Крутков Эдуард Петрович : другие произведения.

Ностальгия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

 

Ностальгия

  []
  
     Еженедельник "Град Петра" почему-то в своем очередном выпуске, рассказывая о Садовой улице, показал фотографии домов только по её четной стороне. Дом под номером 128 по этой улице своего рода, достопримечательность города. Старые жители города, помнят этот дом под названием "дом-утюг". Он, действительно, напоминает своей формой утюг. Много лет, нос дома-утюга, его фронтон, украшала надпись, намалеванная масляной краской. ТАНЯ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! Таким образом, кто-то хотел увековечить свою любовь к Тане. Надо сказать, что ему это почти удалось. Надпись продержалась лет тридцать. Потом при косметическом ремонте дома её все-таки замазали.
      У меня в этом доме жил приятель, саксофонист, мы вместе с ним учились в музыкальной школе на Расстанной улице. Ее хорошо знали многие музыканты нашего города. Они тоже были её выпускниками и потом многие из них играли в почтенных музыкальных заведениях города: филармонии, Мариинском театре и других менее известных музыкальных коллективах. В училище им. Римского Корсакова, которое находилось, можно сказать, рядом с моим домом нас с приятелем не взяли не потому, что мы не прошли по конкурсу. Мы просто туда не поступали. Наша музыкальная школа имела приставку интернат и появилась на свет в результате реорганизации военной музыкальной школы, 1ЛШВМВ, (Первая Ленинградская школа военно-музыкантских воспитанников), в которой учились дети из мало обеспеченных семей, а мы с приятелем как раз были такими детьми. Это было замечательное музыкальное заведение, имеющее свою славную историю. Об этом надо рассказывать отдельно. Оно выпустило много замечательных музыкантов профессионалов. Свой законченный вид наша школа имела только последнее десятилетия, то есть, тогда, когда мы с приятелем учились в ней и потом, ещё лет двадцать, до самой революции Ельцина. После бархатной революции Ельцина власти бандитов, называющих себя властью демократической, было не до музыки, бандиты "пилили" Россию, и школа исчезла. Теперь в этом доме налоговая инспекция.
     Мой приятель саксофонист был очень талантливым человеком. Закончил консерваторию и потом, театральный институт. На фига ему он был нужен? Приятель был настоящим музыкантом, а артистом был от рождения. Нужны были корочки диплома театрального ВУЗа? Его и без них взяли бы в Ленконцерт, единственное заведение, в которое ему удалось устроиться. И он стал мотаться с гастролями по области. В результате от такой бродячей жизни приятель спился, из Ленконцерта его выгнали и ободранный, кое- как одетый, с саксофоном под мышкой, единственной своей ценностью, он стал перемещаться по городу, играя в оркестрах различных кабаков. Выгоняли из одного кабака из-за запоев, которые его измучили, переходил в другой кабак. Саксофонист он был классный. Наверно последнее место, где он играл саксофонистом, была гостиница Карелия, я работал заместителем директора этой гостиницы и оказал ему протекцию. Его уже не брали никуда. В оркестре ресторана пела Лидочка Орефьева, выпускница нашей школы, иногда, когда они были в настроении или что бывало чаще под кайфом, оба заводились и играли такой джаз, что весь кабак стоял на ушах. Он, наверно, любил Лидочку, она была красивой девочкой, однако семьей не обзавелась, мужчин перебирала как крупу и тоже пила. С приятелем это у них славно получалось, но счастья в дом не принесло. Он жил всё там же на Садовой, в доме-утюге. Лидочке нужен был мачо, крутой мужик, который в доме у них был бы главным во всем. Приятель был очень энергичный и вместе с тем обходительный, мягкий, добрый, со всем, соглашающийся человек. Как все талантливые люди, он хорошо зарабатывал, но денег у него никогда не было. Я попросил у него как-то в долг он вывернул карманы пиджака и показал мне в них дырки: "Наверно всё в них утекло". И засмеялся. Своего дома они с Лидой так и не построили и скоро разбежались.
  
