Внимание! Последнюю версию рассказа и (в ближайшее время) пародию на него читайте вразделе автора
Похотливые уродливые твари. Пергаментнокожие монстры, хищно щелкающие своими вставными пластмассовыми челюстями - они лишь на первый взгляд кажутся безобидными антикварными развалинами, добропорядочными синими чулками и божьими одуванчиками - засушенными коллекционными экспонатами в гербарии сумасшедшего геронтофила - все эти тронувшиеся умом старухи.
"Практическое введение в гериатрию", т.1, стр. 236
Доводилось ли вам когда-либо видеть наиомерзительнейшее из зрелищ - дряблое, морщинистое тело в пеньюаре до пят, беззубый рот, искривившийся в сладострастной гримасе, протянутые к вам трясущиеся руки?
Впрочем, начинать нужно было не с этого. А с того самого договора, который не стоил мне ничего - ни копейки, не говоря уж о моей бессмертной душе и прочих возвышенных вещах сомнительной ценности. Он казался подарком судьбы. И это я, только я и никто другой, обратил его в свое проклятие.
Проклятие заточения в доме, что выглядел снаружи таким презабавным ларчиком, музыкальной табакеркой - плодом воспаленного воображения, нелепой блажью архитектора, впавшего в детство. В доме том не было ничего зловещего и пугающего - как раз напротив. Мне трудно забыть тот день, хотя сейчас он кажется мне не более чем мимолетным сном наяву, причудливой игрой света и тени, аберрацией памяти. Я вообще не уверен, что все это было - впрочем, сейчас это уже без разницы.
***
Итак, мой договор с дьяволом был заключен настолько буднично, как будто я просто купил какую-нибудь безделушку у коммивояжера. По правде говоря, мне кажется, что все эти контракты, подписанные кровью, с длительными препирательствами относительно основных и дополнительных условий - досужий вымысел. А может, кому-то просто повезло больше, чем мне. Или меньше... хотя это навряд ли.
Дьявол, постучавшийся в мою дверь, выглядел как обычный торговый агент, да и выбором товара не блистал. Собственно, предложение у него было одно: не ахти какое, зато абсолютно бесплатно. То есть, никаких гарантий и требований с его стороны, и никаких претензий по поводу всевозможных последствий - с моей. Всего-то лишь вечная молодость, красота (взамен того жалкого зрелища, которое представляла моя прежняя внешность) и неизменный успех у женщин. Ну и, в качестве бонуса - я даже не знаю, как бы сообщить об этом потактичней - в общем, способность всегда и с кем угодно быть во всеоружии как мужчина.
Должен заметить, что, не обладая ни должным образованием, ни презентабельной внешностью, ни хотя бы полезными навыками в каком-либо ремесле, сводил я в то время концы с концами исключительно за счет рулетки и игры в карты, в которых был на редкость удачлив. Настолько, что даже мог себе позволить съем крошечных меблированных апартаментов в не самом престижном районе города. Однако же, тысячу раз правы те, кто задолго до меня подметил странную взаимоисключающую связь между удачей в любви и везением в азартных играх. А я, к несчастью, не мог прожить и дня без посещения казино или ипподрома.
Тем не менее, заметил я и другое следствие заключенного договора - теперь, когда все женские взгляды вокруг были устремлены в мою сторону, в любом игорном доме, у любого стола, находилась сердобольная дама бальзаковского возраста, а иногда и много старше, охотно одалживавшая (это у них так называлось) стопочку фишек юному белокурому ангелу, оставшемуся без средств.
Я и сам не заметил, как с одной из таких старых мухоловок был обручен в церкви. Уже через месяц эта похотливая развалина дала дуба прямо в постели, в момент оргазма. Приехавший по вызову доктор сказал - лопнули источенные холестерином сосуды мозга. А ко мне перешло ее не слишком большое состояние.
