Вовка прыгал по хорошо утоптанной глиняной дорожке и старательно шлёпал каблуками новых осенних сапог по крохотным лужицам. Эти маленькие осколки вчерашнего дождя хлюпали под ногами и разлетались во все стороны мелким веером брызг, а мальчишка размахивал руками и, крепко зажмурив глаза, взвизгивал от восторга. Голуби неторопливо сновали по дорожкам парка и разбегались от маленького человечка как-то лениво, словно чувствовали, что не стоит бояться его очень сильно. А малыш, в очередной раз ударяя по водяным зеркальцам, не обращал никакого внимания на разгуливающих рядом птиц, на суетливо спешащих людей и на скользящий за высокой чугунной оградою парка поток машин. Счастливый Вовка разводил руками в стороны и высоко поднимал ступни, словно итальянец, который давит виноград в большой бочке; потом прижимал локти к бокам и вышагивал, смешно изгибаясь, как на соревнованиях по спортивной ходьбе. И при всём этом - он не забывал ступать точно по лужицам.
Вовка мой сын, ему скоро будет два года, и он искренне считает, что всё в этом мире создано, чтобы приносить людям радость. Вот и сейчас, сидя на мокрой от утреннего дождя скамейке, я вижу, как мой любимый малыш, прыжком раздавив очередную лужицу, смотрит на меня восторженным взглядом заговорщика. Ведь хорошо знает, шельмец, что запросто может получить нагоняй за подобное баловство, но всё равно - резвится, наслаждаясь всем вокруг: голубями, лужицами, парком и своей безнаказанностью.
- Пап, а давай не пойдём в зоопарк?
А это моя дочь Кристина. Ей двенадцать лет, и она уверена, что Человечество способно разрешить любую проблему, если только умные люди спокойно всё обсудят. Да что там Человечество! Моя дочь думает, что способна в одиночку найти выход из любой ситуации. Конечно, Кристина признаёт, что она пока ещё не всесильна. Вот например, секреты макияжа ей пока ещё не хотят покоряться. Но зато, она знает имена всех эстрадных певцов и начинает громко со мною спорить, если я говорю, что все её любимцы для меня на одно лицо.
Кристина так и не дождалась моего ответа, вытащила наушник плейера и чуть повернулась на скамейке, чтобы позвать ещё раз:
- Папа?
Этот плейер мы с женою подарили дочери три месяца назад, и Кристина не расстаётся с игрушкой ни на секунду, забирая его с собою в школу, в постель и даже в душ.
- Ну, ты сам подумай, что мы там будем делать? - продолжала Кристина. - Смотреть на этих облезлых кошек? Вот скажи мне, почему все родители думают, что в субботу они просто обязаны сводить детей в зоопарк?
Я молча достаю сигарету и, разминая её в руках, делаю вид, что внимательно смотрю на Вовку. Легко догадаться, чем закончится наш сегодняшний поход в парк: моя дочь с лёгкостью опытного дипломата расстроит все мои планы. Её аргументы будут очень весомыми, и Кристина выскажет их таким уверенным тоном, что моя защита рухнет, словно подтаявшая фигура снежной бабы по весне. Тем более - я и сам не горю желанием водить по вольерам зоопарка двух детей и глубокомысленно говорить, указывая при этом на клетки: "А вот это какая-то птица. Кажется, орёл... Сокол? Ах, ну да, конечно... Это сокол".
- Пап, а пойдём лучше мороженное есть?
Прикурив сигарету, я с наслаждением выпускаю вверх несколько кривых колечек дыма. Этот парк остался одним из тех немногих мест, где курильщики чувствуют себя в полной безопасности. Ещё совсем недавно курение было здесь под запретом; но теперь, в середине XXI века, после многолетних совещаний и споров, его опять разрешили. Кажется, этот вопрос решался тогда на уровне правительства области.
- Пап, ты меня слышишь? Давай не пойдём в зоопарк, а пойдём есть мороженое, а?
- А что нам мама сказала бы на это?
Кристина почувствовала неуверенные нотки, которые так некстати прозвучали в моём голосе, и перешла в активное наступление, позвав на помощь брата:
- Вовка!! Иди сюда!
А вот это уже нечестно. Я пока ещё в силах справиться с Кристиной, когда она беспардонно вмешивается в процесс своего воспитания, но если мои дети объединяют усилия - они положат на лопатки кого угодно.
Вовка услышал голос сестры и бросился к скамейке, позабыв про всё на свете: про новые сапоги, которыми так легко поднимать брызги; про голубей, которых он собирался погонять сразу после того, как закончит с лужами; про кучку мусора, которая так заманчиво лежала на обочине и про всё остальное.
- Скажи, - Кристина ухватила брата за локоть, притянула малыша поближе, поставила рядом со скамейкою и посмотрела ему прямо в глаза, крепко зажав сразу обе его ладошки, - ведь ты же не хочешь сейчас идти в зоопарк? а хочешь, чтобы мы все вместе пошли есть мороженное? да, Вова?
- Да! - громко закричал Вовка, подпрыгнул от восторга, повернулся и посмотрел на меня с видом победителя. - Идём!!
Мальчишка пока ещё не разбирается в тонкостях семейной дипломатии, но ему очень нравится, когда кто-то интересуется его мнением. И тогда он, с энтузиазмом двухлетнего ребёнка, отвечает "да!" на любой вопрос, который заканчивается словами: "да, Вова?" Мы с женою иногда пользуемся этим, если малыша надо накормить или уложить спать, если надо отправить его чистить зубы или же заставить выпить невкусный кефир. Но Кристина... она научилась манипулировать Вовкой так искусно, что иногда даже мы, сами того понимая, идём на поводу у маленькой плутовки.
