Лейтенант рит Туденге был толковым офицером, и его доклад не сводился к простому перечислению увиденного им и его людьми. Этот невысокий красавчик умел обобщать и делать выводы, за что, собственно, его и перевели из обычной городской стражи. Отвечая на вопросы, лейтенант аккуратно подводил своего начальника к мысли о возможной невиновности Труна Синдата - преуспевающего торговца одеждой, на которого пало подозрение в связях с тиварскими шпионами. Вообще-то Обноси рит Нешадис и так знал, что этот толстомордый хмырь здесь явно не при делах, однако имелось минимум две причины для продолжения круглосуточной слежки. Во-первых, по масштабам Фур-Утиджи Синдат был достаточно крупным торговцем наркотиками, создававшим серьёзную конкуренцию клану Соласбо, который находился под покровительством самого Обноси. Второй причиной стала истерика, случившаяся во дворце после бойни, устроенной шпионами Тивара в "Хитром муле" и в районе Песчаного рынка. Перепуганным придворным убийцы мерещились даже за троном, из-за чего рит Нешадису целую неделю грозили отставкой, тюрьмой или отправкой в действующую армию. Чтобы ублажить идиотов, ему пришлось дать ход нескольким дурацким доносам, демонстрируя незаурядное рвение и преданность короне.
Хмуро поглядывая на стоящего перед ним лейтенанта, Обноси думал, что из этого парня лет через десять получится матёрый офицер стражи, карьере которого может помешать только какая-нибудь случайность либо дурь коронованной особы (что более вероятно.) Для третьего сына провинциального нотариуса этот лейтенант был даже слишком хорош, и одно это могло стать красной тряпкой для столичных шакалов, не жалующих самодостаточных людей со способностями. Всё это напоминало рит Нешадису его собственную историю, слишком многое в которой было тошно вспоминать даже спустя многие годы. Это сейчас мало кто из лотвигов посмеет вспомнить о его остром подбородке и больших ушах, а вот первые семь-восемь лет множество уродов находили их весьма забавными...
Офицер неожиданно начал рассказывать о соседях Снидана, и Обноси догадался, что это молодое дарование надумало проверить, насколько внимательно начальник ведомства слушает его затянувшийся доклад. Усмехнувшись, рит Нешадис слово в слово повторил последнюю реплику лейтенанта, завершив короткий урок неприличным жестом, означавшим, что хорошее отношение к подчинённому и вседозволенность - разные вещи. Как бы там ни было, но этот рит Туденге вполне устраивал Обноси, и дело здесь было не только в его способностях, и тем более не в каких-то воспоминаниях.
Хотя начальнику коронной стражи было немногим больше пятидесяти лет, он уже давно начал задумываться о своём завтрашнем дне. Его не интересовали дворянские титулы, придворная суета, замки и поместья. Обноси вполне устроил бы большой каменный дом на берегу озера где-нибудь подальше от Фур-Утиджи, в котором он мог бы спокойно жить, ни в чём не нуждаясь и ничего не опасаясь. "Ни в чём не нуждаясь" рит Нешадис мог обеспечить себе хоть завтра, а вот перспективы "ничего не опасаясь" были достаточно туманны. За годы службы Обноси не раз ставил в непотребные позы многих влиятельных лиц, будь то кичившиеся предками аристократы или сидевшие на мешках с золотом торговцы. Сегодня они могли только злословить и проклинать обидчика, но что будет, когда главный стражник короны лишится своей должности?
Рит Нешадиса не особо волновали наёмные убийцы, ведь рядом с ним всегда были опытные в подобных делах бойцы. Однако в гости могли пожаловать и его бывшие подчиненные, выполняющие чей-то приказ или достаточно убедительную просьбу. О подобном визите лучше было бы знать заранее, но для этого среди старших офицеров коронной стражи следовало иметь человека (а то и не одного), который считал бы себя обязанным предупредить своего благодетеля о возможной угрозе.
