Море, разлившееся до самых горизонтов. Море, покрытое мелкой рябью легкого бриза. И солнце.
Солнце, разогнавшее тучи с небесной лазури. Лишь далеко в выси. В безграничном южном небе неслышно парили облачка. Легчайшие перистые пушинки - перышки, что невесомой сетью застыли в маревном воздухе.
И на одном из пушинок сидела она. Поджав ноги. Опустив голову на плечо. Сидела.
И смотрела вниз. И там, в бескрайней синеве океана. На крохотном островке. Был он. Точкой белела яхта рядом. Салатной зеленью радовали пальмы и кустарники. Тонкой окантовкой желтел песок ...
Едва слышно шелестел прибой, накатываясь на гладкий песчаный склон. Тихонько шептались деревья, едва трогая друг друга разлапистыми листьями. Чуть дыша лица, касался ветер. Такой переменчивый. То легкий и прохладный, то горячий, как от горнила.
Лежа в гамаке, он смотрел в небо, что своей бездонность и синевой привлекало его с самого детства. Смотрел, словно отрываясь от земли. Смотрел, воспаряя вверх. И было от чего. Рядом, чуть душа, спала она. Та, за которую он был готов отдать жизнь. Хоть и встретил два дня назад. Два дня! Подумать только. А ощущения будто знал её все жизнь. Будто когда-то встречались, любили, затем расстались. И вдруг повстречались вновь! Чувства, сердце не может ошибаться. Два дня, будто годы. Будто годы счастья. Которого так мало было в жизни. Словно солнце не заходило. А длинный, южный день и вовсе превратился в бесчисленные часы любви, что разливалась в душах. Страсть и нежность.
Значит это она! Точно она. Та, которую искал всю жизнь. Не брошу. Не отпущу.
Думая так, он смотрел в небо. На единственное облако, что застыло почти над самым островом.
Но отсюда, сверху, все выглядело совсем иначе.
Было больно и жалко до слез видеть, как человек тонет в грехе. Как страсть пожирает их души, выжигая любовь и все самое светлое и теплое. Как в адском огне прелюбодейства сгорал тот, чьим Хранителем она была.
А потом, под вечер третьего дня, когда закат раскрасил все алым, появился он. Темно-красный. Отвратительно - глумливо засмеялся, кружа в воздухе.
- Тебе нет места в его сердце! - Загоготал он - Убирайся! Небо нужно ему, только как источник дождя и попутного ветра! Убирайся! Он счастлив на земле!
Её щёки залил пурпур. И горло сжалось. Ведь возразить нечем! По тому, что это правда. Горькая. Ненавистная, правда!
А он все продолжал бесноваться. То, оправдывая его, то обвиняя. И обвиняя и его, и сомны ангелов и Отца.
А она, а все смотрела вниз.
Вскоре тьма отступила. Но не в сердцах...
Она ушла. Не попрощавшись. Не сказав не слова. Пошла своим путём. А он остался на этом острове. Словно в клетке. Свет звезд не давал спать. Душа горела. Будто ему за шиворот насыпали угольев. Ныла грудь, и он словно в лихорадке ходил по песку, ища её. И не находил.
Тогда пришло отчаяние. Слезы.
Вечером, лежа в корчах на холодном песке он увидел её. И свет воссиял в душе.
Она была.... Была.... Тогда она была всем. Губы её шептали слова Жизни. А руки, воздевая его руки, устремлялись в небо. К ночным звездам. К утренней заре. К вечернему закату. Тут же, на яхте нашлась Библия. Так, за чтением Книги сей проносилось время.
Но, что за дивная была пора! Ночью, когда весело трещал костер, они разговаривали. Она говорила об Отце. О мироздании. О величайшей Премудрости. О Венце творения. Только о рае и аде молчала она. И он верил. Плакал, понимая, что сам только гость на этой земле. Что там, на Сионе, его ждет Тот, который Любит, Понимает, Ждет и Верит. Доверяет.
Он плакал. И слезы очищали истерзанную душу.
Пожалуй, она не сказала ему ничего нового. Ничего, что заставило бы пасть ниц, и содрогнутся от суеверного ужаса. Нет. В беседах их он тоже не оставался нем. Вспомнив воскресную школу, он рассказывал проповеди. Полузабытые. Кое где перевратые и досочиненные. Лишь бы она улыбалась. Лишь бы она сказала еще хоть слово. Лишь бы заглянуть ещё раз в её бездонные, голубо-муреновые глаза.
Вечером, когда закат окрасил все красным, опят появился он. Возник рядом с облачком. Но она даже не заметила этого. Она смотрела вниз. Туда, где белела яхта у берега. Желтел песок и зеленели деревья. Туда, где между раскидистыми пальмами на гамаке лежал человек.
Человек смотрел в небо. На маленькое облачко. Что так неотступно кружит над ним. На ослепительно белую точку, что примостилась с краю.
- Все ждешь? - поинтересовался враг - А ведь он давно мой.
И она, пожалуй, в первый раз подняла взгляд, и улыбнулась. Улыбкой доброй и чуточку снисходительной.