Из домов выходили, по одному и группами. Улыбались, здоровались, негромко переговаривались. Ждали, пока старшие соберут и вынесут дары. Длинные плоские блюда с горами морских анемонов и цветков-актиний. Свитые спиралью тяжёлые гирлянды из разноцветных водорослей. Костяные пластины, которые чьи-то заботливые руки покрыли россыпью перламутровых крошек, сливающихся в чудесные узоры. Низки крупного жемчуга.

Доромба звала.

Небольшая площадь, окружённая приземистыми домами, уже до предела заполнилась хельдами, а дары всё ставили и ставили прямо на песок. Хельды переглядывались, одобрительно кивали головами. Наконец в центр образовавшегося круга пустили молодёжь. Проворные ловкие руки споро разобрали блюда, кто-то без затей набросил на плечи свитые гирлянды и жемчуг, и все поплыли на гудящий, вибрирующий звук.

Зенх увидел процессию издалека, но доромбы от губ не отнял, наоборот, заиграл ещё ярче, самозабвеннее. Стоящая рядом племянница старейшины, Даги, по знаку бровей музыканта вытащила из висящего на шее небольшого мешочка мелкую, остро пахнущую взвесь. Плавно повела рукой, рассыпая приманку. Спустя малое время вода засветилась призрачным перламутровым светом: привлечённые лакомым запахом, раскрылись и замерцали своей внутренней стороной томайат - особые ракушки, посвящённые богам Бездны. Выложенные правильным широким полукругом, они высветили, выхватили из обычного тёмно-зелёного мрака широкий плоский камень, у подножия которого играл Зенх.

Лагу плыл вместе с остальными, неся на плечах длинную гирлянду из актиний, перевитую тёмными прядями нителл с вкраплениями багрянок. Токи воды приятно ласкали лицо, заставляли слегка жмуриться, ощущать праздник всей кожей. День Благодарности. День начала осенних штормов. На самом деле, шторма начнутся ещё не скоро - пожалуй, целая луна пройдёт, покуда над головами забеснуется низовой ветер, забурлят разбуженные им волны, выдёрнет с крыш и унесёт прочь разросшиеся за лето водоросли... Но это будет после. А сейчас - день Благодарности, и разморенное ночное море ласково улыбается своим детям.

Издали Благодарный камень выглядел, как рукотворный. Отчасти он и был таковым: тысячи лун назад заботливые руки очистили исполинский базальт от водорослей и кораллов, до блеска отполировали каменные бока, пустив по краю строгий меандр, а на плоской поверхности "стола" расположив вечную Спираль. Сейчас свет от раскрывшихся томайат глубже обозначил выбитые в камне бороздки, одновременно набросив на святыню призрачное покрывало света, от чего казалось, что Великая Спираль живёт, колеблется, дышит...

Зенх мягко отнял от губ доромбу, и Лагу наконец отвёл глаза от каменного рисунка. В наступившей тишине Даги медленно двинулась вдоль полукруга молодёжи, принимая у каждого его ношу и относя её на алтарь. Благодарный камень замерцал ещё сильнее - томайат усиливали блеск уложенных на него жемчужных низок и перламутровых пластин, заставляли актинии и багрянок переливаться всеми оттенками красного, а тёмно-зелёные водоросли приобретали в их свечении глубокий, почти чёрный цвет.

Даги приблизилась к Лагу, сняла с его плеч гирлянду. Актинии мягко скользнули по разгорячённой ощущением праздника коже, заставили сладко вздрогнуть. Даги заглянула в глаза, улыбнулась понимающе, радостно и светло.

Где-то высоко, за гранью воды и воздуха, медленно валилось за горизонт горячее, уставшее за лето солнце. Вода темнела, постепенно закрывались створки томайат, и гора даров на Благодарном камне тоже темнела, меркла, растворялась в масляно-тяжёлой, уже ночной воде.

Возвращались назад почти в полной темноте. Море в эту пору не бывает совсем уж тёмным - легионы мелких морских рачков, собравшихся к поверхности, светятся и озаряют толщу воды.

