Едва открыв глаза, Байтан понял, что больше он не уснёт. До рассвета было ещё далеко, и комната была наполнена мягким голубым светом Кисейту - большого ночного светила, плывущего по чёрному небу среди тысяч сияющих звёзд. Красноватый диск её младшей сестры Мирелу был виден только наполовину, что указывало на начало первого летнего месяца. Лёгкий ветерок нёс запахи моря, выброшенных на берег водорослей и копчёной рыбы. Всё было как всегда, но Байтам чувствовал, что внутри него шевелится червячок какого-то смутного беспокойства. Повернув голову, он взглянул на спящую рядом с ним Метину, аккуратно снял с её лица густую прядь чёрных волос и вновь уставился в потемневший от времени потолок. Не придумав ничего путного, он осторожно сел, опустив ноги на неровные плитки каменного пола. Подняв глаза, Байтам упёрся взглядом в висящее на стене снаряжение тружери: высокий шлем с гребнем, не утратившую блеска кирасу, два боевых топора с длинными ручками, узкий меч и четыре тяжёлых метательных ножа.
Покачав головой, Байтам встал, ещё раз оглянулся на спящую жену и, прихрамывая. Подошёл к кровати, где в обнимку спали их дети шести, пяти и трёх лет. Осторожно открыв дверь, он вышел на открытую веранду и осмотрел песчаный берег, вывешенные для просушки сети, убранные подальше от вечернего прилива баркасы и темнеющее в сотне шагов здание коптильни. Вдохнув полной грудью свежий морской воздух, Байтам не стал сдерживать широкую улыбку: он любил этот дом и этот берег, любил свою сегодняшнюю жизнь, к которой он шёл долгих двенадцать лет через рабство, сражения и службу в элитном отряде герцога Тивара.
Байтам родился на западном берегу Тивара в семье рыбака, сумевшего выбиться в люди благодаря собственной смелости и удаче в лице графского сына, спасённого им во время шторма в Сарфийском море. Получив полсотни золотых в знак благодарности, Канолат купил второй парусный баркас, нанял несколько человек и сделал знакомому купцу из Турдуша взаимовыгодное предложение. Этот северянин возил в Небрис и Тивар меха, шкуры качаталов, пробить которые могла не всякая стрела, и стволы каменного дерева. Основную часть груза его судов, уходящих домой вверх по Велитару, составляли слитки железа и копчёная рыба, которая была хорошим товаром в северной части Бонтоса. Канолат справедливо рассудил, что во время осенних штормов гораздо выгоднее было бы плыть с той же самой рыбой в Турдуш, чем пережидать непогоду на берегу.
Первое плавание оказалось весьма удачным, за ним последовало второе, третье, а в четвёртый раз Канолат взял с собой пятнадцатилетнего Байтама, в руки которого рано или поздно должно было перейти отцовское дело. Ему уже доводилось бывать во многих портах Сарфийского моря, но плавание по великой реке открыло для него новый мир. На следующий год Байтам с нетерпением ждал нового путешествия на север, дни и ночи проводя на ботру баркаса или в коптильне.
Пройдя большую половину пути, баркасы остановились на очередную ночёвку, бросив якоря в паре сотен шагов от берега, принадлежавшего королевству Пуленти. С другой стороны водной глади находился пользующийся дурной славой Коренжар, и Канолат с удовольствием пристал бы к пулентийскому берегу, если бы не одно "но": в этот раз он взял на борт партию контрабандного оружия, и излишнее любопытство берегового патруля могло обернуться большими проблемами. Но пришли они с другой стороны.
