Крепкие ребята, одетые в синие рубашки с короткими рукавами и черные штаны с лампасами были не похожи на обычных шабашников. Они чем-то категорически мне не нравились, но вот чем? На смуглых лицах белозубые улыбки, глаз не видно из-за темных очков. Они прилаживали новую вывеску над старым магазинчиком. Судя по ней, теперь под моим окном вместо "ОВОЩЕЙ-ФРУКТОВ" будет круглосуточно открыто кафе "Камень на перекрестке". В последний раз бросив взгляд на двоих парней, прилаживающих новую дверь, на которой тоже явственно были видны какие-то буквы, я отошел от окна.
Я критически оглядел последний выпуск своей колонки в журнале и остался доволен. Мое лицо выглядело гораздо более солидным, чем в реальности, спасибо редакционному фотографу, а очки делали его серьезным и
каким-то... авторитетным. Сегодня нужно было заглянуть в редакцию, встретится с одним неочевидным героем статьи и понять, стоит ли игра свеч и, собственно, все. "Тонтон-макуты" под моим окном приладили вывеску и
теперь стояли и переговаривались. "Странные какие-то", - подумал я и прошел мимо.
Вечер начался для меня сегодня не рано, а как обычно. Этот фигов безграмотный экстрасенс с манией величия выбил меня из колеи, зато в редакции порадовали удвоенным гонораром и премией. В общем - день как день,
ничего особенного. На двери новоявленного кафе темнели буквы: "НАПРАВО ПОЙДЕШЬ - ПООБЕДАЕШЬ, НАЛЕВО ПОЙДЕШЬ - САМОМУ СЪЕДЕННЫМ БЫТЬ, А ПРЯМО - ЭТО К НАМ!" "Рекламку надо доработать," - со смешком подумал я, берясь за ручку. Премию же надо отметить, нес па?
"А эти тонтон-макуты хорошо поработали", - одобрительно оглядывая маленкий уютный зал, оформленный в какам-то явно незнакомом, но несомненно едином стиле. За прихотливо изогнутой барной стойкой стояла некрасивая мулатка, подходящая этому заведению, как и репродукция картины Ван Гога на стене. В
уголке, скрытом стеной из шелестящих цветных бус кто-то негромко разговаривал. Колоритная парочка - истинный ариец и изящная, словно фарфоровая куколка экзотическая красотка монголоидной внешности смотрели друг другу в глаза, прерываясь только на то, чтобы отхлебнуть из бокалов красного вина. Остальные места были свободны. Я присел за столик для двоих у стены, мулатка, похожая на помесь змеи и обезьяны выскользнула из-за стойки и приблизилась. Она была некрасива настолько, что смотреть на нее было приятно. Я усмехнулся своим мыслям и погрузился в чтение меню, которое, кстати сказать, было весьма претенциозным...
Допив вторую чашку кофе и отодвинув в сторону тарелку, из которой я только что уплел что-то волшебно вкусное, но неизвестно из чего сделанное блюдо, я увидел его. Высокий человек, опершись на трость, оглядывал зал сквозь поблескивающие в полумраке стекла абсолютно круглых очков, ловко сидящих на длинном с горбинкой носе. Он был одет в дорогой черный костюм, правда сидящий на нем как-то не так, лакированные ботинки и белоснежную рубашку. Он был смугл, тощ и абсолютно лыс. Я даже засмотрелся, настолько колоритной была его внешность и как подходила она к некрасивой красоте черной официантки. Он оскалил в улыбке ровные белоснежные зубы, блеснувшие на его лице хищным жемчужным ожерельем. "Это хозяин", - догадался я, глядя как он качающейся походкой направляется к моему столику.
- Добрый вечер, Антон Игоревич, - его надтреснутый голос так не подходил к его внешности, что я сначала даже не понял, что он назвал меня по имени.
- Добрый, - отозвался я, чувствуя себя откровенно не в своей тарелке. - Откуда вам известно мое имя?
Он, не спрашивая, уселся на стул напротив меня, поддернул штанины и сложил ногу на ногу.