У моей второй законной супруги денег было больше, впрочем, и здоровья - тоже. Не знаю, сколько мне пришлось бы жить с этим накрашенным и напудренным чучелом, если бы не купленный по знакомству пузырек с загадочной жидкостью без цвета и запаха, одна капля которой вызывала паралич сердечной мышцы, не оставляя в организме никаких следов. Боже, я ведь был богат... Был бы богат и сейчас. Если бы не карты, скачки и дьявольский волчок с нервно подскакивающим шариком.
Это были мои последние деньги. Все или ничего. Верно подмечено, что любое движенье относительно - это не волчок тогда остановился, а стол и все помещение вокруг меня завертелось, пытаясь догнать несущуюся по кругу стрелку, когда крупье объявил результаты и начал орудовать лопаткой. Очнулся я оттого, что очередная карга, падкая до смазливых мордашек, заботливо водила около моего носа пузырьком с нашатырным спиртом и что-то кудахтала. Надо ли уточнять, что казино мы покинули вместе.
***
Наконец-то мы подошли в повествовании к тому самому моменту, когда я оказался внутри дома-ларца, дома-шкатулки, приютившегося в респектабельном районе за высокой решетчатой изгородью и практически невидимого с улицы из-за плотной стены зеленых насаждений.
Первое, что бросилось мне в глаза - обилие зеркал. Они были на всех стенах, по нескольку штук на каждой, в промежутках между ними располагались массивные бронзовые канделябры с настоящими восковыми свечами. Я глянул из любопытства вверх, пытаясь отыскать взглядом электрические светильники, но так и не нашел их. Странное место. Хотя, тут пахло большими деньгами, и ради них стоило потерпеть чудачества сбрендившей старухи.
Я продолжал мимоходом осматривать дом - кроме зеркал и подсвечников, на стенах висело множество репродукций с мрачных гравюр Одри Бердсли, впрочем, я не исключал, что часть из них может оказаться оригиналами. Книжные полки были забиты антикварными изданиями Байрона, Блейка, Уайльда, По. Были и другие авторы, но в значительном меньшинстве. "Почти все издания - прижизненниые" - как будто невзначай, обронила старуха. "Может, еще и с дарственными подписями авторов?" - сострил я, но старуха в ответ так серьезно кивнула, что я осекся. Отметив про себя странные вкусы моей новой знакомой, я, однако же, вслух ничего не сказал, продолжая делать вид, что внимательно слушаю кудахтанье вертевшейся вокруг меня старой перечницы.
Кроме старухи, в доме жила лишь ее любимая черная кошка, постоянно путавшаяся у нас под ногами. Обходя дом вместе с хозяйкой, вежливо кивая головой в такт ее словам, я уже обдумывал, какие перепланировки я произведу в этом премилом домике после того, как старуха отдаст Богу душу, как я сдам все эти прижизненные издания вместе с чертовыми дарственными надписями в ближайшую букинистическую лавку, поснимаю со стен свечи и зеркала... Да, и самое главное - отправлю на ближайшую помойку эту наглую кошку.
Кошка зашипела и больно укусила меня за ногу. Я еле удержался, чтобы не отправить зубастую тварь по баллистической траектории пинком ботинка. Вместо этого я улыбнулся и попробовал почесать ее за ушком. Кошка укусила меня за палец, после чего в прыжке попыталась выцарапать мне глаза. Старуха громко и бессвязно причитала и грозила своей любимице крючковатым пальцем, а я думал о том, что помойка - слишком легкий и гуманный финал для этого скверного животного.
***
Венчались мы в какой-то захолустной часовне на краю города. Я не мог поверить, что старая кляча при ее богатстве не могла найти заведения получше. Место было достаточно зловещее, часовня располагалась посередине старого кладбища, со стен ее давно обвалилась штукатурка, воздух внутри был спертым, будто мы находились в склепе. Свет в помещение проникал через крохотные оконца у самого потолка, с которого то и дело отваливались куски побелки. В царившем полумраке лица присутствовавших на церемонии казались гипсовыми слепками, посмертными масками, никто из них за время действа не проронил ни слова, более того, у меня сложилось впечатление, что на их лицах за все это время не дрогнул ни один мускул.
