Крастошевский Кирилл Эдуардович : другие произведения.

Театр без актеров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автор 12 лет проработал актером в Московском театре "Современник". Но не думайте, что это мемуары. Это воспоминания о том, чего никогда не было.

Кирилл КРАСТОШЕВСКИЙ

"ТЕАТР БЕЗ АКТЕРОВ"

Москва - 2001.

*Господа! Милости просим на пожар!”

Салтыков-Щедрин “Современная идиллия”

  
   Во-первых....
  
   Птица танцевала неопознанный танец на карнизе окна. Падал мелкий еще не устоявшийся снег и следы от птичьих коготков ненадолго оставались, маленьким пунктиром на белоснежной жижице.
   В коморке пожарной охраны в двадцать два сорок пять по Московскому времени лопнула лампочка. Толик закурил и привычным движением вывернул электрический трупик из патрона, швырнул его в мусорное ведро и, порывшись в тумбочке, встал на выдвижную лестницу примерился и ввернул новое светило. От этой перемены ничего в коморке не изменилось: шестьдесят ватт были заменены на шестьдесят и привычный отблеск от импортного огнетушителя подаренного американскими пожарными падал на стол что бы отразиться в чашечке с солью. Затерянный в глубине страны городок, ночь, что еще нужно человеку что бы.... пукнуть - подумал Толик.
   Жизнь Толика - это калейдоскоп движения от понятного к непонятному и обратно. Созерцание всего и неучастие ни в чем этакое затворничество молодого человека в себе. Любовь к искусству
   и полное ничегонеделанье в нем, любовь к женщинам и лишь мимолетные встречи, как правило, с совершенно опустившимися дамами, не работа, а присутствие, но, несмотря на все уважение и интерес к нему не только сотрудников небольшого театра, но и всех тех, кто, когда-либо пересекался в жизни с Толиком. Он всегда помнил все дни рождения друзей знакомых, их знакомых и близких, годовщины смерти и прочее такое, что не занимает голову бегущего по жизни человека. Толик звонил, поздравлял и очень редко приезжал сам, хотя и любил выпить в компании хороших друзей. Снег летел, и дворничиха Антонина не заходила на огонек, прихватив пузырек.
   В этот момент Толик составлял составы команд по футболу кто там, в воротах, кто в защите, а кто впереди, черкал листы складывал в кучку и любовался своими творениями. Последний телевизор сгорел еще в прошлом году, а на новый коллектив пожарных откладывал с каждой получки по десять рублей и через десяток лет...
   В соседнем доме в освещенном окне бабушка смотрела продолжение бесконечного сериала новостей, а параллельно в жаркой Испании наши играли с не нашими, и шел первый тайм.
   Толик еще разок посмотрел на светящееся окно бабушки, и идея Раскольникова посетила его, пожила немного в светлой голове и ушла прочь в сторону Запада.
   Толик записал в журнал заметку о происшествии - то есть замене лампочки и приступил к положенному по штатному расписанию осмотру вверенной ему театром территории. Толик и сам в юности грешил лицедейством, он играл в народном театре и говорят, неплохо. Душа актера, и привела его в театр на работу пожарным пост - номер один у сцены и Толик знал наизусть весь репертуар театра. Душа актера, артиста - вечно одинокого странника, раба, чьей то воли полная трагедии и величия. Больная мать, смерть отца и от этого нежелание ехать покорять богемные столичные места - невозможность оставить одинокого человека в этом родном, застывшем в ожидании чуда городе. Чуда, что сборная России станет первой в мире - подумал Толик - может они все ждут именно этого, вот выиграют наши и тогда мы все поймем, что можем. Можем двигаться не только наперекор ветру, но и лететь попутно ему. Толик был вегетарианец со стажем и потому вместо положенного по сюжету бутерброда вынул из пакетика завернутую в салфетку морковку, подул на нее и хрустнул. Этот звук отозвался в подвешенной на гвозде пожарной каске. Толик хрустнул еще раз и мысленно поблагодарил маму за то, что она с такой любовью почистила ему морковку. Каратель.... Каратель всего лишь ударение переставить, а смысл! Был у Толика один знакомый каратель - по контракту служил где-то далеко ни когда не говорил где, но бывая у Толика за кулисами в кругу опьяневших артистов и монтировщиков, на обломках декораций подняв к небу указательный палец рассказывал о своих подвигах в горячих точках планеты и победив всех своих врагов падал на заветный топчан и давал длинную очередь храпа. Рота огонь, одиночными!
   А птица плясала на карнизе и пела:
   За ночной рекой далеко
   Без тебя мне одиноко
   Хоть и горы там большие
   И вулканы золотые
   Да все мается сердечко
   Что потеряно колечко
   Все до крови стерты ноги
   Но обратно нет дороги
   И душа на волю рвется
   Так что сердце разорвется
   Неужели все мученья
   За надежду во спасенье....
   Птица говорит с богом. О чем ? Да может о самом простом и главном, о том что кажется, нам второстепенным а это и есть та великая истина ради которой и играют Актеры Поднебесного Театра. Вчера исчез Мурзило прелестный котик, которого подобрала на стройке уборщица Татьяна Николаевна месяца два назад и все работники театра очень к нему привязались, да же главный режиссер хотел использовать Мурзилу в своей новой постановке по пьесе Чехова.
   Блюдечко с молоком стояло нетронутым, а мышки - крыски за стеной водили свои хороводы и немного раздражали Толика, он пробежал глазами по настенному календарю с видами Рима и понял для себя что на Новый год ему выпадает дежурство, а потом юбилей и возможно уже пол пути жизни пролетело, а чудо так и не произошло инопланетяне не прилетели, лекарство вечной жизни не изобрели и поэтому хочешь не хочешь скоро собираться в дорогу ничего не оставляя и ничего не забирая с собой. Простое исчезновение, которое ни кто не заметит и уже ни где и никогда его душа не будет так счастлива, так парадоксально счастлива, как здесь на этой незаметной для космоса планете. Он позвонил маме, пожелал ей спокойной ночи и все таки вышел из двери в плохо освещенный коридор, коридорчик, загогулинку меж стен, полоску с обоями и линолеумом. Девять шагов до лестницы, а там хочешь иди в подвал, а решил и на тебе на второй, третий через фойе на балкончик мимо сцены и аппарата с газированной водой покурить на природу. Раньше Толик дежурил не один, а с охранником дедом Степаном бывшем Политработником, но за эти годы ничего исторического не происходило и охрану сократили, добавив к зарплате пожарников немного надежды на утреннее кофе в пастель. Зазвонил телефон и Толик не дойдя до середины коридорчика, спешно вернулся на пост:
   Дежурный по театру слушает - с уверенностью услышать мамин голос произнес Толик. Голос был женский, но не мамин.
   - Ой, куда это я попала.
   - В театр драмы...
   - Вы так шутите по ночам.
   - Да что вы это действительно театр.
   - Коля хорош издеваться, позови моего!
   - Девушка вы не туда попали - смягчил разговор Толик.
   - Ну и что мне делать, козел. У меня монет больше нет. Охота думаешь шлепать по морозу два квартала, что бы с тобой разебаем пообщаться.
   - Давайте номер вашего телефона, я сам позвоню и скажу, что бы ваш шел к вам.
   - Да пошел ты....
   И в сердце Толика вновь зазвучали короткие гудки, те к которым невозможно привыкнуть, но ты привыкаешь к ним в потоке одиноких ночей, когда уже тебе невмочь, и ты звонишь по знакомому старому телефону, а там гудки ты перелистываешь записную книжку стреляешь наугад, а тебе говорят ее или его нет. С каждым годом этого понятия - нет, становится все больше - отца нет, лучшего друга нет, любимой нет, собаки нет, Мурзиллы и того нет, денег нет, перспектив нет и так далее коллекция бывшего да перевернутого в нет. Толик не обиделся на эту потерянную в ночном городе женщину, ждущую своего, своего счастья. Толик заварил чайку, особого такого право он никогда и не пробовал. Знакомый мамы бывший микробиолог Фресин готовил эти необъяснимые смеси трав - мурав, чайков и прочих непонятностей. Толик их никогда не употреблял но собираясь на дежурство не найдя дома чайка а питие чайка в команде пожарных считалось словно ритуал индейцев племени Хого, то есть каждый со своим пришел на смену заварил себе выпил и унес вместе с сахарком домой, а потом пакетик назад так уж повелось. Душист был чаек у Толика это во первых...
  
  
   ВО ВТОРЫХ...
  
   Глотнул Толик из кружки чаек. И чаек превратился в чаек летящих над морем, красивых, с черно - белым оперением. Они парили над водой касаясь ее крылом и в пене разноцветных брызг взлетали в небеса и душа Толика летела рядом с ними и пела на только им понятном языке. Толик боготворил море и в период профсоюзных путевок он с мамой, а позже с друзьями по школе и институту выезжал на месяц куда-нибудь в южные края оторваться от городской скуки долгих осенних зимних весенних ночей. Приезжая Толик разговаривал с морем и оно отвечало ему. Он рассказывал стихии, иногда стихами, о своих проблемах, делился самыми сокровенными мечтами, а море одобрительно шумело в ответ и, омывая, ласкала теплой подсоленной водой его тело. Толик говорил с морем! Долгая длинная череда волн казалась Толику той бесконечной жизнью, о которой он в тайне ото всех мечтал. Во снах он видел себя и Римским легионером и Французским портным, Индейцем. Да в общем, везде Толик побывал в тех жизнях, которые и казались ему потоком бессмертия его души.
   Чаек ласково поманил его и повел по песчаному пляжу. Толик шагнул вперед, и оказался на горном склоне в горнолыжном костюме. Вид с горы произвел на Толика незабываемое впечатление. С детства он боялся высоты, но в этот момент он не испытывал своего природного страха. Он смело смотрел вниз и видел внизу маленькое очертание моря.
   Чайка вспорхнула из его памяти и полетела вниз, разбивая крыльями невероятные лабиринты снега. Пора - услышал Толик до боли знакомый голос, он его сразу узнал этот заразительный смех - Веселей Толян давай за мной! И улыбающийся Лешка, сверкнув палками, помчался вслед за чайкой. Толик не удержался и заскользил вниз по склону. Ветер трепал его волосы, он набирал скорость, и она его не пугала. Расстояние между ним и Лешкой не сокращалось и не увеличивалось. Снег яркими огоньками отлетал от лыж, солнце пробегало по склонам гор и зажигало весь невообразимый простор. Толик приседал на лыжах, выпрямлялся, попадал в невероятие виражи; прыгал с неожиданных трамплинов, огибал попадавшиеся на дороге ели. Он радостно тонул в этой белоснежной сказке на дороге к морю.
   Лешик махал ему рукой, и что-то кричал, но его слова Толик уже не мог разобрать. Ему показалось, что Лешка говорит на каком то другом, непонятном ему языке, а потом все пропало, растворилось как будто туман настроения поднялся над долиной сновидений и унес с собою все то, что хоть когда-нибудь должно произойти. Что-то должно было произойти. Толик поднял с пола неряшливо брошенный Лешкой окурок Беломора, потушил, поискал глазами место, куда бы его пристроить, но не найдя, сунул в карман потрепанных джинсов, купленных очень давно, еще в Москве в Березке. Отец служил в армии и зарплату приносил домой чеками. Так однажды они всей семьей приехали в столицу и толкались со своими накопленными чеками по специальным магазинам в надежде их отоварить, пробивались через заслоны милиции и уставший за этот день больше чем на учениях Черноморского флота отец купил Толику эту одежду “буржуазных ковбоев”. В городе на танцах был переполох, сенсация, когда Толик продефилировал со своей одноклассницей в этих пятнистый желто - зеленых джинсах от доски почета Ударников комбината Железобетонных конструкций до буфета. Он вспоминал это время, очень расстраивался и старался, как можно скорее прогнать эту картинку прочь. А Лешки тогда не было рядом, он появился в их городе чуть позже. Приехал по распределению из театрального Ленинградского Вуза. Был такой весь столичный, стильный, как бы сейчас сказали. Девчонки всей области были от него без ума. Он был очень аккуратен и внимателен ко всему и к каждому в отдельности, и не было в нем такой наигранной театральной зависимости, он был свободен в своей радости и своей печали, не копил денег, не пытался убежать в другой театр, другой город, куда его звали и манили. Он жил и творил здесь на данной ему Богом территории счастья. Толик на мгновение вернулся в те последние дни перед расставанием с Лешиком. Снег тогда шел такой же мягкий и легкий Лешка показывал ему новые - старые горные лыжи, которые по случаю ему подарили лыжники местной сборной и радовался, как ребенок, что этот месяц прожил без долгов. “Представляешь, удалось подработать и раздать все долги, я чист Толик перед всеми - он откупорил бутылочку вина и разлил по пластмассовым стаканчикам - За тебя Лешик! А потом заснул в своей малюсенькой квартирке, простил всех бывших и будущих главных режиссеров жизни и полетел по гладкому склону, но не вниз с горы, а вверх туда, где уже, когда то катался на своих неповторимых лыжах. Лешка никогда бы не бросил окурок просто так на пол в своем Храме в театре - решил для себя Толик. Что-то обожгло его ногу, он сунул руку в карман и понял, что окурок самовоспламенился. Да недаром говорил Полковник пожарной охраны города, что брошенный окурок пострашнее атомной бомбы для деревянного Старого, ветхого фонда Родины. Толик не стал тушить окурок, а сладко затянулся Лешкиной Беломоринкой и выпустил легкое облачко, которое подхватил морозный ветерок и словно доброе письмецо понес по адресу. Так бы и плыл Толик по своим внутренним рекам памяти, если бы не запах, да этот нелюбимый для каждого честного вегетарианца дух ливерной колбаски с чесночком. Этот запах ротой немытых солдат шел по театральному коридору и проникал в дзоты носоглотки Толика.
   Чем ближе Толик приближался к цели, тем больше запах смешивался со скрипом, шорохом, простукиванием, а потом и словами понятными Толику. Когда всю эту симфонию кулис облагородил аромат свежеразлитой водки, Толик успокоился, и, подойдя к главной гримерке своего Театра понял, что Народный артист Республики Игорь Иресметович Письменный благополучно вернулся с Москвы, но домой не пошел, а бросил все свои накопившиеся эмоции на голову молодого начинающего режиссера, иногда ночующего в театре, а не в Общаге Алена Мухина. Движение Толика по коридору привлекло внимание богемы и гладковыбритый, сладко надушенный Ален выглянул в коридор.
   АЛЕН: - Нет, Игорь Ирисметович это не ваша супруга, это Толик пожарник обходит вами вверенные ему помещение.
   По стилю своей жизни или как это правильно назвать, по степени восприятия красоты был нетрадиционен. Толик иногда очень нравился Алену, когда тому было скучно в этой дыре. Он брал пирожные в соседней кондитерской и приходил к Толику. Но Толик был традиционен и Ромео не встретил свою Джульетту.
   - Жаль - хорошо поставленным голосом сказал Главный артист, да так нажал на обертона, что заколыхались юбилейные афиши в коридоре
   ПИСЬМЕННЫЙ: Жаль, а то бы я сказал ей, как трудно, понимаете трудно жить артисту в этом мещанском доме, с ее вечными походами по рынкам, с этими разговорами не о Чехове, а что там дают в Чехове ее мать! Видите ли, там спец склад Американской гуманитарной помощи и надо все бросить и лететь за тысячи километров в этот Чехов на распродажу всякого там говна. А Чехов это вам не Герцен, не Римский Корсаков! Забыли голос рабочих династий!
   АЛЕН: Как это смело, натурально и остро подмечено.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Толик зайди сюда рабочая ты моя династия. Оторвавшись от стула, мотнулось по стенам гримерки тело Письменного. - Сядь выпей за упокой моей души. Все решил бесповоротно ухожу, ухожу в библиотеку Простым библиотекарем понимаете. Выдавать людям книги. Да вы скажете не та зарплата не для Народного артиста. А я вам замечу Ерунда полная чушь. Приходит школьник ко мне, а я ему Чехова! Братцы поймите, сколько книг я смогу просмотреть за это время ведь я за годы в этом Склепе кроме ролей ничего не читал! Мне говорят в Москве Игорь Ирисметович, а вот ...как оно там Кортасар? Хорошо говорю, а сам не читал.
   Письменный упал всем весом Народного артиста в руки Толика, праздничная рубашка вывалилась из-под ремня сдерживающего безразмерные штаны.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Не читал! А ты Толик читал?
   - Нет - ответил Толик - эта сцена с уходом в библиотеку только на памяти Толика разыгрывалась в этом Театре в сотый наверно раз.
   Толик знал, что надо сказать. - Не читал к сожалению.
   АЛЕН: И я, и я не читал - защебетал, оттягивая к дивану слипшихся, как ему казалось, воедино Толика и Письменного.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот, а придете ко мне в библиотеку, и я дам вам эту книгу. А все детективы я прикажу сжечь. Ты придешь ко мне в библиотеку Толик - с надеждой спросил артист и, оторвавшись от него, спланировал на диван, чуть не похоронив под собой Алена.
   ТОЛИК: Обязательно приду, тем более что я записан во всех библиотеках города.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот я буду жечь детективы, а ты будешь стоять с огнетушителем. Я не хочу, что бы пламя задело Чехова.
   И Римсого-Корсакова - про себя добавил Толик.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Налей Аленка служителю огня и воды нашему, храброму Толику. Ты не стой садись, я так без чинов, по-простому. Помню, как ты меня тушил, когда я с сигарой запутался в кулисе и задымил! Что это была за пьеса.
   АЛЕН: Агент 07, как вы там играли! Упоенно вдохновенно. Я изучал манеру вашей игры Американского военного стратега!
   НАРОДНЫЙ (дотянулся до стаканов) Дрянь это все! Не то, не тот масштаб! Бездарность! Не то какая там, на хрен Америка. У меня отец кто? Пастух наших Родных степей. Да ударник труда, уважаемый депутат - человек и матушка светлая ей память Учительница Труда в школе Рабочей молодежи . Эх видел бы ты меня в роли рабочего Станкова в пьесе. . забыл автора вот это масштаб. Мы четыре акта строили крейсер который должен был нанести решающий удар по врагу. И построили, и нанес он удар! Несмотря на происки иностранных шпионов.
   Толик: Мой папа был моряком капитаном. Он служил на...
   НАРОДНЫЙ (недослушав) Да и его папа вел этот корабль по морям. А я стоял на стропилах с гаечным ключом весь в солярке и говорил и весь зал вставал и аплодировал. Дай я тебя поцелую рабочая ты косточка Толик.
   ПИСЬМЕННЫЙ: \ поцеловал Толика и оттолкнул - пей Толян! ты видел, как я целовал переходящее Знамя ЦК Профсоюзов Области, когда нам вручали.
   АЛЕН (нарезая огурчики) - Вы самозабвенно целовали это.
   ПИСЬМЕННЫЙ: А ты не мог это знать, ты был еще в проекте только!
   АЛЕН: (поднимая стакан) Выпьем господа товарищи за кораблестроение. \Все пьют \
   ПИСЬМЕННЫЙ: \не закусывая \ А ты так не можешь! Иди в забой Аленушка, изучай жизнь изнутри, впитывай, как губка в себя и тогда Кортасар твой.
   АЛЕН: Не я лучше с вами в запой.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И правильно иди в забой и Толика бери с собой - Отбойные молотки. вы не жили в бараке, а я на целине.. - и он вдруг заплакал, повернулся и затих. Пошарил по карманам нашел пачку сигарет бросил на стол \ - что же это я вру, я и забыл, что живу в бельэтаже, сторож еще по лестнице со щеткой бежит позвольте, говорит Иван Александрович я вам сапоги почищу.. Вот как...
   Толик помнил, как Игорь Ирисметович иногда перескакивал с одной роли на другую, в спектаклях это то же бывало и приводило, весь Театр в шок. А шок это по-нашему!
   АЛЕН: Игорь Ирисметович и все-таки вы дадите согласие играть в моей новой постановке.
   ПИСЬМЕННЫЙ: \ привстал и, пошатываясь, двинулся к окну гримерки. Он облокотился на подоконник, тряхнул седой гривой \ - Поехали!
   Я с тобой Ален в разведку бы пошел, если бы не жена!
   Наступила минутная пауза. Ни кто из присутствующих до конца не понял этих брошенных от окна слов.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Почему люди не летают как птицы, почему Толик.
   ТОЛИК: Летают во снах иногда.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Молись за Меня Лукерья Павловна. Ухожу я в далекий поход с Красной армией биться за мировую революцию. \Алену \А ты не Кортасара ставишь?
   АЛЕН: \замахал руками \Боже упаси Вас Игорь Ирисметович Тенниски Уильямса в переводе Виталия Вульф “Не боюсь Виржинии Вульф”.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И то ладно, мне что не дай все получится. А хорошо бы сейчас пивка! А как вы на это смотрите - повернулся совершенно трезвый Артист.
   ТОЛИК: \тихо \ Во сила перевоплощения.
   АЛЕН: Уже лечу в ночную палатку. \Двинулся на выход \. - Позвольте ключи, рабочая косточка -подступил он к Толику. И ключник уступил. Этой неожиданной встрече ночью в пустом Театре Толик очень обрадовался. Единственное что ему мешало присутствовать на этом бенефисе это то, что Письменный, единственный кто не пришел на похороны Лешика, и да же не сдал деньги, которые на цветы все собирали в складчину. Приболел - тогда оправдывался Артист. Ну, да и Бог с ним прошептал на ушко Толику Лешка. Толик взглянул в окно и увидел бегущую со всех ног в сторону вокзала тень Алена.
   Письменный в этот момент писал в рукомойник - Только покойник не сыт в рукомойник - напевал Народный и струйка весело подпевала ему. Оставшись в гримерке вдвоем, наши полуночники пожили какое то время в глубокой по своей пустоте паузе, в каком то невообразимом колодце вечности. Мысли покинули их светлые головы и полетели куда то за пределы Солнечной системы и не обратили никакого внимания на сгорбленную фигуру Алена подходящего к палатке у Центрального вокзала. Толик ни как не мог понять, почему этот вокзал назван Центральным, ибо никаких других вокзалов в городе не было, да и поезда на этой остановке стояли не больше пятнадцати минут. Они вышли из оцепенения одновременно, как два породистых стайера устремились в многокилометровый забег, включив свои секундомеры.
   ТОЛИК: Да Игорь Ирисметович так вы работаете, работаете, а награда неизвестно когда еще будет.
   - Верно, друг мой - продолжил свой бесконечный монолог под акомпанимент падающей за диваном бутылки Народный
   ПИСЬМЕННЫЙ: Пусть мы живем в глуши, но то же сесть свои пригорки ручейки. Кто сравнит с Москвой, я там был недавно на спец конференции и что выхожу во двор и все поклонницы ко мне, ко мне и заваливают меня цветами это потом Знакомый мне Зам министра культуры сказал - знаешь, братец мы тебя точно приняли за Лучано Поваротти.
   Ален появился так же незаметно, как и исчез.
   АЛЕН: Вот пивко. Но я еще и водочки захватил с рыбкой на свой страх и риски сухариков с чесночком, что бы больше не бегать.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Хитрый ты, но легкий.
   Кто-то резко затормозил у служебного входа и этот неспокойный звук ворвался в театр. Письменный взглянул в окно и радостно отпрянул - Не жена, слава Аллаху!
   А его жена за долгие годы совместного состояния в искусстве уже привыкла к ночным причудам своего и не тревожила себя поездками в ее Подшефный театр. Это по молодости она грудью вышибала двери гримерок, гостиничных номеров, знакомых и незнакомых людей и вынимала своего разгоряченного супруга из объятий Бахуса.
   - Не жена - радостно повторил Народный - Стоп, черт меня подери это же Лешка, вот полуночник, а ну зови его стервеца сюда.
   Толик и Ален посмотрели в окно и увидели Лешку, который махал им снизу рукой, затем ловко отстегнул горные лыжи, на которых подъехал к театру и шагнул в служебную нору.
   АЛЕН: А дверь то я не запер. Руки были заняты.
   Толика не удивило, что ни кто и не вспомнил о том, что Лешика похоронили года так два назад, а приняли так, как будто тот болел
   недолго и принес заветную бюллетень.
   ПИСЬМЕННЫЙ: - Налей-ка ему с морозца.
   Лешка влетел в гримерку румяный, молодой, задорный - прошел
   сквозь ее насквозь, вылетел в окно, захватил лыжи и опять возник в дверном проеме.
   ЛЕШКА: Ну так здравствуйте - и он по детски легко и весело засмеялся и где-то вдали, на уровне сцены, ему ответили такие же звонкие детские голоса.
   АЛЕН: А что у нас елка завтра?
   ПИСЬМЕННЫЙ: Палка. (Лешке) - Ты, где пропадал? Пил что ли!
   ЛЕШКА: Да так.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вечно у вас у молодежи все вот так. Веры только в правое дело в вас нет. Выпьем братцы за актерское братство.
   Все встали. В оркестре дети уронили тазик и зазвучали фанфары. Пьянствующие обнялись. - Ну и ладно - подытожил тостующий.
   Время разделяет нас на маленькие кусочки бытия, летящие по свету, гонимые ветром перемен, тосуемые в колоде и навсегда потерянные для мирозданья. И мы иногда встречаемся случайно на улице, звоним в ночи по всплывшему вдруг в сознании телефону, купаемся в потоке воспоминаний, но приходит тушитель свеч Жан Жак Бутон и мягкая прохлада сна окутывает нереальность реальности. Одинокие поездки в троллейбусе и блуждание по городу, бесполезный расстрел времени у “дворцового парапета”
   - великая невозможность вернуться в тот единственный день, когда все получилось, так как ты желал. Всеобщая усталость! Она наваливается на тебя утренним нежеланием подниматься с кровати и идти на поиск пропитания, расталкивать рядом ползущих и рваться к мусорному бачку в ожидании увидеть там все, все сразу и желательно упакованное в прозрачный целлофан, хватать ЭТО и разрывать на куски, совать себе в рот и карманы, часами на обратном пути обсуждать с соплеменниками преимущества ЭТОГО над другим, а затем благоговейно тужиться в сортире, сочиняя музыку нового мира. Эта музыка повторяет страдание любого микроорганизма вселенной, крик от нежелания согласиться с тем, что дальше нет ничего, а вся сказка про другую более счастливую жизнь там за облаками написана выдающимся автором в утешение всем живущим, ибо без этой надежды на чуда на повторение пути не имела бы смысл вся эта какофония жизни. Иногда заглядывая во тьму коридора истории, ты понимаешь, что наступает момент, когда ты теряешь путеводную нить и утыкаешься в черноту домыслов, предположений и т. д. Что - то написано, что-то полудоказано, а Лешка вернулся и ничего о том далеком не рассказал. А снег опять начал свой марафон и Письменный оттолкнул от себя тяжесть ночи и взлетел над столами гримерки широко расправив крылья.
   Письменный: Над седой равниной моря ветер тучи собирает, между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный!
   Сказав это Народный плавно спланировал на другую сторону дивана. - Надо любить людей, и жалеть их.
   АЛЕН: И ценить их заботу о себе подобных.
   Письменный: Собак то же надо любить.
   Лешка: И птиц.
   Толик: А тараканов то же божья тварь. Индусы и тараканов и червей берегут.
   Письменный: А я на червя окуней ловлю, жирных таких окуней.
   Лешка вспомнил, что иногда в своем нечеловеческом одиночестве, в маленькой до абсурда квартирке слоняясь из угла в угол часами, днями, неделями не дождавшись, порой такого важного для него звонка заводил дружбу с тараканами, порой подкармливал их и наступал такой момент, когда тараканы переставали бояться Лешку и давались ему прямо в руки. Когда Лешка умирал, они первые пришли к нему на помощь, но ничего сделать не смогли, они лишь проскользнули в соседний коридор, но погибли под резиновым сапогом пятиклассницы Тамары. Лешка не забыл им это их стремление помочь!
   Письменный: /запел./Эх, рыбалка, рыбалка, рыбалка моя
   Заклюет меня дома моя молодая жена!
   Неси гитару Толян.
   Толик привстал и двинулся к двери, с ним бывало такое. Сначала сделать - потом подумать, но остановился: Так ведь реквизит закрыт, а ключи по новому распоряжению директора каждый уносит с собой.
   Письменный: Вот еврейская школа, давно я хотел нашего Директора раскулачить да все недосуг. Вставайте пошли к нему.
   Письменный сказал - сделал и не остановить порой его в этом нереальном устремлении.
   Ален: Поздновато вроде бы - попытался смягчить ситуацию. - Четыре часа так сказать, если я не ошибаюсь.
   Толик: Да и идти через весь город, часа два, потом через балку.
   Письменный: Ты еще скажи семь дней по болоту. /Яркая вспышка озарила мозг Народного, ударилась о верхнюю часть покружила и растворилась в каналах и извилинах./ Сейчас я Мэру нашему любимому моему товарищу по партии звякну, разбужу как в войну.
   “Ровно в чатыре часа! Киев бомбили, нам объявили, что началася Война! ”И меня поймут. Скажу лежит еврейская бомба в нашем отделе искусств, в цитадели культуры родного края и долой его.
   Ключ понимаешь от реквизита не сдавать на вахту это .... . , он не нашел слов/Сионизм с народным лицом. А если завтра пожар Толик.
   Толик: Плохо дело можно и погореть, но можно и дверь сломать!
   Ален: А может и пронесет.
   Письменный достал из-за пазухи мобильный телефон, потертую записную книжку с надписью “Участнику Театральной конференции в городе Фрунзе в 1963 году”, очки, поплевал на пальцы, полистал страницы, нашел нужный номер. - Ну, сейчас он получит от меня натюрмортом в рыло!
   Толик с Аленом не сговариваясь: Ну, сейчас нас всех уволят!
   Телефон на той стороне долго не отвечал и Письменный да же немного вспотел, оттого, что пыл его понемногу угасал. Пауза затянулась. Толик чихнул, и там сняли трубку.
   Письменный: Андрей Николаевич, Письменный побеспокоил, не разбудил.. . а то понимаешь у нас как на войне...нет, не война...чего..
   ...не спишь.... как у тебя день.... не я не пьян, я выпивши.. как это у нас ночь всегда! .... а понял, понял, отдыхаете с супругой на Бали...верное дело Андрей Николаевич...а то я думал у меня крыша поехала. . утро . . ночь...в театре все отлично благодаря вам! Выпью за вас товарищам привет!
   И Письменный повесил трубку. Все выдохнули. - А чего я ему звонил?
   Выпьем что ли.
   И пока Ален наливал, а Толик подставлял стаканы, в комнату вбежал Лешка, он нервно закурил, вдохнул дым родной Беломоринки.
   ВСЕ: Пожар!
   Лешка: Дети в театре заблудились! Я видел их играющими в оркестровой яме.
   Ален: На чем играющими.
   Лешка: В прятки.
   Письменный: Шефство над Детдомом не по моей части.
   Толик: Я в театр никого не пускал, да и спектакля давно у нас не было. А может Леш, ты ошибся.
   Ален: счас выпьем и все трезво обсудим.
   Письменный: Все таки ты режиссер Аленка! Как ты сейчас правильно сказал, построил мизансцену, дал нам понять, как и чего.
   Момент выпивания это та значительная пауза, когда все страсти на миг исчезают, а происходит только выдох и полная концентрация пред тем как огнедышащий поток сорвется вниз водопадом блаженства, и разольется в океане желудочного сока. Огурчик сбалансирует и смягчит эго падения. Ударит в ноги и голову буйная кровь и зазвучит песня или ноги сами пойдут в пляс. Но здесь ничего этого не произошло.
   Письменный (поднялся и раскрыл настежь окно) Дети, дети, а пошли-ка вы дети.. . в лес погулять.
   Ален: Вам плохо Игорь Ирисметович? Воды?
   Ален протиснулся меду столиков и стульев бутылок банок вилок
   ножичка, огрызка, кусочка яблока, не догоревшей беломорины, очков, мобилки, книжки, пиджака и дотронулся рукой до плеча Народного.
   Письменный: Мне плохо Аленка (он повернулся на зрителей) Живу, живу со своей крысой, дом полная чаша, призы, грамоты, ордена, а счастья нет и детей нет, не дал Бог.
   Лешка: Ну, все еще впереди Игорь Ирисметович.
   Ален помог Народному присесть на диван, он прикрыл окно, но морозный воздух сделал свое дело и свежесть морозной ночи проникла в актерские сердца. - Выпьем!!!
   Письменный: Все позади Лешик, все позади. Мы в лесу дремучем лесу. Так идешь по нему с компанией весело хорошо. А шагнешь в сторону, обернешься, и нет никого. Одни мухоморы.
   Толик: Говорят что и мухоморы полезная вещь, я где-то читал что...
   Ален (он присел рядом с Народным и укрыл его пиджаком) Врут все врут про грибы.
   Лешка: А я гриба играл. Боровика что ли, а может Белого, не помню
   уже. Под меня Дюймовочка пряталась, Наташка играла, ушла она из театра, где сейчас ни кто не знает.
   И в это время в одно мгновение все разом они услышали детские голоса, которые пели: Двадцать две синички
   Добрые сестрички
   С веточки слетели
   В небо полетели.
   Зацвела поляна
   Испекла торт мама
   И за стол мы сели
   С чаем торт мы ели.
   Долго торт мы ели
   И пришли метели.
   Улетели птички
   Двадцать две сестрички.
  
