Веверлей, что-то бормоча себе под нос и время от времени горестно вздыхая, печально плелся по лугу. Солнечные лучи ласково пытались разгладить хмурые морщинки на его лице и, отчаявшись, сбегали вниз, заставляя грани надетых на пояс пузырей вспыхивать всеми цветами радуги. Алые розы, роняя капли росы, покорно склонялись к его ногам. Но на душе у Веверлея было скверно и сумрачно.
- Ну и пусть, - сказал он наконец, остановившись.
- Пусть. Вот утону, так будет знать, что и у меня есть своя гордость. А то, надо же, раскричалась. И причин-то ведь не было. Ну, попытался я покрасить ее кота в зеленый цвет. Так объяснил же ей, дуре, что это был научный эксперимент: как долго наблюдатель сможет видеть быстро удаляющийся зеленый объект на фоне зеленого луга. Ну, вытоптал ее "бесценные" розы. И что в них такого особенного? Цветы, как цветы: на лугу их немеряно. Кстати, не только я в этом виноват. Ее любимый кот, пытаясь удрать от меня, вытоптал не меньше. Но на него она не кричала, а только что-то ласково ворковала этому паразиту в его зеленое ухо. Ну, забрызгал краской все дорожки в саду. И что, что они из белого камня. Были. Теперь будут из белого в зеленую крапинку. Тоже красиво. И оригинально. Попробуй, побегай за вырвавшимся из твоих рук наполовину покрашенным котом, одновременно на бегу пытаясь его докрасить. Так и не догнал, только расстроился: весь эксперимент насмарку. Нет, чтобы промолчать, поддержать научные начинания супруга. Так нет же, такой визг подняла, что даже стыдно за нее стало. Эх! У других жены, как жены, а моя - Доротея! От нее один путь - в омут головой.
И, поправив на талии пояс с пузырями, гордый собой, он решительно двинулся к пруду.
От пруда пахло плесенью. Огромные кувшинки, задумчиво покачиваясь, плавали по его зеркальной поверхности.
Лягушки, увидев Веверлея, с громким кваканьем засуетились.
- Что это за чудо? - проквакала одна.
- А, это знаменитый господин Веверлей, - отквакала другая. - Опять, наверное, пришел топиться.
Веверлей сунул волосатую ногу в воду. Ногу тут же свело судорогой.
- Ну вот, - подумал Веверлей, - вода холодная. Еще и простыну... Ей назло. Пусть носится потом со мной по врачам.
Он вздохнул, отошел и с разбегу нырнул, стараясь уйти в воду с головой. Зеркальная поверхность разбилась, заволновалась, неторопливо расходясь кругами от того места, где скрылся несчастный Веверлей, и образовавшаяся волна легко ударилась о берег, окропив дурно пахнущими брызгами прибрежную осоку. Безразличные ко всему происходящему кувшинки с философским спокойствием качались на воде. Лягушки, умолкнув, с интересом ждали, что будет дальше.
Голова Веверлея в венке из тины снова появилась над водой.
- Черт возьми! - возмутился он.- Не тонется что-то. Сейчас... Отдышусь и снова попробую.
Веверлей совсем уже было собрался с духом, как увидел бегущую к пруду Доротею.
- Ага! - крикнула она, упирая руки в свои упругие крутые бедра. - Вот он, голубчик! А ну, вылезай!
- Сейчас, дорогая, - покорно прошептал Веверлей и, судорожно перебирая руками и ногами, по-собачьи поплыл к берегу.
Выловив из воды мужа и взвалив его на плечи, Доротея, прямо держа свой прекрасный стан, направилась по тропинке к дому. Юбка, трепеща на ветру, повторяла затейливую пляску могучих бедер. Веверлей, уткнувшись носом в ее верное супружеское плечо, тихо плакал горькими слезами раскаянья, вспоминая свой недавний порыв. Как он мог пытаться лишить эту прекрасную, чудесную женщину, его подругу, жену и соратницу, себя, такого скромного и покорного, любящего и беспомощного супруга.
- Прости меня, - бормотал он смятенно в прекрасное ушко, обрамленное золотыми завитками, - я больше не буду!
Доротея не отвечала. Она молча несла своего супруга. Свой крест.