Лагу перевернулся на спину и лениво разглядывал переливающуюся, мерцающую пелену. Почти как небесная Молочная дорога, которую так любил Инг. Он говорил, люди даже стихи складывают об этой светящейся полосе на ночном небе. А иные говорят, что Молочная дорога - это звёзды, только они очень, очень далеко...

- Похоже на звёзды. - Зенх нагнал его и замер, изредка шевеля ладонями.

- Откуда ты знаешь, о чём я подумал?

Старый хельд усмехнулся.

- А то я не знаю, что ты помешан на человечьем мире. Танцевать-то будешь? День Благодарности, как-никак. Даги вон на тебя всю церемонию косится, - он подмигнул, улыбнулся.

- Буду, - кивнул Лагу, пропустив последнюю часть фразы мимо ушей. - Зенх... а скажи мне, у людей тоже есть такой день?

- Не знаю, - пожал плечами старик. - Это больше не ко мне вопрос, а к твоим сухопутным приятелям.

- Но дары-то они приносят?

- Дары? - старейшина подумал, чуть нахмурился и дёрнул углом рта. - Само собой. Но иногда они называют их иначе. Жертвы.

- Неважно, - Лагу стремительно выгнулся назад, так что взметнувшиеся волосы закрыли лицо, а пальцы ног на мгновение коснулись макушки и тело образовало почти правильный круг. Засмеялся. Со стороны деревни уже доносились ритмы дойры, всё его существо просилось танцевать. - Какая разница - дары, жертвы? Главное - для богов. Хорошо, красиво!

Зенх промолчал.

-----------------------

- Кирик! Кирик, мать твою через порог, где тебя носит?!

- Здеся я!

- Опять в трюме хлюпает! Пошли ещё людей вычерпывать!

- А кого я пошлю? С весел снимать, что ли?! Так и будем тогда посреди бури болтаться, как дерьмо в...

- Заткни свою пасть! Снимай с вёсел всех, кого можешь, мать твою! Живо, недоумок! Посреди бури, говоришь? А на корм рыбам - не хочешь?!

Помощник исчез - только сквозь шум ветра простучали сапоги по лестнице. Капитан ожесточённо потёр лоб и выругался. Ветер выл, и на его вой жалобным скрипом отвечал раскачивающийся на цепочках светильник. Мужчина с отвращением покосился на слабый чадящий язычок света и вслед за помощником затопал вверх по лестнице.

На палубе Кирик загонял последних матросов в трюм. Люди выстроились цепочкой, передавая из чёрного провала вверх и к борту полные кожаные вёдра с водой и возвращая обратно опустевшие. Убедившись, что дело худо-бедно наладилось, помощник повернулся к капитану.

- Всё же надо бы хоть сориентироваться. До берега не должно быть слишком далеко. Может, ежели навалиться, успеем?

- Куда?! Ты берег видишь?

- Не-а.

- Вот и молчи себе в тряпочку.

Капитан поднял голову, оглядывая тёмное грозовое небо. Низкие тучи, подсвеченные луной, были одинаковы на все стороны горизонта. Изредка рваное чёрное полотно небес прошивала слепящая игла молнии. Грома слышно не было - все звуки терялись в однообразном вое ветра.

- Говорил я - не надо после плотогонов в море выходить, - в который раз завёл Кирик свою насточертевшую волынку. - Опосля того, как последние плоты в гавань возвернутся, в море выходить - верная гибель! А ты заладил одно: "успеем, проскочим"...

- Заткнись. - Капитан огрызнулся, но как-то вяло и неубедительно: ему показалось, что молнии теперь бьют ближе, и он старался различить в рёве ветра очередной громовой раскат.

- Говорил я - не надо было на борт баюна брать! - продолжал между тем бубнить воодушевлённый немногословностью собеседника Кирик. - Правду сказывают: не след посередь моря о хельдах сказки баять! Они услышат, и бурю нашлют.

- Гроза.

- Во-во, и грозу нашлют, верно!