   В ТРЕТЬИХ.. .
  
   Леночка Огуречик работала воспитателем в подшефном театру Детском доме - интернате уже третий год и была, как ей казалось опытным, строгим и требовательным руководителем. Особый упор в воспитании детей лишенных родительской заботы она делала на художественное восприятие ими мира, то есть на драмкружок, в котором была и главным режиссером и художником и музыкантом и директором, а так же на кружок рисования. Рисунки, над которыми ее воспитанники трудились рьяно и ежедневно, превращались в столбцы измалеванной подшефной бумаги, которые росли в ее кабинете с необычайной быстротой. Самые удачные из них она вывешивала в коридорах интерната на зависть другим педагогам, а в праздничные дни украшала ими коридоры шефствующего над ее детьми театра. С постановками спектаклей у Леночки было сложнее. Дело не в том, что ребята подолгу не могли запомнить тексты пьес или декорации не были вовремя готовы, не то, совсем не то. Не получалось что-то целое, в понимании Леночки как-то все рассыпалось на маленькие сцены, словно в жизни, вот так всегда полюбишь человека проведешь с ним день другой, съездишь с ним на курорт, раз и все, куда то все убегает, и остаются лишь в памяти репризы, смешные сценки да вспышки фото - аппаратов - повторяла порой про себя Леночка Огуречик. Вечерами, когда было особенно одиноко, она пересматривала по новой репертуар единственного в городе культурного заведения. Что-то ей нравилось, что-то не очень, но вслух она не высказывала свое мнение никому. Она была приезжей. Попала в этот город, по распределению из Педагогического, из Питера. Годы, проведенные в городе на берегах Невы, оставил неизгладимый след на душе Леночки, эти линии каналов и серое небо через которое иногда прорывалось солнце соединялись в одну линию и продолжали путь по Линиям Васильевского острова дальше в “тусовку" на Невский под дождик, который порой и не замечаешь в компании веселых молодых сердец. Два три раза в месяц она ходила поочередно во все Питерские театры. Она видела то, что хотела хоть частично сейчас увидеть в своих постановках - ДУШУ ТЕАТРА, но она не знала, что не бывает души театра без актеров, а Театр без актеров - этих зданий сколько угодно, в них открываются уютные ночные клубы и кафе, ставят игральные автоматы и телевизоры со спутниковыми каналами. Леночка жила в новом для себя городке, в небольшой комнатке на самом верхнем этаже интерната и поэтому на работу могла спускаться, как говориться в тапочках, она так и делала, одевала на ноги связанные и недавно присланные от мамы из деревни носки, вставляла ноги в китайские тапочки с помпонами и спускалась на пару этажей вниз и попадала в свою, только ею принимаемую на веру картинную галерею. Детишки в интернате ей попались спокойные, спокойно обреченные на свое одиночество в коллективе, без особых привилегий, с настроем выжить в этих непростых условиях бытия, которые они повстречали в первые же минуты своего появления на свет. Как и почему этой ночью группа воспитанников оказалась в театре вместе с Леночкой она не могла потом внятно объяснить ни педсовету, ни милиции, ни в личной доверительной беседе симпатизирующей ей директрисе интерната, ни по секрету физику Володе после бутылки шампанского в ее комнате и трехсот граммов водки в его квартире, ни да же себе, в одиноком сне. Единственное что она помнила, что пришла с ребятами к шефам поздравить их с днем Освобождения Палестины и показать новые рисунки, посвященные справедливой борьбе арабов с евреями и прочитать ее собственные стихи, непонятные восторженному детскому сознанию.
   Ночью детям Палестины
   Я две пачки пластилина
   Переправила по почте
   Лепят пусть и пусть творят.
   Больше что б детей веселых
   Им учиться в школах новых
   И возможно Палестинцы
   Дорастут до октябрят.
   Знают дети интерната
   У кого в руке граната...
   Еще ей вспомнилось то, как она привычными для ее пальцев стальными кнопками пыталась прикрепить новый рисунок к двери бутафорского цеха. На рисунке была нарисована космическая ракета, летящая над Кремлевской стеной в сторону моря, а потом неизвестно откуда грянул оркестр театра, закрутились в танце балерины, засверкали фонарики. Прибежала группа пожарников в святящихся касках, запел хор, затем солист басом и очень он был похож на Толика, а потом на физика Вову, а к коде песни, на пьяненького питерского музыканта в Общаге института. С неба полетели конфеты, клоуны подхватили детей под руки и побежали сквозь искусственный лес в глубь сцены. Леночке вдруг стало необъяснимо легко, ее сарафан превратился в легчайшее длинное белоснежное бальное платье усыпанное драгоценными камнями которые сверкали так, что хотелось зажмуриться, но закрыть глаза было еще страшней - а вдруг этот сон растает и никогда больше не повторится и только из за того что ты в него не поверил и закрыл глаза.
   Артист необыкновенной красоты и роста, которого она никогда не видела в этом театре в костюме Петра первого подошел к ней поклонился, и она протянула ему свою руку и он повел ее по мраморной лестнице под купол театра. Медленно и торжественно они поднимались вверх, не замечая что, идут уже не по лестнице, а по воздуху. Лешка выскочил из двери бутафорского цеха с кастрюлькой, в которой лежал салат “бездомный артист” изготовленной по рецептуре одной заезжей к нам в свободное от путешествий время Мессии. Соленая капуста, огурчики, лучок все было мелко нарезано, перемешано с отварной картошечкой и обильно полито подсолнечным маслом.
   ЛЕШКА: Закусь готова. Теперь только наливай и запевай нашу походную.
   АЛЕН: (из кулис) Погнали наши городских.
   Лешка: А наши как стоят?
   Ален: Давно стоят и крепко.
   Лешка: Тогда пробуй салат, под такой и литру скушать можно.
   Ален: Литра у нас нет только ноль семь.
   Странный крик пронзил театр тонкий и душераздирающий. Его все слышали хлопок и крик как будто мышь попала в мышеловку и издала свой прощальный вопль отчаянья.
   В жизни существуют два мира. Реальный, в который ты сам себя заключил на тот срок который ты сам себе и намерил в календаре вечности и воздушный, настолько тонкий и прозрачный что ощутить себя в нем можно только в минуты особого внутреннего счастья, в миг гармонии души и тела в ветреную зимнюю ночь, когда снег перестает лететь, а зависает над миром словно белоснежная простыня закрывающая тебя от суетности бытия. В этот момент кажется, что всех бед и напастей, которые постоянно преследуют тебя на пути твоего движения к высшей стадии пребывания души на этой планете -осознания того, что все это всего лишь сон, порой страшный и дурной который приснился тебе и к счастью был не долог.
   ПИСЬМЕННЫЙ: (кричал, раскупоривая уже вторую бутылку шампанского с переклеенной ловкой рукой Начальника реквизиторского цеха этикеткой) Феерия, мистерия, магия, Гармония! Дамы приглашают кавалеров. Ален пригласите Лешку, знаю я вас проказников.
   АЛЕН: (Леша поставьте салат на рампу) пойдемте потанцуем. Леночка и вы молодой человек в парике, давайте.
   Лешка: А что я не прочь, танцевать это прекрасно.
   АЛЕН: Какая прекрасная массовая сцена Бал из Войны и Мира Толстого.
   ЛЕШКА: Массовка и я двадцать шестой гусар справа относительно фонтана с оторванным аксельбантом.
   АЛЕН: Не надо воспоминаний вы двадцать шестой, а я двадцать пятый -неважно.
   ЛЕШКА: нет очень важно. Очень я хотел быть Пьером Безуховым.
   ПИСЬМЕННЫЙ: А хреном Безносовым не хотел я так просто свои роли в своих постановках не передвигаю. А впрочем, сегодня будешь Пьером. Гусарьте черти!
   Лешка стоял и плакал у фонтана. Ален, как мог утешал его Письменный тряс бутылку с шампанским и обливал всех шампанским Леночка с Петром первым танцевали танец туземцев островов Зеленого мыса, а Толик играл на рояле так как будто за его плечами Консерватория и победа в конкурсе Чайковского в 1978 году. И вся тяжесть этой бессонной ночи вдруг сгинула на мгновение, и мгновение задержалось в вечности на неопределенный промежуток времени, ведь мгновение это не обязательно доля секунды оно может быть долгим, а иногда и вечным мгновением. И Лешка в этот момент побежал к роялю, запрыгнул на него, оттолкнулся и взлетел над сценой. Музыка прервалась, хлопнула крышка рояля и чуть не отдавила Толику руки, он попытался остановить Лешку ведь все-таки ногами на рояль ...но не успел Письменный и Ален схватили друг друга за руки, а Петр. Первый подхватил Леночку на руки и та завизжала, то ли от радости, а то ли от магического прикосновения крепких мужских рук, не знаю, но вновь запел Детский хор и Лешка летел словно Давид Капперфильд на резиновых тросиках . Он хватал руками непонятно откуда взявшуюся воду и бросал ее в небеса, а из за сцены ему кричали - Все Лешка, хорош летать, а то мы тебя поддерживать устали. Гляди счас отпустим троса, и грохнешься на сцену, а потом в больницу. Это тебе не по горам с лыжами. Уважай труд монтировщиков.
   Лешка спустился у фонтана, чиркнул спичкой, закурил.
   ТОЛИК: (подошел к нему и поправил на голове непонятно откуда взявшуюся каску)На сцене не курить, товарищ.
   ЛЕШКА: (передразнил)Извините товарищ я вас не заметил.
   ТОЛИК: Невнимание причина пожара! Брошенная спичка - враг народа и свободной России!
   ЛЕШКА: От кого свободной, товарищ?
   ТОЛИК: От жидо масонов и террористов. (Толик снял каску) Пошли Лешка выпивать. Гаси папиросу и пошли к столу. Товарищи прошу к столу!
   И все действующие лица под тихое пение хора двинулись к украшенному бутафорскими деликатесами столу, стоящему в углу сцены
   и пахнущему свежей краской. Петр брал в руки пластмассового цыпленка табака, рвал на части и угощал Леночку, Ален открывал бутылки из картона и наливал всем красное вино разбавленное марганцовкой, Толик резал ножом восковой сыр и клал на тарелки, а Письменный обносил всех и угощал яркими гроздьями винограда из пенопласта. Лешка схватил старинный фотоаппарат со вспышкой
   ЛЕШКА: Внимание снимаю! Ну же улыбнитесь. Игорь Ирисметович пожалуйста поближе к Петру. Леночка поправьте волосы. Ален внимание. Толик снимите эту дурацкую каску. Улыбка Раз два три.
   ЛЕНОЧКА: (закричала) Стойте, стойте, а где Маша и Ирина, где мои сестры!
   Но аппарат сработал. Яркая вспышка, дым и Лешка засмеялся как подорванный. - Получилось! Получилось!
   Толик: Разрешите мне сказать тост! Вы знаете, это так прекрасно, что мы здесь собрались в эту ночь. А так ходишь один ночью по театру ни души. И только крысы кричат, словно больные дети там внизу под сценой. Днем их не слышно, а ночью они играют свой спектакль. То ли Ревизор, то ли Три Сестры не знаю. Я не понимаю крысиный язык. Но я отвлекся. Я благодарен вам всем, что вы пришли ко мне, потому что ночью здесь я один, а вы гости я накрыл стол как сумел. За вас мои любимые!
   ЛЕНОЧКА: (восторженно) Любимые!
   Письменный: За ужином будет жареная индейка и пирог с яблоками. И наливка настоянная...
   Лешка: На тараканах.
   Письменный: На тараканах! Верно.
   Ален: Для любви одной природа нас на свет произвела.
   Погаснут блеклые огни
   И по темнеющим аллеям
   К своим таинственным мгновеньям
   Приходят к дому две сестры.
   В красивых платьях цвета ночь
   В небесных шляпках нереальных
   Они сквозь свет дождей банальных
   Не принимают слова дождь.
   Все это суета сует
   Блаженный час осенней скуки
   Где проникающие звуки
   Не верят в правильный ответ.
   А вроде бы его и нет
   Лишь две сестры поднимут куклу
   Освободят от тряпок люстру
   Для созерцания планет.
   Вздох клавесина за горой
   И две сестры свет зажигают
   И окна комнат открывают
   Им кажется, что дом живой....
   Еще не знаю две сестры
   Что им оттуда не уйти.
   ЛЕНОЧКА: И все же где мои сестры.
   АЛЕН: Где сестры я не знаю, а дети точно заснули, видишь петь перестали.
   ПЕТР: А может их крысы съели в нижних застенках. (Уходит)
   Леночка вся напряглась и шарахнулась от Петра.
   ЛЕНОЧКА: (К Толику) И что такое возможно. Скажи мне Толик, не таи, правда, так уж, правда.
   ТОЛИК: Такое невозможно (соврал Толик).
   ЛЕНОЧКА: Я рада я очень рада, спасибо Толик. Хотите быть моим кавалером. А то этот в парике, злой какой то. И вообще где он был за столом и исчез.
   АЛЕН: Это артист нашей труппы, молодой новый я его и сам не знаю.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Понабрали из института Культуры с отделения манекенщиков. Моя чего только не придумает лишь бы мне насолить.
   ЛЕШКА: А манекенщики нам зачем.
   АЛЕН: Может пьесу про кутюрье какое ставить начнем. Вот этот и будет модель номер три. (Все засмеялись).
   ТОЛИК: Крыса, в общем!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Она милая, перевоплотилась....
   ЛЕНОЧКА: Я успокоилась. Я рада ...я счастлива.
   Толик: Я хочу быть вашим кавалером.
   ЛЕНОЧКА: Вы спасете меня?
   ТОЛИК: Я постараюсь.
   ЛЕНОЧКА: Хочется чего-то настоящего, доброго. Что бы как-то вырваться из этой серой жизни, накопить денег на собственную квартиру. Надо работать я готова работать, но что делать, в этом городе нет подходящей, хорошо оплачиваемой работы. Что нам делать Толик?
   Что нам делать Лешик?
   ЛЕШКА: Я не знаю. Я так долго ждал хоть какую-нибудь роль, ну может не в театре, может на телевиденье, на радио, а меня да же в массовках перестали занимать, а мебель чинить я не умею и монтировщиком быть не могу и не хочу, вот я и заболел сердцем, пришел домой лег на свою маленькую кроватку и заснул.
   ТОЛИК: Мы никому не нужны. Только друг другу возможно.
   ПИСЬМЕННЫЙ: За актерскую дружбу от мала до велика. Ура!
   Он выпил один. Наступила тишина. Ален и Лешка закурили.
   Леночка Огурчик вышла на середину сцены и попыталась поправить криво висящий детский рисунок - Толик помогите мне!
   Но Толик был уже далеко, а именно на тушении пожара в Москве 1812 года, он бежал по мраморной лестнице до боли знакомого ему дворца в одном из Арбатских переулков, отбрасывал летящие в него горящие головешки не разбирая крики французских солдат и наговоры потрепанных российских мужиков суетившихся поблизости. Картины на стенах от повышенной температуры напрягались, меняли свое изображение, изгибались и, в конце концов, взрывались огненными языками бросая свой последний крик о помощи в неизвестность. Огонь бежал по лицам старцев, прекрасных дам, отчаянных офицеров, позолоченных генералов снизу вверх утыкался в колоннады и лизал ноги бегущему Толику. Толик свернул наугад вправо, и кусок прогоревшего потолка обвалился, вспыхнули в беспорядке валяющиеся детские игрушки, и закачался деревянный раскрашенный в красный цвет конь. Толик всем телом ударился в ажурную дверь и влетел вместе с нею в белоснежный дым, окутавший комнату - туман прощания и прощения! Стекла от перепада температур мгновенно вылетели, и этот взрыв смешался с французской бранью. Еще один шаг одно движение один драгоценный вздох длинною в вечности он схватил ЕЕ на руки, ЕЕ
   свою любовь и, не раздумывая, прыгнул в окно. Какой этаж? Он не думал об этом, какая, в сущности, разница для любящего сердца какой этаж? Она была у него на руках. Она еле дышала. Он успел ее поцеловать...
   Леночка Огуречик зацепилась платьем за косяк декорации, и раздался не приятый хруст, Толик подбежал к ней. Она улыбнулась и приставила к губам усы Петра первого, а потом отбросила их далеко в портал. Заиграл оркестр и дети выбежали на сцену.
   Круг завертелся, какие то люди унесли стол, свет погас, потом вновь вспыхнул, Письменный и Ален сидели на поляне на белоснежных шкурах и играли в нарды - Шешь Бешь! Косточки отскакивали от дерева, и получалась интимная мелодия из индийского кино. - Прими Толян!
   Они махали ему рукой, то ли прощались, то ли манили к себе. Лешка стал елкой. Дети повели вокруг него хоровод, а он, бросал и бросал им игрушки. Они ловили их и вешали на Лешку.
   ЛЕШКА: У меня дома никогда не было елки. Ну, зачем мне одному елка?
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ну, это ты брось, местком всем елки распределял, а мало имущим и по две давал, у меня все записано.
   АЛЕН: Да это он так, для красоты восприятия, от чувств, что ли.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Гипербола понимаешь!
   АЛЕН: Не любовь.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ну, раз веселье вам надоело, давайте пофилософствуем.
   ЛЕШКА: Давайте о чем?
   ТОЛИК: Давайте помечтаем... например какая жизнь будет после нас, лет через двести, триста.
   ВСЕ персонажи собрались в кружок, дети тихонько расположились рядом, Леночка по быстрому их пересчитала и, убедившись, что все на месте, присоединилась к мечтателям.
   АЛЕН: Что ж мы высадимся на Марсе, переживем экологическую катастрофу.
   ЛЕНОЧКА: Изменятся юбки и пиджаки, в общем, мода, откроют шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая.
   ЛЕШКА: И через тысячу лет человек будет все так же вздыхать “Ах как тяжело жить” - и вместе с тем точно так же как теперь, он будет бояться и не хотеть смерти.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Как вам сказать на земле что должно измениться мало помалу и уже меняется на наших глазах. Обязательно настанет новая счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для неё живем теперь, работаем, ну, страдаем, мы творим ее - и в этом одном цель нашего бытия и, если хотите наше счастье.
   ДЕТИ: Браво (хлопают в ладоши) Браво брависсимо! Автора! Молодцы!
   Письменный поклонился им.
   Лешка: Смешно! Смешно мне сегодня.
   ТОЛИК: Да нет, наша цивилизация будет двигаться вперед.
   Леночка: Конечно, нужно только нам всем трудиться и верить, что следующее поколение будет счастливо. Вот рыбы идут вверх по реке, что бы отложить икру. Знают, что погибнут, но мчатся по мелководью вверх и нет сомнения у них что бы попробовать повернуть природу вспять.
   АЛЕН: Женщины будут жить с женщинами, мужчины с мужчинами. Атлантида погибла от потопа мы от бесплодия!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Все таки жаль, что молодость прошла...
   ЛЕНОЧКА: Дети вам пора спать идите в реп зал и прилягте на матрасы а утром я вас разбужу. Пойдемте мои хорошие.
   ТОЛИК: Я вам помогу.
   ЛЕШКА: Бальзак венчался в Бердичеве, даже запишу себе в книжечку.
   Дети послушно построились в рядок по двое взяли друг друга за руки и проследовали за Леночкой и Толиком за кулисы.
   ЛЕШКА: Бальзак венчался в Бердичеве.... .
   Душа актера всегда возвращается в театр, домой после долгих скитаний по другим мирам, ненадолго забывая свой порядковый номер и, меняя траекторию движения планет, она находит дорогу обратно и возвращается. Душа бродит по коридорам и подвалам этого призрачного замка коварства и любви.
   Где-то в горах Лешке рассказывали легенду о замке коварства и любви. Как принцесса любила пастуха, и пастух ее любил, отец принцессы был против этой свадьбы. И они решили отца припугнуть, и забрались на самую высокую башню над обрывом, взялись за руки и сказали, что прыгнут вниз, если он не даст согласия на их счастье. Но отец был неумолим. Они решили прыгать вниз, но в последнюю минуту принцесса засомневалась, отпустила руку пастуха и тот прыгнул один, а она вышла замуж за другого, и прожила с ним счастливо много лет. Оказывается в этом детективном сюжете она давно решилась так избавится от любимого, а замок назвали - Замок Коварства и любви и стоит он до сих пор в одном из ущелий Северного Кавказа и переделан он под ресторан, и все так же бежит чистейший горный ручей вниз и его вода здорово помогает при пере питии. У Лешки были две родные сестры, а он у них был третей сестрой! Он их очень любил и очень осторожно, боязненно относился к женщинам, к их коварству и любви.
   Когда Леночке и Толику показалось, что они уложили детей спать, они двинулись по плохо освещенной лестнице вниз, какая то тень метнулась от одной стены к другой в сторону подвала, и запах удушливо - пряный запах проник в тела Леночки и Толика. Что-то закопошилось, загремело внизу и стихло.
   ЛЕНОЧКА: Крысы? Толик это была крыса.
   ТОЛИК: Это старая театральная байка, про двух монтировщиков, которые украли бочку спирта, спустились в подвал и больше оттуда не выходили.
   Но это было еще до революции. У нас уже было тысяча проверок нежилых помещений и ничего не нашли. Говорят, что да же основатель нашего театра в 1923 году пил с ними в подвале от того после ничего и не поставил, а сошел с ума, работал в ЧК а и в этом подвале расстрелял всю интеллигенцию нашего города.
   ЛЕНОЧКА: Страшно мне. Всех расстрелял. Просвещенный человек.
   ТОЛИК: Так уж повелось у нас, как новый начальник, который посерьезней, будет, приходит и начинается чистка. Так что наш подвал еще может и пригодится грядущему поколению.
   ЛЕНОЧКА: Пойдемте к нашим. Там хоть светло.
   ТОЛИК: Жребий брошен, я хочу сказать вам, что ухожу в отставку.
   ЛЕНОЧКА: И ничего в этом хорошего нет. Я не люблю штатских.
   ТОЛИК: Все равно. Я не красив, какой я военный. Ну да все равно впрочем... Буду работать! Хоть один день в моей жизни поработать так, что бы прийти вечером домой, в утомлении повалиться в постель и уснуть тотчас же. Рабочие, должно быть, спят крепко!
   ЛЕНОЧКА: Те, которые в подвале (Засмеялась) какой вы Толик серьезный, книжек много читаете!?
   ТОЛИК: Если я проведу здесь еще несколько ночей в одиночестве, то точно стану крысой.
   ЛЕНОЧКА: Не пугайте меня. Я девушка впечатлительная. Ну, вот мы и пришли. Я буду к вам приходить. Крысенок!
   Письменный за их отсутствие переоделся в военную форму, в свой костюм Вершинина и в обществе веселых друзей играл в Дартс. Он бросал заостренный дротик в цель и, как правило, не промахивался.
   ПИСЬМЕННЫ: А Леночка наша красавица от нас убежала, да гляньте она с кавалером, а кавалер в каске, Вам нравятся военные, да так что бы дома и на работе пахло кирзовыми сапогами. О этот запах, смешанный с тройным одеколоном.
   АЛЕН: Романтика высших кровей.
   ЛЕШКА: Идите Леночка к нам со своим Толиком, мы не ревнуем. Выбор за вами!
   АЛЕН: Вот он настоящий театр его Дух! Душа! Состояние аффекта. Порочная любовь! Оркестры играют. Дети танцуют. Дамы в неглиже! Мужчины в юбках и лосинах! Божественно Комеди-Франсес. Театр Кабуки.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Никогда не думал, что ты Лешка так похож на елку, когда танцуешь с детьми. Верю тебе во всем мой брат!
   АЛЕН: Он в утренниках и капустниках незаменим. Зря его уволили, то есть пытались сократить...
   ПИСЬМЕННЫЙ: Без ошибок нет искусства путь к славе это не всегда дорога прямая, бывает и с поворотами и перевалами. Дотами и дзотами. И грудью на дот если не упадешь, то не быть тебе Матросовым на премьере Шекспира!
   ЛЕШКА: Дети играли в оркестре пока оркестранты ели в буфете и ни кто не заметил подмены. А уволить меня уже больше ни как не получится.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И это правильно и мы поставим вопрос и на него же ответим. Эх, нам бы только врагов нашего театра изобличить, всех тех, кто раскачивает наш белоснежный корабль. Увидеть бы их лица всех этих журналистов критиков, что льют воду на мельницу мировой контр - революции. Но они уже отступают, трепещут перед нашей силой, но не сломлены до конца. Еще появляются они у нас и вербуют себе подобных в наших нетрезвых рядах. И начинается шу шу шу, Ша ша ша. Клевета и заговор. Сплетни всякие кто, сколько и почем. Что все прогнило. А я им скажу, дохлого вам кота за пазуху. Театр как белый корабль пробьет все льды. Ведь какие честные люди у нас и в огонь и за границу всегда. Спрошу любого молодого ты как готов съемки и все и такое отменить ради капустника. Готов ваше превосходительство говорит.
   АЛЕН: Готов как юный подводник.
   ПИСЬМЕННЫЙ: то-то, а ты Лешка поддался критикам, скептикам роли не дают а их брат... ну это... как так.. . понимаешь...не просто на всех поделить! А враги они везде в каждом углу, того и жди, только расслабься придут с огнем и мечом к нам.
   ЛЕШКА: Кто к нам с ним придет от него и погибнет.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Трудна наша борьба. Ты исправляйся и не думай о сокращении. Сократили - нарастим!
   В этот момент зазвучал вальс .
   Леночка: Толик пригласите меня.
   ТОЛИК: Потанцуем.
   ЛЕНОЧКА: Дети хитрые не спят убежали в оркестр. Слышите труба врет это они я их всегда слышу.
   И они закружились в вальсе спокойно и торжественно.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты глянь Лешка, как Леночка с Толиком вальсируют точно у нас в “Трех сестрах” на фестивале в Каголыме. Вальс, ветер, в театре не было дверей и я стою на мосту, круг замкнуло и он летит, и кружит, а ветер такой, что с ног сбивает. Я Машку за руку держу, а она уж синяя вся, шинель эту снял, ее укрыл, а она плачет навзрыд. А тайфун пришел с Антарктики и снег уж валит, солдаты давай двери ящиками со снарядами закладывать, заложили ветер, угомонился, я стою Вершинин понимаешь, снег на глазах тает, все плачут, зритель аплодирует, а молоденький прапорщик взял и застрелился под третий акт. Так его проняло. Схоронили его со всеми воинскими. Вот такая сила - Театр.
   ЛЕШКА: Много городов и стран объехали мы с этим вальсом.
   А Толик с Леночкой не замечали их разговора, они прибывали в том состоянии, когда только двое на земле только ты и я и больше рядом никого. И каждое слово важно и каждое движение неповторимо, а поцелуй сладок и незабываем, восторжен и необратим.
   ТОЛИК: (Леночке тихо) Давайте убежим отсюда куда-нибудь.
   ЛЕНОЧКА: Куда убежим, ведь двери в театре закрыты.
   ТОЛИК: А у меня есть ключ. Маленький такой ключик.
   Леночка: Зачем бежать здесь так красиво как в сказке. Я чувствую себя принцессой.
   ТОЛИК: Да мы танцуем, а музыка не играет.
   ЛЕНОЧКА: Это не правда она звучит. Слышишь? В нас с тобой она звучит. Положи каску, тебе будет удобнее со мной... танцевать.
   Толик аккуратно положил каску на пол и отодвинул ногой в сторонку, что бы ни наступить на нее.
   ТОЛИК: Я все равно ничего не слышу. Но это неважно.
   ЛЕНОЧКА: Тебе нравится Филипп Киркоров.
   ТОЛИК: Нет. По-моему я не спрашивал себя. Нет, не нравится
   ЛЕНОЧКА: И мне тоже. (Она засмеялась) Как это прекрасно.
   ТОЛИК: Леночка я должен вам сказать что-то важное. Как в романе, в спектакле, что ли. Ну, ты... вы меня понимаешь.
   ЛЕНОЧКА: Как в каком романе
   ТОЛИК: Война и мир страница 245 восьмой абзац.
   ЛЕНОЧКА: Это, смотря какого издания
   ТОЛИК: Академического.
   ЛЕНОЧКА: Нет, академического не надо, я боюсь!
   И тут вновь грянул нестройный детский оркестр, запели трубы, заныли скрипки не в такт, забил барабан, но со временем строй оркестра выровнялся и все присутствующие узнали песенку Чебурашки для скрипки с оркестром.
   ЛЕНОЧКА: Они всегда знают, когда нужно играть!
   ТОЛИК: Леночка, я хочу быть вам очень необходим. Я хочу во всем вам помогать и как это сказать... ну ходить с вами на футбол, а если он вам не нравиться я то же не буду его любить я ради вас готов на все. Я хочу познакомить вас с моей мамой, она готовит прекрасный творог из позавчерашнего молока...
   ЛЕНОЧКА: Очень хорошо, Анатолий. Только я боюсь как бы ребята не сломали виолончель!
   В исторический момент признания Толика в любви к Леночке Огуречик
   Письменный, Ален и Лешка нашли свои отражения в переливающихся гранях стаканов и силой воли вернули их в свою плоть и, объединившись со своим вторым, я дружно опустились под стол и, поколдовав там некоторое время, появились вновь на поверхности сцены с небольшими новогодними пакетиками. Поковырявшись в них, они извлекли оттуда к своему неописуемому восторгу желтые тела мандаринов, шоколадки в форме золотых монеток, сморщенную карамель, маленькие пачки вафель со сливочной начинкой и небольшие бутылочки коньяка.
   ПИСЬМЕННЫЙ: (повертев один из пакетиков, торжественно прочел, словно Пионерскую клятву перед бюстом Феликса Дзержинского) Участникам форума Дедов Морозов имени Павлика Морозова 1968 года от Партийной организации города Павлодара. Партия сказала надо - комсомол ответил - есть!
   ЛЕШКА: Выдержанный коньячок, марочный.
   АЛЕН: Второй фронт, в смысле спец паек.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Партия она на то и объединяющая сила народа, что всегда в нужный момент выскочит на трибуну да как даст наотмашь или погладит по сердцу, ну как сейчас за заслуги и верность делу ея!
   АЛЕН: Айн Цвай Драй наливай!
   ЛЕШКА: Не заставим себя долго ждать.
   Леночка и Толик приблизились к выпивающим, музыка играла что-то маршеобразное. Леночка разбежалась и со всего маха прыгнула на белоснежные овечьи шкуры
   ЛЕНОЧКА: Ух, я натанцевалась, Толик вы такой увлекательный и мобильный партнер.
   Толик присел рядом и поставил каску верх - ногами и в эту же минуту Лешка попал в нее косточкой от мандарина, послышался колокольный звон.
   АЛЕН: Не говорите Леночка парень огонь. Гроза огня!
   ЛЕНОЧКА: Да, да огонь! (тихо ТОЛИКУ) Вы не думайте, я все помню. Вы спасли меня из огня на пожаре в Москве в 1812 году. (Она засмеялась) Я все помню!
   Эта реплика Леночки, как не странно не произвела на Толика шокирующего впечатления, он не впал в транс, не завис, словно компьютер после “нетактичного” выключения из розетки или перепада в электросети. Толик незаметно для всех окружающих погладил своей горячей ладонью ладонь Леночки и прошептал: Я благодарен вам сударыня за это сладостное для меня воспоминание. Понимаете, Леночка, я живу этим воспоминанием, мне порой, кажется, что я так и остался в этом девятнадцатом веке в самом его начале, моя душа блуждает там.
   ЛЕНОЧКА: Да когда мне сообщили, что вы погибли почти в последний из дней компании где-то под Парижем от случайной пули, я не могла в себя прийти, наверное, с месяц. Я все не верила, ждала Вас, но Вас похоронили там во Франции.
   ТОЛИК: Это правда, меня подстрелил свой же подвыпивший гусар в ночь перед капитуляцией Наполеона Бонапарта. Сначала мне показалось что это бутылку шампанского кто-то открывает, а потом стало вдруг так легко и свободно и я взлетел над Парижем.
   Леночка: Наверное, это очень красиво.
   ТОЛИК: Возможно я как-то об этом забыл за это время, за эту жизнь в коморке под лестницей в этом театре с этой дурацкой каской, Понимаете Леночка здесь ничего нет все бутафория и обман - плюшевые кресла в которым все равно что здесь происходит, играют Гамлета или идет Съезд Партии Победителей! Но я счастлив Леночка, что моя душа вернулась к вам. Это так неожиданно для меня, что я не купил вам цветы.
   ЛЕНОЧКА: Давайте перейдем на ты.
   ТОЛИК: Давайте, то есть давай.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Полет фанеры над Парижем. Фанера, а Вагнер в исполнении нашего оркестра это брат мой не фанера. Вагнер, как символично - ночь, вино, шкуры на полу, огонь факелов и дети играют Вагнера!
   Он попытался забраться на стол медленными кошачьими движениями, словно исполняя, какое то упражнение по пластике в театре мимики и жеста. Письменный выворачивал ладонь, приподнимал ногу, вбирал в себя и вытягивал шею становясь то верблюдом, то обезьянкой а то уточкой! Затем он взял со стола арбуз, который оказался простым воздушным шариком, подкинул его и когда тот стал опускаться отбил головой, потом еще раз. Письменный издал, какой то нечеловеческий вопль и, схватив пластмассовую вилку с силой, ткнул в арбуз - шарик. Раздался выстрел, шарик лопнул. Все вздрогнули. Леночка прижалась к Толику. Музыка прекратила свое звучание.
   ЛЕШКА: (вышел вперед) Ночь длинных ножей. Но меня уже уволить нельзя, давайте лучше есть арбуз.
   АЛЕН: Но у нас нет никакого арбуза, Лешка какие могут быть арбузы зимой.
   Письменный вернулся в свое обычное состояние, он как-то неуклюже подпрыгнул и дернул плечом.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Говорила мне супруга, больше Игорь занимайся пластикой, а я ей не верил, зря, наверное. А ты Лешка уже всех достал со своим увольнением, прям как в армии. Завтра же утром пойду и скажу, что б тебя пальцем не трогали и еще главную роль со мной вместе дали.
   Хочешь, я сказал так и будет. Будем все играть только главные роли. Ты елка, у тебя это хорошо получается, а я лесоруб действие происходит в средние века. Для костра инквизиторам нужны дрова, вот я и пошел в лес срубить елку, а ты вот тут мне и подвернулся. Не руби дядюшка лесоруб меня. Под моими ветками в дождь детишки прячутся. И тут пробило меня! Вся жизнь перевернулась! Собрал я крестьян местных и поднял восстание и к Новому году всех инквизиторов порубали наши казаки к едрене маме пришли мы к тебе Лешка нарядили и давай выпивать . Во брат какая пьеса! (он засмеялся и облился шампанским)Не туда перевожу продукт елки - палки! Давайте братцы напишем письмо в Министерство что бы... ну что бы было! (он запел) По Монголии родной едет воин Чой Бал Сан.
   На красивом на коне с пикой острою в руке.
   Разбегайтесь все враги едет воин Чой Бал Сан.
   Все присутствующие попытались подпеть, только Лешка отошел в сторону и заплакал навзрыд. Он плакал так истово и так глубоко, что показалось время, двинулось обратно, еще немного и все, возможно, вернуть назад. Лешка плакал и шептал мокрыми от слез губами:
   Я зарыдаю как ребенок
   У которого забрали куклу
   Одну из двадцати красавиц
   Стоящих в комнате большой.
   В последнем снегопаде века
   Расставание смешным казалось
   Седой фаянсовый китаец
   Крутил покорно головой.
   И мне приснился сон обратный
   Путешествие туда - обратно
   Где мы с тобою снова дети
   И не пускают нас гулять.
   Судьбы печальная дорога.
   Сказки зимние расскажет мама
   Их позабыв на этом свете,
   Ни где не сможем отыскать.
   Письменный подошел к нему и обнял. Лешка повернулся и уткнулся в лацканы пиджака Народного Артиста.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Не обижайся Лешка это я не со зла, так заносит порой.
   Хочешь вместо меня Вершинина играть? На, играй! Завтра же пойду к Главному и скажу, что ты вместо меня будешь Вершининым. Скажи, Лешка, хочешь? Ну, чего ты молчишь?
   ЛЕШКА: Я с ним разговаривал недавно, он несчастный человек, такая тоска необъяснимая овладевает им, что никуда не деться и тоска эта убивает в нем и любовь, и веру все. И он почти умирает, когда здесь его жизнь начинают транспонировать, приспосабливать к новым условиям бытия, копаются в его страдании и тоске - несостоятельности в этой стране.
   АЛЕН: А с Гамлетом ты не беседовал там. (Он показал на потолок).
   ЛЕШКА: (очень серьезно) Нет, не встречал пока. А Вершинин хочет порой застрелиться, когда его душа перевоплощается в вас.
   ПИСЬМЕННЫЙ: В меня, это ты брат загнул, шампанского халявного перепил, чего ж ему так плохо во мне?
   ЛЕШКА: Да не в вас конкретно Игорь Ирисметович, играйте с богом. Ему хочется поскорее все забыть. А театр возвращает его жизнь назад и он раз за разом повторяет свою трагедию.
   ЛЕНОЧКА: Ну, я думаю, что театр показывает его жизнь, как пример что ли как не надо жить. Это вроде бы как в школе преподавание.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Верно! Умница! Дай поцелую! Учи детей, веди их к свету знаний! Даешь бесплатное образование! Нас то не особо учили наукам там всяким, а вот вере в правое дело рабочих и крестьян учили самозабвенно до крови и мозолей. Так что не забыть!
   ТОЛИК: Да вранье это все! Ничего и не было - очередная тоска и скука переполнила сердца интеллигенции, и пошли они в народ и почудилось им, что они та же инквизиция или миссия, какая. И давай рубать правых и виноватых, а кровь порождает кровь и превращает людей в крыс.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты хочешь сказать что ЛЕНИН - крыса!
   ТОЛИК: А то вон они по ночам по нашим подвалам и проходам канализационным бегают, детей пугают. Климат у нас здесь для них подходящий не жарко и не холодно, и сыро и тепло, монтировщики по пьяне туда часто ходят того, и гляди революционный кружок организуют.
   АЛЕН: И интернационал запоют! Ты скажешь.
   ТОЛИК: Уже поют!
   ЛЕНОЧКА: А дети то тут причем?! Зачем их пугать то.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты его послушай, он тебе не такое наврет. Крысы у нас в театре орденоносце!? Чушь! А если и появятся вот этой рукой на месте без суда и следствия по законам военного времени.
   АЛЕН: А у нас что война.
   ПИСЬМЕННЫЙ: У нас всегда война мир еще не подписывали.
   ЛЕНОЧКА: Ну, как вы можете так пугать нас. Война с кем когда... скажите мне, (она подходила к каждому) С кем война? Я не понимаю, ничего!?
   ЛЕШКА: Собирайте парашют, скоро прыгать будете, и противогаз не забудьте. Может и ружьишко где закопано у вас на черный день.
   ЛЕНОЧКА: (почти истерично) Прекратите свои дурацкие солдатские шуточки, а то я сойду с ума. (В кулису) Вон смотрите крыса, большая там она, Толик мы победим и спасем детей.
   Толик ничего не ответил. Он давно привык к одиноким прогулкам по ночному театру. Столько видений приходило к нему в момент прохода по закуткам и коридорам этого здания, что вопросы и ответы само разрушались, не доходя до сердца его, как-то так плавно из ужаса превращались в снег и таяли, оставляя только следы на кафеле от мокрых ботиков. “Едут, едут по Берлину наши казаки.. - запел с украинским акцентом Народный, зашелся в танце, махал рукой будто резал шашкой воздух и так и этак. А за окном ему аплодировали зрители, друзья его - глаза, звездочки на небе тех актеров, которые не простясь ушли из жизни Народного, они радовались за него в эту настоящую русскую морозную ночь, что он нашел еще силы спрятаться от действа жизни здесь на сцене своего полуживого театра. Летели снежинки и разбивались о светящиеся окна старинного здания с колоннами, и эти хлопки превращались в аплодисменты переходящие в овации.
   У единственного вдали светящегося огонька круглосуточно торгующей палатки еще не угомонившиеся парочки праздношатающейся публики лепили на круглых столиках маленькие фигурки снежных девушек, чокались с ними пластиковыми стаканчиками и выпивали согревающую тело мутную жидкость и отражение тени танцующего Народного артиста иногда приближалась к ним, проходило между столиками, трогало кусочки разломанной и припорошенной слегка шоколадки внедрялось в их состояние и составляло нестройный хор: Едут едут по Берлину наши казаки...! ”.
