Аннотация: Может, это не совсем фантастика. Да и речь идёт не совсем о весне... Просто - о людях.
А ГДЕ-ТО ТАМ ВЕСНА...
Свеча попала в руки Танич совсем случайно. После спецкурса Волая Кори (за глаза её звали просто Волькой), молоденькая, шумная и улыбчивая преподавательница, спросила, не хочет ли кто-нибудь помочь разобрать хлам, принадлежащий музею их института. Вызвалось несколько человек; Танич в это время задумчиво смотрела в окно. А за окном стояла бы весна, если бы Город, в котором и жила Танич, не находился бы под непрозрачным куполом и не состоял бы из переплетения коридоров - маленьких, которые были его улицами и переулками, и больших (их потолок казался далёким-предалёким, совсем как небо). Ещё в Городе были тротуары, скверы, где с деревьев листья никогда не опадали, эскалаторы и дома.
Так вот, в городе весны не было - но было её ощущение. Трудно сказать, из чего оно складывалось - может быть, из едва заметных запахов новой листвы и солнца, которые могли бы доноситься из Императорского парка, а может, человеку просто иногда нужно это время года - весна...
- Танич, может, и ты нам поможешь?
Танич подняла глаза на Кори и протянула:
- Помочь?..
- Или не хочешь?
Танич подумала-подумала... В конце концов, дома ей делать ровным счётом нечего... Можно, конечно, почитать что-нибудь или написать реферат по истории, но настолько лень... Лучше она сделает это перед экзаменами.
- Помогу, хорошо.
Вот так Танич, наряду с другими девчонками, стала разбирать пыльные книги и листы бумаги (подумать только - сейчас ведь никто бумагой не пользуется! одна девчонка из их группы вообще впервые увидела бумагу, да и сама Танич не держала её в руках до этого ни разу - и поэтому обращалась с ней осторожно, боясь порвать - бумага казалась очень-очень тонкой и хрупкой), всякие безделушки; ещё там стояли два старых-престарых компьютера и валялась куча дисков. Они всё это вынесли из комнатки, вымыли пол, столы, полки, а потом Волая стала откладывать в сторону ценные вещи вроде книг и дисков. А остальное разрешила унести, если кому-то захочется.
Огрызки карандашей или непишущие маркеры, естественно, никому не понадобились, но вот всякие простые значки, сувенирчики, даже пуговицы - почему бы их не взять, тем более, что им уже лет по сто или сто пятьдесят.
Танич сразу ухватила целую стопку бумаги - уж очень ей понравились эти смешные белые листы, а уже когда народ стал расходиться, Кори спросила, не хочет ли кто-нибудь взять свечку. Танич неожиданно для себя выкрикнула:
- Я хочу! - и только потом поняла, что она смутно помнит, что такое свечка... Кажется... Нет, лучше и не пробовать вспомнить, а то запутаться можно.
- Смотри, - Кори решила ей объяснить, - ставишь её вот так. И зажигаешь этот фитилёк. Вообще эта свеча уже наполовину сгорела, видишь? Но всё равно - это точно будет красиво...
Танич возвращалась домой одна, и поэтому ей никто не мешал угадывать в едва заметных потоках воздуха и незнакомых запахах весну. На ногах кроссовки, за спиной рюкзак, в одной руке она крепко сжимала листы бумаги, в другой так же крепко - свечу. В магазинчике у самого дома она купила зажигалку.
А на улице было уже темно, горели только рыжие фонари... Танич открыла квартиру, и её встретили непривычные сумрак и тишина. Мама уехала в командировку. Танич, погасив свет, прошла в свою комнату и с удовольствием растянулась на кровати. Потом встала, открыла окно и снова легла.
Она лежала и думала обо всём понемногу: о весне, о рассвете, который она так хотела бы увидеть по-настоящему - а видела лишь на фотографиях. Она представляла его невообразимо красивым, но... Танич усмехнулась. Много чего можно придумать, если живёшь в самой обычной столице, учишься в самом обычном институте, и даже плакаты на стенах у тебя тоже самые обычные...
