...С неба шел дождь. Серые осенние тучи плакали холодными каплями, превращая глину дороги в скользкое месиво. Конь Мишеля устало перебирал ногами, и только жалость к верному животному не давала всаднику заставить его пуститься в галоп.
На душе у Мишеля все пело, вопреки плохой погоде, вопреки закрывшим солнце тучам. Он ехал к любимой невесте, которую не видел почти год, и которая - он точно знал это - соскучилась по нему так же, как и он по ней. Мишель откинул капюшон, подставил лицо холодной измороси, повел головой, расправляя длинные светлые волосы. Он улыбался своим мыслям, снова и снова представляя, как он увидит свою Изабеллу. Вот еще на шаг она ближе, еще на полшага... Он приедет, он вернулся, как и обещал, и она обнимет его, и, вся дрожа, прижмется к груди...
Только сейчас воин понял, как он устал за время похода. Весь их отряд, усталые и измученные всадники, возвращались домой. Последний поворот дороги - и вдали уже должен был показаться родной замок сэра Иоанна. Мишелю не терпелось обнять свою невесту, чтобы скорее забыть долгие нудные дни похода, несколько бестолковых пограничных боев и вечный запах пожарищ и крови. Объятья Изабеллы помогут забыть тяжести и лишения, утешат скорбь по павшим товарищам. Когда наконец-то вдали показались знакомые стены, Мишель уже не знал, чего в нем больше, усталости или радости, что ему делать, плакать или смеяться при виде родных мест.
Дорога плавно спускалась под гору, огибая рощицу. Именно здесь, у этих деревьев, почти год назад они прощались. Тогда небо было чистым, и полыхало лучами заката. К ночи Мишелю нужно было вернуться в замок, а девушка все никак не хотела разорвать объятий, все никак не могла отпустить его руку... "Я вернусь", - шептал он ей, - "Я вернусь, и ничто не разлучит нас, клянусь тебе". И ее слезы блестели красным, как капли крови на щеках. Ветер развевал ее длинные волосы. "Я буду ждать тебя"
Мишель улыбался. Он вернулся, как и обещал.
* * *
Вести о возвращении отряда сэра Иоанна облетели округу быстрее пущенной стрелы. В замке накрывали столы и доставали праздничные наряды, готовясь встречать героев. То, что почти все спутники рыцаря вернулись живыми, лишний раз доказывало, сколь угодным Богу был этот поход, и сколь праведными христианами были все воины. Вот только не все в этой жизни так просто, как видно.
Отец Жак, настоятель церкви замка, устало прислонился к стене ворот. Ему выпала нелегкая доля встречать хозяина и рассказать ему все плохие новости. Жак вздохнул, машинально перебирая четки в руках. Хотя это как посмотреть, новости могли быть и намного хуже.
...Черная смерть пришла в эти края летом, через месяц после отъезда отряда. Чума собирала свой урожай, даже самые здоровые и крепкие превращались в обезображенные трупы не более чем за три дня. К югу от замка вымерла целая деревня, никто не решался приехать туда и хотя бы похоронить трупы. К счастью, об умерших вполне неплохо заботились крысы.
Все, кто хотел выжить, собрались за стенами замка и подняли мост. Отец Жак лично плеснул в ров святой воды, чтобы оградить людей от проклятья, и молился вместе с остальными монахами, днями и ночами молился о спасении. Замок был в такой осаде почти три месяца. Часто снаружи появлялись оборванные и измученные беженцы, которые надрывали глотки, умоляя впустить их и спасти от чумы. Один из стражников, помнится, от этих постоянных криков лишился рассудка.
Зато благодаря молитвам и непреклонности отца Жака замок выстоял. Черная смерть прокатилась и ушла, а в замке не умер ни один человек. Оголодавшие, но здоровые жители уже все вернулись по домам. Гнев Божий миновал людей.
