Крутская Ксения : другие произведения.

Enter the Fog

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...возможно, именно наши тоска и отчаяние, помноженные на силу воображения, истончают границу между нашим миром и иными... Это сборник коротких рассказов для таких, как я. Для тех, кто не может не видеть Знаков в трещинах на асфальте и в переплетениях травинок на газоне. Для тех, кто никогда не выходит и дома, не проверив, лежит ли в кармане Мелок для белого знака


   ЗНАК
  
   Кто бы мог подумать, что в походке сильно прихрамывающего человека может ощущаться такая неукротимая энергия! Я уже минут десять шла следом за мужчиной с ортопедической тростью в правой руке и никак не могла догнать, хотя он, казалось, совершенно не торопился и почти не опирался на палку, видимо, тренируя травмированную ногу.
   Апрельский вечер в самом неприглядном свете. Темная узкая улочка, ни одного прохожего. Серые стены домов, на другой стороне улицы - бетонный забор, изрисованный уродливыми граффити. Вдоль дороги - ряд голых деревьев с узловатыми стволами, их изломанные пальцы-ветки жутковато покачиваются на фоне темно-синего неба. Единственные светлые пятна - желтые круги фонарей тускло сияют, запутавшись в черном кружеве ветвей.
   Что я здесь делаю? Причина - под стать обстановке. Иду из участковой поликлиники. С ногами-то у меня все в порядке, проблемы - в голове. В смысле - шейный остеохондроз, постоянные головные боли. Синдром офисного сидельца.
   Рентген, укол, массаж. Тоска. Ничего не помогает и не поможет. Причина - не в протрузии, нет, не в постоянном сдавливании межпозвоночных дисков вследствие неправильной рабочей позы. Я ощущаю постоянное сдавливание сердца, души, рассудка вследствие неправильной жизни...
   Где-то там есть что-то. Или кто-то. Важное, настоящее, живое. Но не здесь. Не на этих тоскливых тусклых улицах.
   А здесь - только темнота, колотый асфальт тротуара, сырой апрельский ветер, пахнущий прелой травой и выхлопными газами, белеющие на грязи газона окурки. И сильно прихрамывающий мужчина, товарищ по несчастью, унылый пациент унылой районной поликлиники. Надеюсь, ему-то врачи в состоянии помочь с его проблемой...
   Шаги неровные: правая нога - травмированная - делает совсем короткий, а левая словно бы старается отработать за двоих и выносит тело далеко вперед. Спина напряжена, это видно даже под мешковатой черной курткой. Четкий шаг дается не без усилий. В походке сквозит превозмогаемая боль. Но этой боли очень четко показывают ее место. Трость в руке - как непрочный договор о нейтралитете: я могу опереться, чтобы боль не грызла так сильно - но не стану этого делать, дам боли порезвиться, почуять свою силу, до поры до времени поверить, что она может меня сломить и заставить-таки воткнуть конец палки в неподатливую твердь крошащегося асфальта. Но нет - новый шаг, резиновый наконечник трости зависает в воздухе в паре сантиметров над тротуаром, боль разочарованно плещет из ноги по позвоночнику в затылок и снова скатывается вниз горячей волной, заставляя спину напрягаться еще сильнее.
   Почему я так отчетливо вижу все это?
  
   Незнакомец шел метрах в десяти впереди меня, и я невольно подстраивалась под его шаги, чтобы сохранять эту дистанцию. Почему-то мне вдруг стало казаться чрезвычайно важным не отстать, не упустить его из виду в густеющей темноте. Но и нагонять нельзя - я чувствую опасность... Сила и ярость сквозят в этой походке, и кто знает, чего ожидать, если окажешься слишком близко?..
   Задумалась и не уловила момент, когда шаги мужчины начали замедляться, и вот, сама того не желая, почти догнала его. Когда между нами оставалось метра три, и я лихорадочно пыталась выбрать такую длину шага, чтобы перестать приближаться к впереди идущему, незнакомец вдруг резко обернулся.
   Прятаться было некуда. Отступать - глупо и бессмысленно. Оставалось только как ни в чем не бывало идти дальше.
   Но мне не удалось скрыть свою реакцию. Я непроизвольно дернулась, когда мужчина повернулся ко мне лицом. Из-под капюшона остро глянули два обсидиановых осколка с красными искрами внутри.
   Съежившись, я попыталась обойти мужчину по полукруглой траектории, но он неожиданно неуловимым движением оказался у меня на пути. Я едва успела затормозить и отшатнулась, инстинктивно выставив руки ладонями вперед.
   - Ты... меня видишь? - из-под капюшона дохнуло тайной и холодом. Вопрос прозвучал как бред сумасшедшего - я чуть не налетела на него и с трудом остановилась в тридцати сантиметрах, как я могла его не видеть? - и все же замереть на месте меня заставил не испуг, а звучание низкого глуховатого голоса, от которого с сердца словно бы осыпалась каменная чешуя, и оно впервые ощутило бледной чувствительной кожицей дыхание прохладного ветра.
   - Сложно вас не увидеть - дорогу загородили, - буркнула я по инерции. Рассудок, игнорируя вибрацию сердца, лихорадочно прокручивал варианты побега в случае, если окажется, что передо мной все-таки сумасшедший, и ситуация начнет развиваться по одному из наиболее вероятных и наименее приятных сценариев.
   Незнакомец, похоже, почувствовал мое состояние. Он немного отступил назад, подняв руки в примирительном жесте - не бойся! - и тряхнул головой, позволив капюшону соскользнуть с головы.
   Его лицо... Я не знаю, как описать его. Я не запомнила ни одной его черты, кроме угольной черноты с багровыми искрами в провалах глазниц. Но я очень хорошо помню свое впечатление при первом взгляде. В этом лице всё то, что я видела в походке незнакомца, отражалось десятикратно.
   - Я очень рад, - глухо проговорил незнакомец, и сердце снова зашлось непонятным восторгом, потеряло собственный ритм, ловя вибрации этого негромкого, но такого сильного, воистину магического голоса. - Я рад, что здесь нашелся хотя бы кто-то, кто видит меня. Мне нужна помощь. Да... - в голосе зазвенела едва заметная горечь, - я вынужден искать помощи здесь. Больше у меня не осталось надежды. А если ты меня видишь - значит, я искал здесь именно тебя.
   Я слушала его, заледенев от непонятных предчувствий. О да, умом я отчетливо понимала, что передо мной всего лишь сумасшедший, а возможно, даже просто человек, употребивший некие химические вещества - как же я презирала и эти вещества, и людей, которые прибегали к ним, чтобы добавить в свою тусклую жизнь фальшивых красок! Но все же что-то тут было не то... Не так всё просто. Голос рассудка успешно заглушался звоном откликающегося сердца.
   - Что я должна делать? - я сама не поверила, что произнесла это. Звук моих слов повис в воздухе дрожащим туманным вопросительным знаком.
   - Готовься, - незнакомец отреагировал спокойно, словно именно такого вопроса и ждал, - сейчас я не могу взять тебя с собой, ты слишком слаба, не справишься... Да я и сам, - он с досадой покосился на собственную левую ногу, - вынужден пока отсиживаться в укрытии. Но я надеюсь скоро вернуться... Мое дело еще не завершено. И, к прискорбию моему, вынужден признать, что один я не смогу завершить его.
   - Как именно мне готовиться? К чему? - мой голос задрожал от волнения.
   - Ты должна стать сильной. Прочной, как оружейная сталь. Ты всё поймешь со временем. Ищи знаки, следуй им. И если ты прочитаешь все их верно и в правильной последовательности, то не пропустишь и самый главный Знак.
   - Я... не понимаю, - я готова была разрыдаться, я чувствовала, что могу по глупости, по неверию, по закоснелости рассудка упустить нечто не просто важное - жизненно важное.
   - Ты всё поймешь в нужное время, - заверил меня незнакомец и вдруг вздрогнул, колючий взгляд обсидиановых глаз метнулся влево-вправо, затем вверх, к темнеющему небу; левая рука потянулась к плечу и немного за спину, пальцы судорожно сжались, словно бы обжегшись о пустоту на месте привычного предмета.
   Я непроизвольно подалась к нему, вглядываясь в мерцающие красные точки в черных колодцах зрачков. По позвоночнику покатились градины страха. Густая мгла сомкнулась вокруг, задышала угрозой и вдавила в землю чьим-то алчным взглядом.
   - Мне пора, - тихо сказал незнакомец, - увидимся.
   Темнота плеснула в глаза, заставив зажмуриться, и через мгновение я, часто дыша, стояла одна на горбящемся тротуаре, ошеломленно вглядываясь в ускользающий след от только что виденного, отпечатавшийся на сетчатке: тонкий белый растительный узор на темно-синем полотне шарфа.
  