- А если мама всё-таки узнает? - я предпринял последнюю, робкую попытку перехватить инициативу, глядя, как моя дочь поправляет узел шарфа на шее брата. Господи, и откуда это у неё? Вот я бы ни за что ни углядел, что там что-то неладно. И если бы не Кристина, то Вовка так и ходил бы с голой шеей всю прогулку.
Стая голубей вспорхнула прямо из-под наших ног, когда Вовка ухватил нас за руки и потащил к выходу из парка. Сейчас птицы сделают небольшой круг над красными клёнами и над берёзками, которые сбрасывают на грязную землю свои лимонно-жёлтые одеяния так, словно с нетерпением ждали этого момента всё долгое лето. Потом голуби с хозяйским видом усядутся на уснувший до весны фонтан. Мне показалось, что именно эта стая хлопаньем крыльев подняла едва заметный ветерок и принесла в парк запахи осени.
- Не бойся, пап, мама ничего не узнает. Да, Вовка?!
- Да!!
* * *
Не узнает...
Мама ничего не узнает. Сейчас она просто-напросто не в состоянии этого сделать. Всё произошло неделю назад...
Если в течение пятнадцати лет заводить будильник на одно и тоже время, то, хочешь ты того или нет, а будешь просыпаться до его звонка. И утренние хлопоты навалятся на тебя все сразу, не дожидаясь, пока удастся вытряхнуть из головы остатки сна.
Все движения хорошо знакомы, секунды давным-давно просчитаны и всё делается почти машинально. Иногда мне кажется, что по утрам я смог бы ходить по квартире завязав глаза, и при этом - справиться со всеми делами, ничего не уронив и не свернув себе шею. Вряд ли я когда-нибудь решусь на подобный эксперимент. Хотя бы потому, что разгуливая по утрам таким образом, мне вряд ли удалось бы побриться.
Поставить чайник... включить телевизор... не приглядываясь, ткнуть пальцем в нужную кнопку и посмотреть, как в правом углу экрана вспыхнет окошко "Погода". Похолодало - надо бы Вовке тёплые носки выдать... или не замёрзнет?
Убедиться, что за ночь в почтовый ящик ничего кроме рекламы не поступило... И загружая в посудомоечную машину оставшиеся от ужина грязные тарелки, решать ежедневную утреннюю дилемму: приготовить на завтрак бутерброды с колбасой или же с яблочным джемом?
Потом - поднять детей и отправить их в ванную... если они там задержатся дольше чем на пять минут, то постучать в дверь, напоминая, что "кое-кто сегодня может кое-куда опоздать". Выключить чайник и окончательно проснуться лишь тогда, когда по всей кухне медленно поползёт нежный аромат свежезаваренного чая...
- Пап, у меня зубная паста почти закончилась.
- Если сегодня в магазин попадём - напомни. Ты бутерброд с чем будешь?.. Тогда этот Вовке. Да, Вовка?
- Да!!
Три чайных ложки крутятся в стаканах, выстукивая замысловатую трель. Наверное, они обмениваются утренними приветствиями, посылая их друг с другу на азбуке Морзе.
- Дочь, ты не помнишь, что вчера вечером мама говорила? Её сейчас надо будить или нет?
- А у нас что сегодня? среда? Ой, пап, ну ей же только к четвёртому уроку. Ты запомнить что ли не можешь?
Запомнить... как я могу запомнить расписание Натальи, если оно у неё меняется каждые полгода? Это для меня слишком часто, если, кончено, пятнадцать лет подряд просыпаться в одно и то же время.
- Пап, можно я себе ещё один бутерброд возьму?
- Бери... я маме потом ещё сделаю.
Вообще-то, Вовку по утрам можно не кормить. Завтрак в садике будет сразу, как только там соберут всех малышей. Но, глядя на Кристину, он усаживается за стол и требует себе полный набор: чай, колбасу, сахар, ложечку. А потом, откусив от бутерброда один единственный раз и даже не притронувшись к чаю, убегает одеваться.
Недавно Кристина заявила, что собирается стать моделью. Она где-то раздобыла брошюрки по разнообразным диетам, изучила их и заявила, что ей нельзя питаться так, как это делаем мы. Я промолчал, а Наталья усмехнулась и предложила дочери самой готовить для себя завтрак. Ровно неделю Кристина вставала вместе со мною и что-то колдовала на кухне, взвешивая на маленьких весах тёртые овощи. А через неделю заявила, что карьера в шоу бизнесе её абсолютно не интересует...
- Пап, мне деньги нужны.
- Опять? Я же тебе вчера их дал.
- Пап, да ты что? Это же на прошлой неделе было.
- На прошлой?.. А, ну да... Ладно, сейчас...
На днях Кристина упаковала свой дневник в цветную бумагу, решив, что картинка с зайчиками на обложке уже не подходит ей по возрасту. Первокласснику обычно покупают тетрадки и дневники с какими-нибудь белочками или цветочками. Потом ребёнок вырастает и требует себе дневник со "взрослыми" картинками: машинами, героями, роботами или артистами. А потом проходит ещё немного времени, и ученики начинают понимать, что детство почти закончилось. И тогда снова приходит пора дневников с зайчиками. По крайней мере - у девочек. Сейчас у Кристины, судя по всему, начинается второй этап, а вот годика через два-три мы снова увидим у неё на обложках "детские" рисунки.
