Уходят поэты из стихов и куплетов, уходят художники из картин и забытых памфлетов. Потомки забыли их кисти и краски, и внуки продали их шляпы и маски; Проникнуто слово не больше чем пыль, и красят их щеки не солнце, но могильная стыль.
В сердцах сгорел пожар последний, забыт последний из людей, и на скалах творений чистых стоит заброшен древний храм... Под лунной тенью возвышался, и тихо тлел алтарь его. И кровь поэтов, красным слоем, словно черная вода, на тот алтарь узором скудным чей-то рукой нанесена. И кровь художника - упрямца, словно синее стекло, дымится рядом в чаше агнца. Забыты были люди те, и души их низринулись в отчаянье.
Реприза о небесах
Мир на краю висит меж двух осей. И вниз края свисают оборванных нитей.
Нить тонкая порвалась, и лишь падение-судьба. Полет без крыльев в высоту, оброротну сторону развернутых небес...
Кто бы мог однажды подсказать, где мне найти свой яркий свет, кто бы мог однажды рассказать, где в душах нету тьмы?
Кто мог бы мне когда-нибудь сказать, и почему на небе лиха нет. И кто бы мог однажды доказать, что души ангелам видны?
Если бы хоть раз, забыв про битву с тенью, я смог вернуться бы домой. Если бы хоть раз, сразившись, я оказался сам собой...
И лета многие, тяжелые года, что запираю я себя, как дверь заветную, на тысячу печатей. И месяца за ней сижу, не ведая несчастий.
Тот мир, качнулся, раз, другой, и ось вся задрожала. Концы оборванных нитей упали вниз, как снег, как ветер.
И душу в бурю увязав, застыл холодный месяц, светя из тучи мертым светом грез. А камни из под мира всё сыплются, как крошки, в пропасть....
В дожде я, умирая, не вижу блеска зорь. В дожде я, пропадая, не вижу плети зла. Лишь слезы невидимого ока, висящего в вечерней небеси.
В дожде я, погибая, не чувствую рязящей ярости рассвета, и нестерпимый солнца жар. Иссушена пустыня, оазис средь песков - иллюзия, и только. Но жажда всё моя сильней.
В дожде сгорая плотью, под потоками проклятою воды, я духом рвусь сквозь тюрьмы и замки, скозь боль и сквозь заклятье Ночи, что скован был на долгие века.
В дожде слепой как крот, под градом айсберга расстаявших средь моря льдин, я вижу чью-то руку. И слышу я сквозь смерть отчаяну мольбу.
И распадаясь, словно замок из воздушных облаков под рвущими когтями безжалостного ветра, я цел, как никогда. И та рука всё тянет в Свет из Сумрака затменья.
Все горячей мольба, и все сильней отчаянье тянущейся ко мне. В дожде я, умирая, возраждаюсь в вечной Тьме.
Сухой песок натер натруженные ноги, и трубы дымящие домов, и волн да плеск очарования, и под килем - зеленая волна. Трава ласкает и щекочет, но нету там дождя.
В дожде я, умирая, давно уж сердце потерял. В дожде я, погибая, душу дьяволу, махнув рукой, отдал.
И проклятый изгнить в цепях, что совесть мне проденет в кандалы, я ожил снова - для чего? И для чего все вновь и вновь, терзает градом плоть ушедшая навечно?
Я позабыл, но помню все. И счастья миг на красном берегу, и миг забытья в ложе из камней. Я позабыл, но помню, что мне осталось лишь чуть-чуть;
Едва вздохнув, вновь в море погрузиться, не отдышаться, не уйти. И под дождем погибнуть тенью. Всенастигающим, безчувственным дождем...