Небо вскрылось алой полосой,
Поглотив последний всполох солнца,
И луна, даря лишь свет скупой,
Надо мою свысока смеётся. 

- Милочка! - хохочет мне вослед, 
Изогнув в оскале полумесяц. -
Моя радость! Еще сколько лет
Бог тебе рукой благой отвесил?

- Сотню... Да! И жить мне аж до ста! -
Фебе отвечала волоокой.
- Только будет жизнь твоя пуста, 
Целый век по миру - одинокой.

- Не одна! Горит в душе в огонь! -
От обиды я поджала губы.
- Снова ли запела про любовь?
Но ведь больше он тебя не любит! 

- Он придёт, поняв, как Я люблю!
И с пути ему помою ноги,
И постель шелками застелю.
- Путанны, извилисты дороги...

И соблазнов там густая сеть,
Песней заколдована сирены, -
От луны таков мне был ответ.
-Ложь!  - взроптала я. - Он будет верен!

Серп ночной белесый промолчал,
Тишиной щелчок мне в нос отсвесил.
Как чеширский кот, блестнул оскал,
И пропал за тучей полумесяц.

Обмертвела я от горьких дум.
Хором зацвирикали цикады,
Только безмятежный этот шум
Душу мне пронзил тягучим ядом.

Месяц отказался наотрез
Добрым словом боль мою разрушить.
Звёздный патетичный полонез 
Крик мольбы ни капли не нарушил.

Где мы? Затерялись средь зеркал?
В мире отражений искажённых,
Ты скажи, хоть раз меня искал
Хоть в стекле замызганном оконном?

Хоть в кавзели грязных мутных луж?
Мельком хоть на дне, в кофейной гуще? 
Звал ли ты хоть раз средь зимних стуж, 
Прямо в средце льдом, как жалом, бьющих?

Я ждала и в солнце, и в метель,
В зной ждала, и в слякоть, и в морозы...
Каждый божий скрип дверных петель
Мне дарил мечту, надежду, грёзы.

Кто такая? Сольвейг я? Ассоль?
Та русалка, что разбилась в пену?
Жги, ломай, забудь - всего лишь боль...
Я тебе всегда останусь верной.