Аннотация: О том, как кошки не умеют путешествовать
Посвящается - Снегу и Алмазу. Ласкам и Глупости. Огню и Ветру. А так же всем тем, кто хоть как-то упомянут в этом тексте.
Варнинг - это все лишь попытка художественно описать сон. А, стало быть, много эмоций и описательности и достаточно мало смысла. Глюки, короче.
Я открыла глаза, и солнечный зайчик испуганно метнулся к окну, спрятался за штору, выставив любопытную бусину носа и кончик уха. Скосила глаза на часы. Те услужливо подсказали, что нет еще и пяти. Одеяло попыталось закопать меня в себе, подушка распушилась облаком, настойчиво предлагая заснуть опять. Шикнув на разбушевавшиеся вещи, сонно прошлепала босыми лапами в ванную. Отражение в зеркале сначала испуганно подскочило в уютном гнездышке из полотенец, а потом фыркнуло и демонстративно свернулось клубком спиной ко мне.
Показав отражению язык, закрылась в душевой кабинке.
Уже более или менее адекватно воспринимая действительность, спустилась вниз, пытаясь определить, что же меня разбудило. Дом спал беспокойно. То и дело что-то поскрипывало, шуршало. Иногда слышался звук падения. Немного погодя к источнику шума неспешно трусил один из домовых, сердито ворча на дом, хозяев и собственную судьбу. Дом оживал все быстрее.
В гостиной было на удивление чисто, хотя вчера вечером здесь творилось нечто страшное, судя по звукам, достигавшим до моего кабинета. А еще домашние нечеловечески загоняли домовых, они даже ко мне приходили жаловаться. А посмотреть - ничего не сломано, пятен нет, вазы все ...
Так, ну допустим не все, но на местах. Ладно, позже разберусь.
В холле снова опрокинута вешалка, это волки искали ошейники. Дикие звери, не могут, как будто без них выгуляться, прямо как дети, ей-богу.
В кухне горит слабый огонь. На плите закипает чайник. От духовки щекочуще пахнет чем-то мясным.
На столе одно обгрызенное печенье в вазочке. Чашка с недопитым чаем прижимает к столешнице сложенный вдвое лист бумаги. Очередная записка от лисьей. Дескать, надо срочно смотаться в одно место. Очень-очень быстро, ты и соскучиться не успеешь и прочее бла-бла-бла.
Грустно, но ведь не злиться же на нее.
Записку читать не стала, потянулась за кружкой.
Прозрачный носик чайника стеклянно звякнул о кружку. Нежно-золотистый чай щедро делился ароматом ромашки и горьковатого бергамота, ласково согревал ладони.
Прихлебывая чай, стала бродить по кухне. Задумчиво провела пальцами по табурету. Тот попытался не то выгнуться кошкой, не то повилять хвостом, благо такового не оказалось в наличии.
В дверь что-то заскреблось. Едва-едва, на грани слышимости. Но так, что шерсть вздыбилась на загривке, а упавшая кружка обиженно и беспокойно задребезжала по мрамору пола, из вредности отказываясь разбиваться.
Я прижала ладонь к теплому дереву двери, чуть помедлила, толкнула несильно, и в проем нахально ввалилось солнечное раннее утро.
Только вот на пороге никого не было.
Живого - никого.
И в метре над ступеньками, плавно покачиваясь в воздухе, висел мохнатым дикобразом шар. Ладони в две диаметром. То матово-белый, то прозрачный, то дрожащий мелкой лиловой волной. Лучи-колючки настойчиво тянулись во все стороны.
И все, что надо было сделать, это сжать в ладонях пушистую звезду и захлебнуться чужими эмоциями.
Грусть, горечь, злость резкими пряными специями. Усталость. Чуть слышный привкус обиды. Огромное одиночество и лимонный запах невысказанной просьбы.
Накатило в один момент, и как будто ничего и не было.
Солнечное тихое утро. Сопящий за спиной дом. И полупрозрачный фарфоровый осколок, зажатый в кулаке.
А сквозь пространство протянулась тонкая нить понимания и сопричастности, обмоталась вокруг кисти левой руки и настойчиво потянула в дорогу.
Куда же я от тебя денусь, солнце мое далекое.
Быстро собрала дорожный рюкзачок. Я вообще очень легкая на подъем, могу сорваться по первому зову, было бы кому звать. Натянула на руки перчатки с когтями и, в который уже раз, почувствовала, как они устраиваются на руках, срастаются со мной. Штучная работа. Долго же ее Гремушка делал, да только ожидание того стояло. Чуть встряхнула пальцами, ощутила мгновенную тяжесть выскользнувших когтей, и убрала их снова.