Вот жаль только, что не все успели в замке укрыться. И именно поэтому священнику предстояло сейчас рассказать сэру Иоанну о смерти многих и многих людей. Например, о целом вымершем поселке, где никто так теперь и не селится. Или, например, о смерти мадмуазель Изабеллы, младшей дочери соседского барона. Изабелла часто гостила у сэра Иоанна, всегда была желанным его гостем, и отец Жак готовился уже венчать ее с доблестным оруженосцем рыцаря... Вот только когда закрывали ворота и поднимали мост, Изабелла была в нескольких днях пути от замка. Через несколько месяцев, когда крестьяне робко и опасливо возвращались в свои дома, ее тело нашли в простой халупе, и нашедшие утверждали, что лежала она совсем как живая, без малейших признаков чумных язв... Тем не менее, ее, как и остальных умерших, стащили в общую яму и засыпали известью. Отец Жак прочел потом заупокойную молитву сразу обо всех усопших. Не покидая стен замка, разумеется.
Скорбь и сочувствие, однако, не лишали священника справедливой гордости за свои дела. Его усилиями сэр Иоанн возвращается в полный жизни замок, а не в остывающий склеп.
- ...Смиритесь, Мишель, сын мой. На все воля Господа.
* * *
...На все воля Его.
Мишель сидел на каменной ступеньке во внутреннем дворе и тупо смотрел перед собой. Дождь шел все сильнее, куртка и брюки промокли насквозь, холодная струйка воды затекала за пазуху, но он ничего этого не чувствовал. И душой и мыслями он был сейчас там, в залитом закатом лесу, когда Изабелла была еще жива и дрожала в его руках. Там, где он обещал вернуться.
Он пытался вспомнить ее лицо, воскресить ее хотя бы в памяти, но в мыслях вставала только черная беспросветная пустота. Жак сказал, что она умерла от чумы, но Мишель никак не мог представить себе Изабеллу с черными язвами на лице, бледную, умирающую в одиночестве. Нет, для него она всегда останется такой, какой он видел ее в последний раз, обернувшись через плечо. Тонкая фигурка в белом платье, с летящими по ветру волосами... Тонущая в закатном солнце. И неумолимо перед внутренним взором вставала засыпанная мелом яма. Сгоревший, покинутый и проклятый дом. Изабелла...
Несколько раз из башни выходили слуги и воины и пытались уговорить Мишеля зайти в дом. Но он их просто не слышал. Оруженосцем овладела какая-то странная тоска, когда боль и отчаяние достигли крайнего предела, и болеть сильнее душа уже просто не может. Становилось все холоднее, первые снежинки сыпались с неба и каплями слез таяли в лужах. Небо плакало о том, чего никогда не вернуть, и хотелось только одного - заснуть и никогда не просыпаться, раствориться в этом дожде без остатка, так чтобы проснуться утром - увидеть улыбку Изабеллы, чтобы не было никакой чумы. Никакого расставания.
Мишелю случалось скорбеть о смерти соратников, доводилось нести смерть самому. Но это была честная смерть в бою, к которой готов каждый воин, и особенно каждый рыцарь. Но никогда не было так больно оттого, что человек ушел навсегда. Вновь и вновь он вспоминал каждую встречу с невестой, каждое ее слово, каждую улыбку. И все чаще вместо ее лица видел в мыслях изъеденный язвами череп. Мужчине не достойно плакать, и только эта мысль не давала упасть на колени и завыть во весь голос.
...Откуда-то сбоку раздались шаги. Меньше всего хотелось сейчас с кем-то разговаривать и кому-то отвечать, поэтому Мишель просто закрыл глаза и уткнулся лицом в колени.
--
Плохо?
Голос был незнакомый, полный сочувствия и предупредительности. Мишель не стал отвечать на глупый вопрос. Плохо? Да нет слов в мире, чтобы передать эту боль!
--
Ты любил ее, и она любила тебя. Так ведь?
Мишель открыл глаза и сфокусировал взгляд на говорившем. В нескольких шагах от него прямо на каменных плитах двора сидел мужчина средних лет, с короткими темными волосами, в промокших насквозь темно-синих штанах и черной рубахе странного покроя. Его темные глаза пристально смотрели на Мишеля, и было во взгляде что-то, что не давало сразу бросить в драку за оскорбительные вопросы. И было что-то смутно знакомое в этом простом, гладко выбритом лице, в этих глазах, тонких губах и впалых щеках.
