Круз Андрей, Круз Мария : другие произведения.

Рейтар

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.58*100  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    02/08/2012 Мрачный роман о мрачных событиях.

Рейтар

      -- Вольные земли.
   Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.
   - Это кто там в галоп скачет? - спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которое собирался закинуть в кормушку гнедой.
   - Я гляну! - крикнул Олвин, и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.
   Сын бегом пронесся мимо меня, встал в воротах, отчего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру - мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.
   - Отец, вестник!
   И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загоны, размахивая желтым флажком на тонкой пике.
   - Олвин, что за шум? - крикнул я.
   - Сбор на площади всех Вольных! Опять степняки близко!
   Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от ломающегося баска до визгливого фальцета.
   - Ты уже обратно?
   - Да, мастер Арвин! - крикнул он. - К Толстому Бэллу загляну, и все.
   - Буду! - крикнул я.
   Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Появление кочевников не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они появляются неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербело в середине груди, нечто смутное.
   - Отец, седлать? - подскочил ко мне с вопросом Олвин.
   - Давай, сынок, Шутника седлай. - кивнул я и направился к дому.
   Шутник конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого мерина, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может, выступим завтра, а может и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи чего-то не начудили. Впрочем, что они за соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.
   Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон, выходящими наружу. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.
   - Папа! - вскочила на ноги семилетняя Лиана. - Возьмешь нас завтра в город?
   - В город? - сделал вид, что озадачился я. - А ты маме помогала?
   - Я с Димом сижу! - она обличающим жестом указала на малыша. - И обед готовить помогала.
   - Ну, тогда подумать надо, - развел я руками. - А вообще, княжна моя, не знаю я точно, сбор объявили.
   Что такое "сбор" знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное, осень начинается. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского, за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городках веселье, все отдыхают. Но, долг есть долг, от степняков всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке, да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда все, беда, все сожгут, все разграбят, всех кого смогут, в плен угонят.
   Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, дал короткий поклон алтарю - маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.
   Жена возилась у стола, собираясь накрывать на обед. Я глянул на нее исподтишка - словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали в младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины, словно не четыре десятка лет ей, а в два раза меньше.
   Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.
   - Полдничать не останешься?
   - Заверни что-нибудь, по дороге поем, - сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла.
   - Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.
   - Сбор? - спросила она. - Я коня слышала.
   - Сбор, - кивнул я. - Но пика желтая, особой тревоги нет.
   Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел с ними на двор, отполировал ваксой, так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику - рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашеный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.
   Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди и калибром в четыре линии, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.
   Жена, успевшая собрать поесть в дорогу, подала полотняную сумку, которую я через плечо повесил. Я снова поцеловал ее и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даром, что уже осень на дворе. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.
   - К темноте вернусь. - сказал я ему, забирая поводья. - Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?
   - Бать, Ворчуна на продажу? - сморщился Олвин.
   - А куда же еще? - удивился я. - Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.
   Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему точно придется. Такая уж судьба у нас, жителей Великой Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов не молили.
   Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи - Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл и лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам, как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.
   Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол "присоединяйся". Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он как и я в свое время в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими степняками и населенными землями княжества, прорваться куда кочевники спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак - Вольные поселенцы не пускают.
   - А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?
   - Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха. - ответил тот, хмыкнув в бороду. - Поднимают Вольных на поход в Степь.
   - А почему они? - удивился я.
   Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды степняков разъезды Вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие рейды, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил не хватить может. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества... Это уже странно.
   - Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе, а пора сотню собирать. В степи сушь, степняки для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.
   - Это верно, мастер Бэлл. - согласился я. - Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.
   - А что, верно, старосте сказать надо бы.
   - Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник. - усмехнулся я.
   - Верно говорите, мастер Арвин. - солидно кивнул Бэлл.
   Пыльная дорога вела нас к городку, виляя между пологих холмов, обходя выветренные балки, окруженная сухой травой, шумящей на тихом ветру. Бешено стрекотали кузнечики, целые стайки мотыльков кружились в непонятном танце над кустами голубых цветов майского глаза, и где-то высоко-высоко, в самом небе, кувыркался и заливался песней жаворонок.
  

Глава

  
   Собрание толпилось перед храмом, на просторной базарной площади. Запах пыли, конского навоза и пота, шум голосов, запах табака из трубок, треск разгрызаемых тыквенных семечек, засыпавших своей кожурой всю землю, и теперь эта кожура трещала под крепкими подошвами кавалерийских сапог. Городок Вольных собрался на зов.
   Староста, а теперь уже сотник, при шнуре, стоял на крыльце храма, о чем-то разговаривая с двумя княжескими офицерами. Один из них в чине капитана, второй - сотник. Оба в серых мундирах с кожаными портупеями и красными погонами, в кожаных кавалерийских касках с большими валашскими позолоченными орлами.
   В дальнем конце базарной площади возле лошадей стояли солдаты их сопровождения, кавалерийский десяток. Они окликали проходивших девушек и пытались заигрывать, но вполне невинно. Это же не городишко в княжестве, где солдат княжеского войска власть немалая, а городок Вольных, тут власть своя, местная, в былые времена добытая боем и кровью, когда поселенцы на окраине Великой Степи противостояли как натиску кочевников, так и жадных владетелей. И, в конце концов, кочевников отвадили без ума нападать, а сеньоры тоже сочли за благо не вмешиваться в жизнь поселенцев, удовлетворившись тем, что они прикрывают и берегут границу заселенных земель.
   - Вольный люд! - обратился к толпе сотник. - К нам от князя с вестями посланцы прибыли, надо выслушать!
   - Давай! Давай! - загомонила толпа, предоставляя слово гостям.
   - Спасибо, господа Вольный люд! - вежливо обратился к толпе капитан. - Я капитан Фарин, из славного войска князя валашского Орбеля Второго, владыки течения Быстрой и дельты Широкой, владыки двух Забытых городов и земель Междуречья, да благословят его Брат и Сестра на долгую жизнь и новые свершения.
   - Давай! Давай! - закричали несколько голосов, подразумевая, что капитан Фарин в своем верноподданническом восторге начал уже кота за хвост тянуть.
   - Господа Вольный люд! - зычный капитанский голос перекрыл крики толпы. - От союзников нам дали знать, что степняки готовят большой набег. Хотят прорвать границу городков и дойти до самой Быстрой. Штаб войска княжеского полагает, что Вольным в одиночку не выстоять, а если не выстоите вы, то воевать придется уже на земле княжества, отчего ему разорение и ущерб ожидается. Поэтому Его Княжеское Высочество приказали войску присоединиться к вам и укрепить границу. Если степняки прорвутся, то войско встретит их на рубеже городков.
   - Ишь, умные, - аж крякнул Толстый Бэлл. - Мы воюй, а они в тылу "укреплять" будут.
   - А чего им на рожон лезть? - спросил скотовод Аржи. - Если мы не остановим, так ослабим, им же проще. А остановим, так все равно в поход ходили, врага побили, извольте всем орденов отписать.
   - Да тут дело такое..., - почесал в затылке Бэлл. - Товарищ у меня гостил, с верховьев, так говорит, что княже Орбель многоумный что-то там мудрить начал. Скалы взрывает, рабов нагнал на работу.
   - И чего? - насторожился я.
   - Подозревает народ, что князь задумал Вертлявую в другое ущелье повернуть, она тогда в Быструю пойдет.
   - Погодь, погодь, - нахмурился Аржи. - Пастбища наши от Вертлявой питаются, вся вода в колодцах от нее, небось, тоже. Высохнет степь, если ее отвести. Чем князь думает?
   - Головой он думает, - мрачно сказал я. - Если степь сохнуть начнет, то и степняки сюда избегать ходить будут, и нас с земли сгонит. Даже не сгонит, а сами уйдем. Что делать будем, когда ни земля родить не будет, ни трава сок не возьмет.
   - Это точно, - подтвердил Бэлл. - Князю мы что зуб больной, и спать не дает, и тронуть страшно. К нам рабы бегут, а мы не выдаем, издольщики там землю бросают и к нам перебираются, в общем, без нас ему лучше было бы.
   - А нас куда? - возмутился Аржи.
   - На кудыкину гору. И с горы в обрыв. Так лучше всего, - ответил Бэлл. - Орбель монофизитствующим первая опора, а мы сами знаете кто, обновленцы. Первосвященник валашский нашу ересь проклятию еще когда предал? Терпят нас тут, связываться не хотят просто.
   Это уж точно, любовью к нам княжеская власть никогда не пылала. А после церковного раскола, что с каждым годом все заметней, к этому княжья набожность примешиваться начала. Другое дело, что не будь нас тут, то целое войско на рубеже держать придется и содержать, а вот если так, с засухой... а пойдут тогда степняки сюда вообще? Вообще-то пойдут, но никто же не говорит, что князь у нас умный. Поблазнилось дураку, что так он одной стрелой двух уток собьет, вот он и суетится в верховьях.
   - А может податью обложит такой, чтобы шкура полопалась, да и все, - усмехнулся Бэлл. - Если он по своему желанию сможет воду давать сюда или не давать.
   - Так прямо на вражду с Вольными и пойдет? - удивился Аржи.
   - Пойдет или не пойдет, дело десятое, а вот в тех краях ему у плотины крепость поставить с сильным гарнизоном, и демоны ведают, что мы тогда сделать сможем, - сказал Бэлл, сотворив знак богов при упоминании демонов. - Да и горцев нанять никто не мешает в помощь.
   С горцами верно, они за деньги служить будут, причем с радостью. Вроде и одного языка с нами люди, а внутри совсем другие. В горах земли бедные, жил народ всегда скудно, вот и грабили друг друга и соседей, или на службу нанимались. Воины они хорошие, да народ плохой - и переметнуться могут, и в спину ударить, только своя выгода их заботит. И если возьмутся охранять предгорья, то тогда все, нам и соваться туда нечего, можно в горах и ущельях с ними до скончания времен резаться.
   Тем временем слово снова перешло к нашему сотнику. Он крикнул:
   - Господа Вольный Люд! Властью, данной мне собранием, а также согласно приказу полковника, объявляю назавтра сбор и поход. Сотня, обоз и батарея, с полным припасом, сбор и строевой смотр у городка на выгоне к пятому колоколу. В городке остается два десятка нести дозорную службу и инвалидное ополчение. Как с семьями быть на время похода - пусть каждый сам решает, большой опасности пока не вижу.
   Опасности я и сам не видел особой, степняков мы и раньше отбивали, с помощью княжьего войска и подавно отобьем, но вот все же что-то покою не давало. Словно что-то нужное взять забыл, да вспомнить не получается, что именно.
   Вид у княжьих офицеров был довольный, словно не на войну, а на праздник собираются. У капитана усы как у кота торчат, руки за спину заложил, глаза из-под каски блестят как пуговицы на мундире. Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы лошадей, собираясь в путь. Интересно, а драгуны-то из "Серых Воронов", отборные части, княжеский конвой, можно сказать, не к лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже странно. А все что странно и при этом касается княжеской власти, скорее всего еще и опасно. Знать бы только с какой стороны опасность эта самая подкрадывается.
  

-----

  
   - Ты понял меня, сын? - еще раз спросил я, глядя Олвину в глаза. - Если даже покажется тебе, что что-то неправильно вокруг, уходи в городок сразу.
   - Но что может показаться, отец? - упорно не понимал он.
   На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как появилось вчера чувство зудящее где-то в глубине души, так и не отпустило по сей момент.
   - Я не знаю, - честно ответил я ему. - Ты за старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не случалось, семью в фургон и гони за стены.
   - Я понял, - кивнул он.
   - Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему есть. Ты за главу семьи, тебе семью и защищать.
   Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с каким мне сейчас в поход идти. Темное, почти бурое дерево, синеватая сталь, восьмигранный ствол. На прикладе кожаные петли патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками. Красивый карабин, рюгельской работы, не поскупился я на деньги, когда покупал, и бой точный. Рядом с ним еще один, деревом посветлее и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как награда за службу, помимо медали. Он и перешел теперь в распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним уставная шашка в наседельных черных ножнах, тоже принесенная мной со службы. Носить ему ее пока нельзя, а вот воспользоваться, случись такая надобность, никто не помешает.
   - С шашкой каждый день тренируйся, - снова взялся я его наставлять. - Болвана слепи из мокрой глины и на нем. Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было, так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть охоться, хоть просто по цели. День пропустил - снова наверстывай. Вольный не столько рубака, Вольный в первую очередь стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает. Нам даже рейтары не соперники в этом деле.
   Сын снял с ковра простенький с виду однозарядный карабин, открыл затвор.
   - И патроны к нему крути, чтобы свободных гильз не было, понял?
   - Понял, отец. Кроликам сезон, охотиться буду, мать закоптит.
   - Охотиться-то охоться, - усмехнулся я. - Ты до охоты жадный, но про работу не забывай. Помощников тебе нет, городок весь на службе, так что ты один за все.
   - Ну почему за все, ты уж обо мне не забывай, - вмешалась, наконец, в разговор жена. - Лиана за братом доглядит, а я с лошадьми помогу.
   Вот у степняков женщин к коням не подпускают, кочевники считают, что женщина коня испортить может. Даже кобыл доят мужчины у них, а потом сами делают вонючее хмельное пойло из этого молока. А у Вольных женщины всему обучены, надо будет, и в седло сядет, и стрелять сумеет, и за конями присмотрит. Арина, половина моя любезная, и из револьвера палить умеет так, что с двадцати шагов шесть яблок с ограды загона сбивает за четыре секунды, так что, случись дурное, не на одного Олвина надежда. Нельзя у нас по другому, богато живут Вольные, сытно, но немного нас, каждый боец на счету.
   Ну, семье наставления все дал, какие в голову пришли. Да и они у меня опытные, к осени чтобы в поход не выступили, такого и не бывает никогда почти. Привыкли. Портупею с шашкой пока на плечо, потом на седло перевешу. На груди в ножнах короткий и крепкий кинжал висит, последний шанс. Им и ударить можно, и даже метнуть его, метать дети Вольных его с младенчества учатся. На поясе спереди, наискосок по-кавалерийски револьвер. И к нему двадцать четыре патрона в самом ремне, и еще тридцать в чересседельной сумке. За спиной карабин в чехле, в патронташе к нему пятьдесят патронов, да еще столько же в запасе. Голову замотал красным шемахом, это уже наш цвет, нашей сотни. Он у каждой свой, в полку шесть сотен всего, а значит и шесть цветов шемахов на поле видны.
   - Ну, присядем на дорожку, - вздохнула жена.
   Сели. Даже маленький Дим притих, прижимая к груди кота. Встали. Я семье поклонился, сказал:
   - Удачи вам и покоя, пока ждете.
   - Дорог тебе бархатом и в бою удачи, - сказала жена.
   Лиану с Димом на руки взял, Арину расцеловал, Олвина по плечу похлопал, и на двор пошел.
   Оседлал я на этот раз шестилетнего Кузнеца, коня обученного и сильного. Навьючил его сзади сумами переметными, саквой с овсом и сеткой с сеном, пледом и арканом, в кольца свернутым, взобрался в седло, да и повел коня к городку, от поднимающегося из-за холмистого степного горизонта красного, словно кровавого солнца. Тоже ведь примета так себе, такой рассвет.
  
  

Глава

  
   На выгоне было шумно, пыльно и суетно. Сотня собиралась к походу, пушкари впрягли в передки бомбометов коренастых коней, сильных в тяге и выносливых в беге, и теперь батарея уже строилась вдоль дороги, как раз перед обозом из десятка телег, которыми правили все больше старички-ветераны из тех, для кого воевать в седле уже непосильно было.
   Сотник, держа в поводу рослого коня соловой масти, стоял у самой стены форта. Рядом с ним в седлах возвышались знаменный с красным флажком, и трубач с маленьким сверкающим горном, висящим на груди. Увидев поднятый флажок, я сразу направил коня к ним, он собирал командиров.
   - Здравия тебе, мастер сотник! - поприветствовал я его, слезая с коня.
   - Здравия, взводный Арвин. - кивнул тот. - Смотри на карту. Полковник сбор полка объявил в Длинной балке, сто верст от нас, завтра к ночи там будем.
   - Сами идем, или с третьей сотней?
   Третья сотня собиралась в следующем городке, до которого от нас двадцать две версты. Случалось нам до места сбора и самим добираться, а случалось и совместным походом.
   - С третьей пойдем, - ответил сотник. - Дальше полковник задачу поставит, но так скажу: степняки идут, если верить княжьим людям, вот отсюда, хотят пройти между Хитрой балкой, где черт ногу сломит, и течением Веретенки. Вот в этом месте нас княжье войско будет дожидаться.
   - Велико войско-то? - спросил Бэлл, скрестивший могучие ручищи на не менее могучем пузе.
   - Драгунский полк подойдет, полк лейб-драгун и три батареи пушек, - ответил сотник.
   - Немало, - с удивлением задрал густую черную бровь Бэлл. - Похоже, что княженька и вправду опасается набега, раз такие силы в поход послал.
   - Это только там, - усмехнулся Ван. - Еще драгунский полк подходы в эту сторону будет прикрывать, и пехота завтра прибудет. Или набега очень большого ждут, или его высочество решили степняков надолго отвадить.
   - А чего вдруг? - поинтересовался я. - Они в последние годы вроде как по-крупному и не баловали, после того, как мы их у Серой Балки прижали.
   - Не знаю, того мне не ведомо, - ответил сотник. - У полковника спросишь. Ладно, стройте взвода к смотру.
   Взводные поскакали к своим местам, на ходу отдавая команды, трубач звонко заиграл сигнал построения. Раздался одновременный топот множества копыт, фырканье, и бесформенная до сего момента куча людей и коней вдруг вытянулась в две шеренги, выровнялась, кони подобрались, ну и я, выпрямившись, занял свое место перед вторым взводом, которым в походе командовал.
   - Командиры взводов! К осмотру приступить!
   Что у меня в сумках спрятано и на мне висит, то же самое у каждого бойца с собой быть должно. Высокие сапоги с узким голенищем. Серые галифе, изнутри обшитые кожей. Плотная рубаха из серой холстины, а поверх нее парусиновый, с кожей, жилет с подсумками. На плече у меня на этом самом жилете витой алый шнур звания взводного, портупея, патронташ, кобура с револьвером, у седла шашка, всего сто десять патронов к карабину, шестьдесят патронов к револьверу, если больше у кого - не беда, кинжал, плеть витая, ну и всякого походного припасу должно хватать, от овса до мыла. И все это боец должен купить сам, равно как и коня, на котором в поход собирается, и коня этого еще и обучить. Или не быть ему среди вольных, а предложат такому вскоре земли эти покинуть и идти куда глаза глядят, хоть в крепостные в княжество, хоть к свободным городам работу искать, а тут ему не место.
   Во взводе кроме меня двадцать четыре человека. Два десятника и четверо звеньевых. Три звена сабельных, а одно - поддержки, у них вместо карабинов гранатометы, похожие на короткие охотничьи ружья с переломными стволами. И у каждого на груди и на поясе по гирлянде толстеньких гранат с хвостами оперения и подсумки с холостыми патронами. Хороший стрелок такой гранатой на триста аршин стрелять может, а кони кочевников, кстати, взрывов пугаются. Артиллерии у тех нет, вот и не умеют приучить взрывов не бояться.
   - Десятники, сумки проверить, - скомандовал я уже своим подчиненным.
   Одного десятника, длинного, жилистого, одноглазого, звали Пармом в глаза и Циклопом за глаза. Однако от его единственного глаза хватало вполне, чтобы замечать любой непорядок в его отделении. Второго звали Симером, и был он невысок, кругл, тонок голосом и борода у него почти не росла, однако переведаться с ним на шашках хоть конному, хоть пешему, я бы не хотел. Мало кто по опыту в нашей сотне мог с ним сравниться, а в скольких он походах участвовал, он, небось, уже и сам счет потерял.
   - Первое отделение в порядке. - доложил Парм.
   Ну и второе, Симерово, тоже не отстало. И припас, и экипировка, все у всех в порядке было.
   - Ковку проверьте еще раз, - добавил я. - У кого конь на походе захромает - на плечах его дальше понесет, а я еще и плетью подгоню.
   Передав поводья коня молодому бойцу Барату, я, придерживая рукой шашку, побежал с докладом к сотнику.
   - Мастер сотник, второй взвод к походу готов!
   - Хорошо, мастер взводный, спасибо, - кивнул сотник Ван. - Идите к людям, выступаем.
   Взвод мой сидел в седлах спокойно, все были готовы, выражение лиц даже умиротворенное какое-то, одному мне все как-то нервно было. Горнист сыграл "Внимание!", затем послышался голос Вана.
   - Первому взводу выставить головную заставу! Удаление от основных сил - одна верста, удаление до головного дозора - тоже верста. Сотня! Стройся по три! За мной, шагом, марш!
   "Маяк", как по уставу звали сотника с "присными", встал во главе колонны, затопали подкованные копыта по высушенной солнцем земле, первый взвод сразу перешел на рысь, стремясь оторваться от основных сил, а я, возглавив взвод, оказался рядом с маяком, то есть сотником с его неизменными спутниками, горнистом, знаменщиком и двумя посыльными. Сзади загрохотали колеса обоза, где-то неожиданно заржал конь, в общем, выступили. На глинобитных стенах форта остались стоять домашние тех, кто жил в городке, и маленький караул на высокой вышке.
   Утро наступало жаркое, это чувствовалось сразу. Пока до первого большого привала дойдем, а его планировали устроить у речки Овражки, кони упарятся. А там уже главное не опоить их, не простудить в походе. Конь на самом деле куда нежнее человека и заботы требует больше. Это человеку все равно, где угодно проживет и как угодно.
   Над строем гудели тяжелые жирные оводы, от которых лошади отмахивались хвостами, а иногда и самому приходилось отбиваться. Такой укусит в лицо, в ту часть, что шемах открытой оставляет, и на неделю окривеешь.
   Ван вытащил большие карманные часы, глянул на них, отодвинув подальше от глаз.
   - По плану идем, как раз у Овражки третью сотню встретим.
   Длинная змея колонны неторопливо углублялась в выжженную степь.
  

Глава

  
   Ночевали в широкой балке с пологими откосами, где был вырыт путевой колодец, как раз для походов. Зажгли костры, один на отделение, кашеварили сами, развесив на треногих таганках закопченные котлы. Затем моему взводу выпала очередь дежурить в сторожевом охранении. Вероятность выхода степняков в это место была невысока, там целое скопление оврагов дальше на запад, не развернуться там коннице, но служба есть служба. Выставил посты в версте от основных сил, а дальше послал две сторожевых заставы, оставив при себе лишь неизменного своего помощника Барата.
   - Мастер взводный, как думаете, будет война? - спросил он, когда мы с ним отправились посты объезжать.
   - Похоже что будет, - ответил я. - Если из княжества такие силы прислали, то наверняка не впустую прогнать собираются.
   - Даже если степняки не сунутся, то сами за ними гоняться будем?
   - Вроде того.
   Конь подо мной чуть напрягся, неожиданно спугнув из травы заполошно взлетевшую птицу, и я придержал его немного, давая успокоиться.
   - Но, но, не балуй, - прошептал я, похлопав Кузнеца по крепкой мускулистой шее. - Пугливым каким стал.
   Где-то в отдалении завыли волки, сначала один, потом к нему присоединился второй, третий, а затем и вся стая. Барат вздохнул:
   - Дед говорил, когда при походе волки воют, обязательно большая драка будет. Смерть они чуют.
   - Ну, это мы посмотрим, - пожал я плечами, хоть и сам такую примету слышал.
   - Стой, кто идет! - окликнули из темноты.
   - Значок, - сразу сказал я пароль, чтобы на пулю не нарваться. - Отзыв?
   - Скатка.
   - Как тут?
   - Тихо, мастер взводный, - сказал немолодой бородатый боец, стоящий рядом со своим конем. - Только эти вот развылись.
   Он махнул рукой в темноту, туда, откуда доносился волчий хор.
   - Ладно, повоют и перестанут. А вообще повнимательней, мало ли что.
   Заставу обнаружили в темноте тоже не сразу, точнее даже они нас первыми засекли. Циклоп подъехал ко мне ближе, доложил:
   - Тихо все, никого.
   - Ну и хорошо, что никого, но все равно внимательно.
   Через три часа моих в охранении сменил третий взвод, а мои бойцы, быстро расседлав коней, вповалку повалились на пледы у угасающих костров.
  

Глава

  
   К вечеру второго дня похода, пройдя больше ста верст, прибыли на место сбора полка. Остальные четыре эскадрона были уже на месте, наш городок от места сбора был дальше всех, вот и прибыли последними. В лагере было многолюдно, шумно, бомбометы собирались в отдельный эскадрон, объединялся обоз, в общем, полк обретал цельность. Полковник со штабом укрылись в белых палатках, раскинутых на вершине небольшого холмика. Кроме бойцов из Вольных, в лагере заметны были княжеские военные. Форма лейб-драгунского полка "Синих соколов" была заметна везде, кроме них каски из синей кожи с золотым гербом больше никто не носил. Всерьез князь за дело взялся, лучшие части в бой послал.
   - Начальных к полковнику! - крикнул подскакавший от штаба вестовой. - Всех начальных от взводного немедля к полковнику.
   Бросив расседланного коня у коновязи, побежал к сотнику, без него идти даже по приказу к начальству не по чину будет. Там столкнулся с запыхавшимся Толстым Бэллом, бежавшим с противоположной стороны.
   - Ну что, мастер сотник, видать задачу ставить будут? - спросил он у Вана.
   - А что же еще? - с иронией ответил тот, - Нет, раздадут всем по плошке патоки, да по домам отправят. Пошутили, скажут.
   - А что, неплохо, - не смутился такой отповедью командир первого взвода.
   В огромной штабной палатке места хватило всем, хоть и с некоторым трудом. У дальней ее стены вытянулся длинный стол, за которым сидел сам полковник - среднего роста сухощавый человек с золотым шнуром на правом плече жилета и в шемахе с золотой каймой, сейчас откинутом за плечи. Рядом с ним пристроился уже знакомый капитан, тот самый, что приезжал в городок. У них за спинами висела огромная карта, разрисованная цветной тушью.
   - Господа Вольный люд! - поднялся полковник. - Я собрал вас для того, чтобы довести обстановку, которая нам пока известна больше из доклада капитана Фарина.
   - За сведения ручаемся, - вставил тот слово, но полковник не обратил на это внимание.
   - Пока известно то, что два табора степняков подошли вот сюда, к устью Хитрой балки, и встали. Пришли уже без телег, то есть, похоже, что готовы к бою. И заводных коней уже отдали.
   - Похоже, - пробормотал тихо Ван.
   Степняк без заводного коня не степняк, но в драке тот помеха, так что перед набегом они всегда заводных коноводам отдают, оставаясь при одном коне. Если степняк так сделал, то жди беды.
   - По слухам, еще два или три табора придут им на подмогу. Вот отсюда, вдоль реки.
   Полковник вместо указки использовал кривоватую ветку с куста, которой и провел с шуршанием по большому бумажному листу.
   - Когда они соединятся, их здесь станет не меньше пяти тысяч. Большая сила.
   Это тоже верно, в нашем полку всего шестьсот сабель, а с усилением от князя дай боги чтобы пара тысяч нас набралась.
   - Второй полк при поддержке княжьей пехоты обеспечивает нас с севера, вот отсюда, - продолжал командир. - Пехота займет рубеж между Веретенкой и балкой, у развалин, а полк Вольных должен будет ударить противнику во фланг и тыл, вот отсюда, - потыкал он в карту веткой. - Наша же задача - выманить два первых табора противника на основные силы, которые представлены лейб-драгунским полком и драгунским, где и нанести им поражение. До подхода подкреплений.
   - Дополнительная артиллерия придана, - добавил к сказанному капитан. - Целых три батареи.
   Это неплохо, у кочевников пушек нет и никогда не было. В полках Вольных только бомбометы, а они не всегда хороши, их достоинство в том, что дешевы и легки. А многочисленная княжеская артиллерия шрапнелью вполне может боевые порядки противника расстроить, помощь это серьезная. Что у меня только на душе все так же мерзко, как и раньше? Вот этого я никак не пойму.
   - Сотник Ван, мастер, - обратился полковник к нашему старосте. - Вашей сотне обеспечить разведку позиций противника. И ваша сотня пойдет головным отрядом полка. Вопросы?
   - Никак нет, мастер полковник! - вытянулся Ван.
   - Полк займет позиции по линии развалины - устье Сухого ручья - верх балки. Тут противнику в конном бою не развернуться, а нам пространства для маневра хватит. Ударим лавами и сразу отход.
   Полковник глянул на Вана внимательно, добавил:
   - Вы после отхода заходите в тыл полка и на маяк резервом стройтесь, чтобы боевые порядки с ходу нарушать.
   - Так точно.
   План боя выглядел толково. Тут и три батареи наших бомбометов перекрывали свои огнем весь фронт атаки противника, при этом оставаясь в относительной безопасности, и артиллерия могла вступить в дело как раз в нужный момент, и спешенные драгуны занимали вторую линию обороны в тылу полка Вольных, и лейб-драгунский полк, постепенно выкатываясь из-за наших порядков, совершал охват к тому времени уже деморализованного противника - степняки, отличавшиеся редкой горячностью в бою, никогда не были бойцами стойкими. Наскок, удар, отход, а при столкновении с грамотной обороной так и паническое бегство.
   Случись же подойти трем таборам подкреплений, второй полк Вольных вполне мог связать их боем и навести на оборонительный рубеж пехоты, которая к тому времени закопается по самые уши в сухую степную землю, и которая будет поддержана немалым количеством как пушек, так и бомбометов, которые в бою оборонительном очень хороши.
   - Гладко-то все как, если на карте, - пробормотал я, глядя на все эти синие и красные стрелки, овалы, квадратики и каллиграфически четкие надписи.
   - Да вроде толковый план, - пожал плечами Бэлл.
   - Толковый, вот это и мучает. - честно сказал я. - Никогда такого не было, чтобы княжья разведка о набеге раньше нас узнала. Не помню такого.
   - Ну и я не помню, - согласился он. - Но у князя, Орбеля нашего, деньжата водятся, кто-то мог и продать план набега.
   - Мог, - согласился я. - Но только когда степняки место сбора так близко устраивали? Они обычно большой ордой шли, а уже потом делились, а тут все наоборот.
   - Это верно, - согласился уже тот. - Но и такой большой толпой они тоже не ходили раньше. Сам знаешь, какие у них отношения там, каждый вождь другому готов в глотку вцепиться, странно что они до пяти таборов вообще смогли договориться.
   - Тоже верно, - поморщился я. - Но все же, не могу объяснить, но какую-то гниль в этом всем чувствую. И это мне совсем не нравится.
   - Мастера взводные, хватит языком трепать, пошли к сотне, - прервал наши размышления Ван. - С рассветом надо выступить, а до того времени план отработать так, чтобы ни одного камешка в подковы не попало. Если на нас разведка и начало боя, то от нас же, считай, все и зависит. Провалим - все без толку будет.
   - Знать бы что на самом деле происходит, - пробурчал я, но так тихо, что никто меня и не услышал.
   Сотня занималась лошадьми. Кто сеном обтирал, кто скребницами, кто подковы проверял, кто выковыривая стальным крючком попавшие в борозды копыт мелкие камешки, в общем, шла нормальная кавалерийская служба. Это пехотинцу хорошо, он каши с мясом поел и на боковую, если не в наряде, а всадник сперва коня своего обиходить должен, чтобы в бою не подвел, чтобы довез куда надо, да и просто для того, чтобы хозяину верил и с ним дружил. Не будет веры, не будут понимать друг друга, и закончится в каком-нибудь бою все плохо.
   Мое положение взводного помогало в одном - моим конем Барат занимался, который вроде как при мне за вестового. Я только работу его проверил, проведя по гнедому боку Кузнеца против шерсти и глянув на пальцы. Если пыли на них нет, то вычищен конь хорошо. Но Барат коней любил, к нему доверие полное. Да и кто из Вольных коней не любит? Они наша сила и наша опора. Даже доход наш в них, потому что у нас или скот, или коней разводят, и с того живут.
   Кузнец этот самый уже и породы нашей, которая так и зовется "Вольная". Скрестились в нем крови степных коренастых и выносливых лошадей, способных быстрым шагом пройти сто верст без всякого утомления, и горских легких и сухоногих, быстрых в беге и легко прыгающих через препятствия, быстрых и проворных как ласточки. Вольная же порода как раз посередине между ними встала. Наши сильные горбоносые кони способны и долго скакать с всадником на спине, и скоростью степных лошадей превосходят, и выше заметно, что в сабельной рубке тоже важно. Вольный конь строю учен, умеет бить грудью и копытами, и умеет под стрелком, в стременах поднявшимся, замереть. Учим мы своих коней по команде ложиться и на свист к хозяину бежать, а иной конь и без батовки умеет дождаться спешившегося хозяина даже посреди боя.
   Оттого наших коней и ценят во всех кавалерийских частях. И в Валашском княжестве, и в Имирском, и в Лоре, разве что купцы из Свободных городов, которым конь нужен для блеску и важности, никогда нашу породу не покупают - наши кони боевые. И на любого коня, что мы с сыном вырастили, как он четырех лет достигнет, уже и покупатель готов, а подчас и не один, а с торгом.
   Подхватив с земли седло, я подтащил его к костру, вокруг которого устраивались взводные и главный канонир. Сотник Ван разворачивал карту.
   - Мастер Арвин, - обратился он ко мне. - Сюда вот смотри. Думаю твой взвод послать передовой заставой. Двинем сперва вот так, вдоль реки, она нас как раз с левого фланга прикроет. Обойдем развалины вот так, по кругу, и выйдем как раз к излучине Веретенки. Дальше холмы, и балка.
   - За балкой заставы могут быть, - сразу сказал я.
   Степняки лагерем всегда опасливо стоят, разъезды кругом рассылают с подвижными заставами. Скрытно к ним сурок степной не подкрадется, не то что эскадрон.
   - Заставы и будут. - согласился Ван. - Но они ждут нас вот отсюда, скорее всего, они ведь главные силы наши тоже обнаружили. А мы выйдем почти что сзади, поэтому заставы сможем сбить с ходу.
   - Как бы кони силы не потеряли, - задумчиво сказал взводный Пейер, теребя бороду. - От застав до главных сил версты три или четыре у степняков всегда. Пока сбивать будем, коней придется в карьер пускать, устанут. Дальше все равно галопом...
   - Заставы надо попытаться огнем сбить, - сказал сотник. - Нам коней томить нельзя, им потом мимо всего табора скакать, так что лучших стрелков вперед. И подойти надо скрытно насколько возможно.
   - Все равно тревогу подымут, - пожал плечами Пейер.
   - Подымут, как не поднять, - согласился Ван. - Но ведь пока они силы наши не определят, то сперва в оборону станут, так?
   - Так, верно, - кивнул взводный.
   - А мы в драку не полезем. На малые лавы разобьемся, атакуем крайних, обстреляем, да и бежать кинемся.
   - А не догадаются? - усомнился Бэлл.
   - Не должны, - возразил ему взводный Абель. - Кочевники горячие, с дисциплиной у них всегда проблема. Самые молодцы в погоню кинутся, за ними и остальные втянутся.
   - Тоже так думаю, - сказал сотник. - И мы вот сюда, на край излучины пойдем, поведем погоню. Как наших встретим, пускаем желтую ракету, а сами обходим порядки по их правому флангу и идем на маяк, где в резерв и строимся. Какие вопросы?
   - Если три табора, которых ждут, подойти успеют, какой сигнал будет?
   - Там разведка, жди больших красных ракет.
  
  

Глава

  
   - Взво-од! Справа по два, в колонну, рысью - Марш! - заорал я команду, дав шенкеля Кузнецу.
   Слегка всхрапнув, застоявшийся конь бодро рванул с места, за ним, разбиваясь на пары из развернутого строя, поскакали бойцы взвода.
   - Первое звено, в передовой дозор, второе звено в головные боковые! - скомандовал я уже на ходу.
   Когда наш взвод оторвался от сотни примерно на версту, основные силы шагом тронулись за нами, ну и мы коней придержали, чтобы не отрываться. Нам их силы беречь надо, еще бой впереди. Путь наш лежал прямо по степи, без всяких дорог, над крутым берегом Веретенки, быстрой речки шириной в полсотни саженей, которая и питала своей водой землю на много верст окрест. Именно от нее питались всходящие здесь травы, на которых так хорошо было пасти скот, и как раз в этом месте сталкивались интересы степняков и вольных, непонятно чья земля, а ни сама река, извилистая и загогулистая, ни многочисленные разветвленные балки не давали точной границы. Так что... всякое уже случалось в этих местах.
   - Барат, все время рядом держись, - сказал я вестовому.
   Он и по уставу возле меня должен быть, да и мне спокойней, это его первый серьезный бой, лучше приглядеть за бойцом. С отцом его мы граничим землями с востока, Барат-старый сам в свое время во много походов сходил и во многих боях рубился, даже левую руку потерял, а вот с сыновьями ему боги не слишком способствовали - только Барат-младший и вырос. А дома его три сестры ждали, да еще две уже замужем были, отдельно от родителей жили, с мужьями. Так что за единственного сына старого воина я себя вроде как в ответе чувствовал.
   А вообще жизнь у нас тут такая, на границе Великой Степи, что смертью никого не удивишь и не напугаешь. Наша воля кровью нашей же оплачивается. Из тех бойцов, что в шестнадцать лет впервые в строевое седло садятся, до сорока пяти, когда пора уже в обоз переходить или в фортах-городках службу нести, хорошо если половина доживает. Зато уж те, кто доживает, к зрелым годам бойцы на диво становятся.
   Из-за того, что сотня шла прямо по травам, пыли было немного, а то нас бы издалека засекли, никой скрытности и в помине бы не было. Шла сотня экономно, десять минут шагом, пять минут рысью, делая таким образом за час восемь верст. Через два часа объявили привал десятиминутный, затем снова пошли дальше в прежнем темпе. Еще через два часа достигли развалин. Древний город когда-то стоял на берегу Веретенки, от него остались источенные ветрами и непогодой камни, с потеками ржавого железа на них. Как этот город погиб, никто не знал, не было здесь ни оплавленных камней, ни кратеров, как у других бывает. Может быть потом опустел, уже в Темное Время. Все что было в городе ценного, вроде хорошего железа, давно уже вывезли и переплавили, поэтому сейчас развалины давали приют разве что мелкому зверью, ящерицам и птицам. А еще за ними можно было укрыться.
   Едва мы втянулись за плоские развалины, заросшие бурьяном и больше похожие уже на беспорядочно скопившиеся в этом месте плоские холмики, как я дал команду спешиваться и взять лошадей в повод. А еще через версту уже пешего похода объявил большой привал.
   - Дальше спуск к реке будет, там лошадей напоим, - сказал я звеньевым. - Но если кто коня не удержит и даст тому опиться, свой рукой зарублю. У нас бой впереди.
   Привал тоже прошел спокойно, ни разъездов вражеских, ни застав не видели. Пошли дальше, загнав по коней по колени в воду, напоили слегка, с трудом отрывая их от воды, гнали дальше. Дать напиться вволю нельзя, отяжелеет конь или простудится. Вновь наш взвод оторвался от сотни, пошел вперед, выбросив щупальца передовых дозоров. И вскоре одно такое наконец нащупало врага, когда мы шли по дуну пологой и широкой балки. Показался всадник, скачущий навстречу, и я, понимая, для чего он несется к нам, скомандовал:
   - Взво-од, стой!
   Он осадил коня на задние ноги прямо передо мной со всех доступной лихостью. Из молодых боец, покрасоваться ему перед боем охота. А его сразу и не узнал из-за намотанного по самые глаза шемаха.
   - Мастер взводный, разъезд степняков в поле. Стоят верхами, нас пока не видели, - быстро доложил он.
   - Барат, с докладом к сотнику, быстро! - отправил я вестового, а сам командовал: - Веди.
   Все по плану пока.
   - От балки до разъезда сколько?
   - Шагов пятьсот, - сказал он. - Нас пока не обнаружили.
   - Уверен?
   - Так точно, мастер взводный!
   - Это хорошо, хотелось бы.
   Несмотря на поднимающуюся где-то в глубине волну возбуждения, повел дальше взвод шагом. Нечего топать и пыль поднимать, нам нужно сразу всем, причем неожиданно, суметь выйти на дистанцию залпа. Вольные - конные стрелки, и лишь потом рубаки, пятьсот шагов дистанция такая, что можно успеть и весь разъезд противника из седел выбить.
   Карабины у всех сегодня расчехлены, все готовы. Стелется густая трава низины под копыта коней, неторопливо по ней идущих. И даже сами кони вроде как тише вести себя стали, словно чувствуют, что вот-вот начнется.
   - Тут, мастер взводный.
   Действительно, на склоне оврага увидел стоящих на колене бойцов, другие держали в поводу их коней.
   - Там они все, - доложил Симер, нехорошо улыбаясь.
   - По коням! Взвод, налево в линию! Сомкнуться! Винтовки к бою! Пятьсот шагов дистанция, огонь по сигналу! Шагом марш!
   Двадцать пять коней дружно, шаг в шаг, пошли вверх по склону. Двадцать пять затворов клацнули, загоняя желтые длинные патроны в казенники. Двадцать пять пар рук вскинули оружие разом, откинули рамки прицелов, выставляя дистанцию стрельбы. Мы не пехота княжеская, залпами в белый свет как в копеечку не стреляем, каждый выцелит своего врага, разобрав цели по звеньям и строю, никому ничего объяснять не надо.
   Степной разъезд, восемь верховых, никак не ожидал нашего появления. Прошляпили. Загрохотали вперегонки карабины вольных, сразу четверо степняков вылетели из седел, под одним завалился конь, и всадник задергался, пытаясь успеть выдернуть ногу из стремени, а еще трое, горяча и поднимая коней на дыбы, разворачивали их, но поздно, весь огонь взвода перенесся на них, не уйти. Одного сразу из седла выбило, а двух других чуть погодя, полсотни шагов даже проскакать не успели.
   А сзади уже на легкой рыси накатывала вся сотня, и сотник командовал:
   - Первый, второй и третий взвода - в лаву, рысью, марш! Четвертый взвод в линию, в резерв! Вперед! Винтовки к бою!
   Шеренга за шеренгой выскакивала из балки, рассыпаясь в лаву, легкий и подвижный строй вольных, дающий возможность каждому и стрелять, и рубить. Застонала степь под ударами копыт, сотня пошла на сближение с противником, который виднелся вдалеке, верстах в трех от нас. А там уже начиналась суета, враг к бою готовился.
   - Сотня, на дистанцию огня, стрельба пятью патронами! - заорал Ван так, что его бы даже мертвый услышал.
   Это тоже наша тактика, степняки так не делают. У них и винтовки все больше однозарядные, и стреляют с седла они хуже. Они сразу в пики атакуют и стараются в рубку бой перевести пытаются, а мы пытаемся сперва проредить их по возможности.
   Ближе и ближе противник, видно, что не успели они в полноценные боевые порядки построиться, суеты много. Верста до них, не больше, а вот и половина уже, уже можно различать отдельных противников и даже их лица.
   - Осади! Огонь!
   Вся сотенная лава разом осадила коней. Кузнец, зная что будет дальше, замер медной статуей, давая мне опору, а сам я поднялся в стременах, прижимая колени к бокам коня. Вот один, в полосатом халате, с пикой, на которой конский хвост развевается, что-то кричит, командует. Грохнула винтовка, тяжелая пуля по плавной дуге настигла противника, ударила его в середину груди, завалив назад. Строй сотни окутался прозрачным синим дымом, трещали винтовки, сотни пуль градом сыпанули по противнику.
   - Гранатометы! Огонь!
   Добрых полтора десятка гранат сорвались со стволов, выбитые холостыми зарядами, и по крутой дуге понеслись к порядкам противника, рванули облаками пироксилинового дыма, сыпанули осколками, внося еще большую сумятицу.
   - Сотня, в атаку, марш-марш!
   А теперь уже кто как. Степняки отдельными группками смельчаков уже вырывались из строя, неслись к нам с места в карьер, наклоняя пики. Закинув винтовку за плечо, я рванул из кобуры револьвер, направляя его вперед. Нет, до пик у нас с вами, братцы, не дойдет, у нас привычки другие.
   Дав Кузнецу упор в повод, привстал на стременах, выискивая цель длинным стволом револьвера, чувствуя, как дикий восторг конной атаки, встречного боя, захлестывает меня с головой. Какой тут страх, какие тревоги, когда вот он враг, когда послушен конь, когда тверда рука. А смерть, что смерть? Все там будем, Брат с Сестрой ждут честно павших.
   Поймал кого-то в прицел, выстрелил, затем пальнул, не имея возможности попасть в укрывшегося за шеей всадника, в лошадь, которая споткнулась и перевернулась через голову, подминая седока, еще в кого-то, еще, увернулся от пики, почти свесившись с седла, успел пустить пулю в спину проскочившему мимо меня немолодому всаднику в рваном халате и войлочной шапке. Упал, наткнувшись на острие боец рядом со мной, споткнулась лошадь под еще одним убитым вольным, опрокинутая натянутым мертвой уже рукой поводом.
   Убеждаясь, что в барабане пусто, щелкнул курком по пустой каморе, вбросил револьвер в кобру, рванул шашку, сразу отбивом направо, отразив сверкнувший язык кривой сабли, Кузнец грудью ударил каракового степного коня, тесня и мешая всаднику, и я, на стременах поднявшись, достал того уколом в шею, окровянив серый халат.
   Крик, вой, гиканье, лязг железа вокруг, спины в халатах, мелькающие впереди. Опрокинули! Опрокинули! Восторг! Атака! Победа! Не успели они порядки сбить, удар наш встретить. Стриженый затылок передо мной, шапка потеряна, левое плечо в крови, крепкий блестящий круп коня над мелькающими копытами. От плеча направо шашкой, с оттягом, раз! "Х-ха!" Хряск перерубленных костей услышал даже сквозь конский топот. Вперед! Всех их...!
   Звонкий голос горна прорвался к сознанию. "Отход! Отход! Отход!" - трубил горнист, призывая разогнавшуюся в атаке сотню вернуться, сбиться у маяка, у сотенного флага.
   - Взвод, осади! На маяк галопом марш! - крикнул я ненужную, никому не слышную команду.
   Но все и так знали, что делать, все вольные строю и бою с детства учены. Разворачивая разгоряченных коней, галопом повели их к флажку, туда, где четвертый взвод развернулся в линию, готовый прикрыть наш отход. Я оглядел взвод, так и идущий в строю, не распавшийся. Было двадцать пять, а осталось семнадцать. Пусть взяли победу, но кровью заплатили. Десятники оба живы, это хорошо, в них половина моей силы.
   - Сотня, в линию повзводно, второй взвод в арьергарде, направление на двойной холм, рысью марш!
   Опять мы в прикрытии, любит наш взвод Ван. То первыми скакали, теперь последними.
   - Взвод, на меня сомнкнись! В линию!
   Пока наше дело не биться, а отходить, сомкнутым строем командовать легче. Оглянулся на противника, который, сбитый нашей атакой с толку, смешавший ряды из-за того, что бегущие врезались в их порядки, снова развернулись. Много их, очень много, линия уже в полк вытянулась, а сзади в нее вливаются все новые и новые группки всадников. Пестрая толпа степняков выглядела немалой силой.
   - Взвод, за флагом галопом - Марш! - крикнул я, взмахнув шашкой и сразу вбросив ее в ножны.
   А пальцы уже сами нащупывали патроны на поясе, вталкивали их в каморы опустевшего барабана. Когда-то отец меня целыми днями вольтами на норовистом коньке гонял, заставляя на ходу оружие перезаряжать. В этом сила, в этом наше умение.
   За несущейся на галопе сотней пыль столбом, легкий ветер несет ее нам навстречу. В степи всегда пыль, а на войне так и вовсе вдвойне. Оглянулся, а порядки врага уже пошли следом, пока еще тоже на рысях, не набрав полноценного замаха, лишь отдельные смельчаки как всегда вырвались в перед, ища боя и одиночной схватки. Никто не даст им схватки, не в этом наша сила, пусть когда табор на табор режутся, тогда красуются перед степными девками, медноволосыми и загорелыми, с десятком кос каждая. А хороши степные девки, кстати, такие красавицы попадаются!
   Хорошо идет сотня, дружно, как единый организм. Наш арьергард как привязанный, ни на шаг ближе и ни на шаг не отстает. Дружно грохочут копыта по траве, стонет земля, молча скачут бойцы, и лишь сзади свист и гиканье степняков доносится.
   - Наши! - крикнул Циклоп, указав плетью вперед.
   И точно, впереди уже развернулся полк, все пять сотен вольных бойцов, в стройных порядках, знамя вьется за ними. Это степняков не остановит, они не из трусливых, но так и задумано. Полк - это только начало, ждут канониры у пушек и бомбометов, ждут лейб-драгуны в балке в тылу, заняли позиции драгуны. Все по плану идет, чего я боялся вчера, не пойму даже?
   - Галопом - Марш! - послышалась команда, и повторил ее горн.
   Сейчас и степняки разгонятся, готовясь к удару, вот и нам надо торопиться, чтобы успеть обогнуть строй полка, зайти ему в тыл без степняков на хвосте.
   В небо по крутым дугам поднялись бомбы, оставляя за собой бледные пороховые следы, понеслись куда-то нам в тыл, чтобы взорваться в порядках наступающего врага, внести сумятицу. Три бомбы, еще три. Одиночный увернуться даже сумеет, а конный строй - нет, даже если видят степняки опасность, а деваться все равно некуда. И строй у них пока слишком плотный.
   "Синие соколы" показались из-за левого фланга полка вольных, уже на рысях, и вдруг...
   - Мастер взводный! - заорал Циклоп. - Это что они делают, демоны!
   - Предательство! - заорал кто-то во взводном строю. - Измена! Княжьи твари!
   Лейб-драгуны с ходу открыли огонь по строю нашего полка, с тылу, почти в упор, из всего, что могло стрелять. А сзади, по вершине холма, показался второй, уже драгунский строй, сразу окутавшийся дымками. Они даже не спешились по драгунскому уставу, а как лейб-драгуны, с седла пальбу начали. Свалилось полковое знамя, видно было, как синие каски рубят саблями штаб полка. Рванули прямо на батарее снаряды, опрокидывая бомбометы и смешивая их с землей, а к прислуге уже несся эскадрон все тех же лейб-драгун, размахивая саблями.
   - "Сбор на флаг! Сбор на флаг!" - запела отчаянно труба.
   На ходу смыкая ряды, сотня сбилась в единый кулак, и Ван, обернув ко мне безумное лицо, крикнул:
   - Арвин, что делать будем? Предлагай!
   - Своим на выручку! - крикнул Абель. - Погибать - так с честью!
   - Направлением на батарею и прорубаться! - перебил его я. - Полк уже погиб, его в кольцо взяли, а степняки до последнего человека добьют.
   - Степняки? - обескураженно переспросил кто-то.
   - Не видишь что ли? - вызверился Ван, аж плетью замахнувшись на неразумного, зажатой в побелевшем кулаке. - Они же с самого начала в сговоре. Вольных истребить решили. Не прорвемся к городку и семьям - всем хана, нет нашего народа больше.
   - Ой, и верно...
   Даже сквозь пыль и загар было видно, как Абель побледнел. Он тоже семейный, два сына в городке службу нестись остались, и две дочери с матерью.
   - Сотня! - снова забрал в свои руки власть Ван. - Направление на батарею, в лаву, полевым галопом, марш!
   Эх, не подводите, кони, держитесь сколько можете! Нет у нас выбора, лейб-драгуны уже прислугу батарейную изрубили, но еще суетятся, не встали в боевые порядки, это наш шанс единственный. Нас сотня, их эскадрон, почти равны силы, а нам деваться некуда. Впереди гибнет на глазах полк, отдельные всадники пытаются убежать, но мало их, очень мало. Сзади на все узкое поле развернулась лавина степной конницы. Вот почему они на галоп до сих пор не перешли - спешить им было некуда, не хотят лишние потери нести. Сговорились они с князенькой нашим, Их Подлостью Орбелем Вторым, вот на что тот решился, извести нас под корень.
   - К броду, на винтовки не отвлекаться, атакуем с ходу! - крикнул Ван.
   Каждая задержка нам во вред, ударят с тыла, зажмут с флангов - и все. Один у нас выход, с ходу прорубаться. С револьверов на шашки, и уходить из этого гиблого места.
   Вода, кони, поднимая тучи брызг, вломились в нее, проскакали по броду, высоко поднимая ноги, вынесли на пологий в этом месте берег, к уже сбившемуся в строй лейб-драгунскому эскадрону. Серые мундиры, синие каски, в руках револьверы. Офицер взмахнул саблей, заорал что-то, и как серой дымной полосой прохлестнуло их строй. Залп! И частая пальба. Брызнуло мне в лицо чей-то кровью, заржала раненая лошадь, выпали из седел убитые и раненые, а наш строй ударил в ответ, сразу же, не успели лейб-драгуны второй раз на спуск нажать.
   Загрохотали наши револьверы, потянулся дым над строем сотни, посыпались и лейб-драгуны в первом ряду из седел, сбился их порядок. И по людям и по коням стреляем, чтобы больше сумятицы внести, уже куда попадет. Грохнули в их порядках гранаты, ну и нашим тоже досталось, и враг не промахнулся. Выпал из седла Циклоп, схватившись за окровавленное лицо. Споткнулась слева чья-то серая лошадь, забилась на земле.
   Уже привычно ствол в кобуру, шашку из ножен вон. Серый мундир впереди, лицо молодое под синей каской с золотым гербом, испуганное. Вскинул саблю, отбивая мой удар, да рано вскинул, обманул я его. Подрубил шашкой локоть, и уже на проезде, рубанул назад, уже безоружного, по шее.
   Сбились все в кучи, лязг, ржание, храп коней. Кузнец прямо тараном грудью идет, я едва отмахиваться успеваю. Запах крови и пыли над полем, хлопают револьверные выстрелы. Впереди сержант, на стременах привстал, глаза сужены, сабля на отлете. Ловко рубанул-полоснул меня почти по самой груди, под руку, едва успел кисть с шашкой развернуть, изменить, перенаправить удар немного. Но все равно чиркнуло лезвием, перерезало ремни, чуть патронташ не свалился. Кони сбились тесно, даже для размаха места не осталось, но вновь навалился Кузнец, столкнул врага и я рукоятью заехал потерявшему стремя сержанту в переносицу, сбивая того с седла и завершая дело сильным толчком. Просто упади, авось под копыта попадешь.
   Крик и брань, суматоха, строй развалился. Еще лейб-драгун впереди, не успел подхватиться, попал под разлет шашки, вывалился из седла, ткнувшись головой вперед, поволокся в стремени за испуганным конем. Кто-то слева на меня, и сразу упал навзничь, срубленный кем-то, Баратом, кажется, тот слева от меня держался и во все стороны шашкой пластал.
   Меньше и меньше лейб-драгунов вокруг, но и вольных тоже меньше. Совсем мало. Сотник крикнул:
   - На меня сомкнуться! За мной!
   Прорубились. Лейб-драгунский эскадрон лег весь, до последнего человека. Не выдержали напора, смелых мы выбили, а духом слабые бежать бросились, и их уже на ходу достреляли. А сзади, к броду, уже накатывала лава степняков. Нет, не удержаться, не отбиться нам, только уходить на усталых конях.
   Ван в седле еле держится, на плече след сабельного удара, в груди дыра от пули, изо рта кровь ручьем. Как вообще еще дышит - непонятно, такой вот у нас крепкий сотник. Из командиров один я живой, все полегли. И Абель пал, и Толстый Бэлл с сыновьями. И осталось нас два десятка, из них половина раненых.
   - Арвин, веди людей к городку, - прохрипел Ван. - Я не жилец, помру в любой момент. Доведи и спаси наших, одного прошу. Обещай.
   - Клянусь душой и посмертием, - сказал я, сотворив знак Брата и Сестры.
   - Веди. А я... сколько успею, - сказал он и развернул коня навстречу преследователям.
   - Сотня, за мной! - крикнул я.
   Барат уцелел, шашка в крови, на руке порез длинный, но живой, и ранение не тяжелое. Еще из моего взвода только гранатометчик живой, Бер, на нем вообще ни царапины, словно не прорывался только что в смертном бою через вражеские порядки. Остальные из других взводов, кто откуда.
  
  

Глава

  
  
   Нас почти не преследовали. Что такое два десятка усталых и израненных людей на фоне такой великой победы, когда навсегда уничтожены были главные силы народа Вольных? Надо ли верить в то, что Второй полк уцелел? И степнякам лагерь грабить хотелось, трупы раздевать, а не за нами гоняться. Проскакали от места боя с лейб-драгунами с версту всего, не больше, да и развернулись назад.
   Мы вскоре перешли на шаг. Удалось отловить коней, и из-под вольных и лейб-драгунских, взять в повод. Потом привал объявил, кони уже сами на шаг сбивались, да и тот спотыкающийся.
   - Коней обиходить. Раненым помочь. Оружие к бою приготовить, боезапас из сумок пополнить, - скомандовал я.
   Кони наши, кони. Сколько они сегодня вынесли. Вынесли, и нас спасли. Хоть и спешим мы дальше, но гнать их уже нельзя. Конь слабее человека, столько не выдержит, ему отдых нужен. А отдохнув, тебе за это отплатит службой.
   - Мастер взводный, что же это такое?
   У Барата слезы в глазах. Несподручно его уму, которому от роду семнадцать лет, такую бездну подлости враз постигнуть. Для этого старше надо быть, насмотреться на людей побольше, особенно на тех, кто при власти и богатстве. Тогда и удивляться разучишься. Не зря ведь я с первого момента подлость какую-то подозревал, все она мне покою не давала.
   - Что, спрашиваешь? - обернулся я к нему. - Князь со степняками спелся, нас истребить решил. Поперек горла мы ему были со всеми нашими вольностями.
   - А как же он со степняками теперь?
   - А он дурак, - категорически ответил я. - Ему злоба глаза застит, ничего дальше этого не видит. Вожди степные, небось, наобещали ему чего-то, на идолах поклялись, вот он и думает, что теперь все хорошо будет. А не будет.
   - А мы как? - растерянно спросил он.
   - А мы - как выйдет. До городка дойти надо, семьи забрать. А потом... потом видно будет.
   - Потом другую землю искать надо будет, - сказал кто-то из бойцов, пожилой, уже почти обозного возраста. - Земли много, найдем свободную.
   - Земли много, да воды мало, - буркнул кто-то в ответ.
   Обихаживал Кузнеца долго, со старанием. Обтер, вычистил, осмотрел не набилась ли холка, не потерла ли подпруга. Размял сухожилия на могучих ногах, подчистил копыта. Благодарил тем самым за службу и дружбу. Затем взялся за трофейную лейб-драгунскую лошадь. Пойдет со мной за заводную. Лошадь молодая, только в служебный возраст вошла, серая в яблоках, у "Синих соколов" только такая масть и была. Породы горской, легче моего Кузнеца, хоть по высоте почти такая же. С прямой головой, острыми ушами, тонкими ногами.
   Осмотрел ее, нашел от седла набитость легкую, несильную пока.
   - Ничего, - сказал. - Ты с нами в поводу пойдешь, с сумками, заживет. А наезднику твоему я бы по заднице плетью дал бы раз сто, пока не подохнет. Впрочем, он по-любому подох, так что теперь все в порядке. Надеюсь, что сам его срубил.
   Разбинтовал ноги, осмотрел. Нет, тут все в порядке, видать из чистого выпендрежа лейб-драгуны их бинтуют, а оно только для манежа и надо, или конкура. Хорошая лошадка, не подведет. Разве что упрямая немного, молодая, но с этим мы справимся.
   - Как пойдем, взводный? - подошел ко мне тот самый пожилой боец, что недавно другую землю искать собирался.
   - Степью пойдем, восточней, - ответил я. - Дорогу они наверняка перекрыли, так что там не пройти, а степь большая. Пойдем к Глубокой балке, она нас с запада прикроет, потом на Валовы Холмы двинем. К послезавтрему на месте будем.
   - Да, так можно пройти, - согласился он.
   Пройти - половина дела. Как там сейчас дела, никому не известно. Городок и в осаде может быть. Совсем плохое вслух предполагать не хотелось, все понимали. Если уж на истребление князь войну начал, да еще и степняков привлек, значит никакой пощады никому не будет. Сумеют малыми силами отбиться? Кто знает. Надежда на то, что главные силы врага на уничтожение наших полков кинули, не до городков им пока было. Зачем спешить, если их судьба все равно решена? Подогнать пушки, да и...
   Чувствуя, как волна паники поднимается откуда-то из темной глубины, я вздохнул резко, снова лошадью занялся. Нельзя сейчас себя до срока травить, мне ведь еще бой предстоит наверняка.
   Лейб-драгунская сабля была как по нашему, так и по их обыкновению пристегнута к седлу. Когда кавалерист спешивается, его основным оружием карабин становится, и штык-кинжал на него надевается при надобности. Вот и достался мне трофей. Осмотрел ее со всех сторон, да и выбросил. Что с ней еще делать? Хоть и неплоха, да не наш фасон у нее, мы к шашкам привычные. В седельных сумках нашлось восемьдесят патронов к карабину, это пригодится. Пусть арсенальные, похуже качеством, чем мои самокрутные, но для обычного боя нормально. Еще припас суточный, сухари и мясо, вино красное в фляге. Вино кислятиной оказалось, но в жару сильную можно в воду добавлять, для этого его лейб-драгуны и возят, собственно говоря.
   Из раненых трое оказалось тяжелых. Один так и вовсе скончался вскоре, а двух других решили везти. Остальные были ранены или легко, или терпимо. У себя на груди тоже длинный тонкий разрез обнаружил, от которого вся рубашка кровью пропиталась. Пришлось бинтоваться и переодеваться.
   С утра, с самым рассветом, уже пошли дальше. С заводными конями чуть легче стало, груз перераспределился, делали по десяти верст в час. Еще один тяжелораненый скончался, схоронили его на привале, отдав могиле честь шашками. Второй, совсем молодой парень, еще держался, хоть вид был такой, что краше в гроб кладут.
   К середине дня вышли к Каменному ручью - удивительно чистой и даже в самую жару не пересыхающей речке, где немного напоили лошадей. Вода была такой студеной, что поить пришлось из брезентовых ведер, накидав в них сена, чтобы не давать пить коням большими глотками - застудим так. Ну и сами ополоснулись, смыли пыль, пот и грязь. Следующий ночлег у нас уже был в Валовых Холмах, по дороге до которых не встретили ни единого человека.
   Следующий день принес плохие новости. Подошли к разоренной ферме. Глинобитные стены дома истыканы были пулями возле бойниц, постройки разрушены, все истоптано неподкованными копытами.
   - Степняки были, - уверенно сказал пожилой вольный.
   - Степняки, - хмуро подтвердил кто-то еще.
   В доме была кровь, на полу лежали трупы. Женщина, две девочки постарше, мальчик лет семи. Уже запах появился, вились мухи тучами. Я присел, посмотрел на руку женщины, подняв ее. Следы пороха ни с чем не спутаешь. Затем аккуратно отодвинул рубаху на плече. Так и есть, там тоже синяк.
   - Как вольные погибли, отбивались до последнего.
   - Детей она сама, - сказал пожилой, тоже поднимаясь с колен. - Не дала увести и надругаться, сама застрелила.
   - Тут же заслоны должны были стоять, - растерянно сказал Барат.
   - Заслоны? Княжеские, что ли?
   - Чья ферма? - спросил я, обведя взглядом бойцов.
   - Ирвана, из четвертого взвода. Погиб вчера, со старшим сыном, - ответил коренастый вольный с густой черной бородой.
   - Похоронить бы надо, но время терять нельзя, - сказал я. - На сеновал отнесите, огнем почтим.
   Когда уходили с фермы, за нами поднимался в небо столб дыма. Разорение и так кругом, не выдаст этот дым нас теперь. Сеновал пылал до неба, похоронив в огне семью вольного, в бою павшую, но в рабство не пошедшую. А мы скакали дальше, то рысью, то шагом, то снова рысью.
  
