Московский институт электронной техники. Под таким названием институт родился. В годы зрелости он стал университетом. Полвека, полсотни лет ему... и каких лет! За эти годы столько всего случилось, и всё это случилось в нашей общей судьбе - судьбе института и судьбе "птенцов гнезда МИЭТ". К ним я отношу не только студентов, выпускников, но и преподавателей, доселе в институте работающих, и тех, кого: "иных уж нет, а те далече". К заковыченной категории относится и автор этих строк, проработавшая в институте половину его жизни и половину своей профессиональной - 25 лет. Все мы выпестованы, сформировались и состоялись в его стенах. Что касается меня, это был лучший период моей жизни. Это была молодость, пора очень светлая, которая отчетливо и ярко сохранилась в моей памяти. А светлая она была не только потому, что это была молодость, а, прежде всего потому, что меня окружало много замечательных, интересных и светлых людей.
Чтобы хотя бы коротко рассказать обо всех, о ком хочется рассказать, формат очерка будет явно маловат. Поэтому расскажу лишь о немногих, о тех, с кем общалась более тесно, больше времени, и потом на протяжении долгих лет дружила. И 37 лет дружбы с таким светлым человеком дают мне право начать с воспоминаний о нём. Делаю это не первый раз. Мой очерк "Человек с большой буквы" семнадцать лет назад публиковался в газете "Зеленоград сегодня", главным редактором которой является тоже "птенец гнезда МИЭТ". С небольшой саморедакцией представляю этот очерк вашему вниманию, уважаемый читатель.
Пять часов утра пасмурного летнего утра. Немолодой мужчина собирает мусор в маленьком скверике возле "девятиэтажки", притулившейся бочком к Дому мебели на Панфиловском проспекте. "Как рано начинает дворник уборку" - подумалось стоящей у окна женщине. Ей не спалось. На душе было тяжело, пасмурно и хмуро, как само утро. Приглядевшись внимательнее, узнала в "дворнике" знакомого профессора, жившего в её доме. Что это значит?! Но быстро догадалась, что не выдержал сосед - профессор того, как "украсили" любимый скверик, островок леса под окнами, который он, будучи новосёлом, приехавшим из скученного московского центра, самозабвенно сажал вместе с детьми. Землю возил с огородов и садов уже выселенного бывшего посёлка, который располагался напротив. Деревья для посадки выкапывал в лесу за Ленинградским шоссе. Покупатели мебели, коротавшие часы и дни, а приезжие иногда и ночи, "во времена всеобщего дефицита и очередей за всем на свете", особой аккуратностью под чужими окнами не отличались. Стояла женщина в мутных рассветных сумерках и смотрела на спорую работу соседа. Вот он подобрал последнюю бумажку, положил её в большой пакет и ушёл, оставив деревья встречать летний день в чистоте. Потеплело на сердце от увиденного. А от мысли, что рядом живут не просто хорошие люди, а очень хорошие и по нашим временам весьма оригинальные, даже повеселела и тоже приготовилась встречать летний день в чистоте - в чистоте от тяжелых дум и плохих мыслей. Получилось, что профессор МИЭТ Александр Филиппович Васильев своим неброским гражданским поступком оказался невольным избавителем молодой женщины от депрессии.
Так уж складывалось, что за долгую жизнь совершать поступки приходилось не единожды, некоторые из них можно с полным правом назвать героическими. В Великую Отечественную войну воевал Александр Филиппович лётчиком-истребителем. За три с лишним фронтовых года он совершил 250 боевых вылетов, сбил семь самолётов противника, в том числе три американских истребителя "Кертисс-36". Нет, нет - пилотировали их не наши союзники - янки, пилотировали их союзники фашистской Германии - финские лётчики. Эти самолёты перед войной Финляндия то ли закупила, то ли получила в дар от Соединенных Штатов Америки. "Кертисс", по мнению лётчика Васильева, был очень маневренной машиной и по своим лётно-тактическим данным превосходил довоенные советские истребители И-16 и "Чайку", но уступал, особенно по вооружению, нашим самолётам конструкции А.Яковлева и С.Лавочкина.