--
Кто ты? - Мишель сам удивился, как хрипло прозвучал его голос.
--
Я хочу помочь тебе, рыцарь, - Губы собеседника чуть дрогнули, словно репетирую одобряющую улыбку, которая в любой момент может исчезнуть, если окажется неуместной.
Мишель мельком подумал, что его именуют не принадлежащим ему титулом. И тут же горько застонал. Все титулы, все почести и все сокровища мира готов он был сейчас променять на одно - на живую Изабеллу рядом.
- Уйди, кто бы ты ни был. Помочь мне сейчас может только сам Господь. - Мишель снова закрыл лицо руками. Ну почему его никак не могут оставить в покое?
- Твоя Изабелла сейчас там, наверху. В вечном свете, где нет ни боли, ли страданий. Она смеется и совсем уже не помнит о своей мучительной смерти... Поверь мне, ей сейчас хорошо. Там. А ты - здесь, на земле. Ты ведь молод и силен, ты герой. Тебе будет рада любая - зачем ты терзаешь память ушедшей?
- Замолчи!! - Мишель вскочил на ноги, готовый то ли броситься на богохульника, то ли завыть в отчаянье. Главное - не слышать, не слышать проклятого вкрадчивого голоса.
Его собеседник склонил голову к плечу и удивленно вскинул брови:
- Не хочешь? Ты действительно так любил ее, что будешь хранить ей верность даже после ее смерти?
Если бы в этом голосе была хоть тень насмешки, Мишель разорвал бы бродягу голыми руками. Но насмешки не было, было искреннее недоумение. И потому оруженосец гордо выпрямил спину, шагнул вперед и громко, словно принося присягу королю, произнес:
- Я и сейчас люблю ее! Клянусь всеми силами небесными, что никогда не забуду любви к Изабелле, моей единственной и вечной возлюбленной, что всегда буду верен ей, и пусть Небеса соединят нас!
Глаза Мишеля пылали, он приносил самую святую для себя клятву, и ничто в целом мире не могло поколебать его решимости. На миг он подумал, как же величественно должен выглядеть сейчас со стороны - гордый воин, стиснув кулаки и непокорно вскинув голову, противостоит натиску бури и ливня, и клянется вечной клятвой...
Его собеседник долго молчал. И заговорил, только когда Мишель вернулся к действительности и переступил с ноги на ногу, чтобы не намокнуть в глубокой луже.
- Красивые слова, - тонкие губы едва дернулись, и вся тяжесть вселенной вновь обрушилась на плечи. Слова ничего не изменят... Мишель бессильно опустился на ступени.
Слова. Только слова. Сколько бы клятв не было принесено, какие бы силы не призывались в свидетели... Пока смерть не разлучит нас...
- Пока смерть не соединит вас, - раздался вкрадчивый голос, - Ты сам сказал это, рыцарь.
Пропустив титул мимо ушей, оруженосец пристально посмотрел на бродягу.
- Ты сейчас здесь, она - там... Оттуда ей не вернуться, ей там очень и очень хорошо. Но что мешает тебе придти к ней? Если за тобой так же придет чума... Вы будете снова вместе...
В глазах Мишеля на самом дне за пеплом отчаяния разгорался безумный огонек надежды. Он медленно поднялся, покачнулся, сделал неуверенный шаг к говорившему, не видя ничего, кроме его улыбки.
--
Ты поможешь мне? Ты можешь сделать так, что бы я был с ней? С ней?
Мишель протянул дрожащую руку к своему спасителю, боясь, что вот прямо сейчас он растворится в воздухе, и не останется в мире ничего, что могло бы вернуть Изабеллу...
- Держи, рыцарь. Пей. Здесь - напиток чумы. Именно так черная смерть и передается - через воду.
Эта вода была горькой и тягучей, как сливки, но Мишель выпил все до последней капли.
- Ну вот... Молодец. Теперь осталось только ждать... Совсем скоро ты увидишь все, что только пожелаешь.
Голос удалялся все дальше и дальше, теряясь в шелесте ветра и стуке капель дождя, мир становился совсем серым, и Мишель даже не почувствовал, как подломились колени, он уже ничего не чувствовал, и сознание его погружалось глубже и глубже в темноту...