В очередной раз выслушать от Кристины, что она уже большая и сама знает, что Вовку надо крепко держать за руку и не отпускать до самой калитки детского сада. Прикрыть за ними дверь, набросить на себя мохнатый плед и, переступая босыми ногами по холодным плиткам, стоять на балконе глядя, как дети медленно переходят двор и подходят к воротам школы. Вовке сейчас налево, и Кристина будет терпеливо стоять на развилке дорожек, дожидаясь пока её брат добежит до воспитательницы. И только после этого моя дочь отправится в школу. Я не знаю, зачем я смотрю на них с балкона. Ведь если, не дай Бог, с ними что-то случится, я ведь всё равно не успею добежать с восьмого этажа. Но вот ведь - стою, наблюдаю.
Запихать в рот надкусанный Вовкою бутерброд, ладонью смахнуть крошки со стола, и потом, уже обувшись, стоять в прихожей и долго хлопать себя по карманам, проверяя на месте ли телефон, пропуск, ключи и всё остальное. Открыть дверь, шагнуть было за порог, а потом - вернуться назад и, не разуваясь, пройти в зал, чтобы сунуть в карман казённый диск с документами фирмы.
А после этого, остановиться, словно что-то вспомнив, кончиками пальцев толкнуть дверь в спальню и побарабанить по белому косяку, глядя на затылок супруги:
- Не проспи, лежебока.
- Мусор с собою захватишь?..
Вот так всегда... первые утренние слова, которые, в общем-то, должны давать настрой на весь день.
Если бы мне тогда знать, что всё это может закончиться в один миг... так неожиданно и неотвратимо... Если бы знать.
А что, собственно говоря, я мог бы изменить?
Говорят, что у многих людей есть какое-то предчувствие беды. Не знаю, может быть этим кто-то может похвастаться. Затаив дыхание, они рассказывают, как с утра у них всё валилось из рук, как в голову лезли какие-то дурацкие мысли, как тревожно стучало сердце или прошибал пот. Рассказывают о скулящей под окном собаке, вой которой услышали только они, о треснувшем зеркале или же о своих снах, в которых было предостережение.
Ничего такого со мною не происходило ни в тот день, ни накануне.
Я спокойно закрыл дверь, мимоходом поздоровался с соседом, неторопясь спустился по лестнице, вышел из подъезда, перешёл двор и, выбросив мешок с мусором в контейнер, направился к остановке. Всё было точно так же, как и раньше. Как и в любое другое утро в течение последних пятнадцати лет.
* * *
В тот день неделю назад...
Телефон зазвонил где-то ближе к обеду. К тому времени, когда утренняя суматоха более-менее улеглась. Я уже успел забыть, как стоял на переполненной людьми утренней остановке, ожидая маршрутку... как лениво разглядывал сквозь запотевшее стекло знакомый до мельчайших царапинок пейзаж за окном... как шагал к проходной фабрики и поднимал воротник, пытаясь спрятать лицо от неприятно-холодного ветра... и как толкал турникет, который, словно ударом бритвы, рассекает время на две половины: рабочий день и всё остальное.
Приветствия коллег, встреча начальника отдела, ежедневное "чем собираетесь заниматься сегодня?", утренний чай, дежурный анекдот, первый перекур - и всё остальное, чем заполнено обычное рабочее утро, осталось позади. До телефонного звонка. Далеко-далеко, как будто, в прошлой жизни.
В нашем кабинете три телефонных аппарата подключены к одной линии. И если кто-то нам звонит, то трубку обычно берёт Танечка. Я уже не помню, как это всё сложилось. Может, она проворнее всех, а, может быть, - просто решила, что все наши клиенты желают слышать в трубке именно её голос. Так это или иначе, но и в тот день трубку взяла именно она.
- Дизайн! - стандартный ответ на телефонный звонок, короткое молчание, а потом - ленивый поворот головы в мою сторону, чтобы отыскать меня взглядом. - Да, работает... Конечно, можно...
Танечка в совершенстве освоила древнее искусство стрельбы глазами: "в угол, на нос, на предмет". Она постоянно испытывает этот приём на посетителях или же на работниках других отделов и, я даже допускаю, что делает она это неосознанно. Но эта её "артиллерия" предназначена не для нас. Тут, по мнению Танечки, "ловить нечего" и надо "срочно где-то искать другое место". Таким образом она "ищет" себе "другую жизнь" уже восьмой год и всё это время лениво тренирует силу своего обаяния на ком угодно, но только не на работающих рядом с нею дизайнерах.
Вот и сейчас Танечка чуть покачивает в воздухе телефонной трубкой и смотрит на меня игриво-раздражённо: "ну, и кто же это тебе звонит, Сереженька, и почему, собственно говоря, я должна из-за этого отвлекаться?"
Ткнуть пальцем в экран компьютера, приостанавливая программу; аккуратно положить карандаш на бумаги, чтобы потом быстро найти нужное место; передвинуть чуть в сторону кружку с остатками чая и откинуться на спинку кресла, протягивая руку за телефонной трубкой...
Сколько раз я отвечал на телефонные звонки за время работы в этом отделе?
- Алло!
- Сергей Иванович?
- Да, это я...
Незнакомый женский голос звучал из трубки буднично и равнодушно, с нотками фальшивой вежливости. Таким тоном говорят "здравствуйте" продавщицы в супермаркетах и мальчики на станциях техобслуживания. Ни к чему не обязывающая, дежурная учтивость.
"Кто это может быть? Какие-нибудь смежники, поставщики или учётчики? Что-то не так с документами, заказами или договорами? А может быть, это вовсе и не по работе? Учительница Кристины? какой-нибудь идиотский социологический опрос? или просто соседка, чью квартиру мы опять затопили?"
- Гончарова Наталья Николаевна - это ваша жена?