Священник - грязный и оборванный представитель какого-то нищенствующего ордена - бормотал церемониальные фразы, то и дело путаясь и отступая от церковных канонов, которые я весьма неплохо изучил во время двух предыдущих подобных мероприятий, имевших место в моей жизни.
Так, вместо "...пока смерть не разлучит вас" этот болван, кажется, сказал "и даже смерть не разлучит вас" - я почему-то запомнил только эту его оговорку. "Даже смерть не разлучит вас" - эта фраза засела у меня в мозгу, звучала в ушах и никак не хотела покидать сознание. В тот момент, когда мы обменивались кольцами, снаружи неожиданно раздались раскаты грома, я механически отдернул руку, и кольцо упало на пол, закатившись за алтарь. Мысленно ругаясь на чем свет стоит, я извлек его из узкого промежутка между алтарем и стеной, наглотавшись при этом пыли и обрывков паутины, после чего мы все-таки обменялись кольцами.
Присутствующие молча покинули часовню, прячась под зонтами от сильнейшего ливня. Я обратил внимание, что абсолютно у всех были зонты черного цвета - даже у женщин. Мне стало не по себе.
На одной из могил плакала женщина в траурном платье. Увидев нас, она зарыдала еще громче и безутешнее.
***
К тому времени, когда мы вернулись из церкви, уже стемнело. В спальне нас ждала приготовленная кровать с белоснежными шелковыми простынями, я отправился принять ванну (вода грелась допотопной газовой колонкой), а когда вернулся, старуха уже лежала на кровати, в белоснежной фате. Руки ее были сложены на груди, в них была зажата горящая свечка. Старуха не шевелилась и, как я убедился, приблизившись к ней, не дышала. От иррациональности происходящего мне стало жутко. Телефона в доме не было, и я рванулся на улицу, чтобы вызвать скорую - мысль о том, что мне придется ночевать в присутствии трупа, демонстративно улегшегося на кровать со свечкой в руках, вызывала у меня ужас. Входная дверь не поддавалась. Замок заклинило, а выломать ее плечом у меня не хватало сил. Я попытался раскрыть ближайшее ко мне окно - столь же безуспешно. Схватив оказавшийся под рукой стул, я со всей силы ударил им по стеклу. Ножки стула подломились, стекло же осталось невредимым. Мертвенный свет луны проникал внутрь темного помещения. Только луна и свеча в руках старухи разрежали кромешную безысходность тьмы.
Понимая, что схожу с ума, я набросился на оконное стекло, я стучал по нему кулаками, бился головой, дойдя до крайней степени отчаянья, пытался грызть зубами, я пробовал разбить соседние окна - и каждый раз убеждался, что отделен от внешнего мира каким-то сверхъестественным несокрушимым барьером.
Висящие на всех четырех стенах спальни зеркала создавали иллюзию уходящих в бесконечность коридоров, расширяя границы неживого пространства, множа кровати и старух, наполняя мир вокруг меня трепещущими огоньками свеч, зажатых в окоченевших руках, и отраженным несчетное количество раз бледным лунным светом.
Я так хотел, чтобы этот дом был моим!
Теперь он, кажется, действительно стал моим. Навеки. Мои стены, мои зеркала, заполняющие мнимую вселенную иллюзорными кадаврами в подвенечных платьях, слабое лунное сияние за моим окном, моя кровать... Впрочем, нет, попытаюсь уснуть на полу. А утром, глядишь, что-нибудь придумаю.
..."И даже смерть не разлучит вас!" - неожиданно продекламировал кто-то за моей спиной. То ли испугавшись, то ли обрадовавшись присутствию живой души, я резко обернулся, и увидел плотного человечка в старомодном сюртуке. Кажется, он был одним из тех, кто присутствовал при венчании. И, более того, меня не покидало ощущение, что я его встречал и раньше...
