![<img src=tanez_matiss.jpg> [Матисс]](/img/k/krymowa_e/fentezi-25/tanez_matiss.jpg)
На лестнице, ведущей в мансарду, раздался тяжёлый надрывный кашель. Через минуту порог залитой светом комнаты переступил Шарль. Анри и раньше знал, что друг болеет, однако и подумать не мог, что болезнь зашла столь далеко. Несмотря на по-летнему тёплый осенний день, Шарль был укутан с ног до головы, но даже плотное не помогало человеку согреться.
- Анри, пустишь в свою берлогу на пару дней, пока я с кредиторами дела улажу?
- Оставайся, всё равно на три дня уезжаю, - художник с раздражением бросил кисти. Фон заказанной к выставке картины он приготовил ещё неделю назад, но сама задуманная композиция - бесшабашный танец, никак не выходила. Анри долго мучался с цветом, выбирая то лиловый, то ярко-красный, то лимонный. Сегодня решение пришло само собой - оранжевый! Яркий, сочный, словно отплясывают не люди, а ожившие языки пламени. И вот уже почти пять часов он пытался воплотить задумку в жизнь, постоянно меняя оттенки. Ещё хуже обстояло дело с самими танцорами, в них не чувствовалось движения. Они застыли словно деревянные, упрямо сопротивляясь прикосновению кисти.
- Шарль, ты не спишь там?
- Нет, пока в бутылке ещё осталось вино, - раздался хриплый смех.
- Мне нужно, что бы ты изобразил несколько танцевальных па, - художник устало сел на стул и взял лист для эскиза.
- Друг, ты кажется забыл, что мой жанр шансон, а не канкан. И я был лучшим шансонье Парижа, чёрт возьми! Та-да-рэ, та-да-рам, - попробовал напеть Шарль, но тяжёлый кашель вновь сотряс плечи и он привычным жестом приложил платок к губам. - Хотя, если было так, как я сказал, то мне не пришлось бы сейчас прятался от кредиторов, - певец хмуро глянул на алые капли крови, оставшиеся на платке. - Впрочем, если у тебя найдётся ещё бутылка, я станцую и канкан, и менуэт, и даже вальс хоть в голом виде! - внезапно развеселился Шарль.
Языки огня из разожжённого камина освещали обнажённую фигуру человека с высоко поднятыми руками. Изрядно захмелевший Шарль чуть пошатывался и был отвратительным натурщиком. Иногда он принимался кружить по комнате, мурлыкая под нос: 'Та-да-рэ, та-да-рам'. На столе, на стуле, на полу валялись десятка полтора эскизов, а художник всё не мог ухватить нужное ему движение.
- Всё, хватит на сегодня, - он устало прикрыл глаза. И не столько для отдыха, а скорее чтобы не видеть неудачную работу. - Порой я поражаюсь собственной бездарности, - с горечью произнёс Анри, массируя ноющие виски.
- Да брось ты прибедняться, - пьяненький шансонье с тоскою смотрел на огненный контур своего тела на тёмном фоне. - Твои картины переживут тебя, а что оставлю я? Как бы мне хотелось навсегда остаться в этом холсте, и больше ни о чём не думать, кроме танца.
- Если в тебе вдруг пробудился пророк, так место в вечности ты уже заработал. Писал ведь я с натуры, - художник ещё раз придирчиво взглянул на стоящий на мольберте холст. Ведь всё правильно: и тёмный приглушенный фон, и танцующий огненный человек, но вот жизни в картине нет!
- Ну да, моя голая задница удостоилась чести быть запечатленной на шедевре, - съязвил Шарль. - Впрочем, я толкую не об этом. Понимаешь, вот что у меня осталось? Съеденные чахоткой лёгкие? Потерянный голос? Кредиторы, рвущие со всех сторон?
- А Лаура, Лори? Она ведь тебя любит!
Шарль дёрнул плечом, не желая отвечать на этот вопрос.
- Я бы отдал всё, чтобы оказаться сейчас там и просто веселиться.
- Слава богу, подобные метаморфозы невозможны! А тебе уже на сегодня хватит, - Анри забрал у друга остатки вина и выплеснул его в камин. - Ложись спать. Я сейчас предупрежу хозяйку, чтобы не забывала тебя кормить, а сам уеду вечерним экспрессом. Вернусь через три дня. И не забивай себе голову глупостями, всё наладится, - посчитал нужным добавить Анри, прежде чем выйти из мансарды.