- Да.
- Это из травматологии четвёртой городской больницы беспокоят. Наталья Николаевна сейчас здесь. Вы не могли бы...
Бегом... прыгая через две ступеньки по узкой, крутой лестнице, нестись вниз из нашего кабинета... Бежать оттуда, где осталась недоделанная работа и растерянные лица коллег, где уже начала пищать неудачно брошенная мною на рычаг аппарата телефонная трубка и где ахающая Танечка растерянно смотрела мне вслед... Сломя голову бежать по длинному цеху, стараясь не напороться на тележки и не сбить с ног никого из работников. Трясущимися пальцами тыкать карточкой-пропуском, пытаясь попасть в щель кодового замка на выходе из цеха... И только на несколько секунд перевести дух тогда, когда проходная уже осталась за спиною. А потом - поморщиться, представив, как долго ещё бежать до остановки... и маршрутки в это время ходят не так часто.
"Может - такси вызвать? Сколько им надо времени, чтобы сюда подъехать? Минут десять не меньше. А, может... Черт, я ведь как был в сменной обуви, так ней и выскочил. Плевать, добегу как-нибудь, не растаю... Может Виталику позвонить? У него машина на ходу сейчас или нет?"
И в этот момент, когда я уже совсем было собрался бежать дальше, в кармане чуть слышно заверещал сотовый телефон.
"Ну, скажи... - думал я, трясущимися пальцами пытаясь вытащить вибрирующий аппарат, - скажи мне, что всё это глупый розыгрыш... Скажи, что кто-то из твоих знакомых решил меня напугать... - мне наконец-то удалось достать телефон, - очень глупо напугать. Я, конечно, разозлюсь, но ведь потом мы посмеёмся все вместе. Ну пожалуйста, скажи, что это какая-нибудь скрытая камера или дебильное шоу в прямом эфире".
- Да!
- Серёжа, - это была Танечка, - ты там ещё не далеко убежал? Шеф тебе свою машину даёт. Она сейчас на проходной будет, иди туда.
Начальник отдела даёт мне машину?.. Я бы ни за что в это не поверил, если бы мне кто-то рассказал это ещё вчера. Да что там вчера? Полчаса назад. А теперь я стою на проходной и удивлённо наблюдаю, как отъезжает в сторону огромная створка ворот, чтобы выпустить на улицу спасительный автомобиль.
Интересно, это Танечка шефа уговорила? Я же ни за что не поверю, что он сам мог об этом догадался.
- Куда едем, начальник?
- Четвертая городская... Какой я тебе, к чёрту, начальник?
- Такой... мне всё равно кого и куда возить, стало быть, для меня все пассажиры - начальники... Как поедем? через центр или по проспекту?
- А как быстрее будет?
- Через центр. Сейчас там пробок нет... наверное... Пристегнись, а то сами в травму попадём...
Я всегда боялся, если вдруг маршрутка начинала мчаться по городу с бешенной скоростью. Я ни за что в этом не признался бы, но у меня всегда испуганно замирало сердце, когда водитель, только чуть-чуть сбросив скорость, умудрялся втискивать машину в нужный ряд. Мне казалось, что она может не вписаться в поворот, что она вдруг перевернётся или же в нас врежется ещё какой-нибудь лихач.
Я всегда этого боялся и абсолютно уверен, что фразу "какой же русский не любит быстрой езды" придумал человек, который понятия не имел, что же такое настоящая скорость.
И сейчас мне тоже становится не по себе от ненужного лихачества на дорогах. Но в тот момент я, вцепившись в ремень безопасности, мысленно подгонял машину:
"Ну, давай же... побыстрее, милая..."
* * *
Почему тот напиток, который выдаёт кофейный автомат, всегда пахнет чем угодно, но только не самим кофе? Я не знаю, почему так происходит. Получив свою покупку, вы можете почувствовать запах горячего пластика или же подгоревшей яичницы, варёной кукурузы или свежего мяса, только что купленной газеты или натёртого паркета. Как-то раз мне попался кофе с запахом апельсинов. А может быть, так не везёт именно мне? а все остальные люди, бросив монетку в слот машины и нажав нужную кнопку, получают нормальный, горячий кофе.
Здешний автомат не исключение, и вот сейчас, например, я держу в руках пластиковый стаканчик, и кофе в нём пахнет какими-то лекарствами. Это, конечно, непривычно, но ничего слишком уж необычного я в этом не нахожу. Обычный дешевый напиток, который мне выдал обшарпанный кофейный автомат, стоящий небольшом вестибюле больницы. Чему же тут удивляться?
За последние три часа я подошёл к этому автомату уже в пятый раз. И, судя по всему, - в последний, потому что мелочи у меня больше не осталось, а я вряд ли наберусь смелости, чтобы подойти к кому-нибудь и попросить разменять мне купюру. Не потому, что я слишком стеснителен, а потому, что хорошо чувствую, как сейчас трясутся мои пальцы и дрожит горло. Не самое лучшее время начать разговор с незнакомыми людьми.
За эти три часа я посидел в этом коридоре на восьми стульях, выпил пять стаканчиков кофе, внимательно рассмотрел все стенды про оказание первой помощи, два раза сходил в туалет и пролистал тоненькую стопочку лежащих на столике прошлогодних газет. Мне очень хотелось курить, но пачка была уже пустой, а в больничной аптеке, естественно, не продавали ничего, кроме лекарств.
