- Вот в чем состоит трудность, когда пускаешься в беседы о внеземных цивилизациях, - говорил Хальф Эйрикссон, подкладывая себе в глубокую тарелку куски хорошо сваренного мяса с жирком на трубчатых костях, прожилки в котором если и наблюдались, то только такого восхитительно вкусного рода, что своей проготовленностью, полупрозрачной темноватостью свидетельствовали о мягкости, не портящей блюда едокам их мучениями прожевать то, что лучше было бы удалить ножом до укладывания слоями в кастрюлю и добавления малого количества воды, (то есть как бы количества, угнетаемого рецептурой, ни в одной своей букве не содержащей ничего похожего на бадью пустого жидкого супа из корешка петрушки и нарезанной кружками моркови), словом, кушанья, распространяющего прекрасный аромат, да что там, чуть ли не душевное тепло, на каковое выражение мы имеем полное право, ибо ежели человеком хотя бы два раза в день, скажем, в обеденный час и за ужином, съедаема, конечно, отнюдь не в непростительном избытке, а в умеренном количестве свежая качественная пища, то бишь добрая тарелка горячей еды, то, во-первых, ему не грозит развивающаяся постепенно у всякого голодающего, (понятно, что голодающего или недоедающего как бы не в силу случая добровольно принимаемой на себя аскезы, буде решение обусловлено священными для каждого из нас религиозными мотивами или, например, врачебными предписаниями), беда погрузиться в тяжелое уныние, а, во-вторых, у него есть энергия жить для дел, начиная от таких прозаических, как рубка дров и бег на лыжах, и заканчивая подвигами духа, ибо без духа ни в сражении не победишь, ни на Луну на звездолете не поднимешься, так что, подкладывая себе деревянной ложкой на длинной ручке в глубокую тарелку большие куски мяса, дымящейся горой возвышавшегося над общей миской в середине стола, астронавт Хальф Эйрикссон компенсировал белки, жиры и углеводы, израсходованные им за приведением в порядок бумаг отчетности конунгу Магнусу Суровому, а поскольку силач Хальф Эйрикссон незадолго до того, как положить себе добавки, прожевал кусок хлеба, которым он вытер остаток крепкого бульона с луком и выбитого из костей мозга, сбрызнутого щепоткою морской соли из фарфоровой плошки, то он и мог, наконец, рассказать собравшимся за столом историю, или, вообще говоря, приступить к рассказу одной из своих космических историй, притом что срок давности таких историй мог быть любым, от месяца, это если судить по времени его возвращения из экспедиции на Юпитер, или десяти лет, если учесть, что тогда земляне только приступали к терраформированию Марса, и до аж двадцати лет назад, если брать в расчет, вообще, не напрасный, хотя и несколько, да, безрассудный полет к Меркурию, ибо, когда здесь у нас говорят о засушливом лете, что, было, мол, таковое отмечалось, по многолетним метеонаблюдениям в таком-то году, что на большей части континентальной территории Северного полушария бушевало сущее пекло, то между подобной чуточку скоропалительной оценкой и адским холодом смело можно ставить математический знак тождества, по крайней мере, смешно сказать, что экипаж, оказавшись нос к носу с комиссией экспертов, когда всех неожиданно вызвали на заседание Космического Агентства стран Скандинавии, то бишь, командира конунга Магнуса Сурового, первого помощника ярла Рагнара Мудрого, потом, еще астронавтов ярла Атли Стурлусона, ярла Трора Летописца и ярла Хальфа Эйрикссона, весь экипаж не ограничиваясь лаконичным ответом "Так точно", кажется, даже кивнул, что, мол, безусловно, все, как один, пребывают в полной уверенности, ну, то есть, и конунг и ярлы позволили себе на заседании, смешно сказать, еще и кивнуть, выходило, что ратуя как бы за то, что очень, мол, справедливо, что от всякой идеи продолжения проведения каких-либо геолого-разведывательных мероприятий до лучших времен на планете Меркурий отказались, и вот, Хальф Эйрикссон, который, определенно, мог теперь никуда не спешить с поглощением мяса, пока оно не стало покрываться слоем быстро застывающего жира, говорил своим добрым сотрапезникам, можно сказать, что как бы даже соплеменникам, ибо какие у кого найдутся лучшие доводы в пользу буквально лезшей в глаза родовой традиции, какие доводы еще превзойдут упоминание об этой традиционной для всех здесь детской игрушке, (толкуемой скальдами как бы швейной иголкою и ниткою из медвежьей жилы, сшивающими шкуры преданий, под которыми хранится огонь Одина, Тора), ну, да, судне викингов, драккаре, вырезанном из дерева, чей нос, обработанный как голова дракона, должно быть, отпугивал злых духов, игрушке, которую возили по столешнице или по земляному полу маленькие ручонки, приводя в исполнение планы, родящиеся в головах своих хозяев, то бишь любопытных ребятишек, ибо они-то и составляли ту толику в обществе, благодаря которой мы и представляем семейным кругом "пировавших" именно как гостей "от мала до велика", толику, наблюдавшуюся помещающейся в картину домашнего пиршества как бы двумя рядами ниже голов их отцов, то есть едва видимую за детскими столовыми приборами, в общем, имея в виду уши всех, ярл Хальф Эйрикссон и говорил, - вот, значит, в чем состоит трудность, когда пускаешься в беседы о внеземных цивилизациях, - так это с названиями, которые коренное население придумывает своим городам.
