Аннотация: Имеющий глаза да увидит. Пришло время думать. Думай!
Ахишена
(Окончательная редакция)
И волк будет жить рядом с агнцем,
и тигр будет лежать с козленком,
и телец, и молодой лев, и вол будут вместе,
и маленький мальчик будет управлять ими.
Книга Пророка Исаии 11,6
Глава 1
В городе Сочи занимался рассвет. Лето врывалась в полуоткрытое окно квартиры на третьем этаже дома ? 5 по улице Роз терпкими запахами буйной зелени экзотических растений, изобилием коих г. Сочи славен заслуженно. В одной из трех комнат у компьютера сидел мужчина, с виду лет сорока с небольшим. Однако возраст его был куда больше. По паспорту ему было пятьдесят, а по мироощущению, в данный момент, никак не менее семидесяти. Он размышлял о смерти. Не о своей, а о смерти вообще. Что это такое? Для чего нужна и, главное, что же дальше, после нее? Он вывел, что в жизни человека смерть есть самая постоянная величина. Человека можно лишить всего. Ну, буквально всего, включая жизнь. Но НИЧТО и НИКТО не способен лишить его смерти. А, следовательно, и в самой смерти есть какой-то смысл. Что-то столь важное, что природа выделила смерти исключительное место для всего живого, что создала. Она возвела смерть в ранг непреложной истины. Но для чего? Он, бывший военный врач, казалось бы, о смерти знал все. Видел ее во множестве за свою жизнь. В различных ситуациях, индивидуальную и массовую, случайную и планируемую. Но... Смысла ее не понимал. И пытался найти, тем более, что повод к поиску имелся и весьма веский. У него на глазах умирал его друг.
Именно Друг. Тот человек, который интересен и нужен тебе вне зависимости от его материального положения, статуса в обществе и прочей ерунды человеческого социума. Друг - это тот, кто тебе нужен просто потому, что он есть. Именно его убивала злокачественная опухоль желудка. Уже с метастазами в легких и лимфоузлах. Слишком долго молчал его друг о плохом самочувствии, как многие из нас, думал само пройдет. Как онколог он прекрасно видел всю картину. Все, что он мог, это тщательнейшим образом обследовать друга. Были проведены все необходимые виды объективных исследований. Несколько раз. Сам в патогистологической лаборатории за микроскопом сидел. Нет, не патолога проверял - убедиться хотел. Мало этого. Обзвонил и отослал все данные обследования светилам онкологии, которых знал лично, чтобы исключить даже ничтожный шанс на ошибку. Вердикт из четырех независимых источников один - аденокарцинома, четвертая стадия, неоперабельна. Прогноз: два - четыре месяца жизни и кердык.
Но не успокоился доктор на этом. Практическая медицина отстает от исследовательской. Полез в Интернет. Хорошим он был врачом, беспокойным. Считал, что не имеет права стоять на месте. Где что-то новое в прессе - все прочитано и обдумано. Потому и ехали к нему, рядовому врачу без степеней, на прием со всех городов края. Ехали с надеждой. И многие с ней уезжали, хотя онкология тяжелая часть медицины. Вот и сегодня он с вечера до рассвета, как уже неделю подряд, просидел за монитором, выискивая и прочитывая все, что удавалось найти по этой теме. Ничем, ничем, черт подери, не мог он помочь! И никто из живущих не был в состоянии это сделать. Ну, если не может медицина, то может быть целители нетрадиционные какие помогут? Нет, к сожалению. 'Именно к сожалению' - горько усмехнулся он про себя. Он знал множество случаев в своей практике, когда поступившие после лечения у различных знахарей больные были уже безнадежны. Время упущено, а ведь чувствовали улучшение. Это от нежелания поверить в то, что именно с ними случилась беда. На чудо надеялись. А чудес нет. Не встречал доктор-онколог на веку своем НИ ОДНОГО. Внутри клеточного ядра ежесекундно происходят изменения в хромосомном аппарате. До двух с половиной миллионов таких 'поломок' ежесекундно, но это не приводит к раку. Имеется ремонтный механизм в ядре клетки. И все же некоторые мутации вырываются, но сталкиваются со второй линией обороны - иммунной системой. Измененные клетки буквально убиваются особыми лимфоцитами Т-киллерами. Но Т-киллеры без других специальных лимфоцитов не видят мутированные клетки. И если происходит ошибка, то клетка начинает вести себя как захватчик в чужом доме. Причем захватчик тупой, ибо плодится без меры с единственной целью - сожрать других. Результат - весь организм погибает. А с ним и захватчик.
Грустно и гадко на душе от бессилия и нахлынувших мыслей. Глаза устали, но спать не может, думает о друге, жизни и смерти. Почему все ТАК? Скользит с сайта на сайт автоматически, бездумно.
Полезли воспоминания. Как впервые встретились на школьном дворе со своим другом. Второй класс. Он из параллельного. Что не поделили уже не вспомнить, но подрались всерьез. Домой пришли в соответствующем виде. В вывалянной в пыли школьной форме и с ссадинами. После взаимных разборок родителей довольно долго обходили друг друга стороной, а затем сдружились и более никогда не ссорились. Дальше учеба в разных ВУЗах, в разных городах. Но их связь не обрывалась. Встречались на всех каникулах. Друг его стал инженером и остался в Сочи. А вот ему, молодому военному врачу, пришлось поколесить по стране. Однако в периоды отпусков они всегда были вместе. Уволившись из армии, военврач вернулся в Сочи и стал онкологом. Женитьба и рождение детей тоже не прервали дружбы. Из воспоминаний доктора грубо вырвал звонок телефона, ужасно резкий в тишине утра. Ну что еще в шесть утра?! Даже в пот бросило, черт. С работы наверно...И уже привычно: ' Але, Соловьев слушает'.
- Иван Соловьев?
Голос незнакомый. Очень низкий, мужской, с редкой хрипотцой. Раз услышишь - никогда не забудешь.
- Ну да, я Иван Соловьев,- с недоумением и зарождающейся тревогой. - Шесть утра, в чем дело?
- Вы много думаете о смерти и человеке. Ракурс ваших взглядов интересен. Хотите узнать больше?
- ...? Как...? Откуда вы можете это знать. Во рту все сразу пересохло. Мысль мечется безумной белкой. Невозможно, нереально...!
- Это неважно. Так хотите? - с нажимом.
Надтреснутость голоса, казалось, царапает душу.
- Ну что за глупые розыгрыши с утра?!
Пришел в себя и разозлился.
- Прекратите хулиганить!
Бросил трубку. Идиоты! Взгляд на телефоне. Если перезвонят - пусть на себя пеняют. Иван почти двадцать лет был в армии. Убедительные обороты ненормативной лексики еще помнит. Тишина. Расслабился. Дурацкая шутка. И тут снова звонок, как удар током.
- Але. Опять вы?
- Молчите и слушайте, - слова акцентируются не интонацией а царапающей надтреснутостью. Весь боевой настрой Ивана испарился без воспоминаний. - У вас есть три дня. Думайте. Если надумаете - я позвоню. Отбой. Пи-пи-пи...
Глава 2
Весь день президент США был в легком раздражении. Почему? Его ожидала неприятная встреча с группой ученых. Он бы ее вообще отменил, но начальник сверхсекретного отдела Паттерсон (имени его президент не знал, да и видел ранее только один раз. В день инагурации) лично заявился к нему в Овальный кабинет с утра и НАСТОЯТЕЛЬНО порекомендовал с ними встретиться. Президент сперва попытался увильнуть от встречи и перебросить ее на кого-либо из своей администрации, но Паттерсон (наглый старикан) противным монотонным голосом зачитал, на память, ему, самому президенту, фрагмент его же, президента, обязанностей, касающийся особых ситуаций. После этого тем же тоном сообщил, что более особой ситуации в истории человечества еще не было. Президент чувствовал себя нашкодившим учеником начальной классов. Попытался выкрутиться из неприятной ситуации шуткой о высадке зеленых человечков на Манхеттен, но этот козел только бровь приподнял и все. Президент сдался. Но встречу назначил на самый вечер, на 9 часов. 'Подождете, господа ученые. По полной программе. Ваши ученые задницы от сидения будут красные как у макаки', - позлорадствовал он в свою моральную компенсацию.
Ученые вызывали у президента чувство собственной неполноценности. Он их не то, чтобы не любил, нет. Просто избегал встречи с ними. Сразу после ухода Паттерсона он вызвал секретаря и потребовал его личное дело. Открыл его и очень удивился. Тот был начальником отдела по закупкам нестандартного оборудования. Причем уже двадцать первый год подряд. Доктор наук, специалист в такой куче областей, что дочитать их весь список президенту не хватило терпения. Подчиняется только одному человеку - ему, президенту, номинально. Слово 'номинально' полностью запутало его. Это как? Ему было семьдесят девять лет!? На вид больше шестидесяти ему не дашь. Да что он, вообще, за кадр такой? Президент ткнул клавишу директора ЦРУ на коммутаторе. Тот ответил практически сразу:
- Слушаю Вас, господин президент.
