Бабушки в черных платочках неспешно жевали беззубыми ртами поминальную трапезу, иногда негромко переговариваясь: кто-то сетовал на недойную корову, кто-то на бестолковых кур, кто-то на зятя-пьяницу.
"Ну конечно, на свете есть дела поважнее смерти Матрены, - уныло заметил про себя Дмитрий. - Н-да..."
- От чего она умерла-то? - поинтересовался беззубый дедок, единственный в компании старушек.
- Тю, Матвеич, в конец одурел! - протянула его толстая супружница Лидия. - В сотый раз спрашиваешь! Отстань!
Матвеич повернул морщинистое лицо к Дмитрию и пожаловался:
- Совсем старая дура меня замордовала. Ты-то, сынок, расскажи деду, что стряслось.
Дмитрий пожал плечами:
- Тетя долго болела, врачи отказались от нее, - он поморщился, не желая возвращать тягостные воспоминания о последних двух месяцах. Однако любопытные глаза старика требовали продолжения.
"И почему людей так интересуют смерти других? Причем надо знать все в подробностях, чтобы картинка перед глазами нарисовалась..."
- Отвяжись от него! - рявкнула Лидия. - Видишь, человек устал. Рана у Матрены на груди была. Рак, не рак, один бог ведает, - вещала старуха, буднично жуя огурец. - Рана та не заживала никак, все больше и больше становилась. Кровоточила страшно. Кости, говорят, обнажились. Видать, от заражения и померла Матрена.
- А-а-а, - разочаровано протянул Матвеич.
"Интересно, а чего ты ждал, старый хрен? Каким таким перцем тебя удивить можно?"
Дмитрий поднес ко рту рюмку с самогоном.
"Что это я? Сколько сейчас? Та-ак... Автобус через полтора часа, а еще надо ставни забить, выставить отсюда эту веселую компанию и дотопать до большака."
Он решительно поднялся, оставив на столе нетронутую рюмку, и отправился к выходу.
- Совсем сдал, - прошептала за спиной одна из бабушек. - Два месяца за Матреной ходил, убирал за ней, мыл, перевязывал.
- А пил-то, пил! - громко посетовала другая.
- Да чего там ухаживал! Забывал иногда: пьяный был. Вонь какая! Грязь кругом... - подхватила третья.
Дмитрий передернул плечами и, безучастно махнув рукой, толкнул дверь на улицу.
Шел снег... Девственно чистая белизна резала привыкшие к полумраку глаза.
Дмитрий постоял немного, вдыхая полной грудью умопомрачительно прекрасную свежесть. Холодный мокрый снег падал на лицо, но он не замечал его, наслаждаясь прохладой, так разнящийся с удушливым гнилостным смрадом дома.
Не-ет! В деревню больше ни ногой! Пусть жена Верка и дочь Ксюха обустраивают. Хотели дом в средней полосе? Чистый воздух, здоровая атмосфера, ягоды-фрукты, все дела... Пожалуйста! Велком, так сказать...
Шумно вздохнув, Дмитрий обогнул дом и направился к ближайшему окну. Затворив ставни, он взял длинный гвоздь и стал пристраивать его.
- ...Чего вы на человека навалились! - возмутилась Лидия. - Жену, дочь забросил, работу тоже - тетку годовал...
- Из-за дома все! Родительский-то сгорел, а этот Матрена в наследство оставила. А пил-то как!
- Ты что ли не пьешь? Помолчала бы уж... Намедни...
Глухой стук остановил спорщицу.
Старики затихли, слушая монотонное "тук-тук".
Совсем недавно им уже приходилось слышать такой звук... Гроб Матрены забивали.
Спустя два с половиной года...
Вера толкнула калитку, устало сделала шаг вперед и замерла.
Она не была здесь давно. Дом изменился...