Ему показалось, или последним, что он слышал в жизни, был издевательский смех?
* * *
...Холодный мокрый снег падает на лицо. Тучи стали еще чернее и плотнее. Солнца не видно, и сложно понять, день сейчас или вечер. Ветер яростно рвет листья с деревьев, режет кожу, ослепляя глаза...
Вот только почему не удается закрыть веки? И почему небо сверху, словно он лежит на спине? Мишель попробовал встать, но понял, что совершенно не ощущает своего тела. И прежде чем слепая паника заполнила его сознание, он услышал знакомый голос:
"Очнулся, рыцарь? С возвращением. Поздравляю тебя с удачным исходом эксперимента. Думаешь, легко было подобрать состав, который парализовал бы всю соматическую нервную систему, затормаживал вегетативную систему до летаргического состояния, и при этом оставлял бы частично действующими органы чувств и кровообращение мозга? Это почти шедевр, поверь мне".
В поле зрения появилась пара высоких кожаных сапог на шнуровке. Очень похожих на походные сапоги сэра Иоанна. С другой стороны качнулось что-то черное. Край рясы. Мишель решил, что он и вправду лежит на земле, и над ним стоят его сюзерен и священник. Но зачем? И почему никто не поможет ему?
"А все очень просто, рыцарь. Они стоят не над тобой, а над твоим телом. Способен уловить различие? Тебя нашли во дворе, бездыханного и остывшего, с пустым флаконом в руках. Самоубийство - тяжкий грех, поверь мне. И вот поэтому этот святоша пришел сюда - проследить, чтобы тебя зарыли подальше от кладбища и не вздумали читать над тобой молитвы. Смешно, не правда ли?"
Отец Жак и сэр Иоанн о чем-то разговаривали, рыцарь несколько раз зло топнул сапогом. Потом священник развернулся и ушел, ряса колыхнулась, на секунду закрыв для Мишеля небо.
"Кстати, тебя хотели прямо так в мешке и закопать. Это я постарался, чтобы лицо открыли. Можешь смотреть в небо на прощанье. Твой сюзерен сейчас закончит свою блистательную прощальную речь, и я, пожалуй, оставлю тебя. Есть моменты, когда человеку необходимо остаться одному".
Голос пропал. Откуда-то сверху раздавалось бормотание сэра Иоанна, который говорил что-то грустное и чуть осуждающее, но Мишель видел только носок его сапога, который нервно раскапывал глину. Неужели его действительно сейчас похоронят? Впрочем, он ведь этого и хотел, что бы быть с Изабеллой... Но ведь он не умер! Он ведь думает, значит, он жив! И что там было сказано про самоубийство?..
Над Мишелем склонилось лицо сэра Иоанна. Прямо перед глазами появилась его рука, такая знакомая, Мишель ведь сам не раз вкладывал в нее меч! И вот эта ладонь проводит по лицу оруженосца, чтобы закрыть глаза покойного. Проводит раз, другой - глаза не закрывались, Мишель все еще видел серый клок неба за плечом рыцаря.
Мишель попытался хотя бы застонать. Ведь можно как-нибудь дать понять, что он жив! Наверняка действие дьявольской настойки скоро пройдет, и он еще послужит своему господину!
Сэр Иоанн поднялся, так и не закрыв окостеневшие веки своего оруженосца. Несколько капель дождя упали прямо на застывшие зрачки. Потом к телу подошли могильщики. Мишель увидел две пары грязных башмаков. Потом небо над ним качнулось и резко сузилось до маленького серого прямоугольника. Мишель понял, что его опустили - точнее, спихнули - в вырытую могилу.
...Сверху сыпались слипшиеся комья глины. Прихваченная морозом земля расплывалась под потоками дождя. Мишель не чувствовал этого, но представлял, что руки и ноги уже засыпаны. Почему-то вот только на лицо землю еще не кидали. А еще сверху падали ослепительно белые снежинки. Они ласково, нежно кружились в воздухе и таяли на коже.
Земля была очень, очень холодной, и дождь резал лицо, и вот, наконец, глиной засыпало и глаза, и мир пропал, осталась только тьма перед глазами. Тяжесть давила на грудь, а мешок, в котором его закопали, почему-то пах снегом и чистотой...