В голосе звучал энтузиазм отличного чиновника, умноженный на теплое солнечное утро.
- Билли, подскажите мне, а кто такой ммм... Паттерсон? - как можно более нейтральным тоном спросил президент. На том конце провода выросла жирная пауза. Ответ и вовсе озадачил.
- А что, он приходил к вам?
'Вот бардак! Паттерсон какой-то тыкает мне в нос моими обязанностями, этот тоже мыслителя из себя строит'. И президент ответил уже с раздражением:
- Билли отвечать вопросом на вопрос - это моветон.
- Извините, господин президент, извините. Паттерсон - начальник отдела закупок нестандартного оборудования. Хозяйственник, словом.
Опять тягостная тишина. Президент не выдержал.
- И на кой оно нам нужно, это нестандартное оборудование? И что наш общий хозотдел не может справиться со всеми закупками?
Опять длинная, раздражающая пауза. Наконец:
- Это не совсем так, господин президент, мда, этот отдел подчиняется только лично вам.
'Ну скажи еще, номинально, черт возьми!' - подумал президент. Но директор ЦРУ этого не сказал.
- Отдел существует более тридцати лет и это все, что известно даже мне. Извините, господин президент.
- Хорошо, спасибо Билли, - уже мягче сказал президент. - Удачного дня.
- Спасибо, и Вам тоже хорошей работы.
Президент нажал клавишу отбоя и задумался. 'А интересно, что этот отдел закупает, в самом деле? Может быть особые презервативы - нестандартные?' - попытался рассмешить самого себя президент. Но в это время в кабинет проник секретарь с ненавистной папкой дел на день и все закрутилось и заветрелось в ежедневной круговерти. Встречи, разговоры, бумаги, телекамеры, обед и т.д. и т.п. Тем временем часы упорно подбирались к цифре девять. Президент устал и сидел за рабочим столом с отпущенным узлом галстука, пиджак на спинке кресла. Он потянулся и представил, как пойдет сейчас в свои покои, и будет смотреть любимые старые фильмы, выбирая наугад. А заполирует все это бутылочкой 'Гинесса'. Он уже поднялся и собрался выйти, но в дверь вновь проник секретарь.
- Позволите войти господам ученым?
'Черт, черт, черт! Вот ведь пакость какая. Забыл совсем. Паттерсон с командой. Как не вовремя!' Тут же всплыли события начала рабочего дня со всеми неприятными ощущениями. Президент тяжко вздохнул и сказал отрешенно.
- Джонни, будьте другом, подержите этих ребят еще минут десять. Я пойду умоюсь. Устал сегодня что-то.
- Конечно, господин президент! Может быть вам чаю, как вы любите? - с искренним участием спросил тот. Сам секретарь тоже устал, как служебная собака.
- Нет, спасибо. Я просто взбодрюсь в ванной.
В Овальный кабинет вошли четверо мужчин, в сединах, под предводительством Паттерсона. Видок у всех был еще тот. Они все выглядели предельно уставшими. С кругами под глазами, помятыми лицами и почти на грани приличия помятой одеждой. Один из них был и вовсе не в костюме, а в толстой коричневой шерстяной жакетке с оттянутыми локтями и карманами. Более-менее сносно выглядел лишь Паттерсон. Судя по всему, остальные безропотно принимали его лидерство. Он и начал.
- Господин президент, позвольте представить вам моих спутников. Он встал в пол оборота к президенту и приведенной им 'банде ученых' (как мысленно окрестил их президент), стоявших фронтом напротив президентского стола, и слева направо стал представлять.
- Мистер Олбридж, доктор философии, специалист в археологии, создатель метода ....
Он все говорил и говорил о том, чего достиг в науке мистер Олбридж, но президент уже не способен был воспринимать эту информацию. Он пытался запомнить лишь его фамилию и то, что тот в основном археолог. 'Черт возьми, как этот старый гриб все помнит? Если я в его возрасте буду помнить свое имя, это будет здорово'.
- Мистер.... Доктор... Бруштейн...
'Мама дорогая, зачем все эти реверансы? Я все равно через пять мину забуду, что они вообще здесь были. Но надо терпеть. Я знал, что пост президента не сахар. Но если бы знал насколько!' Президент уже вообще не слушал Паттерсона и ждал лишь, когда тот расправится с регалиями четвертого ученого. Ему очень хотелось сесть в свое кресло.
- ......выдающиеся и революционные исследования в квантовой физике, - наконец закончил Паттерсон. 'Уф, неужели закончил? - подумал президент. - Это кошмар какой-то!'.
- Прошу садиться, господа.
Он указал рукой на ряд стульев вдоль стены и сам рухнул в кресло. 'Зря я погорячился и назначил им на девять. Эти гиганты мысли меня живым отсюда не выпустят', - каялся он искренне.
- Итак, какое неотложное дело привело столь уважаемых джентльменов ко мне в столь поздний час? - с радушной улыбкой съязвил президент. Паттерсон, севший, было, вместе со всеми, тут же встал.
- События чрезвычайной важности, господин президент. Иначе нас в этом составе вы не увидели бы, поверьте. Есть еще один эксперт, профессор онтологии. Я очень надеюсь, что он вскоре прилетит, и я его вам представлю.
'Чур меня, - подумал президент. - Давайте ребята пошустрее сваливайте к своим книжкам'. Но вслух с улыбкой:
- Очень буду рад.
В этот же миг он увидел глаза Паттерсона и буквально кожей почувствовал, что тот видит его насквозь. Так на него смотрела мама, когда он был совсем маленьким и выдумывал оправдания своим проказам. Президент внутренне подтянулся.
- Итак, как и говорил сегодняшним утром, повторю. Произошло событие, важность которого чрезвычайна. В истории человечества подобного еще не происходило и с пришельцами из иных миров или пространств никакого сравнения по важности не имеет. Даже если бы они навалились на нас всем скопом одновременно, это было бы лишь цветочками.
Он говорил, глядя президенту прямо в глаза, с какой-то отстраненностью от своих слов. Словно он был над ними и над самой чрезвычайностью ситуации, о которой докладывал. Несмотря на подтянутость его фигуры и отсутствие следов запредельной усталости, как у его спутников, сейчас, когда он говорил, было видно, что ему бог знает сколько лет. Глаза же президента, по мере того, как он узнавал все больше подробностей заметно округлялись. Он не был способен представить себе ситуацию, в которой нарисованное Паттерсоном, было бы цветочками. А еще, он даже испытал укол совести за свое поведение. Он тоже не мальчишка и понимал, что такие люди собрались в Белом Доме не по причине острого коллективного приступа шизофрении. Он обвел взглядом всех сидящих и ясно увидел, до какой степени они устали. Да они же еле сидят! Меж тем, напольные часы блямкнули десять. Вот черт!
- Мистер Паттерсон, я настоятельно прошу вас сесть. Господа, не желаете ли взбодриться. Кофе, чай.
Президент увидел некоторое оживление.
- Спасибо, господин президент, мы бы не отказались от четырех чашек крепкого кофе и одной чашки чая, тоже крепкого, - вновь за всех ответил Паттерсон, усаживаясь на свой стул. 'Он что все и про всех знает?' - отметил президент.
- Да, и от бутербродов, если возможно, любых, - тихо закончил он.
Президент отдал распоряжение по селектору. И взглядом вновь обратился к Паттерсону.
- Итак, к сути вопроса. Я попробую по порядку. Вы знаете обо мне только то, что я, старый гриб, возглавляю отдел закупок нестандартного оборудования. Уверен, что вы узнавали это сегодня утром, затребовав досье. Далее вы гадали, что за нестандартное оборудование нужно администрации президента. Полагаю, что далее противозачаточных средств фантазия не пошла.
Президент залился краской. Этого не могло быть! Президент отличался своей способностью выдерживать любые удары своих конкурентов по политике, и врать кому угодно так убедительно, что сам себе верил. Это и было ключом его успеха. Он был политиком в третьем поколении, наконец. А это уже генетически закрепленные способности. Так вот, он покраснел до самых корней волос как старшеклассница, застуканная директором школы за минетом в мужской раздевалке. Просто невероятно.
- Пусть вас это не беспокоит, господин президент. Все ваши предшественники думали одинаково, когда узнавали о должности начальника отдела закупок нестандартного оборудования. Паттерсон усмехнулся, вспоминая прошлые события.
- Один из них, ретивый парень,- он задумался на секунду, - не помню, как звали, даже хотел ее упразднить. Но не успел. Ему объявили импичмент. Что-то он еще сотворил. А... - махнул рукой, - не важно все это. Так вот, ни один из ваших предшественников так и не узнал о реальной причине существования отдела. А вы узнаете.
- Постойте, Паттерсон, вы хотите сказать, что...
- Именно, что на вашу долю выпало узнать то, что представляет важность, превышающую важность национальных интересов Соединенных Штатов Америки.
