[Регистрация] | Редактировать сведения о тексте | Редактировать текст


Самиздат, Предгорье, Мировое Зло
представляют:
Крещенский вечерок
Конкурс готического рассказа

Аннотация:

Кв: Psychotic Flower


"When you dream, there are no rules. People can fly. Anything can happen...

Sometimes there's a moment when you're awakening, and you become aware of the real world around you.

But you're still dreaming... You may think you can fly. But you better not try."

Astral Projection - "People Can Fly".

  
  
  
   Небо сломалось, и сквозь трещины в его микросхемах на землю падает толченый кремний.
  
   Погода испортилась еще с утра - буквально за полчаса город накрылся свинцовым куполом туч, и вот уже вечер, а снег все идет, и идет, и идет...
   Город за окном полыхает неоном, растекается по улицам тусклым светом фонарей, и кромешная мгла в моей комнате рассеивается лишь этими огнями да приглушенным свечением монитора.
   На стене, поверх ковра, висят распечатки моих 3D-работ, кофе в красной кружке, стоящей на краю стола, уже остыл. Колонки молчат - забыл включить повтор в ВинАмпе. Я не помню, сколько времени сижу за компьютером, тупо уставившись на белый лист открытого "Ворда".
   Час, полчаса - не имеет значения.
   Лишь одно я знаю точно - муза ко мне сегодня не придет.
   Отхлебываю холодный кофе и, морщась, ставлю кружку обратно на стол. Какое-то мерзкое чувство... даже не знаю, как описать. Словно ты окутан вязким, тягучим туманом, отрезающим тебя от реальности и не дающим сделать ни единого движения... Предчувствие? Может быть. Но ты не знаешь этого наверняка.
   Возможно, что-то случится.
   Скорее всего - нет.
   Но ты не знаешь...
   Пытаюсь поднять руку, и у меня это получается. Туман расходится - впереди виден проблеск света, и...
   Ч-черт...
   Я трясу головой, прогоняя из нее остатки видения. Отодвигаю стул, поднимаюсь и, слегка покачиваясь, подхожу к выключателю.
   Зажигаю свет.
   Эти образы... эти чертовы галлюцинации - какого хрена, я вас спрашиваю?! Я не курил уже две недели. Я три дня не брал в рот ни капли спиртного - даже пива. Я и музыку-то почти не слушал - все из-за своей работы... Ладно. Снова сажусь за компьютер, закрываю "Ворд" и по новой запускаю ВинАмп. Цифры в окошке мигают - эта двухсекундная задержка начинает сводить меня с ума, - и квартира наполняется божественными звуками мелодик-гоа. Прибавляю громкость и, задвинув стул, иду на кухню.
   В голове проносятся обрывки образов, навеянных музыкой.
   Открой окно и воспари над этой серой бездарностью.
   Ты же поэт - так возьми и сделай то, что другим не под силу!
   Моя квартира находится на третьем этаже стандартной железобетонной коробки, стоящей на углу Сейфуллина, Гоголя - прямо напротив Лингвистической Гимназии номер 15, как она сейчас называется. На самом деле, это всего-навсего школа, хоть и с очень сильным уклоном в изучение английского языка. Нет, с действительно сильным уклоном.
   Старый корпус недавно снесли, и сейчас - на время, пока его не отстроят заново, - вся эта мелюзга из младших классов учится в новом корпусе, вместе с остальными. Давясь, как килька в банке, в этих чертовых коридорах. Нет, вы бы только их видели - плохо освещенные и настолько узкие, что на перемене, кроме как боком, по ним и не пройдешь. Да и то - если сумеешь.
   Спрашиваете, откуда я все это знаю? Черт, мне ли об этом не знать - я провел там десять самых кошмарных лет своей жизни. Впрочем, вряд ли в моей жизни были некошмарные года...
   Так вот, моя квартира расположена на третьем этаже, и любая попытка полетать перед сном с вероятностью в 97 процентов выльется как минимум в сотрясение мозга и множественные переломы конечностей. Так что, забудь.
   И даже не пробуй открыть форточку на ночь.
   Кофеварка пуста, и мне приходится достать с верхней полки шкафа - из своих неприкосновенных запасов - полупустую банку с растворимым "Nescafe Classic". Сыплю его в кружку - две чайные ложки на двести грамм воды, без сахара, - и заливаю кипятком из термоса. По кухне распространяется довольно приятный аромат. Конечно, его не сравнишь с запахом свежесваренной арабики, но сейчас это меня вполне устраивает.
   Убираю ложку из кружки, делаю небольшой глоток и, облокотившись спиной о стену, несколько минут стою с закрытыми глазами, наслаждаясь великолепной смесью кофе и музыки.