     У Лиды был низкий голос с хрипотцой, тембр уникальный, она никому не подражала. Пела на русском языке что-то почти не имеющее смысла, типа: "раз весло два весло, нас пронесло, следующий камень будет наш, а пока мы вместе, гребем на закат вместе, и верим что всё хорошо..." Сначала приятель, потом и Лида исчезли. Перед своим исчезновением мы как-то сидели и пили с ним, в его жуткой коммунальной квартире у него в комнате. Приятель дал соседу пять рублей, и он притащил большую плетеную флягу алжирского вина, черного как ночь. Мы отлили ему вина в его посуду и прогнали, чтобы не мешал нам говорить за жизнь. Из всего разговора я запомнил только несколько слов приятеля: "Я хочу начать жизнь с начала. Вот, подписал контракт с израильской хлебопекарной фирмой. Буду работать в пекарне.
  
     - Ты что хлебопек? - засмеялся я.
  
     -Да не все ли равно. "Назвался груздем, полезай в кузов". Вот так и я. Лишь бы уехать отсюда. Ты не поверишь, я ненавижу эту страну всю жизнь. Я имею в виду не её прекрасную, замечательную природу, её талантливых людей, их как не в одной стране мира очень много, я ненавижу её общественное устройство. Помнишь, у нас был воспитатель, майор Тумашев? Он бил лбом об стену нерадивого ученика и приговаривал: "Тебе советская власть дала всё: одела, обула тебя дурака, недоросля учит, а ты что даешь советской власти? Хотели сделать из нас китайцев, чтобы были все на одно лицо и думали одинаково. Не получилось. Ты не смейся. Мой дед еврей и я тоже, значит, еврей. Отца и матери я не знаю. А дед жив и наверно ждет меня, я только не знаю его адреса. Знаю , что живет в Израиле. У него другая фамилия, настоящая, а у меня фамилия, которую мне дали в доме ребенка, куда кто-то сдал меня. Там работают люди жалостливые, сердечные. Тот кто сдавал меня в приют положил в пеленки свидетельство о рождении, в графе национальность было написано,еврей. Представляя какие испытания мне придется с фамилией еврея претерпеть, быть всегда униженным и оскорбленным, добрые люди мои документы выбросили и я стал жить с фамилией, которую ношу и сегодня. Последнее время меня все время тянет на родину предков.Сейчас евреям разрешили уезжать из страны. Пошел такой исход из России евреев. Грех разрешением не воспользоваться.
  
     - По-моему у тебя крыша от пьянки поехала.
  
     -Ну, это, по-твоему. Я тебе кое, какие вещи оставлю. Потом приеду, заберу.
  
     Он привез мне свои пожитки. Но забрать их так и не приехал, видимо, в город никогда больше не возвращался. Последняя пассия, с которой он жил, объявила его в розыск. Ходила в отдел виз и регистрации иностранцев. Но безрезультатно. В Израиле его нет. Комната в доме-утюге, в которой он жил и там же был прописан, так и стоит с грязными немытыми много лет окнами, ждет хозяина.
  
      Прошло много времени и надежда на то, что приятель появится, растворилась, даже если он где-то жив. Если жив, то телевизор иногда включает наверно. Тогда знает, что Родина-мать его не ждет. Придется начинать все сначала. А возраст уже не тот. Как живут российские нувориши, он жить не сможет. Нужно будет воровать и мошенничать, этого он никогда не умел. Играть им сытым и пьяным, на саксофоне в каком-нибудь кабаке, его будет тошнить от их раскормленных, наглых рож. Его любимый поэт Маяковский писал: "Вам ли любящим баб и блюда жизнь отдавать в угоду. Я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду". Нет, Россия, не для таких, как он. Талантливые люди бегут отсюда по-прежнему. Оттого и молчит наверно. Не приезжает.
  
     Фасад дома с жуткими коммунальными квартирами, в котором жил приятель отремонтировали. В этом районе таких домов было очень много. По-моему и сейчас мало что изменилось. Разве что иногда обновляют фасады, начинка остается прежней. Я жил в доме под номером 127, это напротив дома-утюга. Мне повезло. Я поселился в нем после капитального ремонта. Но дом так и оставили с коммунальными квартирами. Память коварная штука. Район был грязный, рядом огромный Адмиралтейский завод. По Садовой гремели трамваи. Кто жил в коммунальной квартире, с окнами выходящими на улицу, где ходят трамваи знает, что это такое. И все же. Вот, увидел знакомое место, и стало грустно, захотелось в то время, в свою коммуналку. Отчего так? Не было в той жизни ничего хорошего. Это ностальгия сохраняет какой-то особенный вкус того времени, выбирая из него самое лучшее, лакирует прошлое.
  
    

конец

  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"