Свеча!.. Танич вскочила и взяла свечу. А что, если попробовать её зажечь?.. Только не в квартире, а то мало ли что... Танич вышла на лестничную площадку. Автоматика тут же включила свет, и Танич пришлось зажмуриться, потому что её глаза привыкли к темноте. Она, всё ещё щурясь, щёлкнула выключателем и облегчённо вздохнула.
Надо же - она ни разу не видела лестничную площадку, когда здесь не горел свет. Танич подошла к подоконнику. Дом стоял совсем близко к соседнему, но если повернуть голову, то можно было увидеть кусочек освещённой трассы. А в самом переулке фонарей не было, и тусклый свет с трассы косыми полосками лежал на тротуарах, на стенах домов и на подоконнике.
Танич поставила свечу на подоконник и аккуратно зажгла её. Она, как завороженная, смотрела на огонь, на горячую оранжевую каплю. Не отрывая от неё взгляда, она подвинула свечу и взобралась на подоконник с ногами.
Вся Вселенная как будто сжалась до размеров лестничной клетки, и в этой Вселенной был всего один источник света и тепла - свеча. Танич стало необыкновенно спокойно. Она уселась, сжавшись в комочек, и смотрела то на свечу, то в переулок. Редкие прохожие шли мимо её окна, даже не поднимая головы. "Ну пожалуйста, ну посмотри, как я здесь сижу и как горит моя свеча", - просила Танич каждого из них, но никто не обращал на неё внимания. Только какая-то девочка, идущая за руку с мамой, остановилась и, показывая пальцем на свечу, заулыбалась. И мама её заулыбалась тоже.
Танич весело засмеялась и помахала им рукой...
На её этаже остановился лифт. Но Танич не сразу повернула голову, а когда посмотрела на того, кто приехал, поняла, что можно было бы этого и не делать. Это был всего лишь парень из соседней квартиры, чьего имени она не знала. Она отвернулась и снова посмотрела за окно.
- ЗдСрово... - сказал парень, подходя к ней.
- Да?
- Очень, - он присел на корточки у подоконника и стал разглядывать свечу. Провёл даже пальцем по пламени: - Жжётся.
- А ты чего хотел? Свеча.
- Здорово. Мне очень, очень нравится. Красиво.
- Угу.
Он ушёл, а Танич снова стала смотреть на улицу. Одно за другим загорались окна в домах: это люди приходили домой с работы. Некоторые окна смешно мигали: в квартире было включено автоматическое освещение, и люстры загорались, когда кто-то заходил в комнату, и гасли, когда из комнаты выходили. А кто-то автоматику намеренно отключал - так сделала, например, Танич, как только её мама уехала в командировку. Вот ещё на пятом этаже дома напротив ровным жёлто-коричневатым светом горят три окна. Там - Танич это знала - жила старушка-профессорша, низенькая и никогда не расстающаяся с аккуратной сиреневой шляпкой. Её сын был каким-то крупным начальником в Комитете безопасности, а сама она работала в институте, где училась Танич - хотя сын давно предлагал ей преподавать в Императорском университете.
Двумя этажами ниже жил какой-то чудак, который никогда не занавешивал окна - и поэтому было видно, как он ходит по кухне, или засыпает над письменным столом, или танцует - один во всей квартире... Странный человек - сейчас, когда людей так много, а дома стоят буквально в семи метрах друг от друга, он не хотел ни от кого загораживаться. Может быть, у него не хватало денег на занавески - но воображение Танич мгновенно нарисовало ей такую картину: он не обращает внимания на людей вообще, он словно бы сошёл с ума - не помнит, что они существуют, помнит только девушку с кудрявыми волосами и едва заметной улыбкой... Он ищет её.
Танич вздохнула. Наверное, она скоро станет похожей на него. Ей очень хотелось чуть-чуть тепла и совсем немножко понимания... Маленькую капельку... Она снова посмотрела вниз, в переулок. По нему шёл молодой человек в коричневой куртке. "Может, он посмотрит сейчас на свечу?.." - подумала Танич. Но потом увидела у него в руке букетик и вздохнула про себя: "Нет, не посмотрит..."