Тусклого света масляных светильников едва хватало для освещения баркасов, немногим больше толку было и от ночных светил: голубой диск Кисейту был едва виден сквозь затянувшие ночное небо облака, более тёмную Мирелу никто даже не пытался рассмотреть. Темнота и плеск волн способствовали тому, что плывущие вниз по течению лодки никто не заметил до того, как абордажные крюки вонзились в борта рыбацких судов. Одетые в чёрное нападавшие действовали быстро и безжалостно - всех, кто успевал схватиться за оружие, убивали на месте, остальных сбивали с ног, тут же набрасывая на шею верёвочную петлю. Отброшенный к борту Байтам видел, как его отец вонзил меч в бок одного из врагов и тут же упал, поражённый сразу двумя ударами. Обозлённые потерей, люди в чёрном принялись рубить мёртвое тело, превратив его в бесформенную окровавленную массу. Потрясённый увиденным, Байтам не проронил ни слова, пока его вместе с тремя уцелевшими рыбаками привязывали к мачте (только утром он узнал, что на другом баркасе в живых остались три человека), сбрасывали мёртвые тела в воду и рубили якорные канаты. Течение реки подхватило захваченные суда, однако скоро баркасы стали забирать влево, и Байтам понял, что они направляются к берегам Коренжара.
После нескольких дней пребывания в грязном сарае всех захваченных рыбаков посадили в тесную железную клетку на колёсах и повезли куда-то на восток. Один их охранников на ломаном имперском пояснил, что их уже купил новый хозяин, и через пять-шесть дней они приедут на большой невольничий рынок. Пара тощих лошадей медленно тащили повозку по осенней грязи, каждый день несколько раз начинал идти холодный дождь, и многие пленники уже начали чихать и кашлять. Особенно плохо чувствовал себя старый Вадеш, сильно избитый во время захвата. Привалившись к решётке, он оставался безучастным ко всему происходящему, почти не отвечал на вопросы, время от времен сотрясаясь от приступов мучительного кашля. На четвёртый день их догнал богато одетый коренжарец с десятком конных воинов, который, как можно было понять по его поведению, и был их новым хозяином. Осмотрев пленников, недовольный владелец живого товара разразился громкими криками, ударил палкой нескольких конвоиров и приказал накрыть клетку плотной тканью, позаботившись даже о том, чтобы её закрепили в виде шатра для скатывания потоков воды. Удовлетворённый увиденным, хозяин направился к своему коню, и тут Вадош вновь зашёлся в приступе утробного кашля. Резко повернувшись, коренжарец осмотрел хрипящего измождённого старика и что-то приказал ближайшему охраннику. Ухмыльнувшись, тот не торопясь подошёл к клетке, вытащил свой меч и хорошо поставленным ударом пронзил грудь старого рыбака. Обругав конвоиров ещё раз, хозяин сел в седло, окровавленное тело бросили на обочину дороги, возница взмахнул кнутом, и караван неторопливо двинулся дальше.
Через несколько дней Байтама уже везли обратно на запад вместе с шестью другими рабами, трое из которых были рыбаками из захваченных баркасов. Их купил капитан галеры Мускашир, промышлявший в водах Велитара и Сарфийского моря торговлей, контрабандой и пиратством. Для торговли ему вполне хватило бы и парусов, но остальные занятия нередко требовали особой скорости хода, которая обеспечивалась гребцами и плетью в руках смотрителя. Месяц назад Мускашир с большим трудом смог отбиться от небриского речного патруля, замаскированного под обычное торговое судно. Пойдя на абордаж, он нарвался на умелых лучников и пару файерболов, лишивших капитана нескольких пиратов и гребцов. Спасла их тогда удачно пущенная синтагма, снёсшая парус патрульного корабля. Проклиная всех известных ему богов и королей, Мускашир добрался до ближайшего порта на берегу Коренжара, поставил галеру на ремонт и отправился с частью команды в Тунтлу на базар продать добычу и купить новых гребцов (нанять пяток готовых на всё головорезов можно было в любом портовом городе).