Кстати, едва ли здесь нам имеет смысл придираться к тому, как, на каких таких весах можно было бы взвесить все встреченные в нашей Солнечной системе невообразимые трудности, когда за всю историю пилотируемой космонавтики такого ни разу не случалось, чтобы два космических похода оказались идентичными один другому, ну, в общем, едва ли кому вздумалось бы, будучи в Поднебесной, придираться к подвяленным, подсушенным цилиндрикам китайской заварки в окатываемом кипятком чайнике исиньской глины пяти сортов, что они, де, не черные, не похожи на веточки цейлонского или особый прессованный в плиты, раскалываемые тибетскими монахами, потому что, как уже в первой чашке чая воскресают божественные ароматы таинственного улуна, дегустацией которого все и собирались заняться, так и во вступительных словах ярла Хальфа оживали начатки его притчи о трех марсианских городах.
Между тем астронавт, как бы интуитивно придя к выводу, что белков и жиров, учитывая ту основную порцию, которая ранее перекочевала в его желудок, и возможные пожелания, равно, конечно, как и права друзей разделить между собой дополнительный паек, пристроил деревянную ложку, так сказать, к общему котлу и, решительно взявшись левой рукой за выступающую наружу сахарную кость, правой, на палец которой был надет серебряный перстень, вооруженной обоюдоострым кинжалом с резной костяной рукоятью, блестящее лезвие которого, очевидно, вразумляли старинным изречением руны бесстрашия, вытащенным из вытершихся кожаных ножен, болтавшихся у него на поясном ремне, принялся отрезать кусочки и хрящики, очищая кость начисто, что, впрочем, совершенно не мешало течь к высокому потолку длинного одноэтажного жилища, крытого, кажется камышом, уснащенному по центральной балке колесами телег на железных цепях, обитых железными полосками и блюдцами подсвечников, притче как бы волшебным туманом в зелено-голубых искорках, где на других балках, не исключено, что потихоньку рассаживались домашние эльфы.
- Где-то там, в безграничном Море покоя, волны которого всегда черны, - говорил Хальф Эйрикссон, на минуту отвлекшись от своего бескровного сражения в железной, гравированной изображением мирового ясеня Иггдрасиля тарелке, чтобы, подняв глаза и обозрев пирующих, направить кинжал в потолок, где что-то как бы тут же дохнуло на ровно горевшие, то бишь без всякого там треска и брызг, широкие в диаметре, белые, светящиеся изнутри жидким, как бы живым золотом огня свечи, отчего яркие язычки пламени ближайшей к нему люстры над столом описали резкую дугу и вернулись на место, - где-то там, в абсолютно черном Море, над поверхностью которого показываются, чтобы глотнуть воздуха серебряные головы самых огромных, самых прекрасных в восхитительной Вселенной Всевышнего рыб вроде Альдебарана, Бетельгейзе, Сириуса и прочих, парит остывающий шар планеты Марс, куда лет двести назад редко кто забредал, не то, что в наши дни, где теперь по постепенном разворачивании атмосферного зонта и запуске на треть полной (в смысле территориального охвата) мощности системы генераторов искусственной гравитации полно землян.
В этом месте рассказа непроизвольно возник перерыв, во время которого ярл Хальф дожевал горбушку хлеба и, зацепив пальцем край серебряного кубка, заглянул, не осталось ли в нем красного вина, а ребятишкам меж тем подлили в стаканы еще теплого молока, чтобы они не ели всухомятку жаворонков из песочного теста.
- Расскажи нам про марсиан, - пропищал рыжеголовый малыш, сидевший через два столовых прибора (с кубками), то есть принадлежавших взрослым, по правую руку от Хальфа Эйрикссона. Подобрав с блюдца двумя маленькими пальчиками изюмину, кажется, по мысли кондитера, означавшую глаз птички, которая, к слову, выглядела как тонкий, рассыпчатый, подрумяненный в духовке сладкий конвертик, ребенок викингов засунул сушеную виноградину себе за щеку и непоседливо раскачивался из стороны в сторону, иногда подпрыгивая вверх на даже не шелохнувшемся под ним здоровенном стуле, пока кое-как справился с ягодой.
- Хальф Эйрикссон, расскажи нам, расскажи нам про ящеров! - задыхаясь от скорости, с которой было им выпито молоко, попросил другой малыш, сидевший через пять столовых приборов слева от ярла, который пока нашел, кто тут кричал тоненьким голоском "ящеры", ребенка в старинном железном шлеме, нахлобученном им самому себе на головенку аж по худенькие плечи, не узнал.
- Я расскажу вам о трех марсианских городах, а вы потом сами будете судить, нужно вам еще будет рассказывать сегодня вдобавок и про марсиан, и про ящеров, или отложим на следующий раз, - сказал, улыбаясь, астронавт. - Более десяти лет назад по заданию командира звездолета "Evolution-5" конунга Магнуса Сурового три человека из команды, а именно: первый помощник ярл Рагнар Мудрый и два астронавта, ярл Атли Стурлусон и ярл Хальф Эйрикссон, забравшись в кабину вездехода, проследовали по маршруту к Логову Фафнира, разработанному первой миссией на Марс, по руслу доисторической реки, огибающему Лунное плато, из космопорта имени Карла Линнея в долине Хриса к долинам Маринер, воспользовавшись геологическими изысканиями борт-инженера "Evolution" Саэмунда Олдермана.
Далее повествование Хальфа Эйрикссона словно бы обрело у момента как бы статус размягченной терракотовой глины, из которой начинало вылепляться нечто вроде барельефа, как бы добротный кусок скандинавской саги за куском, дабы, завершающей точкою выступили по его замыслу из бревенчатых стен "говорящие" плиты, составившие бы собою прямоугольный периметр пиршественной залы, но переселившиеся в память всех, во все уши теперь внимавших словам ярла Хальфа.
