножны с шашкой.
  Ножны он уступил без боя, а вот в эфес вцепился как бес в грешника. Сам он вряд ли извлек бы шашку в таком ограниченном пространстве и неудобной позе, но кукла с пониманием отнеслась к его трудностям. А, когда сообразила, к чему дело идет, стало уже поздно. Маг дернул оружие в сторону, сбивая на пол ножны, и рывком достал куклу по щиколотке. Металл заскрежетал о кость. Та, наконец, рухнула, как подкошенная. А он, благословляя прочное дерево и добротную работу мастера, высунулся из-за стола. Ему только и требовалось, что увидеть статистов.
  Щелк. Щелк.
  Те, надо отдать должное, не растерялись. Маг увернулся от часов, которые вполне могли бы снести ему голову, попади они в цель. Спину обдало щепками. Второй вообще продемонстрировал недюжинную изобретательность и метнулся в спальню за кочергой или что он там нашел подходящим.
  А был бы совсем умным - выскочил бы из зоны прямой видимости и бежал бы не в спальню, а в коридор, вниз по лестнице и прочь отсюда.
  Маг совершенно успокоился, сосредоточившись на двух целях. В лагере у них это называлось 'учебными стрельбами'. Разумеется, они там никогда не стреляли, но, видно, такое у военных имелось чувство юмора. Да и натюрморты, остающиеся после их тренировок, частенько выглядели так, что лучше бы по людям и правда из винтовок палили.
  Первому больше не пригодилось бы сердце, а второму - легкие. Не то чтобы ему уж очень хотелось посмотреть, как тот их выкашливает, корчась от боли, но они же смотрели, как кукла делала что-то очень дурное.
  Статисты оказались на редкость живучи, но маг вовсе не собирался совершать ошибку новичка и подходить к ним на расстояние, с которого можно ударить физически. Грубая сила работала в обе стороны, и легче подождать три минуты, чем потом месяц лежать в гипсе. Это он тоже в лагере проходил и крепко запомнил.
  Их, конечно, можно было застрелить, расклинив пистолет, но тратить силы не хотелось. Когда оба, наконец, улеглись лицами вниз, маг решил, что дальше не последует ничего интересного.
  Он развернулся к кукле. Шашка оттягивала руку как нечто чужеродное. До чего неудобное, некрасивое и непрактичное оружие. И надо же с таким пафосом волочь с собой этот выкидыш темных веков.
  Форма куклы, наконец, перестала рябить в глазах, сделавшись более-менее красной. Ее изначальный цвет большого значения не имел.
  - Пора в коробку.
  - Ты в своем уме, ты что творишь?!
  Кукла оказалась умная. Не дергалась, только зажала рану на ноге, чтобы не терять кровь. Как будто она бы ей еще пригодилась.
  - С тебя шкуру спустят, а ну стой! Стой!
  Оставалось дождаться 'фу!' Хотя он гораздо чаще слышал 'фас!'
  - И девку твою найдут, ты что, думаешь, тебе все ее космы отдали?!
  Реальность снова со скрежетом поехала куда-то в сторону, майор А.Кийар убралась в коробку, громко захлопнувшуюся за ней, а приемная имперского чиновника военной юстиции сузилась, вытянулась, потускнела и превратилась в обыкновенный кабинет жилого дома, пусть и ободранный так, словно внутри взорвался заряд шрапнели.
  Наклза, скверно понимающего суть этих метаморфоз, немедленно затошнило, то ли от дикой головной боли, то ли от запаха крови и прочего содержимого человеческих организмов, совершенно невыносимого.
  Женщина, еще живая, смотрела на него широко распахнутыми глазами:
  - Я никому не скажу, что ты знаешь аэрди. Останови кровь. Ты получишь золото, или карточки, или...
  Она скрипела и клацала зубами, говоря. Лицо у нее сделалось белее полотна, правая рука безжизненно висела, у запястья рассеченная рваной раной, в бедре торчал кусок керамического горшка. Это было бы смешно, когда бы не было так страшно. Лужа крови на полу под ней казалась огромной как пруд.
  - Ты разведчик, да? Надо же, так близко... Тогда почему ты не сказал? Мы союзники, положи же шашку, тебя шатает. Неужели имперец? Не похож...
  Наклз левой рукой потер виски. Правая все еще болталась, как чужая, под весом шашки.
  - Да нет. Я дорогая ошибка имперской юстиции. Меня здесь вообще нет.
  - Чему ты улыбаешься? На кого ты смотришь?!
  Наклз несколько раз сглотнул. Потом решил, что нет, блевать все-таки не будет. Присел на корточки напротив женщины, на расстоянии вытянутой шашки. Даже полураздавленная змея могла ужалить.
  - Я задам вопросы, ты ответишь и получишь легкую смерть.
  - Даже жизни не пообещаешь?
  - Я не отпускаю злые мельницы. У южан своя концепция, что вы такое.
  Женщина сощурилась, а потом вдруг улыбнулась, вернее, оскалилась:
  - Валяй свои вопросы и отдай мне оружие. Без тебя, ублюдка, к богам постучусь.
  - Что ты знаешь о 'мире и перьях'? Это какая-то ваша нордэнская идиома?
  - Нет. Во всяком случае, я такой идиомы не слышала. Как это звучало в оригинале?
  - Не имею понятия. Но вы правда знаете, как умрете?
  Нордэна фыркнула.
  - Да уж, наверное, без подробностей, иначе стала б я к тебе тащиться. Но да, говорящие с Вьюгой могут знать такие вещи.
  - И что убьет тебя?
  - Мертвая женщина и холодная сталь. Как романтично звучало-то. Смерть от кусков цветочного горшка мне как-то предсказать постеснялись.
  - Не маг, не жадность, а мертвая женщина и холодная сталь?
  - Знай я про мага и жадность, дома бы сидела, говорю тебе. Что, баба бывшая на меня похожа? Сочувствую!
  - А как Эвеле умрет?
  - Это не те разговоры, которые мы ведем за обедом. По слухам - попадет под жернов.
  - Не волк сожрет?
  - Я со свечой не стояла, когда ему на судьбу ворожили. К тому же, раз ты этот вопрос задаешь, волк его, похоже, уже сожрал. Или пес. Что ж, и жрицы ошибаются. Да и сами боги, видать. Мне больно, отдай шашку.
  Наклз скользкими от крови руками шарил в верхнем ящике. Поверхность столешницы и стенка за его спиной были буквально изъедены пулями. Но, видимо, толстые стены, приглянувшиеся ему еще при первом знакомстве с домом, в сочетании с законопаченными и закрытыми ставнями окнами сослужили добрую службу, заглушив звуки борьбы. Во всяком случае, молодчики с набережной не торопились прийти на помощь своим господам.
  Он очень неудачно порезал пальцы: в рану, похоже, попала керамическая крошка. Склянки, и без того скользкие, сделались увертливыми, как живые существа. Маг молча рассовывал их по карманам, молясь, чтобы не уронить. Возможности пополнить запасы в обозримом будущем ему бы не представилось. Карточки, заляпанные кровью меньше остальных, он прихватил с пола. Кто знает, чем пришлось бы расплачиваться в пути.
  Закончив, он отошел от стола и швырнул женщине шашку.
  - Бери.
  - Ты не выедешь из города, маг.
  - Тебе какая печаль?
  Нордэна, уже даже не белая, а какая-то серая, точно отражение в мутной воде, фыркнула:
  - Да никакой. Печаль - это по вашей части. Я сяду пить даггермар и рассказывать сестрам, как меня накололи. Нужно потренировать улыбочку. Оставь меня.
  - У тебя мало времени на тренировку, я поджигаю дом.
  - Серьезно?
  - Почему ты думаешь, будто кто-то захочет жить там, где вы гадили?
  - Мои поздравления, в твоей грязи наша кровь все-таки есть. Рассуждаешь прямо по-нашему.
  Наклз, поморщившись, поднял два пистолета, принадлежавших Ульфу с товарищем, и вышел. После разговора с северной ведьмой он чувствовал себя так, словно в грязи извалялся. И все пропахло кровью.
  Керосин казался не таким уж плохим выходом.
  
  Наклз покинул город в крытых санях, на которых прибыли гости. При наличии пистолета и умения останавливать сердца взглядом - а маг продемонстрировал оба своих преимущества разом, поскольку парней у входа как раз было двое - уговорить возницу оказалось не так сложно. Коронное 'полторы секунды на мразь я всегда найду' всегда неплохо работало. Дальше оставалось только швырнуть спичку в открытые двери и услышать гул пламени.
  По такой погоде разгоралось бы долго, надо думать, время потренировать улыбочку у нордэны осталось бы. Наклз, уходя, также позаимствовал документы ее спутников, фотографический альбом, столь милый Магрит, клей и маникюрные ножницы. При помощи этих нехитрых приспособлений он собирался обзавестись новой метрикой, минуя официальные каналы. Вряд ли она выглядела бы убедительной, но тут снова всплывали два упомянутых преимущества. Сомнительно, чтобы проводник поезда стал рисковать жизнью по таким пустякам. Магу только и нужно было, что найти удобный полустанок не слишком близко от города, но и не слишком далеко.
  - Куда путь держим-то?
  Пожалуй, лицо с простреленным виском впервые показалось Наклзу если не родным, то, во всяком случае, симпатичным:
  - На запад, конечно. К Дэмонре, куда ж еще.
  Доппельгангер, вольготно развалившийся на сидении напротив, понимающе кивнул:
  - Слышал, там будет пирушка.
  - Я думаю, меня можно считать приглашенным заочно.
  - Нас.
  - Нас.
  - Отрадно. Возможно, ты даже научишься веселиться. Пора бы. Время заканчивается.
  - У нас или вообще?
  Доппельгангер рассмеялся, радостно и заливисто, как ребенок услышавший нечто невообразимо смешное:
  - Все тебе расскажи! А это как пойдет. Не только мы планируем как следует поразвлечься. Хочешь бесплатный совет?
  - Проехать еще часок, а потом заставить возницу распрячь лошадей, пристрелить его и ту, которая понравится мне меньше, а на второй добраться до железнодорожного полотна?
  - А на вторую труп привязать, пусть весит столько же, сколько лошадь со всадником и скачет себе в другую сторону...
  Наклз фыркнул:
  - Никогда не думал, что это скажу, но ты не худшая компания в дороге.
  - Уверен, ты слыхал, что мертвые не выбирают ни дороги, ни компании. Но это не всегда плохо.
  
  3
  
  - Дэм, не подождать ли рассвета?
  - Если ты думаешь, что взойдет солнышко и у меня внезапно решатся какие-то проблемы со зрением и мировосприятием, это не так. Я прекрасно вижу, о ком ты говоришь, Магда, и метрику спрашивать ни у кого не собираюсь: у нас тут не инспекция в борделе.
  - Час погоды не сделает, а тем, кто уходит в темноте, труднее найти дорогу к богам.
  - Жить надо нормально, чтобы потом дорогу к своим богам не искать с такими сложностями! К тому же их милосердный Создатель оформляет новоприбывших по другому принципу. Мы здесь, если подумать, чистой благотворительностью занимаемся. Сейчас ублюдков мучениками заделаем, тут-то нужные врата и откроются... Без нас их бы пограничный контроль отшил, как пить дать.
  Магда, явно недовольная, спорить не стала и отошла, уткнувшись носом в воротник. Дэмонра нахмурилась, злясь, что этот разговор вообще состоялся. Даже имея неоспоримое преимущество в академическом образовании, в вопросах милости любой небесной канцелярии - кроме их, северной - она подруге уступала. Магда разбиралась в милосердии лучше нее хотя бы потому, что понимала эту концепцию на земле. А она сама только не лила крови там, где ее можно было не лить, что являлось скорее результатом какого-то извращенного чувства приличия, унаследованного от министра-папеньки. Наследство генерала-маменьки всегда нравилось ей меньше и пригождалось - больше.
  'Вьюга будет, вьюга будет, вьюга будет хороша...'
  Намурлыкивать детскую песенку куда полезнее, чем догонять Магду и что-то ей доказывать. Особенно в случае, когда ищешь не победу в споре и не правду, а индульгенцию.
  Дэмонра проследила, как несколько мужиков Кассиана уводят скотину подальше от огня. Вот уж тощие коровенки, овцы и свиньи точно никак не участвовали в подвигах Маркуса и в чужую форму не рядились. И они едва ли научили бы своих потомков - телят, ягнят да поросят - мстить проклятым захватчикам. С ними все было понятно. Впрочем, местные подростки крыли солдат такими словами, что и с ними все делалось понятно даже самым непонятливым. Коме таких, как Магда, конечно.
  'Вьюга будет, будет вьюга...'
  Женщины постарше, сгрудившись в кучу, молчали. Дэмонре оставалось только поблагодарить богов за отсутствие здесь совсем уж стариков и детей - не домашняя скотина, Кассиану с наказом блюсти не подаришь.
  'Вьюга будет хороша...'
  Дэмонра, поняв, что напевает уже почти в полголоса, замолчала и потянулась за сигаретами. Впрочем, тут хоть пой, хоть волком вой, а расклад выходил никудышный даже не с моральной, а с чисто практической точки зрения.
  Прогрессивных фонарей в будущем земном раю без господ, черных и прочей сволочи, конечно, не нашлось. Как и умельцев сколотить виселицу из воздуха. Конечно, всегда оставался вариант приглядеть подходящее дерево, но Дэмонра не имела соответствующего опыта и даже примерно не могла прикинуть, на сколько растянется повешение без малого сотни человек. Да и не то, чтобы очень хотела этим заниматься. Мать за сходные подвиги получила генерала, но то были другие времена. А сама она скорее получила бы пощечину или пулю в спину, в зависимости от того, на кого бы нарвалась раньше: на чистоплюя или на прагматика. Сотня душ - не шутка даже по специфическим нордэнским меркам.
  'Пить будем, гулять будем, а придет пора...'
  Песня крутилась в голове на манер поземки.
  В конце концов, все выходило не так уж сложно.
  Большинство из тех, кто держал в руках оружие, погибли в бою или уже умерли от ожогов - медицинской бригады они с собой по понятным причинам не захватили - а с оставшимися следовало что-то сделать, и сделать быстро.
  Грязь можно было легко спихнуть на ребят Кассиана - вот уж кто не стал бы метаться интеллигентно: им что кур резать, что людей. И ничто не убедило бы Дэмонру в обратном. Да и они собирались потом здесь жить, не она, чего бы ей им место расчищать. Нордэны с калладцами и так объяснили рэдцам, что воровство - это преступление, а не милая народная традиция, и обеспечили три класса образования даже нищим. Только бомбы в благодарность и получили.
  Дэмонра решилась. За дело мстят или нет, а все-таки карательные операции армию разлагают. Она еще девочкой такой фокус видела, вот уж рыба с головы гнила так гнила. Мать бы подтвердила.
  - Все связаны и построены на площади. Приказ?
  Крессильда Виро хмурилась, но это вполне могло объясняться внушительным синяком, украшавшим ее лицо. Он переливался всеми оттенками фиолетового и живо напоминающей о Маэрлинге в лучшие дни. Последний, к слову, второй час страдал в остатках кустов неподалеку и покуда не торопился вернуться к делам земным.
  - Вешать долго. Пока мы управимся, к нам белокрылые прилетят и советами замучают.
  Та кивнула.
  - К стенке?
  Дэмонра поморщилась.
  - Патроны на грядках по весне не вырастут, сама знаешь.
  - Даже если бы я рассматривала вариант поступить с ними так же, как их, гм, боевое крыло поступило с Красным Логом - церковь все одно уже сгорела.
  - А ты бы рассматривала?
  Крессильда дернула щекой и тут же скривилась от боли.
  - Не хочу делать вид, что я лучше, чем есть. Скажем, порезвись эти ублюдки у нас - очень возможно. Но здесь мне не дом и те люди мне не братья.
  'Честно. Или, по крайней мере, доходчиво'.
  Крессильда не хуже нее знала, что скоро нигде у них не будет дома. Гремящие моря допоют колыбельную и похоронят тысячу лет нордэнской истории. А Каллад - он вроде арендованной дачи, где они очень стараются казаться своими и защищать ее лучше хозяев, вот и выглядят в глазах большинства как цепные псы.
  - Хотя ту беременную я бы все-таки не трогала, ребенок не при чем, - добавила капитан.
  - Слышу в тебе национальную сентиментальность.
  - Скорее зависть, но это неважно. А ее образованная подружка, к слову, из Каллад-на-Моэрэн.
  - Это я поняла, как только она рот открыла.
  - Так какой приказ?
  Дэмонра выкурила сигарету, уже, наверное, пятую за ночь. Горло с непривычки саднило, а, может, начиналась простуда. Все же месяцы в холодном каменном мешке не пошли ей на пользу.
  - Сколько их там всего?
  - Восемьдесят четыре. Возрастной и половой состав интересует?
  Сволочь была Крессильда, знала же, что на такой вопрос 'нет' она не ответит, если только не хочет расписаться в полной потере человеческого облика.
  'Это не невозможно, но преждевременно'.
  - Допустим, из праздного любопытства.
  - Тринадцать мужчин, большинство ранено, сорок семь женщин, в основном в возрасте - местное хозяйство обеспечивали - восемь подростков мальчиков и четыре девочки. Ну и двенадцать человек из ставки, включая главаря, его, гм, жену и машинную барышню. Троих мы убили при штурме. Из дюжины половина ранена, вторая, гм, страдает желудками или муками совести.
  Дэмонра, выругавшись, отшвырнула окурок. Они не могли здесь куковать до лета, решая неразрешимые морально-этические вопросы.
  - Тут найдутся какие-нибудь ящики? Мы армия и виселицы сколачивать не подряжались, так вздернем, веревки есть и перекладины найдутся. Много чести.
  - Всех? - Крессильда, надо отдать должное, не ахнула и жалостливую мину не скорчила. Но глаза у нее сверкнули. Вопрос ее, впрочем, не содержал гневного отрицания, скорее удивление.
  - Всех, кого надо.
  'Через пять дней придет тепло. Но это ничем не поможет, земля проморожена и урожая никакого не будет, соседи их встретят вилами, и вообще это то же убийство, но отложенное во времени и размазанное по другим ответственным...'
  - Пойду с Маркусом потолкую напоследок, а вы организуйте пока ящики. Двадцать пять штук будет довольно.
  