Через три дня, когда солнце неспешно ползло к закату, Анри с отрешённым видом стоял в мастерской. Брошенная на полдороге картина теперь стояла завершённой. На тёмном фоне беззаботно танцевал огненный человек. В то, что Шарль, никогда не державший кисти в руках, сумел сделать невероятное - вдохнуть жизнь в холст - верилось с трудом.
Сумерки постепенно заливали небо густой синевой. Чем темнее становилось в комнате, тем ярче горела оранжевая фигура.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - на самой грани восприятия уловил знакомую мелодию Анри и танцор изменил положение. Совсем чуть-чуть, но от натренированного глаза художника это движение не могло укрыться.
- Шарль, ты всегда был сумасшедшим, надеюсь, теперь ты доволен!
Ответом был лишь тихий смех, или это воображение сыграло дурную шутку с живописцем?
Дробный перестук каблуков на лестнице сообщил о припозднившемся посетителе. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала запыхавшаяся девушка.
- Где он? Где Шарль? - она старалась говорить спокойно, хотя губы предательски дрожали. В карих глазах блестели невыплаканные слёзы. - Он от меня прячется? - Лаура постаралась смягчить шуткой свои требовательные вопросы.
Анри с сожалением смотрел на тёмноволосую красавицу, нервно меряющую шагами его мастерскую. Как рассказать ей правду, в которую и сам-то не верил? Да и вообще, найдётся ли хоть один человек, который поверит в произошедшее, и не поспешит упрятать высказавшего подобный бред в сумасшедший дом?
- Мы должны были встретиться с ним ещё вчера, но Шарль так и не пришёл. И сегодня к врачу не явился, я напрасно прождала его три часа, - Лаура уже не обращала на художника внимание, заглядывала за кресло, в шкаф, в любое место, где может спрятаться человек. И говорила, говорила, боясь, что Анри её остановит. - Хорошая картина получилась. Это ведь Шарль позировал? Ну, так куда ты его спрятал?! - не выдержала она, когда мест, куда может поместиться кто-то размером больше кошки, не осталось. - Я слышала, как он пел!
- Лори, мне жаль, но тебе послышалось. Шарль действительно позировал мне три дня назад, с тех пор я его не видел.
На выставке картина 'Танец' произвела фурор, кто-то ругал, кто-то восхищался одинокой танцующей фигурой. Анри скептически выслушивал и похвалу, и хулу. Он и сам не знал, как относиться к своему (к своему?!) творению. Чаще других возле холста стояла чёрноволосая девушка.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - шептала она порой доносящуюся издалека мелодию.
День выдался холодный и дождливый. Выходить из дома, а тем более ехать через полгорода не хотелось, но устроитель выставки был непримирим - появился покупатель на 'Танец'. Анри быстрым шагом пересекал залы художественной галереи, в тайне надеясь, что Лаура не появится по такой ужасной погоде.
Он не приходил сюда десять дней, испытывая огромную вину перед Лори. Хотя каяться особо-то и не в чем, но попробуй, объясни это своей совести, когда на тебя смотрят наполненные слезами карие глаза.
Похоже, там наверху кто-то оказался благосклонным к его молитвам, потому что тонкой женской фигуры, застывшей в скорбном молчании, в зале не было.
- Уф, - мысленно перекрестился художник, сделав шаг вперёд, да так и застыл, не в силах отвести глаз от своего холста. Теперь на картине танцевали двое - высокий мужчина и женщина с разметавшимися по плечам тёмными волосами.
- Великолепная работа, они как живые, - жизнерадостный толстяк покровительственно похлопал Анри по плечу. - Этот 'Танец' станет украшением моей коллекции.
Хозяин галереи рассыпался в комплементах художественному чутью и вкусу богатого покупателя, да и автору картины кое-что перепало от хвалебных речей.
- Неужели никто, кроме меня, не помнит, что раньше танцор был один? - Анри прикусил на языке готовый сорваться вопрос. Художники, конечно, народ экстравагантный. И без чудинки им вообще не положено быть, иначе как бы и не настоящий живописец. Но везде есть пределы. Столь явная чудаковатость может грозить и сумасшедшим домом. - Раз нельзя рассказать, можно изложить всё в дневнике, - нашёл он выход.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - зазвенела далёкая мелодия, и Шарль, чуть повернув голову, подмигнул.
Мир вокруг усеял пепел. Серые хлопья разлетался из моего сердца, вымарывая краски из окружающей действительности. Даже медленно вальсирующие в воздухе крупные снежинки, и те сейчас приобрели тусклый серый цвет.