Молодой человек действительно прошёл мимо, даже мельком не взглянув на окно на втором этаже, где дрожал в темноте жёлтый огонёк.
Тогда Танич вздохнула ещё раз - вслух. Потом ещё раз - нарочно и громко.
А потом она задула свечу и отправилась спать.
...Квартира казалась Танич пустой. Она пришла из института, бросила вещи, прочитала пару глав к завтрашнему занятию по истории и, не выдержав такой пустоты и тишины, выбралась на лестничную клетку. Свечу она на этот раз не взяла. Зачем?.. Глупость какая-то, а если её ещё и каждый день жечь, то от свечи уже через три дня ничего не останется.
Танич села на подоконник и посмотрела на тротуар. В нём отражались блики - от фонарей, прожекторов, которые были где-то наверху, под самым потолком... А ещё выше, где-то над Городом, была весна. Светило солнце. Наверняка летали насекомые - не только мухи, которые встречались и на улицах Города, а может быть, мотыльки. И пчёлы. И жуки какие-нибудь красивые...
- О чём, Танич, думаешь? - Танич повернула голову и посмотрела на соседку Илу, стоящую с огромным мешком продуктов у двери. - Мамка-то уехала?
- Уехала...
- А тут пищедоставку отключили, видишь, за едой ходила.
- Да? - удивилась Танич и даже вскочила с подоконника. - А я и не заметила... Чёрт, правда, что ли?
- Я уже звонила в службу ремонта, но они обещали приехать на следующей неделе только.
- Ужас... - Танич подумала, что теперь после института ей надо будет заходить в магазин... - Впрочем, у меня по пути домой есть один магазинчик.
- Ну-ну, не забудь зайти завтра... Подожди, а сегодня ты есть будешь?
- Не хочется, - махнула рукой Танич.
Соседка подумала-подумала.
- А то я тебе могу хлеба дать, чая... Поужинать, что ли...
- Да не надо!.. - рассмеялась Танич. - Я правда не голодная! Четное слово!
- Ну ладно... - Ила покачала головой и ушла готовить обед своим дочкам-близняшкам, семилетним Ксюньке и Ринке. Танич всегда нравились имена девчонок: они были звонкими-презвонкими, совсем как эти две шумливые близняшки.
Впрочем, какое дело ей было до близняшек: ведь где-то там на улице была весна. Танич неожиданно охватило огромное радостное желание выбежать на улицу, бродить по городу и искать весну - лужи (и пусть они образовались от того, что где-то протекает труба), незнакомые запахи, - может, даже съездить к Императорскому парку и попробовать через прутья ограды дотянуться до листвы... Хотя - не пустят её даже к ограде... Там такая охрана...
Но Танич не пошла на улицу. Вместо этого она сходила в квартиру за листами бумаги и ручкой, и, поудобнее устроившись на подоконнике, стала записывать то, что приходило в голову: "Ведь где-то там на улице весна..."
Глупо. Глупо. Стихи у неё никогда не удавались - только в самом раннем детстве, когда не важно качество того, что ты пишешь, когда дух захватывает от осознания: "Я пишу... Что же, я - писательница?.. Здорово... И интересно..."
А сейчас - не получалось. Тем более, что она уже, наверное, года полтора ничего не писала вообще. "Здесь, на пустынной платформе метро, я стою совершенно одна..." "Где-то там, знаю точно, весна..." "Там, где-то за турникетом - предчувствие весны..." "Где ты?.." Лист, второй были исписаны, исчерканы, потом, совершенно расстроившись, что не получается рассказать в стихах о том, что творится на душе - а стихи гораздо лучше прозы, они шире, плавнее, звонче, - она стала рисовать на ценнейших хрупких листах кракозябр и шмакодявок. Только у них всех получались какие-то грустные морды...
Глупо. Танич сходила за свечой, зажгла её, выключила свет на лестничной клетке - и немножко успокоилась. По крайней мере, кракозябры, которых она рисовала, немножко улыбались. Совсем чуть-чуть, и очень хитро - чтобы Танич сама этого не заметила...