   С тех пор прошло чуть больше шести месяцев. Я начала готовиться. Не знаю, к чему именно, и в верном ли направлении я двигаюсь, но все же... Были кое-какие совпадения, события, встречи, которые можно при наличии определенной доли воображения принять за знаки. А можно, впрочем, и не искать мистической подоплеки в самых обыденных вещах. Кому как нравится.
   Я начала заниматься в тренажерном зале, записалась в секции фехтования и стрельбы из лука. Я избавилась от ненужных связей, оборвала почти все контакты. Так, как будто бы я и в самом деле ждала знака, который уведет меня из этого мира - навсегда.
   За прошедшие полгода с этой встречи я стала намного крепче физически. Я обзавелась новыми полезными привычками и избавилась от старых, ослабляющих меня, в том числе от привычки к определенным людям и местам. Я методично разрушаю мосты за спиной и строю новую дорогу, которая однажды приведет меня к тому, главному Знаку. Я верю в Знак, и эта вера помогает мне справляться с жизнью, перемалывать опостылевшую рутину в порох для моих будущих сражений. Я делаю всё правильно, я чувствую... Хотя даже сейчас, спустя полгода, я не определилась в глубине души - не был ли этот таинственный незнакомец, высокий левша в синем с белым узором шарфе, просто городским сумасшедшим, напугавшим меня и сбившим с толку своими бессвязными путаными речами.
  
  
  