* * *
Могильщики, отец и сын, устало кинули по последней горсти земли на могильный холм и побрели в замок. Они шли молча, и только сын, еще совсем молодой парень, изредка оборачивался через плечо. Какое-то нехорошее чувство оставалось после этих похорон. Почему-то ему казалось, что в глазах закопанного ими оруженосца было еще слишком много живого... Но земля над свежей могилой оставалась в покое, закопанный самоубийца не спешил вылезать обратно.
Спокойно и умиротворенно падали редкие снежинки. Только потоки грязной воды все размывали и размывали свежевскопанную глину.
* * *
Мишель лежал в полной темноте. Под землей не было времени, быть может, он лежит здесь уже столетья, и все никак не может умереть? Наверняка Изабелла уходила в другой мир легче. Мишель почему-то начал завидовать возлюбленной, которая просто сгорела за один день, уснула, чтобы проснуться уже на небесах. И она уж точно не видела комьев смерзшейся глины, летящих в лицо, и не мучилась в могиле. Где же то, что называют справедливостью?
Когда в голове снова зазвучал голос незваного помощника, Мишель был даже рад, что хоть кто-то разделяет его одиночество.
"Ну, как тебе смерть? Кое-кто умирал и похуже, поверь мне".
Хуже? Что может быть хуже погребения заживо? В конце концов, уговор был совсем о другом!
"Нет, почему же... Я обещал тебе смерть? Чума, кстати, передается не через воду, а вирусами... Я думаю, тебе будет интересно".
Мишель не мог ответить. Голос гудел в его голове, превращаясь то в рев, то в оглушительно громкий шепот. И все отчетливее слышались другие звуки - странные шуршания, стоны, вздохи, и перекрывал всю эту какофонию отчетливый глухой стук.
Сначала оруженосец решил, что сходит с ума. Но потом внезапно понял, что именно так из-под земли слышен ливень. Капли стучат по могильному холму.
"К тебе полностью вернулись слух и зрение. Обоняние вернулось еще раньше. Ты знаешь, сколько чувств у человека?"
Земля была горькой и шершавой на вкус. Запах тления и гнили смешивался с вонью мешка, в который Мишель был завернут. Пальцы рук и ног начало покалывать, и одновременно в тело проник холод. На грудь давила тяжесть земли, несколько ребер было наверняка сломано, нельзя было даже пошевелиться. Сырая земля сковывала все тело, сжимала со всех сторон, и с каждой секундой становилась все тяжелее...
Мишель попробовал вздохнуть, ноздри втянули крошки глины, и ничего больше. Напрягая все мышцы, попытался вырваться на поверхность, но понял свое бессилие. Все тело дергалось в судорогах, пытаясь освободиться из могильного плена, стремясь найти хоть каплю воздуха...
Но земля надежно держала то, что было ей возвращено.
Голос незнакомца был уже совсем веселым, и одновременно - крайне сочувственным.
"А зачем ты борешься-то? Дышать тебе не нужно, твой мозг обойдется без кислорода еще несколько суток... Нет бы радовался, что все чувства вернулись... Когда воздух в твоей крови станет совсем непригоден для дыхания, ты уйдешь, поверь мне".
Несколько суток?.. Каждую секунду терпеть адскую тяжесть, давящую на грудь, вдыхать вместо воздуха землю пополам со смрадным запахом? Мишель пробовал кричать, но рот только наполнился мерзкой скользкой землей, мелкие камни сыпались в горло, глина залепляла небо и язык.
"Ты умрешь, и попадешь туда, наверх. Вы. Будете. Вместе. Ты и Изабелла. Помнишь?"
Она умирала легче! Ее руки и ноги не пронизывал холод, по ее коже не ползали черви! Она не заставляла себя перестать дышать, чтобы прекратить эти муки!
Мишель резко дернул правой рукой, и ему удалось чуть освободить ее. Теперь нужно только согнуть эту руку, и начать проталкивать ее вверх, раскапывать землю над собой...
"Ты что, уже передумал?"