- Ну вот, совсем забыл спросить, как тебя зовут.
- ...Танич я, - сказала она, чуть помедлив.
- Шед.
- Здравствуй, Шед, - она мотнула головой, откидывая с лица волосы.
Он немного помолчал, потом произнёс:
- Слушай, у тебя эта штука капает на подоконник.
- Какая?
- Не помню названия. Вот эта, белая, - Шед поднёс палец к капле, сбегавшей по свече, и на пальце остался белый шарик.
Танич попыталась вспомнить, как это называется, но не смогла.
- И?..
- Ну, нехорошо это... Надо под свечу положить что-нибудь...
Тот аккуратно взял их в руки и быстро просмотрел их.
- И не жалко?
Танич показала ему стопку чистых листов.
- Нет, я не про бумагу. Про то, что на ней написано.
Танич в гневе отняла у него листы, разорвала их пополам, потом ещё раз, и положила под свечу. Воск теперь сбегал на листы, и скоро нескольких букв и пары слов уже не было видно.
- Там же стихи были!.. - воскликнул Шед.
- Я - не пишу - стихов, - произнесла Танич.
- Конечно-конечно, - ухмыльнулся Шед. - Давай, я пойду, мне ещё в магазин надо сходить.
- Иди, - ответила Танич и снова повернулась к окну.
Под окнами опять шли прохожие - мальчишки в кепках, мамы с сумочками, девушки с распущенными волосами... В доме напротив снова зажигались огни - сначала они начинали плясать в незанавешенных окнах сумасшедшего, потом - на втором этаже, потом останавливались на окнах профессорши. "Каждый день... Каждый день так... Почему, неужели ничего не меняется?.." Танич смотрела в окна напротив - может, там тоже кто-то сидит на подоконнике? Но все окна были зашторены, и лишь на третьем этаже средних лет мужчина стоял на кухне и пил молоко прямо из пакета.
Танич тут же вспомнила, что пищедоставка не работает, а молока захотелось ужасно... Но при этом в магазин идти не хотелось ещё больше.
Под окнами ещё раз прошёл молодой человек в коричневой куртке. И опять с маленьким букетиком. Танич вздохнула.
Приехал лифт. Танич обернулась и увидела, как из него выходит Шед.
- Шед, извини, пожалуйста.
- За что?
- За то, что так по-идиотски себя веду. Кричу.
- Да ну тебя... А что-то случилось?
- Нет, совсем ничего. Понимаешь, совсем ничего. Ничего не случилось в моей жизни за прошедшие девятнадцать лет, - она подумала. - Ну, может, за исключением того, что я родилась.
Шед улыбнулся.
- Просто мне сейчас плохо, - пробормотала Танич. - Всё надоело.
- Депрессия?..
- Да нет! Какая депрессия! Всего лишь нормальное состояние моего организма... А ты садись.
Шед поставил пакет на пол и примостился на подоконнике.
- Видимо, не нормальное, если оно тебе не нравится. Ты молока хочешь?
- Откуда ты знаешь? - встрепенулась Танич.
- А я не знаю. Просто видишь - вон тот мужик пьёт молоко?.. - Танич проследила за взглядом Шеда. Действительно, сумасшедший снова стоял на кухне и пил молоко из пакета. - Мне тоже захотелось. А самому выпить и тебе не предложить - неприлично как-то.
Танич рассмеялась и взяла протянутый Шедом маленький пакетик молока.
- Ну... Стихов ты не пишешь... - протянул Шед.
- Не пишу, - с нажимом сказала Танич.
- А фильмы смотришь?
- Нет.
- Почему так?
- Скучно...
- И не читаешь?..
- И снова: откуда ты знаешь?
- Да не знаю я... Просто предположил...
