Николай Петрович Касаткин, 59-летний, статный седовласый мужчина, после своей поездки на братскую могилу где был захоронен его дедушка, в корне изменил свое отношение к дню Победы. Он стал для него днём Траура. В этот день Николай Петрович напивался 'вдрызг', так как его тошнило от той ощущаемой атмосферы праздничности и разнузданного бряцанья гусениц танков по брусчатке Красной площади. Впрочем, обо всём по порядку.... .
I
Когда началась война, отцу Коли было 15 лет; звали его Петей. Почти сразу же на фронт забрали отца Петьки и старшего брата Глеба. Похоронки на отца и брата пришли почти одновременно летом 1942 года. Петина мама сразу же поседела от горя и когда в 43-м году забирали его, она упала ему в ноги и в беспамятстве стонала, повторяя одну и ту же фразу: - 'Не отдам'. Петю забрали, и она осталась совсем одна в далёкой сибирской деревне.
Ему повезло остаться живым, но из армии его отпустили только в 49-м, через 4 года после окончания войны. Ему было странно, зачем их 20-летних парней держат в армии вдалеке от родной стороны, так как кроме ежедневной изнуряющей строевой ходьбы на плацу и практически ежедневной вечерней пьянки от вынужденного безделья, они больше ничем не занимались. Горилку они покупали у местных, меняя все что было у них ценного, вплоть до подштанников, поэтому спать приходилось иногда голыми.
Ему это было тем более удивительно, когда он получал редкие письма от мамы. В деревню практически никто не вернулся, кроме нескольких израненных инвалидов. Все погибли, а молодежь из наборов 43-45 годов, из тех, кто остался жив, находилась в такой же ситуации, как и Пётр. Мама, конечно, как могла подбадривала его сообщая, что у них все хорошо и жизнь в деревне потихоньку налаживается, но сквозь скупые строчки писем Петя чувствовал, как им было тяжело, особенно без скотины, которую забрали под лозунгом 'Всё для фронта, всё для Победы'. Что бы выжить надо было пахать, поэтому женщины впрягались в оглобли и выбиваясь из последних сил, тащили за собой тяжелые плуги и бороны, а он в это время 4 года занимался муштрой и пьянкой.
Наконец, в 1949 году Петра отпустили, и он вернулся в родную деревню. Глядя на измождённые лица женщин, он стыдливо отворачивал глаза, как будто он был виноват в произошедшем безумии. Но все плохое кончается и вместе с вернувшимися сверстниками они по-настоящему взялись за возрождение своей родной стороны.
Прошло 40 лет. Петр Алексеевич все эти годы списывался с военкоматами и Министерством обороны, чтобы узнать где захоронены его папа и старший брат, так как в обоих похоронках была запись 'пропал без вести'. И наконец, только в далеком 1989 году пришло письмо из Министерства обороны где было указано место захоронения отца. О брате он так ничего и не узнал..... .
Петр Алексеевич пытался посетить братскую могилу, где лежал его отец, но тут начались лихие 90-ые: безденежье, безнадёжье, безверье. В нулевых, когда все уже потихоньку привыкли жить в этих условиях, он собрался съездить, но тут его подкосила болезнь, и его вскоре не стало. Перед смертью он завещал своему сыну Николаю, навестить деда в далёком Воронеже.
II
В 2007 году, перевалив свой 50-летний рубеж, Николай Петрович наконец собрался съездить на могилу деда. Путь был дальний и долгий и в конце, съехав с трассы 'Дон', он ещё 40 километров добирался до места по совершенно разбитой дороге. Зайдя в сельсовет, он представился и вместе с председателем сельсовета, мужчиной примерно одного с ним возраста, доехал до места захоронения. Это был огромный мемориал, в котором покоилось около трёх тысяч красноармейцев и на котором были выбиты имена, имена, имена, в том числе и имя его деда. Николай взял горсть Земли, передал немного денег председателю для содержания мемориала и поехал в обратный путь.
Когда он отъехал километров десять, у него появилось ощущение, что он упустил что-то очень важное и он повернул обратно. Николай Петрович вернулся к братской могиле и внимательно обошёл весь мемориал, и тут он обратил внимание, что большее количество имен имеет одинаковую дату смерти, как будто в этот день проходил решающий для них бой. Зайдя в сельсовет Владимир Петрович поинтересовался, что же произошло в этот день, но не получив внятного ответа, он продолжил свое небольшое расследование. Заехав в деревню, он спросил у сидевших на завалинке старушек, мог бы он застать кого-либо из участников или очевидцев тех боев. Старушки объяснили ему, что участников уже никого в живых не осталось, а из очевидцев назвали адрес деда, который в то время был двенадцатилетним мальчишкой и крутился среди военных, стоящих на передовой. Николай Петрович быстро нашел деда, сказал кто он и попросил его рассказать о событиях тех дней. Дед оказался разговорчивым и с охотой поделился всем тем, что он видел своими глазами. Рассказ старика поразил Николая
Петровича в самое сердце.
- Пригнали сюда военных видимо-невидимо, и они начали окапываться. Я со своим другом тоже крутился там, мы даже помогали им рыть окопы. Было жарко, тихо; кошмар начался только на третий день, когда немцы пошли в атаку. Бои длились где-то полмесяца; наши парни отчаянно сопротивлялись; немцы не продвинулись ни на шаг. По вечерам мы с другом, когда затихали бои, иногда приползали к ним в окопы, тем более у нас уже появились там
друзья. Были мы там и вечером перед решающим днём. Наши друзья, в тот вечер, на чём свет стоит костерили командование, которое не доставило им патроны. А утром немцы неожиданно пошли в атаку и всех наших безоружных ребят, раздавили танками. Немцы ушли дальше и всё затихло. Немного переждав, мы с другом приползли на поле боя, чтобы как-то помочь тем, кто остался живой. И там мы увидели такое...! На поле лежало кровавое мессиво из раздавленных человеческим тел. Мы настолько испугались увиденного, что убежали прочь, сломя голову, пока не добежали до речки. - Воспоминания о событиях 65-летней давности были для него настолько сильными, что мутноватые глаза старика увлажнились, а руки задрожали.
Сердце Николая Петровича заныло. Он сел в автомобиль и медленно тронулся обратно. Вернувшись на братскую могилу он уже другими глазами смотрел на золотистые имена, высеченные на мемориале! Вдруг он представил себе все эти имена кровавым мессивом, раздавленным немецкими танками: с вылезающими из наших солдат, кишками, тут же наматывающимися на гусеницы танков, с трескающимися черепами и брызжущими из них мозгами, с идущими в атаку немцами, гогочущими над безоружными русскими ваньками, в том числе и над его дедушкой. Николай Петрович громко застонал и рухнул на землю, царапая её скрюченными от бессилия пальцами .... .
Он не помнил, как он садился в автомобиль, не помнил как мчался обратно по разбитой дороге. Пришел в себя лишь заехав на трассу 'Дон'. Всю обратную дорогу в Сибирь он сосредоточенно думал. Думал, как же у нас всё легко: вовремя не подвезти патроны - легко, вовремя не вывезти людей из блокады - легко, вовремя не отпустить ребят из армии и наших милых женщин превратить в рабочую скотину - легко, вовремя загнать свой народ в нищету на радость 'хозяевам жизни' - легко, ... - легко, .... - легко, ..... - легко, и конца этому не видно........