Сами по себе столь полезные люди просто так не появляются, их надо было находить, растить, проверять и ещё раз проверять, без сожаления отпуская плыть по течению всех, кто не смог оправдать ожиданий. Обноси начал заниматься этим кропотливым делом четырнадцать лет назад, едва освоившись в должности заместителя начальника коронной стражи. За эти годы он пропустил через своё сито несколько десятков человек, почти треть из которых со временем обзавелись серебряными офицерскими вензелями. Увы, в той или иной степени рит Нешадис сегодня мог рассчитывать только на двух капитанов и одного майора, дальнейшая карьера которых, к сожалению, представлялась весьма проблематичной.
А ведь ещё осенью всё выглядело совершенно иначе. Через месяц-другой в столицу должен был вернуться Ченгор рит Лаатун, назначение которого вторым заместителем Обноси было уже одобрено королём. Майор пользовался полным доверием рит Нешадиса, план как никогда был близок к претворению в жизнь, но во время поездки в предгорья Касатлено он был убит пьяными коренжарцами (командуя коронной стражей в восточной части Тангесока, рит Лаатун должен был пресекать столкновения между ордой и местными жителями).
И без того ненавидевший наглых дикарей Обноси был в ярости, но ему приказали заткнуться и забыть об этом "досадном недоразумении". На место Ченгора был назначен самоуверенный придурок фос Руфакор, известный в Фур-Утиджи прежде всего как собутыльник старшего сына короля (когда тиварские шпионы зарезали этого болвана в "Хитром муле", мало интересующийся религией рит Нешадис возблагодарил милостивого Альфира за явленную ему высшую справедливость).
После гибели верного рит Лаатуна всё надо было начинать сначала, и именно этим объяснялось особое внимание, уделяемое стоявшему перед ним офицеру. По-хорошему рит Туденге уже надо было дать возможность почувствовать собственную значимость, но рит Нешадис так и не решился спустить лейтенанта с поводка. Спору нет, обнаглевший Снидат давно напрашивался на хороший погром, и при других обстоятельствах стража уже завтра начала бы потрошить его склады, лавки и мастерские. Что-нибудь там, разумеется, нашли бы, но Обноси не любил играть втёмную, а рит Туденге так и не сумел установить, кто из влиятельных господ являлся покровителем этого торгаша (было бы смешно думать, что Синдат достиг своего нынешнего положения без чьей-то негласной поддержки).
А ведь этим покровителем мог оказаться старший сын короля, кто-то из герцогов (но это было бы ещё полбеды), а то и проклятые танкисы, подмявшие под себя придурочного короля и заносчивых аристократов. Чтобы разрешить эту загадку, рит Нешадис даже направил письмецо своему старому знакомому Хиндулафу, однако ответа так пока и не получил (нельзя было исключать, что после невиданных разборок в Каулоне уритофорцу в основном пришлось заниматься собственной безопасностью).
Между тем ситуация могла оказаться ещё более опасной, если лейтенант всё-таки сумел не только выяснить имена покровителей, но и нашёл с ними общий язык. Поводом для подобного взаимопонимания могло стать всё что угодно: деньги, карьера, а то и чьё-то желание поменять изрядно засидевшегося на своём месте начальника коронной стражи. Обноси не сомневался, что в Фур-Утиджи немало людей хотели бы плюнуть ему в спину, а то и помочиться на его могилу (об этом, правда, мало кто осмеливался пока даже помыслить). Сожалеть об этом было бессмысленно - выполняя приказы и прихоти семьи фос Нкаревшитов, коронная стража крепко держала Тангесок за горло, не делая особых различий между знатью, горожанами, офицерами и селянами. Он был нужен, но в этом жестоком мире никто и никто не могло оставаться неизменным.