  Для своего статуса Маркус выглядел человеком на удивление интеллигентным, разве что испитым. Такое лицо легче представлялось в банке, конторе или редакции, чем в его нынешних обстоятельствах. И для будущего покойника держался он неплохо, разве что все время косился на Марину, скулящую у него под боком. Но ему хватало ума ее не утешать.
  Вот уж кого боги миловали, послав детей. Если бы не явно видимый живот, эту красотку Дэмонра бы вздернула первой и, возможно, даже лично петлю бы накинула.
  - Пшла отсюда, - процедила она на рэдди.
  Марина, моргнув, несколько секунд смотрела на Дэмонру совершенно пустыми кукольными глазами. Не узнала.
  'Надо было ее еще на той станции стрелять. Как она называлась? Мильве?'
  Нордэна поймала себя на странной мысли, что ее воспоминания как чужие. Тусклые, оборванные. Словно она знала свою жизнь в чьем-то не слишком связном пересказе.
  'Прыжок с поезда, скачка через поле. Уборная на вокзале, крысы. Платки. Эрвин со шлюхой скандалит'.
  А прошел-то всего год. Каллад уходил куда-то очень далеко, куда раньше ушли черный песок и серое небо Дэм-Вельды. Картинки остались, содержание исчезло. Дэмонра предпочла дальше об этом просто не думать, чтобы случайно не додуматься до чего-то эдакого, решаемого исключительно посредством пули в висок.
  - Ты меня слышишь, курва? Встала и отошла на десять шагов, иначе тебя волоком оттащат. Олаф, бес дери, да убери ты эту с моих глаз!
  Маркус, сидевший на уцелевшем плетне, не шелохнулся. Какое-то самоуважение у этого человека, по-видимому, имелось. Большинство из тех, кого они взяли в ставке, когда очнулись и сообразили, на каком они свете и что им за это будет, заблеяли как овцы, на все лады повторяя 'не знали, не ведали, не виноваты'. Этот хоть знал, ведал и был виноват.
  - Где Нордэнвейдэ?
  - Кто?
  Дэмонра и дала бы ему по морде для улучшения взаимопонимания, да Эрвин действительно мог не представиться своей новой фамилией.
  - Эрвин. Он же Эжен. Органиста сын. Ваш ряженный 'калладец'.
  Маркус тяжело вздохнул:
  - Не знаю.
  - Ты же понимаешь, что я ей мозги вышибу у тебя на глазах и мои боги мне это отпустят, потому что вы не люди?
  Тот даже не дернулся:
  - Мы, наверное, и правда не люди, а где Эжен я все равно не знаю. Он с Красного Лога не вернулся.
  - Твой был план?
  - Густава, вы его застрелили. А, впрочем, все равно что мой.
  Дэмонра кивнула.
  - Как Эрвин на это согласился?
  Мужчина пожал плечами:
  - А как я? Да так же. За неимением лучшего.
  - Чушь.
  - А что мне еще сказать? Что бес попутал? С похмелья не проспался, мозги пропил?
  - Даже 'мозги пропил' звучит лучше, чем этот ваш несчастный, вечно виноватый бес.
  - Если я скажу, что мы собирались ограбить, никого не убивая, вы же не поверите?
  - Не поверю. Для такого миролюбивого плана уж очень сноровисто вы убили. Ты вообще в курсе красочных подробностей?
  - Не надо...
  - Нет, надо. Если вдруг тебе что-то недосказали: людей как овец в загон запихали в деревянную церковь, заколотили и подожгли. Как думаешь, по такой погоде она долго горела?
  Маркус, опустив лицо, молчал.
  - Считаешь, у меня есть хоть одна причина не поступить так же?
  Тот, наконец, рассмеялся:
  - Слишком маленькая часовня. И вы спалили ее преждевременно.
  - Туше. Но скотину гонят не в церкви, а в хлева, не обольщайся. Так что ты обещал Эрвину за участие?
  - Да ничего! Он ничего не просил и не хотел! Он от порфирии загибался, я его при знакомстве из петли вытащил, ничего он не хотел! Шел себе как лошадь на бойню...
  - Петли?
  - Он за конюшней вешался! Прежде чем с меня спрашивать, как я его в это втянул, вы себя спросите, как он до петли дошел, если весь ваш такой офицер блестящий, гордость армии?! Что вы сами-то с ним сделали, раз он, в Создателя веруя, в петлю полез?!
  - Ну, раз людей в церкви жег, не очень-то он и веровал...
  - Да он Паулю глаза хлыстом выбил за ту церковь и удрал! Я Эрвина знаю, он овцу бы не зарезал, пока та бы его не боднула десять раз, а вы говорите - церковь жег!
  Не то чтобы эти новости для Дэмонры существенно меняли дело, хотя поверить в них она могла. Нордэна не знала Эрвина достаточно хорошо, чтобы с уверенностью судить о его характере и мотивах, но голову свою бы поставила против трех кольде, что жестокости он начисто лишен, даже той доли, которая необходима для выживания. Этим Эрвин напоминал Наклза и помимо ее воли вызывал симпатию. Такое же отчаянно огрызающееся травоядное животное в мире хищников и падальщиков.
  А все-таки Каллад Эрвин покинул и к инсургентам приткнулся. В форму вырядился, на дело пошел.
  - Ну и где же ваша слепая жертва обстоятельств? Для сверки показаний.
  - Да той ночью и помер.
  Дэмонра фыркнула, но воздержалась от многоумных комментариев в духе 'бог шельму метит'. Случалось это в одном случае на тысячу, обычно шельмам приходилось разбираться между собой без божественного вмешательства.
  - Это ничего не изменит, так что можешь сказать мне честно. Что ты думаешь об этом своем плане теперь?
  Маркус, наконец, сплюнул в почерневший от гари снег:
  - То же, что и вчера, и позавчера, и неделю назад. Лучше б я сдох за день до того, как на него согласиться. И Густава прибил.
  - Форму где достали?
  - Густав знал, я не знаю. Не спрашивал. Дурная была затея с самого начала, но, подумал, вдруг кривая выведет.
  - А она завела. Кривые обычно так и делают.
  Тот кивнул:
  - Просить вас пожалеть баб бесполезно?
  Дэмонра дернула щекой:
  - Просить меня пожалеть кого бы то ни было бесполезно. Пощадить, пожалуй, могу.
  - Тогда пощадите, они знать не знали...
  - Тебя и твою шайку повешу, - оборвала Дэмонра. - Тебя - последним. А перед этим объяснишь своим бабам, отчего так вышло.
  Смысл этого предложения до Маркуса, видимо, доходил долго. Потом он понял, замотал головой и разрыдался.
  - А не объяснишь - поищу подходящий амбар и время терять не стану.
  
  Ящики, бочки и прочие околохозяйственные надобности в достаточном количестве раздобыли быстро. Дэмонра критически оглядела ворота, которым предстояло стать пунктом пересадки между адом на земле и адом поглубже.
  Перекладина выглядела добротной и крепкой, троих за раз бы выдержала.
  Больше здесь смотреть было не на что. Нордэна отошла и закурила в стороне, прикидывая, что скажет генералу Вортигрену по возвращении.
  Ее взгляд остановился на чем-то лишнем. Каниан - как дурак, без шинели - стоял и смотрел на приготовления широко распахнутыми глазами. И выглядел здесь предельно чужеродным элементом. Дэмонра не в первый раз прокляла тот час, когда потащила его 'отрабатывать паек'. Имейся у нее мозги - посоветовала бы Каниану заболеть. Во-первых, ему тут не на что было смотреть. Во-вторых, ей после этой ночи было бы тяжелее смотреть на него. А ему на нее, надо полагать, еще и противно, в-третьих. Сплошные минусы.
  - Шинель, - негромко сказала она, проходя мимо.
  Каниан дернулся. Видимо, плохо понимал непоэтичную концепцию казенного обмундирования, в данном случае не вязавшуюся с джентльменством.
  - Вы не... пошутили?
  - Про то, что сами будете латать прорехи? Нет. Обоз белошвеек мы с собой не прихватили, а денщик вам не положен.
  - Что всех повесят.
  Да что там казенное обмундирование, Каниан, похоже, даже не понимал, что в принципе не имеет право задавать ей никаких вопросов во время операции. Тем более подобных, сильно похожих на обвинение. Точно ему мама подполковника купила, а устав почитать - не купила.
  - А там, откуда вы родом, что, петлей к государственной награде представляют?
  Каниан сощурился:
  - Там, откуда я родом, есть понятие судебной системы или хотя бы возрастного ценза!
  - Тогда у места, откуда вы родом, есть все шансы исчезнуть с карты в самое ближайшее время.
  Эфэлец, кажется, собирался что-то ответить, но только губы сжал и отвернулся. Дэмонра почувствовала малопонятную обиду. Ей, можно подумать, происходящее очень уж нравилось.
  Если они проиграют, тут все понятно - в Белоречье мирных борцов за свободу вырезали жестокие агрессоры, бешеные псы в человеческом обличье, наймиты Архипелага и далее по тексту половины либеральных газет последнего десятилетия. А вот если одержат победу - ох и здорово придется изощряться историкам и биографам, чтобы описать эту ночь пристойно.
  - Каниан!
  Тот оглянулся на оклик. Дэмонра скороговоркой сообщила на виари:
  - Это не представление, и ты за место не платил. Не смотри.
  Языком она владела, по меньшей мере, скверно. Так что немой вопрос на лице эфэлца отнесла на этот счет.
  
  Каниан решил Дэмонру не благодарить - 'спасибо' в создавшейся ситуации звучало бы не меньшим издевательством, чем предмет, за который его говорят - ограничился кивком и разыскал сначала свою шинель, а потом - Магду. Благо при ее росте сложным это не было. Та следила, как разномастно одетые мужчины - некоторых он помнил еще со времен своего 'плена' после ограбления кареты - таскали ящики. Учитывая, что неподалеку на фоне рдеющего неба чернела толстая перекладина ворот, с которых сняли створки и теперь сбивали остатки резьбы и прочих малопонятных Каниану завитушек, назначение у этих приготовлений, скорее всего, было самое прозаическое.
  Другое дело, что сотню висельников в разумные сроки здесь бы никак не разместили.
  Магда вполголоса переговаривалась с нордэной, чье лицо украшал уже налившийся фиолетовым синяк. Учитывая, какой гигант приложил ее о стенку на глазах Каниана, его скорее удивляло, что та вообще жива осталась и держится на ногах без посторонней помощи. Неподалеку у костра разместился десяток мужчин в белых балахонах поверх шинелей. Те, похоже, перекусывали, нисколько не обращая внимания на происходящее, точно они уже сыграли свою роль в кукольном спектакле и следующий акт их волшебным образом не касался.
  Каниану оставалось только от души позавидовать людям, способным здесь есть. Его мутило и без таких рискованных шагов. От запаха гари, масла и паленого мяса, от пробивающихся через гвалт всхлипов, от лающей речи калладцев и резких окриков на норди, в котором вообще было мало от человеческого языка. А еще этот поганый молоток стучал, отдаваясь в каждой кости. Вот уж непременно требовалось сбить с ворот финтифлюшки, прежде чем вешать, педанты бесовы.
  В сторону толпы, зажатой в кольце из винтовок, он вообще старался не смотреть. Тех, кого выволокли из усадьбы, кроме самого главаря и женщин, связали и держали отдельно, в непосредственной близости от высоких ворот. Так что догадливые уже сообразили, к чему дело идет. Спасибо хоть беременную и ее подругу отвели в сторону. Девушке с простреленными кистями оказали первую помощь и напоили медицинским спиртом, разведенным со снегом, так что она спала, укрытая чем придется. Ее товарка по несчастью сидела на каком-то мешке, раскачиваясь из стороны в сторону, как в полусне, и тихо подвывала.
  Наконец, стук на воротах затих и началось какое-то движение. Каниан, обернувшись, увидел, как споро разделяют на тройки двенадцать полуодетых мужчин. Руки у всех были связаны за спиной, и мало кто держался на ногах без посторонней помощи. Люди Кассиана щерились на них, как злые псы, а вот калладцы держались безучастно, от чего выглядели еще страшнее. Первые своих врагов хотя бы ненавидели, а вторые, похоже, считали себя чем-то вроде неба, наводящего справедливость.
  На рэдди Дэмонра говорила существенно лучше, чем на виари. Во всяком случае, тот неоспоримый факт, что истинного патриота к родной земле лучше привяжет петля, чем неволя, она озвучила четко и грамотно.
  Каниан понял, что его сейчас вывернет, как франтоватого аристократа, второй час страдающего в остатках кустов.
  - Желающие могут молиться вслух, - равнодушно добавила Дэмонра. Голос у нее сделался совершенно спокойным, даже скучным, как будто она просила передать сахар или сообщала, что начался снегопад. - Олаф, возьми кого-нибудь и давайте уже заканчивать... это.
  Спасибо, что на сей раз обошлось без веселых метафор. Каниан 'нордэнских гирлянд' вживую еще не видел, но уже был ими по горло сыт.
  - И Маркуса разместите так, чтобы он все отлично видел. Как из кесарской ложи в государственной опере.
  В отличие от упомянутого Маркуса, Каниана никто смотреть не заставлял, так что он отвернулся и пытался курить, каждый раз вздрагивая, когда из-под казнимых с грохотом выбивали ящики. Затянувшаяся веревка издавала характерное поскрипывание, порой заглушаемое хрипом, а порой нет. Толпа поначалу шумела и рыдала, потом сделалось довольно тихо. Треск. Скрип. Какой-то жуткий глухой звук. Тишина. Снова треск.
  И так двенадцать раз.
  - Оставшихся мужчин туда же. Олаф, давай. Маркус, я сказала - смотреть!
  На этот раз выкриков из толпы последовало много. В общем и целом, 'черной твари' и 'северной ведьме' желали сдохнуть в муках. Видно, поняли, что за мужчинами придет черед всех прочих.
  Каниан поглядывал на свой пистолет и думал, остановят ли казнь, если он сейчас развернется и снесет Дэмонре половину черепа. Его опыт в подобных делах и расстояние вполне позволяли это устроить. Пожалуй, эфэлца скорее останавливал тот факт, что как-то мерзко убивать человека из им же одолженного оружия, чем какие-то еще соображения. Но пистолет из кобуры он все-таки переложил в карман.
  'Если она прикажет вешать женщин, я выстрелю'.
  Треск. Скрип. Треск. Скрип. И над всем этим - непрекращающийся бабий вой. Бесконечно долго и страшно, как сон или бред.
  - Тех восьмерых туда же.
  - Подохни ты, сука!
  Каниан отшвырнул окурок и развернулся, нащупывая в кармане заляпанной чужой кровью шинели рукоять пистолета. Он в этой жизни умел только стрелять и должен был стрелять. Все разрешалось очень просто.
  Магда, как назло, практически закрывала Дэмонру. Каниану требовалось прицелиться, хотя бы пару секунд. А стрелять пришлось бы навскидку, если он рассчитывал успеть спустить курок: калладцы вряд ли стали бы с ним церемониться.
  'Магда, отойди. Отойди. Отойди же...'
  Система Рагнвейд с такого расстояния легко прошила бы и двоих, и троих. Но у Магды был муж, такой же румяный и веселый, как она сама, и, наверное, получились бы славные дети, когда все закончилось бы. Эта несколько медведеподобная дама с ямочками на щеках не заслуживала, чтобы ее пристрелили заодно с бешеной лисицей. Она, единственная из всех, относилась к нему по-доброму независимо от обстоятельств. Дэмонра удивительным образом металась между великодушием и бездушием, чем дальше, тем сильнее кренясь в сторону последнего, а Магда всегда оставалась ровно-ласковой, как тепло печки.
  'Ну прошу, ну что тебе стоит на полметра отойти...'
  Магда не отошла. Каниан еще надеялся как-то выгадать нужное мгновение, хотя умом понимал, что это бесполезно.
  - Олаф, пошли своих, в целых домах могут быть иконы. Кто готов поклясться перед Создателем, что сложит оружие - шаг вперед.
  - Да пошла бы ты...
  - Да я пойду. И вы пойдете. И матери ваши пойдут.
  - Сука!
  - Даю минуту на завершение экзистенциальных, религиозных и философских метаний.
  Каниан разжал пальцы, чувствуя, как их покалывает от напряжения. Судя по всему, хотя бы женщин Дэмонра вешать все-таки не собиралась, иначе не стала бы устраивать этот цирк с клятвами. И давала кому-то из них возможность сохранить сыновей. Вернее, сыновьям возможность остаться в живых.
  Толпа и кучка подростков перекрикивались. Каниан не совсем хорошо понимал язык, к тому же стоял гвалт, но общую суть уловить труда не составляло. Юность гордо желала пойти хоть в петлю, хоть на костер, зрелость увещевала, потому что и петель, и костров встретится еще довольно, а земля сама себя не вспашет и внуки на огороде не вырастут. Зрелость выражалась менее цветисто, чем юность, но смысл выходил примерно такой.
  - Минута вышла, - отрапортовала Дэмонра, все так же спокойно и скучно, хоть и достаточно громко, чтобы перекрыть многоголосье. - Вот, Олаф, подержи эту их.. гм, реликвию. Кто-то передумал умирать?
  На взгляд Каниана, формулировку она подобрала предельно неудачную.
  - Значит, никто.
  Нордэна все-таки выскользнула из-за Магды. В руках у нее поблескивали два пистолета.
  - Я!
  - И я!
  - Прекрасно. Отведите их в сторону, пусть не вертятся под ногами.
  - Остальных - вешать?
  Вопрос задал увалень, памятный Каниану еще по плену. Дэмонра называла его Олафом, хотя, судя по тому, как при этом всегда кривился ее рот, мысленно она что-то еще прибавляла.
  - Нет, ..., мазурку танцевать.
  Каниан, пользуясь заминкой, продвигался сквозь толпу в сторону нордэны. Не то чтобы ему так уж не терпелось ее застрелить, но лучше было располагать этой возможностью: кроме подростков-мальчиков там дрожали или кляли ее еще несколько девочек. К моменту, когда между ним и Дэмонрой оказалось около пяти метров, та поглядела на часы и фыркнула:
  - Ну да к бесам, мы и так задержались. Маркус, я сказала, куда смотреть!
  Мужчина, сидевший на бочонке как раз напротив импровизированный виселицы, дернулся, точно его ударили. Таких лиц у живых людей Каниан никогда не видел. Тот сделался даже не белый, а какой-то мертвенно серый. И это в месте, где все освещало красноватое пламя.
  Один из пленников, пока его волокли к воротам, лишился чувств. Нордэна, брезгливо дернув ртом, сообщила:
  - Засчитаем за глубокую переоценку ценностей. Убрать.
  Оставшиеся пятеро, связанные, с блестящими глазами и измазанными гарью лицами, застыли между столбов. За их спинами висело три петли и горело ослепительно-красное небо.
  Красиво держались, не отнять. Каниан не был уверен, что на их месте сумел бы так же.
  - Да здравствует сво...
  - Да пасть закрой, - лениво сообщила нордэна и вскинула пистолеты.
  Он видел, как Дэмонра стреляла по импровизированной мишени с двух рук. Здесь она делала совершенно то же самое. Выражения ее лица Каниан разглядеть не мог - та стояла к нему спиной - но поза была такая же, расслабленная, почти изящная, и пули летели так же метко. Ей, похоже, что вензель выбить, что лбы людям дырявить - все было едино.
  - Убрать. Маркус. Твой выход.
  Тот, пошатываясь, встал со своего импровизированного стула. Дошел до бывших ворот, аккуратно обходя брызги крови на снегу. Его трясло.
  - А теперь скажи этим людям, почему все случилось. Поклянись на иконе, чтобы потом не было вопросов. Спасением твоей души, вот ее жизнью, ну и вашим нерожденным. Я не знаю, как у вас тут делается, но мои боги такую клятву приняли бы как достаточную.
  Маркус повторил все, что она сказала, как большая механическая игрушка. Потом молчал секунд десять.
  - Мы, значит, с Густавом Красный Лог спалили. Черными оделись и спалили. Мы только хотели разжиться провиантом и... и рекрутами... п-потом, а убивать там никого не думали! Это... случайно вышло. И неслучайно вышло. Потому как, не пойди мы туда, такого бы не было. Черные много нам зла сделали и сделают, но за Красный Лог на них вины нет, там я один виноват.
  Если до этого люди всхлипывали, покрякивала от мороза, что-то бормотали, сдавленно рыдали, то теперь повисла мертвая тишина. В ней Каниан ясно слышал, как вдалеке потрескивает огонь.
  - Подтверждаю его слова, - прокомментировала Дэмонра, выдержав длинную паузу. Для человека, который только что лично расстрелял пятерых, она выглядела на удивление безмятежной, точно не людей убивала, а ногти пилочкой полировала в преддверие бала. - И, полагаю, вам нелишне узнать, что только что преставившиеся светочи - во всяком случае, дюжина из них доподлинно - согнали жителей Красного Лога в церковь и там спалили. Всех, не разбирая возраста и пола. Как я имела и имею полное право поступить с вами. У нас долгие счеты, но в свою грязь вы нас не тащите. Сами залезли и увязли - других не пачкайте. Что-то хочешь добавить, Маркус?
  Каниан бы не удивился, если бы в качестве последнего слова тот просто свалился с разрывом сердца. Но Маркус оказался покрепче:
  - Простите меня.
  Мужчина смотрел то на остов церквушки, то на толпу, но на толпу все-таки дольше.
  Дэмонра вскинула пистолет и выстрелила раньше, чем Каниан успел осознать происходящее. Маркус упал на бок, зажимая руками раздробленное колено. Нордэна, судя по напряженному выражению лица и все еще поднятому пистолету, раздумывала, не прострелить ли второе. Потом все-таки сунула оружие в кобуру.
  - Мы здесь закончили. Скотину у вас реквизировали за беспокойство, все вопросы к вашему командиру. Хотите, жрите его, хотите - друг друга. Расползетесь по соседним деревням - и там скажите, что за следующий маскарад убьем не всех мужчин, а вообще всех. А теперь мы уходим.
  Каниан невольно выдохнул. Он ждал последних слов как избавления. Они были произнесены - и все, можно поверить, что кусок Темных веков, каким-то капризом вшитый в их обыкновенное время, закончится, что наступит рассвет, что здесь еще как-то можно будет жить.
  К бьющемуся на грязном снегу Маркусу метнулась женская фигура, переваливающаяся неуклюже, как утка. Она что-то бормотала, заходясь рыданиями. Эфэлец отвернулся, чувствуя, что у него сейчас сдадут нервы и он сделает какую-нибудь глупость.
  - Готовность пять минут.
  Каниан, только и мечтавший убраться отсюда подальше, разочарованно вздохнул и извлек последнюю сигарету. За эту ночь он выкурил штук десять - весь свой недельный запас - и его мутило. Поджег. Затянулся. С неба снова медленно полетели снежинки.
  - Пожуй сухарь перед маршем вместо того, чтобы дымить, ты очень бледный.
  Магда, спокойная и деловитая, поправила ему ворот шинели, как будто ничего ужасного не случилось, а он был просто семилетний карапуз, собиравшийся покататься на санках. Каниан фыркнул, чтобы не разрыдаться:
  - Я не голоден, и курить мне давно можно.
  Еще он собирался попросить не относиться к нему как к несмышленышу, но осекся, увидев изменившееся выражение лица нордэны. Та смотрела на что-то за его плечом, и в ее расширившихся зрачках плескался страх.
  - Да твою же мать...
  Дальше она пролаяла что-то уже на норди. Каниан, обернувшись, поначалу не заметил ничего страшного из того, чего не видел бы раньше. Те же петли на перекладине ворот, те сложенные в сторонке трупы, похожие на какую-то адскую дровницу, тот же изувеченный мужчина и обнимающая его воющая женщина на фоне пожара, та же толпа связанных, полураздетых и замерзших людей. Зарево на полнеба. Едва слышная поземка, начавшая дымиться клубами, как если бы сам снег тоже горел. И ветер гонял пепел. Он понял это, только когда попробовал отряхнуть его со щеки, а белая пушинка вдруг обернулась серой грязью на пальцах.
  Каниан от неожиданности дернулся, словно та его укусила.
  Вот уж 'красный смех' калладцев вплелся в мир и дальше, наверное, пошел бы странствовать самостоятельно.
  Метель, успокоившаяся несколько часов назад словно для того, чтобы им было удобнее убивать и вешать, завихрилась с новой силой.
  Каниан не считал себя ни романтичным, ни тем более сентиментальным, но сейчас он, пожалуй, был готов согласиться с людьми, утверждающими, что они чувствуют ветер перемен, воздух времени, дыхание беды и еще тысячу и один бледный эвфемизм, даже близко не передающий ужаса неотвратимо наступающего будущего. Которого, как известно, нет, потому что оно в настоящем. Эфэлец смотрел на этот пожар, а видел еще и другие, близкие и далекие.
  Снег и пепел носились в воздухе вперемешку. Каниан будущего не знал, только как-то помимо логики понимал, что во мгле, которая окутает мир и его собственную маленькую жизнь, всегда будет частица этого пепла. Ее уже никуда не спрячешь и никак не поправишь, потому что добро и зло в вечности умножают сами себя и никогда не уменьшают одним другого. Даже если завтра он каким-то чудом изобретет аппарат, делающий из облаков муку и раздающий ее голодным, Белоречье это не отменит и не исправит, как Белоречье не отменило и не исправило никогда не виденный им Красный Лог, и тут уже не важно, вешала Дэмонра виноватых, невиновных или проповеди о любви к ближнему читала бы. Колесо ненависти завертелось, и их всех наматывало на это колесо.
  - Кресс!
  Каниан не знал, испугалась ли Магда того же чувства очень близко подошедшего конца всех развилок и перекрестков, что и он, но выглядела она так, как будто готова кричать. Он, наконец, разобрал, на что та смотрит.
  И в первые секунды глазам своим не поверил.
  Дэмонра быстро шла в сторону от места казни, не глядя ни на своих, ни на чужих. Собственно, уйти она успела довольно далеко, метров на тридцать, к самой границе видимости, и теперь вышагивала прочь по пустой улице, с двух сторон окруженной остовами домов. Над ее головой, как и над всеми прочими головами, с воем носились снег и пепел.
  Только по-другому.
  Провалиться ему на этом месте, но коловращение над ней выглядело до страшного упорядоченным. Над человеческой фигуркой медленно двигались четыре чудовищных крыла, тускло-белых на фоне бушующего серо-алого неба.
  Подбежавшая к Магде нордэна с синяком казалась такой же напуганной. Во всяком случае, ее лай звенел какими-то человеческими нотками. Каниан знал, как на норди будет 'Сумерки Владык' - его бабка была большая любительница обещать внуку день, когда прогремит беззвучный гром и закричит безгласный ворон - так что не удивился такому определению происходящего.
  Нордэн, надо полагать, учили, как встречать столь важные события. Обе резво - почти синхронно, словно заводные куклы - извлекли компасы, обратились лицами в одну сторону, как он понимал, на север, вытянулись в струнку, украсившую бы любой парад, четко и звонко завели речитатив, содержавший так мало гласных звуков, что для человека непосвященного тот мог сойти за изощренную пытку.
  Каниан имел счастье быть знакомым с северной, если так можно выразиться, культурой, поэтому не стал тратить время на изумление и душевные страдания. Магда и ее соотечественница читали отходную молитву, иллюстрировавшую, как мало надежд они питали касательно судьбы Дэмонры. Полная версия 'Прощения' занимала, по его детским воспоминаниям, около двух минут, для краткой хватило бы тридцати секунд. Преодолеть сорок метров по прямой и притоптанному снегу - требовалось, может, около пятнадцати. Чтобы поднести к виску пистолет и спустить курок, правда, было достаточно одной. Расклад выходил сомнительный, но Каниан все-таки рванул следом за Дэмонрой.
  Приди той в голову охота застрелиться после ночных подвигов, он бы слова против не сказал, но нечеткие белые тени в небе ставили под сомнение саму концепцию личного выбора этой женщины. Что настоящего, что совершенного несколько часов или дней назад.
  Дэмонра начала поднимать руку с пистолетом к виску. Большого простора для толкований этот жест не оставлял. Догнать и разоружить нордэну пристойным способом Каниан бы не успел никак, поэтому он просто прыгнул вперед что было сил. Врезался ей в спину, сбив с ног. Где-то между столкновением и приземлением в снег сухо треснул выстрел.
  Падение вышибло из легких остатки воздуха, плечо онемело от сильного удара и было неясно, попала пуля в нее, в него или ушла в пустоту, но в пистолет Дэмонры Каниан на всякий случай вцепился, чтобы не дать ей повернуть дуло каким-нибудь рискованным образом.
  Они немного прокатились под уклон, потом расцепились. Дэмонра шарила по снегу в поисках оброненного пистолета, Каниан ногой отшвырнул его подальше. Нордэна извлекла из кобуры второй, но тут и он не растерялся.
  Одно дуло смотрело в сердце, другое - в лоб. Пляжная история, изначально похожая на дурную комедию, явно собиралась повториться в виде трагедии. У северян чувства юмора не было, даже паршивого, и, похоже, с их богами дело обстояло так же.
  - Это все еще пат.
  Дэмонра, услышав речь, несколько раз моргнула, словно человек, просыпающийся с тяжелого похмелья. Потом отвела пистолет в сторону и затрясла головой, совершенно обалдело, как будто надеялась этим собрать калейдоскоп вокруг в некую определенную картинку. Посмотрела на Каниана, на часы, снова на Каниана. Выглядела она жалко.
  Если бы он своими глазами не видел мельницу в небе, то, конечно, решил бы, что нордэна успела чем-то накачаться за несколько минут, пока он курил. Но белые тени крыльев размером с гору сложно с чем-то перепутать. Правда теперь на их месте вихрилась обычная метель. Исчезли без следа.
  - Ты слышал... шум из-под земли?
  Каниан, спасибо бабке, понимал, что речь идет о легендарных жерновах, перемалывающих время. Он покачал головой.
  Дэмонра, похоже, хотела спросить что-то еще, но тут до них добежали Магда и ее товарка по молитве. Видимо, сочли, что краткой версии 'Прощения' здесь довольно и можно заняться живыми.
  Лай поднялся весьма эмоциональный. Магда трясла Дэмонру как куль с мукой, щупала, обнимала и рыдала. Программа мероприятий от второй нордэны отличалась разве что большей деликатностью исполнения и меньшим количеством слез, но, в общем и целом, выглядело все так, словно они вытащили подругу из проруби и обнаружили, что та чудом осталась жива. Слов он не понимал, но этого и не требовалось.
  Каниан лихорадочно соображал. У него имелась теплая шинель без знаков различия и очень недурные сапоги. Отличного качества пистолет с двумя запасными обоймами и пятью патронами в основной. В снегу в паре шагов от него валялся компас, очевидно, выпавший из кармана Дэмонры во время их возни. Солдаты остались за пределами видимости, а три нордэны меньше всего на свете были склонны уделять внимание какому-то молодчику в неопределенном статусе: они только что видели красочную прелюдию к крушению мира. И метель уничтожила бы его следы за несколько минут.
  Благодарность, которую Дэмонра нажила бы за свои ночные подвиги, была бы существенно меньше проблем, доставленных одним исчезновением. Да и они всегда могли сказать, что он погиб при штурме.
  Иными словами, момент для побега нарисовался как на заказ.
  Каниан наклонился за компасом. Покосился на нордэн, проверяя, не смотрят ли на него. Сделал несколько шагов в сторону остатков забора. Перепрыгнуть и рвануть через огород ничего не стоило.
  Он уже коснулся обгорелой перекладины, когда почувствовал взгляд в спину. Развернулся.
  Дэмонра, несомненно, успела бы предупредить товарок, что пленник убегает. Или могла выстрелить сама - с четырех метров она бы снесла ему голову даже из могучих объятий Магды. Но она молчала и просто смотрела ему вслед широко распахнутыми глазами, в которых вместо привычного холода стояла мольба. Каниан почему-то сразу подумал об умирающем животном.
  - Здесь много голодных волков.
  Это настолько не походило на классическое калладское 'стой! стрелять буду!', известное по всему континенту, что он от неожиданности даже кивнул. После этого демонстрировать чудеса акробатики и бега с препятствиями было бы попросту глупо. Каниан прислонился к перекладине и сделал вид, что вытряхивает снег, набившийся в голенище. Чувствовал себя не то вольноотпущенником, не то просто дураком.
  