По пути отряд так и так неминуемо попадал в район раскопок первого марсианского ящера, когда-то очень давно притащенного страшным потоком в ущелье долины Касэй, ящера, которого Олдерман, нырнув на дно, высвободил, словно гигантскую серовато-черную жемчужину из окаменевшей морской раковины, расколотив базальтовый панцирь. Однако, было доподлинно известно, что этого чудовища, прозывавшегося Tyrannosaurus Rex, там уже как не бывало. Кстати, очень жаль, что нельзя было оставить, как говорится, для истории все, как есть, ведь его превосходно сохранившиеся останки перебросила оттуда в космопорт "Карл Линней" третья марсианская миссия, "Evolution-3", прибегнув к новому виду транспортировки на металлических тросах по воздуху летающим драконом Атлантов. Его всерьез собирались на всякий случай просканировать на предмет существования винтиков в костном скелете и встроенных в нервную систему микросхем. Но ящер был звеном эволюционной цепи, то бишь, сплошь из органических тканей, настоящий.
Так как вслед за глобальным природным катаклизмом благоприятный планетарный период, обычное дело, что наступает вовсе не по календарю, не вдруг, то и наводнение Всемирного Потопа, надо полагать, отступало столь медленно, что вся эта гигантская река в долине, весь этот пресный океан, перенасыщенный талыми водами, изменялся в характере месяцами, годами, шаг за шагом как бы помаленьку теряя в своей, воистину, одному Богу известно, какой глубине до трехкилометровой и так далее, как бы опадая, (вроде коржа для торта, если повар с размаха ставит тяжелую чугунную сковородку сверху на газовую плиту или же открывает духовку до готовности бисквитного теста), как бы погружаясь на всем протяжении общей донной части в основу, в грунт. Таким образом, выявился этот знакомый побывавшим тут до нас астронавтам причудливый рельеф с веером высохших речушек, образованный разломами и выступающими над уровнем дна грядами скал, послуживший этапу разделения большой реки на потоки.
Как и следовало ожидать, на месте раскопок 2033 года и, затем, извлечения ящера "когтями" летающего дракона ровным счетом никаких работ по восстановлению разрушенного участка не производилось, ибо обходной маневр не только со стороны представлялся, но и реально был целесообразнее. Словом, Марс соорудил лабиринт коридоров, двигаясь по которым, всегда можно было надеяться рано или поздно добраться до цели пути, землянам на руку.
Кто бы мог подумать, что до кладбища динозавров, кроме Саэмунда Олдермана, доведется добрести только пятой марсианской миссии. И то сказать, куда только ни строчили официальных петиций глубоко несчастные климатологи да биологи, чувствуя, что их проблема невозможности дотянуться с Земли руками до заповедника мертвой внеземной природы считается как бы что ли несущественной, приводя разумные аргументы в пользу того, чтобы не бежать всем сразу на один борт драккара, дабы мачта, парусная оснастка, весла да и, в общем, ратные люди, когда судно перевернется вверх тормашками, не принялись удивлять тюленей и китов, ибо в глубинах ничего подобного им отродясь видеть не приходилось, в NASA, в Космическое Агентство стран Скандинавии, вообще говоря, во все на свете Космические Агентства вместе взятые. Что же, очень трудно возражать против того, что с точки зрения безопасности третьей планеты, как местообитания Пятой Расы, важнее досконально исследовать на равнине Утопия, (что расположена на далеком от экватора Севере), на границе полюсной шапки объект (исчезнувшей цивилизации Атлантов) "Некрополь", обнаруженный группой Снорри Йонссона и Харальда Грамматика, прибывшей сюда в составе первой марсианской, по-настоящему, звездной миссии.