Президент вообще перестал что-либо понимать. 'Что может быть выше интересов Соединенных Штатов Америки? Абсурд. Может быть, все же сбрендил старичок? То на пришельцев ему чихать, то на интересы Штатов. Фигня. Да кто же он такой?' - думал он. Паттерсон, однако, продолжал:
- Поэтому, прежде чем начать изложение всех обстоятельств чрезвычайной ситуации, я вынужден предупредить вас о секретности выше высшей категории. То, что вы услышите, не должны передавать и в малой толике даже вашему любимому коту, не говоря уже о других членах семьи. И ни одному должностному лицу, включая ваших самых близких и доверенных лиц ...
- Даже директору ЦРУ?
- Ему, пожалуй, в первую очередь. Лично я ничего не имею против него самого, но что знает ЦРУ, знает свинья. По-моему это немецкая народная поговорка. Или что-то вроде этого. Извините, я не силен в лингвистике.
Паттерсон выдержал небольшую паузу и, хитро улыбнувшись, вновь заговорил:
- Да, и не думайте, что у меня поехала крыша. Это не так, хотя было бы вовсе не плохо, учитывая создавшуюся ситуацию.
Президент в очередной раз покраснел. Отметил про себя, что слэнг, употребляемый Паттерсоном в речи, говорит о его чрезвычайной разносторонности. Справившись со своим замешательством, президент тоже растянул формальную улыбку. Но ему было не до смеха. Он почувствовал, что на него наваливается ответственность такой величины и тяжести, которую он может попросту не вынести.
- Если вы готовы, господин президент...?
Глава 3
Авианосец CV 63 'Kitty Hawk', весом 83 тысячи тонн с 84-мя самолетами на борту покинул военную базу американских военно-морских сил в Йокосуке пятьдесят два часа назад. Боевым порядком кораблей сопровождения он двигался в Персидский залив на привычное уже за последние годы дежурство. Все слаженно, размеренно. Проводятся плановые тренировочные полеты экипажей палубной авиации, плановые же учебные тревоги для поддержания высокой боевой готовности. Неизбежные ремонты и хозработы для жизнеобеспечения самого корабля не дают экипажу шанса свихнуться от безделья. Все идет так же, как многие годы службы огромного корабля, а точнее с 29 сентября 1961-го. 4580 человеческих душ обитает в его чреве. Среди прочих, второй лейтенант Боб МакГрегор, пилот F/A-18E/F Super Hornet. Боб МакГрегор, безумно влюбленный в небо и романтику морских походов, третьего дня восходил по трапу авианосца как на Голгофу. Более гнусного состояния он и припомнить не мог. И в страшном сне не привиделось бы такое. Он все был готов отдать за то, чтобы "Shitty Kitty", как прозвали 'Kitty Hawk' моряки и авиаторы меж собой, чухала бы себе в район дежурства без него, Боба. Почему такое стало возможно? Сложнейший вопрос, над которым мучился, издерганный чувствами до состояния драной тряпки, разум Боба.
Неделю назад, Боб прилетел в Йокосуку, досрочно выдернутый приказом командования из планового отпуска. Он, метр семидесяти семи ростом, подвижный, улыбчивый, с правильными, европеоидными, чертами лица, молодой человек. В первый вечер возвращения на базу ВМС США по традиции его друзья из экипажа "Shitty Kitty" собирались в баре 'Ваби-Саби' на набережной города. Это был не очень шумный трактир, облюбованный американцами, чему хозяин 'Ваби-Саби', пожилой японец, был чрезвычайно рад. Хамоваты и неотесанны эти америкосы, но платят исправно и не скупердяйничают. Иной раз неделя работы бара могла покрыть пару месяцев полного простоя, когда на базе мало кораблей, или опять случилось что в мире. А в последнее время мир как будто свихнулся. Военные тогда сидят на базе безвылазно и делают вид, что могут это что-то исправить. Идиоты клинические, да что с них взять - военные, они и есть военные. Разве что, деньги за виски и жратву. И вот за это отдельное им искреннее спасибо.
Встретились компанией пилотов эскадрильи. К ним примкнула группа из 7 человек штурманов морского экипажа Kitty. Все давно знакомы. Веселились, галдели, рассказывали друг другу о проведенном отпуске. В итоге напились в хлам. Впрочем, как всегда все в пределах. Всего-то опрокинули поднос с чистыми бокалами да обрыгали гальюн. Ущерб даже менее обычного. Из собственных потерь только Дэн Браун, ведущий Боба. Ему по морде въехала официантка. Дэн положил на нее глаз, когда был уже сильно под мухой и, улучив момент, ухватил ее за задницу. Вопреки его законным ожиданиям, девица не заверещала от страсти, а всей пятерней засветила ему пощечину, а затем добила тремя точными ударами тряпкой по мыслительному аппарату, отчего Дэн остыл и очень огорчился. Извечный вопрос взаимности в гендерных отношениях сильно завладел его нежной от виски душой и поверг в глубокое раздумье, прерываемое только кратким впадением в сон. Товарищи по очереди интересовались его душевным состоянием, что, впрочем, не выводило его из грустного настроя. Боб надрался не менее остальных и не сразу понял, что его мобильник давно уже пытается что-то сообщить бравому пилоту. Сюда могла звонить только одна особа - его молодая жена Мэри. Опаньки! Хмель стал быстро покидать Боба. Он нажал кнопку ответа уже на ходу к двери забегаловки. Внутри из-за гама голосов друзей ни черта не услышишь.
- Алло, солнышко! Что-то случилось? Я скучаю, киска, уже два дня, - игриво спросил Боб. Трубка молчала с минуту, а потом Мэри сказала напряженным тоном почти скороговоркой:
- Боб, слушай. Не перебивай. Я не смогла тебе сказать это, когда ты был дома. Но поняла, что от этого все равно не убежишь.
- Что случилось, Мэри, дорогая? - уже существенно трезвее спросил Боб. В ответ услышал нетерпеливое:
- Боб, прошу тебя, не перебивай. Это очень важно! Я ухожу от тебя. Я подала на развод.
Состояние Боба было такое..., как, если бы он с разбегу врезался лбом в рельс! Железнодорожный.
- Что ты сказала? Ты шутишь? Так нельзя шутить, дорогая. Этим не шутят, моя радость.
В тоне его слышалась надежда на ошибку. Ну конечно же ошибку! Надежда стремительно крепла, и в конце его фразы уже слышались нотки негодования.
- Я не шучу Боб. Я люблю другого человека, Боб. Уже давно. Ведь тебя нет дома по полгода. А мне всего двадцать восемь и я живая. Ты слышишь, я живая! Я все написала в письме на твой ящик в Интернете.
Тишина. Разрыв связи. Запоздалое алло, алло, Мэри...
Боб не осознал еще до конца смысла услышанного. Это было просто абсурдом, ирреальным чем-то. Он стоял перед питейным заведением и пытался понять то, что только что произошло. Как ни напрягался Боб, разум выдавал только один вердикт - это бред какой-то. Да, конечно, совершенный бред! Каждый день только что закончившегося отпуска, каждая минута его говорили о том, что подобное НЕВОЗМОЖНО! Он перебирал их в памяти. Они с Мэри были практически неразлучны все время. На период его отпуска она взяла свой, заранее согласованный в компании, где работала секретарем отдела. Они просыпались чуть не в полдень, услаждали друг друга как это положено молодым супругам двадцати девяти и двадцати восьми лет. Неспешно завтракали, бродили по паркам, киношкам, выставкам. Ходили на вечеринки к друзьям, его или ее. Устроили одну у себя. Посетили с визитом ее родителей. Боб рано осиротел, а так бы и его родителей порадовали. Были даже в театре разок. Вечер, за малым исключением, заканчивался в каком-либо уютном ресторанчике. И так каждый день. Боб не мог на нее насмотреться и насытиться ею. Но и она ведь тоже. Тоже, черт подери! Ведь не притворялась же она все это время. Так НЕЛЬЗЯ притворяться! Словом, бред какой-то. Надо что-то делать. Голова от мгновенного протрезвления болела невыносимо. В ушах звенело. Он замерз на морском ветерке и подался в компанию. Подошел к бармену и попросил сигарету. Боб не курил. Товарищи по вечеринке были уже не в состоянии заметить сигарету в его руке, а, следовательно, неприятных расспросов не последовало.
А ныне он сидел в своей каютке и думал, как ему жить дальше? Он прочитал письмо Мэри. В душе поселилась пустота. Он был влюблен в Мэри года два и в короткие периоды отпусков из части прилагал все усилия завоевать ее внимание. Год назад они поженились. Он был безмятежно счастлив. Слепо, как выяснилось. Ну почему, почему все так вышло?! Завтра его первые плановые полеты после отпуска. Нужно лечь спать и, наконец, чем-то отвлечься от случившегося кошмара. С фото, приклеенного скотчем к стенке каюты, на него смотрела Мэри. Такая красивая. Черт... Он разделся и лег, уткнувшись носом в стенку. Мысли о Мэри крутились по кругу. Ничто не может его разомкнуть, ну разве, что сон очень здорового человека. Боб уснул и во сне они с Мэри любили друг друга. Экипажу авианосца, а точнее 4579 человекам, осталось жить 11 часов.