Каждому из рабов надели на ноги тяжёлые кандалы с цепью, привязанной к крытой повозке, на которой их везли. Как и большинство его пиратов, Мускашир хорошо знал имперский язык и первые дни ехал рядом с повозкой, расспрашивая своих новых рабов об их прошлом. На суше ему было явно скучно и, когда эта тема была исчерпана, капитан сам начла рассказывать о своих похождениях, вновь радуясь своим победам и переживая поражения. Кормили их на удивление хорошо, что было связано с рачительным подходом Мускашира к своему новому имуществу: "Не для того я за вас золотом платил, чтобы вы на галере веслом не могли ворочать."
Всё это, однако, не помешало ему разрешить своим пиратам, перепившимся во время очередной ночёвки, изнасиловать Байтама как самого молодого из рабов. Изнемогая от боли и унижения, он остался лежать рядом с колесом, так как ублажившие свою похоть мерзавцы никому не позволили помочь ему подняться. Проведя ночь с местной шлюхой, Мускашир утром был очень недоволен увиденным. Когда же к концу дня лицо Байтама покрылось каплями пота, и на его горячем теле стало можно жарить яичницу, капитан разозлился не на штуку. Выхватив клинок, он буквально рычал на своих безмолвствующих людей, брызгая слюной. Немного успокоившись, он вскочил на коня и вскоре вернулся с магом-целителем. Служивший за хорошие деньги у местного вождя адонгонец оказался умелым лекарем, и уже утром бледный и осунувшийся Байтам почувствовал себя намного лучше. За два дня пути, оставшихся до Велитара, тело Байтама полностью исцелилось, но в его душе появилась уже третья тёмная отметина: гибель отца, убийство Вадоша, ночные буйства насильников.
Пиратская галера, ставшая домом Байтама на пять долгих лет, называлась "Гояр", что на коренжарском языке означало "Звезда". Его приковали к вытертой до блеска деревянной скамье, на которой все эти годы он ел, спал и работал веслом до ломоты в руках, ногах и спине. Хвала Альфиру, что длины цепи хватало, чтобы днище галеры не стало отхожим местом для двух десятков гребцов. Кроме них на галере находились капитан, его помощник, три-четыре управлявшихся с парусом матроса, десяток бойцов, надсмотрщик и повар. Было, конечно, тесновато, но лишних людей на судне не имелось, ведь у каждого были свои обязанности. Случалось, что гребцы несколько дней могли не вставлять свои вёсла в уключины, однако нередко бывало и так, что заставить их двигаться быстрее было невозможно ни плетью, ни суковатой палкой.
За эти годы "Звезда" исплавала весь Велитар от северного Уритофора до Ферира, не раз ходила по его могучим притокам Тинутику и Лавилкиру, десятки раз выходила в Сарфийское море, добираясь до южной оконечности полуострова Бусти. Несколько раз галера проплывала у западного побережья Тивара, и тогда Байтам поднимал край ткани, круглый год натянутой над скамьями гребцов, и до рези в глазах всматривался в знакомые с детства очертания родного берега.
Бурная жизнь пиратской галеры имела свои последствия: почти полностью сменился состав абордажной команды, помощник капитана получил в глаз арбалетный болт, от ран и непосильного труда умерла треть гребцов. Изменился и сам Байтам, превратившись из долговязого парня в молчаливого мужчину со стальными мускулами и тяжёлым взглядом. Той осенью Мускашир вновь привёл "Гояр" к берегам Тивара, карауля последние корабли с пассажирами и товарами, спешащими пересечь море перед началом ненастья. Заметив идущее вдоль берега большое судно, капитан приказал "бодрить" гребцов, и палка надсмотрщика вновь обрушилась на их спины и плечи. Галера заметно прибавила ход, и это не осталось незамеченным на преследуемом корабле, команда и пассажиры которого теперь не сомневались, кто именно собирается пересечь их курс. Что будет дальше, всем было хорошо известно: груз разграбят, раненых выбросят за борт, ценных заложников и будущих рабов связанными бросят в проход между лавками гребцов, женщин будут насиловать несколько дней, после чего в зависимости от состояния их или утопят, или оставят в покое, чтобы они немного пришли в себя перед продажей.