  

Глава

  
   Еще на одну ферму завернули, и нашли следы, что людей свели. Захватили ее неожиданно, не сумели там отбиться или даже в бой вступить. На стене поганый рисунок углем для хозяина, только хозяин покойный уже, тоже в бою пал.
   Моя ферма, по ходу следующая, оказалась разорена, но пуста. Видно было, что люди с нее ушли, что подтверждал свежий след колес фургона, когда тот по мокрой глине у колодца проехал. Разорили же степняки, но уже пустую, ограбив подчистую и изгадив все, что можно. В святилище Сестры и Брата чья-то злобная рука конского навоза набросала. Даже так, богов оскорбили.
   - Мастер Арвин, живы твои? - робко спросил Барат.
   - В городок ушли, как я велел, - пробормотал я. - Толстого Бэлла проверим ферму. Раненого тяжелого оставьте, потом заберем. И кто-то один с ним пускай, из легких раненых. Сотня, вперед.
   Мы пока еще сотня, наш флажок с нами, пусть нас и полтора десятка всего. И поэтому командовать я ей буду как сотней. Товарищи наши в бою погибли, как вольным и подобает, никто слабины не дал.
   Растянулись в колонну по два, перешли на рысь. Лица у всех бледные, мрачные, в глазах огонь и злоба, руки, что поводья сжимают, аж побелели на костяшках. На ферму ворвались на галопе, даже без разведки уже, и застали такую же картину - семья Толстого Бэлла ушла. Тоже все изгажено и изломано, но люди могли еще живы быть, Бэлл их таким же образом наставлял.
   К городу ближе уже с рыси на галоп перешли, неумно утомляя коней. И едва вымахали на увал, как разом закричали в отчаянии. Городка не было, лишь остатки глинобитных стен форта торчали из земли сломанными и сточенными зубами. Следы орудийного огня ни с чем не спутаешь, это не кочевники были. И в доказательство того же - взвод княжьей пехоты на выгоне, у телег, на которые грузили какое-то имущество. Увидев нас, схватились за винтовки, пыхнули первые дымки выстрелов, бесполезно свистнули выпущенные в панике первые пули, потерявшись в пустой степи.
   - К бою! В атаку - марш-марш! - заорал я, выхватывая револьвер.
   Двести шагов до врага, до тыловых обозников-грабителей в серых мундирах и рыжих кожаных гетрах, суетливо дергающих затворы. Рванули кони в карьер. Близкая пуля рванула шемах на шее, чуть не размотав его, но поздно. Я с ходу всадил пулю в середину лица бледному испуганному стрелку, поднял на дыбы Кузнеца, прикрываясь им, застрелил еще одного, затем конь, рванув вперед, сбил грудью на землю третьего, в которого я всадил две пули, свесившись из седла.
   Огляделся. Все. Всех перебили. В глазах пелена красная, руки трясутся от предчувствий. Ни на кого не глядя, дал Кузнецу шенкеля, погнал его в разрушенные ворота форта, но тот остановился, захрапев, испугавшись переломать ноги на обломках. Спрыгнул я с седла, побежал внутрь.
   Форт защищался, но не долго. Никто не ждал нападения от княжьих войск, так что едва успели запереться. Ударили по ним артиллерией, ворвалась пехота, расстреляла всех, переколола штыками. Так и лежали люди, где их смерть застала. Кто на стене, кто на пороге дома, кто где.
   Своих нашел не сразу, а лишь тогда, когда сознание начало проваливаться в черную яму. Они отбивались дольше других, запершись в кузне, что у дальней стены. Маленькие окошки исклеваны пулями, на полу полно блестящих гильз. Сколько-то продержались. Олвин погиб от пули, ударившей между ключиц. Жену убили несколькими выстрелами, когда уже в дверь ворвались. Рука у нее в следах копоти револьверной, тоже стреляла. Лиану и трехлетнего Дима закололи штыками. Затем кто-то поднял младшего и прибил его к дверям, пробив длинным стальным штырем горло. Поглумился. Степняки бы всех в рабство свели, а княжьи воины... вот так только.
   Как хоронил своих, даже вспомнить не могу. Вместе с другими сносили их в сухой ров, что под самой стеной, с той стороны, где она стоять осталась. Сначала на телеги укладывали, везли, а потом в могилу общую. Кто плакал, кто молчал, четверо ускакали к своим фермам, да так и не вернулись. Не нашли они там никого, наверное.
   Потом все резали кинжалами левую ладонь, размазывая кровь по камням, набросанным могильным холмом, клялись отомстить. Потом скакали по следам ушедшего отряда, которые вели на запад, дальше в Степь. Догнали его через сутки, выследили, подошли балкой скрытно, те маршем шли по дороге без всякого тылового охранения.
   Затем была атака на пехотную полуроту, с тыла, с гиканьем и свистом, и помню только чьи-то головы под лезвием шашки, испуганные до паники лица солдат, сверкающие штыки, выстрел откуда-то сблизи и словно удар киркой в ребра, от которого померк свет.
   А потом было высокое-высокое небо в степи и спотыкающийся конь подо мной. Открыл я глаза, уставился на сидящую на конском трупе черную птицу. Та смотрела на меня круглым глазом, наклонив набок уродливую голову.
   - Ты кто, а? - спросил я сипло, разлепив спекшиеся губы. - Сдох я, думаешь? А вот смотри.
   Болтавшаяся на темляке окровавленная шашка не помешала. Отяжелевший от падали стервятник даже крыльями взмахнуть не успел, как тяжелая револьверная пуля выбила из него облако перьев, сшибив с добычи. А затем револьвер выпал из ослабевшей руки, повиснув на длинном ремешке.
   - Нет, плохой я, - сказал, закашлявшись. - Ничего в руках не держится.
   Конь медленно нес меня дальше в степь. Он не был ранен, повезло, но истомлен был до последнего предела сил. А за нами трусила лейб-драгунская серая кобылка, непонятно откуда здесь взявшаяся.
   - Стой, - натянул я поводья. - Стой, Кузнец. Некого нам здесь больше боятся.
   Полуроту мы вырезали подчистую в нашей бешенной атаке. Никто не ушел, все так и лежали серыми тушами на земле. И наши все пали, до единого. Барата помню, как прикрыл он меня от выстрела собой, завалился назад, а затем я зарубил пехотинца. А как я единственный из боя вышел, того не ведаю. Конь меня вынес.
   Спешиться нормально не получилось, свалился, схватившись за бедро и застонав. У меня не только пуля в боку, мне еще и штык в бедро воткнули.
   - Ты, Кузнец, отдыхай, ты свое дело сделал, - сказал я коню. - Сейчас я, себя немного в кучу соберу, да и поедем с тобой, куда-нибудь. И ты с нами, кобыла трофейная, как бы назвать тебя... Голубкой, хочешь? Серая, быстрая. Тебе имя носить недолго, все равно тебя продавать, клеймо на тебе куда как приметное.
   Рана в бедре была с виду чистой, штык насквозь не прошел, воткнувшись на ладонь, примерно. Залил ее крепким вином, замотал чистыми бинтами, больше ничего сделать не смогу. Бок же хуже выглядел, куда хуже. Пуля в патронташ сперва ударила и от него в ребро, и где она там застряла, не ведает никто. Потроха-то целые, иначе кровью бы истек, но дышать еле-еле могу, и шевелиться с трудом. Как в седло садиться, и не пойму уже. А дальше куда мне?
   Закашлялся и заорал от боли в боку. Выругался, сплюнул на землю огромный сгусток пыли. Наглотался. Открыв флягу, напился жадно, плеснув туда чуток лейб-драгунского вина, для утоления жажды.
   - Нет, сидеть нельзя здесь, слабею, - пробормотал. - Надо куда-то к людям идти, иначе издохну.
   "А зачем тебе жить-то?" - спросил вдруг чей-то голос в голове.
   - Зачем? - злобно переспросил я, адресуясь к неведомому голосу. - А затем, что пока князюшка Орбель Второй эту землю топчет, я тоже поживу. Мне полусотни пехоты мало для мести, их кровь даже землю на могиле не напитает, не то что жажду мою. Поэтому я выживу. А князь - нет.
   "Ну-ну", - хихикнул бредовый голос.
   - Отвали, - отмахнулся я.
   Попытался замотать себя бинтом по бокам. Когда затягивать начал, аж заорал от боли, но потом вроде как чуть-чуть и полегчало. Поймал за повод Голубку, хрипя и ругаясь, вскарабкался в лейб-драгунское высокое седло. Она вроде взбрыкнуть решила, покрестила задом, заиграла, но я цука ей дал поводом, а в ухо прошептал ласково:
   - Тихо, дуреха, тихо. Не потянет Кузнец меня, ты повези чуток.
   И выловив из кармана жилета кусок сахару, протянул его на руке вперед. Изогнув шею, Голубка аккуратно взяла угощение с ладони мягкими губами, захрумтела. Кузнец на свист пришел, без затей дал себя за повод взять. Так вот и поедем.
   Труднее всего оказалось оставаться в сознании. Видел вокруг все в полусне, все время норовя завалиться на конскую шею. Звон в ушах, круги перед глазами. Потом вдруг кровь носом пошла, да так, что испугался, сумею ли ее вообще остановить. После этого еще слабее стал, память временами отказывать начала. То вроде в одном месте едем, то в другом уже. Опаску совсем потерял, выбрался на проезжую дорогу степную, так по ней и шли шагом. Когда сзади копыта застучали и загремели тележные колеса, даже головы не повернул, все равно уже было. Да и сил отбиваться не осталось, кто бы там меня не догнал.
   - Эй, вольный человек, - послышался немолодой, но зычный голос сзади. - Далеко ли собрался?
   Пришлось все же остановиться и лошадь развернуть, раз уж в спину мне никто не выстрелил. За мной стояло с десяток фургонов, запряженных парой лошадей каждый, а за некоторыми из них в поводу шли еще и жеребята. На облучке переднего фургона сидел черноволосый бородатый человек в ярко-красной рубахе, с длинным кинжалом у пояса, а за ним, чуть укрывшись в тени, сидела женщина, тоже темноволосая, с прикрытым наполовину лицом, на которое падали из-под платка седоватые пряди, смотревшая на меня огромными черными глазами.
   - А, господа веселый народ, - через силу усмехнулся я, увидев зингар. - По делу я собрался, по делу.
   - А остались ли у тебя дела-то, взводный? - спросил зингар с сомнением. - Мы вот по земле вашей проехали, ни одного живого не видели. Да для тебя это и не новость, видать. Примешь помощь, а?
   - Что хочешь за нее? - спросил я прямо.
   Зингары не злодеи, они меня даже умирающего сейчас грабить не станут, это грех для них смертный, но без своего интереса другим людям помогают редко. Вот и человек в красной рубахе сказал:
   - Гнедого отдашь?
   И указал на Кузнеца.
   - Кобылу отдам, вот эту, - я похлопал Голубку по шее. - Если лейб-драгунское клеймо с нее сведешь.
   - Нам, зингарам, на коне клеймо, что на собаке блоха - на раз куснуть, - засмеялся тот. - А мы к морю собираемся, к свободным городам. По пути тебе? Если по пути, то ложись в фургон, старика сейчас позовем, он лечить умеет. Договорились на кобылу.
   - Вот так, девочка, недолго дружили, - попрощался я с лошадью.
  
  
      -- Свободные города.
  
   Шли зингары к морю неторопливо, аж две недели. Посты княжеских солдат, разошедшиеся по земле Вольных, останавливали их редко и без особого интереса, больным во втором фургоне интересовались еще меньше. Что они с клеймом Голубки сделали, я понятия не имею, но на трофейную кобылку внимания тоже никто не обратил. Зингары, одним словом.
   На ночь останавливались на бивак, жгли костры, готовили еду, пели песни. Меня, не ленясь, из фургона выносили, укладывали к огню поближе. Врачевал старик звероватого вида, поивший какими-то травами и подносивший ко мне руки, отчего в теле зажигался светлый и приятный огонь, от которого уходила боль. Боль из ран, а та боль, которая в сердце, становилась все черней и черней, наливаясь гноем прямо в мозгу, душа и не давая жить.
   Однажды Ар, зингар в красной рубахе, подсел ко мне, лежащему на кошме возле костра, сказал:
   - Так нельзя, вольный человек. Я же умею в душах читать, ты ради мести жив остался, а сам себя убиваешь. Так ни мести не исполнишь, ни себе не поможешь.
   Я промолчал, стиснув зубы. Он на мою реакцию никакого внимания не обратил, усмехнулся только.
   - Забыл, вольный человек, на что мы с тобой договорились? Не только в свободный город привезти тебя, но и на ноги поставить. А как мы поставим, когда ты себя сам с них сбиваешь. Старый Орби тебя лечит, силой делится, а ты силу эту все на горе свое изводишь. Так ты меня, Красного Ара, болтуном в людских глазах выставишь, пообещал, мол, а не сделал. Ладно, не буду мешать, лежи, думай. На вот, выпей.
   Он отстегнул с пояса обшитую кожей флягу, протянул мне. Я отвинтил крышку, нюхнул. Что-то спиртное, с запахом и цветов, и ковыля, и полыни, словно даже степью пахнет.
   - Что это?
   - Наше, зингарское, чужакам не наливаем обычно, - засмеялся он и добавил: - Травы здесь разные, да виноградное вино крепкое. Хлебни от души, хотя бы этим меня порадуй.
   Пожав плечами, приложился к горлышку. Обожгло, словно огнем плеснуло в нутро, но как-то даже приятно стало. Закружилась голова, ярче костер засиял. Словно даже музыка, которую молодой кудлатый гитарист играл у костра, стала звонче и хрустальней.
   - Видал? - улыбнулся Ар, забирая флягу. - Иди в фургон спать, вольный, утро вечера мудренее. Потом поговорим.
   Мне помогли подняться, подвели к фургону.
   - Спи, вольный человек, - шепнул почти в самое ухо женский голос, я так и не понял, чей именно.
   Кошма подо мной превратилась в ковер-самолет, но не так, страшновато переворачиваясь, как бывает у впервые напившегося вина юнца, словно норовя его поставить вверх ногами, а словно теряя вес, взлетая над душистой ночной степью, в которой горели зингарские костры и наперебой пели цикады.
  

Глава

  
   "Ты куда это собрался?" - вдруг спросил ехидный голос в мозгу.
   "Уйди, зараза" - отмахнулся я от голоса.
   Кошма куда-то летит, темная земля уже совсем далеко внизу. Даже костер виден как крошечная одинокая звезда на бескрайнем черном небе.
   "Не бойся" - вдруг сказал голос, любимый и нежный. - "Мы с тобой".
   - Ты? Здесь?
   - А разве здесь плохо? - спросила жена, усаживаясь на траву.
   Широкое поле над излучиной чистой реки. Жаворонки в безоблачном небе, и в душистых травах им подпевают кузнечики.
   - Дети?
   - Вон они, видишь? - указала она нежной загорелой рукой.
   Олвин купал Шутника, загнав его по колени в прозрачную воду. Конь шалил, пугался щекотки и все время норовил слегка ущипнуть губами сына, за какую привычку и получил свое прозвище. Лиана с кошкой на руках стояла на берегу, глядя как возится в чистом речном песке маленький Дим.
   - А где мы?
   - А ты не догадываешься? - улыбнулась она, сверкнув жемчужными зубами.
   - И давно?
   Она не ответила на вопрос, чуть приподняв брови. Затем сказала:
   - Смотри, что у меня.
   На уже расстеленной на траве накидке появилась корзинка, сплетенная из разноцветной лозы, откинулась крышка. Рука жены нырнула внутрь и вытащила оттуда два яблока, чудесных даже в с виду, золотисто-красных.
   - Хочешь? - спросила она.
   - А почему бы и нет? - ответил я, чувствуя, как тепло и хорошо становится на душе.
   - Давай руку, - сказала она и я протянул свою левую, разрезанную наискосок по ладони кинжалом.
   - Ой, вот как... - вроде как даже озадачилась она. - Тогда подожди. Ты что мне обещал?
   - Когда? - чуть поразился я вопросу. - Я много что обещал тебе в этой жизни.
   - Вот глупый! - засмеялась она. - Когда в храме нас мужем и женой объявили! Тогда что обещал? Все остальные обещания ерунда по сравнению с этим.
   - Ну как что! - я даже приподнялся на локте возмущенно. - Любить и беречь.
   - До каких пор?
   - Пока нас не разлучит смерть.
   - Тебя обманули, - сказала она, откусив от яблока и протягивая его другой стороной мне. - Смерть никого не разлучает, если он того не заслуживает. Смерть - это судья справедливый, тот, кого не обманешь. Видишь, и мы остались с тобой.
   - Я проснусь? - спросил я.
   - Конечно, - ответила она. - Но мы-то все равно будем тебя ждать. Здесь времени нет и здесь хорошо. И дети счастливы. Только смотри, не промахнись мимо этого места. Судья не любит нарушенных обещаний, а ты..., - она снова взяла меня за надрезанную ладонь, - ... ты взял еще одно, такое же большое, как то, что сказал тогда в храме. И запечатал своей кровью. Ты понял?
   Я лишь молча кивнул, наблюдая, как разрез на руке наливается огнем, словно лава проступает в щели в земле.
   - Ты всегда был понятливым, - снова серебристо засмеялась она, и вдруг рванула на груди легкое платье, как-то сразу оставшись обнаженной. - Иди ко мне тогда, я ведь так по тебе скучала.
   - А дети?
   - Здесь высокая-высокая трава, которая скроет все, что ты захочешь скрыть. - улыбнулась она. - Иди ко мне. И поцелуй.
  

Глава

  
   Черное небо, одинокая звезда костра, запах травы, другой, не такой как там, где мы только что с женой любили друг друг-друга, и запах женщины. И голая стройная спина, выбирающаяся из фургона, черные как смоль длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам.
   - Ты..., - растерянно спросил я.
   Женщина обернулась, превратившись в красивую девчонку лет восемнадцати, белозубо улыбнулась, сверкнула черными как угли глазами, хихикнула и сказала, сделав странный жест рукой:
   - Спи, вольный!
   И я уснул, мгновенно, без сновидений, успокоенный и уверенный в том, что мне надо делать. А проснувшись поутру, нашел у себя в руке красно-золотое яблоко, правда не надкушенное.
   - Второе? - спросил я себя с недоумением.
   Надкусил его и удивился, что даже яблоко пахнет степными травами. И съел его без остатка.
  

Глава

  
   Утром я понял, что пошел на поправку. Черный гной боли ушел из души, оставив заживающий, налившийся жарким огнем шрам. Не было больше сомнений, что нужно делать, надо было просто ехать и делать. Делай что должно, и будь что будет, а мои все равно меня дождутся, если я их не подведу.
   Я встал на ноги окончательно. А на следующий день уже пересел в седло Кузнеца, и поехал рядом с фургонами. Красный Ар и старик только лукаво щурились, глядя на меня и обменивались фразами на непонятном мне зингарском языке. А я украдкой заглядывал в фургоны, желая увидеть ту, кто приходил ко мне ночью, и не находил. И все больше убеждался в том, что она мне привиделась.
   На границе степи и плоских приморских гор на табор попытались напасть какие-то оборванцы, но зингары оказались не лыком шиты. Похватав из фургонов длинные однозарядные винтовки, они открыли ответную стрельбу, быстро разогнав нападавших, да и я сделал с десяток выстрелов, кого-то подстрелив.
   - Совсем выздоровел, взводный, - сказал Ар, снова усаживаясь на облучок и указав на место справа от фургона, приглашая меня к разговору.
   - Да похоже на то, спасибо напитку твоему, - сказал я, пристраиваясь поближе.
   - А что напиток? - даже удивился он. - Напиток простой, там лишь травы степные, а степь - это воля. Ты вольный, и мы вольный народ, это наш напиток. А что он тебе показал, мне не ведомо, это только тебе знать.
   - Скажи, а в таборе есть девчонка, лет восемнадцать с виду, красивая, глазастая, длинные волосы до пояса.
   - Одета как? - деловито спросил зингар.
   - Гхм... одета? - растерялся я, - Да я ее неодетой видел. А так красивая, справная, как жена моя была до свадьбы.
   - Может ты свою жену во сне и видел? - захохотал зингар. - А по описанию твоему, друг, так половина девчонок в таборе похожа. Нет, не видел такой, не скажу.
   - Ну, может и приснилась, - согласился я.
   К предместьям Свободного города Рюгель подошли на следующий день. И там же я увидел море, которое в последний раз видел только на княжеской службе, голубое, бескрайнее, переливающееся белым жемчугом пены по синей скатерти, пахнущее йодом и свежестью.
   Сначала показались предместья из глинобитных домиков, затем дома каменные, покрепче, а ближе к морю, на холме, стояла могучая каменная крепость, в бойницах которой виднелись серьезные пушки. Такую брать - кто хочешь зубы обломает. Такие стены и осадная артиллерия не возьмет. Свободные купеческие города были богаты и держали немалые наемные полки, в которые с охотой шли жители северных и предгорных княжеств, соблазненные хорошей платой и не убоявшиеся опасностей и суровой дисциплины. Эти самые города еще и объединяться могли для большой войны. Но вообще купечество было неагрессивным, предпочитая торговать и приумножать богатство, которым ссужали под процент окрестных князей, и которые ссуды те тратили на закупку товаров все у тех же купцов. Ну и товар сам производился в этих городах, в княжествах все больше крестьяне трудились, кормили всех.
   - Тут попрощаемся, друг вольный, мастер Арвин, - сказал Красный Ар. - Дальше в городе нам делать нечего. А ты езжай, у тебя свой путь, мы тебе мешать только будем. За лошадку спасибо, у меня на ней дочь ездить будет, тебя благодарила.
   Я обернулся на стук копыт и чуть не вывалился из седла. На Голубке сидела девчонка, та самая, из моего сна. Хоть нижняя часть лица ее была прикрыта шемахом, глаза перепутать я не мог, я никогда их не забуду. Да и все остальное - зингарки ходят в шароварах и маленьких блузках, сверкая голым пузом и спиной.
   - Прощай, мастер Арвин, - ехидно ухмыльнулся цыган, и табор тронулся с места.
   А я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что здесь правда, а что мне приснилось. А потом решил, что неважно, потому что в глубине души я знал, с кем я провел ночь на самом деле, и мне совсем не было стыдно.
   Тронул затем Кузнеца и конь понес меня шагом к городской границе, к шлагбауму, у которого стояли несколько ландскнехтов в песочного цвета мундирах и серых гетрах, в кепи с полотняными назатыльниками, прикрывающими от жары. На плечах у них увесистые новые винтовки с ложами словно смазанными маслом, штыки отомкнуты и покоятся в ножнах на поясе. Сержант еще и револьвером вооружен.
   С ландскнехтами стоял лысый и пузатый человек в потертом зеленом вицмундире, невооруженный, но с большой медной бляхой на шее, указывавшей на то, что он тут главный и решает, кого в город пускать, а кого и не надо.
   - Стой, вольный человек, - сказал лысый с бляхой. - Откуда и куда путь держишь?
   - В город, - ответил я коротко. - Из Вольных земель.
   - До нас слух дошел, что Вольных земель больше нет, - хмыкнуло чиновное рыло. - Да видать, поэтому ты и пришел. А что в городе делать думаешь?
   - Дело себе искать.
   - Это возможно, взводный, - сказал чиновник, бросив взгляд на шнур у меня на плече. - Ваших бойцов много где ценят. Подойди и в здешние казармы, спроси рекрутера, возможно, что хорошего кавалериста и у нас нанять захотят. Но с тебя серебряная монета за въезд в город, раз уж ты сюда по делу. И медная полтина, если камень не привез.
   - Не взял камня, заплачу.
   Кошелек у меня не пропал, к счастью, и какие-то деньги там звенели. Нашлась и серебряная монета оплатить пошлину за вход, нашлась и полтина "каменного сбора", монеты перескочили в руки чиновника, а оттуда в большой кожаный кошель у него на поясе, опечатанный сургучом и со щелью вроде как у копилки, чтобы обратно ничего не вытащить было.
   Один из солдат отомкнул шлагбаум, сделал жест рукой: "Проезжай".
   - И вот еще, добрые люди, вопрос у меня к вам, - спохватился я. - Где на ночлег остановиться можно и так, чтобы коня хорошо пристроить?
   - По левой стороне рынка езжай, вольный, - ответил чиновник. - Там одни постоялые дворы, и при них коновязи хорошие. А в ином месте и почистят коня за плату, доволен останешься.
   - Благодарствую.
   Толкнул ногами Кузнеца, и направились мы дальше, к шумному рынку в шумном городе. Сперва, правда, по правую руку попалось место печальное. Длинная виселица, на которой болтались четыре тела в разной степени разложения, от которых несло смрадом и над которыми вились мухи, а у самой дороги на кольях торчали головы, а под головами - таблички, описывающие, за какие грехи суд Свободного города Рюгеля счел необходимым отделить их от туловищ.
   В глубине же площади возвышался каменный эшафот с колесом и железными столбами, сейчас пустовавшими. Там казни совершались редко, лишь над большими злодеями и с изобретательным живодерством. Чаще всего там оказывались разбойники с большой дороги, случись им попасться ландскнехтам или городской страже.
   Чем ближе к базару, тем суетнее и теснее становилось на улице, много было телег, повозок, двуколок с впряженными в них мулами. Везли какие-то тюки, корзины, ящики, кувшины, бутыли. Шум, гам, крики, свист, призывные вопли торговцев. На меня косились, но ничего не говорили, тут Свободный город, заходи кто угодно, покупай что хочешь. Это в княжестве Валаш с оружием ходить в городах нельзя.
   Чуть дальше пришлось спешиться и вести коня в поводу, потому что стало совсем тесно и я боялся, что Кузнец занервничает и кого-нибудь придавит. Не привычен конь вольных к таким толпам народу.
   Оглядевшись, увидел вывеску "Постоялый двор "Старый сундук". Обеды и ужины, для конных еще и конюшня имеется". Ну вот, примерно то, что мне и нужно. Зашел в распахнутые ворота, в которых топтался туповатого вида здоровенный детина с дубинкой на поясе, спросил его:
   - А что добрый человек, места на дворе вашем есть?
   - Вроде есть, - затруднился тот с ответом, нахмурившись. - У хозяина спрашивайте, в трактире он сейчас.
   - Благодарствую.
   У коновязи, вытянувшейся вдоль фасада длинного каменного дома стояло с десяток лошадей, из которых пара "горянок" выглядела весьма даже не дешевыми. Пристроил Кузнеца и направился в дом, сам чуть брезгливо принюхиваясь к запаху конского пота, которым от меня разило нещадно. Все же две недели по степи, и всего дважды искупаться и коня искупать удалось, мало там воды.
   На входе в трактир была чаша с плавающей свечой, у которой я сотворил знак Сестры и Брата. Это хорошо, если здесь верующие люди живут, особенно если моей веры. Иной веры так и даром не надо, кое-где зверям хищным поклоняются, или духам мертвых. Тьфу, простите боги. Впрочем, и с моей верой не все ладно в последнее время, раскол в ней пошел... да ладно, не до этого мне сейчас.
   Хозяин, маленький, толстенький, лицом неуловимо похожий на покойного десятника Симера, к тому же еще и рыжий.
   - Чем помочь могу, вольный человек? - спросил он меня.
   - На постой определи. С конем. Вот вся и помощь.
   - Ну не скажи! - широко заулыбался он. - А кормить тебя с конем и не надо, скажешь?
   - Ну да, моя ошибка, - усмехнулся и я. - Конь овса заслужил, две недели травой питался, да и я не откажусь. А нет ли у тебя еще и баньки здесь, добрый человек?
   - Как не быть? - удивился он. - Через двор пройди и в дальнем углу. Хорошая банька, никто не жаловался. По крайней мере, как ты оттуда выйдешь, никто не догадается, сколько дней ты верхом проскакал.
   - А комнаты хороши ли? - спросил я уже просто так, приняв решение.
   - А ты сними да посмотри, - засмеялся хозяин. - Хорошие за те деньги, что прошу. И коня обиходить могут, мальчишки мои зарабатывают. Да не бойся, никто не жаловался, они дело знают, - добавил он, перехватив мой сомневающийся взгляд.
   Цена не поразила, но лишь потому, что я примерно такой и ожидал. Дешевым постоялый двор не был, равно как и дорогим. Самая серединка в этом ряду. Коня я самолично отвел на конюшню, где он получил просторное стойло и двое расторопных мальчишек немедля бросились его сноровисто обтирать, получив от меня по монете, а затем пошел обратно, в дом, где и поднялся на второй этаж по пыльной и рассохшейся деревянной лестнице. Нашел нужную дверь, грубо, но крепко сколоченную из толстой доски, которую не каждая пуля пробьет, открыл ее.
   - Ну, попросторней видал, - честно сказал я, оглядевшись в клетушке. - Но жить можно.
   Сундук напротив кровати, полки над ним на стене, маленький столик, за каким можно поесть или написать письмо, сидя на кровати, ну и сама койка с соломенным матрасом, застеленным грубым, но чистым и свежим бельем.
   - Ну, если клопы будут, хозяина плетью отлуплю, - заявил я вслух, бросая сумки на сундук. - Они мне кровь пустят, а я ему, из задницы.
   Раскрыл сумки, задумчиво разглядывая небогатый свой одежный припас. Одна рубаха насквозь кровью промокла и разрез во всю грудь, даже и не знаю, смогу ее отстирать, или мне в ней только коней чистить в будущем. Та, что на мне, потом пропитана, ее и надевать уже стыдно без стирки. Со штанами ситуация такая же, одни в крови, другие грязные дальше некуда. Лучше всего с обувью, запасные сапоги, только легкие, с брезентовыми голенищами, у меня тоже с собой, и не надевал я их ни разу. И портянки чистые имеются. И как в баню пойдешь? Опять то же самое на себя потом натягивать? Срам один, даже думать противно.
   - Хозяин, - спросил я, спустившись вниз. - А где здесь можно рубаху купить? И грязное прачкам сдать?
   - Прачки отсюда заберут, оставь у порога комнаты, а купить одежду... так вон, базар перед тобой. От ворот сразу налево будут платяные ряды. И пошить смогут, и готовое найдешь, и починят, если что надо.
   - Благодарствую.
  
  

Глава

  
  
   Покупка рубахи и бриджей, да еще и исподнего, здорово тряханула мой и без того не слишком толстый кошелек, но деваться-то некуда, худо будет, если из приличного места заслуженно взашей выставят и обсмеют заодно. А что тогда скажешь в ответ, если заслужил? Одет как бродяга, так и ходи туда, куда одним бродягам вход. А как еще?
   Насчет бани хозяин не обманул, добрая оказалась баня. Много пару, так что и не видно стен, огромная груда раскаленных камней, за которыми приглядывал мрачный мужик с черной бородой, холодный камень лавок и даже насос с ледяной водой из колодца. И никаких пределов по времени, за серебряную малую монету парься хоть до завтра.
   Сначала один сидел, отмокал в горячем пару, чувствуя, как выходит из пор казалось бы уже въевшаяся в них степная тонкая пыль. Холодный яблочный мед, который приносила смущающаяся девка из трактира. Фрукты на деревянном блюде. Отдых. Расслабление.
   Затем ко мне двое купцов присоединились. Один из свободного города Элбе, второй из княжества Лор, что расположилось отсюда далеко к востоку. Разговор у них шел все больше купеческий, о товаре и ценах, я в него и не лез по незнанию своему, разве поздоровался вежливо, когда они вошли, но одна фраза купца из Лора мое внимание привлекла. Приятель его спросил:
   - А что по товару из княжества Рисс сейчас слышно? И что туда на продажу везти стоит?
   А тот ему и ответил:
   - В Риссе новый князь на престоле, а вражда старая. Туда только винтовки везти с патронами, или сабли. Сукно мундирное хорошо покупают.
   - Что за вражда? - уточнил купец из Элбе.
   - Да с валашским князем, Орбелем Вторым. Что-то у них было раньше, откуда вся история. При старом рисском князе, Велиме, вроде как тихо было, а сейчас сын на престоле, Вайм, а он с детства злобный был как кот болотный. Вот и начинается что-то. И верховный пастырь тамошней епархии вроде занемог, а помощник его, Берг, под молодого князя перейти решил. Так что церковный раскол и туда дошел.
   - А Берг этот к двуединым примкнуть хочет? - уточнил элбиец. - К обновленцам?
   - Точно, так и есть, - уверенно ответил ему лорский купец. - Он в Союзе Городов какие-то интересы имеет, а купцам здешним сам знаешь, церковная пошлина на ввоз как нож в задницу.
   - А Берг что про пошлину? - насторожился элбиец.
   - Берг под власть церковь подводит, говорит, что негоже им пошлины взымать, дело церкви о душе думать и милостью богоданной власти жить.
   - Ну с этим и я согласен, - засмеялся собеседник. - Десятую часть монофизиты берут, это же грабеж. А что у Берга здесь за интерес?
   - Да слышал я краем уха..., - понизил голос лорский, - ... что Берг в селитряной торговле уже как бы не первый человек. В Улле торговый дом, у которого монополия на завоз селитры, как бы даже не весь у Берга. И добыча вроде тоже вся его теперь.
   - Вот оно что..., - как бы даже с уважением протянул тот.
   С этого момента я добрых купцов и слушать бросил, задумался. Я про старого рисского князя мало что хорошего слышал, вроде как он от пьянства и распутства скончался. А про молодого знал еще меньше. Но вот сочетания слов "злой как болотный кот" и "Орбелю Второму враг" меня очень вдохновили. Первая идея, можно сказать, что мне дальше делать.
   - Простите, степенство, - обратился я к лорскому купцу. - А не слышно ли что-нибудь о том, чтобы рисский князь войско набирал по случаю вражды?
   - Как не слышно, еще как слышно, - ответил тот, поприветствовав меня кружкой. - И горцев призвал, и разных других людей набирает. Он ведь, если честно, даже не князь, а княжич, престол-то старшему брату достаться должен был, но того болезным душевно объявили. Кто-то признал младшего, а кто-то и против, там своя война скоро начнется, пока дело до Валаша дойдет.
   - А как туда добираться теперь лучше?
   - Через Валаш не пройдете, там граница под охраной теперь, - задумался купец. - Да и напрямую не знаю, сможешь ли устроиться? А вот Вольные отряды берут, из разных краев. По Союзу Свободных городов вербовщики бродят, и по северным княжествам.
   - И здесь есть?
   - А как не быть? - усмехнулся купец. - И здесь найдутся. Вербовщики как хворь, в любой город пролезут, как ворота не запирай. Про барона Вергена слышал когда-нибудь?
   - Кто о нем не слышал..., - усмехнулся уже я. - Первейший мерзавец, какого земля носила. Но говорят, что воин знатный, умный, и ландскнехты за ним идут. Рейтарский полк, что он набрал для Северной войны, так и лучшим почитают.
   - Верно, так и говорят, - согласился купец. - И еще говорят, что он большую армию собирать начал. А в Валаше, если помнишь, его на кол посадить обещали, и Орбель Второй на алтаре в том клялся.
   Верген, барон лишившийся своих земель во время войны за Ривенское наследство, прославился как великий мастер собирать и вести за собой наемные полки, ставя их под знамена того, кто обращался к нему за помощью. И армии Вергена обходились нанимателям удивительно дешево, потому что воевали всегда на земле врага, и кормились с нее. Другое дело, что в тех краях, по каким проходила его орда, подчас потом даже кошки бродячей найти нельзя было. Разор и запустение оставляло за собой его воинство. Из полумиллиона жителей Северной марки, богатой углем и железом, за которую и бились княжества во время Северной войны, уцелело тысяч двести, не больше. Голод, болезни и штыки наемников выкосили население этого прежде богатого края, оказавшегося по прихотливым извивам династической политики на кону между несколькими хищниками. Но победа осталась за стороной Вергена.
   - Вы, степенство, за труд не сочтите..., - чуть замялся я с вопросом. - А где вербовщиков в Рюгеле встретить можно? Мне только на местного полка казарму указали.
   - Нет, это не в казарму, Вольный, - покачал тот головой. - Иди на рынок городской. Там сразу за воротами справа корчма есть, называется "Любезный разбойник". Вот там и охранники обозные собираются и ихние набольшие. И там же вербовщики бывают обычно.
   - А местные ландскнехты как на такое смотрят? - на всякий случай спросил я. - Что в их городе другие шакалы шарятся.
   - По-разному, - ответил купец. - В иное время и пристукнуть могли, а сейчас сказал им кто-то, чтобы не мешали. Ты ведь про высокосвященного Берга слышал? Дальше сам сообрази, Рюгелем ведь купечество правит.
   - Верно, сообразил.
   - Вот к ним туда и иди. А вообще лучше к кабатчику сперва подойди и дай ему серебряк. Тогда он тебе точно скажет, к кому подходить лучше и кто людей ищет.
   - Благодарствую за совет, - поблагодарил я его.
   Куда мне дальше идти, сомнений и нет уже. Если рисский князь войско против валашского собирает, то мне путь только туда. Шрам мой, что огнем наливается, едва глаза закрою, он ведь не на руке, он прямо поперек души острым ножом прорезан. Нет у меня ничего больше в этой жизни кроме врага моего. Один я много не смогу, а вот с чужим войском... там видно будет. Глядишь, Брат с Сестрой вознаградить решат, дадут собственноручно Орбелю башку смахнуть. Блазнится это все, конечно, но крови я пролью.
  

Глава

  
   После того, как добрые купцы подсказали, что же дальше делать, я зашевелился быстрее. Выскочил из бани, надел обновы, чистые и глаженые, подпоясался поясом с кинжалом и револьвером. И заторопился к рынку, почти бегом, опасаясь хоть день потерять. Торг уже заканчивается, купцы скоро товары по лабазам запрут да и отдыхать пойдут, а заодно и охрана разбредется. И тогда придется до завтра ждать, а ждать не могу. Нет терпения ждать.
   Рынок и вправду уже пустеть начинал. В иных лавках уже ставни закрывали, между рядов и в воротах сторожа появились, но в корчме "Любезный разбойник", которую я сразу приметил, было шумно и весело. И скрипка пиликала, и пел женский голос по-зингарски, и топали чьи-то крепкие каблуки в доски пола.
   Дверь скрипнула, распахнулась, колокольчик звякнул. И оказался я в зале, сплошь задымленном табаком - все сидящие курили нещадно, кто трубку, а кто и сигару. Окрестности Рюгеля, кстати, известны были табачными посадками, по всему Человеческому миру расходился отсюда товар. Курение грех вроде, но не большой.
   Огляделся. Людно было в корчме, шумно и пьяно. Средних лет зингарка в цветастой юбке и алой косынке на распущенных длинных, чуть с проседью в смоляных волосах, пела что-то неприличное, видать, если по тому судить, как она публике подмигивала, танцуя, топая крепкими каблуками в пол и время от времени перебирая длинными худыми пальцами струны гитары, а седой старик, сутулый и тощий, удивительно легко и гладко выводил мотив на скрипке. Музыкантов слушали, и слушали с удовольствием - в медной миске, стоящей на полу у их ног, было набросано немало монет. В зале где подпевали, а где и просто посвистывали. Кто-то отбивал ритм кружкой по столешнице.
   За длинными столами свободных место почти не было, и я пошел к длинному прилавку, за которым стоял, разглядывая меня, кабатчик - среднего роста худощавый мужик с любезной, но не слишком искренней улыбкой.
   - Мир дому вашему, - поздоровался я, опершись на прилавок.
   - Тебе мир, добрый человек, - откликнулся хозяин, глядя на меня слегка оценивающе. - Налить тебе чего?
   - Налей мне молодого вина, - сказал я и выложил на прилавок со стуком серебряк. - И может подскажешь, есть тут кто по найму в ландскнехты?
   - В казарму не пробовал ходить? - спросил он меня, взглянув колюче.
   - Слышал, что не только в рюгельский полк нанять сейчас могут. А самые дела в других краях ожидаются.
   - К Вергену рвешься, вольный? - усмехнулся он, а затем окинул зал быстрым взглядом.
   Достав из-под прилавка стеклянную кружечку, он нацедил в нее красного как рубин вина из бочонка, подвинув ко мне. Затем сказал:
   - За вино не плати, это за серебряк твой тебе. А совет... Видишь такого худого, с русой бородой, еще шрам через всю морду?
   Посмотрев, куда указывала рука, я кивнул. Верно, у самого окна сидел, попивая вино, рослый худой мужик с двумя патронташами через плечи, и длинным красным шрамом, пересекавшим худое и жесткое смуглое лицо.
   - Вижу такого.
   - Это Бейвер Хрипатый, помощник вербовщика. Самого Пейро, который за главного у них, не вижу сейчас. Поговори с ним, он человек дельный, репутации хорошей. На меня сошлись.
   - Благодарствую, - поклонился я и направился через весь зал.
   Когда я подошел к Бейверу, как отрекомендовал его кабатчик, зингарка как раз закончила песню, и весь зал заорал, засвистел, захлопал.
   - Мир тебе, добрый человек, - поздоровался я.
   Бейвер поднял на меня светлые глаза, очень странно смотревшиеся на таком смуглом лице, кивнул спокойно, ответил вежливо:
   - И тебе мир. С чем пожаловал?
   Голос у него был необычно хриплый, и я заметил еще один шрам от ножа, уже на горле.
   - Кабатчик направил, - сказал я как велено. - У тебя работы спросить. Найма ищу.
   Он молча показал рукой на место рядом с собой и уже затем сказал:
   - У меня спросить можно, да ответить мне нельзя. Нет у меня власти новых людей брать. Ты из вольных?
   - Верно, из вольных.
   - Плохое я слышал о вас. Верно оно?
   Помолчав, я кивнул.
   - Верно. Нет больше вольных.
   Он помолчал, как-то странно глядя мне в глаза, затем кивнул:
   - Понятно. И хочется тебе к барону Вергену в рейтары?
   - А что, есть иной выбор у меня? - вопросом на вопрос ответил я.
   - Насчет тебя не знаю, а у меня на твоем бы месте не было. Тут ты прав. Рисс с Валашем войну начнут со дня на день, куда тебе еще идти, вольный, в таком случае? А без Вергена и его войска эта война точно не обойдется, силы собираются.
   - Уже?
   - Уже, - кивнул он. - К Орбелю Валашскому князь Берр примкнул с пятью тысячами войска при двадцати пушках. Чуют все, что в воздухе висит. Если бы вы там у себя в степи от всего не замкнулись, то тоже поняли, что добра ждать нечего.
   - И в чем причина?
   - Про церковный раскол говорить надо? - поднял бровь Бейвер. - Орбель монофизитствующих каждым словом славит, верховный пастырь его брат родной. А северо-восточные княжества к обновленцам склоняются. А вы, вольные, обновленцами всегда были.
   Это верно, про набожность и монофизитство Орбеля Второго тоже чуть не легенды сказывали. Бывало что сутками в храмах отстаивал, молился, правда после такого, еще по тем временам помню, когда сам служил, говорили, что всегда его на зверства тянуло. Или на подлость. Как на нас войско послать решил, так молился неделю перед этим, небось.
   - Верховного пастыря в Рисс назначил брат его, Дорн Кривозадый, он же клир церковный возглавил сейчас. А как тот в Рисс прибыл, так сразу болеть начал, уже и говорить не может, по слухам. А всеми церквоными делами Берг заправляет. Слышал про такого?
   - Слышал. К обновленцам перешел, с Союзом Городов дела крутит.
   - Верно, так и есть. Дорну, как и Орбелю, он первый враг. Чуешь, какое варево на огонь поставили? Так что правильно ты решил, если мстить и кровью выкуп брать - тебе к нам самая дорога. Начнется скоро. Ладно..., - Бейвер поднял кружку с вином, - За твоих выпить хочу.
   Я молча поднял свое вино.
   Голос Бейвера звучал сухо и монотонно, но что-то внутри мне подсказало, что собеседник искренен сейчас. И вправду понимает меня. И что-то еще кроме этого подразумевает.
   - Добрый народ был, - сказал он, подняв кружку с вином. - За них пью, покой им и свет.
   - Покой и свет, - повторил следом я.
   Так и выпили. Затем, утерев усы, он сказал:
   - Старший мой тебя возьмет, точно. Только Пейро здесь не будет, а я за ним пойду через час, примерно. Хочешь, иди со мной, там и поговоришь. Или завтра нас ищи.
   - Пойду. Почему не пойти.
   - Если голоден, лучше здесь поснедай, - добавил Бейвер. - Куда пойдем, там втридорога и гадко. Бордель это.
   - Бордель? - чуть удивился я.
   Такие места не посещал еще со времен солдатчины своей, да и тогда не часто. Не было желания потом вместо шрамов боевых следами дурной болезни красоваться.
   - Бордель, - кивнул Хрипатый. - Там те, с кем Пейро говорить должен, за постоянных гостей. Тот еще народ.
   По тому судя, как он это сказал, я решил, что опасается Хрипатый этого места, равно как и тех, кого там встретить должен. И вольный, то есть я, желающий поступить на службу, ему как благодать богов на голову свалился. Так бы один пошел, а то вдвоем. А почему вдвоем?
   - А что, много ты здесь народу уже набрал?
   Он меня понял правильно, кивнул, к вину приложился, затем сказал:
   - Кого набрали - уже дальше отправили. Нам люди в лагере нужны, где полки собирают, а не здесь. Договоримся, и ты дальше поедешь, а я тут останусь. Ты кем, кстати, по должности был?
   - Взводным был до недавних дней.
   - Это хорошо, - кивнул он одобрительно. - Во взводные назначения сразу не обещаю, а вот десятником сделать могут. Хотя, ваших ценят, у вас тактика что у рейтаров, могут и взводным.
   Тут подавальщик подошел, и я у него поесть попросил. И получил вскоре большой кусок буженины на хлебе с сыром и овощами. Разносолами тут не баловали, а больше так, едой тех, кто на бегу перекусывать привык, потчевали. Но буженина была свежая и хлеб такой, что корка на всю корчму хрустела.
   - Ну что, пошли тогда, - сказал Хрипатый, глянув на карманные часы. - Пора нам. Пока дойдем, пока то да се... В борделе этом, его "Пьяной русалкой" зовут, все время возле меня будь. Сам в драку не лезь, но жди любой пакости. Нет у меня доверия там ни к кому. Если увидишь, что я за пушку схватился, пали по каждому. Но если дело до ножей, стрелять не моги, стража сбежится, хоть кулаками бейся, хоть вон кинжалом своим отмахивайся. Понял?
   - Чего же тут непонятного?
   - Тогда пошли.
   Дело шло к вечеру, и зной с пыльных улиц свободного города Рюгель уже уходил. Свежестью несло с моря, и этот ветерок даже развеял немного запах конского навоза и мочи, который был основным на улицах вокруг рынка. Дальше, правда, стало почище, да и дома пошли побогаче. Ну и публика поприличней по улицам гуляла. Случалось видеть и кабаки для "чистой публики", где сидели мужчины в белых визитках и белых шляпах, а с ними дамы в маленьких кокетливых шляпках и кружевных перчатках. Играла музыка, все больше скрипки и арфы, звенела посуда.
   Но ближе к порту все это благолепие опять начало нарушаться. Сначала был небольшой торговый район, сейчас пустынный и тихий, а уже за ним показался порт с целым лесом мачт, перекрещенных реями. А вскоре я увидел и первый красный фонарь над дверью, а возле дверей стояла дебелая пышногрудая девица в корсете, затягивающем ее белоснежные жиры до невозможных пропорций, а ее пышные ляжки выпирали из высоких то ли чулок, то ли сапог, кончавшихся у самого причинного места. Еще у нее была кокетливая шляпка в форме таблетки, с редкой и немного рваной вуалью, через которую масляно блестели пьяные поросячьи глазки.
   - Морячок, ласки ищешь? - спросила она таким мелодичным голосом, словно кто-то поблизости сковородку ножом чистить пытался.
   - Не ищу, девица, - отмахнулся Бейвер. - И уж если бы искал, то не твоей.
   - А я тут не одна! - объявила она, ничуть не обидевшись. - Зайди в дом и выбирай.
   - В другой раз, когда мозги совсем пропью.
   - Мозги нам без надобности, даже стручок свой пропить можешь, кошелек не пропей, главное! - захохотала она над моими словами, свистнула нам в след пронзительно и тут же пристала к другому прохожему.
   Так повторилось у следующего красного фонаря, и еще у одного, а потом Бейвер даже отвечать перестал на нахальные заигрывания портовых шлюх.
   Трактир "Пьяная русалка" нашелся сразу, располагался он у самых портовых ворот. Видимо, для вящего соответствия названию, кто-то сбил вывеску в виде кривобокой девки с рыбьим хвостом и уродливым лицом с двумя красными пятнами, изображавшими здоровый румянец на щеках, и теперь она жалко болталась над входом на одном хвосте, поскрипывая на слабом ветру. Дверь же была тяжелая, какую и иной пушкой не выбьешь сразу, случись такая нужда.
   Бейвер толкнул ее, вошел, жестом приглашая меня идти за ним. И сразу за порогом мы наткнулись на невероятного размера детину в кожаной жилетке, при виде которого сразу вспомнились детские сказки про великанов-людоедов, что приходят по ночам с Ядовитых Пустошей. Этот зарос бородой до самых глаз, в руках была тяжелая, окованная железом дубинка, а толстые как бревно руки были покрыты татуировкой до самых плеч, в которой причудливо пересекались и сочетались голые девки, цепи, якоря, компасы и ножи с револьверами.
   Смерив нас придирчивым взглядом, он ничего не сказал и сдал в сторону, освобождая проход.
   Для того чтобы кабак в борделе был забит публикой, было еще рано. Вдоль дальней стены сидели распутные девы в откровенных нарядах, все больше некрасивые, с прыщами на открытых частях тела, а главная среди них, в короткой пышной юбке и чулках в сеточку, красовалась большим и плохо запудренным фонарем под глазом.
   Сидели за дальним столиком два пьяных в дым морячка, бородатый здоровяк с бляхой какой-то городской гильдии пил пиво из огромной кружки у окна. Кроме них были еще люди за соседним столом. Четверо, двое и двое, сидевшие друг против друга.
   С одной стороны стола главным из двоих был явно маленького роста старик с благообразным лицом и расчесанной седой бородкой. Виду он был опрятного, в белоснежной рубахе дорогого полотна под бархатным бордовым жилетом, на шее рядом с ладанкой Брата и Сестры висела цепь с символом духа ветра Маргала, покровителя лихих людей. Непростой старичок, если даже не скрывает принадлежность свою к цеху тех, чья жизнь заканчивается чаще плахой или виселицей. Хотя этот в годах преклонных, и похоже, что навещать городскую Площадь Правосудия он не собирается.
   А вот спутник его там уже бывал. Рядом с пожилым сидел некто, которого сразу можно было определить как "ручную гориллу". Высокий, плечами шириной чуть ли не в стол урод с жутким костлявым лицом, на котором рот и нос прикрывала черная шелковая повязка, свисающая на манер занавески. Не надо иметь ум в степь шириной, чтобы понять, что скрывает сей занавес дело рук палача, лишившего гиганта носа и вырвавшего ему язык "с обозначением", когда еще и губы уродуются, чтобы не сомневался видящий. Хотя не здесь это случилось, где-то в княжествах. В Свободных городах не уродуют, тут или каторга, или казнь.
   Напротив старика сидели еще двое. Невысокий, какой-то весь круглый и подвижный толстячок в полотняной куртке, с редкими волосами, прилипшими к вспотевшей лысине, с умными глазами и одновременно простоватым лицом, и смуглый худой человек со сломанным носом, выложивший на стул худые, но жилистые и мускулистые руки, да еще и с немалого размера кулаками.
   - Пейро, - шепнул Бейвер, и я сразу понял, что говорит он именно об этом человеке, да и понять не сложно было - на предплечье виднелась татуировка, изображавшая скрещенные саблю и револьвер, знак почтенного цеха наемных конных рейтаров.
   - Сядем пока, - подсказал мне спутник, и мы присели за стол, что через один от беседующих.
   Пейро оглянулся, поприветствовал Хрипатого Бейвера еле заметным кивком, по мне же просто скользнул совсем нелюбопытным взглядом. Видать то, что пришел я с его помощником, было рекомендацией достаточной.
   Сели за стол, сразу же подскочил подавальщик, окинувший нас подозрительным взглядом.
   - Чего изволите? - спросил.
   - Вина молодого, - заявил Бейвер, - Не помои у вас?
   - Обижаете! - картинно возмутился он. - Лучшее.
   Наврал, собака. Вино было кислятиной и явно отдавало спиртом, которого туда подливали с целью повышения убойности пойла. А то так посетитель трезвым останется и на местных красавиц не соблазнится, благо этой соблазнительности в них было что в собаке бродячей.
   Разговор за столом шел совсем негромко, даже нам слышно не было ничего. Говорили попеременно старик с бородкой и лысоватый пухлячок, часто и добродушно улыбавшийся.
   - А кто пухлый? - спросил я Бейвера.
   - Круглый Арио, главный приказчик у купца Зарама, что из Рисса, - с какой-то странной усмешкой сказал тот. - Хитрый человек, демона обманет, но со своими честен, слово что кинжал, прямое и крепкое. А вот если не свой ты, то за кошельком следи, как бы не полегчал случайно.
   Это хорошо. И что со своими честный, хорошо, и то, что он из Рисса. Может и вправду я адресом не ошибся. Правда, одного я не понял - причем тут главный вербовщик в армию барона Вергена, и какой-то купеческий приказчик?
   Распахнулась дверь, в бордель зашла еще одна компания. Пятеро. Одеты разномастно, на каждом золота как на купеческой жене, но одежда потрепанная. Сапоги кавалерийские, с брякающими шпорами, шемахи прошитые золотом, стянутые сейчас на плечи, револьверы на ремнях, но не как у меня, спереди наискосок, для выхватывания в конном бою, а на бедре, для быстрой стрельбы.
   Я перехватил настороженный взгляд Бейвера, направленный на вошедших. Да и Пейро скосил глаза, я отсюда это заметил.
   - Не правильно что-то? - спросил я спутника.
   - Не знаю. Всего ждать можно.
   Действительно, глянув на вошедших, легко было поверить в то, что проблемы они устроить могут кому угодно. Старший из них, с маленькой гладкой бородкой и длинными волосами, собранными сзади в хвост, оглядел зал, затем улыбнулся белозубо, оглянулся на своих. А дальше все произошло очень быстро. Затянутые в перчатки руки всех пятерых разом упали на револьверы, и словно следуя их примеру, моя ладонь охватила гнутую рукоятку моего, скрытую пока от вошедших краем стола.
   Краем глаза я увидел неловкое движение старика с бородой, которого вдруг начал отталкивать назад его телохранитель, выгнутую в локте руку Бейвера, его оскалившееся в злобной гримасе лицо, рывок Пейро, неожиданно плавное и быстрое движение толстячка Арио, все словно накрыло тягучей и звонкой тишиной, которая затем как бомба взорвалась мельтешением и грохотом.
   Длинный ствол моего оружия уставился в грудь улыбчивому главарю нападавших и плюнул тяжелой пулей, вылетевшей из облака серого дыма. Одновременно с моим треснул выстрелом и его револьвер, но уже с опозданием, задирая ствол вверх, потому что ноги его хозяина начали подламываться. Хлобыстнуло сразу целой пачкой от противников, оставив в воздухе серый дымовой муар, затем те бросились в разные стороны, продолжая палить на бегу, а мы с Бейвером палили в них, уже из-за опрокидывавшегося стола, в который сразу глухо ударили пули.
   И орали где-то в глубине зала девки, нырнул за стойку кабатчик, а громила с дубиной сидел у стены с дырой во лбу, из которой ручеек крови стекал по лицу, исчезая в бороде, и Безносый, в залитой на груди кровью куртке стрелял из огромного револьвера, и затем я увидел Круглого Арио, тоже стреляющего из короткого револьвера, выбрасывающего хвосты огня с удивительной частотой, и Пейро, стоящего на колене над упавшим на пол оружием и зажимающего рукой рану в плече.
   Противники тоже успели опрокинуть стол, сколоченный из толстенной доски, непробиваемой для мягкой свинцовой пули, и целый рой таких летел оттуда по всему залу.
   Главарь нападавших лежал на боку со странно подвернутыми ногами, и я отметил, что живые так лежать не могут. Второй из их компании корчился у дверей, почти у самых ног убитого вышибалы, схватившись за живот. Все это мое сознание успело отметить за краткий миг, который мне потребовался для того, чтобы высунуться сбоку стола со вскинутым оружием. Чье-то злобно оскаленное лицо попало мне в прицел, и палец сам вдавил спуск, оттягивая назад и срывая в удар по капсюлю курок, и голова исчезла за столом, дернувшись и брызнув на стену фонтаном красного.
   Кто-то дико заорал, но не от боли, а злобно, что-то приказывая, и вдруг из-за стола, за которым прятались двое живых бандитов, вылетела короткая и толстая стальная труба с дымящимся фитилем, и все разом нырнули в укрытия, а я даже рот открыл, ожидая взрыва. Но взрыва все не было, а вместо него раздался топот сапог по каменному полу, стук распахнувшейся двери и ругательство Круглого Арио.
   Обманули, скоты! Перемахнув через стол, я бросился к двери, чуть не столкнувшись при этом с Хрипатым, но в проеме шарахнулся назад, и несколько пуль выбило пыль из каменного угла. А затем топот ног на улице слился с частой стрельбой по двери - кто-то прикрывал отход нападавших. А потом все стихло, и когда мы все же выбрались из дверей борделя, улица, освещенная лишь луной и светом красного фонаря над покосившейся русалкой, была пуста. И топот доносился откуда-то из путаницы переулков в стороне порта.
   - Туда не суйся, - прохрипел Бейвер. - И ногу сломишь, и пулю поймаешь. Ушли они.
   Следом выглянул Круглый Арио, выглядевший на удивление спокойно и на ходу перезаряжавший свой револьвер, и позвал нас кивком за собой.
   В зале висел запах крови и порохового дыма. Безносый телохранитель старика чуть не плавал в луже крови, лежа навзничь и раскинув руки. Пейро ругался и с помощью какой-то девки бинтовал себе руку полосой чистого полотна. Труженицы бордельные не пострадали, они тут ко всему привыкли, и едва началось, успели все за прилавком укрыться, благо он от пуль защита, и теперь выглядывали из-за него как куклы в уличном балагане.
   Раненый бандит уже затих, и похоже что без посторонней помощи, по крайней мере каких-то других ран, кроме как дыра в животе, видно на нем не было. Убитого мной главаря нападавших быстро обшаривал подавальщик, а сидевший с ним рядом на корточках седой старик, при моем появлении поднял глаза и уставился на меня.
   - Быстрый ты, вольный, - сказал он. - Вилана-Дятла завалил, чего покуда, сам видишь, никому не удавалось. Держи на память.
   Откинув полу плаща, он сдернул с пояса малую то ли кобуру, то ли сумку, и бросил ее мне. Поймав на лету, я ощутил тяжесть предмета.
   - Потом посмотришь, - сказал старик. - Про эту двустволку все знали, Вилан ее с Орга-Скотореза снял, когда пристрелил того в "Гнилой груше". Теперь ты носи.
   Я кивнул, забросил маленькую кобуру в карман жилета, а заодно жестом затребовал у подавальщика револьвер убитого с поясом-патронташем. Дорогой ствол сразу видно, да и десятка три патронов не помешают, а что трофей, то трофей, не проныре же этому оставлять. Ему вообще оставлять ничего не надо, а то он еще и нож убитого норовит прибрать. Тут дело не в жадности, а в том, что ему не положено.
   Старик лишь кивнул согласно, затем сказал:
   - А теперь уходим, сейчас стражи набежит.
   Действительно, откуда-то с улицы, пока еще издалека, доносились трели свистков городской стражи. Оставаться тут точно не стоит, если нет желания объяснять ей свое поведение. И не факт, что добровольно, дознаватели могут в помощь и палача позвать, если что им не понравится. А палачи в Рюгеле, говорят, не хуже чем в других местах.
   Старик не побежал, а пошел быстрым шагом, ведя нас за собой за прилавок, оттуда на кухню. Я пошел замыкающим, по пути скосив глаза на бомбу-пустышку. Хитрованы какие нам встретились, с таким трюком не только сбежать, но ведь и нас пострелять могли. При виде бомбы все прячутся кроме тех, кто точно знает, что она не взорвется, большая фора получается. Да и самому запомнить следует.
   Из кухни мы попали в какую-то темную кладовку, потом поднимались куда-то по крутой и темной лестнице, затем оказались на крыше, а с нее мы мостками перебрались на соседнюю. Снова дверь, лестница, какой-то подвал, узкий переулок, по которому прошли не больше ста шагов и свернули снова в дверь, оказавшись в темном лабазе. Виляние между полками с ящиками, дверь, тусклый свет, какие-то люди, играющие в кости за столом, в комнате настолько прокуренной, что глаза заслезились, и которые старательно не обратили на нас внимания. Дверь, вонючий и грязный сортир, еще дверь, зал другого трактира. Там старик остановился, сказал, обращаясь к Круглому Арио:
   - Не знаю, кто именно Вилана-Дятла по наши жизни прислал, но договор буду чтить. Жду послезавтра на винном дворе, что после двадцатого верстового столба справа будет.
  

Глава

   Из портового района шли молча, лишь Пейро иногда злобно ругался сквозь зубы, придерживая раненную руку. Арио подшучивал над ним, Бейвер молчал, ну и я тоже рта не раскрывал.
   - Ты, вольный, наниматься ведь пришел? - спросил меня Арио.
   - А я думал, что он нанимает, - сказал я в ответ, указав на Пейро.
   - Нанимает он, верно, но думаю, что тебе он тоже не откажет. Да и нам с тобой по пути пока, до самого места, где войско собирают.
   - Я думал, что ты торгуешь, - подколол я его.
   - Торгую, верно, - улыбнулся он. - Важно ведь что... не то, что делаешь, а с кем ты это делаешь, верно? Вот с Диким Бароном и торгую.
   Диким Бароном после Северной войны Вергена звать начали. И говорят, что такой клички он вовсе не стеснялся, а даже ей гордился и приказал ее вышить золотом на личном знамени. Знамени с оскаленной волчьей головой - родовым своим гербом, столь удачно демонстрирующим его природу. А заодно и давшим название кавалерийскому полку.
   - Так все же торгуешь, или в войско нанимаешь? - уточнил я, потому как больше всего в серьезных делах не люблю увертки и недомолвки.
   - Пейро, скажи ему, не молчи, - засмеялся Арио, обернувшись к вербовщику.
   - Распишешься в контракте и, считай, что ты нанят, - буркнул тот. - А если нанят, то Арио слушай, он тут не просто так.
   Дважды мы прошли мимо патрулей городской стражи - увальней в синих мундирах с нечищеными револьверами на поясе, и один раз укрылись в тени арки, увидев шагающий по брусчатке патруль ландскнехтов. А затем мы дошли куда надо, до странноприимного двора "Битый гусь", что расположился всего лишь в квартале от моей гостиницы. Трактир в гостинице был еще открыт, и там мы с Бейвером за столик и сели. Хрипатый принес откуда-то сшивку гербовых листов, на каждом из которых был отпечатан текст контракта, дал мне расписаться, после чего заказал вина, сказав:
   - Это уже по обычаю. Ты нанялся в рейтарский полк "Волчья голова" самого Дикого Барона, и кружка эта тебе наливается от имени полка в знак приветствия. Удачи тебе, да будет тверда рука, крепок ум и не переводится золото в кармане. Если же ты полк обманешь, то удивишься каким печальным образом закончится твой жизненный путь.
   Мы выпили. Затем Хрипатый сказал:
   - Я дам тебе аванс за две недели, остальное получишь в лагере. Но и аванс дам перед самым выездом, не сейчас.
   - Велика ли плата?
   - Рейтар получает десять золотых в месяц. Специалист - двадцать. Десятник - двадцать пять. Взводный - сорок. Капитан - сто. Дальше думать смысла нет, все равно ты нарвешься на пулю или саблю раньше, чем станешь даже капитаном.
   - Понятно, не так плохо, - пожал я плечами.
   - На войне армия кормится сама, - усмехнулся он. - Там уже не зевай, сможешь и богатым человеком на покой уйти. Но только на веревке не повисни, Дикий Барон грабежей не любит.
   - А мне казалось...
   - Он любит реквизиции, - прервал меня Хрипатый. - Которые делаются организованно и по плану. А ты из них будешь получать свои золотые. Каждый месяц. И даже премии, если тебя решат наградить.
   Тут он ничего нового не сказал. Никто иной как Дикий Барон сказал, что "война должна кормить войну, или это глупое занятие для практичного правителя".
   С Бейвером мы засиделись. Он болтал, я молчал, но ему и не надо было, чтобы я отвечал. Вино на постоянном дворе было хорошим, куда лучше, чем в "Пьяной русалке", да и настроение было такое - словно почувствовал, как в течение попал. В то самое, которое понесет меня туда, куда мне и нужно. Затем, к моему удивлению, пришел к нам Пейро, уже со свежей повязкой на плече, с рукой на перевязи.
   - Коновал быстро справился, но все расковырял, - сказал он, морщась. - Так что обезболивающего мне нужно, чтобы уснуть хорошо.
   И заказал бутылку виноградной водки, предложив и нам. Хрипатый сразу согласился, а я отказался все же. Не хочу. Встал, да и распрощался.
   Вернувшись к себе в комнату, не сразу спать завалился, а решил разобраться с тем, что взял сегодня с Вилана-Дятла.
   Револьвер был хорош - со стволом в пядь длиной, не больше, с удобной рукояткой, обтянутой на клей акульей кожей, и самое главное - с удивительно тонкими стенками ствола. Редкая работа, мало того, что весу в нем меньше, так и живут такие стволы дольше. Утрачено искусство выплавки стали такого качества, говорят. А если попадается подобно оружие, то всегда из стали старой, непонятно где найденной и как до наших дней дожившей. Такое оружие на вес золота, мало кто позволить его себе может. Если же из новой стали ствол сделать такой толщины, то его на первом десятке выстрелов раздует.
   Стволы делают теперь толстыми, чаще граненными. Но толщину бесконечно тоже не будешь увеличивать, вес хорошо умеренный иметь, поэтому стараются навеску пороха ограничивать. У винтовок старых, говорят, прямой выстрел был в два раза дальше, чем у нынешних. А теперь если рота залпами стреляет на версту, например, то стрелки стволы чуть не в небо задирают.
   Ходят слухи, что вроде в городе Рюгеле получили первую плавку какой-то новой оружейной стали, там железное дело лучше всех поставлено, да только никто ее пока не видел. И слухи уже лет пять как ходят, да все так слухами и остаются. Врут, наверное.
   Почистив тщательно, я пристроил револьвер Дятла себе на бедро. Второй не помешает никак, в драке перезаряжать некогда, а у меня только кавалерийский длинный. Так у меня шесть выстрелов было, а теперь двенадцать будет. Попробовал, как он из твердой кожаной кобуры выскакивает, и остался доволен. Давно себе второй хотел купить, да все лишних денег не было. Да и быстрей в пешей схватке такой, короткий, чем мой боевой. Всему свое место и время.
   Затем очередь дошла до маленькой кобуры-сумочки, какую на пояс привесь, и ее не заметно будет. Откинул клапан и вытряхнул на ладонь крошечный двуствольный пистолетик со скрытыми курками. И было к нему в сумочке в запасе шесть небольших патронов "дамского" калибра.
   Такие мне видеть приходилось, их всякие разные люди любили иметь на самый крайний случай. Не приходилось видеть разве что вариант со складной ручкой, такой как этот. И чем он меня особенно удивил, так тем, что спустить курки можно было даже не раскладывая оружия, а прямо так, скрыв его в кулаке, например. Нет, понятное дело, что из него и разложенного за десять шагов в кочан капусты не попадешь, а уж так, из ладони, так и вообще, но с другой стороны можно выстрелить совсем сюрпризом для врага. А это тоже многого стоит.
   - Хорошая игрушка, великой подлости, - пробормотал я себе под нос, и убрал покуда сумочку в вещевой мешок.
   Надо потом подумать будет, куда его лучше пристроить. Но пригодиться он точно может, как последний шанс. Для чего и сделан, собственно говоря.
   Нож Дятла оказался тоже отличным, из "старой стали", стоил немало, видать. Крепкий клинок в пядь, удобная рукоятка, ложащаяся в ладонь как влитая, хорошая заточка. Что еще от ножа надо? Не бедствовал, видать, бандит с большой дороги Вилан-Дятел, а может и сам все это с трупов снял. Как маленький пистолет.
   Убрал все на свои места, да и спать лег. Без снов. И засыпая, знал, что меня ждет. Месть. А какая она будет, только Брат с Сестрой ведают.
  