- Заткнись, идиот! Считай!

Помощник, хоть и раздражал капитана, но дело своё знал: о чём идёт речь, понял тут же, и застыл, уставившись в слепое, яростно плюющееся дождём небо. На горизонте мелькнул проблеск молнии, и мужчины принялись загибать пальцы, отсчитывая мгновения. Гром. Новый проблеск, новый отсчёт и разрывающий вой ветра грохот...

- Приближается. - Севший голос помощника вряд ли можно было расслышать сквозь шторм, но капитан прочёл сказанное по губам.

- Приближается. - Мужчина устало потёр постаревшее за последнюю пару дней лицо. Три дня осеннего шторма, течь в трюме, а теперь ещё и гроза. Не повезло, что тут скажешь... - Ну, чёртовы дети, молитесь своим богам. Всё, что можно сделать, мы сделали, остальное - на ихнюю милость...

- Есть, есть ещё средство!

Ветер выл. Гроза приближалась.

-----------------------

Шторм разгулялся. Вот уже четверо суток над головой вместо подсвеченной солнцем лазури бесновалась грязно-синяя муть. Море раскачалось до глубоких слоёв, в некоторых местах волнам удавалось даже поднимать со дна слежавшийся за лето песок, не говоря уже о водорослях. Крыши домов облысели, лишившись своей растительности, и вся деревня словно уменьшилась, прижалась ко дну.

К вечеру пятого дня ветер наконец стих, но волны остались. Море баюкала мёртвая зыбь: гигантские валы, лишившись своих роскошных пенных шапок, взамен обрели мощь и покатость, и теперь отказывались останавливаться, равномерно катились в одном направлении, неотвратимые, беспощадные, словно вобравшие в себя всю неистовую силу и ярость ветра.

Лагу любил мёртвую зыбь, особенно, если валы шли вдоль берега. Мягкие лапы воды баюкали и качали дремлющего на поверхности хельда, не тревожа срывающимися клочьями пены, не беспокоя сушащим кожу ветром. Вот и на этот раз, едва уловив, что шторм наконец стихает, он почувствовал восторг и нетерпение. Всю ночь можно будет качаться в ласковой зыби, смотреть на Молочную дорогу, на звёзды... Едва дождавшись вечера, он поплыл к поверхности.

Навстречу ему попалась Даги. Хельда улыбнулась, помахала рукой. Лагу сделал жест в ответ, но не остановился и чуть заметно нахмурился: в последнее время Даги стала слишком часто "случайно" попадаться на его пути. Особенно после дня Благодарности. Лагу вспомнил праздничную ночь, полную танцев и веселья. Он танцевал тогда все танцы, к утру даже выдохся - казалось бы привычное, любящее эту забаву тело всё-таки не выдержало и запросило пощады. Почти все танцы он танцевал с зенховой племянницей. Почти. Потому что она всё же устала раньше, чем он...

На поверхности вода всё ещё была мутной, раскрашенной неравномерными серо-жёлтыми полосами поднявшегося песка. Кое-где плавали островки сбившихся в кучу водорослей. Лагу поплыл, выбирая относительно чистую воду - сталкиваться с плававшим после шторма мусором не хотелось.

Над одним из неприглядных плавучих островков вились чайки. Птицы яростно верещали, пикировали вниз и тут же взмывали в небо: похоже, среди травы было что-то съедобное. Мёртвый дельфин или осьминог? Хельд заинтересованно прищурился и по пояс высунулся из воды, пытаясь разглядеть, что же такое заинтересовало чаек. В следующий момент он уже быстро плыл в их сторону.

На волнах тяжело покачивалось бревно. Сбившиеся водоросли облепили набухшую водой полупритопленную древесину так плотно, что рассмотреть под этой массой человеческое тело не удалось бы, наверное, даже остроглазому хельду - спасибо вечно голодным чайкам, что привлекли внимание.