   Туман... черные цветы, распускающиеся в бледной дымке. Глаза, разделенные надвое узкими щелями зрачков. Липким скользкими нитями цепляется он за мои сны, пытаясь задержаться в этом мире... Я стою, слегка ошеломленный, но чувство ирреальности потихоньку проходит.
   Я еще могу себя контролировать.
   Я могу тебя сдерживать, слышишь, мать твою!
   Резко открываю глаза и дергаю головой - изображение перед глазами на секунду искажается, но тут же все становится на свои места.
   Я здесь.
   Я реален.
   Я, черт возьми, могу взять эту банку и раскурочить ее об стену. Если захочу.
   Музыка льется, а я все стою на кухне, держа в руке кружку с дымящимся кофе. Сквозь струящийся ломаный бит доносится короткий мелодичный перелив - пришла почта. Часы на холодильнике показывают "22.37".
   Из оцепенения меня выводит трель дверного звонка.
   Я вскидываю голову и ставлю кофе на стол. Интересно, кого это принесло в такое время?
   Жду минуту, другую - звонок не повторяется. Иду в прихожую, едва не сбив по пути вешалку с висящим на ней черным матерчатым плащом, и, подойдя к двери, смотрю в глазок.
   Никого.
   Пустая лестничная площадка еле видна в свете тусклой 25-ваттной лампочки без плафона, одиноко свешивающейся с потолка на тонком шнуре. Я отпираю замок и тяну дверь на себя, открывая, насколько позволяет цепочка. Ни единой живой души.
   И неживой тоже.
   Снимаю цепочку и полностью распахиваю дверь. Осматриваюсь, но не замечаю ровным счетом ничего. Призраки, пляшущие вокруг меня в бесконечном хороводе. Тысячи загубленных душ, пытающих освободиться из моего персонального Ада.
   Такое ощущение, что ничего этого не было. И звонка, в том числе.
   А, может, и правда?
   Я уже хочу захлопнуть дверь, но тут мои глаза опускаются, и я упираюсь взглядом в стоящую на пороге посылку. Ничего особенного - завернутое в оберточную бумагу и перетянутое шпагатом нечто небольшого размера, легко умещающееся в моих вспотевших ладонях.
   Я верчу ее в руках, внимательно осматривая со всех сторон. "Хрипцову А. В., лично в руки". Мне, то есть.
   Адреса отправителя нет.
   Пожав плечами, я кладу посылку на подставку для обуви и запираю дверь.
   Вероятность того, что с тобой может случится нечто неординарное, существует всегда. Как бы то ни было, это самое "всегда" наступает чертовски редко, и одной лишь интуицией здесь не обойтись. Сколько уже было случаев, когда ты чувствуешь, что вот-вот должно случиться нечто, ты думаешь, что знаешь это наверняка, но вот стрелки показывают полночь, и ничего не происходит. Еще один серый день твоей никчемной жизни.
   Очутившись в зале, первым делом я прибавляю громкости на своих микролабовских колонках, чтобы хоть немного заглушить очередной приступ депрессии. Впрочем, я знаю, что это мне не поможет. Единственное, что я сейчас чувствую, кроме всепоглощающей пустоты внутри, это небольшое любопытство относительно того, что находится в посылке, и кто, все-таки, мне ее прислал.
   Я ставлю посылку на журнальный столик, сажусь на диван - как раз напротив огромного, во всю стену, зеркала, висящего рядом с шифоньером, - и некоторое время заворожено на нее смотрю. Проходит несколько минут, прежде чем я провожу по лицу ладонью, сгоняя с себя остатки оцепенения, достаю из кармана прихваченный заранее нож для бумаг и, выпустив лезвие на полтора сантиметра, разрезаю опутывающий посылку шпагат.
   От волнения трясутся кончики пальцев. Резким движением я снимаю обертку, и перед моими глазами оказывается небольшая, примерно восемь на десять сантиметров, черная шкатулка, отсвечивающая матовым блеском в тусклом свете люстры. Никаких надписей, ничего, и только на передней панели находится одна большая кнопка.
   Если тебе дают дернуть за рычаг - дергай.
   Если ты умрешь - не важно.
   Точно так же ты бы мог умереть в любой другой момент.
   Я жму на кнопку, но ничего не происходит. Секунда, вторая, третья... Где-то глубоко в груди уже начинает шевелиться противный комок сомнения, но тут крышка плавно откидывается, и из пустоты внутри - прямо у меня на глазах - вырастает черный цветок.
   Маленькие бархатные лепестки, колышущиеся на невидимом ветру. Тонкие, словно бы потрескивающие листья. Завороженный, я пытаюсь коснуться цветка, но мои пальцы проходят сквозь него, не встречая на пути никакой преграды. Резко отдергиваю руку, и его поверхность подергивается мелкой, размывающей контур, зеленоватой рябью.
