Крушина Светлана Викторовна : другие произведения.

Осторожно: магия! Часть 1. Глава 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нобиль, зацепившись вглядом за выделявшиеся в толпе белым пятном волосы Грэма, тоже заметил и оценил сходство. Он резко натянул поводья, и вороной заржал, норовя встать на дыбы. Чтобы избежать его копыт, Грэм шарахнулся в сторону, корзина соскользнула у него с руки, перевернулась - и овощи посыпались на мостовую. Грэм, ругаясь сквозь зубы, на четвереньках бросился собирать их. Всадник спрыгнул с седла и в растерянности встал над ним. Со всех сторон их толкали и ругали за то, что встали посреди дороги, но никто из троих ничего не замечал.
  -2-
  История, собственно, началась в Карнелине, и начало ее Брайан уже знал.
  Грэм почти не помнил свою мать; она умерла, когда ему было восемь лет. В его детской память остался смутный образ юной и, на его детский взгляд, очень красивой женщины, которая часто плакала. Своего отца он не знал, мать о нем почти ничего не рассказывала, кроме того, что женаты они не были, но она очень любила его. Мать позаботилась даже о том, чтобы Грэм, вопреки обычаю, носил его фамилию - она придавала этому очень большое значение: чтобы у ее сына была фамилия. Двенадцать знают, на что она надеялась.
  Мать Грэма служила в храме Рахьи, он и вырос при храме, в окружении жриц, которые баловали его, выучили читать и писать. В храме мать ценили за красоту и манеры, а каким путем она попала в услужение Рахьи, где ее родные, никто не знал. За необычно яркий синий цвет глаз ее прозвали Синеглазкой; из всей ее красоты Грэм только и унаследовал, что эти глаза. Мать говорила, что лицом он очень похож на отца - просто зеркальное отражение.
  Еще много лет спустя после ее смерти Грэм думал, что у него нет родных. Гораздо позже он узнал, что происходила мать из благородного рода, ее родители были богаты и имели большой дом в Карнелине. Имелись у нее и два старших брата, и младшая сестра. Только вот за внебрачную связь с мужчиной родные прокляли дочь и выгнали ее из дома.
  В храме жилось неплохо, хотя насмотрелся Грэм всякого и узнал много такого, о чем обычно не рассказывают детям его возраста. И все-таки лет с шести прохладе и тишине храмовых переходов он предпочитал шум и грязь городских улиц, целыми днями шляясь по городу в компании приятелей - пацанов-беспризорников, попрошаек и воришек. Бывало, он и ночевал вместе с ними в каком-нибудь подвале, где десяток ребят спали прямо на полу вповалку; и карманы научился обчищать так ловко, как никому больше не удавалось. Появился у него и лучший друг, мальчишка по имени Роджер, умный, наглый и сильный, вечный заводила и негласный главарь местной ребяческой шайки. Роджер был старше Грэма на два года, но признавал в нем ровню.
  Мать не знала точно, но подозревала, куда катится ее сынок, и мягко пыталась наставить его на путь праведный. Грэм слушал ее, кивал - и убегал на улицу. В храме ему было невыносимо скучно, а временами по-настоящему противно, а на улице всегда находилось, чем заняться, к тому же манила свобода. Этой свободы он впоследствии наелся по горлышко; печаль же о судьбе непутевого сына вкупе с вечной тоской по потерянному счастью медленно, но верно подтачивала и без того некрепкое здоровье матери; и когда Грэму исполнилось восемь, она тихо и незаметно сошла в могилу.
  После ее смерти никто не препятствовал Грэму оставаться при храме; гильдмастер даже предложила ему поступить на обучение в храм Рондры, пообещав оплатить все расходы. Но он самоуверенно заявил, что позаботится о себе сам и ушел жить на улицу.
  С Роджером они стали не разлей вода, вместе они придумывали и осуществляли разнообразные, отнюдь не безобидные затеи, на какие только горазды уличные мальчишки. Изобретательный Роджер был головой, а Грэм - руками: тоненький и гибкий, он легко пролезал туда, куда не могли попасть остальные.
  Но шло время, мальчишки взрослели, и все чаще изобретательность Роджера оборачивалась изощренной и зачастую совершенно ненужной жестокостью. Он нещадно колотил всякого, кто осмеливался сказать хоть слово ему поперек и постоянно выдумывал какие-то облавы на "конкурентов", хотя городские мальчишки давно поняли, что с ним лучше не связываться, и обходили его территорию за лигу. Ему нравилось чувствовать свою силу и власть.
  Сначала Грэм молчаливо наблюдал, как меняются порядки в их "семье", но чем дальше, тем перемены нравились ему все меньше и меньше, и когда Роджер попытался принудить и его самого к полному подчинению, наконец, не стерпел и высказал все, что думает о таком способе удерживать власть. Роджер вскипел и по-дружески объяснил ему, что он неправ; после этого "разговора" Грэм пару недель щеголял синяками самых изысканных цветов.
  С этого момента их дружбе пришел конец. Они перестали разговаривать и некоторое время друг к другу не лезли. Грэм игнорировал все внутренние дела шайки и ни в чем не участвовал. Роджер делал вид, что не замечает его показного самоустранения - возможно, надеялся на скорое примирение.
  Грэм мучился сомнениями. Он бы ушел из банды (а их "семья" превратилась уже в настоящую банду), но знал, что в этом случае станет легкой добычей для остальных уличных шаек. Перебежчиков не любили, одиночки были обречены на гибель. Уйти из города вовсе было страшно. В Карнелине Грэм провел всю жизнь, и только здесь мог надеяться выжить.
  И все-таки он решил рискнуть: смотреть на злобные забавы Роджера было уже немноготу. Ему исполнилось тринадцать, и он считал себя совсем взрослым. Он пока не знал, как сообщить о своем намерении приятелям, но однажды подвернулся подходящий случай.