Плоский кружок пластмассы черного цвета размером с хоккейную шайбу, как раз помещающийся в ладонь, был бы похож на коробочку сапожной ваксы, но, закрытый сверху прозрачной крышкой, как бы окошком, сквозь которую виднеется лабиринт ходов, по которым бегают мелкие стальные шарики размером вполовину зернышка кориандра, носятся со стуком как бы сыплющихся на карниз камешков, упрямо отказываясь управляться движением правой руки от запястья вкупе с осторожным шевелением ее же, то есть ладони правой руки, пальцами, когда нужно постараться отправить и привести каждый из этих кусочков металла в лунку, как на поле для игры в гольф, тоже является детской игрушкой, пытаться поставить которую в неравнозначный строй прочих придумок, развивающих или занимающих ум, например, где-то рядом с деревянным драккаром и кубиком Рубика, дело довольно таки головоломное, если размышлять, что лучше помогает воображению, как функции мозга, забраться на облака, которые запрягал в свою творческую колесницу дон Леонардо да Винчи, ибо неуклюжий, как бы отставший от времени драккар, быть может, вариант как раз-то и преимущественный, ибо кубик с вращающимися деталями, не исключено, что создает утешительную иллюзию, что, если что-то типа логических комбинаций, производимых в голове, нам подвластно, то мечты о переплывании океана между Исландией и Северной Америкой, мечты от шага на борт кругосветного судна, от белой чайки, реющей над серо-голубыми волнами, от соленых брызг и до прибрежных рифов другого континента, куда северные люди, говорят, прибыли в XI веке, то бишь еще до Колумба, то такие мечты как бы якобы меркнут. Пусть бы духовное существо, управитель оранжево-красной планеты, словом, некий великий планетарный дух, существо, которое, вероятно, цепко держась, как воздушный змей, на тонкой серебряной нити, сопровождает Марс, летящий в космосе по своей эллиптической орбите вокруг Солнца, мыслило какими угодно (отличными от наших человеческих) странными, неведомыми, непознаваемыми категориями, каковые могли бы сделаться темою беседы его, духовного существа то есть, с прочими, надо полагать, также самоосознающими себя планетами на просторах Солнечной системы, пусть бы оно оперировало в своих рассуждениях понятиями, идеями, родственными аналогичным, специфически приспособленным к жизни космических разумов, как например, Юпитера, Нептуна, Урана, и так далее, тогда бы оно, ясно, произвело сравнение факта появления астронавтов на берегу трех с половиной километровой бездны, наполненной углекислым газом, а не водой, конечно, на берегу ущелья Логово Фафнира с чем-то, что человеческим существам так и осталось бы навсегда неизвестным, если бы духовный рост индивидуальных частиц божественного огня не был бы, согласно учениям Востока, гарантированно практически бесконечным, когда этим божественным искрам, говорят, таки уготованы по мере долгого-долгого восхождения по ступеням к непостижимому Абсолюту, по результатам преодоления задач, характерных для материального мира/уровня, преобразования в некие формы, какими являются во Вселенную для продолжения работы или прохождения уроков высокоразвитые души, которые, в свою очередь, могут как бы перейти в разряд Космических Строителей, как бы удостоиться служения вроде того, что исполняют иерархии Архангелов, с чем-то, что миллиарды лет назад начало накапливаться в его, то бишь только-только возникшего тогда Марса, душевном мире ребенка, но смысловая нагрузка осталась бы тою же самой, что и в рассказе ярла Хальфа Эйрикссона, который сказал, что, Рагнар Мудрый, Атли Стурлусон и он, то бишь Хальф Эйрикссон, высыпав, как горошины, из кабины вездехода, подошли к краю разлома в трех недалеко отстоящих друг от друга точках, как бы разнесенных в пространстве по отрезку скалы, за которым следовал глубокий провал, двигаясь от машины каждый как бы по отдельной узенькой извивающейся, наподобие ломаной линии, тропинке, заглубленной в скальную породу, ибо место, на которое выехал вездеход, было под ногами все вдоль и поперек изборождено кривыми, шириною в одну стопу, трещинами или, наоборот, выступами, но на последние забраться и идти, расставив руки в стороны для равновесия, не удавалось без риска несчастного случая вследствие того, что выступы, если не раскалывались тут же, как на них ступала нога астронавта, то все равно никуда не годились, так как были покрыты слоем раскрошившегося в крупную пыль грунта, который скользил, осыпаясь, срываясь вниз, оставляя по себе еще более скользкие остеклованные камни.
Дойдя до описания каньонов долин Маринер, до того, как трое астронавтов, как бы зависнув на большой высоте светлыми сверкающими мраморными памятниками первопроходцам: первый помощник ярл Рагнар Мудрый, рассматривающий что-то на самом дне ущелья, выставив вперед согнутую в колене правую ногу, оставив позади себя левую, тоже немного согнутую, как бы по-спортивному наполовину присев и выдвинув вперед правое плечо для того, чтобы предплечьем опереться на правое бедро, прочно фиксируя себя на уступе, дабы не рухнуть с обрыва вниз, затем еще ярл Атли Стурлусон в трех метрах от него, который стоял совершенно прямо, но обе его поднятые вверх руки с ладонями, согнутыми козырьками, были прижаты с двух сторон, касаясь кончиками пальцев в теплых перчатках, ребром ко лбу над глазами, а состояние внутренней предельной собранности астронавта, выражалось в том, что он как бы подрос на несколько сантиметров и, буде здесь кто из отчетливых голосов, ведущих в бункере космопорта обратный отсчет в микрофон при запуске звездолета, то дойди он вслед за цифрой "1" до команды "Старт", Стурлусон, сложив руки крестом на груди, улетел бы сквозь небеса