Прикосновение его пальцев вызывали почти физическую боль. Кожа на пальцах загрубелая, от работы. Ей казалось что сквозь эти пальцы из нее уходит жизнь.
- На эту ногу наехала машина?
- Да.
- Давно?
- Год назад. Около.
Она дернула плечом, и высвободила ногу. Напряженная, стремительная. Словно застывшая в падении вода. Или пружина, которая так и не распрямилась.
- Так что это было?
- Судорога.
Контур тела на фоне серых окон. Плечи, руки на груди, волосы лежащие в божественном беспорядке. Одна штанина закатана, а другая нет.
Одно слово, эльфка. Захотелось подойти сзади, обнять за плечи. Уткнутся в волнистое море темных волос.
Хотя и делать это рискованно. Можно напугать нежданной нежностью.
На самом деле, всего этого не было. То есть было, но только в фантазии автора. На самом деле было совсем другое. Более жизненное, более трагичное. И более светлое и волшебное. По тому, что жизнь всегда изящнее вымысла.
Событие первое. Мысли во время работы.
Где то внизу шумит Ленинградка. Проспект имени Ленина. По нему мчатся машины, весь день. С раннего утра, и до поздней ночи. А еще, здесь на 18 этаже обалденно пахнет Маковской кухней. По тому, что внизу, прямо подо мной, расположился Мак Доналдс. В котором, я кстати, ни разу не был. Надо будет как-нибудь зайти.
Отсюда, с высоты почти в пятьдесят метров, Видно далеко. А с моим зрением еще и четко. Вон, вдалеке Филийные башни. А вон скошенная крыша здания, что на Юго-западной.
Вот небо, задумавшись серыми тучами, задержало дыхание, и вдруг всплакнуло по былому. Причем настолько по былому, что вместо слез с неба посыпались крупинки снега. Мир посерел, покрылся дымкой. Едва заметной, но все более белесой.
В такую погоду, с таким видом, совершенно невозможно работать. А если сердце не на месте, то и подавно не о какой работе речи не идет. Он думал. Думал о ней. Думал о судьбе, о Божественной воле. Пытался выцедить себя из общей картины. Разбирал и снова собирал мозаику происходящего. Дело в том, что в жизни этого парня случилась удивительная вещь.
Он повстречал эльфку. Самую настоящую эльфийку женского пола.
Произошло это в церкви. Всем доподлинно известно, что эльфы мастера пряток. Могут спрятаться где угодно, хоть посреди скоростного шоссе. Ведь скрыть можно все что угодно. Кроме одного. Кроме души.
Увидеть душу можно разными путями. Можно провести сравнительный анализ, всех ее поступков, и на основе полученных результатов, прийти к соответствующему выводу. А можно просто заглянуть в глаза.
Именно так он и сделал. Заглянул в глаза, и преспокойно забыл об этом.
Но человеческая психика потрясающе устроена. Бывало идешь по переходу метро, и во встречном потоке тебе вдруг выделяется лицо. Казалось бы ничем не примечательное. Ну лицо и лицо. Мало их что ли в Москве? Но проходит секунда, другая, и ты ищешь это лицо в толпе. Почему? Неизвестно. Что то ты в нем увидел, чего нет в остальных.
Порывы эти я классифицирую как порывы сердечные.
Сердце почувствовало что то родное, и стремится к этому. Но кроме сердца, человек наделен еще одной, крайне полезной вещью. Разумом.
И разуму не достаточно бессвязного лепетания сердца, мол "Мое! Хочу!" или "Я кажется влюбился".
Все это ему чуждо. Он прислушивается к сердцу, пытаясь понять, что же конкретно привлекло его в этом человеке.
Разум. Холодный убийца светлых чувств. И все то он пытается анализировать. Докопаться до мотивов, понять, что происходит в голове этого человека. Заглянуть в прошлое, и будущее человека. Ведь через две точки так легко чертить линию.
И вот наш герой, посмотрел на эльфку, и преспокойно забыл об этом.
Не забыло сердце.
Они посовещались, с разумом. О чем они говорили, никто не знает. Но после их разговора, он потерял покой.
Многие не верят в любовь с первого взгляда. Скепсис сейчас в моде. И правильно делают. В наше время опасно выключать мозги.
Где то шумели ребята. Курили свои вонючие сигареты, ругались матом, перебрасывались шутками, касательно собственного достоинства и сексуальной ориентации.
А ему казалось, что он нашел удивительно точное сравнение этим людям. Души их, как жирные отвратительные куры. Вроде и крылья есть, но пользуются ими только, для того, что бы перемахнуть через соседский забор, туда где кормят посытнее. Парадокс, крылья есть, а летать не получается. В следствии отсутствия стимула. Зачем лететь, когда в навозе скотного двора так много червей.
Снег пошел сильнее, заворачивая мир в полупрозрачную сеть снега. Косым штрихом смазывая здания. Стало еще холоднее.
Он сбросил с себя наваждение.
Мысли на работе, не желательная вещь. За них не платят.
Событие второе. О кораблях и дальних странах.
У каждого из нас есть свой остров. Скажем, где то посреди Жизненного океана. У каждого он особенный. Мы можем выбирать для себя, что будет на нашем острове, а чего не будет.