  4
  
  Не считая разбитого лица у нордэны с необычно западным именем Крессильда, калладцы вышли из ночного боя почти невредимыми. Солдат, штурмовавший дом с Дэмонрой, получил неопасное ранение в плечо, еще двое оказались не совсем аккуратны с 'красным смехом', но больше порезались, чем обожглись, а трое подвернулись под вилы и прочий хозяйственный инвентарь обороняющихся. Даже увальни, явно захваченные калладцами из вежливости и использованные больше для обустройства виселицы, особенно не пострадали - только Олаф уже после казни совершенно по-глупому напоролся валенком на какой-то гвоздь, да еще двое его парней поломали ноги, сверзившись в погреб, куда полезли в поисках хозяйских пожитков. Такое везение, как быстро понял Каниан, объяснялось блестящей работой разведчиков - того самого мирно жевавшего у костерка десятка в белых тряпках. А также двумя легкими пушками, дружные залпы которых отбили у местных всякое желание драться и прорываться к выходам из села по дорогам. В конце концов, люди не могли знать, две калладцы прикатили пушки или двадцать две - боеприпасов на врагов те исторически не жалели - и проверять никто не рвался. Нападавшие же выжали все, что можно, из эффекта неожиданности и последовавшей паники: кругом все горит, артиллерия грохочет, черные шинели мелькают здесь и там, привычные окрики на морхэнн перемежаются совсем уж лаем на норди. На такое представление историческая память, надо полагать, взыграла даже у самых стойких. К тому же, ополчение и тем более гражданское население никак не могли тягаться с регулярной армией. Сам бой, по внутренним ощущениям Каниана, не длился и четверти часа, людей вязали дольше.
  Мельничные крылья в небе, закрутившиеся парой часов позже, Каниан с радостью списал бы на галлюцинацию, вызванную усталостью, но их видели еще как минимум двое. Скорее всего, удовольствием лицезреть предвестие конца мира он был обязан бабке и ее наследству в виде нордэнской крови. Во всяком случае, ни у калладских солдат, ни у рэдцев Кассиана и селян крылья из метели не вызвали ни малейшего ажиотажа.
  Магда велела о знамении помалкивать. Каниан, впрочем, даже не предполагал, с кем бы он мог поделиться этими совершенно потрясающими новостями. Олаф и компания за такие россказни, скорее всего, попробовали бы намять ему бока, а калладцы отправили бы в полковой лазарет, как помешавшегося на почве нервного потрясения. Скорее всего, некоторый скепсис нарисовался у него на лице, потому что Магда - все еще бледная и встревоженная - пообещала все ему объяснить, как только они окажутся в месте поспокойнее.
  Каниан, в виде исключения, даже поверил ей на слово.
  Для троих пострадавших соорудили волокуши, на такие же погрузили и девушку с простреленными кистями, все еще лежавшую в беспамятстве. Дэмонра, после попытки застрелиться и возни в снегу выглядящая несколько потерянной, безучастно взглянула на нее и ничего не возразила. Каниан не знал, радоваться или огорчаться. С одной стороны, в селе за той, скорее всего, стали бы ухаживать и уж точно не отправили бы на допрос. С другой же - без квалифицированной медицинской помощи у нее имелись все шансы остаться калекой, а хороший хирург, возможно, и собрал бы хоть что-то из остатков ее кистей. И в калладском госпитале она бы точно не умерла от гангрены.
  Каниан вспомнил, как еще недавно в виде особой милости - то есть когда дело пахло действительно серьезными неприятностями - на дуэлях дырявил противникам кисть левой руки. После ночного эпизода это уже не казалось такой безобидной и блестящей находкой. Раскаянья он не испытывал, скорее какое-то холодное понимание, почему с ним все происходит так, как происходит.
  'Сеяли мы ветер на всем божьем свете', - с неизменной гордостью говаривала его бабка. Как чуяла, ведьма проклятая. Вот уж кто сегодня на радостях танцевал бы, увидев в небе крылья.
  Каниан понятия не имел, кончается ли земная любовь землей или что-то остается в мире после нее, но ненависть уж точно легко переживала объект своего приложения. Как это всегда случалось, при мысли о бабке он ощутил бессильную злость, притушенную временем только отчасти. И, в качестве противоядия, вспомнил сестер. Младшие - от другого отца - были славные девочки, красивые и глупенькие, созданные для шикарных туалетов, салонных разговоров и необременительного супружества с богатым старым мужем. Не сказать, что Каниан их не любил - любил, конечно, но так любят скорее ласковых домашних питомцев - и уж точно никогда не уважал достаточно, чтобы хоть немного интересоваться их внутренним миром и мечтами, выходящими за рамки желаемых подарков на именины. Он понятия не имел, как Инэсса и Альма встретили свою судьбу - боролись ли, сдались, надеялись ли на спасение - и только узнав об их смерти понял, что, в сущности, вел себя с ними как свинья. Благовоспитанная и щедрая, конечно же. Если девочки, сидя в монастыре, от кого и ждали помощи, то уж никак не от него. Они к нему даже во сне не приходили. Только Ирэна - старшая - навещала часто. Подбадривала, отчитывала, а иногда просто кормила ленивую кошку, древнюю как мир.
  Бескровным личиком раненая девушка немного напоминало Ирэну. Каниану оставалось только благодарить судьбу за то, что он так и не увидел сестру в гробу. Ему уже кресла-каталки хватило.
  Наверное, если бы не это внешнее сходство, он бы не задумался, каково будет незнакомке проснуться посреди леса, на волокушах, в компании пары десятков мужиков, явно не грешащих наличием манер. Подходить к Дэмонре с просьбой велеть солдатам прихватить девушку с собой он разумно не стал. В лучшем случае, нордэна сообщила бы ему, что не видит смысла задерживаться из-за раненной инсургентки, по которой веревка плачет. В худшем - довела бы дело до конца, то есть без изысков пристрелила бы ее, избавив хирурга от лишних усилий. Поэтому Каниан, как ему ни хотелось упасть в ближайший сугроб и там уснуть, разыскал Магду и негромко спросил, может ли он остаться с людьми Кассиана и сопроводить пленную до лагеря, во избежание эксцессов.
  - Для 'эксцессов' сильно больно холодно, - возразила та. - К тому же, по рэдским меркам она некрасивая, ты мне поверь. И в твоем возрасте печально иметь так мало веры в людей.
  - Для моего возраста у меня приличный жизненный опыт.
  - Да неужели?
  - Конечно. С какого возраста калладцам наливают в ресторациях?
  Магда как будто задумалась на секунду:
  - В трактирах точно с восемнадцати. Но это только тем, кто не обладает красноречием и личным обаянием. А в Эфэле?
  - С двадцати двух.
  - Вот звери-то! - истово возмутилась она.
  - А я там с рождения жил.
  Нордэна некоторое время помолчала, размышляя, но, видимо, сочла аргумент достаточно убедительным:
  - Ладно, покараулишь эту барышню, гм, машинную. Но пистолет сейчас мне отдай.
  Смысла спорить Каниан не видел. Все равно, пойди что не так, одной обоймы для решения проблемы было явно недостаточно, а перезарядиться ему вряд ли позволили бы.
  - Пистолет полковника, - только и сообщил он, возвращая оружие.
  - Знаю, я ей передам. Как доберешься - найдешь меня. Я тебе приберегу лекарство от всех скорбей и, так и быть, метрику спрашивать не стану.
  Каниан не понял, считает Магда нужным обмыть грядущий конец света или его боевое крещение в храбром кесарском воинстве, но полагал оба этих повода в равной степени паршивыми. И все-таки кивнул.
  