Наверх, к свету, к небу, пусть к дождю и снегу, но лучше мокнуть под дождем, чем слышать его шум из-под земли! Жить, пусть с переломанными руками и ногами, с искореженными ребрами, но выкопаться из проклятой могилы, и никогда больше не звать смерть... Жить, только бы жить!
"Да не выкопаешься ты сам... Над тобой два метра глины. Впрочем, я могу помочь. Итак, ты хочешь, чтобы это все прекратилось?"
Да!!!
"Ты разве не хочешь быть с Изабеллой? Не хочешь соединиться с ней? Во имя любви?"
Странно - больно было всему телу, но вот почему-то боль в сорванных ногтях ощущалась совершенно отчетливо. Это что, плата за пропуск в Рай? Да никакая любовь не стоит таких мук!!!
"И ты согласен отдать мне свою душу, если я сейчас раскопаю могилу и верну тебя в мир живых?"
Да, дьявол, ну да же!!! Сколько еще можно терпеть эти муки?
"Ты сказал".
* * *
Самое ужасное, что ничего не изменилось. Все так же глаза были засыпаны землей, руки и ноги были спутаны мешковиной, и сверху давила земля. Наверное, давила, потому что Мишель перестал что-либо чувствовать. После дикой, ввергающей в панику боли, этот покой был даже приятен. Но...
"Я отключил твои органы чувств, чтобы мы могли спокойно поговорить".
А где же обещанное воскрешение?
"Видишь ли, в этом вопросе все сложнее, чем кажется. Всего несколько часов назад ты клялся, что не забудешь любви к этой своей Изабелле... Тем не менее, оказалось, что свою жизнь ты любишь куда больше. Ты клятвопреступник, а мне совсем незачем держать свое слово перед тем, кто нарушил клятву, данную именем этого... кто наверху..."
"Мне было просто интересно, воин. Вы все кричите о своей любви и сотрясаете воздух клятвами, верите, что любовь сильнее смерти... Ты очень наглядно доказал, что смерть сильнее любви. Стоит только смерти подойти и легонько коснуться человека, как тот забывает о своей вечной любви, нарушает все клятвы и предает всех и вся, чтобы только вырваться из объятий смерти..."
"Любви нет, она слабее жизни и намного слабее смерти. Так просто ее убить... Даже более изящно и более гуманно, чем я убил твою любовь, воин. Что и требовалось доказать, кстати".
Сейчас, когда боль и паника отступили, Мишель снова вспомнил лицо Изабеллы.
"Вы так мало готовы сделать во имя этой самой своей любви. И так многого хотите получить. Вы надеетесь на вечное счастье, ничего не отдавая взамен... Никто тебе ничего не должен".
Сквозь толщу земли, сквозь завесу дождя, сквозь пелену облаков Мишель видел Небеса. И видел там свою Изабеллу. Почему-то казалось, что, невероятно красивая и озаренная неземным светом, она смотрит на него с высоты, и чуть печально качает головой. Как же он мог забыть о ней? Ведь ее образ всегда был с ним, не было у него ни единой мысли, которая не была бы с ней связана!
"Ну хватит уже... Мне надоело. Ты отдал свою душу мне. Помнишь? Я, конечно, могу вернуть тебя обратно к людям, но, к счастью, совершенно не обязан этого делать. Как я уже говорил, через пару дней ты умрешь. И твоя бессмертная душа придет ко мне. Поверь, место для таких, как ты, там, внизу, есть. До скорой встречи... Воин света..."
Мишель лежал в тишине и безвременье, и пытался считать секунды, отделяющие его от смерти и адских костров. Боли не было, он мог бы представить себе лицо любимой - но уже не смел сделать этого. Только бы все это скорее кончилось...
"Скучно? Что ж, пожалуй, я полностью верну тебе чувства. Счастливой смерти".
Тяжесть земли, холод, мерзкий привкус глины, боль в раздавленных костях - все навалилось одновременно и в полную силу. В груди натужно билось сердце, перегоняя последние капли воздуха в крови. А вот душа уже не болела. В душе была только пустота.
Там, высоко, плакали ангелы. Но их слезы, не успев долететь до земли, застывали в воздухе. С неба шел снег.