Мой остров дорог мне. Если идти от "входной двери", от старого деревянного весла, что я небрежно воткнул в прибрежный песок. Когда то давно, я да же выцарапал на нем слово "Welcome". Но это было так давно, что буквы стерлись. Только "Wel" стойко сопротивляется соленому ветру. Так вот, если идти от этого старого весла, прямо по желтому песку. Оставляя следы босыми ногами по вылизанной зернистой поверхности.
- Что? Почему босыми? А вы не снимаете обуви, когда входите в чужие души? Напрасно, Сейчас самое время снять.
Если мы все же пройдем этот путь, от покосившегося весла, по прибрежному песку, и поднимемся на взгорку, что за чудесную картину мы увидим. Остров лежит как на ладони, неровной дугой забирая вправо.
Здесь живу я.
Возле раскидистой пальмовой рощицы стоит мой дом. Старый ракушечник стен помнит былых хозяев. Когда прикасаешься к нему, ведешь по шершавой, грубой поверхности, рукой, кажется что камень отдает тебе тепло, которое скопил за день. Отдает тепло, и рассказывает все то, что хранится в памяти дома. Если подняться по истертым ступенькам, и задержатся у скрипучей двери, которая никогда не закрывается, можно заглянуть внутрь. А можно не задерживаться, а пойти дальше, и подняться все по той же лестнице на крышу. От сюда можно обозреть всю округу. Широкие листья пальм шелестят у ног. Между двумя балками натянут гамак. В горшке растет лимонное дерево. Все забываю его высадить в грунт.
Если остановится у северного края, то можно увидеть огород. Поле пшеницы. Маленькое, но мне хватает. И без него не как. Ведь я тружусь над своей душой.
Дальше, совсем рядом с обработанной землей, высится лес. Настоящие тропические джунгли. Это то место, куда да же я, хозяин острова захожу редко. Боюсь потеряться.
Солнце заливает ярким светом песчаную почву.
Здесь уютно и спокойно. Здесь здорово. Хотя порой мне бывает одиноко. Тогда я поднимаюсь на крышу, что предыдущий владелец заботливо выложил пластами камня, и до рези в глазах всматриваюсь в линию горизонта. Но она прячется от меня. Играет со мной. Там далеко, небо сливается с океаном. Океан бросается в объятья неба. И только волны остаются верны себе. Накатывают на песчаный берег.
- Ш. Не очень и хотелошь. В другой раш.
Трутся об песок своими пенными шкурками. Лениво, расслабленно...
У каждого из нас есть свой остров. Скажем, где то посреди Жизненного океана. И эти острова могут двигаться. Становится то ближе, то дальше друг для друга. И вот, однажды, я увидел другой остров. Не похожий на мой.
Он терялся в тумане. Горы, что пиками упирались в небо, несли седые шапки. Волны рокотали и бились в острые камни.
Что то в нем было грозного и величественного. От него пахнуло холодом, и первым снегом. Подмороженной грушей, и дымом от камина.
На одном уступе расположился дом. Хотя нет, не дом. Бастион. Крепость. С высокими стенами, узкими стрельчатыми оконцами. С дубовой, окованной медью дверью. С изваяниями стражников.
У этого острова, оказалась хозяйка под стать.
Холодный ветер играл с полотном волос. Он развевал их как штандарт. Как флаг. И на секунду мне померещилось, что она стоит во главе тысяч незримых воинов. Что замерли, готовые бросится вперед, по ее первому приказу.
Стоит ли говорить про нашу встречу? Она посетила меня во сне. Шла по лицу океана, а вода от ее прикосновений становилась льдом.
Когда она ступила на песок моего острова, изморозь белесой паутиной легла на землю. Из набежавших туч пошел снег. Она смотрела на меня, на мой дом, совсем не приспособленный для холодов, и кажется улыбалась. Улыбалась тому, что мы такие разные. Такие не похожие. А потом она ушла. И я не знаю, а действительно ли это был сон?
Как я не пытался попасть на ее остров, ничего не получалось. Сам едва оставался жив. То заблужусь в тумане, то лодку разобьет о камни, то волны захлестывают мое ветхое судно.
Но одно я знаю точно. Однажды она позовет меня, и я оттолкну свой утлый челн от берега, и поспешу к ней. И ничто меня не остановит, ни камни, ни туманы. Лодка ткнется носом в берег, и я выскачу из нее, ломая босыми ногами кромку льда. Она будет ждать. Я уверен. Словно в тумане, мне останется сделать несколько шагов к ней. К такой манящей, и такой холодной.
Наверное тогда я перестану существовать как хозяин того солнечного острова, который кажется сейчас так далеко. А возможно она оттает, и станет чуточку теплее и понятнее. И тогда я в ее темных глазах я узрю хотя бы одну звездочку. И она подарит мне надежду. Надежду, на то, что одним своим присутствием я принесу теплый ветер ее острову.
Почему читатель качает головой? Он думает, она заморозит меня одним взглядом? И я останусь на холодном берегу, словно изваяние стражника? Одетого в броню льда и изморози?
Пусть так. Что ж, тогда выпей за меня, мой читатель. Подними кубок горячего глинтвейна, так, что бы звезды видели это. И выпей, за согрев моей хладной крови.
Может аромат горячего, пряного вина пробудит меня ото сна. Я вздрогну.