- Всё. Молчи, - Танич спрыгнула с подоконника, а когда Шед сделал то же самое, она взяла его за плечи, развернула лицом к лифту. И снова села на подоконник. И стала смотреть за окно. Всё. Её больше ничего не касается. А за окном сумасшедший снова пил молоко. Снова ровным светом горели окна профессорши. Ей помахала ручкой та девочка, которая махала ей и вчера, и Танич легонько - на большее сил не хватило - махнула ей в ответ. По переулку прошёл по направлению к шоссе парень в коричневой куртке. Уже без цветов. И выражение его лица показалось Танич пронзительно грустным... Казалось, он готов был заплакать.
- Очень приятно, - подал голос Шед.
Танич обернулась и увидела, что он по-прежнему стоит так, как она его поставила: спиной к ней, лицом к лифту...
- Да ну тебя, Шед...
- Хорошо, - он кивнул и, взяв пакет с продуктами, ушёл к себе.
Танич ещё долго сидела на подоконнике. Хотелось плакать. Да, она не пишет рассказов. И на программирование, которому она учится в институте, ей, собственно говоря, плевать. И читать тоже ничего не хочется, потому что во всех книгах - одно и то же: пыль, убийства, политика - а ведь так хочется немножко рассветов и радости... Танич чувствовала себя уставшей, уставшей за все свои девятнадцать лет. Всего девятнадцать - целых девятнадцать!
Она слезла с подоконника и села у стены. И всю ночь свеча горела для тёмных окон и переулков, а Танич сидела и тихонько плакала в темноте...
На следующий вечер Танич не хотелось возвращаться домой. Она сходила на все спецкурсы, на которые только смогла попасть, потом взяла в библиотеке какой-то очередной учебник, по дороге домой зашла в магазин, долго выбирала себе салат и гарнир, дома поужинала, посмотрела телевизор, навела порядок на полках у себя в комнате и переделала ещё множество таких же незначительных с её точки зрения дел.
Свечу она поставила на шкаф на кухне, чтобы показать маме, когда та приедет. Теперь вся затея со свечой казалась смешной, а два вечера, проведённые в темноте - потраченными зря. Теперь учиться! Танич даже засмеялась - всё так просто!
Танич вышла из квартиры и выглянула в окно. Как же было светло и без этой свечки - оранжевые фонари, жёлтый мигающий свет окон, пусть и приглушённый, белые вспышки - по-другому их не назвать, разве что "взблесками", потому что до вспышек они не дотягивали - от фар автомобилей.
Тихие шаги за спиной. Шед? Танич обернулась и успела поймать его робкую улыбку. Танич тоже только улыбнулась. Она старалась не смотреть Шеду в глаза - после всех глупостей, которые она наговорила ему вчера...
- Я пойду, - сказал Шед. - Ещё много дел.
- Конечно, иди.
Шед... Танич даже чуть испугалась, что она его уже достала или обидела. Потому что, несмотря на всё, с Шедом было уютно. Он её не отталкивал, наоборот... Всего лишь мальчишка, который учится в её институте.
Танич спустилась по лестнице и вышла на улицу. Почему-то раньше она не замечала, насколько в их районе тихо. Даже несмотря на скоростную трассу. Танич пошла вдоль шоссе, оглушающего не звуками, а светом фонарей, фар, прожекторов, рекламы. Она шла, такая маленькая по сравнению даже с заграждением, отделявшим её от шоссе - что уж говорить об автомобилях и самой дороге.
Магазины, закрытые салоны красоты и старый театр... Танич вдруг резко повернула и пошла обратно к дому. Она решила, что хватит убеждать себя в том, что она что-то значит для этого мира и для людей. Ничего она ровным счётом не значит, и никто ничего ей не должен. И точка.
Она упорно себе доказывала, что это так, и перед тем, как заснуть, она почти поверила в это. Но только следующий день разрушил эту гипотезу: улыбками однокурсников, вкусным чаем в столовой, отсутствием очереди в библиотеку, мороженым в магазине и многими другими мелочами, которыми наполнен каждый день. А самое главное - Танич этому удивилась - весна-то никуда не исчезла! Весна по-прежнему текла в сквозняках, порхала мотыльками - Танич впервые в жизни увидела мотыльков! - у витрин, и, наконец, топталась у отдела с цветами в магазине, и Танич точно бы никогда не узнала, что с этого дня в их магазине продают цветы, если бы не сломавшаяся пищедоставка... Цветы были дорогими, и Танич купила себе один маленький цветок... Фиолетово-голубой, с зазубринками по краям лепестков... "Как бы его донести, не сломав?.."