Глава 4
Иван минут пять напряженно переваривал произошедшее, отдававшее явной абсурдностью. Особенно конец разговора: 'Если надумаете - я позвоню'. Это как понимать?! То есть неизвестный абонент мне позвонит тогда, когда я НАДУМАЮ узнать о смерти больше, чем знаю сейчас? А как ОН об этом узнает? Стоп! А как он узнал о моих мыслях сейчас? Волосы на голове зашевелились. Руки стали шарить по столу в поисках пачки сигарет, которой там быть не могло. Доктор бросил курить месяц назад. Ивану стало очень неуютно. Оказывается, когда кто-то проникает в твои мысли, ты чувствуешь себя как голый на площади полной одетых людей. Мы практически все время говорим вслух не то, что думаем, а то, что от нас хотят услышать. Или то, что мы хотим, чтобы услышали другие. Порой сказанное вслух искажается до противоположности тому, что мы думаем. Иван, будучи человеком прямым, никогда особенно не рассуждал на эту тему, но сейчас в своей прямоте серьезно усомнился. Воистину: 'Слово, сказанное вслух, есть ложь!'
Подобные рассуждения, ночные компьютерные бдения и просто здравый смысл подталкивали к хорошему решению - лечь поспать. Благо сегодня выходной. Да еще была смутная надежда, проснувшись, Иван обнаружит - все то, что произошло, просто наваждение, иллюзия на грани ночи и дня, так сказать. Выключив компьютер, Иван пошел в спальню и лег под уютный и родной бочек жены. Пробуждение было трудным, нежеланным и долгим. Раза три он, почти проснувшись, снова впадал в сон, но позвякивание посуды и вкусные запахи из кухни помогли сознанию вырваться из цепких лап Морфея. Иван босиком прошлепал сначала в ванную, где наскоро умылся, а затем - на кухню и, чмокнув жену, уселся за стол. Годы службы в армии научили его плотно завтракать в любое время. Кто знает, придется ли пообедать? Поэтому выработавшийся условный рефлекс делал Ивана голодным сразу после подъема. Жена, надежная боевая подруга, уже ставила перед ним завтрак. Ярко светило солнце, день обещал быть ясным. Ночное происшествие даже не вспомнилось.
Жена стала планировать день, стараясь совместить свои замыслы с делами Ивана. Этот процесс требовал всей ее женской мудрости. И действительно, как сделать так, чтобы все важные дела, естественно, с ее точки зрения, стали планами мужа. При этом у него должна была остаться уверенность в том, что именно он сам все это и спланировал. Для этого и допускались некоторые его собственные идеи. Впрочем, с Иваном ей повезло - он не любил футбол, рыбалку и телевизор. Правда, он мог забыть о времени, находясь на работе. Но это было святое. Она прекрасно понимала, что он делает, и никогда не обижалась на него за это. Сегодня в добавление к планам пойти к дочке и помочь ей, молодой маме, с хозяйством и внуком, она учла и поход к другу. Это посещение стало ежедневным и обязательным для них обоих. Необходимость этого она тоже хорошо понимала. Мало того, переживала не менее самого Ивана. Она знала Алексея и его семью около двадцати лет, они стали ей ближе многих родственников. Беда, нависшая над Алексеем, касалась и ее семьи. Она очень надеялась на знания и опыт Ивана, но как женщина, пронзительно ясно чувствовала скорый и трагический финал.
- Ну что, Ваня, нашел что-нибудь в сети? - спросила жена, наливая крепкий ароматный кофе - фирменный, завершающий аккорд завтрака.
- Да нет, ничего нового не нашел, Галинка, вот только странный зв...
Иван внезапно умолк. Он вспомнил совершенно явственно все свои ощущения и мысли, связанные со странным звонком ранним утром. И еще он понял, что жене, несмотря на то, что от нее у него никогда секретов не было, ничего об этом не расскажет. По крайней мере, до полного прояснения ситуации.
- Что странный, Ваня?
- Да нет, ничего. Еще пока сам не знаю, - увел разговор в сторону Иван. Жена знала - то, что не додумано и не понято мужем, озвучено не будет, потому не стала настаивать на продолжении.
- Ваня, а что у тебя сегодня в планах? - начала Галина, как обычно в выходной день.
- Ты знаешь, Галь, я пожалуй, сегодня никуда не пойду. Мне нужно многое найти в литературе. Покопаться в Интернете. Это важно. А вечером вместе проведаем Алексея. Все это было сказано тоном, хорошо известным его жене. Он редко его применял, но если уж применял, спорить было бессмысленно. Галине оставалось только принять это. Впрочем, его отсутствие в доме дочери мало что меняло. Помощником в деле воспитания грудного внука Иван был малоценным.
- Хорошо, оставайся дома. Я вернусь часам к семи.
- Привет дочке и зятьку. Внука целуй в пузо. Я пошел в душ.
Жена уже открывала дверь квартиры, когда он, свежий и еще мокрый, выбрался из душа.
- Пока, родная, я буду тебя ждать.
- Хорошо. Еда в холодильнике. Справишься сам с обедом?
- Обижаешь, начальник, я самый продвинутый муж в мире и все умею.
Иван сгреб ее в объятья и поцеловал.
Пять минут спустя, Иван, вооружившись инструкцией, разбирался с телефонным аппаратом. Современные телефоны обладают огромным количеством функций, совершенно неиспользуемых в повседневной практике, что жутко усложняет управление ими. Те же из них, что иногда нужны, вызываются нажатием на кнопки по невероятным алгоритмам. Нормальный человек запомнить их не в состоянии, поэтому каждый раз вынужден чувствовать себя техническим идиотом и использовать инструкцию. Ивану требовалось определить номер, с которого ему поступил странный звонок. Минут через пять разбирательств с аппаратом, он прочитал на дисплее: 'Номер не определен'. Рядом стояло время и дата звонка. То есть звонок был и его никак не переведешь в разряд иллюзий и наваждений. 'Облом...' - вслух произнес Иван с кислой интонацией.
Слабая надежда на то, что звонок ему пригрезился, рухнула. Иван стал рассуждать, а как возможно узнать скрытый номер? Все его предположения сводились к техническим возможностям спецслужб. Но как он может заставить их помочь? Расскажи кому-нибудь о ночном происшествии и от ярлыка человека с поехавшей крышей вовек не отделаться. Тогда он подумал, а что он скажет тому человеку, даже если его найдут? Какие претензии он ему в состоянии предъявить? Вы мол, не вправе вторгаться в чужие мысли, а потому вы, сударь, - козел! А вообще, как вы это делаете и, главное, для чего?
Последняя мысль направила ход рассуждений в другое русло. Действительно: в начале шестого утра некто звонит доктору и сообщает, что его мысли о смерти весьма занятны. Если оставить в покое то, как он узнает о ходе размышлений доктора, то выплывает некая цель звонящего. Мол, если хотите узнать больше об этом предмете, то подмогнем как-нибудь. Упс! А как? Волосы на голове опять стали шевелиться, как и ранним утром. Иван знал лишь один способ узнать о смерти больше, чем знают живые - умереть. Ну, в самом легком случае пережить состояние клинической смерти. Оба варианта доктора никак не устраивали. Особенно в плане собственного опыта. Из первого состояния никто за всю историю человечества не возвратился, а из второго - лишь немногие. Да и внятного ничего рассказать не могут. И что получается? То, что ему угрожают? Тогда за что ему угрожают? Нет у него врагов, и не было никогда. Мысли цепляются одна за другую, становясь все нелепей. Доктор встряхнулся. Черт, никакого конструктива! Все бред какой-то лезет. Декаданс и бред! Но все-таки на прямую угрозу ему, Ивану, это все непохоже. Так бы и сформулировали: мол, грохнем мы тебя гражданин хороший за то, что ты есть редиска редкая, да дело с концом. Нет, это не угроза. Но тогда что?!
'Пойду-ка я почитаю что-нибудь в сети'. Иван пошел к компьютеру и, войдя в Интернет, набрал слово 'танатология'. Интернет вывалил кучу ссылок
Танатология - учение о смерти, ее причинах, механизмах, признаках, проблемах облегчения ... Естеств. науки
Танатология - (от греч. thanatos - смерть и... логия), раздел медико-биологической и ... БСЭ
Танатология (танато- + греч. logos учение) - учение о закономерностях умирания и обусловленных ими изменениях в органах и тканях.
Все остальное в том же смысле. Бла-бла-бла. Это Иван и раньше знал. Еще с час шарил в Интернете. Нашел еще немного из мифологии народов мира о смерти. Но в целом: итог - нуль.