- Помилуйте, мон шер, - не улыбаясь, произнес он. - А почему бы мне не знать ваше имя, если вы его не скрываете? Я просто читаю вашу колонку в журнале. Я даже в некотором смысле ваш поклонник, Антон Субботин.
Объяснение вполне походило на правду, но я продолжал чувствовать себя идиотом. Хотя личность сидящего напротив человека уже начала интересовать меня с чисто профессиональной точки зрения. Какой герой, а? Настоящий Доктор Зло.
- Извините, как-то не подумал, - пробормотал я. - Может, соблаговолите представиться, а то я чувствую себя как-то неуютно, знаете ли...
- Извольте, Рафаэль Самеди. На четверть грек, на четверть француз, остальные две неизвестны, по паспорту - русский, - усмехнулся он. - Не иностранец ни в коей мере, родился и вырос здесь, - серьезно объяснил он,
демонстрируя свой орлиный греческий профиль. - Может, выпьем, за счет заведения? За знакомство, а?
Его развязное предложение несколько выбило меня из колеи, и я просто кивнул. Возникшая у меня из-за спины тонкая эбеновая рука поставила на стол поднос. Жидкость в бутылке была изумрудно зеленого цвета, кроме нее наличествовали два небольших... стаканчика (этакие перестопки, но недобокалы), тяжелая, почерневшая вилка, графин с водой и вазочка с колотым коричневатым сахаром.
- Вы пьете абсент? - спросил Самеди. - Впрочем, неважно, сегодня - пьете.
На самом деле я никогда не пробовал этот странный напиток, вокруг которого бродило столько слухов, кривотолков и страшных историй. Сначала было не по карману, потом как-то недосуг. Был ли я рад возможности попробовать этот напиток гениев и сумасшедших?
- Есть много разных способов употреблять эту жидкость внутрь, - вещал мой собеседник, откручивая с бутылки пробку. - Но я предпочитаю этот.
Держа сахар на вилке над стаканчиком, он стал медленно наливать сквозь него напиток. Потом, сахар, загоревшийся призрачно синеватым пламенем, стал плавиться, и коричневые капли, шипя, превращались на дне зеленой жидкости в кусочки янтаря. Плеснув в мой стакан воды из графина, Самеди сказал,
словно отдавая приказ:
- Теперь быстро выпейте это!
Завороженный странным ритуалом, я влил напиток себе в рот, ожидая, что сейчас со мной случится взрыв, помутнение рассудка, что мой расплавленный пищевод превратит меня в задыхающегося подростка... Но ничего этого не произошло. Теплая волна мягко скользнула внутрь и устроилась мягким солнышком в районе желудка. На языке остался явственный привкус аниса и еще каких-то трав. Побаливавшее с утра горло престало побаливать. И все.
- Потрясающе, - сказал я, ставя стакан на стол. - Оказывается, это было именно то, чего мне хотелось.
- Человек почти никогда не знает, чего на самом деле хочет, - заявил Самеди, поставив свой стакан рядом с моим и вновь начав ритуал их наполнения. - Желаниями людей с самого начала управляет кто-то другой. Сначала родители, потом совесть и мораль, вымученное чувство долга, которые, по сути, ни что иное, как навязанные телевидением, рекламой и общественным мнением чужие желания. Сегодня модно хотеть того, завтра - этого. И люди, словно бессловесное жвачное стадо подчиняются...
- Нет, не может быть, - во второй раз опустив стакан на стол и почувствовав как не успевшее остыть солнце внутри наполнилось новой порцией тепла, сказал я. - Думаю, каждый человек знает, чего ему нужно для счастья, только не всегда делает верный выбор...
- Выбор, - мой собеседник поднял взгляд к потолку, и в его очках отразилось пламя свечи, окрасив его глаза в зловеще-хищный цвет, - Выбор... - он покатал это слово на языке, словно пробуя его вкус. - Выбор, молодой
человек, это стоять на перекрестке и думать, в какую сторону пойти. Только всегда найдется умелец, поставивший на пути дорожный камень, указующий, в какую сторону идти безопаснее. А человек верит в то, что на самом деле ему хочется остаться верхом на коне, с тяжелым кошельком в кармане и с красивой женой, спасенной от чудовища. Его воспитали, что он должен хотеть именно этого, и он хочет, точнее - думает, что хочет. А удача вовсе не дура, чтобы выполнять ненастоящие желания. А как хотеть по-настоящему, человек не знает.