Нетопленый и заброшенный постарел лет на десять, одряхлел, и стал походить на сумасшедшего старца. Потрескавшаяся краска обнажила потемневшую древесину и свисала лоскутьями, напоминая морщинистую кожу. Окна - глаза... Одно, зашторенное белой занавеской, как бельмо, другое - темное, безликое.... Крыльцо между ними словно нос - скошенный и облупленный. Ступени... полусгнившие, покосившиеся, как рот, беззубый и зловонный. И щедрая растительность вокруг, будто спутавшаяся начесанная борода.
- Ух! - воскликнула дочь Ксюша. - Может, сразу уедем?
Мать мотнула головой и, решительно волоча за собой сумку, стала продираться сквозь высокие заросли.
Не сразу открыв поржавевший замОк, гостьи застыли.
Когда они были здесь последний раз, отворившаяся дверь впустила их в мир сушеных яблок и пирогов с капустой...
Теперь же они окунулись в гнилостную сырость склепа.
Два составленных стола оказались завалены пустой грязной посудой. Грызуны, должно быть, устроили здесь настоящее пиршество: пол, буфет, стол были обильно покрыты крысиным горохом и осколками, словно безумный сеятель постарался. Паукам тоже досталась своя толика свободы: тонкое невесомое кружево обрамляло неказистую мебель и покосившиеся окна, местами свисая клочьями.
В комнате не лучше: некогда беленькие, вышитые гладью салфетки на столе и зеркале почернели от сырости и грязи, а кружевные занавески превратились в непристойные тряпки. Всюду крысиный горох и паутина.
- Да-а... - протянула восемнадцатилетняя Ксюша, небрежно орудуя веником. - Настоящий экстрим! Спать в склепе с закрытыми ставнями - это круто! Ни тебе чистого воздуха, ни лунного света. Знаешь, ма, я даже люблю бояться! Помнишь, папа страшную историю рассказывал?
- Какую? - нехотя поинтересовалась Вера, собирая тарелки со стола.
- Когда баба Матрена уже умерла, но ее еще не похоронили, папка ночь провел в одном доме с ней. На печке спал, а она в закрытой комнате... Тоже как бы спала...
- И что? - мать недовольно поморщилась от циничной реплики.
- А то... Ночью папика разбудил Мурзик. Тот спросонья подскочил и увидел такую картину: кот шипел на дверь комнаты, в которой лежала мертвая тетка, - увлеченная страшилкой Ксюша сделала ужасные глаза и зловеще понизила голос. - Папик прислушался.... Там кто-то ходил... Шаги такие тяжелые: "топ-топ, топ-топ". В щели под дверью колыхались тени... Потянуло могильным смрадом...
Девушка состроила гримасу и пошла на мать, выставив вперед руки со скрюченными пальцами:
- А-а-а...
- Ксения, прекрати! - нервно вскрикнула Вера.
- А че? Папка никогда не врет! Или вот еще...
- Хватит!! Спать пора.
Вера достала чистое белье. Скинула с кровати скомканное несвежее покрывало и застыла...
Что это?
Темное пятно на сером матрасе...
Освещение слишком тусклое - видно плохо.
Вера наклонилась, чтобы рассмотреть и тут же отпрянула, передернув плечами.
Бурые мазки... Кровь... Старая, запекшаяся...
О, боже!
- Мать, ну чего ты испугалась? - голос Ксюшы брезгливо дрогнул. - У Матрены кровотечение было. Вот и... Придется спать на диване вместе...
Да, конечно... Умирающая старушка истекала кровью... От этого не легче...
- На диване тоже самое... - пробормотала Ксюша. - Говорила я тебе, нечего ехать в этот гадюшник.
- Чего уж теперь, - отвернувшись от дочери, Вера часто захлопала ресницами.
- Ерунда, - Ксюша замялась, не зная как успокоить плачущую маму. - О! У тетки, кажется, проигрыватель был! Давай послушаем. Все веселее.
Девушка поставила первую попавшуюся пластинку: раздался чуть слышный скрежет.
- Хм... - Ксюша сделала погромче.