  Роджер мечтал очистить окрестности от конкурентов и медленно, но верно добивался исполнения своих замыслов. Честолюбия у него было впору главнокомандующему армии, а не уличному воришке. Он спланировал кампанию по зачистке и немедля приступил к делу. Грэм нарушил молчание и заявил о своем нежелании участвоватв в облаве. Он ожидал очередной кулачной расправы, но Роджер повел себя на удивление мирно, лишь велел ему уматывать прочь, побыстрее и подальше, пока случайно не напоролся на чей-нибудь ножик. Угроза была прямая и недвусмысленная, слов Роджер на ветер не бросал; Грэм ушел из шайки в тот же день.
  Очень скоро стало ясно, что умный Роджер избрал менее очевидный, но более жестокий способ отомстить бывшему другу, а ныне мятежнику. Что там кулачная расправа! На отщепенца открыли охоту все городские шайки. Роджера боялись, а его парней ненавидели - и вдруг представился случай выместить свой страх и свою ненависть на одиноком изгое. Никто и не подумал предложить Грэму защиту и принять его к себе, мальчишки наперебой хвастались друг перед другом, что изловят жертву первыми. Можно было бы попросить убежища в храме Рахьи, по старой памяти его, конечно, приютили бы, но прятаться под женскими юбками казалось позорным. Грэм так и слышал укоризненный голос старшей жрицы: "Ведь я предупреждала тебя, мальчик!.." - от одной этой мысли начинали гореть уши. В жизни никто, кроме матери, не смел читать ему наставления.
  Пришла пора сматываться из Карнелина, но Грэм все еще медлил. Здесь он вырос, здесь была могила его матери - он не мог просто так уйти. Он метался по городу, не зная, куда приткнуться. Узнавали его в два счета, спасибо белым волосам. Вариант вернуться к Роджеру и попросить прощения Грэм даже не рассматривал, но в полном отчаянии он рискнул попросить защиты в другой компании. Много лет спустя он так и не мог понять, каким чудом ему удалось улизнуть невредимым. После такого негостеприимного приема он больше ни к кому уже не совался.
  Грэм тянул время, и - дотянулся. Сколько ни крутись по городу, отыскивая укромные местечки, все равно один против многих долго не протянешь. Его поймали бывшие приятели же, во главе с Роджером, устроив засаду в глухой подворотне, где никто не мог помешать расправе. "Пора тебе узнать, что бывает с теми, кто смеет поднимать на меня свой хвост, шавка вонючая, - только и сказал Роджер, яростно сверкая глазами. - Ату его, дети мои".
  Противников было человек десять, и они накинулись всей кучей. Сопротивляться было немысливо, бежать - некуда; Грэма сразу же сбили с ног, беспощадные удары посыпались со всех сторон. Роджер лично охаживал по чему придется толстой корявой палкой. Грэм уже почти потерял сознание, когда мальчишки вдруг кинулись врассыпную. Он хотел было подняться, но не сумел: болела и кружилась голова, тошнило, глаза застилала алая пелена. Скорчившись на земле, он скорее почувствовал, чем увидел, как над ним склоняется какой-то человек. Человек что-то говорил, но слов Грэм не разбирал. Уже на грани потери сознания, он вдруг понял, что его подняли и понесли куда-то. Тогда он окончательно провалился во тьму.
  Спасителем его оказался Брайан, который шел мимо и услышал подозрительную возню и пыхтение. Кто другой прошел бы себе мимо, сделав вид, будто ничего не заметил. Но ему до всего в жизни было дело. Он схватил подвернувшуюся под руку палку и, не думая о возможном численном превосходстве, свернул в подворотню, где тут же увидел и прыснувших в стороны "охотников", и распластанного по земле избитого мальчишку.
  Очнувшись и разлепив глаза, Грэм увидел над собой темное скуластое лицо Брайана и услышал его сочувственный вопрос: "За что же тебя так дружки отделали, парень?". Он не ответил и отвернулся, недоумевая, кто этот человек и что ему нужно.
  За несколько дней молчаливого наблюдения он кое-что узнал о своем непрошенном спасителе. Брайан был плотник, круглый сирота, как и Грэм, живущий только тем, что приносила ему работа в мастерской. Происхождение его было покрыто мраком тайны, но в его жилах явно текла южная горячая кровь; и внешность, и вспыльчивый характер его с полной очевидностью это подтверждали. На первый взгляд он выглядел суровым и недобрым человеком, но сердце его было гораздо мягче, чем могло показаться.
  Выхаживать найденыша ему помогала некая совсем юная девица, ежедневно его навещавшая. Увидев ее впервые, Грэм немало озадачился, кто она такая и что делает одна в доме неженатого молодого мужчины, где ведет себя как хозяйка. Наметанным глазом уличного воришки он сразу определил, что эта нарядно одетая и по моде причесанная девица - отнюдь не из простолюдинок, хотя и не высокого рода. Может быть, дочь купца или храмовника высокого сана (и он почти не ошибся - отец девицы был богатым карнелинским банкиром). Еще сильнее Грэм удивился, уяснив, что Брайан и Анастейжия - так звали юную гостью - испытывают друг к другу нежные чувства. Даже если оставить в стороне социальное неравенство, пару они собой являли довольно странную: смуглый, некрасивый, коренастый и кряжистый Брайан и тоненькая, изящная, прелестная, как фарфоровая статуэтка, белокожая и рыжеволосая Анастейжия.
  Девица полностью одобрила поступок своего возлюбленного и сама с рвением принялась помогать ему. Первым делом она нашла, оплатила и прислала лекаря (услуги которого Брайану были бы, конечно, не по карману). Старикашка долго осматривал и ощупывал пациента - приведя того в неистовое бешенство своей кажущейся бесцеремонностью, - и установил наличие переломов правой ноги и двух ребер. И порадовал внимавшего с тревогой Брайана сообщением, что мальчик, вероятно, останется хромым на всю жизнь.
  Грэм силился и не мог понять, почему совершенно чужие люди так о нем пекутся. Поначалу с ним приходилось тяжко: разговаривать он отказывался, на вопросы не отвечал, только огрызался и щетинился. Всякую заботу о себе он воспринимал чуть ли не как личное оскорбление. Возможно, он вел себя неблагодарно, но он ведь и не просил никого о помощи!
