Аннотация: Мир будущего сер и угрюм. И чтобы расцветить и украсить его, порой нужна сущая мелочь. Например, графитовые коты. То есть котята.
-- Твою мать, -- сказал Феликс сам себе, стоя рано утром на лестничной площадке между седьмым и восьмым этажом. -- Этого еще мне не хватало.
Где-то вверху, должно быть, на девятом, со скрипом открылась стальная бронированная дверь, зашлепали по бетонным перекрытиям слабые шаги стариковских ног. Наверняка это был мистер Орандж, дряхлый квартирный активист, чья молодость пришлась, наверное, еще на начало века.
Феликс тревожно взглянул на часы; до прибытия аэротакси оставалось чуть больше трех минут.
На площадке, у самых до блеска начищенных носков его туфель, стояла картонная обувная коробка. В коробке пищали и копошились три котенка темно-серого дымчатого цвета.
В котах, даже самых маленьких, есть какое-то внутреннее благородство, изменчивое изящество пушистых комочков, пусть даже они при этом ползают по щербатому полу дешевой многоэтажки. Возьмите гордую и надменную, знающую себе цену сторожевую собаку, и выбросьте на помойку -- она сломается через неделю, всеми забытая и жалкая. Кот же даже у мусорного бака, среди колбасных объедков и рыбьих скелетов, сохранит достоинство, пусть и плавающее в целом озере безмолвного холодного отчаяния.
-- Откуда они здесь? -- спросил у себя Феликс, но ответа не нашел. Шаркающие шаги приблизились.
-- Феликс, это вы? -- прошамкал мистер Орандж. -- Вы вчера превысили лимит на шум, электроэнергию и водоснабжение. Опять всю ночь резались в компьютерные игры?
Феликс фыркнул. Котята в коробке притихли, словно прислушиваясь.
-- Не ваше дело. А слежка за подробностями чужой личной жизни, должен сказать -- тревожный признак. Я бы на вашем месте начинал беспокоиться. И кстати, если уж на то пошло, свои лимиты я не превысил. Я их израсходовал. Это разные вещи.
-- Возможно, -- проскрипел мистер Орандж. Блеклые глаза за морщинистыми веками расширились от удивления. -- Что это, Феликс? Пищащее и шевелящееся, там, в коробке?
-- Похоже на котят, мистер Орандж. Желаете подойти и рассчитать лимиты на шум и для них?
-- Не дерзите мне, молодой человек, -- окрысился активист. -- Это просто еще одна проблема! За ними нужно следить! О них нужно заботиться! Кормить! Чесать! Выносить... э... Это вы их принесли? -- вдруг с подозрением поинтересовался он.
-- Еще чего, -- время выходило, из телефона донеслось требовательные дребезжание, означающее прибытие аэротакси. Феликс бросил последний взгляд на серых пушистиков -- трех, а может, четырех -- запертых в тесной Вселенной своей коробки, и заторопился вниз по лестнице. -- Вы главное их не трогайте пока, не выбрасывайте на улицу! Я вернусь и обязательно что-нибудь придумаю!
-- Вот еще, -- старик обернулся и зашаркал обратно, в знакомый мимозно-желтый быт скудно освещенной квартиры. -- Даже касаться их не буду, глупых.
***
День на службе длился тягуче, муторно, никак не кончаясь, словно жвачка с тошнотворным клубничным вкусом -- Феликса то долгим ямщичьим посвистом окрикивало начальство, то глядели на него снулыми рыбьими глазами подчиненные.
Работа валилась из рук; мысли то и дело возвращались к обувной коробке, которую кто-то оставил между седьмым и восьмым этажом. Три или четыре маленьких пушистых создания графитового цвета.
Что это значит? Зачем это было сделано?
И самое главное -- как ему теперь поступить?
После работы он не сдержался -- остановил аэротакси на полпути, зашел в супермаркет и купил кошачьих консервов, натуральных сосисок и стограммовую бутылочку детского питания на молоке.