Рит Нешадис хорошо понимал, что война с Тиваром близится к завершению, и положение дел в королевстве с каждой неделей будет становиться всё более сложным и непредсказуемым. Как обычно водится в таких случаях, во дворце начнутся лихорадочные поиски виноватых, и так ли уж невероятно предположение, что все накопившиеся проблемы захотят свалить на начальника коронной стражи, якобы не проявившего должного рвения в искоренении крамолы и врагов трона? Собственно говоря, нечто подобное уже началось, но пока рит Нешадис был главным охотником, а не спасающей свою шкуру дичью. Но что если этот лейтенант всё-таки снюхался с покровителями Труна Синдата, а те каким-то образом смогут узнать, о чём Обноси говорил позавчера с опальным герцогом фос Бетлартором?
И даже если узнавшего о содержании беседы короля тут же хватит удар, чем это поможет обвинённому в заговоре рит Нешадису? Новым правителем Тангесока провозгласят больного на всю голову Нефтора фос Нкаревшита, который не замедлит отправить на казнь государственных преступников, обсуждавших свержение правящей династии (хотя дорвавшийся до власти сынок Апсамы вполне может захотеть предварительно подвергнуть их самым жестоким пыткам).
Грохнув кулаком по столу, Обноси с руганью прервал поток дурных мыслей, уводящих его в сторону от анализа ситуаций: "Демонская сила, что ж я, дурак старый, буровлю?! Хрен там кто знает, о чём мы с герцогом говорили! Там мы вдвоём были, остальное - срань вонючая..." С трудом задавив свой порыв вскочить на ноги, начальник стражи откинулся на спинку кресла, подчёркнуто медленно расстегнул две верхних пуговицы чёрного мундира и только после этого встал и подошёл к шкафу из молавского дерева. Полстакана душистой виноградной водки помогли рит Нешадису загнать вырвавшиеся на волю чувства на обочину сознания, вернув его голову в привычное состояние холодного здравомыслия.
Бросив взгляд на карту Бонтоса (однажды ему довелось узнать, что нечто подобное висит на стене в кабинете рит Корвенци, и это было не самое приятное воспоминание), Обноси криво усмехнулся, подумав о вполне реальной опасности быть обвинённым в измене всего лишь на основании встречи с герцогом. С точки зрения здравого смысла подобное обвинение отдавало бы изрядной дурью, но в силу своей должности рит Нешадис не только понимал подобную, с позволения сказать, логику, но и сам должен был действовать по её канонам. Объяснение лежало на поверхности: королевство и его союзники терпели поражения, и никто не мог знать, чем всё это обернётся для глупого и безвольного Апсамы, превратившего свою страну в логово еретиков-танкисов.
Случиться могло всякое, и хотя придворные сочинители без устали плодили трактаты о заслугах правящей династии, многие дворяне и простолюдины знали, кто именно избавил Тангесок от имперцев и коренжарцев. И что при таком раскладе должны были думать во дворце, узнав о тайной встрече всесильного начальника коронной стражи с Туслонсом фос Бетлартором - популярным в армии отставным полковником и главой легендарного рода аристократов и воинов? Что они готовят заговор против короны?
Сжав кулаки, рит Нешадис медленно повернулся к портрету короля: "А ты что, сука, думал? Страну просрал, и всем теперь сдыхать придётся? Хрен тебе, тупой ублюдок! Чего ради я всю жизнь в дерьме копался? Ради короны? Не-е-ет, козлы, за ваши головы Тивар и серые много чего простят... Я ещё поживу у озера, порадуюсь".
...Ещё весной Обноси вряд ли могло прийти в голову, что он когда-нибудь будет встречаться с фос Бетлартором, ведь ему слишком хорошо было известно, почему командир чёрных улан оставил свой полк и службу в армии. По большому счёту его собственное отношение к коренжарцам и правящей династии мало чем отличалось от холодного презрения полковника, но то, что мог себе позволить обладатель герцогского титула, было недопустимо для уроженца захолустного Гоченсипа, пусть даже много чего достигшего на королевской службе.