  Брайан и Анастейжия обладали просто безграничным запасом терпения и спокойно сносили его выходки. Наткнувшись на стену угрюмого молчания, они просто перестали задавать вопросы. Анастейжия, оставаясь с Грэмом и хлопоча по хозяйству, вела беседы вроде как бы сама с собой, и он невольно прислушивался. Брайан же вообще говорил мало и к нему не приставал, рассудив, что придет время, и мальчик заговорит.
  Дни шли, и Грэм все реже рычал на своих спасителей. Он понял (не без внутренней паники), что привязывается к молчаливому, вспыльчивому и мрачноватому Брайану и его рыжеволосой юной подружке. Анастейжия, немногим старше его годами, ему попросту нравилась - веселая и подвижная, она озаряла дом подобно солнышку. Прислушиваясь к разговорам, Грэм начинал понимать всю сложность отношений молодой пары. Брайан был влюблен, влюблен безнадежно, поскольку понимал, что никакого будущего у них нет. Отец Анастейжии, банкир, был влиятельным человеком, и уж конечно он не позволил бы единственной дочери (у него было еще трое детей, но все - сыновья) выйти замуж за безродного плотника. Впрочем, пока ни он, ни мать даже не подозревали о влюбленности дочери, и об ее тайне знал только старший брат, человек на редкость демократичный. Безнадежность положения сводила Брайана с ума. Анастейжия же, по причине юных лет, редко заглядывала в будущее больше чем на два-три дня, и потому порхала и щебетала беззаботно, как птичка.
  Через месяц Грэм все еще не вставал с постели, но уже отвечал на вопросы - правда, в час по чайной ложке. Брайану удалось-таки вызнать, из-за чего началась драка, в которой он пострадал. А вскоре Грэм размяк настолько, что даже рассказал о матери...
  Брайан, конечно, догадывался, что подобранный им бездомный мальчишка - воришка и проходимец. Другой бы задумался, стоит ли оставлять в доме такой "подарок", но Брайан все решил сразу. Он заявил Грэму, что больше не отпустит его шататься по улицам. "Жить будешь у меня", - сказал он, как припечатал. Грэм хотел было заспорить, из одного только принципа, но вдруг понял, что возражения не принимаются. Их просто не услышат. Об этом ему со всей ясностью дали понять темные сумрачные глаза Брайана.
  Впрочем, уйти Грэм все равно пока не смог бы, даже если бы очень сильно захотел. Ходить он начал только еще через месяц, сильно хромая, шипя от боли и опираясь на палку, сделанную для него новым другом. Проковыляв по дому пару дней, Грэм отчетливо понял, что лекарь был прав - от хромоты ему вряд ли избавиться. Ноге досталось крепко. Осознание своей ущербности повергло его в такую тоску, что Брайану пришлось все начинать сначала и потратить целый месяц, чтобы только вызвать его на разговор. Все это время Грэм ходил мрачный как туча, пытался что-то делать по дому и жутко злился, когда его уговаривали отдохнуть. В конце концов Анастейжия поняла, что лучше позволить ему чем-нибудь заняться, и стала давать ему несложные поручения.
  Скоро Грэм ходил уже без палки, хотя и сильно хромал. Это его невероятно злило. До сих пор в его жизни главными были ловкость и быстрота, а теперь он стал медлителен и неуклюж. Он не знал, куда деть себя, и умница Анастейжия придумала занять его чтением. Она принесла из дома и как бы между прочим подсунула ему роскошно изданную книгу. Грэм уставился на фолиант, словно это было чудище лесное. Когда-то его учили читать, но прошло много лет с тех пор, как он в последний раз видел книгу, не говоря о том, чтобы держать ее в руках. "Ты не умеешь читать?" - осторожно спросила Анастейжия. "Умею... наверное... умел когда-то." - "Давай попробуем вспомнить?" - "Давай", - бухнул Грэм - как с обрыва в бурлящий поток бросился. Конечно, он многое забыл, и грамоте пришлось едва ли не заново учиться. Намучилась с ним Анастейжия немало, но от вспыльчивого ученика не отступилась. Стоило Грэму чуть забуксовать в учении, он тут же раздражаться, потом откровенно злиться и все бросал. Анастейжия спокойно пережидала его вспышки гнева и снова принималась за объяснения, потому что дикое упрямство заставляло Грэма снова и снова возвращаться к незаконченному делу.
  Движимый чувством благодарности, он попробовал, в свою очередь, кое-чему научить Анастейжию и показал ей несколько фокусов и забавных трюков, которые умели проделывать все его знакомые мальчишки. Девушка пришла в восторг, но повторить фокусы не сумела, как ни пыталась - она путалась в пальцах, и все валилось у нее из рук. Впрочем, она не огорчалась, и они весело провели время.
  Потом Грэм начал помогать Брайану в мастерской, куда его удалось пристроить, и времени на чтение у него больше не оставалось. В мастерской ему, пожалуй, и понравилось бы, если бы не лютый мастер, который безжалостно гонял работников и колотил учеников. Но в мастерской Грэм долго не задержался, поскольку вскоре встретил своего отца, а Брайану пришлось срочно бежать из Наи.
  
  Грэм стал замечать, что Брайан глядит мрачнее обычного, а Анастейжия нет-нет, да и пригорюнится. Встревоженный, Грэм стал исподволь расспрашивать друга. Прошло уже более полугода, как он обрел дом; он привязался к Брайану, как к старшему брату (хотя ни за что в этом не признался бы) и все его горести принимал близко к сердцу. Но Брайан отмалчивался, а когда Грэм приставал с расспросами к Анастейжии, она только грустно улыбалась и лохматила ему волосы (кстати сказать, ей одной он позволял такие "телячьи нежности").