-- Ребеночек у вас? -- заученной улыбкой оскалилась девушка на кассе. Он промычал что-то неразборчивое. Сгнившая на асфальте листва разлеталась из-под шагов вязкими коричневыми комками; Феликс вихрем ворвался в подъезд и, не дожидаясь лифта, заторопился вверх по лестнице. Третий этаж, четвертый... шестой... седьмой...
Лестничная площадка была пуста. Никакой обувной коробки. Никаких пищащих серых катышков.
Он заметался по четырем квадратным метрам, словно зверь в клетке. Зачем-то заглянул за трубу мусоропровода, словно всерьез думал, что котята могла заползти туда. Ничего.
-- Сволочь, -- прошипел Феликс. -- Сволочной склочный старик. Чем они ему мешали?
Сталкивались в кармане пальто разномастные бутылочки и консервы. День, загремев, как пустое ведро, покатился под откос. Феликс не слышал. Он чувствовал себя обманутым.
Он рванул было еще выше -- сказать, сказать мерзкому старикашке, вломиться к нему в коридор, пропитанный запахом кислого борща и травяного чая, бросить ему в сдувшееся от возраста морщинистое лицо острые слова и тогда, может быть...
Что может быть? Этого он не знал, но энергия обиды требовала выхода.
Откуда-то сверху раздался писк. Феликс вынырнул из болота обидных фантазий и превратился в гончую, вдумчиво ловящую запахи вкусных зайцев из темной норы. Писк повторился. Он включил на телефоне светодиодный фонарик -- выжимает батарею, как обезумевший дояр буренку, но и результат соответствует -- и заторопился по ступенькам.
Коробка с котятами обнаружилась на девятом этаже -- зверюшки все так же копошились внутри, щуря голубые глазенки в свете фонарика, но выглядели, пожалуй, более довольными, чем утром. Постойте-ка...
Они были укутаны, словно одеялом, чьим-то старым шерстяным свитером. Кто-то одолжил малюткам свою одежду. Это явно не мистер Орандж, тот скорее удавится, чем поможет кому-то. В их подъезде живет добрая душа?
Котят следовало бы покормить, с опозданием вспомнил Феликс, да только где взять блюдце для молока? "У вас ребеночек?" -- вспомнился дурацкий вопрос кассирши. Ага, он самый, вот только отец из него получался так себе. С другой стороны... кто-то же сумел позаботиться о них, отдал свою одежду... Возможно, и посуда у неизвестного самаритянина тоже найдется.
Феликс оставил у коробки пузырек с молоком и две сосиски и, довольный собственной предусмотрительностью, отправился домой. Перед сном было бы неплохо пройти еще пару уровней.
***
Утром он нарочно вышел чуть пораньше. Котята, впрочем, выглядели вполне живыми, радостно кувыркаясь в картонном пространстве коробки и нападая на воображаемых злодеев, точащих козни где-то в темноте их незатейливого воображения. На Феликса они внимания не обратили, он был для них слишком мелок.
Правда, он и сам едва удостоил взглядом графитовых малышей. Над коробкой висел в воздухе желтый голографический значок анонимного сообщения в свободном доступе. Феликс, заворожено, будто во сне, ткнул в него пальцем, и объемный конверт распахнулся, показывая свое содержимое.
"За сосиски СПАСИБО, а человеческое молоко котятам НЕЛЬЗЯ, оно вредное! То есть не человеческое, конечно... но вы поняли. Читайте книжки! Пришлось утилизировать -- ВКУСНО! Заходите еще!"
Он поймал себя на том, что улыбается, читая бессвязное, но какое-то удивительно милое послание. Писала его, конечно, девчонка -- нахальная и развязная, как почти каждая по нынешним временам, но добрая, раз приютила на своей площадке котят. Приятная девушка, наверняка. Да, определенно приятная.
Две минуты спустя Феликс вышел из подъезда и сел в мелькнувшее черной молнией аэротакси. Опускаясь в мягкое анатомическое кресло, он все еще улыбался.