   Ален на цыпочках подошел к Лешке и нежно положил руки ему на плечо. Лешка обернулся и посмотрел на него и Ален вдруг увидел лицо совсем молодого человека сошедшего с фотографии сделанной еще в Институте культуры много лет тому назад. Этот снимок, точнее его копию Лешка подарил Алену за несколько дней до своей кончины. В буфете театра они стояли в очереди за салатиками из капусты и картошки политыми свеже - разбавленным майонезом и беседовали об их общем знакомом поэте, который работал в сельской церкви сторожем, ибо желал находиться поближе к Богу. Его не понимали и не печатали, но Поэт от этого не особо страдал, он смирился со своей участью быть полезным всем и конкретно никому. Он исписывал своим убористым подчерком небольшие детские тетрадки в клетку, так сказать сажал в клетку свои рифмы и мироздания и дарил при встрече Лешке, а тот на шефских концертах или на вечерах поэзии общества Знания, читал их как произведения известных поэтов, подставлял в программу стихов Вознесенского парочку произведений своего друга, и они проходили с тем же успехом, как и стихи “крутого” мастера пера! Он никогда не рассказывал автору о своих подменах на концертах и в компаниях, когда подвыпившие друзья просили Лешку, прочти что-нибудь, и он не отказывал им. Лешка вообще не умел никому отказывать видимо по причине того, что сам во многом с самого детства привык получать отказ. Так вот положил Ален руки на плечи Лешика и спросил...
   АЛЕН: Лешик скажи, а там страшно, ну ты меня понимаешь. Я имею ввиду весь этот переход туда, а потом обратно и ведь не все возвращаются сюда в своем прежнем обличии ну хотя бы на время, на одну ночь.
   ЛЕШКА: Просто не каждый об этом мечтает, а я просил Бога, что бы хоть на миг на мгновение оказаться в нашем театре, ведь у меня кроме этой сцены в жизни ничего и не было.
   АЛЕН: А лыжи, эти твои полеты с крутых гор по субботам и воскресеньям. Как называлось это место, я не помню.
   ЛЕШКА: Станция Цветочная там горы чудесные и недалеко от города. Сел на электричку и все, но я туда не хотел возвращаться на эти склоны к нашим самодельным подъемникам. А сюда очень хотел и вот я здесь. А Вершинин он не хотел бы сюда возвращаться, вот его и нет среди нас. (Он закурил Беломорину) Там таких нет. (Он жадно, глубоко затянулся) Там ничего вообще нет из наших удовольствий и страданий. Там рай, понимаешь, тишина и покой, а здесь борьба и движение от детства в детство.
   АЛЕН: Я помню, как умирал наш дедушка. Он со временем совсем стал ребенком, только капризным ребенком, все отбирал у нас игрушки и прятал, а когда он не проснулся однажды мы все их искали эти наши игрушки, но так и не нашли. Куда он их спрятал не с собой же забрал.
   ЛЕШКА: Нет, с собой ничего забрать нельзя, да же память! Все остается здесь среди живых. А переход страшноват, конечно, но потом, как тут у нас в театре - привыкаешь!
   АЛЕН: И что вы там общаетесь.
   ЛЕШКА: Никогда, но знаем все друг о друге вот офицер, смотри, тот по - моему, что на мосту стоит чуть правее от второго фонаря, хочешь я расскажу тебе его историю. Жил он себе в Париже на квартире и в один из дней приходит к нему священник.
   На сцене появляется Дама, она подходит к священнику.
   ДАМА: Батюшка прошу вас отправится со мной на карете для напутствованная святыми тайнами умирающего моего сына.
   СВЯЩЕННИК: Не заставлю себя ждать, и соберу с собой запасные дары и все нужное для приобщения. (АЛЕНУ) Я приехал с дамой по адресу и, поднимаясь на второй этаж, понял, что дама исчезла. Я позвонил, мне открыл дверь молодой человек - офицер цветущего здоровья.
   ОФИЦЕР: Что вам угодно батюшка?
   СВЯЩЕННИК: Меня пригласила сюда, какая то дама к умирающему ее сыну, что бы исповедать и приобщить его.
   ОФИЦЕР: Тут явное недоразумение, я один живу в этой квартире и не посылал за вами, я вполне здоров.
   СВЯЩЕННИК: Простите, а что это за портрет на стене, именно эта дама приходила ко мне и указала мне вашу квартиру.
   ОФИЦЕР: Помилуйте! Это портрет моей матушки умершей лет десять тому назад. Но раз вы пришли я готов приобщится и исповедаться.
   СВЯЩЕННИК: Да свершится воля божья!
   ЛЕШКА: А на другой день офицер умер от разрыва сердца. Он мне сам рассказывал, поэтому души близких людей посещают их порою. Только незаметно. Вот и я сейчас с тобой говорю.
   АЛЕН: А где ты там находишься, отошедши от нас?
   ЛЕШКА: Как бы в заключенном замке.
   АЛЕН: А с ангелами общаетесь?
   ЛЕШКА: Нет для них мы чужие.
   АЛЕН: А к Богу имеете, какое либо отношение?
   ЛЕШКА: Об этом после когда-нибудь скажу.
   АЛЕН: А не в одном с тобой месте Володя, друг наш общий.
   ЛЕШКА: не в одном.
   АЛЕН: Так кто же с тобой?
   ЛЕШКА: Всякий сброд.
   АЛЕН: А развлечения какие-нибудь у вас есть?
   ЛЕШКА: Никаких. У нас да же звуки не слышатся никогда; духи не говорят между собою.
   АЛЕН: А еда.
   ЛЕШКА: Ни - ни.
   АЛЕН: Так что же ты там делаешь?
   ЛЕШКА: Тоскую.
   АЛЕН: Можно ли тебе как-нибудь помочь?
   ЛЕШКА: Молись за меня!
   АЛЕН: Да, я знаю. Я буду за тебя молиться Лешик, ты правду говоришь - ко всему привыкаешь. Поцелуй меня Лешик... как брата.
   Лешка: Нельзя мне я же не живой, не надо Ален я тебя прошу, ничего этого не надо (он вздохнул и пошел в кулису).
   АЛЕН: (устремился за ним) Лешка не уходи не надо ты же знаешь, как я тебя ценил, куда же ты Лешка.
   ЛЕШКА: (из кулис) В туалет, я хоть и не живой, но от этой шипучки в туалет тянет по - настоящему.
   А Письменный танцевал и вышли на сцену дети, оркестр Пожарников и дирижировал Толик этим оркестром подпрыгивая и взмахивая головой в особых случаях и Леночка не тросах летела в белоснежном платье под купол сцены и возвращалась вниз а потом раскачивалась словно на качелях. И играл в Дартс бросая дротики Петр. Наполеон с Кутузовым боролись кто кого завалит на руках, засучив рукава и опершись на барабан. И проходили по дальнему еле видимому мосту офицеры и отдавали честь уходили и слышались выстрелы, а они выходили вновь, шли по мосту стояли смотрели в зал и так раз за разом.
   Толик бросил свой оркестр и дирижерскую палочку в Петра и закричал Леночке.
   ТОЛИК: Я забыл тебя спросить, дорогая, за какую команду ты болеешь?
   ЛЕНОЧКА: Я не слышу тебя, не понимаю...
   ТОЛИК: В футбол за кого ты болеешь в футболе? За какой клуб?
   ЛЕНОЧКА: Я ненавижу футбол!
   Толик остановился, а Леночка улетала то вверх то вниз. Петр бросил дротик неудачно и попал в Письменного, тот упал. Кутузов завалил Наполеона и с воплем : Где мои деньги проходимец несчастный! - бросился за ним в кулису, потом по мосту сбивая движение офицеров. Музыка стихла.
   Письменный: (простонал) Меня убили, убили фашистские оккупанты. Ено я им ничего не сказал односельчане!
   ТОЛИК: Ты меня убила Леночка...
   Ален выскочил из за кулис и помог Письменному подняться он что-то стал говорить ему а народный только махал рукой словно прогонял от себя надоевших мух.
   ПЕТР : (обратившись к офицерам на мосту) Пошли ребята со мной через окно в Европу. Оставим Азию азиатом. Пошли братцы.
   Он ушел, не попрощавшись с солдатами, куда то в даль, в свое легендарное прошлое, кем-то придуманное, слегка припудренное, но похожее на правду бытие.
   ТОЛИК: Вот гад и армию увел, крысы придут, а воевать некому.
   Все смолкло и наступила тишина такая, что бывает в горах перед грозой.
   Природа вся затаилась, еще ничего не случилось, но все понимают одно мгновение, и начнется ливень, который размоет дороги и потечет вниз коричневатая жидкость смешенная с песком и мелкими камушками. Леночка спустилась вниз, освободилась от тросов поддерживающих ее, подошла к шкурам взяла стакан, налила себе его полный и выпила залпом. Плюнула на пол. Закурила и плюхнулась на шкуры, оторвав один из рукавов платья и отбросив его в сторону. Леночка глубоко затянулась и пустила вверх пару дымовых колец. Толик надел каску и подошел к ней!
   ТОЛИК: На сцене не курят! Попрошу потушить сигарету. Сцена место воспламеняющееся.
   ЛЕНОЧКА: Да пошел ты...
   Открылись задние ворота за сценой и в театр влетел морозный зимний воздух ночи. Дети побежали на улицу. Вероятно, играть в снежки или лепить снежный город.
   ЛЕНОЧКА: (не вставая со шкур) Куда! Куда вы дернули гады!
   ТОЛИК: Потушите сигарету, а не то мне придется применить силу!
   ЛЕНОЧКА: (посмотрела на Толика, отдала сигарету, привстала) Не надо
   было меня спасать тогда, не надо кто вас просил! И сейчас не надо! К чему мне эта рабская жизнь среди дерьма, нищих пьяных артистов, сумасшедших детей и человекообразных крыс. Зачем мне вся эта свора?! Я вас спрашиваю? На хрена мне все это счастье? Лучше б я сгорела тогда, да и сейчас не плохо бы заснуть и не потушить сигарету в койке!
   ТОЛИК: Не надо так Лена. Дело пожарного спасать, учителя учить...
   ПИСЬМЕННЫЙ: (наконец придя в себя подошел к ним опираясь на Алена) А дело артиста - актера играть! Играть, господа, не смотря ни на что! Не смотря ни на какие пожары и тайфуны в душе. Ни смотря на то, что жена стерва и главный режиссер, а разговоры только о барахле и
   теща еще сидит на мозгах со своими супер-идеями, от которых хочется все бросить и сбежать куда-нибудь далеко, и возглавить драм - кружок на краю земли. Ради чего мне страдать - детей нет, репертуар дерьмо, да и в театр давно ни кто не ходит. Давно пацаны хотят здесь казино открыть. Вот им и карты в руки!
   АЛЕН: Игорь Ирисметович, какое казино, о чем вы говорите!?
   ПИСЬМЕННЫЙ: Я аллегорию запустил, тебе не понять! А пока хоть один зритель сидит в зале и ест свой бутерброд надо играть жить и умирать на сцене не смотря на холод и невыплаченную зарплату за два сезона!
   АЛЕН: Надо играть Леночка, надо играть Толик. Надо жить и не забывать
   что ты человек, может быть маленький по отношению к Кортасару, но человек.
   ЛЕШКА: (входя) Маленький, но человек. Хороший, добрый человек Леночка. Надо видеть в людях добро.
   ТОЛИК: Или хотя бы стараться, делать вид.
   ЛЕШКА: А бумагу в туалете опять кто-то спер себе домой.
   АЛЕН: И мыло.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И носки мои из гримерки.
   ЛЕНОЧКА: А зачем же ты хороший человек музыку выключил и двери открыл?
   Лешка: Для того, что бы пришел антракт!
   АЛЕН: Или рекламная пауза.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Антракта не будет, но перекурить надо, все устаканется дети вернуться.
   Они обнялись, и наступила пауза. Та пауза, которая иногда приходит, когда кажется, что в театре нет актеров, ни одного актера.
   Письменный закурил и дал затянуться каждому. Сладкий дымок повис над головами наших героев.
   В тайге это было под Воронихой. Искали геологи жилу золотоносную для страны нашей наиважнейшую, потому что не было у нас в ту пору ни хлеба, ни мяса, ни молока ничего, в общем, кроме сухого киселя в брикетах и дореволюционных макарон. Голодуха страсть, какая. Кажись, что угодно бы съел и люди кору с деревьев обдирали и варили, а партия все заседала, и решение принять не могла никак. Но пришла идея к концу года и решила Партия найти золотишко, продать его буржуям недобитым купить, зерна и рабочим и крестьянам раздать, да и себе лимонов и чайку прикупить. Уж больно дедушка Ленин чай с лимоном любил. Но помер он не дожил до дней радостных - не попил чайку, стало быть. День мы шли по тайге, а может неделю, но вернее месяц, а то и два
   комарье, болота, топи лошади и те падают. Ведет нас проводник, царство ему небесное, Дед Говод, он еще при царе эту жилу нашел, да с радости так напился, что полицаи ему морду набили, он и позабыл все. Но Чка на него надавило, и он сразу все вспомнил, и приметы и кочки и карту нарисовал хоть и безграмотным был. И в один из дней, уж снег повалил, и холода надвинулись, так что померзли мы сильно, провалились мы в яму страшно глубокую, глянь, а вокруг сияет все, отражается. Куды ни прикоснись золото одно. Ну, мы давай его ломами, кирками и лопатами долбить и наверх тягать. Гонца в Парт ячейку послали. Аэроплан за нами прилетел, а золота столько что он и подняться не может. Помнишь Лешка?!
   ЛЕШКА: Помню, Игорь Ирисметович, разве такое забудешь. Спасли страну от голода. Продали басурманам золото народное. Молодцы. Я помню стоял с киркой с покойным Володькой наверху, а меня со всех сторон водой обливали, непогода мол. Многим тогда теплой одежды не хватило так, кто в чем на сцене золото добывал. А когда монтировщики аэроплан с золотом на премьере подняли, а он как рухнет и тресь о сцену и напополам. Во смеху то было.
   АЛЕН: Тонкая работа.
   ЛЕНОЧКА: Детям про это надо рассказывать, а то наплодили телепузиков.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Режиссера посадили, спектакль запретили, потом по оттепели реанимировали, сыграли пару раз и на свалку, потеряли мы жилу золотую.
   ТОЛИК: Я звуки падающих камней за сценой со всей пожарной командой изображал, тогда много пожарников было, кто писатель, кто художник, кто священник.
   АЛЕН: Интернационализм. Театр дело нешуточное
   ЛЕШКА: Но не вечное.
   Все что случается с нами уплывает незримыми кораблями, куда то за излучину реки времени, в море синее и льды далекие, где невидимые нам
   вестники пишут неразгаданный ни кем сон другого измерения, как - будто проматывая и останавливая на мгновение это течение истории с неблагополучным концом.
   И долго бы так стояли они и смотрели в глубину пустого зрительного зала, обняв друг друга и раскачиваясь в такт летящему снегу. Но актерское единение - братство заканчивается так же неожиданно, как и возникает. Становится скучно, хмель вчерашних побед улетучивается и приходит утреннее похмелье безнадежности, не слышно аплодисментов, истошных криков “квакеров” браво и брависсимо, ни кто не несет тебе цветы и не ждет у служебного входа с блокнотиком в надежде на автограф, и сколь не плати прессе и бульварным журналам что бы они описывали твои победы в авто - гонках и вручение призов от себя же себе наступает момент, когда гаснет свет, журналы бросают в мусорное ведро и не остается ничего...
   Когда последний зритель театр покидает
   Исчезает аплодисментов суета
   пугаясь света, сцену посещает
   В каждом из нас живущая мечта.
   И тыкаясь в обломки декораций
   Давно прошедших и незабытых лет
   Хранящая в себе память святых оваций
   И жажду жизни несгораемый свет
   Здесь мои и твои несыгранные роли
   Мы лишь издалека глядим на них
   И кое как живущие на воле
   Прячем ото всех пустоту дней своих.
   Что мы еще с тобой успеем
   Прорваться к твоим, о зритель мой, сердцам
   Мы верим в это чудо, мы прозреем
   И свою душу до конца отдадим мы вам.
   Мои друзья, мои родня и судьи
   О, лень моя - мой старый враг
   Мои любимые и дорогие люди
   Я верю вам, но поступлю не так!
   Лешка пел эту старенькую песенку, написанную его другом бездомным поэтом на заре их романтической юности, когда казалось, что все только начинается и эта радость не закончится никогда. - Пошли спать - сказал Письменный. Они сделали шаг вперед, видимо инстинктивно и одновременно провалились в оркестровую яму. - Как в тайге - крикнул кто-то. - Только дерьма побольше и высота поменьше - ответили ему. - Крысы, крысы, спасайся, кто может. Они нас всех съедят - раздались то ли детские голоса, то ли крики оркестрантов. Двери за сценой закрылись.
   - Не отдавите мне хвост, господа!
   И В ЧЕТВЕРТЫХ...
   В оркестровой яме, после того как очумевшие от страха - атаки сверху крыс, да и не крыс, а наших ночных артистов, валялось разнообразное количество нот от Моцарта до Матвиенко, но ни в коем случае ни на оборот . Бетховен сожительствовал с Оффенбахом, а Дебюсси с Шаинским.
   Так же внимание привлекало бесчисленное количество бумажечек, баночек, спичечек, бутылочек, оборванных струн смычковых и не смычковых инструментов, недоеденных кусочков печения и воблы. Запах соответствовал натюрморту. Видимо в таком хаосе и рождаются звуки которые чаруют нашу душу и не позволяют ей поскорее выбраться на свободу из нашего бренного тела. Справа от скрипичной группы нашли себе приют два кактуса в жестяных баночках от томатной пасты с воткнутыми в землю сломанными дирижерскими палочками. “Дети подземелья”, “Яма”, “На ДНЕ”, отсюда наверх поднимается музыка, а вниз летит пыль, оборванные шнурки, подошвы и сопли актеров. Письменный назначил встречу “своим” именно здесь где артист появляется не так часто, а может быть, если не пьет, то и никогда за свою карьеру в театре.
   Он был очень удивлен, что несмотря на полную и всеобщую не пунктуальность все те кого он назначил себе здесь увидеть явились точно в срок. Минута в минуту. Они стояли около стоящих, словно надгробья в память о музыкантах черных погнутых пюпитрах. Игорь Ирисметович достал из внутреннего кармана листок, сложенный в четверо, его развернул, покрутил, почесал залысину и произнес, прочитал по бумажке: Я собрал вас господа, что бы сообщить вам принеприятнишее известие. К нам едет Журналист!
   АЛЕН: Как журналист? Какой еще журналист?
   ТОЛИК: И зачем это к нам Игорь Ирисметович журналист!?
   ПИСЬМЕННЫЙ: И не просто журналист, а с подковыркой, с секретным предписанием!
   ЛЕШКА: С подковыркой.
   ЛЕНОЧКА: И с предписанием.
   ПИСЬМЕННЫЙ: (заглянул в текст) Да я еще вчера хотел вечером собрать Худ. Совет и рассказать все то, что узнал в области, да побоялся лишних ушей и бабьего гнева. Поступило решение неблагополучные театры перевести из профессиональных в любительские, читай народные, что бы артисты, где-то работали, а по вечерам играли в свое удовольствие. То-то! И вот послали Московских журналистов - щелкоперов по городам и весям необъятной.
   ЛЕШКА: Так зачем это к нам Игорь Ирисметович.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ну, видимо уж так судьба распорядилась или очередь, какая. Не знаю, но вот и до нас дело дошло. Я у себя на своем семейном фронте кой-какие распоряжения сделал - советую и вам подсобраться на время. (Алену) Вот вам как молодому режиссеру хорошо бы сегодня же с утра приступить к масштабной постановке какого-нибудь там Шекспира или Шиллера не знаю право, но по-современному с размахом, с музыкой, светом, спонсорами, банкетом с поездкой на теплоходе и сауной для руководства. (Лешке) И вам молодым начинающим артистам хорошо бы устроить на верхнем этаже в реп - зале, какую то самостоятельную работу на основе жизненной позиции, по молодежному типа капустника что ли или на худой конец КВНа. Не знаю не моего ума это дело, но поазартнее и повеселее. Главное начать, а там кривая вынесет.
   Лешка: Начать это можно, кончить сложнее.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Не знаю, как там у вас у молодежи с этим делом, но помните рот на замке. Болтливый язык - враг Чекиста! Береги свое оружие. А то враг только и ждет, что бы мы расслабились, и отнимет у нас наше общее счастье! И ты, Толик, особо удели внимание пожарной части, что бы брансбойты и каски были чистыми и что бы вы не ходили по театру в тапочках и с семечками по домашнему как вы это всегда делаете. Уедет журналист, а там валяйте себе.
   ТОЛИК: Каски что можно и почистить, а брансбойты они давно у на утилизированы.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И придумайте что-нибудь, что бы от монтировщиков не так пахло водкой, дайте им конфетки какие или ментол пусть едят.
   АЛЕН: нет это ни как побороть нельзя. У них это природный запах.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ах, беда так беда пришла открывай ворота. Журналюга проклятый. Главное что бы при встрече с ним говорили что жизнь в театре прекрасная, зарплату дают вовремя и роли то же и что мол все всем довольны а кто недоволен тому во! (он показал кулак) Во в самое рыло! Ну, идите, идите. Я сам сейчас выйду на сцену и начну репетировать роль Городничего из “Ревизора”.
   Леночка: А мне что делать Игорь Ирисметович.
   ПИСЬМЕННЫЙ (хлопнул себя по лбу)Да чуть не забыл, а вы бегите Леночка в редакцию нашей газеты и пишите, издавайте к завтрому статью о работе театра и интерната о дружбе навек! И не забудьте написать, что на деньги театра уже куплены два компьютера, точнее были куплены, но сгорели. Вперед! Точно в поезде из области ночью мне снились две огромные крысы пришли ко мне, чаю с коньком выпили, наблевали, накурили и пошли прочь!
   Это известие привело жителей театра в состояние боевой готовности, в смысле того, что ни кто никуда не пошел, а скинулись, кто сколько может и послали Алена в палатку за портвейном, для повышенной концентрации. Наступило то время, ЧЕ о котором на каждом собрании трупы говорил Главный режиссер. Враг стоял у ворот и сбивал снег с не зимних башмаков. Толик вдруг вспомнил продавца воздушной кукурузы Поп - Корна с местного стадиона. Много лет Толик ходил на футбол и сколько он себя помнил, этот моложавый брюнет предлагал ему купить его продукцию тыкая лотком Толика почти что в лицо, потом, долго извиняясь, продолжал свой путь по трибунам и возвращался вниз за новой порцией хрустящих шариков. *Хорошо ему здесь, все время на воздухе, такой розовощекий, веселый и никаких у него проблем - думалось Толику в моменты футбольных баталий. - Вот бы и мне так, все - таки свой бизнес, небольшой, но свой. Хорошо! *Вино кружило голову Толика, а брюнет с поп - корном не исчезал а наоборот все больше кружился перед глазами помахивал лотком, он в конце концов настолько распоясался, что стал хватать пригоршнями свои шарики и подбрасывать вверх, но они не летели какое то время, а падали под ноги, он наступал на них и они протяжно хрустели. Тогда вся трибуна разом встала и как по команде набрала в легкие воздух и как дунула, и полетели в небо хлопья Поп - Корна словно снежные птицы и радостно кричал и махал им руками моложавый брюнет и смялся и свистел, словно подгонял голубей Толик, трибуны аплодировали, футболисты забыли про мяч и смотрели в небо, а хлопья сбивались в стаи и кружили белыми клиньями над стадионом. Такое чувство необъяснимого подъема Толик испытал только в день приезда в их город любимого футбольного клуба Динамо на показательный матч с их местной футбольной командой.
   Толик вблизи видел своих кумиров, лениво топтавших травку, иногда ковырявших ее ботинком с шипами и вдруг срывающихся и бегущих с мячом на чужие ворота. Толик сидел на трибуне жевал Поп - корн но сердце его бежало рядом с ребятами и разрывалось от невозможности вместить в себя обе команды одновременно. Потом, пробившись через толпу он сумел получить автограф любимого вратаря, спрятал его в нагрудный карман, донес до дому и затем долго до глубокой ночи рассказывал маме о мечте, которая все таки сбылась. Мечты сбываются, Толик да же хотел написать стихи по этому поводу, но задремал. Сон его был не долгим, но красивым. Толик скакал на лошади по футбольному полю, а рядом летела Амазонка на белоснежной кобыле, ее бело - голубой шарф развивался на ветру, она протягивала руку к Толику, а он сбрасывал с себя офицерский мундир, притормаживал и жадно смотрел ей в глаза. Она говорила ему по-французски - О, Толик я с тобой хоть в Сибирь только позови!
   ТОЛИК: Завтра на площади все решится, победа или смерть!
   Она: Не говори, любимый, таких слов, они разрывают мне сердце.
   Толик: Париж ты помнишь этот ранний весенний рассвет над Сеной.
   Она: Почитай мне свои стихи!
   Толик: Динамо это класс
   Динамо это школа
   Динамо звездный час
   Советского футбола!
   Аплодисменты и крики зрителей Гол!
   Толик проснулся и ударился головой о брансбойт. - Ужасно как есть хочется, сейчас бы тертой морковочки да с кабачком...
   За окном была вся та же непроглядная зимняя ночь, только снегопад на время успокоился, и не так рьяно выло в водосточной трубе. Жизнь продолжала свое одинокое движение. Толик подошел к столу достал общую тетрадь и расчертил табличку первенства области по футболу поставив свой клуб на первое место и стал угадывать результаты других несостоявшихся никогда матчей. Три ноль, четыре два аккуратно выводил он и шевелил губами, порой причмокивая от удовольствия. И сон и Амазонка из Парижа ускакали куда то, лишь чесалось за ухом, да немного от перепитого ныл затылок. Дверь потихоньку открылась и в прореху просунулась сначала голова Письменного в парике, гриме, костюме Генерала пожарной службы и орденом Героя Соц-Труда, а под ним Алена с напомаженными губами в женском платье.
   ПИСЬМЕННЫЙ (тихо вроде да же себе) Не ошиблись Аленка! Туда попали, ишь, как пером то водит, строчит гад. И место, какое выбрал, у нас под носом в коморке под лестницей.
   АЛЕН: Где на прошлой премьере подрались заезжие милиционеры.
   Письменный (входя) И загримировался падла под Толика, но меня хрен проведешь! Я внутренний грим вижу! (Алену) Пусть думает, что мы его не разгадали! (улыбаясь) Желаю здравствовать!
   ТОЛИК: Здрасьте.
   Письменный: Обязанность моя как главного артиста этого театра и депутата следить, что бы молодым сотрудникам никаких притеснений.
   Толик: Это очень хорошо товарищ генерал, но я право не виноват, по поводу курения я гашу, бычки в строго установленном месте, а когда упало горящее бревно, и каска не выдержала удара так это зав складом виноват прислал нам такие мундиры с что я должен был их выбросить в окно, огнетушители такие воняют водкой а не пеной Это черт знает что.
   Письменный: Извините, я право не виноват. Огнетушители у нас на базе всегда свежие, не знаю, откуда он их взял. И спектакли у нас все пожарно-выдержанные, устойчивые к огню невосприимчивые. И молодежь у нас хорошая вот Ален подтвердит.
   Ален (выступив вперед) Ласковая, хорошая молодежь.
   ТОЛИК: А что мне ваша молодежь из-за этого я должен идти в тюрьму в Сибирь. Да какое вы имеете право. Да, как вы смеете, Я болею за Динамо. У меня Министр Внутренних дел...
   Письменный: Помилуйте, не погубите жена, дети маленькие не сделайте несчастным человека!
   Толик: Нет нет не хочу какое мне дело что у вас жена и дети. Я в тюрьму ни ногой!
   Письменный: По неопытности ей Богу, недостаточность состояния, об этом пишите были кой какие перегибы, зарплаты артиста не хватает да же на чай и сахар, а то что у нас в подвале живут крысы с человеческий рост и я их подкармливаю и мол де они съели представителя Министерства Культуры области это клевета Ей Богу клевета!
   Толик: Да мне нет дела ни до каких ваших крыс. А меня вы съесть не сумеете. Смотри ты какой. Я работаю здесь потому что у меня нет ни копейки!
   Письменный(Алену)Тонкая штучка! Сразу про деньги. Сколько тут. (посчитал купюры) Главное мало не дать, не обидеть!
   АЛЕН: Сотенку!
   Письменный: Куды ты сотенку(подумав)Две и не меньше! На авось.
   Если действительно в вашей литературной работе есть затруднения с деньгами то я готов помочь, обязанность моя как старшего по званию помогать молодежи.
   Толик: Дайте дайте мне взаймы мне бы рублей двести и мы с мамой....
   Письменный: Ровно двести не трудитесь считать.
   Толик: Покорно благодарю я право первый раз вижу такого доброго генерала.
   Письменный: Тетрадочка у вас интересная, таблички всякие чертежи, может и для меня какое место есть не первое конечно но...
   Толик(радостно протягивая тетрадь)Это вы то же футболом интересуетесь, пишите возможно про него а я так фантазирую...
   ПИСЬМЕННЫЙ: Фантазии вещ опасная. . и эта...
   Ален: Жестокая.
   Письменный: Да жестокая по отношению к народу. Правда вот корень на ней все держится. А тут у вас таблички (листая тетрадь) Счеты кто кому сколько должен, вот и наш город тут, область.
   Ловко брат КГБ не разгадает.
   Ален: Новые технологии. Новые герои.
   Письменный: Фамилии какие то незнакомые а вы вот что Лешку сюда впишите у вас там Родионов 6 голов а вы напишите Лешка Пухов 12 голов о н и на это согласен.
   Ален: Он у Змея Горыныча все головы переиграл так ему что пять что двенадцать все едино.
   Толик: Хороший нападающий с дриблингом.
   Письменный: С ним ...с допингом!
   Ален: Пьет конечно но в меру как все!
   Толик: Нет с такой командой вам в турнире делать нечего.
   Письменный: А вы нас научите посвятите темноту а то живем ничего кроме декораций не видим все бутафория, папье маше!
   Толик: Я готов служить, а то сижу здесь в пожарной комнате. Мы можем сделать команду ПОЖАРНИК.
   АЛЕН: Чья это пьеса Пожарник.
   Письменный: Его наверное журналист драматург одна шайка лейка!
   Ставьте завтра же, мы расчистим вам площадку сцены. Работайте и радуйтесь я ведь кроме Депутатства еще и по христьянскому человеколюбию хочу что бы людям был достойный прием и вот еще и гость такой просвещенный человек!
   Толик: Я то же рад, но зачем нам сцена, она мала для тренировок и ворота некуда поставить.
   Письменый(Алену тихо)Видал какой масштаб! Если вам здесь неудобно то прошу переехать ко мне в кабинет . Эта комната немного сыра.
   Толик: Скверная комната, а клопы такие как собаки кусаются.
   Письменный: Такой просвещенный человек и терпит от кого от клопов. И темно в этой комнате!
   Толик: Руководство экономит электричество захочется почитать сочинить чего то не могу темно!
   Письменный: Ах ты боже мой сейчас моя секретарша накроет у меня в кабинете стол и мы там отобедаем. Пошли!
   Толик: Буду только рад.
   Ален: Ура как все здорово.
   Письменный: Беги Аленушка в палатку купи всего самого самого и скорее возвращайся ко мне...к нам.
   Ален(Выбегая)Одна нога здесь другая там.
   То ли ночь эта сыграла свою роль, что ни кто никого не узнал, то ли желание Толика хоть когда-нибудь сыграть роль Хлестакова пересилило все на свете, но что было то было и когда веселая компания поднялась по лестнице в ту же, знакомую нам гримерку звучала песня:
   Актеры - это дети
   Дети всей земли.
   На маленькой планете
   Шо в небе корабли.
   Актеры на работе
   Как на передовой
   Патроны в пулемете
   Бьют всех наперебой.
   Актеры - лицедей
   Веселая семья
   Узбеки и еврей
   Хорошие друзья!
   Товарищей теряем
   Но продолжаем жить
   Что Гамлет повторяем
   Эх быть или не быть?
   В гримерной их встретила не по детски пьяная Леночка Огуречик.
   ЛЕНОЧКА: Все дети ушли из театра.
   Толик: Не понял?
   Леночка: А что тут понимать открыли окно в туалете и все ушли!
   А В ПЯТЫХ.... .
   Пока накрывали суетились подавали расчехляли в гримерку легким летним ветерком впорхнул Лешка с ним был человек в тренировочном костюме Китайского пошива с букетом роз.
   Лешка: Вот сам объявился журналист, вина взял цветы и пришел.
   Стучится в дверь я и открыл. Я открыл он вошел. Мы посидели...
   вас искали не нашли, а вы тута. Смешно!
   Гуня: Гуня из газеты Культура и Домашний кинотеатр. Вот пришел посмотреть на ваших крыс, говорят они ночью бродят.
   У народного артиста отклеились усы такое с ним было только много десятилетий назад в школьной самодеятельности за доли летящих секунд он дважды успел опьянеть и протрезветь. Жизнь народного артиста это бесконечная череда придуманных историй на виду у народа. Такое долгое нахождение голым в общественной бане с веником и шайкой в руках и бесплатной кружкой пива в буфете.
   Реальность мира стирается от долгого проживания чужих жизней и кажется что завтра будет новая репетиция, новая главная роль, статья
   в Желтой прессе о том, что на вечеринке пил долго, жрал сытно, приехал на авто, а уехал на мопеде без каски, попал в милицию
   а жена курила сигару и танцевала с мэром соседнего города.
   Письменный: Да если Бог захочет наказать то отнимает прежде всего разум, а ты кто(он взглянул на Толика)
   Толик: Я Толик, а вы кто?
   Письменный: Я Игорь Ирисметович Письменный народный Артист
   (он снял парик и отцепил нос)А ты кто такой?
   Толик: Игорь Ирисметович вот радость то какая! Я то думал ночью проверка генеральская, а это вы.
   Письменный: Это я, а это ты, а это театр, а это журналист, а это Ален,
   Лешка, Леночка - Все на месте и я живой!
   Толик: Как хорошо что и я живой!
   Ален: А это водочка Кристалл и шпротики с лимоном. Как хорошо!
   ВСЕ ВМЕСТЕ: Ура!
   Веселье и радость знакомых и незнакомых людей наполнило стены театра, как воздух наполняет воздушный шарик. Но не летит он, вот вроде круглый, легкий, а не летит воздушный шарик в небо.
   Работа Гуни в газете давала ему некоторые преимущества в жизни перед родными братьями журналиста. Во первых он мог покрутить своим удостоверением перед носом какого-нибудь незадачливого торговца, и тот насыпал Гуне первосортной картохи, или “корка” позволяла бесплатно просочиться за кулисы ДК в момент выступления какой-нибудь знаменитости, а иногда и главный инженер ЖЭКа пятился от Гуни, махал руками и клялся всеми святыми, что вода будет горячей, а не теплой лишь бы не появилась разрушительная статья в газете и после нее его вызвали бы “на ковер” в мэрию. Гуня сразу же понравился Лешке он нашел в нем родственную душу ибо давно не встречал человека который так легко и беззаботно болтал с ним на любую тему, всегда заинтересованно и порою подкидывал такие повороты сюжета, что даже Лешка по - настоящему начинал верить в этот “словесный джаз”. Дело дошло до того что они оказывается в одно и то же время попали под влияние определенной Секты черных магов, были рядом участвовали в одних и тех же беседах, но друг друга не помнили. Их встречи с очередной Миссией посетивших нашу грешную землю превратились в серию гневно - восторженных статей Гуни, а выводы которые сразу же подтвердил Лешка вообще привели их в неописуемый восторг. Миссия постоянно курил не выпуская сигарету изо рта сколько пачек в день невозможно было сосчитать и Гуня сделал вывод, что он не приемлет Земной воздух, а на их планете Парикмахеров, а Миссия был именно Парикмахером и узнавал человеческие судьбы по волосам, кислорода нет, а один дым и они им дышат потому давление на мозг достигает критической отметки. Происходят видения - посещения людей давно переселившихся на планету Парикмахеров в дальнюю галактику за пять миллионов световых лет от Ориона. Когда видение приходило, дым от сигарет на мгновение проникал в форточку и становилось возможно дышать Миссия со странным именем Леонард говорил и вел свою паству вдаль по необозримым дорогом “прогона”готовя ее к самопожертвованию и денежным подношениям для усмирения власти Бога Туго и спасения всех душ на планете Земля. Он выдирал из чьей то шевелюры прядь волос нюхал их, облизывал, подбрасывал вверх, прижигал огнем зажигалки, рисовал мелом прямо на стене какие то иероглифы, танцевал надолго садился в парикмахерское кресло служившее ему троном и как казалось Лешке и Гуни ненадолго улетал на свою планету. Потом он начинал стричь всех присутствующих, недолго, по чуть чуть, отбрасывая волосинки словно годы бед и неприятностей человека, но оставляя еще “материал” для дальнейших своих танцев ножниц по линиям судьбы и приобщения к вестникам идущим по многообразным дорогам жизни. Потом он опять надолго уходил на кухню там “шаманил” приготовляя закуску, курил, пил водку, смеялся, потом вдруг свирепо рычал на кого то, опять курил распускал учеников ненадолго по домам, что бы завтра опять приступить к выполнению своей миссии.
   ГУНЯ: (словно поймал Лешкину мысль)И где он сейчас, может улетел к себе на планету парикмахеров.
   ЛЕШКА: Да нет говорят он стал Депутатом в каком то районе Приморского края, кто-то когда то его встречал, Он там занимается проблемами влияния стрижки на повышение рождаемости населения.
   Открыл в крае сотню парикмахерских, но уже не ведет нас к прозрению и всеобщему счастью.
   ГУНЯ: Хорошо, что не облысели мы с тобой. Ну давай Лешка знакомь меня со своей ночной командой!
   И не сразу сели они за накрытые ловкой рукой случая столы, а построившись по ранжиру, росту и весу по отношению к создавшейся ситуации начали рассматривать и приветствовать столичного журналиста Гуню. И напоминало это дипломатический прием так все были собраны и наигранно приветливы, что если бы бросили монтировщики им под ноги ковровую дорожку, то ни кто бы не смог отличить это мероприятия от “протокольной встречи” Президента небольшой республики с деятелями культуры района. Когда все перезнакомились и стройные ряды смешались в кучки, то тронутый до самых глубин своей души Гуня предложил открыть прения и начать фуршет всеми мыслимыми и немыслимыми силами.
   Письменный поднял бокал и произнес четко, нараспев с придыханием. Так учила его жизнь, в самые ответственные моменты заседаний, встреч и доверительных бесед, переходить на этот только им понятный, но завораживающий массы тембр голоса.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Счастлив, я счастлив, что представитель такой авторитетной комиссии Центра приехал к нам в театр, как простой испытанный товарищ. Без всяких там инкогнито и других тактических выкрутасов. Это показывает нам, что общество по-новому сплотилось вокруг свежих идей нашего любимого руководства, и что сила демократии это - открытое общество нефтяников, артистов, рабочих и крестьян. За вас дорогой наш Гуня.
   ВСЕ: (аплодисменты и крики “одобряем”)
   ЛЕНОЧКА: Кушайте гости дорогие.
   ЛЕШКА: Хороша закуска капуста! И на стол не стыдно поставить и сожрут не жалко!
   ТОЛИК: (со слезами на глазах) Как это трогательно, так значит наш театр не закроют, товарищ журналист из Центра.
   ГУНЯ: Никогда, куда же вас девать, ребята. Живите и радуйтесь!
   АЛЕН: Вы такой интересный человек, наверное, много и многих вам повидать пришлось, так сказать имели контакт.
   ЛЕНОЧКА: И Президента.
   ГУНЯ: Руку жал, вот эту! Я ее пол года не мыл! Шучу, конечно. Вот вам моя рука Леночка, не беспокойтесь, я проверял сан - техническое состояние ваших уборных. Но магическая сила президента в этой руке.
   Леночка подбежала к Гуне и вцепилась в его руку. Она сначала долго трясла ее, потом посмотрела на линии ладоней и отшатнулась.
   ГУНЯ: Вас что-то поразило? Вы умеете гадать по руке?
   ЛЕШКА: Хорошо не по волосам!
   ЛЕНОЧКА: Нет, я не умею гадать, просто, ну просто... да нет я так, это ночь наверное.
   ГУНЯ: Ночью все крысы серы!
   ТОЛИК: Какой вы человек, вот сразу к нам, ночью без раздумий и отдыха.
   ГУНЯ: Да я завтра должен быть уже в другом городе. Театров много а я один.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Да не “всякому - якому” можно такое доверить. Вы пишите Гуня правду, так как она есть. Пусть горькая порой но правда.
   АЛЕН: Про крыс что ли?