   Голограмма.
   Ч-черт...
   Тупо таращусь на изображение, стараясь сосредоточиться на хаотически движущихся и бьющихся о черепную коробку мыслях.
   Это иллюзия.
   Просто иллюзия.
   Он ненастоящий.
   Но, дьявол меня раздери, что все это значит?!
   Пока я сижу, пытаясь разобраться, что к чему, изображение начинает меняться. Легкое движение у основания цветка, и над ним поднимается иссиня-черная очковая змея. Она раздувает свой капюшон, открывает пасть, издавая тихое, пугающее шипение, и я вижу, как с ее трехсантиметровых клыков большими тяжелыми каплями стекает яд.
   Глаза...
   Два огромных изумруда, одновременно искрящихся холодным светом и словно бы чем-то затуманенных... Они смотрят на меня в упор, и я сижу, завороженный - я просто не могу оторвать от них взгляд.
   Музыка все льется, и ее поток кажется осязаемым. Он выворачивает реальность наизнанку, разрезает ее на тонкие ломтики, посыпанные сверху хлопьями пепла. Я хочу пошевелись рукой, но у меня ничего не выходит - она будто бы приросла к поверхности стола, став с ней одним целым. В зеркале напротив начинает клубиться туман. Темными комьями ваты он наполняет зазеркальное пространство и, переливаясь через край стекла, липкими тягучими сгустками стекает на палас. Свет в глазах змеи сворачивается, закручиваясь в причудливой формы спирали. Я смотрю в них, смотрю вглубь давно забытой реальности и всем своим нутром ощущаю это искажение.
   Через некоторое время туман рассеивается, и в зеркале появляется чье-то бесполое тонкогубое лицо - словно череп, обтянутый бледной шелушащейся кожей. Большие желтые глаза разрезаны пополам узкими щелями вертикальных зрачков. Бескровные губы извиваются в призрачной усмешке и шепчут, шепчут, шепчут слова, обугленными лепестками опадающие с замутненного зеркального стекла.
   Но только я ничего не слышу.
   Прикованный к горящим изумрудам, я нахожусь в прострации, я парализован, а змея все покачивается, издавая приглушенное шипение.
   Я не знаю, сколько проходит времени. Может быть, миг. Может быть, вечность. Лицо постепенно тает, его очертания расплываются в бледной дымке, и через некоторое время комната принимает тот облик, который я знал всю свою сознательную жизнь. Голопроектор отключается, и змея с цветком исчезают в темноте шкатулки. Мое тело содрогается в конвульсии, и я, издав тихий стон, откидываюсь на спинку дивана.
   Я разбит.
   Опустошен.
   Высосан изнутри этими глазами, все еще светящимися на границе сознания.
   Делаю над собой неимоверное усилие и скидываю шкатулку на пол.
   К черту, к черту, к черту все!
   Встаю, покряхтывая, и, держась рукой за стену, нетвердым шагом иду в ванную. Башка болит просто невыносимо. Открываю шкафчик с лекарствами и ищу глазами склянку с аспирином. Мой взгляд расфокусирован, так что на это уходит секунд сорок реального времени. Но вот, наконец, она найдена, и я, свинтив дрожащими пальцами крышку, высыпаю на ладонь несколько таблеток и быстро закидываю их в рот. Затем беру с полки над раковиной пустой стакан, наполняю его водой из-под крана и делаю три-четыре судорожных глотка, проталкивая таблетки вниз по пищеводу.
   Что со мной только что случилось - я даже думать об этом не хочу. От одного лишь воспоминания об этом чертовом лице у меня идет мороз по коже.
   Но, с другой стороны, все это кажется не таким уж непонятным... Голова постепенно отпускает, я медленно прихожу в себя, и чувство, что я уже когда-то это видел, наполняет мой и без того перегруженный мозг.
   Ладно, хрен с ним.
   Я иду обратно в зал и смотрю на часы - мерцающий голоэкран на стене показывает "23.15".
   Прошло всего лишь чуть больше получаса.
   Но ощущение такое, словно я только что прожил целую жизнь - от рождения и до самой смерти.
   Впрочем, рассуждать о высоких материях у меня сейчас нет никакого желания. Все, чего я хочу в данный момент - это забыться и выбросить из головы все произошедшие со мной события. Поэтому я убавляю звук, сажусь за компьютер и, сняв заглушки с нейропортов, расположенных сразу за ушными раковинами, втыкаю в них тянущиеся из системного блока провода, красный - в левый порт, черный - в правый. Затем натягиваю на глаза нейлоновую повязку, пробегаю пальцами по клавиатуре и через мгновение выпадаю из реала.
  