  Играть в молчанку ему быстро надоело, и он решил взять Брайана измором. Тот все отговаривался какой-то ерундой, но когда Грэм взбесился - мол, что за свинство, имеет он право знать, что происходит или нет? - неохотно признался: Анастейжия ждала ребенка. Новость Грэма не слишком удивила: он давно подозревал, что влюбленная парочка не ограничивается одними только невинными поцелуями в щечку. Брайану грозило обвинение в совращении благочестивой девицы и заточение в крепость, а то и смертная казнь. Неизвестно, что сталось бы с Анастейжией, но, скорее всего, ее спешно выдали бы замуж, чтобы прикрыть грех. Брайан судорожно обдумывал возможные варианты выхода из сложной ситуации.
  В это-то время Грэм наткнулся вдруг на отца - или, вернее, тот на него сам наткнулся.
  Грэм часто сопровождал Анастейжию на рынок; она сама покупала продукты для своей семьи - выговорила она себе дома такую привелегию, - и заодно для Брайана. Грэм носил корзины и следил, чтобы в толчее не стащили кошелек, - он-то отлично знал, как это делается. Впрочем, воришки даже не пытались к ним приблизиться, поскольку Грэма хорошо помнили и бывшие друзья, и нынешние недруги. (Он уже не раз встречал на улице старых знакомых, в том числе и Роджера, и неизменно делал вид, будто их не знает. Мальчишки тоже проходили мимо, отворачиваясь. Один только Роджер выказал удивление, когда встретил Грэма - охромевшего, озлобленного, но ничуть не испуганного, - но только кивнул и тут же растворился в толпе. Больше они не виделись).
  На обратном пути они попали в затор, причиной которому стал некий вельможа верхом на вороном коне. Неизвестно, что ему понадобилось на рынке, - возможно, он просто срезал дорогу и заблудился, - но занятые своими делами прохожие не торопились расступаться перед ним. Грэму не было никакого дела до вельможи, - его внимание приковал великолепный черный жеребец, зато Анастейжия, раз взглянув на нобиля, уже не могла отвести глаз и сама себе не верила: у мужчины было узкое смуглое лицо и грачиный профиль, совсем как у Грэма, только глаза были черные, а не синие.
  Нобиль, зацепившись вглядом за выделявшиеся в толпе белым пятном волосы Грэма, тоже заметил и оценил сходство. Он резко натянул поводья, и вороной заржал, норовя встать на дыбы. Чтобы избежать его копыт, Грэм шарахнулся в сторону, корзина соскользнула у него с руки, перевернулась - и овощи посыпались на мостовую. Грэм, ругаясь сквозь зубы, на четвереньках бросился собирать их. Всадник спрыгнул с седла и в растерянности встал над ним. Со всех сторон их толкали и ругали за то, что встали посреди дороги, но никто из троих ничего не замечал.
  - Чтоб тебе провалиться, болван! - в сердцах сказал Грэм, не поднимая головы. - Можно, наверное, смотреть, куда прешь!
  - Прошу прощения, сударыня, я не хотел пугать вашего слугу, - обратился вельможа к онемевшей Анастейжии. И опустился на корточки рядом с Грэмом, чтобы помочь.
  - Слуга? - вскинулся Грэм, чья мальчишеская гордость, в то время чрезмерная, была задета.
  - Он не слуга, - пролепетала Анастейжия.
  - Прошу прощения, - повторил вельможа. А Грэм вмиг забыл и про картошку, и про цветную капусту, и про оскорбление - как завороженный, он разглядывал лицо незнакомца. Оно казалось страшно знакомым, только он никак не мог сообразить, где его видел, и это выводило его из себя.
  - Как тебя зовут, мальчик? - спросил нобиль.
  - Как назвали, так и зовут, - огрызнулся Грэм, стряхнув оцепенение, и выпрямился во весь рост. Овощи, которые он не успел подобрать, все равно погибли в рыночной толчее, под ногами прохожих.
  Вельможа тоже встал и отряхнул замшевые перчатки. В прорезях на пальцах сверкнули перстни.
  - Нам нужно поговорить, - мягко и почти кротко сказал он. - Не возражаешь?
  - Мне еще корзины относить, - нелюбезно возразил Грэм и потянул за рукав Анастейжию, глаза которой так и прыгали изумленно с его лица на лицо незнакомца. - Пойдем, что ли...
  Но вельможа, ведя коня под уздцы, двинулся за ними.
  - Я помогу.
  - Сам справлюсь.
  - Простите его, сударь, - виновато вставила Анастейжия.
  - За что? - одновременно сказали вельможа и Грэм, два длинноносых грачиных профиля оборотились друг к другу, и Анастейжия восхищенно ахнула. Сходство было поразительное, за исключением цвета глаз и волос: у мужчины волосы были очень светлые, но все же не совсем белые, как у Грэма. И косу он не носил - по последней моде, распространившейся среди знати, пряди были обрезаны по плечи и завиты на концах.
  - Я виноват, что не представился первым, - сказал нобиль. - Князь Морган Соло, к вашим услугам.
  - Ой, - сказала Анастейжия, а ошарашенный звучным титулом Грэм негромко, но отчетливо представился:
  - Меня зовут Грэм Соло.
  - Не может быть... - прошептал князь, жадно его разглядывая. Грэм, в свою очередь, не мог отвести от князя взгляд. - Как зовут твою мать?
  - Она давно умерла, - грубо ответил Грэм. У князя вытянулось лицо.
  - Но как ее звали?
  - А какое вам дело до этого?
  - Умоляю, мальчик, скажи!
  - Грэм! - шепнула Анастейжия, тронутая страдальчески нетерпеливыми нотками в голосе князя. Грэм еще помялся, кривя губы, и, наконец, выдавил имя, глядя себе под ноги. И ощутил прикосновение прохладной замши к лицу - князь взял его за подбородок и мягко принудил приподнять голову. Грэм хотел было сбить его руку, но серьезный и пристальный взгляд черных глаз остановил его.
  - Я твой отец, мальчик.
  
  Князь дошел с ними до самого дома. Избавиться от него было невозможно, да никто особенно и не пытался. Грэм мрачно соображал, что теперь делать и как себя вести. Он неохотно согласился продолжить разговор в присутствии Брайана, хотя понятия не имел, о чем тут говорить. Ему ничего не нужно было от этого изящного светского человека.