   И все с недоверием посмотрели на него. Эта тема, как-то сама попала на язык Алена, и потом в своем кабинете несколько дней Письменный будет допрашивать его с пристрастием и укором за эту мимолетом брошенную фразу, и Ален не сможет найти объяснение этому факту. Он будет плакать и кричать, что никаких крыс он сам не знает, и не верит в их существование, и что это кто-то другой находился в его теле в этот момент, может быть сам миссия Парикмахер.
   ГУНЯ: Да, интересно было бы посмотреть, в смысле духовного ознакомления, (взглянул на застывшего как изваяние Письменного) Я не в смысле закрытия по санитарным нормам театра, а так прикоснуться к древней городской легенде. (Толику) Да не бойтесь, я могу пообещать, что и статью писать не буду пока про это. Вы что мне не верите.
   Лешка: Да почему не верим.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Сам столько лет работаю здесь, прямо с основания Театра. Отдаюсь работе сердцем и душой. Порою и ночью, как сейчас заглядываю с комплексной проверкой ночных репетиций молодежи. Вот и сейчас наша молодежь Лешка и Ален репетируют “Моцарта и Сальери” и никаких крыс.
   ГУНЯ: (прислушиваясь) А это кто пищит, вон там (он показал в сторону кулис)
   ЛЕНОЧКА и АЛЕН: (хором) Дети это наши дети!
   ГУНЯ: Ваши дети! Сколько же у вас их молодые люди?
   ЛЕНОЧКА и АПЛЕН: (замахали руками ) Нет что вы ! Вы нас не правильно поняли. Это дети интерната у них нет родителей. Подшефные они.
   ПИСЬМЕНЫЙ: Но нам они как родные. Сыны полка. Вон слышите, опять зашевелились, и голоса!
   ГУНЯ: (прислушался)Да голоса человеческие, только больно взрослые.
   ЛЕНОЧКА: Верно. Ой, постойте, я вспомнила... ваши руки. Мы встречались.
   ГУНЯ: Что вы девушка, где мы могли встречаться. Я всех своих знакомых помню.
   ЛЕНОЧКА: (агрессивно) Встречались, я вас помню, вы убили мою мать, а потом собрали все наше золото, барахло связали в портьеру, да же детские игрушки не пожалели. Я плакала, а вы меня оттолкнули вот этой рукой и бросили зажженный факел в детскую...
   ГУНЯ: Вы серьезно?
   АЛЕН: Она репетирует, это монолог из пьесы.
   ЛЕНОЧКА: (не обращая ни на кого внимания, как бы себе) А потом начался пожар, долгий такой. Весь дом мгновенно вспыхнул, я стала пятится к окну, потом попыталась спрятаться под кровать. Комната младших сестер сгорела сразу, провалилась в одну минуту в бездну.
   ТОЛИК: (тихо) Да, но я вовремя успел, еще бы минуту и....
   ГУНЯ: У вас, по-моему, не все дома.
   ЛЕШКА: Нет, у нас как раз все дома, нальем что ли. Проще смотрите на вещи! Ночь, выпиваем, мирно беседуем о жизни вот и вспомнилось, что-то из прошлой жизни. Нормально.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вы Леночка идите лучше детей своих спать уложите.
   ЛЕНОЧКА: (чуть ли не бросилась на Письменного, Толик ее удержал) Нет там никаких детей, домой они ушли сами. Надоело им тут у вас, взялись за руки и ушли.
   ТОЛИК: Успокойся Лена, дети ушли. А то представитель Центра, о чем плохом подумает.
   ГУНЯ: Подумаешь тут, трупа психов.
   АЛЕН: Вы не правильно понимаете. Эти люди к театру, к актерам никакого отношения не имеют. Это пожарник и учителка. Вот и все господа! А мы с вами цивилизованно выпиваем этой ночью и приветствуем нашего гостя. Хотите увидеть крыс, будьте любезны, пошли в подвал.
   ЛЕШКА: Только там сыро, воняет и мусор всякий валяется.
   ТОЛИК: Коридор там один есть, куда он ведет ни кто не знает, вырыт еще, когда здесь царский приказ размещался.
   Леночка зарыдала и упала на грудь Толика. Ален с Лешкой обняли Гуню и отвели его в центр стола. Письменный с укором посмотрел на всех, но потом понял, что СТРАХ - его величество Страх уже проник в душу мастера пера и бумаги и что не очень его тянет в подземелья испытать себя. И что бы навсегда испепелить навязчивую идею Гуни Игорь Ирисметович повел народный рассказ о Тихом монтировщике, который иногда в лунную зимнюю ночь приходит за сердцами Артистов. Свет погас, и вспыхнули свечи, которые не могли осветить все пространство, и получился полумрак, и в этом полумраке раздался крысиный крик, ему ответил другой еще более пронзительный и разрывающий душу. Побежали по занавескам тени. Все сжались в один большой клубок мохера. Жил - был, работал, стоял за зарплатой в кассе, пил, сдавал бутылки, играл в футбол, опять пил, мылся в душе и так из года в год изо дня в день и казалось всем, что не будет этому конца, но он все-таки пришел. Тихо жил он, театр любил, а особо нравилось ему поучать артистов, как им играть, где паузу взять, что одеть и т. д. Да не слушал его ни кто из нас. Прибивали как-то монтировщики гвоздями “сотками” фанерные щиты декорации к полу, а потом рядом с ними клали друг на друга доски и для прочности опять их сотками к полу из за этого деревянная сцена казалась большим невспаханным полем, которое усердно долбили, клевали стаи невидимых, но прожорливых кур. Провалился последний гвоздь в прореху между досками и полетел в подвал, звякнул там и угомонился. Решил монтировщик спуститься за ним в подвал под сцену, ну выпил перед этим для храбрости, ибо всякие слухи про подвал этот ходили еще тогда. Пригнулся, стряхнул паутинку с люка и пополз, вперед освещая себе путь зажигалкой. Увидел гвоздик, потянулся за ним, а тот звяк и от него вниз по склону. Тихий монтировщик вперед, долго ли он полз, ни кто не знает, но нашли его тело следователи через неделю, все оно было исколото гвоздями, просто кровавое месиво. А душа его сбежала и скитается теперь по подвалам театра, а ночью выходила на сцену и начинала забивать гвозди в пол не добивая один удар и по утру ребята выдергивали их, а душа стонала там внизу, будто эти гвозди вырываются из ейного тела.
   ЛЕШКА: Я его знал. Тихий такой был, все книжки читал в свободное время. Всю зарплату на них тратил.
   ГУНЯ: Симпатичная легенда. Как о коне Гуне, который жил в эпоху Яо, более четырех тысяч лет тому назад. Было это во время великого потопа, который начался после долгой засухи, и продолжалось 22 года. Во время Яо воды повернули вспять и затопили весь Китай. Жившие в низинах строили гнезда, а жившие в горах прятались в пещерах. Белому коню Гуню сова и черепаха дали “шжан” - кусок само растущей земли, с помощью которой Гунь пытался отвоевать у наступающей воды землю.
   Конь Гунь не успел справится с наводнением, его убил император Шан - Ди. Император послал на Землю бога огня Чжуна, который на горе Птичьих Перьев испепелил Гуня. Но из живота Гуня вылез дракон Юй, на голове которого красовалась пара крепких и острых рогов. После этого Юй победил подводного дракона Гун - Гуня, затопившего Китай. Поднял его на рога и бросил о скалы. Юю помогли люди и боги в великой битве и строительстве плотин.
   ТОЛИК: Взять бы вашу воду и вылить вниз на Тихого монтировщика и его крыс. Стало бы спокойно у нас в театре.
   ЛЕШКА: Спокойно у нас никогда не станет.
   АЛЕН: Да бросьте мужчины, все у нас хорошо, все у нас есть. Работаем радуем людей. они приходят в театр получают наслаждение, заряжаются эмоциями.
   ГУНЯ: Это верно, вот у меня один знакомый известный в наших кругах композитор - много он известных песенок понаписал за свою жизнь. Так он бросил всю работу, которая давала ему хоть небольшой, но достаточно стабильный кусок хлеба с салом и, собрав чемоданы и жену подхватив с собой, махнул из страны. Долго где-то мыкался, а потом всплыл, то есть позвонил мне как-то. Пьяный такой весь и вроде сначала веселый. Поздравил меня с давно прошедшим моим днем рождения и начал рассказывать как ему там хорошо. Что пишет музыку к американским фильмам, работает в рекламе и сын его чуть ли скоро супер-звездой эстрады станет. Дом купил, машину, на океан загорать ездит, а потом как заревет. Да всем телом, так плачут дети при очень большой, нанесенной родителями им обиде.
   ТОЛИК: Родители - это вроде, как и Родина, она его не поняла, а может он ее свято любил.
   ЛЕШКА: А теперь там со своими проблемами борется, и тихо так что и поговорить и выпить не с кем.
   ГУНЯ: Свободу, кричит мне, нашел да такую за которую ничего не жаль!
   А свободы то господа в мире нашем нет. Нет, да и не будет никогда, она только духовная бывает, да и то потом.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Это точно все эти разговоры о свободе никуда нас не приводят. Вот живет какой “адепт” и говорит всем "я мол свободен, не признаю ваши устои, живу сам в горах в тайге". Да нет братишка никакая это не свобода, а так легкая обманка самого себя, отдых, что ли перед возвращением к нам, так и те, кто уехали. У меня тоже много друзей актеров - евреев в свое время укатило туда. И чего. Время прошло, все обратно домой помирать приехали.
   ЛЕШКА: Да уж на родной земле не легче умирать, я это сейчас точно знаю.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Да откуда тебе, баламуту и шутнику такое знать. Это высшие сферы и нас в них ни кто не пускает, что бы и там не напоганили. Вот полетели в космос - прорвались и чего теперь обломки на головы валятся, хоть в каске ходи. Вот Толик может потому с ней и не расстается.
   АЛЕН: Что Толик не получил осколком по башке.
   ЛЕНОЧКА: Ничего он не получил. А все ваши рассуждения ерунда какая то. Есть и свобода и хорошая жизнь там, я ее часто по телевизору наблюдаю. Острова всякие и сытые такие морды, все Гамбургеры жуют.
   А меня дети поросят хоть разок отвести их в “Макдональдс”, так все спонсоры денег не пришлют, а присылают уж третий год одни кеды, нам их и складывать некуда они все размера с сорокового.
   ТОЛИК: Леночка вот я получу зарплату на следующей неделе и поведу детей в котлетную, хотя сам я вегетарианец и эту Американскую заразу осуждаю.
   ГУЕЯ: Ну, вы не правы, там симпатично.
   АЛЕН: И туалеты всегда работают. А ты Толик на свою зарплату только понюхать эту котлету детей отведешь.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Да надо детям что-то хорошее сделать. Завтра матери своей скажу что бы партию билетов продала и деньги на Дет - дом отдала. Мать моей большое кресло в нашей кассе держит.
   ЛЕШКА: Да к ней так просто не подъедешь на голом осле.
   АЛЕН: А осел при чем тут, ко мне она всегда ласково и радушно. Я и за Боржоми ей сбегать всегда не прочь.
   ЛЕШКА: Вот за это Боржоми она тебя и приметила. А нас поганой метлой от окошечка, да же когда и не один билет не продан она всегда говорит Мест нет!
   ГУНЯ: Хорошая рекламная компания. Создает нездоровый ажиотаж.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты Зинаиду Аркадьевну не тронь, а то я тебя быстро по мордам и в реквизиторы на пол ставки.
   ЛЕШКА: Меня уволить нельзя.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Это почему это нельзя. Да я завтра тебя коленом и под зад. Лететь будешь далеко.
   ЛЕШКА: Завтра меня здесь не будет, это всего на одну ночь я сюда вернулся. Я к вам не попаду, а вы ко мне очень да же может быть.
   АЛЕН: (Письменному тихо) Игорь Ирисметович да не спорьте вы с ним. Он не живой так дух бродячий. Вымолил там себе на денек дорогу домой, да видимо опять его обделили и видимый слой не смыли, а так бы он невидимкой у нас порхал.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Лешка, ты, что зомби?
   ТОЛИК: Он душа артиста, их здесь много бродит по ночам. А вот воплоти первый случай.
   ЛЕНОЧКА: Страсть то какая!
   ГУНЯ: Вы интересный человек Лешка надо мне о вас написать. И у Черного Парикмахера мы с вами чуть все волосы и деньги не потеряли и тут вы у нас интеллектуальный персонаж.
   ЛЕШКА: Да ничего особенного просто очень жаль с вами расставаться. Зря тогда так на всех обиделся. Лег и уснул!
   Над городом шел снег. Он шел в эту ночь так долго, что казалось хочет превратить весь мир в один большой снежный сугроб, что б под ним всем стало так тихо, тепло и спокойно. Лешка вспомнил одну такую же снежную ночь, когда он еще совсем молодой человек, только поступивший на работу в театр возвращался после очередной ночной репетиции в общежитие по центральному бульвару города и встретил “потерявшийся трамвай”. Эта встреча навсегда осталась в памяти его души, и она забрала этот эпизод жизни с собой, ведь не все что с нами происходит душа забирает с собой, а порой лишь совсем незначительные
   для человека моменты, на которые он и не обращает внимания, но для вселенной очень важные и необходимые в составлении бесконечной мозаики бытия! Шел Лешка пешком по бульвару оп, опоздав на последний трамвай, разгребал армейскими ботинками снежок, оставляя фигурные следы на нем, потягивал свою папироску и между прочим вдыхая легкий, ночной, морозный воздух, думая о чем то своем - мечтая.
   А в мечтах, да и во снах Лешка видел еще себя героем народного романа, участником какого то героического сериала, раза по четыре в год транслируемого по телевизору или ему мерещился свой облик на развешенных на заборах плакатов заезжих гастролеров, он повторял выученные наизусть монологи из известных пьес идущих в театре, в надежде на срочный ввод. С годами все это куда то исчезло, разбежалось по углам будничного существования, появились пошловатые анекдоты да юморески уже кем-то когда-то исполненные и большой будильник на комоде, который неумолимо гнал время вперед с удвоенной быстротой. Все куда то теряется и вроде ничего не происходит, а времени ни на что не хватает, и друзья не заходят, и красивые девушки не ошибаются номером телефона и не звонят по ночам. Но в эту ночь снег над бульваром летел, развивался, красный шарф и не гасла от ветра папироска. За спиной он услышал звук да такой добрый и прозрачный что в первую минуту даже испугался от мысли о чем-то нереальном. Лешка пересилил себя и обернулся. Из голубоватого снежного марева вырвался луч света, он стелился по булыжной мостовой, сверкая на стальных линиях рельс. Он приближался к Лешке, который, вдруг не помня себя, поднял руку, будто пытаясь остановить такси, и о чудо трамвай остановился, и двери его открылись. Лешка, стряхнув снег, проскользнул в салон и двери закрылись. Трамвай скрипнул и двинулся вперед, но что особенно удивило Лешку это то что он не почувствовал того скрежета и содрогания которые всегда присутствовали в дни его езды на трамвае от общежития до театра. Лешик с детства был очень воспитанным и законопослушным мальчиком и поэтому он поспешил к кабине вагоновожатого, что бы купить билет, хотя ехать ему было не далеко, всего две остановки. Он посмотрел в окошко прихваченное свежим морозцем и увидел двух милиционеров бродивших около закрытых дверей Гастронома, они не обратили ни какого внимания на трамвай идущий вне расписания в такую позднюю ночь. Лешка тихонько постучался в стеклянную дверь и она не спеша открылась и его взору предстал вагоновожатый не совсем обычного вида в котелке и с бакенбардами, явно из другой эпохи, он курил трубку и невозмутимо смотрел вперед, словно вел ледокол по полярным льдам Антарктики на двери была приделана табличка “водитель капитан 2 ранга”.
   ЛЕШКА: Извините! А куда идет этот трамвай?
   КАПИТАН: До необходимого места!
   ЛЕШКА: Можно взять билет.
   КАПИТАН: Конечно. Вам туда и обратно?
   ЛЕШКА: До рынка.
   Капитан протянул ему билет и нажал на клаксон. Трамвай начал набирать ход и Лешка заметил, что он не свернул как ему положено вправо в сторону рынка, а пошел вперед перемахнул через забор, потом насквозь пронзил стену здания бывшего Райкома Партии и оказался в чистом заснеженном поле.
   ЛЕШКА: Извините, у меня с собой нет денег на обратный билет. Я пожалуй лучше выйду. Остановите пожалуйста трамвай.
   КАПИТАН: Это не страшно. Билеты на этот трамвай, невозможно купить ни за какие деньги. Это путешествие оплачено свыше совсем другим золотом. В это, это можно только верить, а увидеть только иногда в особый случай восхода или заката солнца твоей души. Но кто скажет тебе, что это восход и закат. В одной стороне мира солнце восходит в другой заходит а в общем не исчезает никогда. Поэтому вот на тебе обратный билет.
   Лешка схватил из рук Капитана картонный квадратик с надписью “Обратно” и сунул в карман. А в этот момент поле исчезло, и трамвай немного приподнялся над землей, двинулся по направлению к солнцу и Лешка увидел под собой синеватое отражения теплого моря. Ах, как бы хотелось сейчас сбросить с себя теплую куртку и свитер и броситься в объятие ласкового моря. А потом появился песчаный берег и тенистый лес а над ним радуга и поехал трамвай по радуге и Лешка развеселился он смотрел в окошко и кричал как ребенок.
   ЛЕШКА: Боже мой, какая красота, это, наверное, рай. Какие счастливые лица у людей там внизу.
   КАПИТАН: Они рады приветствовать тебя Лешка.
   ЛЕШКА: Я то же рад встречи с ними. Эй, вы там внизу!
   “Эй вы та наверху" ответили ему. И вышли войны на берег огромного роста в стальных шлемах, натянули свои луки и полетели в трамвай стрелы но долетев до цели превратились в разноцветные фейерверки. Небо заиграло совсем другими красками. А потом грянул гром и закружились над головами у всех “белые мухи”. И появился из палатки человек в папахе с гранатометом “Муха” и полетела в трамвай ракета пущенная рукой моджахеда ударила она в колесо и покатился трамвай с радуги вниз. Капитан невозмутимо смотрел вперед, он
   вел трамвай вперед, объезжал случайно попадавшиеся на дороге обрывки облаков, воздушных шариков, разорванных и смятых газет с портретами вождей. Лешка закурил и предложил папиросу Капитану.
   КАПИТАН: Нет большое спасибо мой друг у меня свой табачок.
   Трамвай проехал сквозь какие то ворота проник в пещеру, долго ехал в темноте (Лешка успел докурить) и вышел на свет на витрине магазина Детский мир, мигнул фонариками и остановился. Лешка подошел к капитану и отдал честь.
   ЛЕШКА: Разрешите обратиться.
   КАПИТАН: Обращайтесь.
   ЛЕШКА: Наше путешествие окончено.
   КАПИТАН: Твое только начинается, главное, что у тебя есть обратный билет, когда захочешь или тебе все надоест, возвращайся.
   ЛЕШКА: Так это была дорога на восход или на закат.
   КАПИТАН: А ты как думаешь?
   ЛЕШКА: Думаю на закат!
   Лешка вышел из дверей трамвая и незаметно для себя и для остальных людей в магазине Игрушек смешался с толпой в утренний час предрождественнской недели. Он остановился у прилавка и посмотрел на куклу капитана в бушлате и с трубкой, улыбнулся ему и поняв что все равно денег нет, пообещал себе что купит игрушку с первого же гонорара. Капитан подмигнул Лешке, тот ответил ему приветственным взмахом руки и вышел в город посередине дороги, посередине дня. В театре, когда он пришел уже весел ему выговор за опоздание на генеральную репетицию детского утренника. Лешка пошел к себе в гримерку надел костюм елки и вышел на сцену.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ну, славу богу явился. А то мы и в общежитие звонили и туда и в милицию. Не ночевал говорят, где шатался?
   ЛЕШКА: По личным делам, извините.
   АЛЕН: Да ладно все равно поставили за место тебя живую елку и ничего, правдоподобно получилось.
   Лешка в тот день не долго грустил, он взял портвешка и пару пачек " Беломора" , пришел в гримерку, выпил, покурил, прилег на диван и уставился в потолок своими синими словно небо глазами. Пробивающийся сквозь не совсем ровно заклеенные окна ветерок качал занавеску, и казалось, что это налетел неизвестно откуда взявшийся морской бриз, да и засаленные занавески это паруса и плывет легкая лодочка по синему морю, а капитан Лешик лежит себе на палубе и дымит папироской. Так бы, кажется и лежал, улетая в даль в своих мечтах, да прозвучал дотошный звонок и не один раз, а два. Привстал Лешка, посмотрел на себя в зеркало, да и не знал себя. Из зеркальной глади смотрело на него лицо уже не молодого, веселого мальчика, а пожившее лицо небритого артиста, с мешками под глазами, глазами полными грусти и безнадежности. Лешка пошатнулся, на миг потерял ориентацию в пространстве, словно лыжа ушла вправо, занесло и надо группироваться, падать желательно в мягкий снег, что бы не удариться о камни. Он присел на диван, покрутил головой и в это момент понял что допустил фальстарт и не надо на себя нахлобучивать костюм и идти гримироваться - он не играл в сегодняшнем спектакле. Лешке стало так легко и весело, что он залез с ногами на диван, прислонился к знакомой, холодной стене, очень помогающей в дни похмелья и запел:
   Последний кружится трамвай
   По Бульварному кольцу
   Его сегодня догоню
   Давай Анютка подвези, я не могу.
   Давай рванем через мосты
   Через мосты Москва - реки
   Куда? Туда!
   Куда не въехать на метро
   И не ворваться на " таксо"
   Там только ты да я.
   Там начинается весна
   В забытом маленьком дворе
   с табличкой снос.
   И в том заборе ест дыра
   И в будке пес.
   А скоро рельсы заметет
   асфальта двадцать первый век
   И лишь останутся мосты
   И шрамы длинные от них
   да память в нас.
   И не приехать не пройти
   И не пожать твоей руки
   Из детства друг.
   Не посидеть на сундуке
   Не покурить на чердаке
   Не крикнуть вслух.
   Что сердце ноет по ночам
   И хочется послать к чертям
   Весь этот рай.
   Но утром с новой головой
   Бежишь через бульвар родной
   Из мая в Май.
   Последний кружится трамвай....
   Лешка никому не рассказывал, но многие знали, что иногда по ночам, когда душа его сжималась от тоски и томительного ожидания чуда, он выходил на бульвар и бродил взад и вперед, иногда часами в ожидании Потерянного трамвая, но он больше никогда не появлялся. Лешка тянул постоянно тухнувший " Беломор", вертел в руках потертый, когда то ему доставшийся обратный билет. Он хранил его в специальном маленьком блокноте, который незадолго до кончины где-то потерял.
   В ШЕСТЫХ!
   ГУНЯ: Господа артисты! Несмотря ни на какие препятствия и ваши уклончивые ответы на мои витиеватые вопросы я бы хотел что бы вы меня провели по своим таинственным подвалам. Потому что как известно народу театр - это не только актеры, режиссеры, монтировщики, но и другие вспомогательные службы (посмотрев на Толика) Пожарные например и их служебные помещения! За кем закреплен подвал!?
   ЛЕШКА: за крысами, это я шучу так.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Подвал, как и вся территория нашего театра, принадлежит нашему акционерному обществу с ограниченной ответственностью " Мельпомена плюс". Председатель Шульман Грегори.
   АЛЕН: Это кто?
   ПИСЬМЕННЫЙ: Это дальний родственник нашей тещи из Оленегорска.
   Так сказать наша финансовая поддержка.
   ЛЕНОЧКА: Интересный, наверное, человек.
   ТОЛИК: Оленевод!
   ГУНЯ: А подать ка его сюда этого Ляпкина Тяпкина (посмотрел под стол)где это он у нас тут прячется, нет его. Такие интересные места для путешествий у него здесь, по вашим рассказам просто сафари. Охота на крыс!
   АЛЕН: У нас в театре все ружья бутафорские, настоящих нет.
   ГУНЯ: По Станиславскому вы знаете и незаряженное ружье хоть раз да стреляет.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Случается, я не спорю, но может быть нам туда пойти завтра - утро вечера мудреней!
   ЛЕШКА: А театр начинается с вешалки, ею порой и заканчивается, этой вешалкой. Потолки у нас невысокие и не низкие - удобные.
   ЛЕНОЧКА: Гуня а может вам постелить в кабинете главного режиссера.
   ТОЛИК: Ни в коем случае?
   ЛЕНОЧКА: А что это вы доблестная пожарная охрана так испугались. Это наша столичная знаменитость. (тихо) Может я всегда мечтала забеременеть от знаменитости.
   ГУНЯ: Ни какого сна, работать так до победы, пить так пить - как говорил товарищ Сталин - соберем все силы в кулак и вниз в пещеры, в подземные казематы искусства.
   ПИСЬМЕННЫЙ: ура!
   Гуня: Вы понимаете друзья, ну что я там напишу, расскажу о вашем да или вот о соседнем с вашим городом театре. Что? Что артисты мало получают и годами, десятилетиями живут в прогнившем и провонявшем насквозь водкой общежитии, а работают здесь люди - энтузиасты. Что не ходит зритель в ваш театр не потому что вы плохо играете и у вас поганый репертуар и бездарный руководитель. Да не то это, не то! Просто у людей интеллигентных ячеек общества нет свободных денег, что бы тратить их на поход в театр. Лучше купит пару пакетов молока. Да и печатать все мои эти умозаключения ни кто не будет.
   ТОЛИК: Почему не будет ни кто!
   АЛЕН: Не пишите о нас а то нас еще и расформируют за это.
   ЛЕНОЧКА: Дети очень любят артистов, это как бы сказка. И так жизнь никакая, а так придешь. Графы, графини, любовь без обмана. Красиво!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Выхода нет, разве что отдать наше здание под казино, а нам всем переучиться и шарик крутить да карты сдавать.
   ГУНЯ: То то! Потому эти крысы, точнее люди а превратившиеся в крыс и которые бродят у вас по подвалам и иногда кого то похищают и едят - это мировая сенсация которая привлечет к вашему городу спонсоров и кино - группы может и из Америки. Поэтому вы с ними не бороться а подкармливать должны. Вот Лох-Несс может там и нет ничего, а туристы ездят глазеть и деньги идут.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот Грегори обрадуется! Но наши пока никого не съели....
   Гуня как-то неравнодушно и укоризненно посмотрел на Письменного и тот вспомнил взгляд ныне покойного первого народного артиста театра когда он играл Наполеона и стоял на Поклонной горе и смотрел на побежденную Москву.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Но если будут указания из центра то... мы постараемся.
   АЛЕН: Приложим все силы для сохранения наследия.
   ЛЕНОЧКА: Когда Москва горела все крысы бежали стаями по улицам.
   конные всадники их не замечали и давили. Потом вороны налетели. Потом голод наступил и французы всех ворон съели.
   ТОЛИК: И нас зачем-то с собой погнали. Кто в чем есть. А мы ночью сбежали где-то под Смоленском, долго так по лесу бежали.
   ЛЕНОЧКА: Потом грелись у костра, какие то мужики нас приютили. Пили водку и заедали мороженой клюквой.
   ТОЛИК: А потом спали на соломе, завернувшись в шубу ямщика, которую он нам одолжил просто так, по только россиянину понятному велению сердца. Мы были так близки друг другу в эту ночь.
   ЛЕНОЧКА: А потом была долгая дорога домой, какие то встречные ветры, случайные люди, сгоревшие деревни - все потом пропало, забылось и остался только этот запах костра и то нечеловеческое тепло спасшее наши одинокие души в этой зимней истории.
   ТОЛИК: Зимней истории...
   ЛЕНОЧКА: Хотя погоди нет, осталась еще вот эта записка, я нашла ее намного позже, уже будучи замужем, так случайно открыла книгу а она и выпала. (она развернула помятый клочок бумаги но не стала его читать, она знала что Толик помнит все что в ней написано наизусть. И это была правда, он ничего не забыл ни одного слова)
   " Я буду рядом с тобой до тех пор пока ты будешь любить меня: но я буду иногда убегать в страну своей памяти. Я очень усерден в летописании нашей прожитой жизни, а потом я вновь буду возвращаться к тебе и смотреть в твои глаза, я благодарю тебя за то что ты существуешь! Вместе с тобой я делаю следующий шаг в будущее. Этот шаг и есть моя любовь к тебе.
   Ты будешь жить с другим человеком, у тебя появятся замечательные дети так похожие на тебя, ты будешь прекрасной мамой, Ты будешь счастлива и богата! Да сбудутся все твои желания! "
   Неужели когда-нибудь за осенью не придет зима.
   ЛЕШКА: (запрыгал на одной ножке, словно в нетерпении) Давайте зажжем свечи и поскорее пойдем в подвал.
   АЛЕН: Тебе легко говорить, ты раз и нет тебя, исчез, а нам каково. Страшно, немного не по себе, а вдруг они существуют. Нет я не верю, ну а если эти легенды - правда!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Поймаешь крысу за хвост!
   АЛЕН: (отступил на шаг) Какая гадость, невозможно даже подумать об этом. Просто дрожь по всему телу.
   Но дрожь по телу Алена не пробежала, а дрогнули кулисы, что-то зашуршало, задребезжало наверху в порталах, посыпался то ли песок, то ли опилки и сверху прямо к ногам полуночников упал человек, но ловко так опустился на все четыре точки. Все от неожиданности сделали шаг а кто и два назад, так что Ален чуть не перевернул стол. Упавший поднял голову и с дикой решительностью осмотрел присутствующих. Затем замер в той же позе, что и в момент приземления. Пауза была столь глубокой и точно выверенной, что даже Народный артист испытал полузабытое чувство истинного вдохновения. Ален потом говорил, что если бы в этот момент закрутился бы круг и все затанцевали размахивая юбками и поднимая столбы пыли то он точно бы узнал в упавшем Мейерхольда ну не меньше.
   Толик первым вышел из оцепенения, военная косточка все - таки. Он закрывая собой Леночку, как самый дорогой ему объект, сделал шаг и когда упавший вновь поднял на него голову и то ли зарычал, то ли запищал, вдруг хлопнул себя по лбу, так что каска съехала на затылок и радостно произнес....
   ТОЛИК: Рашид! Дорогой мой, сколько лет, сколько зим. Нашелся таки!
   Человек завертел головой и глазами осматривая всех и немного жмурясь от хотя и приглушенного, но фильтрованного света. Затем он привстал с колен, когда Толик протянул ему руку, икнул обдав всех не совсем свежим запахом лука, то ли еще какой гадости.
   ТОЛИК: Ребята, вот радость то какая, это же Рашид. Вы что забыли не узнаете его.
   АЛЕН: Нет не узнаю.
   ЛЕНОЧКА: И я тоже.
   ГУНЯ: Я то точно никакого Рашида не знал и не знаю.
   ТОЛИК: (дружески похлопав Рашида по плечу)Ну вы даете, он же один из тех монтировщиков которые спустились в подвал и не вернулись.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Так сколько лет то прошло (присмотревшись) Эх что за ночь чудесная! Рашидка как живой!
   РАШИД: (немного с акцентом, притом не восточным, а англоязычном) Почему это как, самый раз живой! (он прошелся по сцене). Непривычно чуток, а так норма!
   ТОЛИК: Выпить хочешь Раштид.
   РАШИД: Нальете выпью.
   АЛЕН: Так это и есть Невидимый монтировщик?!
   РАШИД: Нет, это не я!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Так где же ты пропадал столько лет, уезжал куда, на Родину к себе.
   РАШИД: А где моя Родина? Не знаете эх шайтаны, веры неправедной. Моя Родина там (он показал подпол).
   ГУНЯ: Вы крыса!? Историческое событие, я вижу крысо - человека.
   РАШИД: Нет, я еще не совсем развитый (выпив) и водочку забыть не могу хоть и не положено нам.
   ЛЕНОЧКА: Как интересно, а я думала встречу вас и испугаюсь.
   РАШИД: Чего нас боятся, раз и съели вас. ( смеется) Шутку люблю!
   ТОЛИК: Давайте за стол сядем, а то не по-людски пить и закусывать на ногах.
   АЛЕН: да я фуршеты не люблю. Ходи сам бери и стой на ногах не поговорить .
   РАШИД : На четырех точках куда удобнее передвигаться.
   Все пришли в состояние восторга от случившегося. Жизнь стала бить на сцене ключом, стулья задвигались тарелки и рюмки зазвенели и интеллигентно уступая, друг другу место все уселись за стол. Гуня поближе к Рашиду он достал из кармана маленький фотоаппарат и попросил Лешку всех снять. Так сказать на память. Вспышка пыхнула раз другой и контрольный с авто фокусом. Гуня незаметно и осторожно дотрагивался до одежды Рашида, было такое чувство что Гуня долго бродил в горах Тибета с надеждой встретить снежного человека и это случилось.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Странное дело господа. Следователи приезжали и прокурор все ползали с собаками по подвалам ничего не нашли. Только пол ящика пустых бутылок немного сала и хлеба.
   РАШИД: (закусывая) Сала не было, лук репчатый был.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Следствие никаких выводов не сделало, а потом как-то все с перестройкой затерялось, забылось.
   ГУНЯ: А крысы, крысы там внизу есть.
   РАШИД: А почему им там не быть, есть мал - мала.
   ЛЕНОЧКА: Маленькие детеныши. Смешные наверное?
   РАШИД: Есть, мал - мала.
   ТОЛИК: Рашидка друг а я по тебе так скучал. Вот сяду футбол смотреть и тебя вспоминаю как ты по левому флангу за театр играл. Чудо а не игрок. С ударом, без тебя наша команда потускнела.
   РАШИД: Было мал - мала.
   Он так налегал на еду стоящую, на столе, что было видно - он давно не ел.
   Рашид запихивал в рот и перемалывал все что попадалось на пути его загребущих рук - и хлеб, и шпроты, и " чипсы" и бутафорский виноград с яблоками. Гуня как истинный журналист для того что бы " разговорить" клиента бесконечно наливал ему из разных бутылок. Рашид ел, причмокивал, одобрительно кивал ровно по - военному постриженной головой, облизывал пальцы и смачно отрыгивал.
   РАШИД: Отрыжка - похвала еде, душа спасибо говорит!
   ГУНЯ: Я разрешите мне Рашид представится журналист.
   АЛЕН: Из Москвы, понимаешь!
   РАШИД: Понимаю мал - мала! Москва город большой, там нашего брата и не переловить!
   ГУНЯ: Этот вопрос мэром решается, идет активная борьба с грызунами.
   Рашид перестал есть . Часть пенопластового яблока скрипнула у него на зубах, лицо его резко изменилось, как после говорил Толик - крысиный взгляд был проникающим и кровавым, - он привстал посмотрел в упор на Гуню и неистово закричал, вскочив на стол, разбросав закуску и уронив бутылки, правда опустошенные, не задев полные и початые.
   РАШИД: Крови моих близких хотите. Крови! (он рванул на себе рубаху) На, бери! Но нет, так просто не получится у вас. Чем нас только не травили, выжигали огнем наши дома, топили в сточных водах детей, ставили ловушки и капканы. А не добраться вам до глубин наших. Есть еще сила мал - мала! (он прошелся взглядом по всем, потом улыбнулся) Шутка люблю! У нас тоже свой театр, мал - мала есть, только играем натурально.
   Рашид спрыгнул со стола и сел обратно на стул.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Неплохо недаром ты у нас помню в массовках юнкеров, рабочих играл. Наблатыкался!
   АЛЕН: Где это у вас театр, в подвале что ли.
   ЛЕШКА: У них там детский утренник, самостоятельная работа. Ночные репетиции.
   ГУНЯ: Необыкновенно . Четверо энтузиастов из простых рабочих ушли в подполье, организовали труппу, играют спектакли. А зритель кто? Впрочем понимаю, понимаю. (он загадочно зашевелил губами)
   ЛЕНОЧКА: Вот бы нашим подшефным детям показать ваши работы.
   РАШИД: Дети что тоже хорошая вещь. Труппы у нас там нет а вот трупы бывают правда нечасто, это когда драму или трагедию играем. У нас же кто трансформировался тот на своем языке, кто еще нет тот балаболит как я с вами но в основном работаем руками и зубами. (он показал как)
   АЛЕН: Интересная техника, своеобразная пластика.
   ТОЛИК: Так ты что Рашид КРЫСО - ЧЕЛОВЕК.
   РАШИД: Толик ну зачем ты так. Мы КРЫЧИ новая раса. Вот подумай придешь ты в свою коморку, закроешься на ключ возьмешь фотку (он показал на Леночку)этой принцессы и завоешь так, что у нас там внизу малыши проснутся. У нас там своя свобода, свой театр, может немного кровавый но зато живой. А вы, что вы за люди.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Смотри как ты разговорился, наелся на халяву, выжрал все что было и критику развел.
   ГУНЯ: я вас прошу не мешайте ему, я же записываю на диктофон.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Только из уважения к представителю Центра я слушаю всю эту отсебятину и пьяную ересь.
   Все дело заключается в том что когда много лет назад монтировщики, взяв - стащив ящик Новогодней водки купленной на деньги спонсоров - для спонсоров ушли в подвал и расстелив газету, разложив на ней закуску, начали выпивать их спугнули и они поволокли свою добычу дальше, но пол размытый канализационными стоками не выдержал и они полетели в шахту, неглубокую правда. Там они и продолжили выпивать, матом посылая проклятия в дирекцию театра. Водки хватило на три дня, а о них хватились дня через четыре и вызвали милицию, которая ничего не нашла, потому что ничего и не искала, так как кому охота лазить по подвалам со сточной водой. Пошли монтировщики по шахте тоннеля и еще глубже провалились уж думали протрезвев, что конец да в самый крысиный рой и угодили. Спины погибших крыс спасли их от удара, ибо высота с которой они летели была большой. Схоронили они погибших крыс, да на их кладбище нашли Старинные Винные Склады, поди еще Князя какого, и давай выпивать поминать. А потом и семьями обзавелись, крысихи покладистые и теплые оказались, не ворчат вино не отнимают закусь, что найдут, принесут, поделятся. С охоты вернуться так и шашлычок сбацать можно, только огня крысы уж очень боялись. Да не прошло и годика как и детки у них стали подрастать, да удалые такие красавцы и красотки получились, что и забыли монтировщики про жизнь наверху и только Рашид не обзавелся семьей, а жил в стороне - присматривался, хотя на охоте - это так называемый театральный проект, он был самым активным и жестоким исполнителем. Рашиду нравился сам процесс театрального проекта " ОХОТА", его неповторимость, непредсказуемость и какой то особый воздух, пахнущий страхом и отчаяньем, когда стая Крычей гонит по подвалам и переходам свою жертву - заблудившуюся кошку, голубя, какое другое существо, а иногда и.... Каждому живому существу в его жизни намерена своя территория, свой уголок, за который не очень позволяется уходить. Порой ведь да же переезд с одной квартиры на другую настолько меняет людей, что они перестают помнить все то что было с ними до погрузки вещей в грузовик. Люди которые раньше так были близки и казалось, что расставание с ними будет чем-то ужасным - забываются на второй день, теряется записная книжка с их телефонами и шкаф заслоняет часть окна из которого хотелось бы увидеть общую картину бытия. Дети начинают ходить в школу и не успеваешь проверять их пополнение знаний, а они уже приводят подружек и друзей, и мечтают о том что бы вы поскорее свалили на дачу. Но тут среди хлама находится та записная книжка, ты звонишь по знакомому с детства телефону и попадаешь не в свою коммуналку, а на какого то " секюрети" который посылает тебя к твоей давно схороненной маме - ты едешь на дачу а там в подвале крысы пожрали всю картошку! Утреннее напоминание себе - " Вот хорошо бы завтра начать. . " превращается в утопическую молитву о том чего нет и никогда уже не будет. А ведь существует другие измерения жизни, которые ты пока не видишь но чувствуешь - есть, не может не быть! Ведь ты сам ощущаешь, что кто-то движется рядом с тобой обратным маршрутом - если есть дорога вперед к смерти, то должна же быть и дорога назад, к рождению. Рашиду рассказывали старики о стаях крыс живущих по-другому, они появляются на свет старыми из мертвой оболочки и если повезет достигают детского возраста и засыпают сладким сном младенца, достигнув высшей стадии развития.