Пропахший крысами и сыростью дом с задернутыми паутиной окнами и заколоченными ставнями наполнился громким шипением. Пластинка крутилась медленно - не с той скоростью - едва различимые слова звучали низко, нараспев:
"Ко-огда-а-а ты-ы-ы в до-о-ом входи-и-ил, они-и-и слага-али ги-и-и-имн, звоня-я-а тебе-е-е во все-е-е колокола-а-а..."
- Выключи сейчас же! - истерически потребовала Вера.
Ксюша незамедлительно выдернула шнур из розетки.
- Наверное крысы динамики прогрызли, - девушка закусила губу. - Не плач, мамочка. Давай, будем до утра пить валерианку и рассказывать веселые истории. Помнишь, как здесь было раньше....
Заснуть удалось только на заре.
- Мама! - крикнула из комнаты Ксюша. - А кто на фотографии? - она стояла с кружкой в руках, не в силах оторвать взгляда.
- На которой?
- На той, что воткнута в зеркало!
- Что сзади написано?
Ксюша протянула ватную руку и посмотрела на обратную сторону карточки:
- "Матрене от Егора"!
- А-а! Это хахаль теткин. Она любовь сразу с двумя крутила. Давно, еще до войны...
Хм... Такие лица бывают только у хороших мальчиков... Наверняка комсомолец. Хотя нет, скорее тракторист-стахановец... Но лицо... слишком породистое... Аристократический нос, подбородок с ямочкой, высокие скулы... Упрямый взгляд глаза в глаза... как живой ...
- ... Матрена между ними выбрать никак не могла. Потом предпочла деда Вову, он вроде как перспективнее был. Егору дала отставку...
... Губы... Сочные, манящие... Такие могут одарить как жарким поцелуем, так и несмываемым проклятьем...
- ... Он еще долго ее добивался, совершал совершенно безумные поступки... Однажды, например, залез ночью в окно с букетом цветов и нарвался на отца Матрены, твоего прадеда, тот с перепугу Егора-то и застрелил. Темная история - недавно отец проболтался...
... Застрелил? Ксюше почудилось, что лицо на миг исказилось, взгляд стал не столь твердым... Затуманился... Нет... показалось, это всего лишь фото!
- Ксения!
От окрика девушка вздрогнула!
- Хватит бездельничать, я вон уже всю посуду вымыла, а ты все у зеркала крутишься! У нас стирки невпроворот! - возмущенная Вера стояла за спиной дочери.
Окинув мать невидящим взглядом, Ксюша кивнула на фотографию, висящую на стене.
- А это Матрена?
- Угу.
Что он в ней нашел? Плебейка с лошадиным лицом!
- Уродина... - чуть слышно пробормотала Ксюша.
Дом заполнился металлическим скрежетом, стены завибрировали, фотография Егора спланировала на пол. Выпучив глаза, девушка бросилась к матери. Вера крепко прижала дочку к себе и зашептала, смеясь:
- Это холодильник, дурочка. Ночью ты мне показалась более смелой.
Лицо на фотографии действовало на Ксюшу гипнотически.
Ей стоило большого труда каждый раз проходить мимо, не останавливаясь.
Иногда это удавалось...
Но чаще она замирала с открытым ртом, любуясь на давно умершего поклонника Матрены.
Казалось, что красивый рот усмехается над ней... Или губы вытягиваются как для поцелуя... Или брови хмурятся чем-то недовольные... Или глаза лукаво щурятся...
Придя в себя, она с изумлением обнаруживала, что забывает дышать... что кружка выпала из рук и разбилась... что мама зовет обедать... что начинает смеркаться...
Высокая трава интимно скрывала загорающую топ-лесс Ксюшу.
Красота! Небо голубое, с редкими мазками облаков. Пьянящий аромат трав... Легкий ветерок... Расслабиться бы и наслаждаться. Но...
Ксюше казалось, что за ней наблюдают. Она несколько раз поднималась, оглядывалась, но никого не замечала: дом не близко, поодаль сгнившая баня, редкие яблони и трава, трава, трава. Наблюдателю и спрятаться-то негде! "Наверное, после первой ночи еще долго вздрагивать буду" - подумала девушка и вновь попыталась расслабиться.