На фронте Александр, как и все фронтовики, чего только не повидал. Многое из пережитого в памяти не удержалось. Но некоторые события с необыкновенной яркостью навсегда запечатлелись в сознании. Среди таких событий был и его первый бой. А дело было так. По боевой тревоге четвёрку наших истребителей подняли на перехват самолётов противника. Васильев шёл ведомым у Юзефа Гавриленко. Чтобы обеспечить себе превосходство в высоте ("хозяин высоты - хозяин боя"), нашим лётчикам пришлось забраться на семь тысяч метров и только тогда начать атаку. Увидев советские самолёты, финны, как лётчики говорят, колом пошли вниз. Наши ринулись за ними. В процессе пикирования строй наших и вражеских самолётов смешался. Финский лётчик пристроился в хвост к Гавриленко, а сам Васильев оказался в хвосте у финна, причём на расстоянии нескольких десятков метров. Без каких-либо маневров ему потребовалось лишь поймать противника в прицел и нажать гашетку. Шквальный огонь двух пушек поджёг "Кертисса", и тот рухнул на землю.
Бывший лётчик-истребитель рассказывал о своём первом бое с юмором: "За штурвалом потерял сознание, вошёл в пике. Перед самым носом, в двадцати метрах, вражеский самолёт. Оставалось только нажать на гашетку, и загоревшийся самолёт пошёл вниз". Вот так всё просто. Но "за кадром" остались кое-какие невесёлые подробности. Немцы посылали на боевые задания лётчиков, налетавших не менее 450 часов. В конце войны, правда, они планку снизили до 300. Наш же восемнадцатилетний "ас" налетал к моменту первого боевого вылета аж... целых пять часов! Да и в воздух он поднялся на 7 километров без кислородной маски, почему и потерял сознание.
Вскоре, после второго сбитого самолёта над аэродромом противника лётчик Васильев получил свою первую боевую награду - Орден Отечественной войны второй степени. Всего у него 4 ордена: 2 - Отечественной войны и 2 ордена Красного знамени, около 15 медалей. За каждой наградой своя история: интересная, драматичная, героическая. Но о наградах бывший фронтовик не особо распространялся. Гораздо чаще он рассказывал о фронтовых друзьях. Самые близкие из них до победы не дожили. Да и то, что сам Александр дожил до неё, было великим чудом. Ведь он, рождённый в 1923 году, принадлежал к так называемому "выбитому поколению". Родился под Псковом, в глухой деревушке. Детство было нелёгким: когда ему исполнился год, умер отец, а через шесть лет похоронили мать. До 14 лет воспитывал пасынка отчим, рядовой малограмотный колхозник. Как врага народа расстреляли его в 1937 году карательные органы. Лет в десять Саша "заболел" авиацией. Это была "болезнь" поколения. В 1934 году вся страна восхищалась лётчиками , которые вывезли со льдины на сушу героев-челюскинцев. Через три года совершили, по тем временам просто фантастические, перелёты через Северный полюс в Америку Валерий Чкалов и Михаил Громов. Поэтому, если была возможность, не только юноши, но и девушки записывались в аэроклубы. Так случилось и с деревенским пареньком Сашей. Поступив в 1938 году в Лужское педучилище, он вскоре нашёл дорогу и в местный планерный клуб: аэроклуба в Луге не было. Однако в декабре 1940 года приехал инструктор Боровичского клуба и забрал из Луги 10 юношей для обучения лётному делу "с отрывом от производства". В этой десятке был и Александр.
К марту 1941 года учёба завершилась, после чего всех курсантов отправили в Энгельскую военно-авиационную школу пилотов, что под Саратовым. С началом войны в стране были созданы военно-авиационные школы первоначального обучения, которые срочно должны были восполнить советский лётный состав, понёсший большие потери в первые недели войны. Для этих школ требовались не только курсанты, но и инструкторы. А где их было взять?! Выход нашли, послав инструкторами лучших курсантов из военно-авиационных школ, в том числе и курсанта Васильева. Ему, как и всем другим, присвоили "высокое" воинское звание сержанта и направили в авиашколу. Восемнадцатилетнему пацану дали группу курсантов из 12 человек, некоторые из них были старше своего инструктора. Нельзя в данном случае восхищенно, может быть, и чисто по-женски не воскликнуть: как рано мальчики становились, в самом высоком гражданском смысле слова, мужчинами, с мужскими характерами, лежащими в основе их поступков, которые тоже можно определить одним словом, настоящие.
Осенью 1941 года авиашколу расформировали и на её лётно-теоретической базе сформировали несколько лётных ночных бомбардировочных полков. Васильев был зачислен в 716-й полк, который был направлен на фронт, на Свирское направление. На вооружении полка был прославленный учебный самолёт У-2, который в наших войсках ласково назвали "кукурузником". Этот самолётик, сделанный из дерева и обтянутый тканью, поднимал около 300 кг. Кроме того, в полку умельцы-авиатехники приладили под нижними плоскостями установки для двух реактивных снарядов, которыми лётчики обычно обстреливали движущиеся автомашины противника.