   РАШИД: Старикам чего врать то.
   ГУНЯ: А может это очередная ловко выдуманная сказка о вечной жизни.
   О борьбе света и тени, что-то в этом духе.
   РАШИД: Возможно. Вот женюсь мал мала там и узнаю.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Что, значит, женюсь, а твоя супруга и трое детей мал мала, твою мать - которым театр уж сколько лет пособие за потерю кормильца на рабочем посту платит. Как это понимать.
   Рашид приподнялся и не по доброму посмотрел на Народного Артиста, холодок пробежал по расстеленному на столе лигнину и подул в лицо собравшимся в эту ночь на сцене.
   РАШИД: Скоро вам, уважаемый, в обратный путь, а вы все парт взносы поделить не можете.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Святое порошу не трогать.
   Он полез в карман и достал деревянный револьвер с отломанной мушкой и направил его на Рашида. Будущий Крысо - человек слегка улыбнулся краешком своего восточного лица.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Именем.... по поручению...
   ЛЕШКА: От Советского информ - бюро...
   ПИСЬМЕНЫЙ: НЕ мешать! Именем Президента России и всего цивилизованного человечества руки вверх, а то стрелять буду!
   АЛЕН: Всем? Игорь Ирисметович руки всем поднимать!?
   ГУНЯ: Игорь вы срываете научную сенсацию.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Руки вверх считаю до трех и я за себя не ручаюсь.
   ЛЕНОЧКА: Какой герой! Браво вы настоящий мужчина.
   Рашид ни чуть не испугался, он знал этот револьвер сделанный старым бутафором Кирилычем еще говорят до войны. За эту поделку и отправился Кирилыч на лесоповал в Коми АССР по доносу, мол де готовит оружие к свержению народного руководителя области. Кирилыча отправили, а пистолет оставили, как раз Фадеевский " Разгром" репетировали и комиссару он очень сгодился, так и переходил от одной постановки в другую пока Лешка на " Днях Турбинных" случайно мушку не обломил. Приладили ее пластилином да не надолго его клейкости хватило, потерялась где-то, упала под сцену.
   Рашид : Да ты и выстрелить то не сумеешь! Жаль уговаривал я своих не трогать вас до поры до времени, актериков безлошадных. От вас же не радости, не горя. Так клоунада.
   ЛЕШКА: Зачем ты так Рашид, пошутили и хватит.
   АЛЕН: Не надо нас оскорблять, впрочем, от вас и так дурно пахнет.
   РАШИД: Да от меня пахнет дурно, но это родной мне запах моих лучших друзей.
   ЛЕШКА: Друзей - гвоздей.
   РАШИД: (не слушая никого)Настанет вренмя и в вашем театре никого не останется, одни алкоголики да наркоманы, вы же все здесь " голубые" вы и размножаться то не можете.
   ЛЕНОЧКА: А это не правда, здесь настоящие мужчины.
   РАШИД: Обмылки вы и кота то убить не можете, а человека и того. Травануть яду подсыпать, капкан поставить, это вам только дай.
   ТОЛИК: Теперь мне понятно куда пропал Мурзило.
   ЛЕНОЧКА: Куда же он делся.
   ТОЛИК: Да эти его и съели, выследили и убили.
   РАШИД: Да жрать мал мала хотелось, я им говорил что кот ручной и сюда случайно забрел, но пошла охота он убегает мы догоняем, наверху оркестр играет, симфония! Симфонию любите когда по нервам и мы то же. Андреич в барабан бац и в тарелку а мы коту в торец да в горло зубами, а тут колокола и хор запел, а мы его на части рвать. Музыка Начальник! Лови момент.
   В этот момент нервы Народного лопнули и он выстрелил. Так просто и легко, словно он дает старт многодневному марафону по пересеченной местности и что самое удивительное в этом что его револьвер выстрелил доказав тем самым правильность слов Станиславского, что иногда и незаряженное ружье висящее на гвозде стреляет. Рашид схватился за руку и присел на стул. Народный от неожиданности содеянного выронил револьвер и застыл в немой сцене, потом вышел из оцепенения и подбежал к раненому. Тот отпустил руку и все увидели кровь, настоящую не из марганцовки или клюквы, а живую. Рашид посмотрел на окровавленную ладонь, поднес пальцы ко рту и облизал их.
   РАШИД: Сладкая!
   Все окружили его Леночка рвала кусок скатерти, Толик бежал в кулису за йодом, Лешка хватал Рашида за рукав, Письменный встал на колени и платком вытирал кровь сочившуюся из раны, Гуня перематывал пленку диктофона и щелкнул фото - аппаратом, Ален налил полный стакан водки и подал Рашиду.
   АЛЕН: Выпейте может полегчает.
   ЛЕНОЧКА: Как дезинфекцию, выпейте Рашид.
   РАШИД: С удовольствием, вкусная водочка, сладкая!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Рашид Магометович вы уж простите черт попутал, ночь водка.
   РАШИД: Ночь, водка, бабы хорошо, ех шайтан, Любишь баб то! Помню как ты молодых студенточек у нас на топчанах в монтировочной отделывал. Ловкий такой был смелый, жадный до любви. Видать твоя то только режиссерскими разработками дома занимается.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Правда твоя Рашид, все как есть.
   РАШИД: На кровь мою крысы скоро придут, они кровь то за версту чуют.
   ЛЕНОЧКА(осматривая рану Рашида и делая перевязку)Хорошо что пуля прошла навылет и кость не задела.
   ГУНЯ: Я о вас Рашид буду писать статью, да что там статью - книгу.
   РАШИД: Пиши раз делать нечего, что с тебя взять, я то тебя не знаю новенький что ли.
   ГУНЯ: Я из Центра исследую ваш феномен, так сказать хочу подвести научную базу под ваш смелый эксперимент.
   РАШИД: Это жизнь
   ТОЛИК: Они тут поди с Первой мировой бродят, а то и попозже.
   ЛЕНОЧКА: Да как купец Галушкин здесь сначала Дом терпимости построил так они тут и появились.
   ЛЕШКА: Бабы что ли
   ТОЛИК: Крысы появились. Потом дом погорел да не до конца, помастерили помолясь чем было да и театр открыли. Для бедных и богатых, сам Щепкин говорят бывал тут проездом и местного Макбета смотрел, а может и врут, чего ему тут делать.
   АЛЕН: Прилягте Рашид вам так будет удобней вот прямо сюда на стол.
   РАШИД: Не покойник пока на стол то ложиться так посижу, а ты мне лучше водочки налей уж больно соскучился я по ней, аж домой потянуло.
   ТОЛИК: Вот я взял однажды в листок бумаги и стал кораблик мастерить из него. Уголочки складываю, загибаю хочу двух - трубный получить а выходит с одной. И так верчу и так пробую ничего не выходит. А в детстве и по три трубы на уроке алгебры за пять минут делал и в лужах они разные вокруг школы помню, плавали и по ручейкам к реке убегали.
   Сейчас ничего не получается то ли руки по другому привыкли работать то ли не время.
   ГУНЯ: Детство в старости наступает иногда, ты лет так через тридцать попробуй снова начать кораблики делать с трубами.
   ТОЛИК: Я столько не проживу.
   ЛЕНОЧКА: Да ладно вам, Толик вы спортивный человек чего бы вам не жить, и жениться вам надо а то так бобылем, то и проходите до пароходиков.
   РАШИД: Давай Толян к нам у нас там внизу невест сколько хочешь.
   ТОЛИК: Ужас какой да же представить не могу.
   РАШИД: Это по первачку, как в армии помнишь то же жрать не мог с неделю их бурду не говоря про вареное сало а потом ничего притерпелся и мал мала на границе два года и уходить не хотел. Мать пожалел болела она тогда.
   ТОЛИК: и я мать жалею потому и не женюсь не хочу что бы она смотрела на своих голодных внуков.
   Под сценой послышались звуки, какое то ерзанье, голоса потом все стихло и возобновилось уже на сцене дети в масках мышек и крыс вышли из портала ведя хоровод, аплодируя и напевая сами себе.
   Спи мышонок баю бай
   Спи крысенок не вставай.
   Сладкие приходят сны
   В царстве полной тишины.
   Если ляжешь на бочок
   Сунь под ушко кулачек
   Спи мышонок баю бай
   Спи крысенок не вставай.
   Кровь на руке Рашида запеклась, рана необыкновенным образом почти что затянулась и все со вздохом радостного облегчения присели за стол.
   Письменный покрутил у себя около носа револьвер показал его всем и посетовал на то что когда надо будет он никогда не выстрелит больше.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот странная вещь я никогда в тире не мог в мишень попасть всегда в молоко, а тут на тебе.
   ГУНЯ: (хрустнув солененьким огурчиком) Когда то надо начинать, товарищ Народный артист.
   ЛЕШКА: За то что все хорошо кончается...к сожалению...вот...
   ТОЛИК: За прекрасных женщин, в нашем присутствии!
   АЛЕН: За любовь без обмана, по честному если получится...
   ЛЕНОЧКА: За детей (детям)Дети подходите к столу берите все что хотите ешьте пейте!
   РАШИД: Алах Акбар!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ну и ладно закурить дайте люди добрые? Страсть как курить хочется.
   РАШИД: Хорошо сказал начальник курить охота аж губы сводит.
   ЛЕНОЧКА: Курите все, давайте мне папиросу Леша.
   Дети сели за стол и стали жадно жевать, сняв свои маски мышек и крысят
   а взрослые отошли в сторонку, Лешка разломил напополам пачку " Беломора" и все взяли по папироске и прикурив друг от друга сладко затянулись. Голова у всех сразу поплыла в неизвестном направлении Ален и Гуня присели на корточки и остальные вокруг них.
   Гуня смачно сплюнул огрызочек бумаги от папироски...брат рассказывал...по дороге на Сусуман это было...брат не врет никогда...давно не писал и не звонил где пропал неизвестно....
   Дорога от Магадана на Сусуман сам знаешь какая . Каторжная! Куда не ступи всюду в мерзлоте человеческие останки. Все перемешено - и олень, и лось крупный, и собака, и человек. Машины медленно по трассе ползут зябко им да и страшно порой колесо лопнет или мотор заглохнет в такой то мороз не дай Бог погибнуть на раз, а солнышко выглянет то и страху нет никакого. Экскаватор край дороги расчищал после бури небольшой,
   зацепил поглубже ковшом да и выволок на свет белый кусок живого мяса - свежезамороженного да и большой кусище то такой. Экскаваторщик
   парень молодой чуть " сознанку" не потерял от ужаса, кровь то почти свежая на солнышке растаяла сразу - капает на снежок белый. С проходящим грузовиком послал он весточку в соседнее отделение милиции и те на следующий день приехали осмотреть труп. Походили, потрогали, потыкали то ли человек толи кто вроде волосы, но головы нет сложили в мешок кинули в багажник с тем и укатили к себе протокол, составив и яму предлагая не закапывать. Привезли кусок мяса да в морозилку для сохранения улики, отрезав кусочек для мед - экспертов бросили. Сколько уж там времени прошло история умалчивает, может неделя, а может и месяц - просто время в наших краях тянется в два раза длиннее чем у вас на " материке" - говорят местные, хотя и живут они не на острове, но все - равно дальние края, а особенно Центр России называют - материком. Значит на " материк" ушло мясо на экспертизу.
   Выпивали как-то местные милиционеры, вроде и не праздник был, а так в охотку разошлись, то ли с получки или отпустили кого восвояси. Взяли водочки несколько бутылочек, закусь малую, да вот беда от выпитого на еду потянуло и вспомнил сержант что кто-то в морозилке мясо припас.
   Лось не сойти мне с места, вишь волоса какие, я лося вот этой рукой брал, а мясо у него пожаришь и никакой хмель не берет хоть две смены дежурь - выпивай и ничего тебе не будет. С лучком его пожарить само объедение, а хозяин мяса и не углядит, что мы малость отсекли - гляди кусище то какой задняя часть прямо! Мяско разморозили, сковородочку маслицем окропили, его аккуратно так антрекотами порезали, хорошо, ни запаха . Налили, выпили, закусили. Налили, выпили, закусили. Еще пожарили. Мужики с выезда приехали так и им отрезали, угостили а как хмель в душу проник и на звонки они отвечать перестали, так и весь кусок запекли а объедки собакам скормили. Лежат на нарах сытые пьяные, а тут из Центра товарищи начальники с утра пораньше. Где, мол, вещ док?
   Какой товарищ полковник?! Нету тут ничего! Да тот что месяц назад на 245 километре был найден. Лось что ли? Сам ты лось! Директива пришла что экспертиза доказала что это особо ценная и редкая часть какой то там разновидности мамонтов доселе науке неизвестная и из Москвы за ней прилетел сам профессор какой то. Пытали их не долго, били мало так сержанту раз в лоб за сообразительность и отправили на " Газике" к яме рыть мерзлоту там зубами но кусок мамонта достать. Сержант долго не думал собаку местную уложил из табельного кусок помясистей отрубил начальству сдал и угомонились все сколько там профессор будет до " материка" добираться неизвестно. Дело бы так и кончилось, не начавшись если бы очкарь не такой дотошный был он понял что ему какую то гадость подсунули и давай тот данный ему ранее кусок обследовать и нашел там паразит какой то неземной вирус. И пришла в милицию радиограмма с пометкой срочно, особо - секретно. Взяли всех наших мамонтоедов и поместили в карантин для длительного исследования так как их ДНКА в наш ДНКА пролез.
   Лежали наши Менты, отдыхали и у одного волос мамонта на голове все-таки - пророс, а ты говоришь крысы. Мамонты в наших желудках растворяются и приживаются тут у нас словно комары какие.
   Рашида этот рассказ Гуни очень заинтересовал. Он проникся к Гуне повышенным интересом как будто индеец племени Амазонки впервые увидел зажигалку. Он продвинулся поближе и пока Гуня покуривая излагал свою журналистскую историю вздыхал и повторял : Правильно! Не может не быть! Самое правильное - не как иначе! " Потом он вскочил и нервно заходил по сцене . Дети перестали лопать все что не попадя и попытались открыть бутылку шампанского, бутылка выстрелила. Рашид вскрикнул и подбежал к Гуне. Леночка икнула, Толик кашлянул. Дети засмеялись и попросили Леночку отвести их домой в интернат, она ответила им что давно их туда отвела . Дети с пониманием покачали головами, мол понимаем и исчезли.
   РАШИД: Я понял...я знал что это должно случиться...я решил я отведу вас в подвал и вы сами увидите все.
   ГУНЯ: Гениально я только перезаряжу пленку.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Мы идем все мы не можем рисковать представителем свободной прессы.
   АЛЕН: Да а то скажут чего и нам того.
   ЛЕШКА: Ну, скажут, что мы вас убили и в подвал скинули, а свалили на крыс. Это я шучу так плоско.
   ЛЕНОЧКА: Толик возьмите с собой топор.
   Толик: Он там не поможет. Я и каску здесь оставлю.
   РАШИД: Охота скоро там будет настоящая охота! ! ! !
   В СЕДЬМЫХ.... .
   Толик когда-то рассказывал Леночке сидя у себя на топчане в коморке пожарников о Старом городе, том городе который сохранился только на старых фотографиях да в памяти коренных его жителей. Леночка грызла яблоко, причмокивала, мотала ногами и с интересом слушала рассказы Толика который ,словно опытный лектор расхаживал по залу и причудливо жестикулировал, будто отгонял от себя надоедливых мух и другую всякую летающую мерзость. В Старом Городе Толика жили удивительные люди - поэты, писатели, актеры, музыканты и просто пешеходы проходящие мимо его окон и ненадолго задерживающиеся у витрины Универмага. Смеющиеся таксисты, банщики, маляры в люльке с ведром серой краски, дети играющие в сквере в футбол и цветущие яблони по краю дороги. Эти люди ненадолго появлялись в воспоминаниях Толика и Старый Город оживал в его коморке и Леночка взаправду видела то, что увидеть нельзя.
   "Раньше, еще в старом Городе до сноса мне казалось солнце всегда приходит утром и светит целый день зимой и летом и яблони по дороге всегда зацветают по весне и никогда это не изменится. Двор в котором мы играли в футбол был маленький, но уютный и да же мяч никогда далеко не улетал, а тыкался о стену без окон и дверей, просто большую, высокую из красного кирпича, потом когда ее сносили долго не могли разбить. Экскаватор раскачивал огромный металлический шар и от его ударов о стену содрогался весь дом, а иногда с полок падали книги и звенела посуда в допотопном отцом собранном кухонном шкафу.
   Кто-то на верхнем этаже играл на пианино и казалось что ничего особенного не происходит, чайник шипел на плите и бабушка чертыхаясь бежала к нему оторвавшись от маленького черно-белого экрана телевизора. Вокруг нашего восьмиэтажного дома соседствовали двух-трех этажные домики с красивыми лабиринтами дворов, в которых запросто можно было заблудиться, посидеть на лавочке послушав доносившиеся из окон песни В. Высоцкого про волю и неволю и ЯК истребитель, или подводную лодку кричащую СОС.А мы, пацаны в это время смастерив из обломков старых ящиков рыцарские мечи, бились ими до седьмого пота, насмотревшись исторических Румынских фильмов, за свободу Греции и еще кого то убегая в переулки, забираясь на крыши и спускаясь вниз по пожарным лестницам. По субботам шли в баню которая была напротив и навсегда во мне остался этот смешанный запах пива, мыла ,воды и каких то других ароматов Старого Города. Жили не бедно не богато как все - как сосед писатель и какой то там Лауреат, врачиха из Детской поликлиники, отставной полковник Органов, и еще сотни и тысячи людей и их дети с которыми дружил, учился, дрался - потерявшиеся в лабиринтах моей памяти. А потом был снегопад такой долгий и мягкий что казалось не будет ему конца. Мы ребятня высыпали из своих квартир коммуналок на улицу играть в снежки, потом я вспотевший и промокший прибежал домой, а мать плакала, навзрыд смотря в окно на этот кружащийся жирный, бесконечный снег, Бабушка умерла тихо и незаметно, как-то прилегла на свою железную кроватку в углу комнаты да так и не проснулась, мать плакала с работы пришел отец, а бабушка лежала выпрямившаяся так как-то, словно сбросила с себя все тяготы прошлой жизни и направилась куда то к свету, к счастью и добру, подальше из Старого Города. А вскоре начал исчезать и сам Старый город. Вместо него появлялись стальные высокие конструкции многоквартирных домов, вместо улочек проспекты, вместо скверов стоянки машин. Когда сносили старые деревянные дома, их иногда поджигали и удушливый запах гари заполнял всю нашу квартиру, не помогали даже настежь распахнутые окна. Из этих вдруг сразу развалившихся домов бежали стаи крыс спасаясь в канализационных люках и сотнями погибая под обломками падающих стен. Я кстати не сразу узнал что за непроницаемой кирпичной стеной был маленький но очень важный секретный заводик на котором трудились такие неприметные люди все было тихо и гладко.
   Когда же его начали сносить то весь район окружили солдатами и запрещали нам ребятам выходить в момент эвакуации на улицу, а потом взорвали одним точечным зарядом и все исчезло, а рядом стоящая фабрика елочных игрушек еще долго стояло в полуразрушенном виде и мы собирали себе целые конструкторы всякой всячины и строили замки, корабли и т.д. Соседи уезжали, дети оставляли друг другу свои новые адреса, но никогда больше не встречались, видимо теряя свой город теряли и привязанность, дружбу находя себе новую жизнь вдалеке отсюда. А мне повезло нас не выселили и я до сих пор живу в этом старом доме, вроде бы охраняя свой городок воспоминаний, собирая яблоки с давно срубленных придорожных яблонь детства. Поэты и актеры уже не бегали к таксистам ночью за водкой и не решали вселенские проблемы в заплеванной пивной с пол-литровыми банками в руках и с разложенной на газете хамсой. И не читали друг другу разрывные стихи своей души. Не кормили голубей промокшим от дождя хлебом и не читали "Советский спорт" на лавочках во дворах. Не собирались по вечерам на кухне что бы попеть под гитару от всего сердца что-то такое далекое и пронзительное своим одиночеством. На этой тесной кухоньке всегда хватало места всем собравшимся и стаканы с розовым портвейном стучались лбами друг о друга и отскакивали, переворачиваясь, бросая свое содержимое одним глотком в горло. "Говорили о втором пришествии Христа и было ясно что оно будет внезапным и поразительным: якоже молния исходит от востока и является до запада, тако будет Пришествие Сына Человеческого. И перед этим вся природа испытает необычайные изменения: будут знамения в солнце и луне, и звездах, и на земле туга языком от нечаянья, шума морского и возмущением издыхающим человеком от страха и чаянья бедствий, грядущих на вселенную. Абие же, в тыя дни, по скорби той, солнце померкнет и луна не даст света своего, и звезды спадут с небесе
   и силы, яже на небесах подвижутся. Солнце померкнет, будучи не уничтожаемо, но побеждаемо светом пришествия Христова - звезды спадут ибо какая в них будет нужда если не будет ночи ? - силы небесные подвижутся, видя такую перемену.* Эта тема казалась запретной в Старом городе но не думать о ней не могли ибо творчество, полет души существует у любого человека. У меня были потрясающие знакомые из разных слоев общества от воров до академиков и собираясь иногда вместе в нешуточной ночной компании они с замиранием сердца слушали рассказы так называемых "адептов" о мире духовном, параллельном и все атеисты свято верили в свое спасение и шли к таксистам с замасленными рублями и брали "белую", наливали "Цеховикам" и картежникам, пили с ними за Родину, говорили о Боге и о том, что все равно всему на свете придет конец. Я думаю что под словом конец не надо понимать уничтожение мира; бытие мира не кончается, оно только изменяется в соответствии тому как перевоплощается человек из смертного, в бессмертного. С изменением человека, изменятся законы
   природы, последует новое устроение мира. Все было в мире в согласии пока не нарушил их сам человек и не уничтожил Старый город. Исчезло тысячелетие, но человек все больше и больше страдает от понимания своей обреченности, от этого пожара. Меня спрашивал один остроумный человек о том чего не должно быть в театре. Я перебирал различные варианты, но все оказалось проще - в театре не должно быть пожара. Зазвучат трубы и начнется пожар. Я знаю с падением человека расстроился союз, гармония нарушена и человек стал врагом мира и любви. Новый человек не будет знать зла он очистится: " яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу чад Божьих". Мы ехали
   по разбитой осенними проливными дождями дороге в автобусе надолго заблудившемся в тумане. Справа, нам казалось появлялся серый неприступный лес, а потом исчезал и превращался в почерневшее от замерзающей, неровно скошенной травы поле. Небольшой овраг слева, потом речушка с деревянным но достаточно прочным мостом и опять ничего только белая мантия тумана. Обстановка в автобусе была не то чтоб напряженная, а как бы это правильно сказать...- тихая. Автобус подбрасывало, он немного застревал, урчал, но вырывался из дорожной слякоти и мигая фарами двигался по направлению, как мне тогда казалось, Старого города. Откуда не возьмись в самом центре тумана открылась нам небольшая автобусная остановка на перекрестке. Мужики стояли у заклеенного всякими объявлениями столба и спокойно курили смахивая капли дождя со своих вещ мешков. Их было человек семь или восемь и они не очень обрадовались нашему появлению, а приняли это за обычное явление. Они вошли в салон и сразу запахло гнилым табаком и кирзовыми сапогами. Они расселись на свободные места, даже не спросив нас куда направляется, наш автобус и лишь один из них протянул водителю несколько смятых бумажек смутно напоминавших казначейские билеты. Мы опять начали кружить в тумане, именно кружить так мне казалось и опять в салоне стояла мертвая тишина и лишь скрежетал натруженный мотор ПАЗИКА, который яростно подбрасывало на особо остро заточенных кочках и в этот момент выбивало руль из рук водителя и он отмахивался от него, будто его руки обжигала невидимая сила огня. "Ах собака, жжет то как и кто это придумал машину без амортизаторов, яйца б ему оторвать или дать водить это всю жизнь".Я протиснулся мимо мешков и спросил его скоро ли мы въедем в город и он не сколько не задумываясь ответил, как закончится бензин так и приедем. У нас еще пол бака, а туманы на наших болотах долгие и дожди серые, хорошо что "мошки" нет. Через час где-то появились из тумана полуразрушенные заборы с отрезанной колючей проволокой, а за ним каменное, ладно построенное здание с зарешеченными окнами и посыпанными красным песком дорожки. Где-то на подрезанных проводах качалось белыми приведениями белье и женщины с толстыми засученными по локоть руками выходили из дверей с полными горячей воды ведрами и бросали мутную, пенную жидкость под наши колеса. "Старый лагерь" - сказал сидящий недалеко от меня старичок. Мне казалось что он всю дорогу спал а он не спал он ждал. Мужики то же как-то оживились - "Глянь Старый лагерь снова заселяют. А что новый хозяин пришел так и новые места готовить надобно. Больше новых мест просторы то здесь какие от одного болота до другого глянь целую Голландию положить зараз!" Хлебное было место, так к ним и на ночлег попроситься можно. Бабы то как расстарались!". Автобус остановился и водитель заглушил мотор. Я зашел за каменное здание справить нужду, в даль в глубину тумана с косогора тянулся ряд одноэтажных бараков, потом небольшое искусственное озеро, а рядом наспех сколоченная из свежих досок сцена
   на которой уже репетировали какие то лицедеи, а туман у них выполняет роль занавеса и пролетевшая сквозь него чайка подтвердила мои предположения. Старик подошел ко мне и тронул за плечо.
   СТАРИК: Первый раз в наших местах.
   ТОЛИК: Первый, я жил много лет с раннего детства в Старом городе потом уехал ненадолго вот возвращаюсь.
   СТАРИК: Доброе здесь место, размашистое. Сколько людей перемололо.
   Там вон гляди в пятом бараке вся моя молодость и прошла. Сколько лет минуло а стоит как новенький. Консервация - конспирация.
   ТОЛИК: А до города то далеко отсюда.
   СТАРИК: Да всего ничего, его вон с того пригорка видать!
   ТОЛИК: Странное дело столько лет я прожил рядом ,а этого лагеря не видал да и не слышал о нем.
   СТАРИК: Так его из города не видно, туман его закрывает и болото. Это старое руководство правильно придумало, что от сюда видно А оттуда не фига ода пелена и то правда чего честных тружеников беспокоить.
   ТОЛИК: Да как же это возможно. Мы о чем только не болтали с ребятами, порой о том о чем подумать страшно было а тут такое рядом и ни кто ни слова.
   СТАРИК: Плохо ты еще нашего брата знаешь, а наверху за нас давно все решили и предвосхитили. Ты парень хваткий оставайся поживи, присмотрись пока места есть, а то неровен час завтра эшелоны пойдут на Восток и все начнется изново. Вон мужики что с нами ехали, ох и злая бригада была до работы, вишь вернулись. А ты загляни в барак там и ложки и миски все на своих местах будто и не расставались. Собаки, брошенные все в лес ушли, в стаи, а сейчас гляди вон хвостами виляют. Я простился со стариком и шагнул вперед по направлению к сцене. Лицедеи репетировали публичное сожжение Петрушки, но спички отсырели и ничего путного не получалось, зато из динамиков звучала песня "про электричку на которой он уехал в ночь а она хотела закурить да промокли все спички". Я прошел по дорожке вдоль бараков и с косогора увидел вдали за болотом Старый город. Солнце над ним замерло словно на стоп кадре и не двигалось ни на йоту сколько не смотри и не жди. От трубы трубного завода в верх тянулся знакомый с детства дымок. На болоте лягушки пели печальную осеннюю песню и птица летела касаясь крылами камышей и что-то кричала, да кто ее разберет что. В лагере кто-то ударил "в рельсу" и эхо за косогором ответило долгой чередой повторений. Я вернулся к административному зданию в надежде на то, что этот удар был призывом к отъезжающим занять свое место в автобусе, но не тут то было. Водитель лежал под колесами подстелив коврик ручной работы себе под спину и ковырялся в моторе напевая что-то на непонятном мне языке. Все мои попутчики благополучно рассосались по Лагерю и на мой вопрос - " когда же мы поедем дальше в Старый город", ответил , "что зачем ехать в город когда есть лагерь!" Бабы из дверей появились вновь они выволакивали прогнившие матрасы и начинали выбивать пыль которая смешивалась с туманом и проникала в рот, нос, глаза и уши. Ветер погнал пыль смешанную с красным песком по закоулкам Лагеря. Дождь постепенно прекратился туман приподнял свою паранджу и с горной "зеленки" пришли моджахеды в полевой форме с кремневыми ружьями и тушей подстреленного барана. Они попросили у разложивших у входа матрасы женщин дать им немного воды и соли. Я присел на ступеньки в передней двери автобуса и когда один из "таджиков", а потом я понял что они именно с Памира, намекнул мне на огонь моей зажигалки вдруг не с того не с сего крикнул "Аллах Акбар!" но не кто мне не ответил а лишь чиркнув зажигалкой они развели небольшой костер обложили его кирпичами, сели в круг, поставили на камни казан и начали готовить плов. Острым ножом нарезали баранину, лук, морковь и запах вкусной домашней пищи потянулся по лагерю. Водитель вылез из под автобуса и
   радостно воскликнул: Зафар - это ты! Вот молодец обещал и приехал.
   И точно один из моджахедов встал, вышел из круга и по-дружески обнялся с "водилой".- Здравствуй Миша, как сам как семья, дети.
   ВОДИТЕЛЬ: Да все слава богу.
   ЗАФАР: Аллах помогает всем на праведном пути.
   ВОДИТЕЛЬ: В Лагерь вернулся как обещал, когда я тебя на станцию вез помнишь ты все клялся что обязательно найдешь обратную дорогу.
   ЗАФАР: А что нам. Вот с братьями кой какой товар сюда доставили, вкусный слаще меда он. Барана купили, вот садись гостем будешь и напарника бери (он указал на меня).
   ВОДИТЕЛЬ: Да не напарник он мне так обычный пассажир с билетом.
   ЗАФАР: Ну значит не мент и паспорта смотреть не будет. Штраф забирать и морду бить! (они рассмеялись).
   Мясо в плове жадно кипело и женщины вновь вышли из дверей, но уже накрашенные, приодетые, напомаженные. Одна из них запела, словно зарыдала, запричитала: Зафар за место мандарин
   Привез нам свежий героин!
   Эх, Зафар ты давай
   Кого хочешь, выбирай!
   ЗАФАР: Фруктовый! (и бросил женщинам небольшой целлофановый мешочек). Эх, и нравится он им словно пудра персидской красавице. А у меня дома семья, вот я молодой вроде, а уже четыре дочери и сын есть, кормить то их надо когда еще свадьбы играть, да и не спокойно у нас.
   ЖЕНЩИНЫ: А у нас Зафарка никого нет ни мужей, ни детей, одно - наливай да пей!
   ЗАФАР: Плохо! Говорит Аллах пить, ни как нельзя, лучше моджахедов рожай красавица. Ну что братья подарим русским по воину!?
   В общем смехе, крике, возне и совокуплении прямо на непросохших матрацах и я подошел поближе к огню. На меня опять ни кто не обращал
   внимания и лишь один из таджиков, что постарше поманил меня рукой и предложил сесть рядом у казана. Он не спеша бросил в него толсто нарезанную морковь и начал плавно перемешивать шумовкой. -Кем служишь -спросил он. -По пожарной части -ответил я. -У нас тоже была в районе одна Пожарная машина, да в пропасть упала, давно. Чинить некому! Вот и как загорится что не спастись. - Надо применять Тренчерную систему тушения - болтнул я. - С Афгана как ветер задует так все пьяные ходят! Бабы визжали, кололи себя одноразовыми шприцами и падали на матрасы, задрав юбки. Водитель, Зафар и некоторые другие моджахеды пристраивались к ним и жадно насиловали, продолжалось это правда не долго и со стороны Пятого барака по костру, матрацам и грехопаденью ударил станковый пулемет. Пули пробили казан и жир потек в огонь, моджахеды завопили что-то на своем и поползли к стоящим невдалеке кремневым ружьям времен лошади Пржевальского. Я и водитель и несколько баб успели заскочить в двери каменного здания и упали на пол. - Ах я фруктовый на матраце забыла - спохватилась одна и кинулась к двери . Я еле успел сбить ее с ног. Она рухнула на пол и засопела, утонув в глубинах наркотического дурмана. Я попытался посмотреть на то, что происходит на улице в небольшую прореху между стеной и окном. С Пятого барака продолжал лупить пулемет, за ним сидел разгоряченный Старик весь словно матрос обмотанный пулеметными лентами. Он что-то кричал ползущим по траве мужикам с автоматами в шапках-ушанках вместо касок, но они его не слышали лишь изредка переворачиваясь, пускали мелкие очереди в моджахедов.
   "Прям как в Афгане" - сказал мне словно выстрелил в спину водитель.
   ТОЛИК: А ты чего в Афгане был?
   ВОДИТЕЛЬ: Нет, брат рассказывал, вон он третий с права ползет. Во гранату метнул.
   ТОЛИК: Чего это они, без переговоров и огонь. Вроде Зафар не воинственно был настроен.
   ВОДИТЕЛЬ: А кто их знает. Лагерь! А вот плов жалко когда еще перекусим. Скоро и назад ехать.
   ТОЛИК: А как же Старый город, ты же обещал что автобус приедет туда... когда бензин кончится... я же помню!
   ВОДИТЕЛЬ: А он давно кончился.
   ТОЛИК: Не правда...там есть еще на несколько километров. Ну что тебе стоит Миша!?
   ВОДИТЕЛЬ: Да нет туда дороги пойми все кто туда собирается, попадают в этот Лагерь, так придумано а Старого города давно нет. Может улица одна осталась или переулок а это то что ты видел картина. Хорошо нарисованная картина. Не веришь иди взгляни. Ох, и надоели вы мне все со своими остановками. Хорошо хоть у нас туманы долгие и густые, ничего по сторонам не видно. Прешь по колее и слава Богу.
   ТОЛИК: Зря ты так. Что-то должно было остаться.
   ВОДИТЕЛЬ: Вот дурной! Я тебе толкую улица одна и все. Может и ее нет. Ни кто не знает, ты же помнишь сначала улицы переименовали, потом платные стоянки всюду, затем в Старый город машины не стали пускать, а потом и людей.
   В это время на улице стрельба прекратилась и в дверь вполз перепачканный и немного окровавленный Зафар.
   ЗАФАР: Вот снова в облаву угодили. Слава Аллаху братья все ушли один я остался. Так я у вас плотником или каменщиком поработаю месяц другой.
   ВОДИТЕЛЬ: Работай что с тебя возьмешь, вон стекол сколько вылетело. Бабы не вставят - пьяные, "раскумаренные" все.
   ЗАФАР: Ничего завтра очнутся и приберут здесь.
   Помню на уроке рисования мы пытались изобразить лошадь бегущую по равнине, или просто пасущуюся в чистом поле. Старались, портили бумагу, ломали карандаши, точили их вновь но ничего не получалось ни у кого. Видимо не было среди нас прирожденных художников. Потом совершенно случайно уже в институте я вместо лекции смотрел в окно и что-то чертил на листке. Когда лекция закончилась я посмотрел на листок тетради и узнал ту свою лошадь не нарисованную в детстве. Так и осталась она у меня навсегда в этой тетради между лекциями о Съездах
   и Партийных конференций. И больше никогда я не мог повторить этот рисунок. Никогда!
   ЛЕНОЧКА: Вам обязательно надо туда вернуться и я пойду с вами.
   (Леночка бросила огрызок в мусорную баночку вырезанную из пивной банки с надписью "Хенекен" и привстала поправив смятое платьице ) Нам надо непременно проникнуть за эту вашу картину и узнать что и почем. Поставить вопрос перед народом почему забыли и надо восстановить потерянное по рассказам очевидцев.
   ТОЛИК: Леночка вы такая решительная. Но я вероятно не найду дорогу в тумане.
   ЛЕНОЧКА: Ну вот Толик так всегда, только я начну тоже фантазировать как ты меня опускаешь на землю и я понимаю что мне надо вновь идти в интернат и преподавать математику.
   ТОЛИК: И рисовать лошадь!
   ЛЕНОЧКА: Белую, в чистом поле!
   ТОЛИК: Любую лишь бы получилось.
   ЛЕНОЧКА: Обязательно получится, у меня талантливые дети.
   ТОЛИК: Дай Бог.
   Старик вернулся в воспоминания Толика так же неожиданно, как и схватив пулемет начал отстрел инородцев. Они опять стояли на косогоре и всматривались в изображение Старого города натянутого чьей то ловкой рукой от крыши неба до горизонта. Первый, несмелый снег полетел горизонтально земле гонимый налетевшим со стороны картины ветром, и сразу потемнело, словно кто-то из осветителей выключил часть приборов. Они присели на корточки и из валявшихся рядом картонных ящиков развели костер, протянули к огню застывшие руки. Сзади к ним незаметно подошли Водитель и Зафар.
   ВОДИТЕЛЬ: Бабы все спят, Угомонились, день то какой длинный получился.
   ТОЛИК: Странно все как-то. Театр какой то. Вот старый город - это задник нарисованный неизвестным художником. Да и мы какая то бутафория рядом с ним.
   СТАРИК: Лагерь приватизировали лет десять назад, все и разбежались, а теперь обратно забрали, мужики так мне сказали. Так гляди и твой город скоро возвратят. А что все возможно, только подождать надо.
   ЗАФАР: Братья все на заводе в Турсун-Заде работали деньги кой какие получали. Потом война началась за этот завод. Все разрушили сожгли, многих поубивали, а кого не убили тех в заложники взяли и цену назначили, выкуп неси. Вот и давай, что хочешь, делай, а брата спасай.
   ТОЛИК: А чего вы стрелять то начали?
   СТАРИК: Привычка, как чего непонятно стреляй, так нас в карауле учили, еще на границе когда служил.
   ЗАФАР: На границе урюк рос, вкусный такой сладкий. Артисты с города к нам приезжали, песни пели, чай пили.
   ВОДИТЕЛЬ: Пора мне надо за новой партией поселенцев на станцию ехать, а то скоро эшелоны пойдут, а тут бардак.
   ТОЛИК: Возьмешь меня с собой.
   ВОДИТЕЛЬ: А про артистов в дороге рассказывать будешь, что бы я не задремал, а то тут ни одна радиостанция не работает. Не доходит сюда сигнал. Договорились?!
   ТОЛИК: Решено. Про артистов так про артистов.
   Зафар затянул песню на своем языке про девочку идущую навстречу своему счастью с кувшином воды вдоль быстрой речки, Старик подбросил еще пару коробок в костер, снег шипел и злился, попадая в огонь, Водитель, с Толиком не прощаясь с ними, побрели по дорожке к автобусу. Жизнь в такие минуты кажется такой долгой и правильной, когда нет ощущения безысходности, а дорога веселой, попутной. Трясет в автобусе, а ты травишь несмешные байки из книжек, прочитанных много лет назад, привирая от себя для "пущего секса" всякие небылицы
   и сам начинаешь верить в происходящее. Водитель смеется и дорога обратно кажется намного короче, и тумана нет на радость, видны какие то селения по дороге, ворота воинских частей с часовыми на вышках
   трубы котельных, сараи с привязанными на веревку собаками громко лающими приветствуя тебя, закрытыми на замок колодцами, газовыми трубами поверх земли завязанными всяким тряпьем и стоящими на остановках теням ждущим своего часа отправления. Не кончается бензин в баке автобуса он едет и едет вперед подальше от Старого города словно убегает от своих воспоминаний забытых где-то посередине между началом и концом не самого удачного сна.
  
