Аннотация: О знакомстве со Смертью. Не банальный суицидальный позыв. Нечто большее. Знакомство приятное.
Она ехала в метро. Усыплял перестук вагонов. Скучные лица вокруг нагоняли тоску. Вагон метро - вот прекрасный символ одиночества в толпе, не правда ли?
Итак, каждый клевал носом по-своему. В двенадцатом часу ночи в подземке не часто удается встретить человека, не мечтающего о теплой ванне и мягкой постели. О том, чтобы побыстрее добраться домой.
А она, как ни странно, не мечтала. Вообще ни о чём не думала. Просто сидела. Слишком вымоталась за день. Слишком много всего навалилось за бесконечно долгие зимние месяцы. Иногда солнца не хватало до отчаяния, до заламывания рук.
Накатывала депра. Чёрная, глухая. Приливы и отливы не зависели, к сожалению, от Луны. Их невозможно было предугадать. Могло перехватить горло в маршрутке, до сердечной боли, до судорожных спазмов. В студенческой столовой - за пластмассовым стаканчиком с кофе, когда она ловила себя на мысли, что напряженные плечи напряжены в ожидании прикосновения чьих-то рук. Эта мысль доводила до истерического смеха.
Ещё бывало так: отказывались нести ноги, потому что иссякали внезапно силы. Просто - идешь себе, идешь, а потом вдруг понимаешь, что в следующем шаге смерть. И почти валишься на мостовую, останавливает только чувство стыда и проклятое извечное "назло". Назло небу, неизвестно за какие грехи пославшему такое, пойду. Дальше, дальше, сквозь зубы шипя на себя, кусая губы, ругая собственное бессилие.
В голове билось одно: одиночество.
Оно ужасало и доводило до исступления. Оно было любимо как старая незаживающая рана. И растравляемо - соляной кислотой слез.
Как в классической мелодраме, всё было ужасно. Некому подставить плечо. По ночам тело скручивало от невыносимой боли, что шла изнутри. Господи, Господи, за что ж ты меня так? В одном, другом, третьем - искала давно знакомое, никогда не виденное лицо - и не находила. Или жестоко обманывалась - и получала удар в спину.
Всё время казалось? мерещилось? - да она и сама не знала - что он-то смотрит откуда-то сверху, насмешливо так, на прочность проверяет - и появится только у последней черты.
Ага, вот и он. Явление героя. Нет никого - лишь образ в голове. Туманный, зыбкий, нереальный. Идеал.
Черты вполне человеческие. Ничего запредельного. Тепло, и чтобы можно было спать, свернувшись калачиком, уткнувшись в подмышку. Быть нужной.
Очень хотелось отдать, наконец, кому-нибудь опостылевшую свободу воли. В одном жутком порноромане она как-то прочитала (да, она ещё и не такое читала!), что женщине в жизни немногое надо: чтобы её кормили, одевали, наряжали, мыли и били. Мило, не так ли? Она была уверена в абсолютной правоте автора. За одним только исключением: он её уже бил. Сейчас. Когда она ещё ни разу не видела его. Каждый удар она воспринимала, как новое испытание от него. И зло улыбалась в небо, когда получалось выжить и собрать себя из осколков битого стекла, залатать крылья. Запас прочности был неистощим. Но свобода и независимость надоели так, что хоть волком вой.
Так вот, в таком жизнерадостнейшем состоянии духа она - да чего толку скрывать, я, я, конечно, - всё про меня, от первой до последней строчки - и ехала в метро. Тук - тук, тук-тук, вагонная аритмия.
В очередной раз пыталась уверить себя в том, что всё хорошо. Или не так уж плохо. Во всяком случае, ещё никто не умер. Самовнушение не помогало.
В наушниках гремело "Ameno" - воззвание к Богу нруппы "Era". Оставив попытки привести себя в относительный душевный порядок, я закрыла глаза и окунулась в музыку. Всегда поворачиваю регулятор громкости до отказа. Музыка отрезает меня от мира серых лиц.
Но сегодня спокойно доехать до дома мне не дали. Кто-то мягко коснулся колена. Открыла глаза.
--
Знаешь, я на самом деле не виноват. Просто за тебя назначена слишком высокая цена, понимаешь? Он никогда не согласится отдать тебя мне без боя, - передо мной на корточках сидела моя воплощенная мечта.
Мечта на корточках, прекраснейшее зрелище.
В зобу дыханье сперло.
Протянул руку, провел ладонью по моей щеке. Надо же - его ладонь, моя щека - идеально подходят друг другу. Божий промысел.
--
Ты думаешь, я не скучаю. Придумала тоже мучителя. Мне легко, ага, как же! Последнего садюгу из меня сделала, девочка, - обиженно продолжала моя мечта, не отнимая руки.
О чём это он? Мне хотелось только одного - смотреть, не отрываясь. Тёмные бархатные глаза, шапка блестящих темных волос, лицо мальчишки, взгляд мудреца. Руки.