Медленно, боясь увидеть страшное, Ксюша обернулась.
Обычный человек...
Лицо кажется знакомым...
Неужели...
- Ты не ошиблась, - манящие губы улыбались.
Он опустился рядом. Притронулся к ней...
Странно, страха никакого не было. Только голова кружилась, и звуки отдалялись и отдалялись...
Его руки... Они нежны... Как прикосновение шелка... Как шелест листвы... Как лебяжий пух...
Они смелы...
Они проникали в самые потаенные места ее тела... Туда где никто еще не был... Мысли путались и умирали... И рассудок...
Хорошо нереально...
...
Крик!
Ксюша открыла глаза - рядом никого.
Сон? Сон... Сон! Господи, приснится же такое! Тряхнув головой, девушка стала подниматься.
Пальцы нащупали что-то влажное.
Что это?
Кровь...
Нет...
- Мамочка, мой первый мужчина - признак... Он нежный, замечательный... Я... Бред!
Девушка закрыла глаза руками, не зная плакать или смеяться.
За завтраком Ксюша упорно пыталась не смотреть матери в лицо, она монотонно жевала гренки, тупо рассматривая новые занавески.
- Ксюша!
- Да, мамочка, - рассеяно откликнулась девушка.
- Посмотри ж на меня! - мать пытливо и тревожно вглядывалась в глаза дочери. - Что происходит?
- Ничего, все нормально, мамочка.
- Ты ешь без аппетита. И ведешь себя... Такое впечатление, что ты далеко от меня.
Ксюша безразлично пожала плечами и вновь перевела взгляд на окно.
- Мне неудобно тебе говорить, дочка, но видимо придется... - Вера замялась. - Третью ночь подряд я просыпаюсь от твоего стона. Он такой.... - мать смутилась. - Сегодня я поднялась посмотреть что же происходит. Ты разметалась по кровати как взрослая женщина и стонала тоже... по-взрослому.
- Все нормально, - девушка равнодушно кивнула, наматывая нечесаный локон на палец. - Наверное, мне стали сниться взрослые сны.
- Где-то было, - бормотала Ксюша, роясь в косметичке. - Точно было... Ах, вот! - она достала таблетки. - Извини, мамочка, я тебя очень люблю, но ты можешь все испортить.
Она повертела в руках снотворное, улыбаясь чему-то своему.
Взгляд сам нашел фотографию у зеркала.
- Где ты? - прошептала она. - Я тоскую... Наши ночи прекрасны... Я люблю их... Но день длится так долго...
По спине пробежал холодок...
Бездушное прикосновение любимого призрака.
- Ты пришел? - лицо девушки озарила счастливая улыбка.
Она почувствовала прохладу на губах.
Вот он обнял ее - ледяные, но такие желанные объятия.
Мурашки по коже...
Не от страха - от ощущения своей порочности и раскованности...
Голова закружилась...
- Привет, мамочка.
Мать поднялась с кровати сонная и помятая.
- Последнее время я так крепко сплю! Даже странно... - Вера потянулась.
Дочь приветливо, но как-то отстранено кивнула и уставилась в книжку, делая вид, что читает, но глаза не бегали по строчкам...
Ксюша изменилась...
Стала неестественно заторможенной, все время прислушивается к чему-то, от привычной веселости не осталось и следа.
И внешне...
Изможденное лицо, во взгляде нет былого блеска, под глазами круги. С губами что-то... Потрескались, как от мороза... Подростковая полнота исчезла, дочка превратилась в худышку. За такой короткий срок...
Сколько они здесь? Две недели. Заболела? Надо бы врачу показать.
Ксюша подняла глаза и встретилась с пытливым взглядом матери.
- Думаю, нам пора собираться домой, - сообщила Вера.
- Нет! Я никуда не поеду!
- Ты не заболела?
- Со мной все в порядке...
Ксюшу разбудил лунный свет.
Нехотя открыла глаза...
Залитая серебром комната облагородилась, превратившись в царские покои. Полюбовавшись, девушка слабо улыбнулась.
Шалунья луна, такая загадочная и величественная, звала к себе...
