Миновав трубу печки во второй раз, Ступицын зачем-то заглядывает в таковую, оступается и чувствует, что одна нога у оного скользит, встав на корзинку с семечками. Дабы не поехать на спине вниз и не свезти за собою полосу урожая помещика, Иван Михалыч крутит и машет руками в воздухе, аки мельница, и зацепляется пальцами за некий блок, прилаженный к тросу Грибовым. Далее из механизма вылетает какой-то болтик и, следом, какая-то пружина, отчего освобождается нечто огромное, обмотанное вокруг троса, об чем раздумывал, посчитав тканевым полотном, давеча доктор и не угадал, ибо штука сия развертывалась на всю площадь крыши теперь латаным рыболовным неводом, накрывая Ивана Михалыча и подсолнухи. В довершение всего прятавшийся на липе, где трос был завязан выше, егерь поднимает тревогу, выстреливая в воздух над головой запутавшегося в сетях и перепугавшегося, что оного намертво подстрелят, Ступицына.
Спавший у ног Порфирия Несторовича щенок Бравый начинает лаять и очумело выкатывается кубарем из кустов смородины, над каковыми является вполовину своего туловища сам Хвостов, вставший обеими ногами на половину дубовой колоды. Доктор с Игнатом, у какового было в руках ружье, несутся наперегонки к лестнице, дабы вскарабкаться на кровлю помещичьего дома.
- Не стрелять! - вопит с колоды Порфирий Несторович уставившейся на оного физиономии Грибова, перед каковой ходят ветки липы, потревоженные ветром.
На втором помосте, то бишь, на другой липе, также кто-то очухивается от забытья, наведенного духотой. Выясняется, что Харитон, заряжающий свое ружье.
- Отставить пальбу! - продолжает истошно вопить Хвостов, но нынче сосредоточившись на фигуре Харитона, плохо соображающего, откудова орут, ибо в крик ударилось много человек.
Иван Михалыч надрывается дискантом:
- Караул!
Игнат надсаживается легкими и горлом:
- Брось ружье! Кидай оружие на пол, тебе говорю! Харитон!
Доктор рвет себе голосовые связки:
- Человек ранен! Зовите урядника!
- Сматывайте невод! - переменяет крик Порфирий Несторович, рассмотрев, что Харитон и Грибов, оба ружья куда-то убрали.
Мужик и егерь принимаются суетливо закручивать на деревянные валики вроде скалок или катушек веревки, тянущиеся к липам от углов рыболовной снасти, и, вот, как-то оным удается стянуть таковой в рулон, сгруппировавшийся вдоль тросика.
Насмерть перепуганный Ступицын сидит, пригорюнившись, на лесенке, ведущей наверх мимо печной трубы, и смотрит, подперев голову кулаком, на выбирающихся на крышу друг за другом Заречуева и Игната, каковой сразу кладет свое ружье вдоль края крыши, дабы не наводить пущего страху на травмированного внезапностью всего, с таковым произошедшего, Ивана Михалыча, каковой, слава Богу, от раны не пострадал.
Все полезают спускаться вниз, где у оных под ногами мельтешит щенок Бравый, тявкая и нервно кусая народ за сапоги.
Идя к засаде Хвостова, доктор недоумевает, что долго не слезают с деревьев Грибов и Игнатов сын, ибо переполох во дворе помещика должен был известить всех, ворон и людей, чтобы никакой живой души не отваживалось собираться к подсолнухам. Но не тут-то было, чтобы Порфирий Несторович отказался испробовать еще раз свою стратегию, направленную на обеспечение сохранности урожая.
Дабы воротить тишину побыстрей, Хвостов требует, чтобы засада разговаривала исключительно шепотом, и скармливает три куска сахару щенку Бравому с целью, чтобы собака замолчала.
Иван Михалыч, у какового страшно разбаливается голова, шепчет:
- Ваших папирос, Порфирий Несторыч, я не нашел. В желобе водостока были только очки.
Ступицын хлопает тихонько себя по груди и ногам и с величайшей осторожностью добывает пару очков Хвостова из кармана своих штанов. Те чудом являются целыми. Порфирий Несторович нацепляет очки себе на переносицу и заговорщически шепчет доктору, Ступицыну и Игнату, что, с точки зрения китайских полководцев, ситуация складывается, как нельзя лучше, ибо воину Поднебесной токмо и надобно, чтобы другое государство не усомнилось, что войска охранения, стоявшие на страже военного лагеря, оставляют как бы позиции на башнях и в траншеях, как бы решив, что дело бесполезное, и, таким образом, новое нападение отражается успешнее, ибо атаковавшие как бы рассчитывали, что оборонявшиеся ушли.
Заречуев с сомнением глядит на помещика, каковой в сие время приподнимает цилиндр на своей голове и протирает таковую носовым платком.
Иван Михалыч находит в себе силы не хмыкнуть, ибо, по мнению оного, все опять пойдет кувырком, ежели засада не будет отменена самим Хвостовым, ибо все будут долгие часы умирать со скуки.
Ступицын закатывает глаза, но так, чтобы видно было токмо доктору.
Заречуев шепчет:
- Порфирий Несторович, пусть кильдеевский мужик домой поезжает, ибо у оного дети в коклюше.
- Ну, так, идите домой, господин Ступицын, - шепчет Хвостов.
Иван Михалыч, пригнувшись, чтобы оного не было видно воронам, пробирается по смородине к калитке.
Доктор думает, что могут быть огнестрельные ранения или травмы при падении с деревьев или с крыши, и остается сидеть в засаде до упора.
Тихим бризом развеиваются смородиновые башни. Распадаются на ветки вишневые деревца, как бы просеивающие благовонные ароматы летнего цветенья нескошенных у заборов трав. Липы развеваются зелеными пламешками собранных в два гигантских стяга листьев. Тишь и благодать необыкновенные.