на орбиту Фобоса или Деймоса, а что до самого ярла Хальфа Эйрикссона, то он, находясь в удалении пяти метров от ярла Атли, хотя и пребывал в точке выше остальных, но цепи скульптур землян не портил тем, что, хотя мог бы из горизонтали общего роста из-за подъема скалы под ним над уровнем других как бы выбиваться, что ли, создав прецедент режущей глаз "лесенки", сей вопиющей участи невзначай избежал, потому как, присев на левую ногу и схватившись за камни обеими руками, правой ногой, спущенной куда-то вниз, за край разлома, теперь вслепую стремился отыскать, вернее как бы нашарить замеченный ранее природный карниз, площадки которого хватало, чтобы там не просто закрепиться, прижимаясь спиной к отвесной скале, но даже как бы немного и пройтись, правда, никому непонятно было, что за такие особые выгоды ярлу Хальфу тут спервоначалу мерещились, и так вот, дойдя до описания глубоких каньонов долин Маринер, до того, как трое отважных астронавтов пытались сориентироваться, совмещая прочно засевшую в голове нарисованную от руки карту Саэмунда Олдермана, (которая, в общем, была скуповатой на уточняющие детали, ибо ее карандашные линии были привязаны, фактически, лишь к чистому белому полю листа, а всякий астронавт, без всякого сомнения, подтвердит, чем это абсолютно немое поле грозит, какими бедами, какими подводными камнями это поле, напоминающее дайверу в Карибском море, равно как китобойцу в Северном Ледовитом океане, плавание среди, впору было б тут, кстати, заметить, патетически, что как бы язык проглотивших рыб, ежели бы функцией речи сиих Всемогущий Господь когда бы вообще наделил, а так, выходит, просто поле, напоминающее плавание среди рыб и всё тут, словом, всякий знающий не понаслышке, именно, что не вверх тормашками на Землю с Луны свалившийся, а участвовавший в экспедициях на планеты истинный астронавт подтвердит, чем пустое, (вроде нового тетрадного листа, покуда незаполненного остроумным решением задачки из учебника Сканави), белое поле, (словом, эдакий нуль вместо следов тщательного соблюдения масштаба при составлении рисунка, без числовых последовательностей, наподобие тех, которыми столь успокаивающе на путешественников действует Географический Атлас Мира, то бишь, наличествующая всегда на границе страницы шкала, надписанная 1:2 200 000 (в 1 см 22 км) или же 1:7 500 000 (в 1 см 75 км), ну, и в том же роде как бы формулы содержащая штука), в общем, чем белое поле для команды вдали от Земли оборачивается, ибо, подразумевая, конечно, под белизной, главным образом, отсутствие опорной геодезической сети, отсутствие топографической основы, мы уже, говорят они, астронавты то бишь, ожидаем, что непременно нам придется ломать голову и, слава богу, если еще и не ноги, чтобы не сбиться с пути, что, в общем, и случилось с Мудрым, Стурлусоном и Эйрикссоном, то бишь ярлы изо всех сил своего практического разума пытались как-то сориентироваться, чтобы найти единственный проходимый пологий спуск к вымершим в ледниковый период динозаврам, к знаменитым представителям рода Tyrannosaurus Rex, из которых, как говаривал Саэмунд Олдерман, отмечая притом, что ему постоянно приходилось отгонять эту назойливую мысль, как надоедливую августовскую муху, а именно: из которых словно бы кто пробовал соорудить макро-плот, дабы спастись посредством оного от Всемирного Потопа, ибо хотя преогромные ящеры валялись на дне, ну, совсем-совсем как гигантские бревна секвойи, однако, временами, да, временами, складывалось впечатление, что валялись они как бы вовсе и не как попало, а при начинавшем становится различимым, конечно, только при длительном созерцании Логова, как бы соблюдении, судя по характеру их относительно склонов расположения, соблюдении как бы некоего в своем роде порядка, как бы если бы кто исполинский, как бы если бы какой великан при помощи некой невероятной машины принимался когда-то собирать их, начинал то есть, значит, оттаскивать в сторону от побоища, набросив тросы на шеи под здоровенными челюстями, и вот, если кому-то из сидевших за пиршественным столом и чудилось в этом месте повествования ярла, что группа Рагнара Мудрого, по всей вероятности, предвкушала, что, вот-вот, и у них получится постучать альпенштоком по звенящим броней шкурам, покрытым плотной, мерцающей гематитовым блеском чешуей, дабы вживую убедиться в глубокой заморозке доисторических зверей, чтобы за трудами, к которым приноровились в своих восхождениях альпинисты под открытым солнцу и звездам небом, вытирать пот со лба тыльной стороной руки, то и дети, и взрослые в своей летучей фантазии, как обычно, забегающей вперед повествования ярла Хальфа, были правы, но не абсолютно, ибо правы как бы в том, что на тропу астронавтам, заботящимся о чести своего мундира, не выйти было никак нельзя, (а честь мундира, как известно, для людей военных, однозначно, тот самый голос, какой у гражданских исповедуем как бы как голос совести, словом, голос частицы Бога - это как бы то, чего ослушаться нормальному человеку в жизни немыслимо, ибо отсюда и начинаются все страдания человеческих существ, все те постепенные страшные искажения личности человека, которые, в общем, естественно, вызывают у цивилизованного общества неприятие, доходящее при крайних, скажем так, циничных проявлениях отрицательных черт вплоть до отвращения), а почему мы говорим, что правы, но вкупе с оговоркой, что не абсолютно, так надо было ярлу, наконец внести поправку, то бишь уточнение, что в атмосфере содержание углекислого газа держалось на отметке 95%, и посему вытереть пот со лба человеку, одетому в скафандр, какие бы он, трудясь, горы, так сказать, ни свернул, ну, не представляется возможным, никак.