Подплыв поближе, Лагу убедился, что не ошибся. Остановился, с отвращением разглядывая неподвижное тело. Угораздило же нарваться на эдакую дрянь! А он так рассчитывал подремать на волнах. Теперь придётся перебираться в сторону, искать чистое место: спать рядом с мертвечиной - сомнительное удовольствие... в этот момент предполагаемый утопленник вскинул голову и с влажным клёкотом попытался втянуть в себя воздух.

Потащив на себя полубесчувственное тело, Лагу обнаружил, что человек за руки привязан к бревну. Верёвка глубоко врезалась в запястья и разбухшее дерево, узлы размокли и превратились в однородную массу, не поддающуюся развязыванию.

Костяной нож брал узлы с трудом, приходилось часто прерываться, чтобы приподнять голову человека с бревна и убедиться, что он всё ещё пытается дышать. Глаз привязанный не открывал - веки его опухли и вряд ли могли дать возможность смотреть. Впрочем, он и не стремился. Похоже, все его силы уходили на то, чтобы сохранить кусочек сознания и приказывать телу раз за разом втягивать в себя воздух. Левая скула у человека была свезена, багровый синяк покрывал почти половину лица.

Перепилив наконец неподатливую верёвку, Лагу отделил человека от бревна и потащил к берегу.

Только выбравшись на сушу и уложив свою ношу на песок, хельд по-настоящему ужаснулся. Лагу доводилось видеть пострадавших от касаток и кер-лаунгов, раненых в ритуальных поединках и в бою. Хельдов и людей. Но такое... такого...

Человек был избит настолько сильно и жестоко, что хельд так и не понял, почему он до сих пор жив. Прикасаться к этой мешанине ран было просто жутко, и, как подозревал Лагу, опасно. В воде тело замёрзло и теперь немногим отличалось от ледышки, но растирать его совершенно не представлялось Лагу возможным: рана на ране, где уж тут растирать! Всё же он рискнул: осторожно повернул человека на бок, провёл ладонью по относительно здоровому виску. Спасённый вдруг открыл заплывшие от синяков и морской соли глаза и попытался сфокусироваться на хельде. Застонал. Хрипло, протяжно, тихо.

Лагу приготовился бежать в воду. Пугать едва пришедшего в себя человека он не хотел, а в реакции спасённого был уверен: раскрыть глаза и увидеть перед собой морского чуда - то ещё потрясение, не всякое сердце выдержит!

Человек всё же успел его рассмотреть. И даже попытался протянуть руку. Разбитые, распухшие губы раздвинулись в улыбке. Взведённый, как пружина, Лагу с изумлением различил едва слышный шёпот:

- Ну надо же... хельд!

Высказавшись, спасённый закрыл глаза и окончательно потерял сознание.

Таща обмякшее тело вверх по безлюдной узкой улочке, Лагу мрачно думал о том, что если так пойдёт и дальше, человечий колдун, пожалуй, привыкнет к его визитам. То Инг притащил его самого, бесчувственного, в дом Лурги. В другой раз Лагу довелось прийти самому, чтобы выручить из беды самого колдуна. А теперь вот - полуживой человек, на которого так кстати (или некстати?) наткнулся Лагу... Около самого дома раненый дёрнулся и снова застонал. Хельд прекратил размышлять и решительно заколотил в дверь коленом.

Остаток ночи Лагу всё-таки удалось поспать на мёртвой зыби, но сон получился беспокойным. Он то и дело просыпался, и мысли его всё время крутились вокруг спасённого человека. Однажды он даже увидел его в обрывке сна: привязанного к бревну, избитого. Во сне Лагу подплыл к своей находке и убедился, что человек уже давно мёртв, чайки даже успели поживиться его глазами... Пока он разглядывал окровавленное лицо, рука мертвеца дёрнулась, неожиданно проворно выпуталась из верёвок и схватила его за предплечье... Лагу рванулся в сторону, и проснулся.

На востоке звёзды успели выцвести и побледнеть, а на западе их старательно кутала кисея из неплотных облаков. Луна давно закатилась, горизонт отливал розовым, словно по грани воды и неба продёрнули перламутровую нитку.

