Холодный мокрый снег падает на лицо. Темнота набережной, изредка разрываемая желтыми огнями фонарей, обволакивает меня чем-то глухим. Я иду своей обычной дорогой сквозь метель, ежась от ветра. Если бы ветер дул в спину, я могла бы смотреть на обгоняющие меня снежные звезды, несущиеся навстречу земле. Но ветер дует прямо в лицо, снег слепит глаза. Я вижу только контрастные тени решеток на заснеженном граните. Иногда мне кажется, что я внезапно теряю слух - настолько безмолвна эта ночь. Лишь гул ветра, гуляющего в печных трубах, изредка прерывает тишину и напоминает, что слух все еще со мной.
Меня зовут Анна. Мне 27 лет - эдакий неоднозначный возраст: для молодежи я - взрослый человек, для умудренных опытом людей - совсем еще девочка. Тем не менее, каждое утро, уходя на работу, я уговариваю себя, что я уже не маленькая, вспоминаю, что меня ценят и даже иногда боятся. Помогает плохо: я все еще чувствую себя ребенком, которого почему-то бросили в самостоятельную жизнь незадачливые родители.
Особенно крупные хлопья мокрого снега вдруг отрывают меня от размышлений о моей одинокой жизни, возвращая позднего пешехода в холодную реальность зимней петербуржской ночи. Еще один пролет - и дома.
Вдруг метель стихает. Это происходит настолько внезапно, что я останавливаюсь посреди тротуара. Нет, меня не заслонило от ветра оставленное кем-то посреди дороги стекло. Ветер просто перестал дуть, а одинокие снежинки теперь плавно падают к моим ногам. От неожиданности я не знаю что мне делать: заплакать или засмеяться, поднимаю голову к темной бесконечности, из которой мне навстречу летят тысячи белых звезд. Тишина вокруг становится густой, как патока, которая заливает мне уши, нос, рот, глаза. Дома по другую сторону поражают контрастностью - настоящие желтые черепа, пристально всматривающиеся в ночь слепыми глазницами окон. По спине прокатывается неприятный холодок. Мир вокруг теряет реальность настолько, что мне не остается ничего другого, как вытянуть руку вперед и попытаться потрогать его.
Вопреки моему ожиданию, от руки по воздуху не расходятся прозрачные концентрические круги. Мир продолжает выглядеть нереальным и нормальным одновременно.
Я ускоряю шаг, как будто метель усилилась, а не исчезла вовсе. К полной тишине прибавляется тревожное ощущение, что кто-то смотрит на меня сквозь ночь. Но набережная пуста, а, судя по фасадам спящих домов, и весь город пуст, словно жизнь покинула его вместе с последним порывом зимнего ветра.
Свалив тревогу на переутомление и чрезмерную работу, я преодолеваю последние метры холодной ночи, отделяющие меня от треска поленьев в уютном кабинете. Я мгновенно справляюсь с кодовым замком, резко дергаю дверь парадной с большим стеклом. Дверь распахивается и в тот же миг с нее соскальзывает за пределы видимости отражение какого-то животного, похожего на огромного черного пса. Я немного успокаиваюсь, поднимаясь по лестнице: с детства я не боюсь ничего, что ходит на четырех лапах.
Искорки, улетающие вверх, и треск пламени в камине постепенно стирают недавние страхи. Устроившись поуютнее в широком кресле, я наблюдаю за огнем. Мысли, путаные и противоречивые, текут все медленнее и спокойнее. Выражение "мой дом - моя крепость" преобретает реальную основу, тем более, что полуметровые кирпичные стены старинного здания дарят полное ощущение безопасности. Лениво скользя взглядом по рыжим стенам моего уютного кабинета, я пытаюсь прогнать из памяти недавние ощущения. Получается плохо. Допив сладкий чай с коньяком - рецепт, пришедший откуда-то с армянских гор, я устало бреду в спальню и пропадаю в мягкой глубине пуховых подушек. Перед тем, как заснуть, я еще раз уговариваю себя, что жизнь молодой свободной независимой женщины чрезвычайно хороша -на самом деле и погружаюсь в сон.