Глава 5
Паттерсон взглянул ему в глаза, но президенту казалось, что в самую душу. Ему вдруг стало холодно. Он поежился и как-то сгорбился в своем огромном кресле. Ему почудилось, что стены кабинета со всей обстановкой разъехались куда-то далеко во все стороны, и остались только ставшие непомерно большими глаза Паттерсона. С красными прожилками на белках, бывшие некогда голубыми, а теперь выцветшие до серых с бездонной дырой зрачка. Так вот, они смотрели не на него, президента Соединенных Штатов Америки, а в него. Он понимал, что это всего лишь иллюзия, созданная его измученным за этот тяжелый день рассудком, но отогнать наваждение не было сил. Он боялся, как боялся лишь в детстве темноты кладовой, и был подавлен совершенно иррациональным, все охватывающим страхом. Что такое он должен услышать?
Паттерсон, уловив состояние президента, неожиданно откинулся на спинку своего стула. Его резкое движение заставило президента сфокусироваться на всем Паттерсоне и наваждение исчезло. Перед ним снова был начальник отдела закупок нестандартного оборудования, а не только его глаза. Кабинет тоже приобрел обычный вид.
- Так вот, неделю назад на острове Суматра при проведении раскопок группа доктора Олбриджа наткнулась на заваленный очень давно проход к развалинам древнего храма. Очень необычного, так как к культуре древних жителей Суматры он никакого отношения не имеет. Мало того, сам храм, весьма небольшой по размерам, был спрятан от доступа к нему кого бы то ни было еще при строительстве. Зодчие расположили его в месте, практически недоступном людям. А именно, он был сооружен в огромной пещере очень глубоко под землей. Проход к нему, очень незаметный и узкий, находился на северо-востоке от городка Моганг, на острове посреди озера Тоба. Само озеро, образовавшееся в кратере гигантского доисторического потухшего вулкана, тоже являлось препятствием для людей. Это не характерно для расположения храма. Храм предполагает посетителей. Собственно для них и возводится. Но это не все его особенности. Данный храм не был посвящен никакому божеству или человеку. Вообще никому. Он хранил единственную вещь. Небольшой нефритовый ларец с картой на пергаменте. Анализ пергамента показал, что карта была составлена во время царствования Александра Македонского. На ней нанесена линия, соединяющая остров Суматра с архипелагом Мальдивских островов. А именно с атоллом Ари. Карта очень приблизительная, учитывая ее возраст, но экспедиции удалось по ряду признаков точно определить место атолла.
- И что, есть какие-либо пояснения к карте?
- Да. Они-то и вызвали интерес. На древнегреческом языке приложена записка. На таком же пергаменте, но меньшего размера. Она гласит, что на острове, среди многих других островов, спрятан Жезл Абсолютной власти. Она также содержит обращение к любому человеку, нашедшему эту карту, - найти сам жезл и перепрятать его более надежно. А еще, там была высказана надежда, что человек, нашедший его, поверит написанному и ради всех своих потомков не станет использовать жезл. Причем использовать не только в своих интересах, но и в интересах иных лиц или целых народов.
- Это что, серьезно? Господа ученые, вы что, всерьез хотите, чтобы я поверил красивой сказке из древнего мира? Я не понимаю вас, господин Паттерсон. Вы же все сами материалисты до мозга костей, а я вдобавок еще и должностное лицо самого могущественного государства!
- Ммм, господин президент, убедительно прошу вас, не делайте поспешных выводов, какими бы фантастичными ни выглядели мои слова. Дело в том, что записка была написана рукой самого Александра Македонского. Наши ученые уверены в этом практически на сто процентов. К слову сказать, он был царем самого могущественного государства того времени. Как вам это совпадение?
Паттерсон снова взглянул на президента пристально. Улыбку же, выраженную одними его глазами, заметили только его спутники.
- Однако, нет ничего вечного в мире под луной. Почему Александр так далеко спрятал этот артефакт, почему его не уничтожил и почему добровольно отказался от обладания им? Думаю, это именно те вопросы, которые появились у вас.
- Ну да, это именно так!
- Ответ - мы не знаем. Есть только предположения. Времена меняются. Мы, люди, за этот период довольно далеко продвинулись. Правда, только в техническом развитии. В духовном, пожалуй, ушли недалеко.
При слове 'духовное' у президента вытянулось лицо.
- Хорошо, и что дальше? У меня еще вопрос в дополнение: почему Александр не спрятал в этой же пещере и жезл? Ведь там его не было?
- Логичный вопрос. Мы думаем, что Александр Великий, именно под этим именем он вошел в историю, был уверен, что когда-то в будущем кто-нибудь доберется до пещеры и если жезл будет там же, то искушение использовать его немедленно превысит силу предупреждения. Отдаленное расстояние и трудности в поиске места нахождения жезла - дополнительная защита. Возможно, ход рассуждений его был таков: к трудностям поиска добавится время для понимания опасности применения жезла на практике, из-за возможных негативных последствий этого действия в будущем.
- Насколько я знаю из истории, Александр Великий завоевал огромную территорию.
- Вы правы, господин президент. Огромную. Если точнее он владел державой, включавшей в себя Грецию, Македонию, Фракию, Малую Азию, Сирию, Палестину, Египет, Ливию, Месопотамию, Армению, Иран, Среднюю Азию и Северо-Западную Индию.
- Впечатляет!
Президент непроизвольно оглядел стены кабинета в поисках карты. Она висела, но далеко и подробности невозможно было рассмотреть. Это заметил Паттерсон. И тоже посмотрел в сторону карты, но по причине дальнозоркости увидел пометки на месте Ирана, Ирака и Афганистана.
- Да, закрашенными на вашей карте территориями он тоже владел. Замечу, ему было тогда всего чуть больше 30 лет.
Он увидел удивленные глаза президента, в голове которого мысли устроили скачки на дерби, только в разные стороны.
- И вы хотите сказать, что Александр сумел все это...
Президент не договорил, захваченный галопированием мыслей. Паттерсон молча ждал окончания забега. Усталость президента на его глазах стремительно исчезала. Он дышал заметно чаще, чем того требовали физические потребности организма. Несмотря на тренированность и высочайший профессионализм президента, ему не удалось скрыть крайнее волнение. Спутники Паттерсона, дотоле не проронившие ни звука, зашевелились. Они обеспокоено переглядывались и даже шушукались друг с другом. На их лицах была написана тревога.
Обстановку разрядила девица, вкатившая в кабинет столик, сервированный кофе, чаем и большущим блюдом с бутербродами.
- Прошу вас, господа, подкрепитесь и мы продолжим, - радушно произнес президент. Было видно, что он совладал со своими чувствами и ученые, успокоившись, потянулись к кофе, чаю и бутербродам. Расправились они с ними в рекордный срок. Хватило двух-трех минут и Паттерсон вновь заговорил:
- Ваши предположения об использовании артефакта Александром Великим, господин президент, невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Одно мы знаем с большой степенью точности, что он написал письмо, сопровождающее карту не позднее 13 июня 323 года до н.э. На письме не стоит дата, но именно в этот день, в возрасте 33 лет, великий завоеватель скончался в Вавилоне. По некоторым признакам, требующим исследования и подтверждения, письмо написано примерно за год до его смерти. И, к слову сказать, оба его сына Геракл и Александр вскоре были убиты. Так что длительных судебных тяжб между наследниками не было.
Паттерсон широко улыбнулся, глядя на президента.
- Я хотел бы знать, господа, а сам жезл был найден? - странным глухим голосом спросил президент.
Паттерсон переглянулся со своими товарищами и те, каждый по очереди, едва заметно кивнули.
- Да, судя по всему, на атолле Ари жезл был найден.
Президент всем телом непроизвольно подался вперед. Паттерсон умолк на секунду, внимательно наблюдая за ним, а затем продолжил, растягивая слова:
- Но мы лишь примерно знаем КОГДА и совсем не знаем КЕМ.
Президент, вновь не сумев сдержать эмоций, спросил:
- Его там нет? Вы же сказали, что карта очень приблизительная. Да, а на Суматре, в храме, следов посещения кем-либо, кроме как археологами, нет? Или есть?
Было видно, что президент взволнован. Слова передавали прыжки его мыслей.
- Нет, господин президент. Судя по всему, храм никто не посещал со времени его строительства. Но я продолжу. Группа мистера Олбриджа, оснащенная превосходным поисковым оборудованием, перебравшись на атолл Ари, обнаружила под поверхностью острова значительные пустоты. Впрочем, я бы с удовольствием передал слово ему самому. Он существенно лучше расскажет об этом.
'Олбридж, Олбридж, - начал повторять президент про себя, - не забыть бы. Столько всего...' Археолог помолчал секунду, собираясь, протер очки платком, надел их и заговорил неожиданно высоким для его солидной комплекции голосом.
- Да, мы буквально на второй день обнаружили значительную пустоту под островом. Это, естественно, означало, что она находится под водой, так как высота атолла в этом месте почти на уровне воды. Еще день у нас ушел на получение подводного снаряжения и поиск возможных путей к предполагаемой пещере. Мы довольно скоро обнаружили проход к ней, так же как и на Суматре, очень неприметный. Вдобавок он находился на двадцатиметровой глубине с западной стороны острова. С большими трудностями, пройдя по нему к пещере, мы обнаружили подобие храма на Суматре, но меньше размером и хуже сохранившийся. Он располагался в воздушном пузыре в центре пещеры на некоем подобии островка. В развалинах храма был обнаружен очень похожий на найденный в пещере на Суматре и тоже нефритовый ларец с пергаментной картой и пояснительной запиской внутри.