Лагу нырнул, вынырнул, порадовался тому, что поднятая бурей муть почти совсем улеглась, и даже неприятно ассоциирующиеся с прошедшей ночью островки водорослей успело отнести течением куда-то с глаз долой. Но покой всё равно не возвращался. Поразмыслив, хельд решительно перевернулся на живот и поплыл к верви.

Когда, не дождавшись реакции на свой стук в незапертую дверь, он наплевал на приличия и вошёл, Лурга так и не повернул головы. Колдун неподвижно стоял над ворохом тряпья, среди которого хрипло дышал человек. На присутствие Лагу хозяин отреагировал коротким кивком, а на вторжение, похоже, даже не обиделся.

- Как он? - спросил хельд, разглядывая запрокинутое лицо лежащего.

- Плохо, - покачал головой Лурга, - очень плохо.

Лагу нахмурился. Когда он вытащил человека на берег, он дышал! И даже узнал его, хельда. Лагу был уверен, что спасённый выживет...

- У него на пояснице большая рана. Перебит позвоночник. Ног он, я думаю, не чувствует. И вряд ли когда-нибудь почувствует. Я обработал всё, как мог, но думаю, слишком поздно. Началось заражение.

Лагу раздражённо стиснул зубы. Выходит, что всё напрасно?!

- Похоже, всё напрасно, - ответил на незаданный вопрос колдун. - Но ты себя не вини. Он слишком долго пробыл в воде. И так долго продержался. Сильный... был.

Мужчина в задумчивости скользнул взглядом по плотному кряжистому телу. Спасённый ещё дышал. Спасённый... Лурга отошёл от умирающего, но тут хельд ухватил его за рукав:

- Ты совсем-совсем ничего не можешь сделать?

Колдун обернулся и встретился с пристальным взглядом чёрных, без белков, глаз. Хельд замер, вглядываясь в лицо колдуна, его губы чуть разошлись, чёткие узкие брови нервно подрагивали.

- Не любишь делать что-то напрасно, длинноглазый? - усмехнулся Лурга.

- Не люблю, - Лагу зло фыркнул и выпустил рукав человека.

Колдун задумчиво разгладил смятую ткань.

- Вот и я не люблю...

Он замер, прищурился, уставился куда-то в угол.

Рассвет по капле просачивался в узкое окно, пядь за пядью выхватывал из полумрака бледное обезображенное лицо лежащего. Под его глазами залегли глубокие тени, нос заострился. Лагу смотрел на умирающего и незаметно для себя царапал когтями столешницу. С улицы стали доноситься голоса - вервь просыпалась.

Очередной, особенно мерзкий скрежет когтей по дереву вывел наконец Лургу из задумчивости. Он покосился на испорченный стол, чуть скривил губы.

- Тебе пора в воду, хельд.

Лагу и сам это чувствовал: сухой воздух понемногу начинал обжигать грудь, каждый вдох становился болезненным. Пока - чуть-чуть, терпимо. Но он знал, что скоро станет хуже. Кожа уже почти полностью высохла. Но он медлил. Ему показалось, что колдун о чём-то напряжённо думает, и эту задумчивость ни в коем случае не следует нарушать. По крайней мере, пока есть шанс добраться до воды, пусть и с горящими от воздуха лёгкими.

- А скажи мне, старый Зенх - он по-прежнему там, в твоей деревне?

От неожиданного вопроса Лагу недоумённо вздёрнул брови.

- Там, где ж ему ещё быть.

- Хорошо, - кивнул Лурга. - Тогда вот что. Ступай к нему. Расскажи о том, что случилось. И передай - Лурга просит прийти.

- Зачем?

- Он поймёт, зачем. Скажи, что на закате я буду ждать его за вервью, на каменной отмели. Если к тому времени этот, - он мотнул головой в сторону тяжело дышащего бедолаги, - не окочурится... короче, ступай.