- Жень, сейчас идём на выставку! - Ленка запрокинула голову и попыталась поймать снежинку языком. Делать так в тридцать лет, конечно, не солидно, но моя неугомонная старшая сестра никогда не относилась к этому миру серьёзно.
За эти полгода, прошедшие со дня нелепой смерти Славки, она с настойчивостью и упорством носорога пыталась вытащить меня из скорлупы, постоянно теребя. Я злилась, сопротивлялась её попыткам, мы даже подрались один раз.
- Всё лучше, чем твоя апатия, - философски заметила Ленка, припудривая царапину на щёке. - Тем более я победила, - хихикнула она и скрылась за дверью, пока у меня не возникло желание продолжить бой.
И вот сейчас я покорно тащилась за ней, потому что уступить и делать вид, что мне до чёртиков хочется на прибывшую в наш город выставку, гораздо проще, чем пытаться сопротивляться.
- Женечкин, ты даже представляешь, какая это страшная сила - искусство, вот увидишь, тебе понравится, - убеждала меня, себя и мою выжженную душу Ленка.
Спорить не хотелось, и я молча кивнула, желая лишь одного - остаться наедине со своим горем.
Возле старого особняка-музея стояли укутанные в снежные пелерины ели и рябины. Два снегиря чинно склёвывали ярко-красные ягоды.
- Жень, смотри, какие красавцы, - сестра помахала птицам рукой.
Да, я тоже любила так делать раньше, в другой жизни, когда ещё умела смеяться.
Но не только Ленка наблюдала за яркими птицами, из-под усыпанной снегом еловой лапы выпрыгнул рыжий котёнок. В глазах горел азарт, хвост победоносно стоял трубой.
- Глупыш, они ведь больше тебя, - сестра попыталась урезонить рыжего охотника. Но обращать внимание на такие мелочи, как не соответствие размеров, тот не собирался, и сделал попытку взобраться на дерево. Не удержавшись на стволе рябины, котейка мягко приземлился в сугроб. Неудача и снег не остудили юного хищника, обладающего завидным упорством.
- Видно ничей, есть хочет, сейчас спрошу что-нибудь у Зинаиды, - вздохнула жалостливая сестра.
В былые времена, я бы тоже подняла всех на ноги, накормила бы зверя, да и будущего хозяина ему нашла, а сейчас - мне нет дела до этого мира, который оказался ко мне так жесток.
- Ой, девочки мои пришли, - сухощавая пожилая дама спешила нам навстречу. Зинаида Петровна, искусствовед и старинная мамина подруга, обожала быть в курсе всех дел. - Женечка, что-то ты осунулась, не заболела? - она принялась с пытливым любопытством разглядывать меня с ног до головы.
Вот чего мне не хватало сейчас для полного счастья, так это длинного носа старой сплетницы! Я уже хотела сослаться на срочное дело и попросту сбежать, но сестра взяла инициативу в свои руки.
- Ой, Зинаида Петровна, как мне нужен ваш совет! Жень, ты поброди там по залам, а мы пока побеседуем, - Ленка выпроводила меня из комнаты. Что мамина подруга любила ещё больше, чем расспросы, так это когда у неё спрашивали совета.
Мне нравились тишина и отсутствие людей в залах. Всегда любила этот старинный японский особняк за торжественность и величие. Но вот почувствовать 'дух истории', атмосферу музея, сейчас никак не удавалось. Пожала плечами и постаралась сосредоточиться на картинах. Вопреки Ленкиным утверждениям, что искусство страшная сила, развешанные полотна оставили меня абсолютно равнодушной. Всё вокруг было столь же бесцветно, как и окружающий мир, как разъедающая меня пустота.
Взгляд мазнул по очередному шедевру, зацепился за яркие фигуры и остановился. Пять огненных танцоров кружились в хороводе. Я настолько отвыкла от ярких красок, что столь необычное явление меня заинтересовало. Впервые за шесть месяцев стало хоть что-то любопытно.
- Та-да-рэ, та-да-рам, - выводил глубокий, словно бархатный, мужской голос.
Я невольно оглянулась, в музее не принято упражняться в вокале. За спиной никого не было, зал стоял пустой, даже смотрительница куда-то вышла. А мелодия продолжала звучать, дразнила, завораживала.
- Кого же ты ищешь? Ты ведь не хочешь никого видеть, - раздалось рядом, то ли утверждая, то ли спрашивая.
