Я сижу в углу, грызу горячий хлеб, запиваю вином и жду. Вся моя жизнь это ожидание того, что высший разум щёлкнет выключателем, после чего или во всём появится смысл, или мир исчезнет, свернувшись при этом в точку, как телевизионная картинка. Конечно в ресторане ждёшь обычно более приземлённых вещей, но ведь и люди у дороги обычно ждут зелёного цвета, но никак не вылетающей на тротуар машины с пьяным человеком за рулём. Мои мысли в беспорядке, я не могу удержать ни одной, пытаюсь что-то написать в блокноте, но слова распадаются на части, на бумаге явно проступает мой внутренний мир - сотни закорючек без всякой идеи, низкий стакан с водой, где плавает огонёк свечи, я пытался набросать его поверх слов и получился хаос. Весь мой мир на ладони, под ним стол с крошками горячего хлеба. Я теряюсь в себе и откладываю блокнот в сторону. Слева от меня столик на двоих, как и мой, за ним двое молодых людей, на столе только коктейли и плеер, который они слушают. Этой паре слова не нужны, они вкушают музыку и загадочно смотрят друг на друга, курят и смотрят, пьют и смотрят, глаза в глаза. они слишком увлечены друг другом и вряд ли обратят внимание на моё пристальное разглядывание. Обычно я так не делаю, я вообще редко отрываюсь от книги или блокнота, лишь бросаю мимолётные взгляды на людей вокруг, чаще я их боюсь, но иногда люблю или жалею. За столиком справа две женщины средних лет, одна с серым лицом и почти всё время молчит, вторая ухожена и ведёт нескончаемый монолог о жадности то ли мужа, то ли любовника. Первой, наверное, не удалось бы вставить и пары слов, но ей нечего сказать своей спутнице, некого обсуждать или он не стоит упоминания вслух, вообще или при второй. серая женщина ест, изредка поддакивает или просто кивает. Мне почему-то кажется, что в её жестах и звуках больше зависти, чем сочувствия своей яркой подруге. Ещё я вижу семью: родители пьют то же вино, что и я, отчего сразу делаются мне симпатичны, дочь безуспешно пытается справиться с огромной пиццей, мать и отец с улыбкой поглядывают на неё, когда отрываются от беседы. Отец периодически курит, для этого он отходит в сторону, облокачивается на колонну, которая должна символизировать барокко, осматривает зал, возвращается взглядом к жене и дочери, улыбается им сквозь дым, рисует в воздухе сигаретой какие-то непонятные мне символы, но жена, судя по всему, его понимает. Серая и яркая женщина бросают на него взгляды, в которых я замечаю желчь или что-то подобное, точно не знаю, как их истолковать. Юноши не видят никого, кроме друг друга и официанта, которого они периодически подзывают всё более смешными жестами; мне кажется, что они уже перепробовали все коктейли в меню и пошли на второй заход. Вдруг понимаю, что всё это большая игра, её правила навсегда останутся для нас загадкой, какие бы умные лица мы не делали, какие бы мудрые мысли не озвучивали, сколько не сыпали цитатами из восточных и западных мыслителей, нам этих правил никто не расскажет, да нам их и не понять. Мы фигуры на игровом поле, которым дан разум в пределах иллюзий, мы можем направиться к определённой точке, но невидимая рука внезапно толкает автомобиль на тротуар или сразу выдёргивает душу из тела, которому остаётся только безвольно размякнуть и покинуть пределы игры. Некоторые фигуры, вроде серой женщины, в процессе почти не участвуют, сиротливо стоят у края и созерцают игру, что идёт своим чередом ближе к центру стола. У нас есть какой-то предел свободы, мы можем попытаться щёлкнуть выключателем и выбыть из игры, но никому ещё не удавалось избежать этого щелчка, если к выключателю уже потянулась рука игрока свыше. Как-нибудь один из тех, кто сидит сейчас неподалёку от меня, наслаждаясь коктейлями, коробочкой с музыкой и обществом человека рядом, получит положительный результат от фигуры в белом и счёт пойдёт на месяцы или даже недели. Щёлк. Мужчина играет в свой маленький бунт с сигаретой, он знает, что его выключатель слушается чужой руки и выстраивает мир так, каким хочет его видеть, как будто никакого выключателя нет. Неплохая тактика, раз уж о стратегии говорить не приходится. Его семья - это его собственное поле, где он может выиграть. Яркая женщина пытается получить максимум до щелчка, хотя, по большому счёту, времени у неё немного, уже очень скоро придётся довольствоваться тем, что она выиграет примерно к середине отпущенного ей срока. Серая женщина уже практически вне игры. Я размышляю над всем этим и сквозь дымный зал вижу руки, что протянулись откуда-то сверху, прямо сквозь потолок, они пока не уверены, какую же фигуру и куда следует передвинуть, но ход будет сделан. Гигантские пальцы плывут над всеми нами, жующими и пьющими, влюбленными и завидующими, смеющимися и обречёнными. Я вижу, как пальцы двигаются в мою сторону, мне страшно, хочется пригнуться или внезапно оказаться где-нибудь очень далеко отсюда. Проходят мгновения или несколько минут, может быть гораздо больше, я замечаю, что какое-то время сижу зажмурившись. Открываю слезящиеся глаза, протираю их жёлтой бумажной салфеткой и ловлю на себе озабоченные взгляды двух женщин, пытаюсь улыбнуться. Получается неважно и я отворачиваюсь в сторону пары с коктейлями, они всё так же увлечены друг другом, наверное это локальная победа. Замечаю женщину, которая идёт по проходу между столиками, машет мне рукой и улыбается. Расплываюсь в ответной улыбке, в этот раз более удачно, женщина вешает сумочку на спинку стула и усаживается. Я наливаю теплый янтарь во второй бокал, мы говорим друг другу какие-то слова, такие же теплые, как и жидкость в бокалах, а боги тают в дыму и разговорах. Щёлк.