Тем не менее последние годы рит Нешадис как никто иной был осведомлён обо всех обстоятельствах жизни фос Бетлартора, минимум два-три раза в неделю читая отчёты наблюдателей и приставленных к полковнику шпионов. Аккуратно оформленные и пронумерованные бумаги были до зевоты безличны и скучны, ведь основными занятиями герцога были прогулки в саду, чтение книг, фехтование и встречи с отставными сослуживцами (наиболее часто его гостями были капитаны рит Текшализ и граф фос Кулаколь). Жена полковника умерла во время эпидемии лишати, однако Туслонс не стал после этого вести монашеский образ жизни. Все эти годы рядом с ним была черноволосая Решита, которая никогда не претендовала на какое-то особое положение, частенько сопровождая поваров в их походах на рынок.
Единственное значимое событие произошло полтора года назад, когда в саду неожиданно появилась охрана, состоявшая из бывших бойцов эскадрона фос Кулаколя, поселившихся после выхода в отставку в его фамильном имении. К тому времени вконец обнаглевшие коренжарцы стали появляться даже в столице, и капитан не без оснований предположил, что кому-то из них захочется стать героем, отомстив потомку Симпаса фос Бетлартора, изгнавшего орду из своей страны. Девять ветеранов без раздумий встали на защиту своего командира, получив из рук графа арбалеты и боевые синтагмы (как стало потом известно, полковник считал подобные предосторожности излишними, но упрямый фос Кулаколь не внял его доводам).
Узнав о появлении в столице опытных и хорошо вооружённых чёрных улан, рит Нешадис поспешил с докладом во дворец, желая не только лишний раз продемонстрировать служебное рвение, но и своими глазами увидеть реакцию короля и его ближайшего окружения. Эффект превзошёл все ожидания: Апсама потерял дал речи, зато придворные заметались подобно стае испуганных мух, разом взлетевших с коровьей лепёшки. Кто-то требовал немедленно арестовать герцога, другие клялись защищать короля до последней капли крови, третьи уверяли, что двух-трёх рот будет достаточно для подавления зреющего мятежа. Улучив подходящий момент, Обноси позволил себе выразить сомнение в целесообразности излишне суровых мер, напомнив о небольшой численности потенциальных заговорщиков. Тут-то пришедший в себя Апсама и проявил неожиданное здравомыслие, приказав направить к дому фос Бетлартора всего лишь три десятка королевских егерей.
Солдаты промаялись там почти три пятидневки, с каждым днём всё с большим интересом слушая рассказы свободны от караула улан. Всё закончилось, когда бравый мастер-сержант доложил очередному проверяющему о готовности его бойцов обеспечить безопасность его высочества герцога.
Подобный поворот, впрочем, не вызвал особого удивления, ведь егерям, как и всем жителям Тангесока, было хорошо известно о бесчинствах, которые творили коренжарцы в юго-восточной части страны. Тем не менее, разговоры на эту тему в публичных местах сурово пресекались, и немалое число дворян, не говоря уже о простолюдинах, успели неделю-другую полежать на грязной соломе в башнях и подвалах коронной стражи. С простыми горожанами и селянами церемонились, ясное дело, намного меньше, но так как приказа особо зверствовать не было, в ведомстве рит Нешадиса после получения своей порции плетей или палок они также не задерживались (частенько дело вообще заканчивалось обычным мордобоем).
Столь милосердные способы пресечения вольнодумства использовались, разумеется, только в случаях уличных разговоров или пьяной болтовни. Если же речь шла о реальных заговорах или вооружённом сопротивлении властям, коронная стража руководствовалась совсем иными инструкциями о порядке проведения допросов и содержании арестованных. В этом случае о наказании в виде палок можно было только мечтать, ведь наиболее вероятным исходом скоро суда были тюрьма, каторга, виселица или плаха (в отношении дворян приговор утверждал лично король, но обычно это было просто формальностью).