- А как это - хотеть по-настоящему? - в упор спросил я. Самеди подался вперед и заглянул мне в глаза.
- Хотеть так, чтобы желания исполнялись.
- Все?
- Все, - он подпер рукой подбородок и задушевно произнес. - Только обычно люди сходят от этого с ума, и ничего хорошего не получается.
Наш разговор продолжался и продолжался. Изумрудной жидкости в бутылке становилось все меньше, а я слушал своего странного собеседника, испытывая то горечь, то гордость, то гордую горечь, то горькую гордость... Человек видит только один выбор - между жизнью и смертью, остальное - мишура и
декорации. Когда ноги вдруг понесут его к дороге из могильных камней, с бордюром из черепов, количество денег, жен, любовниц и поклонников не будет играть уже никакой роли.
- На самом деле, - сквозь призрачное пламя горящего абсента лицо Самеди выглядело мертвенно бледным. - с перекрестка ведут как минимум три дороги, не считая той, по которой ты пришел. Только не все это видят. Обычный человек видит всего две - жить или умереть. Можно увидеть остальные, но за все нужно платить.
- Разве есть что-то, что не жалко отдать, в обмен на исполнение всех желаний? - усмехнулся я. - Всегда можно пожелать это обратно...
- Хочешь попробовать? - я уже не помнил, когда мы перешли на ты. Голос Самеди звучал глухо, словно издалека. - Обычная цена - рассудок. Он будет уходить медленно, по капле. Ты успеешь насладиться собственным могуществом и удачей, поворачивающейся к тебе любым местом, которым ты пожелаешь, как
продажная девка.
На улице уже была глубокая ночь. Какие-то посетители заходили и выходили, разговаривали, заказывали какие-то блюда и напитки, свечи оплывали, но некрасивая официантка всегда вовремя являлась, чтобы заменить оплывшие огарки.. Последние капли абсента упали в мой стакан. Все это какой-то длинный и странный сон. Завтра утром я проснусь и пойму, что не было никаких тонтон-макутов, "Камня на перекрестке" и Рафаэля Самеди. Почему бы во сне мне не пожелать купить себе удачу за разум?
- Как и в любом магазине, даже самом ультрасовременном и оснащенном, - деловито произнес Самеди, промокая губы платком, - есть возможность уйти с покупкой и не заплатить. Так и здесь. Ты можешь получить все, ничего за это не отдав. Ну как, ты согласен?
Сквозь прозрачно-зеленую пелену, будто находясь на морском дне, я смотрел на него и думал: "Кто ты такой, Рафаэль Самеди? Чего ты хочешь на самом деле? Чтобы я сказал "нет"? Черта с два!" Я кивнул.
******
Голова болела так, будто ее сдавливали в тисках опытные и хладнокровные инквизиторы. Я открыл глаза. Потом закрыл их. "Что же я вчера так напился?" - мучительно вопрошал я мироздание, доползая до коробочки с лекарствами. Недовольно зашипел в стакане воды аспирин, осуждающе забурчал закипающий чайник, брезгливо встряхнулся холодильник. Я тупо смотрел в свою ладонь, на которой лежала обычная морская галька с неправильной формы дыркой, сквозь которую был продет шнурок. Когда я проснулся, эту штуку я сжимал в руке. Куринный бог приносит удачу? Или на счастье ли их находят? Нет, мои похмельные мозги отказывались думать на эту тему. Когда аспирин начал действовать, я подошел к окну. "Камень на перекрестке" никуда не делся. "Ну что ж, подумал я. - Вчера вечером я напился абсента с хозяином этой забегаловки до зеленых чертей. Мы говорили о странном, но ничего необычного, в сущности, не случилось". Мда, не случилось, - я открыл свой вчера такой приятно толстенький бумажник, и из него сиротливо выкатилась одна монетка. Мрачный как туча я ушел из кухни и, включив телевизор, устроился в кресле,
абстрактно ненавидя все человечество.