   ОТСВЕТ НА ВОДНОЙ ГЛАДИ
  
   - На одиннадцать заходим! - донеслось из приоткрывшейся двери кабинета. Две бабульки, сурового вида дед и молоденькая девушка с усталым лицом разом встрепенулись, словно этот зов пробудил их от векового сна, поднялись со своих мест и одновременно суетливо двинулись к двери, держа перед собой направления, как флаги - или как щиты.
   Игорь шагнул в дверной проем последним. Нога недовольно заныла, когда он оперся на нее всем весом. Губы изогнулись в жесткой усмешке. Ничего, привыкай, конечность. Ишь, какие мы нежные... не сломана - и радуйся.
   - Так, голеностоп, - медсестра глянула в направление, мигом выхватив нужную информацию, записала что-то в журнал и поставила отметку на обороте слегка помятого желтоватого листка. - В четвертую кабинку проходите!
   Кабинет был разделен на восемь закутков перегородками из тяжелой ткани нежно-оранжевого цвета. Осторожно отведя штору, к которой английской булавкой была пришпилена цифра "4", Игорь замер в нерешительности, глядя на кушетку с подушкой. В этом кабинете он не был ни разу. На подобном лечении - тоже, да и вообще в поликлинике - не на медосмотре, а в качестве больного - оказался впервые за последние пятнадцать лет.
   - Юль, - раздался за шторой негромкий голос медсестры, немного начальственный, немного - извиняющийся. - Тут все простые, уложишь? А я пойду в двести второй минут на пятнадцать...
   - Хорошо, конечно, уложу, - раздался в ответ тихий мелодичный голос, и у Игоря екнуло в груди. Вот повезло так повезло...
   Санитарка Юлия была той самой причиной, по которой Игорь стоял сейчас в этом кабинете за этой абрикосово-оранжевой, пахнущей стиральным порошком шторой. Именно она, а вовсе не растяжение связок. Связки прекрасно обошлись бы и без этих десяти сеансов теплотерапии.
   Поначалу, когда нога болела намного сильнее, и Игорь вынужден был ходить с ортопедической тростью, ему назначили электрофорез в соседнем кабинете. Лечение и в самом деле помогало, за десять дней боль заметно уменьшилась. Однако Игорь, мысленно проклиная себя за вранье, все же на итоговом приеме у физиотерапевта преувеличил тяжесть симптомов и добавил заранее найденных в интернете подробностей, чтобы повысить шансы получить именно это назначение на дальнейшие процедуры. Он должен был попасть в двести четвертый!
   Сидя у двери соседнего кабинета, он несколько раз видел санитарку из кабинета теплолечения - в отличие от медсестры, она не кричала через приоткрытую дверь, а выходила, с улыбкой оглядывала всех сидящих в коридоре (как теплело в груди у Игоря под этим взглядом!), здоровалась и приглашала на процедуры.
   Нет, не романтические мысли посещали Игоря при звуках этого мягкого, плавного, как течение равнинной реки, голоса, при взгляде на это уже отнюдь не юное и, будем честны, не такое уж красивое лицо. Не банальная женская привлекательность, хотя и ее отрицать было бы нечестно - Юлия была невероятно обаятельна, на нее было просто очень приятно смотреть. Все в ней, начиная от плавных движений, наводящих на мысль о руках матери, укладывающей младенца в кроватку, и заканчивая восхитительно сидящим на ее стройной фигурке зеленым медицинским костюмом, заставляло долго хранить перед внутренним взором ее образ, тихонько улыбаясь, как от щекочущего лицо солнечного зайчика. Однако Игоря притянуло к дверям двести четвертого кабинета, как некое непреодолимое магнитное поле, нечто совсем другое.
   Тайна...
   Он точно знал, что видел ее раньше.
   Где-то, когда-то, при необычных и трагичных обстоятельствах, где она оказалась в роли жертвы, а он каким-то образом помог ей, но при этом именно она нашла для него слова утешения и поддержки, в которых он в тот момент так нуждался.
   Вот только...
   Не было в спокойной, размеренной, бледно-серой жизни простого парня никаких даже отдаленно похожих событий. Ни одного за все двадцать пять лет.
   Первой странной случайностью стало как раз вот это самое растяжение связок голеностопа, полученное в пустяковой ситуации.
   Игорь уже две недели мучительно копался в памяти, выискивая малейшие намеки на происхождение этого странного щемящего чувства узнавания, которое охватывало его, когда он слышал тихий голос Юлии, видел ее плавный приглашающий жест. Радость, смешанная с непонятной светлой печалью. Наполняющие душу решимость и торжество, горькое сопереживание и бесконечная преданность.
   Ничего. Не могло ничего такого произойти с ним. Не могло. Но... оно ведь было?..
   Игорь сам удивлялся себе, откровенно напрашиваясь на процедуры в двести четвертый кабинет. Как, интересно, он намерен выяснять у Юлии, где он мог ее раньше видеть, если он сам совершенно уверен, что этого не было? Задать подобный вопрос означало выставить себя либо сумасшедшим, либо неумелым ухажером: "Девушка, а мы с вами раньше не встречались?..". Тьфу. Игоря даже передернуло, он мысленно закатил сам себе оплеуху от омерзения. Что ж... либо у меня какие-то галлюцинации, либо... тайна захочет оказаться раскрытой и сама найдет способ это сделать.
   Юлия сначала зашла в кабинки к бабулькам, которые приветствовали ее ласково, как приехавшую на каникулы любимую внучку.
   - Здравствуйте, Мария Петровна. Как сегодня ваши дела? Рассада взошла?
   - Да, миленькая, как ты сказала, так оно и вышло. Утром просыпаюсь - а она и проклюнулась. Я аж даже повинилась перед продавцом мысленно - прости ты меня, старую, нетерпеливую, что зря на тебя поклеп возвела. Всхожие семена продал все ж таки!
   - Ну вот, я же говорила, - от звучащей в простых словах улыбки сердце Игоря словно бы закуталось в теплое пушистое покрывало. - Ну а нога ваша как?
   - И ноге легче намного, - судя по голосу, бабуля энергично закивала, - да мы тут все у тебя просто как от чуда поправляемся. Руки у тебя, Юленька, такие легкие, просто волшебные! Ты, наверно, отцу-матери такая радость, такая помощница! А ты не в частном доме живешь, кстати? Про рассаду так много знаешь, огород, наверно, тоже весь на тебе?
   - Нет, Мария Петровна, не в частном. Дом мой... далеко. И родные... Давным-давно в моей родной земле случилась беда. Честно говоря, я плохо помню случившееся... С тех пор я одна.
   Игорь похолодел - он слышал, совершенно точно уже когда-то слышал эти самые слова, произнесенные этим самым голосом, звенящим печалью и смиренным и стойким принятием произошедшего.
   - Ох, родненькая, - запричитала Мария Петровна, - прости меня, старую, взялась тебя расспрашивать да расстроила. Много лет уж тому? А где твой дом был-то?
   - Далеко, - печально проговорила Юлия, - очень далеко отсюда. Я уверена, что вы этих мест точно не знаете. И давно, ох как давно... Простите, - по шуршанию ткани Игорь понял, что санитарка вышла от разговорчивой Марии Петровны. Легкие шаги проследовали во второе помещение кабинета, затем вернулись, штора четвертой кабинки колыхнулась, и Игорь с замирающим сердцем уставился на Юлию, которая впервые стояла так близко от него, держа в руках медицинскую клеенку с прямоугольным пластом полузастывшего парафина.
   - Добрый день, - от теплой улыбки сердце растаяло не хуже этого самого парафина, - Голеностоп, так ведь? Садитесь сюда, - Юлия быстро расстелила на кушетке одеяло, накрыла простыней и положила на нее клеенку, - закатайте штанину до колена и кладите ногу прямо на парафин, - она немного отступила назад и сложила руки перед грудью, ожидая, пока Игорь подготовится к процедуре.
   - Хорошая икроножная мышца, - заметила она, ловко оборачивая мягкий пласт парафина вокруг щиколотки, - и тем более обидно получить такую травму. Вы спортсмен?
   - Нет, я монтажник кабельных сетей, - усмехнулся Игорь, - по стремянкам, конечно, лазить приходится, но это у меня - не производственная травма. А мышцы - ну, в тренажерке занимаюсь...
   - По вам это заметно, - серьезно сказала Юлия, оглядывая Игоря с головы до ног, от чего он смутился и отвел взгляд, - сразу видно, что вы - очень сильный и ловкий человек. Как же это получилось? - она кивнула в сторону щиколотки, укутанной парафином и клетчатым одеялом.
   - Да... Глупо и странно получилось, - Игорь смущенно хмыкнул, по-прежнему глядя в сторону, - ехал с работы по частному сектору. А там половодье, дворы затопило, воды местами чуть не по колено. Смотрю, в одном дворе бабка в воде барахтается. Упала и встать не может. Полез ее поднимать, а у нее там поленница, что ли, рассыпалась, да дрова в землю вмерзли, не видно их.... На какой-то круглой деревяшке в воде поскользнулся, и вот... - он с досадой мотнул головой.
   - Вам присуще истинное благородство, - со странной серьезностью произнесла Юлия. - Вы не смогли оставить человека в беде.
   - Да что такого особенного-то? - Игорь удивленно вскинул на нее глаза. - Мимо ехал, остановился на две минуты. Любой бы...
   - Не любой, - мягко перебила его Юлия. - Ольга Порфирьевна тоже здесь у меня лечилась. Колени она в ледяной воде застудила. До того, как вы подоспели, она минут десять подняться не могла. По дороге очень много машин проехало. Она и махала, и кричала. Никто не остановился. И когда она уже отчаялась и перестала звать на помощь, тут вы и появились. Так что вы - далеко не любой, получается.
   - Ну и ну, - Игорь глянул в сторону и зло усмехнулся, - вот же нелюди! Трудно остановиться, что ли... А может, не видели просто?..
   - Вы сами знаете, - Юлия покачала головой, - вы же там были. Двор Ольги Порфирьевны очень хорошо виден с дороги.
   - Такие люди, - Игорь беспомощно покачал головой и повернулся лицом к Юлии, впервые осмелившись заглянуть в ее дымчато-зеленые грустные глаза, - такие времена... Иногда мне кажется, что я как будто не отсюда...
   - А вы и в самом деле не отсюда, - понизив голос, вдруг проговорила Юлия. - Я ведь... помню вас. Если бы не вы... - Игорь не успел еще осмыслить услышанное, как она, словно спохватившись, быстро отступила назад и скрылась за шторой. Вскоре ее негромкий приветливый голос послышался из пятой кабинки, где своей очереди дожидалась усталая девушка с травмой кисти.
   Игорь ошеломленно уставился на мерно колышущуюся ткань. Что это было?..
  
   Сердце отбивало рваный ритм, подгоняя медленно ползущие минуты до окончания процедуры. Игорь не отрываясь смотрел на оранжевую штору, ждал - и понимал, что все равно не сможет, не осмелится задать вопрос...
   Стукнула дверь, глухо и разочарованно стукнуло сердце. Вернулась медсестра, быстро и деловито прошлась по кабинкам, освобождая пациентов от остывших парафиновых оков. Словно во сне, двигаясь медленно и не ощущая пола под ногами, Игорь покинул кабинет и побрел к лифту, не обращая внимания на постреливающую боль в щиколотке. Юлия не показалась, не попрощалась. Что же делать?
   Кто из нас сумасшедший?
   У меня еще девять сеансов. Я выясню. Я не отступлюсь. Не знаю как, но я выясню.
   Дымчато-зеленые глаза, тихий печальный голос. Шум водопада, туманы над зелеными берегами озера. Оранжевые шторы. Оранжевый отсвет на водной глади...
   "Тебя может удивить эта история, но...".
   Где мы встречались?..
  