Мускашир уже радостно потирал руки, когда с корабля под флагом Тивара в облачное небо взлетел сигнальный файербол, рассыпавшийся высоко над морем десятками красных огней. Это насторожило капитана, и он приказал одному из матросов залезть на мачту. Какое-то время оба корабля продолжали двигаться пересекающими курсами, расстояние между ними сокращалось, и тут матрос с мачты закричал, что со стороны моря к ним идёт военный корабль. В небе лопнул ещё один ярко-красный файербол, но капитан не обратил на него внимания, вглядываясь в приближающийся тиварский корабль. Спрыгнув с борта на настил в кормовой части галеры, Мускашир разразился громкими проклятиями: "Дерьмо Молкота! У них маг на борту!"
Услышав громкую ругань матросов, Байтам понял, что необычную скорость тиварскому паруснику обеспечивает магическая энергия Ванат, преобразованная магом-стихийником в силу ветра. Расстояние между кораблями быстро сокращалось, и не перестававший ругаться Мускашир приказал готовиться к бою (про торговое судно на борту "Гояр" никто уже не вспоминал), понимая, что из изнемогающих гребцов больше ничего не выжмешь. Однако рубиться с пиратами просто так никто, видимо, не собирался. Пущенный с удивительной точностью файербол сбил на галере парус, второй разбросал нескольких пиратов, готовивших арбалеты на кормовом помосте, третий оторвал руль галеры, лишив её управления.
Пиратский корабль тряхнуло от удара в корму, и Байтам понял, что тиварцы пошли на абордаж. Оглянувшись по сторонам, он увидел, как напряглись сидящие лицом к корме гребцы, почувствовавшие наступление момента, способного резко изменить их судьбу. Все знали, что в Тиваре не было рабства, хотя никто не бросался освобождать рабов, иногда появлявшихся на территории герцогства вместе со своими хозяевами, если они имели специальные браслеты или ошейники, соответствующие законам других стран. Коренжарцы, однако, не утруждали себя никакими опознавательными знаками для рабов, поэтому гребцы галеры в глазах солдат и чиновников Тивара были свободными людьми, захваченными пиратами в плен.
Первым на кормовой помост галеры перепрыгнул невысокий широкоплечий воин с двум мечами, в считанные мгновения уложивший двух пиратов, попытавшихся его атаковать. Коренжарец в прожжённым файерболом камзоле выстрелил в тиварца из арбалета, однако на груди у него вспыхнуло свело-жёлтое сияние, отразившее выпущенный почти в упор тяжёлый болт. Сидящий впереди Байтама старый лысый гребец неожиданно вскочил и с громким криком ударил арбалетчика в спину, сбив его с ног. Гребец наклонился, вытаскивая меч из-за пояса пирата но подбежавший надсмотрщик ткнул лысого в бок остриём штурмовой алебарды.
Байтам сунул руку под скамью, рывком развернул тюк с зимней одеждой и нащупал небольшой стилет с витой рукоятью. Он достался ему два года назад, когда пираты захватили корабль какого-то купца из Досама. В плен тогда никого не взяли, но Мускашир приказал снять с убитых тёплую одежду и отдать её гребцам. В рукаве доставшегося ему залитого кровью шерстяного плаща Байтам и нашёл этот стилет. Два долгих года ночами он касался клинка пальцами, мечтая о том дне, когда он сможет дать выход своей холодной злобе. С торжествующим звериным рыком Байтам вонзил стилет в голову надсмотрщика, левой рукой подхватив падающую алебарду. Он не успел развернуться лицом к носу галеры, когда рвущиеся вперёд тиварцы оттолкнули его в сторону. Падая, Батам успел заметить, как матросы опускаются на колени, а капитан сползает по борту с торчащей изо рта стрелой с бело-синим оперением.