  Обманувшись дорогим платьем Анастейжии, князь был ошеломлен представшей перед ним бедностью. Он остановился как вкопанный, и Грэму пришлось едва не силой забрать у него из рук поводья, которые он и обмотал вокруг нижней ветки дерева в палисаднике.
  - Ты живешь здесь? - обратился князь к Грэму.
  - Да. Пойдемте в дом.
  Но они не успели подняться на крыльцо - во двор вышел Брайан, весьма удивленный визитом богатого гостя. Грэм метнул в него озадаченный взгляд: почему не в мастерской? Но Брайан смотрел только на князя, и его чуть раскосые глаза округлились и стали похожи на виноградины. Князь тоже смотрел на него, но иначе. Требовательно. Он явно ждал, когда Брайан назовет свое имя. Ясное дело, подумал Грэм, привык, чтобы простолюдины оказывали ему всяческий почет и уважение.
  Брайан почтительно поклонился, князь ответил кивком... и все-таки нарушил молчание первым.
   - Нужно поговорить, - требовательно произнес он.
  Преодолев изумление, Брайан пригласил гостя войти. Он предложил князю лучший стул в своей единственной комнате, сам уселся напротив. Грэм с самым безразличным видом ушел на кухню разбирать корзины. Анастейжия и рада была бы остаться в комнате, но ее не приглашали; впрочем, она утешила себя тем, что на кухне прекрасно слышно каждое слово.
  Князь представился. Брайан тоже назвал свое имя, с интересом и некоторой робостью разглядывая гостя. Впервые его дом почтил визитом такой важный господин, в облике и манерах которого чувствовалось столько врожденного изящества.
  - Кем тебе приходится мальчик? - спросил князь, выдержав приличную случаю паузу.
  - По закону никем. А по существу, как братишка он мне, - ответил Брайан, и у Грэма, который внимательно прислушивался к разговору, защипало в носу. Братишка! - повторил он про себя.
  - Давно мальчик у тебя живет?
  - Около года.
  - Известно тебе, что произошло с его матерью?
  - Грэм сказал, она умерла.
  - Я знал его мать когда-то, - очень тихо сказал князь. - Я тогда был молод, а Джессика - так и вовсе почти девочкой. Я был женат, но не мог устоять перед ее красотой. И мне казалось, будто она отвечает мне взаимностью. Мы любили друг друга, хотя и недолго.
  - Дорого же ей обошлась ваша любовь, - заметил Брайан. Несмотря на все почтение к знатному вельможе, он ничего не мог поделать ни со своим горячим нравом, ни с острым языком. Его едкое замечание знатный гость принял на удивление спокойно, даже голову склонил покаянно.
  - Да, слишком дорого. Но я не знал, что она ждет ребенка, а уж таких последствий и вовсе не мог предвидеть. Если бы она только сообщила мне...
  - Никто не думает о последствиях, - пробурчал Брайан, но в его мрачном тоне проскользнула нотка сочувствия.
  - Я хочу, чтобы мальчик поехал со мной, - князь быстро справился с запоздалым раскаянием или чувством вины, поднял голову и пристально взглянул в лицо хозяину дома.
  - Вы так уверены, что он ваш сын?
  - Будешь отрицать наше сходство?
  - Его сложно отрицать, - признал Брайан.
  - И все прочее сходится.
  Грэм на кухне не знал, куда деваться. Он то краснел, то бледнел под счастливым взглядом Анастейжии. Когда тебе на голову ни с того, ни с сего сваливается папаша-князь с претензиями, есть о чем задуматься и от чего прийти в смятение.
  - Что ты так на меня смотришь? - яростно прошипел Грэм.
  - Ох, я так рада за тебя, Грэм!
  - Нечему радоваться! - остудил ее восторг Грэм и уселся на корточки, прислонившись спиной к стене рядом с дверью. Он ничего не видел, зато все отлично слышал.
  - Грэм - незаконнорожденный, - продолжал князь, - но я официально его признаю. С этим не будет никаких затруднений.
  - Чего вы хотите от меня? - напрямую спросил Брайан.
  - Чтобы ты, как хозяин или опекун мальчика, отпустил его со мной. Если нужно, я заплачу, сколько скажешь.
  При упоминании платы Брайан так и вспыхнул и вскочил со стула.
  - Я не опекун Грэму и тем более не хозяин! Вам бы поговорить с самим Грэмом и спросить согласие у него. А деньги свои оставьте себе.
  - Так позови его.
  Произошла небольшая заминка. Брайан знал, что Грэм наверняка все слышит и звать его нет нужды. К тому же, вся натура его восставала против немедленного подчинения приказу, исходящему от кого бы то ни было, а гость именно что приказывал. Но поняв, что по собвтенному почину Грэм не выйдет, он все же позвал:
  - Грэм! Поди сюда, малыш.
  Грэм не двинулся с места.
  - Ну, что же ты? - прошептала Анастейжия.
  - Не нужен мне никакой отец, - зашипел в ответ Грэм. - Еще и деньги сует...
  - Хотя бы поговори с ним!
  Он только дернул плечом и тут же вскочил - в дверях кухни показался Брайан.
  - Чего не откликаешься? Пойдем, князь хочет поговорить с тобой.
  Из-под нависших растрепанных волос Грэм недобро глянул на него, на Анастейжию - и шагнул в комнату. Застыл на пороге. Брайан подошел сзади и мягко взял его за плечи.
  - Ты ведь все слышал, малыш?
  - Слышал.
  - Что скажешь? - князь приблизился к Грэму, наклонился, заглядывая в глаза. - Если поедешь со мной, у тебя будет титул, дом и земли. И семья.
  - Дом и семья у меня есть, - Грэм мотнул головой и шагнул вперед, освобождаясь от рук Брайана. - Что до остального, я вам очень благодарен, князь, но...
  - Пожалуйста! - быстро прервал князь. - Если хочешь отказаться, не говори сейчас "нет". Подумай.