  ***
  
  Изложение генералу деталей операции здорово напомнило Дэмонре гимназические времена. У доски ей порой случалось пересказывать строгому ментору и собственные измышления по мотивам учебника, но чаще - фантазии по конспектам Зондэр, так что она имела изрядный опыт в подобных делах. Разве что в этот раз источником ее вдохновения послужили Магда и Крессильда. Все было лучше, чем объяснять Вильгельму очень простую правду: нордэна не помнила ни минуты с момента, как спровадила Каниана подальше от импровизированной виселицы. Новости о том, что она, оказывается, что-то под ней бодро вещала, кого-то заставляла клясться на иконах, самолично расстреляла пяток подростков и в довесок снесла Маркусу коленную чашечку вместо того, чтобы снести голову, Дэмонра встретила с тем же изумлением, с каким человек непьющий и скромный слушает рассказы о своих подвигах, совершенных в алкогольном угаре. Ее первым связным воспоминанием была возня с эфэлцем в снегу, и, учитывая вскрывшиеся детали, она скорее удивлялась, почему тот попросту не выстрелил ей в спину и не удрал с пистолетом.
  Впрочем, теперь это все не имело никакого значения.
  - Хочешь что-нибудь добавить?
  Генерал, человек проницательный, надо думать, почувствовал ложь, хотя с формальной точки зрения все изложенное являлось чистой правдой.
  - Нет, господин генерал. По существу, мне добавить нечего.
  - В таком случае, можешь поделиться своей оценкой не по существу.
  А вот об этом у Дэмонры было время подумать по дороге назад. И еще те три часа, которые она пыталась спать, глядя в черный потолок.
  - Боевую часть операции, с учетом отсутствия потерь с нашей стороны, я оцениваю удовлетворительно. В остальном я совершила серьезную ошибку.
  - Остальному тебя не учили.
  'Это, интересно, в каком мире надо жить, чтобы из военных училищ выходили и с такими знаниями тоже?'
  - Прошу заметить, что и мою мать не учили, но у нее хватило ума перевешать студентов на фонарях безо всяких... ритуальных плясок. Мне вообще не следовало вступать ни в какие разговоры. Карательные операции и вопросы справедливости лежат в разных плоскостях, и пытаться связать одно с другим - опасная и глупая авантюра. Как керосином пожар тушить.
  Вильгельм ничего не отвечал. Надо думать, до нее здесь успел побывать Кассиан, довольный как куртизанка, получившая предложение руки и сердца от престарелого герцога. Будь Дэмонра собой, она, конечно, казнила бы Маркуса на месте. В ее задачи вовсе не входило разносить справедливость как дурную болезнь. И делать подарки Кассиану, а подарок вышел воистину шикарный. Олаф там политической программой не размахивал и не кричал, кто именно их послал, так что все, разумеется, сделали 'черные'. И по этой причине одному хитрющему лису в скором времени будет очень легко выглядеть светочем на фоне сволочей. Что местных, напаскудивших в Красном Логе, что заезжих, отыгравшихся в Белоречье.
  - Вопрос свободной Рэды сейчас последний на повестке дня, - устало заметил генерал. - Это все?
  'У меня провалы в памяти, во время которых я принимаю очень спорные решения и стреляю людей как картонные мишеньки. Что здорово помогает мне предсказывать погоду. Скорее всего, ближайшее время меня не будут брать пули, а потом я насмерть отравлюсь компотом или сверну шею на рыси. Чисто нордэнская национальная шуточка'.
  Определенно, эту мысль следовало сформулировать предельно аккуратно. И уже после того, как немногие преимущества ее положения будут использованы надлежащим образом.
  Дэмонра собралась с духом и поглядела генералу в глаза:
  - У меня есть твердые основания полагать, что через четыре дня наступит резкая оттепель. Позавчера уже было тепло, но похолодало. Так вот больше не похолодает.
  Вильгельм приподнял брови:
  - В самом деле? Можно узнать, на чем зиждутся эти твердые основания? Не думал, что я когда-нибудь это скажу, но... весна нам сейчас нежелательна.
  Из этого Дэмонра заключила, что твердого обещания прийти со своей армией Базиль Бризенгем пока не дал. Кто бы сомневался. Виарский герой стоял на границе, именуемой благоразумием, и, надо думать, не мог решить, какой Родине изменить, богоданной или благоприобретенной.
  Ему было под семьдесят, и Дэмонра бы поставила на то, что далекой черно-белой юности гранатовые сады и изумрудное море не победить. Жизнь в тысячу раз сильнее правды.
  - Оттепель начнется через четыре дня. И все, что сейчас лежит, растает в течение трех суток. Ларна разольется. Прочие реки - тоже.
  - Дэмонра, к твоему сведению, при штабе трое вероятностников, специализирующихся только на погоде, штаны просиживают! И каждое утро мне жалются, как девицы после того самого, что ни беса не могут сказать! У них там сплошные смещения, сопряжения и прочие совокупления!
  Нордэна молчала. Про смещения, сопряжения и прочие совокупления вероятностей она не могла сказать ничего, просто знала, что стают снега и разольются реки, как знала, например, что у нее мерзнут руки. Принципы анатомии для этого понимать совершенно не требовалось.
  - Ладно, - выдохнул Вильгельм, сердитый, как кот. - Ты совершенно уверена?
  - Абсолютно, господин генерал.
  - Ваши северные штучки?
  - Да.
  Вильгельм хмурился. В их случае информация о смене погоды могла считаться стратегической.
  - Мне нужно это обдумать. Что еще? По глазам вижу, что дела паршивые. Выкладывай уже, добивай!
  С последним все было относительно просто:
  - Я смертельно больна. На днях подтвердился диагноз.
  Лицо Вильгельма дернулось и застыло как маска. Только синие-синие, почти фиолетовые глаза горели:
  - Это такая шутка? - с некоторой угрозой поинтересовался он.
  'Ну если только иносказание'.
  Дэмонра покачала головой. Вильгельм мрачнел на глазах и явно ждал каких-то объяснений. Не дождавшись, зарычал:
  - Проверься в лазарете! Я выдам тебе вероятностника в частном порядке! Нашли, ..., когда болеть, чай не фрейлины Ее Величества!
  Вот уж вероятностник, надо думать, вышел бы с этой проверки седым. Дэмонра предпочитала коллег Наклза не обижать, прекрасно понимая, что их без этого раз и навсегда жизнь обидела.
  - Это не по той части, которую лечат вероятностники, господин генерал.
  - В каком это смысле?!
  Генерал выдохнул и перешел на тон ласковый, отеческий, каким говорят с недоразвитым, но все-таки любимым чадом:
  - Дэмонра, если ты где подгуляла, так это не приговор...
  Было бы очень удобно все свалить на порфирию, но, увы, Дэмонра хлестала даггермар с Маэрлингом на глазах у всего честного народу меньше месяца назад и дым стоял столбом только от сигар. Разумеется, генерал не обладал мерой наивности, необходимой, чтобы поверить, будто она лет пятнадцать упорно и последовательно не лечила сифилис, к тому же будучи помолвленной с родственником кесаря. Хотя золотопогонный кандидат в прогрессивные паралитики - это вполне в духе времени, газеты бы выли от восторга. Но, увы, на обыкновенный 'гусарский насморк' проблему свалить не получилось бы: требовалось нечто серьезное и неизлечимое. К сожалению, слово 'судьба' в справках не писали.
  С Вильгельма сталось бы отволочь ее к полковому врачу за шкирку - как-никак дочь подруги юности. Оставалось воспользоваться 'подругой юности' как последним шансом:
  - У меня серьезное врожденное заболевание. Видимо, от матери. Пока антибиотики с Дэм-Вельды поступали бесперебойно, было еще ничего, теперь...
  - Тебе выдадут любые, бесы дери!
  Не то чтобы Дэмонра хорошо разбиралась в медицине, но и Вильгельм, надо полагать, в ней тоже не разбирался. Да и вряд ли после их разговора стал бы копаться в справочниках на предмет симптомов, которые могут сопутствовать алкоголизму родителей. А мог и на врожденный сифилис подумать: про Рагнгерд чего только ни болтали. Нордэна пошла ва-банк:
  - У меня частенько шумит в ушах, и чем дальше, тем чаще. Скорее всего, скоро я оглохну окончательно. Постоянные головные боли. Галлюцинации. Не хотелось бы дожить до дня, когда моя проблема станет очевидна не только мне.
  - Но Рагнгерд же...
  - Рагнгерд после одиннадцати утра трезвой ни одна живая душа не видела. Конфеты с коньяком в гимназии, коньяк без конфет в армии, дело обычное, - отрезала Дэмонра. - Я бы сейчас пожаловалась, что пьют и гуляют родители, а проблемы с головой наследуют дети, но и сама вела вполне разнузданный образ жизни. Вся разница в том, что я догадалась по этому случаю не обзаводиться наследниками. Надеюсь, это частный разговор, и вы не заставите меня идти в госпиталь с подобными откровениями. Потому что этого я делать не стану ни при каких обстоятельствах.
  'Бедный Вильгельм'. В эту историю можно было поверить и, судя по тому, как поползли вниз уголки губ генерала, он поверил.
  - Так Зиглинд...
  - Прекрасно все знал. Мы потому не торопились со свадьбой. В кесарской семье как-то не принято рожать уродов. А потом он умер. Если бы не я, был бы жив до сих пор.
  Дэмонре оставалось только отстраненно удивиться, где и когда она успела научиться лгать с таким цинизмом. Вернее, мешать отвратительную кашу из правды и лжи.
  'На войне как на войне'.
  Вильгельм отвернулся, спрятав лицо от света. Дэмонра не думала, что ему так уж жалко лично ее - малознакомую и неприятную, что уж там, северянку с пятнистой биографией. Некоторые пятна - Кассиан, Наклз, Каниан - выглядели слишком черными, чтобы калладский генерал строгих нравов питал к ней личную симпатию. Ей перепал отраженный свет его любви к матери, только и всего. И сейчас она залила эту любовь грязью.
  - Ты... хочешь провести оставшееся время...
  - Ни с кем.
  Это даже была правда.
  - Наверняка у вас найдется задача, исполнители которой не вернутся живыми.
  - Такие разговоры, как минимум, преждевременны!
  - У нас четыре дня. И те есть только потому, что во Мгле, по-видимому, продолжается буря.
  Генерал молчал, Дэмонра тоже. Он не хуже нее знал, что Бризенгем не придет. Что перевалы откроются, и на равнинную Рэду хлынет вся имперская армия. Что встречать ее в местных полях без продовольствия и патронов, имея за спиной бунт в столице и статус бандитов без Родины - самоубийство. Что, если немедленно не навести порядок в Каллад-на-Моэрэн, не отбить склады и пулеметы, не перевешать нордэнов и социалистов на соседних фонарях, не нарисовать из воздуха кесарских детей, не выплатить жалование, не гарантировать безопасность семьям - едва пригреет солнышко, и армия расползется как гнилое сукно. Кто на посев, кто по дорогам грабить, кто усадьбы жечь.
  В столице у кого-то да хватит мозгов объявить немедленный мир, отдав Аэрдис, Эфэлу и Эссе с Эйнальдом обе Рэды, и пусть между собой дерутся. И все будет кончено. У нордэнов Сумерки богов на календаре. Они не собирались здесь жить долго и не стали бы набивать погреба на десять лет вперед.
  - Пока дороги проходимы, но скоро они будут просто реками грязи. А поезда ходят скверно.
  - Дэмонра!
  Нордэна поднялась:
  - Четыре дня.
  - Я тебя не отпускал.
  - Так застрелите меня. Потому что, если вы не отдадите приказ идти на столицу завтра до полудня...
  - То что ты мне сделаешь, соплячка?! У тебя еще молоко на губах не обсохло меня воевать учить!
  - То можете больше вообще никаких приказов не отдавать, через пару недель приляжем здесь вместе с первоцветами. Красиво, романтично и идиотически, в духе лучших времен. А если вам для успокоения совести нужно меня расстрелять - понимаю, подозрения в государственной измене так просто не снимаются - ну расстреляйте меня. Хотите - сама застрелюсь. Но перед этим вы дадите мне слово чести, что самое позднее завтра к вечеру вы снимитесь и скорым маршем двинетесь на восток.
  Вильгельм молчал почти минуту. По тому, как дергались его губы, Дэмонра понимала, что человек старой закалки просто старается взять себя в руки и ее, зарвавшуюся малолетку, не убить на месте. Наконец, он зло фыркнул, как вылезший из воды кот, и процедил:
  - Пистолет на стол. Медленно.
  Дэмонра, не торопясь, выложила оба, рукоятками к генералу, дулами к себе. Замерла.
  Вильгельм взял их, деловито проверил количество патронов в каждом. Убедившись, что оружие заряжено полностью, передвинул один к Дэмонре. Она заметила, что он держит ее на мушке: в левой руке генерала, почти скрытой за поверхностью стола, что-то воронено поблескивало.
  - Без глупостей.
  - Дайте мне слово.
  - Слово офицера. Если сейчас ты при мне приставишь пистолет к виску и нажмешь спусковой крючок, я отдам приказ, о котором ты просишь.
  Дэмонра сделала, что сказано. Холодное дуло уперлось в висок. Она вспомнила кошмар, вспомнила Наклза и только порадовалась, что здесь нет ни розовых обоев, ни чувства какой-то непоправимой, чудовищной и одновременно глупой ошибки. Повороты впереди еще оставались, просто она бы по ним не пошла.
  Кровь забилась гулко и быстро, будто молот в висках стучал.
  Дэмонра зажмурилась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Древний мир был бесовски хорош за секунду до взрыва, верно ее бабки говорили.
  Нордэна со всей силы надавила спусковой крючок.
  Сухо щелкнула осечка.
  Где-то за ее спиной звонко расхохоталась женщина.
  Осечка. Осечка.
  - Хватит смеяться! Хватит смеяться!
  Она жала и жала, пока не поняла, что Вильгельм, почти ломая ей пальцы, выворачивает оружие. Пуля клюнулась в потолок. Другая в стену. Третья смела со стола пресс-папье.
  Сообразив, что сейчас, кажется, продырявит череп не себе, а генералу, нордэна все же выпустила оружие. Сквозь муть перед ней проступало лицо Вильгельма, красное и сердитое. Он, судя по всему, совершил некий рискованный в его возрасте кульбит и теперь неловко лежал грудью на столешнице.
  Распахнулась дверь, адъютант что-то прокричал, генерал ответил, но слова до нее не долетали.
  Дэмонра вообще воспринимала мир вокруг очень опосредованно, как нечто не вполне к ней относящееся. Где-то здесь лежала ошибка. Нечто помимо надежной как скала системы Рагнвейд, выдавшей почти десять сбоев подряд.
  Она слышала за спиной собственный смех. Тихий-тихий, больше похожий на звон колокольчиков, которые кто-то прицепил к ветке и оставил в буран. А, может, это смеялась мать. Или сама судьба веселилась над такой нелепой попыткой пойти против нее. Нордэна вертела головой в поисках источника шума, и коньяк, который Вильгельм пытался влить в нее прямо из фляги, стекал по лицу и мундиру.
  - Не вертись! Захлебнешься, не вертись!
  Возможно, генерал давал ей добрый совет. Чем быстрее Дэмонра крутила головой, тем больше размывалась фигура, все время прячущаяся у нее за спиной. Он был прав, стоило остановиться. Притвориться. Выждать. Она бы разглядела, если смотреть очень медленно, незаметно скосив глаза, туда, в тени на самой границе бокового зрения.
  Нордэна сделала несколько больших глотков, чувствуя, как коньяк обжигает горло и тут же катится вниз приятным теплом.
  Делая вид, что занята поглощением напитка, Дэмонра осторожно скосила глаза, сквозь выступившие слезы вглядываясь в красноватую тень. Со стеной слева было что-то не то. Она как будто имела некий дополнительный, совершенно не нужный реальности объем.
  Через секунду нордэна поняла, что там, за обоями, в лишней глубине, которой нет, скорчился женский силуэт. И тихо-тихо смеется.
  Как ни странно, по-настоящему страшно Дэмонре сделалось только в тот момент, когда она вспомнила, кто тринадцать лет назад стрелял себе под подбородок и после двух осечек валялся на полу, так же умоляя призрака замолчать.
  'Хватит смеяться. Хватит смеяться...'
  Нордэна тогда не спросила Наклза, перестало ли оно. Как теперь понимала - очень зря.
  Она отодвинулась от фляжки, клацнула зубами, стараясь отвлечься от посторонних звуков, и, наконец, сумела сфокусироваться на Вильгельме. Тот смотрел на нее в упор взглядом, холодным как подаяние.
  - Это было излишне красноречиво. Я поверил бы и расцветшим кованым розам.
  'Кайра не сажала розы, она сажала трупы. И была последней божьей мельницей, которая не вызывала сомнений. Я только прятала трупы под розами'.
  Дэмонра с трудом поднялась. Нашарила свои пистолеты. Ее шатало, как пьяную. Впрочем, на коньяк генерал не поскупился: мундир пропах им как винная лавка.
  Женщина за обоями продолжала покатываться со смеху. Наверное, шутки, который мир рассказывал своим живым пешкам, были очень забавные.
  Вильгельм их не слышал, а потому держался смертельно серьезно:
  - Приказ подготовлю. Если у тебя есть пожелания по тому, кого хочешь взять с собой - составь список. Не знаю, что ты такое, но дождись бумаг в усадьбе Эскеле.
  Дэмонра невольно усмехнулась. 'Прах к праху'. Доходчиво.
  
  Если из ставки генерала нордэна убралась без лишних проволочек, то на моменте сбора собственных скудных пожитков в комнатке, которую она делила с Магдой, земные дела догнали ее самым беспардонным образом. Дэмонра, разумеется, превентивно накачалась даггермаром - такую экзотику, как она, уж точно не отправили бы на гауптвахту - а потому смех в ушах примолк, но ни малейшего жизнелюбия ей это не добавило. Она всего-то на минутку присела за стол, а очнулась от звонкого голоса практически над ухом:
  - Госпожа полковник, доставлен перебежчик!
  Дэмонра с трудом оторвала тяжелую голову от столешницы. Судя по часам, продремала она минут двадцать. Впервые за двое суток. А вестовой, которому она была рада примерно как исповеднику, сиял старательностью, ну натуральный 'мальчик из хорошей семьи'. Заносило же в армию таких птенчиков.
  - И что мне, станцевать? - пробурчала она, встряхнув ватной головой. Было ощущение, что ее пришили к плечам, но как-то не так, и шов вот-вот расползется. - И почему ко мне? Я не полковник и не командую!
  - Майор Карвэн велела доложить вам лично.
  Видимо, Вьюга сочла, что сама не справляется, и, чтобы ее добить, привлекла Магду. На самом деле - удачное решение. Если Карвэн не могла что-то сделать, скорее всего, это попросту лежало за гранью возможного.
  - Допросили?
  - Так точно, госпожа полковник.
  Дэмонра, насколько она могла видеть в немногих здешних зеркалах, мало напоминала 'полковника', и еще меньше - 'госпожу'. Если ее столичные родственники по отцовской линии остались живы, их бы при взгляде на нее удар хватил.
  - А без меня повесить его никак было нельзя?
  - Прошу простить, госпожа полковник, майор Карвэн настаивала на вашем присутствии. Перебежчик раньше служил в 'Ломаной звезде', - вестовой чирикал не то чтобы жизнерадостно, скорее преувеличенно бодро, как будто играл в интересную игру. - Представился Эрвином Нордэнвейдэ.
  Дэмонра ощутила горечь во рту. Доподлинно знать, что Эрвин воевал за эту мразь, было обидно. В глубине души она до последнего надеялась, что щепетильный и порядочный рэдец на такое не пойдет. Осядет себе в глуши и будет наблюдать крушение мира с предельной дистанции. А он поучаствовал. И в довесок теперь еще и умереть не смог без ее содействия.
  Как там про него Зондэр всегда говорила? 'Глаза человека, который мысленно о чем-то молится'?
  Может, не так уж и плохо выходило, что сумасшествие или нордэнский рок размывали ее сознание. Некоторые вещи помнить не хотелось.
  - Где они? - пролаяла Дэмонра, прикидывая, чем бы экстренно привести себя в порядок, когда за пивом послать некого и некуда. Оставался омерзительный вариант с ведром холодной воды, как раз стоящим в углу. Перспектива выглядела все более вероятной, потому что нордэна, скорее всего, благоухала отнюдь не розами и в таком виде выйти не могла. Лакрицы бы пожевать или хотя бы покурить.
  - В подвале усадьбы. Я прошу про...
  - Уймись. Не родился еще человек, который переспорит майора Карвэн, когда та верит, что права. - Дэмонра скривилась. Вот уж меньше всего на свете она сейчас хотела видеть Эрвина. Как-то даже не верилось, что он начнет вспоминать, как спасал ее с поезда и та ему за это должна, а она послушает-послушает, да и позволит его повесить. Человека, которого знала больше шести лет как чрезвычайно толкового, выдержанного, рассудительного и просто безукоризненно порядочного офицера. Самое ценное, мать его, приобретение по 'Зимней розе'. - Передай, что я буду через десять минут.
  