  

Глава

  
   Пейро, оставшемуся в городе, удалось набрать около двадцати человек, которых он и отправил дальше, к месту сбора. В поход мы отправились не просто так, а в охране каравана из нескольких фургонов, правили которыми как на подбор крепкие и хорошо вооруженные ездовые. И товар в фургонах были им под стать - на старой винодельне, где назначил Круглому Арио встречу старик из борделя, в фургоны закинули десятки длинных ящиков с винтовками, порох в облитых парафином деревянных бочонках, гильзы в мешках.
   Дорога шла вдоль берега, прижатая к нему невысокими пологими холмами, постепенно, по мере удаления от воды, становящимися все выше и круче, и через несколько верст превращающимися в настоящие горы, скалистые и местами поросшие лесом. Ветер нес с недалекого моря запах водорослей и слои, а временами, когда дорога приближалась к линии прибоя, слышался и его шум. Слева и справа от дороги тянулась неширокая, но густая полоса зелени, состоящая в основном из колючей акации. Наперебой чирикали птицы, поскрипывали колеса фургонов, мерно топали копыта коней.
   Дорога была оживленной. С окрестных виноградников, расположенный по склонам, катили телеги, шли крестьяне, попадались встречные караваны - по этой дороге везли великое множество грузов, потому что она насквозь нанизывала на себя все Свободные города Союза, и из нее выходили ответвления других трактов, ведущих на север, в княжества.
   Дорогу пересекало множество мелких речушек, текущих со стороны гор к морю, и тогда копыта конец топали по толстым доскам мостовых настилов, а караванщик отдавал монетки мостовой пошлины на дорожных заставах, в этих местах частых и вполне придирчивых.
   - А не прижмут нас с этой контрабандой? - спросил я у Арио, ехавшего рядом верхом.
   Арио сам караван и возглавлял, равно как и весь отряд. Хоть и приказчиком именуется, а кто главный, сразу видно. Его слово было законом, даром что он посмеивался через слово, и даже голоса ни разу не повысил. Ну и мне ответил вежливо:
   - А это не контрабанда. Поэтому ландскнехты, случись их встретить, нас не заметят.
   - Община Рюгеля просто не хочет напрямую продавать? - догадался я. - Но продавать все же хочет?
   - Верно, - кивнул Арио. - До границы Валаша им рукой подать, войны между ними нет. Но поддерживают они нас, так что сам видишь. Они берут чуть не половину цены за винтовки, а Валашу, который у них тоже покупал, задрали цену.
   - А старичок?
   - Без этого старичка в Рюгеле даже яблоко на базаре украсть нельзя. Надо с этим яблоком пойти к нему и обязательно дать ему откусить, если не хочешь случайно оказаться повешенным на собственных кишках.
   - Понятно. И если попадемся как-то, то ответственность на главном преступнике города?
   - Именно так. Старичка зовут Морт Удавка, и если бы он не был время от времени нужен, городской палач давно бы взрезал ему живот и намотал кишки на ворот, а потом зажарил прямо у него на глазах.
   Несмотря на свой мирный вид, и то, что больше всего Арио напоминал именно приказчика, в седле он сидел ровно, и вооружен был серьезно. За спиной у него разместился короткий карабин рюгельской, как и мой, работы, на животе висел длинный, так называемый "рейтарский" револьвер, тяжелый, с увеличенным барабаном аж на семь патронов, стволом в две пяди и специальным откидным упором, дававшим при стрельбе с одной руки дополнительный упор в предплечье. А на боку у него висел второй револьвер, обычный.
   Пошел такой обычай вооружаться от наемных конных стрелков, называемых рейтарами. В отличие от вольных и горцев, обстреливающих вражеский строй из карабинов с удаления, а потом атакующих сперва револьвером, а затем и клинками, рейтары и начинали с револьвера, но именно своего, мощного и дальнобойного, с расстояния поменьше, но и огонь от них шел гуще, затвор дергать не надо. И расстреляв все патроны, атаковали, причем подчас не клинками, а вторым револьвером, а у некоторых их было не по одному, а по два, а то и по три. Сабли же свои они, как и мы, возили притороченными к седлам, потому что иначе как в конном бою ими не пользовались. А у Арио сабли и вовсе не было.
   Такая тактика была хороша всем, кроме того, что спешившийся рейтар сразу начинал проигрывать обычному пехотинцу с винтовкой. Поэтому многие из них обзаводились еще и карабинами, подражая вольным и горцам, но это уже не было правилом. И стрелять так как мы из него с седла они не умели, хотя револьверной пальбе могли сами кого хочешь поучить.
   - Далеко до сбора идти нам?
   - Только сейчас спрашиваешь? - вроде как удивился Круглый. - Тебе все равно?
   - Все равно, если честно. - кивнул я. - Где всей дороги конец я и так знаю, а где остановки по пути... какая разница?
   - Это хорошо, - кивнул он, секунду о чем-то подумав. - Такие люди нам особенно нужны будут.
   - Какие?
   - У кого к валашскому князю личное. И кому этого доказывать не надо.
   - В смысле?
   Вообще-то я понял, что он имеет ввиду, но хотел, чтобы Круглый Арио сказал это вслух. Не всегда следует догадливость проявлять.
   - Ты - вольный, - спокойно сказал он. - Все уже знают, что случилось с вашим народом. Каждый уцелевший из вас теперь на вес золота. Ну да ладно, об этом мы позже поговорим, после того, как доберемся до места.
   - А далеко?
   - Дней десять пути. - ответил он уклончиво. - Мимо не проедем, не беспокойся.
  

Глава

  
   Дорога тянулась и тянулась, шли дни, перемежавшиеся ночами, когда обоз останавливался за небольшую мзду на ночевку на общинных землях деревень и малых городов. Тянулись слева бесконечные холмы, море то появлялось справа, то снова исчезало. Поля сменялись лесами, а леса садами и виноградниками, проходили мы через дорожные заставы, пересекали границы земель. Мосты переводили наш обоз через ущелья, лишь в некоторых из которых, ввиду сухого времени года, можно было увидеть мелкие быстрые речушки, несущиеся к морю.
   Кузнец в основном шел шагом, наслаждаясь спокойной жизнью, отфыркиваясь и отмахиваясь хвостом от назойливых мух, иногда я сам спешивался и вел коня в поводу, когда обоз замедлялся. Жара делала всех молчаливыми, хотелось все время пить и всем мечталось о спокойном сне где-нибудь в тени.
   Я присматривался к попутчикам, находя в них самых обычных ловцов удачи. Из двух десятков человек, подписавших контракт с Пейро, полтора десятка успели послужить в самых разных Вольных ротах, наемного солдата было легко и просто опознать в каждом из них. Жизнь ландскнехта чаще всего коротка и бесшабашна, и люди, умудрившиеся пережить очередную войну, каких случалось много, становились словно существами особой породы, привыкая не бояться ни богов, ни демонов и жить сегодняшним днем. Голова и руки-ноги на месте, в кармане звенит серебро - о чем еще мечтать?
   Были и новички, решившие попытать счастья на поприще обмена своей и чужой крови на то самое полновесное серебро. Но совсем неопытных было среди них всего двое, остальные решили вверить себя изменчивой удаче ландскнехта после того, как послужили в армиях разных княжеств, и умудрились или дезертировать из них, или даже выйти в отставку. Отставник, правда, был всего один, остальные - дезертиры, кандидаты на петлю, случись им оказаться в родных краях и быть опознанными властями.
   Быть дезертиром из армии у ландскнехтов позорным не считалось. Солдатская служба мало того, что тяжела, но в большинстве случаев на нее еще и призваны насильно, и отношение к солдату такое, какое и к каторжникам не везде себе позволяют. Особенно армии малых северных княжеств этим знамениты. Ну и гибнут солдаты часто, потому что для их князей подчас единственный источник дохода послать свое воинство на чужую войну в обмен на немалую сумму в золоте. Золото остается у князя, а его солдаты остаются на полях сражений, чаще всего даже не погребенными, а просто поживой стервятников и червей. Кому они нужны, чужаки, чтобы посмертно о них заботиться.
   А вот дезертирство из Вольных рот у ландскнехтов не прощается. Если нет у тебя на руках "выходной грамоты", в которой сказано, что служил ты в такой-то роте, и отпущен сейчас, завершив с ней все расчеты, и нет к тебе претензий - ты здорово рискуешь, пытаясь поступить на службу в другой отряд. Мир наемников тесен, многие из них знают многих, и если опознают, то самое лучшее, что может тебя ожидать - быть выгнанным на дорогу избитым и голым, и с таким количеством имущества, с каким ты появился на свет из утробы матери. Если же за тобой числятся еще какие-то грехи кроме дезертирства, то до ближайшего дерева тащить недолго. Петля захлестнет шею и тебя подтянут высоко и быстро, оставив хрипеть и дергать ногами в мокрых штанах.
   Среди набранных людей были и конные, ехавшие следом за фургонами, и пешие, которые то шли пешком, то катили на задках телег, свесив ноги. Конных было всего шестеро, если не считать меня, и были кавалеристы в этом почтенном цеху "белой костью". Если рядовой рейтар получал за службу десять золотых в месяц, то пехотинец редко когда мог рассчитывать больше чем на пять. Десять платили еще разве что канонирам в батареях, да и то все больше наводчикам, остальной орудийной прислуге деньги капали как пехоте. Один такой канонир, сорокалетний мужик с усами переходящими в бакенбарды, и с руками, черными от въевшегося в них пороха и масла, дезертировавший из армии княжества Бюле, сидел как раз на телеге, что ехала рядом, и видно было, с каким почтением к нему относились остальные.
   Через пять дней обоз вошел в земли славного города Римм, где к нему присоединился десяток конных и почти двадцать пеших ландскнехтов, а заодно еще пяток фургонов - достижение риммского вербовщика. Обоз уже и на обоз не был похож, а скорее напоминал отряд на марше, так много вооруженных людей шло рядом с телегами или ехали верхом.
   В следующем городе, Улле, еще полтора десятка человек примкнуло к нам, а заодно двойка крепких лошадей притащила новенькую, только из мастерской, полевую пушку. В Улле производством таких не меньше десятка домов занималось, во все княжества продавали.
   Мало-помалу обоз приближался к последней цели своего путешествия, марке Ирбе, в замке правителя которой, маркграфа Борхе Дурного, квартировал в настоящее время барон Верген, снова поднявший знамя найма лихих людей по всем землям. Дикий да Дурной, те еще два друга, бычий хрен да подпруга. Они еще друг другу родственниками приходятся, Дурной Дикому двоюродный дядя, что ли.
   Улльская пограничная застава - расположившееся перед мостом добротное каменное укрепление, была укомплектована добрым взводом ландскнехтов в оливковой форме улльского пехотного полка, а вот за мостом, повисшим над глубоким оврагом с текущим по его дну маленьким ручейком, в не менее солидном укреплении, виднелись солдаты в серых мундирах, черных кожаных касках с козырьком и небольшим назатыльником, и с черными же витыми шнурами на плече - ландскнехты из "Могильных воронов", полка, который Верген, невероятно обогатившийся на последних войнах, уже не распускал никогда, равно как и рейтарский полк "Волчья голова". И которые, по факту, заменили собой Дикому его собственное войско, заодно сев на шею марке. К добру ли или худу для Борхе Дурного - не скажу.
   Проверяли и досматривали на въезде внимательно, из обозных никто не протестовал. Затем, когда обоз с примкнувшей к нему кавалькадой всадников готов был тронуться с места, Арио Круглый громко объявил, привстав на стременах:
   - Идем по землям дружественным, давшим приют войску! Все слышали, оглоеды? Если кто будет замечен в грабеже или насилии над бабами - будет размышлять над своим поведением на виселице. Если же случится смертоубийство местного - казнь придумает барон Верген. А придумывать их он умеет. Все поняли? Не слышу?
   - Все! Все! - загомонили ландскнехты.
   - Ну-ну, я предупредил, - кивнул Арио, опускаясь в седло, и скомандовал: - Марш!
   Ирбенская марка была невелика, путь до ее столицы - городка Ирбе, раскинувшегося неподалеку от замка Дурного Маркграфа, занял всего лишь чуть больше суток. Зато было видно, что земля сия не бедствует. Перекрывая нижнее течение большой реки Сильной, выходящей в лиман, марка контролировала всю речную торговлю между Союзом Городов и сразу несколькими северными княжествами, включая и Рисское. Заодно в широком и соленом лимане стояло множество солеварен, дававших Дурному Маркграфу немалый доход.
   И самое главное - на востоке марки раскинулась великая Угольная Яма, огромный карьер, откуда бесчисленные рабы и каторжники поднимали наверх целые горы угля. Разного угля. Иной покупали металлурги из Союза Городов, иной шел на отопление и паровики. Сам этот уголь обходился Дурному Маркграфу так дешево, что он даже не смог избежать соблазна запретить в своей марке топить печи дровами в целях сбережения лесов и обязал всех покупать уголь, на который у него была монополия, естественно, с чего тоже завернул себе в мошну еще один ручеек серебра. При таких ценах даже бедные люди могли себе позволить корзину-другую, а Борхе и их медякам рад был.
   Все это между делом рассказал ехавший рядом Круглый, который в последние дни начал уделять мне заметно больше внимания, чем всем остальным.
   Ближе к вечеру второго дня пути из-за леса, скрывавшего поворот дороги, показались могучие каменные стены фортов Ирбе. Город раскинулся на берегу реки, на соврешенно плоской равнине, рассеченной целой сетью оросительных каналов. Каждый квадратный аршин земли был засажен и засеян, чего здесь только не росло. И апельсиновые рощи, и оливковые, и бесконечные поля кукурузы, уходящие к дальним холмам, и бахчи, и все, что только еще можно придумать.
   Людей в полях особенно не было видно, полуденная жара всех разогнала на отдых до вечера, лишь изредка попадались сторожа с колотушками, гоняющие птиц, сидящие под навесами, чаще всего старики или дети. Мы спешились и вели лошадей в поводу, вроде как вываживали, хотя кони толком и не вспотели за дорогу в таком неспешном темпе.
   Город все приближался, вскоре видны стали не только серые громады фортов, образующих систему его обороны, но и дома за ними, а между домами - люди.
   Рядом с городом, на невысоком холме, сбился грудой могучих камней замок маркграфа - настоящий артиллерийский форт, окруженный еще и широким каналом-рвом. На такой глянешь и сразу поймешь, что правитель здешних мест не бедствует. Над ним уныло повисло на высоком шпиле красно-черное полотнище местного флага, который в виду безветрия сейчас было не разглядеть.
   - Серьезная крепость, - сказал я с уважением.
   - Серьезная, - подтвердил Круглый, - Лет десять назад большую осаду играючи выдержала. Про Угольную войну ты слышал ведь?
   Слышал, кто же про нее не слышал? Два соседних княжества, зацепившись за какой-то сомнительный пункт старинного договора, нашли легальный на их взгляд предлог прибрать к рукам богатства Ирбенской Марки. И вторглись с двух сторон немалыми силами в ее пределы, несколько тысяч пеших и конных при немалом количестве пушек. И даже притащили с собой осадный обоз.
   Осадив Ирбе и замок, они простояли под его стенами почти шесть месяцев, не в силах превозмочь их укрепления. А осадной артиллерии удачно противостояли тяжелые крепостные пушки, которые не давали жить осаждавшим. В результате вместо молниеносной войны напавшие теряли силы в бесплодной осаде, после чего были выбиты за пределы территории армией ландскнехтов Дикого Барона, пришедшего на помощь богатому родичу. Да похоже, что с тех пор взявшего на себя власть в этих краях.
   - А что вообще Дикий Барон себя верховным правителем марки не объявил тогда? - спросил я Круглого. - Они ведь и родичи вроде, так что даже наследственность какая-то наблюдается, да и сам Верген избытком доброты не знатен. Как так?
   - Правильно мыслишь, но... не совсем, - ухмыльнулся Арио, - Тут ведь какое дело: Дикий Барон силен и знаменит не только своим войском, но и разветвленной родней, дающей, если надо, его войску зимние квартиры, например. А когда требуется, ссужающей и золотом, и провиантом, потому что за Вергеном долги не задерживаются, расплачивается сторицей с очередной войны. А если он своего родственника с престола столкнет, а не приведи Брат с Сестрой, еще и погубит, то... Надо продолжать?
   - Не надо, думаю, - покачал я головой, - Тогда он рано или поздно окажется на враждебной земле, и негде будет найти приюта.
   - Верно мыслишь. Поэтому ему удобней маркграфа было в полную зависимость поставить, но сохранить ему и престол, и привилегии, и доход, лишив только собственного войска.
   - А что Дурной?
   - Дурной понимает как ложится пасьянс его жизни. И пока есть возможность каждый день пить из серебра, есть на золоте, щупать самых красивых девок и выезжать на охоту, он счастлив. Хотя при этом не дурак, серебра умеет добыть из голой скалы, как даже южане-ростовщики не умеют. Прибыль видит в таких местах, где те проходят мимо не поведя носом.
   - Нужны друг другу, получается?
   - Верно, так и получается. Вон, смотри где полки стоят, туда и идем.
   Действительно, по мере того, как дорога на изрядном расстоянии огибала маркграфский замок, нам открывался вид на длинный деревянный забор, над которыми возвышались по углам караульные вышки, а по пыльной дороге, окружавшей периметр, ехал шагом кавалерийский патруль.
   Затем мы увидели виселицу, с которой свисали три голых по пояс исклеваных трупа, возле которых суетились и дрались черные вороны. На нас пахнуло тленом и смертью.
   - Кто-то не понял предупреждения, - сказал громко Арио, - Все из новых, даже портки у всех разные. Барон Верген сам шутить не любит и чужих шуток не понимает.
   Никто не удивился, разве что некоторые покосились равнодушно. В наемных полках иных наказаний кроме штрафа и "горбатой невесты", как принято называть виселицы, и нет больше. За мелкие провинности жалования лишат, а за крупные, вроде невыполнения приказа, только "свадьба с горбатой".
   Затем были ворота со шлагбаумом, крашенные в черную и белую косую полоску, такая же караулка возле них, откуда вышел важный десятник с черным прямым шнуром на плече, который принял от Круглого Арио какую-то сложенную бумагу, откозырял и жестом приказал обозу заезжать внутрь.
   Полосатое бревно шлагбаума задралось вверх, снова затопали копыта и заскрипели колеса, и наша колонна въехала на территорию пункта своего назначения. Телеги обоза сразу свернули налево, к длинным сараям, вытянувшимся вдоль ограды, а новых ландскнехтов Арио повел прямо, к большому плацу, раскинувшемуся в середине обширного войскового городка.
   Городок войсковой был похож на иные подобные если не как две капли воды, то все равно очень сильно. Длинные каменные казармы, крытые камышом, конюшни, гимнастический городок - все это было для постоянного личного состава полков "Волчья голова" и "Могильные вороны". Вторую же часть городка занимали сооружения попроще, временные, где из плетней, землей набитых, а где и сколоченные из досок, для вновь нанимаемого пополнения. Тут и вместо конюшен были крытые коновязи, и вместо добротных коек через открытые двери были видны сколоченные нары с тюфяками. Да в общем и понятно.
   Артиллерийский парк расположился в самом дальнем от входа краю городка, огороженный, с охраной на воротах. Отсюда были видны выстроенные в ряд орудия и бомбометы, стоящие под навесами и закрытые серой парусиной. Вдоль их ряда прохаживался часовой с винтовкой с примкнутым штыком.
   Люди в разных частях городка тоже отличались, и в то же время были неуловимо схожи между собой. Отличались они формой, полки Дикого Барона носили одинаковые серые мундиры с черными сапогами у кавалеристов или черными ботинками с серыми гетрами у пехотинцев, и черными же были как ремни с портупеями, так и каски из толстой кожи с лакированными козырьками и матерчатыми назатыльниками у кавалеристов, пехотинцы носили кепи. Вместо кокард у них были изображения сидящего на обелиске ворона или оскаленной волчьей головы в профиль, в зависимости от полка.
   Новые люди, заполнившие вторую половину лагеря, были одеты кто во что. Кто в мундирах самых разных полков, кто просто в гражданском платье, а кто в дикой смести того и другого. Но и тех, и других, роднило одно - в общий для всех тип бывалых людей, бойцов, повидавших и жизнь, и ее обратную сторону, то есть смерть. А у ландскнехтов к тому возможностей больше, чем у кого иного.
   Дальше пошла суета приема пополнения, размещения его в "карантинной" казарме, из которой уже пойдет распределение дальше, по ротам, по умениям и званиям каждого. Кавалеристы размещали коней у коновязи, согласно указаниям дневального, расседлывали, накрывая попонами, затем, подхватив мешки с вещами и оружие, шли в казарму устраиваться.
   Мне достались кое-как сколоченные, но крепкие нары с ящиком для вещей под ними, и ружейная пирамида напротив - вот и все полагающееся пока жизненное пространство. Было шумно, топотно, лязгало железо, кто-то болтал, кто-то смеялся, в общем, заселялись.
   Я выдвинул ящик из-под койки, быстро уложил в нем свое скудное имущество, затем пристроил карабин в пирамиду, а патронташ к нему повесил над ней на крючок, вбитый в стену.
   - Эй, пополнение! - зычно гаркнул рослый усатый взводный в сером мундире, зашедший в казарму. - Вас на довольствие сегодня не ставили, так что пожрать можете сами, в кантине в полку или даже в городе. Но для тех, кто в город соберется, предупреждение - вести себя тихо, горожан не задевать, драться только между собой, без смертоубийства и увечий. Или пусть готовится к "свадьбе с горбатой". Завтра начнем распределять по ротам. А пока назначаю дежурного и дневальных, и если кто слово вякнет - получит в зубы. Служба уже началась!
   Ну, это тоже трюк известный, с довольствием. Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает, так же и интендант. На роту еду зажал сегодня, тут наэкономил, там еще чуть-чуть, и глядишь, встретит старость в хорошем домике с садом на берегу моря, в саду будут гулять павлины, а юные рабыни наливать вино в хрустальный бокал. Никто не возмутился, потому что другого и не ожидал. Интендантом быть и ничего не украсть - это как в бордель сходить и там молитвенник почитать.
   Насчет "зубов" взводный тоже погорячился. Точнее, выпендрился. В ландскнехтских полках дать в зубы командир может разве что за совсем большое нарушение, на которое и товарищи косо смотрят. Мальчиков для битья в вольных ротах нет, можно и самому в обратную получить. Не зря же, как я сказал, ту всего две кары, после первой в обратку не дашь, а после второй и вообще все ставки со стола убраны.
   А вообще кантина так кантина, деньги есть пока, а можно и в город сходить будет. Разве что сперва коня надо обиходить, да себя помыть, а то по запаху так и не отличишь уже, где Кузнец, а где его всадник.
   Вышел к коновязи, где уже собралось немало кавалеристов, занимавшихся своими лошадьми, обиходил Кузнеца по всему списку того, что может сделать благодарный всадник для верного коня. Возился с ним неторопливо, разговаривая и напевая, и не обратил внимания, как ко мне подошел и остановился за спиной среднего роса мужик с загорелым лицом, бритой головой и лихими кавалерийскими усами. Одет он был не в форму, а так, как любят одеваться всякие лихие люди непонятной профессии - в жилет в карманами-подсумками, дорогую рубаху с закатанными рукавами под ним, в бриджи с кожей на коленях и дорогие рыжие кавалерийские сапоги без шпор. На бедре и на груди наискосок в кобурах покоились два револьвера с рукоятками из дорогой кости.
   Руки он сложил на животе, зацепив большими пальцами за широкий ремень, и я обратил внимание на причудливую татуировку на тыльной стороне правой - изогнутый кинжал, который несет в когтях раскинувшая крылья сова. Не видал таких покуда.
   - Мир тебе, - вежливо поздоровался он, и затем спросил: - Те ты ли взводным Арвином будешь?
   - И тебе мир, - кивнул я, - Я и буду Арвин.
   - Круглый Арио с тобой в кантине поговорить хочет. Как с конем закончишь, так и походи.
   Просьбой это не было, разумеется, так что мне осталось лишь пообещать прибыть, как только переоденусь, с конем я уже закончил на самом деле. Усатый кивнул, затем сказал:
   - Меня здесь как Ави Злого знают. В кантине спросишь, тебя проведут.
   Развернулся и пошел, твердо ступая слегка чуть кривоватыми ногами. Серьезный мужик, таких сразу чуешь. Впрочем, если он у Арио на подхвате, то с ним все понятно, тот других и не должен возле себя держать. Интересно только, что ему от меня понадобилось.
   Длинный умывальник с рычажками-клапанами стоял за казармой, и многие там не только умывались, но и раздевшись догола, поливали себя из ведер. Место тут сугубо мужское, стесняться некого, женщин в воинские городки не пускают. В общем, тут я помылся нагревшейся под дневным солнцем водой, которая стала такой теплой, что даже освежиться толком не удалось.
   Гарнизонная кантина занимала отдельное здание неподалеку от главного входа в городок, здание, больше похожее на гигантский сарай с каменными стенами. Камышовая крыша лежала на мощных деревянных стропилах, и сейчас терялась в темноте - не слишком многочисленные лампы свисали низко, освещая только столы. Дальний конец большого помещения был отгорожен, и оттуда несло запахами кухни.
   Зал же был уставлен длинными столами, возле которых стояли такие же длинные лавки. Так всегда делают в тех местах, где драки часты, и не хочется, чтобы при этом мебель ломали. Что стол такой, что лавку - с места не сдвинешь, не говоря уже про то, чтобы сломать.
   Но вообще в таких местах буйства особого не бывает, разве что обычные драки от избытка удали и лихости, какие командирами даже поощряются, на лучших бойцов ставки делают. Кантины обычно принадлежат тем, кто нанял всю эту свирепую армию, таким образом наниматели понемногу возвращают себе заработки своих наемников, да еще, подчас, затаскивают тех в зависимость, наливая в долг и устраивая игры в карты и кости. Ну а раз хозяин этой кантины сам Дикий Барон, пробовать на зуб прочность правил, установленных им лично охотников быть не должно.
   Было людно, шумно. Несколько компаний сгрудились в дальнем от входа конце зала, слышался гомон, звон кружек, время от времени перемежаемые хохотом. Были среди них и те, с кем я шел из Рюгеля, были и новые лица, те, наверное, что дожидались обоз в Римме.
   Подавальщиками в кантине были шустрые подростки, носившиеся с целыми гроздьями кружек между столами, собирая медяки и серебряки, и шустро отсчитывая сдачу из висевших на поясах кожаных кошелей, или записывая имена тех, кто пьет в долг. Неграмотных на такую работу не брали.
   Женщин не было, таков устав и таковы правила. Хочешь женского общества - иди в город, ворота открыты, а тут - никак. Оно и правильно, а тот как потащат дев распутных прямо по казармам, так и всей службе конец.
   Меня увидели, кто-то из ландскнехтов замахал рукой, только я так и не разглядел в полумраке, кто именно. Но я остановил пробегавшего мимо подавальщика и спросил:
   - Мне бы Ави Злого найти. Проведешь?
   - Не могу провести, хозяин по шее даст, - замотал тот головой, - Но Злой вон там сидит, за левой дверкой.
   Действительно, в дальнем углу зала несколько маленьких загончиков было огорожено от остального зала низкими деревянными стенами. Я сразу их и не разглядел. Не кабинеты, а так, отдельные круглые столы, стоящие наособь, и за одним из них тесно сидела компания мужчин. Среди них я разглядел Арио, Злого и еще трех человек, одного из которых я сразу опознал как вольного.
   Когда я подошел, Злой указал мне рукой на свободный стул, сказав:
   - Садись, разговор есть.
   Я поздоровался со всеми разом, уселся, с грохотом придвинув тяжелый стул по глинобитному полу.
   - Отдохнул немного с дороги? - спросил меня Арио, наливая в пустую кружку красного легкого вина. - Готов о делах поговорить?
   - Почему не поговорить? - пожал я плечами, - Давай поговорим.
   - Знакомься, - сказал он, указывая на вольного, высокого, плечистого, седого, хоть и не слишком старого.
   Случалось мне его раньше видеть, хоть и не общались. На сборах видел, и на торгах. Только седым он таким тогда не был, и в глазах не было такой мрачной злобы и задавленной тоски. Такая бывает разве что у медведя на цепи, который знает, что сейчас сила не на его стороне, но рано или поздно нужный момент наступит, цепь оборвется, и он тогда свое возьмет. Да и у меня, небось, вид такой же.
   - Взводный Арвин я, - представился я, протягивая руку, - Из городка Первого полка, первого эскадрона.
   - Во втором полку десятником был, Ниганом меня зовут, - ответил и он, пожимая мою руку. - Как жив остался?
   - Попустительством богов, - ответил я, - Забирать меня отказались, оставили здесь за семью и родню плату взять. А ты как?
   - С донесением нас троих отправили, тем и спаслись, - ответил он, а затем добавил: - Семьи вот не спасли, так что дела у нас те же, что и у тебя, взводный Арвин. Со мной молодых двое, но они в казарме сейчас.
   Ну, молодым тут и не место, как я понимаю, Арио только старших позвал, к серьезному разговору, видать. Он дал нам перекинуться еще парой слов, затем заговорил сам:
   - Ваших больше будет, как мне уже сказали. Кто-то в бою жив остался, как Арвин, кто-то в другом месте был во время того разгрома. Кто-то даже семьи вывезти сумел. Поэтому решил я из вас отдельный отряд собрать. И барон Верген к тому возражений не имеет. Пусть там чуть больше взвода поначалу будет, но все же отдельный.
   Ниган и я слушали молча, глядя на него, а вот сидевшие с ним люди, смотрели на нас. Выглядели они почти близнецами, хотя даже родственниками не были наверняка. Высокие, плечистые, сильные, удобно и практично одетые, к тому же и не дешево, с хорошим оружием. У одного поперек лица шрам ножевой, у другого на левой руке след сильного ожога.
   - Сам отряд пока к "Волчьей голове" принадлежать будет, рейтарскому полку, но подчиняться будете мне, - сказал он и добавил усмехнувшись: - Приказчику.
   - Если приказы будут умные, то почему и нет? - сказал я.
   - Приказы будут... нужные, - ответил он после паузы, - Для дела нужные. Но некоторые будет такими, что... забыть, например о них сразу надо будет, после того, как дело сделано. Или попрошу сделать такое, что честному воину и не к лицу вроде как.
   - Это что же за приказы такие? - спросил Ниган, - Баб да детишек рубить?
   - Баб да детишек рубить - войне не поможет, - ответил Арио, - Да и что такое бабы да детишки? Когда рейтарский полк в город вламывается, многих они щадят? Часто про солдатскую честь вспоминают? Это вы, вольные, все больше со степняками резались, вот и вышло так, что воевали с воинами, а до баб и детишек не добирались. Разве что кочевники изредка. А когда воюют в княжествах, где что ни шаг, там деревня или городок... Ту же Северную войну вспомнить, виселиц больше чем тополей вдоль дорог было. Да не о том речь, - махнул он рукой.
   - А о чем?
   - Ты, десятник Ниган, войны с Валашским княжеством хочешь? - спросил Арио.
   - Не хотел бы - здесь бы меня не было, - сдержанно ответил тот.
   - Вот и будешь ты делать то, чтобы эту войну начать. И начать так, чтобы союзников у Орбеля Второго было меньше, а врагов - больше. И если надо будет для этого в мундиры валашских лейб-драгунов одеться и устроить резню в тихом месте - ты это сделаешь. Или нет?
   Ниган вздохнул тяжко, затем, подумав, кивнул:
   - На мне долг кровавый, по нему платить надо, с процентами.
   - Будем считать, что это "да", - усмехнулся Арио, - А вообще мне одного слова мало. Даже от вольного, хоть в хитрованах вы не числитесь. Мне страховка нужна, в торговом деле без нее никуда, а я ведь приказчик.
   - И? - спросил я.
   - Это Злой, - сказал Арио, указав на того, кто пригласил меня сюда, - А вот это Тесак и Голодный.
   Так он представил сидящих рядом с ним вооруженных мужчин. Те поочередно кивали головами, когда он называл кличку каждого. Тесаком звали того, кто со шрамом на лице.
   - Злой с его ребятами работает на наш торговый дом, - неуловимо улыбнулся Круглый, подчеркнув иронию, - охранниками. И у них есть работа, в которой вы двое могли бы им помочь. Сделаете как надо - будем считать, что страховка появилась, дальше проще будет.
   - Убить кого? - спросил я.
   - Убить, верно, - кивнул Круглый. - Для пользы дела. Кого - вам пока знать рано, страховой договор мы пока не заключили. Так что если надо оружие взять, или что другое - прямо сейчас идите, времени терять не будем. А если не хотите, то допивайте вино, и идите в казарму. Вас завтра по эскадронам распределят, и общаться только с командирами будете. Выбор ваш.
   Это понятно, что наш. Что бы человек не думал, но выбор всегда есть, и он всегда за ним. Бывает он такой, что ни единого просвета, и куда не кинь, там везде исход плохой, но все же есть. И свой я уже сделал заранее, еще тогда, когда заметил особое внимание Круглого к себе. Я ведь не совсем дурак, чтобы не понимать, куда приведет дорога с таким попутчиком. Приведет она в дебри такие, откуда и обратного ходу не будет. Пришел и пропал. Но я же понимал и другое, что путь к цели с ним куда короче. К настоящей цели, к Орбелю Второму и тем, кто там рядом с ним. Потому что Круглый Арио тоже понимает, зачем мы к нему в союзники идем. Даже не в союзники, это я себе польстил - в подручные. Подручные и у палачей есть, тем без них никак.
   - В городе? - уточнил я.
   - Карабины не понадобятся, - правильно понял мой вопрос Злой, - С револьверами пойдем. И кони не нужны, подвезут.
   - Тогда у меня все с собой.
   - И мне брать нечего, - добавил Ниган.
   - Тогда пошли, чего ждать, - вздохнул Злой, поднимаясь на свои кривоватые ноги, - За мной давай.
   К удивлению моему, пошли мы не к выходу, а на кухню, и оттуда через подсобную дверь в темный задний двор. Затем тропинка между двумя складами, ворота, старательно отвернувшийся часовой. Тропа через кусты, опускающиеся сумерки, колея в кустах, там же фургон, запряженный парой. Мрачный возница с бородой, перебирающий вожжи в руках, рядом с ним еще один человек, лица из-за шемаха не видно. У них за спиной лежат карабины, только руку протянуть.
   - Давай внутрь и не высовываться, - негромко сказал Злой, показывая на повозку.
   Откинули сзади полог, полезли внутрь по одному. Едва последний, которым был Голодный, влез внутрь, фургон тронулся с места. Смазанные колеса не скрипели, лишь глухо постукивали в высушенную зноем землю копыта лошадей.
   - Так, значит, - послышался голос невидимого в темноте Злого. - Скоро подъедем к усадьбе, перелезем с фургона через стену. Войти в дом и всех убить, кого встретим. Главное - быстро шевелиться. Идете по двое, Арвин с Тесаком и Ниган с Голодным, я за главного и вроде как резерв. Не убивать только одного - мальчишку лет четырнадцати, если попадется - можно ранить, не насмерть, чтобы жил. Он один уцелеть должен, понятно? И сразу меня звать.
   - А кто в доме будет? - глухим голосом спросил Ниган.
   - А кто бы ни был, - холодно ответил Злой. - Или передумал?
   - Мне передумывать поздно.
   Голос Злого чуть смягчился.
   - Прислуги человек шесть, охранников двое, отец семейства, жена, про мальчишку упомянул. Собак не будет, хозяйка лая не переносит. Все.
   Он сделал паузу, явно ожидая, что кто-то из нас начнет интересоваться тем, кого убивать едем. Но я спрашивать не стал - если секрет, то все равно не скажут, если кто важный - так и так потом узнаем, а если не секрет, то скажут и без вопросов, это может быть важным.
   - Как закончим - выходим через главный вход, фургон там будет. На нем и уйдем. Если получится с ножей начать - совсем хорошо будет, чем меньше шума, тем лучше. А вот под конец пошумим, нам внимание привлечь надо. Вопросы у кого?
   Все промолчали.
   - Морды шемахами замотать не забудьте, - закончил свою речь Злой.
  

Глава

  
   В саду, в который мы попали через стену, перебравшись с фургона, нашелся сторож. Похоже, что он задремал и проснулся лишь тогда, когда несколько человек с укрытыми лицами спрыгнули со стены на мягкую траву. Охранник опешил, потянул с плеча карабин, но сделать уже ничего не успел. Убил его я, метнув кинжал и угодив в глаз. Он даже не дернулся, свалившись мешком в кусты роз, лишь ветви затрещали.
   - Хорошо, - одобрил Злой. - Второй охранник в доме быть должен, где-то на первом этаже.
   Я выдернул нож, который пошел с сопротивлением, голова убитого даже поднялась с земли, затем вытер лезвие, воткнув пару раз в землю.
   Огляделись - больше никого не было.
   Особняк стоял в дальнем от нас краю сада - широкий, темный, богатый. В двух окнах второго этажа горел тускловатый свет, еще пара окон светилось и на первом.
   - Там справа, где огонек, на кухню задняя дверь, - прошептал Злой. - Туда пошли. Как войдем, так Арвин, Тесак - сразу налево, там лестница. Бегом на второй и всех подряд, кроме мальчишки. Можно уже шуметь. Ниган, Голодный - всех кто на первом.
   Прижимаясь к стене и стараясь оставаться в ее тени, гуськом подобрались к дому. Никто нас не видел, никто не поднимал тревоги. Похоже, что жили здесь беспечно, беды не ожидая. Марка Ирбе вообще спокойным местом слыла, а уж ее столица так и подавно. Был в саду сторож - за глаза хватит. Но не хватило вот.
   Голодный позвенел чем-то негромко под дверью, затем щелкнул отомкнутый замок, дверь отворилась, даже не скрипнув хорошо смазанными петлями. За ней был тесный тамбур и снова дверь, уже вторая. Тускло сверкнуло в свете луны лезвие ножа, который вытащил Голодный.
   Вторая дверь открылась тоже бесшумно, за ней оказался темноватый коридор, в котором заметно пахло кухней. Справа, в конце коридора, была открыта дверь, из которой на каменный пол падал прямоугольник света. Из-за двери доносились негромкие голоса, вроде бы и мужские, и женские. Похоже, что прислуга собралась на вечерние посиделки. Туда тихо, стараясь не шуметь, пошли двое.
   Слева же была дверь, граница владений слуг. Злой толкнул ее, жестом пропуская нас.
   Второго охранника искать долго не пришлось - он сидел на скамейке в просторном холле, возле столика со свечей, и что-то читал. Выстрелил в него Тесак. Быстро выстрелил, мгновенно прицелившись. Грохнуло глухо, сверкнула вспышка, в свете свечи капли крови, брызнувшие из пробитой головы, показались яркими и сверкающими как рубины.
   - Бегом! - крикнул Злой, махнув рукой в сторону лестницы, а из коридора, со стороны кухни, вперегонки загрохотали выстрелы.
   Лестница была неярко освещена лампами, приткнувшимися на повороте перил на медных столбах, звук шагов гасила ковровая дорожка. Мы бросились наверх бок о бок, разбежались на площадке в разные стороны, снова рывок, уже порознь - перед нами многостворчатая дверь со стеклянным витражом. Протянул руку к рукоятке - тут она сама открылась, и за ней оказался высокий седой мужчина в красном халате, держащий в одной руке масляную лампу в стеклянном колпаке, а во второй, той, что тянула дверь - небольшой револьвер.
   Мы выстрелили одновременно, он свалился назад, выронив светильник. Струйка масла выплеснулась на ковер, по ней побежали маленькие язычки пламени. Я успел увидеть, перепрыгнув через труп и пробегая дальше, как Злой начал затаптывать их сапогом - пожар в его планы не входил.
   Тесак побежал по длинному коридору направо, поочередно открывая все двери и заглядывая в комнаты, а я пошел налево. Потянул первую дверь, заглянул - кабинет и библиотека. Большой стол, за ним кресло, полки вдоль всех стен, сверкающие корешками книг. Отсюда, похоже, и был виден свет.
   Послышался женский крик, оборвавшийся парой выстрелов, прозвучавших так часто, что почти слились в один. Мне как по сердцу резануло, зубы сжал так, что крошиться начали, сам себе сказал: "Орбель". Он цель, к нему иду, к крови через кровь, хоть и невинную.
   Снизу хлопнули еще два выстрела, затем стрельба стихла. Слышно было, как Тесак распахивает двери и обыскивает комнаты, негромко ругаясь. Я тоже переходил из одной в другую, выискивая мальчишку, заглядывая за столы, диваны, открывая шкафы. За библиотекой был игровой салон с зелеными ломберными столами, гостиная с роялем и клавесином, столовая...
   Мальчишка прятался за шкафом с серебряной посудой, стоя, прижавшись спиной к стене. Когда я приблизился к нему, еще не заметив, нервы у него не выдержали. Закричав что-то нечленораздельное пронзительным фальцетом, он сначала бросился на меня, зажав в тощей руке какой-то нож, а потом, усомнившись в своих силах, вдруг резко свернул, бросился к двери - и наткнулся на Злого, как раз забегавшего в дверь.
   Послышался звук удара по лицу, крик, короткая возня, затем я увидел, как Злой волочет мальчишку к окну, схватив за грудки и сжав его одежду в кулаке. Татуировка с кинжалом в когтях совы была у жертвы прямо перед глазами.
   Сбив мальчишку с ног, Злой прижал его коленом к полу, почти усевшись, что-то сказал негромко, затем выдернул из ножен длинный узкий кинжал и дважды ударил свою жертву в грудь. Так ударил, что я сразу понял - не убил. И сразу тот не умрет. Крови потеряет, рана тяжелая, но умереть сразу не сможет.
   Подхватив стул, Злой с размаху швырнул его в высокое арочное окно. Со страшным звоном стекло посыпалось на улицу.
   - Давай, - прошептал почти что одними губами Злой, обращаясь ко мне. - Не насмерть, одну пулю. Пусть думают, что боги спасли.
   Я выстрелил в мальчишку бездумно, как в чучело, как в мишень - в сознании словно замерзло все. Просто прицелился так, чтобы тяжелая револьверная пуля вскользь по ребрам прошла - и выстрелил. В свете вспышки увидел кровь, уже пропитавшую белую рубаху из тонкого шелка, такое же белое лицо, черные спутанные волосы. А потом мы ушли. С топотом выбежали из дома на парадное крыльцо, выбив еще одно стекло, выстрелили пару раз в небо для того, чтобы точно поднять переполох в этом тихом месте, где вразброс, среди парков и рощ, разбросаны были тихие богатые особняки с садами, а затем заскочили в фургон, укрывший нас во тьме. Из тьмы пришли и во тьму вернулись.
   Молчаливый возница хлестнул коней, и мы понеслись прочь от разоренного нами дома, от убитых людей, слыша, как заливается где-то вдалеке свисток городской стражи. Уже привычный звук, еще с вольного города Рюгеля.
  

Глава

  
   Злой тер остро пахнущим крепким вином руку, стирая с нее татуировку, оказавшуюся нарисованной. Арио, явно довольный, что-то напевая, отсчитывал монеты из кожаного кисета, раскидывая их на столе на несколько кучек.
   - Не надо мне, - сказал Ниган, тяжело вздохнув. - За кровь золото брать не привык.
   - А ты привыкай, - усмехнулся кривовато Круглый. - Что думаешь, ты перед богами грехи тем самым замолил? Убитых воскресил? Что доказать хочешь?
   Ниган побагровел от злости, но промолчал, бросив на меня растерянный взгляд. Арио тоже уставился на меня, явно ожидая каких-то слов. Злой насторожился, а вместе с ним и его двое подручных. В темной задней комнате трактира, в котором мы встретились с нашим "приказчиком", воцарилось недоброе молчание.
   - Бери, Ниган, - сказал я ему. - Можешь потом сиротам раздать, а сейчас возьми, как я возьму.
   - Это зачем?
   Десятник дышал хрипло и тяжело, я видел испарину на его загорелом лбу, волосы прилипли.
   - А чтобы ты точно знал, кто ты теперь есть, - ответил я ему. - Чтобы сам себя не обманывал. Чтобы понимал, какой путь мы выбрали. Чтобы знал, что через кровь пошли.
   Нигана словно поддых ударили, настолько болезненно он сморщился. Мне тоже было тошно до того, что хотелось выхватить из кобуры револьвер и стрелять в тех, кто сидел рядом, но я понимал - это уже ничего не исправит. И не изменит. Я выбрал свой путь, я знаю зачем по нему иду. Остановлюсь - кровь моей семьи впитает земля навсегда, и не будет по этой крови расплаты. Поэтому я пойду дальше, какими бы путями темными мне идти не пришлось.
   - Возьми золото, Ниган, - сказал я ему. - И впредь бери, а дальше с ним как хочешь, твоя воля.
   Десятник сидел неподвижно с минуту. Потом протянул руку и сгреб монеты со стола.
   - Для войны себе купи что-то, - сказал вдруг Арио. - Тогда стесняться не надо будет. Ладно, отдыхайте. Можете здесь, в трактире заночевать, тут комнаты есть.
   Тут он прав был - идти среди ночи в воинский городок по местности, где не бывал ни разу - мысль неудачная, надо хоть света дождаться. Сам Арио вообще, как выяснилось, в этом трактире проживал, равно как и его подручные. Когда золото было роздано, все встали, вышли в трактирный зал, заполненный наполовину и все больше смертельно пьяными - было поздно и люд рабочий по домам разошелся, остались допивать лишь бездельники и самые последние забулдыги.
   Пахло разлитым вином, подгорелой едой с кухни, сонный трактирщик сидел за своей стойкой, устало привалившись спиной к винной бочке. Едва я подошел к нему, он вскочил, угодливо глядя в глаза - Арио и тех кто с ним он явно побаивался.
   - Мир вам, уважаемый, - поприветствовал он меня. - Чем могу?
   - Вина дай и поесть что-нибудь.
   - В момент исполню, - сказал он мне уже в спину, когда я шел к столу.
   Сел у темного грязного окошка, попытался выглянуть наружу - ни демона не видно. Ни огонька.
   Трактирщик через минуту подбежал, поставил передо мной блюдо с двумя большими кусками мяса на хлебе и оловянный кувшинчик с красным вином, присовокупив к нему такой же оловянный стакан. Получив монету, закивал благодарно и вернулся на свое место.
   Я заметил Нигана, усевшегося за стол тоже в одиночестве, наедине с кувшином куда побольше моего. Может пусть так, глядишь и зальет вином ненужные мысли, забудет на вечер о том, кем он становится. А я забывать не хочу, мне точно надо знать, кто я такой и кем становлюсь. Если самому себе лгать, то уже в самую последнюю очередь, хотя именно себе больше всего наврать и охота. Сказать, что убили мы сегодня, наверное, врагов. Может и так, только мне этого не ведомо. Знаю только, чувствую, что этими трупами не закончится, мы ведь туда пришли для того, чтобы приблизить войну, чтобы трупов было больше. Я это знаю. И знаю, что для мести моей есть только такой путь как сейчас - кривой и через грязь. И кровь.
  

Глава

  
   Небо над полем было затянуто облаками, свежий ветерок волнами колебал высокую траву. Она шуршала, вроде бы и тихо, но заполняя этим тихим шорохом весь мир. Было прохладно, даже зябко.
   Дети, все трое, сидели на песчаном языке пляжа, вдававшегося в излучину реки, задумчивые, подтянув колени к груди и положив подбородки на руки. Они смотрели на воду, на сухие листья, сорванные ветром и упавшие в реку, которые теперь, словно крошечные челны, несло течением. Дим держал на руках кота, прижимая его к себе, и кот заметно беспокоился.
   Жена стояла на пригорке и смотрела, придерживая волосы рукой, куда-то в сторону темнеющего горизонта, словно ожидая кого-то с той стороны и беспокоясь, сумеет ли тот уйти от приближающейся непогоды. Ветер развевал подол ее простого полотняного платья, время от времени задирая его до середины бедра и открывая сильные, загорелые ноги.
   Меня там не было, я лишь мог видеть, но не мог присутствовать. Я не мог заговорить, не мог обнять, не мог даже посмотреть с другой стороны, лишь вот так, словно подвижную картину разглядывать.
   Какую-то тревогу нагоняло это все, словно что-то нехорошее должно было прийти. Но не к ним, я этого не чувствовал, они были в полной безопасности у этой степной реки, беда должна была прийти куда-то еще. Большая беда.
  

Глава

  
   Утром я проснулся от шума. Кричали люди, много людей. Время от времени слышались свистки городской стражи, где-то сыпалось выбитое стекло, живо напомнив о вчерашнем убийстве.
   - Что там? - спросил я у стоящего в дверях трактирщика, вглядывающегося в скопившуюся в конце улицы толпу.
   - Охрана валашского посланника ночью зарезала двоюродного племянника Дурного, с семьей и прислугой, - ответил тот, не оборачиваясь.
   - Откуда узнали?
   - Сын выжил, мальчишка, не добили. Узнал одного.
   - И что теперь?
   - Народ особняк посланника громить кинулся, те насилу отбились. Теперь там городская стража и "воронов" отряд пришел, оцепили.
   - А что оцепили-то?
   - Так посланник же, нельзя его, неприкосновенный, - явно с сожалением ответил трактирщик.
   У меня аж спина захолодела. Сразу представилось, как от нас с Ниганом быстро избавляются.
   - Как думаешь, что будет? - спросил я.
   - Кто его знает, - пожав плечами, ответил трактирщик.
   В это момент в зале появился Круглый, позвал жестом, увлек в дальний угол, к столу, что притулился за высоким каменным боком печи. Сел, предложил сесть напротив, сказал:
   - Хочешь на золотой поспорить, что я знаю, о чем ты думал?
   Его маленькие холодные глаза, так противоестественно смотрящиеся на круглом ухмыляющемся лице, уперлись прямо в мои.
   - На деньги не спорю, - усмехнулся я, не отведя взгляда. - Не везет мне в таких спорах.
   - И сейчас не повезло бы, - усмехнулся он. - Если бы от тебя избавиться хотели, то зарезали прямо в фургоне, в темноте. Мне люди нужны надежные, - помолчав, добавил он. - Большие дела впереди, с наличными силами не справиться. Понимаешь меня?
   - Понимаю, - кивнул я.
   Ну, что же, так тоже быть может. Завязали они нас на себя так, что не отвяжешься теперь. Да и верно то, что планов у них много, это я и сам понимаю.
   - Раз понимаете, так идите в полк, займитесь службой. Вскоре снова понадобитесь, уже надолго и всерьез. Впрочем, сейчас вместе пойдем, чтобы у вас проблем не было.
   На этом разговор с ним закончился, оставив некий непонятный осадок в душе. Арио вроде как намекнул, что ночью сегодняшней было только начало, а все основные "подвиги" впереди еще.
   С конюшни привели оседланных лошадей, для Круглого со Злым, и для нас с Ниганом. Тесак и Голодный сегодня не показывались, может их здесь уже и не было. Я взобрался в седло сильной рыжей кобылы, немного взбрыкнувшей подо мной, но быстро успокоенной. Тронули коней, сразу разбившись на пары, причем рядом со мной оказался Арио.
   - Из вольных, как я сказал, отдельный взвод будет, - заговорил он так, словно продолжая ранее прерванный разговор. - Разведка, дозоры, партизанщина. Не только ваш взвод, таких несколько сбивают, из разных людей. Пока сотней будете, дальше посмотрим. Командиром к вам Хорг Сухорукий, слышал про такого?
   - Не довелось, - покачал я головой.
   - Хотя и верно, откуда вам в вашей степи слышать было, - усмехнулся Круглый. - Из горцев человек, но уже лет двадцать как в Вольных ротах. Во время угольной войны был у Дикого Барона, с сотней горцев чуть не половину вражеских обозов разбил и командование всей осадной артиллерии однажды вырезал. Тогда и Сухоруким стал, ему в рубке на левой руке сухожилие подсекли. Известный человек.
   - Верно, есть такие у горцев, - нейтрально ответил я. - Много воюют, люди опытные.
   - Такой и будет, - подтвердил Круглый. - А подчиняться будете опять же мне. Дикому Барону тоже, разумеется, но если я что-то скажу - это как глас с небес.
   Я ничего не ответил.
   Кони шли шагом, дорога вела через город. А в городе явно назревали беспорядки. Большая толпа стояла возле особняка за высоким решетчатым забором - красные лица, злые, многие пьяные. В руках у многих палки, лопаты, камни. Оружие верноподданным низкого звания здесь не полагалось, так что в этом особняку повезло. Над особняком уныло повис в знойном безветрии флаг Валаша и рядом с ним - вымпел князя.
   Двор посольства камнями забросан, в окнах ни одного целого стекла. Вдоль забора вытянулась цепь "Могильных воронов", уставивших в сторону толпы сверкающие штыки на длинных пехотных винтовках. Вдоль их строя прохаживался взводный, заложивший руки за спину и мрачно поглядывающий в сторону горожан.
   На пыльной мостовой были видны следы крови, причем немало. Большая ее лужа сверкала и на посольском крыльце - там тоже кому-то досталось. Кровь уже начала спекаться, превращаясь в студень, над ней жужжали многочисленные мухи.
   Арио проехал мимо толпы с каменным лицом, не проявив никаких эмоций. Я скосил глаза на Нигана - тот явно чувствовал себя нехорошо, понимал, откуда все безобразия пошли. Да и мне понемногу понятно становилась если не вся схема, то ее часть. Интересно было лишь узнать, в каких отношениях был Борхе Дурной со своим покойным родственником, и выиграл он что-то в результате убийства, или проиграл?
   Одним валашским посольством дело не ограничилось. По мере того, как мы приближались к Храмовой площади, бывшей центром Ирбе, приближался и шум. Грохот, крик, свистки, пару раз хлопнули револьверные выстрелы. Пронеслась пароконная коляска с перепуганными дамами, которой правил не менее испуганный кучер, нахлестывающий лошадей. Метались люди, затем навстречу нам пробежал какой-то оборванец, зажимающий руками голову, с которой чуть не ручьем лила кровь, оставляющая следы на пыли. По поперечной улице проскакал разъезд из "Волчьей головы", лица рейтаров были злы.
   Храмовая площадь была широка, просторна, грязна и запружена мечущимися по ней людьми. Чиновники городской стражи, размахивая дубинками, силились разогнать толпу, выносившую из храма утварь и растаскивающую во все стороны. Мародеры были обоих полов, и мужчины, и женщины, хватало даже детей. Все орали, свистели, какой-то полицейский чин, забравшись на подножие массивной храмовой колонны, что-то кричал, но голос его совершенно терялся за шумом. Тогда он дважды выстрелил в воздух из револьвера, что держал в руке, но на выстрелы никто не обратил внимания, разве что самые ближние к нему люди испуганно шарахнулись в стороны.
   - Храмом монофизитствующий правит, высокосвященный Ларде, - усмехнувшись, пояснил Круглый Арио. - Сам из графства Свирре, но в Ирбе за полномочного посланника валашского клира. Сам не пойму, как люди додумались и храм громить, не иначе подсказал кто. Почему охрана посланника на убийство пошла -- понятно, покойный Ролт посланника Арнеля недавно публично оскорбил, а вот с высокосвященным неожиданно вышло.
   При этих словах Арио осклабился, довольно таки злорадно. Я даже догадался, кто мог мародерам подсказать.
   Между тем крики с противоположной стороны площади усилились, превратившись из торжествующих в панические. На площадь с двух сторон ворвались конные рейтары, размахивая плетьми. Серебряные волчьи головы на их шлемах сверкали под солнцем как ртуть, ухоженные кони лоснились, плети мелькали как молнии. Толпа шарахнулась, сначала в одну сторону, затем в другую, за навесами маленького рынка, что был в середине площади, началась давка, кто-то истошно, на одной ноте, кричал.
   - Что дальше будет? - спросил я.
   - Кто знает, кто знает, - ответил Арио не очень искренне. - Борхе Дурной теперь сможет претендовать на медный рудник как раз на границе Свирре, раньше его племянник наследовал место.
   - Мальчишка же выжил?
   - Выжил, верно, - кивнул Круглый. - Его их сиятельство Борхе взял уже под свою опеку. Вместе с имуществом, разумеется. Но я уверен, что радость от обладания этим имуществом не сможет заглушить скорби от утери родственника, пусть и не слишком любимого.
   Говорил об этом Арио с каким-то даже благочестивым выражением лица, больше всего напоминая хорошо отобедавшего монаха из монастыря с не слишком крепким уставом.
   - А рудники где? - спросил я.
   - В том и трудность, что рудники в Свирре. Но у самой границы. Раньше с двух сторон были, но отсюда медь выбрали всю, а главные жилы идут дальше, в графство.
   - Это откуда высокосвященный?
   - Верно. А кому Свирре подати платит, говорить надо?
   - Орбелю?
   - Верно, - кивнул Арио. - С тех пор как граф Палло умер, а наследник женился на валашской княжне, да тоже как-то вдруг умер, там наместник валашский правит всем, Бегоц. Но такому счастью не все рады. Верхушка, к которой и высокосвященный принадлежит, за доходы свои боится, поэтому все терпит, а владетели поменьше, особенно те, кто к крови Палло относятся и кого Бегоц насухо выжимает, готовы на что угодно, чтобы из-под валашской руки выскользнуть.
   - Но все же мы пока больше о Борхе Дурном и Вергене Диком заботимся, а не о княжестве Рисс? - уточнил я.
   - Княжеству нужны союзники. А князю - помощники.
   На этом он замолчал, а я дальше не спрашивал. Он сказал достаточно, а я достаточно понял.
   Рейтары теснили толпу с площади, какой-то священник с разбитым лицом и кровью, пропитавшей всю бороду, стоял на храмовом крыльце, покачиваясь, а его с двух сторон поддерживали под руки городские стражники. Беспорядки закончились быстро, едва начавшись, но подумалось мне, что мы ночью стронули такой камешек, который увлечет за собой целую лавину.
  

Глава

  
   Хорг Сухорукий был невысоким худощавым человеком, одетым скромно и добротно. Дорогим было лишь оружие на нем - длинный рейтарский револьвер, короткий револьвер и узкий кинжал в отделанных золотом ножнах. Внешности известный сотник был тоже неприметной - лысоватый, узколицый, с небольшими светлыми усами. Искалеченную свою руку он постоянно держал полусогнутой. Ладонь была затянута в черную кожаную перчатку, что делало ее больше похожей на протез. Ходил он быстро, движения были скупыми и точными, и вглядывался сотник в людей цепко, словно сразу до самой сущности через оболочку добраться желая.
   Сейчас он собрал взводных в своей палатке и говорил нам, наконец, что же от нашего отряда потребуется.
   Тут следует сказать, что наша сотня, собранная в воинском городке полков Вергена Дикого, покинула его почти сразу, по приказу все того же Круглого Арио, и маршем, в сопровождении небольшого обоза, пошла в сторону границы с графством Свирре. И всего в десяти верстах от нее мы расположились лагерем, в палатках, и только там состоялись окончательно как отряд. Похоже было, что Круглый Арио, "приказчик дома Зарама", старался нас как можно быстрее увести от остальной армии, словно скрыть пытался. Хотя, похоже, что именно это и было у него на уме.
   Сотня собралась из четырех взводов, в основном не штатной численности, а чуть побольше, поэтому и сама могла именоваться "полуторасотней". Был взвод вольных, команду над которым принял я, а Ниган вступил в командование первым десятком. Было два взвода горцев, из разных племен, но, по крайней мере, не враждующих друг с другом, а то в горах отношения сложные, сторонний не сразу разберется. И еще был взвод из валашских дезертиров, бездомных и озлобленных, которых на родине могла ждать только виселица, да еще и в железном ошейнике, чтобы мучились дольше. Каждый из них давно прошел через Вольные роты и был уже человеком без роду и племени, готовым хоть бы и с родным Валашем воевать.
   Припасами, оружием, снаряжением, новыми палатками и пледами нас снабдили щедро, не скупясь. Патронов было тоже множество, десятки залитых парафином бочонков, которые покоились на телегах. Расположившись лагерем, мы больше месяца организовывали службу, стреляли, тренировали строй, привыкали к новым для многих командам, в общем, превращали толпу наемников в отряд. Поскольку люди в большинстве были опытными, с этим справились хорошо.
   Пришлось и новую тактику придумывать, все были привычны к разной, кто откуда пришел. У горцев она была как у вольных, поэтому к ней и склонились - в конной атаке обстрел противника из карабинов, потом из длинного револьвера, уже на скаку, для того, чтобы строй его в смятение привести, а уж потом кто как - кто за второй револьвер, а кто и за шашку. К такой тактике склонились потому, что от щедрот Круглого Арио нашей сотне раздали рейтарские револьверы, длинные, тяжелые, под длинный сильный патрон, из каких стрелять можно было смело аршин на двести. А сблизи из них стреляли другими патронами, по пять тяжелых картечин в каждом, как из ружья. Эти револьверы Хорг приказал держать в кобуре у седла, чтобы в пешем бою не мешались, что и правильно в общем, лишний вес бойцу ни к чему.
   Самым молодым в отряде, был Бире Хорек - мальчишка лет семнадцати, сирота, выросший в Вольной роте. Отличался он тем, что мог совершенно бесшумно и незаметно проскользнуть мимо любого часового, умел пробраться и прокрасться, и Хорг сразу начал его выделять, назначив штатным разведчиком.
   Еще молодым был один вольный, которого звали как и моего погибшего вестового, Баратом. Он даже внешне на него чуть похож был, такой же худой, сильный, смуглый. Надо ли говорить, что я его к себе вестовым и взял. Остальные же люди были возраста скорее зрелого, что и хорошо для такого отряда.
   Вольные все были из разных мест, разных городков, разных полков. Кто уцелел случайно во время устроенной валашцами бойни, кто просто в тот момент в отъезде был и на не попал, но общее горе и общая жажда мести объединила их всех в отряд готовый на все. Люди во взводе даже разговаривали мало, словно чтобы не трогать свою боль и боль товарищей лишний раз, потому что начни любой разговор - все равно он сворачивал на семьи, родных, свою землю, а тут почти все одинокими стали.
   Вчера с вечера в лагерь прискакали Злой и Тесак, сразу уединившись с Хоргом в его палатке, а сегодня с утра он созвал взводных. Похоже было, что мой напарник по ночному убийству привез приказ.
   - Выступаем сегодня с вечера, - говорил Хорг, стоя у висящей на колышке карты. - Дойдем до ущелья Змеиной, где нас встретят люди Бри Блеклого, это местный владетель, нам союзник. Он же даст приют на своих землях, места там глухие, обнаружить нас не должны. Но все равно, скрытность соблюдать во всем, из лагеря даже не высовываться. Скоро будет дело.
   - Какое? - спросил кто-то из взводных у меня за спиной.
   - Это уже там скажу, пока приказ на скрытный марш, - оборвал его Хорг. - Обоз не берем, все необходимое навьючить на заводных коней.
   Сбор начальных закончился быстро, много говорить не требовалось. Мы разошлись по взводам.
   Мой взвод разместился в трех больших палатках, возле которых была сооружена временная коновязь. Вдоль коновязи прохаживался дневальный, за которого был сейчас рослый худой Вилл с седой бородой веником - человек невероятной силы, о чем сразу и не скажешь, глядя на его сутулую фигуру с покатыми плечами. У остального взвода был строевой смотр, проводимый десятниками - я как чуял, что сегодня что-то изменится в нашем тихом сидении в этих краях, озаботился проверкой.
   - Ниган, как? - спросил я, подходя.
   - Да порядок, мастер взводный, - прогудел тот. - Люди опытные, все как надо.
   - Сегодня снимаемся. Готовить вьюки, на заводных берем то, что из обоза надо. Обоз остается.
   - Отчего же? - приподнял он бровь.
   Как я за ним уже заметил, Ниган был в службе прижимист и с имуществом расставаться не любил.
   - Не пройдет, там дороги нет, тропа одна.
   - Ясно, мастер взводный, - вздохнул он и почесал заскорузлой пятерней коротко, почти налысо остриженный затылок.
   В лагере начиналась та самая суета, что предшествует походам. Вроде и хаотично на первый взгляд, и суматошно, а приглядишься - и видишь во всем этом хаосе некий порядок. Люди во всей сотне действительно опытные, так что бестолковости ожидать не от кого. Кто вьюки собирал, кто за палатки взялся, кто с провиантом помогал - его тоже на несколько дней требовалось везти.
   - А что ожидается, мастер Арвин? - помолчав, спросил Ниган.
   - Не знаю. Что скажут, то и будем делать, - ответил я, посмотрев ему в глаза. - Говорили ведь про это, так?
   - Так, мастер взводный, - снова вздохнул он и отправился командовать.
  

