То была одна из Крещенских ночей. На дворе стоял такой мороз, что зеленоватые звезды даже звенели. Огромная скала стояла на берегу моря, с которого дул сегодня пронизывающий мокрый ветер. Заброшенная рыбацкая деревушка приютилась на одном из скальных выступов, словно гнездо гигантской птицы.
Старая знахарка Селида заваривала зелье от простуды, завтра оно понадобится мальчику, который заболеет сегодня ночью. Она так привыкла знать все наперед, быть уверенной в том, что произойдет в следующий миг, что неожиданный звук за дверью испугал ее больше, чем волк-оборотень обычного человека. Старуха накрыла крышкой котелок и, пройдя сквозь сени, отворила дверь. На пороге лежала седельная сумка, богато расшитая самоцветными каменьями. Селида никогда не видела ничего подобного в их забытой богами деревушке, она бы еще долго рассматривала сумку, но стоять на мокром ветру, не самое приятное занятие. Знахарка подняла сумку и вернулась в избу, где было тепло и пахло пряными травами.
Вдруг в сумке что-то зашевелилось. Старуха водрузила ее на стол, развязала узлы, расстегнула пуговицы и замерла на месте. Из сумки на нее смотрел удивительно осмысленными глазами ребенок, младенец. Его глаза были наполнены слезами, рот мучительно искривился, казалось, плач рвется из каждой точки его тела, но ребенок не произнес ни звука. Мальчик тянул к ней руки. Селида вдруг увидела, что мальчик крылат, и в одном крыле застрял обломок стрелы. Вокруг раны стремительно расходилось черное пятно. Знахарка, мгновенно пришла в себя, при виде чужой боли. Она стала двигаться с неожиданной для ее сотни лет ловкостью: сняла котелок с заварившимся зельем, повесила над очагом другой, бросила туда листьев, ягод, перемешала, осторожно вынула стрелу из раны, обработала края прокипевшим составом. Всю ночь она выхаживала подкидыша, и к рассвету вместе с ним и уснула.
К полудню, когда жена рыбака Тимофея, Елень, пришла за составом для больного сына. Старуха снова хлопотала над младенцем. Произошло что-то непонятное: рана упорно не желала затягиваться, и крылья из снежно белых стали серыми.
Елень и Тимофей, придя через седмицу, забрали малыша к себе.
Прошло 14 лет. Галчонок, как называли мальчика домашние, должен был, пройдя обряд посвящения, получить настоящее имя. На выступе скалы, высоко над деревней старейшины разожгли костер. Юношам предстояло подняться по отвесной скале к костру и, взяв оттуда зажженный факел, донести живой огонь к людям в деревню. Знахарка должна была наречь имена юношам.
Галчонок и еще двое мальчишек отправились на испытания. Едва Галчонок добрался до огня, Керр и Федим, двое других мальчишек, напали на него, избили и столкнули вниз. Порванная роба высвободила скрываемые от чужого глаза 14 лет крылья. И хотя одно было порвано, мальчик благополучно приземлился, держа в руке зажженный факел.
Он поднял глаза на собравшийся народ деревни. На него смотрели с ненавистью и страхом. Стояла зловещая тишина. Вдруг с кострового уступа в Галчонка полетел камень, раздался крик:
-Уродец!!! - это слово подхватили все. Вперед вышла Селида, накрыла Галчонка своим полушубком, обратилась к толпе:
-Я нарекаю его Булат. Со знахаркой никто не хотел ссориться, все замолчали. Селида и Булат под озлобленными взглядами ушли в избу старухи.
Всю ночь проплакал Булат, а наутро, когда Селида проснулась, его нигде не было.
Булат рано утром вышел из дому с той сумкой, в которой его подкинули. Он не мог больше оставаться в деревне. Редкие торговцы, заезжавшие в деревушку, рассказывали, будто за скалой живут в счастье другие люди. Он направился к скале. Полез наверх. Он долго и упорно карабкался по отвесным скалам. Солнце клонилось к закату, когда сразу два камня выскочили со своих мест (из-под ноги и из-под руки). Булат покатился вниз. Он старался остановиться, ухватиться за чахлые деревца, ютившиеся в скалах, но все было тщетно. Он старался задержаться за камни, но они предательски выскакивали из-под рук и били беднягу по голове. Булат кубарем катился вниз. Его несло в сторону от деревни, туда, где кончался уступ, и под ним билось о скалы море.
Булат потерял сознание...
Над деревушкой давно простерла рукава шаманка-ночь. Ветер позванивал бубном, завывая погребальную песнь. А на песчаной косе у кромки моря лежал в забытьи крылатый юноша.
Через четыре дня он очнулся в избе Селиды. Его крылья были разорваны в нескольких местах и совсем почернели. Через месяц Булат встал на ноги, но крылья не зажили и даже кровоточили временами.
Вновь отправился Булат к скале, вновь начал подъем. Он карабкался сутки, поднялся так высоко, как не забирался ни один смельчак из селенья. И тогда ослабевшие руки подвели его. Он вновь сорвался...
Булату вспомнились строчки слышанной неизвестно от кого и когда песни...
Молодые крылья черные
Дикими зверями порваны
Не со мною птицы
Поднимались в небо
Чем же мне гордиться
Если там я не был?..
А морской мокрый, пронизывающий ветер свистел в ушах, раздирал запекшиеся раны...И пусть Булат летел вниз, но он был свободен и летел!...