  Эрвин сидел на табурете, с опущенной головой и поникшими плечами, и, когда Дэмонра вошла и взглянула на него, дернулся точно от удара. Лицо - до того белое, что кровоподтек на подбородке выглядел почти черным - не выражало ничего. Растрепанные волосы висели сосульками - каштановыми и седыми - и падали на поношенную шинель, рукава которой украшали следы от сорванных нашивок.
  - Если ты его разукрасила, ты б и умыла, - буркнула Дэмонра непривычно мрачной Магде, курящей у стенки. Клетушка была метра два на три и раньше, похоже, служила для хранения окороков. Во всяком случае, специфический запах годы не стерли. - Ну и о чем нам теперь разговаривать, Эрвин?
  Нордэнвейдэ поник еще сильнее.
  - Боюсь, не о чем, госпожа полковник.
  - Тогда какого беса ты меня позвал?!
  - Это не он, а я тебя позвала, - вмешалась Магда. - Дэм, слушай... Тут мой грех, не его.
  - Грехи отпускают священники, Магда, это не ко мне! Эрвин, на тебе украденная форма и ты спалил село, представившись калладцем. Ты состоял в их партии? Просто 'да' или 'нет'.
  - Да, состоял.
  Наверное, начни Эрвин оправдываться, говорить, что его вынудили обстоятельства, вспоминать свою прежнюю беспорочную службу и лично ей оказанные услуги, Дэмонра бы пристрелила его как собаку, не тратя время на дальнейшие разглагольствования. Но он не защищался. А она из-за этого не могла нападать и переключилась на Магду:
  - Ну и о чем мы тут разговариваем? Он состоял в партии, мы их отметелили так, что только в путь, он решил в очередной раз радикально поменять политическую окраску, снял бантик и пришел сюда! - Магда молчала. - Правильно я объясняю, Эрвин?
  Нордэнвейдэ впервые поднял глаза на Дэмонру - оказывается, без сыворотки Асвейд те были тускло-зелеными, как слюда, почти лишенными цвета - и тихо ответил:
  - Фактически все сказанное вами верно.
  - Это я его туда отправила, Дэм.
  - Ты его и в партию завербовала, бесы вас дери?!
  - Нет. Гюнтер увез меня из Каллад раньше, чем я отдала Эрвину сыворотку. Он остался без нее и...
  - И не догадался к Зондэр зайти?
  У Эрвина дернулся уголок рта, но он промолчал.
  - Да скажи ты хоть что-нибудь, чего ты расселся здесь как святой! - почти взвыла Дэмонра. У нее болела голова, болело горло и что-то под ребрами тоже болело.
  - Если у майора Мондум будет желание описать вам ту встречу, она опишет, - Эрвин говорил тихо и, пожалуй, очень спокойно для той ситуации, в которой оказался. Только сцепленные на коленях руки тряслись. Впрочем, комнатушка не отапливалась и скорее отличалась от улицы отсутствием ветра, чем температурой.
  Магда тоже повысила голос:
  - Это было как раз в тот момент, когда с Зондэр приключился кратковременный приступ отваги, чтоб ты знала! Еще четверть полка через это положили, если помнишь.
  - Магда, ты вообще думаешь, что и при ком говоришь?!
  - Я думаю, ты все равно полна решимости Эрвина расстрелять, так что какая разница, если он перед смертью услышит немного правды?
  Дэмонра тряхнула тяжелой головой. От этого простого действия скверно собранный из кусочков мир, конечно, лучше выглядеть не начал, но хотя бы зеленые глаза бывшего лейтенанта перестали притягивать взгляд. Эрвин вовсе не буравил ее гневным или еще каким-то взором в лучших романных традициях, напротив, смотрел в сторону, опустив лицо. А Дэмонра все не могла оторваться от этой картины, пытаясь понять, то ли это жизнь сделала такое с человеком, то ли и она - калладская нордэна с сильно пятнистой моралью - поучаствовала в этом издевательстве. Так или иначе, даже зафиксировав неудовлетворительный результат, никто теперь не отправил бы их на переэкзаменовку.
  - Эрвин, Зондэр отказала тебе в сыворотке?
  Нордэнвейдэ, наконец, оторвал взгляд от пола и прямо поглядел Дэмонре в лицо. Без вызова, без мольбы, просто измученно:
  - Строго говоря, нет, не отказала.
  - Эрвин, перестань выворачиваться! Она или была готова дать тебе сыворотку, или, мать твою, нет! Зондэр предложила тебе сыворотку?
  - Да, - безучастно ответил он.
  Магда почти зарычала:
  -Эрвин, да скажи ты, бесы тебя дери, что ты мне сказал!
  - Госпожа Карвэн, не надо...
  - Нет уж, ты скажи, мне интересно послушать, - прошипела Дэмонра. Она просто клокотала от ярости, выплеснуть которую не могла. Ну не бить же, в конце концов, это и без того едва дышащее существо. Эрвин ее с поезда снимал, пули за нее ловил. Расстрелять его за государственную измену она еще могла бы, но вот чтобы ударить - это вряд ли. И в пределах видимости, как на зло, не нашлось ничего, что можно разнести ко всем бесам и тем душу отвести. - Говори! - прикрикнула она, когда Эрвин опять уставился в пол, как скверно выучивший урок гимназист перед строгим учителем. Тот снова дернулся.
  - Майор Мондум предложила мне сыворотку в обмен на... в обмен на готовность участвовать в карательной операции. Во всяком случае, я ее тогда так понял, - вытолкнул он, как будто эти слова стоили физических усилий.
  - В какой карательной операции, Эрвин?! Военные ничего такого так и не предприняли! Мы сейчас в полном дерьме как раз потому, что все там сидели и в сказки верили, а сказка взяла и пошла их резать!
  - Не могу знать, в какой. Я сразу отказался.
  Дэмонра от души выругалась последними словами. В этом был весь Эрвин. Сразу отказался, белоручка несчастный. Интересно, как он вообще жить в этом мире поганом собирался.
  - Отказался стрелять по гражданским? Какой умничка, аттестат с отличием по тебе плачет! Своим фиолетовым друзьям ты, надо думать, в такой малости не отказал?!
  Вот на этот раз Эрвина тряхануло сильно.
  - Нет, не отказал, - почти без голоса сообщил он. - Я был в Красном Логе.
  Вот уж за что можно было без долгих разговоров к стенке ставить.
  - Да я знаю, ..., это выяснить не очень трудно! Тогда какого ляда ты здесь сидишь? Чего притащился?! - Дэмонра не хотела орать, но орала во всю мощь легких. - Попросил бы денег у Магды письмецом - ей же тебя так жалко! - и проваливал бы к бесовой матери на запад, раз уж дружки твои тебе больше не дружки...
  - Дэмонра! - на этот раз и Магда голос понижать не стала. - Ты его или шлепни, как говорят наши фиолетовые друзья, за предательство, или хотя бы не измывайся! Ты же видишь... Ну, ты сама видишь.
  - Ни ... я не вижу, - соврала Дэмонра. То, что Эрвину так плохо, как вообще может быть плохо человеку, она все-таки видела. Нет, он не плакал, не кричал, не катался по полу, но и за жизнь уже почти не держался. Просто какой-то как колесом перееханный сидел. - Ладно, Эрвин, в двух словах. Что тебе надо?
  Эрвин впервые за весь разговор уставился на нее с откровенным испугом:
  - Ничего не надо... только... пожалуйста расстреляйте меня. Я понимаю, что пули не заслужил, но петля - это очень больно.
  - И все? Ты пистолет потерял?
  - Дэм, он же в Создателя верит...
  - Удивительно, если до сих пор!
  - ... не мог же он сам застрелиться.
  - Мог. Заодно никого бы в это не втягивал. Я, знаешь, тоже могу завтра сказать, что мне боги запрещают грабеж - а они запрещают - и послать всех по известному адресу.
  Магда сверкнула глазами:
  - Хорошо. Я сама сделаю, как Эрвин просит. Прошлого же не существует, когда у нас будущее в огне, да? Только, пожалуйста, когда тебе, помимо справедливости, вдруг захочется милосердия, ты ко мне не иди.
  'Да я уже ни к кому не пойду. Меня, завтра, может вообще не будет, а ты этого даже не заметишь'.
  - Меня устроит справедливость.
  - Для человека, который уверен в своей правоте, ты это слишком тихо сказала.
  - Ничего, мои боги и так меня слышат.
  - Мне вывести его во двор? Ты хочешь что-то еще узнать? Расположение и численность, понятно, потеряли свою актуальность, но, может, хоть про Наклза спросишь?
  Дэмонра дернулась. Конечно, Эрвин же сам сказал, что после того, как передал ее Кассиану, побывал в Каллад-на-Моэрэн. Он мог видеть Наклза.
  - Эрвин, ты встречался с Наклзом после того, как мы с тобой... расстались?
  - Да. Но только раз, в столице, уже после наводнения. Мы мало разговаривали. Я сопровождал Кая, ему понадобились лекарства.
  - Как Наклз? Ну... ничего выглядел?
  - Я думаю, он тогда сильно переболел. Был бледен, но держался хорошо. Поседел только.
  - Магрит была с ним?
  - Когда мы к нему заходили - да.
  Эрвин, видимо, уже настроился, что сейчас Магда его пристрелит и все плохое закончится, поэтому отвечал гораздо живее. Если Дэмонра и до этого чувствовала себя свиньей, то теперь ей ощутимо захотелось повеситься.
  - Девушка была в порядке, - закончил Эрвин.
  'Зачем я с ним разговариваю? Меня завтра не будет. Я больше не увижу ни Магду, ни Эрвина, может, я их даже не вспомню. Какая разница, кто виноват?'
  Дэмонру мутило. Сказывались недосып, даггермар и общее несогласие с действительностью.
  - Как его поймали?
  - Да его не ловили, Дэм, он сам пришел и сдался.
  - Кто принимал?
  - Глир в разъезде был, на него и наткнулся. Эрвин не прятался.
  - Как нас нашел, Эрвин?
  - Сперва шел на канонаду. Потом... потом по следам.
  Стало быть, результаты своих подвигов он видел. У Дэмонры язык не повернулся спросить, как ему теперь понравилось Белоречье. Она его, по счастью, просто не помнила. Так, догорало что-то за спиной.
  - Глир в курсе его подвигов?
  - Если ты не говорила...
  - Я не помню. Вряд ли. При генерале точно в подробности не вдавалась. Это... несущественно и мерзко.
  Магда кивнула. Дэмонра развернулась к Эрвину:
  - Ты здесь по идейным соображениям? Подумай хорошо, отвечая на этот вопрос.
  - Нет! - с несвойственной ему твердостью отрезал Эрвин. - Нет.
  - Так кто прав-то, Эрвин? Мы? Они? Бандиты в лесах? Те, кто в Виарэ с золотом уехал? Те, кто на воротах висит? Или те, кто за грехи наши тяжкие молится?
  - Все виноваты.
  - Даже мы?
  - И вы тоже. Не лично вы, но... но да, может, больше многих. Каллад не был хорошей страной. Я любил только ваши вальсы. Мне... мне жаль.
  Дэмонра опустила глаза. Наклз тоже никогда не считал Каллад хорошей страной. Могло быть и так, что они правы, а она ошибалась, но другой Родины ей боги не послали.
  - Так с кем ты, Эрвин?
  - Ни с кем. Я... разве вы меня не...
  - Я пытаюсь понять, зачем ты пришел. И не нахожу ответа. Ты же не думал, что мы тебя тут встретим с распростертыми объятиями?
  - Нет. Я только подумал, что...
  - Что я тебе должна?
  - Нет! Теперь никто уже никому и ничего не должен. Я подумал, что вы не станете мне ломать пальцы или резать уши, просто чтобы поразвлечься и, если повезет, расстреляете.
  - Потому что в Каллад никто патроны особенно не считает?
  - Если вам угодно, то да.
  Дэмонра скривила губы:
  - Ну тогда считай, что тебе не повезло.
  Он едва слышно вздохнул и кивнул:
  - Хорошо. Только сделайте тогда все быстро, пожалуйста.
  Дэмонра обошла Эрвина, развязала руки, легонько встряхнула за плечи. Он всегда был такой педант с ровным как по линейке пробором, а тут сидел грязный, избитый, голодный, потерянный как ребенок. Ей вдруг сделалось его так жалко, словно перед ней был не бывший лейтенант Нордэнвейдэ, а Наклз. Если так запутались лучшие из людей - самые совестливые, порядочные, великодушные - что же было взять с остальных.
  - И не напоишь, - скривила губы Магда, словно прочитав мысли Дэмонры. - Но что-то же надо с тобой, Эрвин, делать...
  - Зови Маэрлинга. А я пока подумаю, как сыворотку из воздуха нарисовать...
  - Сыворотку? - Эрвин вздрогнул. - Но... не надо больше сыворотки, вы же сами сказали...
  - Хорошо, не надо, так не надо. Тебе скоро принесут поесть. И пистолет с одним патроном. А ты уж сам решай, чем из этого воспользуешься, Эрвин. Только сперва три минуты побеседуй с Маэрлингом. Я по его рассказу поняла, что у вас остался какой-то незаконченный мужской разговор, который ну очень запал Витольду в душу. Сделаешь мне такое одолжение?
  Эрвин безучастно кивнул.
  Дэмонра проследила, как Магда запирает дверь и кладет ключи в карман. Нордэнвейдэ внутри сидел тихо как мертвый. Они поднялись из подвала, в гостиной нордэна остановила подругу:
  - К кому за сывороткой подойти - сама знаешь. Здесь и попрощаемся.
  Магда опешила:
  - Это в каком смысле?
  - В прямом. Я не знаю, кого застрелю в следующий раз, может, врага, а может - тебя. 'Вьюга в голову ударила', так Наклз шутил. Я начинаю думать, что не очень-то он и шутил.
  Карвэн помрачнела:
  - Дэмонра, но ты же пришла в себя. Ты ведешь себя как ты. Может, все закончилось.
  - Это вряд ли. Я при Вильгельме половину обоймы себе в башку пыталась выпустить, чтобы посодействовать ему в принятии стратегически верного решения. Как ты представляешь несколько последовательных осечек у системы Рагнвейд?
  - Проблемы с пистолетом.
  - По потолку он стрелял без проблем. Давай признаем очевидное.
  - Нет, Дэмонра, давай не будем его признавать. Мне вот ничего не очевидно, кроме того, что ты мой друг и ты в беде.
  Ну что ж. Магда была в своем неповторим репертуаре. Кругом все летело к бесам, радостно помахивая крыльями на прощание, а у нее всего только 'друг в беде', которого требуется срочно выручать. 'Твердыня, на которой зиждется мир, зовется Магдой Карвэн'. Тоже вполне достойное катехизиса изречение.
  Дэмонра вздохнула и попробовала объяснить:
  - А почему мы вообще думаем, что мельницы зла растут в огороде и их срывают для особого случая, отпуская гулять по белу свету? Может, это вроде заразы, которой одни подвержены больше других. Наш народ явно в группе риска. И я точно переносчик.
  Магда нахмурилась:
  - Ты говоришь о божьем замысле как о дурной болезни, Дэм. Это нехорошо.
  - Я ничего не знаю о божьем замысле, я только хочу, чтобы вы вернулись в Каллад и навели там порядок. Вымели всю эту сволочь помелом. Это в общем. В частности, еще хочу, чтобы ты приглядела за полком, Наклзом, если он жив, и Канианом. Ну и прожила очень счастливую жизнь. Долгую, к тому же. Понимаю, прошу много. Дочь Нимфадорой можешь не называть, этот долг прощен, - быстро добавила Дэмонра, заметив, что в глазах Магды поблескивают слезы.
  - Назову как тебя.
  - Ни в коем случае. Договоришься с Гюнтером и назовешь каким-нибудь хорошим, континентальным, пригодным для жизни именем. Хватит, отгулялись здесь и Дагмары, и Рогволды, пора уже перестать цепляться за саваны. И положить конец этим затянувшимся поминкам по раю, в котором нас не было.
  - Ты поэтому хочешь уйти?
  - И поэтому тоже. Соберешь мои вещи?
  - Конечно. И занесу.
  - Не надо. Долгие проводы - лишние слезы. Тут и оставишь.
  - Ветер кры..., - Магда осеклась. Дэмонра усмехнулась:
  - Да просто прощай. Живи долго.
  - Кто первым окажется у богов, пусть забивает местечко поближе к огню и даггермару, по старой дружбе.
  Дэмонра стиснула Магду в объятиях и держала, пока у той не перестали трястись плечи. Последний раз поглядела в милое, доброе лицо и быстро пошла наверх. В коридоре второго этажа остановилась, прислушиваясь.
  Наконец, хлопнула входная дверь. Сделалось очень тихо.
  Нордэна прошлась по вытертой ковровой дорожке, из которой так и не удосужились стащить золотую нить. Как будто вовсе и не в Рэде дело происходило. Не без труда выворотила одну из досок, закрывающих окна. Выглядела она достаточно прочной, чтобы не дать люку захлопнуться, если механизм забарахлит и решит запереть ее по собственному почину. Не хватало еще оказаться заживо замурованной в комнатушке без окон.
  Впрочем, особенного беспокойства Дэмонра не ощущала. Как ни крути, у нее оставались шашка и заряженный пистолет, так что не пришлось бы изощряться на манер светлого князя Эскеле и косу себе отращивать.
  Дернула рычаг у стены. Поглядела, как из-под потолка спускается складная лестница. В ноздри ударил затхлый запах.
  'Прах к праху'.
  Дэмонра вскарабкалась по ступенькам. Установила доску как распорку. Отползла от люка на пару шагов и обессиленно привалилась к стене. Прикрыла глаза.
  В черноте больше никто не копошился и не смеялся, поэтому она легко восстановила в памяти скрип ножа по дереву и шумное сопение Магды, придерживающей лестницу. Ох и влетело им тогда за угрозы, которым подчиняются только трусы, да исцарапанные двери директорского кабинета. Отец, поджимая губы, что-то вещал про правовое поле и протесты в его пределах, а в глазах матери, стоявшей рядом, искрился смех. Видимо, и Рагнгерд с закадычными подружками в свое время гуляла где-то за горизонтами упомянутых полей. Они с Магдой и Дагмарой двери исписали, они же потом и соскабливали надпись, заодно покрывая следы своих проделок тремя слоями лака, от запаха которого голова шла кругом. А дальше решили, что сильнее штормить их уже не может, раздобыли у старшеклассников полбутылки даггермара - билет во взрослую жизнь, как им тогда представлялось - и закономерно оказались в Моэрэн, в октябре, уверенные, что ночное купание - отличная идея. Прятались под мостом от патруля. Залезали в дом через окно спальни Вигнанда, негромко крывшего трех пьяных малолеток на все лады, но спрятавшего их от ястребиного отцовского ока. Умирали от первого в жизни похмелья, а с утра, еще не вполне восстав с того света, топали на алгебру и в рекордные пять минут списывали у Зондэр домашнее задание.
  И вот одна заканчивает марионеткой Нейратез, вторая - чуть ли не самой Вьюги, а третья, видно, самая храбрая, живет своим умом и выходит замуж за драгуна. Еще в этом свихнувшемся мире, не дожидаясь, пока все встанет на круги своя.
  Дэмонра, не открывая глаз, улыбнулась.
  'Что бы там ни вышло дальше, а меня в этом мире любили и у меня здесь были друзья'.
  