Глава

   Когда день клонился уже к сумеркам, наша колонна из добрых двухсот лошадей втянулась в ущелье реки Змеиной. Маленькая вроде бы речушка умудрилась за тысячи лет своего течения прорыть глубокое и широкое ущелье, сплошь засыпанное гранитными голышами, и лишь у правой его стены была натоптана неширокая тропа, прилежно повторяющая очертания подножий скал. Обозные телеги тут точно не прошли бы, два всадника в ряд с трудом умещались, а местами шли так и вовсе в колонну по одному.
   Думалось, что случись какому врагу здесь засаду устроить, на вон тех, скажем, скалах, поросших поверху жестким кустарником - и нам отсюда не вырваться. Даже вскачь коней не пустишь - ноги поломают. Другое дело, что пока для засад рано, как мне кажется, война-то еще не началась. Это наша забота, получается, людей друг на друга натравить и заставить их грызться до кровавой пены. Так вот.
   В передовой заставе шел первый десяток моего взвода, он же и выдвинул вперед дозор из одного звена. Вместе с дозором отправился Злой, а к нему уже я присоединился. Не из дружбы великой, а так, на всякий случай. Не очень я этому убийце доверял, хотелось приглядеть, не оставлять с моими людьми наедине.
   Там Злой отстал шагов на сто от дозора и, увидев меня, сказал:
   - Встречать нас будут, пароль с отзывом только я знаю.
   - Ты бы дозору сказал, - недовольно сказал ему я, придерживая Кузнеца и заставляя его идти рядом с кобылой Злого. - Пока ты отсюда докричишься, там уже стрелять могут начать.
   - Рано еще, - покачал он головой, - до места встречи верст десять, пожалуй. Потом подтянемся.
   - Ну, коли так...
   Немного проехали в молчании, затем Злой первым заговорил:
   - Большие дела нас ждут, если все правильно сделаем - Арио от радости нам портянки перестирает.
   - Хорг ничего не сказал, так что не знаю, - ответил я ему.
   - Бережется, - усмехнулся Злой. - Ну, правильно, но тебе можно знать, даже полезно.
   - С чего это?
   - А Круглый тебя с твоими вольными все больше к нашим делами приставить хочет. Кому за Дикого Барона саблей махать - и так найдется, а вот верных людей, да чтобы с гарантией - таких мало.
   - Так к чему ты?
   - К тому, что в темноте тебе блуждать не надо, - сказал тот.
   - Так пролей свет, - усмехнулся я.
   Злой оглянулся, проверяя, не оказался ли кто-нибудь вблизи нас, и, убедившись, что его негромкий голос никто услышать не сможет, заговорил:
   - Ты карту Свирре видал?
   - Да посмотрел, не без того, - кивнул я.
   - Что у графства границами, помнишь?
   - Как не помнить, - взялся перечислять. - Все графство в долине нескольких рек, с востока - Сильная, с юга - горы, с северо-запада - опять горы.
   - По горам с рекой и граница, так? По южным с Ирбенской маркой, по реке с княжеством Лудде, а по северным горам...
   - С Валашем.
   - Точно.
   Карту я действительно помнил хорошо. Свирре занимало огромную долину между двумя горными хребтами, откуда стекали многочисленные реки, делая землю в графстве плодородной. Формой эта страна напоминала треугольник, и третью его сторону составляла река Сильная, которая в этом течении уже версты две в ширину была. Она, и приречная долина, и являлись главным входом на землю графства, потому что в горах были в основном узкие проходы через ущелья, непригодные ни для обозов, ни для какой большой торговли. Или входа армии, например.
   - Про то, какие дела в Свирре творятся, ты тоже слышал?
   - Про то, что малые владетели набольших готовы хоть сейчас на вилы поднять? - уточнил я.
   - Верно, - подтвердил Злой. - Только силенок не хватает, и в графстве влияния, так бы давно подняли. А поднявши - открыли бы проход Дикому Барону с войском, а он его сейчас куда как большое набрал. Соображаешь?
   - Дикий Валашу все равно на один зуб, если границу перейдет, - подал я плечами. - У Орбеля войско десять раз по столько.
   - Не так думаешь, взводный, - с оттенком превосходства осклабился Злой. - Дикий в Валаш и не пойдет, соображаешь?
   - Только графство займет? - уточнил я.
   - Тепло, - продолжал ухмыляться тот.
   - Понятно, - дошло и до меня. - Орбель такого грабежа и поношения не выдержит, все силы кинет против Свирре. А Дикий реку перекроет, в горах проходы заткнет, а оборонять одну долину Сильной будет, и это ему по силам, там любое войско остановится.
   - Верно думаешь. А по Сильной еще чья граница?
   - Это понял, - отмахнулся я. - Орбель все силы кинет к границе Свирре и наверняка оголит границу с Риссом. Так ведь?
   - Мои набольшие так думают, - дипломатично ответил Злой.
   - И когда?
   - Это узнаем, - покачал он головой. - Жди. Ты ведь этого ждешь, верно думаю?
   - Верно, - подтвердил я.
   Тут угадывать нетрудно. Чего я еще могу ждать и хотеть, если мне ждать осталось только смерти, а хотеть оказаться на той реке в степи, где мои меня ждут. Нечего мне больше хотеть, не осталось у меня ничего больше, чего хотеть можно. Вообще ничего.
   - А тут что получается: если большие владетели мелких задавят, то могут и проходы в горах закрыть. И Дикому тогда только с боем прорываться. На севере и на Речном Мысу гарнизоны валашские стоят, их к горам тоже перебросить недолго.
   - И мы...
   - Верно, помочь надо голодранцам. Тогда они хотя бы проходы для войска удержат, да пару дней валашские подкрепления отбивать смогут.
   - А внутренняя свара не начнется? - спросил я. - Они ведь, небось, своих самых богатых поубивать решили? Вроде верх взять, да под нового хозяина переметнуться?
   Злой посмотрел на меня внимательно, затем кивнул.
   - Верно, решили. Только убивать надо так, чтобы ни один свидетель не вырвался. И кто убивать должен - понимаешь?
   - Валаш?
   - Они, верно, - опять кривовато усмехнулся Злой. - Потому что злодеи они там все и вечно крови жаждут. Такое их злодейское дело, лучших людей Свирре убивать. Тогда и свары не будет, сам понимаешь, - помолчав, добавил: - А если обгадимся и как надо не сделаем - быть сваре. И всем с того боль в заднице.
   Ну что скажешь, решение-то мудрое и на много ходов продумано, так в шашки играют. Началось с убийства в Ирбе, потом вот эдак повернется - а князь Вайм, или пока княжич, демон его разберет, и союзника сильного получит, чужой землей с ним расплатившись, и в спину Орбелю нежданно ударить сможет. И Дикий Барон такое благодеяние тоже поймет - горы, не горы, а против всего валашского войска ему не выстоять. А если ударит Рисс, то о нем, поди, и забудут. А ели он умный, а умным его всегда полагали, так он еще и сам горы перейдет да себе кусок земли отгрызет. И с выросшим войском тоже проблем не станет - податей-то собирать будут куда более.
   Кто, интересно, план этот придумал. Не "приказчик купца Зарама" часом? Или кто повыше его? Ох, глубоко ныряет Арио Круглый, в воды мутные и темные. Если не подрастешь в этих водах до большой рыбы - вытащат да изжарят, а то и там схарчат. Хотя по Арио и не поймешь, какого размера он чудовище.
   Ущелье понемногу стало расступаться, превращаясь постепенно в речную долину с крутыми склонами, дорога тоже стала шире и лучше, да и река разлилась свободней, журча хрустально на перекатах. И сумерки спускались такие густые, что я уже беспокоиться начал - еще чуть-чуть и ночевку командовать придется, иначе кони ноги поломают, да и тут не то, что засаду - полк врага в темноте не заметишь. И как раз в этот момент Злой подогнал лошадь и подтянулся к дозору.
   Окликнули нас уже через половину версты, не больше. Чей-то голос сверху крикнул:
   - Стой! Пароль!
   Злой отозвался.
  

Глава

  
   Группа из десяти всадников возглавила нашу колонну и привела на место ночевки. Мы снова разместились в долине, почти как две капли воды похожей на ту, которую сегодня покинули - тоже небольшая, с крутыми, но вполне преодолимыми склонами, сплошь поросшими лесом, в котором к ночи разгалделись птицы. Еще здесь текла речка, совсем узенькая, скорее ручей, шагов пять в ширину, прозрачная, шумная и быстрая, одаряя нас чистой и до зубовной боли холодной горной водой, текущей откуда-то с вершин.
   Тот, кто нас здесь ждал, неплохо подготовился - для лошадей было заготовлено несколько стогов свежего сена, да и овес нашелся.
   Разбили палатки повзводно, обиходили лошадей, да и спать легли. Наутро я отрядил нескольких человек с топорами на склон, поросший густым лесом, чтобы нарубили жердей для обустройства коновязи.
   Едва успел остальным распоряжение отдать, как подошел Тесак.
   - Злой просит к командиру в палатку зайти.
   Я кивнул, сказав Нигану:
   - Знаешь что делать. По плану.
   Палатка Хорга стояла на отшибе лагеря, в самом дальнем, тупиковом конце этой небольшой долины, у небольшого водопада, который своим шумом не дал бы подслушать, что там внутри говорят.
   Из всех взводных позвали меня, да валашца - светловолосого и краснолицего Дария, с лицом постным как у нотариуса, хотя говорили, что он ни одной войны не пропустил за последние лет пятнадцать. Еще в палатке был сам Хорг, с ним рядом сидел Злой, а напротив них сидели двое незнакомцев - богато одетых и так же вооруженных, явно не из простонародья. Один невысокий, коренастый, с тремя пальцами на левой руке - явно при втором за помощника или даже телохранителя. А тот высокий, сутулый, худой, с лицом бледным, на котором заметней всего выделялся красноватый нос и красноватые же глаза - альбинос. Под носом были жиденькие усики, которое были там явно не к месту, очень уж вид у них жалкий, но владелец их постоянно трогал и подкручивал рукой, словно стараясь убедиться в том, что они все еще на месте. Скосили на меня глаза с подозрением, но ничего не сказали.
   Хорг смотрел на них выжидательно. Тощий и усатый заговорил:
   - Нам удалось объявить тайный сбор владетелей, как мы и договаривались. Разве что не в старом замке Пигера, как планировали, а на равнине, в Долине Трех Рек.
   - Почему? - спросил Хорг.
   - "Каплуны" стали подозрительны, они отказались встречаться в четырех стенах и не на своей земле. А нам пришлось отказаться встречаться у них. Поэтому и договорились на ничью землю.
   - А она ничья? - уточнил сотник.
   - Нет, конечно, но место там достаточно пустынное и принадлежит Ордену Реки, а они обычно ни во что не вмешиваются.
   - Верно, - согласился Хорг. - Охрана?
   - Договорились о том, что больше пяти человек охраны никто с собой не берет. Получается, что у них будет бойцов человек с полста, не больше.
   - А у вас? Вас же куда больше.
   - Будет столько же, - сказал усатый. - "Каплуны" настаивали на том, что с нашей стороны будет столько же делегатов, сколько и от них. Нас, бедных владетелей, много. А их мало. Они приедут все, а от нас только выборные.
   - Но от них точно все будут?
   Хорг так пристально уставился в глаза к собеседнику, что тот не выдержал, отвел взгляд в сторону. Сказал:
   - Собирались приехать все, они боятся беспорядков и на все готовы, чтобы их не допустить. Но гарантий не дам, сами понимаете.
   - А не могут они просто навести валашцев? - спросил Злой. - Дадут знать в гарнизон Речного Мыса, например, а оттуда горцы-иррегуляры прискачут. А вы в чистом поле.
   - Гарантировать,, что такого не будет не можем, я уже сказал, - вздохнул усатый. - Но другого способа вытащить "каплунов" из берлог не было, они и слышать ничего не хотели. Только когда мы уже сказали, что вот-вот выступим и восстание начнем, тут они засуетились.
   - Мы туда людей послали, следить, - добавил коренастый хриплым, словно простуженным голосом. - Покуда велели на равнину не соваться, но подступы у них под присмотром. Если уходить придется - заслоном будут.
   - Понятно, - кивнул Злой и явно задумался.
   - Ваша охрана и их охрана вместе будут? - спросил Хорг.
   - Нет, в разные стороны разъедутся, - заговорил снова коренастый и я заметил ножевой шрам у него на горле. - Они потому и согласились, что там вокруг все видно, скрытно не подберешься.
   - На карте покажи, - сказал сотник, нахмурившись.
   Задача перед ним стояла непростая - как убить десять человек, у которых полсотни бойцов охраны, да еще и навести на ложный след. А значит еще и свидетели расправы должны быть. Кто будет расправляться - тут и гадать не надо, не зря валашских беглых у нас целый взвод.
   Место "каплуны", которых, как я понял, называли так за примиренческую позицию, выбрали разумно. Действительно место открытое, в середине какое-то строение, с пометкой "Монастырь". Орден Реки, интересно. Мало их вообще-то, и мало о них говорят. В жизнь мирскую не лезут, поклоняются Брату с Сестрой, то есть не еретики, но как-то своеобразно, по слухам, то есть возможные схизматики. Раньше на них внимания не обращали, но после церковного раскола начали замечать - не стало прежней терпимости, что монофизиты, что обновленцы, все на том стоят, что только их вера единственно верная, а все остальное лишь схизмы, трещины на прежде монолитном теле церкви. А вообще вижу - страшное время наступает, если пастыри духовные до прямой вражды дошли, до того, что крови друг друга ищут. Страшное.
   - А от высокосвященного Мирга что слышно? - снова вступил в разговор Злой. - Как-то вы о нем умолчали.
   - А что высокосвященный? - чуть пожал плечами усатый. - Высокосвященный слухи распускает о том, что высокосвященный Ларде, опорный столп монофизитствующих в Свирре, в соседнем Ирбе убийство организовал за владение рудником. Совместно с валашским посланником, от алчности и укоренившегося в душе зла, кое проистекает от неправильной веры и поношения веры истинной. Народ волнуется, Миргу всегда верили. Как известие дойдет о том, что валашцы эдакое злодейство сотворили - он предаст их проклятию, а заодно и против Ларде выступит.
   - А сколько всего людей выставить сможете? - спросил уже Хорг, обращаясь к коренастому.
   - Всего до двух тысяч, - сразу ответил тот.
   - А таких, что и в самом деле воевать умеют? - уточнил сотник.
   - Сотни четыре, - внес поправки коренастый. - Но в крепком месте и остальные отбиваться смогут. А вот пушек у нас вообще нет, ни единой.
   - Откуда им браться, - тихо хмыкнул Злой.
   - Пушки есть в гарнизонах, - сказал Хорг. - Ладно, теперь задачи поставлю. Пока два взвода задействуем.
   И он обернулся к нам с Дарием.
  

Глава

  
   Хоть задачи нам и поставили, но еще три дня мы должны были оставаться в лагере, упрятанном в горной долине. Теперь, в свете нового дня, мне удалось рассмотреть ее внимательней, после чего осталось только признать, что место было подобрано с умом. Окружающие невысокие хребты, сплошь заросшие деревьями и густым орешником, господствовали не только над долиной, но и над пространством по обратную их сторону, предоставим тем самым идеальное место для расположения секретов. Ни с какой стороны к нам теперь невозможно было подойти скрытно.
   Когда же я выехал за пределы этих хребтов, то поразился еще больше - со стороны даже сама долина никак не угадывалась, казалось, что горы прижались друг к другу вплотную, без всякого разрыва. Тайник природный, не знаешь - мимо проедешь.
   К каждому из наших взводов придали по проводнику из местных егерей, служащих владетелю Бри Блеклому - тому самому усатому альбиносу, который был в палатке у Хорга. Он же, кстати, и владел этими самыми землями. С нашим взводом остался Ольм - невысокий кривоногий мужичок с хитрыми глазами и короткой всклокоченной черной бородой, непривычно для конника вооруженный длинной пехотной винтовкой. Из нее он, если его словам верить, мог попасть пулей в игральную карту на двухстах шагах. И когда Бролт, командовавший вторым десятком взвода, в таком таланте егеря усомнился, тот немедленно сомнения развеял, к тому же разбогатев на две серебряных монеты, которых Бролт, в свою очередь, лишился, проспорив. Стрелял Ольм действительно здорово.
   Вел он нашу кавалькаду какими-то невероятными, но вполне проходимыми тропами - недаром, с его слов, служил в егерях у местного владетеля уже пятнадцать лет. За весь поход не встретили ни единой живой души, хотя зверья всякого видели много и даже охотились - подстрелили для котла двух небольших оленей, на которых, со слов все того же Ольма, местные леса были богаты. Он же их и подстрелил, собственно говоря, никому больше такое дело не доверив.
   До места шли два дня, путь был хоть и не дальний, но очень путанный. Тропа вилась как веревка, брошенная на пол да размотавшаяся. В горах, пусть даже таких как эти, не слишком высоких, пологих и заросших лесом, прямых путей не бывает. Каждый шаг или следует ущелью, или огибает холм, и никак иначе. Еще такие места для засад хороши - мало путей, нет места для маневра, умный засадник способен много врагов положить, оставшись невредимым, если позицию с умом выберет.
   На исходе второго дня Ольм привел нас в тихое место, небольшое ущелье, где мы встали биваком, выставив на склонах секреты. Отсюда до места встречи "голытьбы" владетельской с богатыми "каплунами" было всего восемь верст по дороге.
   На утро я назначил рекогносцировку, взяв с собой кроме Ольма, без которого никуда, лишь валашца Дария и Барата, на всякий случай, за посыльного и коновода. Выехали с рассветом, Ольм вел по-прежнему уверенно и безошибочно. Мягкий топот копыт заглушался пение птиц, словно состязавшихся в том, чтобы старательней и громче пропеть хвалу наступившему новому дню. Пахло хвоей - нас со всех сторон окружали горные сосны с причудливо изогнутыми стволами и ветками, и удивительно длинными пушистыми иголками, которые опадали ковром на тропу.
   - Земля здесь уже монастырская, - пояснил Ольм. - Владетель наш, господин Бри, говорил не раз, что если здешний лес вырубить и оливки посадить, так озолотишься, но монастырь землю продавать или в аренду давать отказывается.
   - А если война начнется? - равнодушным голосом, но все же с долей любопытства спросил Дарий.
   - Того не знаю, а то не скажу, - помотал головой проводник, после чего добавил: - Но планы у владетеля есть какие-то, не может не быть. У семьи их земель раньше было раза в три больше, но как-то растерялись все. Что валашские "клопы" за налоги забрали да и продали с молотка, а что и сами потеряли - дед владетеля большой любитель был серебром посорить, так и спустил половину достояния. Хорошо, что окочурился вовремя, от неумеренности, а то бы мой владетель и вовсе без порток остался.
   - А к кому владение-то отошло, то, что с молотка отдали? - уточнил я.
   - Так Бальму, двоюродному брату Пера, что у "каплунов" за главного, - усмехнулся Ольм. - Аккурат вот от той горы, где монастырские земли кончаются, и вон туда на все двадцать верст. Там и оливки, и виноград, и цитрусы всякие. Добрые земли.
   - Не забыл о них владетель Бри, стало быть? - с легкой подначкой спросил Дарий.
   - Да как о них забудешь? - вроде даже удивился вопросу Ольм. - Оно ведь ему и сейчас свое, в мыслях-то, даром, что чужие руки держат.
   - Это верно, мыслями многое охватить можно, - уже откровенно засмеялся Дарий. - Хоть соседское, а хоть и княжеское. В мыслях оно всегда к тебе ладно прикладывается, как ленты к невесте, когда та у зеркала крутится.
   Ольм гоготнул негромко, отчего я решил, что владетеля своего он уважает умеренно, глотку за его честь рвать не кинется. Хотя... за такого бы и я не кинулся, будь я у него на службе, не произвел он доброго впечатления как-то.
   Тропа вилась вдоль ручья, хрустального и звонкого, против его течения, и вскоре привела к малой полянке, окружающей водопад, серебристой колонной срывавшийся с высоты аршин в пятнадцать и бьющий в гладкую поверхность крошечного озерца, окруженного серыми валунами. Места здесь были столь чудесны и живописны, что даже не думалось о том, что сюда неумолимо идет война. Сама подобная мысль здесь была неуместна, она словно пачкала ту чистоту, что окружала нас со всех сторон.
   - Барат, с лошадьми, - приказал я, обернувшись к молодому вольному. - Будем часа через три. Если к полудню не вернемся - уходи к лагерю, доложись Нигану, он тогда за старшего.
   - Так, мастер взводный, - доложился тот и принял от меня поводья Кузнеца.
   Проблем я, если честно, сейчас никаких не ждал, но порядок прежде меня придуман, а мне только следовать ему остается.
   Ольм повел нас дальше вверх по склону, по такой незаметной тропе, скорее даже просвету в зарослях, который заметить, не зная, и вовсе невозможно. Шел он вроде и неторопливо, но вместе с тем ровно и быстро, легко и сноровисто, как умеют ходить горцы, привыкшие беречь силы в горах. Я вроде и сам легкому шагу обучен, у вольных навык подкрасться тихо чуть не за самое важное боевое умение считается, но вот так как Ольм - не умею. А может быть просто тяжеловат, я его раза в полтора больше.
   Ольм шел сторожко, скинув с плеча свою длинную винтовку и загнав патрон в ствол. Это правильно, если ты воюешь, то ходи всегда к стрельбе готовым, ждешь ты противника или нет. Я тоже нес свой карабин в руках, а указательный палец правой руки ласкал машинально скобу у спуска, словно нуждаясь в постоянном напоминании о том, что вот, всего на дюйм в сторону, одно движение - и свинцовая пуля вылетит из ствола, чтобы поразить появившегося врага.
   Тропа вела вверх, пересекая склон по диагонали, ноги подгибались в щиколотках, быстро уставая от непривычного положения. Становилось жарко, возле лица вились какие-то мелкие, но назойливые и кусачие мошки, от которых постоянно приходилось отмахиваться.
   Затем тропа вывела на вершину хребта, поросшую все теми же соснами, и Ольм сделал нам знак "стоп", сам присев на колено за обросшим со всех сторон сухой травой валуном.
   - Вон монастырь, - сказал он, указав на скопление небольших каменных домиков за невысоким забором.
   Достав из футляра подзорную трубу, я разложил ее, наведя на строения. С десяток домиков, маленьких, явно выложенных своими руками из местного слоящегося камня, из которого в этих краях все строят. В середине вроде маленькой площади, в которой под навесом видна каменная же чаша с факелом в середине. Огонь и Вода, символы Брата с Сестрой, Заступника и Искупительницы. Возле бассейна сидел на корточках седой человек в буром дерюжном балахоне, подновлявший кладку. Рядом с ним виднелось маленькое ведро с известкой и грудка камней, из которой он время от времени выбирал подходящий.
   - Встреча где будет? - спросил я Ольма.
   - Вон там, распадок между горами, туда еще дорога ведет, видишь?
   - Так..., - заглянул я в карту. - Понял. Охрана "каплунов"... за тем поворотом будет, так?
   - Так и есть, - кивнул проводник. - Оттуда пять верст до старой винодельни, где переговоры.
   Я снова глянул в карту. Дорога одна, "каплуны" придут с этой стороны, "голытьба" - с противоположной. Тут долина открытая, от этого самого места и еще на несколько верст почти что ровное поле, пересекаемое рекой. Как раз у монастыря каменный мостик через нее перекинут, небось, монахами и построенный. Места для засады здесь нет. Дальше на склоны у поворота дороги не заберешься, охрана заметит, да и наверняка эти места осмотрит перед тем, как их владетели проедут. Я бы так и сделал на их месте, а противника считать дурнее себя - верный путь к поражению. Обратно поедут по открытому месту, тут засаду быстро тоже не устроишь, а когда доберутся до высот по ту сторону долины, то можно быть уверенными в том, что окажутся в безопасности. Сколько охраны с собой брать - договор только места переговоров касается, а вот в укромном месте поодаль еще людей разместить - словно боги велели, дурак последний так не сделает.
   От подножья горы, с которой мы сейчас местность осматриваем, до монастыря шагов семьсот. Не так уж много, если бегом, то можно быстро добраться. А дальше что? А дальше святотатство совершить придется. Чего уж там, список грехов только открывается, еще много что в его добавить придется, кажется мне. А вот "каплуны", как мне думается, до такого пока не додумались, мирным мышлением живут. За что и поплатятся.
  
   Глава
  
   Ольм ушел от отряда, засев в одному ему известном месте в ожидании вестей. Мы же двое суток спали да сидели в секретах, которые я усилил до пределов разумного. Надо было и людей занять, и бдительность проявить. Пока ведь мы на слово верим тутошним владетелям да их помощникам, а кто его знает, в чем их истинная цель? На богов надейся, но коня привязывай, недаром так всегда говорили. Вот на нас посмотри: говорим одно, планируем другое, а делаем и вовсе третье. Чем другие хуже? Это только у змеи язык раздвоен чтобы лгать легче было, а человек и так справляется лучше любого змея.
   Вскрыли тюки, что везли с собой, и извлекли оттуда валашскую форму. Присмотревшись, увидел, что пошив не казенных валашских мастерских, а какой-то непонятный. Видать, Круглый Арио озаботился, заказал где-то. А так и не отличишь - мундиры серые, воротники и канты синие, кожаные кавалерийские каски тоже серые с синими козырьками. На груди и рукаве эмблема Третьего Драгунского полка, как раз в этих краях и расквартированного. Все продумано, все предусмотрено у "Старшего приказчика".
   Дарий, как дезертир из валашских драгун, взялся приводить внешний вид нашей банды "в соответствие". Это как раз труднее всего и оказалось, потому как бойцы были сплошь бывалые, каждый привык к тому, как у него оружие прилажено и снаряжение, и менять все это перед боем по валашскому устав никто не хотел. Иные и вовсе полагали, что это к неудаче.
   Ольм прибежал среди ночи, растолкал меня.
   - Что?
   - С утра встреча будет, как и планировалось, мастер взводный, - доложился он.
   - Хорошо, - кивнул я, потерев лицо руками, чтобы согнать сон.
   Плеснул холодной воды, Барату приказал ставить чайник, не до сна теперь будет. Сам же с валашцем Дарием засел над картой с пометками, пройтись по плану в последний раз, подробно, поискать слабых мест и ошибок. Его задача была проще моей, атаковать отходящих "каплунов" с их охраной в конном строю, так, чтобы они поверили, что напоролись на валашских драгун, и гнать на засаду. А вот засаду устроить - уже моя забота, и тут провалиться нельзя, возможность всего одна.
   Взводы разделились, коноводы валашцев взяли наших лошадей, которых погонят следом за своим строем, нам же предстояло выдвигаться в пешем порядке. Десятники осмотрели оружие и снаряжение бойцов, доложили о готовности. Ольм снова возглавил колонну и взвод вольных, одетых в мундиры смертного врага, потянулся за ним следом, как нить за иглой.
   Шли быстро, стараясь не терять времени. Слышалось тяжелое дыхание многих людей, топот многочисленных сапог, иногда позвякивало железо. Ольм время от времени морщился, недовольный таким шумом, но это уже не было важно. Сейчас главное не скрытность, а скорость.
   Перебравшись через хребет, пошли вниз, что было еще труднее, кожаные подошвы оскальзывались на засыпанной сухими иголками тропе. Когда добрались до подножия, остановились, залегли в кустарнике и за стволами сосен. Теперь надо было ждать.
   Пролежали больше часа, на дороге не было никакого движения. Пару раз крестьянские лошадки провезли груженые хворостом возы - монастырь не только не запрещал сбор валежника в своих лесах, но даже поощрял, вот беднота местная и пользовалась. Однажды прошла группка детей, пятеро, размахивающих хворостинами и изображавших какую-то кровавую битву. И лишь потом, когда дети скрылись за изгибом дороги, превратившись в маленькие точки, едва заметные даже в подзорную трубу, появились те, кого мы ждали.
   Группа из примерно тридцати всадников шла по дороге рысью, поднимая за собой облако пыли. Пригляделся. Все справные, на сытых конях, хорошо вооруженные. Владетелей видно сразу, и по одежде, и по осанке, и по чванным мордам. А что, они тут, после валашского князя и его "клопов" самая большая власть.
   Всадники перебрались через мост, проскакали мимо монастыря, и, следуя повороту дороги, повернулись к нам почти что спинами. Будь мы ближе, так стрелять было бы проще простого, прямо как в ярмарочном тире мишени выстроились. Подстрели всех жестяных всадников и балаганщик даст тебе игрушку, мяч какой-нибудь или свистульку.
   Отряд удалялся от нас, закрываемый завесой пыли, и вскоре скрылся за пологим склоном небольшой горы, на другом краю долины.
   - Пошли! - скомандовал я, вскакивая на ноги.
   Подгонять никого не было нужды, все понимали, что открытое пространство до монастыря надо пробежать как можно быстрее, и самое главное - не дать никому оттуда уйти. Ноги несли меня так, что и Кузнец бы позавидовал такому аллюру. Горячий воздух со свистом врывался в легкие, пот тек на лицо из-под кожаной неудобной каски, мундир, тесноватый и грубый, прилипал к телу.
   Ближе и ближе скопление каменных домиков, до них сто шагов осталось, пятьдесят, вот уже рукой подать. Из ближайшего вышел человек в буром балахоне, немолодой, лысый, с короткой седой бородой, взглянул на нас с недоумением. Что могло понадобиться солдатам валашского князя в мирном монастыре? Никогда светская власть не посягала на права власти духовной, не вмешивалась в спокойное течение жизни в монастырских стенах.
   Да вот подсказывает мне что-то, что закончились такие мирные времена, церковный раскол все глубже и за каждой частью расколовшейся Церкви стоят люди со своими интересами. И при этом настолько влиятельные, что способы движением руки бросить в бой целые армии, подкрепляя свое мнение. И мы, красные, взмокшие, пыльные, топающие сапогами и брякающие железом, и есть наконечник копья, первый отряд тех самых армий, что вскоре пройдут по земле, разметав остатки покоя.
   Монах, предчувствуя недоброе, сделал шаг назад, второй, явно размышляя о том, не следует ли обратиться в спасительное бегство, но решить ничего не успел. Вскинув на бегу карабин, я прицелился ему прямо в лицо, крикнув:
   - Стой где стоишь!
   Его главной реакцией было недоумение. Еще вчера такое было невозможно, это было столь же невероятно, как падение неба на землю, и вся череда чувств отразилась на лице монаха.
   Его схватили, грубо, за шиворот, почти сбив с ног, потащили в сторону самого большого из домов монастыря, к трапезной. Мои вольные побежали по домам, пинками распахивая незапертые двери и вытаскивая растерянных и испуганных монахов.
   - Всех туда, - показывал я на распахнутые двери трапезной. - Ниган, караул выставь!
   Невысокий коренастый вольный с рыжей бородой, по имени Балк, тащил мимо высокого худого старика в таком же буром, как у всех остальных, балахоне. Привлек мое внимание большой бронзовый знак Воды и Огня, свисавший с его шеи. Жестом остановив Балка и отослав его дальше, спросил у старика:
   - Отец-настоятель?
   Тот лишь кивнул, вежливо и со сдержанным достоинством, затем спросил в свою очередь:
   - Что понадобилось армии валашского правителя от малого монастыря, упрятанного между гор?
   - От монастыря? - переспросил я. - От монастыря ничего не понадобилось, нам нужны лишь ваши стены и окна, ненадолго. Вреда мы вам не причиним.
   - Вы уже причинили, - сказал тот, пристально взглянув мне в глаза. - Вы вошли сюда силой и оружием, вы подняли руку на братьев.
   - С этим лучше смириться, - ответил я ему. - Смирение, насколько я помню, тоже приближает человека к духовному совершенству. Если вы не можете повлиять на обстоятельства, то лучше найти в себе силы с ними смириться. Разве не так?
   - А разве мы не смирились? - с удивлением поднял бровь настоятель. - Разве кто-то из братии сопротивлялся?
   - Тогда о чем мы говорим? - деланно удивился я.
   - Кстати, вы не валашец, - вдруг сказал настоятель, вглядевшись мне в лицо. - У вас другое произношение. Кто вы на самом деле?
   Я молча постучал пальцем по эмблеме полка, что поблескивала на груди моего серого мундира.
   - Разумно, что вы не осквернили уста ложью, - усмехнулся настоятель, - а лишь согрешили жестом. Впрочем, я не настаиваю, хотя у меня складывается впечатление, что замыслили вы что-то очень плохое. И нечестное.
   - Вы сталкивались с честностью в этом мире? - спросил я его. - Им правят такие силы, которым даже подобное слово незнакомо, и это продолжает вас удивлять?
   - Если мы вынуждены принимать подобное со смирением, это но не значит, что мы должны соглашаться с тем, что так и должно быть, - сказал настоятель. - Иначе, зачем тогда существует вера и церковь, как не для того, чтобы стремиться это исправить? Дальше прозреть течение реки нашей жизни, сделать воду в ней чище и слаще для утоления жажды?
   - Простите, святой брат, но... вы наивны, как мне кажется, - сказал я. - Церковь раскололась даже в единстве веры, а ведь настоящая причина раскола была в презренном металле, в налогах и десятине. Церковь служит земным князьям, укрепляя их власть и помогая править стадом. Разве это не так?
   - Впавшие в грех не определяют лицо веры, - сухо ответил настоятель, упрятав сухие тонкие руки в просторных рукавах своего балахона.
   - Трещина пролегла не только по телу Церкви, но и по всему обитаемому миру, грядет страшное время и такие же святые братья как и вы, идут во главе новых полчищ, готовых жечь и убивать, - начал заводиться я. - Целый народ был выбит на западной границе Валаша, и пусть кто-то мне скажет, что Блаженный Престол не благословил эту бойню? Первый Престол монофизитов, решивший, что князь Орбель Второй вершит доброе дело, убивая целый народ - они ведь обновленцы, верно?
   - Мне нечего ответить, - сказал настоятель. - В глазах Блаженного Престола наш Орден Реки такая же ересь. Пока с нами мирились, но в главном вы правы - грядут плохие времена. Особенно для таких малых схизм как наша. Не одна, так другая сторона пройдет по нам, втоптав в грязь мимоходом.
   - И что вы будете делать? - спросил я, немного удивившись искреннему ответу.
   - А что мы можем делать? - пожал тот плечами. - Река времени течет сквозь множество миров, и, может быть, мы окажемся там, где не будут вершить грех убийства, прикрываясь святым. Как знать.
   Я вспомнил, в чем была ересь этого самого Ордена Реки. Единые по вере с остальной Церковью, они отрицали единственность человеческой жизни, в которой он должен был поступками своими заслужить достойное посмертие. Монахи ордена полагали, что человеку дается бесконечно жизней, но каждая следующая будет именно такой, какую ты заслужил в предшествующей. А смерть - смерть всего лишь переход через Реку Времен, гибель прежнего и возрождение к новому.
   - Как знать, - повторил я за ним. - Могу я вас спросить о чем-то?
   - Разумеется, - кивнул он.
   - Я видел свою семью у реки. Во сне. Они сказали, что ждут меня.
   Вопрос я так и не задал, но настоятель ответил, покачав головой:
   - Так вот ты кто и откуда... Они тебя ждут. Ты видел Реку Времен, дающую покой и приют тем, кто ждет, чтобы идти дальше вместе. Но ты должен беречься. Я вижу, какой ты избрал путь - путь мести и крови. Берегись того, кто придет к твоей семье.
   - Кто придет к моей семье, святой брат? - спросил я его.
   - Все откроется в свое время, - сказал он. - Я не вправе подсказывать тебе ничего, тем более, что могу ошибаться и принимать за истину лишь смутное ее отражение в поверхности реки. Отведи меня к братии, больше мне нечего тебе сказать.
   Монахов, которых было около двадцати, заперли в трапезной, темной и бедно обставленной. У дверей выставили караул, а остальные бойцы взвода заняли позиции в домиках, у маленьких окон, и за невысокой, примерно по пояс, каменной оградой монастыря, давшей вполне полноценное укрытие. Заметить засаду с дороги было невозможно, а позаботиться о том, чтобы не дать осмотреть место заранее должны были валашские дезертиры Дария. Пока все шло по плану.
   Ожидание тянулось долго, время текло как деготь по шершавой доске. Жара тяжело давила сверху, гудели пчелы над цветами, что выращивались монахами, где-то высоко в небе пели птицы. Картина была такая мирная, что даже самому не верилось в то, что мы этот покой сейчас нарушим.
   Дважды в монастыре были посетители. Сначала приехал за святой водой крестьянин на телеге, потом зашли двое пеших пилигримов. И все оказались в трапезной, в окружении запертых там святых братьев. Когда солнце ушло уже далеко за полдень, на дороге вновь показались всадники, те же самые.
   - Приготовиться! - крикнул я. - Огонь только по моей команде.
   Карабин улегся в узкий проем окна, флажок предохранителя упруго подался под пальцем.
   - Выбивать старших, никто не должен уйти! - на всякий случай повторил я уже многократно отданный приказ. - Из охраны несколько должно прорваться. Вопросы?
   Вопросов никого не было. Отряд приближался, уже можно было разглядеть в подзорную трубу отдельных всадников. Шли они рысью, впереди несколько всадников в дорогой одежде, о чем-то горячо спорящих между собой, за ними, вытянувшись в колонну по два, следовала их охрана.
   - Сейчас... сейчас..., - пробормотал я, ожидая появления взвода Дария.
   Линия всадников в серых мундирах показалась из леса и сразу сорвалась в галоп, одновременно догоняя колонну и двигаясь ей на перехват. За ними коноводы гнали наших коней, но издалека было похоже, что отряд как минимум в два раза больше того, каким был на самом деле. Кто-то из охранников замахал руками, показывая на приближавшихся лже-драгун, в колонне явно растерялись. "Каплуны", наверное, не чувствовали за собой никакой вины перед валашской властью, но сам факт присутствия на переговорах с бунтовщиками мог быть расценен как измена. И сейчас они явно не знали, как правильно реагировать - ждать приближения солдат страшно, а отбиваться - уже преступление, без всяких скидок.
   Дарий помог им принять решение. Послышался разбойничий свист, а затем послышались выстрелы. Меткость их на скаку была невелика, но кто-то все же упал на дорогу, вывалившись из седла. В колонне "каплунов" началась суматоха, затем все всадники разом сорвались с места в карьер, вытягиваясь по дороге длинным неряшливым строем.
   Топот лошадиных копыт приближался. Вот до них пятьсот шагов примерно, вот четыреста, вот уже триста, двести...
   - Огонь!
   Первыми выстрелили четыре гранатомета, выпустив оперенные снаряды по дуге навстречу всадникам, а затем вперегонки затрещали карабины. Все, что я мог скомандовать, я уже скомандовал, поэтому просто приложился к винтовке, выцеливая рослого всадника в шитом золотом голубом сюртуке, который скакал прямо на меня, с перекошенным от страха лицом.
   Карабин грохнул выстрелом, плюнул облачком свинцового дыма, ударил в плечо. Всадник схватился за грудь, выпал из седла под копыта набегающей сзади толпе. Разом рванули под ногами передних лошадей дымные взрывы гранат, пугая их, сбивая их с шага и заставляя столкнуться. Началась сумятица, всадники падали на твердую сухую землю, лошади спотыкались и сталкивались друг с другом. Строй взвода Дария остановился, его кавалеристы вели огонь с седел, облачка серого дыма срывались со стволов их карабинов.
   Я быстро расстрелял все пять патронов из карабина, втолкнул новую обойму, толчком закрыл затвор. Вот какой-то охранник пытается командовать, навести порядок... Прицелился, потянул скользкий крючок спуска. Удар, толчок, убитый завалился вперед, вывалившись из седла и запутавшись ногой в стремени, испуганная лошадь понесла его в поле.
   Выбора у людей на дороге не было. Все старшие были выбиты, большинство охранников тоже валялись на дороге, в лужах крови. Лишь несколько уцелевших, понимая, что шанс у них всего один, в карьер понеслись к мосту.
   - Этих пропустить! - заорал я.
   Стрельба продолжалась, еще двое из скачущих выпали из седел, но четверка всадников, обезумевших от страха, пронеслась по мосту, оказавшись на другой стороне реки. Я выбежал из домика, присел на колено у ограды, целясь им вслед. Ничего, даже если трое доскачут, цель достигнута, не надо создавать у них мнение о том, что их специально выпустили.
   Я прицелился в спину высокому худому всаднику, прямо в перекрестие ремней, выстрелил. Он дернулся и выпал из седла, заваливаясь назад, кубарем покатился по дороге. Остальные неслись дальше, нахлестывая лошадей плетьми, сопровождаемые облачками пыли, выбиваемыми пулями из земли.
   А между тем приближался взвод Дария, а следом за ним наши коноводы. Валашцы проскакали по мосту, продолжая преследование, а вольные, подчиняясь моей команде, вскакивали в седла и строились в боевой порядок.
   - Взвод, в колонну по два! В галоп, за мной, марш!
   Лошади устать не успели, взялись легко, понеслись за скачущим впереди валашским взводом. Преследуемые оторвались довольно далеко, шагов на четыреста от людей Дария, а те догнать и не пытаются, нам надо лишь преследование обозначить, если на другом краю долины у противника заслоны есть. Взводы идут дружно, наш понемногу догоняет передовой, выстраивает уставной интервал. Вот уже мы их пыль глотать начали, она перед нами облаком висит, садится на потные лица, на мундиры, на лошадей.
   Трое преследуемых скрылись из виду, прикрытые сосняком, растущим по пологому хребту. И в ту же минуту за деревьями сверкнули вспышки, пыхнуло жидкими облачками дыма. Кто-то из валашцев упал с лошади, замер недвижимо на земле, взвод же, подчиняясь команде, развернулся в линию. Затоптались неуверенно валашцы, начали стрельбу с седел по укрытому за деревьями противнику. Оттуда отвечали огнем, но потерь не было - слишком рано те открыли стрельбу, надо было ближе подпускать, чего мы и боялись на самом деле.
   - Взвод, спешиться! Коноводам отвести лошадей! В цепь рассыпаться!
   Вот так, испугались мы, ввязываемся в перестрелку. Коноводы погнали лошадей назад, взвод, вытянувшись редкой цепью, залег, втягиваясь в перестрелку, валашский взвод поступил точно так же. Все слабее и слабее огонь противника из-за деревьев, с нами воюет уже жидкий заслон, прикрывающий отход своих и тоже готовый удариться в бегство в любую минуту. Они нас рассмотрели, они видели валашских драгун, видели, как те расстреляли их товарищей, как перебили владетелей, как осквернили монастырь. Все они видели и все расскажут как надо.
  
   Глава
  
   Сбор был объявлен в монастыре. Оба взвода, так и не снимая валашских драгунских мундиров, чистили, расседлав, лошадей, поили их из ведер тепловатой, но прозрачной и чистой речной водой.
   Братьев никто из трапезной до сих пор не выпустил, а в караул к ним поставили по моему приказу валашцев, чтобы лишние сомнения у них развеять, кто на них напал и кто превратил монастырь в казарму и конюшню.
   Большинство вольных были мрачны, такая победа никого особо не вдохновляла, взяли противника скорее даже подлостью чем хитростью, и гордиться особо было нечем. У меня тоже на душе птицы не пели, но и горевать по убитым я не горевал. Война идет, и крови еще будет. Реки крови, а это так, первые ее капли пролиты. И буду я делать то, что взялся делать, ли не буду - ничего уже не изменить. Война назрела как нарыв, и прорваться он может в любую минуту.
   Ждали Хорга с остальной частью отряда. Какое у них было дело - нам не докладывали, но думаю, что они тоже подбросили соломы в костер разгорающейся войны. Недаром одеты они были на манер горских иррегуляров на валашской службе - в длинные, до колен, шерстяные накидки, подпоясанные ремнями и портупеями, и в серые с синей каймой шемахи. Ни дать, ни взять - "дикие полки", как звали местные не слишком дисциплинированных, и при этом злобных и жестоких горцев.
   С двумя взводами Хорга прискакал и Злой, в валашском мундире, раненый в руку, которая была небрежно замотана промокшей от крови тряпицей. А за отрядом Хорга Сухорукого двигалось не меньше двух сотен всадников под командой того самого коренастого с резаным горлом, которого мы видели вместе с владетелем Бри в палатке у Хорга. И были эти всадники явно из тех, что могут воевать по-настоящему, как и обещал "резаный".
   С этим отрядом прибыл и сам белобрысый владетель Бри Блеклый, окруженный добрым десятком самых настоящих головорезов.
   - Строй своих людей! - скомандовал Хорг "резаному", которого, как выяснилось, звали Сергом, и был он в прошлом капитаном в армии какого-то северного княжества и дело свое знал. - Командиры взводов - ко мне!
   Три сотни, уже серьезная сила. Без обоза, то есть еще и подвижная. Запас самого необходимого везли во вьюках, нагруженных на мулов, которыми обеспечили отряд местные владетели. И дела наши явно пока не закончены, Хорг собирается приказы раздать, кому и что делать полагается.
   - Мастера взводные! - обратился он к нашей короткой шеренге. - Пока все идет по плану, но дела наши пока не закончены. Цель операции - захват форта Речной вместе со всей артиллерией. Сумеем - мы молодцы, барон Верген нам этого не забудет. Не сумеем - болваны мы, способные только коров за дойки дергать, а в строю нам делать нечего. Сумеем?
   - Должны суметь, - ответил из строя Дарий.
   - Вот именно что должны, - уже спокойно сказал Хорг. - А куда нам деваться? Перекроем реку и возьмем пушки - успех всей свиррской компании обеспечен. Мы действуем быстро, вести до форта дойти пока не должны. Остальные люди Серга перекрывают дороги дальше, чтобы от "каплунов", от тех, что еще уцелели, ни одна весточка до Речного не дошла. А нам надо опередить всех гонцов, быстрым маршем дойти до форта и захватить как минимум воротный бастион и первую батарею.
   Он развернул карту и жестом пригласил всех собраться вокруг.
   - Вот здесь, - ткнул он сухой рукой в рисунок. - Если эту батарею берем, то с нее можем держать под обстрелом две другие, вот эту и эту, вторую и третью. А воротный бастион полностью перекрывает вид на дорогу. К нам подойдет батальон пехоты и два эскадрона кавалерии из армии барона. До их подхода захваченное следует удерживать любой ценой. Вопросы есть?
   Вопросы были, но немного. Затем все разбежались по взводам, последовала команда строиться. Сотни покидали монастырь, загаженный конским навозом, с вытоптанными и съеденными цветами. Колонна строилась на дороге, и уже сидя во главе своего взвода на Кузнеце, я обратил внимание на владетеля Бри, так и оставшегося возле трапезной. Он явно ждал нашего ухода, и зачем ему это было нужно - и гадать не следовало. Все было написано у него на лице. Он все же решил получить монастырскую землю и посадить здесь оливки. И способ для этого он знал всего один, недаром пальцы его затянутой в замшевую перчатку руки теребили рукоять висевшего на поясе кинжала.
   Когда колонна втянулась в поворот дороги, я оглянулся на монастырь и увидел, как Бри во главе своих бандитов вошел в распахнутую дверь трапезной.
   - Пусть река принесет тебя в хороший мир, святой брат, - сказал я негромко, адресуясь к настоятелю.
   Может и правы они, и жизней у нас множество. Жаль, не узнал я, кто идет к моей семье, ждущей меня на берегу. Не сказал настоятель.
  