Как ни отмахивался старый хельд от сопровождения, Лагу всё же увязался за Зенхом. Старик ворчал и фыркал, но он не отставал - молча плыл на почтительном расстоянии. Лургу хельды увидели сразу, едва вынырнули на поверхность. Человечий колдун забрался по отмели как можно дальше в море и устроился на крупном валуне, который не заливали волны. Закатное солнце выкрасило его серую рубашку, положило блики на лицо, вызолотило седые пряди на плечах. Завидев Зенха, Лурга легко спрыгнул с валуна, и как был, в сапогах, зашлёпал навстречу, временами оскальзываясь на заросших водорослями камнях.

- Ну, здравствуй, солёный пень!

- И тебе не хворать, колдунишка!

Хельд и человек обнялись. Лагу замер, ошарашено моргая. Старейшина водит дружбу с человечьим колдуном?

- Я гляжу, ты его с собой взял?

- Какое там! Сам увязался!

- Так я и думал. А ну, кыш отсюда!

Последнюю фразу мужчины произнесли на два голоса, переглянулись и захохотали. Лагу пожал плечами и демонстративно отошёл в сторону. Присел на камень, полоща руку в ласковой тёплой воде. С такого расстояния ему было почти не слышно, о чём говорили эти двое. Но смотреть на них вроде бы никто не запрещал?..

Отсмеявшись, Лурга заговорил негромко и отрывисто. Зенх слушал, качал головой, хмурился. Один раз коротко оглянулся на Лагу. Было видно, что человек уговаривает хельда, а тот колеблется. Вот Зенх что-то возразил, и Лурга в ответ раздражённо взмахнул руками.

- Будет, как в прошлый раз... еле ноги унёс... ещё не поймёт... что ему остаётся... - донеслись обрывки фраз до навострившего уши хельда.

Наконец Зенх пожал плечами и согласно наклонил голову. Лурга благодарно хлопнул старейшину хельдов по плечу и повернулся к изнывающему от любопытства Лагу.

- Поди сюда!

Он послушно приблизился. Зенх задумчиво смотрел на закат, Лурга же был деловит и собран.

- Сможешь пробраться в мой дом и принести сюда того человека?

Закат догорал. Спасённый лежал на отмели, прямо на камнях, и мелкие суетливые волны без конца тыкались в него, заливали ноги, руки, рубашку. Лагу тревожно хмурился: пока он тащил пышущего жаром, бредящего человека, тот снова потерял сознание, и приходить в себя, похоже, не собирался. Ни Лурга, ни Зенх не позаботились привести его в чувство - более того, приказали положить прямиком в воду, на камни.

Наклонив голову набок, Лурга наблюдал за тем, как Зенх осматривает раненого.

- Ты уверен, что он умирает?

- Совершенно точно.

Зенх осторожно повернул человека на бок, кивнул Лагу. Тот подсунул ладони, помогая держать.

Закончив осмотр, Зенх выпрямился.

- Ну что, не передумал?

- Нет, - Лурга покачал головой.

- Ты ведь его не спросил, хочет ли он этого.

- Ты опять?!

- Опять. Он придёт в себя и будет проклинать нас за нашу помощь.

- Он поймёт, что иначе была возможна только смерть. Зенх, мы уже говорили об этом...

- Ну ладно, ладно, - поморщился Зенх. Покосился на Лагу, и в его взгляде молодому хельду померещилась скрытая досада. Он непонимающе поднял брови, но старейшина уже отвернулся. - Начнём?

Его никто не просил отойти, но он сделал это сам. Понял, что не стоит мешаться под руками. Два мага - хельд и человек - сплели свои руки над лежащим телом. Казалось, сам воздух между ними искрит. Или это просто играл закат в брызгах волн, дробящихся о каменную отмель?..

А потом он увидел, как страшно, неестественно выгибается на камнях тело, услышал, как бормотание воды разрывает хриплый крик. Как маги расцепляют пальцы, и Лурга поспешно склоняется над распластанным человеком. Блеснул металл ножа, человечий колдун разжал лежащему зубы и сунул ему в рот что-то, переданное Зенхом. И снова - сплетённые руки, судорога мечущегося по камням тела, крик... Лагу сжал ладонями виски, не в силах сдвинуться с места или хотя бы отвести взгляд от жуткого и завораживающего зрелища.