   ...Мы сидим в каком-то замызганном трактире за старым потертым столом. Низкий потолок черен от копоти, пол здесь, вероятно, не моют вообще, а кромешный мрак этой ранней зимней ночи разгоняется лишь тусклым колышущимся светом нескольких прикрепленных к стенам факелов. Я прилег, положив голову на скрещенные на столе руки, а Тоха откинулся на табурете, обперевшись спиной о стену, и с невозмутимым видом начищает свой кинжал небольшим куском войлока.
   Рядом с нами стоят две полупустых кружки, но мы не притрагиваемся к ним уже больше часа. Да, пиво здесь действительно дрянное. Впрочем, как и все это заведение в целом... И зачем мы только сюда приперлись? Говорил же я Тохе пойти куда-нибудь в центр, так нет, ему непременно нужно было расслабляться на окраине...
   Я поднимаю голову и несколько секунд в упор смотрю на словно бы не замечающего меня напарника. Он сидит и как ни в чем не бывало продолжает полировать свой клинок.
   Наконец я не выдерживаю:
   - Ну и сколько еще мы будем торчать в этой дыре, а?
   Пауза.
   Тоха поднимает на меня глаза и медленно произносит:
   - Не бойся, не долго.
   Я расправляю плечи и смотрю ему в лицо.
   - Слушай, это твое "не долго" длится уже больше трех часов. Еще пятнадцать минут в этом убожестве, и я свихнусь - окончательно и бесповоротно. Ты этого добиваешься, да?
   - Нет, конечно, - он пожимает плечами. - Расслабься. Скоро начнется наша вахта, а сегодня мы дежурим у Центральных ворот. Так что сиди и наслаждайся последними минутами покоя.
   Он убирает тряпку в карман куртки и некоторое время любуется на проделанный труд. Затем вкладывает кинжал обратно в ножны и встает.
   - Ладно. Туда еще переться сколько... Пошли, чего расселся-то? Ты же об этом все время ныл?
   Бросаю на него самый тяжелый, на какой я только способен, взгляд и поднимаюсь, упираясь руками в крышку стола.
   - Пошли...
   Пока Тоха расплачивается с трактирщиком за недопитое нами пиво, я поднимаю стоящие возле ножки стола ножны и прикрепляю их обратно к поясу. Снимаю с крюка плащ и набрасываю его на плечи, закрепляя тяжелой позолоченной брошью. Тоха берет свой, перекидывает его через левую руку, и вместе мы выходим на улицу, с головой окунаясь в трескучий январский мороз.
   В эту безлунную ночь на небе нет ни единой тучи. Я запрокидываю голову и просто стою, наслаждаясь картиной звездного неба. Маленькие белые огоньки, разбросанные по черному куполу, мерцают, образуя волшебные по красоте картины. Они притягивают взгляд, гипнотизируют, заставляя поверить в то, чего на самом деле не существует... Проходит несколько минут, прежде чем я понимаю - что-то здесь не так.