   В ВОСЬМЫХ....
   На скрипучей лестнице ведущей в подвал Письменный сумел насчитать шестьдесят три ступеньки, в тот же самый момент у Гуни получилось ровно шестьдесят, а Лешка сбился в самом начале спуска. Толик крепко накрепко держал в руке руку Леночки и чувствовал ее волнительное тепло, как в тот момент когда они встретились здесь в театре в первый раз и сидели на премьере на одном ряду и она от волнения и переживаний схватила руку Толика и прижала к своему сердцу, в этот момент на сцене Письменный, наконец, задушил Офелию и отпрянул от кровати изобразив на лице ужас и страдание всего порабощенного чернокожего населения планеты. Лестница круто вела вниз и Толик удивился, поймав себя на мысли, что никогда и не думал о существовании таких подземных лабиринтов в театре. Они шли друг за другом Рашид, Письменный, Гуня, Ален, Лешка, Толик и Леночка, освещая себе, путь электрическими фонариками, благо в театре играли пьесу про шахтеров и в реквизите их было в достатке и все ими умели пользоваться. Ступеньки скрипели и это придавало путешествию в подземный мир особый мистический смысл. Лешка первым нарушил молчание, выключив фонарик и сунув его в карман.
   ЛЕШКА: Чего светить то зазря я и так в темноте прекрасно стал видеть.
   ГУНЯ: Тише ты, а вдруг все что он болтал правда.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Правда, лишь в том что у Рашида внизу точно для нас заначка припасена.
   РАШИД: Есть заначка мал мала много всего есть, только пригибайся.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Во, а я про что говорю и никакой мистики. Сплошной соц-реализм шахтерских будней.
   ЛЕШКА: Ох, и помню я наш спектакль про завал в шахте, не к ночи будет он помянут. Меня тогда там и завалило а вы Игорь Ирисметович ко мне спешили, руду голыми руками разгребали.
   ТОЛИК: И фонариками мы все с верху светили, кружили.
   АЛЕН: Дальнее порой кажется таким близким и наоборот.
   ГУНЯ: Это точно. Я когда жил у себя в деревне мне казалось что до ближайшей станции ох как далеко. Сколько часов мы с мальчишками до нее топали, нам родители туда ходить запрещали, а мы им назло, любопытство распирало, что там на станции за забором делается или хранится и нельзя ли украсть чего.
   РАШИД: Сейчас поворот направо и не отставайте там ишь разболтались.
   ЛЕШКА: Строгий ты начальник!
   ГУНЯ: Так вот приезжаю недавно в деревню, ну давно там не был и от станции пешком за десять минут дошел. Это что станция передвинулась. Нет это мы ближе к дому стали.
   ЛЕШКА: Перед смертью такое бывает.
   ЛЕНОЧКА: Нет просто детское расстояние и взрослое разное и миро - ощущение тоже разное.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Это точно у меня одно а у Алена другое. Верно мой маленький.
   АЛЕН: Как скажите мне в общем все равно.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот и вчера ты был кажется ниже ростом.
   АЛЕН: Очень может быть, служба такая.
   Так они непринужденно болтали пока не достигли каких то железных ворот явно нездешнего происхождения с причудливыми узорами - сюжетами из индийской мифологии. Рам и Шам ,Зита и Гита - сказал Рашид - Люблю индийское кино все понятно просто и без всяких философий. Ни кто из присутствующих никогда бы не смог объяснить откуда в подвале театра в глубине России появились такие ворота.
   ЛЕШКА: Вот тебе и Хождение за три моря.
   ГУНЯ: Фантастика, раритет только ради этого стоило сюда спускаться.
   ЛЕНОЧКА: Просто научное открытие можно их в музей наш этнографический сдать молодец вы Рашид.
   Рашид же в этот момент их не слушал а немного повозившись с замком толкнул створку и "сезам открылся". Оттуда из глубины пахнуло сыростью и гнилью в смеси с запахом страха и ужаса. Вдали откуда то снизу пробивался тонкий луч света, сначала незаметный глазу а потом такой тонкий и насыщенный что даже при закрытых глазах он не исчезал
   ни на мгновение. Рашид смело пошел по каменным ступеням сделанным, как видно когда-то очень давно еще на уровень вниз. Преодолев внутреннее сопротивление, компания устремилась за ним и последний идущий, а именно Толик, будучи мальчиком аккуратным и законопослушным затворил за собою ворота. Луч света указывал путь и они потеряв счет ступеням, немного заблудившись во времени то поднимались вверх, то вновь спускались вниз видя перед собой только этот сгусток энергии. Потом они остановились и осмотрелись. Стены туннеля, шахты, лабиринта, как там его звали были сделаны из прочного камня-булыжника в некоторых местах разукрашенного невиданной доселе краской. Её желто-кровавый цвет казался на камнях, телами тысяч маленьких насекомых раздавленных реальной силой в один момент в один промежуток времени и совсем недавно. Свежесть этой работы выдавал удушливый запах пота, ацетона и выхлопных газов проникающий из небольших меж каменных щелей и сильно бьющий в нос. Первым чихнул Ален, вторым Гуня. Фонарики наша компания выключила. Свет идущий издалека здесь в глубине подвала уже заполнял все пространство и было светло как будто на зорьке ранним утром, и червячок сидит на крючке - поплевал и закинул, но пока не клюет. Рядом за стеной что-то прогромыхало словно вагонетка какая промчалась, Гуне почудилось что он в метро, потом он вспомнил что в этом городе не то что метро, троллейбусов нет и в помине. Этот шум немного поддал адреналина в кровь наших отважных путешественников и они зашевелились, пристально посмотрев на Рашида сидящего на корточках и плюющего шкурки от семечек себе под ноги.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Отдыхаешь, а мы тут ждем неизвестно чего.
   АЛЕН: Да уж запах здесь Рашид не как у нас в гримерных, нос чешется.
   ЛЕШКА: Почеши не стесняйся. Это мы как бы захоронены все.
   ГУНЯ: Не мешайте, видите он задумался, видимо потерял дорогу.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Рашид задумался? Быть того не может.
   ЛЕНОЧКА: Рашид скажите чего мы здесь ждем?
   РАШИД: Отдыхаем, перед спуском.
   ТОЛИК: Каким спуском?
   РАШИД: Вниз.
   ГУНЯ: А мы что еще не в низу?
   ЛЕШКА: Это только начало вашего пути.
   АЛЕН: Я не понял, а вашего?
   ЛЕШКА: А моего нет, настанет утро и улечу я от вас птичкой маленькой, зернышком золотым, яблочком спелым.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Кукловод! Комикадзе, долбанный!
   ЛЕШКА: Я исчезну, а вы останетесь в этом темном царстве тридевятом государстве навечно и будите бродить словно тени ночью по закулисью.
   АЛЕН: Не смешно, мне лично и так не по себе и я предлагаю дальше не идти, а повернуться задом...и ...ну в смысле идти наверх, домой.
   РАШИД: Зачем Лешка людей пугаешь, хмель проходит а до заначки еще шагов двести.
   ГУНЯ: Так чего же мы ждем вперед.
   АЛЕН: Эх, журналисты ради сенсации ничего и никого не пожалеете.
   ГУНЯ: А чего вас жалеть?! Ну что в вас такого интересного, скандального !? Ничего. Работаете, пьете...а потом жалуетесь листая журналы что пишут только про этого, про того а про нас ни слова. А вы думали, как работают над подогревом к себе интереса звезды. Никаких автомашин не жалеют, голыми на мороз выходят, за акулами ныряют. Жопу рвут!
   ТОЛИК: Жемчуг не собирают.
   ГУНЯ: В смысле?
   ТОЛИК: В смысле жемчуга.
   ЛЕНОЧКА: Люди возвышенных профессий, Толик, вашего юмора не улавливают.
   ТОЛИК: А я вот жемчуг здесь нашел потому и спрашиваю.
   ЛЕНОЧКА: Покажи, (Толик разжал ладонь и в свете сверкнула жемчужина) Какая красота! (Толик отдал ее Леночке) Мне? Спасибо ни кто не делал мне таких дорогих подарков.
   ТОЛИК: Это не подарок так находка, вон этих жемчужин сколько под ногами, словно горох рассыпали.
   Все посмотрели себе под ноги и увидели в грязи валяющиеся "глазки" жемчуга, непонятно огромное количество. Руки смело ныряли в сгустки грязи, отталкивая рядом попадающиеся руки, и вытаскивали долгожданные кусочки. Все кроме Рашида и Лешки ползали на коленях, иногда не замечая друг друга, тыкаясь лбами и крича друг на друга.
   РАШИД: Словно крысы на охоте! Нравится! А ты чего не играешь?
   ЛЕШКА: А мне опять роль не дали всем дали а обо мне забыли!
   Они сидели на корточках напротив друг друга. Яму мы рыли "на картошке". Студентов театрального института в обязательном порядке
   городские власти посылали в колхоз картошку копать. Но копали не только "картоху". За пару бутылок самогона отправились мы копать могилу на сельское заброшенное кладбище. Бабулька скончалась недавно,а хоронить некому мужики на работе или пьяные вот нас и подрядили.
   С утра мы вышли по осенней росе чуть замерзшей и опавшим листьям березы вдоль леса, с лопатами, топором и ломом на плечах. Гамлет и три могильщика - артисты шли, репетировали предстоящую сцену прощания. В перелеске у начала кладбища, если его можно было так назвать, две березы склонились друг к другу и за много лет переплелись ветвями создав что-то вроде арки ,ибо не было здесь изгороди привычной горожанину или памятников каких фундаментальных, а так кресты покореженные - безымянные; так тут у березок и ждал нас старичок сгорбленный совсем, но по разговорам после мы поняли "бойкий малый". Оказалось в юности он был священником, а потом закрутила жизнь, но кто помнил из сельчан обращались к нему с просьбой о последнем напутствии - прощании. Он ни кому не отказывал, сохранилась в душе его вера данная ему Господом и не потерянная в годы непростые для служителя "культа". Проводил он нас потомственных пионеров к холмику невысокому и сказал помолясь, мол, копайте здесь, сынки. Мы и начали так как выпить хотелось очень а в деревне найти этот продукт чужаку не так то просто. Конспирация прям как у разведчиков. Чему то хоть научили фильмы о наших супер-агентах. Земля твердая - не привыкла к вторжению в лона её, корнями насквозь прошитая, вот тут и топор пригодился. Рубили мы корни матерясь, дергали их руками ,тупили лопаты, гнули лом, но дело свое сделали - пробились и пошла далее земля мягкая, пушистая - духом внутренних сил перепаханная не раз. Старик сидел на пеньке и что-то бормотал себе под нос. Мы прислушались - поёт вроде и песня такая протяжная - бесконечная. Честно, с пониманием дела подошли мы к делу - положили меня словно покойника на землю - замерили, не мала ли могилка. Не в самый раз для меня , ростом я вышел не самым маленьким а для покойницы вроде в самый раз, так и порешили. Часа за два справились, сели перекусили, выпили - помянули, деда угостили он не отказался. Сразу захмелел и начал бойко рассказывать про жизнь свою нелегкую.
   Много чего говорил но нам самогон уши закрыл я и не помню о чем он речь свою вел. Листья с деревьев падали прямо в глубину ямы и ложились на песок прощальным, осенним ковром, разные такие листья, я тогда заметил - красные, желтые, а иногда зеленые словно весенние еще недавно родившиеся, но все равно летящие к единому финалу. На подводе гробик, наскоро сколоченный из грубо отструганных досок привез паренек лет двенадцати. Около леса телега чуть не перевернулась, но лошадка почувствовала эту неприятность и вынесла подводу на ровное место. Мы подняли гробик на руки, он оказался легким таким, что все то напряжение, которое мы вдруг испытали при встрече с покойником куда то исчезло, Мы несли его к яме, дед шел впереди, парень за нами, лошадь щипала травку вот и вся прощальная процессия.
   Подошли к краю и только тут поняли что веревок у нас и нет для того что бы правильно опустить гроб в землю. Остановились, опустили гроб на край могилы, закурили. Дед запел такую ровную и протяжную песню будто зарыдала вмиг вся округа и лес и поле и река и закружились облака в такт его песни. Слова были для нас непонятные, странные словно написаны на другом языке только буквы вроде и наши. И вдруг неизвестно откуда налетел ветер и принес тучу темную - малую, легкую.
   И грянул ливень быстрый и неожиданный - наваждение какое! Мы все спрятались под массивную ветку дуба невдалеке от могилы. Капли нас нисколько не задевали и казалось дождь идет точно над нами недавно вырытой могилой. А потом потоки воды подняли гробик будто кораблик на руки и он плавно поплыл в яму качнувшись слегка, отмерив свой земной поклон - прощаясь видимо со всеми нами навсегда. Птица вспорхнула с дуба и дождь прекратился. Мы вышли из своего укрытия и я поймал себя на мысли что мы и не пытались броситься к гробу что бы остановить его падение в яму, вся земля мгновенно просохла и даже лошадь на которой мы после возвращались в деревню было сухой и лишь трясла гривой отгоняя слепней. Подошли мы к краю , заглянули в яму - стоит наш гробик по всем правилам словно его профессионалы могильщики его опускали. Постояли немного над ним ,сказал еще что-то дед на своем языке - после оказалось старославянском и забросали мы землицей гроб да и пошли сквозь березовую арку к лошади. Она потянула нашу подводу по раскисшей от состояния осени дороге и опустошенные от прошедшего сезона деревья склоняли свои головы в скорбном карауле появляясь то справа то слева.
   РАШИД: Здесь дождей нет, а сыровато всегда. Вроде и вода рядом а смывается все плохо, что запачкаешь так и остается. А я думаю пусть потом скажут наскальная живопись.
   ТОЛИК: Хитро ты придумал Рашид.
   РАШИД: Хитрая голова, а денег все равно мал мала! Ну что набрали сувениров и ладно. Надо бы нам граждане хорошие дальше поспешать.
   Компания "ловцов жемчуга" стала медленно вставать с колен осматривая каждый себя и удивлялись что так здорово перепачкались в нечистотах и грязи, руки из чистых, холеных актерских превратились в руки сельхоз-работника после прополки гектара моркови.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Что и много у вас...у нас по театром, Рашид, здесь таких природных кладовых. Ведь если все богатства собрать насколько можно зарплату артистам поднять. Да и уж больно знакомы мне эти жемчужины, но вспомнить не могу откуда они. Вот стоят перед глазами, а вспомнить с чем или с кем они связаны не могу. Кто вспомнит с меня стакан по возвращению на базу!
   ЛЕШКА: Может это супруги Вашей. Ну в момент репетиции она опять гениально показывала как надо играть. Взмахнула рукой и порвала ожерелье, а мы и не заметили.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Точно не с главным связано, что-то проще.
   АЛЕН: (рассматривая найденную жемчужину)А мне припоминается Игорь Ирисметович какой то торжественный вечер, а за ним скандал и банкет или наоборот Банкет, вечер ,скандал на сцене.
   ГУНЯ: Очень интересно, расскажите? Сколько всего необычного можно найти в среде провинциального, вроде уже исчезающего организма.
   ТОЛИК: Какого такого организма исчезающего.
   ГУНЯ: Это аллегория вам не понять. Театр - это организм с кишками ,мозгом, половыми органами..
   ЛЕШКА: С ушами и дерьмом организм.
   ПИСЬМЕННЫЙ: И сердцем, никогда об этом товарищи не забывайте. А сердце театра это актеры простые труженики каждый день выходящие на работу несмотря на болезни.
   ГУНЯ: Сложный организм.
   ЛЕШКА: Съеденный.
   ЛЕНОЧКА: Какой?
   ЛЕШКА: Съеденный. Вот вас завтра съедят, а в организме найдут вот эту жемчужину которую вы со страха проглотили, а до этого ото всех в тайне хранили во рту. Огромную, черную вот такую.
   ЛЕНОЧКА: Какой кошмар, Леша, а я и не знала что вы такой кровожадный
   ЛЕШКА: Станешь с вами!
   ПИСЬМЕННЫЙ: Я вспомнил, после очередного открытого профсоюзного собрания мы начали делить три путевки на отдых в Крым и не поделили. Началась свалка и моя схватила за грудки Председателя профсоюза актеров области Галину Леонидовну, уронила ее на трибуну, графин вдребезги и бусы ей порвала которая та из Индии приперла.
   ТОЛИК: Они сюда скатились мы три дня искали не нашли. А сейчас на тебе вот они когда уж и не надо.
   ГУНЯ: Однако глубоко копнули мы ребята.
   АЛЕН: У артиста память как у компьютера что вбили в голову уже никогда не забыть.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Эх, Галюня бойкая и теплая баба была! Куда потерялась когда ее профсоюз разогнали. Ни кто не знает, а я спрашивал в центре. Теряем наработанные кадры!
   ГУНЯ: Может уехала куда или померла?
   ЛЕНОЧКА: Померла видно ибо уехать отсюда, по-моему, вообще невозможно, как попал к нам, так и завяз навсегда.
   ГУНЯ: Это вы на что намекаете?
   АЛЕН: Места у нас болотистые, комариные. Иногда в театре играть невозможно когда с болота к нам крылатый зритель прилетит. Так нас на сан обработку закрывают... зато клюквы много.
   ЛЕШКА: Сладкая клюква Ален? Ох, и сладенькая!
   ГУНЯ: Пойдемте вперед, а то мы до самого главного то и не дошли а времени у меня не так уж много надо еще в другие театры успеть. Да к тому же выпить и закусить уже охота.
   РАШИД: (вдруг резко двинулся вперед по туннелю) Охота! Охота - скоро закусим! Всем хватит.
   ПИСЬМЕННЫЙ (в след) Большая у тебя Рашидка видно заначка.
   И не смотря на какую то природную внутреннюю тревогу посетившую одновременно всю компанию они двинулись вперед к свету по нахоженной многими тысячами маленьких ножек дороге. Под ногами стала появляться сырость, потом вода обрывки газет и мусора, пластиковые бутылки вперемешку с коробками конфет и обертками от чипсов, как будто тут кто-то распотрошил сотни детских новогодних подарков. Толик и Леночка ненадолго задержались у кладовой жемчуга, вдруг как-то спокойно и открыто взглянув друг на друга. Такое иногда бывает перед принятием очень важного решения и свершения главного действа своей жизни. У них на ладошках лежало несколько мелких жемчужин и когда они их сложили, получилось число семь .Шесть у Леночки и ода у Толика.
   ЛЕНОЧКА: Счастливое число семь. Я верю во всякие счастливые числа.
   ТОЛИК: (положив ей в ладошку свою жемчужину ) Леночка во мне нет ничего такого необыкновенного, что нравится женщинам, я простой обычный человек, да же в чем то неудачник, но это от того что во мне нет страсти к наживе. Я не хочу заработать, как можно больше не смотря ни на что. Вот моя мама столько лет копила деньги, ни мне ни кому он них не говорила. А потом в один из дней они обесценились и мама стала нищей. У неё ничего нет а она думала что скопит и в молодости от всех прелестей жизни отказывалась что бы жить в старости. А зачем она нам жизнь в старости. Не нужна!
   ЛЕНОЧКА: Толик я все знаю ты хороший добрый мальчик. Я очень люблю с тобой встречаться и болтать о всяких пустяках в твоей коморке под лестницей. Я иногда и в театр прихожу не на спектакль а к тебе потому что мне то же очень одиноко. У тебя мама, а у меня дети в интернате и все одинаково никому не нужны. Вот только может быть мы... может быть мы...
   ТОЛИК: Это прекрасно, ведь я Леночка пытаюсь в любой из жизней с тобой не расставаться и всегда находить тебя.
   ЛЕНОЧКА: Спасибо тебе, ведь сколько раз ты меня спасал, хоть всегда живешь по джазу - гусаришь! Но я люблю эту твою музыку... Когда тебя убили на Кавказе в 1829 году я очень долго плакала, все не могла успокоиться. Тебя привезли в санях зимой и отпевали в нашей церкви в которой после твоего возвращения мы должны были обвенчаться. Мы все стояли в уголку, твои друзья юности и не могли произнести хоть слово. Так твоя кончина всех поразила. Ты лежал такой спокойный и красивый и в эту минуту мне показалось что я то же сейчас умру.
   ТОЛИК: Я тоже исчезну и ждать тебя буду
   Здесь рядышком где-то с котомкой в пути
   Тебя я прошу ты попробуй подольше
   Как только возможно сюда не идти.
   Не надо этого делать никогда Леночка, впереди еще много всяких переплетений, приключений и любви!
   ЛЕНОЧКА: Не знаю... возможно...
   ТОЛИК: С отрядом на перевале мы попали в засаду, так ловко устроенную нам горцем проводником. Лошадь меня не вынесла, я да же не услышал выстрела, а лишь упал на каменистую дорогу, а потом сразу пришел туман.
   ЛЕНОЧКА: А потом мир с Шамилем подписали правда не надолго говорят.
   ТОЛИК: Я об этом не знал а впрочем какая разница что происходит во сне, в том сне в котором мы все участвуем.
   ЛЕНОЧКА: А я так ни за кого и не вышла замуж, все думала мечтала придумывала себе нового героя, работала медсестрой в нашей городской больнице для раненых , не долго правда потом заболела чахоткой.... Слышишь кто-то джаз играет - одинокий саксофон!
   ТОЛИК: Нет не слышу. А может это просто ветер в трубах завывает. Здесь такие коллекторы наружу выходят что бы воздух в подвалы поступал. По ним крысы бегут к солнцу погреться. Надо нам своих догонять, а то не дай Бог потеряемся.
   ЛЕНОЧКА: Мне совсем не страшно да же уютно здесь под землей.
   Они поспешили за своими так и не закончив разговор, инстинктивно надеясь на его продолжение потом когда-нибудь. Команда, ведомая Рашидом ушла не очень далеко и очень скоро они увидели сгорбленную спину Лешки бредущего чуть в отдалении ото всех. Потолки стали низкими и все то же стали, согнувшись маленькими. Через некоторое время они дошли до занавеса перегораживающего весь проход, На нем был нарисован портрет какого то лысоватого человека почти в полный рост, с проеденной щекой и выпавшими глазами, а рядом снопы пшеницы контуры комбайнов и тракторов, бегущие за ними люди и летящие в небе самолеты. Из под занавеса и небольших дырочек внизу шел жутко неприятный запах то ли гнилого мяса, то ли давно прорванной канализации всего города. Все зажали свой нос руками и только Письменный хотел произнести речь о том , что узнал старый еще со времен Гражданской войны, подаренный товарищем Ворошиловым рабочему театру занавес, как он распахнулся по воле руки Рашида и перед нашими "дигерами" возникла картина заставившая их словно по выстрелу из стартового пистолета броситься в многокилометровый марафонский забег не на скорость, а на выживание. Единственное что успел крикнуть кто-то так это: "Научили тебя Рашидка занавес открывать на вою беду. Сволочь продажная".
   А сцена открывшаяся перед глазами "наших" была действительно достойна кисти любого крупного художника ужаса и безумной фантазии.
   В направленном прямо вверх пучке света на перепачканных кровью грязных старых больничных матрацах и кучи всякого старья и гниющих костей, на фоне измазанных всякими нечистотами стенах валялись вперемешку, обнимая друг друга тела то ли крыс необычайно большого размера, то ли людей потерявших человеческий облик. Некоторые прямо там занимались друг с другом сексом. Они все дебиловато улыбались, икали , а у некоторых изо рта струились кровавые слюни, которые они смахивали бело-розоратыми языками и жадно дышали испуская голубоватый пар. Их глаза в сочетании с этим направленным светом словно лазеры взрезали кожу "дигеров" покрывая их кожу крупными мурашками животного страха. На подушках наверху лежал крупный ни на кого из них не похожий альбинос с телом человека и головой крысы а рядом такой же но с головой человеческой а с телом крысиным с длинными усами и вылезающими из орбит глазами. На голове альбиноса был хоккейный шлем он курил огромную сигару и иногда дергал тоненькими ногами.
   РАШИД: Разрешите познакомить вас с нашей труппой. Именно труппой! Трупней не бывает. Ну, куда же вы господа побежали. И так всегда мы вас так ждали. Ну что же начинаем наш спектакль.
   Леночка поняла, что упала в обморок, но когда отошла немного от шока то обрадовалась тому факту, что бежит рядом с Толиком перепрыгивая через попадавшиеся им на пути искореженные обрывки труб. Они в панике свернули в какой то коридор и побежали, рядом держа, друг дружку за руки. До них доносился радостный, пьяный крик Рашида: "Охота вам увидеть охоту в постановке Рашида. Билеты бесплатные", и дикие вопли Крычей перемешанные с шарканьем сотен ног - лап . Шок и помутнение разума от вливания крупной дозы страха иногда разрывает сердце на миллионы мельчайших кусочков живой ткани и мгновенно убивает любой организм. К счастью ни с кем из наших это не произошло. Не даром говорят артиста трудно чем-то удивить. Разве что повышением его статуса в обществе. Они бежали друг за другом иногда догоняя спины товарища чувствовали погоню и, несмотря на усталость продолжали свой бег по лабиринту. Где-то минут через десять они уткнулись в непроходимый завал и не запланировано остановились вскрыв темноту фонариком, будто открыв консервным ножом банку с кильками в томатном соусе. Их было четверо и через мгновение они поняли что двое отпали. Они тяжело дышали, напряженно прислушивались - погони не было, она отстала видно пошла по следу Толика и Леночки. Осмотрев завал кирпича и мусора они в ужасе отпрянули ровно на пару шагов назад. Из под завала торчали ноги обутые в летние стоптанные туфли и спортивные штаны. Это был хорошо сохранившийся труп, словно завал в шахте произошел недавно.
   Гуня первым взял себя в руки и подошел к трупу за ним Лешка.
   ГУНЯ: Спокойно граждане мы попали в сложную обстановку, но будем соблюдать приличие и выдержку. Ни кто нам не поможет кроме самих себя. Спокойно я вам отвечаю что это просто бомж который сюда забрел на огонек и провалился, я о таких много писал.
   ПИСЬМЕНЫЙ: Как это вы так все сразу определили. Да бог с ним нам надо самим отсюда выбираться.
   АЛЕН: И желательно поскорее. А то я начинаю мерзнуть.
   ЛЕШКА: С опорой на собственные силы!
   ГУНЯ: По запаху труп свежий несколько часов не более. Я думаю что это они ставят ловушки и так добывают себе пропитание. Очень хорошо пусть они его найдут пока насытятся мы будем далеко.
   ЛЕШКА: Мы повкусней будем, чем этот синяк!
   ГУНЯ: Надо бы что б они его поскорее нашли.
   АЛЕН: Скоро они сюда придут... бежим.
   Ни кто не стал с ним спорить и они двинулись вперед по лабиринту "подземного театра" правда не так быстро. Спустились вниз по ржавой лестнице, потом поднялись по деревянной - скрипучей вверх потом коридором ещё длительный подъем и тут услышали ровную дробь бегущих по полу ног. Страх подгонял "наших" и они бежали дальше не разбирая преград и потеряв ориентир куда надо бежать. Они стремились обогнать друг друга в этом спринте. Потом Гуня бежавший впереди всех задел рукой за железку порвал свитер и рубаху но заодно он понял что остался совсем один. В это же самое время только на другом конце подвала Леночка и Толик увидели перед собой десяток горящих в темноте глаз и свернули в узкий проход который стал позже еще уже, и ниже, Они поползли по нему слыша за собой погоню и иногда отбиваясь ногой от мелких крыс, чувствуя этот неприятный животный запах и вдруг их догнал человеческий крик: " Не надо спешить! Впереди Кухня!"
   Толик и Леночка протиснулись в небольшую расщелину и действительно оказались в комнате напоминающую разделочную Мясокомбината. На окровавленных столах лежали куски свежего разделанного мяса и старинные орудия то ли для резки, то ли для пытки. Комната была освещена тонким синеватым светом, что придавало ей еще более жуткий вид. Леночка отвернулась от картины этой всеобщей "мясорубки" и уткнулась лицом в плечо Толика. "Нам надо спешить. Скорее уходим. Нам должно повезти и мы спасемся"- шептал он ей и гладил по голове. Они кинулись в дверь и в этот момент из расщелины уже вылезали головы Крычей этих крысочеловеков новых обитателей Земли, порождение цивилизованного театрального процесса.
   Когда Толик и Леночка бежали по коридору один из Крычей догнал их и бросился Толику на спину вцепившись в плечо зубами. Толик повалился на пол и завязалась борьба.
   Они катались по полу до тех пор пока Толик не сумел вытащить из кармана отцовский морской перочинный ножик нажать кнопку автоматического выброса лезвия и ткнуть пару раз Крыча в живот потом еще и еще раз. Потом он отбросил тело крысы и поднялся. Леночка подбежала к нему.
   ТОЛИК : Все в порядке идем. Нам надо уходить отсюда навсегда.
   ЛЕНОЧКА: Навсегда!
   Толик был настолько увлечен борьбой что даже не заметил, что в момент его победы над зверем, когда тело Крыча перестало сопротивляться оно значительно уменьшилось в размерах и стало не больше обычной домашней кошки.
   Письменный, Ален и Лешка прошли еще немного по подвалу и остановились около стоящих друг на друге нескольких проржавевших бочек. Игорь Ирисметович присел на одну из них перевести дух.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот мы вляпались с эти м журналистом . Сидели бы себе наверху, на сцене и не знали не ведали ничего.
   АЛЕН: Это да а теперь нам за его исчезновение отвечать придется. А то гляди и съедят его эти ужастики.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Оно и лучше если пропадет, а мы скажем не видели и не слышали. Про такое кто поверит ни кто. Ночь крысы погоня Рашид померший лет семь назад. Чепуха полная. Кто поверит что он к нам приперся да еще в подвал с нами пошел.
   АЛЕН: Угораздило нас так оплошать. Вот вроде пьешь но все контролируешь себя, что сделать ,как сказать что бы не напортить себе существование , а тут такое...
   ПИСЬМЕННЫЙ: Я вспомнил! Под театром во время войны строили бомбоубежище для командиров, а может и для самого Иосифа Виссарионыча. Да не известно построили или нет но нарыли проходов намерено.
   АЛЕН: А может здесь Иван Грозный свою библиотеку спрятал. Вот бы найти и работать не надо. Богатство.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Живыми бы уйти отсюда Аленка. За это можно все отдать и библиотеку, и все ордена с наградами. Мертвому ордена и почести уже ни к чему. На подушечке они вот и все. Да уж если Господь хочет наказать так отнимет, прежде всего, разум, ну что было в этом журналисте такого ну ничего не было на пол копейки ничего. А все сразу кричать , наливать...
   ЛЕШКА: Журналист не пропадет. Не съедобный он Гуня я то знаю. Его да же Черный парикмахер сколько не стриг, сколько голову шампунями не поливал ничего сделать не смог. Даже ножницы венецианские затупил! А тут какой-то Рашид...
   Не успел Лешка произнести эти слова как в конце коридора что-то загромыхало и они увидели Рашида в окружении нескольких мелких крыс и пары здоровенных Крычей. Они освещали своими маленькими но очень яркими глазами все помещение. Наши вскочили и в беспорядке
   заметались по залу, Ален задел плечом бочки и они покатились в противоположную от Крычей сторону ударяясь и перепрыгивая друг друга . Не Туда ты их послал Аленка - только и успел сказать Письменный. Он обернулся и увидел что Лешка спокойно направился в сторону Крычей.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты куда Алексей?
   АЛЕН: Лешка не ходи туда пропадешь!
   ЛЕШКА (спокойно посмотрев на них) Не волнуйтесь ребята два раза еще ни кто не умирал, вот я и попробую может хоть в книгу рекордов Гиннеса попаду. А вы бегите не ждите меня.
   ПИСЬМЕННЫЙ: (Алену) Как это второй раз умирать?! Он что один раз уже помер.
   АЛЕН: Конечно, а вы что не знали.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Нет от меня опять все скрыли. А то бы я...я бы тогда...
   АЛЕН: Потом . А пока побежали отсюда пока Лешка прикрывает.
   ЛЕШКА: Я еще забегу как-нибудь.