- Женька, если с тобой начинает говорить картина, то одно из двух - или у тебя начались галлюцинации, или ты сошла с ума, - я постаралась взять себя в руки, стремясь призвать на помощь утерянное за полгода чувство юмора. В отличие от старшей сестры, моим коньком всегда считались рациональность и взвешенность. Так не хватавшего Ленке здравомыслия досталось мне за двоих.
- Вообще-то есть ещё и третий вариант, картина действительно разговаривает, а то и поёт. Смею заметить - мой голос считался лучшим среди шансонье, - огненный танцор уселся, вытянув ноги и оперевшись спиной о массивную раму. - Что, очень тяжело?
Отвечать не собиралась, жаловаться - не приучена.
- Да можешь и не говорить, - махнул рукой странный собеседник. - Было бы хорошо, мы бы не беседовали. Магия.
- Ты чёрт? Демон? Душу будешь выторговывать?
- Нет. Странная ты. В демонов с чертями веришь, а в магию - нет, - прокомментировал он мой мрачный тон. - И, кстати, душа-то есть? Ты уверена, что там что-то осталось?
- Там тоска, - неожиданно призналась я. - А ещё боль.
- Тоска есть, боль тоже, а души нет, пустота. Номинально имеется, а на самом деле и ни-че-го. Душа существует, когда о ком-то заботишься. Ты отгородилась от мира, а мир отвернулся от тебя, - он говорил тихо и неотрывно смотрел в окно на танцующие вальс снежинки. В печальном тоне слышалось знание того, о чём он говорит.
- Неправда! - вспылила я. Нечего всякому нарисованному типу лезть с нравоучениями! Или за гневом пыталась спрятаться от правды? - У меня есть сестра, мама, отец, вот о ком забочусь!
Огненный человек вопросительно поднял одну бровь.
- И о ком же ты эти полгода заботилась? - язвительно уточнил танцор.
- Мне тяжело и горько, - попыталась оправдаться, хотя всегда звучавшие веско слова теперь казались пустой отговоркой.
- Есть вариант. Можешь присоединиться к танцу - тогда тебе больно не будет, станет больно твоей семье, - он протянул вперёд руку, по плечо высунув её за раму. - Ты забудешь боль и её причину. Навсегда.
- Славку?!
- Однако вряд ли это принесёт тебе счастья, уж поверь моему опыту.
'А ведь хорошо будет, ни каких сочувствующих взглядов, ни перешёптываний за спиной, тихо, хорошо. Боли не будет...', - змеёй зашипела вкрадчивая мысль. Так захотелось кивнуть в ответ и сделать шаг в картину, но уточнить кое-что не мешало бы:
- Не будет больно?
- Как может болеть то, о чём не помнишь? То, что приносит боль, просто исчезнет.
Я прикрыла глаза, как делала теперь всегда, чтобы увидеть Славку, мою любовь и моё же горе. Серые глаза. Одна бровь немного выше другой, что придавала его лицу задорное выражение. Россыпь мелких веснушек на курносом носу. Сколько же мы с ним смеялись! Память услужливо демонстрирует самые счастливые наши моменты: как целовались под дождём на мосту, танцевали на школьном балу, сидели в обнимку у костра на берегу моря. Мне казалось, ещё чуть-чуть - и я услышу его голос, почувствую прикосновение губ....
- Это тоже исчезнет, - насмешливо произнёс нарисованный человек. - Он умрёт второй раз, и уже навсегда. Но ведь тебе всё равно, тебя волнуют лишь собственные настроения и желания!
Пустота в моей душе мягко захлопала в ладоши, а вот облик Славки словно померк. Это резануло по сердцу.
- Не хочу забывать!!! Да, смерть - это горько, но ведь помню и былое счастье, - я спрятала руку за спину, опасаясь, что странный собеседник затащит меня в картину силой.
- Тогда найди силы жить дальше, наполни душу, - он встал, потянулся, и занял привычное место на холсте.
Девушка смотрела на застывшую фигуру танцора. Или было, или нет?
- Пожалуй, я знаю, со спасения чьей души стоит начать!
Женя шла быстрым шагом, почти бежала. Конечно, по музеям не следует нестись сломя голову, но сейчас это было совершенно не важно. Главное - маленький рыжий комочек, которому нужен кто-то, кто его согреет и полюбит.
Котёнок времени зря не терял и сумел залезть на ветку рябины. Однако забраться туда оказалось проще, чем спуститься обратно.