Первая марсианская миссия, которой довелось откупорить ангары, в которых Атланты, по выражению из обихода конструкторов, подвизающихся в любой области машиностроения, ибо, ясно ведь, что любой пример попадающегося нам в магазине на глаза заводского воплощения чуда бытовой техники, как и последняя новинка типа быстродействующего мощного компьютера, также как и собирающий своим создателям лавры международных АВИА салонов современный самолет, то бишь самолет Будущего, напичканный самой что ни на есть совершенной автоматикой, все одно, не покидают как бы растущего на планете Парка Искусственного Интеллекта, ибо человек и есть тот элемент эволюционной цепи, что постоянно старается как бы превзойти самого себя, и, перекладывая часть своих функций, (выполняемых в следовании командам собственного мозга), скажем, в соединения проводков, в кристаллы интегральных схем, дабы мозг машины контролировал исполнение операций спроектированною инженерами механикою, мотором, скажем, реактивным двигателем или двигателем внутреннего сгорания, реле, передачею электрических сигналов, и прочее, и прочее, элемент, что как бы естественным образом считает, что вот этот, как бы перенесенный в железо, в металл, смоделированный им "мозг", не то, чтобы как человеческий (мозг) в точности уж обучаем(ый), но, что ли, как бы регулируем(ый), ну, да, и, значит, миссия "Evolution", которой довелось откупорить ангары, в которых Атланты, по выражению из обихода конструкторов, доводили до ума причудливые какие-то компьютерные мозги своих летательных аппаратов, черных летающих драконов то бишь, в устройстве которых планета Земля лелеяла перспективу рано или поздно разобраться к вящей славе доброй, иными словами, одухотворенной стороны научно-технического прогресса, сии хрустальные сени прямоугольных форм, сверкающие чистотой ангары, каковые выступали в рассказах очевидцев как бы замурованными в пещерах, ангары, направившие рассуждения о Четвертой Расе, которую за ветвь, родственную человеческой, никто тогда-то еще и не считал ввиду превалирования над теоретическими концепциями о происхождении и развитии внеземных форм жизни именно, что гипотезы о гуманоидах, в сторону исчезнувшей во Всемирном Потопе Атлантиды, в общем, миссия "Evolution", значит, оглядываясь на то, что предшествовало в шагах ко второму (за объектом "Некрополь") своему открытию, констатировала некую вспышку, ну, да, озарения, что сами собою отодвигавшиеся в сторону при приближении землян участки скал, иногда даже неподъемные на вид никакими, как повелось в средневековье во Франции или на острове Англия во времена воевавших за свои королевства тяжеловооруженных рыцарей, проржавевшими скрежещущими цепями, наматывающимися на деревянный ворот, стены, свидетельствовали о существовании в скальных образованиях неких сенсорных систем неизвестной, пока что невыясненной природы, каковые, видимо, во-первых, представляли собою компонент защиты от эволюционного противника, каковыми выступали тысячи лет назад на Марсе, как известно даже ребенку, доисторические ящеры, а, во-вторых, каковые системы как раз-то и сначала уже пути в лабиринте под кровом цепи северных гор свидетельствовали, что корни древа Пятой Расы, к каковой принадлежало все теперешнее мировое сообщество землян, питались совершенно теми же химическими элементами из таблицы Дмитрия Ивановича Менделеева, что содержались в почве, произрастившей древо Атлантов.
Что касается гигантских драконьих крыльев, разворачивающихся по бокам бронированного туловища, то их кожистые полотна вырисовывались чернотою сажи газовой, воспринимаясь как свернутые тени войсковых Знамен армии мифического древнего Короля на костяных древках и спицах из драконьих жил, едва-едва веющих славою, о нет, нисколько, ничуть не вычурно веющих, не крикливо, не кичась, а токмо достойно напоминая оруженосцам, состоящим в услужении у храбрых Рыцарей, стару и младу Народа о торжественном параде Победителей в течение какого-нибудь протяженного мирного, будничного периода, пусть в одиннадцать месяцев и еще 30 дней, а при наступлении следующей годовщины, (годовщины, ну, годовщины Битвы при Одинокой Горе, известной от Чахлой Пустоши, где водятся драконы на Земле, Железных гор и Чернолесья до Бри, Заселья и Серой Гавани, как Битва Пяти Воинств), как бы по военной трубе извлекаемых, выпускаемых из стеклянных шкафов/витрин, дабы далее сии Знамена, развеваясь, как бы птицею, пронзительно взирающей, гордою птицею паря над всеми участниками, задавали бы тон великолепному, шумному от оглушительного барабанного боя, звуков начищенных фанфар и радостных выкриков в толпе "Да здравствует Король", веселому, невероятно красочному от флажков, привязанных к веревкам и тросам, от здания к зданию перебрасываемым через улицы, праздничному шествию, столь незабываемому, что оное будет сохранять, беречь в безопасности душу Народа следующие одиннадцать месяцев и еще тридцать дней, ибо, ну как без Знамен придать оному шествию размах, ну чем столь же успешно подчеркнуть значимость события, когда загодя понятно, что ничто на свете так не подойдет, что все остальное как бы Знаменам проигрывает, уступает.
Да, сколько бы ни говорилось о великих драконах в художественной литературе, а все ж, кроме пожелтевшей, потемневшей душной старинной книги, добытой на набережной Сены в лавке седого, как лунь, француза-букиниста, плюс еще драгоценного пергаментного тома, зачитанного, судя по впечатляющим печатям и заковыристым подписям на последнем листе, поколениями прославленных чародеев с XII века, откопанного в пыльной секции Древностей утраченной библиотеки Лоренцо Медичи, и, вдобавок к ним, какого-нибудь в жутких корках из воловьей кожи толстенного фолианта, источающего по срезам дым пожара, словом, опаленного дыханием близких родичей Смауга, по слухам, привезенного в края туманного Альбиона то ли из Каира, то ли из Дамаска Рыцарем Тирантом Белым, интересующиеся энциклопедическими сведениями продолжают искать и искать книги, откуда, собственно, и черпаются свидетельства вроде того, что изучая искусственных ящеров во внеземном пространстве, прибавили к своему понятийному багажу биологи, сообщавшие, что на практике драконьи крылья лучше представлять себе отдаленно напоминающими те, что в миниатюрном исполнении встречаются в дикой природе у представителей пугающего отряда летучих мышей в пещерах, известных ученым-зоологам, спелеологам, отчаянным золотоискателям, исследователям таинственных культур, (перешагнувших из нашего трехмерного земного мира, как индейцы объясняют порой антропологам, в другие какие-то параллельные миры), ну и, скажем, туристам, потерявшимися в скалах.