  
   ЛЬДИНКА
  
   - А я зиму ни на что не променяю, - раздался за спиной девичий голос, нежный, но удивительно звучный, словно кто-то морозным утром ударил в небольшой медный колокол.
   Максим обернулся. Этот голос странно контрастировал с окружающим шумом. Несмотря на то, что в комнате орала музыка и одновременно громко разговаривали человек шесть, голос девушки звучал словно бы в параллельном измерении, перекрывая многоцветное и шершавое звуковое полотно, но не сливаясь с ним.
   В комнате стоял дым столбом - хорошо хоть в переносном смысле: Максим порадовался, что никто из его гостей не курит, иначе мама точно прибила бы за въевшийся в меховой воротник пальто запах табака. А обижать ее не хотелось: таким мамам, которые с пониманием относятся к просьбе сына предоставить квартиру в полное распоряжение, чтобы устроить вечеринку по случаю сдачи девятой - заключительной! - сессии, следует в ножки кланяться и ручку целовать. Благодаря замечательной, понимающей маме у Максима и девятерых его одногруппников есть двухкомнатная квартира и целая ночь, чтобы как следует попрощаться со студенческой жизнью. Впереди - преддипломная практика, защита и - свободный полет в неизвестность.
   Радовало и то, что никто из друзей Максима не был любителем напиваться до непотребного состояния: так, развеселиться, раскрепоститься - хотя никто из них в обществе друг друга себя скованно и не чувствовал. Они вместе прошли огонь и воды, с первого курса плечом к плечу преодолевали трудности студенчества. Девятеро из них вот уже четыре с половиной года не разлучались. Но сегодня к ним присоединилась и новенькая. Высокая и статная девушка со странным именем Тая, которая перевелась к ним откуда-то с севера в начале пятого курса.
   Полное имя ее было Таисия, но Максим считал, что оно совершенно ей не подходит: в старомодном русском имени слышались какая-то добродушная полнота, простоватость и неуклюжесть, а уж таких черт в облике Таи точно и в помине не было. Острые грани ледяных кристаллов. Порывистость и целеустремленность вьюги. Завораживающее и безжизненное совершенство снежинки. Ей скорее подошло бы имя какой-нибудь валькирии - самое красивое, конечно. Хильд, например. Или Рандгрид.
   Тая появилась в конце сентября и как-то легко и незаметно влилась в устоявшийся закрытый мирок их группы. Она не отличалась общительностью, но и не старалась держаться особняком. Не навязывалась в компанию, но не стеснялась вставлять пару реплик в общие разговоры, где постепенно показала себя как приятный и легкий собеседник. К тому же она не только охотно откликалась на просьбы о помощи, если кто-то испускал в пространство отчаянный клич "Народ! Хелп! Кто решил пятую?!.", но и сама не стеснялась так же просить помощи у других. В общем, при ближайшем рассмотрении Тая оказалась не холодной снежинкой, а скорее одуванчиковой пушинкой - такой же белой, но теплой и мягкой.
   Но все же... Все же было в ней что-то - Максим чувствовал это иногда, словно в жаркий день кожу обдавало студеными брызгами или сырой сквозняк пробирался под одежду и неприятно шевелил волосы на затылке - что-то мимолетно пугающее, заставляющее вздрогнуть, как от укола неожиданно острым кончиком травинки, и тут же забыть об этом - но через пару минут место укола вдруг отзовется еле заметным эхом боли. Какая-то тайна, смерзшаяся глыба ледяной земли, предательски укрытая слоем белоснежного пушистого снега. Как ни старайся внимательно смотреть под ноги - не заметишь, споткнешься, ушибешь, если не сломаешь пальцы...
  
   Время перевалило за полночь, и Максим смутно подозревал, что перед соседями завтра придется извиняться: шум не стихал, музыка становилась все тяжелее, разговоры - все горячее. Вот и сейчас сидящие на трехместном диване трое парней и две девушки и устроившийся на ковре у их ног четвертый парень, перекрикивая друг друга и отчаянно пытающегося завладеть их вниманием вокалиста Slipknot, спорили на тему "хорошо ли там, где нас нет, и не стоит ли сходить и проверить".
   - Питер - фу, фу, фу! Романтика, культура? Романтика круглогодичного насморка и культура деликатно сморкаться в платочек!
   - Зато минус сорока там не бывает!
   - Лучше минус сорок, чем минус двадцать с сырым ветром, знаешь ли...
   - Снега там не бывает... - подала голос зажатая между спорщиками рыженькая хрупкая девушка.
   - А зачем тебе снег? Опять же - романтика только до тех пор, пока его за ночь не выпадет недельная норма, и весь город не застрянет наутро в пробках! Да еще потом он начинает таять, и мы месяц ходим по колено в грязи! Нет, я бы уехал туда, где тепло и снега не бывает. Куда-нибудь на юг. К морю! - парень мечтательно заулыбался.
   - О, ну к морю и я бы уехал, - согласился второй спорщик и вопросительно глянул на соседку. Рыженькая закивала. - Вот защитимся - и рванем. Верно ведь? Работу найдем... Поже-енимся! - он шутливо толкнул девушку в бок. Та нарочито сурово дала сдачи, но глаза ее светились от удовольствия.
   В этот момент за спиной Максима, который стоял в дверном проеме и с улыбкой наблюдал за развоевавшимися друзьями, и прозвучала та звенящая ледяным хрусталем реплика.
   - Я бы не смогла без снега, - добавила Тая, увидев, что Максим обернулся к ней. - Снег - он как занавески на окне. Земля не хочет, чтобы на нее постоянно смотрели. Вот и укрывается.
   - А трава? - рассеянно спросил Максим. Слова Таи так странно прозвучали в общем контексте разговора, что он не сразу понял их смысл.
   - Трава растет из земли, - пожала плечами Тая. - Это как волосы у тебя на теле. Ты же за ними не прячешься. Все равно надеваешь одежду.
   - А зачем земле от нас прятаться? - Максим по-настоящему заинтересовался. За весь семестр он ни разу не слышал от Таи подобных странноватых философских рассуждений.
   - Не знаю, - Тая повела плечом, видно было, что она уже не рада, что разговор принял такое направление, - может, ей стыдно, что на ней творится столько всего плохого... А может, ей неприятно, что на нее смотрят плохие люди. Не обращай внимания, - она виновато улыбнулась, - я просто выросла среди снега, привыкла. Он у меня дома такой белый, пушистый. Там чистый воздух, и снег всегда белый-белый, не то что тут у вас...
   - Ты ведь вернешься домой, когда получишь диплом?
   - Нет, вряд ли, - в голосе Таи неожиданно льдинкой звякнула печаль, - никто меня там не ждет. Это мирная земля, ее жители добры... Но мне нельзя возвращаться.
   - Почему? - Максим почувствовал, как от голоса Таи словно горсть пушистого снега просыпалась за шиворот.
   - После того, что сделал мой отец... - Тая отвернулась, но Максим успел заметить, как сверкнули ее изумрудные глаза, - я... просто не могу. Мне стыдно перед этой землей.
   - Так твой отец - преступник? - удивлению Максима не было предела. Такая добрая, милая, скромная девушка не может быть дочерью какого-нибудь кровожадного убийцы или беспринципного бандита!
   - Не совсем так. Скорее - он просто безумен...был. Но это - не оправдание тем ужасным вещам... Теперь его больше нет, но память о том, что он сотворил, еще долго будет всюду следовать за мной и отравлять воздух моего мира. Поэтому я не вернусь туда. Мне тяжело будет там находиться, смотреть в глаза его жителям. Им и так досталось... Прости, ты, наверно, думаешь, что и я сумасшедшая. Но просто... мне очень больно вспоминать об этом. Давай лучше сменим тему, - Тая быстро глянула на Максима и снова отвела глаза. По позвоночнику прокатилась ледяная волна... Что это? Или... мне показалось?
   Зрачки в изумрудных глазах Таи были вертикальными. Как у змеи. Как у дракона...
  