  5
  
  Каниан разглядывал напиток, оставляющий на стенках кружки маслянистые, исчерна-фиолетовые разводы, не в силах решить, что кошмарнее - вид, запах или вкус. Насчет последнего он пока не имел уверенности, но, как понимал, ознакомление с той частью северной веры, которая 'для своих', без даггермара не состоялось бы. Магда, сидящая напротив, попивала его с блаженством ребенка, дорвавшегося до любимого лакомства. Каниан поверил бы ее безмятежной улыбке, если бы не видел припухших век. До встречи с ним та плакала и, похоже, не на шутку.
  - Хватит из себя непорочную деву перед брачным ложем строить, - фыркнула Магда, кивнув на кружку. - Дэмонра рассказывала мне, что ты с ней даггермар уже пил. И вот сидишь живой-здоровый.
  - Как то ни удивительно.
  - Да он только новичков убивает. Считай, кто с первого глотка не помер, жить будет долго.
  - Из чего это делают?
  - Тебе лучше не знать.
  - Как мы уже выяснили, потеря невинности мне не угрожает.
  Магда добродушно фыркнула:
  - Корни полыни. Аир, мелисса и прочие сосновые иголки больше для запаха. Но это страшный секрет. Обычно мы корчим мрачные лица и говорим 'вороньи слезы, ууу!'
  - Да уж от этого и ворона заплачет.
  - Каниан, не святотатствуй. В богов наших можешь не верить, но даггермар - это даггермар. Национальная гордость и катастрофа в одном флаконе. Если вдруг ты еще не понял, его пьют, а не нюхают. Во всяком случае, люди старше восьми и младше восьмидесяти.
  Каниан понятия не имел, чем грозило распитие высокоградусных спиртных напитков в действующей кесарской армии Магде, но его, к гадалке не ходи, ждал карцер, не меньше. Сомнительная расплата за еще более сомнительное удовольствие. Но нордэна, конечно, была дама многоопытная, поэтому для запаха заварила истинно калладский чай - напиток такой крепости поднял бы мертвеца - и разложила на платке сухари. От входной двери могло бы сойти за чаепитие, если особенно не принюхиваться.
  Каниан, впервые приглашенный в ее временный дом, сразу понял, что жили в комнате двое, но один уехал. Разумеется, ни о каком бардаке речи не шло - вокруг царил истинно армейский порядок - просто ощущалось отсутствие кого-то. Глядя на вторую кровать, застланную и как будто нетронутую, он подумал о койке в лазарете, оставшейся после умершего. Из-под кровати торчала лямка солдатского рюкзака.
  Магда, заметив его взгляд, как будто помрачнела.
  Каниан зажмурился и сделал глоток. Пищевкусовые свойства даггермара с прошлого знакомства лучше не стали, но кашлять и утирать слезы при Магде, пьющей его точно ключевую водицу, гордость не позволяла. Он быстро запил ведьмино зелье морсом и бросил в рот пару клюкв. Каниан не мог представить, где нордэна раздобыла этот деликатес, но кислятина хоть как-то перебивала горечь.
  - Ты хорошо стреляешь, - заметила Магда после долгой паузы. - Крессильда сказала.
  - Угу.
  - И быстро ориентируешься в ситуации. Хорошо.
  Для 'хорошо' у Магды были слишком печальные глаза.
  - Магда, меня можно не хвалить 'на сладкое', я маме не пожалуюсь.
  - Я тебя не хвалить хотела, а поблагодарить. Ты спас моего лучшего друга. Это, считай, как если бы ты спас меня, только лучше.
  У Каниана имелось свое мнение, кого он стал бы спасать, если выбирать между Магдой и Дэмонрой.
  - Пожалуйста.
  - Не испугался?
  - Нет. Не успел.
  - А вот я очень.
  Каниан кивнул. А что тут сказать. Сам он ни во что не верил, но, пожалуй, если бы перед ним кровавыми слезами заплакала икона, ощутил бы страх секундой раньше, чем додумался поискать умника, устроившего этот розыгрыш. Видимо, какие-то глухие инстинкты.
  - А скоро?
  - Что скоро?
  - Ваш конец мира.
  Магда грустно улыбнулась:
  - Это не конец мира, это конец нас. Мир никогда не кончается и не зависит от нашего дурного или хорошего поведения. Мы не так самоуверенны, как ваши попы с судами судов и отделением зерен от плевел. Уж прости, если звучит грубо.
  - Это не звучит грубо, это грубо и есть. Но мне все равно. На мессах я рассматривал фрески.
  - И девиц?
  - И девиц, когда подрос. Не для Создателя же они туда так наряжались.
  - Думаешь?
  - С церковниками он, надеюсь, не в доле, так что не располагает гильдерами для оплаты входа в соборы, где я бывал.
  - Забавно. Нам можно молиться хоть в лесу под елкой, хоть в чистом поле.
  - Ваши боги равнодушны к серебру, как я посмотрю.
  - Да, наши боги больше любят железо. Это ты, наверное, тоже заметил.
  'Я заметил, что ваши боги не очень-то любят вас'. Вслух Каниан бы такого, конечно, не сказал. С Магдой ссориться ему совершенно не хотелось. Она, по всей видимости, принадлежала к той редчайшей породе хороших людей, которые одинаково легко вписались бы в любой народ и любую религиозную конфессию.
  - Верну комплимент - вы тоже хорошо стреляете. Все вы, кого я видел.
  - Это и есть 'железная цена', которую мы платим Каллад, - пожала плечами Магда. - Мы ведь не калладцы и это, наверное, видно.
  'Еще как'.
  - Не по тебе. - Каниану было несколько неловко обращаться на ты к даме, с которой он не делил постели и которую не содержал, но Магда, услышав 'вы' в свой адрес, всегда постреливала глазами по сторонам, будто в поисках других людей, кому предназначались слова.
  - Да я нордэна больше по метрике. Архипелага никогда не видела и на норди говорю только потому, что в гимназии мои подруги говорили на нем. Ну и мама мне в детстве на нем пела, когда дома бывала. Тебе, наверное, мама вообще не пела.
  - Это так заметно? - удивился Каниан.
  - Да. У нас про людей вроде тебя говорят 'тот, кто не лепит горшки, а разбивает'. Это не осуждение. Полмира таких.
  - Конечно. Чтобы такие, как я, могли бить горшки, кто-то должен их лепить.
  - Главное, что и те, и другие делом заняты и друг без друга им никак.
  Каниан невольно улыбнулся. Как все выходило просто, кто бы мог подумать. Вот уж умели люди не отделять агнцев от козлищ за тем совершенно неопровержимым обоснованием, что одни без других скучают.
  - А сказку про мельницы я тебе расскажу. Ты пей. Лечит от всех скорбей...
  - ... потому как настояно на спирту. С этой особенностью калладской медицины я уже знаком.
  - И что скажешь?
  - Что у меня нет столько здоровья, чтобы у вас лечиться, - фыркнул он, ни словом не соврав.
  - 'Железная цена', - подмигнула Магда и щедро ему подлила. Каниан счел правильным больше не выпускать кружку из рук и держать ее в стратегической близости к себе и на стратегическом же отдалении от нордэны.
  - Ну я точно знаю, что в начале мира была метель.
  - И в конце она же будет. Слушай сказку.
  Магда положила подбородок на сцепленные пальцы и закрыла глаза. Из-за игры ли света и тени, или из-за позы, ее лицо вдруг стало даже не старым, а каким-то лишенным возраста. Каниан подобных метаморфоз не любил и ощутил холодок между лопаток.
  - На норди звучит гораздо лучше, потому что это песня. Я переведу как смогу, дай подумать.
  Магда, в полном соответствии со своим обещанием, молчала еще с полминуты, а потом начала, очень медленно, как будто на ощупь подбирала не слова, а рассыпавшиеся бусины:
  - Давным-давно, когда солнцу еще не нужно было покидать Дэм-Вельду на половину года, отец богов пошел к трем мудрым сестрам за советом. Пряхи слепы, но ведают прошлое, настоящее и будущее - правду, закон и долг. И отец спросил трех мудрых сестер, как ему обустроить мир так, чтобы место нашлось каждой былинке и вышло все разумно и красиво, как кружево. И сестры сказали, что делать, и напряли пряжи из метели. Отец богов сел с ними за станок, и они соткали мир как он есть - светлый, холодный и бескрайний. Так появились и ветер, и цветок, и песок, и волна, и всякий зверь и птица. Только не было людей. Мудрые сестры сказали отцу богов, что люди однажды изорвут полотно, и отец решил: не бывать тому. И вот бродил он с богами по черному песку, слушал песни вулканов и китов, крики чаек и разговоры сосен, бег времени и молчание небесной тверди. Хотел радоваться и не мог. Зверям не было дела до звезд в небе и законов их движения, до глубин и течений, до камней и руд, до огня в сердце самой жизни. Великая красота требует великого прилежания и великого знания. И кто любит мир лишь за ясные деньки и вкусные ягоды - принижает его. Зверь может любить свою нору, но любить мир может только человек. И лежал мир, светлый, холодный и бескрайний, и ждал людей, чтобы открыть свои тайны и явить свою красоту.
  Долго думал отец богов, да и пошел обратно к сестрам, на край земли, где твердь обрывается над бездной, в которую падает время. И снова спросил у них, как ему обустроить мир так, чтобы место нашлось каждой былинке и все вышло разумно и красиво, как кружево, но только и людей поселить под небом. 'С людьми разумно и красиво не будет', - сказала старшая сестра. 'Люди изорвут полотно, запутаются в нем, сами погибнут и все погубят', - сказала средняя. 'Люди будут любить этот мир сильнее, чем мы. Что для нас - работа, для них - и чудо, и знание. Они заставят металл петь и построят корабли, которые поплывут к звездам', - сказала младшая. 'Уничтожив и чудо, и нас', - добавила старшая. 'Красота и есть чудо, ее не уничтожить. Остальному же отмерян срок', - ответила младшая. А средняя молчала, потому что закон всегда молчит, когда правда и долг не в ладу.
  И думал отец богов три года и три дня. А потом снова пришел к мудрым сестрам и сказал, что, чему быть, тому не миновать, и пусть родятся люди, только огня в сердце самой жизни им давать нельзя. Заработали прялки, завертелись колеса, снова потянулись нити из метели и сплелись в узор. Грянула гроза, и молния ударила в ледник, что сковал Йарнхэйст, Железную гору. Из искр, льда и стали вышли первые люди. И дивились они совершенству, и радовались боги, а три сестры молчали.
  Долго ли, коротко ли, разбрелись люди по всему миру, холодному, светлому и бескрайнему. Рубили дома и лодки, сеяли и жали, мололи зерно и пекли хлеб. А солнце не уходило с неба, сияя вместе со звездами. На Дэм-Вельде цвели яблони, боги жили на земле и длился золотой век. Люди захотели познать небо с его звездами и законами их движения, море с его глубинами и течениями, землю с ее камнями и рудами. И все у них ладилось, и замки из стекла вознеслись выше облаков, и металл запел. Но корабли не могли идти к мерцающим звездам, и люди грустили, что есть красота, которая не для них и не принадлежит им. Только огонь в сердце самой жизни мог поднять корабли к звездам, а его тайну и скрыл отец богов, спрятав в темнице, рядом с которой острие иголки покажется больше самой большой горы.
  Говорил отец богов людям, что не нужно им к звездам, что там лишь холод и тьма, и пространства такие огромные, что само время заблудилось бы там. И люди делали вид, что слушали, но сами смотрели в небеса и искали огонь. На земле боги следили зорко, и тогда самые упорные спустились под землю и продолжили поиски там. Огня в сердце самой жизни не нашли, но нашли горящие реки, которые текли от корней гор, и повернули их вспять, надеясь спуститься к истоку и там обнаружить, что искали. Так заболели вулканы. Одни выбрасывали в воздух гарь и пепел, усеивая склоны мертвыми птицами, другие потухли и сделались холодными, как мертвечина. Увидел отец богов, что натворили люди, и прогневался.
  Порвалось кружево, и пришла первая долгая зима. Под суровыми ветрами обрушились стеклянные дворцы. Страшно сделалось в мире. Никто не ждал лютых холодов и теплиц тогда не строили, земля родила сама. И перестала родить. Люди забыли о звездах и стали драться друг с другом за то, что осталось от хлеба. Кружево превращалось в грязное тряпье.
  И снова пошел отец богов к трем мудрым сестрам. Та, что видела правду в этом мире, сказала, что люди продолжат драться, даже если хлеб на камнях прорастет и сам себя молотить станет. Та, что знала закон, сказала, что за преступлением следует наказание, и этим твердь тверда. А та, что ведала долг, сказала, что на всякое преступление есть наказание, но на всякое наказание должно быть прощение, иначе проку не будет от твердой тверди, засеянной костьми да клетками. Вспомнил отец богов мир без людей и согласился с младшей из сестер.
  Но и слова старших принял к сердцу. За то, что люди изувечили землю, взял у них отец богов половину солнца, и стало так, что зимой оно больше не светило. И тепло его отдал земле. Мудрые сестры как сумели выправили полотно, наставили заплаток да выдернули черные и красные нитки. Только боялись они теперь, что люди могут добраться и до самой белой метели, и не из чего тогда будет сестрам пряжу прясть и в другой раз полотно уже нельзя будет поправить. Тогда смешал отец богов воды, ночь и время, и вышли Гремящие моря, а сторожить их границы оставил валькирий с огненными мечами. И ушли за Гремящие моря три мудрые сестры, правда, закон и долг, да прихватили свои станки и прялки. И отец богов с ними ушел, оставив престол старшему из сыновей, богу справедливости, и наказал ему беречь огонь в сердце самой жизни. С тех пор слепые пряхи прядут за Белой Мглой, а отец богов из метели им пряжу подносит и следит, как бы кто ту пряжу не украл. А Гремящие моря поют и убивают все, что дерзнет подойти к ним слишком близко. Мгла от них закрыла север и восток, и половину небес. Так завершился золотой век, и под людской плач пришел век железный.
  Бог справедливости, узнав, что отцу его пришлось уйти за пределы мира, разгневался на людей, но на то он и справедливость, чтобы гнев свой сдержать. Земля больше не родила сама, звери сами не бежали в силки, а рыбы не прыгали в неводы. Но люди построили теплицы и сплели прочные сети, и, долго ли, коротко ли, снова поднялись на камнях башни из стекла, и запел металл. И опять поверили люди, по долгие полгода смотревшие на ясные в ночи звезды, что однажды постигнут их красоту и тайны. И снова стали искать огонь в сердце жизни, тот, что хранился в темнице, рядом с которой острие иголки покажется больше самой большой горы. Теперь боги следили и на земле, и под землей, но под водой не следили, и снова спустились люди глубоко-глубоко, и на дне моря нашли трещины, и стали пробираться по ним к сердцу мира. И раскололи подводную твердь, и ледяные воды Гремящих морей хлынули к берегам.
  Острова снова стали выстывать. Завыли ветра, затуманилось солнце. А когда замолкают кузнечные молоты и звонкие серпы, всегда звенят мечи. И снова люди бились друг с другом за немногое оставшееся. Бог справедливости, проведав, отчего это вышло, отказался помогать. Людям был дан мир и все, чтобы в нем жить, а они отблагодарили богов тем, что испортили даже погоду. Сестра его, богиня плодородия, молила смилостивиться, но на то и справедливость, чтобы мольбы не слушать. Не стал он отводить Гремящие моря за горизонт, чтобы не оставлять без защиты отца и пряжу из метели. Тогда бог милосердия, младший из всех братьев и сестер, пошел к людям и отдал им собственное сердце, чтобы обогреть острова, а сам уснул. Но уж очень хотелось людям к звездам и много уже было выковано острых мечей, чтобы отступать, не узнав тайны огня в сердце самой жизни.
  И люди стали искать этот огонь в сердце бога милосердия. И однажды оно взорвалось. Тем и начались Сумерки Богов, и длятся они по сей день.
  Боги покарали убийц и сказали, что помощи больше не будет, а, если люди снова порвут полотно, они вернутся и выдернут из него черные и красные нити. Ибо теперь боги защищают не людей от мира, а мир от людей. И, ежели люди не способны понять, что не все здесь для них и не все принадлежит им, то пусть ищут, но помнят: боги подняли для них цветы и травы, а они хотели только холодные звезды. И теперь ничего, кроме холода, от богов не увидят. Боги покинули Дэм-Вельду, уйдя за Гремящие моря, к отцу и мудрым сестрам, а мы остались.
  Магда перевела дыхание. Потерла виски, глотнула даггермара. Смерила Каниана проницательным взглядом, проверяя, не заснул ли он на середине истории. Но эфэлец держался стоически: ничто из услышанного пока не объясняло гигантские колеса в небе.
  - Что скажешь?
  - Что, может, я дурак, но звезды будут того стоить.
  Нордэна усмехнулась:
  - А, может, ты не дурак и из тебя вышел бы недурной нордэн. И, я не сомневаюсь, они будут того стоить. Дальше расскажу попроще. Песню не помню, а суть такая. Мир изначально находится в равновесии и гармонии, и все в нем просто и красиво, а весь непокой и печали носим в себе мы, залетные обитатели вечного совершенства. И, когда непокоя становится слишком много, приходит Время Вьюги. Переделка мира, такое приведение его в гармоничное состояние, знаешь, как заплатки на полотно ставят и лишние нитки обрезают. Дэмонра всегда шутила, что это красота приходит и спасает мир, убирая лишнее, то есть нас. Она не так уж далека от истины.
  У нас верят, что великих Вьюг приходит три: черная, красная и белая. Две из них начинают люди, а третью - боги. Первой приходит Черная Вьюга. Она тут как тут, когда люди начинают биться между собой, ослепленные блеском - звезд ли, золота ли. Тогда вместо белого снега они видят черный, вместо правды - ложь, вместо закона - прихоть, а вместо долга - мечту. И нет уже ни сестер, ни братьев, нет сходства - только различия. Тогда боги посылают людям знак - на Дэм-Вельде бьют колокола. И тогда еще есть время одуматься. Если люди не слышат колоколов и не перестают пятнать мир копотью горящих селений, начинается Красная Вьюга. Здесь уже совсем страшно. Братья и сестры режут друг друга, близкие родичи гибнут в распрях, в мире холод, раздор и блуд, на горизонте, как зарево, виднеется гибель мира, а человек не щадит человека. И тогда колокола бьют второй раз, приказывая остановиться и не пачкать мир дальше. Если голос богов удается расслышать, немедленно заключаются перемирия, а оружие и золото отвозят к самой границе Гремящих морей и выбрасывают там в воду, богам за беспокойство. А если опять не слышат - приходит Белая Вьюга, последнее слово богов. На севере поднимается снежная мгла и катится на юг и на запад. Она укрывает сошедший с ума мир, сковывая льдом и золото, и железо, и грязь, и кровь. А когда она уходит - спустя десятки и сотни тысяч лет - мир остается таким, каким соткали его отец богов и три мудрые сестры. Светлым, холодным и бескрайним. И нет в нем ничего, кроме льда, снега и неба.
  - И потом все повторяется?
  - Видимо, да. Скучно отцу богов одному по черному песку гулять и дивиться совершенству. А двум из трех мудрых сестер что проку быть правыми, если их предостережений послушаются и избегут ошибки. Или, может, глубоко в душе наши боги все-таки хотят посмотреть, как мы поднимем корабли и поведем их к мерцающим звездам.
  - И ты во все это веришь, Магда?
  - Не смейся, Каниан. Во многое.
  - И не думал смеяться. Просто странное это иносказание какое-то. Про огонь в сердце самой жизни и темницу меньше острия иглы.
  - А все же Дальняя Дэм-Вельда, где этот огонь вроде бы нашли, больше не наша и ничья.
  - И ты так ни слова не сказала о божьих мельницах.
  - А о них и нечего особенно говорить. Они просто проводник воли бога справедливости. Если они появились в мире - пиши пропало, значит, как минимум Черная Вьюга уже здесь, а, может, и Красная. А где красная - там и Белая будет, где ж это видано, чтоб мы да останавливались? Говорят, мир полностью покрывался льдом уже дважды.
  - И Дэмонра...
  - Просто хороший человек, который вбил себе в голову лишнее, - как-то уж слишком быстро отрезала Магда, словно готовила эту фразу заранее.
  - Ты поэтому плакала?
  Она скривила губы и вдруг по-детски разрыдалась, кулаком вытирая крупные слезы.
  - Дэмонра всегда была очень хорошая девочка. Не может быть, чтобы с ней... Она котенка не обидела бы, Дэмонра...
  Мнение Магды казалось Каниану, по меньшей мере, спорным. Даже если сбросить со счетов недавнее побоище - на войне как на войне - при первом знакомстве Дэмонра приставила к его голове пистолет. И, угрожая этим самым пистолетом, заставила прогуляться ночью до пустынного пляжа, где, похоже, собиралась пристрелить по подозрению в колдовстве. Во всяком случае, до момента, пока они оба не упали и не устроили сперва драку, а потом задушевный разговор на острых камнях, та вела себя как человек, вполне решившийся на убийство. Не говоря уже о второй встрече, когда нордэна насмерть забила человека рукоятью пистолета, заодно снеся половину черепа его товарищу. Конечно, воспитание типичной эфэлской барышни и типичной калладской имели серьезные различия и одна с большей вероятностью вышивала бы, а вторая - стреляла, но все-таки назвать Дэмонру 'хорошей девочкой' никак не получалось.
  - Она всю жизнь защищала слабых. Не может быть, чтобы выбрали ее... Это так нечестно, так не может быть нечестно, боги же не ошибаются!
  Каниан вспомнил надменное лицо с очень светлыми серыми глазами, какие скорее встретишь у волка или рыси, чем у человека. С его точки зрения, боги и не ошиблись. Но Магда все-таки плакала так, как люди плачут над по-настоящему непоправимыми вещами.
  - Ты пробовала ей это сказать?
  Магда всхлипнула:
  - Я плохо вру. Про ошибку-то...
  Помолчала несколько секунд и глухо добавила:
  - А ты - очень хорошо.
  Каниан мысленно сопоставил вертящиеся в небе мельничные крылья, внезапное желание Магды провести ему экскурс в северную мифологию, забытый под кроватью рюкзак, ее слезы.
  - Ну и чем занимаются ваши божьи мельницы? Разносят мир? Умирают? Разносят мир и умирают?
  - Сильно корежат мир и умирают глупой смертью, когда дело сделано.
  Исчерпывающе. Как будто какой-то взрослый взял и переписал концовку детской сказки. Волшебство осталось, чудо ушло. 'И там, где умерли влюбленные, даже зимой цвел шиповник. А через год шиповник срубили и построили на месте, где он цвел, магазин готового платья'.
  - И ты теперь хочешь, чтобы я пошел и сказал Дэмонре, что у нее приключилась галлюцинация, все станет хорошо и она будет жить сейчас и потом?
  Магда молча всхлипывала. Каниан знал, что прав, но не чувствовал никакой радости.
  Он закрыл глаза и вспомнил Красную ночку. Клетушку с матрацем и огарками свечей в треснутых блюдцах, скрип шагов по снегу и голоса снаружи, ощущение чужого праздника, как будто вся жизнь там, за окнами, а он за какой-то проступок сидит в чулане, где даже время стоит взаперти. Нордэну с ее дурацкими шутками и дурацкими яблоками. Ежей и мышей-полевок, истины из букваря, не выдержавшие проверки взрослой жизнью. Когда в тот вечер Дэмонра развернулась, чтобы уйти, а Каниан демонстративно уставился в окно, больше всего на свете ему хотелось услышать самую расхожую ложь мира - что все будет хорошо. В полутемном чулане он бы согласился поверить и в это. Дверь за нордэной закрылась, щелкнула задвижка, опустилась тишина. Потом за стеклом - ему было плохо видно улицу из забранного решеткой, наполовину утопленного в земле окошка, почти заметенного снегом - над серыми застывшими волнами промелькнула черная тень, откуда-то издалека, как из другого мира, донесся смех и стих, и дальше осталась только поземка. Она медленно скользила мимо окна, как будто сугробы дымились. Черная-черная поземка. Каниан аккуратно отложил винтовку и вдруг ощутил странное облегчение при мысли, что та не заряжена. Лег на матрац лицом вниз, зажмурился и в очередной раз сказал себе, что проснется в утро, когда сошел с поезда в столице и сразу поедет к семье. Что все, произошедшее дальше - один кошмарный сон, который рано или поздно оборвется. И тогда Каниан шагнет на перрон в солнечное утро, пройдет знакомыми улицами, под сиренью, которая перестает цвести в конце июня, но из какой-то милости оставляет слабый аромат до самого сентября. Поглядит на витражи собора Семи королей - по числу венценосных покойников, облюбовавших эту вознесшуюся к небесам архитектурную сказку - когда будет пересекать площадь по дороге домой. Разыщет отчима и Ирэну, и младших девочек, и больше не позволит жизни сделать то, что она с ними сделала.
  А потом пришла Дэмонра, да не одна, а с почти человеческим кофе и какими-то планами на грядущую весну. Напиток, конечно, отдавал даггермаром, и было холодно, как в аду, но в ту ночь Каниан согрелся, пожалуй, впервые за полгода. Сложно было разделить, какую роль в этом сыграл кофе, и какую - нордэна, но его хотя бы перестало морозить изнутри.
  Если божьи мельницы изначально стояли на стороне победителей, то да, пожалуй, Магда дело говорила и северные боги могли бы выбрать кого-то еще. Уж в его случае Дэмонра точно подставила плечо проигравшему по всем статьям. Безо всякой корысти, потому что с момента выстрела на колокольне с него стало нечего взять. Просто покойник на побывке.
  Скорее всего, если бы не она, из него бы уже выбили все, что хотели, и зарыли где-нибудь во внутреннем дворе провинциальной тюрьмы или больницы. И черноту под закрытыми веками он смотрел бы не по собственной прихоти, а потому, что больше ему ничего не осталось бы.
  - Где она?
  - Сидит где-то в доме князей Эскеле. Захвати рюкзак, даггермар...
  - ...и какую-нибудь ложь подобрее...
  - Если у тебя есть какая-нибудь добрая правда, лучше все-таки возьми ее.
  Каниан нахмурился: вот уж чего, а доброй правды между небом и землей оставалось не так много, а у него такого дефицитного товара с детства не бывало.
  - Ты ей дорог. Будь у нее много времени впереди, я бы этого никогда не сказала. Но тут, знаешь, не до тонкой обработки через друзей-подружек и засылки сватов за полгода.
  В первый момент Каниан просто подумал, что Магда все-таки допилась, благо даггермар к этому всячески располагал. Потом понял, что нет, та, похоже, серьезна как катехизис и говорит если не правду, то хотя бы вещи, которые считает безусловной правдой. Вещи, конечно, совершенно удивительные, потому что у него больше не имелось ни денег, ни титула, ни даже, бесы дери, человеческой прически. Единственный вопрос, который вертелся на языке у Каниана, сводился к тому, давно ли Дэмонра обнаружила у себя склонность к филантропии - если да, то почему не пытается это вылечить, нордэна все-таки - и не путает ли Магда некоторые понятия. Его тетушкам, к примеру, тоже бывали очень дороги бездомные собачки и - в редких случаях и на разумном расстоянии, разумеется - бездомные детишки.
  - Она тебе нравится?
  Каниан фыркнул. Слова Магды, по меркам его воспитания, выходили даже не за границы хорошего тона, а сразу за пределы порядка вещей, вроде заката на севере в час пополудни.
  - Она на моих глазах убила больше людей, чем сигарет выкурила.
  - Решительный отказ так длинно не формулируют.
  - Неужели?
  - Да. Как в любви не признаются на восьми страницах. Во всяком случае, в любви к адресату послания, а не к собственному красивому слогу.
  Каниан невольно хмыкнул. Магда только что сформулировала мысль, которая была ему интуитивно понятна со времен гимназии. Но на уроке изящной словесности за такое заявление его, конечно, выставили бы вон из класса.
  В своей первой юношеской влюбленности он признался ровно четырьмя словами, одним из которых было имя дамы сердца, да еще запинаясь, как не запинался, даже отвечая химию. Словно попытался прочитать текст на незнакомом языке, где половина букв и вовсе не выглядела как буквы. Бедная Аманда - ныне удачно вышедшая замуж за богатого магната - уже тогда, в свои тринадцать или четырнадцать, продемонстрировала задатки блестящего светского воспитания: она не рассмеялась, а поглядела серьезно и молча сделала реверанс. Видимо, так рекомендовалось поступать порядочным барышням в любой непонятной ситуации. Каниан теперь спорить был готов, что та приняла его за заблудившегося иностранца, дурно владеющего языком.
  - Тебе доводилось отстаивать это шокирующее мнение на уроках словесности, Магда?
  - Ага, причем именно отстаивать, за дверью в коридоре, по целому часу. С Дэмонрой за компанию, кстати. Это она озвучила, а я вышла следом в знак поддержки.
  Ему только и оставалось, что пожать плечами. Туше.
  - Тебя никто не просит делать предложения или вообще что-то такое говорить. Занеси вещи, передай даггермар и расскажи какую-нибудь шутку, как будто мир не сошел с ума. Мы очень скоро разойдемся и, возможно, никогда не встретимся. По-настоящему никогда, Каниан, а это страшно долго.
  Ему вдруг вспомнился Гольдау, залитый солнцем, в дымке цветущей сирени. Последняя лисья охота, Ирэна с сияющими глазами на полкорпуса обгоняющая его и вырывающаяся вперед, мельтешение веток, лай, бешеная скачка - что-то между падением и полетом.
  Он мог бы сказать, что никогда - это не страшно долго, а страшно далеко.
  Каниан кивнул и поднялся. Застыл на месте, оглядывая пространство, совершающее рисковые броски в стороны. Эту шутку даггермара он уже проходил: голова вроде бы ясная, а ноги ведут себя так, как будто друг с другом не знакомы и в принципе не привыкли взаимодействовать с горизонтальными поверхностями. Только убедившись, что карусель остановилась и его не шатает, подхватил лямку рюкзака, неожиданно легкого.
  'Как будто у этой женщины нет жизни'.
  Мысль, несомненно, вызванная алкогольной интоксикацией. Каниан постоял еще с полминуты.
  - Нормально?
  - Нет. Но лучше не будет.
  Магда хмыкнула. Северных ведьм северное же зелье, похоже, не брало: та порхала как фея. Спрятала следы попойки, приоткрыла окно, затушила фонарь. Взяла Каниана под локоть и вывела на крыльцо.
  Ледяной ветер тотчас выбил из легких остатки кислорода, а из головы - хмеля. Каниан закашлялся.
  - Я тебя провожу.
  Идея принадлежала к числу дельных. В случае незапланированных встреч майору армии было бы легче объясниться, чем ему. И шел он не в театр по билету, а на охраняемый объект. Каниан лично поучаствовал в том, чтобы набить его подвал ящиками с патронами и бесы ведают чем еще. Правда, они заносили все через черный ход, а двери парадного большую часть времени оставались закрытыми. Вроде бы в доме то ли призраки водились, то ли кто-то там совсем плохо с жизнью расстался. Местные заходить не советовали и солдаты, в большинстве своем суеверные, не рвались проверить, какая из гипотез соответствует истине. Каниан был внутри только однажды и никакого мистического ужаса не ощутил. Обгрызенная временем могила древнего рода - и только. Впрочем, детство он провел в усадьбе, где в подвалах и каминах находили кости даже на его памяти. В таких местах быстро расстаются либо с рассудком, либо с фантазией.
  Дом на холме вырастал на фоне чужого и темного неба, такой же темный и чужой.
  Объяснение с часовыми Магда взяла на себя. Каниан только отметил, что опешили солдаты или нет от такого развития событий, а винтовки они держали правильно - вскинули бы к плечу за секунду.
  У ступенек нордэна остановилась. Возможно, налетела на границу, именуемую благоразумием. Протянула Каниану ключ:
  - Дэмонра должна быть наверху.
  'Мы оба знаем, что ее не должно быть вовсе'.
  