В этом коридоре было множество дверей, и все они были похожи друг на друга, словно близнецы. Только одна дверь отличалась от других: в ней было прорезано маленькое, прикрытое облупленной фанеркой, окошко. Несколько раз я нетерпеливо стучал в окошко, и тогда сидящая за этой дверью медсестра, открывала шпингалет, откладывала в сторону журнал с кроссвордами и с невозмутимостью робота отвечала: "Ждите, к вам скоро выйдут. Операция ещё не закончилась".
Услышав этот ответ в первый раз, я не сразу понял, о чём она говорит. Я приехал, чтобы найти здесь свою жену, обнять её, успокоить и отвезти домой на машине шефа. Пока мы сюда ехали, я думал, что моя Наташка, перебинтованная, испуганная, с красными от слёз глазами сидит на какой-нибудь кушетке. И я не понял, почему девушка за этим окошком говорит о какой-то операции, которая должна вот-вот закончиться.
Я послушно сидел на холодных стульях... курил, пока не кончились сигареты... пил вонючий кофе... рассматривал плакаты на стенках... время от времени стучал в окошко, неизменно получая ответ: "Ждите, к вам сейчас выйдут".
Я ждал... терпеливо ждал... а что ещё мне оставалось делать?
В первый раз я вышел покурить минут через сорок после того, как впервые получил ответ медсестры; от той сигареты у меня почему-то закружилась голова, и как-то необычно забилось сердце. Я уцепился за перила и закрутил головою, пытаясь найти скамейку, но не нашёл её. Зато увидел, как шофер вышел из машины и, виновато улыбаясь, показал на свой мобильник.
"Езжай, - махнул я рукою. - Справлюсь как-нибудь без тебя".
Не помню, сказал я ему "спасибо", когда выскакивал из машины, или нет... Надо будет поблагодарить его потом. Обязательно поблагодарить... потом... когда всё закончится...
А пока я ждал. Ждал долго, молча и терпеливо. Несколько раз доставал свой мобильник, чтобы позвонить Кристине... и убирал его обратно, решив, что сделаю это тогда, когда увижу Наталью. Я хотел позвонить на работу, чтобы сказать, что я сегодня уже не приду... но так и не сделал это. Я хотел было позвонить Виталику, чтобы тот приехал сюда на своей машине... но потом решил, что на такси нам будет удобнее.
- Кто здесь к Гончаровой? - раздался где-то сбоку громкий голос.
Я оглянулся и увидел возле той заветной двери молодого человека в докторском зелёном халате. Говорят, что на таком фоне не заметны кровавые пятна. Не знаю, мне не часто удавалось видеть в своей жизни хирургов. Да и вообще, последний раз я был в больнице лет восемь назад... да, именно восемь. Помнится, мы тогда ездили на пикник, и я умудрился приехать домой с вцепившемся в кожу клещом. Я не мог дотянуться до своей лопатки, а Наталья испуганно бледнела от одного только взгляда на это насекомое... пришлось идти к хирургу. Кажется, у него был точно такой же зелёный халат.
Этот молодой человек возник в коридоре так, словно прошёл сквозь эту закрытую дверь. По крайней мере, я не видел, как он проходил через дверь и не слышал щелчка шпингалета.
- Кто к Гончаровой? - повторил он.
- Я! Что с ней?
"Ну, скажи... - думал я, пока шёл к доктору. - Скажи мне, что с ней всё хорошо. Сейчас её выведут, и мне просто надо будет вызвать такси, чтобы отвезти её домой... Ну, пожалуйста, скажи мне это..."
- Пойдёмте со мною. Главврач хочет с вами поговорить.
- Что с Натальей?
- С ней всё хорошо, операция закончилась. Пойдёмте, вас ждут...
Молодой человек пропустил меня перед собою, шагнул следом и щёлкнул шпингалетом, закрывая за нами дверь с окошком. Эта дверь, словно турникет на проходной завода закрылась за нашими спинами и, чуть скрипнув, поделила весь мир на две части. Снаружи жили весёлые, здоровые люди, а внутри - больные. Где-то среди них была моя Наталья, и сейчас мне придётся пройти по лабиринтам коридоров, отыскать её и вывести наружу, обратно за эту волшебную дверь. К солнцу, осени, жизни...
Когда мы проходили мимо медсестры, то она даже не подняла головы от своих кроссвордов.
* * *
Стул в кабинете главврача не был похож на те, что стояли в коридоре больницы. Мягкое сиденье, высокая спинка, приятная расцветка. Я узнал этот стул сразу же, стоило мне только зайти в кабинет. Именно такие стулья делались на нашей фабрике. Они сделаны так, что уже своим внешним видом внушали уверенность, говорили о солидности и обеспеченности хозяина кабинета. Этот стул никак не мог шататься. Но когда я уселся на него, он как-то ненадёжно подо мною скрипнул...
Сидящий на точно таком же стуле человек не был похож на главврача. По крайней мере, он никак не соответствовал тому образу, который возникает в моём подсознании, когда я слышу слово "главврач". Я ожидал встретить здесь... черт его знает, кого я ожидал здесь увидеть, но только не этого невзрачного на вид человечка.
Я смотрел прямо ему в лицо, а он старательно отводил взгляд в сторону. Он разговаривал со мною и смотрел на лежащий перед ним на столе толстый кожаный блокнот, на массивный письменный прибор из зелёного камня - явно подарок от каких-нибудь благодарных пациентов, на сотовый телефон, давным-давно устаревшей модели. Он смотрел на что угодно, только не на меня.