  
  
   ЛИСТОПАД
  
   Лиззи осторожно уложила обмякшую мисс Лоуренс на вытертый ковер, пахнущий пылью и дешевым табаком.
   "Ты ведь хочешь узнать правду?..".
   Пузырек со снотворным едва не выскользнул из ледяных, но внезапно вспотевших рук, когда ничего не подозревающая хозяйка дома отошла к камину, чтобы поворошить угли, потому что у ее юной гостьи зуб на зуб не попадал - от холода, как она думала. Темная жидкость тихонько забулькала, выливаясь в чашку с кофе.
   Бедная мисс Лоуренс... Лиззи искренне надеялась, что Фрэнк верно рассчитал дозировку, не перелил капель, и симпатичная доверчивая старушка просто поспит на пыльном ковре достаточно долго, чтобы незваная гостья успела обшарить библиотеку.
   Дом на окраине города обветшал и снаружи уже совершенно лишился аристократического лоска, но внутри это был все тот же особняк, в котором рождались, жили и умирали поколения известного в городе благородного семейства с многовековой историей. И как же загорелось сердечко Лиззи желанием убедиться - доказать себе и всем этим снобам, которые за человека ее не считали, что и она имеет право ходить по этим массивным скрипучим деревянным лестницам, смотреть через пыльные витражные окна на залитые дождями улицы - с третьего этажа, по-настоящему свысока!
   И всего-то навсего надо... Пробраться в библиотеку и найти там книгу с записями о рождении всех побочных отпрысков рода.
   Это всё Фрэнк. И откуда он только откопал эту старинную связку ключей? Фрэнк, с утра и до вечера служащий при часовне Незримого Древнего, а с вечера до новой зари - жалкий, трясущийся осколок человека, готовый в глотку вцепиться за пузырек с бледным зельем церковного благословения! Откуда ему это знать?
   - О, я-то знаю, как сладостно манят тайны...
   Да кто ты такой, мерзкий вонючий потомок переболевших чумой крестьян, чтобы повторять вслух - раз за разом - эти слова, которые почему-то отдавались в сердце Лиззи сладкой дрожью и обещали своим звучанием восхитительную агонию в кроваво-красном пламени?..
   И все же... В мутных, красных от дыма свечей и от постоянного неумеренного употребления зелий глазенках Фрэнка иногда светилось что-то такое, что заставляло Лиззи вслушиваться в его слова затаив дыхание.
   - Я был... Я был среди них... - пьяно бормотал мужчина - или же вернее было бы сказать - старик? Кто знает, сколько ему на самом деле лет? Лиззи спрашивала у миссис Смит, соседки, которой и самой на вид было не меньше сотни, когда Фрэнк поселился на их улице. Старушка сетовала на слабеющую память, никак не могла припомнить - казалось, Фрэнк жил здесь всегда. Он занимал комнатушку над бакалейной лавкой, и лавочник время от времени орал на него и стучал в потолок черенком метлы, когда тот особенно сильно шумел - звенело и скрежетало железо, гудело пламя. Поговаривали, что Фрэнк втихаря изготавливает в своей каморке странное, хитроумное и явно запрещенное оружие...
   Однажды Фрэнк, который уже давно бросал на юную соседку странные оценивающие взгляды (сначала Лиззи подозревала его в неуместном интересе к ее девичьим прелестям, но потом убедилась, что внимание соседа она привлекает лишь тогда, когда одета в полумужской охотничий костюм, и не удостаивается даже мимолетного взгляда, выходя прогуляться в платье) после окончания службы в часовне поманил ее к себе и отошел в сторону, остановившись у подножия одной из множества жутковатых статуй со скорбными лицами.
   - Ты ведь нездешняя? - спросил он хрипло. - Приезжая?
   - Да, а что? - Лиззи немного растерялась. Она жила в переулке рядом с часовней уже два года, и кому какое дело, что ей только год назад исполнилось восемнадцать? Документы, которые она украла, сбежав из тоскливого сиротского пансиона в городишке за лесом, свидетельствовали, что она - уважаемая горожанка двадцати двух лет. И зовут ее Элизабет Снейк, а вовсе не безродная Мари, как ее именовали в приюте. Мари, одинокое и потерянное существо - умерла по пути в город, на ядовитых тропинках жуткого, кишащего змеями леса. Ее сожрали костлявые клыкастые твари, похожие и не похожие на собак, шныряющие среди заброшенных могил в пригороде. В город вошла уже новая Лиззи, твердая и опасная, как клинок из редкого легендарного металла, выкованного при лунном свете.
   - Вижу в тебе знакомые черты, - усмехнулся Фрэнк, и Лиззи вдруг поняла, что не такой уж он старый - и уж точно не такой уж пропитой и никчемный, как ей казалось. Во взгляде сверкнул холод той самой лунной стали, плечи развернулись, спина выпрямилась, явив осанку... Охотника?..
   Да не может этого быть. Охотники исчезли. Вымерли. Ни одного не осталось.
   Но как же...
   Оружие? Диковинные клинки, которые одновременно и хищно изогнутые пилы, и тяжелые топоры? Или это чудовищное в своем коварстве изобретение - изящная трость, с сухим щелчком превращающаяся в ощетинившийся острыми зубьями металлический хлыст?
   Да, Лиззи давно подглядывала за Фрэнком. Забиралась на чердак дома напротив и заглядывала в грязное оконце, щурясь в старинный бинокуляр.
   Поэтому она как-то сразу поверила Фрэнку, когда он сунул ей в руку пузырек и связку ключей. Низко наклонившись к самому уху и обдав запахами немытого тела и... ружейного масла? - прошептал пару фраз и назвал адрес.
  
   И вот она здесь. В гостиной дома древнего аристократического рода, восходящего корнями к первым правителям ныне мертвого Ледяного замка.
   Скрипят ступени под ногами. Дом наполняется стенаниями, которые почему-то отзываются в сердце Лиззи мучительной болью и липким удушливым страхом. Рассеянно потирая горло левой рукой, она взбирается по лестнице, правой цепляясь за отшлифованные сотнями ладоней перила.
   Библиотека. Лиззи ошеломленно задирает голову и вертит ею во все стороны. Она и не предполагала, что в одном помещении может находиться столько книг. И как же отыскать среди них нужную? Это задача не на один день, а у нее в запасе от силы пара часов...
   Что же делать?
   Лиззи свернула влево между стеллажами и подошла к нише в стене. Узкая кровать, старинное вылинявшее покрывало, пожелтевшие наволочки со старомодным кружевом. Странный фонарь у изголовья, полка с книгами и тетрадями, выглядящая так, будто ее оставили не ранее чем сегодня утром... А в воздухе - запахи пыли и запустения. Сюда явно никто не входил уже много лет.
   Повинуясь неясному порыву, Лиззи запустила руку под подушку.
   Да!..
   Она осторожно вытащила на свет книгу в переплете цвета свернувшейся крови, покрытом тиснением и узорами, которые почти невозможно было рассмотреть под затянувшей кожу плесенью. Осторожно отогнула ветхие застежки, открыла. В лицо ей пахнуло затхлостью и почему-то тяжелым теплым духом крови.
   "...lebloo... ....giste...."
   Что это?
   Пролистать книгу не удалось. Страницы слиплись, хрустели под пальцами, угрожая рассыпаться. Лиззи хотела было сунуть книгу под мышку и поскорее покинуть дом, но вдруг заметила, что из-под подушки торчит уголок листка бумаги. Торопливо вытащив и развернув его, она вгляделась в четкие ровные строки... и сердце забилось тяжело и часто. Она узнала почерк. Как, откуда? - неважно. Она знала, что записка - это совершенно точно - через все эти прошедшие века адресована ей.
   "Мне очень жаль, что я втянул тебя во все это. Я не прошу прощения - за такое не прощают, я и не надеюсь. Но я хочу, чтобы ты знала - я этого не хотел. Вернись ко мне, Мария. Хотя бы просто загляни в мастерскую, покажись хоть на миг. Без тебя я не доживу до рассвета".
   Без подписи.
   "Герман" - беззвучно шевельнулись губы. Слезинка сбежала по щеке и темным пятном расплылась на пыльной наволочке.
   Ты не дожил до рассвета. И я не дожила. И мы не встретились после смерти, потому что кошмар у каждого свой.
   Вращаясь, сверкает клинок из кровавой стали. Как мертвый мокрый лист, летит во мрак колодца.
   Прощай...
  