Александр совершил 50 ночных боевых вылетов, после чего в судьбе произошёл новый поворот. В августе 1942 г. Нашими войсками была предпринята первая попытка прорвать блокаду Ленинграда. Она завершилась неудачей. Соседний истребительный полк в этих боях понёс большие потери. Для его пополнения из 716 полка направили Васильева и ещё трёх пилотов. После разгрома немцев на Свирском направлении старший лейтенант Васильев участвовал в освобождении северной Карелии и северной Норвегии, где ему и его товарищам пришлось уже драться с немецкими (а не финскими) лётчиками.
Закончил войну он под Штеттеном. Отгремели бои. Помянули лётчики своих боевых товарищей, не доживших до дня Победы. Помянул их и Александр Васильев, и, прежде всего, своего лучшего фронтового друга Сергея Ефремова, погибшего в боях за норвежский город Киркинес. Самого же Александра судьба хранила всю войну, хотя он много раз попадал в лихие переплёты. Дважды ему так "всыпали" в воздушных боях, что еле-еле дотягивал до своего аэродрома. А однажды, во время налёта на железнодорожную станцию, зенитный снаряд отрубил часть лопасти винта и пробил осколками масляный радиатор. Машину затрясло со страшной силой, мотор стал "задыхаться". А до линии фронта, ни много - ни мало, - километров тридцать. Однако и на этот раз израненный самолёт каким-то чудом дотянул до нашей территории, где Васильев посадил его на подвернувшуюся лесную поляну на "пузо".
С ним однажды случился и такой казус. Подбили свои зенитчики. На войне было всякое... А сколько пулевых пробоин на бортах самолёта от наземных стрелков он привёз после боевых вылетов за время войны, и не сосчитать. И все эти пули просвистели, не задев лётчика. Хотя, естественно, из-за шума двигателя их свиста он ни разу и не слышал.
Я надеюсь, что мой читатель поймёт некоторую скрупулёзность, детализацию и подробное описание биографии героя очерка на событийном, и даже историческом, фоне того времени. Без этого не понять как самого времени, так и трудно почувствовать личные судьбы его современников. К подробному изложению меня подвигает ещё и то, что Васильев историк, историк высокого уровня, о чём говорят не только его научные степени и звания, его высокий рейтинг у студентов, но и его научные труды, о чём речь пойдёт дальше. И, читая написанное о нём, он, вряд ли одобрил написанное, если автор сэкономила бы на исторических моментах, к тому же и я, автор, тоже историк (хотя, хочу быть правильно понятой: на знак равенства, конечно, и намёка нет). Но в данном случае считаю, что подробный исторический контекст должен быть здесь необходим и, в меру своих возможностей, стараюсь его воссоздать.
Далеко не всегда везло молодому лётчику. Войну закончил инвалидом: в двадцать три года - вторая группа. Лётчики-истребители в народном хозяйстве не требовались, но рук не опустил. Пришлось идти на фабрику начальником охраны. Продолжил учёбу в десятом классе вечерней школы, закончил её с золотой медалью. Было это в 1951 году. В Москве в то время, на Ленинских (ныне снова Воробьёвых) горах заканчивалось строительство МГУ. Александр поступил в университет на исторический факультет. После окончания университета с отличием поступил в аспирантуру, затем - защита кандидатской диссертации и работа в журнале "Вопросы истории". С 1961 года - преподавательская работа в вузах. На всех этапах приходилось нелегко, но помогала военная закалка. Как-то со смехом рассказал, как учил латынь на историческом факультете МГУ. Этот мёртвый язык никак не давался. Приходил в отчаяние, запускал учебником в угол, сопровождая его самыми нежными "латинскими" выражениями. Но потом доставал его и начинал всё сначала. И эта крепость бывшему воину покорилась, как впрочем, и все остальные. А штурмовать пришлось их немало.