Главврач был примерно моего возраста. Наверное, лет пятнадцать провёл за хирургическим столом или перед креслом стоматолога, в приёмном покое или же в каком-нибудь кабинете больницы. Судя по всему - фанатик своего дела. Может быть, он даже и не мечтал о месте главного врача, но вот однажды пришло время и оказалось, совершенно неожиданно для него самого, что во всей больнице нет лучшей кандидатуры. И он, наверное, по-прежнему считает, что основное его рабочее место там - возле больных. А здесь... ну, надо же кому-то находить утешающие слова, успокаивая рыдающих родственников.
А может быть, я ошибаюсь... и передо мною сейчас сидит обычный карьерист. Профан, ничего не соображающий в медицине, но зато - умелый хозяйственник.
"Ну, говори же, эскулап..."
Падение с высоты собственного роста.
Идиотская формулировка, которая, по большому счёту, не вносит никакой ясности и может означать собою всё что угодно. То, что Наташа поскользнулась на мокрых плитках пола в каком-нибудь супермаркете; то, что у неё сломался каблук на тротуаре, и она не смогла удержать равновесия. А может быть, её просто кто-то толкнул... Очень сильно толкнул, так, что она упала и не смогла самостоятельно подняться.
- Я не знаю, что произошло с вашей женою, - спокойно говорил мне врач. - Сюда её привезли на скорой. Если хотите, то мы сейчас туда позвоним и всё узнаем.
Я покачал головою. Мне было абсолютно всё равно, что и как там с ней произошло. Я очень хотел узнать, что же с Наташей сейчас. А вот потом... потом - может быть... потом - конечно, да. Всё выясним, разузнаем, будем думать, что же делать дальше...
- У неё был вывих бедра и перелом ключицы, - продолжил врач. - Это, конечно, очень неприятно, но - не так страшно. С этим мы справились без особого труда. А вот здесь... - и он протянул мне большой лист рентгеновского снимка, включил настольную лампу и услужливо повернул красный абажур так, чтобы свет падал в мою сторону.
Он что? и вправду думает, что мне удастся что-то разобрать в этих белых пятнах на чёрном фоне? Я увидел, что это снимок человеческого черепа, но я понятия не имею, что же здесь не так, и о чём пытается сказать мне доктор. Да и вообще, на мой взгляд, на таких снимках все черепа выглядят совершенно одинаково. Интересно, как только доктора умудряются здесь что-то разглядеть.
- Вот с этим нам пришлось помучаться больше всего, - продолжал врач через несколько секунд. - Травма головы это всегда сложно. Но вы не волнуйтесь, нам удалось всё сделать так, как надо. И операция, в целом, прошла успешно.
Я положил снимок на стол и посмотрел на врача, но тот, выключив лампу, по-прежнему смотрел куда-то вбок.
- К ней сейчас можно?
- Конечно, можно, - кивнул врач. - Только учтите, она сейчас спит после наркоза.
Я уже собирался подняться и пойти. Куда угодно - туда, куда меня повели бы эти спасители. Туда, где лежит сейчас моя Наталья.
- Вы знаете... - врач даже не сделал попытки подняться. - Данных о вашей жене почему-то нет в базе.
- Что, простите?
Какая, к чёрту, база? Какие такие данные о моей супруге, которых у кого-то там нет? Моя Наталья сейчас где-то здесь. Она лежит с пробитой и залатанной головою, а мне пытаются что-то рассказать, о чём-то спросить, наивно ожидая сейчас от меня каких-то слов, решений или действий.
- Данных о вашей жене нет в базе данных у военных. Мне придётся сообщить про это...
- А почему они должны там быть?
- Вы что? ничего не знаете?.. Ваша жена не человек...
- Что, простите?
Конверт, который передал мне врач, оказался довольно толстым. Я не знаю, сколько фотографий было в той стопке: пятьдесят? семьдесят? сто? Снимки разных форматов, сделанные в разное время. Некоторые - с яркими, сочными красками и очень приятным на ощупь глянцем; другие - сомнительного качества, сделанные явно неопытной рукою любителя.
Но, у всех этих фотографий было одно общее. На них всех была изображена моя жена...
Вот она улыбается на фоне пирамид (она никогда не покидала страну)... а здесь она стоит с аквалангом на спине (они не умеет плавать даже по-собачьи)... на этом снимке у Натальи какой-то багровый шрам через всю щёку... вот у неё протез вместо правой руки... а вот здесь... здесь моя жена лежит в гробу.
Я перебирал фотографии
- Вы хотите сказать, что моя жена - чей-то клон?
- Нет... если бы она была чьим-то клоном, то всё было бы намного проще. Дело в том, что она не человек. Она - манекен.
- Простите, я не понимаю. Что такое манекен?
Взгляд врача стал какой-то растерянный, но он наконец-то взглянул мне прямо в глаза. И, я не знаю почему, но мне сразу стало как-то легче.
- Вы и вправду этого не знаете?
* * *
В начале века все бросились зарабатывать деньги. Собственно говоря, люди занимались этим всегда, просто на заре XXI века это приняло характер пандемии. Участником этой гонки было абсолютно всё равно в какой области будут работать сделанные инвестиции, лишь бы на банковские счета регулярно приходили пополнения в виде дивидендов.
Именно тогда и появились домохозяйки, которые могли владеть крохотным кусочком газового комплекса; учителя и бармены, хранящие дома частичку автомобильной промышленности; милиционеры и строители, которые, затаив дыхание, следили за стоимостью ценных бумаг рыболовецких компаний.
По большому счёту, в этом нет ничего предосудительного. Каждый законопослушный гражданин имеет право распоряжаться своими доходами так, как сочтёт нужным. Но зачастую, люди абсолютно не интересовались тем, а что же на самом деле происходило на том предприятии, акции которого пылились на антресолях владельцев или же крутились во всевозможных паевых фондах.