  Противоречивые чувства захлестнули Грэма. Этот богатый, красивый вельможа предлагал ему новую жизнь... но ведь он же погубил его мать... которая, однако, в глубине души надеялась именно на такой исход, иначе с чего бы она настаивала, чтобы Грэм носил фамилию отца?.. В совершенном отчаянии он обернулся к Брайану, но тот смотрел в сторону.
  - Хорошо, я подумаю... - обессилено сказал Грэм.
  Князь просиял лицом.
  - Только, пожалуйста, не очень долго, ожидание будет для меня мучительно... Если решишь принять предложение, ищи меня в "Трех яблоках", я там остановился. А если позволит любезный хозяин, - он чуть повернул голову к Брайану, - то я и сам зайду через день или два. И, Грэм... заглядывай и просто так, если вдруг захочешь поговорить...
  С этими словами князь попрощался и уехал. Только тогда, наконец, Брайан ответил на вопрошающий, отчаянный взгляд Грэма, да и то - лицо у него было непонятное. С кухни, едва за князем закрылась дверь, прибежала сияющая Анастейжия. Грэм посмотрел на них по очереди и понял, что закипает.
  - Ну, чего? - вопросил он в пространство. - Чего вы так на меня смотрите?
  - Рассматриваю получше, - объяснил Брайан. - Ваше сиятельство...
  - Да иди ты знаешь куда?! - заорал Грэм. - Нужен мне этот папаша-князь, как собаке пятая нога! Пошел бы он к Борону со своим наследством! Думаешь, мне так уж охота быть княжеским бастардом?! Я...
  - Да чего ты шумишь? Тебя же никто не заставляет с ним ехать. Но как по мне... стоит подумать, малыш.
  - Брай, ты серьезно? - только и спросил Грэм, сраженный предательством друга.
  - Конечно. Я рад за тебя, малыш.
  - Да иди ты...
  Он резко развернулся и выбежал из дома. Нужно было хорошенько все обдумать.
  
  Грэм долго сидел в какой-то подворотне, в стороне от толчеи и людских глаз, и думал, думал, думал... Его смущала и злила позиция Брайана, безоглядно принявшего сторону князя. Если бы он сказал что-нибудь вроде: "Да зачем тебе этот титул и наследство? Мы и так проживем!.." - Грэм знал бы, что делать.
  Впрочем, он догадывался, в чем дело. Брайан по горло утопал в собственных бедах, и был просто не в силах думать еще и о Грэме. Поэтому советовал поступить так, как было проще... во всяком случае, проще для него.
  Грэм вернулся домой только к ночи; Брайан еще не ложился. Мрачный как туча, он сидел за столом, уронив голову на руки.
  - Нагулялся?
  - Ты меня ждешь? - спросил Грэм насуплено. Ему немедленно стало стыдно, но виду он подать не хотел.
  - И тебя тоже... Слушай, малыш. У нас неприятности.
  - Знаю...
  - Да нет, не те, - с досадой вздохнул Брайан. - Новые. Меня из мастерской выгнали.
  - За что?
  Брайан промолчал, но и так было все ясно. Нрав у Брайана был тяжелый и взрывной; чуть что не по нему, он мог, не задумываясь, пустить в ход кулаки. Уже несколько раз он сцеплялся с мастером, и вот, видно, терпение у того иссякло.
  - И что же теперь?
  - Не знаю. Наверное, придется все-таки хватать в охапку Нэсти и бежать из Карнелина. Другого выхода я не вижу.
  - Понятно... А Нэсти-то что говорит?..
  - Она еще ничего не знает. Но вряд ли она станет спорить...
  - Еще бы, куда ей деваться-то, - мрачно заметил Грэм.
  - Это точно, деваться ей некуда. Вот уж не думал, что влипну в такую историю, да еще и ее за собой утащу! Если б знать заранее!
  Вид у него был такой, словно он с удовольствием треснулся бы головой об стену, если бы это хоть чем-то могло помочь, и Грэм от души ему посочувствовал.
  - И кто меня дергал за язык! - продолжал сокрушаться Брайан, имея в виду происшествие в мастерской. - Двенадцать и Спящий, какой же я кретин... Ну, ладно. Уже ночь на дворе, не пора ли тебе спать?
  - А тебе?
  - И мне тоже. Завтра придется объясняться с Нэсти, а это, знаешь... Как представлю ее глаза... бр-р-р...
  Грэм промолчал, прошел в свой угол и улегся спать. Улечься улегся, но так и не заснул, и пролежал всю ночь, слушая, как ворочается в своей постели Брайан.
  
  Разговор влюбленных состоялся на следующий день. Грэм не стал слушать: когда пришла Нэсти, он нарочно встал и ушел во двор. До чего бы они ни договорились, его это уже никак не касалось, для себя он уже все решил. Спустя некоторое время Брайан позвал его и виновато сообщил, что они хотят уехать из Карнелина и пожениться тайком, без благословления родителей. Грэм кивнул внешне вполне равнодушно и спросил, когда они собираются ехать. До конца недели, ответил Брайан. Грэм снова кивнул и ушел обратно во двор. Он слышал недоуменный голос Анастейжии: "Что это с ним, Брай?" - но не обернулся. Пусть Брайан объясняется, если охота.
  До вечера Грэм старался не попадаться на глаза ни Брайану, ни Анастейжии, до того тошно ему было. Внутри все рвалось, стоило подумать о грядущей разлуке. Однако он поклялся, что Брайан ничего не узнает о его мучениях. У него есть Анастейжия, вот пусть и радуется ее любви и не думает о названном брате.
  Как стемнело, Грэм выскользнул из дома и отправился в "Три яблока". По дороге его прихватил дождь, и пока он добрался до места, с него лило ручьями. Дверь трактира, по позднему времени и непогоде, оказалась заперта, и Грэм колотил в нее с минуту, прежде чем на пороге показался хозяин. Он сунул прямо в лицо мальчику фонарь и недовольно сморщился.
  - Чего тебе надо, попрошайка?
  - Я хочу видеть князя Соло, - стуча зубами, ответил насквозь продрогший Грэм.
  Хозяин расхохотался.
  - А может, тебе короля позвать? Убирайся! Нечего тебе здесь делать. Милостыню мы не подаем.