  
  
   ЗАПАХ НАГРЕТОГО МЕТАЛЛА
  
   Станционный городишко, вопреки ожиданиям, оказался милым и уютным. Илья, сдав сумку и рюкзак в камеру хранения, до темноты бродил по привокзальной площади, разглядывая паровоз-памятник, отцветающие клумбы да само здание вокзала, выкрашенное в типичный "железнодорожный" зеленый цвет.
   Последний автобус из родного города новоиспеченного студента прибывал сюда в половине десятого, а поезд, который должен был увезти Илью к новой - университетской жизни, проходил эту станцию ближе к четырем утра. Ночь обещала быть долгой и странной. Первая в жизни ночь на вокзале... Илья предвкушал новые впечатления и ощущал настоящий азарт, как в детстве, на даче, когда мама отпускала его переночевать с соседскими мальчишками на сеновале.
   Стемнело, начал накрапывать дождик, и Илья поспешил укрыться в здании. Конечно, "вокзал" в отношении этого небольшого строения звучало чересчур громко: "зал ожидания" с пятью рядами металлических сидений, касса, автомат по продаже билетов да окно справочной. Вправо от входа, впрочем, вела двустворчатая дверь - судя по размеру здания, основная часть вокзального помещения находилась именно там.
   Забрав из камеры хранения рюкзак, Илья устроился на жёсткой скамейке и приготовился страдать. Он привык к режиму сна, и бодрствованию до четырех утра организм явно не порадуется. А необходимости спать на жёстких холодных сиденьях он, пожалуй, порадуется и того меньше.
   - Ты на двадцать три пятьдесят пять? - раздался за спиной низкий, чуть хрипловатый женский голос. Илья, который углубился в чтение книги с экрана телефона, от неожиданности подскочил - до сих пор ему казалось, что кроме него самого и позёвывающей дамы в окошке кассы на всём вокзале нет ни одного человека.
   - Так точно, - отозвался парень, выворачивая шею и оглядываясь назад. За его спиной стояла женщина лет шестидесяти в железнодорожной униформе. Небольшого роста, хрупкая, со связанными в узел на затылке тёмными волосами с искрами седины, она могла бы показаться безобидной бабушкой... если бы не пронзительный, прямо-таки обжигающий взгляд темно-карих, почти чёрных молодых глаз.
   - Да, конечно, на него, - сама себе ответила женщина, - на какой ещё-то. Так тебе ещё больше четырёх часов тут сидеть. Ну-ка, пойдём, - она махнула рукой и направилась к высоким дверям в таинственное помещение справа от входа. Илья, подхватив рюкзак, поспешил за ней.
   Женщина потянула на себя створки и прошла в широкий дверной проём. Илья заглянул через её плечо. Судя по всему, за закрытыми дверями скрывался зал ожидания для ВИП-пассажиров: в полумраке, рассеиваемом светом уличных фонарей сквозь высокие окна, парень разглядел диваны и кресла, поблёскивающие тугими боками из кожзаменителя, столики и множество цветов в горшках и миниатюрных "клумбах".
   - Заходи, - женщина обернулась и махнула Илье рукой. - Сегодня тут у нас никого нет, располагайся где хочешь. Свет включить?
   - Да нет, не надо, - растерянно улыбнулся Илья. Ему вдруг страшно захотелось провести ночь именно так - в одиночестве, в темноте, в большом пустом зале ожидания.
   - Ну как хочешь, - лицо женщины находилось в тени, и Илья не видел его выражения, но по голосу понял, что она улыбается. - Если что - туалет вон там, в конце зала. Видишь, щель под дверью светится?
   - Да. Спасибо, - Илья тоже заулыбался. - Спасибо огромное.
   - Да, кстати, - голос женщины вдруг стал строгим и холодным. - Куришь?
   - Н-нет, - Илья почему-то испугался, да так, что по загривку пробежал холодок.
   - Вот и прекрасно, - уже спокойно, но всё равно с какой-то неживой интонацией сказала женщина. - Мы тут огня не любим. Зажигать его не разрешаем. Если бы курил - пришлось бы уходить на площадь.
   Глаза женщины странно блеснули в преломлённом стёклами свете фонарей. Боль? Гнев? Илье вдруг стало зябко и неуютно по этим взглядом. Внезапно откуда-то прилетел едва уловимый запах гари и нагретого металла, щекотнул ноздри.
   Женщина неожиданно шагнула ближе, заставив Илью отшатнуться.
   - Бойся пламени, иначе оно пожрёт тебя и испепелит твою душу. Не хотелось бы увидеть это ещё раз...
   - Ч-что? - теперь Илья по-настоящему испугался. Этот голос... Он знал его. Он слышал его! Он где-то, когда-то, как-то слышал эти слова, сказанные этим голосом - надломленным, иссушенным перенесёнными страданиями, полным покорности судьбе.
   Где? Как?..
   - Не обращай внимания, - уже обычным, только чуть хрипловатым голосом сказала женщина. - Просто мы с Фёдором оба в своё время пострадали от огня. Я-то ладно, почти без последствий. А вот ему крепко досталось. Можно сказать, всё нутро выгорело. Вся душа... Служил он... в горячей точке. Очень горячей, поверь, парень. Ты не в армию едешь, кстати?
   - Нет, в университет поступил.
   - А, ну хорошо. Береги себя... Так вот. И сунулись они с отрядом в настоящее пекло. Командира своего спасти пытались. И того не вытащили, и сами почти все сгорели. Заживо... - женщина сухо прокашлялась. - Вот с тех пор у нашего Феди на живой огонь просто-таки живая аллергия.
   В тени у дверного проёма что-то шевельнулось. Илья вгляделся в черноту и увидел силуэт очень высокого мужчины, судя по всему, охранника, в униформе и с дубинкой на поясе. Мужчина - видимо, это и был Фёдор - молча постоял в проходе еще пару секунд, повернулся и неторопливо покинул зал.
   Илья заворожённо глядел ему вслед. Показалось?.. Или и вправду отсвет уличного фонаря на мгновение блеснул на воронёной стали странного рогатого шлема?..