В желтом виртуальном прямоугольнике, оставленном на девятом этаже, значилось:
"Обещаю прочитать все нужные книжки, о Повелительница Котят! Вечером принесу нормального корма, им ведь уже можно, верно?
PS: Меня зовут Феликс."
***
Этим вечером он сумел вернуться домой в рекордные сроки и почти увидел ее -- ту самую девчонку, что вместе с ним заботилась о писклявых пушистиках. Поднимаясь по лестнице, Феликс слышал, как кто-то негромко поет, ускорился и успел-таки углядеть быстрый силуэт с целой копной светлых волос, шустро шмыгнувший в дверь тамбура. Девчонка, конечно, слышала, как он поднимался, и не желала показываться на глаза.
Он оставил две банки консервов и прочитал новое сообщение.
"Сыр рыцарь-опекун беспомощных котят! Не сочтите за труд привезти завтра универсальных витаминок -- я, кажется, малость приболела, да и для малышей будет полезно. Заранее спасибо. PS: Анна-Мария."
-- Что здесь происходит? -- мистер Орандж, бессменный блюститель нравственности и экономии в подъезде, приближался на своих дрожащих ногах. Полы его апельсинового халата подметали пыльный пол. -- Вы все еще возитесь с этими... существами?
-- Так точно, -- согласился Феликс. Он катал на языке ее имя. Анна-Мария. Ан-на-Ма-ри-я. Красиво звучит, что ни говори. -- Вожусь. И не только я.
Старик подозрительно уставился в посветлевшее лицо Феликса.
-- Что ж, отрадно, -- скрипучим голосом сказал он наконец. -- Я уже известил ветеринарную службу, но они прибудут в лучшем случае послезавтра. До этого времени вам придется позаботиться о... юных котах. Котятах. Но оно, возможно, и к лучшему. Ани вам ведь помогает?
Вопрос застал врасплох. С другой стороны, старикан, наверное, целыми днями стоит у двери, подслушивая, что творится в подъезде, других-то занятий у него все равно нет.
-- Анна-Мария? -- Феликс с удовольствием назвал имя. Что-то все-таки в нем было аристократическое. -- Да, мы по очереди здесь ухаживаем.
Мистер Орандж покивал.
-- Славно... славно. Вероятно, вы не совсем еще пропащий молодой человек. -- Он кашлянул, чем несколько испортил эффект от своего появления, и удалился на дрожащих ногах.
Феликс ухмыльнулся.
"Не совсем пропащий", -- сказал он себе. -- "А ведь и верно! Не пропащий!"
Желтый конверт светился этим вечером ярче обычного. "По-моему, котейки подрастают и выглядят довольно мило. Завтра приду отпаивать вас чаем с витаминками. Отрицательный ответ не принимается. Феликс".
Утром было вовсе не холодно, и даже -- чудо из чудес! -- из-за низких темно-синих туч выглянуло тусклое осеннее солнышко. Выглянуло -- и почти сразу пропало, прикинувшись слабым белым диском, парящим в недосягаемой холодной вышине. Но Феликсу хватило и этого. День начинался хорошо.
В записке, порхающей этажом выше, было написано: "Что ж, тогда ответ положительный. В 17.30 у коробки. А.-М."
***
Осень, кажется, нынче сделала даже больше, чем от нее ждали, и сумела напоследок выдавить из себя несколько последних солнечных часов. Отчаянно-синее небо буквально кричало: "Я ухожу! Я заканчиваюсь! Дальше только унылая холодная зима! Наслаждайтесь пока можете!"
Феликс наслаждался настолько, что даже отправился на работу пешком. Сегодня он был отважным первопроходцем, бескомпромиссно исследующим суровую солнечную пустошь вокруг. Носы блестящих туфель решительно резали околонулевой воздух.
Работа спорилась. То ли он научился лучше формулировать и более умело спрашивать, то ли сотрудники заметили перемену в настроении, но неприятных сюрпризов сегодня не было -- ни одного. Даже задерживаться не пришлось, аэротакси подъехало вовремя, и он оказался дома чуть раньше пяти, было время наскоро принять душ и сменить рубашку.