Обычно мне снятся совсем другие сны. Сны, похожие на красочные кинофильмы. Но на этот раз сон пришел не сразу, как будто грань между явью и забытьем стала тоненькой, как дуновение ветра. Я не проваливаюсь в иной, нереальный мир с размаху, упав где-то посередине причудливого пейзажа или батальной сцены. Я, вроде бы, и не засыпаю вовсе, а продолжаю лежать в уютной теплой пуховой глубине. Только темнота вокруг меня сгущается до непроницаемой черной мглы, плотной и теплой, словно живое существо, заполняющее собой все пространство. Я нежусь в его тепле, ловя каждое мгновенье после ночной прогулки по застуженным зимним улицам. Постепенно я начинаю ощущать легкое притяжение, исходящее откуда-то из самой глубины моего сна. Что-то притягивает меня, уговаривая без слов подчиниться его неведомой воле. И тут я впервые ощущаю страх.
Притяжение не ослабевает. Темнота продолжает манить. Она словно играет всеми цветами радуги, переливается, как драгоценные камни, но остается при этом непроницаемо-черной. Она - эта черная дыра, - целый мир, о котором я не имею ни малейшего понятия. Этот мир тянет меня к себе с силой, какую мне еще не приходилось испытывать. Мой страх постепенно перерастает в ужас.
Я начинаю слышать ласковый голос. Он не произносит слов или мне не удается разобрать ни их звучания, ни их значения. Но он звучит. Он определенно ведет со мной беседу, пытаясь убедить следовать за ним, туда, по ту сторону тоненькой грани. Страх переполняет меня окончательно.
Я, содрогаясь всем своим существом от леденящего кровь ужаса, начинаю будить сама себя. Это - жест отчаяния, беспомощный крик в ночи, обращенный куда-то в глубину своего я. Притяжение делается все более ласковым. Оно не отступает ни на мгновение, оно тянет меня за собой. Глаза застилает плотная, непроницаемая пелена. Я сопротивляюсь изо всех сил. Я не знаю, что ждет меня там, за ласковой непроницаемой теплотой, но я знаю, что мне нельзя поддаваться ее уговорам. "Проснись! Проснись, глупая!" - твержу я себе, с трудом удерживаясь по эту сторону сознания. Темнота баюкает меня, уводит. Вернее, пытается увести, но ей мешает отчаянно зацепившееся по эту сторону тонкой ниточкой мое собственное сознание. Страх охватывает все мое существо, сковывает его вечным льдом, пронзает насквозь, вгоняя под кожу миллионы тоненьких игл. Я изо всех сил пытаюсь проснуться, оторваться от одновременно ласковой и ужасной субстанции, не дать увести себя в самую ее глубину. Еще мгновение и, я ощущаю погибель у самых уст. "Проснись! Открой глаза! Открой глаза!" - слышу я собственный голос.
Невероятным усилием воли мне удается проснуться. Я понимаю, что лежу в холодном поту, в той же самой позе, что и раньше. Мое дыхание прерывисто, а сердце бешено отстукивает десятые доли секунды. Сквозь ночную темноту проступают очертания комнаты, камин, кресло с брошенным на него халатом, зеркало старинной венецианской работы, в котором отражается перевернутый краб канделябра, платяной шкаф.
Меня все еще переполняет страх. Я вглядываюсь в очертания предметов в комнате, пытаясь уловить здесь чужое присутствие. Не выдержав, я зажигаю свет. Слезы накатываются на глаза, мне не удается сдержать их. [Author ID1: at Sun Jan 25 00:12:00 2004
]
Постепенно, ко мне возвращается способность рассуждать. Я с большим трудом глотаю воздух и пытаюсь успокоить себя. В мягком свете лампы комната выглядит дружелюбной и пустой. Я никогда не гонялась за маниакальной чистотой, но и особого беспорядка здесь тоже нет. Чтобы прийти в себя, я разглядываю модный журнал, его глянцевые красавицы улыбаются мне, явно не догадываясь, к чему может привести чересчур богатое воображение.