В такие руки хочется немедленно броситься. Согреться.
Я могла бы вечность смотреть, слушать, вдыхать. Запах - мечта пахла собственным телом. Запах сводил с ума.
--
У нас мало времени. Надолго он меня вообще никогда не отпускает - незаменимый, говорит, - невесело улыбнулся.
Да о чём он?
--
Не понимаю, зачем вообще ему испытания. Всё равно ты будешь его - рано или поздно. Моё дело - миг, его - Вечность. И вот - уперся, как баран - не отдам и всё. Сначала пусть пройдет все круги. Все девять, понимаешь?
Я покачала головой. Что я могу понимать? В присутствии прекраснейшего на земле мужчины? Ничего, естественно.
--
Не понимаешь... Никогда ничего объяснять не умел, - ладонь медленно гладила мою щеку, - совсем измучилась, девочка моя...Бедная...
Слёзы хлынули сами собой. Я так плачу всегда - тихо, но мокро. Смотрю в глаза, а из собственных - поток. Потоп.
--
Ну-ну-ну, мы же встретились, наконец. И ты права была, я - вот он, существую. Только ты запомни - всё, что с тобой происходит, не моя идея. Сердце кровью обливается, смотреть, как ты страдаешь. Я ему говорю -девочка просекла уже всё, пусти хоть на минутку, расскажу ей, в чём дело, - он плюхнулся рядом (благо в полупустом вагоне на сиденье можно было хоть лежать) и приобнял меня. Поцеловал в нос.
--
Еле уговорил. Он говорит - тебе-то зачем? Твоё дело, вообще, сторона. К отделу кадров только Петр отношение имеет. И не тебе, мол, решать. Последнюю тысячу лет с ним вообще что-то странное творится. Сварливый стал, как базарная баба. С ним не всегда мать-то справляется, не то что Мария.
Тысячу лет, тысячу лет...Бред какой-то. Похоже, мой любимый сумасшедший.
--
Тут я ему и напомнил, гхм, о бурной молодости. И как он в Машку влюбился, и как пришлось его отговаривать жениться, объяснять - почему нельзя. И как он тогда плакал.Но не поддался искушению. Сначала работа, остальное потом. Короче, уломал я его. Пусть, думаю, ты хоть будешь знать, что я всегда с тобой. Помочь, правда, нечем. Ты только, когда с другими будешь крутить ( я отчаянно замотала головой)...будешь-будешь, сам такой. Со мной всё равно ещё не скоро встретишься - и хорошо, что не скоро. Так вот - с другими - не думай ни о чём. Я все твои мысли слышу. Неудобно как-то. Или о белом медведе думай. Ленин в детстве, кажется, так делал.
--
Я тебя ждать буду! - вырвалось у меня. Мысль о том, что он сейчас вновь исчезнет из моей жизни, была непереносимой.
--
Меня все ждут, - сказал он с горькой усмешкой, - и я всегда прихожу. Но к тебе торопиться не буду, не проси.
Притянул к себе. Поцеловал. Боже, Боже, да за что мне такое - к черту вечность, целый миг восхитительного отфильтрованного чистейшего счастья!
--
Твоя станция, - оторвался он от меня.
--
Я с тобой останусь!
--
Нет, глупенькая. Разные у нас пока пути. Давай, выходи.
Легонько подтолкнул к выходу. Я шагнула на перрон. Шалая, пьяная.
--
Осторожно, двери закрываются, - и он остался по ту сторону стекла.
Только тогда я поняла, кто ко мне приходил. Вы думаете - Любовь?
Нет, это была моя Смерть. Ангел Смерти.
Поезд со свистом и грохотом унесся в темный тоннель.
***
Милый, милый мой, не тужи, душа бедовая, а я такая же как всегда - никем не расколдованная...
18 летмоему заячьему женскому сердечку - нет ничего несчастнее, чем сильная женщина, полуребенок, дитя ещё...много моей силы, больше, чем следовало бы отмерить. Хрупкость, вожделенная хрупкость - и в помине её нет. Тонкая кость, голубая жилка на виске, ключицы беззащитные, ах, обморок и нашатырь. Хрена лысого, милый, возлюбленный мой, Песня песней. Где Соломон твой, Суламифь? Где тот, кто подберет, наконец, слезу, повисшую на кончике библейского носа? Не смешно ли тебе, девица?
Здесь никого нет, только тени, тоска пустая, засевшая в груди осколком льда... Можно ль сбежать от себя - не знаю...Быть довольной собой - не знаю...Быть довольной кем-нибудь ещё - не-зна-ю...не приставай ко мне, душа, разве не видишь - разговор серьезный...
А, впрочем, о чём говорить...живи, пока живётся, девочка...
Ангел мой, где ты? Где же ты? Я люблю тебя, а совсем не знаю.
Ещё один подразнил - такой же как ты - темноглазый темноволосый - и ушел...Сам ушел, ангел...Так как же мне теперь быть? Больно...