  Грэм не был бы собой, если б промолчал в ответ на оскорбление - уж ругаться-то он, уличный мальчишка, умел виртуозно. И выдал сейчас такое, что трактирщик побагровел от гнева и попытался схватить его за шиворот. Грэм отскочил, злобно рассмеявшись, и вдруг из глубины залы послышался звучный низкий голос:
  - В чем там дело, Дол?
  Это был голос князя.
  - Ничего особенного, ваша светлость! - подобострастно крикнул трактирщик, оборачиваясь в залу. - Просто один нищий негодник посмел вас спрашивать, но я его сейчас...
  Он осекся на полуслове - князь уже стоял у двери. Небрежно и почти грубо он оттолкнул трактирщика, потом схватил Грэма за плечи и затащил в залу.
  - Горячее вино и полотенца ко мне в комнату, быстро, - резко приказал он. Хозяин смотрел круглыми глазами, Грэм тоже взглянул с удивлением: в доме Брайана князь разговаривал совсем иначе. - Если мальчик подхватит лихорадку, ты за это ответишь, понятно?
  Князь увлек дрожащего Грэма вверх по лестнице в свою комнату; усадил у камина и закутал в меховой плащ. Встревоженно заглянул мальчику в лицо.
  - Что случилось, Грэм? - тихо спросил он.
  - Ничего.
  - В самом деле? - усомнился князь. Грэм, сжав губы, молчал. - Ну, отогревайся пока.
  В дверь постучали - пришла девушка с полотенцами и вином.
  - Вытирайся, - князь подал Грэму нагретые полотенца. Тот сбросил укрывавший его плащ, мокрую рубаху и стал вытирать волосы и тело; от холода его трясло. Потом князь снова закутал его в плащ и сунул в руки кружку с горячим вином. - Пей, быстрее согреешься.
  Раньше Грэм не пил вина, к тому же горячего, и его быстро разморило. Он так и задремал в кресле, пригревшись.
  Проснулся он от шума. Была уже поздняя ночь. Приоткрыв глаза и обернувшись к двери, он увидел следующую картину: в дверях стоял Брайан с совершенно бешеными глазами; за его спиной маячил полураздетый хозяин и подобострастно что-то лопотал. Князь стоял недалеко от дверей, сложив руки на груди, в одной рубашке и кюлотах, и отрешенно разглядывал пришельцев. Когда жалобы хозяина достигли своего апогея, он наконец открыл рот и проронил:
  - Уйди, Дол, все в порядке, я поговорю с этим человеком.
  Хозяин исчез. Брайан же зло глянул на князя и спросил сквозь зубы без всякого почтения:
  - Грэм у вас?
  Князь указал на кресло.
  Брайан вихрем пронесся через комнату и сгреб Грэма в охапку вместе с плащом.
  - Кто же так делает? - вопросил он негромко. - Грэм, малыш, что же ты ничего не сказал, а?
  Грэм, зажатый в железных объятиях Брайана, не мог даже пошевелиться, и только уткнулся лбом ему в плечо. Вся обида, терзавшая его с утра, исчезла, как ее и не было.
  - Прости, Брай.
  Брайан тихо засмеялся и поднял взгляд на князя, который стоял в уголке, невозмутимо наблюдая эту почти семейную сцену. Встретившись глазами с Брайаном, он проронил:
  - Я правильно понял, что Грэм ушел без предупреждения?
  - Именно так. Весь день ходил, как в воду опущенный, а потом гляжу - исчез куда-то. Ночь уже, а его все нет. Ну, я и пошел его искать, потом подумал, что, небось, к вам он пошел... Грэм, ты, никак, обиделся?
  - Конечно, нет, - сказал Грэм, уже искренне сам в это уверовав.
  Его клонило в сон после выпитого вина и всех волнений, и Брайан, заметив это, отпустил его. Грэм снова погрузился в дремоту, сквозь сон отметив, что между Брайаном и князем завязался негромкий разговор. Так он и уснул.
  
  Утром Грэм обнаружил, что лежит в постели, укрытый все тем же плащом. Он приподнялся и огляделся. Князя в комнате не было, зато в кресле, в котором вчера сидел он сам, мирно дремал Брайан, откинув голову на высокую спинку. Грэм вылез из-под плаща и, зябко ежась, поискал взглядом рубашку, которую вчера снял и кинул на пол у камина. Рубашки не было, но на лавке рядом с кроватью обнаружился полный комплект одежды, подобранной специально для него: темно-серый дублет, рубашка из тонкого полотна, замшевые штаны и сапоги. Все было прекрасно сшито и стоило немалых денег. Грэм полюбовался одеждой, робко погладил пальцами ласковую замшу. Надеть это было немыслимо.
  На комоде стоял кувшин с теплой водой, небольшой таз и прочие туалетные принадлежности. Грэм плеснул водой в лицо и пригладил влажными пальцами нечесаную белую шевелюру.
  Зашевелился, просыпаясь, Брайан. Он потянулся, повернулся, увидел Грэма и улыбнулся ему:
  - Выспался?
  - Угу. Так ты не ушел вчера?
  - Как видишь. Хотел с тобой попрощаться... или ты все-таки вернешься?
  - Нет, - сказал Грэм. - Теперь-то к чему... А где... его светлость?
  - Ушел по делам, по каким - не сказал. Обещал тебе сюрприз... Ты чего не одеваешься?
  Грэм бросил мрачный взгляд на приготовленную одежду и спросил:
  - Вы о чем с ним говорили?
  - Много о чем. В основном о тебе. Кажется, он хороший человек, Грэм.
  Грэм пожал плечами. Может, он и хороший человек, но он - нобиль.
  - ...Мне пора, - виновато сказал Брайан.
  Прощание было недолгим. Они крепко сплелись руками в двойном пожатии; Брайан не удержался и прижал к себе Грэма.
  - Ну, будь счастлив, малыш, - прошептал ему в ухо. - Думаю, мы еще обязательно увидимся.
  - Я найду тебя, - ответил Грэм.