   Глава
  
   От монастыря до форта Речной было около ста верст по дороге. Дважды мы натыкались на валашские заставы и вырезали их без всяких проблем - никто не был упрежден о том, что началась война, врагов здесь не ждали. Сотня Хорга оторвалась от местного ополчения, захватывала мосты, расчищала дорогу перед всем отрядом.
   Крестьяне норовили убраться с дороги перед нами как можно быстрее и дальше, прекрасно понимая, что трудящемуся человеку от солдат хорошего ждать нечего. На второй день настигли неспешно двигавшиеся телеги "клопов" - как называли за темно-красные мундиры и страсть к кровопийству валашских сборщиков налогов. Охранялся обоз взводом драгун, которые не успели сделать ни единого выстрела, разве что только высказали удивление тем, что мундиры на нас знакомые, а вот лица не очень, хотя вроде бы из одного полка.
   Мытарей Хорг распорядился повесить на деревьях у дороги, исключительно зарабатывая репутацию благодетеля у местного населения, и в этом угадал. Едва его горцы подтянули повыше хрипящих и задыхающихся сборщиков налогов, откуда-то сразу набежала ликующая толпа крестьян, которые взялись глумиться над висящими на веревках трупами. Они орали, колотили их палками, взрослые и дети, мужчины и женщины, а какой-то особо лихой мальчишка раскачивался на одном из висящих "клопов" как на качелях, вцепившись тому в голые колени - сапоги и портки с него кто-то успел снять - и пел во все горло что-то неразборчивое. И наши валашские мундиры крестьян в смущение не привели, так глубоко задумываться они, похоже, не умели.
   Я подумал о том, что вскоре мытарей Орбеля сменят мытари Дикого Барона, и кто знает, что было лучше для этих крестьян. По крайней мере, при валашской власти войны не было, а теперь она грядет как туча грозовая, и первый ее признак для крестьянина - начнут драть три шкуры, потому что войну кормят деньги. Но пока пусть радуются, прямо как дети у Дерева Урожая на летней ярмарке.
   После казни рядом со мной оказался Злой, веселый и довольный. Не ожидая вопросов, сказал:
   - Люблю, когда война так идет, как сейчас. Войско Дикого уже границу перешло, основные силы к северу идут, скоро перевалы перекроют, а валашцы даже заметить не успели, что война началась.
   - А что с фортом этим не так, что так его срочно брать надо? - спросил я у своего по обыкновению всезнающего спутника.
   - А ты карту большую смотрел?
   - Не довелось, - честно ответил я.
   - Смотрел бы - не спрашивал, - сказал тот. - Восточная граница Свирре идет по реке, так? А дальше по той же реке граница между Валашем и Риссом. И по этой же реке связь Рисса с Союзом городов, так?
   - Ну... так, да, - кивнул я.
   - А форт Речной прямо на мысу стоит, всю реку под контролем держит. Кто им владеет, тот все сообщение контролирует, Риссу приходится товар из городов сухим путем возить, в обход. А тут война на носу.
   Я вспомнил карту, как там границы стыкуются. Получается, что если Свирре у Дикого Барона будет, то верст сто общей границы с Рисским княжеством получится. И товар рекой из городов побережья действительно в Рисс пойдет беспрепятственно.
   - Там три батареи, - продолжал Злой. - Могут и по реке стрелять, и по суше. Прикрыты бастионами, из каждого чуть не рота стрелять может, в центре - цитадель. Крепость сильная, строилась долго, если штурмовать, то много крови прольешь и времени потеряешь, а терять его нельзя. Одна надежда, что вот так, наскоком получится, пока враг сонный и глаз не продрал.
   Я лишь кивнул, с этим я был полностью согласен. Преимущество в неожиданности надо использовать полностью, как трубку докурить до последних крошек табака. Дурак тот, кто так не сделает.
   - А потом?
   - А потом - увидишь, - засмеялся Злой. - Будем ждать Круглого, он все скажет. Великие дела тебя ждут, взводный. Ну и меня, не без того.
   Ночь простояли биваком, дали отдых лошадям и людям, уставшим от долгого трудного марша. До форта оставалось всего ничего, несколько верст. Дорогу перекрыли секретами и заставами, не давая даже мухе просочиться в сторону противника, не дать предупредить.
   С первыми лучами рассвета все были в седлах. Хорг снова собрал взводных, каждому еще раз довел задачу, раздал перерисованные листы карты, где помечен был путь каждого взвода. Затем сотня пошла к форту.
   Застава у ворот служила еще как в мирное время. Вроде и служба неслась исправно, вроде и бдительные, но стрелять сразу в своих не стали, как мы и рассчитывали, первым запуская взвод валашцев. Дарий завязал разговор, ругаясь и грозя нерасторопным всякими карами, те же под напором незнакомого командира в форме знакомого полка совсем растерялись, подались назад. Храпящие лошади теснили караул грудью, на солдат наседали со всех сторон, наши два "драгунских" взвода толпились у перекрытых шлагбаумом ворот, сзади наваливались ругающиеся горцы. Прибежал начальник караула в чине в сержанта, начал что-то выяснять... и тут разом взметнулось несколько шашек, даже крикнуть никто не успел. И вся сотня в конном строю рванула в ворота, как река, прорвавшая слабую плотину. Быстрее, быстрее, пока личный состав неприятеля еще в казарме, неодетый и неготовый, не занял позиции для обороны.
   Еще не командовали в гарнизоне подъем, бодрствовал лишь караул на бастионах и батареях. Часовые, увидев ворвавшуюся в форт массу конных в своей форме, растерялись, тревогу никто пока не поднимал. Мой взвод скакал по брусчатке в сторону первой батареи, со стен которой на нас таращился часовой с винтовкой на плече, с примкнутым штыком. Я видел, как нервно теребит он ремень своего оружия, чувствуя угрозу, но не в силах взять на себя ответственность за первый выстрел. Когда он все же решился, я был от него шагах в пятидесяти. Он рванул винтовку с плеча, а я выстрелил в него из длинного револьвера.
   Пуля попала ему в голову, но первый выстрел был сделан. И сразу где-то заорал сигнальный горн: "Тревога! Тревога! Враги, враги, враги!". Хлопнул еще выстрел, еще один, но было уже поздно. Валашские дезертиры Дария карабкались по лестнице на вторую батарею, вольные, тоже спешившись, бежали по пологому пандусу на укрепление, горцы Хорга уже ворвались в воротный бастион, и там начиналась приглушенная стенами стрельба. Все, вошли!
   Коноводы уводили коней в ворота, чтобы сохранить их в отдалении от боя, в тесноте форта кавалерия больше ничего полезного совершить не могла. Спасибо лошадям, что успели донести нас до батарей до того, как неприятель поднял тревогу.
   Я бежал первым, держа револьвер двумя руками, готовый выстрелить во все, что покажется из-за поворота. Вот батарейная площадка, вот четыре шестифунтовых пушки, каждая за круглым каменным бруствером, укрывающим ее до самого ствола. Вот второй часовой, присевший за пушкой и вскинувший винтовку.
   Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от гранитной стены у меня за спиной. Захлопали разом несколько револьверов, часовой осел, выронив оружие.
   - Вперед! Никого не щадить! - заорал я.
   Вот он, первый бой с настоящим врагом. То, к чему я шел и к чему стремился. Передо мной не монахи и не какие-то не желающие воевать землевладельцы, передо мной самый настоящий враг, в мундирах армии валашского князя Орбеля Второго, ни дна ему, ни покрышки.
   Вот вход на батарею, вот снарядный погреб, узкая лестница, уходящая в каменный подвал.
   - Ниган, к стенам, прикрывай! - командовал я, размахивая револьвером. - Бролт, вскрыть снарядный погреб! И найти вход в потерну, она здесь наверняка есть!
   - Так, мастер взводный! - откликнулись десятники.
   Десяток Нигана занимал позицию вдоль стены, выкладывая карабины на каменный парапет, такой широкий, что должен был выдержать, наверное, и удар снаряда из осадной пушки. Хлопали выстрелы со стороны казарм, пули с громкими щелчками били по камню, но нанести вред нам пока не получалось. Появилось время оглядеться.
   Батарея была построена умно, так, чтобы можно было использовать полевые пушки на колесах, причем стрелять они могли во все стороны, и по реке, и по подступам к форту с суши. От штурма батарею прикрывали бастионы со стрелковыми ячейками и картечницами, по одной на каждое укрепление. Но в главном Хорг был прав, когда планировал - каждая из батарей могла простреливаться прямой наводкой с любой из двух других. И сейчас надо во что бы то ни стало добыть из погреба снаряды, до того, как противник на третьей батарее успеет сделать это до нас.
   - Ниган, не давайте никому даже подойти к пушкам, понятно? - присел я рядом с десятником. - Бейте по всему что шевельнется, если они успеют зарядиться раньше нас - нам хана.
   - А эти, на второй батарее, что удумали? - спросил он. - Там долго не продержишься и подкрепления туда не перекинешь.
   - Они пушки взорвут и отойдут к нам, - ответил я. - Насчет того, что держаться там не выйдет, ты прав. Там все простреливается со всех сторон, сомнут их.
   Солдату вскочить по тревоге много времени не надо, из казарм на противоположной стороне форта начали выбегать люди, кто одетый по форме, а кто и наполовину в нижнем белье, разве что вооруженный. Люди десятка Нигана начали стрелять, трое или четверо упали, остальные бросились кто куда, кто обратно в двери, а кто и к бастионам. Пока единого командования у противника заметно не было, ну да это дело времени. Их в форте чуть не батальон, а нас всего сотня, и еще две сотни ополчения Серга подойдут часа через два, не раньше. А не удержим позицию, так и не подойдут вовсе.
   Рванул недалекий взрыв, послышались ликующие крики людей из второго взвода - дверь в снарядный погреб прошли. Я лишь крикнул, напоминая:
   - Потерну ищите! Иначе по ней прямо сюда пройдут и все, тут нам и конец! Ищите, носом землю ройте!
   Крепость здесь старая, построенная добротно. Бастионы и батареи соединены траншеями, отделанными камнем, но этого недостаточно, наверняка должны быть подземные ходы, по-другому такие сооружения и не строились, не бывает так. За многие годы здесь можно было такого накопать - сам не поверишь. Точно есть потерна, не может ее не быть.
   У стены третьей батареи начали собираться люди и явно не просто так. Тщательно прицеливаясь, я раза четыре выстрелил в них из карабина, вроде даже в кого-то попал, затем оглянулся. Снаряды уже несли из погреба, и сам Бролт уже сидел на корточках за пушкой, наводя ее прямо через ствол, расстояние тут было рукой подать. Панорам и прицелов не было, их командиры орудий с собой в казарму уносили, на всякий случай, но нам они на такой дистанции боя и не нужны, тут плевком достать можно.
   Четыре взрыва, один за другим, рванули на второй батарее. Поднялись облака серого дыма, полностью закрывшие обзор на батарею, вверх полетели колеса лафетов и какие-то железяки. Подрывных зарядов люди Дария не пожалели, заложили от всей души.
   - Прикрывай их! - закричал я, прикладываясь к винтовке.
   От второй батареи к нашей изо всех сил бежали люди, им вслед стреляли. Один упал, заскользив по брусчатке, затем еще один свалился, уже почти у самой стены укрепления. Затопали сапоги по каменному пандусу, на батарею забежал сам Дарий, запыхавшийся до хрипа, пыльный и грязный, с каким-то сумасшедшим и одновременно довольным лицом.
   - Видал? - крикнул он мне. - Все четыре в щепки! Теперь ты здесь не напортачь.
   - Занять оборону! - скомандовал я ему и Дарий, обернувшись к своим, повторил приказ.
   Те сноровисто разобрались по позициям вдоль парапета, огонь с нашей стороны усилился, заставив мелкие группы противника, уже двигающиеся вдоль стен в нашу сторону, искать себе укрытие. Но, похоже, что враг приходит в себя, скоро валашцы соберутся с силами и начнут атаковать. И вот тогда станет жарко.
   На третьей батарее началось какое-то движение, мы снова перенесли ружейный огонь туда. Хорошо, что мы находились немного выше, с нашей позиции простреливалось все пространство батареи почти что насквозь, а вот по нам бить было сложнее. Зато нас уже начали доставать огнем из казармы и боковых бойниц одного из бастионов, а вот это было намного хуже.
   - Внимание! Огонь! - послышался крик Бролта, и стоящая почти что у меня за спиной пушка ахнула первым выстрелом.
   Пахнуло дымом и жаром, ударило по ушам кувалдой. Чугунная граната весом в четырнадцать фунтов угодила в самый центр лафета ближайшей к нам пушки на третьей батарее, разнеся его вдребезги и вырвав ствол. Тот закрутился как брошенная городошником бита, пролетел по батарее, снеся пробегавшего солдата, убив того на месте, и врезался в гранитную стену, выбив огромный пучок искр. Расчет нашего орудия радостно заорал, кто-то свистнул в два пальца.
   Стрельба усилилась, били уже со всех сторон. Упал кто-то из валашцев с залитым кровью лицом, выронив карабин, свалился вольный возле пушки, схватившись за живот. Сквозь словно ватой забитые после пушечного выстрела уши я услышал, как снова жадно лязгнул затвор орудия. На этот раз я успел уши заткнуть, пригнувшись за парапетом, и ощутил выстрел больше всем телом, чем слухом. Снова ударило жаром, и вторая пушка на вражеской батарее разлетелась на части. С четырехсот шагов примерно, сколько было до третьей батареи от нас, промахнуться и без прицела почти невозможно.
   Кто-то постучал мне по плечу, я обернулся - Барат.
   - Мастер взводный, там снизу ход нашли!
   - Ниган! - крикнул я десятнику. - Дай четверых вниз, потерну перекрыть! Барат, веди!
   - А кто тут останется? - растерялся десятник.
   - Валашцы и остаток твоих! А потом от пушки люди вернутся!
   У пушки становилось все жарче, пули щелкали по камню, выбивая искры и облачка пыли. Противник определился, наконец, откуда исходит основная угроза, и делал все, чтобы не дать нам разнести оставшуюся в его руках батарею. Прямо перед моими глазами рыжебородый Балк упал, схватившись за шею. Сам Бролт был ранен в ногу, штанина его бриджей уже пропиталась кровью, но он продолжал вертеть маховичок пушки, сдвигая ее ствол на следующую цель.
   - Снаряд!
   Батарею противника мы снесли всю, подчистую. Это стоило нам десятка людей, из валашского взвода и вольных, поровну из каждого. Валашцы были лучше укрыты за парапетом и поначалу несли меньше потерь, но ровно в тот миг, когда уже дважды раненый Бролт снес последнее орудие, раздался свист и прямо на батарее разорвалось две осколочных бомбы, окутав всех вонючим дымом и сыпанув железной сечкой осколков по людям. Еще две рванули дальше, за стеной, не причинив вреда.
   - Бомбометы в цитадели! - отчаянно закричал Дарий, зажимая ладонью обильно сочащуюся кровью рану на плече. - Разведка, мать ее к демонам, прохлопала!
   Это верно, про бомбометы ни Хорг, ни Злой ни слова не сказали. А те, по всему судя, стояли во дворе цитадели и спокойно выпускали в воздух оперенные бомбы весом в половину пуда и способные лететь почти на две тысячи шагов. И укрыться на плоской площадке батареи от них было негде, падали они прямо сверху.
   - Надо рвать пушки и отходить к бастиону! - крикнул мне Дарий. - Долго здесь не продержимся, бомбами всех выбьют!
   Тут он был прав, отбиваться под обстрелом что из винтовок, что даже из пушек - никакой пользы. Жизни нам минуты останутся, головы не поднять, а вскоре сюда и валашская пехота штурмом войдет, и противопоставить ей нечего. Снизу войдет, подземным ходом, и заберет батарею обратно. И самая большая проблема - неприятель у нас инициативу заберет, а при таком его большом численном перевесе это, считай, верная его победа. Так мы и ополченческого подкрепления не дождемся, не то что солдат Дикого Барона. Да и еще такое дело - не добежим мы со всеми ранеными до бастиона, там пространство простреливается, всех положат.
   Взгляд мой упал на узкую лестницу, ведущую в снарядный погреб. Если там несколько человек посадить, то они сумеют от целой роты отбиваться, и бомбе туда точно не залететь, вход хитрый и на такое рассчитан. И там же, дальше, вход в подземную потерну. А подступы к батарее неплохо из бастиона прикрыты, и там уже успели подтащить к бойнице и привести в действие картечницу, которая гулко грохотала, выпускала целые клубы сизого дыма и поливала территорию форта тяжелыми пулями. Да и сама батарея верху хорошо простреливается, не получится у защитников форта там свободно разгуливать.
   Нет, пушки мы портить не будем, может еще и пригодятся.
   - За мной! - закричал я. - Раненых не оставлять, все вниз! Дарий, веди своих!
   Валашец недаром числился ветераном, лишних вопросов задавать не стал, а сразу взялся раздавать приказы зычным как труба голосом. Еще одна бомба разорвалась на батарее, задев осколками кого-то из валашцев, но не тяжело. Все дружно рванули к лестнице, таща на себе раненых, спустились вниз, даже не толкаясь.
   Внизу было прохладно и просторно. Снарядный погреб был закрыт от всех случайных бед, перед ним была немалого размера комната, в которой легко уместились остатки наших двух взводов. Даже стрельба доносилась сюда приглушенно, и взрыв очередной бомбы на батарее уже не ударил по ушам кузнечным молотом.
   В стенах было несколько малых бойниц, сделанных даже не для обороны, а для того, чтобы часовой у снарядного погреба мог выглядывать, и чтобы внутрь свет попадал. Но расположены они были правильно, смотрели на казарму с цитаделью. Я выглянул в одну, приложившись к карабину, выцелил и свалил валашского солдата, стрелявшего по нам с колена, а затем сам укрылся от нескольких пуль, защелкавших вокруг окошка. Но это ничего, воевать отсюда можно, так что батарею пока бросать не будем.
   Раненых разместили у дальней стены, ими сразу занялись взводные лекари. Если их считать, то нас почти ополовинили, а бой только начался. Несколько человек взяли на прицел лестницу, встав на колено и укрывшись за массивными колонами, поддерживающими тяжелый свод. Остальные пристроились у бойниц, выглядывая и постреливая, стараясь при этом экономить патроны. Сколько нам здесь сидеть - никто не знает.
   - Дарий, на тебе спуск в погреба, - сказал я валашскому взводному. - Чтобы ни одна тварь не то что спуститься, но даже ступить на лестницу не могла. А я со своими в потерну сунусь, попытаюсь дальше пройти.
   - А смысл?
   - А запутать врага хотя бы, - сказал я, отдуваясь. - Пусть думает, что мы штурм готовим или мину закладываем. Нам бы время выиграть. И батарею надо удерживать любым путем. Эй, факелы не потеряли? - крикнул я своим.
   Факелы нашлись. Немного, но были, их всегда с собой возили во вьюках, кто знает, куда придется лезть. Нашлись и две шахтерских масляных ламы, висящие на крючках возле распахнутой двери, ведущей в подземный ход. Отобрав десяток человек, повел их вниз, туда, откуда тянуло сыростью и холодом.
   Потерна была не слишком глубокая, куда мельче, чем показалось сначала. У самого входа в нее я долго сидел, прислушиваясь, но ничего подозрительного не услышал, никто не пытался атаковать нас из-под земли. Оно и понятно, у противника ума вполне хватило сообразить, что уж если мы батарею захватили, то и выход из хода перекроем наверняка. Интересно, а что они думают по поводу того, что к ним может кто-то наведаться? А вот и проверим.
   Так, она в две стороны ведет... Если налево, то это куда? Не к воротному ли бастиону? А ведь наверняка. И тогда это хорошо, у нас связь между отрядами есть, а в воротном бастионе по плану караулка была и при ней арсенал, откуда патронами пополниться можно.
   - Вилан! - окликнул я одного бойца. - По коридору до конца иди, глянь куда ведет. Если не дальше чем в трех сотнях шагов подъем наверх будет - наверняка к нашим выйдешь. Связь установи. Если ход заметно дальше ведет - возвращайся, не рискуй, понял?
   - Так, мастер взводный, - ответил тот, и, получив от меня один масляный фонарь, убежал по коридору.
   Так, а нам направо, там уже наших точно нет. Послать кого-то вперед себя совести не хватило, так первым и пошел, в одной руке фонарь, толком ни черта не освещающий, в другой револьвер наготове. Остальные шли за мной гуськом, факелы пока не зажигали. Пройдя шагов двадцать, обнаружили, что в потерне есть свет. Тусклый и слабый, но достаточный для того, чтобы идти по ней не спотыкаясь, без всяких фонарей, по которым так хорошо целиться из засады. Приглядевшись, обнаружили световые колодцы, закрытые сверху решетками. Широкие колодцы, человек протиснется. И уже при их свете разглядели подземный ход - под ногами здесь сток широкий и воняет здорово, грязью и гнильем всяким. Вот теперь понятно, что тут к чему, у них подземные ходы по канализации идут, по которой в иное время дождевая вода в реку стекает. Умные какие, не откажешь.
   Одна проблема - решетки лежат высоко, и никаких ступенек туда предусмотрено не было. А так... так они через каждые шагов пятьдесят, и это может быть слабым местом суматошно мечущегося противника. Надо только придумать, как в это слабое место ударить.
   - Ниган, сколько до казармы от батареи было?
   - Шагов триста, триста пятьдесят может быть, - ответил десятник, почесав в бороде.
   - А мы от спуска... шагов пятьдесят прошли, - прикинул я. - Значит так: тихо идем вперед, отсчитываем решетки. Нам надо найти самую ближнюю к казармам, а еще лучше - уже за казармой, если ход туда идет. Неплохо бы к цитадели, но туда просто так с улицы не забежишь, а в казарме двери нараспашку.
   - Ага, понял, - кивнул тот, вытаскивая из кобуры револьвер, с которым в тоннеле куда удобней и проще поворачиваться, чем с карабином.
   - Тогда тихо, ни звука, - скомандовал я.
   Не шуметь было не сложно, под ногами в канализации скопился многолетний слой песка и сухой грязи, поглощавший звук шагов лучше любого ковра. Казалось, что наше дыхание здесь самый громкий звук и эхо от него летит дальше по туннелю, достигая слуха врага через все звуки боя.
   Колодцы были частыми, через каждые пятьдесят шагов примерно. Спускались же в тоннель они под разными углами. Некоторые сверху, а некоторые под наклоном. Видать, так удобней было размещать их на улицах, в тех местах, куда в дожди стекала вода. Затем была развилка, заставившая ненадолго задуматься, но потом мы сообразили, что правый рукав ведет как раз к цитадели, а левый - то, что нам и нужно, путь к казарме.
   На перекрестке я оставил двоих и приказал поднимать шум сразу, если кто-то придет со стороны цитадели. А мы вдвоем пошли дальше, отсчитывая колодцы.
   Когда мы прошли пять колодцев, то на шестом услышали, что звук ружейной стрельбы стал заметно громче, отчего я заключил, что мы совсем рядом с казармой. Осталось только сообразить, в какое место выводит колодец. А то выбраться может и удастся, но только прямо под ружья валашских солдат. Надо нам такое?
   Последний колодец был под наклоном, так что забраться в него можно было и без лестницы, разве что с трудом и риск свалиться обратно был велик, как метод наступления такое не годилось.
   - Дальше пройдем, - шепнул я. - Это мы как раз перед казармой, а как там дальше?
   Лестницу вверх мы нашли шагов через тридцать после того, как прошли колодец. Куда они ведут - и гадать не надо было, это был спуск в потерну из казармы. Долго прислушивались снова, но ничего подозрительного не обнаружили. Свет сверху не падал, массивная дверь выхода была, похоже, заперта. Шума с той стороны тоже никакого не доносилось, я поднялся прямо к ней и приложился ухом.
   Взломать бы, но это вряд ли получится, дверь железная, из толстого листа, так просто не вышибешь. И шуму наделаешь. Только...
   Я огляделся. Ход здесь узкий и наверняка идет под стеной в подвал казармы. Иначе никак не получится, да и не бывает по-другому. Там наверняка оружейки, склады и прочее, я еще и сам помню нашу казарму, в которой валашскую службу нес. Получается, что у нас под казарму самая настоящая мина подведена, только с ней одна проблема - больно все крепкое вокруг, малым зарядом не снесешь, а больших мы с собой не тащили. Но зато у нас есть снарядный погреб батареи, в которых чугунных бомб для шестифунтовок до самого потолка.
   - Выход в потерну из казармы на прицел, - скомандовал я. - Ты, ты и ты. Остальные назад, каждому по две бомбы в руки в погребе - и сюда. Десятник, у тебя заряды?
   - Так, мастер взводный, у меня, - доложился Ниган. - Только прости, смысла не вижу. Взорвем дверь мы, а дальше? Кто нам туда сунуться даст?
   - А мы и соваться не будем, - ответил я. - Но силы они туда оттянут, время выиграем. А так по потерне ни нам к ним не пройти, ни им к нам. Была бы возможность, я бы весь ход к двери бомбами заложил и рванул, вся бы казарма завалилась, но не дадут.
   - Не дадут, - эхом откликнулся десятник.
   Через колодцы было слышно, как на поверхности кипит стрельба. Похоже, что валашцы раза два ходили в атаку, но были отбиты. Сразу несколько картечниц монотонно долбили со всех сторон, слышались взрывы, крики, свистки десятников.
   - Батарею отбить пытались, - сообщил Ниган, прибежавший с очередной парой снарядов. - Отбились, из бастиона пособили, но тяжело. Ополченцев пока нет, людей всего ничего. Вилан до воротного бастиона дошел, ход как раз дотуда, и дальше ход не ведет. Ящик патронов притащил к карабинам.
   - Это хорошо. А с этими... ладно, отвлечем сейчас, - ответил я ему, не отводя ствола револьвера от двери наверху лестницы. - Закладываем. И заряд давай, хватит.
   Чугунные остроголовые бомбы лежали небольшим штабелем под самой дверью. Было бы время - больше бы навалили, а пока вот так, все больше с целью отвлечь. Ниган присел, закладывая подрывные заряды под боеприпасы. Должно сработать, куда оно денется. Моток порохового шнура раскрутился по всему коридору, взвод со всех ног, топоча и толкаясь, бросился обратно к батарее, остались лишь мы с десятником.
   - Ну что, мастер взводный, начнем? - спросил Ниган, утирая обильный пот со лба.
   Борода его слиплась сосульками, на рубахе потные пятна уже сливались в одно. В потерне было душно, я сам был как из бани.
   - Зажигай и бежим, - кивнул я.
   Чиркнуло по кремню кресало, загорелся сухой трут, шнур выбросил хвост ярких искр, пламя побежало по нему. А мы со всех ног понеслись по коридору в противоположную от направления бегущего огонька сторону. Взлетели по каменной лестнице, захлопнули за собой дверь в подземный вход. Не удержавшись, я бросился к бойнице, присел рядом, выглядывая и стараясь быть незаметным.
   Рвануло совсем вскоре, и минуты не прошло. Гейзерами выбило облака пыли и дыма через решетку в мостовой, из малых окошечек цоколя казармы. Я даже разглядел вдруг начавшуюся суету за окнами и решив, что железо надо ковать покуда оно горячее, крикнул:
   - Вилан, дуй обратно в бастион, скажи, чтобы не давали валашцам к канализационным решеткам походить, а то они нас гранатами забросают. Остальные - за мной!
   И поскакал по ступенькам вниз, в подвал. Десяток Нигана бежал следом, молча, громко сопя и позвякивая железом. До перекрестка успеем первыми, это точно, мы такого ждали, а для противника взрыв сюрпризом стать должен. Пока чухнутся, пока соберутся, пока что предпримут - мы уже рядом будем.
   Бегом, бегом, бегом, пружинит сухая пыль под сапогами, поднимается облаками, садится на потные лица и мокрую форму. Неудобная форма у валашских драгун, скорее бы в свою переодеться, в привычную.
   Ход заволокло густой пылью и удушливым дымом, дышать стало тяжело, многие закашлялись. Но никто не остановился, все неслись следом. Вот последний колодец, свет через него едва теперь пробивается, зато сверху слышна такая стрельба, словно у каждого солдата теперь по картечнице, лупят из всех стволов почем зря. Но решетка закрыта, никто гранаты на голову не сбрасывает.
   О гранатах, кстати. Выглянув за поворот, увидел лишь вынесенную дверь наверху и наполовину превратившуюся в щебенку каменную лестницу. Выдернул тяжелый чугунный цилиндр из жилета, рванул проволочную петлю, выдернув фосфорную спичку из пороховой трубки. Брызнуло искрой, зашипело, и, выскочив из-за угла, метнул гранату вверх, в дверной проем, разваленный и искореженный, и увидев, как гаранта залетела внутрь, отскочил за угол. А как кто ее обратно выпнуть успеет? Всякое бывает.
   Не выпнули, грохнуло полноценно, и не успели еще хлестнувшие по стенам острые чугунные осколки упасть на пол, я уже бежал наверх, выставив револьвер вперед и опасаясь только одного - поскользнуться на щебенке, засыпавшей лестницу, и свалиться, застопорив бег всего десятка. Вылазка должна получиться, обязана просто.
   У самой верхней ступеньки снова присел, а Ниган и кто-то еще забросили внутрь еще две гранаты. Бабахнуло почти одновременно, тусклые вспышки осветили сводчатый потолок на мгновение, а дальше весь десяток дружно вкатился внутрь.
   В подвальном этаже пыли было меньше чем в потерне, а света примерно столько же. Первое, что я увидел - изувеченный труп валашского солдата, которого, похоже, снесло вылетевшими от взрыва дверями. Еще один труп, без головы и одной руки, лежал дальше, плавая в луже крови. За перевернутым столом тяжко стонал тяжелораненый. Я мельком глянул на него - от лица ничего не осталось и шевельнуться, похоже, не может, грех его таким оставлять.
   В проеме двери показалась фигура в серой форме и сразу свалилась - я дважды выстрелил в валашца из револьвера, убив его на месте.
   - Занять позиции, дверь на прицел! - крикнул я. - И под гранаты не подставляйтесь! Ниган, одного пошли к бастиону, пусть Хоргу доложит, что мы в подвал казармы вошли!
   - Так, взводный! - рявкнул тот, оборачиваясь к бойцам.
   Снова серая фигура в дверях, вспышка выстрела в никуда - весь десяток укрылся за колоннами и в дверных проемах батальонных складов, и дружный залп в ответ, буквально снесший фигуру, словно ветром сдул.
   Наконец удалось оглядеть помещение. Большое, много дверей вдоль стен, здесь каптерок всяких и складов великое множество. Оружейка не здесь, она на первом этаже, а здесь все подряд, от формы до кавалерийской сбруи. И патроны очень запросто могут быть, даже обязаны. Послал одного человека, подобрав ключи с добитого кинжалом дежурного, заглянуть во все двери, так, чтобы знать.
   Сверху слышались крики, доносились и звуки стрельбы, но сюда никто не совался. Вскоре со звоном влетели две разбрызгивающие искры гранаты, рванули бесполезно - все укрылись давно. Снова кто-то сунулся и даже успел отскочить назад, увернувшись сразу от нескольких пуль, клюнувших каменную стену. Я быстро дозарядил револьвер, выбросив пустые гильзы в поясную сумку, снова огляделся. Какую пакость еще можно учинить, чем заставить врага еще побегать? Больше суматохи нужно, больше паники.
   - Граната! - испуганный крик, звонкий удар тяжелого чугунного стакана о каменный пол, затем звонкий взрыв.
   Короткий крик, брань, кто-то потащил ругающегося раненого в сторону. Откуда?
   - Демон их мать на могиле! - выругался Ниган. - Через световое окно закинули!
   Демоны! Дурак я, не сообразил. Зашли со стороны стены, укрытой от обстрела, и оттуда гранату в световой ход. Наугад, а у нас раненый, и не слабо, похоже.
   - Ниган, кого?
   - Рифа Белого, в бок и плечо!
   - Не подставляться!
   Еще три гранаты влетели внутрь, рванули, а заодно снизу прибежал боец, доложил:
   - Со стороны дальней батареи по коридору шли, мы отбили.
   - Далеко они? - обернулся я к нему.
   Глаза бойца словно фонари светились на темном, покрытом коркой пыли лице.
   - Шагов сто до поворота. Дальше не пускаем, им там никакого укрытия.
   Это верно, на это и рассчитывал. Прямые участки потерны под обстрелом проскочить никакой возможности нет, там и промахнешься, так рикошет от стены пулю подправит.
   Так, положение "ни дать, ни взять". Нам дальше не пройти, и противнику к нам не пролезть, полная ничья. Тех, кто в казарме держит узкая дверь, которая под обстрелом, тех кто в потерне - отсутствие укрытий. Но только нас то же самое удерживает.
   - Есть патроны! - подскочил боец, которого я послал каптерки проверять. - Много, ящиков сто, наверное. И к револьверам немного.
   - Возьми Барата, с ним всех обнесите, лишним не будет, - скомандовал я, не оборачиваясь, сам размышляя над тем, что делать дальше.
   Повторить трюк со снарядами с батареи? В принципе, оно возможно, но сколько их надо здесь для того, чтобы серьезный ущерб причинить, и куда их складывать? Форт этот строили долго и капитально, а потом еще укрепляли дополнительно. Пол первого этажа на каменных колоннах лежит, таких, что даже не знаю чем снести можно. Стены тоже в грунт опираются, этаж-то подвальный, взорвать их... не знаю, не знаю.
   Снова пара гранат влетала в окно, грохнула, ударив больше по ушам да по нервам, но это тоже чувствительно. Подскочил Барат, сунул две увесистые полотняные сумки на лямках. Я мельком глянул в каждую - патроны. Накинул лямки на шею, кивнул благодарно. Это хорошо, пока патроны есть, мы в любом случае продержимся.
   Так прошло с половину часа, наверное. Наверху перестрелка немного стихла, к нам вниз противник тоже пока не совался. Время от времени к нам забрасывали гранаты, но никакого вреда они нам не причиняли. А вот потом случилось сразу две плохих вещи: сначала в подвал влетел какой-то сверток, сильно задымивший, от которого пошел во все стороны тяжкий и едкий запах, от которого закашлялись почти все бойцы, и одновременно с этим, не давая его выбросить и просто схватить, в световые окна начали влетать гранаты, заставляя людей укрываться. И одновременно с этим внизу, в потерне, раздался сильный взрыв. Через минуту в дверях хода показался шатающийся боец, из ушей которого текла кровь и у которого кровью был пропитан рукав мундира, который крикнул так, как кричат ничего не слышащие люди:
   - Валашцы с бастиона в ход бомбомет затащили! Одного убили, Мерви внизу раненый, а я не слышу ни демона!
   Так, обложили все же! Демоны дикие, так и есть, обложили! И выкуривают. Уходить надо, пока нас в этом подвале с двух сторон не зажали. Бомбометы эти, провались они совсем! Мог бы и сам догадаться, что если такой наклонить, то шагов на сто или чуть больше он все равно бомбой плюнет, и тогда мало никому не покажется. Нет, кого боги карают, того лишают разума, а остальное он уже сам сделает. Как я сейчас.
   - Отходим! Все вниз! - осталось только проорать.
   Кашляющий и плюющийся на бегу десяток ломанулся вниз, топоча сапогами по ступенькам, вслед нам тянулся хвост невыносимо вонючего дыма. И что они туда засыпали?
   Десяток гуськом побежал в сторону батареи, мы же с Ниганом бросились в противоположную сторону. У самого поворота у стены сидел труп, столь изорванный, что я его даже не узнал, словно человека сотней клещей рвали на мелкие кусочки, да порвать совсем не успели. Второй боец, Молодой белобрысый Мерви, пытался себя перевязать, в то время как еще один, Бэлл, дальний родственник моего соседа, погибшего в тот страшный день, стрелял из карабина вдоль коридора, быстро дергая затвор.
   - Ниган, Бэлл! Этого тащите! - крикнул я, указав на Мерви. - Я прикрою!
   Подскочил к убитому, выдернул у него из кобуры револьвер с длинным стволом. Карабин был разбит, почти пополам переломлен, а то бы и его прихватил, у нас оружие бросать не принято. Выстрелил шесть раз вдоль коридора, чтобы не дать противнику лишний раз высунуться, оглянулся, увидел, как Ниган с Бэллом тащат раненого, и пошел следом, стараясь убраться как можно дальше от угла до того, как новая бомба прилетит. И вовремя - едва добрался до лестницы к двери, как за спиной тяжко грохнуло, опалило горячим и садануло по ушам так, что вместо слуха остался один звон. Я даже на четвереньки свалился.
   Сверху продолжало тянуть горящей дрянью. Вскочив на ноги, я побежал дальше, постоянно оглядываясь и наставляя свой револьвер в проход. Показалось, что в пыли и дыму мелькнула чья-то фигура, пальнул в нее дважды, но попал или нет - не знаю, а может, там и не было никого. Вот перекресток, вот путь к батарее. Двое с раненым впереди, за ними на земле капли крови остаются. Ладно, перевяжем, не должен боец помереть, как мне показалось.
   Ход вверх и сразу мысль о том, что если нас отсюда из потерны вытеснят, то сообщения с бастионом не будет. Опять захотелось ругаться во всю глотку и самыми поносными словами. Что делать? Они же со своим бомбометом нас поворот за поворотом вытеснять будут, подтаскивая его к заново отбитой позиции. Потом пальнут пару раз шестнадцатифунтовыми бомбами, убив или переглушив всех в потерне, и дальше потащат. И так выжмут нас отсюда, а нам это никак не подходит.
   - Ниган, троих вниз, бегом! - крикнул я поднимающемуся наверх десятнику, и уже через полминуты вниз скатились трое, которых я погнал к следующему повороту с приказом: - Не подпускать сюда никого до команды, понятно?
   Не знаю, смогут ли не подпустить, но надежда на то, что с бомбометом сюда тащиться медленно будут. Его, похоже, еще и пушечным щитом прикрывают, и поставить его почти параллельно земле тоже ухитриться надо, он обычно почти что в небо смотрит. Но что-то придумали...
   Так, вот он, колодец канализационный... Сверху валашцев сюда не подпустят, это место с бастиона простреливается насквозь, не сунешься. Так... так... веревки у нас есть... Есть идея, есть!
   Метнулся назад, наддав так, что проскочил мимо лестницы, рукой за угол схватился. Вверх, в комнату перед снарядным погребом. Десятник Бролт по пушечным делам у нас самый знающий, вот к нему и вопрос:
   - Бролт, надо из снарядов связку сделать. И так, чтобы рванула, если с высоты упадет.
   - И куда подвесить? - ухватился он за мысль.
   - Подвесить надо в колодце, за следующим поворотом, понял? Две связки. Одну в самом первом, а вторую - в следующем. Сообразил?
   Бролт подумал секунду, затем кивнул и спросил, уточняя:
   - И веревочку подлиннее, так? И сюда протянуть?
   - Именно! - обрадовался я его сообразительности.
   - Сделаем!
   Огляделся - тут все по-прежнему. Бойцы постреливают, присев у бойниц, по ним тоже стреляют, но сейчас довольно вяло, былой порыв противника, похоже, пока угас. Но это ненадолго, если они потерной до нас дойдут, то тогда оживятся снова. А если построек не жалко, так и подорвать смогут к демоновой матери. Или выкурить. Или демон его ведает, что еще придумают. Потерну надо держать любой ценой.
   Снова вниз спустился, присоединился к бойцам у поворота коридора, прицелился в темноту из карабина. Откуда-то издалека коридора донесся лязг железа. Волокут бомбомет, двигаются. Затем раздались, с немалым промежутком, два взрыва, докатившиеся до нас тяжкой звуковой волной, пригнавшей следом волну пыли. Вот как они, даже не глядят, а просто бьют по следующему повороту, а затем туда пешие перебегают. А бомбомет следом подтаскивают. Умно, а главное безотказно, в потерне от бомбы никак не укроешься, не разнесет, так оглушит или просто прибьет. Пушку вниз спустить?
   На мгновение мысль показалась удачной, но потом представил, как шестифунтовку разбирать под обстрелом и мнение изменилось. Не выйдет, да и оглохнем, это не бомбомет, это... намного хуже.
   После долгой паузы снова раздались два взрыва, противник прошел еще одно колено коридора. До нас доносились голоса, звон железа, там даже иногда постреливали из винтовок вдоль коридора, на всякий случай или казалось им что-то, не знаю. Но мы тут тоже не дурью маялись. По наскоро сколоченной из длинной доски лесенке вездесущий Барат успел подняться в ближний колодец и привязать веревку к решетке, спустив вниз хитрой конструкции сложную петлю с распорками из дощечек - в снарядном погребе разобрали деревянный стеллаж. Сейчас мой посыльный возился уже во втором колодце, дальнем, ставит там упор для того, кто прятаться будет, а десятник Бролт уже укладывал в веревочное гнездо маленький штабель снарядов, разместив между ними две гранаты. Понятно, фитили подрезаны, вниз начнет падать - спички выдернутся. А там и рванет.
   А дальше... дальше на слух придется. Кому-то одному, и думаю, что мне. Надо дать им дважды выстрелить по коридору, а потом суметь пропустить первую группу у себя под ногами, они вверх смотреть не будут, не до того им, лишь бы быстрее позицию занять, намотать в свою пользу еще одно коридорное колено.
   Меня подсадили, помогли встать на доску, спиной в стенку упереться. Затем в руку веревку подали, Бролт сказал:
   - Не стесняйся, взводный, дергай сильнее.
   Я лишь кивнул, перекинул веревку в левую руку, а в правую взял револьвер, тот, что с Вилана Дятла взял.
   - Вы как оно проявятся, пострелять не забудьте, позлите их, - сказал я Бролту. - И уже потом бегом назад, бомба так даст, что без всяких контузий дерьмо в штаны вывалится. Не ждите ничего.
   - Вот держите!
   Бролт со своими убежал, в потерне стало тихо. Я глянул в руку и увидел, что он сунул мне большой ком пакли. Ну да, спасибо, сам ведь не догадался.
   Но рано паклей уши забивать, мне еще слух нужен. Внизу тихо, да не совсем, от противника возня все же слышалась. Но ждать пришлось долго, не торопились валашцы, наверняка действовали. Затем звук стал громче, явно приближаясь. А затем часто захлопали выстрелы из карабинов, послышались крики, чья-то брань, ответная пальба. Кто-то свистнул, явно из вольных, затем стрельба стихла.
   Я продолжал прислушиваться к доносящимся снизу звукам - явно ворочали что-то тяжелое и железное. Ну да, с колесами бомбомет затащить не смогли, большие они, вот и тянут волоком на станке по камням, шумно получается.
   Кто-то крикнул команду, раздался выстрел, гулкий и глухой удар, так что успел даже рот открыть и уши заткнуть. Мне даже показалось, что я разглядел мелькнувшую под ногами бомбу. Грохнуло, ударило жаром и пылью, завибрировали каменные стены колодца, задрожала доска под ногами. Потянуло дымом, вонью заряда.
   - Вторую давайте, вторую, - шептал я, успевая попутно еще и Брату с Сестрой молиться. - Вторую - и сами вперед, бегом, вверх смотреть не надо...
   Пауза затягивалась надолго, заставляя нервничать все больше и больше, но затем донесся тихий звук насаживаемой на трубу бомбы, маслянистый лязг затвора. Снова глухой, железно-утробный звук выстрела, а затем, сквозь ладони уже, новый удар по ушам, жар в лицо, дрожь стен, треск доски под подошвами.
   Ну!
   Негромкий набегающий топот, несколько серых спин в перекрестье ремней мелькнули под ногами, даже не успел посчитать, сколько их было. Трое или четверо. Затем крик: "Чисто! Давайте!"
   Суета, лязг железа, чей-то смешок, ругань, снова тяжелое и железное поволоклось по каменному полу. Рывками, все ближе и ближе. Рука вспотела, даже забеспокоился, что револьвер скользить начнет. Дышать тоже страшно стало, а вдруг услышат? Почему-то сразу кашлять захотелось, вспомнилась та вонь, которой нас выкурили из подвала казармы.
   Ближе возня, ближе. Торопятся, стараются. Вот уже... сейчас увижу... ага! Сначала чей-то локоть в рваном мундире показался, затем ноги, согнутая спина, через которую перехлестом широкая шлея, явно от конной упряжи. Рядом еще один, тоже тянет. Станок появился, они его на какие-то салазки поставили. Двое с боков за оси толкать пытаются, сзади еще двое. И вплотную еще люди, несут по две бомбы каждый, один за другим... а хватит на всех-то?
   Быстро воткнул в уши по комку пакли, авось спасет мои барабанные, когда рванет. А рванет обязательно, получится замысел или нет, у меня другого выхода все равно нет.
   Вверх и вправду никто не глядит, я зажмурился, опасаясь, что кто-то взгляд почует. Считаю... за сколько сюда дошли, а теперь мне половину от этого отсчитать надо, тогда точно тот колодец пройдут. А за пушкарями прямо еще и пехота. Опять я дурак, не понял, сколько их может тут быть. Бомбомет дорогу пробивает, а для кого дорога-то?
   А может и ничего, а? Осколкам деваться из коридора некуда, а снарядов там десяток, не меньше, и у меня на подвесной еще три гранаты чугунных. Ладно, где наша не пропадала, если и не повезет, счет за себя я хороший возьму, мало здесь никому не покажется.
   Вот, вот, уже. Солдат под колодцем словно почуял что-то, остановился и вдруг голову поднял, встретившись со мной глазами. Я ему улыбнулся по-доброму, а потом взял, да и стрельнул его между глаз. А заодно веревку рванул из всех сил.
   Тело убитого еще не успело упасть на грязный каменный пол, как раздался звон, словно несколько наковален разом столкнулись, откуда-то сброшенные. Затем крик многоголосый, который я услышал даже сквозь паклю и плотно прижатые к ушам ладони, а затем...
   Я ничего не видел, закрыл глаза что было сил, а затем почувствовал под ногами пустоту. Меня словно на наковальню положили и молотом сверху ударили, причем сразу по всему телу. Болело все, в закрытых глазах метались ослепительно-яркие искры. Я даже не понимал, стою я или лежу, настолько не ощущал сам себя. Оказалось, что все же сижу, в дыму и пыльном тумане, вдыхая жар, грязь, копоть, вонь, ощущая кровь во рту и так и продолжая зажимать уши руками. Сижу на каком-то странно изломанном трупе, и трупы вокруг, и кто-то пытается шевелиться, и стон, и кто-то вдалеке кричит так, словно его пополам быками рвут.
   Ну да... десять бомб. Огонь с вихрем осколков тут как божий гнев пронеслись, всех покосив и раздавив. Мне в моем отнорке от этого тысячная досталась, наверное, или того меньше.
   Попытался встать, упал, снова попытался, опершись рукой на стену и с удивлением обнаружив, что револьвер из руки никуда не делся, и я продолжаю его сжимать окровавленной ладонью. Попытался сделать шаг - получилось. А куда мне?
   Испугался на момент, когда понял, что потерял направление, но увидел изломанную груду железа неподалеку - разнесенный взрывом бомбомет. И побрел в ту сторону, все быстрее и быстрее, прямо по трупам, хватаясь за стенку. Крики за спиной усилились, но в меня не стреляли, и никто не гнался, наверное, просто не видели за дымом и пылью.
   Бомбомет... ага, они его пушечным щитом прикрывали, только он аж вон где... где головной их дозор сидел, кого-то пополам разрубил. Там тоже все готовы, наповал, похоже. Или нет, вон еще шевелится один... и второй. Всадил каждому в голову по пуле и нырнул за поворот, в безопасность, где почти сразу с Бролтом столкнулся, бегущим мне навстречу. Тот подхватить меня попытался, испугавшись кровавого вида, я и сам чувствую, что на вурдалака похож, да только не моя это кровь в основном.
   - Нормально я, нормально! - сказал я, отталкивая руки.
   Бролт что-то кричал и я не сразу понял, что он повторяет одну фразу: "Ополчение подошло! Ополчение!"
   Хорошо. Теперь продержимся, наверное. Еще увидел, как из темноты тоннеля появился как всегда злобно и радостно улыбающийся Злой.
  
   Глава
  
   Ополченцы прибыли вовремя, почти две сотни человек, опытных и вооруженных, лучших из тех, кого смог собрать Серг Резаный в Свирре. Они укрепили воротный бастион, прошли по отбитой потерне к нам на батарею. Дела защитников сразу пошли хуже, силы хоть и не сравнялись, но разрыв в численности уже не был столь значимым, а потеря артиллерии вынудила валашцев вести почти бесполезную ружейную перестрелку. Батарея бомбометов хоть и производила много шума, и даже успела нанести некоторые потери колонне ополченцев, когда та приближалась к форту, но навредить укрывшемуся противнику не могла.
   Шаткое равновесие установилось больше чем на сутки. Противник явно надеялся на подход подкреплений, мы - тоже. Когда к форту подошел пехотный батальон армии Дикого Барона и отряд кавалерии, да еще при батарее бомбометов, а на реке показался пароход, тащивший баржу с тремя осадными гаубицами, которые начали выгружать на противоположный берег, прямо ввиду уничтоженных батарей, противник предпочел сдаться. Только в этот момент до них дошло окончательно, что это не восстание местных жителей, а настоящая война, которая началась для них плохо.
   Сдачу гарнизона принимали уже люди барона, а Хорг собрал отряд перед воротным бастионом. Валашскую форму сняли, переоделись в свое, из-за чего отряд выглядел так, словно не в бою участвовал, а пришел со строевого смотра. И повязки видны, и царапины, и ссадины, и перевязанные раны, а форма как с иголочки, чистая и справная. Если не вспоминать те лохмотья, в которые обратилась форма валашских драгун.
   Нас стало заметно меньше, примерно наполовину. Не все были убиты, половина потерь пришлась на раненых, отправленных сейчас в полевой госпиталь, но боеспособность нашей сотни снизилась заметно. Нам быстро пополнили боекомплект, равно как и запас продуктов, который загрузили вьюками на мулов, после чего сотник повел нас на Леймар, главный город баронства.
   Злой, естественно, оказался на марше рядом со мной, что уже стало привычным. В прошедшем бою он от врага не бегал и пулям не кланялся, дважды был легко ранен, и теперь красовался двумя свежими повязками. Как воина я его тоже оценил - лих и умен, не только по ночам людей в чужих домах стрелять умеет. Все он умеет, многим на зависть.
   - Как прошло, а? - спросил он, имея в виду захват форта.
   - Правильно все сделали, - кивнул я. - Иначе долго штурмовать могли бы. И людей бы много легло.
   - Довольным выглядишь, - усмехнулся он.
   Это верно, чувствовал я себя так, будто хорошую и правильную работу сделал. А что удивительного в том? Отбили мы у персонального моего врага, валашского князя, стратегический форт, а если на общую картину смотреть, так и целую провинцию. И лишился он, если на круг брать, только в форте целого батальона, а как по всему Свирре - так и не скажу, но думаю, что много потерял, уж не меньше полка. И не было в этом бою подлости или чего иного недостойного, была лишь военная хитрость да храбрость товарищей по отряду. Что же не гордиться сделанным?
   - Верно, доволен, - подтвердил я. - А как вообще война идет?
   - Правильно идет, как надо, - снова ухмыльнулся он. - Бароново войско к перевалам вышло, вход в Свирре закрыт. Если Орбель штурмовать решится, то много людей положит, и не думаю, что прорваться получится. И водой теперь не пройдешь, река из Рисса перекрыта.
   - А Рисс когда в дело вступит? Долго, не долго, а Дикий Барон Орбелю не соперник, силы не те, - сказал я. - Да и не думаю, что он бы нанялся в одиночку лямку войны тащить.
   - За то, что он в обмен получает, Барон расплатится до грошика, - сказал Злой. - В таких делах подарков не бывает, все отрабатывать надо. А вот когда Рисс в войну вступит... думаю, что ты про то первый и узнаешь, - закончил он многозначительно.
   Расспрашивать я не стал, что хотел сказать - он сказал, а чего не хочет, того и не скажет, что попусту воздух месить? Нельзя сказать, что всю дорогу Злой молчал, он был как бывалый маркитант, напичкан шуточками, анекдотами, прибаутками и разными историями, которые сыпались из него как камни в обвал, и надо отдать должное - заставил смеяться не раз и меня, и тех вокруг, кто его слышал. Жизнь он прожил извилистую, почти во всех землях побывали и почти в каждой на приключения нарвался, так что дорогу скрасил.
   От форта Речной до Леймара был ровно день марша. Рано утром вышли и к закату оказались ввиду городских застав. На заставе наряд был смешанным, из чинов свиррской городской стражи и десятка пехотинцев барона Вергена, то ли помогающих местной власти, то ли приглядывающей.
   - Барон надолго устраивается здесь, - прокомментировал виденное Злой после того, как шлагбаум поднялся и наша сотня вошла в городские пределы. - Свирре повезло, там, где он оседать не собирался, такой благости не было.
   - Слышал, - кивнул я.
   Мало кто не слышал. Если барон в чужой войне участвовал, то в тех землях, где его войско проходило, потом чуть не до людоедства доходило. Выгребал он все, что можно было сжечь, съесть или в карман положить. Война кормила себя, а кроме себя еще и Дикого Барона, и все его войско. И хорошо кормила, а это значит, что кому-то от этого становилось очень плохо. Такая вот житейская арифметика.
   Как обычно на въезде в город раскинулась базарная площадь, на краю которой, поближе к дороге, нашлось местечко для Места Правосудия - рядка виселиц, да добротного каменного эшафота. Виселицы не пустовали и их "постояльцы" выглядели совсем свежими, даже запаха пока еще от них не было, несмотря на жару. Первый же покойник показался мне смутно знакомым, словно я его совсем недавно видел, а вот второго - длинного, бледного, со слипшимися белесыми волосами и закатившимися под лоб глазами, я узнал еще уверенней.
   - Владетель Бри, - поклонился я ему с седла. - Вот и свиделись, хоть, признаться, не ожидал от вас такой прыти. Быстро вы с "горбатой невестой сочетались", так и не каждый дезертир умеет.
   - Барон дал понять, что изгнание существующей власти не означает утери порядка, - прокомментировал Злой. - Он не может согласиться с захватом земель при помощи грубой силы и без одобрения власти. И опять же гибель духовных лиц... кто такое простит?
   - А так быстро лишаться союзников стоит ли? - усомнился я в мудрости такого решения барона Вергена.
   - Свирре захвачено и подчинено, и кому теперь нужны толпы вооруженных людей, намеренных лишь грабить то, чему до сих пор осмеливались лишь завидовать? Ополчение за исключением отрядов Серга уже разгоняется по домам. А желающие выступить в первых рядах в защиту своей родины от жадности валашцев будут призваны в войско установленным порядком.
   Иногда Злой начинал выражаться языком полкового писаря, прослужившего в этой почетной должности не менее дюжины лет.
   - А что Резаный на этот счет думает? - поинтересовался я, вспомнив нашего союзника со шрамом на горле и сиплым голосом.
   - Земли владетеля Бри как преступника отошли казне и были отданы в награду верному союзнику, обеспечившему захват стратегически важной крепости, - пояснил Злой.
   - Ага, вот как, - усмехнулся я. - А как быть с землями "каплунов"?
   - Людей, не желавших освобождения своей родины? - вроде как удивился мой собеседник. - Их можно считать кем-то еще, кроме как преступниками? Найдутся более достойные, которые будут владеть ими.
   - Барон? - скромно поинтересовался я.
   - Все пальцы в рот засунешь - рот порвешь, - усмехнулся Злой. - Барон это понимает лучше всех. Он ведь не только войском силен, у него еще и союзников много. Не просто ведь так, как думаешь?
   - Должно быть не просто так, - пришлось согласиться мне.
   Похоже, по замыслу Дикого Барона жители Свирре даже не должны были заметить смену власти. Дело обывателей тянуть воз, а кто там, на месте погонщика - их не касается. Просто потому, что разницы нет никакой и быть не должно.
   Леймар все же выглядел не совсем тихим и мирным, городу все же досталось. Совсем сдерживать своих "волков" и "воронов" барон Верген не хотел, да, наверное, и не сумел бы. Были видны и выбитые окна, и перевернутые телеги, и какое-то обывательское добро, разбросанное по улицам. Не обошлось и без следов крови, и встречались эти следы не редко. Но виденное здесь ни в какое сравнение не шло с тем, как выглядят по-настоящему захваченные вражеские города после того, как туда врывается озверевшая от тяжких боев армия победителя.
   Малочисленные жители Леймара, рискнувшие показаться на улице, испуганно убегали при виде нашего отряда, но, похоже, что первая волна лихого и радостного насилия схлынула. Наемники потешили азарт захватчика, ограбив кого успели и изнасиловав кого удалось, после чего пошли дальше, уведенные из города мудрым командованием, припасшим этот лакомый кусок персонально для себя.
   Город был небольшим, чистым и богатым. Много лавок, много харчевен и гостиниц, и регулярно, на каждом перекрестке бросающаяся в глаза стрела с надписью "Речная ярмарка". Торжище здесь было знатное, со всех земель, прилегающих к реке, везли сюда товары. А уж товары самого Свирре так и вовсе расходились исключительно отсюда. Так валашская власть распорядилась для удобства сбора налогов, да и просто удобней было - короткий путь сушей по хорошим свиррским дорогам, а дальше водой. А водой возить всего дешевле. Почему-то мне кажется, что Дикий Барон и этого порядка менять не будет.
   Злой по пути отделился от нас, а отряд разместили почти роскошно, выделив "клоповник" - усадьбу, которую по сие время занимали валашские мытари. Два добротных здания, одно из которых отвели под казарму, и большая конюшня, в которой легко разместились все лошади сотни. У "клопов" своих лошадей хватало, много ездить приходилось.
   После недолгой суеты расселения и после того как все бойцы отправились к лошадям, взводных вызвал Хорг, сказав без излишних подробностей:
   - Нас "господин старший приказчик" желает повидать. Это недалеко, пройдемся.
   Командир одного из горских взводов получил пулю в шею, и теперь неизвестно было, выживет ли он вообще, но его заместителя, десятника, Хорг предпочел с собой не брать, поэтому шли мы вчетвером. Уже темнело, улицы были по-прежнему пусты, хотя из харчевен доносилась и музыка, и пьяные крики - кто-то все же праздновал победу Дикого Барона. Прошли мимо борделя, в котором, судя по звукам, происходил или погром, или праздник высочайшего накала, но в окна никто не вылетал и с криками не выбегал, так что суть происходящего так и осталась тайной. Попался патруль местной городской стражи. Стражи порядка направились было навстречу, но отступили в сторону после того, как разглядели нас, а точнее наши шемахи.
   Здание городской ратуши было занято штабом барона Вергена, вокруг него стояли посты "волков", но сам барон, насколько мне успел сообщить Злой, находится с войсками на севере, у перевалов.
   Затем мы снова углубились в веселый квартал и остановились у дверей вполне респектабельно выглядящей харчевни под названием "Пьяное откровение", куда и вошли, толкнув тяжелую дубовую дверь.
   В зале царил полумрак, нарушаемый лишь масляными лампами на стенах и огнем в очаге. Большинство из полутора десятков столов были пусты, но за некоторыми все же сидели люди. Среди них я узнал Тесака с Голодным, а остальные были им под стать. Круглый Арио сидел за большим, "компанейским" столом у самого очага, вместе со Злым, призывно махнувшим нам рукой. Оба выглядели спокойными и даже какими-то благостными, словно в предвкушении праздника, хотя я искренне сомневаюсь в том, что "приказчик купца Зарама" мог кого-то позвать просто так, а не по делу. Не тот человек.
   Едва мы поздоровались и расселись вокруг стола, откуда-то с кухни прибежала круглолицая и неумеренно задастая девка с большим подносом, уставленным кувшинами с вином и кружками. Старательно улыбаясь в тридцать два белых и ровных зуба, она начала быстро и сноровисто расставлять все это по столу, и едва успела закончить, как Арио нагнулся, вытянул руку и с треском шлепнул ее по выпяченному заду. Девка взвизгнула и подскочила от неожиданности, кувшины на столе дрогнули. Кто-то захохотал, со стороны других столов послышались шуточки, но Арио заполошно замахал пухлыми руками и сказал:
   - Стоп-стоп-стоп! Ты куда, принцесса тучных пастбищ, а?
   Рванувшая было от стола девица испуганно остановилась, выпучив глаза и явно опасаясь продолжения развлечения подгулявших гостей.
   - Я проверить хотел, а ты своим визгом..., - недовольно сказал Арио. - Ну-ка нагнись!
   Выпучив от страха глаза и зажав рукой рот для того, чтобы похоронить за сомкнутыми устами рвущийся наружу визг, девица осторожно нагнулась, так, что из-под мелкосборчатой юбки выпятились холмы могучих ягодиц. Арио сделал вид что целится, даже один глаз прикрыл, а потом отвесил девке такого шлепка, что звук эхом раскатился по залу и отразился эхом от стен. Ты лишь промычала что-то и моментом выгнулась в обратную сторону, схватившись руками за пострадавшую часть тела.
   Арио же между тем подул на отбитую ладонь, помахал ей, словно пытаясь остудить, и сказал:
   - Да-а... гранит! Если бы из таких задниц сложили бастионы Речного форта - мы бы до холодов там бились. Снаряды бы отскакивали и обратно летели.
   Зал грохнул, девка покраснела так, что даже в темноте заметно было.
   - Не завидую трактирщику Вайту, - продолжал между тем Круглый. - Такую на кухне прижать - сам рискуешь, вдруг сядет сверху случайно - как капусту под гнетом сплющит.
   Он махнул рукой, отпуская подавальщицу, и добавил:
   - Или наоборот завидую. Иным, чтобы столько добра сразу прижать, надо трем шлюхам платить, а он одной обходится.
   Зал снова покатился со смеху от немудрящей казарменной шутки, кто-то свистнул.
   Несмотря на публичное осмеяние, девка вынеслась из кухни всего лишь через минуту, вынеся немалых размеров кастрюльку с кипящим оливковым маслом, разместила ее над бронзовой спиртовкой, стоявшей посреди стола. Затем схватила длинную лучину, подожгла ее от настенной ламы и сунула разгорающийся на кончике желтый огонек к этой самой спиртовке, и язычок синего прозрачного пламени начал облизывать дно котелка.
   Следом за девицей прибежал коротконогий и тоже задастый толстяк в белом фартуке, поставивший посреди стола огромное блюдо с мелко нарезанным мясом, по виду говядиной, а рядом с ним еще одно, с нарезанными овощами. Тарелки уже стояли перед нами, у каждой лежало по длинной двузубой вилке.
   - Вообще это место славно своей "масляной баней" из оленины, - сказал Арио, подцепляя вилкой кусок мяса и опуская его в сразу забурлившее масло. - Но трактирщик Вайт, да длят боги его жизнь столько, сколько у них получится, сослался на то, что поставщик его подвел из-за войны, и балует нас сегодня всего лишь говядиной. Угощайтесь.
   И с этими словами взялся разливать красное вино по кружкам. Запахло виноградом и... ужином. И только сейчас я понял, что зверски голоден.
   Гарнир к мясу был немудрящий: крупно нарубленные мясистые листья салата, наструганная морковь, сырые шампиньоны, которое тоже можно было опускать в масло, а главное - мясо, добротная, без единой жилки, говяжья вырезка. На самом деле расстарался трактирщик, сомнений нет, случайному человеку такого мяса не подадут.
   Компания расхватала вилки и наперегонки взялась совать куски мяса в кипящее масло, запивая его хорошим молодым вином, с ним тоже не обманули. Широкозадая дева, на прелести которой уже никто не покушался, только и успевала подносить крошечные плошки с разными соусами, которые едоки расхватывали в момент, и в которые макали кусочки мяса.
   Когда примерно половина мяса с большого блюда исчезла, а первый, самый острый голод был утолен, Арио спросил у Хорга:
   - Как в форте прошло? Основное знаю, мне твое мнение интересно.
   Сухорукий пожал плечами, подумал, затем сказал:
   - Начали правильно, план хороший. Никто нас не ждал, все шло как надо. Разведка подвела.
   - В чем? - уставился ему в глаза Арио.
   - У них в цитадели батарея бомбометов была, от них все проблемы пошли. Пушки на первой батарее побили, а мы их захватить планировали. Потерь от них много. Если бы взводный Арвин, - он кивнул на меня, - не придумал дельное, нас бы из потерны выбили, а там кто знает...
   - Понятно, - кивнул "старший приказчик". - С этим нехорошо вышло. Сколько людей у тебя в строю?
   - Шестьдесят семь на сегодняшний вечер. Двадцать два раненых в госпитале.
   - Много потеряли, - протянул Арио.
   - Немало, - подтвердил Сухорукий.
   - Ладно, без того все равно никуда, - негромко сказал Арио, оглядев всех сидящих. - Отряд новый, для иных дел создан, но в главном все равно вас проверить надо было. Воевать умеете, не боитесь, а это от вас и требуется. Теперь впереди дела другие. Поважнее.
   Все смотрели на него, ожидая продолжения речи, но Арио, словно забыв о сказанном, болтал вилкой с насаженным кусочком мяса в кастрюле с маслом. Неожиданно он поднял голову и крикнул:
   - Тучная дева!
   Подавальщица вихрем вылетела с кухни, всем своим видом выражая полную готовность исполнить любой приказ. Арио хоть человек и не злой на первый взгляд, но тут его явно боялись. Здорово боялись, до одури. Я бы тоже боялся, если бы знал получше.
   - Спиртовку смени, красавица, - ухмыльнулся Арио, ткнув пальцем в горелку. - И масло на плите вскипяти, а то мясо сунешь, а оно не бурлит, а так, словно старик шептуна пускает. Расстарайся для нас.
   Так кивнула, с готовностью подхватила кастрюлю вместе с горелкой, и, топая каблуками, улетела на кухню. Арио снова взялся за кувшин с вином, снова разлил его по кругу, не пропуская ни единой кружки.
   - Ладно, за успех! - отсалютовал он своей, и все сидевшие за столом его поддержали.
   После пережитого в форте пьянствовать было приятно, да оно и всегда так после боя, давно заметил. Главное меру знать, лишнего не принимать, чтобы победа бедой не закончилась, но Арио много и не наливал.
   Через недолгое время подавальщица вылетела с кухни, топоча по плитам пола и поднимая ветер широкой юбкой, с лязгом поставила кастрюлю на стол и опять сноровисто запалила под ней спиртовку.
   - Извольте, владетельный мастер! - польстила она излишним титулом Арио, поклонилась и хотела убежать от греха подальше, но он ее остановил, щелкнув пальцами.
   - Ты, дева, хозяина нам позови, хорошо? А сама иди милостью богов, отдыхай, - и посмотрев ей в глаза, уточнил: - Совсем иди, домой, мастер Вайт нас сам обслужит дальше, не развалится. Поняла?
   - Как не понять, - часто закивала она. - Сейчас и пойду.
   - Вот и иди..., - Арио задумался, снова придержав ее жестом, подумал, затем сказал: - Ладно, сегодня в городе спокойно, иди смело, ничего с тобой не случится.
   - А мне и недалеко, - с готовностью ответила девка, неуместно при этом поклонившись. - Дойду, владетельный мастер.
   - Вот и иди, - вполне искренне и даже обаятельно заулыбался ей Арио. - Мастера Вайта кликни только.
   Немного настороженный, но улыбающийся трактирщик подошел к нашему столу в тот момент, как за задастой подавальщицей захлопнулась входная дверь. В зале стало тихо, все прислушивались к разговору.
   - Чем служить могу? - спросил, чуть склонившись, Вайт.
   - Да ничем уже, пожалуй, - небрежно сказал Арио, оглядывая стол. - Все было замечательно, вкусно и здорОво. Рассчитаться хочу с тобой.
   - Ну-у..., - даже развел руками трактирщик, - какие меж нами могут быть счеты, мастер Арио? Ни гроша медного с вас не возьму, мне только в радость вас потчевать. Всегда рад, всегда!
   Звучал трактирщик не очень искренне, но всячески старался скрывать это за радушной улыбкой.
   - А с чего ты взял, - медленно заговорил Арио, - что "рассчитаться" - это я тебе платить буду? На сколько мы тут наели-напили... золотых на десять, если с походом? А ты мне сколько золотых должен?
   - Простите, мастер Арио? - согнулся в поклоне явно испуганный Вайт. - Не пойму вас, простите, о каком долге речь-то идет?
   - Забыл? - с сочувствием спросил Арио. - Это плохо, это старческое слабоумие к тебе подкрадывается, ум твой ясный мутит. Сперва о долгах забудешь, потом имя свое, а потом ближних узнавать перестанешь. И закончишь тем, что вместо помощницы своей на свинью влезешь, так? Прискорбно, прискорбно.
   Он побарабанил пальцами по столешнице, явно задумавшись. Из-за соседнего стола встали Тесак с Голодным и тихо подошли к трактирщику сзади, им незамеченные, встали в паре шагов, то ли на всякий случай, то ли ожидая команды "старшего приказчика".
   - Не помнишь за собой долгов, значит, - задумчиво сказал Арио, глядя трактирщику в глаза. - Так я не в обиде, забывчивость дело такое, с каждым бывает. Так я напомню, не возражаешь?
   Ответа не последовало, но Круглый в нем и не нуждался, похоже. Все тем же спокойным и даже доброжелательным голосом он продолжил:
   - Года три назад, примерно, когда я к тебе в гости заглядывал во время ярмарки, сказал ты мне, что завербовал десятника из интендантской роты в форте Речной. Звали десятника... напомни?
   - Вилем, - ни жив, ни мертв, пискнул трактирщик. - Десятник Вилем.
   Похоже было, что тут не так все просто. Что трактирщик работал на Арио - это не удивило, что-то подобное я уже заподозрил еще по началу разговора. А вот что дальше будет...
   Арио достал из кармана жилета маленькую записную книжку вроде тех, которыми все приказчики пользуются, записывая нужное им, полистал, сказал:
   - Верно, Вилем. И этот самый десятник Вилем обязался снабжать мастера Вайта всеми новыми сведениями из форта, тем более, со слов мастера Вайта, встречаться им было легко - интендантский взвод везде ездит, закупает всякое у оптовых торговцев, а в тех же местах и наш друг бывает. Мастер Вайт, я все правильно говорю, ничего не путаю? - уточнил Арио, опустив при этом в кастрюлю с масло очередной кусочек мяса.
   Масло вскипело бурно, трактирщик испуганно дернулся.
   - Ну так? - напомнил о себе Круглый.
   - Верно все, владетельный мастер, - пробормотал трактирщик. - Все так и было, чистая правда.
   - Ага, правда, - оживился допрашивающий. - И брал этот Вилем от нас..., - Арио заглянул в свою записную книжку, потом поднял глаза на Вайта, - ... брал от нас... ну?
   - Сто золотых. В месяц, - сипло ответил тот.
   - Сто золотых! - поднял указательный палец Арио. - Помесячно. Куда больше чем его взводный получал на службе, и даже больше чем получал командир его взводного. Большие деньги. Так?
   - Все так, так, - кивал Вайт. - Жадный он, скотина такая, на меньше никак не соглашался.
   - Верно, очень жадный, - согласился Арио. - И всего-то ему надо было нам вовремя сообщать, что в форте меняется, какие там подкрепления, какие новшества. Для него - никаких секретов. Так?
   - Так, так.
   - Заладил..., - поморщился Круглый, махнув рукой. - И как так вышло, скажи мне, мастер Вайт, что сей десятник ни единым словом не обмолвился про то, что в цитадели батарею бомбометов установили, а? Как же так?
   - Знать того не могу, - жалобно просипел Вайт. - Обманул, в доверие втерся.
   - Скорпиона в кармане пригрел, да? - вроде бы с сочувствием спросил Арио.
   - Именно так, владетельный мастер, - частил трактирщик, - пригрел. Только деньги давал, а он вот как, молчал про важное. А проверить-то и никак, у них там в форте строгости - о-го-го, никак, значит, не проверишь, владетельный мастер.
   - Верно, строгости, - согласился Арио. - Скажи мне, мастер Вайт, а как так вышло, что ты забыл нам сообщить о том, что десятника Вилема на кражах интендантского имущества поймали еще два с половиной года назад, да на каторгу отправили? Это ты как, запамятовал? - вроде как подсказал он трактирщику.
   Цвет лица у того сменился с красного на бледный, руки дрожали, и он, явно уже не очень соображая, вновь закивал:
   - Так, так и было, запамятовал, владетельный ма...
   - А деньги для него брать не запамятовал? - прошипел Арио, неожиданно ловко, как-то по-змеиному вскочив со стула и оказавшись вдруг рядом с вконец ошалевшим от страха Вайтом. - А когда ты по сто золотых в месяц брал, ничто тебе не напоминало о том, что о смерти агента сказать бы надобно?
   Вайт шагнул назад и вдруг обнаружил себя крепко схваченным за руки двумя верными помощниками "господина старшего приказчика", головорезами Тесаком и Голодным. А Круглый шагнул к нему вплотную, вглядываясь в глаза и ухватив за ворот, накручивая его на кулак так, что воротник врезался в толстую красную шею Вайта.
   - Деньги ты для него брал, а вот они..., - Арио тряхнул трактирщика, заставив его посмотреть в нашу сторону, - ... они под бомбометы попали, когда уверены были, что их там нет, и интендантский десятник Вилем нам обо всем сообщает. И они потеряли людей, - добавил он уже спокойней, размеренно роняя слова. - Они потеряли людей из-за твоей жадности и лживого языка, мастер Вайт.
   - Верну деньги, - простонал трактирщик. - Все верну, до грошика, у меня есть. Под кроватью, вторая доска. Поднять - а там ящик железный.
   - Спасибо, посмотрим, - преувеличенно вежливо кивнул Круглый. - Как с тобой закончим, так и глянем. Скажи только, где нам еще людей вместо погибших поискать? Под какой доской? Под гробовой? - заорал Круглый и резко и сильно ударил Вайта под дых.
   Тот согнулся, потеряв дыхание и хватая ртом воздух, а Арио крикнул:
   - На стол его, скота!
   Голодному с Тесаком два раза приказывать не надо было. Ловко подбив Вайту ноги, они опрокинули его спиной на длинный стол, растянув руки в стороны. Трактирщик засучил было ногами, но к ним подскочил еще кто-то, невысокий и плечистый, с грохотом подвинул к столу тяжелую лавку и прижал ей ноги Вайта, совершенно того обездвижив.
   Арио подошел к столу, вытащил из кипящего масла вилку с кусочком мяса, сдернул его зубами, прожевал, запил вином. Обернулся к своим помощникам, сказав:
   - Рот ему раскройте. Я хочу видеть его глотку, ту, что исторгала смердячую ложь два с половиной года.
   Тесак выхватил широкий нож, навалился на Вайта. Тот завыл сквозь сжатые зубы, затем послышался удар, еще один, затем визг, похожий на поросячий. Я увидел, что рот Вайта раскрыт и раскровенен, а между поломанными зубами вставлен поперек клинок, острием прямо к горлу.
   Арио отставил кружку, подхватил со спиртовки кастрюлю и шагнул к Вайту, который понял, что сейчас случится, и завыл так жутко, что у меня сжался желудок и на спину словно ведро воды из колодца плеснули.
   - Ты сам во всем виноват, Вайт, - сказал Арио, остановившись у дергающегося и вопящего трактирщика. - Держите его крепче, чтобы головой не дергал.
   Держали его крепко, не шевельнешься. Голодный, собрав в кучу длинный передник Вайта, прижал его к подбородку так, что вокруг побагровевшего лица жертвы словно появилось кружевное жабо.
   - Руки осторожно, - деловито сказал Круглый и наклонил кастрюльку. - Вот так, по ножичку, как лимон на рыбку...
   На фоне лампы сверкнула тонкая струйка масла, плеснуло вдруг шипением и паром, невероятный, нечеловеческий крик казнимого резко оборвался, превратившись в жуткое клокотание, запахло жареным мясом, каблуки трактирщика часто скребли пол. Стол ходил ходуном под бьющимся в агонии Вайтом, подручные Арио навалились на трактирщика, изо всех сил вцепившись в него. Затем Тесак выругался, резко отдернув руку с ножом и подув на запястье.
   Потом все отскочили от Вайта, и тот просто скатился на каменные плиты пола. Тело его сотрясала мелкая дрожь, какое-то тихое сипение продолжало вырываться из открытого рта вместе с густым паром. Арио просто лил масло ему на лицо, норовя попасть в глаза, но Вайт уже не сопротивлялся и, может быть, даже не осознавал своих новых мучений. Лишь кожа трактирщика на глазах вспучивалась волдырями и обретала цвет сырого, чуть обваренного мяса.
   Бронзовая кастрюлька со звоном встала на деревянный стол. Все молчали. Арио оглядел сидящих в зале, вглядываясь в лица. Мало кто сомневался в том, что это была не только казнь предателя, но и предупреждение остальным, мол "не шути со мной".
   - Тесак, закончи, - кивнул Круглый, возвращаясь за стол и поднимая кувшин с вином.
   Тот кивнул, присел возле умирающего, но так до сих пор не умершего, вытащил снова кинжал из ножен и коротко ткнул того в сердце. Тело еще раз дернулось и замерло, теперь уже окончательно.
   - А теперь я расскажу, для чего собрал вас здесь, - сказал Круглый, в очередной раз разливая вино по кружкам. - Теперь вас ждет то, для чего, в сущности, я собирал именно этот отряд. Дикий Барон справится и без вас, тем более что для него война пока окончена, валашцы решатся штурмовать перевалы еще не скоро. А вот вы понадобитесь..., - тут он усмехнулся, - ... наследникам купца Зарама.
   Сидящий рядом Злой весело рассмеялся.
  