Древние скальды Атлантов, должно быть, тоже активно специализировавшиеся на уходе за волшебным садом народных эпосов, в центре которого пышно зеленел прародитель чудесного ясеня Иггдрасиль, наверняка, не пренебрегали случаем разобраться в том чрезвычайно важном клубке причин и следствий, заведующим качеством человеческих судеб, совмещающихся с поворотами Мира к полосе счастья или несчастья и оттого становящихся вдвойне непредсказуемыми, каковой потихоньку скручивает, сидя у себя в бедной каморке, засунув стопы в негнущиеся грубые деревянные башмаки с загнутыми носами, неумолимая старушка Пряха, олицетворяющая Мировой Порядок, и, задумываясь над такою немаловажною деталью, как густая плотная окраска, каковою драконьи крылья, увы, ну начисто обделенные птичьим оперением, были обязаны той жуткой невозможной копоти, что давным-давно когда-то сыпалась, как снег и пепел, с неба на Марс благодаря вулканической деятельности его огнедышащих гор, приходили к указанному выводу, строя цепь умозаключений, выбрав отправительной точкой определение оной, как черноты, соотносимой с тою категорией оттенка глубокого черного цвета, что обыкновенно широко наблюдается в деревенских печных трубах, то бишь происходящего от осаждения на огнеупорных кирпичах жирной сажи.
Раз уж из числа летающих драконов, построенных, собранных Атлантами, обитавшими в Северном Городе, чья главная достопримечательность, хрустальные ангары, позволяла классифицировать население в жителей воздушного порта, укрытого под землей вдали от миграционных путей популяций как бы ходящих в атаку хищников по четвертой от солнца планете, воинами, воевавшими с динозаврами как бы постольку поскольку, потому что беспощадные ящеры беспрестанно нападали, а Атланты вынужденно защищались, в чем, собственно, и состояло сосуществование в природной среде Великой Цивилизации с эволюционным противником, с которым не договариваются ни о территориальных границах, ни об обмене пленными, ни о прекращении огня, каковое сказывалось на жизни населения Марса, примерно как испытания, выпадающие на долю мудрых в их походах за нематериальным золотом, за мысленной субстанцией Знания, то есть, как ни странно, положительным образом, в общем, итак, раз уж не сломанных, не разбитых, поднимающихся на крыло летательных аппаратов среди тамошнего парка небесных машин, охватывавшего всех искусственных ящеров, обнаруженных землянами на момент рассказа Хальфа Эйрикссона вообще, было не бог весть сколько, что, конечно, являлось поводом для расстройства у натур, рвавшихся осваивать новые, внеземные скорости, маневренность, приданные материи, (материи в смысле присутствия в оной Духа, центров Разума, лишь на основообразующем атомарном уровне, ибо, хотя Атланты, судя, в том числе, по объекту "Некрополь", как бы позиционировали себя десанту с Земли творцами приборов, обладающих искусственным интеллектом, но, ясно, что вывести в своих научных лабораториях этот интеллект на уровень огненной искры не могли, ибо, ежели искра - прерогатива Всевышнего, то, если вообразить то, чего не будет никогда, то есть, что появилось бы в Космосе вдруг абстрактное существо, которое силою мысли сумело бы вызвать из Небытия к жизни подобную искру, то в силу действия в нем самом посредством его собственной души, духа, высшего "Я", в силу действия в нем независимо от его воли Божественной Силы, Мудрости, это абстрактное существо отнюдь бы на место Создателя Всего никогда бы не претендовало), умами, ушедшими далеко вперед тех, кто, прилетев сюда, исследовал ошеломляющие артефакты, то сиих драконов, понятно, неохотно привлекали к участию в плането-разведывательных операциях несколько, что ли, полувоенного образца, так как не выяснен был источник энергии, создающий подъемную силу, (притом, что намечались кое-какие небольшие подвижки мышления специалистов, кажется, по гравитации, ну, еще по квантовой механике, в чьи руки национальные Космические Агентства вверили аппараты исчезнувшей цивилизации), а также непонятно было, насколько велик энергетический ресурс, каковым двигатели аппаратов располагали, то бишь насколько оный был близок к исчерпанию.