  
  Князь вернулся вскоре после ухода Брайана. Несмотря на ранний час и бессонную ночь, он был свеж и элегантен в темном дорожном платье. Тщательно расчесанные светлые волосы локонами спадали на плечи; от него пахло изысканными духами. Грэм подумал, что рядом с ним даже Анастейжия - которая была для него пределом изысканности и изящества - покажется простой деревенской девчонкой.
  Князь стянул перчатки и небрежно бросил их через всю комнату на стол.
  - Доброе утро, Грэм, - сказал он. - Как ты себя чувствуешь? Вчера ты здорово промок.
  - Все хорошо, ваша светлость.
  - Отлично. Брайан уже ушел? Жаль. А ты почему не одет?
  - Я не нашел свою рубашку.
  - Тебе приготовили одежду. Ты разве не видел?
  - Видел.
  - И что же?
  - Ваша светлость, я бы предпочел свои вещи.
  - Вот как? Боюсь, их уже выбросили... А чем плоха эта одежда?
  - Не по мне она.
  - Грэм, - очень серьезно сказал князь, подходя. - Ты - мой сын. Княжич. А княжич не может ходить в отрепьях. Понимаешь?
  - Никакой я не княжич, - уперся Грэм. - Пока я не... - он хотел сказать "не хочу", но передумал, - не могу это надеть.
  Князь вздохнул.
  - Конечно. Я все понимаю, Грэм. Тебе нужно привыкнуть.
  - Вы с такой готовностью объявили меня сыном... - сумрачно сказал Грэм, глядя в пол. - Но вы ведь даже не знаете, что я такое, чем занимался до того, как встретил Брайана.
  - Знаю. Он все рассказал.
  - Знаете? - Грэм, не веря, уставился на князя. - И готовы признать сыном уличного вора?.. да если б не Брайан, я запросто мог бы очистить на рынке ваши карманы!
  Князь рассмеялся и хотел взъерошить ему волосы, но Грэм резко отстранился.
  - Прости, - отступил князь. - Видишь ли, Грэм... Твое прошлое не имеет значения. Не важно, кем ты был, а важно, что из тебя получится. И это уже моя забота... Конечно, ты и сам должен захотеть измениться. Ты - мой сын, - повторил он. - Других сыновей у меня нет... да если б даже были, какая разница?.. Наша встреча - это невероятная удача, сами боги устроили так, что наши пути пересеклись...
  Он говорил что-то еще, а Грэма вдруг словно ледяной водой окатило - он подумал о семье князя, и сердце его тяжко и быстро застучало.
  - Можно спросить вас, ваша светлость? - тяжело выговорил он, едва дождавшись, когда князь умолкнет.
  - Конечно, спрашивай.
  - Ваша супруга... Она... она знает о моей матери?
  - Нет, - чуть запнулся князь, - о Джессике я никогда ей не рассказывал. Теперь, конечно, расскажу. Тебе, однако, нечего бояться, - добавил он, угадав невысказанные мысли Грэма. - Княгиня - добрая женщина. Она полюбит тебя.
  Твои бы слова да Двенадцати в уши, подумал Грэм. Ха-ха! Какая это женщина с готовностью примет мужнина ублюдка, да еще и полюбит его?
  - Так что же, Грэм? - князь наклонился, заглядывая ему в лицо. - Хочешь со мной поехать?
  Что ж, подумал Грэм, теперь в любом случае поздно отступать.
  - Хочу, - сказал он.
  - Я рад. В таком случае, выезжаем сегодня же. Все дела в Карнелине я закончил. Ты ведь уже попрощался с... другом?
  - Попрощался.
  - Тогда я пошлю кого-нибудь, чтобы нашли твою старую рубашку. А если не найдут, то пусть принесут что-нибудь другое, попроще. Хорошо? Потом мы позавтракаем и будем выезжать. Ты умеешь ездить верхом?
  - Нет, ваша светлость.
  - Ну, это ничего. Ты быстро научишься, это несложно. Я подыскал подходящую лошадку, тебе понравится...
  Дальше все закрутилось так, что Грэм не успевал осознавать происходящее. В один миг нашли и новую холщовую рубаху для юного княжича, и подали завтрак, и сообщили, что лошади оседланы и готовы к выезду.
  От волнения Грэм совсем не ощущал голода и к еде едва прикоснулся, заметил только, что завтрак был самый простой - мясо, хлеб, сыр. Вино, правда, князь приказал подать самое лучшее. Для Грэма вино развели водой - князь заявил, что он еще слишком юн, чтобы пить неразбавленное. Даже разбавленное, оно показалось новоявленному княжичу жуткой кислятиной, и он едва пригубил свою кружку. Говоря по правде, он предпочел бы простую воду, но не решился сказать об этом.
  Когда с завтраком было покончено, князь опоясался перевязью с двумя мечами, надел плащ, и вместе с Грэмом они спустились во двор. Там уже ждали слуги с оседланными лошадьми - вороным князя и гнедой кобылкой для Грэма. Лошадка была хороша, и он в восхищении уставился на нее.
  - Нравится? - спросил князь.
  Грэм кивнул. Так вот о каком сюрпризе говорил Брайан!
  - Хорошо. Что ж, тебя подсадить или сам сначала попробуешь?
  - Я сам.
  Он запрыгнул в седло с первой попытки, только слегка поморщился, когда неудачно оперся на сломанную ногу, которая временами еще побаливала. Гнедая стояла смирно, косила на него большим влажным глазом. Грэм поерзал в седле, приноравливаясь. Князь посмотрел на него с одобрением, потом сам взлетел в седло.
  - Поедем неспешно, чтобы ты привык. Если устанешь, говори сразу. С непривычки может тяжело показаться.
  Князь тронул шпорами коня и медленно выехал со двора, Грэм пристроился рядом. Так началось их двухдневное путешествие в княжеский замок, который находился почти на южной границе Наи. В дороге Грэма временами даже охватывало предвкушение чего-то светлого, каких-то радостных перемен, хотя и грустно было расставаться с Брайаном и Анастейжией. Но чем ближе они подъезжали к поместью, тем тяжелее становилось на душе.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"