Ксюша подошла к окну.
Старые покореженные яблони шелестели листьями, грезясь волшебными деревьями из сказки. Травяной ковер колыхался неспешно и благородно, как фантастическое серебряное море.
Невозможно остаться дома... Хотелось пробежать по залитой луной траве, искупаться в этом чуде...
Не одеваясь, Ксюша выскользнула на улицу.
Прохладно...
Легкий ветерок запутался в волосах.
Сверчки, шелест листвы...
Ксюша закрыла глаза, наслаждаясь покоем.
Кто-то позвал ее...
Это он!
Фигура на фоне луны.
Девушка ускорила шаг, почти побежала.
Он не приближался... Высокий, широкоплечий, со сложенными на груди руками, становился с каждым шагом все дальше и дальше... Исчез...
- Ты где? - крикнула Ксюша в полный голос. Эхо разнесло ее голос, раздробило на маленькие звуки, заполнившие все вокруг, - ыыы-ееее.
- Я здесь... - послышалось сзади.
Вот он...
Как живой...
Иллюзорно осязаемый...
От его улыбки сжалось сердце...
Шаг навстречу.
Глядя в глаза, он приобнял за талию и закружил в неистовом танце.
Все вокруг слилось в одно сплошное нечто и перестало существовать...
Только его лицо, его глаза, его губы...
Не переставая кружиться, он снял ее руку с плеча и крепко сжал. Ксюша продолжила движение по инерции и упала в густую траву.
- Знаешь... - он склонился над нею, ледяное дыхание обожгло лицо. - Я думаю, пора прощаться...
Воцарилась гробовая тишина. Даже сверчки замолкли...
Ксюша почувствовала дикий холод.
- С чем? - несмело прошептала она.
- С тобой... Я неплохо поразвлекся напоследок... Спасибо, малышка...
Он поцеловал свои два пальца и приложил их к губам девушки.
- Я не понимаю...
- Прощай... - он рассмеялся напоследок и растворился.
С трудом поднявшись, Ксюша постояла в растерянности и направилась к дому. В одно мгновение все вокруг изменилось. Серебреная трава вскинулась, и отовсюду к девушке поползли прозрачные тени. Они тянули к ней руки, шептали непонятные слова.
- Ма-а-а-амаа-а-а!
Вера проснулась с привычной тяжестью в голове и послевкусием от ночного кошмара. Снилось, что Ксюша звала ее, но невозможно было сделать и шага.
Дочки в комнате не было.
Вера накинула халат, вышла в столовую...
Пусто...
Лишь утреннее несмелое солнышко заглядывало в окно...
Приторно сосало под ложечкой... Нехорошее предчувствие...
Где она?
Интуиция привела Веру в сад... Она заметалась, не зная куда идти.
И вдруг...
- Ма-а-ама-а-а, - тихий вздох из-под яблони.
Туда!
Хрупкая, с кровавыми царапинами на бледной коже, в рванной пижаме, раскинув руки, Ксюша смотрела мертвыми стеклянными глазами в небо.
- Корова совсем доиться перестала. Не знаю, что и делать...
- Продай ее! Я вон продала, денег немного, но и мороки никакой.
- Пенсия маленькая...
- А от чего она умерла?
- Молчи, Матвеич, не видишь Верке плохо!
- Совсем замордовала старая дура!
Ксюша подошла к матери: маленькая, постаревшая за один день, вся в трауре, она отрешенно смотрела в одну точку. Захотелось обнять и утешить, но....
Ксюша вздохнула.
Вот ее фотография в черной рамочке... Почему-то детская: здесь ей лет двенадцать... Наверное, другой не нашлось... И рюмка водки, прикрытая куском хлеба...
Нелепость какая!
Не думала, что будет так...
А где...
- Егор! - прошептала она.
Он сидел посередине комнаты на стуле, на котором совсем недавно возвышался гроб Ксюшы, и уныло смотрел на фотографию Матрены. Сейчас он уже не казался таким сказочно прекрасным как во время их частых свиданий.