  6
  
  Снег звучно хрустел под ногами. Все кругом сияло и переливалось огненными всполохами, как в Красную ночку, когда горожане запускали фейерверки. Дэмонре потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что настолько красной Красная ночка быть не могла никак и гуляет она вовсе не по столице. Горело какое-то село, а она уходила прочь по остаткам широкой улицы, совершенно одна.
  И в небе что-то лязгало, как огромный затвор.
  Поглядев вверх, Дэмонра увидела только бело-серую муть. Картина позади, ожидаемо, оказалась четче. Там, на фоне зарева, чернела виселица с тремя телами. Еще сколько-то валялось на земле неподалеку. И все, никаких следов присутствия живых людей, словно она угодила в какую-то странную картину, где художник на лишние детали не разменивался.
  'И еще те щенки', - вспомнила Дэмонра подростков у ворот. И вспомнила, что собиралась делать. Повернулась к виселице спиной, безо всякого удивления осознав, что перед ней какой-то вывих реальности, явная и грубая ошибка. Уходящая в бесконечность дорога среди тлеющих руин домов, длиннее всякого столичного проспекта. По такой можно идти десять тысяч лет и никуда не дойти. Если, конечно, кто-то собирался по ней идти. Ее планы были гораздо скромнее.
  Она даже успела перезарядиться, а дуло пистолета все еще оставалось горячим. Нордэна выпустила по полной очереди. Потом, кажется, еще по одной. Немудрено, что обжигало висок.
  'Сколько осталось обойм? Где я возьму еще патроны?'
  Мысли Дэмонры текли вяло и словно отдельно от нее. Нордэна ощущала себя как в полусне. Окончательно выпасть из реальности ей мешало только горячее железо.
  'Мама их вешала бы... Зачем я стреляла? Столько патронов попусту...'
  Дэмонра застыла, чувствуя, что буквально вмерзает в холодный воздух словно в какое-то вязкое желе. Последняя мысль совершенно точно была чужая. Совсем не ее. Нордэна допускала, что может при необходимости расстрелять безоружных людей - что она, собственно, только что и проделала, пройдясь точь-в-точь по маминым следам. Но после этого жалеть только о потраченных боеприпасах - нет, этого бы она не сделала. Кровь, Вьюга, но никак не тридцатитрехлетняя женщина по имени Дэмонра Ингрейна, в прошлом чья-то дочь, сестра и любовница. Люди так не думают.
  'Я сошла с ума. Стала как Рагнгерд. Это не я. Все. Конец'.
  Нордэна опустила пистолет и ошеломленно оглянулась. Она не знала, что хочет найти в опустевшем селе, где, не считая скрежета с неба, висела мертвая тишина. Может быть себя, прежнюю, которая осталась позади, у импровизированной виселицы на площади, и удивленно смотрит ей вслед. Или какой-то ответ. Или, на крайний случай, движущуюся прямо за ней стену белой метели, которая бы отрезала все вопросы.
  Холодно и пусто. Как кошмарный сон.
  Дэмонра почти не удивилась, услышав за спиной приближающийся треск веток. Так все всегда и кончалось. Не нужно было оборачиваться - ей вовсе не хотелось видеть рэдца с бомбой в кармане и улыбкой на губах.
  Она снова начала поднимать оружие, как вдруг ощутила сильный толчок и рухнула лицом в снег. Сверху упало что-то тяжелое, а потом правую руку дернула боль.
  - Пальцы разожми! Разожми, говорю, пока я тебе ничего не сломал, ты...
  
  Дэмонра открыла глаза. Оценила обстановку - по правде говоря, отсутствующую, поскольку в комнатушке, помимо нее и деревяшки, подпиравшей люк, находился только Каниан и фонарь. Эфэлец не стал конкретизировать 'ты', но пистолет у нее забрал.
  - Я - что? - фыркнула Дэмонра, когда решила, что голос у нее не задрожит.
  По-хорошему, Каниану оставалось только пустить пулю и удрать, если отсюда вообще можно было удрать, но он почему-то не стрелял. Он не мог не видеть, что она сделала: стоял у самых ворот. Кажется, даже что-то говорил. Она не помнила.
  - Ничего, - он поднялся, молча проверил, на предохранителе ли пистолет, и, убедившись, что все в порядке, засунул в карман шинели.
  - Это точное определение.
  Эфэлец пожал плечами.
  - Ваши вещи я на эту голубятню не потащил. Не собираюсь здесь сидеть лишней минуты и вам не советую. Пыли больше, чем воздуха.
  И, словно подтверждая свои слова, чихнул. Очередью, как кошка.
  - Аллергия?
  - Если только на человеческую глупость, - пробурчал эфэлец. - Это не лечат.
  - Можно держаться подальше от источника, - скривилась Дэмонра. Она как-то умудрилась заснуть сидя, и теперь ее кости выдали целую симфонию неприятных ощущений. К слову, ей шел тридцать четвертый год, а не семнадцатый, и такие ночевки бодрости духа не прибавляли.
  - Я не создан для отшельничества. И я выпить принес.
  Каниан, судя по всему, хорошо уяснил, что такое 'национальный характер' и следом за всем миром несправедливо записал северян в законченные алкоголики. Но жест все равно был красивый и широкий.
  - Пить в действующей армии. Ты все-таки решал стать калладцем?
  - Не дождетесь. Я просто считаю, что даже даггермар не наносит организму таких повреждений, как тот гуталин, который здесь почему-то называют 'чаем'. Думаю, им можно натирать сапоги.
  Каниан отшучивался вполне натурально, но Дэмонра в свете фонаря ясно видела его глаза, злющие, как у рыси, которую умудрились посадить на цепь.
  - Почему ты со мной вообще разговариваешь?
  Эфэлец неприятно прищурился:
  - Мой виари стал так уж плох? Я вроде как выпить предлагаю.
  Если уж на то пошло, на виари Каниан говорил отлично - куда лучше Дэмонры. И его слова складывались в предложения, да вот смысл ускользал. Нечего эфэлцу было до нее доносить. Он мог в нее только стрелять после всего, что случилось. Пуля всегда казалась Дэмонре апогеем того, что называется 'кросс-культурным контактом'.
  - Я патроны не считала, - невпопад пожаловалась она, когда молчание сделалось совсем тяжелым.
  - Да вы бы лучше людей за людей посчита..., - начал Каниан, потом осекся и только щекой дернул. - Да бесы с вами всеми, не хочу я знать. Ваша священная война, вы с ней и ...!
  Дэмонра давно подозревала, что эфэлец, при всей его любви к сложным словесным конструкциям, способен выражаться предельно доходчиво.
  - Здесь нечем дышать, пошли отсюда, - уже мягче добавил он.
  - Некуда.
  - Там еще два этажа вниз, не считая подвала. А если речь об экзистенциальном тупике, то вам все равно, где его встречать, а мне - нет.
  Каниан подал Дэмонре руку. Тени от сдвинувшегося фонаря крутанулись вокруг него, и снова свернулись на своих местах. Нордэна поняла, что и правда не хочет здесь оставаться. Эфэлец говорил правду: в ее случае не было разницы, в какую щель забиться. Помедлив, она вложила руку в протянутую ладонь. И обнаружила сразу два сюрприза. Во-первых, у эфэлского фон-барона ладонь оказалась в мозолях, как у бывалого стрелка. Во-вторых, теплая, словно печка. От неожиданности Дэмонра просто вцепилась в нее, даже не пытаясь встать.
  Какая-то не оформившаяся, полубредовая мысль говорила ей, что это последний кусочек настоящей жизни в ее мире, который очень быстро перестает быть настоящим.
  - Вам дурно?
  Дэмонра поднялась, опираясь на протянутую руку. После нескольких часов сна в неудобной позе ее здорово мотнуло в сторону, и она схватилась за Каниана, чтобы не упасть. Воротник под пальцами был холодный, а вот шея такая же теплая, как и ладонь. Эфэлец не стал вырываться, только ослабил хватку на горле. Плохо соображая, что она творит, нордэна подняла ладонь и прижала к его щеке. Не встретила сопротивления, прижала вторую. Погрела пальцы, сообразила, что делает глупость, которую двусмысленно понял бы и менее циничный человек.
  Подняла глаза.
  Каниан стоял очень спокойно, как будто происходящее то ли было в порядке вещей, то ли его не касалось вовсе. Смотрел на нее без демонстративного удивления и без своей обычной усмешки. Дэмонра не могла играть с ним в гляделки, поэтому уставилась в пол. Последует ли дальше чудо или оплеуха не представлялось ей вопросом первостепенной важности. У нее вообще мало осталось вопросов - она просто грелась.
  - Совсем холодно? - Каниан, оказывается, когда хотел, мог говорить вполне нормальным - почти ласковым - человеческим голосом. - Вы так сильно замерзли?
  Дэмонра кивнула. Проще было согласиться, чем начать путано объяснять, что да, она замерзла почти насмерть, и нет, не потому, что в помещении низкая температура. Каждый калладец с детства знал, что, если холодно, это можно легко перетерпеть, просто попрыгав и похлопав в ладошки. К сожалению, эта мудрая тактика давала сбой, когда в лед превращался весь мир.
  Нордэна, наконец, сообразила, что ей не столько холодно, сколько страшно. Ни к чему конкретно не относящийся ужас она испытывала редко, вот и не узнала его сразу. Это объясняло и похолодевшие пальцы, и стучащие зубы, и то, что она вцепилась в Каниана, как бес в грешника. Для нее этот эфэлец сейчас был сама жизнь. У него под кожей текла теплая кровь, а еще он, кажется, знал какую-то непостижимую правду, которая была сильнее, чем две полные обоймы Рагнвейд и скрежет в белом небе.
  - Пойдемте. Печка из меня, конечно, нормальная, никто не жаловался, но надолго меня тут не хватит. Если сумеем разжечь камин - будет больше толку. А вообще вам бы вернуться в дом, к Магде. Идемте.
  Здесь эфэлец ошибался. Вернуться она не могла, а от камина было бы меньше толку. Если смотреть на вещи честно, от камина не было бы вообще никакого толку.
  Дэмонра отпустила лицо Каниана, а потом, зажмурившись, поцеловала в губы и тут же отдернулась. Ну просто как гимназистка гимназиста на заднем дворе, пока классная дама отвернулась. Ей стало стыдно не столько за свои действия, сколько за свою трусость. Дэмонра все же заставила себя посмотреть на эфэлца.
  - Вы уже определились, хотите застрелиться или со мной целоваться? Только не плачьте, умоляю, я где-то читал, что у нордэнов нет слезных желез. Пощадите мое домашнее образование.
  - Ты злишься?
  - Я не уверен. Это было очень плохо, но можете попробовать еще раз.
  Дэмонра как-то в обход логики сообразила, что такая насмешливая речь - высшая мера добра, которую в принципе можно добиться от Каниана. Он то ли не хотел говорить с людьми по-человечески, то ли не умел так же безнадежно, как Наклз, но в другой манере. И еще он не оскорбился и не собирался немедленно уйти, оставив ее в ледяной тишине. Нордэна закрыла глаза и попробовала еще раз.
  Каниан целовался на порядок лучше Рейнгольда, но хуже Кассиана - Дэмонра сразу поймала себя на этой несколько циничной мысли. Впрочем, ее мысли в его адрес частенько бывали циничными - тут она себе не лгала. В первую очередь он был эфэлцем, то есть врагом всего, что она любит, и ее без пяти минут личным врагом теперь, когда силы ада сорвались с цепей. Во вторую очередь - не особенно располагающим, но по какому-то капризу природы привлекательным ходячим набором рефлексов, мускулов и очень гладкой белой кожи. Дэмонра допускала, что испытывает к нему некоторое влечение - с учетом ее возраста, сильно припозднившееся - но загадочного и волшебного в этом влечении нашлось бы не больше, чем магии в рюмке даггермара.
  Мейнарда Тальбера она любила в ранней юности, и никакая природа любви или ее подводные камни Дэмонру тогда не волновали. Им и так было вполне очевидно, что их свела сама судьба и они поженятся в солнечный и ветреный день, вырастят троих замечательных детей, проживут бок о бок сто долгих и счастливых лет, а потом в один день лягут в могилу, которую украсит куст шиповника. Сказка счастливо началась и должна была счастливо закончиться, никаких логических умозаключений и поисков ответа в сказке не требовалось.
  Кассианом Крэссэ, бывшим с ней до Мейнарда и немного - после него, Дэмонра в чем-то восхищалась, хотя к этому восхищению почти никогда не примешивалось уважения. Славно проводя время в его компании, она, конечно, не хотела с ним ни общего будущего, ни общих детей. Кассиан, главным образом, научил ее не относиться слишком серьезно к вопросам, которые могли обойтись без этого. В поисках великой любви она, если ей угодно, могла пойти и умереть на могиле Мейнарда Тальбера, а живых людей своим 'я не знаю, что я чувствую, да кто же мы друг другу?' мучить не следовало. В конце концов, 'настоящую любовь' не отпускали по рецепту в аптеке и трудно было бы ее кому-либо предъявить со всей уверенностью. 'Если улыбаться, шутить, целоваться, неумеренно любиться и умеренно скандалить - ни один мужчина не заметит разницы', - вот, собственно, и был тот жизненный совет, который Дэмонра получила от Кассиана. Она, впрочем, и без него догадывалась, что второй раз чудо не повторится и другого Мейнарда Тальберта она не встретит. Судьба пришла и ушла, осталась жизнь, и та что-то давала, а что-то отнимала.
  Рейнгольд Зиглинд выделялся из череды любовников Дэмонры потрясающей надежностью, настолько вызывающей на фоне ее, в общем-то, мало упорядоченного существования, что в первое время она просто не могла поверить своим глазам. Ей вообще трудно было понять, чем она могла привлечь такого человека - умного, вежливого, страшноватого в своей безукоризненности. Бесы дери, он был адвокат, а не дрессировщик тигров. Зиглинд предельно отличался от всех, кого она знала, кроме, может быть, Наклза, о чем Дэмонра предпочитала не думать. В первое время он своей серьезностью пугал ее не меньше, чем она его - своими шедеврами кулинарии. Так или иначе, стратегические омлетами и прочие блинчики - последнее средство нордэнской обороны - не сработали. Белые манжеты Рейнгольда вступили в схватку с привычками Дэмонры и, как ни странно, победили, взяв врага измором. Положа руку на сердце, нордэна сама не могла сказать, любила она Рейнгольда или нет - кроме момента в камере, когда, читая его прощальное письмо, любила его больше чем всех богов Архипелага, блага Каллад и даже больше Наклза. Но она совершенно отчетливо испытывала какое-то теплое желание сделать его счастливым.
  Счастье Каниана Дэмонру беспокоило так же мало, как и его принципы, надежды и мечты. Собственно, сама мысль о том, что у эфэлца, помимо острот, грубостей и обидных фраз на всякий жизненный случай, есть свои радости и печали, впервые посетила Дэмонру, когда они целовались на темном чердаке, где повесился человек. Такие размышления, к счастью, отвлекавшие ее от подсчета улетевших в вечность пуль, все равно походили на затрещину и добром кончиться не могли.
  Каниан, словно почувствовав подвох, отстранился. Он не стал заглядывать ей в глаза или говорить какую-то чепуху о чувствах. Для чувств у них был слишком холодный дом и слишком холодный век.
  - Я полагаю, вам нужно возвращаться к Магде.
  Дэмонра покачала головой. Каниан, к счастью, понял ее и без всяких пафосных фраз в духе 'я эту дверь закрыла навсегда'. Скорее всего, это просто было видно.
  - Тогда нужно попытаться протопить этот бесов дом.
  Дэмонра хотела поблагодарить, но удержалась, не очень понимая, за что именно говорить 'спасибо'.
  Внизу оказалось еще холоднее, чем на чердаке. Дэмонра осмотрела камин гостиной. Несмотря на то, что Вильгельм в итоге отказался использовать поместье для ставки, местные отлично выскоблили дом, разумеется, прочистив дымоход. Каниан с сомнением изучал сложенные рядышком дрова, а со стен за ними презрительно наблюдали мужчины в кудрявых париках и женщины с припудренными волосами.
  Дэмонра поймала себя на мысли, что не удивится, если кто-то из них попросит пришельцев выйти вон. За окнами снова начинало выть. Она знала, что это последняя вьюга в году, и завтра начнется оттепель, которая похоронит зиму.
  И, если ничего не сделать, страну, сделав ее сначала былью, а потом и небылью. С Дэм-Вельдой так уже случилось.
  Нордэна поежилась.
  - Сухие?
  - Умеренно. Промерзли.
  - Умеешь разжигать камин?
  - Знаю теорию.
  - В подвале ящики с патронами.
  - Есть более простые способы совершить диверсию. И огонь при пожаре идет вверх.
  Дэмонра фыркнула. Знал Каниан это или нет, а его слова содержали неплохую метафору. То, чего в Каллад так боялись одни и так ждали другие весь последний век.
  - Речь все еще о пожаре в доме?
  Эфэлец усмехнулся:
  - Подвалы еще могут уцелеть, а вот башенки с принцессами и принцами всегда выгорают дотла.
  - Ты видел Эфэл после того, как у вас...
  - Нет.
  Голос Каниана сделался более резким, и Дэмонра предпочла замолчать. Не столько потому, что ее пистолет до сих пор лежал в кармане эфэлца и ей совершенно не хотелось вступать в драку с целью получить его обратно. В конце концов, ей даже повезло, что не видела своей столицы с прошлой весны. Фантазии редко бывали так плохи, как реальность, и нежелание Каниана говорить о родном доме казалось ей вполне естественным.
  Он достал коробок спичек, поджег лист старой газеты, убедился, что пламя отклоняется в сторону дымохода, затушил. Потом почти четверть часа раскладывал дрова аккуратной пирамидкой. Наконец, в камине заплясали первые оранжевые всполохи.
  Пока Каниан занимался огнем, Дэмонра проверила, что все шторы задернуты, закрыла двери в сени, подтащила к камину остатки мебели и накрыла какой-никакой стол, использовав для этого консервы и пару яблок, которые Магда неизвестно как достала и сунула ей в рюкзак. В теплом свете огня выглядело даже уютно. Не то чтобы в помещении сделалось тепло - все-таки гостиная в барском доме была немаленькая, а камин только-только затопили - но холод отступил. Дэмонра сняла шинель и аккуратно повесила ее на раму, закрывая самый неприятный портрет.
  - Мне не нравится, как эта старуха на нас пялится. Обещание даггермара в силе?
  - Если вам и так кажется, что портрет может пялиться, я бы ограничился чаем.
  - Который ты же недавно обозвал гуталином. И я не в больнице, чтобы чай пить.
  Эфэлец фыркнул и молча выложил на стол флягу, маленькую и плоскую, какую можно спрятать в сапоге. Похоже, раритет из запасов Маэрлинга и хороших времен.
  Дэмонра заметила, что он так и не снял шинели. Ее посетила совершенно паническая мысль, что Каниан пришел только навести порядок и сейчас исчезнет, как призрак. В конце концов, ему нечего было здесь делать.
  - Ты поужинаешь со мной, правда? В рамках профилактики пневмонии.
  С Рейнгольдом этот аргумент сработал лучше. Каниан бросил на нее какой-то уж слишком проницательный взгляд - холодный как лед и колючий - и помолчал несколько секунд, за которые Дэмонра как наяву услышала 'пошла к бесам, курва'. А потом кивнул, так и не сказав ни слова.
  