   Глава
  
   Странно вольному остаться без коня, но приказ толкований не подразумевал. Наша сотня, укрепленная и пополненная тремя десятками головорезов, подобранных лично Сергом Резаным из числа лучших людей его отряда, шла в сторону пристаней в пешем строю, нагруженная ранцами, карабинами, патронами, свернутыми пледами и прочим походным имуществом. Лошади остались с коноводами, которые погонят их дорогами нам вдогонку, с ними пойдет обоз с остатками имущества, но сейчас мы стали пехотинцами.
   Раннее утро еще толком не начало разгонять темноту над Леймаром, солнце не показалось из-за ряда холмов, а лишь обозначило свой грядущий приход светлеющим небом, а мы уже разгоняли сон обывателей дружным топотом строевого шага, выбивавшего эхо из каменных ущелий узких улочек.
   У пристаней, взятых под охрану пехотинцами барона Вергена, нас ожидал небольшой пароходик, дымящий черным из высокой черной же трубы, к которому подцепили на буксир две небольшие баржи. Предназначены они были для перевозки людей, то есть нас, о чем свидетельствовали натянутые тенты от солнца.
   - Первый, второй и третий взвод - первая баржа! Четвертый, пятый и шестой - вторая! По местам бегом марш! - скомандовал Хорг.
   Подкрепление распределилось не по существующим взводам, а образовало два новых, так что сотня наша стала неуставной, шестивзводового состава. Но она уже и сотней является только по названию, а на самом деле что состав, что статус нашего отряда от обычного воинского отличается очень сильно. И везти нас собирались вовсе не на войну на этот раз, хотя, со слов Арио, рисковать придется сильно.
   Долго не канителились. Едва разбились повзводно и разместились на деревянных палубах, пароходик отдал швартовы, свистнул, и, выбрасывая клубы дыма и пара, начал отходить от пристани, оттягивая заодно и баржи. Со скрипом натянулись толстенные пеньковые канаты, заплескалась вода под тупыми носами неуклюжих посудин и наша "связка" начала медленно, но уверенно выгребать на середину реки. Похожий на рисунок из книжки город Леймар понемногу отдалялся от нас вместе с берегом. На него падали первые лучи восходящего на другой стороне реки солнца, и выглядел он от такой иллюминации немного зловеще.
   Арио с присными на этот раз нас не покинул, а разместился на этой же барже, на самом носу, прямо рядом с нами, с моим первым взводом. Расположились они капитально, набрав в трюме сена и расстелив на нем свои пледы. Кто лежал, кто чистил оружие, кто нож точил, кто играл в карты. Сам Арио лежал на спине, закинув ногу на ногу, и погрузился в чтение какой-то толстой книги.
   Ко мне подсел совсем заприятельствовавший Злой, хлопнул по плечу, здороваясь.
   - Кухня на второй барже, - сказал он. - Насчет нее хозяин наш..., - он кивнул на Круглого, - не додумал здорово, ума не хватило.
   - Чего это? - поинтересовался тот, выглядывая из-за книги.
   - Дело нас ждет тайное, так? - спросил Злой. - А там в корыте фасоль замочена, потом, небось, запекать будут и со свининой мешать. Дальше сам соображай, какая уж тут скрытность.
   Кто-то за спиной у меня заржал, кто-то сказал: "За сотню картечниц нас примут и сами сдадутся!". Лишь Круглый отмахнулся, сказав с усмешкой:
   - Нам пути двое суток, успеете пропердеться. И лучше сделайте это здесь, на воздухе, чем потом в казарме. За совет примите.
   - Нет, не заботится он о своих бойцах, - притворно-скорбно сказал Злой.
   Арио вчера, после расправы над трактирщиком Вайтом, рассказал нам все же, что от нас теперь требуется. Прав был Злой со своими как-то высказанными намеками, да и я в ожиданиях не обманулся. Круглому нужны были отряды наемников, никак не связанные с Рисским княжеством, но при это доказавшие свою сноровку и верность. Из подчинения барону Вергену нас вывели, и, похоже, что вводить в состав другой армии не собирались. Образ нашего будущего командования вырисовывался в виде "Усадьбы купца Зарама", где всем заправлял "господин старший приказчик".
   Ситуация в Риссе назрела для немедленного ее разрешения, для чего мы и требовались. Младший из княжичей, наследников покойного Велима, Вайм, объявил своего старшего брата тронувшимся умом и сумел, опираясь на высокосвященного Берга, возглавившего рисскую епархию обновленца, захватить власть. Но брат его был жив, и хоть находился под домашним арестом, имел немало друзей и союзников, почитавший его как настоящего наследника на рисский трон.
   - Брат его, Велим Младший, как князь Велим Второй куда как хорош был бы, - рассказывал Злой, растянувшийся на пледе и закинувший руки за голову. - Сумасшествия в нем ни на грош нет, понятное дело, а ума хватает. И сердца хватает тоже, добрый он человек и правил бы хорошо. Но... не вовремя он родился.
   - В смысле? - спросил я, поднимаясь на локте.
   - Время сейчас идет такое, не до добряков. Раскол церковный, война повсюду зреет, что сам не отберешь, у тебя другие отберут. Не место доброму правителю на троне, такой как Вайм нужен.
   - А Вайм, он какой? - спросил я.
   - Злобный он, хуже меня, - усмехнулся Злой. - Хромает, в детстве с коня упал, сломал ногу сильно. Тоже умный, как и старший, это у них фамильное. Подозрительный, никому не верит. Как всю власть на себя заберет - много крови прольется, даже в Риссе, крови он не боится, а может и вовсе алчет, кто его истинного ведает. Пока он еще тихо сидит, не время нрав показывать. Молится, из храмов к народу выходит, детишек благословляет, милостыню раздать не брезгует. Но это не он, это так, маска. Он войны ждет.
   - И теперь только за нами дело? - спросил я.
   - За нами, верно, - ответил Злой.
   "Усадьба купца Зарама", как понял я из намеков Арио, состряпала доказательства заговора среди самых известных сторонников Велима Младшего. Но сама "Усадьба" была людьми малочисленна, а Вайм пока особой воли своей разведке не давал, не хотел раньше времени подозрения вызывать. Поэтому "господин старший приказчик" набрал людей в других землях, сумев их отобрать и даже проверить в деле. Нас набрал. И теперь мы должны были этот самый "заговор" обезглавить, захватив, арестовав, а в случае сопротивления так и убив всех, на кого нам укажут агенты "Усадьбы".
   Нас в Риссе ждали, готовились укрыть в казарме полка конных егерей, которые гарантированно подчинялись Вайму. Но сейчас об этом знало всего несколько человек, до самого полка, естественно, такая новость не доводилась. Этот же полк должен был обеспечить нас лошадьми на всю "Ночь цепей", как принято, со слов Злого, именовать большие аресты в Риссе. А вот что будет потом...
   - Потом война будет, - предположил Злой. - Вайм реку перейдет и на Орбель ударит.
   - Мобилизация была? - немного удивился я.
   - Нет, не было, но и в Валаше ее тоже не было, - усмехнулся Злой. - Начни мобилизацию, и те тоже начнут, а у них в княжестве народу побольше нашего. Вот и рассчитывают, похоже, ударить тем, что есть, по штатам мирного времени, на такую же армию Орбеля, ключевые точки захватить, а уже дальше и мобилизацию начать, их удерживая.
   Помолчав, он добавил:
   - Да и армию Дикого Барона совсем не стоит со счета сбрасывать, кроме своих двух полков людей он много набрал, валашцы и подумать не могут, что у него на этот раз за сила в руках.
   - А дальше?
   - А дальше что... как военная судьба вывернет.
   - В победу-то веришь?
   - А мне все равно, - усмехнулся Злой. - Веришь? Я такой жизнью с детства живу и другой не знаю. Что мне с мира? Хотя верю вообще-то, Вайм на одной своей злости победить способен. Ну и такой момент... как вот объяснить..., - задумался Злой.
   - Как проще.
   - Куда уж проще... Вайм, хоть и зверь кровожадный от рождения, нашим землям хорошего хочет. Если люди это поймут - он победит. Сколько тут всяких баронств и княжеств от Степи и до Восточного моря? Тьма тьмущая, а ведь в других землях тоже люди живут. А мы ведь все, и в Риссе, и в Валаше, и в горах, и Северных княжествах, и в Вольных городах на одном языке говорим, понимаешь? Нам судьба быть вместе, в одной державе, под одной рукой, пока кто-то не пришел и не разорил наше паучье гнездо, перетоптав всех поодиночке.
   - А почему не Орбель тогда? - спросил я с подколкой. - Он ведь тоже все и везде под себя гребет, почему не под его рукой?
   - Орбель как паук тот самый, ему лишь бы соки сосать и жиреть, - отмахнулся Злой. - Не видит он в других таких же людей одного языка, они ему чужаки, добыча. Вайм же..., - Злой отхлебнул воды из фляги, заткнул ее пробкой и отложил в сторону. - Вайм, говорят, с детства об одной державе мечтал, в которой все земли равны под единой властью, и за этим он войну вести хочет, понимаешь? Царство поставить на месте княжества, силу набрать. Почему обновленцев поддерживает? Потому что хочет Церковь в одну упряжку с мирской властью, а пока она монофизитами управляется, то Всеблаженному Престолу подчиняется и отдельные налоги берет. Что за налоги, если на тебе власть только духовная?
   - Понимаю, - кивнул я. - Может и прав он, почему нет. В землях наших безобразий и вправду много. В войны друг у друга по половине населения выбивали, а ведь за что дрались? То за шахты, то за землю, то за воду. Так и изведем сами себя, Старый Мир нам не наука.
   - Не наука, верно, - подтвердил Злой. - Те вроде и летали, и друг с другом через всю землю говорить могли, а тоже как мы, все мечтали с соседа три шкуры содрать. И доигрались, от них развалины до сих пор на каждом шагу, и людей... сколько вот сейчас людей в мире, как думаешь?
   - Не знаю, - ответил я честно. - Кто их считал? Но знающий человек, ученый один, сказал мне в свое время, еще когда я на службе был, что в наших краях в сто раз больше жило.
   - Видал! - аж подскочил Злой. - В сто раз больше уживалось, а мы все равно друг другу глотки рвем. Вот она, натура человеческая, а? Хуже волков в голодный год.
   - Те тоже уживались, да не ужились, - хмыкнул я. - Может и вправду природа наша такая.
  
   Глава
  
   Ветер над степью, холодный и пыльный. Гонит рябь по воде, коробит зеркало реки, лежащей между полей. Вдаль идет неширокая дорога, которой раньше здесь не было, ведет туда, где низкое грозовое небо встречается с землей, к тучам, собирающимся на горизонте. Олвин и Лиана играют с котом, но тому играть не хочется, он вяло отбивается и смотрит на дальние тучи, словно чем-то тревожным веет ему оттуда.
   Тучи там тяжелые. Свинцовые, низко висящие. Время от времени их пробивает молниями, но грома не слышно, то ли далеко, а то ли его и вовсе нет. Этот мир, у реки, живет по каким-то другим правилам и здесь все может быть по-другому.
   Маленький Дим на коленях у жены сидит, свесив пухлые щеки и скосив глаза к носу. Играет с ее бусами, набранными из самоцветных камешков. Он громко сопит, и я слышу, как стучат друг о друга камешки.
   Жена тоже смотрит на тучи, придерживая волосы рукой. Чтобы ветер не бросал их в глаза. Чистые, густые, светлые ее волосы, те самые, что я так любил всегда перебирать в пальцах, когда мы оставались вдвоем, лежа на широкой и крепкой кровати в нашей комнате.
   Она не выглядит сильно встревоженной, но не выглядит вместе с тем и спокойной. И мне кажется, что смотрит она не на тучи, а на дорогу, словно ждет кого-то, кто может появиться на ней с той стороны, оттуда, откуда идет гроза.
   - Кого ты ждешь? - спросил я, не веря в то, что она может меня услышать.
   Но она услышала. Ответ прозвучал прямо в моей голове, жена не обернулась и не разомкнула губ.
   - Не знаю, - ответила она. - Мне кажется, что кто-то страшный сюда идет.
   - К вам? - спросил я, чувствуя, как страх за них накатывает на меня, сразу захлестывая с головой.
   - Не знаю, - повторила она. - Может быть просто по дороге, мимо нас, и мы ему не нужны. А может быть и к нам. Не знаю, не знаю... Неважно, мы ждем здесь тебя, и... ты нас защитишь, я знаю.
   Мне вспомнился оборванный разговор с настоятелем оскверненного нами монастыря, он тогда сказал: "Берегись того, кто придет к твоей семье." Кто идет к моей семье? Кто может к ней прийти?
   - У меня плохо получилось защитить вас, - сказал я. - Я бы всю кровь и душу отдал бы по капле за то, чтобы вернуть время, чтобы... чтобы суметь вас прикрыть, или хотя бы уйти вместе, но...
   - Нет, вернуть ничего нельзя, - ответила она. - Как ты вернешь ту воду, что текла здесь, а теперь уже там, огибает излучину? Побежишь за ней с бурдюком? - она засмеялась, и мое сердце сжалось до мучительной боли от ее смеха. - Нет, того, что унесла Река, вернуть уже нельзя. Можно... можно сделать то, что ты должен сделать, а мы все равно тебя ждем.
   - Это может быть долго...
   - Для тебя, - усмехнулась она. - А для нас нет такого слова. Здесь нет "долго", здесь есть... покой. Был покой, пока... не знаю как сказать... пока... пока я не почувствовала, что кто-то идет.
  
   Глава
  
   - Шума не поднимать, повзводно занимаем вон те лабазы! - распоряжался Хорг. - Будут подъезжать фургоны, размещаемся по десяткам, начиная с первого взвода. На месте вас встретит Арио, там разберетесь.
   Пароход с баржами прибыл на место ранним утром. Как отбыли из Свирре перед рассветом, так и в Рисс прибыли. Но высаживались не в Альмаре, столице княжества, а в маленьком городке в десяти верстах ниже по течению, в Лурре, где была небольшая купеческая пристань.
   Отряд там ждали, никакого удивления и паники появление чуть не полутора сотен вооруженных людей не вызывало. Нас быстро прятали в заваленных товаром складах, а потом мы пересели в запряженные парой тяжеловозных лошадей фургоны, и уже те везли нас в сторону столицы, причем не колонной, а поодиночке, чтобы лишнего внимания не привлекать. С нами все время были незаметные люди такого типа, которому проще простого потеряться в любой толпе. Они показывали, вели, они держали вожжи, и когда я спросил тихо оставшегося с нами Злого: "Усадьба?" - он утвердительно кивнул.
   Фургоны заезжали в высокие деревянные ворота в высокой же каменной стене и оказывались на просторном плаце, вдоль которого выстроились в ряд одноэтажные казармы.
   Казармы были почти пусты. Несколько солдат в серо-оливкового цвета форме несли службу у ворот и на вышках, а в основном на территории полка были одни офицеры, да и тех немного.
   - Полк на маневры вывели, на всякий случай, - пояснил Хорг, принимавший людей и распределявший. - Из нижних чинов остались только самые проверенные.
   - И что теперь делать будем, мастер сотник? - спросил его я.
   - Замрем и сделаем вид, что нас здесь нет, - ответил он. - И будем ждать команды.
   Казарма как казарма, добротная. Деревянные двухъярусные койки рядами, тумбочки и сундучки. В тумбочках какое-то имущество хранится, казарма-то не пустая, в ней полк конных егерей живет. Следовало бы предупредить новых постояльцев, чтобы к чужому ни-ни, но у нас в сотне люди опытные, сами все понимают.
   По мере подъезда фургонов казарма все наполнялась, становилось людно. Фургоны тоже никуда не уезжали, возницы распрягали лошадей и оставались здесь же, занимая соседнюю казарму. Раздали завтрак в котелках прямо в расположении, скрытности ради даже в столовую не повели. Люди отдыхали, спали, занимались немудрящими делами и простыми развлечениями солдат на привале, когда делать нечего и расходиться нельзя. Кто-то травил байки, кто-то в карты или кости играл, кто-то храпел, где-то ржали как лошади.
   Круглый Арио исчез вместе со всеми своими людьми, предупредив, правда, что вечеру они все вернутся, и не только они. Затем начали понемногу водить людей к лошадям, знакомиться. Заводных лошадей в полку держали, именно егерям они по штату положены, а вот на учение не взяли, так что на нашу сотню их хватило с запасом. Лошади были сплошь гнедой масти, явно подобранные не только для войны, но еще и для парадов. Мне досталась резвая и немного взбалмошная кобылка, которую пришлось несколько минут призывать к порядку после того, как я поднялся в седло. Но общий язык все же нашли.
   По мере того, как день катился к завершению, напряжение в отряде росло. Все понимали, что то, ради чего мы здесь, случится сегодня ночью. Все признаки спешки были налицо, да и риск того, что уйдет информация, что возможные враги узнают о появлении банды наемных головорезов возле Альмары, становился выше с каждой минутой.
   С наступлением темноты людей в расположении конно-егерского полка прибавилось, появилось множество конных, десятка три, во главе с неизменным Круглым. Он зашел с частью людей к нам в казарму, где наемники приканчивали ужин, сказал громко, обращая внимание всех сидящих на себя:
   - Начинаем то, зачем мы здесь. Действуем десятками, к каждому десятку даю двух человек из "Усадьбы", если кто знает, что это такое. А если не знает, то они и объяснят. Выполнять их команды беспрекословно, они знают что делать.
   - Задачи какие? - спросил Хорг.
   Сам он о задачах наверняка все знал, спросил для своих людей, скорее.
   - Задачи проще некуда, - обернулся к нему Арио. - Дойти по нужному адресу, войти в дом или усадьбу, арестовать всех, кто там хозяин, а не прислуга. А если мои люди скажут, что нужна и прислуга - арестовать прислугу. При сопротивлении не щадить. Арестованных распределять по фургонам, фургоны охранять до того момента, как они прибудут на место. Ни в коем случае не дать отбить пленных.
   Ко мне подошел Злой, а с ним еще один человек, с незаметным бесцветным лицом, протянул руку:
   - С вами иду. Это Бирр, из "Усадьбы", он все знает, кого брать и куда везти.
   Бесцветный человек кивнул, молча усаживаясь на койку. Я обернулся к своим вольным, сказал:
   - Значит так, братцы! Сделаем все как надо - будет война с Валашем. Иначе, зачем мы здесь? Кому ее не надо, тот раньше должен был уходить. Вопросы есть?
   - Какие у нас вопросы, - усмехнулся мрачноватый Ниган. - Нам что ни скажут, то мы и сделаем.
   - А от нас другого и не требуется, - ответил я ему. - Дело поручено грязное, но поручитель пока не обманывал. Получится все как надо - увидим князюшку Орбеля Второго на веревке. Плохо разве?
   - Того бы неплохо посмотреть, - сказал, застегивая ремни подвесной, десятник Бролт. - Есть за что... за такое и веревки мало, быками рвать следовало бы.
   - Это верно, маловато будет, - отозвался кто-то из вольных. - Только если не получится, то мнится мне, что сами на веревках окажемся. И хорошо если на веревках.
   Злой достал из сумки начерченный карандашом план трехэтажного дома с маленьким садом, развернул его передо мной. Сказал:
   - Сопротивления особо не ожидается, но "клиент" человек лихой, так что всякое может случиться. Полком командовал до недавнего времени, с самого низа начал. Рубака, в общем. Еще у него там ординарец из ветеранов, так что... сам соображай.
   - Еще кто?
   - Семья. Жена и двое детей, сын и дочь, и прислуга, человека четыре. Больше никого нет.
   - А конкретная задача?
   - Взять всех живыми, никого не оставлять в доме. Но если начнут стрелять - тоже жалеть их не надо, стреляй каждого сопротивляющегося.
   - Понял, - кивнул я.
   Хорг скомандовал "по коням" примерно через час. Отряд уже застоялся, обычное перед боем волнение толкало людей к действию, сидеть в казарме было невыносимо. На плацу началась бешенная и, на первый взгляд, хаотичная суета, в которой, если присмотреться, был бы заметен стройный и разумный порядок. Отряд разбивался на десятки, десятки окружали фургоны, которые ехали по два с каждой группой. Распахнулись ворота в каменной стене, и десяток Нигана, построившись в колонну, проскакал через них. Следом грохотали колесами большие крытые повозки, запряженные парой тяжеловозов каждая.
   Именно с первым десятком ехал и я, заодно с блеклым Бирром и Злым. Мощеная дорога вскоре привела нас к дорожной заставе, что на въезде в город, но обычной для таких случаев городской стражи здесь не было. Вместо нее стояло несколько бандитского вида людей из Усадьбы и с ними несколько офицеров в форме разных полков. Нас не останавливали, шлагбаум был поднят, а мост через ров, окружающий город, опущен.
   - Фургоны пока отстанут, - крикнул Злой, силясь перекричать мечущееся между стенами домов эхо от копыт, - их все равно сразу не надо. Главного злодея в один фургон, к нему только тех, на кого Бирр покажет. Семьи с прислугой во вторую телегу.
   Про то, что семьи будут брать вместе с теми, кто предназначен аресту, Злой уже сказал. Не могу сказать, что радовался, даже паскудно на душе было, но... попала белка в колесо, пищи, но беги.
   Десяток скакал по темным улицам, освещенным редкими масляными фонарями, следуя за замотанным в темный плащ Бирром, уверенно указывающим в темноте дорогу. Улицы были почти пусты, люди прятались от несущихся всадников в переулки и подворотни. Звякало железо конской сбруи, грохотали кованые копыта по брусчатке. Мы были как неотвратимо надвигающееся бедствие, как болезнь, как сама смерть, приближающаяся к не ждущим никакой беды людям.
   И так же как мы, неслись по спящему городу, по темным его улицам, другие отряды, катили, погромыхивая окованными колесами, наглухо закрытые фургоны. Вот она, княжеская воля и княжеская власть, сила, способная прервать течение жизни и заодно саму жизнь любого, живущего в границах государства. Князь Вайм окончательно подгребает власть под себя и убирает камни со своего пути.
   - Там! - крикнул Бирр, указав на дом в конце улицы, за невысоким кованым забором.
   В Альмаре жили мирно, спокойно, особенно в богатых кварталах города. Ни решеток на окнах, ни тяжелых дверей, ни собак, ни сторожей. Не было нужды, стабильна и постоянна была власть, богато было княжество, крепка городская стража, изгонявшая лихой люд за городской ров, а подчас и отправляя в шахты. И теперь это стало бедой для тех, на кого указал княжеский перст.
   Не скрываясь и не стесняясь, не опасаясь никого, десяток подлетел к дому. Бойцы спрыгивали с седел, перебирались через ограду в сад. Со звоном посыпались стекла, затрещали рамы - вольные лезли в окна. Изнутри слышны были крики - просыпалась испуганная прислуга.
   Входная дверь с грохотом распахнулась - кто-то, кажется Барат, открыл замок изнутри. Холл с лестницами, испуганная женщина в ночной сорочке, тучная, в чепце, наверняка прислуга. Ее схватили за руку, потащили на улицу. "Усадебник" Бирр крикнул:
   - Пока в саду собирайте! Прислугу отдельно!
   Дом наполнился топотом сапог, криками, запахами конского пота, сапожной ваксы и неуловимым запахом оружейного железа.
   Злой впереди, а мы с Ниганом за ним следом, побежали вверх по лестнице. Треснул выстрел, порвал на миг темноту вспышкой. Мы пригнулись, пуля ударила в деревянные перила, разлохматив их и бросив щепку в лицо выругавшемуся Нигану. Кто-то укрылся за полуоткрытой дверью. Когда он вновь высунулся - темное пятно на фоне темной стены, успел первым выстрелить я, дважды. Гулко отдалось от стен, дважды подпрыгнул ствол, и укрывавшийся человек осел на пол, звякнув, выпало из руки оружие.
   Снизу, следом за нами, уже бежали, держа револьверы наготове, но больше в нас никто не стрелял. Из двери, ведущей в покои третьего этажа, показался высокий седой человек с маленькой бородкой, одетый в кавалерийские бриджи и белую рубашку. В одной руке он держал револьвер, в другой - настольную лампу, тускло освещавшую его и стену за ним, на которой черным пятном отпечатался его искаженный силуэт. Он крикнул:
   - Кто вы и по какому праву?
   - По приказу Его Владетельной Светлости, князя Вайма! - крикнул Бирр. - Не сопротивляйтесь, и тогда ваша семья не пострадает, таков приказ.
   - Ах... князя, - с кривой усмешкой ответил человек с лампой. - Мог бы и сам догадаться, - добавил он. - Я сдаюсь, и будет досадно, если безопасность семьи окажется обманом.
   Провернув револьвер на пальце, он протянул его рукояткой вперед, сначала Бирру, а когда тот собрался его взять, передумал и сунул оружие Нигану. Тот кивнул и молча его забрал.
   Вязали пленному руки Бирр и Злой, вязали быстро, ловко и умело. Семью он позвал сам, никто больше не сопротивлялся, кроме убитого мной ординарца. Ни жену - полноватую женщину лет сорока, ни детей связывать не стали, просто свели вниз и затолкали в фургон, за которым сразу пристроились сзади двое конных. Пленному же оказали честь ехать во втором фургоне в одиночестве.
   Как-то неожиданно дом заполнился другими людьми, блеклыми и незаметными, похожими на нашего провожатого Бирра, которые начали открывать шкафы, выбрасывая из них вещи, перебирать книги, двигать мебель. Обыск. Интересно, что они хотят найти? А интересно ли мне на самом деле?
   Бирр куда-то исчез, оставшись, кажется, в доме арестованного, теперь командовал Злой. Он свистнул, и колонна из двух повозок и десятка вольных на рысях помчалась на выезд из города.
   - Куда теперь?
   - В усадьбу генерала Майра, - ответил Злой. - Его только что арестовать должны были. Усадьба отходит... хм... "Усадьбе", туда всех арестованных везут.
  

Глава

  
   Мрачное утро нового дня. Серая усадьба с огромным двором, больше похожим на военный лагерь. Еще не погасшие костры, пылавшие всю ночь, вооруженные люди, в военной форме Рисского княжества и такие как мы, похожие скорее на разбойников, чем на солдат. Люди в обычной одежде, с лицами уставших палачей, кем они и были всю ночь напролет.
   Тюремные фургоны и просто клетки на телегах, в которые заталкивают людей, в основном женщин, детей, стариков, а затем куда-то увозят. Это семьи тех, к кому мы всю ночь ломились в дома, кого вытаскивали из постелей, кому грозили гибелью близких и обещали их жизнь в обмен на то, что арестованные не станут сопротивляться, пойдут на бойню покорно, как скот на забой. И они шли, жертвуя собой, чтобы спасти от смерти тех, кого должны были спасти.
   Серый мрачный каменный сундук усадьбы стоял на огромном, глухом подвале со сводчатыми высокими потолками. И в этом подвале горели костры, скрипели блоки, звенел выкладываемый на жаровни пыточный инструмент. Крики вздымаемых на дыбы метались под тяжелыми каменными сводами, пахло горелой кожей, смесью из крови и дерьма, как обычно пахнет там, куда заходит посмотреть на людей смерть, предвкушая новую пищу. Бубнили голоса дознавателей, скрипели перья писарей, заполнявших бесчисленные листы допросных протоколов.
   В происходящем не было видно даже зверства, лишь утомление от бессонной ночи, спешка и целеустремленность. Подписавших признательные листы деловито снимали с веревок, оттаскивали к стене, где лекарь небрежно и наскоро перевязывал их раны, а маленький плешивый кузнец сноровисто заклепывал на вывихнутых запястьях и щиколотках кольца ржавых кандалов, выбирая их из глухо звенящей кучи, сваленной у самых дверей.
   Весь взвод был во дворе. Люди, мрачные и молчаливые, расселись на траве вокруг двух костров. Кто-то ел, кто-то чистил оружие, кто-то пытался спать, но сон ни к кому не шел. Это не было усталостью воина, той, которая накатывает после боя. На душе было мрачно и тоскливо, ощущение того, что ты делал сейчас нечто очень плохое, прилипало к душе как смесь крови и грязи к телу. Мы знали, на что шли, но знание не оправдывало ничего.
   - Ну все, вот и закончили, - сказал подошедший Арио, усаживаясь рядом, на край расстеленного мной пледа.
   - Что закончили? - обернулся я к нему.
   - Его Владетельное Высочество Вайм, князь Рисский, спасен от козней заговорщиков, намеревавшихся сместить его с законно занимаемого престола, - тусклым монотонным голосом заговорил Круглый, - и привести к власти его душевнобольного брата, намереваясь править из-за его спины. Во вред княжеству, разумеется. Попытка переворота инспирирована лазутчиками из Валаша.
   Я кивнул. Все понятно, трудно чему-нибудь удивляться.
   - Что теперь?
   - Теперь... теперь никто не будет помехой на пути, - посмотрев в сторону здания усадьбы, сказал Арио. - А Вайма ждет Путь. Рисское княжество ждет, и все земли от моря южного до моря северного. Идет... идет новая эпоха.
   - А с ними? - кивнул я на усадьбу.
   - Какая судьба может ждать заговорщиков? - пожал плечами мой собеседник. - Рисский закон "О заговорах против Престола" описывает их дальнейшую судьбу детально, по шагам, можно сказать, до каждого движения рук палача.
   - А семьи?
   - Его Владетельное Высочество должен сейчас явить подданным как умение карать, так и умение миловать, потому что подданные должны страшиться первого и надеяться на второе.
   - И?
   - Семьи уедут в ссылку, все более в свои имения, которые им будет запрещено покидать. Над ними установят надзор. Семьи тех, кто сам раскаялся в своих преступлениях, даже не будут лишены имущества, их наследники не будут поражены в правах.
   - Благородно, - усмехнулся я.
   - Этого хочет народ, - с кривой усмешкой сказал Арио. - Мудрый правитель не забывает к народу прислушиваться.
   - А зрелищ народ тоже хочет?
   - Разумеется, - сказал Арио, поднимаясь на ноги. - Зрелища будут завтра, никто не станет с этим затягивать. На Месте Правосудия, что на пустыре у Южных ворот. Плотники уже трудятся.
   Вытащив из сумки увесистый мешочек, Арио положил его рядом со мной, а затем неторопливо пошел к усадьбе, похлопывая себя по голенищу сапога сорванной с дерева веткой. Внезапно остановившись, он обернулся ко мне и сказал:
   - А твои люди могут отдыхать, равно как и ты, - и покачав головой, добавил: - Ведь больше от вас ничего и не требуется. Ждите коней, в город вон сходите, там деньги в кисете. Ваши деньги.
   Да, ожидаемое свершилось, Вайм взял всю власть в княжестве в свои руки. Теперь никто не может ему препятствовать ни в чем. Кто сомневается в том, что арестованные признавались один за другим? А если кто-то и оказался упрям, и не обременен семьей, о чьей судьбе стоит волноваться, то он оговорен другими, многократно и подробно. Никого не минует то, что предназначил им Верховный Владетель Вайм, князь Рисский.
   А нас... нас ждет война. Долгожданная война с самым главным, самым смертным нашим врагом. Нас ждет месть. Пусть вместе с Ваймом Рисским, но пока нам по пути - мы пойдём с ним. Иначе, что нам еще остается в этом мире, где правит злоба, жадность, предательство и жестокость? А ничего не остается.
   Взяв тускло звякнувший кисет в руки, покатал его в ладонях. Тяжелый, немало в нем монет. Щедрая премия за ту кровь, что польется завтра на потеху толпе. Что им сейчас, жителям Альмары, до будущего? Это потом они узнают, что война стоит денег, что на нее уйдут сильные и молодые, а потом многие из них вернутся увечными и убогими, а иные так и вовсе лягут костьми где-то в чужих землях. Сейчас же... сейчас будет весело. Будут народу милости от князя, какие-нибудь из тех, что радуют на первый взгляд, но ничего не дают на самом деле, будет угощение на длинных столах на пустыре, давка и запах дешевого вина из открытых огромных бочек, свист, пьяные драки и все это на фоне воплей "заговорщиков", которых разорвут княжеские палачи. Будет народу праздник, обязательно будет.
  

Глава

  
   Никто из отряда Хорга не пошел смотреть на казнь. Зрелище глумления власти над теми, кто попался под шипастые колеса ее колесницы, не интересно воину, заскорузла от пролитой своей и чужой крови его душа, да и глядит он глубже в суть случившегося. Кто-то, бывавший уже здесь раньше, подсказал дорогу к питейному дому "Оловянный кубок", самому большому в городе, и молодцам Резаного удалось поймать трактирщика, высокого и тощего мужика с унылым лицом и висячими усами, который вместе со всей прислугой уже побежал глазеть на казнь. Их пригнали обратно, и теперь, вместо бесплатного угощения и дарованного Владетелем развлечения, они пугливо разносили вино и еду забившим все огромное помещение с каменными стенами и земляными полами воинам.
   Боялись зря, о бесчинствах на территории Рисского княжества Круглый предупреждал особо, и к его словам относились серьезно. Кто-то пил для веселья, кто-то - чтобы забыться, кто-то, уже окончательно утративший способность к любым чувствам, пил просто так, чтобы провести время, то, которое осталось до следующего боя.
   Злой пришел в трактир вместе с нашим отрядом, уставший, с покрасневшими от недосыпания глазами и длинной щетиной на лице, с заметным, наскоро и небрежно отстиранным пятном чьей-то крови на рукаве рубахи. Где он был, что делал - я не спрашивал. Глупо было бы спрашивать демона, чем он занимался с тех пор, как являлся к тебе в последний раз. У Злого не было таких дел, о которых можно было бы рассказывать людям с гордостью. А теперь их не было и у меня, пожалуй что.
   - У половины полков новые командиры, - говорил он, жадно обкусывая прямо с кости индюшачью ногу и запивая ее вином из оловянного бокала. - Отпуска солдатам отменены, те полки, что на восточной границе стоят, уже вышли к западной. Дороги и границы перекрыты, завтра начнут мобилизацию, - перечислял он новости.
   - Но ждать ее конца не будут? - уточнил я.
   - Верно.
   Кость полетела в тарелку, а Злой потянул с большого блюда еще одну ножку, с хрустом впился в нее крепкими зубами.
   - Демон забери, два дня даже поесть не мог, - пояснил он, перехватив мой взгляд. - В общем, война идет. Орбель основные силы бросил против Дикого Барона, лучшие части идут к границе Свирре, готовятся штурмовать перевалы... ну, так сообщают, - добавил он.
   - А с этой стороны он точно ничего не ждет?
   - Правда только Брату с Сестрой ведома, - поморщился он, - но наши люди следят, сообщают сюда.
   - А мы что?
   - Пока с войсками пойдем, с авангардом, а дальше... дальше Круглый скажет, без дела мы не останемся, уж будь уверен.
   - Кто бы сомневался, - усмехнулся я, отпив из бокала кисловатого белого вина, которое выставил плененный трактирщик. - Когда?
   - Со дня на день, тянуть все равно нельзя, в Риссе людей Орбеля много, движение войска все равно скоро откроется, - ответил Злой и выдержав паузу, добавил: - Да ты не бойся, без нас точно не начнут. Мы для войска теперь вроде отмычки, без нас ни одну дверь без трудностей не пройдешь. Или затычка в любой бочке с дерьмом, но это уже ты сам выбирай.
   Отряд так и пил в "Оловянном кубке". Порывавшихся пойти в бордель остановили другие, те, кто сообразил, что даже обитательницы веселых домов побежали на казнь. Список приговоренных был большим, его уже вчера развесили по всем площадям города, заодно позволив сообразить, что отпечатан он был заранее, до того, как "случилась попытка мятежа". Казнить будут поочередно, давая толпе получить всю порцию ужаса и радостного осознания того, что топор властной воли обрушился вовсе не на него, а на кого-то другого. Не важно, виноват тот, или нет, но это его, а не тебя терзают палачи на высоком помосте, выставленного на обозрение всей земле и небесам. И кто знает, успеют ли живодеры уложиться в один день, или нет?
   Робкие слова трактирщика о том, что пора закрываться, даже не достигли слуха сидящих в зале. Лишь Резаный показал тому кулак и пообещал зажарить на вертеле, если подавальщики хоть на минуту остановятся, а бокал его останется сухим хотя бы на миг.
  

Война

  

Глава

  
   Рисское войско перешло границу владений Орбеля на самом рассвете, сберегая для первого удара весь долгий летний день. Передовые кавалерийские отряды захватили мосты через реку, сбили заслоны и пограничные заставы, открыли, образно говоря, ворота во вражеские земли. За ними, поднимая сухую пыль выгоревших под летним солнцем дорог, серо-зелеными колоннами шли полки пехотные, катились, грохоча колесами лафетов и зарядных ящиков артиллерийские батареи, спешили белые фургоны полевых лазаретов, медленно и тяжело тянулись сонными волами осадные и саперные парки, а затем их снова сменяла конница, и опять шла пехота, и так без конца.
   Первоначальный замысел удался, удар был неожиданным. Первые пленные на допросах говорили о том, что войну ждали, но намного позже, после того, как Рисс завершит мобилизацию. Полки первой очереди действительно ушли к юго-востоку, куда послал их князь Орбель Второй, озверевший от наглого захвата чуть ли не самой сладкой его дойной коровы - княжества Свирре. Войска пошли туда и уперлись в почти неприступные перевалы, штурмовать которые можно было только большой кровью и не с ходу, а река стала для валашских судов непроходима, текущая теперь среди враждебных земель. А со стороны Рисса остались лишь войска второй линии, малочисленные и к большой войне неготовые.
   Сотня Хорга успела дважды вступить в дело, захватывая мосты через частые в этих краях малые реки, причем потеряла при этом всего одного человека из нового пополнения. Требуемая внезапность была достигнута.
   Подпираемый спешащим сзади войском, наш отряд шел пыльными дорогами, ведущими между деревень, виноградников, фруктовых садов, крошечных городков и брошенных стражей дорожных застав. Крестьяне прятались от нас в полях, бросая дома и имущество, но мы не грабили - и некогда нам, и идем налегке, лишь с вьючным обозом, куда что девать?
   К вечеру второго дня наступления, когда наш отряд встал биваком в указанном планом месте, нас догнал курьер командования, передав приказ дождаться конно-егерского эскадрона, передав ему роль "острия копья", а самим возвращаться к основным силам, а если точнее, то к штабу армии, расположившемуся в городке Пулих, главном в этой провинции. Приказ был подписан Арио Круглым, из чего я сразу заключил, что вести честный бой нам судьба не сулит, понадобились мы опять в роли иной.
   Наша замена - эскадрон запыленных и радостных от ощущения воинской удачи конных егерей подошел к утру. Командир его отсалютовал Хоргу, скомандовал марш и погнал своих бойцов дальше в глубину вражеских земель, а мы же отправились назад.
   Все же настоящая война шла за нами, мы лишь прокладывал путь потоку, захлестнувшему до того мирные и сонные земли. Мы шли впереди и видели лишь испуг и изумление, а настоящий каток двигался сзади, вместе пехотой, вместе со следующими за ней отрядами охраны тыла. Вдоль дорог появились виселицы, в деревнях на улице лежали трупы людей и собак, которые никто не убирал и на которых собирались облака мух, дымы пожаров пачкали до того ясное небо. Война никогда не меняется и не изменится. Перед ней катится волна смерти, а за ней остается след грязи.
   У ворот Пулиха на длинной, спешно выстроенной виселице, болталось десятка полтора мертвецов в дорогой одежде и даже в обуви - выставленный караул не дал эти трупы обобрать, хотя, уверен, охотников нашлось бы немало. Табличка, прибитая к столбу, сообщала о том, что здесь завершили свой жизненный путь власти сего городка, поставленные править и кровопийствовать "злодеем человечества" Орбелем Вторым, и по его грехам они сейчас ответили. Среди казненных было несколько человек в красных мундирах "клопов", так что можно было сказать с уверенностью, что их место заняли совсем другие люди, в синих сюртуках подобного же ведомства из Рисса. Жизнь продолжается, так сказать.
   На въезде в город стояла застава Полка Стражи, с десяток солдат в кепи с красными околышами возле полосатого шлагбаума. Десятник переговорил с Хоргом Сухоруким, едущим впереди колонны, полосатый шлагбаум поднялся, пропуская нас в город.
   Все же Пулиху досталось не сильно. Войди в него вместо регулярной армии Рисса войско Дикого Барона, например, или какое иное наемное из тех, что присылают в такие времена Северные княжества, все было бы намного хуже. Мрак и ужас опустились бы на городок, кровь забрызгала бы улицы, слышались бы крики пытаемых, у которых ландскнехты вымогали признание о существующих и несуществующих тайниках, а тянущиеся следом за войском работорговцы скупали бы оптом жителей, тех что покрепче и поздоровее. Страшна судьба городов, в которые вступает наемное войско, заботящееся лишь о добыче. Иные селения после такого и вовсе прекращали свое существование.
   Армия же Бальта Луррского, бывшего командира того самого конно-егерского полка, в казармах которого мы прятались по прибытии в Рисс, а теперь повышенного до командующего южным крылом вторгшейся армии, лишь зажала городок в стальном ошейнике, видом своим и приказами подавила всякое желание противиться приходу новой власти, и тем ограничилась. Земли Валаша отходили под руку Вайма Рисского, и разорение их не было бы выгодным для нового Владетеля.
   Штаб, естественно, расположился в городской ратуше, из которой утащили на виселицу ее прошлых обитателей. Сотня спешилась прямо на площади, Хорг, приказав оставаться в готовности к маршу, пошел искать Арио.
   - Ну что, мастер Арвин, все же война? - подошел ко мне Бролт. - Уже не в Свирре, а в орбелевом брюхе ковыряемся?
   - Так и выходит, - ответил я, приплясывая на месте, чтобы размяться после долгого сидения в седле. - До коренных его земель далеко, но и эти под его рукой издавна, так что икаться ему будет.
   - Может и до смерти подавится, - подал голос Барат.
   - До смерти не надо, мы бы его сами, - обернулся к нему Бролт. - Не надо ему легкой смерти, да еще и случайной.
   - Зато сдох бы, - возразил ординарец. - А так война началась только, кто победит - лишь Брату с Сестрой ведомо, и как знать, может они над мечтами нашими смеются сейчас. И не доберемся мы до Орбеля.
   - Доберемся, тьфу на тебя, - махнул на него рукой Бролт. - Сам видишь, какой замысел войны тут хитрый, его уже округ пальца провели. Доберемся, - повторил он, уже явно не для Барата, а для самого себя.
   - Не надо рубахой хвалиться, если ты на нее еще полотна не купил, - урезонил десятника я. - Вся война еще впереди, два дня как началось. Вся армия валашская цела, боев-то еще и не было больших, просто раздергана в разные стороны. А как ошиблись лазутчики, и полки его до свиррской границы не дошли еще? А как и вовсе уже сюда подходят скорым маршем? Так то.
   Ждать пришлось недолго. Вскоре из штаба выбежал Хорг вместе со Злым и Тесаком, скомандовал: "По коням!" Сотня быстро и привычно выстроилась в колонну и пошла за командиром, которому показывал дорогу мой невольный приятель по злодействам. Вскоре колонна вышла из города через другие ворота, и после пяти минут скачки рысью оказалась возле бивака, разбитого старыми знакомыми - свиррским отрядом Резаного. А Хорг объявил сбор командиров взводов, явно принимаю команду сразу над обоими отрядами.
  -- Ночуем, с рассветом выдвигаемся в Свирре, - объявил Сухорукий взводным. - Задачу получим на месте уже, в Леймаре. Там же наших раненых, которых уже подлечили, заберем.
  -- А от кого задача-то будет? - спросил кто-то.
  -- От кого надо, - усмехнулся Хорг. - Вопросы есть?
   Вопросы были, но не слишком важные, больше по предстоящему маршу. Для себя я уяснил, что "нормальная" война для нас закончена, снова предстоит делать что-то тайное и нехорошее. Ну да ладно, что горевать, зачем усам масло, если голову срубили? Поэтому, к взводу вернувшись, просто дал распоряжения по подготовке к маршу. Когда же у костра сидел, Злой подсел, раскатал плед, протянул мне большую баклагу с разбавленным вином:
  -- Глотни, пулихское, оно здесь хорошее.
  -- Благодарствую, - кивнул я, принимая.
   Действительно, вино было хорошим.
  -- Арио нас там встретит, - сказал вдруг Злой неожиданно. - Он туда рекой выехал. Насколько я из его намеков понял, нам еще предстоит чудес натворить.
  -- А в том и не сомневаюсь, - пожал я плечами, возвращая флягу. - Арио на коня не сядет и в бой не поведет, это уж точно.
  -- Верно, - засмеялся он. - Арио из тех воинов, что всегда подходят сзади и в темноте... Но сам понимаешь, на чьей стороне больше таких, как Арио, тот и в седле дольше держится.
   По воинским правилам грех бы соглашаться, лазутчика и шпиона презирать принято, но прав Злой, мне ли не видеть, сколь много сделал Круглый для рисского трона. Вот и сказал я:
  -- А с этим согласен, дел он провернул много и все на пользу. Только после таких дел сам о посмертии своем задумаешься.
  -- Посмертие пусть пастыри-обновленцы отмаливают, - сплюнул он в костер. - Ради них стараемся, за те же солеварни высокосвященного Берга бьемся. Пусть и они на нас потрудятся... А если честно -- накласть мне на посмертие, я сейчас живу. И с Ваймом-князем согласен в том, что землю надо под одну руку собирать. И это меня куда больше посмертия волнует. А грехи... грех обмана чего стоит перед грехом небрежения своей землей? А ничего, мне думается. Брат с Сестрой судить умеют, вот пусть и судят. Если же им остальные мои грешки важнее главного -- то и посмертия мне от них не надо.
  -- Это верно, для каждого и грех самый смертный -- свой, и кара за него своя, - согласился я с ним. - Мой грех -- глупость, а кара за него... был бы умнее, семью бы спас. Были бы все мы умнее -- народ бы спасли. А так... сам видишь, что так вышло.
  -- Ты про Орден реки знаешь? - снова отпив из фляги, спросил он вдруг неожиданно.
  -- А как не знать? - удивился я вопросу. - Не его ли мы монастырь осквернили?
  -- Вот-вот, про них и говорю, - кивнул он. - Знаешь ведь, почему Реки?
  -- Река Времен?
  -- Верно, она самая. Верят они в бесконечную череду жизней в бесконечной цепи миров. И еще верят в то, что люди становятся привязаны друг к другу в каждом из миров. И не может быть так, чтобы жена ушла в один мир, а муж в другой, если они друг друга любят. Тот, кто отошел, ждет другого где-то в лугах между мирами, вот на берегу той самой Реки времен. Если они действительно те, кто друг без друга не может.
  -- И что? В новом месте они снова встретятся?
  -- Говорят что так. Родятся и как-то сойдутся, если тот, кто жил дольше, другого не предал. Как-то так. Я все точно не знаю, мне рассказывали больше, но рассказывали таким вот манером.
   Странно, не ожидал вообще, что Злой способен на такую тему заговорить. А с другой стороны я о нем и не знаю ничего толком. Как он таким стал, как к такой жизни пришел -- ни единого намека он не делал. Вроде и болтает все время, да не проговаривается.
  -- Может и так, - вспомнил я свои сны. - А может эти луга и есть конец пути? Никто же из других миров не возвращался, чтобы рассказать.
  -- Может и так, - сказал Злой, расправляя плед и заваливаясь на спину. - А может и лугов никаких нет, просто помер ты -- да и все. И жрут тебя черви.
  -- Нет, луга-то как раз есть, я их видел, - сказал я, не слишком задумываясь про то, как собеседник на это среагирует.
   Но Злой ничуть не удивился, лишь пробормотал, зевая:
  -- Может и есть, раз ты видел. Ладно, спать давай, что ли, а то завтра день трудный и дорога дальняя. Свои луга мы так или иначе встретим, у кого какие.
  -- Это верно, спокойной ночи.
  

* * *

  
   Угроза окружения отогнала валашские войска от берега Сильной, отогнала далеко. Оказавшись зажатыми между границей Свирре и наступающей северней рисской армией, разрозненные отряды валашского войска, не принимая боя, начали быстро отступать на запад, стремясь избежать возможного окружения и соединиться с остальными частями, построить заслоны против дальнейшего продвижения риссцев. Все прибрежные города оказались под рукой князя Вайма, который быстро расставлял в них свои гарнизоны, принуждая к покорности виселицами, указами и одновременным дарованием каких-то новых свобод. Под Орбелем Вторым свобод вообще никаких не было, так что, может быть, местным и вправду какое-то послабление от этого выходило -- мне того не ведомо.
   При всем было видно, что Приречью повезло -- не дымили пожары, не валялись трупы на дорогах, не разграблялись города. Власть просто сменилась, да так быстро и просто, что забитые валашские крестьяне этого, наверное, и не заметили. Исчезли лишь солдаты в серых мундирах и вместо них появились мундиры серо-зеленые, почти того же покроя. Кроме того, народ здесь был не чужой, когда-то давно Приречье к Рисскому княжеству относилось, лет двести назад, и память об этом еще сохранна была.
   Наша колонна походным маршем двигалась от города к городу, от деревни к деревне, устраиваясь на постой в домах тамошних обитателей, испуганных и подобострастных. Ночевали, ели, седлали коней и шли дальше, больше шагом, но иногда и рысью. Ближе к границе Свирре равнина сменилась предгорьями, а потом и вовсе горами, каждым следующим хребтом нависающими над предыдущим. Дорога зажалась ущельем, затем начали появляться следы недавних боев. Через этот проход валашское войско пыталось пройти в пределы баронства, но первые попытки разбились о бастионы у перевалов, были накрыты огнем скрытых за высотами пушек и бомбометов, а продолжить штурм уже не получилось, началась большая война. Воинство Дикого Барона восстанавливало пограничные заставы, перекрывая дороги шлагбаумами и начиная собирать дорожную пошлину с проезжих.
   Перевал, через который мы шли, выглядел непроходимым -- скалы с двух сторон, стиснувшие дорогу так, что даже для обочины места не осталось. Размещенные на скалах укрепления прикрывали друг друга, а пушки из них простреливали подступы до самого горизонта. Наш отряд шел среди кое-как расчищенных завалов, а телега здесь и сейчас бы не прошла. Рабы в ошейниках возились у груд тяжелых камней под присмотром крикливых надсмотрщиков с карабинами и плетьми -- барон Верген торопился начать торговлю с валашским Приречьем, которое стало Приречьем рисским, и открывал для этого все, не только речные, пути.
   Только сейчас стало окончательно понятно почему валашские князья, вообще до чужого добра повадливые, смогли захватить это не такое уж большое, но богатое баронство лишь с помощью наследственных интриг -- вломиться военной силой отсюда никак не получилось бы. Здесь один боец мог десяток держать без большого труда.
   Заметил форму солдат на плацу у бастионов, там как раз десятники строили молодое пополнение. Их форма была совсем как у "Могильных воронов", но на кепи с назатыльниками вместо знаменитой эмблемы с птицей, сидящей на могильном камне, виднелась простая цифра "3" под баронской короной. Выходит, что Верген уже и среди местных мобилизацию провел, потому как у него регулярный пехотный полк всего один был, плюс отряды наемников, набранные совсем недавно, а судя по кокарде, это иначе как "Третьим пехотным полком" не назовешь. То есть, как минимум два новых полка он уже набрал. Серьезный подход и, похоже, большие планы у Дикого Барона. А если еще и в Ирбенской марке мобилизацию провели, то для Валаша это может стать совсем неприятным сюрпризом. Одно дело, когда от них на перевалах оборонялись, и совсем другое, если со стороны этих перевалов новая армия пойдет в валашские земли.
   Похоже, что я не ошибся, войск за границей было видно много, военные лагеря встречались часто и явно жались к границе. Однако ставка самого Дикого Барона пока размещалась в Леймаре.
   В остальном же свиррские дороги выглядели мирно. Так и не скажешь даже, что земля эта перешла от одного правителя к другому, причем была отобрана силой. Цвели сады вдоль тракта, работали люди в виноградниках, катили груженые телеги, одуряюще пахло летом -- цветами, зеленью и горячей дорожной пылью. Мучительно вспомнилась жизнь в Степи, с семьей, в своем доме, среди высокой травы, на берегу прозрачного ручья. Ничего от этого не осталось, ничего, пепелище пустое в душе.
   В Леймаре наш отряд разместили в бывшей казарме драгунского полка валашской армии, старой постройке, каменной и прохладной внутри в такой зной. Никто никаких новых приказов не отдавал, разве что Злой с Тесаком уехали в город, а мой взвод просто размещался. Была и радость -- трое из моих Вольных, раненых в бою за форт у реки встретили нас в казарме, где уже жили несколько дней, поджидая нашего прибытия.
   Пошла привычная суета службы на новом месте, выделялись наряды, бойцы занимались лошадьми, чистили оружие, точили клинки, в общем -- все как обычно, по идее и приказов никаких не надо, люди здесь опытные, порядок давно в самые кости въелся и ничем его оттуда не выбьешь.
   Когда я уже подумывал завалиться спать до утра, прибежал посыльный от Сухорукого, позвал меня зайти к нему, в отгороженный угол в дальнем конце казармы. Сидящий за столом над картой Хорг кивнул и сразу сказал:
  -- Кабак помнишь, в котором сидели тогда? Туда и езжай, Круглый тебя зовет.
  -- Одного? - удивился я.
  -- Ага, один ты ему понадобился зачем-то, - подтвердил он. - Кто за тебя пока?
  -- Ниган, разумеется.
  -- Понял, иди тогда, только без формы, об этом особо сказали, - кивнул Хорг и вернулся к прерванному занятию.
   Переоделся в казарме. Идти решил пешком, дать Кузнецу отдохнуть после марша длинною в целый день. День уже клонился к закату, дневной зной сменился легкой вечерней прохладой и по улицам городка прогуляться было даже приятно. Леймар уже не выглядел таким испуганным, как в первые дни после захвата, военные патрули с улиц тоже исчезли, а изредка попадавшиеся на глаза городские стражи явно были из прежних, судя по упитанности и хозяйскому виду. Как, полагаю, и задумывал Дикий Барон, ничего в жизни горожан особо не изменилось.
   В общем, люди гуляли, где-то играла музыка, из открытых окон двухэтажных домов, стиснувших узкие улицы, доносились голоса, смех, тянуло запахами еды -- семьи садились за ужин. В дверях стояли хозяйки, просто болтая с тем, кто поближе и перекрикиваясь с теми, кто подальше. На протянутых меж окон веревках сушилось белье, бегали уличные собаки, за ними гонялись дети, на подоконниках вальяжно развалились кошки, чье время, ночь, еще не наступило, а только подкрадывалось.
   Ближе к центру города появилось больше кабаков, двери которых были открыты нараспашку, и в которых можно было разглядеть целые толпы посетителей -- рабочий день почти у всех закончился, а по домам выпивохам идти было пока рано. В "Пьяном откровении" - той самой харчевне, хозяин которой, нечистый на руку Вайт, погиб страшной смертью прямо на обеденном столе, тоже было людно, а на хозяйском месте стояла та самая тучная дева, что была при Вайте подавальщицей. Теперь она наливала вино за длинной стойкой, а по залу бегали две ее копии, разве что еще моложе. И она ими командовала, не жалеючи.
   В зале было шумно, запах разлитого вина смешивался с ароматами кухни, причем довольно аппетитными -- рот наполнился слюной сразу же, как я перешагнул через порог.
   Арио сидел в "господском углу", отгороженном от остального зала низкой деревянной загородкой. Стол был уставлен едой и кувшинами с вином и водой, и все сидевшие выглядели сытыми, довольными и слегка хмельными. Похоже, что никаких приказов о том, что надо немедленно куда-то бежать, вламываться в чей-то дом и там резать всех подряд, не последует, слишком расслаблены все.
   Арио мне заметно обрадовался, сидящий рядом с ним Голодный показал свободное место перед пустой тарелкой, а затем указал на наполовину опустевшее блюдо с кусками мяса и жареной птицы.
  -- Давай, мастер взводный, наворачивай, - сказал он и, приподняв со стола оловянный кувшинчик, спросил: - Вина?
  -- Не откажусь, - кивнул я и добавил: - С водой.
   Голодный налил в пустую высокую кружку вина, затем показал мне на второй кувшин, глиняный, предложив разбавить вино самому, что я и сделал. Мясо уже остыло, но все равно было хоть куда, готовить здесь умели.
  -- Ну что, мастер Арвин, - сказал Арио, откинувшись на спинку грубо сколоченного стула. - Война честная пока для тебя закончилась, хоть только и началась. А мы опять к делам торговым возвращаемся.
   Я только кивнул, глядя на него и ожидая продолжения.
  -- Пока война по плану идет и там от твоего взвода пользы будет немного, - продолжил он, сложив короткие пухлые руки на животе. - У князя Вайма штыков хватает, у него толковых людей всегда маловато, таких, которые малыми силами могут большие дела делать.
  -- Что сделать следует?
  -- Следует пока оставить взвод на надежного человека, - ответил он. - И выбрать человек шесть, которым ты особо доверяешь. Таких, которые хорошими бойцами будут не только в поле, в атаке, но и..., - он чуть задумался, затем обвел рукой зал "Пьяного откровения", - ...да хоть вот здесь, на ножах, случись такая оказия. Кто может револьвер быстро выхватить и точно выстрелить, лезвием точно ткнуть. Ты -- умеешь, это я еще по той драке в борделе помню.
  -- Есть такие, - подтвердил я.
  -- Вот с ними ты и наймешься мне в охрану, - сказал Арио. - Сегодня уже нужных людей возьмешь и на постоялый двор у пристани переедешь. Про знаки различия напоминать не буду, сам понимаешь, что соответствовать надо. Хорг уже знает все, ему ничего объяснять не надо, а из казармы вас мой человек проводит. Коней не бери, рекой пойдем.
  -- Понимаю.
  -- В Улле направимся, задачи уже по пути поставлю, - он переложил к себе на тарелку индюшачью ногу и взялся наваливать жареную картошку. - Время будет, а задачи точные я пока и сформулировать не могу. Будем по-купечески действовать, на месте прицениваться и по ходу дела думать. Так что отдыхай сейчас, угощайся.
  

* * *

  
   Вернувшись в казарму, поднял уже спавших Нигана, Барата и самого здоровенного бойца из взвода -- Гора, от которого ко всему прочему было ни слова не добиться без нужды, настолько молчалив. Во время боя в форте был он ранен в плечо, а вот теперь подлечился, во взвод вернулся. Потом позвал Болло, средних лет бойца, который раньше на бомбометной батарее служил и во взрывах и взрывчатке хорошо разбирался. Поднял Вилана, бойца молодого и на редкость расторопного, попавшего на примету во время штурма Речного форта. И в завершение разбудил Рифа Белого, тоже после ранения вернувшегося, потому как том и стрелком был хорошим, и на удивление ловок в обращении с ножами.
   Приказал им одежду сменить да вещи собрать. Подумав, еще приказал оставить и длинные рейтарские револьверы -- очень уж деталь заметная, подозрения могут вызвать, особенно если у всех есть. Да и не будет в них нужды. А вот обычных револьверов чтобы не меньше двух у каждого было, но у нас меньше двух никто и не носил уже. Потом перепоручил все дела Бролту, зашел с ним к Сухорукому, после чего махнул рукой тем, кто уходил со мной, и скомандовал им "за мной", напомнив напоследок, чтобы от уставных команд теперь отвыкали. Это тоже лишним будет.
   Проводником и "человеком Арио" оказался, к моему удивлению, Бире Хорек, семнадцатилетний парнишка, отличавшийся редким умением пролезть куда угодно и уйти незамеченным. А и верно, что-то давно я его не видел, с самой Альмары. Оценил Арио таланты, похоже, забрал к себе, "в купцы".
   Постоялый двор был как все -- на огромном подворье собрались в кучу несколько сараев, конюшня, трактир и гостиница с тесными комнатками на одного и большими комнатами сразу на несколько человек. Вся середина двора была уставлена телегами и фургонами, на которых и под которыми спали обозники, храпя на все окрестности.
   Разбудив сонного приказчика, я взял клетушку размерами чуть больше деревянной койки с соломенным матрасом, где и уснул, накрывшись дорожным пледом.
   С утра меня никто не будил, так что проснулся поздно, от шума и пробивавшихся сквозь щели в ставнях ярких и острых как спицы лучей солнца. Давно такого не было, чтобы выспаться получалось. Выбежал во двор, умылся возле колодца, причем какой-то мальчишка за медную денежку сливал мне воду из большого жестяного кувшина. Потом, прихватив с кухни миску кипятку, поднялся в комнатку, кое-как пристроился за крошечной тумбочкой у окна и, направив бритву на ремне, тщательно побрился перед маленьким зеркальцем, которое всегда таскал с собой в ранце.
   В трактире, куда зашел позавтракать, встретил одного лишь Тесака, задумчиво поглощавшего яичницу с салом. Он мне сказал, что дел все равно никаких нет, и все остальные пошли на базар, так что и мне никто не мешает тем же самым заняться. А Арио с Голодным сейчас на пристани, следят за погрузкой. А вот на ночь надо будет уже на баржу перебраться -- товар охранять, да отхода ждать, на рассвете отвалят.
   У подскочившего подавальщика я попросил омлет и травяного чаю, а потом подумал, что и самому на базар сходить неплохо было бы. И пообносился, и пооборвался, и пообтрепался за последнее время. Тесак попрощался и отправился по каким-то своим делам, а я зашел в общую комнату, где остальные ночевали, и нашел там одного лишь Бире Хорька, которого поставили охранять имущество. Воров в таких шумных и суетливых местах хватало, так что караульный всегда оставался. А у нас тут и ранцы, и карабины -- добыча была бы лакомая для кого угодно, на руку нечистого, кто свое с чужим легко путает.
   Рынок начинался сразу за воротами постоялого двора и тянулся до самой реки, до пристаней, откуда баржи, влекомые пыхтящими паровыми буксирами, шли и вверх по течению, до самых Северных Княжеств, и вниз, в Ирбенскую марку и Улле, в котором товар с барж зачастую перегружался на суда морские и плыл в другие края. Большой, шумный, жаркий и пыльный рынок, на жизни которого скоротечная война Дикого Барона никак не отразилась. Все так же шли сюда караваны, тянулись за пароходами вереницы барж, доставляя товар из сопредельных и даже дальних земель.
   Впервые за долгое время я оказался предоставлен самому себе, и поначалу это было немного непривычно. Бродил между торговыми рядами, глазел на товар, да заодно за своими карманами приглядывал, потому как любой рынок -- для карманников раздолье. Потом все же нашел что-то из того, что мне нужно. Ремень новый присмотрел вместо истертого и растянутого, рубах несколько прикупил, да сапоги новые, вроде как и приоделся, потом что-то еще из мелочей взял и шемах новый, который сразу на шею и намотал. Потом к цирюльнику зашел, в тесный полутемный сарайчик, насквозь пропахший дешевой ароматной водой и чем-то еще, чем всегда в таких местах пахнет, где шустрый малый лет пятнадцати ловко меня постриг, почти что наголо, да усы подровнял.
   На постоялый двор идти не хотелось, как-то не успел еще до конца насладиться неожиданно обретенной свободой. Прошелся по ярмарке до угла, где разыгрывали разные призы, побросал деревянные шары в висящие кольца, выиграв маленькую тряпичную куклу и тут же подарив ее крутившейся поблизости девчонке лет пяти. Та аж взвизгнула от радости, схватила подарок и сразу же убежала.
   Где-то играла музыка, где-то веселили народ уличные клоуны, и толпа вокруг них радостно ухала приступами смеха. Мало-помалу дошел до "срамного угла", того самого, что на любом большом базаре имеется - скопления дешевых и грязных борделей, где чаще всего некрасивые и потасканные рабыни, скупленные владельцами по дешевке, ублажали пьяных и небрезгливых. Какая-то северянка, одетая под зингарку, с большим дряблым животом, свисающим на пояс штанов и такой же дряблой грудью, свисающей на живот, попыталась ухватить меня за рукав, но наткнувшись на мой взгляд, испуганно шарахнулась назад.
   За "срамным углом" вытянулись в ряд трактиры и харчевни, и тоже по обычаю: ближе к углу и дальше от рыночных ворот -- те что подешевле и погрязнее, а поближе к воротам -- уже приличные, такие, в которых и поесть можно, не опасаясь за последствия, и где в пиво сивухи не плеснут, а то и чего похуже, "малинки" например, от которой придешь в себя где-нибудь на помойке, раздетый и разутый, а то и вовсе не очнешься. Там, на выходе из одного такого "господского" трактира, столкнулся я с Ниганом, заметно пьяным, что удивило -- час был ранний и за десятником раньше таких привычек не водилось.
  -- Ты что такой хмельной с ранья?
  -- А что еще делать? - неохотно сказал Ниган, явно стараясь не встречаться глазами. - Службы нет сегодня, отчего и не напиться?
  -- Вечером уже будет, на баржу грузимся, - напомнил я ему.
  -- Разве это служба? - отмахнулся он. - Там и одного караульного хватит. Нет, это не служба... как и все оно у нас.
  -- О чем ты?
  -- О чем? - переспросил он, слегка пошатнувшись и пьяно уставившись на меня покрасневшими, слезящимися глазами. - О том, что службы, какой я ее знать привык, у нас вообще не много. Было чуть-чуть, а потом опять... подлость одна, а не служба. От такого в нутре только грязь остается.
   Стукнув себя кулаком в грудь, он повернулся, явно собравшись куда-то идти, но я придержал его за плечо, снова развернув лицом к себе.
  -- А месть?
  -- Месть... месть, - пробормотал он. - Мести душа ищет, верно, да вот что можно про то сказать, что для мести своей я злодейств совершу больше, чем человеку позволено? Как тогда? Нужна семье моей, да и всем Вольным, такая месть, а? Вот скажи, взводный, нужна?
  -- А ты об этом только сейчас задумался? - спросил его я, уставившись прямо в глаза. - Сейчас, а не тогда, в кабаке в Ирбе, где тебе решать надо было? Ты ведь там решил, так? Выбрал свой путь?
  -- Путь я выбрал, верно ты говоришь, взводный, - вздохнув тяжело, хрипло сказал Ниган. - И с пути этого не сверну, слово мое верное, ты знаешь. Но скорбеть о выборе своем и себя помоить мне помешать никто не может. Прав я или нет?
  -- Прав, - кивнул я и добавил: - До тех пор прав, пока твоя скорбь службе помехой не станет. А посему к вечернему колоколу чтобы был ты на барже -- и трезвый, понял, десятник?
   Ниган ничего не ответил, лишь махнул рукой и зашагал куда-то в сторону ворот, а я и требовать с него ответа не стал. Все он слышал и все он понял, в этом у меня сомнений и нет никаких. И мысли мои от его дум мало чем отличаются, если честно говорить, просто я стараюсь на выбранной тропе держаться, как бы мерзко не было идти по ней, а вот насчет Нигана... еще не сомневаюсь, но задумался.
   Не стал я и власть свою к нему применять, хотя мог бы скомандовать, а Ниган бы приказа не ослушался. Но подумалось мне, что лучше дать ему сегодня самому протрезветь и самому за себя подумать. Ему, как и мне, тяжко сейчас так, как будто кто-то тяжелый камень прямо на душу положил. И начни я им, ветераном, командовать как молодым бойцом -- кто знает, не сорвется ли этот камень? А если сорвется, то какой обвал за собой потащит? Пусть сам своих демонов успокоит, это его шанс и нельзя этот шанс отбирать.
   Посмотрел я ему вслед, да и дальше пошел.
   Ближе к порту суеты стало еще больше. Лавки сменились лабазами, ломовые извозчики, понукая коренастых широкогрудых лошадей, везли из порта и в порт мешки, ящики, корзины, кувшины, ругались друг с другом по поводу того, кто должен дорогу уступать. На деревянных пристанях крючники растаскивали груз с телег и волокли его в темные трюмы. Пыхтел трубой паровой буксир, стоящий во главе каравана аж из шести барж, груженных под самую ватерлинию. На их палубах стояли шатры и навесы -- так путешествовали купцы с охраной и просто попутчики, заплатившие за проезд до нужного места.
   От порта к центру Леймара вела мощенная набережная. Сперва грязноватая, по мере удаления от порта и рынка, она становилась чище, а суетящийся портовый люд сменился нянечками, толкающими перед собой плетеные коляски со спящими младенцами, и просто праздной публикой, одетой чисто и прилично. В самом центре набережной, на полукруглой площади с маленьким фонтаном, расположись несколько кабачков с открытыми террасами, откуда можно было любоваться Сильной, текущей между высокими берегами, под прохладное вино и хорошую еду. Именно здесь, похоже, и столовался весь цвет леймарского общества -- господа в светлых сюртуках и дамы в белых платьях.
   От этой площади я свернул направо, от берега, и пошел к центру, решив уж обойти и посмотреть весь город. Хотелось одиночества, хотелось подумать.
  