РОДОВОЕ ИМЯ
  Воздух, тёплый и плотный, как нагретая на солнце стоячая вода, лип к телу вместе с влажной тканью одежды. С самого утра духота давила так, что приходу грозы удивляться не приходилось. К полудню порывистый ветер натащил на небо обрывков серой ваты; через три четверти часа вата разбухла и сплошь залепила небосвод. Разом стемнело; на этом кладбище и в ясную погоду было тенисто и мрачновато под сомкнутыми кронами деревьев, выросших среди могил. Или это могилы когда-то копали среди деревьев?..
  В старой части кладбища возле одного из надгробий стояла на коленях девушка и протирала плиту влажной салфеткой, тщательно очищая вырезанные в камне буквы. Когда солнце окончательно скрылось за тучами, и порыв ветра кинул на свежеочищенную поверхность камня горсть соринок и облако пыли, девушка, которую звали Мария Винтер, нахмурилась, покосилась на небо и торопливо поднялась на ноги.
  Положив испачканную салфетку в припасённый пакет для мусора, Мария отряхнула руки и джинсы. Ещё раз оглядела могилу и удовлетворённо кивнула: полный порядок. Не стыдно ни перед прабабкой, ни перед её безмолвными "соседями".
  Добираясь до этого старого кладбища, где уже лет шестьдесят никого не хоронили, Мария ожидала увидеть здесь запустение и буйство сорняков, раскрошившиеся могильные плиты и покосившиеся кресты. Опасалась, что не сможет найти могилу прабабки среди разросшихся колючих кустарников и бурьяна.
  Однако кладбище оказалось неожиданно ухоженным. Причём не так выборочно, когда к кому-то даже спустя полвека приезжают родственники и ухаживают за могилой, а совсем рядом холмики и плиты уже неразличимы в зарослях крапивы и вьюнка. Здесь каждая могила была прибрана и украшена - скромно, порой совсем незаметно: тут в пластиковом стаканчике стоит одинокая веточка сирени, там в бутылочке из-под детского сока - бледно-жёлтый нарцисс...
  Странно. Неужели родственники так часто навещают всех умерших - здесь, на давно закрытом кладбище, куда даже автобус давно уже не ходит?
  Мария сама с величайшим трудом нашла это место - и само кладбище, и могилу своей прабабки, похороненной здесь сто десять дет назад. На самом деле это была прапрапрапрабабка, если уж сосчитать все поколения. Умерла она в тысяча девятьсот десятом году в возрасте шестидесяти лет. В семье о ней мало что знали. И где она похоронена - Марии удалось выяснить только путём долгих и муторных поисков по архивам. На это ушёл целый год - и немало денег. И сколько косых и недоумевающих взглядов ей пришлось вытерпеть на семейных сборах от живых потомков графини Анны Рагдейль!
  Ныне семья носила другую, не такую звучную фамилию - Винтер. И у Марии с самого детства сложилось впечатление, что все ветви семейства были этому только рады. Бабушка Маргарет, совсем не похожая на свою прабабку-графиню, при одном упоминании фамилии Рагдейль будто бы превращалась в ледяную статую. А "молодое поколение", как выяснила Мария, вообще не знало о том, что когда-то их предки носили это странное и звучное имя.
  Это выглядело странно и даже подозрительно: все документы и портреты, относящиеся к временам, когда семья еще жила под фамилией Рагдейль, словно нарочно изымались из семейных архивов и уничтожались. Мария, которая с детства интересовалась историей и генеалогией, да к тому же обожала всяческие тайны и мистические истории, не могла не вцепиться в эту загадку после того, как один из пяти- или шестиюродных дедов, слегка перебрав на очередном семейном обеде, не рассказал замирающим от ужаса и восторга внукам старую фамильную легенду, якобы тщательно скрываемую старейшинами рода.
  - А происходим мы все... Ик! От вампи-ик-ров! Ваша прапрапрапарап... В общем, старая графиня Рагдейль, говорят, была... Ой, неважно, забудьте, это глупости, а я к тому же выпил лишнего, - и дед, махнув рукой, нетвердой походкой удалился к столу, чтобы выпить ещё - теперь уже явно не "лишнего", судя по угрюмому выражению его лица.
  Марии тогда было тринадцать лет. Самый любопытный возраст...
  И вот теперь, двенадцать лет спустя, она стояла у могилы той, кого семья так упорно изгоняла из памяти вот уже больше века.
  "Возлюбленная супруга и незабвенная мать. Мир навсегда померк в день, когда ты нас покинула".
  "13.XI.1850 - 29.V.1910"
  Тёмно-серый камень. Гладкий и однородный, будто не камень, а металл. Аккуратно подстриженная трава. И одинокий голубой цветок, названия которого Мария не знала... в аптечном пузырьке тёмного стекла.
  "Какая необычная ваза для цветов у надгробия..."
  Зачем ей понадобилось приезжать сюда - Мария даже сама себе не смогла бы объяснить. Обрывочные сведения о жизни и смерти Анны Рагдейль, в девичестве Стилкроу, находились в архивах и библиотеках, совершенно хаотично раскиданных по стране. Сведений этих было так мало, что в ходе своего расследования Мария нашла намного больше вопросов, чем ответов. И за ответами нужно было ехать уж точно не на кладбище...
  Однако что-то тянуло её сюда. Возможно, просто желание перед могилой прародительницы попросить прощения за весь род, за то, выбросили её из своего мира, из своих летописей, из сердец и из памяти. А за что? За то, что она родилась и прожила жизнь тем, кем родилась?..
  Да, по поводу странных привычек и склонностей леди Анны ходили разные слухи... О том, что её почти невозможно было увидеть днём. Что даже если ей приходилось куда-то выезжать или выходить при свете дня, лицо её скрывала густая вуаль, а руки - либо накидка, либо длинные непрозрачные перчатки? Что она строго-настрого запретила поварам добавлять в кушанья чеснок?.. Ну, вот это уж сущая ерунда. Мария тоже не переносила чеснок. Но ещё сильнее она не терпела лук, а чтобы вампиры боялись лука - такого ни в одной легенде не упоминалось... Светобоязнь? Чувствительная кожа. Мария мигом обгорала до красных пятен и шелушения, если забывала воспользоваться солнцезащитным кремом. А в те времена никаких кремов не было...
  Ну хорошо. Это всё объяснимо. А остальное?..
  Истории об обескровленных трупах, найденных в лесу, в наспех вырытых и как попало забросанных землёй и листьями могилах - как раз в такие дни, когда накануне графиня жаловалась на здоровье и не покидала спальни, а наутро выглядела бодрой, весёлой и совершенно здоровой... Даже румяной. При том, что обычно её кожа казалась бледной, даже голубоватой, как изысканный фарфор...
  "О боже, какая чушь..."
  "Или?.."
  "Бабушка... Я бы не осудила тебя. Если это было условие выживания... Не осудила бы".
  У Анны и графа Роберта Рагдейля родилось пятеро детей. Выжили из них трое - две дочери и сын. Они и дали начало трём ветвям нынешнего рода. По линии сына - носителя фамилии - уже в первом поколении родились только девочки. И фамилия Рагдейль исчезла из семьи и из истории.
  Вернее, она должна была исчезнуть. Так надеялись потомки.
  И так оно и было.
  Пока однажды Мария Винтер не прониклась непреодолимым желанием разобраться в причинах...
  Где-то в стороне забормотал, гулко откашливаясь, гром. Потом, почти без паузы, ударило совсем рядом, да так, что сердце подпрыгнуло от испуга. Зашумели кроны деревьев, стало ещё темнее. В просветах между листьями сверкнуло - раз, другой, и ещё один раскат грома тряхнул землю. Зашумело в ветвях, по дорожкам и плитам забарабанили первые крупные капли.
  Мария побежала к выходу с кладбища, но через мгновение хлынул такой дождь, что она перестала ориентироваться в пространстве. С трудом разглядев в серой пелене сплошной воды контуры какого-то строения, девушка заторопилась к нему, надеясь, что это не окажется чей-то запертый склеп.
  Нащупав дверную ручку, она потянула ее и с облегчением убедилась, что дверь не заперта, приоткрыла ее ровно на столько, чтобы протиснуться внутрь, и снова закрыла за собой, чтобы не впустить косые струи дождя. Шум грозы мгновенно стих, будто дверь была звуконепроницаемой.