Нелегко пришлось и в процессе работы над монографией по теме промышленности Урала в период Великой Отечественной войны. Историк создаёт свои труды, опираясь на исследования архивных материалов, а в то время их засекретили так, что с трудом можно было найти названия общеизвестных заводов. Как разведчик добывал он для своей научной работы каждую цифру: сколько выплавлялось металла, сколько собрано за время войны танков... Что танки! Даже по картофелю и то цифры секретились. Но зато, когда книга была представлена читателям, отзывы о ней среди специалистов были как об очень серьёзном и весомом исследовании. Блестяще защитил докторскую диссертацию по той же теме. Присоединяясь к высоким оценкам, данным его исследованиям в научных журналах, поздравляли его и в МИЭТ, где он работал с 1970 года. Поздравляло своего коммуниста и партийное руководство института. Делало оно это даже с какой-то гордостью: ведь книга и диссертационное исследование не прошли незамеченными, как говорили тогда - "для широкой общественности". Они стали событием и в научных кругах. К 40-летию Победы монография была награждена в числе лучших трудов по истории Великой Отечественной войны.
Но недолго оставался профессор Васильев предметом гордости парткома и горкома. После наивного и искреннего критического выступления на одной из районных партийных конференций впал он у высоких партийных инстанций в немилость. Из горкома партии (его первым секретарём был тогда В.Гришин) звучали настойчивые требования: убрать от студентов политически незрелого профессора. И "процесс уборки", иногда больше похожий на травлю, пошёл. Прежде чем продолжать рассказ об этом, хочу оговориться. Ни в чью сторону камни кидать я не намерена. Более того, как современник того периода и событий, постараюсь уберечь от этого моих молодых горячих читателей. Поверьте, жить во времени и быть свободным от него, удавалось единицам. На мой взгляд, гениям. Большинство же людей были в зависимости от этого времени, а иногда - даже его заложники.
Не отработать партийную "указявку" сверху для того времени было тоже, что в военное время не выполнить приказ Сталина. Сам полетишь и институт под удар подставишь. Но не так-то легко было справиться с бывшим лётчиком, горевшим в военном небе и не раз смотревшим смерти в глаза. Когда поняли это вышестоящие руководители, стали действовать более хитро. Коллектив кафедры был, за одним исключением, женским (этот "женский батальон" готов был защищать своего руководителя до конца). По женщинам и ударили. Расчёт оказался верным - попали в яблочко. Не мог защитить в той ситуации своих коллег женского рода опальный заведующий кафедрой, да и изнутри помогало в роли "пятой колонны" то самое "исключение". Тяжело было смотреть мужику, как из-за него сводят счёты со слабым полом. Пришлось уйти. Вернулся в Москву, в институт, откуда уходил в МИЭТ доцентом. С тех самых пор (с 1975 года) там и работал заведующим кафедрой, профессором. Работал до самых последних лет жизни. Оказывается, и в то время не всё могли гришины, если коллектив, руководство, учёный совет занимали принципиальную позицию. Так именно и случилось тогда в МАТИ. За прошедшие тридцать с лишним лет по предоставлению коллектива этого авиационно-технологического института "политически незрелый профессор" был удостоен званий: заслуженный работник культуры. Заслуженный профессор РФ. Помимо преподавательской работы продолжал А.Васильев интенсивно и научную. В нашей стране и за рубежом в общей сложности опубликовано где-то приблизительно 80 работ.
Незадолго до смерти Васильев А.Ф. получил и ещё одно высокое призвание - его имя было включено в книгу "Лучшие люди России". Все полученные им высокие звания это признание того, что не разменивал себя их носитель на конъюнктурную угодливость, а делал в жизни самое главное - сеял разумное, доброе, вечное!
В середине семидесятых внешне "отряд не заметил потери бойца..." Но не заметило этого только высокое партийное начальство. Не поняло оно, что такие люди, как А.Васильев, делают честь городу, в котором живут и работают. Зато потерю одного из лучших преподавателей сразу ощутило миэтовское студенчество и преподаватели кафедры. Ещё многие годы ездили в Москву к Александру Филипповичу прежние коллеги, когда нужны были советы по методическим или научным вопросам. А некоторые начинающие кафедральные преподаватели прослушали в МАТИ курс его лекций "от корки до корки".
Перефразируя известное выражение, хочется сказать: " В жизни всегда есть место парадоксу!" И действительно, разве не парадоксально, что человек, проработавший основную часть своей жизни в Москве, был закоренелым зеленоградским патриотом. Иначе, чем можно объяснить, что немолодой человек в течение тридцати лет! (даже, когда ему было за восемьдесят!) ездил на работу. Иногда шестую часть суток проводил в электричках, автобусах... Теперь людям (более прагматичным) трудно это понять, что можно привязаться к месту, которое по зеленоградским меркам не то что престижным, а и хорошим-то трудно считать: дом у дороги, по соседству с котельной. Квартира тоже "не ах". Мы уже позабыли такие ценности, как посаженное дерево, а наш земляк не одно, не два дерева посадил, а вырастил под окнами своего дома целую рощу, которая как живой зелёный памятник хорошему человеку радует жителей Зеленограда.