Он не понял, сколько времени длилось колдовство. Просто в один момент осознал, что оно кончилось, и можно наконец двигаться, подходить, смотреть, спрашивать.

Человек на камнях по-прежнему не открывал глаз, дышал тяжело, но Лагу показалось - не так натужно. Лицо его разгладилось, словно бред сменился беспокойным, но всё же - сном.

Зенх выгнулся и потёр поясницу.

- Стареешь? - хитро прищурился Лурга. На лице его мелкими бисеринками остывала испарина, кончики пальцев слегка дрожали.

- Не дождёшься! - усмехнулся старый хельд. - Лагу, бери это своё сокровище, - он кивнул на лежащего человека. - Нам пора.

- Куда? - опешил Лагу.

- Домой! А ты куда хотел? Снова по верви шляться?

- Но как же его - в воду... - Лагу ошарашено помотал головой.

Зенх переглянулся с Лургой, засмеялся, но как-то невесело.

- Именно - в воду. Ему сейчас с его ранами на воздухе долго быть нельзя.

- Он теперь - считай, как вы, - грубо, без затей вмешался Лурга. На ошалело хлопающего ресницами Лагу колдун почему-то подчёркнуто не смотрел. - Ну, мне пора. Замёрз я тут с вами что-то. До встречи, Зенх. Лагу, расскажешь мне потом, выжил ли твой человек!

-----------------------

- Как ты вообще в воде оказался?

- Люди бросили.

- Зачем?

- Вроде как в жертву, шторм унять.

- Это значит - в дар?

- Можно и так сказать...

Они сидят у стены дома, и Лагу смотрит, как прозрачное осеннее солнце рождает причудливый рисунок на лице собеседника.

- Разве дар таким бывает?

- Ну, у вас, может, и не бывает. А у людей - запросто.

- Дары нельзя приносить, убивая...

- Дары - наверное, нет. А жертвы - можно.

Лагу хмурится и трясёт головой.

- Скажи, а шторм прекратился, когда тебя... даровали?

- Пожертвовали. Не знаю. За то время, пока я был в сознании - нет. Может, позже...

- Но "позже" любой шторм уймётся! Рано или поздно! Знаешь, всё-таки дар и жертва - вещи разные. Если от себя, себя самого, или то, что создал своими руками... это - дар. А если вот так, как тебя... разве боги это примут?

- Меня вот, как я погляжу, не приняли, - согласно усмехается его собеседник, и Лагу улыбается ему в ответ.

Человек - или уже не человек - с удовольствием вытягивает ноги, осторожно встаёт и повисает в воде, чуть шевеля руками.

- Не болит?

- Ещё болит немного. Но уже меньше. Знаешь, как подумаю, что мог бы выжить там, - он головой указывает вверх, - да навсегда безногим калекой остаться... А теперь - глядишь, и оклемаюсь.

- Оклемаешься, - кивает Лагу, - вон Даги как заботится, день и ночь за тобой смотрит! Она у нас умеет лечить.

- Она хорошая.

- Строгая только. Небось сейчас за нами примчится, будет ворчать, что ты слишком много движешься.

- Зенх говорит, что через год я и на берегу ходить смогу... эй, ты чего так всполошился?

- На берегу?! Он что же, сказал - ты и на берегу тоже жить сможешь?

- Ну да... Не так долго, как в воде, правда. Но мне оно и не надо.

Некоторое время Лагу молчит, и собеседник наконец осторожно трогает его за руку. Хельд встряхивается.

- Скажи, а как тебя там звали?

- Одалом. Но вообще-то больше - баюном.

- Почему?

- Сказки любил рассказывать.

- Любил? Теперь - не любишь?

- И теперь люблю. Но понимаешь, какая штука... я же всё больше про вас, хельдов людям рассказывал. А вам про самих себя, небось, не так интересно будет. Вот сочиню истории про людей, да и буду вам баять. Может, тоже баюном прозовёте. Зима - долгая, за сказками легче будет вечера коротать...