* * *

  
   К вечеру все собрались на барже -- нас, вольных, семеро, неизменная троица Злой, Тесак и Голодный, Бире Хорек, ну и "господин старший приказчик", устроившийся, в отличие от нас, не под навесом, как все, а в добротной палатке. По купеческому ранжиру все правильно определено.
   Груз был уже принят и погружен в трюм -- оливковое масло в больших глиняных кувшинах в камышовой оплетке. Товар ходовой, как сказал Злой, так что подозрений не вызовет. Мы же раскатывали пледы на палубе, устраиваясь поудобней -- пути нам предстояло больше трех суток. Одетые разномастно и так же разнообразно вооруженные, мы уже не были похожи даже на иррегулярное войско, каким были недавно, а больше всего напоминали наемную торговую охрану, чего Круглый и добивался.
   Палуба баржи была пуста. Круглый Арио выкупил ее под свой груз целиком, так что пассажиров к нам подсадить не могли, а сами мы их не брали. В корме этой неуклюжей посудины было устроено отхожее место, огороженное плетнем, висящее прямо над водой, а в носу была чугунная ржавая жаровня, в которой сейчас горел огонек, и на котором закипала вода в большом котелке.
   Мы натянули большой тент, закрепив его веревками за фальшборт, а в середину подставив высокий шест, поднявший парусину куполом, так что ни зной, ни дождь нам теперь будут не страшны. Стенки построили из плетней, вроде как дом получился. Разобрали места, разложили пледы и мешки с добром, устроились, в общем.
   Жизнь в порту с темнотой замерла, стало тихо, шум доносился лишь с базара, из тамошних кабаков, которым до закрытия было куда как далеко, как раз самый наплыв публики у них сейчас. Тесак с Голодным, переглянувшись, отправились выпить, и Круглый не возражал, потребности всех держать на борту не было, да и завтрашнее похмелье никого не волновало, потому что в ближайшие дни будем лишь бока о палубу отлеживать. А вот Ниган пришел. Мрачный, воняющий перегаром, он никому и слова не сказал, а лишь расстелил свой плед и завалился спать. Впрочем, он скорее делал вид, что спит, для того, наверное, чтобы избежать разговоров. Его право.
  -- А что, друг Арвин, может и нам пройтись, развеяться? - предложил Злой. - Господин старший приказчик не против, так что нам здесь сидеть, комаров кормить?
  -- А пошли, - подумав, согласился я. - Спать не хочется.
  -- Спать? - засмеялся мой приятель. - Спать устанешь еще, дорога долгая, а мы же не верхом. Еще все бока отлежать успеешь и все мозги отоспать. Пошли.
   Оставив в пирамиде карабин и отстегнув кобуру с длинным кавалерийским револьвером, я пошел следом за Злым, поджидавшим меня уже на причале.
   - Куда зовешь?
   - Недалеко тут, "Пьяная жаба" называется. Ничего особого, но особо не обсчитывают, вино не разбавляют и кормят прилично, если голодный.
   - Пошли, - согласился я, - тебе виднее куда.
   - А что же тогда спрашивал? - вроде как удивился Злой.
   - Потому что нельзя идти куда-то, куда не знаешь.
   - А теперь знаешь?
   - Могу делать вид, что знаю. В "Пьяную жабу", верно?
   - Ну, раз так...
   Идти и вправду было совсем недалеко, только за ворота порта и еще шагов двести, не более. Свернули с главной улицы в кривой и темный переулок, в котором стук каблуков по мостовой стал неожиданно громким и звонким, и тут же на кабак наткнулись -- темную дверь в стене под тусклым фонарем, а над фонарем жестяная вывеска покачивается. На ней нарисована жаба со скошенными к носу глазами, в шляпе и с большой кружкой пива в зеленой лапе.
   - Сюда нам, - сказал Злой, толкнув на удивление тяжелую дверь, сколоченную из толстых деревянных плах, скрепленных железными полосами.
   За дверью оказалась лестница, недлинная, ступеней на десять, а за лестницей уже и сам зал. Кабак не был большим. Думаю, зайди сюда разом десятка два людей и стало бы тесно, но двух десятков тут не было. В дальнем углу за столиком сидели двое мастеровых, да четверо мужиков, похожих на вожаков крючников из порта, сидели почти у входа, попивая вино из оловянных бокалов. За маленьким столиком у стены сидел, потягивая вино с видимым наслаждением тощий и оборванный субъект с длинными волосами, заплетенными в косу. На столике перед ним лежала на удивление хорошая, доброго дерева виола, никак виду владельца не соответствующая. Я решил, что это местный музыкант, играющий в кабаке за еду и вино.
  -- Здорова, Жбан, - поприветствовал кабатчика Злой.
   Тот был невысок, плечист, пузат, а голова формой и вправду жбан напоминала, или перевернутое ведро, насаженное прямо на плечи -- снизу шире чем вверху, а шеи и вовсе нет.
  -- Здравствуй, добрый человек, - усмехнулся тот. - Давно не виделись.
  -- Давно, давно, - согласился мой спутник. - Налей нам молодого красного, только хорошего. И сыру нарежь.
  -- Сделаем.
   Похоже, что фраза "только хорошего" была сказана не просто так. Кабатчик выставил на стойку два бокальчика, затем оловянный кувшин, который наполнил не из бочонка, что стоял под рукой, сверкая вбитым латунным краном, а из оплетенного кувшинчика, что достал из-под стойки.
  -- Это с тестя моего виноградника, - пояснил Жбан, придвигая к нам бокалы. - Для своих держу.
   Злой поставил на стойку ребром монету и закрутил ее волчком. Повертевшись, она упала набок, заскакала со звоном, но остановиться самостоятельно Жбан ей не дал -- прихлопнул толстой ладонью и смахнул в ящик под стойкой. А мы с кувшином и бокалами отошли за столик, усевшись друг против друга.
  -- Твое здоровье, друг, - сказал Злой, наполнив бокалы и отсалютовав мне своим. - Будем живы -- не помрем.
  -- И тебе того же.
   Вино и вправду оказалось хорошим, кабатчик не обманул. Затем Жбан подошел к нам, выставив на стол блюдо с четырьмя сортами сыра, нарезанного ломтиками, кистью крупного винограда и горкой хрустящих белых хлебцев в середине.
   - Благодарствую, - сказали мы хором.
   Трактирщик солидно кивнул и отошел на свое место. Я взял маленький хлебец, бросил на него ломтик мягкого сыру, придавил виноградиной и закинул все это в рот, запив вином. Вспомнил, что так любил дома делать, умаявшись за день. Садились с женой у очага, наливали по бокалу, только не оловянному, а из синеватого толстого стекла, а перед нами на дощечке так же лежал нарезанный сыр, ломтики яблок, виноград, да маленькое пресное печенье, которое наловчилась делать дочь.
   - Что помрачнел так? - спросил Злой, заметив, видно, как изменился я в лице.
   - Дом вспомнил, - ответил коротко.
   - Дом... дом вспоминать плохо, - вздохнул он, и перехватив мой слегка удивленный взгляд, сказал: - А ты как думал, один ты такой? - плеснул в бокалы еще вина, поднял свой, выпил быстро, со стуком опустив его на столешницу. - Я сам из княжества Бакен, знаешь такое?
   - Слыхал, - кивнул я.
   Бакен - одно из Северных княжеств, иные из которых по размеру выгона у хорошей деревни не превышали. Точнее, Бакен был одним из тамошних княжеств, но сейчас его нет. Лет двадцать назад, может чуть больше, была там война. Шла она за выгодные торговые пути, но поводом к ней послужила смена верховного духовенства в княжестве, монофизитов впервые оттеснили обновленцы, тогда еще новая и малораспространенная ересь. И это дало повод соседям пойти на Бакен войной, сразу с трех сторон.
   Бакен был богат, держал немало наемных войск, да и своего ополчения набрал, хорошо вооружив. Война шла долго, доведя княжество до полного разорения. Люди голодали, доходило до людоедства. После того, как земли Бакена были разделены между победителями, в его пределах живыми осталось не больше трети от того числа людей, что жили там до войны.
   А еще во время Первого Священного Похода, как ту войну назвали победители, взошла звезда Дикого Барона Вергена, который тогда воевал на стороне монофизитов, во славу истинной веры, так сказать. Ну и своей мошны, потому что обогатился с тех событий он сказочно, силу набрал.
   Только вот странно немного выходит: Верген же Бакен рвал как волк овцу, да и Рисс в той войне поучаствовал, поддержал соседнее княжество и деньгами, и оружием, это ни для кого не секрет.
   - На второй год войны голод был. Дороги перекрыты, свое все съели, - рассказывал между тем Злой. - Отец пошел еды искать, да ушел недалеко - мародеры поймали да и повесили его смеху ради. А может сказал им что не так, не знаю, мы потом только тело видели. За самой околицей, там хутор сожгли за год до того, жителей в колодец побросали. Вот отца на колодезном журавле и вздернули.
   Говорил он спокойно, но по глазам видно было, что не забыл он этого, не так, не по накатанному рассказывает, а как снова видит все своими глазами. Может он до того и вовсе никому про это не говорил, а вот сейчас прорвало.
   - В деревне помирать начали. К тому времени вообще по дорогам ходить запретили, дохни где живешь. Патрули везде были, как увидят пешего, так даже не спрашивают кто такой, или застрелят, или зарубят. И это если не скучно им, а то бывало такие забавы устраивали..., - руки его сжались в кулаки, крепко, так что костяшки побелели, но голос был по-прежнему спокойный, если со стороны прислушаться, так и вовсе равнодушный. - Мать умерла, она вообще хворая была, остались мы с сестрой, она старше меня была на два года. Тут отряд ландскнехтов в деревню зашел. Мы спрятаться не успели, но на меня никто и внимания не обратил, дали пинка да и все, а сестру забрали. И чего им с нее? Она уже кожа да кости была, траву ели, из коры хлеб пекли, а вот взяли...
   - Умерла?
   - Умерла, понятное дело, - кивнул Злой. - Они не убивали ее даже, просто в очередь встали, вот она и... А я куда глаза пошел. Думал, наткнусь на патруль, так пусть убивают. Чем так жить, лучше уж... А наткнулся на обоз войска Дикого Барона. Угадай, кто обоз вел?
   - Круглый?
   - Верно, - ухмыльнулся Злой мрачно. - Он самый. Да и не совсем обоз это был, сам понимаешь, у Круглого все не такое, каким сперва кажется. Но убивать они меня не стали, а вместо этого в фургон усадили и накормили. Я сперва накинулся, помню, на хлеб с сыром и мясом, остановить не сообразил никто, так потом чуть не помер. Так еще и выходили.
   - Так с ними и остался?
   - Так и остался. С Круглым. Куда он, туда и я. В Бакене не был больше, ни разу.
   Я помолчал, отпил еще вина, размышляя над тем, стоит ли такой вопрос задавать, или лучше не искать ответа, но потом спросить решился, чтобы знать, с кем я хлеб в походе ломаю:
   - А как ты с ним, если Дикий Барон Бакену первым разорителем был? Слыхал я, когда еще на службе княжеской был, что именно он и казну захватил и вывез, и деревни налогом обложил на содержание своего войска, выморив начисто. Как?
   - Знал что спросишь, ждал, - ответил он спокойно. - Дикий Барон не причина бедствия, он... он как кашель при чахотке. Рвет кашель горло, выворачивает человека от кашля, но причина не в нем, причина в заразе, в той, что внутри. Так и Верген, он лишь кашель, болезнь не в нем. Не было бы этого Вергена, был бы другой. И были ведь, не один Дикий Барон Бакен в клочья рвал. А не извели бы княжество Бакен, так Бакен бы кого-то сам извел. А болезнь в другом, в том, что мы одним языком говорим, а сами друг другу глотки рвем. Мне Круглый тогда это и объяснил.
   - А тогда ты как?
   Злой вздохнул, мотнул головой, словно отгоняя какое-то видение, сказал уже спокойно:
   - А мне тогда веришь, уже все равно было, я просто жить хотел. Сопляком был, да еще и мелким, лет на восемь выглядел, непонятно в чем и душа держалась. А потом.... Потом понял я, мастер Арвин, Круглого. Совсем потом, когда сам глотки резать научился, глазом не моргнув.
   - И что Круглый?
   - Круглый же не рисский сам, ты знаешь? - спросил Злой, откинувшись на стуле и сложив руки на груди.
   - Откуда мне знать? - удивился я такому вопросу. - Я с ним без году неделя знаком.
   - Круглый сам родом из Римма, из купеческой семьи. Не бедный был наследник, к слову.
   - Так даже? - всерьез поразился я.
   - Даже так, - кивнул собеседник. - Дело свое продал, ушел... демон его знает, куда он тогда ушел, молчит он об этом, но сперва не Риссу служил. Думаю, - тут он чуть голос понизил, - что его служба с Валаша началась, и это не просто так.
   - В Орбеле объединителя земель искал? - предположил я.
   - Верно! - хлопнул ладонью по краю стола Злой. - Все ты верно понял! Ему сперва Орбель сильным показался, а потом разглядел, что нет за ним ничего, кроме бескрайней жадности. Такой на великие дела не способен, ему лишь бы мошна пухла, ради такого он весь мир готов сожрать и не подавится.
   - И когда он к Вайму пришел?
   - А сразу, как тот в Риссе силу показывать начал. Думаю, что Круглый тогда ему и план придумал, как старшего брата с престола столкнуть. И с Вергеном князя связал, у них с Круглым дружба старая, - сказал Злой и, помолчав, добавил, вроде как равнодушно: - С Бакена.
   - И ты Круглого тогда сразу понял? - спросил я, снова укладывая сыр на хлеб и прижимая виноградиной.
   Злой усмехнулся, покачал головой:
   - Я и сейчас не все понимаю. Но вижу так, что людей надо к миру как баранов гнать, стадом, иначе даром что бараны, а сожрут друг друга почище волков. Вот так их надо, - он до хруста костей сжал кулак, подняв его перед собой, - в кулак, до визга свинячьего, чтобы кровь брызнула. И только когда такую руку на себе почуют, только тогда друг друга жрать прекратят. А пока так: ближнего своего сожрал - и сей день сыт.
   Я обернулся на звук отодвинутой по каменному полу табуретки. Тихо сидевший в углу музыкант встал, отошел к дальней стене, пробежался пальцами по струнам своей виолы, потом взялся за смычок, похожий на игрушечный лук, и заиграл. Вечер в трактире только начинался.
  

Глава

  
   С рассветом караван отвалил от берега и потянулся за пароходом. Панорама Леймара, его красно-кирпичных домов, выстроившихся вдоль облицованной камнем набережной, сдвинулась с места и потащилась назад, словно кто-то ленту с нарисованными домами тащил. Толстенные пеньковые тросы натянулись, сдергивая туши глубоко сидящих в воде барж, пароход загудел, кто-то на следующей после нас барже свистнул, громко, по-разбойничьи. Все, пошли. И когда город скрылся за изгибом русла Сильной, Арио собрал нас всех.
  -- Идем в Лурре, - сказал он. - Это вы и так поняли, но я напомню. Ваша там задача главная -- меня охранять, да слушать внимательно, что прикажу. Потому что сказать точно, как дела пойдут -- не могу, много там всего... сложного, - добавил он. - А вообще у нас дело такое: в Лурре заговор зреет. Там людей Орбеля хватает, вот они и мутят воду. Ищут недовольных, гадят довольным... И, кажется, кто-то из Городского Совета их поддерживает.
  -- Валаш в Лурре много что покупает, - сказал Голодный, голый по пояс, с накинутой на голое тело перевязью с кобурой. - Там их всегда до демона было, валашцев-то, даже свое торговое подворье есть.
  -- Вот именно. Часть Совета с Риссом торговать хочет, а другая часть, меньшая, готова с Валашем обниматься. А для нас Лурре -- это как окно открытое, отпади он от нас, и вся торговля со Свободными городами прекратится. И тогда все.
  -- И нам все это исправить надо? - усмехнувшись чуть ехидно, спросил Злой.
  -- Верно, надо.
  -- Не маловато нас?
  -- Хватит, как я думаю, - ответил Круглый, подтаскивая к себе сумку. - Если надо будет, то мы еще местных привлечь сможем, несколько надежных людей у нас там есть. По торговой части, разумеется, порядочные и честные партнеры.
   Открыв клапан большой кожаной сумки, Арио достал оттуда несколько листов бумаги с литографическими оттисками какой-то карты и отдал их Злому.
  -- Ты и вы двое, - указал он на Тесака с Голодным, - город знаете хорошо. Чтобы время не терять, с остальными по картам позанимайтесь, расскажите, где там и что. Господа вольные, а из вас в Улле был кто?
   Мы дружно ответили "нет". Никому не довелось.
  -- Вот и займитесь как следует. И сразу скажу: пострелять нам там придется. Задача у нас для понимания проще некуда: агентуру Орбеля выявить и вырезать. Исчезнет давление, а те, кто выгоду от контактов с валашскими агентами имеют - испугаются, заткнутся. А дальше... вам пока рано знать, что дальше. Есть вопросы?
   На этом постановка задачи и закончилась. Похоже было, что делиться дополнительными подробностями Круглый с нами пока не намерен.
   Удивительно спокойно по реке путешествовать, тем более что в этих краях никаких проблем не ожидалось. Сильная в нижнем своем течении проходит только через дружественные земли, где ни пиратов речных быть не может, ни врага. Народ на баржах отдыхал, часто и помногу ел, пил вино и пиво, звенели где-то струны и пьяный и визгливый женский голос, фальшиво выводя слова, пел веселую и немного скабрезную песню. Иногда на нас нагоняло угольного дыма и пара от буксира, тогда все смеялись и начинали отмахиваться.
   Помощники Арио занимались с нами по картам, не только показывая, что там и где, но и пытались описывать наиболее важные места. Где собор, где ратуша городская, какие скульптуры у ратуши на фасаде, и все, что им удавалось вспомнить. Попутно и Арио не забывал нам объяснять, что мы делать должны, а чего не должны.
  -- Сочинять не надо ничего, - говорил он. - Тебе, взводный Арвин, надо всю правду рассказывать. И если спросит кто, и ответить тому следует, то просто говори, что в охрану моих караванов прямо в Рюгеле устроился. Дошел со мной до Лурре, а там война началась, задержались. А как торговля снова оживилась -- так мы с грузом и пошли.
   В этом он прав, чем меньше врешь, тем меньше на вранье попадаешься. А в тех делах, в которые я по воле Арио угодил, слово "попасться" обязательно что-то очень плохое значит. Противники Вайма Рисского вроде и не делали ничего, а ведь как "попались". Потом уже слышал, что на второй день казней толпа зевак бунтовать начала, не выдержав такого зверства, потребовала милосердия. И последних жертв просто обезглавили топором, быстро и суетливо, во избежание беспорядков. Повезло им, можно сказать, в отличие от тех, кого живодерствовали в первый день триумфа нового князя.
   Даже когда вечер спустился на реку темнотой и весь наш отряд отдыхал, развалившись, в голове все равно звучало голосом Злого: "А если от храма пойти направо по широкой улице, то куда упремся? А оттуда до трактира "Три пьяницы" как пойдешь?"
   Караван шел вниз по реке, которая становилась все шире и шире. Бормотала впереди пароходная машина, плескала в борт вода, в темноте было видно, как время от времени из высокой трубы пароходы вырывались облака красноватых искр. Дорожка от висящей в небе полной луны бежала за баржами, не отрываясь от нас и никуда не деваясь, лишь переливаясь серебром в мелкой волне. Вроде даже тише стало как-то, словно звуки чуток придавило большой периной. А может мне просто так кажется.
   Так постепенно и сон пришел.
  

Сон

  
   Ночь над степью и в небе луна. Под ее светом река - словно лезвие сабли, которое кто-то бросил на черный лохматый плед. Ни ветра в степи, ни звука, даже птицы ночные молчат. Не бывает такого, а вот сейчас вот так.
   - Ищешь нас? - тихий голос сзади.
   Или не сзади, а в моей голове?
   Нет, я даже теплое дыхание чувствую на шее у себя, но вот обернуться почему-то не могу.
   - Ищу. Только вас и ищу, - отвечаю я таким же шепотом, словно боясь распугать эту удивительную тишину.
   - И знаешь дорогу к нам?
   - Знаю, - отвечаю я. - Думаю что знаю.
   - Не ошибись, настоящая дорога одна, а вот ищешь ее не ты один.
   - А кто еще?
   Тихий вздох за спиной.
   - Не ты один, - повторила она. - Не только ты, тот, которого мы знали.
   - А кто еще? - снова повторил я. - Святой человек, с которым я говорил, сказал, что кто-то к вам идет. Но больше ничего не сказал. Кто к вам идет?
   - Глупый вопрос. Тебе ответ ведом лучше.
   Зашуршала трава и она ушла, оставив меня одного смотреть на реку. А я все всматривался в темноту, силясь разглядеть дорогу и того, кто шел по ней тогда. И так и не разглядел, темна была ночь.
  

Глава

  
   Велик город Улле. Владения свободного города не велики, на день пути конному в любую сторону, а вот сам он велик. На подходе к нему берега реки заняты фабриками, из труб валит дым, а ветер доносит до барж запахи то горелого угля, то краски, которой красят сукно, то кислый запах самих сукновален. Громыхает где-то железо под паровым молотом, стучит "баба", заколачивая в речное дно сваи под новую пристань - растет торговля.
   И движение на реке в этих краях немалое, в обе стороны связки барж тянутся, а в стороне от главного фарватера десятки лодок туда-сюда снуют, какие на веслах, а какие под парусами. Река Сильная, разливаясь во все стороны, врывается в гавань Лурре, заставленную судами так, что вдоль причалов словно лес вырос, из мачт. Мало того, Лурре мастеровой город, так он и столица торговая этих краев. По Сильной речные суда поднимаются во многие земли и княжества, собирая там товар, а в Лурре он перегружается на суда морские и везут его дальше, в другие места. А оттуда товар идет сюда, и снова везут его по Сильной. Кто владеет гаванью Лурре, тот контролирует всю торговлю на много-много дней пути к северу, хоть пусть туда даже единый луррский купец ни разу не зайдет.
   Когда буксир, отдуваясь паром, завел нашу баржу в гавань, все засобирались, скатывая постели, собирая мешки и снимая тент. Обычно охрана на баржах и живет, пока те нового товара ждут, но Круглый загружаться не собирается, сдаст свой груз оптовикам и просто деньги с них возьмет. А баржа в аренде, о ней печься не надо, это уже владельца забота.
   Потянуло запахом моря - йодом, водорослями, рыбой. Хорошо море пахнет, волей и простором, хоть запах цветущей степи для меня куда желанней будет. На причалах народу тьма-тьмущая, кричат, бегают, суетятся, телеги, запряженные коренастыми тяжеловозами, катят одна за другой, где-то осел ревет дурниной, прямо перед нами разгружают с грохотом доски с баржи, собирая их в штабеля на длинных ломовых дрогах.
   Буксир наш, ловко маневрируя, подвел всю вереницу барж к длинному причалу, откуда сразу полетели канаты, которые матросы и охрана ловко мотали на чугунные утки. Тяжелые баржи медленно подтягивались к пирсу, прижимаясь к висящим на сваях связках старых пеньковых канатов.
   - Злой, Тесак, Хорек и Голодный, вы со мной пойдете, - взялся командовать Арио, - А ты, Арвин, за разгрузкой со своими людьми пригляди, а дальше как сам знаешь, лишь бы охрана на барже постоянно была. Пока я на обратный рейс товар ищу.
   - Все сделаем, - кивнул я.
   - Когда закончишь и шкиперу баржу сдашь, веди своих на постоялый двор "Благословение путникам", это вон туда, дойдешь до лабазов, свернешь налево... да ты знаешь, все объясняли уже.
   - Верно, - подтвердил я.
   - Хозяин там свой, он вам специальное место выделит и все что нужно там покажет. Так и скажешь ему, что охрана торгового дома Зарама. А как расположитесь, ты своих оставь и подходи в кабак "Рыба и рюмка", это прямо напротив него будет, тому же владельцу принадлежит. Там буфетчик будет, ты его спроси где я, и тебя проведут. Скажи только, что с поручением от купца Сальга, что из Пулиха.
   Пока ждали грузчиков, собрали вещи, сложив все мешки в одну кучу и составив карабины в пирамиду. Барата на всякий случай все равно приглядывать поставил, потому как в больших городах, да в таких местах рот не разевай, даже язык отрежут и украдут раньше, чем ты мигнуть успеешь.
   Ватага грузчиков появилась ровно через час после ухода Круглого. Часы на башне как раз пробили полдень когда он уходил, и прозвонили один раз тогда, когда я заметил две длинные ломовые телеги с запряженными в них волами, и с десяток мужиков в грязной одежде, идущих в нашу сторону. И не ошибся, к нам шли.
   - Кто мастер Арвин здесь будет? - крикнул с берега высокий, жилистый, похожий смуглой кожей и черными волосами на зингара мужик.
   - Я и буду, - подошел я к широким грузовым сходням.
   - Тогда сдавай нам товар по счету, будем разгружать вас, - он широко улыбнулся, обнажив белые зубы, среди которых одного переднего не хватало. - Расчет с тобой или с кем другим?
   - С тем, кто на складе принимает.
   - Открывай трюм.
   Больше времени они терять не стали. Установили над люком лебедку, с нее корзину свесили, которую внизу бутылями с маслом наполняли, потом поднимали наверх и переваливали на телегу. Дело шло быстро, работали они умеючи, без всякого отдыха.
   Вообще грузчики в таких местах люди нужные и уважаемые. Такие ватаги цены на работы держат и случайных людей вроде желающих подработать пьяниц или просто бедняков к порту близко не подпускают. Непонятливого могут и поколотить, и в воду бросить, а то и просто зарезать. Недаром тут и выражение ходит: "Злой как крючник". А если кто ищет, скажем, душегуба наемного, то тоже к таким ватагам идет, потому как по сути они разбойники сущие.
   Но вот свои правила блюдут четко, груз не воруют и нанимателя не обманывают. И если какая ватага правила нарушать начинает, то, по слухам, собирается потом совет главных, от каждой ватаги, и все они решает, что с такими делать. И если решат, что нарушителям здесь не работать, то так тому и быть - не пустят.
   В общем, работа кипела, волы только и успевали телеги таскать туда да обратно. И, похоже, что на складе ватага не менее проворная работала, потому как возвращались они разгруженными быстро. Не успели и оглянуться, как баржа была разгружена, а ватага крючников, смеясь и на ходу попивая сидр из фляг, потопала следом за последней телегой, к Арио за расчетом. И даже не разбили ни единого кувшина.
   К концу разгрузки шкипер подошел, низенький кривоногий хрипатый бородач в выцветшем сером картузе. Полез в трюм, попыхтел, почесал в бороде, потом сказал, что все в порядке и на этом мы распрощались. И мы, подхватив мешки с винтовками, пошли искать постоялый двор.
   Между тем наступили сумерки, а они, в свою очередь, превратились в темноту. По дальней стороне набережной прошли двое фонарщиков с шестом и факелом. Один из них приподнимал крышки фонарей, а второй поджигал фитили. Горели они на удивление дымно, так что я подумал, что кто-то в городской управе неплохо нажился на закупке такого паршивого масла.
   Дневная деловая суета на набережной сменилась суетой вечерней, разгульной. В узких переулках над окнами зажглись красные фонари, а в самих окнах демонстрировали прелести прохожим местные жрицы продажной любви. Те, которые победнее, гуляли по самой набережной, окликая охрану с барж и матросов с речных шхун и буксиров. И не зря окликали, с одной из барж из-за плетеных стен временного жилья охраны слышались притворно-страстные вздохи. Еще подумалось, что вдохновения в них ровно столько, насколько заплатили. А заплатили, похоже, поскупившись.
   Открылись двери многочисленных кабаков. Каждый дом, мимо какого мы проходили, был если не борделем, то гостиницей, а в каждом борделе и каждой гостинице на первом этаже был кабак. Шумный, крикливый, визгливый, пахнущий пролитым пивом, часто с музыкой. И из кабака в кабак шлялись подгулявшие матросы, охранники, мелкие купцы и приказчики. В узких как ущелья переулках зачастую видны были затаившиеся темные фигуры, явно поджидающие заблудившихся пьяниц. Из таких переулков несло мочой, целые ручьи которой вытекали на улицу. В одном я увидел чье-то лежащее тело, и не поймешь так, напился кто-то до беспамятства, или был ограблен и убит.
   Хватало и людей откровенно виду разбойничьего, длинноволосых, часто с вплетенными в прически косичками, на которых сверкали драгоценные камни, одетых богато, но с презрением к аккуратности, шелк и золото соседствовало с рваниной и потрескавшейся кожей. Вели они себя нагло и задиристо, но перед нами все же расступались - чуяли, что мы им не по зубам, а вот они нам вполне на зуб сгодиться могут.
   Попался навстречу и патруль городской стражи - четверо крепких мужиков средних лет в зеленоватых мундирах, кепи, с револьверами и деревянными, обшитыми кожей дубинками на поясе. Перед ними расступались, а парочка каких-то оборванцев, увидев их, рванула в узкий переулок. Патрульные, остановившись, посмотрели им вслед, но гнаться не стали и так же степенно пошли дальше.
   Постепенно район красных фонарей уперся в лабазные дворы при порте и яркость его немного поблекла. Гостиницы сменились постоялыми дворами, в которых останавливались караваны сухопутные, часто со всеми лошадьми, волами и фургонами.
   Вскоре мы увидели и вывески "Благословение путнику", висящую над добротными воротами, сколоченными из тяжелых деревянных плах. Вход же в постоялый двор был через дверку в сторожке, которую рычагом отпирал здоровяк с бритой головой, сидящий за высокой конторкой - сторож.
   - Нам бы на постой встать, уже договорено, - сказал я ему и тот, вполне вежливо кивнув, показал на следующую дверь.
   - Туда проходите.
   За дверью оказалась небольшая полутемная комната, в которой за конторкой обнаружился невысокий толстяк с потной лысиной, к которой в беспорядке прилипли мокрые от пота волосы.
   - Чем могу служить? - спросил он неожиданно писклявым голосом.
   - Мы охрана торгового дома Зарама, что из Альмары, постоя ищем.
   - Это всегда пожалуйста, - вдруг разулыбался он. - Уже уплатили господин старший приказчик Арио, ждем. Вот за мной пожалуйста, - вытащив из крюка на стене лампу, засуетился он. - Прошу.
   Толкнув очередную дверь, он повел нас дальше.
   Постоялый двор был большим, даже не ожидал. Тут и конюшни, и колодцы с поилками для лошадей, и ряды возов и фургонов с товаром, под которыми и на которых спали люди, и два двухэтажных дома-гостинцы для тех, кому не подобает спать на возу, и вдоль заборов целые ряды маленьких флигелей, к одному из которых хозяин нас и повел. Погремев ключами, отворил невысокую тяжелую дверь, сказал:
   - Проходите, оглядитесь.
   Это была одна большая комната с деревянными койками вдоль стен, застеленных набитой соломой матрасами. Матрасы были не продавленными, набиты явно недавно. Десять коек, у каждой тумбочка без дверок и крючки на стене. Лампы, которые хозяин начал зажигать от своей, сняв стекло. Еще шкаф большой, который на замок закрыть можно. Хитро ухмыльнувшись, хозяин поманил меня к нему, открыл дверцы, а затем зацепив заднюю стенку, рывком сдвинул ее в сторону. Там оказалась еще одна дверь, запертая на обычный засов - с обратной стороны не откроешь.
   - На лабазные дворы дверь ведет, - сказал толстяк. - Мои дворы. Если через дальнюю стену махнуть, то там спуск к реке, внизу тропа в обе стороны и много лодок рыбачьих.
   И на том стенку шкафа задвинул.
   - Клопов нет? - спросил я.
   - Травили три дня как, не должно пока быть. И тюфяки поменяли, - он похлопал по ближнему матрасу. - С бельем мальчишку пришлю, все из прачечной.
   И ушел.
   Вот так. Нормально поселили, так обычно охрана купеческая и квартирует, приходилось видеть. И дела у хозяина с Арио явно были какие-то, раз такая хитрая дверка имеется.
   Выбрав себе койку, я положил свой мешок на тумбочку, винтовку сверху на крючок повесил. Белье пока не принесли, но с этим и без меня разберутся.
   - Барат, со мной пойдешь, - сказал я своему вестовому. - Карабин не бери, не на войну идем. Ниган, организуй службу. Кто не на вахте, тот пока свободен. Но чтобы в комнате охрана всегда была. И не напиваться и в истории не влезать, понятно? - это я уже ко всем обратился.
   Все разве что усмехнулись. Люди опытные, что им такое объяснять? Но объяснять надо, потому что подчас и старик детские глупости делает. Всегда лучше предупредить.
   Сам я тоже остался с длинным револьвером в кобуре на бедре и второй, покороче, тот, что взял с убитого Вилана Дятла, сунул в кобуру подмышку, под жилет. На всякий случай.
   - Пошли, Барат, - махнул я рукой.
   Кабак, про какой Арио сказал, и вправду был прямо напротив, только широкую пыльную улицу перейти, старясь не угодить в навоз в темноте - днем здесь только телеги и ездили. Большой, строенный в один этаж дом, целиком занятый трактиром. У крыльца двое пьяных ругаются, за ними наблюдает вышибала - огромный ражий мужик с короткой густой бородой, сложивший на груди могучие ручищи. Одет он был в один жилет на голое тело, из-под какого виднелись моряцкие татуировки.
   Было в кабаке шумно, чадно, хотя почти половина столов была еще свободна - вечер для кого-то, кому рано не вставать, только начинался, а у кого дела завтра - для того уже кончился. На подоконниках расселась целая стайка шлюх, половина из которых выглядела совсем малолетками, а вторая половина - потасканными руинами.
   В дальнем углу за столиком сидели Тесак и Бире Хорек, с аппетитом наворачивая ужин, и заодно поглядывая по сторонам. Ага, Арио здесь, а Хорька с тесаком, похоже, наблюдать посадили. Примерно с этой же целью я Барата привел.
   - Садись с ними, - сказал я ему, - заказывай что хочешь, но не пей. Жди меня.
   За стойкой же стоял высокий сутулый человек с на удивление жилистыми большими руками, одетый в клеенчатый фартук и серую грубую рубаху с закатанными выше локтей рукавами. Голова на пиратский манер была замотана косынкой красного цвета, нос сломан и сбит на сторону. С ним, попивая заодно вино, разговаривал среднего роста плечистый парень, с двумя револьверами в расшитых серебром кобурах, одетый в кожаный, опять же с вышивкой жилет, наброшенный на белоснежную, накрахмаленную сорочку. Кто такой, интересно? По наряду так больше на разбойника похож, таких мы видели уже сегодня. И кстати, лицо мне его знакомым показалось. Пока они с буфетчиком говорили, я его все разглядывал исподтишка, но вспомнить где видел не получалось. А может быть просто напомнил кого-то, дружки Вилана Дятла как раз так и выглядели.
   Минут через пять парень допил вино, хлопнул, чуть нагнувшись, буфетчика по плечу, и быстро вышел на улицу. А я подошел на его место.
   - Я Арио ищу, старшего приказчика из торгового дома Зарама.
   - А сам кто будешь? - посмотрел он на меня без всякого выражения.
   - Я от купца Сальга из Пулиха, с торговым поручением.
   Буфетчик помолчал секунду, изучая меня чуть слезливыми серыми глазами, потом кивнул едва заметно, сказав:
   - Пошли со мной.
   И повел в дверь за кухней, через которую, похоже, завозили продукты и выносили мусор. Тесный двор, в углу большие жестяные баки с помоями, хорошо, что хоть свежими, не воняют особо пока. Темно. У забора какой-то дощатый сарай пристроен, передо мной еще дом, невзрачный флигель, в него аж три двери ведут. Буфетчик подошел к средней, постучал слегка, ладонью. Дверь отворилась, в проеме стоял Голодный.
   - Заходи, - сказал он коротко и кивнул буфетчику, который сразу же пошел обратно.
   - Как тут у вас все продумано, - усмехнулся я, заходя в комнату.
   - Непродуманные долго не живут, - откликнулся сидящий за столом Злой. - Присаживайся.
   Я огляделся - комната большая, в ней длинный стол и лавки вдоль него. Вроде как для празднеств зал, но больно расположен странно, скорее даже тайно. Небольшая дверка в стене слева. В противоположной стороне еще дверь, уже толстая и тяжелая, через какую ни звука не услышишь. Полагаю, что дальше должен быть еще какой-нибудь выход, в очередной лабазный двор или просто на другую улицу. Круглого в комнате нет, к слову, только эти двое. На столе еда, вино, вода в кувшинах.
   - Привычная картина, - усмехнулся я. - Все пьют и едят, тем и служба идет.
   - Ты присаживайся, не стыди людей, - сказал, чуть усмехнувшись, Арио, сидящий за дальним концом стола. - Не помирать же с голоду?
   - С голоду точно не помрете, - я сел за стол, переступив через длинную лавку.
   - Так или иначе время ужина, так что будет совмещать нужное и приятное, - влез добавил к сказанному Голодный, который закрыл дверь на засов и сел за стол.
   Мне осталось только кивнуть и перевалить на чистую тарелку добрую порцию свинины с шампиньонами и жареной картошкой. Несмотря на обилие еды, деликатесов на столе не наблюдалось. Тут кабак простой, не такой, в какие владетельная публика ходит, те от портового района всегда поодаль расположены.
   - А Круглый где?
   Злой глазами показал на дальнюю дверь. Понятно, значит это не выход, а там еще комната. А вот из нее, готов на это даже поставить, очередная дверь ведет куда-то в совсем неожиданное место.
   - А там что? - показал я на маленькую дверь.
   - А посмотри, - усмехнулся Злой.
   Я не заленился, поднялся с лавки, подошел к дверце, потянул - открылся вход в узкий коридорчик, сразу свернувший налево. Там еще несколько шагов - и маленькая комнатка. В ней два окошка, повыше и пониже. Глянул в верхнее - вижу входную дверь. Причем сверху вижу, здесь еще и перископ в стене, с двумя зеркалами. А ниже... ниже бойница, прикрытая дощечкой. Похоже, что снаружи дощечка под штукатуркой, не разглядишь, а вот отсюда можно и из ружья, например, пальнуть, и даже гранату кинуть. Если в дверь кто-то ломится. Ну ты скажи, какой здесь кабак. Не сам ли Арио его придумал?
   Вернулся за стол, на вопросительные взгляды только головой покачал, мол, что тут еще скажешь?
   - А отсюда куда сбежать можно?
   - На соседнюю улицу, в лавку травника, - ответил Голодный. - И люк есть, из которого в ливневый сток попасть можно.
   - Бывал здесь раньше?
   - Не раз.
   Еда была уже остывшая, но ел я с аппетитом. Злой с Голодным лениво попивали сильно разбавленное водой белое вино. Так минут пять прошло, потом дверь в соседнюю комнату открылась. Вошел Круглый, а с ним высокий худой человек лет сорока, темноволосый, с залысинами, бородка острая, а лицо недоброе, с плотно сжатыми тонкими губами и острым носом - как птица хищная. Одет просто, но явно дорого. Посмотрел на нас, кивнул, улыбнулся сухо, потом сказал:
   - Здравствуйте, мастера почтенные.
   Мы разом встали. Хоть не представлял его никто, но я сразу понял, что человек непростой. Совсем непростой. Видно хотя бы потому, как рядом с ним Круглый держится, на шаг сзади и с явным почтением. Еще раз оглядел всех, слегка улыбаясь, потом просто повернулся и вышел. Выйдя из-за двери, к нему присоединился некто в хорошем сером сюртуке и с револьвером на поясе. Явно телохранитель. Арио открыл дверь в дальней стене соседней комнаты, сказал: "Я провожу" - и вышел первым. Похожий на птицу шагнул следом, последним телохранитель вышел.
   Мы сели.
   - Преосвященный Берг, - тихо сказал Злой. - Я его раньше видел, еще в Альмаре.
   Вот с кем судьба свела, получается. Священнослужитель корыстолюбивый, но один из тех, что возглавили церковный раскол. Для обновленцев почти святой теперь, его речи, обличающие корыстолюбие и подлость монофизитствующей церкви, расходятся в списках по всем землям. И влияние его сейчас как бы не больше княжеского было.
   Дверь отворилась, вернулся Арио. Уселся за стол, плеснул вина, щедро долил водой, затем залпом выпил.
   - Все видели?
   - Видеть-то видели, мастер Арио, - кивнул я, - только для чего?
   - Для того, что здесь выборы на носу, - Арио оставил стакан, взял из вазы апельсин и начал его чистить, снимая кожуру спиралью. - Городской совет здесь из двадцати человек состоит, все главы разных торговых домов и ремесленных гильдий. И у всех свои интересы, кто с Риссом больше торгует, а кто и с Валашем, - последний кусок кожуры упал на стол и Арио разломил плод пополам. - А есть и такие, кому все равно, в общем, их дело сторона. И вот такие могут что наших сторонников поддержать, что валашских. А дело к выборам городского правителя, и кого выберут, тот дальше Улле в плавание и поведет, как капитан.
   - А преосвященный?
   - Преосвященный в голосовании не участвует, и больше того - на улицах кричать стали про его корыстолюбие, про то, что он уже давно не духовное лицо, а купец, - Арио оторвал дольку и закинул в рот. - Понятно, кто таким разговорам автор и податчик, но дело они делают. В Улле далеко не все еще к обновленцам перешли, а городскому совету до вероисповедания дела нет, это не Валаш и не наш Рисс, тут только дело во главе всего.
   Я между тем покончил с едой, отодвинул тарелку и налил себе просто воды. Арио же, быстро жуя, между тем продолжал:
   - Тут еще кто-то раскопал, что двоюродный брат преосвященного, который числится главой селитряной монополии, поднялся на работорговле. Это потом они концессию на острове Плоском выкупили, а сперва кузен возил туда и продавал рабов, которых скупал у горцев и в Северных княжествах, все больше из пленных. Это законно, но..., - Арио поморщился, а мы все кивнули.
   Все верно, работорговля вроде и законна, да вот руки работорговцам не подают и в приличные места их не пускают. Если о ком-то подобное говорить начинают, то жизнь его куда как труднее становится. И если подобное к преосвященному Бергу привязать получится, слава его в городе Улле может и вовсе ниже всякого дна упасть, тут сомнений нет.
   - Сам же преосвященный сказал, что в городе сейчас где-то обретается Гербер Броккский, - Арио посмотрел на нас по всех по очереди, выдерживая паузу, вроде как для того, чтобы мы поняли серьезность сказанного. - А это младший брат потомственного владетеля всех земель вокруг, понятное дело, Брокка, что на севере валашского княжества, и он у Орбеля Второго служит тем, кем я служу у князя Вайма. И вот это важней всего. Его с картины стереть - это как лучшего полка Орбеля лишить. А если..., - он замолчал, как бы ожидая, что я продолжу мысль.
   - Если его живым поймать?
   - Именно так. Это как меня живым. Но речь пока не об этом, а о том, что Гербер здесь сорит деньгами и дает невероятные взятки. Похоже, что Орбель Второй всерьез испугался того, что Улле с ним окончательно в делах разойдется, и тогда... тогда много что он теряет, очень много. И бросил он на стол сейчас все, что у него есть, раз сам Гербер приехал.
   - Так что сделать мы должны? - спросил Голодный.
   - Пока получается так, что должны мы дождаться десяток из взвода Дария, который скоро прибудет, - Арио загнул палец. - Хорошо, что я их тоже сюда вызвал, как чувствовал, что понадобятся.
   Ну вот, теперь сразу можно сказать, что опять мы какую-то великую подлость учиним, иначе зачем здесь взвод валашских перебежчиков, таких, которым терять нечего и на которых пробы ставить негде?
   - Арвин, ты ведь подрывника своего взял?
   - Взял, здесь он.
   - Очень хорошо, - удовлетворенно кивнул Арио, снова оторвав дольку от апельсина. - И с Дарием еще один будет... Так..., - он постучал ладонью по столу.
   Похоже было, что Арио составляет план на ходу, импровизирует. Думаю, что нечто изменилось с появлением преосвященного Берга, что-то пошло совсем не так, как Круглый планировал.
   - В общем, на подготовку у нас неделя, Дарий со своими появится дня через четыре, а то и пять, - Круглый откинулся на стену, посмотрел в потолок, проглотил еще дольку апельсина. - Придется самим начинать, а потом уже они... так... значит, у нас пока две группы... Все, слушаем все меня, - он даже вперед подался. Похоже, что новый план у него есть. - Нам надо сделать две вещи: не дать валашцам деньгами сорить и дать людям новую тему для разговоров вместо обсуждения преосвященного.
   - Сами сорить будем? - хмыкнул Голодный.
   - Нам сорить без надобности, до нас близко, и до Дикого барона тоже, так что если неразумные увидят, что валашцам в городе хозяйничать не дали - они сами нужные выводы сделают, - ответил Круглый. - И нам надо показать, что все разговоры про преосвященного Берга - происки врагов, коварная ложь и все такое прочее. И что враги готовы на все, чтобы не дать честному священнослужителю вознести свой голос. С этим, надеюсь, все понятно?
   - Куда уж понятый, - усмехнулся Злой. - Тем и живем.
  

Глава

   Тихо на постоялом дворе, даже кони в конюшне спят. Кто-то в комнате похрапывает, Барат во сне говорить пытается, но тихо, не мешает никому. У окошка, пристроившись чуть сбоку, сидит Риф Белый, держа на коленях карабин - часовой. Пусть мы здесь как купеческая охрана, но это не значит, что все в это поверят. Или не окажется так, что кому-то правда известна. Поэтому пост у нас до утра, по два часа смены.
   А мне никак не спится, мысли одолели.
   Вроде и война уже идет, а я от нее далеко. Понимаю, что так надо, что прав Круглый в главном - удастся нам до главного шпиона Орбеля добраться, получится не дать ему голоса в совете покупать, получится отмыть от слухов пусть продажного, но нужного священника - это Орбелю Второму куда больше ущерба нанесет, чем если бы мы всем взводом в атаку неслись, стреляя и шашками размахивая. Но все равно - не нет для моей мести здесь крови врага. Тогда, в Речном форте, я чувствовал себя так, как и должен - передо мной валашские мундиры, я вижу врага, я именно за этим шел наниматься в армию Дикого Барона, а не вот так, как сейчас.
   Я вот Нигана укоряю, а сам ведь в глубине души с ним согласен, пожалуй. Где та грань, за которую ради даже мести заходить нельзя? Можно ли кровь родную разменивать на кровь невинную, пусть даже во имя большего блага? И насколько Вайм Рисский все же благо для этих земель и этих народов?
   Да, прав был Злой, говоря о том, что не должны здешние земли быть разрозненными, не должны воевать друг с другом люди, на одном языке говорящие. Который век уже здесь режутся с остервенением, и гибель мира, случившаяся в Темные Времена, так ничему и не обучила. Но под чьей рукой эти земли должны объединиться? И сколько сам новый князь еще перережет?
   Я в Вайме чую душу упырью, злобную, жадную до крови и страданий людских. Прав ли я, воюя на его стороне и выкладывая ему тропу к власти? Бесконечной власти, если получится столкнуть Орбеля и все земли под его руку подвести. И ведь на самом деле не ради Большого Блага я стараюсь, а все же для себя, для семьи своей убитой.
   И нужно ли это моим, ждущим меня на берегу Реки Времен? Клятву кровной мести я сам принял, а может им нужен просто я? Вот если я сейчас бы взял, да и прыгнул с этой колокольни - встретились бы мы там, у реки среди полей?
   Нет, не думаю я так. Клятвы, данные на крови, должны исполняться. Не будет мне пути в свет, не будет мне желанной встречи если я о клятве забуду, вольно ли принятой, или невольно. Не может быть света для клятвопреступника. Как решил, так и должен идти. Только... только не должен переступить тот рубеж, который отделяет человека мстящего от бешеного пса, готового рвать каждого, кто встал на пути.
   Кто страшный идет к моей семье? Кто к ним идет? Как его встретить, как остановить? Не я ли сам в зверя лютого превращаюсь?
   Нет, не спится. Встал с койки, оделся, подпоясался ремнем с револьвером.
   - Пойду подышу, - сказал Рифу.
   Тот только кивнул, понял, мол.
   Сначала думал просто во дворе постоять, да обнаружил, что там и места нет толком, все возами заставлено и люди везде спят. Будешь тут топтаться, так кто-то нехорошее подумает, решит, что возле чужого добра отираешься. Не надо мне такого.
   Через сторожку пропустили меня без вопросов. Сторож сидел тот же, что и днем был, и, похоже, что он просто меня запомнил. Кивнул и отпер засов, не сходя со своего места.
   На улице было совсем темно, даже фонари, в этом месте редкие, ничего почти и не освещали. А вот в трактире напротив свет был и даже голоса оттуда доносились. Ну да, те, кто на базарах торгует, встает рано. И базар чуть не с рассветом открывается, и еще товар надо привезти да разложить, так что хочешь или не хочешь, а просыпайся. Для таких, скорее всего, трактир и открыт, сидят там, кофе или чай пьют. И свежей сдобой пахнет - пекари так и вовсе раньше всех встают, а многие вовсе в ночь на работу выходят. Свежий хлеб с утра лучше всего продается.
   Зашел, толкнув дверь - точно, угадал. Столы примерно на половине зала накрыты, сонный буфетчик - не тот, что меня вчера провожал, а другой, молодой совсем, - и сонный же подавальщик по залу сновали, расставляя чайники, кофейники и корзинки с булками. И народ все больше в зале солидный и степенный, те, что похмельем маются, еще не просыпались, не их сейчас время. Разговор везде негромкий слышен, в дальнем углу посмеиваются над какой-то историей.
   Я за ближний столик присел, попросил чаю и рогалики с маком, какие больно уж хорошо выглядели. Ждать совсем недолго пришлось, подавальщик, лет пятнадцати, белобрысый и конопатый, подлетел чертом, расставил все в момент, взяв плату и медную денежку чаевых, который с довольным видом закинул в отдельный карман своего белого передника.
   Чай был хороший, душистый, с травками полевыми, запах которых о степи напомнил. О степи, о семье, о жизни той, что уже никогда не вернется. От воспоминаний этих сперва слезы подперли, да так, что если сдержал, а потом злобы волна накатила. Дыхание сперло, с минуту сидел глаза зажмурив, даже не дышал почти, боялся, что со злости сорвусь сейчас, глупостей наделаю. Нет, рано мне пока думать про то, где та самая черта дозволенного проведена, далеко мне до нее. Ведь не только семья моя, ведь весь народ почти что извели под корень. Не надо мне таких мыслей ночных про то, что можно, а чего нельзя. Не ко мне эти вопросы, а сперва к тем, кто задумал нас всех истребить под корень, с женщинами, стариками да детишками. К тем, кто по семьям нашим, в форте оставшимся, из пушек стрелял. К тем, кто ребенка моего штыком к двери кузни приколол. За все хочу спросить, за все.
   Оставив и чай, и рогалики почти что нетронутыми, снова на улицу вышел. Встал у крыльца, вдохнул несколько раз так глубоко, что голова закружилась - вроде бы отпустило немного, руки дрожать перестали.
   - Пройдусь, - сказал сам себе.
   Может быть до реки дойду, на воду сверху посмотрю, успокоюсь.
   Из ворот постоялого двора уже какая-то телега с товаром выезжала, возница лошадь в поводу вел, а рядом с ним, похоже, купец мелкий и ли приказчик шагал - присадистый, широкозадый, лицо как блин, а на нем маленькие глазки у самого носа. Видать хорошо зарабатывает и живет сытно, с голодухи такую морду не получишь.
   Пропустил их, свернувших в сторону базара, а сам в противоположную побрел, не торопясь. У угла стены, что постоялый двор огораживала, стоит кто-то, стараясь в тени держаться. Ждет кого-то? Может быть. А что с этой стороны, когда на базар сейчас в другую? Что там, на той улице? Насколько я запомнил, там проезд грязный, да дальше лабазные дворы и спуски к реке. Тупик даже, вроде бы.
   А не воровать ли ты сюда пришел, братец? Честный человек точно стоять так не будет.
   Не ускоряя шага и даже в сторону его не глядя, пальцы правой руки чуть размял. Рукоятка револьвера под рукой, мне теперь выстрелить времени надо как иному человеку моргнуть, не больше.
   Человек в темноте тоже насторожился, чуть назад подался, явно желая укрыться за углом. А что ты меня боишься, а? Опять вперед шагнул, неуверенно. Такое впечатление, что не знает что делать. Что стоит он здесь для того, чтобы вовремя шум поднять, в то время, когда его друзья...
   А ведь по-другому и не подумаешь.
   Я резко шаг ускорил и пошел прямо к нему. Пусть так. Если есть тебе чего бояться - ты сам себя проявишь.
   И угадал, тот дернулся, полу куртки откинул, а под ней револьвер висит. Схватился он за него, почти успел выдернуть, но "почти" в бою не считается. Я свой уже выдернуть успел из кобуры на бедре, выхватывая, взвел большим пальцем, да так, от живота, в него и пальнул. И тут же левой рукой, ударом, курок взвел - да еще раз.
   В тишине предутренней выстрелы как из пушки грохнули. Сверкнуло, запахло порохом. Первая пуля караульному, или кто он там был, в живот попала, а вторая уже в середину груди, я еще и поправку взять успел. Дернулся он, да и завалился мешком набок, проскользив по стене и завалившись в росший под ней бурьян.
   До угла несколько шагов, я их одним рывком проскочил, упал на колено, высунувшись из-за угла как можно ниже, чтобы кто-то всполошившийся первым же выстрелом мне в лоб не попал. Но в эту сторону и не целился никто, хотя люди там были. У задней стены гостиницы лестница стояла, приставленная к окну второго этажа. Вообще в окнах ставни тяжелые, и наверняка с замками солидными, потому как люди ночуют здесь денежные, и ценное при себе хранят, но в этом окне ставни были настежь распахнуты. И по лестнице карабкались вверх двое. Верхнего я уже плохо видел, его ставня от меня прикрывала выше пояса, а нижний замер, обернувшись, и в руке у него было что-то длинное.
   Выстрелил я в верхнего, дважды, норовя попасть в задницу, потому что в этом месте легких ран не бывает, и угадал - заорал тот, начал заваливаться вниз, не дав второму злодею правильно среагировать, а я и для него двух пуль не пожалел. Схватил револьвер двумя руками, вскинул, одновременно взводя курок большим пальцем левой руки, да и стрельнул в грудь.
   Перезаряжать некогда, сейчас каждая секунда на счету, потому что нет у меня никаких сомнений - это за Круглым пришли, туда лезут. Не просто грабители это, не может такого быть. Поэтому я револьвер в кобуру обратно закинул, а из-под жилета второй, какой покороче, выхватил, и наведя его на открытое окно, сам к лестнице побежал. И еле успел отскочить обратно - сверкнуло из окна вспышкой, выбило облачко дыма и облако пыли из дороги - кто-то в ответ палить начал.
   А дальше началось. Пошла стрельба по второму этажу, да так, словно целая рота там развоевалась. Крики, ругань, выстрелы, кто-то воет дурным голосом от боли, досталось, видать. Я в окно сам трижды выстрелил и, похоже, противник мой успел сбежать, меня отпугнув. Я к лестнице подбежал, возле которой раненый корчился, выстрелил ему в голову, добив. Пленный бы не помешал, да не получится с ним ничего, бежать придется, не потащишь раненого, да еще и врага.
   На земле ружье, которое здесь "насосом" зовут, лежит, явно у него выпало, и вон, через плечо у убитого бандольеро с дробовыми патронами, толстыми и тяжелыми. Схватил его, вскинул, нажал на спуск, прицелившись в окно, просто для того, чтобы убедиться в том, что заражено, и что не сломано, и что патрон был в стволе. Громыхнуло, картечь выбила целое облако белой штукатурки, наверняка отпугнув любого, кто бы выглянуть пытался. Потом передернул деревянное цевье и еще раз выстрелил, а в ответ из окна граната вылетела с горящим фитилем и не успела она на землю упасть, как я уже бежал к узкому проходу между двумя заборами, сжав зубы от страха и взрыва ожидая.
   Всего шагу до укрытия не хватило. Рвануло за спиной, ударило горячим воздухом и запахом пироксилина, как ножом ткнуло в спину и бедро. Я просто свалился в этот тесный проулок, рухнул на землю, перевернулся, вскрикнув от боли, попытался подняться, упал, но все же вскочил, зашипев от боли в бедре. Ничего, кость не задело, похоже.
   Сунулся с ружьем к углу, и сразу назад шарахнулся - пули защелкали по стене, выбивая пыль, картечная осыпь ударила в землю у самых ног, заставив отскочить. Я лишь высунул ружье за угол на вытянутых руках, стрельнул, не целясь, куда-то в сторону противника, отскочил, а потом и вовсе, хромая, побежал дальше по переулку, услышав шипение еще одного фитиля и кувыркание гранатного корпуса по земле.
   Шаги, крики, еще несколько выстрелов - а взрыва и не было. Подождал, подождал, выглянул - а на земле уже пустышка догорела.
   И сразу вспомнился мне тот парень, что я днем возле буфетчика видел. Тогда не мог вспомнить, а вот теперь могу - в Рюгеле нас тогда судьба свела, в том самом борделе, где я Вилана Дятла застрелил. Он тогда за перевернутым столом укрывался, и потом точно так же всех купил бомбой-пустышкой. Укрылись мы, а они деру дали. И опять я так же впросак попал. А сейчас их уже и след простывать начал, сбежали все.
   Завел руку за спину, пощупал под жилетом - рубашка кровью промокла. Но просто больно, в глазах не темнеет и слабости нет, наверное, неглубоко осколок вошел. Все же далеко я отбежал и жилет боевой плотный, успел погасить удар насколько-то. Подхватил чужое ружье, трусцой к лестнице дернул, крича попутно: "Это я, Арвин, не стреляйте!"
   А то так в темноте не разглядят, да и пальнут. Но узнали, я голос Злого услыхал:
   - Давай сюда, наверх!
   Как сказали, так и сделал, дробовик обратно на убитого кинул. Мне с ним дальше несподручно бегать будет. Пока лез наверх, бедро как огнем обожгло, чуть не заорал. В окно просто ввалился, нормально согнуть ногу, чтобы залезть, не получалось.
   -Зацепили?
   Сам Злой целый, мешок уже за спиной, там же карабин, в руке револьвер.
   - Есть немного. У вас как?
   - Хорька зарезали. Голодного тоже насмерть, у Круглого плечо прострелено, плохой он. Ты шум поднял?
   - Я.
   - Спас нас, - кивнул он коротко. - Давай, в ваш флигелек уходим и дальше через лабазы.
   Круглого подстрелили всерьез, правая рука плетью висела, кровь текла из кое-как наложенной повязки. Лицо бледное. Ноги еле переставляет и в любой момент готов сознание потерять, на одном духе держится. Тащил его, закинув левую руку себе на плечо, Тесак. Спустились, распугивая всех встречных, по узкой лестнице, во дворе столкнулись с четверкой моих вольных, перебежками двигающихся к гостинице. Вокруг паника, шум, люди бегают, лошади ржут, понять никто ничего не может и на нас внимания совсем не обращают.
   - Мастер взводный, ты ранен? - подскочил ко мне Барат.
   - Ерунда, не серьезно, - замотал я головой и указал на раненого Арио: - Помоги Круглого тащит, уходим отсюда. К нам его во флигель!
   Добежали кое-как, захлопнули за собой дверь и на засов закрыли.
   - Перевязаться надо нормально, кровью наляпаем и по ней за нами пойдут, - прохрипел непонятно как остававшийся в сознании Арио. - Нам ход отсюда раскрывать не надо, а хозяин потом со стражей договорится обо всем.
   Я, усевшись на койку, потащил с себя штаны. Осколок в ноге не остался, он вскользь прошел, распоров бедро как ножом, кровь текла сильно. Виллан, в санитарном деле опытный, наскоро, но аккуратно перебинтовал мне ногу, а потом, заставив стащить рубаху, крест накрест перебинтовал и грудь со спиной, перекрыв кровотечение, сказав при этом:
   - Осколок там у тебя, резать придется.
   - Потом резать, пока сваливать надо.
   С Арио возились Злой и Ниган, замотав тому руку почти что в кокон из бинтов и подвесив на петлю. В процессе перевязки Арио отключился разок, но Ниган сунул ему под нос пузырек с солью и тот снова пришел в сознание. С улицы между тем уже доносились свистки стражи, так что времени терять нельзя было. Отодвинули стену в шкафу, прошли в тайную дверь, затем все так же аккуратно прикрыли. Оказались в тесном проходе между каменной стеной лабаза и высоким забором. Ключ от замка оказался под бочкой с водой, Арио указал, и через минуту все оказались в темном и наполовину пустом складе, в котором сильно пахло мышами. Ящики какие-то вдоль стен, бочек множество, от них чем-то кислым тянет, вроде перебродившего совсем в уксус вина. Где-то даже крысы попискивают.
   Все замерли. Арио дышал тяжело, но все еще держался.
   - Куда дальше? - спросил я.
   - Помогайте! - скомандовал Злой, взявшись ворочать пустые бочки в углу.
   К нему сразу подскочили трое, и после того, как несколько бочек откатились в сторону, под ними обнаружился деревянный люк. Злой дернул за веревочную петлю, заглянул в ход, откуда пахло землей и сыростью.
   - Старший, выдюжишь? - спросил он Арио. - Там вдвоем не протиснешься, идти придется.
   - Я на землю сяду, а вы меня за шиворот, - попытался выдавить из себя улыбку Круглый. - Только еще спуститься надо.
   Спускаться надо было аршина на четыре, и это оказалось тяжелее всего. Спустили Арио на каких-то старых вожжах, которые сняли с крюка на стене. Там, внизу, его уже Гор, как самый здоровый, за твердый ворот жилета подхватил, потащил по земле волоком. Злой же последним шел, задержался на лестнице для того, чтобы еще люк хоть как-нибудь замаскировать.
   Ход бы сделан на совесть. Шли по нему без света, на ощупь, но рука нащупывала и крепления, и мостки под ногами. Потом, шагов через пятьдесят, вперед тусклый свет показался. Оказалась решетка, сделанная на манер канализационной, по какой сточные воды из города стекают. Увидит кто и даже соваться не станет, кому оно надо?
   Решетка вывела к реке, к мосткам и деревянному длинному причалу, к которому рыбачьи лодки в рядок привязаны были. Тут Злой сразу показал на длинную лодку, что с левого края стояла:
   - Эта! Арвин, давай людей на весла!
   Пробежали по причалу, таща раненого на руках, забрались кое-как в лодку, не рассчитанную на такое количество людей. Поставили в уключины две пары весел, Злой цепь отомкнул неизвестно откуда взявшимся ключом, и оттолкнул нас от причала.
   - Давай вверх по течению и ближе к берегу держитесь, - сказал он, усаживаясь. - Верст пять нам грести, там покажу.
  