На экране телевизора настоящий мачо удовлетворенно смотрел в открытый чемодан с грязно-зелененькими купюрами, бережно упакованными в пачки, затем обнял фантастически красивую брюнетку и они пошли куда-то вдаль, богатые и счастливые. "Эх, мне бы этот чемодан!" - подумал я. Следующая мысль была странной: "А не пойти ли прогуляться?" Почему бы нет... "Нужно свернуть вон туда и поднять булыжник, - нашептывал внутренний голос. - Человек, который сейчас сюда зайдет не заметит тебя. И сейчас никто в этом дворе не смотрит в окно. Нужно ударить ему по затылку, и он упадет. Взять чемодан и уйти. Даже если он выживет, он не будет тебя искать и не заявит в милицию. И никто не будет. Это твой шанс стать богатым..." Я опустил камень на затылок неприметного человека с неприметным чемоданом. Он упал, выпустив ручку. Я взял чемодан и вышел из подворотни.
Аккуратно уложенные в пачки грязно-зеленые портреты американских президентов смотрели на меня своими напечатанными глазами. А я смотрел на них. Все еще не веря в то, что произошло, я подавил вопль восторга и дрожащими пальцами изъял из чемодана одну пачку. "Наверное, они фальшивые, - подумал я, сминая в пальцах новенькую купюру. - Я ведь желал чемодан из кино, а там они вряд ли снимали настоящие баксы..." Я снова вышел из дома, запихав бесценный чемодан под диван.
Однако мои опасения не оправдались. Улыбчивая девица сообщила мне, что купюры самые, что ни на есть натуральные, то есть все без обмана.
Я смотрел, как скворчит на сковородке яичница, ожидая момента, когда ее нужно будет снять, чтобы она получилась именно такой, как я люблю. "Чем сумасшедший человек отличается от нормального? - думал я. - Тем, что сумасшедший искренне верит в то, что его бредовые фантазии и есть доподлинная реальность. Может я уже сошел с ума, и мне все это снится?" Слегка испугавшись своей мысли, я сунул палец в кипящее по краям уже почти готовой яичницы масло. Сунув обожженный палец в рот, я не увидел санитаров, не почувствовал, что руки скованы смирительной рубашкой, а кухня на моей квартире так и осталась кухней. Реальность изо всех сил доказывала, что она настоящая. Я нахмурился, снял яичницу с плиты и подумал неожиданно зло: "А
какого черта я сам себе готовлю? Я же теперь богач!"
Стерильно-невесомая официантка поставила передо мной тяжелый поднос и привычно улыбнулась. В последнюю неделю я ужинал именно здесь - настоящий хрусталь, настоящее серебро, настоящий фарфор. Ее бессмысленное личико всем своим видом показывало, что пора бы вручить ей ее привычные чаевые. "Не дам, ну ее", - подумал я, а вслух сказал:
- Оставь меня, детка!
Детка надула пухлые губки и удалилась, привычно качая идеальными бедрами. И тут в ресторан вошла ОНА. Словно сошедшая с глянцевой страницы журнала, который я листал вчера перед сном. Идеальная женщина. Женщина-мечта. Ее атласная кожа светилась изнутри, белоснежная шелковая блузка позволяла почти во всей красе увидеть ее идеальный бюст. Длинные ноги, обутые в изящные лодочки ступали по паркетному полу как по подиуму. Она была само совершенство. "Как же я хочу ее, - подумал я. - Захотел, как только увидел..." "Почему бы нет? - зашептал внутренний голос. - Ей сейчас одиноко и очень хочется, чтобы кто-нибудь подарил ей красную розу. Еще она любит стихи на французском..." Я смотрел в глубокие озера ее глаз и повторял за внутренним голосом стихи на незнакомом языке. Моя мечта смотрела на меня почти влюбленным взглядом. Заиграла музыка, я поднялся и предложил ей руку, подчиняясь шепоту внутреннего голоса. Она прижалась ко мне всем телом и зашептала в ухо, что она знала, что встретит сегодня свою судьбу, что когда она проснулась, она поняла, что это утро особенное, что...