- И тоже написанной рукой Александра Великого? - не выдержал президент.
- Нет. Карта и записка датированы 1226 годом уже нашей эры. И мы также точно знаем, кто ее написал. Это Элюй Чуцай - философ, астролог, главный администратор и финансист империи Чингизхана. Но писал он ее от имени самого Делкян Суту Богда эзен Чингиз-хана, то есть Владыки мира, ниспосланного Богом Чингизхана. Сам Владыка мира был неграмотным.
- Вы хотите сказать, что возникновение двух огромных империй связано между собой наличием артефакта, называемого Жезлом абсолютной власти?
- Нет, я не хочу сказать так. Для такого вывода требуются многолетние исследования, а мы узнали о его существовании всего семь дней назад.
- А карта и записка? Они поясняют, где находится сам Жезл?
- Да.
- Где же?
- На дне океана, господин президент. Где-то посередине между Суматрой и Мальдивами, но северней линии, соединяющей острова. Мы не знаем точного места. В пояснительной записке такое же, как и в записке с Суматры, предупреждение ко всякому, кто найдет Жезл власти - ни в коем случае не использовать его. А на карте обозначено примерное место, где он был выброшен в океан. Учитывая то, что картография того времени была в самом зачаточном состоянии, оно весьма и весьма приблизительное.
- Складывается впечатление, что эти два древних властителя использовали жезл. Результаты их деятельности налицо. А потом, почему-то стали ограждать от его использования всех остальных.
- Да, такое впечатление имеет место. Но это не факт. А нужны факты. К фактам же мы можем отнести то, что решение спрятать Жезл власти и Александр и Чингизхан приняли примерно за год до смерти. Но есть много и других фактов, которые мы пока еще не смогли осмыслить.
- Что за факты?
- Ну, например, что Жезл власти был найден и вывезен из пещеры примерно на пятьсот лет раньше рождения Чингизхана. Где он был все это время, мы не знаем, как не знаем его путь в руки Чингизхана. Мы знаем только то, что тот знал место его нахождения на острове Ари.
- А как вы узнали, что Жезл был найден раньше?
- По найденным на месте храма предметам Время постройки храма на атолле Ари и храма на острове Суматра совпадают. А несколько золотых монет, найденных в храме, довольно точно указывает на дату посещения храма неизвестными нам людьми. Примерно за пятьсот лет до рождения Чингизхана. А на записке, написанной Элюй Чуцаем, вообще стоит точная дата.
- А почему карту и записку привезли на остров Ари, к месту находки Жезла?
- Существует предположение, что оно было известно Чингизхану и он решил его вернуть туда же, но...
Олбридж, сдвинув очки на лоб, двумя руками потер лицо и глаза, пытаясь прогнать усталость.
- Но?
- Но Элюй Чуцай вмешался. Уже от себя он сделал приписку, что Чингизхан, Владыка мира, ниспосланный Богом, но не Бог. И что недопустимо людям пользоваться вещами, принадлежащими Богу. Даже если он их где-то оставил. Поэтому вещь, принадлежащая Богу, должна быть спрятана надежней. Мы предполагаем, что именно по его приказу жезл был захоронен навечно в океанских глубинах - самом надежном хранилище по тем временам. И действительно, в месте, обозначенном на карте, глубины значительные. Вопрос, откуда Элюй Чуцай мог знать о рельефе дна океана? Некоторые его участки и в наше время остаются белыми пятнами на картах.
- Так мы теперь не имеем ничего, кроме очень неточного, а возможно и ложного местонахождения Жезла на дне океана?
На лице президента отразилась целая гамма чувств от досады до растерянности.
- Нет, господин президент. Этот вариант был бы лучшим. К сожалению, кажется, жезл вновь готов явиться людям.
- Погодите, погодите господин,... э Олбридж, как так? Как вас понимать? Почему же к сожалению?
- А чего уж тут понимать, я и мы все, здесь присутствующие, согласны с Элюй Чуцаем. То, что принадлежит Богу, если уж это так, не для человека. А вы думаете иначе?
Все пятеро ученых дружно уставились на президента, отчего тому стало очень неуютно. Он неосознанно вжался в спинку кресла, не зная, что ответить. Пауза затянулась.
- Да нет... Я думаю также. Я католик и посещаю воскресные мессы, когда возможно, конечно. Но я очень уважаю и все другие конфессии! - добавил он поспешно. Все ученые переглянулись и заулыбались. Похоже, президент их чем-то позабавил.
- Это радостно слышать и здорово поможет делу, господин президент, ибо все выше сказанное лишь прелюдия. Я, с вашего позволения, перейду к более важным вещам. И надеюсь, что вы уже подготовлены предыдущей информацией. Впрочем, мы можем дать вам время для ее осмысления и анализа...
Глава 6
В вязкую тьму небытия время от времени приходила волна боли и страшной жажды. Они в своем сочетании были столь невыносимы, что зарождающееся было сознание, вновь пряталось. Сколько было таких волн, определить не представлялось возможным. Казалось, что им нет числа, как волнам в океане. Они представляли собой замкнутый цикл, и это был прямой намек на бесконечность. Однако силы мысли и времени на размышление хватало только на это предположение, после чего вновь наступала тьма бесчувствия.
В эту душную тьму очередной раз пришла боль и страшная жажда и... осталась, разрастаясь в объеме и силе. Сознание совершило очередную попытку нырнуть в небытие, но задержалось. Зрение показало картину - черного жука, очень близко от глаз, безразлично проползавшего мимо по красной, покрытой черными трещинками, земле, безо всякого намека на растительность. Жук скрылся из поля зрения. Стало возвращаться ощущение тела, лежащего на земле. Точнее, боли в его отдельных частях. Анализ чувственных сигналов рисовал картину реальности весьма невнятно. Тело лежит на голой, красной, раскаленной земле лицом вниз. Более подробные детали позы выяснить невозможно. Ощущение жара, круто замешанного на боли. Жар проникает и внутрь тела через дыхание. Горло и полость рта представляется раскаленной жестяной конструкцией, нестерпимо саднящей. Кто я? Где? Попытка пошевелить языком в поисках влаги привела к очередному спасительному дезертирству сознания...
Небо, дрожащее от жары, серо-голубое. Далеко в его глубине, без единого взмаха крыльями, кружит птица. Две птицы. Три. Скоро конец... Или начало? Для птиц. Тьма...
Что-то изменилось. Чуть уменьшилась жажда. Небо. Ничего кроме бескрайнего неба. Без птиц. И... добавилась тряска. Жутко трясет, отчего боль распространяется даже за пределы тела. Как такое возможно? Она разрастается и заполняет весь мир. Тьма...
Сознание возвращалось медленно и этапами. Как бы пробуя прочность чувственной основы, на которой оно смогло бы базироваться. Сначала появилось ощущение тела с очагами боли, разбросанными повсюду в изобилии, затем возникли звуки, не поддающиеся идентификации. И лишь потом появилось зрение, нарисовавшее совершенно несообразную картину окружающего. Какие-то сумерки с объектами неведомых очертаний, состоящих из тех же сумерек, только большей плотности. Затем появилась способность к движениям рук. Они стали исследовать тело. Все ли на месте? Тело обнажено и покрыто слоем чего-то скользкого. На голове повязка из материи, край которой закрывает глаза. Руки отогнули край, и зрение заработало, выдавая более точную, чем прежде, информацию.
Она складывалась мозгом из имеющихся в памяти знакомых фрагментов в законченную картину темного помещения с очень высоким куполообразным потолком, почти невидимым в полутьме. Два небольших оконца плотно закрыты темной тканью, пропускающей совсем немного света. Дощатая дверь в помещение плотно прикрыта. Небольшой стол с какими-то глиняными плошками, кружками и кувшином стоит в углу. В другом углу некое сооружение из дерева, напоминающее комод. Пол, там, где он был виден с его позиции, глиняный. Низкая, широкая кровать расположена напротив двери, у стены. На кровати он и лежит. Он с трудом приподнял голову и взглянул на свое тело - обнаженное и обильно смазанное какой-то мазью с запахом дегтя и каких-то ароматных трав. Кожа покрыта волдырями от ожогов. Губы в кровоточащих глубоких трещинах. Из одеяний - лишь кусок материи, накрывающий интимную область.
Где он? Кто он?.. Второй вопрос привел его в замешательство и стер актуальность первого. Он не помнил кто он! И определив, что прояснение этого вопроса является ключевым моментом для всего остального, он напряг память и старательно искал хоть какую-то зацепку. Ничего. Полная пустота в памяти. Он не знал кто он! Он совершенно конкретно ощущал себя как 'Я' мужского пола, но не знал, кто это 'Я'. Он еще раз напрягся и, снова собрав все силы и приподняв голову, более внимательно осмотрел комнату, разыскивая предметы, которые, возможно, натолкнут его на подсказку. Может быть, одежда или какие-нибудь вещи? Но в комнате ничего не было, кроме того, что он уже видел. Отсутствие ответа на вопрос 'Кто я?' привело его в состояние сковывающего мысли тихого страха. Страх расползался, заполняя все его существо, но он же, однако, совершенно нейтрализовал боль.