Этот порядок был установлен ещё отцом нынешнего короля Косветом фос Нкаревшитом, который, собственно, и пригласил в свою страны ордынские отряды, стремясь любой ценой избежать разгрома в войне с Тиваром, вошедшей в историю под названием Первой весенней. Снедаемый жаждой реванша Косвет несколько лет спустя ввязался в новую войну в соседями, которая также не принесла почестей ни ему самому, ни королевству. Перевалы в горах Касатлено по-прежнему остались в руках тиварцев, зато коренжарцы, ценой больших потерь остановившие натиск синемундирных полков, получили в южных провинциях особые права и привилегии, которые они со временем стали трактовать как возможность безнаказанно делать всё что угодно. Когда старый король умер, Апсама поначалу попытался умерить аппетиты ордынцев, но быстро сдал назад, столкнувшись с неповиновением и угрозой начала боевых действий (карательные походы против собственных подданных король счёл не столь обременительным делом).
В молодые годы Обноси воспринимал коренжарцев как малость диковатых, но заслуживающих уважения смелых и решительных бойцов. Во многом такое отношение сложилось у него под влиянием рассказов отца, не раз вспоминавшего, как лихая атака отряда Ямшатки спасла остатки его роты от уничтожения. В коронной страже рит Нашедису довелось узнать о коренжарцах много чего нового, в том числе и того, о чём ему не хотелось бы ни знать, ни вспоминать. Подобными познаниями он во многом был обязан службе в различных провинциях, в половине которых приходилось либо разбираться в конфликтах с участием ордынцев, либо подавлять недовольства местных жителей (хвала Альфиру, что в других местах основным занятием молодого офицера было запугивание болтунов и фрондеров).
Окончательно перебравшись в Фур-Утиджи, Обноси не раз задавался вопросом, почему Апсама до сих пор терпит эту вечную головную боль, недовольство провинциальных дворян и ограбленных торговцев? Да, решиться раз и навсегда очистить свою страну от бандитов было непросто, кровь лилась бы рекой, зато многие тысячи тангесокцев молились бы потом на своего короля, благословляя его мудрость и заботу о подданных. Определённые соображения по этому поводу у рит Нешадиса, разумеется, имелись, и они отнюдь не сводились к тому, что корона Тангесока досталась пустоголовому безвольному существу. Нет, тут было кое-что другое, и несколько лет назад Обноси окончательно убедился, что Апсама лелеет некий план, значимое место в котором принадлежит именно коренжарцам. Начальнику коронной стражи подобная перспектива очень не нравилась, но последние сомнения развеялись только при виде искренней радости короля, узнавшего о серьёзной болезни и без того старого Свербора фос Контандена. Теперь всё встало на свои места: когда корона герцогства перейдёт к неопытноу Локлиру, на которого с усмешкой смотрят многие тиварские лотвиги, придёт время долгожданной мести за унизительные поражения в двух Весенних войах.
Вернувшись в свой кабинет, рит Нешадис долго сидел в полной тишине, обдумывая грядущий расклад и место, которое ему предстояло в нём занять. Не было сомнений, что война многое изменит в жизни королевства, при этом значение будет иметь и её продолжительность, и количество союзников. Коренжарцы, само собой, полезут куда угодно, вполне вероятно участие Непшита, однако этих сил вряд ли будет достаточно для триумфа. А вот вмешательство Небриса, способного с моря атаковать Ансис и Ферир, сразу же заставит этого Локлира просить пощады. И если фос Скифест захватит Ферир, нам-то что с того? Тильодану можно будет даже часть рудников в предгорьях отдать, лишь бы он помог победить.