Бросила рюкзак на кухонный стол и стала думать, как решить самую сложную проблему - что сказать о своем уходе семье. Врать не стоит, все равно Ис вычислит, а Фэй почувствует. Не говорить совсем - обидятся, а то и хуже, искать начнут.
--
Собралась куда или уборку затеяла, - сонный и нарочито ленивый голос прокрался в мои мысли. Широкоплечая фигура сладко потянулась и подперла косяк.
--
Да так, прогуляюсь в гости, недалеко, - я ухмыльнулась, и поняла, что зря. Улыбка вышла совершенно неестественной и под взглядом Иса настойчиво пыталась удрать.
--
Ага, недалеко, - подернутые изморозью глаза зацепились за каменного божка на моей шее.
--
Ну да, - я стиснула в руке цепочку с камешком, - пару колодцев туда, пару обратно. А ты что так рано вскочил, случилось что!?
--
Случилось. Дом разбудил. Толкает, иди, дескать, посмотри, что творится. Вот я и спустился, - Ис отмел мою наивную попытку сменить тему и снова поймал взглядом.
Что же у него за глаза. Не глаза, а песня, нечто совершенно невообразимое. Внимательные, цепкие, настойчивые. Как посмотреть - лед непробиваемый, от одного воспоминания холодные мурашки до самого хвоста. А если нырнуть глубже, побороть страх - такой огонь увидишь яростный, дух захватывает от восторга.
--
Хороший у нас дом ... - задумчиво и чуть насмешливо протянула я.
--
Хороший у тебя дом, - серьезно отозвался Ис. - Любит тебя. Заботится. Так что случилось!? Я собралась с силами и мысленно показала морозному взгляду кукиш. Потихоньку робость и скованность стала отступать.
--
Хвостом клянусь, в гости собралась, ненадолго ... Наверное.
--
Может, помощь нужна!? Подождешь чуть, мы с Фэем проводим? - Ис прошелся по кухне, косясь на мой рюкзачок. Покачал зачем-то в руках ополовиненный чайник.
--
Не-е-е! - яростно мотаю головой, - Сама справлюсь.
--
Ну. ... - Ис вдруг оказывается совсем рядом со мной. На его раскрытой ладони лежит маленькое крепкое яблочко. Зеленое, с чуть красноватым бочком и листиком на черешке. - Может, возьмешь яблоко. На всякий случай. Тут я не выдерживаю и начинаю хохотать. Мне легко и необычайно восторженно. Смеюсь до слез.
--
Тьфу ты! Глупая животная! - Ис сердито фыркает. И улыбается. - Это другое яблоко. Оно до дому доведет, где бы ты ни была.
Все еще смеясь, я убираю яблоко в рюкзак. Закидываю лямки на плечо. Вот и готова уже. Искристое веселье, старательно потоптавшись, свернулось теплым клубком вокруг сердца.
Развернувшись к Ису, уткнулась лбом ему в плечо, на пару мгновений, запомнить - тепло, запах, чувство. С мягким шорохом закрылась за спиной дверь.
Люблю этот город. Бесконечная суета делового центра, в которой можно мгновенно затеряться. Теряющиеся в зелени огромные предместья. Океанское побережье. Мой город.
В старом парке, недалеко от дома, в самой его глубине стоит древняя каменная беседка. Хотя, какая это беседка, так пара колонн и поросшая мхом крыша. И колодец. Такой же разрушенный. На поверхности практически не выделяется. Просто каменная труба, уходящая глубоко в землю. Черный зрачок в зеленом мхе.
Темнота колодца дышит энергией. Мурашки бегут по коже, собираются по позвоночнику, заставляя топорщить мех.
Тихая просьба. Ожидание ответа, благословения.
Спрятать цепочку под одежду.
И прыгнуть вниз, стараясь не заорать от восторга, круто замешанного на страхе. Полет-падение сквозь чужие миры и времена.
Я иду к тебе, друг горемычный. Потерпи чуть-чуть.
Ой, голова моя дурная. Подставка для ушей. Ни на что не способная, разве только что ем я в нее.
Нет, ну надо было попасться в такую примитивную западню. Хуже может быть только, если попасть в ловчую яму, присыпанную листвой, посреди городской улицы.
И делать больше нечего, сиди и думай, как выкрутиться. Или на помощь зови. Так ведь засмеют. Спасут сначала, а потом лет пять будут припоминать.
Вот и сижу. Думаю. Наблюдаю, как трудолюбиво снуют совсем уж не сказочные гоблины. Собирают какую-то конструевину, похожую на раму для зеркала, пустую. Потрошат мой рюкзак. Еще двое сидят напротив меня, сердито насупившись, сторожат, даже не моргают вроде.