   - Алекс?.. - голос Тохи кажется далеким и нереальным, он словно рассыпается на тысячи осколков, кружащихся на холодном зимнем ветру.
   Я все еще смотрю на звезды - теперь они не просто мерцают, они осыпаются на землю бело-голубым снегом, заливая ее призрачным сиянием. Я стою в центре этого мира, окруженный древним, как само время, городом и чувствую, как его улицы скручиваются вокруг меня в спираль, как его дома трещат от старости, пытаясь что-то мне сказать, но только я не могу разобрать ни слова. Снег теперь падает только на меня, стремясь сюда отовсюду, и как только первый кристаллик касается моей кожи, я понимаю - это не снег. Сотни бледных невесомых перьев впиваются в мое тело, словно отороченные льдом кинжалы. Осколками забытой жизни они проскальзывают в мое подсознание, вызывая в памяти стертые, казалось бы, навек воспоминания.
   Крылья...
   Тонкие стальные когти, служившие верой и правдой столько веков...
   И это чувство... чувство полета.
   Ощущение неимоверной радости, когда ты падаешь с неба на своего врага, проникая в его внутренности острыми пальцами и разрывая его скользкое тело на сотни кровавых ошметков одним движением руки...
   Россыпь темных горячих капель на снегу.
   Два желтых глаза на острие твоего кинжала.
   Снова. Как и всегда.
   Все то, о чем ты забыл, возвращается к тебе в виде рваных образов, тающих где-то на стыке сознания с этой реальностью.
   Я должен летать!
   Расправить стальные крылья.
   Обнажить ледяные клинки.
   И лететь...
   Впереди меня клубится туман. Тот же самый - я помню...
   Глубоко вздыхаю, делаю шаг вперед и жду. Секунда, вторая - он рассеивается, и передо мной возникает окутанная легкой дымкой фигура. Бледное лицо, покрытое чешуйчатой кожей. Узкие вертикальные бойницы зрачков. Тонкие губы, изогнутые в вечной усмешке...
   Я знаю, кто это.
   Равно как и то, для чего мы здесь встретились.
   Быстрым движением выхватываю меч и, перехватив его поудобнее, четким медленным шагом иду навстречу противнику. Черт бы тебя подрал, тварь, на этот раз ты от меня не уйдешь...
   Подойдя достаточно близко, я делаю резкий выпад, пытаясь первым ударом перерезать ему глотку, однако он лишь усмехается, когда мой клинок спокойно проходит сквозь его тело. Он отскальзывает в сторону и, ухмыльнувшись еще шире, чертит рукой в воздухе знак - круг, пронзенный вертикальной линией.
   Свет.
   Между нами что-то взрывается, и я отшатываюсь от него, ослепленный яркой вспышкой, прикрывая глаза рукой.
   - ИЗВИНИТЕ.
   Что-о?!
   - ЗАПРОС НА ЭКСТРЕННЫЙ ВЫБРОС.
   Нет!!!
   Это... это нереально!
   - ПОДТВЕРЖДАЮ.
   В панике пытаюсь сообразить, что же нужно сделать, но не успеваю, и мир вокруг меня тает, темными хлопьями опадая в забвение...
  