- Насчет присутствия "живой души" - это вы, молодой человек, несколько поторопились, сказал незнакомец с улыбкой, от которой мне стало не по себе. - Разрешите представиться, доктор Мортимер. Пользовал вашу дражайшую супругу при жизни. Вот, зашел убедиться, что с ней все в порядке. Да и вы мне, помнится, кое-чем обязаны. Хотя, тогда я был в несколько ином обличье...
Дьявол?!
- Надеюсь, мой скромный дар доставил вам немало приятных минут! Нас, знаете ли, часто обвиняют в коварстве и недобром отношении к людям. Неужели Господь Бог может похвастаться таким альтруизмом? Вы получили от него за всю жизнь хоть один мало-мальский подарок? Дудки, только на свечки потратились. А вот мой незатейливый презент будет радовать вас еще неопределенно долгое время! И, попрошу особо отметить, не только вас, но и меня. Нет-нет, не подумайте ничего плохого!
За сим разрешите откланяться! - он вежливо расшаркался, повернулся на сто восемьдесят градусов, проследовал к окну и исчез, просочившись наружу сквозь стекло.
В изнеможении, я сел на пол и, обхватив голову руками, закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.
***
...По дому кто-то ходил. Этот "кто-то" был молодой, но невероятно уродливой женщиной. Лицо ее напоминало львиную морду, руки и ноги ее - гноящиеся отростки, женщина несла в руках масляный светильник и зажигала свечи в настенных канделябрах. За женщиной тянулся странный мокрый след - похоже, вся ее одежда была пропитана какой-то жидкостью, судя по запаху, бензином.
Иллюзорная вселенная вокруг меня с каждым зажженным огнем расширялась, свет отвоевывал все более обширные территории зеркальных миров, мертвые старухи, как тараканы, расползались по все новым и новым несуществующим углам оптического иллюзиона.
Женщина поскользнулась и выронила светильник из рук. Мокрый шлейф на полу занялся ярким синим пламенем, сама она вспыхнула, превратившись в кричащий и корчащийся на полу факел - в зеркальной вселенной вокруг меня неожиданно стало светло, как днем, впрочем, кажется, это было не только из-за огня.
Невесомые звуки загадочной мелодии наполнили дом, клавесин и челеста завораживали слух щедрой россыпью нот, зеркала пришли в движение, от чего иллюзорный мир распался причудливым, ежесекундно меняющимся орнаментом зловещего калейдоскопа. Крыша дома-шкатулки плавно приподнялась, открывая для глаз солнце другого мира, в котором сейчас был день и для которого весь этот дом был не более, чем хитроумной музыкальной шкатулкой. Сверху на меня смотрело гигантское лицо доктора Мортимера, он явно чего-то ждал, лицо его изображало крайнюю степень вожделения. Внезапно я понял, что являюсь всего лишь крохотной фигуркой, исполняющей свою незамысловатую роль в этом механическом представлении. Мой час пробил. Какие-то потусторонние тяги взялись за мои конечности. Не в силах сопротивляться бездушному механизму, под звуки небесной музыки я направился к кровати и улегся на старуху. Тихо потрескивают невидимые шестеренки, крутится валик с иголками, старинная музыкальная шкатулка играет странную мелодию, и, подчиняясь ее ритму, я машинально совершаю нехитрые возвратно-поступательные движения. Я чувствую спиной, как доктор Мортимер, этот грязный извращенец, с наслаждением записного вуайериста следит за процессом.
Мелодия обрывается как раз в тот момент, когда я исторгаю семя в мертвую вульву, крышка музыкального гроба захлопывается с громким стуком, и наступает тишина. Меня окутывает тьма. В доме только я со своими мыслями и мертвая старуха на кровати. Я оставлен в покое до тех пор, пока доктор Мортимер не заведет шкатулку опять. Он с ней играет довольно часто.
И тогда вновь придет восставшая из пепла прокаженная женщина и зажжет все свечи в доме, после чего, как обычно, уронит светильник и вспыхнет ярким факелом, умирая в страшных страданиях, вновь заиграет небесная музыка, крышка шкатулки откроется, и нехитрое представление повторится. Отныне, так будет всегда.