   Он развернулся во фронт и пошел по направлению к Рашиду. Письменный с Аленом побежали вперед за бочками. Крычи и крысы бросились на Лешку, но он как-то ловко подпрыгнул, став легче облачка, словно обогнул на своих горных лыжах небольшой бугорок и оказался уже рядом с Рашидом. "Лешка кончай геройство к чертям собачьим. Уходи на Подол - крикнул, смеясь Раштид - Помнишь Лешка как мы на лестницу бежали с тобой!" Он схватил Лешку за Горло и начал валить на каменный пол , а потом вдруг разжал руки и понял что в них ничего нет и держит он пустоту - воздух. Крысы и Крычи тоже забеспокоились, засуетились и бросились в погоню за Письменным и Аленом, но получили летящие на встречу бочки которые ударились о стену и покатились назад в комнату. Многие Крысы сразу под ними и погибли. Рашид закричал, что теряет лучшие свои особи - это было, похоже, скорее, на звериный рык, чем на человеческий мат он начал рубить руками воздух будто пытался схватить кого-то, но получил только ощутимый удар лыжной палкой по голове.
   Гуня долго полз по какой то трубе, потом он потерял блокнот, затем перестал работать фонарик, а потом он свалился в небольшую замаскированную дыру и упал на что-то мягкое - это оказалось обыкновенное зерно рассыпанное в огромной комнате - сарае. Своим падением он спугнул стаю хорошо отъевшихся маленьких мышат сразу давших дера в еле заметный проход вдали у двери. Гуня шел по шее в зерне будто плыл в пшеничном море и думал - Вот крысы деловые, какие запасы сделали. Все одно живи и радуйся." На самом деле это зерно хранилось здесь со времен раскулачиванья крестьянства пролетариатом вот и сыпали люди сюда хлеб что бы сберечь себя от голодной смерти, всех расстреляли красноармейцы, а зерно и не нашли. Кто расскажет раз нету никого. Плыл Гуня по пшеничному морю и от страха и усталости казалось ему что он вновь ныряет зимой в теплую воду бассейна "Москва" и видит в глубинах хлорированной воды контуры Храма Христа Спасителя. Потом море обмелело и он ударился головой о дверь.
   Он не стал долго думать, а выбил пару досок. Коридор вел к свету. Обычному дневному свету. Он пробежал еще несколько метров и понял что выход из лабиринта найден. Он протиснулся между двух плит и оказался в старинном склепе на кладбище, но слава Всевышнему на дворе был зимний не очень морозный день. Приподняв железную решетку, он словно узник сделавший подкоп вылез на свободу, но от усталости и счастья победителя не смог двигаться дальше. Побег из плена обстоятельств - шептал он трогая губами свежевыпавший снег. Не успел он вытянуть ногу из дыры, как в неё вцепились острые и тонкие зубы. Гуня закричал. Штанина лопнула и в носок потекла теплая свежая кровь.
   Он не растерялся и краем решетки ударил крысу по голове и себе по ноге. Они взвыли вместе почти в одной тональности. Заостренный край решетки пробил голову крупной крысе и придал движению Гуни из склепа невиданную скорость. Он выскочил из склепа пробежал немного хромая и спрятался за памятником. На кладбище, несмотря на хороший солнечный морозный денек никого не было. Гуня поправил изорванный свитер и направился по запаху дыма вдоль ограды поближе к живому человечеству. Из склепа, ну возможно ему так показалось, донесся голос Рашида : Никогда не ходите дети в Африку гулять! Гуня не ходи больше в театр никогда. - Не пойду - сам себе ответил Гуня. Горела помойка у выхода с кладбища и можно было согреть руки и осмотреться. Очень хотелось есть и пить , утреннее похмелье пришло как всегда вовремя. Он пошарил по карманам и нашел десять рублей и больше ничего. Но с радостью вспомнил что сумку с документами он оставил в театре. На улице он встретил двух бомжующих принцев и посмотрев на них понял что выглядит вызывающе оборванно. Его пожалели и дали испить кислого пивка. Стало полегче, но на вопрос как пройти в городской театр только замахали руками. Оказались глухонемые. А когда позже интеллигентная женщина художественно объяснила что в их поселке городского типа и клуба то нет Гуня понял что попал. В поселке Чубино у всех были длинные чубы а так же остановка электрички раз в два часа.
   В её направлении и двинулся Гуня, изменив своей многолетней привычке смотреть на красивые ножки мимо проходящих женщин и девушек в ажурных колготках и высоких итальянских сапогах на меху.
   Толик и Леночка шли почти что параллельным маршрутом движения Алена и Письменного и в конце концов должны были встретиться у старой заброшенной шахты, ведущей прямо в подвал театра, но Крычи специально отпугивали их от этого места и встреча - стыковка явно затягивалась на неопределенное время. Вообще своды подвалов , переходов ,шахт этого спец объекта представляли собой сложное хитросплетение подавленной волей одного человека инженерной мысли.
   Видимо от количества поправок, согласований, вредных течений, советов ветеранов и прочих равноудаленных мыслей проект настолько сам запутался в себе что и карта его помещений то же превратилась в запутанный лабиринт из детского журнала где иногда выход не может найти сам автор. Само время теряется в этих бетонных закоулках империи. Остаются лишь кнопки, пульты разорванные бумаги со стратегическими планами, сотни невыполненных приказов, противогазы не годные ни для чего, просроченные лекарства и гниющие бинты. Время этого сна закончилось и вяло транспонировалось в другой сон Императора Вечности но уже с нашим непосредственным участием. И Толик и Леночка уставшие, перепачканные в изодранных одеждах очень важны в эту минуту для продолжения повествования и поток канализационных вод бесполезно несущий в своих водах справку об освобождении из колонии строгого режима создает эту атмосферу всеобщего народного театра. Потом наступает успокоение и дорога кажется такой легкой и прямой в своей бесконечности, что Толик с Леночкой перестают так сильно упираться и бежать вперед толкая время навстречу финалу, останавливаются и проскользнув в слабо освещенную комнату запирают двери на все засовы и отважно и страстно целуют друг друга. В это пересечение планет сон Императора становится легким, воздушным и находятся ответы на многие вопросы которых и в природе данной планеты не существует. Толик понес Леночку на руках и положил на какой то старинный обитый кожей диван, их тела слились в одно, всепоглощающее тело великой любви, ведь именно здесь, именно в эту минуту они испытали то счастье за которым гонялись по разным лабиринтам времени . Не было тут никаких лишних слов ничего не значащих в это мгновение всеобщей космической радости, обманов, обещаний вечной любви - которая существует лишь в воспоминаниях там и так далеко -а звучала музыка так когда ты в последний момент обретаешь настоящий джаз. Импровизация любви на кожаном диване за пять минут до атаки Крычей и страшными ударами железного молота в двери, во все три двери одной комнаты.
   ТОЛИК: Леночка нам надо попробовать выбраться отсюда если нам повезет. Я попробую открыть вот эту дверь и когда дам команду ты беги наверх в театр и всем расскажи что с нами приключилось.
   ЛЕНОЧКА: А как ты догадался, что нам надо бежать в эту дверь, а не в ту или вот эту напротив.
   ТОЛИК: По запаху из-под этой двери пахнет нашей театральной столовой. У тети Наташи опять что-то подгорело. Может рагу, гуляш а может и солянка.
   ЛЕНОЧКА: Врятли. Сегодня в театре рыбный день и должно по всему зданию разноситься запах размороженного минтая или хека.
   Она подошла к двери и со знанием дела принюхалась. Толик повторил за ней те же движения.
   ТОЛИК: Все правильно. Варят суп из голов. Знатная ушица и туда тетя Наташа бросает пол банки томатной пасты для того что бы убить эту вонь. Я частенько своим перочинным морским ножом открываю ей банки. Сегодня он нам пригодится.
   ЛЕНОЧКА: Консервы открывать.
   ТОЛИК: Нет открывать животы этим ублюдским крысам. Через некоторое время я уйду но вернусь и снова буду с тобой. (целует ей руки)
   Ненаглядная моя (всматривается в ее лицо). Уже пять лет прошло как я люблю тебя, и все не могу привыкнуть, и ты кажешься мне все прекраснее. Какие прелестные, чудные волосы! Какие глаза! Я увезу тебя завтра из этого городка и мы будем работать, будем богаты мечты мои оживут. Ты будешь счастлива. Только вот одно. только одно; ты меня не любишь!
   ЛЕНОЧКА: Это не в моей власти Я буду твоей женой и верной и покорной, но любви нет, что же делать! (плачет) Я не любила ни разу в жизни. О, я так мечтала о любви, мечтаю уже давно дни и ночи в своем общежитии интерната, но душа моя как дорогой рояль, который заперт , а ключ потерян. У тебя беспокойный взгляд.
   ТОЛИК: Я не спал вторую ночь. Дежурство В моей жизни нет ничего такого страшного, что могло бы испугать меня, и только этот потерянный ключ терзает мою душу. Скажи мне что-нибудь.(пауза) Скажи мне что-нибудь...
   ЛЕНОЧКА: Что? Что? Кругом все так таинственно...
   ТОЛИК: Скажи мне что-нибудь.
   ЛЕНОЧКА: Что? Что сказать? Что?
   ТОЛИК: Что-нибудь.
   ЛЕНОЧКА: полно. Полно.
   ТОЛИК: Мне весело. ( голос Рашида за дверью "Ау! Гоп-гоп!") Но надо идти. Дерево засохло но вместе с другими качается от ветра. Так мне кажется если я умру, то все же буду участвовать в жизни, так или иначе. Прощай моя милая ( целует руки) Бумаги с составами футбольных сборных на чемпионат мира которые я составил лежат у меня на столе под календарем.
   ЛЕНОЧКА: И я пойду с тобой.
   ТОЛИК: (тревожно) Нет, нет! (резко поворачивается и идет к железной двери, останавливается) Леночка!
   ЛЕНОЧКА: Что?
   ТОЛИК: Я не пил сегодня кофе. Скажи в буфете что бы мне сварили...
   Он открыл дверь и бросился в самую гущу Крычей - крыс размахивая, словно храбрый солдатик своим морским папиным ножиком, и отбрасывая в стороны раненые обвисшие тела животных. Он не ощущал опасности и не смотрел по сторонам, а просто бил куда попало то в право, то в лево. Когда проход немного очистился он махнул Леночке рукой и она побежала, перепрыгивая через тела лежавших на каменном полу крыс. Пробежав несколько метров, она остановилась и увидела, как несколько крыс висят на руках у Толика а из противоположного узкого коридора на всех парах сюда спешит Рашид и пара здоровенных Крычей.
   Она не долго думая, схватила валяющийся рядом обломок трубы и со всего маха несколько раз ударила по откормленным телам кровожадных существ. Одна рука у Толика освободилась и в свете тусклой лампочки сверкнул острый его ножик. Раз, два! Получи. Толик вырвался на оперативный простор и подхватив Леночку побежал вверх по лестнице по направлению к театральной столовой. За спиной он слышал хрипы, шипение Рашида: Куда же это вы убегаете! Нехорошо не выполнять режиссерских установок. Что это за отсебятина, граждане артисты!"
   Тут Толик не выдержал и остановился. Леночка инстинктивно пробежала еще несколько метров свернула вправо и со всего хода врезалась в испуганно сгорбленное, притаившееся за стеной тело Письменного. Он в испуге выпрямился и ударился головой об потолок. Она в испуге взяла необыкновенно высокую ноту. Народный встал в позу боксера из фильма "Первая перчатка" из за его спины выглянул Ален. Послышалось "Свои! Наши". Это вечное разделение людей на наших и не наших выглядит право комично. Ну, подумайте ведь для не наших мы не наши и они так же для нас. А наши это наши но кто решает в этот момент, определяет по отношению к кому наш - не наш и наоборот. Но увидев Леночку всю перемазанную грязью и точечками крови наши поняли что это наши.
   Толик и Рашид стояли напротив друг друга на расстоянии вытянутой руки. За спиной Рашида стояло несколько уставших от битвы и погони Крысочеловеков, за спиной Толика появились трое наших. Тут это без сомнения были свои.
   ТОЛИК: (посмотрев на Рашида) В шахматы партию сгоняем!
   РАШИД: На пиво или на интерес.
   ТОЛИК: Главное ты правильно фигуры выбери и с ходом определись.
   РАШИД: Шахматы древняя восточная игра. Поучи отца купаться!
   ПИСЬМЕННЫЙ: (тихо) Может Алена в город за подмогой послать. За Ментами.
   ТОЛИК: Сами справимся.
   РАШИД: Я скоро из вас вкусный плов готовить буду. У меня там уже и морковочка почищена, рисок замочен, лучок тоненько так наструган.
   ТОЛИК: А масло растительное.
   РАШИД: И рис ханский, а не то что у нас в столовке плов на свином сале делают с томат пастой, тухлой.
   ТОЛИК: У нас рыбный день в театре.
   АЛЕН: Чистый четверг.
   ЛЕНОЧКА: Шли бы вы Рашид лечится в городе хорошая больница.
   РАШИД: Женщина голоса не имеет. Одень паранджу и ступай на кухню пока не убил.
   В это момент Толик и нанес первый нокаутирующий удар в лицо Рашида да так точно что тот немного постоял, застыв с дурацкой улыбочкой на лице и рухнул на руки, точнее на лапы своих соплеменников. Альбинос что-то крикнул - пискнул то ли на человеческом то ли на крысином и стая отступила к стене. Письменный совсем расхрабрился и кинул в стаю уже давно сломанным фонариком с криком "Получи фашист гранату!" И раздался взрыв, небольшой но направленный. Куском от стены угодило Алену в подбородок и он почувствовал запах свежей крови.
   АЛЕН: Я ранен, но, по-моему, не убит.
   С криком "За Родину! Бей фашистских оккупантов чем попало!" Письменный бросился в гущу событий и они вдвоем с Толиком скрутили Рашида. Тот не особенно сопротивлялся а только мотал головой и радостно, несмотря на поражение, скалил свои кривые зубы: "Ничего вот
   придет время реальных спектаклей не на жизнь а насмерть будите меня еще вспоминать" .
   ТОЛИК: (завязывая Рашиду руки ремнем) Мы твои постановки надолго запомним, уважаемый товарищ.
   РАШИД: Зрителю нужен реальный театр с настоящей кровью а не вашими марганцовкам в презервативе. Убит, так убит и пьеса пишется прямо перед глазами нашими. Оступился в кювет упал и в подвал!
   Гуня тем временем с упорством присущим пишущей братии в морозный день переходящий в холодный вечер трясясь от недоеданья и недопития слонялся по полупустой платформе в ожидании электрички. Простуженный громкоговоритель что-то сообщал о задержке, отключении электроэнергии, блокировании рельсов возмущенной толпой бастующих рыбаков и обращался к пассажирам с рекламным призывом покупать новые Автомобили только в салоне имени Гагарина. Бабушка кормила голубей хлебом и посмотрев на за шуганного голодного Гуню отломила ему кусок и протянула его вместе с толстым шматом замерзшего сала. Никогда еще так московский Гуня вкусно и жадно не ел. Ни на одной халявной презентации где для подмазывания журналистов разных газет накрывается фуршет после выступления юбиляра и начинается настоящая тусовочная жизнь с тарелкам в руках и рюмками в зубах.
   БАБУШКА: Далеко ль тебе сынок. Не из беглых чай? А то тут разные по лесам бродят. Ко мне тут забрел , а что у меня взять, до лета одно сало то и осталось.
   ГУНЯ: Спасибо мать, я наверно в чем-то и беглый только не от кого-то а от себя наверно. Фантазия моя завела меня сюда. А до города то далече?
   БАБУШКА: Нет если поездом то часа с полтора, а на попутке и то быстрее с час управишься. А тебе кто в городе нужен.
   ГУНЯ: Театр.
   БАБУШКА: Ишь, куда собрался. Я вот до войны тоже в самодеятельности играла. Ох и плясунья я была, на все село знаменитая. А мой он на гармони играл, потом запил с тоски и помер.
   ГУНЯ: А вы тоже в город?
   БАБУШКА: Нет, я автобус в лагерь жду. Говорят возвращаться всем на работу пора. Вот я и заспешила я ведь в лагере на почетной работе кухарки при руководстве была.
   ГУНЯ: Знатное дело.
   БАБУШКА: А то, как не доваришь чего так старший грозиться к врагам народа отправить на перековку.
   ГУНЯ: А лагерь то далеко отсюда
   БАБУШКА: А что на родину потянуло сынок, то же поди кто там маялся.
   ГУНЯ: Было дело.
   БАБУЛЯ: Так ни кто не знает далеко он отсюда или близко Иногда кажется так долго туда едешь и день и ночь и еще день, а бывает только сел задремал на мешке, а он вот перед глазами и парадные ворота с флагом туточки, хоть рукой трогай.
   ГУНЯ: Нет, я сначала в театр, документы кой какие заберу и вас догоню.
   БАБУЛЯ: догоняй не догоняй все одно встретимся. Куда не крутили педали все к нам попадали!
   ГУНЯ: Тут куда не спрячешься все равно намаешься!
   БАБУЛЯ: Наши к цели полетели, заметелели и съели.
   Удивительный народ в нашем лагере живет.
   ГУНЯ: Если ты танцуешь твист, бойся нас капиталист!
   И так бы долго беседовали они на разные темы о счастье и хлебе насущном, больных детках и обмелевших речках да из пара морозного словно сани скороходы появилась рогатая голова электрички и сверкнув прожекторами по платформе, словно бы ища кто здесь спрятался я не виноват, подкатила она к платформе и двери самопроизвольно раскрылись. Гуня не заставил себя долго ждать, поблагодарив Бабушку за угощение и за интересное общение, прыгнул в неплохо отапливаемый вагон. Народу в электричке было не много, но сразу видно было, что этим видом транспорта пользуются в основном местные жители, которые по домашнему сразу стали курить распивать спиртные напитки грызть семечки и плевать себе под ноги, ругаться неприличными словами немного испугав цивилизованного Гуню в изорванном свитере и отмороженным ухом которое он безуспешно тер. Потом соседи как-то попривыкли к инородцу и даже налили в пластмассовый стаканчик немного душистого самогона настоянного на лимонных корочках. Гуня выпил и словно бы провалился в мягкий и приятный рождественский сон. Такие он видел в детстве когда переезжал с родителями из одного гарнизона в котором служил отец в другой в общем, вагоне переполненного поезда. Он засыпал на третей полке в кругу свертков, чемоданов и запах натруженных стертых портянок, в вперемешку с запахом вареной картошки и свежего нарезанного лука, в сочетании со спиртом, усыплял его в рождественскую ночь и он видел добрых ангелов спускающихся на ниточках откуда то сверху, и говорящих на непонятном ему языке радости. Переброска из одного гарнизона в другой осуществлялась именно в тогда не справляемые Рождественские праздники, для того, что бы враг ни догадался, а наши не расслаблялись.
   Вот опять дело до наших дошло! А ребята в вагоне электрички были заводные работящие, простые , злые , но в тот же момент и по доброму одинокие. Они рассказывали дремавшему Гуне о том как их поймали милиционеры в поселке нефтяников отвезли в Отделение а потом били всю ночь непонятно что требуя подписать. А потом отпустили и они все вместе потом утром, палачи и испытуемые стояли у одной бочки с пивом и уже не помнили обид а только показывали друг другу выбитые зубы и хвастались количеством сломанных ребер и ярко синих ссадин. А потом ехали на автобусе куда то на рыбалку так автобус с моста упал прямо в речку, хорошо неглубокую. А еще полезли медные провода со столбов резать так один зацепился за столб так и сгорел за пять секунд словно факел и ничего от него не осталось одна резинка для стирания карандаша что у него в кармане лежала. Так проснулся с похмела и бабу свою в чем мать родила часа два по огороду поленом гонял народу собралось, хоть порно-фильм снимай. А через девять месяцев у нас двойня и родилась.
   Электричка набирала ход и Гуня немного засопел пока его не толкнули в бок. Он проснулся. Напротив него сидели две очаровательные девушки в шелковых чулочках в шубках мини и забросив ногу на ногу курили и весело болтали. Одна подмигнула еще не совсем проснувшемуся журналисту.
   ДЕВУШКА: Курить то охота парень?
   ГУНЯ: Не курю (потом он подумал: зачем я соврал ведь я заядлый курильщик)
   ДЕВУШКА: Тогда танцуй и пой дядя. Пока Молодой и х.. с тобой!
   Девушки рассказали Гуне о том что едут в город искать себе женихов, а то у них на селе все пьяные с утра и до ночи и о сексе ничего не знают, а у них телевизор показывает всякие иностранные фильмы и вот они курить уже научились, а правил секса пока не знают.
   ДЕВУШКА: А ты молодой в свитере женатый.
   ГУНЯ: Я нет (он опять поймал себя на мысли, что соврал. был он женат и не раз детей не было а вот с женами это было)
   ДЕВУШКА: Вот и хорошо, бери из нас какая побойчей для тебя.
   На какую глаз упал. Мы не ревнивые. Видно не наших с наших ты краев, залетный, пропился малость, но это ничего мы тебя вылечим.
   Парень с соседней лавки ругнулся и плюнув в девушку шелухой от семечек сказал что б она заткнулась и не парила голову пацанам кто мол с тобой в кусты Наташка не ходил нету таких.
   ДЕВУШКА: А ты вот умный ходил нет так пойдем в тамбур я тебе народных сказаний понавтыкаю по самые помидоры.
   Она схватила парня за загривок и потащила в тамбур ,тот вяло упирался, смеялся, и говорил что на не ни у кого не встанет. И вот так сменялась остановка за остановкой люди входили и уходили Гуня уже обжился в новой обстановке, словно в армии в первый день когда ночью привезли со станции и загнали в казарму когда все спали, бросили в одежде на какую то койку у двери и заставили ждать рассвет. Потом два года марш-броски, клуб , кино стенгазета и направление в Университет на факультет журналистики. И когда появились очертания города и где-то завыли собаки по вагону объявили что поезд захвачен террористами и направляется в Саудовскую Аравию. Девушки оживились когда узнали у Гуни что Аравия это там где много богатых шейхов-нефтяников, а не пацанов с местной буровой или бензоколонки. "Оторвемся на полную!"
   Но пацаны не очень обрадовались этому известию так как спешили в город за новой леской и тройниками для завтрашней рыбалки. И когда в вагон вошли двое моджахедов с Зафаром впереди спокойно спросили, а не хотят ли они засунуть себе Аравию в место, которое только у девушек то и есть. Ответа не последовала. Тогда одна из девушек вынула из сумочки пистолет и ни слова не говоря выстрелила в Зафара и его воинов. "Батя всегда говорил. Три патрона, а для своих не жалко!" Поезд начал набирать ход и свернул в какой то туннель. Все заволновались " Куда это мы так скоро". Через мгновение они поняли что попали под землю в какую то шахту поезд мчался вперед и не рельсы скрипели а пищали разрезанные напополам попадающие под его острые колеса крысы.
   ГУНЯ: Два раза попасть в одно и то же место это даже для романа многовато. А я то всего хотел на статейку замахнуться.
   ДЕВУШКА: Теперь держи ноги шире и пукай по ветру.
   ГУНЯ: Выходи за меня замуж.
   ДЕВУШКА: А деньги то у тебя есть или все в игральные автоматы проиграл.
   ПАРЕНЬ: Нет, он квартиру кавказцам заложил за ящик спирта.
   ГУНЯ: нет, не угадали, я подпольный миллионер племянник Чубайса.
   ДЕВУШКА: Как в сериале, а я бедная Роза. Приведи меня познакомь с папочкой доном Филиппе!
   ПАРЕНЬ: Вставай Зафар пора шашлыки жарить.
   Зафар и его ребята поднялись с грязного пола электрички.
   ПАРЕНЬ: Это мы так в казаков разбойников играем с детства не наиграемся ни как.
   А поезд все набирал и набирал ход потом он пробил своим клювом кирпичную стену и взлетел над городом словно воздушный змей который пускают дети. Такой длинный и смешной.
   ДЕВУШКИ: Хорошо что крыс много подавили а то они едят наших детей и грызут корни у деревьев в саду.
   Электричка поднималась все выше и выше пока не оборвалась ведомая нить и она не превратилась в красочный фейерверк который озарил спящий ночной город.
   НАКОНЕЦ...
   На сцене театра среди вишневых деревьев около покореженного шкафа в кресле привязанный алыми шарфами и зеленым лентами с воздушными шариками по бокам в кресле сидел Рашид. Рядом с ружьем из революционной постановки ходил в шинели нахохлившийся и немного подросший с подложенными в рукава бицепсами Ален. Письменный в новом с иголочки пошитом костюме конца девятнадцатого века расхаживал по сцене и поправлял то вещи в шкафу, то спелые бутафорские вишни на деревьях, то мелом обрабатывал бильярдный кий то хватал гитару и на радостях начинал петь в стиле романса:
   Ни кто не даст нам избавленья
   Ни бог не царь и не герой.
   Добьемся мы освобожденья
   Своею собственной рукой.
   Толик и Леночка прогуливались вдоль деревьев Толик был в рыцарских доспехах но в пожарной каске. Вообще за время подземных приключений его авторитет в коллективе значительно вырос, поднялся рейтинг. На столе стояли те же початые бутылки различных алкогольных напитков. Рашид иногда начинал свистеть и тогда Ален направлял на него двустволку и Рашид замолкал.
   АЛЕН: Сигналы своим подает гад. Надеется на спасение. Ничего вот утро наступит мы тебя в отделение сдадим.
   Леночка: Или жене позвоним пусть с детями приходит на тебя посмотреть. В глаза твои крысиные посмотреть.
   Тут Рашид снова начинал выть, глядя на горящие софиты словно на луну. И действительно иногда под сценой что-то начинало шевелиться и тогда Толик грозно топал ногой и все замирало. Леночка с восторгом смотрела на своего героя, будто видела перед собой Самого Начальника пожарной охраны города.
   ПИСЬМЕННЫЙ: (уловил общее настроение) А что Толя будем тебя рекомендовать...ну в руководители пожарной команды театра.
   ТОЛИК: Я не за ради почестей и наград. Так за державу обидно. Ни как победить на чемпионате мира не получается. Ни как!
   ЛЕНОЧКА: Толик побереги силы что тебе этот чемпионат.
   ТОЛИК: (заходил из угла в угол) Она не понимает! Не понимает! Хоть вы добрые люди объясните ей, что футбол -это тоже театр. Только реальный, драма и комедия. Трагедия и фарс.
   АЛЕН: И нулевая ничья.
   ТОЛИК: Да бывают и неудачные матчи а спектакли то же бывают не совсем хорошие иногда.
   РАШИД: Верно говоришь Толян. Нет реальности футбол и бабы!
   ТОЛИК: Не пытайся со мной заигрывать, сколько людей и других живых тварей погубил в подвалах своих. Говори где наш товарищ Гуня журналист из Москвы.
   ПИСЬМЕННЫЙ: А вот этот вопрос Анатолий, не помню как вас по отчеству.
   ТОЛИК: Борисович.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Так вот Анатолий Борисович весь коллектив в моем лице просит вас не вспоминать об этом человеке. Может его и не было среди нас.
   АЛЕН: Нам это все приснилось.
   ТОЛИК: Так вот же его портфель, куртка и маленький чемоданчик. (он начал искать вещи около шкафа но ничего не нашел) А где вещи.
   АЛЕН: Толик мы же говорим это был дурной сон на работе.
   ТОЛИК: Я на работе не сплю!
   ЛЕНОЧКА: Толик начальство само разберется. Вот в таких тонких вопросах героизм ни к чему хорошему не приводит.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Вот видно сразу школа комсомола. Завтра же подарю вашему интернату портрет нашего президента в золотой раме.
   ЛЕНОЧКА: Спасибо вам за все Игорь Ирисметович но давайте поговорим о чем-нибудь другом.
   РАШИД: О футболе!
   ЛЕНОЧКА: Нет.
   АЛЕН: О гордом человеке из второго акта страница двадцатая от начала
   второй абзац слева.
   РАШИД: Ненавижу. Эту декорацию мы с семи утра до самого начала спектакля еле успевали поставить!
   АЛЕН: Может заткнуть ему рот.
   РАШИД: Не надо у меня насморк и я задохнусь.
   ТОЛИК: В гордом человеке в вашем смысле есть что-то мистическое. Быть может вы и правы, но если рассуждать попросту без затей, то какая там гордость, есть ли в ней смысл если по природе своей человек устроен неважно, если в своем большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
   АЛЕН: Все равно умрешь.
   ТОЛИК: Кто знает? И что значит умрешь? Быть может у человека сто чувств и со смертью погибают только пять, известных нам, а остальные девяносто пять остаются живы.
   ЛЕНОЧКА: Какой ты умный Толик.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Страсть! И роль назубок знает, хоть сейчас ставь его играть Петю Трофимова.
   РАШИД: А что, он может.
   ПИСЬМЕНЫЙ: Давно в моей голове бродит мысль сделать спектакль, что бы артисты были монтировщиками, а рабочие артистами.
   РАШИД: Плагиат! Я там внизу это и сделал. Чуть вас не съели
   ЛЕНОЧКА: добрый вы наш.
   АЛЕН: А солнце так и не поднимается что-то.
   Театр потряс страшный удар будто шаровая молния ударила в щиток электроприборов свет замигал потом совсем потух, затем ярко вспыхнул на головы артистов полетели какие то куски декораций, осколки Снег, пепел, пыль, колесо от детского велосипеда, пара дохлых крыс и в зале раздались аплодисменты.
   Леночка: Что это?
   ПИСЬМЕННЫЙ: Наверно где-то в шахтах сорвалась бадья. Но где-то далеко...
   АЛЕН: А может птица какая вроде цапли.
   ТОЛИК: Или филин.
   ЛЕНОЧКА: Неприятно, почему-то.
   РАШИД: Наши пришли, теперь держись.
   ТОЛИК: (присмотревшись)Точно Рашид. Наши! Совсем свои.
   В зрительном зале зажегся свет немного, самую малость и люди стоящие на сцене увидели что зал почти что полон. Словно премьера какая. На передних рядах сидели дети интерната. Рядом Бабушка, Зафар с моджахедами , женщины из лагеря и мужики, Старик с мальчиком лет двенадцати, все пассажиры электрички -Пацаны и Девушки с цветами и бутылками шампанского. Девушки трогали пацанов за брюки и шептали о том, что никогда еще не были в театре, вот так чтоб красиво было!"
   Гуня помог интеллигентной женщине присесть в ложу и не спеша поднялся на сцену. Все замерли в ожидании.
   СТАРИК: (в зале соседям) Перед несчастьем тоже такое было: и сова кричала и самовар гудел бесперечь.
   ЗАФАР: Перед каким несчастьем?
   СТАРИК: Перед волей!
   Гуня не говоря ни слова прошел по сцене и сев за стол налил себе полный стакан и выпил залпом. В зале пацаны закричали браво. Гуня повторил репризу. Потом он встал и посмотрел на Письменного, тот мгновенно подошел.
   ГУНЯ: Все живы - это хорошо. А и этот постановщик ужастиков здесь.
   АЛЕН: Может его в расход.
   ГУНЯ: Кого?
   АЛЕН: Его Рашидку, Крыча поганого.
   За сценой пять произошло шуршание и из люка показалась голова альбиноса. Ален выстрелил, голова пропала.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Мазло. С двух метров в слона не попадет. Нет, пора переводить тебя в спом-состав.
   ГУНЯ: Ну, зачем же так сурово товарищ.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Понимаем!
   ГУНЯ: Это же театр господа шутки, юморески, побасенки! Все не всерьез. Кто нам поверит что внизу у вас живут монстры. Театр не озеро и уж точно не Лох-Несс. Зима пройдет, настанет лето, запоют ручьи, согреет солнышко нашу грешную землю и снова зацветет этот вишневый сад и будут под его кронами радоваться и грустить люди.
   В этот момент два дерева с треском упали на сцену, чуть не опрокинув стол, и все увидели, что корни подгрызены зубами крыс. На корнях и кроне остались широкие, глубокие раны - шрамы. Толик попытался поднять одно из деревьев но не смог. В зале зашумели и из под пола повалил густой въедливый дым, и побежали в зрительный зал из подвала крысы-тени и забегали артисты, по сцене спасая свое добро и зрители спешно начали покидать свои места. И Письменный кричал сквозь дым:
   Вся Россия наш Сад. И эхо отвечало: Зад! Зад!
   Рашид бежал вместе со стулом к кулисе, Кто-то из Крычей помог ему освободится.
   РАШИД: Такую пьесу испортили ничего будем искать другой театр для постановки этой пьесы. Театров еще много.
   ГУНЯ: На всех хватит.
   Плакали дети и Леночка выводила их через запасной выход. Гуня куда то пытался звонить по игрушечному телефону и сидел Письменный на рампе и языки пламени лизали его ноги.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Все пропало. Теперь точно все пропало. Мы все погибнем. (потом он поднялся и крикнул всем) Уходите, спасайтесь на шлюпках. Держите курс на северо-запад и пускайте красные ракеты, вас найдут и спасут. А главное, ничего не бойтесь. Капитан последним покидает корабль!
   Девушка подбежала к нему и вручила букет цветов. Сцена закружилась и вдруг все смолкло, исчезло и наступила тишина и перед нами был лишь пустой голый экран, а потом и он погас.
  