   Одно из самых паршивых последствий резкого выхода из виртуала заключается в том, что у тебя напрочь отшибает память - в голове крутятся какие-то смутные образы, но что конкретно происходило во время последнего подключения, этого ты вспомнить не можешь.
   Вот и сейчас, я распластан в своем кресле, руки безвольно свешиваются с подлокотников, а в голове нет ничего, кроме какого-то неясного шума, являющегося, скорее всего, не более, чем остаточным эффектом выброса.
   И только одно смутное чувство шевелится где-то глубоко внутри...
   Трясущейся рукой я срываю повязку, выдергиваю из головы штекеры и, засунув их куда-то под стол, выключаю компьютер. Хватит мне на сегодня ярких впечатлений...
   Я откидываюсь на спинку и поправляю неслушающейся пятерней взъерошенные волосы. Затем встаю, иду в ванную, подставляю голову под струю холодной воды и несколько минут стою, смывая с себя весь скопившийся за день негатив.
   Настроение потихоньку восстанавливается. Я закрываю кран, вытираю волосы полотенцем и снова иду на кухню, бросив по пути взгляд на часы. Мерцающий экран показывает "00.43", и я намазываю на хлеб толстый слой шоколадного масла, предварительно нарезав немного сыра и разложив его на небольшой фарфоровой тарелке.
   Так что, успокойся.
   Ничего необычного не случилось... по крайней мере, я об этом не помню. В конце концов, это не первый твой выброс - так чего нервничать-то?
   Я жую бутерброд, успокаивая себя подобным образом, и все бы ничего, да вот только это странное чувство беспокойства все никак меня не покидает. Оно растет, черной липкой смолой покрывая изнутри мое тело, а в голове стучит только одно слово.
   Иди. Иди. Иди.
   Это становится невыносимым. Я стараюсь сдержать охватывающую меня дрожь, кладу недоеденный бутерброд на стол и тащусь в зал за плеером.
   На столе - там, где он обычно должен лежать, - его нет, и мне приходится перевернуть полквартиры, прежде чем я нахожу его, валяющимся под диваном с вытащенной батареей. Сдув с него слой пыли, я цепляю плеер на пояс, подключаю наушники и еще несколько минут роюсь в своей музыкальной коллекции, подыскивая что-нибудь, подходящее к моему настроению. В самом низу стопки я нахожу альбом Eclipse Area на CD-RW, вставляю диск в плеер и, нажав на "play", полностью погружаюсь в музыку.
   Так... уже лучше. Но, в любом случае, прогуляться мне не помешает. Я отдергиваю штору и выглядываю в окно - снег все идет. Иду в прихожую, по пути гася за собой свет, засовываю ноги в ботинки, одеваю коричневую кожанку и, последним штрихом нахлобучив на голову черную кожаную кепку, выхожу на лестничную площадку, тщательно запирая за собой дверь.
   Лифт, как обычно, не работает, но три этажа - это, в принципе, не так уж и много, и я легким шагом спускаюсь по лестнице, насвистывая звучащий в наушниках мотив...
   В этом году чертовски теплая зима. Слишком много снега, и улицы превращаются в непролазные топи, осилить которые можно лишь, приложив недюжинные усилия. Я иду, уставившись взглядом на тротуар под ногами, стараясь не замечать ничего вокруг. Здесь, на воздухе, беспокойство накатило на меня с новой силой, и я просто иду, иду, иду, не задумываясь, куда несут меня ноги.
   Мой мир окутан смогом, и я не вижу ничего, кроме чавкающей жижи под подошвами ботинок - ни разукрашенных километрами граффити стен жилых коробок, которые домами-то назвать сложно, ни тускло горящих фонарей на углах, ни черных провалов переулков, ведущих в никуда... Ничего, кроме одного стучащего в голове слова.
   Иди.
   Ноги работают в такт музыке - раз-два, раз-два, - отсчитывая пройденный путь с точностью камертона. Проходит время (сколько - я не знаю), проносятся образы города, и я обнаруживаю себя стоящим на остановке.
   В круге света единственного на всю округу фонаря.
   Что я здесь делаю - я не знаю.
   Ни одной мысли в голове - и только льющаяся из наушников музыка, да шум стучащей в ушах крови. Мои спина и плечи постепенно покрываются снегом, но я стою, не шелохнувшись. Я жду, сам не зная, чего.
   Наконец, к остановке подъезжает автобус, и я сажусь в него, даже не взглянув на номер. Каким бы он ни был, я все равно приеду, куда надо.
   Я прохожу в заднюю часть салона, сую кондуктору полтинник и, взяв билет и сдачу, сажусь на самое дальнее сидение. Кроме меня в автобусе едут только три человека. Невысокая темноволосая девушка в дубленке с задумчивым видом читает какую-то книгу. Парень в дорогом кожаном плаще сидит, держа на плотно сомкнутых коленях дипломат. Задрипанного вида мужичок стоит перед средней дверью, ухватившись рукой за поручень.