Постепенно успокоившись, я вновь решаю уснуть. Следуя советам, прочитанным не помню где в далеком детстве в каком-то забытом литературном произведении, я пытаюсь управлять своими сновидениями, стараюсь вызвать приятный сон. Я представляю себе лодку, плывущую по голубой реке, навстречу цветущему саду. Получается неплохо. Вот только нет никакой гарантии, что это сработает и обеспечит мне спокойный сон на всю оставшуюся ночь. Однако, выбирать не приходится - усталость берет свое. Я засыпаю.
Вначале все идет по плану. Лодка медленно плывет по голубой реке, увозя меня к цветущему саду. Блики на воде отражаются от ее бортов, слышны всплески волн, бьющихся о борт, лицо обдувает свежий ветерок. Внезапно, все снова исчезает в знакомой черной мгле. Страх сковывает мое сердце. Я сплю и одновременно боюсь во сне за себя наяву, словно эта грань - между сном и реальностью - перестала существовать. Теплое притяжение манит меня. Мой разум бьется в истерике, пронзаемый ледяным смертельным ужасом. Я вновь слышу знакомый голос, он, словно джазовый саксофон, шепчет что-то невнятное и ласковое. Притяжение нарастает. Из-за черной завесы ко мне устремляются волны блаженства. Словно прибой, они накатывают на меня и тянут за собой, уносясь в Неведанное.
Постепенно ко мне возвращается способность рассуждать, я слышу свой собственный голос:
- Ведь это всего лишь сон, чего тут бояться? Всего лишь немного странный и приятный сон...
- Проснись! Сейчас же проснись! - задыхается от страха сердце. Оно ведь намного лучше понимает мои животные инстинкты, все, в том числе и страх.
- Мне не вырваться. Притяжение слишком сильное. Быть может, оставить страхи и поплыть по течению?
- Нет! Нет! Только не это! Не смей!
- Почему?
- Не знаю. Я не знаю. Я только знаю, что нельзя! Нельзя! Не смей!
- Это всего лишь глупые страхи...
Я веду диалог сама с собой, чувствуя, как темная масса затягивает меня все глубже в непроницаемое Неведанное. Я знаю, что мне туда нельзя. Мне кажется, что я родилась с этим знанием. Быть может, оно было единственным, с которым я родилась. Дети рождаются на свет не с абсолютно чистыми мозгами. Они наделены инстинктами, призванными сохранить им жизнь. Один из них борется сейчас за мою собственную. А я, вместо того, чтобы помочь ему, принимаю сторону темных сил. Я знаю с кем имею дело. Но от этого его притяжение не становится менее приятным и обволакивающим. И я решаюсь на эксперимент.
- Только не это! Неееет!
Я чувствую, как что-то подхватывает меня, словно цепляет на крючок, и начинает медленно уводить в самую глубину черной пелены.
Страх еще есть, но голос инстинкта звучит все слабее. По всему телу разливаются сладостные ощущения. Я точно знаю, что это не сон. Ни один сон никогда не сравнится с тем, что происходит со мной. Тем не менее, мои глаза, все еще плотно закрытые, тщетно пытаются рассмотреть что-либо в густой черной мгле...
* * *
Холодный мокрый снег падал на ее лицо. Темнота набережной, изредка разрываемая желтыми огнями фонарей, безучастно скрывала снежинки, неспешно покрывающие волосы, глаза, губы и раскинутые руки молодой женщины, лежащей на заснеженном граните. Лицо ее, на котором застыло выражение неземного блаженства, пугало своей детской беспечностью.
Внезапно слева мелькнула большая черная тень, похожая на собаку: зверь в ночи отправился на поиски новой жертвы...