Так что же тут удивительного, что однажды на бирже были зарегистрированы акции компании "Био-Ника", в уставе которой говорилось о том, что она собирается работать в сфере медицинских услуг. Учредители компании получили необходимые разрешения, прошли многочисленные проверки, зарегистрировали своё детище во всех инстанциях, получили всевозможные печати, набрали персонал. Потихоньку закрутились шестерёнки Большого Бизнеса, установились Котировки, появились Спрос и Предложение, и вот, в один прекрасный момент, все акции "Био-Ники" отыскали своих владельцев, а учредители фирмы получили необходимую сумму для начала бизнеса.
И всё было замечательно. Появилась ещё одна позиция в бизнес-новостях и ещё одна строчка в биржевых сводках. И мудрые аналитики, аккуратно поправляя галстук-бабочку, делали свои прогнозы на ближайшее будущее, рассуждая, а "пробьют ли сегодня акции "Био-Ники" свой исторический барьер?" В скором времени люди стали бы получать красивые конверты, и письма в них начинались бы словами: "Уважаемый акционер!" Всё было очень хорошо...
Вряд ли кто-то из пайщиков, покупая акции компании, догадывался, что же на самом деле скрывается за формулировкой "синтез новых органических материалов".
Клонирование человека является преступлением во многих странах. Она запрещено почти везде - там, где уровень технологии позволяет воссоздать человека из нескольких донорских клеток. В уголовных кодексах этих стран есть необходимые статьи, правительствами приняты соответствующие законы... Но учредители "Био-Ники" нашли хитроумный способ обойти эти препоны. Принятые к ним на работу ученые пошли ещё на один шаг дальше и смогли получить такие клетки искусственным путём. А если нет донора, то, стало быть, - нет и клонирования. Значит и закон не нарушен, и больные счастливы, и фирма с прибылью.
Аббревиатура СОМ - Синтезированный Органический Материал как-то не прижилась. И тогда, с легкой руки какого-то технолога, - да-да, именно технолога, ведь это же, в конце концов, была фабрика, а не больница - продукцию фирмы "Био-Ника" стали называть Манекенами. Очень точное, надо сказать, название. Вроде бы как и не человек, но - очень на него похож.
И если разобраться, то ведь, по большому счёту, никто никого не обманывал. Фраза "синтез органических материалов" как нельзя лучше подходила к тем процессам, которые запустили в пробирках лабораторий "Био-Ники" ремесленники от медицины. Что может быть проще? смешиваешь в своей колбе химикаты в нужной пропорции, подогреваешь нужным образом, и через девять месяцев вываливаешь на свой рабочий стол "новый органический материал". И разве кому-то важно, что этот "материал" хлопает глазами, улыбается, агукает?
Оказалось - важно.
Никто из совета директоров "Био-Ники", запуская это "производство", не интересовался, а что же, в конечном итоге, появится из пробирок их учёных. Все считали, что "синтез органических материалов" - это как большой конвейер, в который с одной стороны нужно засыпать порошки, а с другой стороны тебе в руки будут падать уже готовые для пересадки органы. Причём - аккуратненько упакованные, нужного размера и с цветной биркою "Био-Ника".
А на деле всё оказалось совсем по-другому - если ты хочешь получить, допустим, донорские почки, то тебе придётся сначала прирезать "органический материал". Аккуратненько так прирезать, на хирургическом столе, остреньким скальпелем... А если нужно будет пересадить сердце шестнадцатилетнему больному, то придётся "выкармливать" донорское сердце до нужного размера всё это время.
Здравый смысл, конечно же, победил, и ни один из Манекенов под нож не попал. Общество во время спохватилось, завопило: "Ах-ах-ах, что же мы наделали!? Люди мы, в конце концов, или нет!!? Как же мы такое допустили!!"
Заволновалась пресса, забеспокоились политики... посыпались проверки, начались разбирательства... счета "Био-Ники" заморозили, руководство - по повесткам в милицию. И тут выяснилось, что всё, в общем-то, законно было. Клонирование? позвольте, гражданин начальник, какое клонирование? покажите, кто донором был. Мы не клонируем, мы производим... Торговля органами? извините, вот устав, вот разрешения, вот лицензия. У нас биоматериал, а не человеческие органы. У нас же вообще нет людей, а нас - Манекены...
Вот только идущий в пробирках процесс нельзя остановить на время разбирательства, а эти Манекены не могли ждать пока взрослые дяди решат их проблемы. Они все хотели кушать. Каждые два часа. А счета заморожены... а руководство под домашним арестом. Вот тогда-то и появились в газетах объявления: "Отдам новорожденного мальчика в хорошие руки". Вот тогда-то завхозы и технологи "Био-Ники" начали обзванивать всевозможные инстанции: "Узнайте там у своих, никто ребёночка на воспитание взять не хочет... А двух сразу?.. Ну, хотя бы одного... Куда нам его привезти?"
Потом общество спохватилось в очередной раз и снова загудело - ну как же так? это же гениальное открытие, уникальные разработки. А мы не смогли уберечь... банальное разбазаривание... преступное попустительство... Вот только собрать обратно весь "биологический материал" уже не получилось. Те люди, которые приняли Манекены в свои семьи, почему-то не захотели отдавать это обратно.
Интересно, почему?..
* * *
- Вы хотите сказать, что у моей жены не было родителей?
- Да, именно так, - мой собеседник на секунду взглянул на меня, а потом снова принялся рассматривать раскрытый блокнот.
Я почему-то ждал ещё каких-то слов. Доводов, примеров, доказательств. Чего угодно, но только не этой короткой фразы: "Да, именно так". Которая была произнесена таким тоном, словно предметом разговора сейчас было что угодно, но не живой человек.