   Я прикрываю глаза и начинаю считать остановки.
   На девятой я резко встаю и выхожу из автобуса. Не останавливаясь, перехожу на другую сторону и быстрым шагом прохожу мимо разрушенного заводского комплекса к расположенному за ним пустырю.
   Я никогда здесь раньше не был.
   Я никогда не слышал ни о пустыре, ни даже об этом заводе.
   Просто я знаю, что он должен там быть. А откуда, почему, зачем - сейчас мне это все глубоко до лампочки. Я иду в кромешной тьме, не спотыкаясь и не теряя дороги, четким шагом взбивая снег у себя под ногами.
   Наконец постройки заканчиваются, и я выхожу на открытую местность, размытые границы которой тают в ночи. Асфальтированной дороги здесь нет, и через несколько минут блуждания вслепую я наталкиваюсь на торчащий из земли крест. Оглядываюсь, потирая ушибленную ногу...
   Ч-черт.
   Это ведь кладбище.
   Я вроде слышал, что в черте города должно было оставаться одно, но не думал, что его до сих пор не сравняли с землей...
   Внезапно я осознаю, что, собственно говоря, я не имею ни малейшего представления, для чего сюда пришел. Это словно вспышка - туман, застилавший до этого сознание, испаряется, и внешняя реальность со всей своей мощью набрасывается на мой беззащитный мозг. Зачем-то я оглядываюсь по сторонам, словно пытаясь заметить что-то или кого-то... Но я ведь не кошка, чтобы видеть в темноте.
   Снег продолжает валить, и мне почему-то становится очень холодно. Борясь с надвигающимся ознобом, я переминаюсь с ноги на ногу, растерянный и абсолютно сбитый с толку, когда за моей спиной раздается приглушенное шипение.
   Резко оборачиваюсь и вижу, как в клубах пара, поднимающихся из какой-то дыры в земле (хотя я на сто процентов уверен, что раньше ее здесь не было), появляется закутанная в нечто невообразимое фигура. Пока я стою, словно прикованный к земле, она делает несколько шагов мне навстречу и, подойдя достаточно близко, скидывает с головы капюшон.
   Неясное чувство беспокойства, скрежещущее до этого у меня в груди, перерастает во вполне ясный и отчетливый страх. Потому что - это бледное бесполое лицо с тонкой щелью рта и яркими желтыми глазами - я его уже видел.
   Deja vu.
   Где-то на границе сознания вспыхивают смутные образы. Я пытаюсь за них ухватиться, но они ускользают из поля зрения, не задерживаясь ни на секунду.
   Тем временем рот существа открывается, и в пространство между нами начинает литься его сухой шипящий голос.
   - Ну вот, наконец, мы и встретились... в подобающей обстановке.
   Я делаю шаг назад, инстинктивно хватая ладонью воздух возле левого бедра, а эта тварь только смеется.
   - Что, птичка, забыл дома свою игрушку?
   Я ничего не понимаю, но продолжаю пятиться, пока не цепляюсь за что-то ногой и не растягиваюсь в полный рост на одной из могил.
   Существо ухмыляется, качает головой и, подойдя вплотную, наклоняется надо мной.
   - Ай-ай-ай! Какой позор для славного воина...
   Покряхтывая, я поднимаюсь на одной руке и заглядываю прямо в его желтые глаза.
   - С-слушай, да кто ты вообще такой?
   Он распрямляется и одаривает меня отменной порцией презрения.
   - Х-ха! Так ты совсем ничего не помнишь? Ну да, впрочем, неважно... - он снова наклоняется и, взяв мою голову двумя пальцами левой руки за подбородок, подтягивает ее к своему лицу. Тонкие острые когти, выскочившие из конечных фаланг, вспарывают кожу, и по подбородку скатываются две крупные темные капли. - Если тебе интересно мое имя, то у меня его нет. Все, что тебе, воин, достаточно знать, так это то, что здесь и сейчас я представляю Клан Серых Змей.
   Он делает короткую паузу и продолжает.
   - Но, так как ты ничего не помнишь, мне придется малость ввести тебя в курс дела...
   Щелчок двумя пальцами правой руки, и из них выскакивают острые длинные когти. Нашарив за моими ушами нейропорты, он снимает с них заглушки, вставляет туда пальцы - на максимальную глубину, - и по моему телу проходит чудовищная болевая волна.
   Спина выгибается дугой, руки скребут по грязному снегу, и я кричу - долго, громко, срывая в кровь горло.
   Через несколько секунд боль отступает, и на ее место приходит знание. Я вспоминаю все - кто я, кто он, и что вообще все это значит. Трясу головой и поднимаю глаза на клановца. На его лице играет понимающая улыбка.