Неизвестно сколько времени он пролежал в попытках что-либо вспомнить. Сознание было еще очень слабо для того, чтобы отслеживать много параметров одновременно. Из этого состояния его вывела внезапно распахнувшаяся дверь. На пороге возникла девушка с большой глиняной чашей в руках. Ее наряд состоял из пестрого длинного до пят платья с рукавами до предплечья. Шея была украшена стеклянными бусами и монистами. Девушка была обладательницей роскошнейших черных волос в мелких кудряшках, перехваченных большим гребнем на затылке, и огромных миндалевидных карих глаз. Лицо смуглое с тонкими чертами. У него перехватило дыхание от неожиданности и, главное, от красоты девушки. Он во все глаза смотрел, как девушка стремительно и грациозно движется, несмотря на полную воды чашу в руках.
Она даже не взглянула на него и, поставив ношу на стол, стала что-то делать с плошками и чем-то, что в них находилось. Судя по точности и быстроте движений, было очевидно, что эти действия она выполняет не впервые. Недолго провозившись у стола, она так же деловито двинулась к нему, держа в руках небольшую плошку с мазью, как он уже понял, и тряпицу. И только подойдя вплотную и взглянув на него, обнаружила его немигающий взгляд. Реакция девушки очень озадачила его. Огромные ресницы и черные стрелы бровей метнулись вверх в удивлении и замешательстве, обнажив абсолютной белизны белки глаз, сверкнувшие в сумраке затемненной комнаты. Она остановилась, словно столкнувшись с невидимой стеной, и, вдруг стремительно развернувшись, ланью выскочила из комнаты. Завихренный ее движением спокойный дотоле воздух комнаты донес до лежащего аромат волос и кожи молодой женщины. О, как приятно на фоне безнадежной боли и неопределенности.
Он терялся в догадках. Попытался встать, но сил хватило только на то, чтобы сесть на секунду и повалиться вновь. Жар уступил место сильнейшему ознобу. Его буквально колотила крупная дрожь. Он догадался, что девушка ухаживала за ним, но почему она убежала? И куда? Что будет дальше? Сознание как-то закрепилось в реальности, и прятаться более не желало. Это крайне не вовремя. Сил еще нет, а мысли и вопросы уже начинают досаждать.
Прошло совсем немного времени, и в комнату вошел старик. Высокий, худощавый с превосходной осанкой и пронзительным взглядом, абсолютно седой головой и такой же снежного цвета длинной, почти до середины груди, бородой. Он был одет в длинное, просторное холщовое одеяние до пят, подпоясанное тонким кожаным ремешком. Двигаясь не по возрасту легко, старик подошел к кровати и внимательно посмотрел ему в глаза. Затем пощупал его лоб теплой, очень твердой и гладкой, словно глиняной, ладонью. Удовлетворенно хмыкнул. Присел на край кровати.
- Похоже, все самое плохое позади. А ты крепкий малый. Мы думали, что не выживешь. Давай знакомиться. Я Терах - мастер. Это мой дом. Тебя привез мой сын Аврам из пустыни. Ты был совсем плох. А кто ты?
При этом Терах пытливым взглядом, словно в самую душу, посмотрел в его глаза. Вопрос опять всколыхнул все чувства. Как бы он хотел знать на него ответ! Стало совсем плохо и сознание вновь попыталось убежать от реальности. Но без успеха.
- Я не знаю своего имени. Я не помню, кто я и что со мной случилось. Но я очень благодарен вам за заботу. И... я ... очень хочу знать кто я?
Горло саднило, и язык еле слушался. Эта фраза окончательно истощила его силы. Терах, внимательно наблюдавший за ним, заметил это.
- Такое бывает. Не волнуйся. Ты окрепнешь и все вспомнишь. А пока выздоравливай, набирайся сил. Тебе, похоже, здорово досталось.
Терах встал. Аккуратно, чтобы не причинить боли обожженному телу, укрыл больного легким покрывалом, лежащим в ногах на кровати, и ушел, затворив дверь. Тишина, сумрак и усталость окутали его. Сознание стало туманиться и нырнуло в сон. В обычный целительный сон. Ему ничего не снилось. До следующего утра...
Но утром он не проснулся в этой комнате. Он пришел в себя от хлесткого удара струи холодной воды в лицо. Даже плотно сомкнутые веки не смогли удержать воду, проникшую к глазам, отчего они стали саднить. От неожиданности перехватило дыхание и он, придя в себя, попытался защититься руками от возможного повторения. Но руки были скручены за спиной грубой веревкой. Упс...
Глава 7
И что теперь? Мысли вовсе перепутались. Во блин, свалилось на голову! Да еще суббота. Выходной. На работе о глупостях думать некогда. А пойду пройдусь на пляж. Лето все-таки. За три месяца лета Иван был на пляже два раза. Извечный удел местных жителей курортных городов отличаться от отдыхающих бледным цветом кожи. Хороший повод сходить третий раз. Ровно по разу в месяц получится. В прошлом году и вовсе один раз был. Прогресс здорового образа жизни налицо. Прихватив небольшое полотенце, он, быстро одевшись, выскочил на улицу. Жара августа навалилась духотой и обилием автомобильных выхлопов. Шоссе вдоль реки Сочинки представляло из себя гигантскую автомобилную пробку, движущуюся со скоростью навозного жука. В авто сидели ошалевшие от жары люди и обреченно пялились на впередистоящие машины. Полная безнадега. Иван смотрел на автолюбителей не без злорадства. Нафига ехать на курорт на своем авто? Чтобы потратить половину времени отдыха на парковку жестяного гроба на колесах, попутно отравляя бензиновой вонью благодатный уголок земли, предназначенный для неги и отдохновения? Мучайтесь теперь! Боже, что мы творим, глупые творения твои!
Проскочив между капотами ползущих машин, Иван перебежал по мостику через почти пересохшую речку, выжимающую, казалось, последние сбереженные от жары капли своей воды в море, и вышел на пляж. Близкий полдень разогнал наименее стойких отдыхающих в город, поближе к тенистым точкам общепита. В последние годы огромное количество кафешек и ресторанчиков расплодилось в городе в надежде насытить разнообразные вкусы курортников. Ивану это нравилось. Конкуренция толкала рестораторов на различные выдумки и необходимость качественно готовить пищу. Это же обстоятельство давало место выбору последователям Эпикура. Эпикурейство и самому Ивану весьма импонировало. Он был не прочь побаловаться вкусным ужином с бокалом хорошего красненького сухого, но при этом ему всегда было жалко усилий жены, тратившей чудовищное количество времени и труда для приготовления для него каких-либо гастрономических изысков. Возможность получить гастрономическое удовольствие, не приковав жену к плите на несколько часов, стимулировало его время от времени приглашать ее в какой-нибудь уютный ресторанчик с хорошей кухней. Жене это тоже было по душе. Размышления на эту тему привели к решению провести сегодняшний вечер с женой в подобном заведении. Осталось только выбрать где. А, выберу позже. День большой.
С этим финальным мыслительным аккордом Иван с разбегу влетел в море и нырнул, стараясь проплыть под водой как можно большее расстояние. Так он делал всякий раз еще с детства. Это позволяло преодолеть полосу пляжного люда бултыхающегося у берега, а затем уже на просторе плавать всеми стилями, не заботясь о разлетающихся брызгах. Иван любил плавать. Он хорошо плавал, как любой мальчишка, выросший у моря. Когда-то в детстве он даже зарабатывал себе на различные удовольствия, собирая со дна красивые раковины рапана. В иной удачный день можно было собрать их до десяти штук. Их мальчишки сдавали оптом по 20 копеек бабулям. Те в свою очередь их вываривали, покрывали лаком и продавали курортникам в качестве сувениров по рублю. Несправедливо, конечно, но для мальчишки и два рубля были немыслимыми деньгами. На них можно было объесться мороженым, купить крутой водяной пистолет и сходить в кино. На большее счастье и рассчитывать было немыслимо.
Отфыркиваясь, Иван вынырнул, проплыв под водой метров двадцать, и чуть не столкнулся с пловцом, плывущим ему навстречу. Иван вовремя отвернул в сторону, слегка задев его плечом. Булькнул наполовину в воду - 'простите' - и брассом поплыл было дальше, но его окликнул знакомый по незабываемой надтреснутости голос: 'Иван Анатольевич, не забудьте. У вас три дня'. От неожиданности Иван глотнул изрядную порцию морской воды и закашлялся, едва не подавившись. Продышавшись, он резко обернулся, но никого не увидел рядом, кроме удалявшегося от него хорошим брассом мужчины. Поскольку тот двигался в стоpoну берега, Иван мог видеть только плечи пловца, периодически вздымавшиеся над водой и яркое пятно лысины на макушке в обрамлении черных волос.