В семнадцать двадцать он топтался на девятом этаже. Возможно, слишком рано? Возможно, она передумала? Не исключено, подтверждения-то девушка так и не прислала! Или подтверждения уместны только в деловой переписке, а в частной корреспонденции не имеют обязательного статуса?
Семнадцать двадцать три -- все еще слишком рано, похоже. А что если нужно было прийти с цветами? Конфетами? Тортом? Социальные протоколы так запутаны... Феликс беспомощно оглянулся по сторонам, словно пустая площадка могла ему как-то помочь.
Минуточку. Пустая площадка?
Но тут открывшаяся дверь квартиры выбросила у него из головы все немногочисленные мысли.
Анна-Мария оказалась миниатюрной девушкой. Светлые волосы, которые обычно, наверное, были стянуты в длинный хвост, сейчас вились тяжелыми кольцами. Доверчивые (хоть и чуточку покрасневшие -- простуда!) синие глаза обежали Феликса примерно в две секунды.
-- А я знала, что это вы тут стоите, -- сообщила она. Чтобы говорить как следует, ей приходилось задирать голову -- шесть футов и четыре дюйма Феликса никто не отменял.
-- А... А? Что? Как? -- Социальные протоколы снова дали сбой.
-- Да вот посмотрела в монитор на двери, и узнала! -- понятно объяснила Анна-Мария. -- Вы же Феликс, правда? Очень непредусмотрительно, что нельзя посмотреть в монитор и узнать имя, вы согласны?
-- Э... да, -- справился наконец со словами Феликс. -- Анна-Мария, тут... коробка с котятами...
-- А что с ней? -- Девушка распахнула глаза еще шире.
-- Ну... ее нет. Пропала.
-- А я знаю! Я тоже забеспокоилась поначалу, но мистер Орандж сказал, что наконец-то приехали люди из приюта и забрали котяток. Так что довольно странно было бы, если бы коробка все еще стояла здесь, на площадке, вы не думаете?
-- Да... -- у Феликса загудела голова. -- Вы извините... можно я уже войду?
-- А я думала вы не предложите! -- обрадовано заявила Анна-Мария. -- Мужчины в последнее время стали такие...
-- Какие?
-- Нерешительные! -- она хихикнула. -- Заходите, конечно. Я там чаю испекла, и пирог поставила. С клубникой! То есть, конечно, наоборот, но вы поняли! Заходите, в общем!
Он зашел. И улыбнулся.
***
Дальнейшее описывать нет нужды, не говоря уже о том, что все, происходившее тем вечером дома у Анны-Марии, скрыто от нас покровом тайны. Достоверно известно только то, что Феликс, все еще улыбаясь, как идиот, вышел от нее только под утро. Но вечером пришел в гости снова. И на следующий день тоже. Видимо, пирог с клубникой и вправду был очень хорош.
-- Хорош, -- мистер Орандж согласно кивал головой, прихлебывая чай. -- А вот молодежь нынешняя... никуда не годится. Засядут по своим квартирам, будто призраки -- и плевать хотели друг на друга. Способов свести их, можно сказать, и не осталось.
Он шумно отхлебнул из блюдца.
-- Ну, почти не осталось. Хорошо, что глаз упал на эту распродажу -- оно и недорого получилось, и надежно. А главное -- будто бы само собой. Работает-то магия, получается. На самом деле работает.
За его спиной, на антресоли древнего шкафа стояла, чуточку выпирая острым углом, картонная коробка. "Графитовые коты!" -- горделиво сообщала фабричная надпись. -- "Лучшая имитация домашних мурлык! Псевдобионический контур, надежная операционная система, три года гарантии! Истинная магия кибермеханической природы! Ваши дети не заметят разницы!"
-- Десятый день пошел, а они по-прежнему вместе, -- заметил старик в пустоту. Чай в блюдце закончился, и он подлил еще. На крошечной желтой кухне стоял аромат клубники. -- Вполне возможно, что если кто и спасет чертов безнадежный мир, то это будут маленькие серые коты. Да, верно.