   - Ну что, воин, все вспомнил?
   О да, чертова тварь, о да...
   Отороченные инеем крылья, ни с чем не сравнимое ощущение полета... Я был птицей. Я и сейчас ей являюсь.
   Я - очередное воплощение Воина Стальных Крыльев.
   Я - последний Ледяной Ястреб.
   ...Как мы, так и Змеи, существуем столько, сколько существует этот мир. Два родственных клана, находящихся в вечном противоборстве. Память о нашей вражде тонет в глубине бесконечных веков, и смысл ее уже давно растаял без следа во тьме прошлого. Однако, с тех пор, как в этом мире появились люди, нам пришлось кардинальнейшим образом менять тактику наших действий. Мы уже не можем позволить себе устраивать глобальные битвы, и поэтому раз в несколько сот лет мы выбираем в своих рядах по воину, представляя им решать дальнейшую судьбу наших кланов в одиночном поединке. Никогда еще эта система нас не подводила, но сейчас... Я не знаю, может, отказала наследственная память, может, еще что-то, но на этот раз я вспомнил все слишком поздно...
   И у меня нет меча.
   Плоское лицо Змеи вплотную к моему, его пальцы соскальзывают с подбородка и мертвой хваткой вцепляются в глотку. Эти твари все просчитали - все до последней мелочи.
   Эта ненавистная ухмылка, и я чувствую его смердящее дыхание.
   - Ты влип, воин, капитально влип.
   - Если ты хочешь меня убить - убивай, - я пытаюсь придать своему голосу нотки безразличия, но, учитывая мое теперешнее положение, это получается у меня не настолько хорошо, как хотелось бы.
   - Убить? Ммм... вряд ли здесь применимо подобное понятие, птичка. Скорее это будет чем-то, наподобие перекачки - ты ведь знаком с этим процессом, не так ли? Помнится, в этом ты был настоящим профи.
   Перекачка...
   Склизкая вонючая гадина...
   Да, я имею о ней представление. На самом деле, здесь нет ничего сложного - ты просто вытягиваешь из противника его память, его сущность, его жизненную силу, ты срастаешься с ним в одно целое, получая в свое распоряжение новую чистую плоть, равно как и боевые возможности представителя другого клана.
   Конечно, я не могу о ней не знать - сколько раз я уже давил этих тварей, втаптывая в грязь сползающую с них кожу...
   - Ну да, впрочем, тебе-то будет уже все равно, - он издает короткий смешок, прикрыв рот ладонью. - Так что, расслабься и получай удовольствие.
   А что мне еще остается?
   Холодный мокрый снег падает на лицо.
   Плакать или смеяться?
   В любом случае, я уже устал что-либо чувствовать.
   Клановец распрямляется и, обнажив висящий у пояса меч, одним ловким движением всаживает его мне в живот, сжимая другой рукой горло, в зародыше гася вырывающийся из моей груди крик. Вынув клинок, он вытирает его о снег и вкладывает обратно в ножны, засовывает руку в рану и распускает в ней веер своих когтей. Затем вынимает ее и, поднеся ко рту, облизывает стекающую с пальцев темную кровь.
   Боль настолько сильна, что я не могу сделать ни единого движения. Я просто лежу на почерневшем снегу, и тихие хрипы прорываются в ночной воздух сквозь сдавленное горло.
   Клановец опускает окровавленную руку на мое лицо, и последнее, что я чувствую, это как из его пальцев выскакивают тонкие иглы, выдавливающие мне глаза, и кровь вперемешку с белками стекает по щекам - вниз к подбородку...
  
   ...
  
   Через несколько минут процедура была завершена. Высокий, стройный и абсолютно голый молодой человек поднялся со снега и бросил взгляд своих надменных желтых глаз, разрезанных напополам узкими вертикальными зрачками, на лежащую у его ног выцветшую змеиную кожу. Усмехнувшись, он принялся обыскивать окрестности, надеясь найти хоть что-нибудь, что можно бы было нацепить на себя. Некоторое время ему попадались лишь кучки окровавленных лохмотьев, но вот, на одном из крестов он нашел свой старый плащ, висящий на покосившейся перекладине. Накинув его на плечи и закрепив брошью, он оглянулся и, усмехнувшись еще раз, медленным шагом пошел прочь с пустыря, растаяв через несколько шагов в темноте январской ночи.
  
  
   P.S.: Рассказ инспирирован композицией Eclipse Area - The Mirror (Original).
  
   ...
  
   Третья пара:
   1. Холодный мокрый снег падает на лицо.
   2. плакать или смеяться
  
  • Комментарии: 5, последний от 01/09/2006.
  • ? Copyright Full Tranceouter (mirovoe_zlo@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 34k. Статистика.
  • Рассказ: Хоррор
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список