Ухмыльнувшись, Обноси вспомнил, как несколько месяцев назад его люди обеспечивали охрану прибывшего в Фур-Утиджи главного небрисского дипломата Тефиба фос Ергибера. Многие тогда недоумевали, что этот самоуверенный толстяк забыл в Тангесоке, который явно не входил в число самых могущественных государств Бонтоса. Передав Апсаме личное посление короля Небриса, Тефиб ещё дважды беседовал с фос Нкаревшитом с глазу на глаз. Завершился этот визит большим приёмом, во время которого прозвучало немало здравиц в честь двух королей и заверений в вечной дружбе Небриса и Тангесока, однако ни любящий поговорить Апсама, ни явно довольный фос Ергибер ни словом не обмолвились о целях этой более чем неожиданной встречи.
Вскоре после отъезда (или, точнее, отплытия) небрисского дипломата король приказал рит Нешадису лично, но - не привлекая излишнего внимания, встретить прибывающих в страну боевых магов, которые усилят мощь славного Тангесока. Напялив на себя привычную маску внимания и почтительности, Обноси смиренно слушал разглагольствования Апсамы, тихо радуясь, что королю наконец-то пришла в голову здравая мысль. В самом деле, если уж им так приспичило воевать, т боевые маги лишними точно не будут. В Тангесоке толковых магов было слишком мало, и причиной этому было упорное нежелание рит Нкаревшитов отправлять даже самых способных юношей в Ванат Теники или Старую академию. Чему-то они, конечно, могли научиться и в Фур-Утиджи, но если целителям это более-менее удавалось, то доморощенные боевые маги явно не могли сражаться с тиварскими на равных.
Первыми в Фур-Утиджи прибыли некие Белувак и Актамат, каждого из которых сопровождали несколько слуг, учеников и помощников. Вежливо поблагодарив начальника коронной стражи, маги отказались от какой бы то ни было охраны, после чего направились в отведённый для них небольшой замок в старой части города. Обноси давно привык оценивать людей в первую очередь по тому, как они говорили (именно "как", а не "что"), слушали, двигались и реагировали на изменения ситуации. Актамат показался ему излишне напряжённым молодым человеком, зато высокий улыбающийся Белувак, серые глаза которого буквально излучали уверенность в своих силах, произвёл на рит Нешадиса большое впечатление. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что этот неизвестно откуда взявшийся маг с одинаковой лёгкостью может очаровывать и убивать людей.
Через несколько дней Апсама устроил в честь гостей небольшой приём, на который были приглашены наиболее знатные лотвиги (исключая, разумеется, фос Бетлартора), три генерала и несколько наиболее доверенных придворных. Неизменно обаятельный Белувак, несомненно, понимал, что тангесокцы ждут от него эффектного представления, но не счёл возможным уподобляться ярмарочным магам, ограничившись показательным убийством двух пленных тиварских егерей. Одного из них он поразил крохотным алым файерболом, который по воле мага несколько раз изменял направление своего движения. Затем Белувак движением руки направил в лицо стоявшего на костылях капрала клуб зелёного дыма, едва вдохнув который, тиварец умер раньше, чем его тело рухнуло на каменный пол.
Созерцание невиданных доселе способов уничтожения врагов произвело на короля и остальных зрителей должное впечатление, но маг, видимо, решил, что ещё одна демонстрация своего могущества не будет в этой ситуации лишней. Взяв со стола позолоченный канделябр, Белувак медленно провёл над ним правой ладонью, и все три свечи одна за другой потухли, затем вновь вспыхнули, вызвав у присутствующих возгласы удивления, изрядно приправленного испугом. Рит Нешадису за годы службы многое довелось повидать, но при виде трёх трепещущих чёрных огней его сердце забилось быстрее, а в животе шевельнулось что-то липкое и холодное. Медленно обведя взглядом поражённых зрителей, Белувак вновь поднял руку, и языки чёрного пламени слились в один мерзкий на вид шевелящийся шар, вокруг которого начал распространяться полумрак, почти скрывший фигуру едва слышно усмехнувшегося мага.