-----------------------

Непроглядная осенняя ночь ожила стуком в дверь, и Лурга настороженно прищурился, затепливая светильник.

- А, это ты. Что ж, входи. - Колдун посторонился, пропуская Лагу в дом. - Как там твой утопленник?

- Одал? Жив. И почти здоров.

- Стало быть, Одал. Ну, слава богам. В воде тело весит мало, даже такие раны можно вылечить. А уж с вашим лекарским мастерством... Но я так понимаю, ты пришёл среди ночи не только за тем, чтобы рассказать мне эти новости?

Хельд помолчал, разглядывая им же исцарапанную когда-то столешницу. Лурга не торопил. Ждал.

- Скажи... а можно сделать так, чтобы я стал, как Одал, только наоборот?

Лагу ожидал, что нескладно заданный вопрос насмешит колдуна, но ничего лучшего придумать так и не смог. К его удивлению, Лурга не засмеялся. Пожевал губами, зачем-то переставил с места на место плошку со светильником.

- Хочешь, стало быть, на берегу жить?

- Не всё время, - заторопился Лагу, почуяв, что старый маг не спешит с отказом, - только чтобы людей получше узнать. Верви поглядеть. Холмы... а может, и Город...

- Людей, говоришь, узнать, - усмехнулся колдун. - Люди - они разные бывают. Вон, к примеру, те, кто твоего Одала к бревну привязали и рыбам скормить пытались... тоже люди.

- Тоже, - кивнул, соглашаясь, хельд. - А только есть и другие. Пойми, Лурга...

- Да понял уж, - отмахнулся колдун. - Ты мне лучше вот что скажи: ты с Зенхом говорил?

Лагу потупился и уже привычно потянулся когтями к столешнице.

- А ну, убери лапу! - Лурга беззлобно шлёпнул хельда по руке. - Потом после тебя пол-дома восстанавливать... дикое племя...

- Так ты поможешь? Когда-то я тебе помог...

- Вспомнил, - проворчал колдун. - Ждал я, пока вспомнишь... должок за мной, знаю. - Лагу молчал. - В общем, так, - решительно подытожил Лурга, - уговоришь Зенха - будет тебе превращение. А не уговоришь... - он развёл руками, - тут никакие мои долги не помогут. Ступай.

-----------------------

- Что ж делать... скогтил тебя-таки человек. Как бишь его? Инг?

- Да при чём тут Инг! Он в ихний город давно подался, нет его тут!

- Ты вот только сам себе не ври, ладно? В город, говоришь, подался... и тебе за ним охота, ясное дело!

- Зенх, не пойду я никуда!

- Это сперва не пойдёшь. А там... Эх, жаль мне Даги. Сохнет ведь по тебе, рыба ты шелудивая.

- Да нужен я ей...

- Ну да. Такой - и вправду не нужен. Ладно. Раз уж так тебе неймётся... Лурга-то согласен?

- Сказал - тебя спросить.

- Согласен, стало быть. Хитрая селёдка... На тебя-то ему, по большому счёту, плевать. Но уж больно любопытен старый. Хочет посмотреть, что из твоего приключения выйдет. Что ж. Это твой выбор, Лагу. Твоя жизнь.

-----------------------

За последнюю луну море почти не остыло. Только слегка подёрнулись прохладной ночные приливы, да чёрные камни на длинной отмели перестали вечерами источать накопленное за день тепло.

В осенней закатной тишине на границе воды и камней стояли три существа: два хельда и человек. Человек сдержано улыбался. Старый хельд хмурился. Младший стоял, словно тростник на ветру: дунь - заколеблется, отвечая едва ощутимому прикосновению ветра.

- Готов, что ли? - ворчливо спросил старший хельд.

Молодой кивнул и молча лёг навзничь на чёрные холодные камни отмели. Чтобы спустя несколько мгновений выгнуться невозможной, до хруста сводящей мышцы дугой. Умереть. И воскреснуть.