Город для Васильева стал родным и по другим причинам. В школах своего района и города ветеран-лётчик на протяжении всех лет проживания был частым гостем. Приходил он туда не как "свадебный генерал". В своё общение с людьми он всегда вкладывал душу. А с подростками, молодёжью - особенно. Рассказывал без пафоса, без героизации, без нравоучений - просто, как о первом бое - с юмором. Сами факты биографии сильного и мужественного человека, его жизненная философия, увлекательная манера прекрасного рассказчика помогали мальчишкам (и в институте, и в школе) формировать мужской характер, а девочкам - образ настоящего мужчины.
Именно таким человеком был мой коллега и земляк. Он интересовался всем происходившим в Зеленограде, радовался его достижениям, переживал неудачи (особенно в электронике). Все 37 лет, до 3 декабря 2007 года, когда его не стало. У всех, с кем дружил А.Васильев, с кем общался и соприкасался, осталась о нём светлая память. Ведь сам-то человек был очень светлым.
Пользуясь тем, что мои воспоминания, по сути, являются мемуарами, коснусь и того, кем для меня был Александр Филиппович. Другом! Неправда, когда красного словца ради, и с определённым намёком, говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Стоит искать, мол, в настоящем или недалёком прошлом совсем другие отношения. Поверьте, бывает! 37 лет такой дружбы сделали мою жизнь интересней, радостнее, полноценнее. Более того, в очень трудное для меня время я чувствовала с его стороны, мудрого и сильного человека, поддержку. Это тем более ценно, что именно в то время, похоронив сорокалетнюю дочь, он и сам нуждался в поддержке. Общие беды сделали нашу дружбу ещё крепче. С этих пор я дружила уже со всей семьёй Александра Филипповича. Принимала участие и в судьбе его внука Кирилла, которому было 14 лет, когда он остался сиротой, а с вдовой Васильева Лидией Дмитриевой наша дружба продолжалась и после того, как его не стало.
И вот что интересно. Я часто ловлю себя на мысли, что я по-прежнему жду телефонного звонка от Александра Филипповича, который после первого приветствия задавал обычно такие вопросы: "Я тут прочитал (в газете, в автореферате или диссертации, присланных ему для рецензии, отзыва), то-то и то-то. Как вы к этому относитесь? А что вы думаете по поводу того или другого события?" И т.п. Были звонки и другого порядка: "Вы сильная женщина и уверен, что справитесь с бедой, обрушившейся на вас. Знайте, что я никогда не предам вас. А, если бы был вашим мужем, и прожил с вами 37 лет (наша дружба насчитывает столько же), то никогда не ушёл бы от вас. От этих слов мне стало тепло и весело. Мой друг, как умел, наивно, почти по-детски, старался поднять мой женский рейтинг в моих же собственных глазах.
Нашей дружбе суждено жить и дальше. И не только в моей памяти. Моя внучка познакомилась с Александром Филипповичем, когда ей было 2 года. Пять лет (включая 2007 год) мы с ней приходили к нему в День Победы после возложения цветов к нашему монументу "Штыки", и часть цветов она вручала ему. Пили по-семейному чай в кругу его семьи, слушали его рассказы. И вот в этом году, когда школьникам предложили участвовать в конкурсе под названием "Связь поколений", который проводился министерством образования, внучка писала для участия в нём сочинение о Васильеве А.Ф., которое было отмечено высоким призовым местом на уровне Москвы. Мне это особенно приятно. Значит этот светлый человек не оставил равнодушной совсем маленькую девочку, а теперь подростка, который по собственной инициативе, с интересом и волнением расспрашивала меня, читала мой очерк и статьи других авторов об Александре Филипповиче, а потом увлечённо и серьёзно писала о его жизни. И, особенно отрадно, что моя девочка хорошо понимает, в какую сторону нужно смотреть, чтобы свою жизнь делать светлою и строить её правильно.
![[]](/img/k/kucherenko_t_f/miet-50let/gerbmiet.jpg)
![[]](/img/k/kucherenko_t_f/miet-50let/miet.jpg)