Человек... вот как раз сейчас мне и объясняли, что в одной из палат этой больницы, с перебинтованной головою и зажатой гипсовой повязкой рукою, лежит как раз таки не человек, а Манекен. Существо, которое официально было признанно и живым, и разумным, но при всём этом, оно так и не получило право называться Человеком.
- Вы ошибаетесь. У моей жены были родители. Её отца я, правда, не знал, он погиб ещё до того, как мы встретились с Натальей. Но её мать...
- Простите, - перебил меня врач, - а почему вы так уверены в том, что эти люди - родители вашей жены? Только потому, что они вам сами об этом говорили? Я могу даже предположить, что Наталья Николаевна искренне считала их своими родными. Но вот на самом деле...
- Вам не показалось странным такое вот совпадение: Гончарова Наталья Николаевна? - продолжил врач через несколько секунд. - Ведь так, кажется, звали жену Пушкина?
- Да, именно так, но почему вы решили, что это так странно? Гончарова - довольно распространённая фамилия, а имя отчество... ну, совпало. Мы смеялись над этим и даже...
Я не стану рассказывать ни врачу, и никому другому, как веселились мы с Натальей, когда вспоминали про такое совпадение. Как она шутливо упрекала меня в том, что я не могу написать ей ни одного стихотворения. А я, в отместку, говорил, что будь у Пушкина такая жена как моя Наталья, то ему не надо было бы никакого Дантеса, а великий поэт просто бы взял и застрелился. Я решил, что не стоит говорить про это здесь и сейчас.
- ... Тёща после смерти мужа решила вернуть себе девичью фамилию. - продолжил я. - А вот её отец...
Я замолчал... я хотел сказать, что отец моей жены носил фамилию Гончаров... И тут я понял, что, в общем-то, не могу сказать это наверняка.
- Люди, которые взяли к себе манекены могли назвать их как угодно. - начал говорить доктор, заметив мою растерянность. - Большинство из них, конечно же, дали им свою фамилию. Но были случаи, когда на свет появлялись такие вот знаменитости.
- Что вы мне рассказываете? Моя жена - Гончарова, потому что её родители были Гончаровы.
Потом... потом я всё узнаю у Натальи. Она всё расскажет, когда мы приедем домой, когда отдохнём от сегодняшнего дня. Когда-нибудь всё это должно же закончиться... Вот тогда и спрошу про эти фамилии, про родителей, про манекены и усыновления... Потом.
- Поймите, не было у вашей жены никаких родителей. Её тело - продукт фирмы "Био-Ника". Если вы хотите, то я могу даже найти тот номер, под которым она была сделана в этой фирме. И поверьте мне, у этого номера нет ничего общего с фамилией Гончарова. Вот только...
- Ну, хорошо, допустим, что вы правы... Вы можете объяснить мне, чем манекен отличается от человека?
- Ничем...
- Что?
- Я говорю - ничем. Ни один хирург не найдёт в Манекене ничего такого, что бы отличало его от человека. Я на сто процентов не уверен, но, мне кажется, что и ни один психолог тоже. Хотя, они никогда в этом не признаются, ведь для них и самый обыкновенный человек - это...
- Я могу увидеть мою жену? - перебил я главврача.
Мне глубоко безразлично, что думают психологи и философы о человеческой природе. Если теперь кто-нибудь из них спросит меня, а что же на самом деле есть Человек, то я направлю их всех в четвёртую городскую больницу. Теперь я точно знаю, что наиболее полно на этот вопрос способен ответить лишь врач-травматолог. Он не забивает себе голову ненужными вопросами и даже не пытается рассуждать над полнотою и логичностью определения: "двуногое без перьев и с плоскими ногтями". Хирурги научились определять Человека достаточно хорошо, потому что иначе им нельзя.
- Я могу сейчас её увидеть? - повторил я ещё раз.
Главврач замолчал, оборвав свою речь на полуслове, впервые за всё время нашего разговора взглянул мне прямо в глаза, а потом - поднялся, сунул в карман сотовый телефон, снял с вешалки белый халат и протянул его мне.
- Пойдемте, я провожу вас в реанимацию. Ваша жена сейчас там. Но, учтите, - не больше трёх минут, и если только вы мне пообещаете не устраивать там истерики.
Что может быть проще? Мне надо надеть белый халат и пойти следом за врачом? Да, пожалуйста... Но, сначала я запутался с рукавами... потом оказалось, что у этого халата нет ни одной пуговицы, и он запахивается словно кимоно сумоиста... а потом я не знал, надо ли завязывать этот тонкий пояс. А врач всё это время терпеливо молчал и по-прежнему смотрел куда-то в сторону.
- Я могу с ней остаться? - спросил я, когда мы наконец-то покинули душный кабинет и пошли по длинному коридору. Мы шагали в другую сторону от входа, оставив за спиною шпингалет двери, медсестру с её кроссвордами и закрытое поцарапанной фанеркою окошко.
- У меня больница, а не гостиница... Езжайте домой, а часиков в девять позвоните сюда - вам всё скажут. А завтра можете приехать в любое время. Пропуск для вас я сейчас выпишу.
- Слушайте, а может быть, вам что-то надо?.. Кровь, лекарства?
- Ну, от доноров мы ещё не отказывались, а лекарства... За лекарства не беспокойтесь. Ваша жена застрахована?
- Конечно... Так же как и все...
Глава II
Когда я сидел в коридоре больницы и смотрел на дверь с окошком, ожидая окончания операции, то я очень боялся того момента, когда мне придётся рассказывать про всё Кристине.