А что сторожить!? Руки стянули так, что лопатки одна на другую наезжают. Тут не о драке думать, а как бы сосуды не передавили напрочь. Ноги, правда, посвободнее спутали. Я на пробу пошевелила пальцами ног, слушаются. Охрана подобралась. Один даже проверил узлы. Тьфу, собачье мясо.
И в спину промозгло задувает ветер.
Одного как-то понять не могу. Почему эти прототипы сказочных чудищ выбирают либо мрачные темные подземелья, либо вот такие недостроенные высотные дома. Что за стереотипы, откуда такая зашоренность!?
Злая и нехорошая веревка, стягивающая руки, никак не поддавалась на уговоры. Только еще усерднее натирала кожу. И снова стала смотреть на собираемую конструевину. Чего-то она мне напоминала.
Мать моя не кошка!
Минуты две я изливала всю испытываемую к себе любовь. Я вспоминала все нецензурные слова, которые хоть раз, а иногда очень часто, слышала от гневно-рыжего чудища или Иса. Сетовала на собственный идиотизм высоким слогом Никса. И просто заунывно подвывала, методично и с размаху нащупывая затылком какую-то балку.
Мои стражники что-то пробормотали. Восхищенно. Похоже, я несколько пополнила их словарный запас.
Резкая боль звездчатыми струйками обласкала затылок, проскользнула под черепом и втянулась двумя озерцами в глазные яблоки, странным образом потянув за собой ясность мысли.
Нет, попасть в банальнейшую ловушку - это еще забавно. Неприятно, глупо, но забавно. Но не признать с первого, да и со второго раза, самый обыкновенный портал - это уже клиника. И я даже не пыталась прочесть имя, вплетающееся в узор портала. Я его знала. Знала с тех самых пор, как попалась в ловушку, с того момента как просто вышла в этом мире.
И хотелось плакать. От беспричинной радости и воспрянувшей с новой силой боли.
Угрюмо сплюнув кровь в сторону стражников, маленьким шипящим облачком растаявшую в воздухе (опять прокусила губу), сконцентрировала все свое внимание на веревке. Мне пора было отсюда уносить уши и хвост, а главное - сердце.
Путы высокомерно отказывались развязываться сами. От кастуемого язычка пламени только сердито искрили и сильно вгрызались в кожу. Даже капельки кислоты не действовали. Я чувствовала, как путы раздирали кожу и жадно впитывали выступающую кровь. И с каждой минутой еще глубже впадала в тоску, разглядывая узоры собранного портала, восторженно завывающих что-то церемониальное гоблинов и лениво мерцающую глубину в резной раме.
Я опробовала все доступные мне здесь стихии, кроме самой бесполезной, и никакого результата.
И поперхнулась, так уж и бесполезной!?
Заговоренная веревка наплевательски относилась к тому, чего должна бояться по факту. Быть может, синтетик испугается воды!?
От локтя к израненным запястьям медленно заскользила большая и божественно-нежная жемчужина воды. Веревка забеспокоилась и угрожающе затянулась еще туже. Усталые мышцы непроизвольно сократились, и капля воды заскользила еще быстрее, увеличиваясь, облизывая предплечье влажным языком водяного браслета.
Путы беззвучно заверещали и одним болезненным рывком содрались с рук, с тихим и чуть влажным шелестом шмякнувшись на пол. Браслет воды втянулся в онемевшие запястья, растекаясь по мышцам и венам болезненно-целительными иглами.
Пошевелила пальцами - такое ощущение, что ворочаю десятью увесистыми дубинами. Больно, неуклюже, но силовые нити все-таки зацепить могу.
Лихорадочно стала перебирать их одну за другой, путаясь в переплетениях, подхватывая ставшие такими скользкими верткими кончики, тихо шипя ругательства.
Торопись, котелок с ушами! Быстрее, собачье мясо!
А глаза магнитом притягивались к становившейся все более насыщенной и живой темноте портала. Вот засверкали зеленые молнии всех оттенков, становясь, все более ветвистыми и густыми по цвету. И темнота протаяла окном в до боли знакомый кабинет.
Отбрасывая прочь резкие возгласы предводителя поймавшего меня отряда, тихий нетерпеливый гул его подчиненных, вслушивалась. Боялась, предвкушала. Жаждала снова услышать голос.
--
В ловушку? - уточнил голос с той стороны, где кабинет. Низкий, дикий, бархатисто-шершавый голос меховым шаром проскользнул по позвоночнику и болезненным эхом отозвался в груди. - Ты. Поймал. В свою. Ловушку. Кого?!!