  Мария выдохнула и медленно обернулась. Ей почему-то стало не по себе. Куда это она так опрометчиво вбежала без стука, без спроса?..
  Сначала ей показалось, что в помещении совершенно темно: глаза не различали ни контуров предметов, ни стен, и Мария, оробев, хотела было снова выйти под дождь, лишь бы не оставаться неизвестно где. Но потом в нескольких метрах от себя она заметила голубоватое свечение, постепенно превратившееся в рассеянный свет: слабый, но достаточный для того, чтобы разглядеть силуэт человека, стоящего у стены со скрещенными на груди руками.
  - Не зажигай свет, - произнес в гулкой тишине суровый глуховатый голос. - Пожалуйста.
  - Д-да я и не собиралась, - растерялась Мария. - Мне и нечего зажечь...
  - Вот и хорошо, - голос незнакомца смягчился. - Проходи, садись, - он указал на скамью у стены рядом с собой. - Пережди дождь. Он скоро закончится.
  - Откуда вы знаете? - полюбопытствовала Мария, подходя ближе. Садиться она не спешила и остановилась напротив незнакомца, с любопытством разглядывая его. В неверном свете, исходящем, судя по всему, от пары гнилушек, лежащих в углублении стены, казалось, что и сам "обитатель сумрачных чертогов" испускает голубоватое свечение. Мелькнула мысль: "Вот бы в спальню такую лампу..."
  - Опыт, - туманно ответил незнакомец. - Богатый опыт. А ты не знала о том, что надвигается гроза? Зачем пришла сюда в такую погоду?
  - Я приехала издалека, - пояснила девушка. - Не было возможности переждать. У меня билет на обратный поезд сегодня вечером.
  - Ну, ничего страшного, - незнакомец повторил приглашающий жест. - Садись. Отдохни, обсушись хоть немного. Здесь тепло.
  Мария послушно уселась на скамью, с удивлением отметив, что и в самом деле начала согреваться. Оглядев помещение, она не нашла никаких признаков печи или электрических обогревателей, но тем не менее по небольшой квадратной комнате словно бы струился тёплый воздух, высушивая блузку и короткие волосы Марии, от влаги завившиеся колечками.
  - Спасибо, - улыбнулась она. - А вы здесь работаете?
  - Работаю... Да, - незнакомец чуть помедлил с ответом. - Я - смотритель кладбища. Получается, я здесь работаю.
  Мария смутно удивилась такому неуверенному ответу.
  - А как вас зовут? Я...
  Незнакомец властным жестом прервал её.
  - Не нужно называть здесь своё имя. Пока оно не выбито на камне... - он быстро и странно глянул на неё. - И моё тебе знать ни к чему. Его знает столько мертвецов, что... - и он замолчал.
  - Х-хорошо, - Мария окончательно оторопела, но пока ещё не до такой степени, чтобы с визгом ринуться под проливной дождь из тёплого и сухого места. - Не буду говорить своё имя. Но что значит - ваше имя знают мертвецы?! Как это мертвецы могут что-то знать?
  - Я - хранитель покоя мёртвых, - спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся, сказал незнакомец. - Так и можешь обращаться ко мне - Хранитель. А что до мёртвых... - Он обернулся к Марии. - Твоя прабабка леди Анна была рада видеть тебя сегодня. Ты напомнила ей её младшую дочь Вайолет. Она сожалеет о том, что тебе пришлось чувствовать себя изгоем в семье только за то, что ты осмелилась расспрашивать о ней.
  Мария едва не свалилась со скамьи. Откуда этот странный незнакомец может знать такие подробности?..
  Имя прабабки. Имя её дочери. И все эти косые взгляды, преследовавшие Марию с тех пор, как она начала своё расследование. Теперь на традиционных семейных обедах вокруг неё образовывалось явственно ощущаемое кольцо пустоты, зона отчуждения, защитное поле. Родственники словно бы чувствовали теперь в ней сродство с фамилией Рагдейль, которую так старались изгнать из памяти.
  - Рада?.. Видеть?! Вы о чём вообще?.. - паника нарастала, мышцы ног уже напряглись, готовясь к рывку к двери, наружу, подальше от этого сумасшедшего...
  "Вот же дура. Влетела в какой-то склеп, нарвалась на маньяка..."
  - Не бойся меня, - голос Хранителя прозвучал мягко и успокаивающе. - Я не сумасшедший и не маньяк. Я просто... Просто я так давно здесь... работаю, - он сделал едва заметную паузу перед словом "работаю", - что уже научился делать некоторые выводы. Так, что это напоминает чудеса или мистификацию. А это всего-навсего наблюдательность.
  - Н-ну не знаю, - у Марии вдруг застучали зубы, хотя она уже согрелась. - Как вы узнали имя прабабки и её дочери, я могу предположить. Просто проследили за мной. А потом... Может, у вас хобби такое... Узнавать истории всех, кто у вас тут похоронен...
  - Здесь покоятся бесчисленные души. Некоторые из них - из давно забытых времён, - странным голосом произнёс Хранитель. Мария вздрогнула. Где она слышала эти слова? Или читала?.. - Я и мои помощники знаем по именам всех, кто покоится здесь, и не важно, сколько времени прошло с их смерти. Мы одинаково заботимся обо всех: о королях и крестьянах, о богачах и нищих. И в благодарность они говорят с нами. Рассказывают свои истории. Помогают нам коротать наши бесконечные часы службы. А мы говорим с ними. Рассказываем новости, истории, сказки. Поём песни. Леди Анну, к слову, изрядно позабавило твоё предположение о том, что она была вампиром. Она призналась, что уже сто лет так не веселилась...
  Мария медленно поднялась на ноги. Но не для того, чтобы бежать. Страха больше не было.
  Откуда-то пришло понимание.
  Узнавание?..
  - Вы... Я знаю ваше имя... - прошептала она, вглядываясь в слабо светящееся в темноте лицо Хранителя.
  - Вот как? - голос стал ещё мягче, призрачные губы тронула слабая улыбка. - Значит, я не ошибся. Ты - одна из нас.
  - Из вас? Из кого это - из вас? - новая волна страха горстью снежной крупы просыпалась за воротник.
  - Ты узнаешь в нужное время, - Хранитель улыбнулся чуть шире. - Теперь я понимаю леди Анну. Она так горевала, что её возлюбленного супруга нет рядом. Что его похоронили далеко от неё. А он просто...
  - Что просто?
  - Он не покоится вместе с ней, потому что... - начал было Хранитель рассеянно, улыбаясь каким-то своим мыслям, но оборвал сам себя: - Нет. Ещё не время. Я не могу рассказать тебе всё прямо сейчас. Возвращайся. Заверши свои дела там, в мире света, - он указал на дверь, - и возвращайся к нам. Твоё место здесь. Ты - Рагдейль. Иначе и быть не могло.
  - Так, значит, вы знаете моё имя? - улыбнулась Мария.
  - У нас на всех одно имя. Ты ведь тоже знаешь его?
  - Знаю. Знаю... - прошептала Мария. - Теперь я, кажется, многое о себе узнала. Я вернусь. Обязательно... - у нее защипало в носу. На самом деле ей уже не хотелось никуда уезжать, улаживать какие-то дела, которые вдруг стали казаться смешными и глупыми... Хотелось остаться рядом с этим странным человеком - или не человеком? - неважно; главное - что она видела его впервые в жизни, но при этом почему-то знала лучше, чем любого из членов своей семьи.
  "Так кто на самом деле моя семья?.."
  - Мне пора, - она неожиданно для себя шмыгнула носом - и вдруг сообразила, от чего ей вдруг стало так грустно: откуда-то доносилась едва слышная песня. Тоненький нежный голосок выводил невыразимо прекрасную и печальную мелодию, от которой сжималось сердце и хотелось тихо плакать - обо всех умерших и обо всех оставшихся и тоскующих.
  В левой стене беззвучно открылась незаметная дверь, и мелодия зазвучала чуть громче. На пороге на мгновение показалась печальная светловолосая девушка в нежно-зеленом платье. Не переставая петь, она слегка поклонилась Хранителю, затем Марии и снова скрылась, прикрыв за собой дверь.
  - Я и мои сёстры будем ждать тебя, - сказал Хранитель. - Возвращайся.


  Дождь закончился. Солнце огненными клинками пронзало остатки усталых, выжатых туч. На фоне свинцового края неба сияла радуга.
  Мария медленно шла к машине, щурясь от яркого света, наклоняя голову и пытаясь спрятать кисти рук в рукава блузки.
  "Не зажигай свет".


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"