В отделе с цветами стоял тот самый грустный парень в коричневой куртке. Танич, купив цветок, обернулась и неожиданно увидела его глаза. Они были серо-голубыми, похожими на зимнее небо на фотографиях...
Танич совсем растерялась. Что теперь?.. Она хотела бежать домой, но её взгляд упал на цветок, который она держала в руках. Танич повернулась к продавщице:
- Как называется мой цветок?
- Василёк.
- Ва... Как?..
- Василёк.
- Василёк... Спасибо!
Танич побежала домой, напевая название цветка, что, впрочем, не помешало ей его забыть. Но это не испортило ей настроение. Пусть даже виласёк, не важно!..
А на подоконнике в этот день снова появилась зажжённая свеча. И Танич. И вновь на лестничной клетке было темно...
...Шед шёл домой. Сегодня у него был трудный день, пришлось основательно поработать в университете... Да и завтра будет, собственно говоря, не легче... Он шёл домой, напевая какую-то песенку. Вон эта смешная девчонка, Танич, сидит на подоконнике со своей свечой. И опять на лестничной клетке темно... Шед улыбнулся, вспомнив, как они пили поздно вечером молоко.
Он остановился в переулке под окном. Зачем же ей сидеть на подоконнике? Почему не в своей квартире, почему на лестничной клетке, где постоянно ходят люди и где совершенно нет возможности подумать?.. Она сидит и смотрит на этот переулок, на окна дома напротив... Зачем, Танич?..
Шед не заметил, как последние слова он прошептал. И вдруг более или менее ровное пламя свечи затрепетало, словно пойманный мотылёк, и в ту же секунду свеча погасла. И Шед понял! Понял, зачем она сидела здесь каждый вечер - просто она ждала, что кто-то увидит её свечу, кто-то поднимется к ней, скажет: "Здравствуй, Танич!", - возьмёт за руку...
Шед ещё видел тёмный силуэт - Танич встала с подоконника и отошла от окна. Он не мог больше ждать - он сорвался с места, вбежал в подъезд - лифт никак не едет - значит, пешком, где-то здесь должна быть лестница - вот она!.. Спотыкаясь, Шед взбежал по ступенькам и оказался у двери Танич именно в тот момент, когда она собиралась её закрыть.
Он не прикоснулся к ней - он боялся это делать, как будто от этого прикосновения она могла отшатнуться, исчезнуть в этой темноте. Он просто смотрел ей в глаза, и они стояли так долго-долго, и время перестало идти, пока он, наконец, не сказал слова, которых ни разу не произносил до этого момента: "Здравствуй, Танич!.."
...Свеча догорела, но они сидели на подоконнике, не держась за руки - им это было не нужно, зачем какие-то движения, слова, если и так всё понятно, если тепло и уютно - просто, без слов?.. Шед держал в руках василёк, Танич пыталась сложить из бумаги бутончики, хотя чаще у неё получались флаеры. Они сидели и молчали всю ночь напролёт, смотрели друг другу в глаза - но до самого рассвета Танич не имела представления, какого они цвета у Шеда. А когда начали включать дневное освещение, они вдруг вскочили с подоконника и обнялись - совсем ещё дети, у которых вся жизнь впереди, которые встретят ещё бесчисленное множество рассветов - возможно, и не на этой планете, куда сквозь металлическую оболочку Города не может проникнуть весна...
Но этот рассвет из бетона, стекла и фонарей подарил им гораздо больше света, чем мог бы любой другой. Он был бесконечно ласков к этим детям - конечно, детям, им обоим не было ещё и двадцати... Они ещё верили, что они нужны миру. И всегда будут верить. И многое ещё случится...
Но это будет потом. А сейчас они просто стояли, обнявшись, и не думали ни о чём. Просто где-то рядом, наравне с твоим, звучало сердце другого человека...