  Дэмонра проснулась резко, в одну секунду, как от удара. Почему-то в одной постели с людьми, которых она не любила, нордэна всегда просыпалась именно так: мгновенно осознавая всю ситуацию в целом, даже если не помнила подробностей и частностей - где, с кем, почему. Чувство было скорее странное, чем неприятное, но уж точно не новое. С годами не тускнело.
  Она потянулась и скосила глаза. Не то чтобы Дэмонра жалела о прошедшей ночи - если она не испытывала особенных терзаний из-за десятков застреленных людей, плакать по погибшей репутации ей точно не полагалось. В конце концов, на войне бывало всякое. Под угрозой пистолета она Каниана остаться на ночь не заставляла, а уж за даггермар эфэлский граф вряд ли бы пошел на подобные авантюры.
  Она не совершила преступления, гульнув разок с человеком, который не возражал. Каниан, ее враг по самой сути своего мировоззрения, формально все же им врагом не был. Беда была не в том, что она развлекалась с подданным не слишком дружественной короны. И даже не в том, что это был Иргендвинд, о предках которого складывали страшные истории, еще когда калладцы с боем вырывали свою независимость у Аэрдис. Беда была в том, что этим человеком оказался именно Каниан, с его отвратительной манерой язвить и ненавистью к Каллад, калладцам и особенно нордэнам. Отдельный вопрос - как он при последнем пункте вообще очутился здесь, но этот вопрос следовало адресовать ему. Вчерашний день Дэмонра помнила очень дозированно: марш, генерала, Эрвина, прощание с Магдой - а дальше был сплошной туман, из-за завесы которого как вспышки мелькали картины очень недвусмысленного содержания. Проснувшись, Дэмонра в первый момент даже понадеялась, что вся эта муть ей приснилась - в конце концов, она с самого начала считала эфэлца интересным и не сильно удивилась бы, увидев его во сне в какой-нибудь пикантной обстановке. Но в комнате пахло сигаретным дымом.
  Каниан, бледный и несколько всклокоченный, лежал на животе и лениво стряхивал пепел в пустую консервную банку. Из-под дверей в сени тянуло холодом. Эфэлец, услышав шорох, тоже покосился на нее, но от своего занятия отвлекаться не стал.
  В слабом сером свете все казалось мутным и неживым.
  Дэмонра молчала, глядя, как тлеет тусклый огонек сигареты, а над ним поблескивают холодные глаза, обведенные синевой. Каниан мало отвлекался на нее, но, когда они сталкивались взглядами, Дэмонре хотелось то ли всадить пулю ему в лоб, то ли провалиться сквозь землю самой. Ну или хотя бы привести себя в порядок.
  Каниан не то чтобы развалился по-хозяйски или смотрел на нее как на шлюху, но что-то в нем Дэмонру нервировало. Возможно, затянувшаяся тишина в купе с ледяным взглядом, изредка останавливавшемся на ней как на чем-то не слишком любопытном.
  - Ты что здесь делаешь? - резче, чем собиралась, поинтересовалась она и тут же поняла, какую глупость ляпнула.
  Каниан и бровью не повел:
  - Курю.
  - В смысле - что ты здесь забыл?
  - Штаны, - все так же безразлично ответил Каниан.
  Иргендвинд, наконец, докурил, бросил окурок в импровизированную пепельницу и лениво поинтересовался:
  - Так будет сцена или я могу идти?
  - Пошел вон отсюда, - с облегчением огрызнулась Дэмонра. Уход Каниана ее целиком и полностью устраивал. Жалко, у них не хватило ума разбежаться еще ночью, глядишь, утром бы 'ничего не вспомнили' и не пособачились бы на ровном месте, как старые супруги.
  - Я же сказал: верните мои штаны - и пойду, - невозмутимо отозвался эфэлец. Столько яда в абсолютно ровный тон мог впихнуть только потомственный аристократ. - Здесь, конечно тот еще солдатский бардак, но я не обязан соответствовать, разгуливая в кальсонах.
  Дэмонра поняла, что ей нечего сказать. Каниана следовало или пристрелить на месте или найти его бесовы шмотки и отправить с ними на все четыре стороны. Нордэна поворочалась, пошарила рукой по шинели, служившей ей матрацем. Извлекла штаны. По шевронам поняла, что это не его, а ее. Каниан без интереса наблюдал за этими манипуляциями.
  - Я вчера была очень пьяная, да? - с надеждой поинтересовалась нордэна. Судя по наличию хоть каких-то воспоминаний, вряд ли ей удалось напиться так хорошо, как хотелось верить.
  - Если вам приятно так думать, то да. На мой вкус - как свинья, - подумав, добавил он.
  Эту грубость оставалось только проигнорировать. Каниан, конечно, был отвратительным человеком, но Дэмонра ни разу не видела его навеселе. А ведь такой внешне миловидный парень легко мог бы выклянчить баклаху спирта у санитарок. Да что там - Магда б ему и игристого подогнала, если б он попросил. Старшая Карвэн питала к зеленоглазому эфэлцу необъяснимую и частенько декларируемую вслух приязнь в духе 'кабы я не была замужем...'
  Плюнув на поиски штанов, Дэмонра подняла подвернувшуюся под руку флягу. Фляга была тяжелой и лениво булькала. Следовательно, масштабная пьянка с вечера исключалась. Нордэна обернулась к Каниану, разбиравшемуся с воротом рубахи, и почти жалобно спросила:
  - Так что вчера было-то?
  - А с какого именно момента вам непонятно, вроде непохоже, чтоб у вас это случилось в первый раз?
  Если эфэлец так же разговаривал и со своей декольтированной Изольдой, то Дэмонра прекрасно понимала, отчего ни разу не видела ту трезвой в Виарэ.
  - Вы расстреливали полугражданских-полубандитов - бес разберет - я считал ворон. Вы пытались застрелиться, я пытался разжиться пистолетом. Потом мы вернулись в лагерь, вы зачем-то заперлись на голубятне, а я принес вам поесть. Потом мы разок-другой поцеловались - уж не знаю, кто там вам на чердаке привиделся на моем месте, а дальше мы и вовсе ..., как ни странно, совместно. А потом наступило утро.
  - Ты не слишком юн для таких выражений? - зашипела Дэмонра.
  - Вы не слишком стары для таких кульбитов? - получила она в ответ.
  От того, чтобы влепить Каниану первоклассную пощечину, Дэмонру удержало только понимание, как это будет выглядеть со стороны. Не следовало усугублять и без того отвратительную ситуацию.
  - Вот твои штаны, - Дэмонра, наконец, обнаружила искомое и швырнула предмет гардераба его законному обладателю. - Уж извини, медалей за такое не выдают, так что проваливай.
  - К медали здесь, по счастью, близки вы, а не я. Думаю, еще десятка два кровавых врагов кесарской власти и вам что-нибудь на шею да повесят. Хорошо будет, если веревку.
  - Тварь, - ошарашено произнесла Дэмонра. Ей расхотелось кричать и ругаться. Она просто не понимала, как в одном человеке может уместиться столько злости.
  - Разумеется, - согласился Каниан. Он уже почти привел себя в порядок, только волосы торчали в разные стороны. - Безоружных людей пачками расстреливаете здесь вы. А тварь - я. Калладцам свойственно, скажем так, особое мировоззрение.
  Вопрос о том, как она вообще могла пойти с этим существом, разбился о то простое умозаключение, что, будь инициатором веселой ночки Каниан, он бы уже попросил что-то за свою деятельную помощь. Скорее всего - еще с вечера, без аванса представитель нации лучших торгашей обитаемого мира работать бы не стал. Она была лет на десять старше и не считалась красавицей даже в пору самой светлой юности. И вот уж точно не покорила бы его обаянием. Дэмонре стало нестерпимо стыдно. Не за вечер, а за утро. Она вспомнила, кто первый полез целоваться и раскладывать шинели на полу.
  - Хорошо. Я была неправа. В плане - когда тебя попросила остаться, а не когда этих... этих расстреляла. Прости меня.
  - Вот только этого не надо, я не барышня, случайно лишившаяся невинности с проезжим гусаром, - фыркнул Каниан. - Тем более не надо объяснять мне, кто такой Рейнгольд и как вы любите Каллад. Первое меня не касается, а второе я уже видел, это было бесовски убедительно.
  - Правда?
  - Правда. Я бы так, наверное, не смог. Как патриот вы меня далеко обошли.
  - Тебе не кажется, что очень смешно сейчас выяснять, кто из нас больший патриот? И давай на 'ты', толку уже 'выкать', - сдалась Дэмонра. Ей хотелось, чтобы Каниан перестал бить ее словами. Уж очень лихо у него это получалось.
  - В Эфэле постель не считается поводом для перехода на 'ты'.
  - В Каллад она даже поводом для знакомства не считается. Но мы вроде как в Рэде, так что можем соблюсти самую изящную вежливость.
  Каниан все-таки перестал изображать статую и сощурился.
  - Соблюдая самую изящную вежливость, скажу вам правду. Я не люблю Каллад вообще и нордэнов в частности. И хотя у меня впереди, очевидно, большие перемены, вряд ли я когда-нибудь сменю свое мнение по этому вопросу. Также видал я во всех видах и ваш калладский патриотизм, и вашу калладскую любезность. Что касается лично вас - честно сказать, я до последнего был уверен, что вас пристрелю, как это следовало бы сделать, и попытаюсь удрать с вашим пистолетом. Я бы так и поступил, но вы напомнили мне... мою кошку. Представьте себе, вот из-за такой ерунды. Я вдруг вспомнил, что перед тем, как умереть, она смотрела на меня точно такими же глазами. Вы не лежите с простреленной головой только потому, что у меня лет десять назад любимая кошка умерла. Такая же породистая, несчастная и светлоглазая... злющая бездушная тварь.
  Дэмонра подумала, что лучше бы Каниан ей пощечину отвесил, чем это сказал. Особенно по той причине, что с породистой, несчастной, светлоглазой, злющей и бездушной тварью невозможно было спорить.
  - Еще что-нибудь, что мне следует о тебе знать?
  - Обо мне - нет. О вас - да, но вы не захотите. Если вы верите, что, вешая и расстреливая безоружных людей, спасаете Каллад, тут ничем не помочь. Лично я ставлю на то, что ваша проклятая страна рухнет, как карточный домик. Даже если она не рухнет, в светлом будущем, которое вы позавчера ночью с успехом начали закладывать, вам места не будет. Мир очень справедлив, я проверял.
  - Очень по-нашему. Мир и правда справедлив.
  - Да. И либо победите вы, либо победит Аэрдис, но все остальные точно передохнут. Не понимать этого могут только полные кретины и прочие, гм, бравые революционеры. В первом случае меня прикончат здесь, во втором - на исторической родине. Мне это, как вы можете понимать, не принципиально. И перестаньте делать вид, что вас заботит моя судьба. У вас почему-то хватает смелости стрелять в связанных подростков, но не хватает смелости признать, что вы, истинная нордэна, нас, континентальную шваль, за людей не считаете. Вы получили ровно то, чего хотели, а теперь еще смотрите на меня, как будто думаете, попрошу я у вас кошелек или нет. Не попрошу.
  Дэмонра могла бы возразить, что человек, которого она любила всю жизнь - континентальная шваль, и человек, за которого она собиралась выйти замуж, тоже был континентальной швалью. Но вряд ли стоило что-то объяснять Каниану: тот сбесился, конечно, не на ровном месте, но как-то уж слишком сильно для человека, который все сделал по собственной доброй воле.
  - Мне остается пожалеть, что ты любишь кошек значительно больше, чем людей. Тебя в смысле пожалеть.
  - Не играйте в Магду, 'жалость' вы видели только в словаре. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей любви к кошкам, ни о моей любви к людям.
  - Ни о любви в принципе, надо думать?
  - Не знаю. Кувыркаетесь как прима-балерина.
  Дэмонра несколько раз медленно вдохнула и выдохнула.
  - То, что ты - признаю, весьма умело - наговорил мне гадостей, доставило тебе удовольствие?
  - Отчасти. Скажем так, компенсировало неудовольствие, полученное ранее.
  Чего бы там Каниан про нее ни говорил, а злющую голодную кошку, шипящую на все в пределах видимости, напоминал эфэлец.
  'Вчера этот человек спас меня от смерти. Что бы ни происходило сейчас, вчера он был добрым ко мне'.
  - Тогда оставшуюся дозу удовольствия пойди и получи где-нибудь еще.
  Каниан усмехнулся. Поднялся сам, поднял с полу шинель. Дэмонра сообразила, что на одной она спала, а второй накрывалась. А еще Каниан, надо полагать, следил за камином, чтобы огонь не потух.
  - Доброго дня.
  'Доброго дня', так часто слышанное при сомнительных обстоятельствах от Наклза, в исполнении Каниана звучало еще обиднее. Рейнгольд тоже всегда оказывался прав, но у него хотя бы хватало доброты не тыкать Дэмонру носом в ее ошибки. У Наклза просто был такой нечеловеческий характер, тут ничего нельзя поделать - какой с мага спрос. Но вот Каниан этими простыми словами добил ее намерено.
  Дэмонра дождалась, пока тихо клацнут двери в сени, а потом заплакала, отвернувшись к стене.
  Черту, нарисованную белым мелом, не было видно на снегу. Верно ее бабки говорили.
  Дэмонра утирала слезы, прекрасно понимая, что такие приступы жалости к себе более приличны гимназисткам, которым посвятили на один сонет меньше, чем подружкам. И уж совсем неуместны в ее ситуации, когда вопросы личного счастья и личности как таковой, мягко говоря, теряли актуальность. В конце концов, кого там Каниан любил или не любил - его личное дело, а немного человеческого тепла он ей подарил. Чего так взъерепенился утром - бесы знали, но с вечера он ей никаких гадостей не говорил.
  Она, тоже, конечно, хороша. Может, догадайся она просто сказать 'доброе утро', Каниан бы не набросился. Не так уж трудно это и было - пожелать ему доброго утра. В конце концов, она мысли не читала, возможно, никаких гадостей про нее эфэлец не думал и вообще думал не о ней. Мало ли кого он дома оставил. Да и у той же Изольды стати были всяк роскошнее, чем у нее, может, взгрустнул, сравнив две свои последние 'победы'.
  За дверями в сени снова послышались шаги. Дэмонра нащупала пистолет и спрятала его под полу шинели.
  В гостиную снова плеснулась волна холода. Эфэлец заходить не стал, только приоткрыл одну створку и протянул Дэмонре какую-то склянку. Нордэна механически взяла. С удивлением поняла, что видит перед собой таблетки от головной боли.
  - Это что?
  - Вроде на морхэнн написано, вы читать разучились? Или у вас сегодня утро неудачных вопросов?
  - Я... На самом деле я не хотела тебя задеть.
  - У вас бы не получилось, даже если б хотели. А это таблетки. Я воспользовался народной мудростью и дошел до санитарок.
  - Мне еще раз извиниться?
  - Нет, я на слух не жалуюсь, оставьте ваши извинения при себе. Выпейте две штуки.
  - Ты сыпанул туда крысиного яду?
  - Против стайки моих почтенных предков это могло бы сработать, но нордэну травить - яд портить. Нет. Просто должно помочь от похмелья и критического недовольства жизнью. Вы же маетесь первым и вторым, я полагаю.
  - Ты издеваешься или нет? Скажи без вывертов, я их не понимаю, - взмолилась Дэмонра.
  - Не издеваюсь. Знаю, в таких случаях лучше подогнать эля, но мои взгляды на равенство полов так далеко не заходят, и, к тому же, здесь нет рестораций, - вполне мирно пояснил Каниан. Судя по мокрым волосам и румянцу на щеках, он уже умылся и выглядел более довольным жизнью, чем полчаса назад.
  Дэмонра фыркнула и кивнула на оставшиеся консервы.
  - Поешь со мной?
  - Я не голоден.
  - Пожалуйста, поешь. Посиди со мной. И - ради всего святого - не говори со мной.
  Каниан покачал головой:
  - Не думаю, что это правильно воспримут. Я поем с остальными, до обеда уже недалеко.
  - Да какая разница, как это воспримут?
  - Вам, надо думать, никакой. А я буду жить сообразно своему статусу, потому что ничего не изменилось. Не надо разводить драмы. Выпили, погуляли, разошлись. Я свое место понял, вы его указали вполне ясно.
  - Вот это было очень обидно, Каниан. Я извинилась дважды!
  - А я трижды сказал вам, что все нормально. Приводите себя в порядок, Магда волнуется, и, насколько я понимаю, в лагере какое-то шевеление.
  'Какое-то шевеление' в лагере, скорее всего, было именно тем, о котором Дэмонра молила всех сущих богов.
  - Потеплело?
  - Изрядно.
  Дэмонра поглядела на таблетки, потом снова на Каниана.
  - Меня очень скоро тут не будет и я уже никому ничем не помогу. Если я могу что-то для тебя сделать, скажи теперь.
  Эфэлец беззлобно усмехнулся:
  - Ну, если вам так хочется оказать мне любезность... Ваши мозги, оставшиеся при вас, а не на дороге в некоем селе, возможно, стоят банки хорошего довоенного кофе?
  - Ты большой оптимист. Возможно.
  - В крайнем случае, на цикорий точно потянут.
  Эфэлец, конечно, шутил, вот только ситуация давным-давно перестала быть веселой.
  - Ты же знаешь, что в Каллад разрешено наемничество?
  - Допустим. Если это предложение протекции, то я бы предпочел взять кофе. В крайнем случае, опозорю всех своих предков и приму 'спасибо'.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"