Глава

  
   - Предал кто-то, - сказал Арио негромко. - Нас вообще ждали, слишком быстро организовались.
   Он лежал на просторной дубовой кровати, высоко поднявшись на пышных подушках. На столике рядом стоял кувшин воды, вино, фрукты в корзинке лежали. Повязка у него была свежая, из белоснежной марли, а вот лицо совсем измученное.
   - Уверен, что не могли случайно заметить? - спросил я. - Кто-то увидел и узнал.
   - Времени бы не было. Они ведь еще днем успели своего человека поселить, он ставни и открыл. Когда бы время было? Когда, говоришь, ты этого бросателя пустых бомб приметил?
   - Да когда с преосвященным встречались, тогда и приметил.
   - Нет, не успели бы они так случайно. Сдал нас кто-то.
   Арио повернулся к прикрытому жалюзи окну, лучи света через которое частой гребенкой падали на пол. Я сидел напротив, на широком мягком топчане, следя за тем, чтобы спиной на каменную стену не опереться - всего час как маленький смуглый врач, приехавший на двуколке в сопровождении Злого, вытащил мне оттуда осколок гранаты и зашил рану.
   - И кто мог быть?
   - Да кто угодно, - поморщился он. - Сейчас не до этого, а если все сделаем как надо... то и без разницы уже будет. Все равно ничего не отменяется, только планы чуть изменились. Хотя узнать хотелось бы, таких наказывать надо.
   - Это верно, - сказал Злой, сейчас развалившийся в мягком вытертом кресле и покачивающий ногой в начищенном сапоге. - Не наказав такого вроде и дурачком себя чувствуешь. А ты точно уверен, что это один из тех, что тогда с вами стрелялись? - спросил он уже у меня.
   - Точно, - ответил я уверенно.
   - Ну, можно тогда поискать будет и нанимателя, все какой-то след есть.
   - След есть, а смысла нет, - повернулся к нему Арио. - Гербер это, дураку понятно. Ладно, тогда вот что сделайте: надо на дороге пост выставить, дождаться валашцев. Арвин, это к тебе, пока ты людьми богат. Перехватить где-то сразу после границы и переправить... вон Злой объяснит.
   Я только кивнул.
   - Злой, вы с Тесаком с Торком свяжитесь, договоритесь, как будете теперь общаться, - перехватив мой вопросительный знак, пояснил: - Этот тот, что с преосвященным Бергом приходил. Пока и все, дальше по обстоятельствам. А сейчас отдохнуть дайте немного, в голове плывет все.
   Мы лишь кивнули, да и вышли из комнаты.
   Укрывались мы на большой винодельне, которая, как подозреваю, "Усадьбе купца Зарама" и принадлежала. Стояла она на берегу, за городом, соседей не было, построек много. Несколько старинных каменных зданий, дом, флигель да сараи, погреба, стены, а вокруг стен чисто поле. Охраняли ее двое "работников" вида вполне не рабочего, и заправлял всем старикан лет семидесяти, по виду так сущий отставной разбойник. Числилась винодельня не работающей, вроде как владелец ее в дальнем отъезде, так что только охрану нанял.
   Место выглядело вроде как безопасным, подойти скрытно и вовсе не получится. В доме главной усадьбы даже башня была, на верхнем этаже которой сейчас Риф Белый дежурил, по сторонам поглядывая. А еще на винодельне была конюшня, а на конюшне с десяток лошадей, так что передвигаться мы могли быстро, случись чего.
   Вообще по всему выходило, что Усадьба в Улле корни пустила крепко. Со слов Арио выходило, что и с городской стражей все решить должны, чтобы не копали слишком усердно, а списали перестрелку на спор двух групп контрабандистов, и искать нас никто не станет. Стража не станет, если точнее, а враги-то не преминут.
   Похоже, что у князя Вайма насчет Улле планы большие. И почему-то не верится мне, что намерен он ограничиться только тем, чтобы в совет городской своих союзников провести. Не тот это человек, которому союзники нужны, он вассалов, а то и вовсе слуг предпочитает.
   Жалко было Хорька. Голодный тоже свой был, но он-то что, головорез головорезом, а у них судьба вообще такая, а вот Бире Хорек... с сиротского детства с наемниками и получается, что и вырасти не успел толком. Зарезали его в коридоре гостиничном, перехватив горло ножом. Так мы его и бросили. И главное, что похоронить по-человечески не получится, закопают там, где всех преступников хоронят, у городской свалки. И Голодного там же. И хлопотать никто не будет, потому что подозрения может это вызвать. Не хочется именно так помереть, если честно. Не для воина такие похороны. Хотя... не каждый воин, в бою павший, похоронен будет. Кто наших вольных хоронил? Хорошо, если всех в одной яме закопали, а не просто в степи бросили, падальщикам на пир.
   Кстати, интересно, а тот разбойник, какого я узнал, о чем с буфетчиком разговаривал? Он просто пришел, или все же специально к буфетчику? Хотя нет, не думаю, что к буфетчику, тот бы сдал им все, и вход в тайный зал, и потайной выход из него. Там бы всех и накрыли, никто бы не ушел. От кого-то другого весть о приезде Арио ушла.
   Кстати, а вот нас, вольных, в расчет не брали. Потому что тогда хотя бы прикрытие возле флигеля поставили, а мои ничего такого не заметили. Что сие значит? Про нас ведь даже хозяин гостинцы знал, ему Арио за флигель вперед заплатил. А значит это то, что предал кто-то не местный, и до того, как Арио наш маленький отряд с собой позвал. До Пулиха его предали. Именно что его, не нас.
   Мыслями этими со Злым поделился. Тот помолчал, обдумывая и кусая сорванную травинку, потом кивнул:
   - Точно. Где-то там крыса. Не могли они просто так тебя без присмотра оставить тогда, когда сами в окно лезли. И не ждал их караульный тебя, говоришь?
   - Не ждал. Растерялся, поэтому я его так и свалил легко.
   - Тогда никто нам не мешает поспрашивать хотя бы у буфетчика про гостя этого, так? Другим делам это не помеха. Кстати, что планируешь с валашцами Дария делать? Насколько я помню, на Северном тракте у самой границы есть и корчма большая, и при ней постоянный двор. Там много охранников живет из тех, что работу ищут, твоих и видно не будет.
   - Так и сделаю.
   Сейчас мы сидели на скамейке у колодца, что возвышался посреди двора, и смотрели на то, как красное солнце садится за дальние горы. Из дому вышел Тесак, увидел нас, махнул рукой. Во второй у него оплетенная соломой бутыль вина была. Подошел, сел, с негромким хлопком вытащил пробку.
   - Помянем покойных, - сказал он. - За божьего человека Валька, которого знали как Голодного, и за Бире по прозванию Хорек, какому бы жить и жить еще. Покой и свет.
   Сказал и приложился к горлышку, после чего, обтерев его рукавом, протянул бутыль мне.
   - Покой и свет, - повторил я за ним.
   Вино было легким и прохладным, явно из погреба. Третьим, повторив прощальные слова, выпил Злой. Посидели молча, а потом спать разошлись.
   На утро, пораньше, Арио снова собрал нас со Злым. Выглядел он не лучше, похоже, что от боли всю ночь не спал, а принимать какие-либо зелья он отказался, потому что от них разум туманится, а только разум от Круглого сейчас и требуется. Но я подумал, что ночь помаявшись, Арио все же составил какой-то план.
   - Злой, берешь Тесака, коней у хозяина - и езжайте в город. Торк должен нас вечером на постоялом дворе искать, так что его надо перехватить по пути. И заново способы связи проговорить. Он сегодня должен сказать, как много у нас времени до... гм... события осталось.
   Злой кивнул, сказал:
   - Все сделаю.
   - Арвин, теперь к тебе, - обернулся ко мне Арио. - Ты в седле сидеть-то способен?
   - Попадало и хуже, с седла не свалюсь, - усмехнулся я.
   Не соврал, доставалось мне и хуже. Нельзя сказать, что раны не болели, но беспомощным я не стал, разве что ходил прихрамывая.
   - Оставь мне двух человек в охрану и на посылки, случись чего, а сам с остальными выдвигайся к северной границе, понял? Там есть городишко... хотя, какой это к демонам городишко, - поморщился он, - деревня там, называется Латгаль. При таможне она вроде как, и там же рынок большой, потому что многие купцы оттуда не на город идут, а сворачивают к западу, и оптовики там перекупают товар. И есть там постоялый двор "Придорожный", с большим трактиром, к слову...
   - Мне Злой уже описал место, - усмехнулся я.
   - Правильно сделал, - на Арио явно накатил приступ боли, он замолчал, закусив губу, я даже увидел как лоб его покрылся испариной, потом он снова заговорил: - Вот там надо ждать Дария с людьми. Придут они туда обязательно и на ночлег встанут, это приказ у них такой. А вот с утра пойдут на Улле, а уже это нам не нужно. Следует их сюда привести. Не сложно, верно?
   - Не сложно, - согласился я.
   - По моим расчетам, у нас здесь еще время останется остальное подготовить.
   - Арио, а не пора бы уже вслух сказать, что готовим-то? - спросил я, перехватив заодно удивленный взгляд Злого.
   Круглый закрыл глаза и на какой-то момент я подумал, что он просто отключился. И когда я уже почти уверился в том, что это так и есть, он посмотрел на меня.
   - Может и так, согласен.
   - Так о чем речь идет?
   - Нам надо попытаться взорвать преосвященного Берга. Силами валашских шпионов, разумеется.
   - Но не взорвать, - уточнил я.
   - Его - нет. Но с ним будет охрана из конного полка, должны погибнуть люди. Кровь нужна. Столько крови, чтобы никто не усомнился в том, что валашцев надо гнать из города раз и навсегда. А преосвященный Берг, священник пылкий и честный, злодею человечества Орбелю Второму поперек горла стоит, от этого тот козни и строит. Он и церковь монофизитствующая.
   - Понял, - кивнул я медленно. - Теперь понял.
   - А еще нужно чудо, чтобы люди видели, что Брат с Сестрой хранят преосвященного, что они на нашей стороне и обновленцам покровительствуют. Так надо, - сказал он с усилием, глядя мне в глаза. - Надо.
   - Я понял.
   Я действительно все понял. Наверное, так действительно надо.
  

Глава

  
   На винодельне я оставил Болло и Гора. Но приказ Арио совсем уж буквально выполнять не стал: отправил в сторону границы Нигана с Виланом и Рифом, а сам с Баратом направился в город, следом за Злым и Тесаком. Пусть Арио считает, что отвлекаться сейчас ни на что нельзя, но я на войнах разных бывал и знаю, что "отвлечься" на разведку невозможно, много ее никогда не бывает. Вот и отправился я разведывать.
   Лошади в конюшне были отличные, даже отборные. Не поскупились люди Усадьбы когда их покупали и знающий человек выбирал. Что рослый гнедой мерин подо мной был хоть куда, что такая же гнедая кобыла под Баратом. Несли они нас по пыльному тракту легко, даже рана в бедре почти знать о себе не давала.
   Движение по Северной Дороге было оживленным, то навстречу попадались возы, а то и целые обозы с товаром, то попутных таких обгоняли. Внимания на нас никто не обращал, кому дело до двух вооруженных людей совсем не разбойного вида? Наверняка чья-то охрана, а может купец с приказчиком куда-то спешат. На заставе городской тоже внимания никто не обратил, товара у нас нет, так и дело до нас никакого. Кинули в копилку по монетке каменного сбора, да и дальше поскакали. А потом и шагом пошли, на улицах тесновато стало.
   Район здесь торговый, одной стороной к порту торговому примыкает, другой - к рынку. Пыльно, шумно, навозом воняет, так это место толком днем разглядеть и не получилось, все больше в темноте видел. В темноте оно, к слову, почище даже казалось. Ну да и понятно, тут не владетели живут, а те, кто оных кормит, тут все попроще.
   Коновязь у "Рыбы и рюмки" была почти что совсем заполнена, так что мерина своего я Барату перепоручил, все равно он здесь остается.
   - Я недолго, - сказал я ему и вошел в трактир, толкнув двери.
   Сейчас в зале царил тот полумрак, какой бывает лишь тогда, когда за окном ярко, до ослепления, солнце светит. Пятна света от окон падали на каменный пол, пахло кухней, готовящимся обедом уже, время завтрака давно закончилось. Несколько столов было занято. Когда я вошел в дверь, головы сидящих на какой-то момент повернулись ко мне, но ничей взгляд не задержался, все к своим разговорам вернулись.
   Буфетчик за стойкой был тот же самый, что меня тогда в потайной зал провожал. Когда я подошел к нему, он уставился на меня совершенно пустыми и ничего не выражающими глазами, не давая даже понять, узнал он меня или нет.
   - Милость богов, уважаемый, не нальешь холодненького?
   - Над тобой милость, - ответил он столь же вежливо. - Вина с водой?
   - Неплохо бы.
   Буфетчик наполнил немалую кружку смесью воды и легкого белого вина, поставил передо мной.
   - Я у тебя был здесь позавчера, - сказал я негромко.
   - Я помню, - все таким же бесцветным голосом ответил он.
   Выглядел он довольно напряженными. И руку правую чуть странно держал, а наливал мне левой. А сам правша, я уже заметил. Револьвер у него под фартуком. Понятно, думает, что я пришел за случившееся ему мстить.
   - Уважаемый, я знаю, что это не ты, - я глазами показал в сторону двери, подразумевая перестрелку. - Я у тебя спросить просто хочу кое-что, если не возражаешь.
   Я оперся на стойку локтями, убрав как можно дальше свои руки от оружия, чтобы лишнего подозрения не вызывать. Буфетчик вроде немного расслабился.
   - Хорошо, если так. Мы ваших людей никогда не подводили. Что узнать хотел?
   - Ты помнишь как я к тебе подошел, нет?
   - Ну, пришествия Брата с Сестрой тогда не случилось вроде, - усмехнулся он, - так что не вижу причины запоминать.
   - А все же?
   - Ну... так, немного, - он покрутил ладонью.
   - А передо мной с тобой человек разговаривал. Такой, на разбойника похожий, золота на нем много, сам росту среднего, кобуры серебром шитые, жилет кожаный, в шитье, рубаха крахмальная...
   - Был такой, - кивнул буфетчик. - Болтал ни о чем, да мне все казалось, что высматривает кого-то.
   - А чего другого о нем не помнишь? - я отпил из кружки и обтер усы ладонью. - Может раньше бывал? Или в тот день что-то интересное заметил? Или он с кем-то был?
   - Понятно, - кивнул мой собеседник, затем огляделся украдкой, убедившись, что нас никто не слушает. - Я его не видел никогда и раньше не встречал. Но пришел он сюда не один, а Сэтом Кошельком. Тот заходить не стал, за дверью остался, но я его увидел. Случайно, в общем, увидел.
   - А что за человек такой этот Сэт?
   - Деловой человек, только дела темные. Контрабандой, по слухам, занимается, краденое скупает и продает, а еще болтают, что через него и душегубов нанять можно, он и в таких делах посредник.
   - Местный? - уточнил я.
   - Лет пять как здесь появился. Но крутится все больше здесь, в Приречной слободе. Знаю даже где искать его, если интересно.
   - Интересно.
   Буфетчик налил самому себе холодной воды в глиняный стакан, выпил залпом. Потом сказал:
   - Вот если вот так река, - он показал на край стойки, - то вот так рыбачьи причалы. - он придвинул тарелку с маленькими солеными сухариками. - Вот здесь начинаются грузовые причалы, а вот так, между ними, вроде как лабаз, - он поставил со стуком свой стакан. - Торгуют там всякой скобянкой вроде как, но это для отвода глаз больше. Вот там Сэт и хозяином. Сам ли на месте, кто другой - не знаю, у него еще помощник есть. Но Сэта узнать легко - одноглазый. Повязку не носит, но левый глаз вовсе закрыт. А помощник толстый, лысый, потный всегда, зовут Пузырем все больше, а как настоящее имя - не знаю.
   - Спасибо, уважаемый, - кивнул я.
   - Знал бы больше - сказал бы, - добавил он. - И господину старшему приказчику передайте, что мы в такой беде никаким боком не повинны. Пусть напрасно на нас не думает.
   - Он и не думает. Так что спасибо, пойду я дальше.
   - Благословение богов.
   После полумрака кабацкого дневное солнце слишком ярким оказалось, даже рукой глаза прикрыл. Потом намотал шемах пониже, а заодно и лицо немного прикрыл. На всякий случай. Не закрыл, иначе опять внимание лишнее на себя обратишь, а так, вроде и открыто, и разглядеть трудно.
   - Поехали к пристаням, - сказал я Барату.
   До пристаней недалеко, лошадям шагом десять минут всего. Один проулок между высокими заборами, другой, большой выгон, на каком лошадьми торгуют, потом извозчичья биржа, шумная и крикливая, опять заборы, а вон и спуск к берегу, и пристани.
   Место здесь было не таким, как то, где швартовались баржи. Там и причалы какие надо, и набережная каменная, а тут кривые мостки на бочках, пыль да бурьян, да какие-то сараи вокруг. Если краденое скупать и продавать, да контрабанду хранить - место лучше и не придумаешь.
   Так, а вон и нужный сарай, "Скобяная торговля и разный инструмент". Все как буфетчик и описал. Огляделся вокруг - вроде люди есть, но не близко. Где-то далеко лодку смолят после починки, где-то сеть чинят, дальше в сарае лодку строят, за спиной у нас дорога, так по ней ломовые дроги волы тащат. А у сэтовой торговли никого. Думаю, что ему так и лучше даже.
   - Барат, ты с конями здесь побудь, - спешившись, я протянул ему повод.
   - С тобой сходить не надо?
   - Нет, я сам, - покачал я головой, потом снял карабин с плеча и убрал в чехол у седла.
   Может и нет смысла соваться без разведки, но думаю, что в лицо меня все равно никто не знает. И никто лишний в этом сарае сидеть сейчас не должен, что им тут делать? Разве что покупатель какой, но сомнительно. Так что или сам Сэт должен быть, или Пузырь тот самый.
   - Барат, на дверь поглядывай. Если увидишь что-то совсем из ряда вон - стреляй в воздух, не стесняйся. Или даже не в воздух, сам разберешься.
   - Понял.
   - Если сразу стрельбы и шума не услышишь, то минут через пять прямо туда с конями спускайся и дверь охраняй, понял?
   - Так, понял.
   От реки сыростью пахнет, а поверх всего запах сухого разогретого бурьяна. Осы жужжат, и где-то совсем рядом, в кустах, птица щелкает-заливается. Звуки такие мирные, мне под них разве что детство вспоминается.
   Со стороны реки сарай навесом пристроен, дверь прямо на рассохшиеся доски пристани выходит. Точно, удобное место. Постоял в тени, глядя в стенку и прислушиваясь, больше для того, чтобы глаза опять от яркого солнца отвыкли, а потом внутрь шагнул, быстро.
   Сарай не так чтобы просторный, у дальней стены мешки да ящики штабелями. Полумрак, свет только через маленькие окошечки под самой крышей пробивается. Мухи жужжат. Справа у стены стол, за ним сидит большой, потный, расплывшийся как тесто по квашне толстяк. Дальше, у какого-то длинного стола, стоит еще человек, высокий, сутулый, с тем глазом, каким он ко мне повернут, что-то неправильно.
   Больше никого. Никто не всполошился.
   Выдернув из ножен короткий толстый кинжал, коротко взмахнув рукой, воткнул его в висок толстяку. Хрустнуло. Тот даже не дернулся, только глаза закатил и обмяк на стуле. Сэт аж подскочил от неожиданности, а затем взглядом в направленный на него ствол револьвера уперся.
   - Туда, к стене отойди, - показал я.
   Сэт испуганным не выглядел. Сверля меня здоровым глазом, поднял руки и отступил туда, куда я сказал.
   - Повернись, руки на стену положи. Ноги расставь.
   - Я тут деньги не держу, - сказал Сэт хрипло. - Зря ты Пузыря свалил.
   А голос выдал, боится все же. И меня за грабителя принял.
   - Дальше от стены, - сказал я. - Ноги дальше.
   В такой позе в драку не кинешься. Он у меня на прицеле, так что в драку ни в какой позе не кинешься, но люди бывают дураками. В другом случае он понадеяться может на то, что успеет. И мне тогда стрелять придется, а стрелять не хочу. Подошел ближе, выдернул у него револьвер из кобуры, потом нож из ножен. Охлопал с обеих сторон, но спрятанного оружия не нашел.
   Подошел к столу, присел, заглянул снизу - нет, никаких тайников с упрятанными ружьями не видеть. А стул что надо, с подлокотниками.
   - На стул садись, - сказал я, показав путь стволом. - И придвинься к столу как можно ближе. Если руки под стол опустишь - убью сразу.
   - Слушай, чего ты хочешь?
   Нет, точно боится, уже и вид делать не очень получается.
   - Садись, сейчас все расскажу. Садись.
   Он сел как сказано, к самой столешнице грудью, руки вытянул перед собой. Рассмотрел его чуть внимательней - летами к пятидесяти уже, левого глаза явно нет, на его месте просто впавшая глазница, веко закрыто. Сам седой, с седой же бородой. Руки крепкие. На шее шрам. На левой ладони тоже шрам. Одет дорого, с претензией. И револьвер дорогой, хороший, и нож тоже не дешевый.
   - Зачем Пузыря убил? - спросил он вдруг. - Он же зла никому не делал, сидел тут за приказчика, да и все.
   - Я просто показал, что шутить не буду. Ты мне вот что скажи: кто тебе вчерашнее убийство заказал? И кого ты на него подписал?
   - Ну, вопросы у тебя, - выдохнул с каким-то полусмехом Сэт. - Так я взял, да и рассказывать взялся.
   - Умереть хочешь? - уточнил я на всякий случай.
   - А так ты меня отпустишь, да, - уже откровенно засмеялся он. - На все четыре стороны. Как думаешь, сколько мне лет? И сколько лет назад я в сказки верить перестал?
   - Отпущу, - пожал я плечами. - Просто работать ты будешь уже не на них, а на нас. Даже платить будем. Хорошо платить.
   - Не понял, - как-то насторожился Сэт Кошелек.
   - Все ты понял, - покачал я головой. - К тебе, Брат с Сестрой свидетели, претензий особых нет. Заплатили, ты и взял работу. Не в тебе проблема. Поэтому ты сейчас бумагу возьмешь, и карандаш. И напишешь все-все, что про этот случай знаешь. С именами и адресами. Что-то я знаю, что-то нет, но если наврешь там, где я проверить могу - убью. Сделаешь как надо - плачу пятьдесят золотом аванса. Прямо сейчас.
   - Вот как.
   Поверил. Задумался. Это понятно, среди разбойного люда в убийстве наемника никогда не винят, он только инструмент, как пуля выпущенная. Виноват же всегда тот, кто душегубство заказал, стрелок, что пулю пустил. И он уже понял, похоже, от чьего имени я пришел. Точнее, думает, что понял.
   - Сдаю всех, так? И потом работаю на тебя. И ты мне платишь.
   По глазам вижу, что если я его отпущу, то его через пять минут уже в городе и след простынет. Но надежда выжить у него появилась.
   - Плачу, - подтвердил я.
   С улицы послышался негромкий стук копыт. Сэт дернулся, но я чуть приподнял ствол оружия, сказав:
   - Сиди, это мой человек. Говори, кого ты привел позавчера вечером в "Рыбу и рюмку"? Давай, не тяни.
   - Мака Шустрого, - ответил он без всякой паузы. - Его с ватагой нанял.
   - Вилан Дятел с ними?
   Это уже для проверки.
   - Дятла убили в Рюгеле недавно, нет его больше, - замотал головой Сэт. - В каком-то борделе на пулю налетел.
   - Давно они здесь?
   - Пару недель. С грузом пришли, - он кивнул в сторону штабеля мешков.
   - Так с контрабандой и ходят? - это я почти наудачу, но не ошибся.
   - А что им еще делать? - Сэт даже усмехнулся. - Они уже лет десять так ходят, с этого больше и живут.
   - От нанимателя кто с тобой говорил?
   Сэт задумался, и явно не пытаясь имя припомнить.
   - Сэт, убью же, - напомнил я об угрозе. - Не говори мне, что ты с кем попало, не зная человека, на убийство договариваться будешь. Те, кто так работает, крючников за пару золотых нанимает, в переулке зарезать.
   Сэт глянул в потолок, выпустил воздух, потом сказал:
   - Секретарь члена совета Албина приходил, Ворган. Мы с ним давно знакомы, не в первый раз советник кого-то заказывает.
   - Албин сам наших людей заказал? - усомнился я.
   - Не сам, наверное, но мне об этом ведь не станут говорить, правда? - удивился он моему вопросу. - Мне и про самого Албина не говорили, это я уже сам понял. А говорил со мной секретарь. Все. И платил он. И за работу он спросить обещал.
   - Спросил? - усмехнулся я.
   - Нет пока, - чуть помрачнел Сэт. - Поэтому я с тобой и говорю теперь, предчувствия у меня не очень хорошие на его счет.
   - Тогда пиши, вон же бумага перед тобой, - показал я стволом. - Все пиши. И отдай это мне. Это и будет гарантия того, что я тебя не убью.
   Не знаю, поверил бы я мне самому на его месте или нет. Но люди, стоя перед лицом неминуемой смерти, зачастую начинают верить в чудеса. Да и не чудо это для того, кто душегубствовал по найму. Сегодня платит один, а завтра другой. А самых лихих душегубов и живодеров еще и переманивают друг у друга, подчас даже враги. Так что... все в порядке вещей, нет никакого чуда.
   - Когда и как вы с секретарем встретиться должны?
   - Он меня сам найти должен. Дождется доклада от городской стражи о том, что все кто должен умереть, умерли, и придет оставшееся заплатить.
   - А аванс ты брал?
   - Без аванса не работаем, - усмехнулся он.
   Сэт писал лист за листом, я быстро проглядывал их - есть имена, есть адреса. Не знаю, насколько это все правда, но... мне кажется, что он уже попрощался со всеми и спокойно их продает. Раз краденым торгует, так почему бы и нанимателями не торговать?
   В сарае было по-прежнему тихо, время от времени фыркали лошади у входа, да время от времени что-то насвистывал Барат, явно нервничая.
   Где-то через полчаса Сэт Кошелек отбросил карандаш и сказал:
   - Все, закончил.
   - Сиди пока смирно, - сказал я, взяв бумаги и чуть отступив назад.
   Проверить его ответы мне вообще-то нечем. Так что придется принимать все на веру. И выбора нет. Но все равно это лучше чем ничего. Даже если он и пытался наврать, то где-то должен был проговориться.
   - Как? - спросил Сэт, с заметным нетерпением ожидая окончания чтения.
   - Потом повнимательней гляну, - сказал я, выкладывая бумагу перед ним. - Вот здесь, внизу листа, подпиши: "Я, Сэт, прозываемый Кошельком" и так далее, "обязуюсь сотрудничать с соглядатаями рисского княжества за помесячную плату..." Сотню тебе, хватит? - спросил я, чуть заходя сбоку.
   - Да хватит, конечно, - энергично закивал Сэт, дописывая фразу.
   Прижав дуло отобранного револьвера к его виску, я потянул спуск. Грохнуло, голова Кошелька дернулась, кровь вперемешку с мозгами забрызгала серую стену. Я успел схватить листы бумаги до того, как его лоб со стуком врезался в столешницу.
   - С собой бы тебя забрать, да не сможем через город провезти, - сказал я уже мертвецу. - Так что только вот так.
   В дверь заскочил Барат, уставился на меня.
   - Что суетишься? - обернулся я к нему. - Сторожи. Не всполошились?
   - Нет, тихо вроде.
   Звуков, стука всякого и грохота вокруг много, за всем этим револьверный выстрел легко не услышать. Платком обтер рукоятку револьвера, вложил в руку мертвеца и его пальцы сжал. Слышал, что умеют толковые дознаватели графитным порошком следы пальцев выявлять, вот и берегусь. Затем его нож в крови Пузыря испачкал и на стол перед убитым бросил. Думаю, что следов его пальцев на ноже и так хватает.
   Все. Глядишь и решат, что Сэт сам себя жизни лишил, а перед этим убил Пузыря. Собрал со стола бумаги, убрал их в сумку, да и вышел из сарая, в котором все сильнее и сильнее пахло кровью.
   - Уходим, Барат.
   Вскарабкавшись в седло, огляделся. Нет, никто не бежит сюда, никто не паникует. Похоже, что все прошло незамеченным для окружающих. Мы даже коней гнать не стали, шагом с места пустили, чтобы лишнего внимания не привлекать.
   - Маст... Арвин, - спохватился Барат, вспомнив, что обращение по уставу я запретил. - Узнал что от них?
   - Похоже, что узнал, - кивнул я. - Проедем мимо одного места, потом во второе заглянем - а дальше и из города можно. Дел у нас еще много.
   Я намеренно свернул на главную, самую широкую улицу, ведущую от порта к лабазам. На ней и людей много, и коней, и на конях этих самых люди с оружием, самые разные, так что ничьего внимания мы не привлечем. Тянуть ломовые лошади и быки большие возы с товаром, кричат обозники, идут бригады грузчиков на работу, шум, гам, где-то за забором еще и целая свора собак лает, в общем, день в разгаре.
   А хорошо, что все путешествие сюда нас по городской карте гоняли и приметы описывали. Еду сейчас если и не как у себя дома, то в знакомом месте. Знаю куда свернуть, знаю что искать.
   Секретаря члена городского Совета Албина звали Пателем. Жил он не в доме своего старшего, чего я опасался, а отдельно, в чистом квартале за Ратушной площадью, почти у самого собора Сестры Скорбящей. Жил неплохо - двухэтажный дом с маленьким палисадником пусть роскошью и не поражал, но был добротным, оштукатуренным насвежо, оградка покрашена, мостовая перед домом гладкая, да и соседи все такие же, с достатком, уважаемые люди. У калитки, на почтовом ящике, табличка висит латунная, начищенная как зеркало: "Секретарь городского советника Патель". Вот так, и уточнять ничего не нужно.
   Поэтому мы даже шага коней не замедлили, просто проехали мимо неторопливым шагом, запомнив место.
   - На дом самого советника глянем, Барат, - сказал я своему спутнику, поворачивая мерина в узкий переулок Фонарщиков, который должен был вывести нас на широкую Большую улицу, на которой находились и самые дорогие в городе лавки, и самые хорошие рестораны, и где, насколько мне рассказали, в дырявых, скажем, портках, или без сапог, так и по самой улице не дали бы пройти, забрали бы в участок.
   В переулке стук копыт по мостовой плитке стал громче, возвращаясь эхом от стен. В одном месте с трудом разминулись с большой, груженной мебелью телегой, потом за нами погнался какой-то лохматый пес, отчаянно облаивая, но близко не подбираясь.
   На Большой же улице людно не было, разве что у лавок и заведений портных стояли экипажи с дремлющими на облучках кучерами, дожидаясь, похоже, хозяек, отправившихся за покупками. Посередине улицы неторопливо ехал конный патруль стражи, поглядывая по сторонам. Видать, следили за тем, чтобы никто в дырявый портках сюда не забрел. Дворник тротуар мел. В одном месте девушка в белом переднике шваброй мыла крыльцо обувной лавки. Окна кафе открыты на улицу, за ними видно все больше дам, сидящих стайками за круглыми столиками и попивающих кофе с пирожными. А между столиками девочки-подавальщицы в белом носятся.
   В самой своей середине Большая улица пересекала площадь Согласия, в середине которой был большой сквер, полный нянек с колясками. В песочницах и на деревянных горках играли дети, одетые чисто и даже обутые, что нормальному человеку сперва и видеть странно. От площади мы свернули направо, на бульвар Второго Благодарения, где увидели мраморную статую преклонившей колено Блаженной Матери, положившей правую руку на алтарь.
   Если на Большой улице дома были сплошь трехэтажные, построенные вплотную, то здесь они сменились роскошными городскими особняками. Да такими, в которых, наверное, и владетельный князь жить бы не постеснялся - стоящими в глубине просторных дворов, за высокими чугунными решетчатыми заборами, с мощеными дорожками, идущими к широкими подъездам, на которых должны были разворачиваться экипажи гостей, высаживая седоков.
   Стражи еще прибавилось, в нескольких местах мы увидели полосатые будки, укрывавшие вооруженных стражников, лениво поглядывавших по сторонам. Тут уж точно никого лишнего не любят, не зря улица почти пустая.
   Особняк городского советника Албина я узнал легко, по отлитому в чугуне гербу, висящему над воротами - надутому парусу под раскинувшим лучи солнцем. Насколько я помнил из того, что мне по пути сюда рассказывали, состояние рода Албина пошло с морской торговли. И основные покупатели его торгового дома жительствовали в Валаше, так что городского советника Албина никак нельзя было считать рисским союзником.
   Сам же дом был огромным, длинным, в два этажа строенным, покрашенным по штукатурке в желтоватый цвет, с белыми колоннами и фронтоном над ними. У высокого, в пять ступеней, подъезда, стояла роскошная лакированная коляска с гербами, запряженная парой великолепных лошадей. Похоже, что советник куда-то собирается.
   Посмотрели. Запомнили. Остался последний адрес, в куда менее благостном районе Улле - Холмах. Город возник на пересечении двух торговых путей. Один из них направлен на север, или с севера, это как угодно, а второй - с востока на запад. И если на северном пути, больше речном, расположен порт, лабазы и склады, один из базаров и все к ним прилегающее, то вдоль пути западного вытянулись все бедные районы города, трущобы, и там же нашлось место для еще одного базара и прибазарного района. Вот там, если верить тому, что написал покойный ныне Сэт, и устроилась на жительство бывшая банда Вилана Дятла, благодаря мне ставшая бандой Мака Шустрого.
   Чистые кварталы закончились, мощеные улицы сменились пыльными дорогами из укатанного в глину гравия. Сначала шли кварталы, где за каждыми воротами была или фабрика, или мастерская, а если лавка, так все больше скобяная или с инструментом. Публика тоже была одета по-рабочему, кто рваный, кто в масле испачкан, кто в известке, а кто и в краске. Громыхало железо, где-то что-то сверлили, пахло то чем-то едким, то гарью, то и вовсе дрянью какой-то. Коляски сменились снова телегами, а кучера - возницами. Затем мы выехали на Западный тракт, в этом месте рассекавший окраину города пополам. Слева, ближе к берегу, лежали жилые кварталы мастеровых, застроенные маленькими домиками и большими доходными домами, и на самой окраине был базар и торговый район вокруг него, а справа от тракта, до самых предгорий, тянулась Босяцкая Долина - местная трущоба, куда городская стража обычно даже не совалась. А если уж приходилось устраивать облавы, то шли туда они в сопровождении солдат.
   В Босяцкую Долину мы и свернули.
  

Глава

  
   Трущобы во всех больших городах устроены одинаково. Никто не планирует улицы и никто не смотрит за тем, как строятся дома. И из чего они строятся. Скопление покосившихся халуп, скворечников и как там еще можно все это назвать, из чего состоят берега, сжимающие узкие и извилистые то ли улицы, то ли ущелья. Строения эти прижимаются друг к другу боками, заборами, дворами, углами, крышами, а где-то и с крыши на крышу переходы виднеются, по каким, наверное, можно все эти трущобы насквозь пробежать, если знать путь через этот лабиринт.
   Иные считают, что живет в таких местах самый обездоленный и несчастный народ, но это не так - населены трущобы именно что босяками, то есть бездельниками, преступниками, потаскухами и прочим подобным людом. Те, у кого есть человеческая работа, живут в других районах, рабочих или торговых слободках, и в трущобы их никакими пряниками не заманишь.
   Грязь на здешних улицах и не высыхает никогда, похоже. У калиток, дверей и ворот кучками стоят оборванцы и бездельники, бегают босые чумазые дети, откуда-то пахнет дурь-травой, и думаю, что это не самое гадкое из того, что здесь купить можно, откуда-то прет самогоном, который тут гонят, похоже, открыто, невзирая на запреты и законы. Грязные и мерзкие, похожие на то ли сараи, то ли на склепы трактиры тут тоже имеются, увидел и бордель, возле которого сидели на лавке, зевая и почесываясь, несколько отвратительно вида немолодых шлюх.
   Но есть в таких местах и настоящие дворцы, разве что их с улицы разглядеть сложно. Увидишь просто забор, а за ним глинобитные стены небольшого дома, прижавшегося к другому, соседнему дому, а тот еще к одному, и так, случайно, даже не догадаешься, что дом это на самом деле один, просто выходов у него много, да все на разные дворы, да еще и подземный ход из него наверняка имеется. И только заглянув за этот забор, увидишь и конюшню с хорошими лошадьми, и удобную мебель на кривой террасе, а затем обратишь внимание, что пробегающие оборванцы на всякий случай стараются от забора подальше держаться.
   В таких дворцах живут те, кто определяет порядок вещей в таких вот трущобах. Из тех, кто разбоем живет, или контрабандой, или торгуя маковой пастой, вызывающей сны и скорую смерть курильщика. Денег у таких людей хватает и на то, чтобы переселиться в чистый район, да изменчива фортуна, не повезет, придут за тобой - и куда потом денешься? А здесь выходов много, и на крышах в разных местах мальчишки сидят, которым такие вот воротилы местные малую денежку приплачивают за то, чтобы те следили за подступами. Подняли тревогу - и ищи ветра в поле. Вот и остаются такие "черные владетели" жить там, где выросли, в своем кругу.
   Сэт описал путь детально, что хорошо, потому что названий улиц в таких местах не водилось, а все попытки городских властей хотя бы номера проходам присвоить заканчивались ничем - босота таблички сбивала и уничтожала. Кому надо, тот и так дорогу найдет, а если кто тут не нужен, так нечего ему и шляться. Или расспросами внимание привлечет.
   Посторонних в сердце трущоб обычно не любят, если кто и приходит из других районов за чем-то запретным, тот делает свои дела, глубоко в такие места не удаляясь. Зайти в них просто, а вот выйти может оказаться куда труднее. Можно и просто не выйти, и никто тебя никогда не найдет. Но это обычного человека касается. Мы же с Баратом заставляли встречных отводить взгляды, уступать дорогу и прятаться по переулкам. Одетые как сейчас и вооруженные до зубов, выглядели мы "стрелками", а такие в подобных местах гости частые. И связываться с подобными людьми мало кто рискует, потому что стреляют они обычно раньше, чем задаются вопросом о том, стоило ли это делать.
   Со слов Сэта выходило, что жила банда Мака Шустрого в самом сердце Босяцкой слободы, на единственной более или менее широкой улице. Приглядевшись, я понял, что и все остальные местные "дворцы" на этой же улице и расположились. Только сюда можно телегу пригнать и в ворота загнать, а в других местах так и не получится.
   - Вон их ворота, - первым заметил Барат, которому я заранее описал место, куда мы едем.
   Нужные ворота были серыми, с виду даже ветхими, хоть и совсем не покосившимися, врезанными в высокий облупленный глинобитный забор, заглянуть за который можно было только встав на стременах, да и то видно немного. Опознали по каменным столбикам, защищавшим воротный проем от тележных колес. У всех других они были деревянными, а здесь вот такие - гранитные. И тут, получается, Сэт не соврал. Похоже, что всерьез рассчитывал выжить, а то и сотрудничать начать. Может и ошибся я, его застрелив? Нет, не ошибся, нельзя нам сейчас рисковать, слишком много на карте стоит. Хочет Арио единым ударом всякое влияние Валаша в этом городе прекратить, так что нет возможности очень разборчивым быть.
   Останавливаться опять не не стали, потому что остановишься - Мак сразу узнает о том, что кто-то его двором интересовался сильно. Вон двое мальчишек сидят на крыше какого-то сарая и на нас глазеют. Могу золотой поставить против старой портянки, что они тут за часовых. При первой возможности с окладом побегут.
   Так что я просто на стременах привстал и за стену заглянул, это все же не так подозрительно. Увидел довольно просторный двор, глинобитную, опять же, стену дома чуть поодаль, заметил, что двор подметен начисто, что для таких мест необычно. Окошки в доме маленькие, прикрыты ставнями со щелями, и от солнца, и от врага, враз такие не вышибешь и внутрь дома не заглянешь.
   А вот конюшни нет. И коновязь вида запущенного. Что это значит? Да то, что выходы отсюда еще есть. И на случай бегства, например, выход у них другой. Как Сэт и описывал, собственно говоря.
   - В проулок налево, а потом опять налево, - сказал я Барату негромко.
   - Понял.
   По сторонам он поглядывал внимательно, даже этого не скрывая, но для такого места это нормально, тут все оглядываются. Я и сам головой крутил во все стороны, запоминая дорогу, приметы, выискивая, может быть, скрытых наблюдателей, да и просто желающих на нас напасть да разжиться лошадьми и имуществом. Это тоже со счетов сбрасывать не следует.
   Проулок был таким тесным, что мы, сидя в седлах, едва ногами за стены не цеплялись. С обеих сторон в этих самых стенах были какие-то то ли дыры, то ли маленькие окошки, через которые можно было и стрельнуть запросто, а то и гранату бросить. Воняло мочой, помоями, под копытами хлюпала грязь, хотя погода стояла жаркая и во всех других местах земля засохла до каменного состояния.
   В своем конце проулок вильнул, образовывая замечательное место для засады, но засады на нас там пока не было. И затем мы выехали в проход чуток пошире, как раз телеге проехать и с пешеходом разминуться. По крайней мере, сюда солнце светило, что уже радовало. Какие-то две нечесаные и, кажется, пьяные оборванки, быстро смылись в двери в глиняной стене, увидев нас. Интересно, чего они так испугались?
   Конюшня обнаружилась, мне даже в стременах вставать не понадобилось. Кобыла под Баратом неожиданно заржала, а ей из-за забора ответила другая лошадь. Ну и запах почуял, куда от него денешься, если конюшня рядом. А вот ворот я не вижу.
   Стоп, а это что? С какой стати забор сначала идет глинобитный, а затем дощатый? И потом снова глинобитный? Чуть придержав лошадь, огляделся, зашарив взглядом по земле. Точно, вон след от чего-то в сухой глине отпечатался, словно давило что-то сверху. Хитро, ничего не скажешь. Они могут просто кусок забора наружу уронить да и ускакать через место, через какое их не ждут. Это если конными. А пешими?
   Пешими они могу через тот проулок, из которого мы только что выбрались, крышами перескочить. А ведь еще и тоннель может быть здесь запросто. И выходы... на сколько сторон? Да на сколько угодно. И еще вопрос: а точно здесь Мак со своей бандой или Сэт перед смертью все же обманул? Как бы это проверить-то? А впрочем... не надо ничего усложнять.
   Сунув руку в кошелек, я выудил из него золотую монету. Золотой - это очень много здесь, целое состояние. Особенно для вон того грязного и сопливого мальчишки, что стоит в конце улицы и на нас поглядывает. Я, подъехав чуть ближе, аккуратно показал ему золотой и у того глаза как эта самая монета на солнце загорелись.
   - Видишь? - спросил я его, с седла не нагибаясь. - Хочешь?
   - А что надо?
   Он даже на меня не глядел, только на деньги.
   - Скажи, вон за тем деревянным забором, где конюшня во дворе, кто живет?
   - Мак Шустрый со своими ребятами, - сразу же ответил мальчишка.
   Я щелчком перекинул монету ему и он сразу сунул ее в рот, чтобы не потерять и не отняли. А потом развернулся и побежал в проулок, похожий больше на пещеру.
   Вот так все просто. Золото и города берет, бывает.
  

Глава

  
   - Ладно, пусть так, - вздохнул Арио.
   Вид у него был совсем изможденный, боль замучила. Днем ему врач дал что-то болеутоляющего и он спал, а сейчас ему опять нужно было думать, так что ничего не принимал.
   - Может и прав ты, - говорить он мог сейчас только короткими фразами, на выдохе. - Но только не в мести дело, за всех не отомстишь, - протянув дрожащую руку, он взял с со столика кружку с водой, поднес ко рту, расплескав немного, сделал три больших глотка. - У нас служба такая, что не до мести и не до чести. Своих убитых бросаем как собак, похоронить не можем, подчас целоваться должны с теми, из кого кишки вымотать хочется. Но здесь...
   - Я про месть и не говорю, - вмешался я, пока он снова духу набирался для продолжения. - Просто эта цепочка привести может к тому, кто нас выдал. Вас выдал, если точнее.
   Арио посмотрел на меня внимательно, затем кивнул.
   - Верно, именно это я сказать и хотел. Месть не для нас, а вот утечку сведений вычислить нужно. Но только боюсь, что даже секретарь Албина всей цепочки может и не знать. Тут сам Албин нужен.
   - Сейчас Албин сила, - подал голос Злой, уже привычно устроившийся на подоконнике и покачивавший ногой в начищенном рыжем сапоге. - Его тронуть никак. Да и вообще не очень представляю, как до него добраться можно, у него и дом что крепость, и людей вокруг много. И без охраны он никуда.
   - Так понимаю, что Албин один из главных врагов здесь? - спросил я у него.
   Ответил Арио:
   - Главный. У него все благополучие от торговли с Валашем, да и другого там много, похоже, что близкие самого Орбеля с Албином в доле в каких-то делах, - он снова перевел дух. - Так что чуть ли не кровно связан. А что сказать хочешь? - посмотрел он на меня внимательно. - Вижу же, что не так просто интересуешься.
   Я помолчал, продумывая, как сказать короче и понятней.
   - Думаю, что если все с... преосвященным, как мы планируем, пройдет, то власть валашской фракции в городе пошатнется сильно?
   - Верно, такой план, - подтвердил Арио.
   - А если Албин не просто из валашской фракции, но и в заговор вступил для убийства рисского эмиссара, - я показал на самого Арио, - то после смены власти арестовать его смогут?
   - Смогут, - ответил тот. - Соберется совет и даст добро. Но только улики какие против него? Здесь же не Альмара, княжеской власти нет. Никто советника над жаровней на дыбе не повесит, чтобы тот все поведал, даже чего не знает. Тут Свободные Города, тут Закон, все доказывать надо.
   Это я и сам знаю. Недаром все, кто княжьей властью тяготился, старались в такие вот города уехать. Изгнанники, беглецы, несогласные с властью - все жили в Свободных, от Улле до Рюгеля. Пусть закон в этих местах мягкостью тоже не отличался, и если докажут твою преступную суть, кончишь ты не лучше, чем где-нибудь в диком Северном княжестве, но только доказать надо. И суд тебя будет судить. А указа владетеля недостаточно. Да и нет тут владетелей.
   - Думаю, что если взять секретаря и банду Мака Шустрого, то доказать что-то сможем. И вот это еще, - я кивнул на листы бумаги, исписанные Сэтом, которые теперь лежали на кровати под рукой Арио. - Никто не докажет, что это не посмертное его письмо. Совесть его замучила, понимал, что бороться с Риссом - дело богомерзкое.
   Злой гоготнул коротко, Арио тоже кривовато усмехнулся. Но при этом сказал:
   - Чего-то эти бумаги стоят, верно. Можно и почерк подтвердить, и написано здесь такого много, что только этот Сэт Кошелек и мог знать. Учтут дознаватели, если до них дойдет. Но недостаточно этого будет.
   - А для достатка нам нужны и Мак с бандой, и секретарь Патель, - я чуть подался вперед, опершись локтями на колени. - Из тех, если прижать, можно много интересного будет выдавить.
   - И кто их прижмет? О чем ты?
   - Валашцы приедут, они и займутся... происшествием с преосвященным, так?
   Арио помолчал немного, потом едва заметно кивнул.
   - Моих людей рядом держать не следует, если что-то всплывет, то тогда все ясным станет, так?
   Арио опять кивнул, не размыкая губ.
   - Тогда мой отряд на другие дела нацелить можно, - подвел я мысль к финалу. - Будем искать пути захватить... свидетелей. Да, свидетелей предательства городского советника Албина.
   - Как именно? - спросил он хрипло.
   - Не знаю, - ответил я совершенно честно. - Но мы подумаем и, может быть, до чего-нибудь додумаемся. Про нас ведь так до сих пор никто и не знает, верно?
   Арио скосил глаза на Злого и тот отрицательно покачал головой. Интересно, с кем это он сегодня в городе встречался?
   - Не знают, получается, - подвел я итог. - Тогда бы я своих людей на это и кинул. А скажи, мастер Арио, - чуть улыбнулся я ему, - у тебя среди местного лихого люда ведь должны быть связи, так?
   - Должны.
   - Как бы побольше про банду Мака узнать? Как к ним в Босяцкой Долине относятся и вообще всякое? Они ведь не из местных, насколько я понял, относительно недавно появились. Вот и хотелось бы узнать, кто их прикрывает. Не может быть, чтобы чужая банда в самом сердце местных трущоб сама по себе королями жила, верно?
   - Верно, - ответил за Арио Злой. - Не бывает так. Покровительством одного из трех "черных владетелей" они заручиться должны были бы. Если они действительно не из местных.
   - А уточнить это как-то можно?
   - Можно. - Злой обернулся к Арио с вопросительным видом.
   - Этим тоже займись, - вздохнул тот тяжело. - Насколько за остальным сможешь. Арвин, ты тогда берись за это дело, - посмотрел он на меня. - Ум у тебя правильно работает, видят боги, что не ошибся я, на тебя поставив. Бери это дело на себя, дальше... дальше видно будет. По своему разумению действуй. А пока идите и доктора покличьте, а то сдохну сейчас от боли... пусть усыпит меня, что ли.
   Мы встали со своих мест и вышли из комнаты. В небольшой гостиной дома увидели доктора, сидевшего в кресле с книгой. Он молча посмотрел на нас, Злой кивнул и доктор сразу поспешил к Арио. А мы вышли во двор, уже привычно усевшись у колодца.
   - Правильно ты все думаешь, Арвин, - сказал Злой. - И что бы Круглый не говорил, а нападение спускать тоже нельзя, а то у кого-то в привычку войдет. Завтра с утра можем с тобой к одному человеку поехать, который про Мака и банду его рассказать многое сможет. Прямо с утра и направимся. Мне все равно к нему, по другим делам надо. И мой совет тебе: ты пока в город переберись на жительство.
   - До этого и сам додумался, - усмехнулся я, поднявшись и начав опускать воротом ведро в колодец. - Не надо, чтобы кто-то мне на хвост сел да досюда все разведал. Возьму Барата пока и переедем на постоялый двор какой-нибудь. Где меня никто не знает.
   - Это правильно.
   Злой достал из сумки небольшой брусок точильного камня и взялся на нем править лезвие своего ножа, и без того как бритва острого. Я же между тем поднял наверх ведро, полное воды, поднял, напился прямо через край, поморщившись от того, что из-за ледяной воды зубы заломило, затем предложил Злому. И когда он отрицательно покачал головой, вылил остатки воды в поилку для лошадей.
   - Сегодня уедем, - сказал я. - Так, чтобы даже на въезде в город нас вместе не видели. Говори только где встретимся.
   - Нам Западный базар нужен, вот возле въезда на него, на площади. Не потеряемся.
   - Во сколько?
   - А как девять пробьет.
  

Глава

  
   В город с Баратом мы приехали уже затемно. Заселяться мы все же решили по Северному тракту, тут удобней, выбрав постоялый двор "Добрый отдых" - не из самых дешевых, с добротной конюшней, да еще и с баней не хуже чем та, в Рюгеле, в которой я купцов встретил, сказавших мне о начинающейся войне. Пристроили лошадей, карабины сдали на хранение хозяину, который отнес их в комнатку с решетчатой дверью, в которой хранил всякое ценное, взятое у постояльцев, а потом получили небольшую комнатенку с двумя койками на втором этаже, с видом на сам постоялый двор. Все лучше, чем на другую сторону, откуда заметно потягивало запахом помойки, когда ветер менялся.
   - Старший, как насчет поужинать? - поинтересовался Барат после того, как мы расположились в снятой комнате. - С ура ведь не евши.
   Он долго пытался подобрать замену уставному "мастеру взводному". По имени никак не мог решиться называть, из уважения к возрасту, а как положено - теперь нельзя. Вот и придумал теперь этого самого "старшего".
   - А что, можно и поужинать, - согласился я. - Даже караулить комнату не нужно. Пошли, раз так.
   Есть и вправду хотелось, мы только на винодельне с утра перекусили, а потом все время так, натощак катались. Тем более, что на этом дворе свой собственный трактир был, пусть небольшой, но с виду совсем приличный, даже идти никуда не надо. Прошли через двор, обходя груженные всевозможным товаром телеги, толкнулись в низенькую дверь в беленной глинобитной стене, оказавшись в полутемном зале с тростниковой крышей, лежащей на массивных деревянных стропилах. А так все обычно и привычно, трактир как трактир - тяжелые столы из потемневшего от старости дерева, возле них такие же тяжелые лавки, пахнет едой с кухни - и только. Значит чисто.
   И людно, так особо и не приткнешься никуда, если рассчитываешь сам посидеть. Везде люди, пьют да едят. Ну да, самое время ужина как раз, не зря же и мы сюда пришли.
   - Вон там, в углу место есть, - сказал Барат, показав пальцем на дальний от нас, самый темный угол трактирного зала.
   - Точно, - согласился я.
   Протиснулись между столами и спинами сидящих за ними и оказались возле свободного куска лавки, как раз для двоих людей достаточного.
   - Не помешаем, уважаемый? - спросил я у пожилого человека в монашеском балахоне.
   - Присаживайтесь, рад соседству буду, - ответил он вежливо, показав сухой ладонью с тонкими пальцами на свободные места.
   - Благодарствуем.
   Подавальщики в трактире работали расторопные. Не успели мы присесть, как один из них, одетый в белую рубаху и белые же штаны, оказался рядом, спросил, нагнувшись:
   - Что заказать изволите?
   - Красного вина и воды, - сразу сказал я, потом уточнил: - А что быстрее всего поесть подадите?
   - Свинина с фасолью есть, и еще говядина с фасолью же, с перцем всяким и помидорами, такая острая, что во рту пожар, - заулыбался тот.
   Подавальщику было лет четырнадцать, не более.
   - Вот и принеси нам чтобы пожар, - кивнул я, заодно глянув на Барата: - Не против?
   - В самый раз, старший.
   - Все? - уточнил половой и сразу же бросился на кухню.
   Сидели молча, устали оба и говорить как-то не хотелось, больно уж много людей вокруг. Сосед наш, монах, с едой покончил и сейчас просто пил травяной чай, наливая его из жестяного чайника в высокую белую кружку и закусывая хрусткими пресными галетами. На столе перед ним лежала открытая книга, которую он и читал. Чуть дальше от нас, уже за ним, сидели двое приказчиков, оба пьяненькие, громко обсуждавшие какую-то удачную сделку, что они сегодня днем провернули. В разговоре все время упоминался какой-то Лург, которого они то недотепой величали, то просто дураком. Похоже, что этот самый Лург и был их то ли покупателем, то ли продавцом.
   А вообще в трактире было шумно, больно уж много народу собралось. Прибежал подавальщик с подносом, быстро расставил перед нами кувшины, тарелки, бросил вилки с ложками, принял от меня деньги и умчался к следующему заказчику, махавшему ему рукой из другого угла.
   Не обманул он, мясо с фасолью и перцем и вправду было острым, таким, что слезы на глаза, но вкусным. Тут, на побережье, вообще любили перец куда попало сыпать, традиция здесь вроде такая. Поели не торопясь, а к концу ужина Барата заметно в сон потянуло, устал.
   - Пойдем, старший?
   - Ты иди, я тут посижу.
   Не хотелось пока спать, да и надо бы подумать спокойно над тем, как нам дальше быть, так что пусть идет.
   Помощник мой ушел, а я себе палил из кувшина остатки вина, смешав его с холодной водой, откинулся спиной на стену и задумался. Днем ничего еще, а к вечеру картинки прошлой жизни все чаще в голову приходят. Степь, жена во дворе, купающая младшего в большом корыте, сын, гоняющий кругами молодую лошадку, дочь, помогающая матери. И река, текущая сквозь луга, у которой они меня ждут.
   Стоит ли месть того, чтобы они ждали меня? Нет, самоубийство грех, но бойцу такой грех обойти не трудно. Начни меньше беречься да злее в драку лезь - вот и без всякого греха твой жизненный путь закончился. Только где он закончится? Встречу я их или нет? Если да, то и... но клятва на мне, кровавая клятва. Я сам себе руку резал над могилой во рву и сам слова произносил. Кто меня от нее освободит? Думаю, что и Брат с Сестрой не смогли бы тяжесть кровавой клятвы снять.
   Поэтому надо жить. И надо идти к цели. Страшна была смерть моей семьи, но еще страшнее то, что погибли они со всем народом. И осталось нас, вольных, мало, а мести на уцелевших легло много. Как такую тяжесть тащить? И как бросить, когда больше некому? Мы же последние из народа. Я - последний. И Барат - последний. И те ничтожные десятки вольных, которые как-то прибиваются к армиям Вайма и Дикого Барона - они тоже последние. Совсем. Был народ, и не стало. И никогда уже не будет. Если и даст потомство кто-то из уцелевших, все равно это уже не вольные будут, а кто-то другой.
   Велик соблазн прекратить это все и прямо сейчас, не дрогнет рука, и сердце не дрогнет, с радостью бы смерть принял - но нельзя. Нельзя.
   Сначала я даже не понял, что сосед мой по столу, тот самый монах, что книгу читал, ко мне обращается. Наклонился, переспросил:
   - Простите, преподобный брат, не расслышал вас.
   - Я спрашивал, могу ли я помочь? - с легкой улыбкой спросил он.
   Только сейчас разглядел у него на плече балахона вышитый простой серой нитью знак Реки Времен. Вот так, из Ордена Реки монах, вот с кем судьба меня здесь свела.
   - Не думаю, преподобный брат, что помочь сможете.
   - Разговор и понимание - уже помощь, - все так же неуловимо улыбнулся он. - Вы же, уважаемый, из вольных будете, правильно я вижу?
   - Правильно, - чуть помолчав, ответил я.
   Не хотелось мне разговора, но и грубостью отвечать тоже не хотелось. Располагал этот монах как-то к себе.
   - Думаю, и семья... была? - осторожно спросил он.
   Я опять помолчал, думая о том, следует ли отвечать, и опять ответил:
   - Была, преподобный брат.
   - У меня вот тоже была... братия, - неожиданно сказал он. - В баронстве Свирре, что здесь через границу, рядом. Был монастырь, была жизнь в нем. Кормились от трудов своих, берегли то, что вокруг нас, молились о милости всем, живущим в этом времени и в этом мире. А потом пришли люди, которым хотелось забрать землю. Земля могла давать деньги, а деньги они любили, - монах прикрыл глаза, словно вызывая воспоминания, потом продолжил: - И убили всех братьев. Прикрывшись для своей совести, если она у них была, словами о том, что там, где правит их вера, не может быть места другой. Хотя мы веры одной, на самом деле, - усмехнулся он.
   Вот как. Как огнем лицо опалило. Хорошо, что темно здесь, да и не смотрит собеседник сейчас на меня, а то и не знаю даже, что делать бы стал.
   - А меня в те дни с поручением в Римм послали, в нашу орденскую обитель, какая там в горах. Так и выжил, не разделил судьбу, спасли меня силы небесные. А для чего - и сам не знаю, - он протянул руку за уже остывшим чайником, налил снова кружку до верха. - Разве узнал, что новая власть такого рвения не одобрила, повесили всех, кто братию убивал. Но не думаю, что для этого я выжил.
   - А для чего, преподобный брат?
   - Может ли мне быть это ведомо? - усмехнулся он. - Могу лишь предполагать. И делать то, что сочту правильным, как совесть подскажет.
   - И что подсказала?
   - Основать новую обитель хочу. Уже здесь, в Улле. Трое братьев из риммского монастыря присоединиться готовы, так и заложим. В горах, у Хрустальной речки, знаете где такая?
   - Нет, я здесь недавно и ненадолго, - покачал я головой.
   - Хорошее место, словно благословенное от создания. Покой и свет - это про него. Речка звенит, трава как изумруд, над рекой деревья стоят, ей кланяются, - он посмотрел на стену у меня за спиной, словно ожидая того, что на ней проступит картина, им описанная. - Там и начнем все заново. Насколько нам хватит отпущенного времени. Пока Река Времен не понесет нас дальше, как сорванные ветром сухие листья с деревьев.
   - Куда понесет?
   - В новые миры. В новые жизни. Мир - бесконечное колесо, вращающееся вокруг божественного начала, и ни один путь не охватит все миры и все времена. Малые пути наши заканчиваются, иногда в глубокой старости, а иногда и раньше, подчас страшно и несправедливо, но Большой Путь..., - монах посмотрел мне в глаза, - Большой Путь может длиться вечно, если ты не прервешь его сам, подлостью ли, злобой ли, бесчестьем. В это мы верим и верой в это живем.
   Я долил из без того разбавленное вино водой, пригубил из глиняного стакана, не перебивая монаха. Видно было, что он пока еще не все сказал.
   - Они... те люди, что убили братьев, не успели разорить монастырь, - снова заговорил он. - не стали его разорять. Зачем им? И я зашел в свою келью, забрал пожитки. - монах развязал горловину вещевого мешка, тощего и маленького, лежавшего рядом с ним на лавке, вытащил оттуда маленькую блестящую вещицу. - Вот это со мной с детства, удивительно, что до сих пор она не сломалась.
   Положив вещицу на ладонь, он показал ее мне. Оказалось, что это маленькая пружинная музыкальная шкатулка, из тех, что на ярмарках продавали. Такие женихи, выбрав любимую мелодию, любили дарить невестам.
   Когда монах начал крутить крошечную ручку завода, я заметил, что пальцы у него мелко дрожали. Затрещала пружинка внутри крошечной коробочки, а затем монах выложил ее на стол между нами. Тонкие стальные пластинки, задевая за маленькие пеньки, побежали по медленно вращающемуся кругу, зазвучала, просто и как-то наивно, несложная мелодия.
   - Приходилось слышать? - спросил монах, глядя на шкатулку.
   - Что-то знакомое, - прислушавшись, сказал я. - Как будто даже в детстве слышал, да вот вспомнить не получается.
   - Мне это звук Хрустальной речки на перекатах напоминает, - сказал он. - В том месте, где мы обитель новую заложим. А песенка сама... не знаю, пели ли ее в ваших краях...

Река звенит, река журчит

Вода что твой хрусталь

Она кораблик слабый мчит

В неведомую даль

Нырнет в пещеру под горой -

Страшнее места нет

Там толща тьмы над головой

И вынесет на свет

В теснинах скал зажмет поток

И нет пути назад

Быстрее бег и вот прыжок -

Летим мы в водопад

А дальше снова темнота

И снова солнца свет

Несет река сквозь времена

Конца и края нет

   - Там было больше куплетов, я помню. Не помню куплетов, но..., - запутался я.
   - Я тоже, - улыбнулся монах. - Но когда мне совсем плохо, я напеваю про себя то, что помню. Вроде бы и детская песенка, неуклюжая и немного нескладная, но... она почему-то помогает мне выжить. Просто потому, что напоминает о том, что река течет далеко-далеко, и не раз еще пронесет и сквозь тьму, и сквозь свет, и сбросит в водопад, и даст отдохнуть на тихом плесе.
   - И куда принесет? - спросил я, вдруг ощутив, как неожиданно сел мой голос.
   - Туда, куда ты заслужил, я думаю. Река помнит все, потому что все, что ты бросаешь в нее, в ней так и остается, так и несет это течением рядом с тобой. И добро, и зло, и честное, и подлое. И место, куда тебе прибьет течением... я думаю, что это будет награда. Или кара.
   Пружинка музыкальной шкатулки докрутила свой завод и мелодия смолкла. Вокруг было непривычно тихо. Я оглянулся, и увидел, что двое подвыпивших приказчиков смотрят на нее молча, не отрывая взгляда.
  

Глава

  
   Первый колокол во дворе постоялого дора прозвучал в шесть утра, и сразу же началась суета. Торговый люд встает рано, ленивому купцу кроме убытка жизнь ничего не дарит. Слышно было, как выводят лошадей из конюшен, как запрягают телеги. Мы с Баратом выскочили во двор, поприседали, поотжимались от пыльного камня, которым мощен двор, потом нашли прибитую между столбами трубу, на которой удалось еще и подтянуть себя, сколько получилось. Затем, толкаясь с другими постояльцами, помылись у колодца ледяной водой.
   - А завтракать не будем? - забеспокоился Барат, когда мы уже выводили лошадей из конюшни, одарив мелкой монетой местного конюха.
   - Возле базара будем Злого ждать, там наверняка найдется чем перекусить.
   Выехали мы с постоялого двора рановато, поэтому и вели всю дорогу лошадей неторопливым шагом. Хотя пересечь пришлось половину города, все равно рано добрались. Зато вышло так, что я Барата не обманул - прямо у самых ворот рынка чем только не кормили. Остановились мы у прилавка, за которым маленький суетливый мужик с рыжей бородой ловко вылавливал из кипящего масла воздушные мучные колобки, бросал их в маленькие корзинки, сколько покупатель скажет, посыпал белоснежной сахарной пудрой через маленькое сито и быстро принимал деньги, не забывая напоминать:
   - Корзинки возвращайте или покупайте!
   Предпочитали возвращать, забирая залог, но мы купили, перебравшись с ними поближе к другому прилавку, где разливали горячий чай с лимоном и медом. Все вместе как полноценный завтрак получилось, ну и место было удобное для наблюдения за площадью.
   Народу здесь было уже много, причем сейчас самая суета царила - в ворота закатывались телеги с товаром, причем на въезде их целая очередь собралась, шумели зазывалы, неподалеку стучали молотки - плотники сколачивали небольшой павильон, сразу обтягивая его яркой тканью - новое торговое место для кого-то строили.
   Злой появился минут через двадцать, когда мы успели и чай допить, и пончики доесть, и даже остатки сахарной пудры с пальцев смыть, по очереди отойдя от лошадей к колодцу, который заметили неподалеку. Приехал он верхом, один, поискал нас взглядом, потом кивнул, увидев, как я помахал ему рукой. И показал на проулок на противоположной стороне площади, мол, туда нам надо.
   Мы вскарабкались в седла и медленно повели лошадей, пересекая поток телег. Злой дождался нас и не утруждая себя какими-нибудь приветствиями, сказал:
   - За мной давайте, ждать нас должны.
   Узкий переулок у этого базара был точно таким же, как и переулки у базара северного - слева и справа ворота лабазных дворов, мастерские, скобяные лавки и все такое прочее. Остановились мы скоро, у лавки с вывеской "Ножи, топоры, прочий инструмент. Продаем, чиним и точим".
   - Сюда нам, - сказал он, спрыгивая с седла.
   Я последовал его примеру, накинув поводья своего мерина на балку короткой коновязи поблизости. Барату же сказал:
   - Приглядывай.
   - Хорошо, старший, - кивнул он.
   Злой толкнул тяжелую деревянную дверь и первым шагнул в полумрак, пахнущий металлом, маслом и чем-то еще, чем обычно в подобных местах и пахнет. За прилавком стоял рослый и широкий мужик с могучими ручищами, ногой толкавший педаль точильного станка и время от времени прикладывавший к вращающемуся кругу небольшой топор. На нас он посмотрел без особого интереса и без всякого дружелюбия.
   - От повара Нила за заказом, пять ножей должно быть готово, - сказал Злой.
   Мужик за точильным станком чуток нахмурился, вглядываясь в нас, потом кивнул на дверь у себя за спиной, пробасив:
   - Должно быть готово давно, там спросите.
   Мы обошли прилавок, Злой дважды по три раза стукнул в низку дверь. Я оглянулся - мужик на нас внимания уже не обращал. Под прилавком у него лежало ружье-насос вроде того, какое я тогда ночью во время нападения на постоялый двор подобрал. Страшная штука в такой тесноте.
   Из-за двери что-то ответили, Злой толкнул створку и мы оказались в следующей комнате, на удивление просторной и тоже полутемной. Обстановка в ней была тоже неожиданно приличной - низкий столик с несколькими кувшинами на нем, блюда с фруктами, мягкие кресла не из дешевых. В одном из таких кресел, спиной к единственному окошку, сидел невысокий, немолодой человек с лицом церковного служки, постным и равнодушным. Редкие седоватые волосы, чуть обвисшие щеки, мешки под глазами - вид нездоровый вообще-то.
   - Злой, - ухмыльнулся "служка", обнажив в улыбке желтые зубы. - Давно не виделись, давно.
   - Так все поводов не было, твое воровское величество, - осклабился и Злой, протягивая руку. - Товарищ мой хороший, Арвин, - указал он на меня. - А это один из трех властителей Босяцкой Долины, Хек Заточка, без ведома которого ни единого мешка контрабанды на этом базаре продать нельзя.
   - Мог бы поскромничать, но не стану, - сказал Хек, протягивая мне руку. - Так оно и есть, тут мой присмотр везде.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

169

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 5.58*100  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"