- Ну, иди ко мне, глупыш, - девушка встала на цыпочки и вытянула вверх руки. Котёнок серьёзно рассматривал предложенную помощь, но не решался её принять, словно чувствуя выжженную тоской душу. - Пожалуйста, ты мне очень нужен. Я буду очень тебя любить.
Под громкое мурлыканье свернувшегося за пазухой пушистого комочка дрогнула скорлупа, в которую Женя тщательно пряталась от мира. Да, Славки больше нет, но память о нём осталась. Печаль осталась, но теперь она была светла. Не убивала, мешая жить, а помогала черпать силу для жизни.
Две пары глаз наблюдали в окно за тем, как девушка снимает с дерева котёнка.
- Вот видишь, - тихо обратилась я к полосатой кошке, которая мурлыкала у меня на руках. - С твоим сыном всё в порядке. У моей сестры доброе сердце.
- Муррр, - согласилась кошка, убедившись, что самый непоседливый её отпрыск нашёл достойную хозяйку.
- Скажи, неужели у тебя действительно поднялась бы рука уничтожить шедевр, - поинтересовался за спиной вкрадчивый мужской голос.
- Сомневаешься? - я постаралась вложить в слово всё отпущенное мне ехидство, потому что сама не знала ответа на вопрос Шарля. - Ты был предупреждён - нарушишь условие сделки, картине конец.
- Рискнула бы убить шесть человек, включая сестру?
- Пять человек, я не дала бы Женьке войти в картину, - водрузив кошку на подоконник, резко обернулась.
- Стояла за дверью? - огненный человек высоко поднял правую бровь.
- Подстраховалась. Ты выполнил свою часть сделки, я тоже держу слово!
Толстая потрёпанная тетрадь уже давно лежала открытой. Кто-то посчитал бы её бесценным документом о жизни великого художника, а для меня это был дневник моего прадеда. Закладкой дневника служил лист, исписанный совсем другим подчерком. Быстрым, летящим, и чрезвычайно трудно читаемым!
- Мог бы и писать получше, - проворчала я, чтобы скрыть страх.
- Не думал, что старина Анри сохранит формулу перехода, - присвиснул Шарль, глядя на собственные каракули.
- Если бы ты её не рифмовал, то и не сохранил. А так, в память о дружбе, решил оставить твоё последнее творение. Хватит тянуть - начали! - я просто боялась, что сейчас убегу в панике от того, что задумала, но по долгам нужно платить. Моя плата за то, чтобы показать сестре ту бездну, куда она идёт, заставить задуматься и вернуть интерес к жизни - сутки в картине, вместо Шарля.
Мой французский и так был далёк от совершенства, а сейчас, когда боялась до дрожи в коленках собственного поступка, получалось вообще ужасно. Отчитав с листа заклинание, цепляясь языком за каждое слово, закрыла глаза в ожидании перехода.
- И долго ты собираешься так стоять? - раздался у меня над ухом голос Шарля.
Я открыла один глаз и испытала странное разочарование - ничего не произошло! Всё тот же зал музея, кошка мурлыкает на подоконнике, картина на стене, где четверо танцоров продолжают веселиться. Рядом со мной стоит высокий худой человек в старомодном пальто.
- Вот так готовишься к подвигу, готовишься, а...
- Неужели ты думала, что могу совершить подобную подлость с правнучкой моего лучшего друга? Я позволил себе взять из твоей жизни один лишь час. Разрешите пригласить Вас на прогулку, мадам? - церемонным тоном поинтересовался Шарль, предлагая руку. - Но так же пойму и Ваш отказ.
- Всегда мечтала прогуляться с привидением, - фыркнула я, но предложение приняла.
Мы гуляли, болтали, смеялись, час пролетел незаметно.
- А вот теперь мне пора, - Шарль обвёл взглядом укутанные в снежные шубы деревья, танцующие в свете фонаря снежинки, улицу незнакомого города, стараясь запечатлеть в своей памяти этот нежданный подарок судьбы.
- Ты счастлив? Там... в картине, - вопрос мучил меня уже давно, но задать его я так и не решалась. И вот вырвалось.
- Тогда у меня не оставалось выбора, да и получилось всё само собой, - уклонился он от ответа.
Неожиданно мне очень захотелось встряхнуть это несносное привидение, чтобы говорил толком, а не вилял, как заяц. Наверное, это желание столь легко читалось на моём лбу, что Шарль решил продолжить.
- Я понял одно, что люди, решившие выбросить из памяти тех, кого они когда-то любили и потеряли, гораздо несчастнее тех, кто эту память хранит.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Ответил, - улыбнулся он.
|