   ЭПИЛОГ.
   Толик проснулся рано утром, солнышко пригрело и разбудило его. Он ни сколько не удивился тому обстоятельству, что первый раз в жизни проспал всю свою ночную смену. В ворота театра кто-то напряженно стучал. Толик не спеша, прошел по коридору и открыл дверь. На пороге стоял взлохмаченный не выспавшийся Игорь Ирисметович Письменный, а за ним целая команда солдат, милиционеров, работников театра.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Ты, что Толик, спал что ли? Час стучим, ни кто не открывает.
   ТОЛИК: Не слыхал я.
   АЛЕН: А слыхал ты баранья голова, что в театре заложена бомба с часовым механизмом и через пятнадцать минут, как...
   ОФИЦЕР: (спокойно заходя в дверь) Ну, это мы устраним. Сержант Зафар и прапорщик Рашид за мной. Захватите свою ученую крысу! Такая умная тварь! Наркотики находит, и тротил, и пластид.
   ПИСЬМЕННЫЙ: Корреспондент к нам на вертолете из центра прилетел, и районное телевиденье для Москвы репортаж снимать будет.
   ОФИЦЕР: Товарищи, соблюдайте олимпийское спокойствие. Наши органы пришли к вам на помощь.
   АЛЕН: Мы всегда верили, и будем верить в Вас!
   В двери театра вошла Леночка в костюме врача Скорой Помощи с чемоданчиком и развернутым бинтом на шее. Она деловито подошла к Письменному, и взяв его руку, посадив рядом на стул, начала мерить ему давление. Она сделала несколько попыток, но ничего не получалось. Тонометр показывал цифру ноль, и стрелка не двигалась.
   Толик безучастно посмотрел на всех и побрел в свою коморку готовиться к сдаче дежурства. Он, наконец, то сегодня закончил длинное и как ему казалось очень смелое письмо в Российский футбольный союз, в котором высказывал свои предложения о формировании сборной на чемпионат мира и коротенькую записку Леночке с нарисованным внутри сердечком. Наша жизнь лишь от части пугает нас, а на самом деле все не так уж и плохо. И звонил Толик маме, а она долго не брала трубку, потом ответила. Он сказал что скоро будет, а она что ждет его и приготовила вкусный винегрет на постном масле и купила мандаринов с рук у какой то грузинки. Потом раздался взрыв и пламя охватило театр. Старенький, он горел не долго, а Толик так и сидел в своей коморке под лестницей и рисовал небо! Лешка подошел к нему, и они одиноко, протяжно запели, словно прощали всем их невольные грехи:
   Холодная страна
   С холодным серым небом
   Упавшая звезда
   Сольется с первым снегом.
   Что в город залетел
   Негаданно нежданно
   Как будто белый мел
   Рассыпали случайно
   Одна большая жизнь
   На фоне снегопада
   Не закричать вернись
   Кому все это надо
   Так одиноко нам
   Всем кто проходит мимо
   И к северным ветрам
   Мы тянемся незримо.
   Я все чего боюсь
   Встречаю постоянно
   Иду годами ввысь
   Чтоб прыгнуть вниз случайно.
   Разбившись потерять
   Все колокольцы сердца
   И лишь потом летать
   И больше не беречься.
   Таинственный звонарь
   Не доброе задумал
   И уличный фонарь
   Свой хитрый глаз прищурил.
   Ночная пустота
   Вдохнула и забылась
   И давняя мечта
   Вновь в птицу превратилась
   И улетела в сны
   Что я еще увижу
   Ведь я за все себя
   Люблю и ненавижу.
   Холодная страна
   С холодным серым небом
   Упавшая звезда
   Сольется с первым снегом!
   Долго, долго они сидели на краешке земли и наслаждались ее красотой, пока кто-то из футболистов не ударил по "шарику" не закружилось все вокруг и не полетел мяч в небеса.
   Москва. Новый-Свет. Кратово январь 2001- февраль 2002 год.
   К. Крастошевский.
  
  
   29
  
  
   10
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"