Я проснулся и повернул голову. Ее идеальный профиль на фоне окна выглядел прекрасным, только уже таковым не казался. Обещавшая быть волшебной ночь оказалась очень долгой и нудной, словно мы не занимались любовью на ее роскошной постели с черными атласными простынями, а зубрили тригонометрию.
Какого черта я решил, что моя мечта - переспать с этой девицей?
Я шел по улице, наблюдая, как сгущаются сумерки. Ночная прохлада еще не опустилась на город, а дневной зной уже оставил его. "Это обман! - думал я. Самеди обманул меня! Теперь я схожу с ума, задыхаясь от обилия "хочу!" меня окружающих и не в состоянии понять чего я хочу на самом деле!" Я остановился так резко, словно передо мной выросла стена. "Я болван! Самеди сказал, что на перекрестке НЕСКОЛЬКО дорог! А я, ослепленный могуществом, увидел только одну! Ну, я прав, а?" Я сел на лавочку у перекрестка двух липовых аллей, точно зная, что через минуту на нее сядет Рафаэль Самеди, хозяин "Камня на перекрестке", на самом же деле... Нет, не хочу знать, кто он НА САМОМ ДЕЛЕ.
- Знаешь, Антон, а ты меня порадовал... - его трескучий голос зазвучал у меня над ухом, но я не повернул головы.
- Ты обманул меня, - глухо сказал я. - Перекресток не может состоять из одной дороги, а я вижу всего одну!
- Какие мелочи, право! - он рассмеялся. Его смех рассыпался по асфальту осколками разбитого зеркала и моих желаний. - Ты можешь захотеть нескольких вещей одновременно и выбирать по которой дороге пойдешь раньше. Или ты настолько примитивен, что не можешь одновременно произнести несколько "хочу!"?
Я повернул голову и посмотрел на него. Сегодня он был одет в темно-синий костюм, не идущий ему так же, как и прежний, черный. Только очки вместо прозрачных стали темными. Неуместными в преддверии ночи, разумеется.
- Что ты скрыл от меня, Хозяин Перекрестков? Какую мелочь ты забыл мне сказать или смыл своим проклятым абсентом?
Он медленно покачал головой. Потом достал из кармана портсигар и закурил черную сигарету с золотистым фильтром. Протянул мне. Я продолжал смотреть на него. "Я сказал тебе все. И ты все уже понял сам. Ты в полушаге от истины и стоит тебе только захотеть..." - бесплотный голос в моей голове теперь говорил как Самеди. Сам же они сидел напротив меня, и тонкие губы его были сомкнуты. Дымок сигареты свивался в кольца между нами.
- НЕ ХОЧУ НИЧЕГО ХОТЕТЬ, - закричал я, обрывая собеседника внутри моего черепа. Самеди улыбнулся одними губами:
- Оглянись, - произнес он. И я увидел. Я увидел множество дорог, над каждой из которых висели таблички предостерегающие, рекламные щиты или камни с выдолбленными надписями. Я не разбирал букв, потому что как только я пытался прочесть, что написано, буквы рассыпались невесомым прахом. Множество, бесконечное множество дорог было вокруг меня, я знал, что ждет меня на каждой из них, и никто не может теперь пустить мне пыль в глаза. Я стоял на перекрестке и одновременно сидел на скамейке с таинственным Рафаэлем Самеди, усмехавшемся сейчас поощрительно и лукаво.
- Ты смог не заплатить, Антон Субботин! - произнес он.
- И что мне теперь делать? - растерянно проговорил я, возвращаясь в здесь и сейчас, на лавочку на перекрестке двух липовых аллей в сгустившиеся сумерки большого города.
- Ничего, - сказал Самеди. - Или все что хочешь!
Он поднялся и ушел в ночной мрак. Я остался сидеть на лавочке. Потом поднял глаза к звездам, усмехнулся одними губами и вытянул из кармана "куриного бога". "Ты не нужен мне больше", - сказал я и зашвырнул