Первым порывом Ивана было догнать мужчину и спросить его, что ему от него, наконец, нужно. Но неуверенность в том, что именно тот произнес эти слова, его остановили. Иван вовсе не был уверен, что он их РЕАЛЬНО слышал. Как-то уж больно явственно они прозвучали. Слишком уж без посторонних шумовых помех, порождаемых водой и гамом купающихся. Час от часу не легче, черт! Все настроение поплавать всласть смыло напрочь. Он еще некоторое время побарахтался возле буйка, обдумывая ситуацию, и поплыл в сторону берега. Напрашивался неутешительный вывод. Если это не слова того мужика, то голос, звучащий в голове, плохой симптом. Он хоть и не психиатр, однако... 'Ментальных десизов мне только не хватает. Может переутомление?' - родилась слабая спасительная мыслишка. Надежда на это умерла еще в процессе ее родов. Иван совершенно точно не был переутомлен.
Выйдя на берег и подойдя к своим вещам он увидел мужчину лет сорока с черными как смоль волосами, обрамлявшими бледную лысину на макушке головы. Тот был еще мокрым и прямо на мокрое тело натягивал штаны и рубашку. Телом был поджар, а гавайские петухи дивных расцветок на рубашке выдавали в ее владельце местного франта. 'Мачо в чешках', - мысленно окрестил его Иван. Такого рода южные мужчины - носители немаленьких носов с характерной горбинкой - считали себя неотразимыми и были способны назойливо приставать к любой обладательнице юбки, невзирая на возраст и внешность. Границы духовных интересов таковых не распространялись дальше крутого казино или ресторана, отягощенного обилием лепки на потолке и стенах. Ивану иногда было стыдно за таких перед женщинами. Впрочем, часто к своему удивлению, Иван обнаруживал взаимный интерес к ним со стороны отдельных особ слабого пола. 'Непредсказуемы вы, о, женщины!' - думал он в таких случаях, продолжая не понимать, что может привлечь прекрасную половину в таком пустом шуте гороховом.
Судя по всему, этот мужик и был пловцом, с которым Иван чуть не столкнулся в воде. На всякий случай Иван внимательно оглядел окрестности пляжа, но иного обладателя такой лысины нигде не обнаружил. 'Он говорил или мне все это послышалось?' - мучительно соображал Иван. Ему очень хотелось спросить об этом. Но пока он раздумывал, 'мачо', натянув на голову кепку, сделанную под капитанскую, характерной походкой сердцееда (прямая спина и большая амплитуда движения плеч) стал уходить с пляжа. Иван же был еще совсем мокрый и не стал лихорадочно одеваться, чтобы догнать уходящего. Да и что он может спросить конкретно? 'Мужик, ты кто, и не ты ли мне утром звонил?' И внешность гражданина в лысине не совсем вязалась с духом утреннего звонка.
'Да черт с ним, пусть идет', - подумал Иван. Все как-то странно сегодня. Слишком. А все, что слишком нужно переждать. Нырнуть и пропустить волну, если использовать терминологию купальщиков. Поскольку удовольствие от пребывания на пляже улетучилось бесследно, он, немного обсохнув, стал одеваться, тут же вновь почувствовав тяжесть жары августа. Последнее обстоятельство погнало его ускоренным маршем в тень аллеи за пределами пляжа. Проходя мимо места недавнего базирования 'мачо', Иван увидел на две трети засыпанный песком бумажник. Он остановился, борясь с желанием поднять и посмотреть чей он, ибо считал, что это не совсем этично. А вдруг это просто розыгрыш? В детстве пацаны, и он сам, сидя в кустах, развлекались так: привязывали к пустому кошельку леску и, положив кошелек на дорожку, ждали прохожего. Когда тот наклонялся, чтобы поднять 'находку', мальчишки дергали за леску и кошелек скачком убегал от простофили. После этого ватага, весело смеясь, ударялась в бега от возможного возмездия. Однако любопытство перевесило - бумажник мог принадлежать интересующему его гражданину. Иван, подняв бумажник, сдул с него песок и развернул.
С фотографии на паспорте из бумажника на него смотрел именно 'мачо'. Впрочем, у него обнаружилась фамилия и прочее. Наринян Артур Станиславович, 1965 года рождения. Женат, двое детей. Зарегистрирован по адресу... Около трехсот рублей денег. 'Ага, попался, дружок! Сейчас ты будешь его искать, а я тебя подожду'. - подумал Иван. Он выбрался с полосы пляжа на тенистую аллею и занял место за столиком мини кафе. Заказал себе холодного лимонада, мороженого и стал ждать. Обзор с его позиции был отличный. Обладатель бумажника не мог пройти незамеченным. Осталось только сообразить как себя вести, а главное, как узнать связан ли он с телефонным звонком. 'А, ладно, буду действовать по обстановке', - решил Иван. Мороженное категорически отказало ему насладиться собой, удивив гадким вкусом химии, но лимонад, из настоящих и хороших лимонов, был вкусный. Хоть что-то хорошее. Все, что создала природа, не бывает плохим. Человек не способен создать ничего лучше того, что она уже создала.
'Странно, - потекли его мысли в этом направлении, - человек не вписывается в гармонию природы, но он тоже ее произведение. Неужели природа способна на ошибку? Но, похоже, что человек - ошибка единственная. Все остальное превосходно. Как-то само напрашивается, что и это не ошибка вовсе. Тогда что? Какой-то замысел, смысла которого человек не понимает? Человечество чуть ли не с пеленок ищет ответ на этот вопрос, но не находит! Развиваясь, человек, разрушает природу и себя, но не может остановиться, прекратить развиваться. А, следовательно, разрушать. Если это замысел, то абсурдный'.
В голову пришел пример из, казалось бы, самой гуманной отрасли деятельности человека - медицины. С ее развитием мы научились сохранять жизнь новорожденным младенцам, которым природа не оставила шанса на жизнь. В их развитии есть какой-то брак. Именно по этой-то причине природа и не позволила бы им родиться, но человек восстал против природы и победил! Все умиляются. Аплодисменты и счастливые слезы родителей. Это расценивается как великое достижение гуманности. Но что дальше? Новорожденный приговорен влачить жалкое существование в будущем, полное страданий и ограничений. Он по-прежнему остается практически непригодным к полноценной жизни, как это и было изначально. Мама с папой пока еще не могут себе представить всего будущего кошмара. Врачи представить могут, но делать ничего не будут - зачем им брать на себя ответственность за решение кому жить, а кому нет? И по большому счету никто не думает о том, каково будет отвоеванному у небытия младенцу. Всем на это глубоко плевать! Где же здесь гуманизм? Все думают только о себе. Как раковые клетки. Вновь всплыла аналогия из утренних размышлений.
Его грустные мысли были прерваны появлением ожидаемого субъекта. Тот быстрым шагом шел по аллее, внимательно смотря под ноги. Иван дождался пока мужчина почти достиг его столика и, вытащив из кармана бумажник, окликнул его.
- Простите, это не ваш бумажник?
Мужик, увидев свою потерю, почти побежал к столику, где сидел Иван.
- Это мое портмоне. Дай суда!
То, что ожидал услышать Иван, он не услышал, а именно знакомой царапающей хрипотцы. Голос был сипловат. Присутствовал кавказский акцент и неприкрытая агрессия. 'Мимо цели. Теперь еще и оправдывайся, где я его взял. Вот говно!' - подумал он.
- Я нашел его там, где вы раздевались на пляже. И вот жду вас, чтобы отдать, - как можно более дружелюбно ответил Иван. Такой ответ, похоже, поставил мужика в тупик. Он не находил в нем логики. Нашел документы, деньги и сидит, ждет, чтобы отдать? Вместо того, чтобы делать ноги и потом требовать выкуп? Где подвох? Иначе Артурчик думать просто не умел. Отсутствие ответа породили еще большую агрессивность, тем более, что он не видел в сидящем прямой угрозы. Не блатной. Точно. Тогда кто, лох?
- Ты мине лапшу на уши не вешай. Дай суда, гаварю тибе.
Мужик почти навис над Иваном, требовательно протягивая растопыренную пятерню. Тот протянул портмоне, и 'мачо' практически вырвал его, тут же произведя ревизию. Обнаружив полную сохранность содержимого, что совсем уж не вязалось с его представлениями о возможном ходе событий, он был растерян. Не мог понять, где его обманывают и чего хотят? Реакцией на это обстоятельство явилась попытка нападения как защиты, да и просто, не прокатит ли халява?
- Ты чиво, фраерок, здесь пят штук дэнег было. Где дел?
Ивану план и раньше чем-то не нравился, а тут и вовсе полный фэншуй пошел. Однако собрался и, вспомнив былой опыт общения с подобной публикой, как можно спокойнее ответил:
- Бери, пока дают, и вали тихо, белочкой. Так прыг-прыг. Я не хирург, я онколог.
Последние слова окончательно разрушили и без того расползающееся здание привычной логики 'мачо'. После некоторого, впрочем, бесплодного, напряжения мысли, он смог только спросить с угрозой.