Недоумение. Недоверие. Ярость, немедленно переплавляющаяся в искрящийся иронией восторг. И я чуть не выпустила из пальцев все силовые нити, так сильно задрожали руки.
--
Сейчас буду, - брошено как вызов. Специально для меня. Потом дробной россыпью несколько фраз гоблинам.
Предводитель внимательно выслушал, в свою очередь проорал что-то хрипло-приказное. Весь отряд засновал как разворошенный муравейник. А я, крепко вцепившись в неспешно пульсирующую силовую нить, аккуратно взгромоздила себя на ноги. Искомый колодец оказался совсем близко. Если по прямой. Всего ничего, чуть больше сотни метров. Почти вертикально вниз. Это если по быстрому.
Тоскливо перемигнулась со своим рюкзаком. Несчастную вещь не только тщательно выпотрошили, но и старательно запихнули под одну из отдыхающих гоблинских туш. И вытащить его оттуда было, мягко говоря, трудновыполнимо. Я тяжко вздохнула. Вещей там особо ценных нет. Так, до кучи всяких амулетов, в основном узконаправленного и незначительного по масштаба действия. Просто я с ним и сроднилась. Правда, там было еще исово яблоко, но оно, если не заупрямится, может только довести до дому. А тот сможет себя защитить практически от любого нападения. Еще раз, на пробу, тоскливо вздохнула прощаясь с удобным рюкзаком и его содержимым. И кинула последний взгляд на портал.
Чтобы задохнуться как от удара в солнечное сплетение и чуть не выпустить из ослабевших пальцев силовую нить.
Стоит. Напряженно.
Только что перешагнул через раму портала, в прихотливых изгибах резьбы которого спряталось имя его. Пальцы правой руки вцепились в переплетение металлических полос, не то отталкиваясь, не то удерживая себя. Обычно тщательно уложенные волосы растрепались черным пламенем. Рука так и тянется пригладить пряди - сжимаю ее в кулак и прячу за спину. А он смотрит.
А глаза черные, как ночь беззвездная, как два озерца нефти, в которых бесследно утонул зрачок. И ярко-зеленая каемка по радужке. И изгибаются губы, замешкавшись в выборе между злостью и улыбкой. Взгляд на миг прикипел к моему подбородку, медленно провел линию вверх, вонзился двумя огненными спицами меня. Он медленно шагнул вперед. По-звериному перетек больше чем на метр.
Я отшатнулась назад и вскинула руку ко рту. Пальцы окрасились алым.
Собачье мясо!
Опять моя дурная привычка до крови кусать губы, когда волнуюсь.
Волнуюсь!? Хха! Я почти в истерике!
Облизнулась. Сунула кончики пальцев в рот. Кровь привычно отравила язык ржавой сладостью.
Он чуть вздрогнул. Почти незаметно, но слабая волна колыхнула замерший воздух. Огненно-черный взгляд метнулся к моему рту - и снова глаза в глаза.
Притягивает. Держит. Еще одно движение - он ко мне, я ближе к пропасти и колодцу.
Странный рваный полустон разорвал тишину. Черные глаза чуть округлились удивленно.
Я смеялась ... или все-таки плакала!? Истерика, одним словом. Мелькнула мысль: "А что все это время делает отряд гоблинов". И практически сразу исчезла. Сознание настойчиво заполонил огненный взгляд, и нервным пульсом билась в пальцах силовая линия, протянутая к колодцу.
Я сделала еще один шаг и забалансировала на краю бетонной плиты.
--
Пушистая!? ... - тихо-тихо. Словно боясь спугнуть. Как будто просяще.
Я вдохнула полувсхлипом и с силой оттолкнулась от плиты.
И как чеку из гранаты, рванула из себя все щиты и экраны, на которые была способна, наслаивая их один на другой.
Между собой и этими черными, до боли знакомыми глазами.
--
Пушистая!!!
Я смеялась. Забывая делать вдохи и судорожно сглатывая слезы.
Я плакала. И безумная невозможная радость разрывала грудную клетку. Заставляла губы изгибаться в сумасшедшей улыбке.
Я сжалась в комок и рухнула в бесконечную и невозмутимую глубину колодца.
Меня ждали камин и горячее вино с пряностями. Сумеречный сигаретный дым, от которого мои легкие вовсе и не собираются даже вывернуться наизнанку и все понимающие глаза. Тихий голос и бесконечно необходимая возможность выговориться.
Вытащить из себя всю эту боль, чтобы потом аккуратно разложить все по местам. Обратно.
Возможность обрести спокойствие и понять, Что же мне делать со всем этим дальше.