Если волнистые линии, протянувшиеся с запада на восток, нацарапанные, ну, да, как курица лапой, Саэмундом Олдерманом, заметим мы, как бы позволяя себе по ходу повествования ярла Хальфа Эйрикссона только самую малость добро пошутить, по степени каллиграфической тонкости, по тому, как геологические процессы привели к формированию в железосодержащей коре планеты из ряда вон выходящих разломов, (для сравнения, Большой Каньон в штате Аризона будет, где вдесятеро, где впятеро, ну, так, значит, в длину да в глубину, поменьше), по-своему соответствуя глобальным процессам, протекающим в подкорке (мозга), не особенно уступали марсианской природе, ибо, ведь, и общие очертания долин Маринер, какие они там есть по протяженности, выявляются гораздо отчетливее на снимках, полученных с помощью орбитального модуля "Викинга-1", а при приближении к поверхности вот так, одним взглядом, каньонов уже и не охватишь, ну, а, стоя же на запыленных камнях, вообще, окончательно потеряешь представление о том, сколько еще какая-нибудь впадина или подъем в гору продлится, куда неровность рельефа протянется, и что там ожидает дальше, то ли как бы из каменных глыб, как из кубиков, мост, появившийся после лавинообразного обрушения стен в ущелье, обрыв ли без малейшего шанса группе словно бы обезьянам на тросах лиан перебраться или словно бы цепким паукам по гладким вертикальным стенам ползком перебазироваться на другую сторону, словом, если волнистые линии на самодельной карте Саэмунда Олдермана обрисовывали ситуацию с ущельем Логово Фафнира очень общо, то, отсюда, сии малохудожественные каракули в значительной мере отклонялись от тех, что могли бы появиться на клочке бумаги при соблюдении бортинженером первого корабля "Evolution" принципа зеркальной симметрии, которому и не всякий прославленный художник следует, пусть бы и ведОмый гениальной способностью к рисованию. Ибо, взять, к примеру, яркие пейзажи и натюрморты Винсента Ван Гога, так оные есть как бы результат действия световых лучей, (фотонов, волн), отраженных предметами, изображаемыми красками и кистью, (ибо, как мы помним, цветными объекты окружающего мира мы воспринимаем благодаря тому, что их поверхность отражает не весь падающий на них спектр солнечного света, а лишь волны строго определенного диапазона), на фотопластинку его духа, (души), на каковой, вот еще научная загадка, то ли все множество увиденных, созерцавшихся, скажем, великим голландцем пейзажей и растений, скажем, пшеничные поля в живописных окрестностях Арля, ну, допустим, еще красный виноградник, ну, и, вдобавок, срезанные подсолнухи на кухонном столе, существуют одновременно, так как такая относительная вещь, как Время, властна лишь в мире, где живут человеческие существа, а для Абсолюта его, Времени то бишь, как бы и нету вовсе, а поскольку в душе больше от Абсолюта, чем в человеческом глазе, а что до духа, то оный дух, который как бы наше Высшее "Я" и есть, так и вовсе как бы не с землей, а с Абсолютом, в первую (основную) очередь, связан, и оттуда-то, вот, получается, что пшеничные поля, красные виноградники и срезанные подсолнухи и висят как бы поступающими в ментальный музейный архив мыслеформами в воздухе, не пересекаясь, без наложения волн, без возникновения интерференционных картин, а то ли там какая незримая амальгама, по свойству, вроде воды в реке или озере, нанесена, и таковая-то амальгама, нанесенная на чувствительную к световым лучам пластинку духа, (души), будучи как бы снабжена блоком ультрабиокомпьютерной памяти, получает свойство, возможность то бишь, воспроизводя также как в первом случае транслированный отрывок пространства глазным нервом в режиме реального времени, солнце, дождь, ветер, облака, пшеницу, оперативно перепоручать своему блоку памяти предпоследнее изображение, при всем при том же, что (фото)пластинка как бы пребывает не загромождающейся внешне растущими слоями (картинами). Думай мы вдруг о старом итальянском мастере, деятеле Леонардо да Винчи, (жизненность произведений гения творческой мысли которого, конечно, уже есть прекрасное основание, почему непременно стоит лишний раз к оным предметам искусства обратиться), ведь, казалось бы, причудливые атмосферные влияния, в окружении каковых нам, зрителям, предстают библейские сюжеты "Благовещения", "Св. Анны с Марией и младенцем Христом", включенные в темы знаменитых картин, даже как бы и не второстепенны вовсе, а задвинуты куда-то на задний план, да и лиц, участвующих в композиции, как бы, вообще-то, и, поехав в святую землю в 1472 или 1508 годах, не получилось бы перенести на эскиз, ибо либо все давно вознеслись в Царствие Небесное, либо были только глашатаями воли Всевышнего, и после выполнения миссии обратно к Престолу Божию возвратились, то идея эксперимента с фотопластинкой из квантовой механики и тут нам зело пригодилась бы, ибо все разнообразие прочитанных им евангельских рассказов о святых и пророках, каковые религиозные фигуры также отражают свет, ну, да, речь о свете, струившемся на страницы, заносившиеся в Книги Святого Писания, из глаз Святых евангелистов, как-то: Матфея, Марка, Луки и Иоанна, потому продолжаем, что фигуры святых и пророков в рассказах почивших сих и прочих очевидцев тоже отражают свет, только категория сия, ясно, как день, что чисто духовная, каковой свет, попадая на чувствительную к фотонам пластинку духа (души), продуцировал как бы образное эхо историй, связанных с именем Бога, то бишь, эхо, что ли, но не в карандашных штрихах, а, ближе, в нотах церковных чтений, то бишь, звучащее в образах. Однако, понятно, что человеческое бытие миросозерцанием не ограничивается, ибо, оное, поддерживаемое такой эманацией Абсолюта, как мысль, сразу же соотносится со следующей по порядку эманацией, энергетической, то бишь как бы, согласно Космическому Плану развертывания Вселенной, в общем, недоступному пониманию по ряду причин, где оттягивает все внимание на себя от прочих объяснений, пожалуй, та, что человеческому уму, как вещи, по существу, относительной, с понятием Абсолютного справиться, все одно, не получится, ибо сей, (ум то бишь), полон логических, интуитивных, инстинктивных инструментальных средств, конечно, однако же, именно тут в нем, как в каком реликварии позапрошлого века, скажем, в сундуке, доставшемся тебе от прежних хозяев при покупке старинного купеческого дома, как бы одежды полно, вон, даже моль не все шалевые платки и душегрейки поела, но ничего надеть на себя невозможно, разве вдруг не войдут в моду домашние или школьные спектакли по пьесам А.Островского и романам Ч.Диккенса, и, пожалуй, еще та причина, что оказывается на поверхности, когда как бы назревает внутренняя необходимость человеческому существу совершить тот самый скачок на качественную ступень, ну, просветления, и сия (причина) есть функция как бы контроля, дабы свести на нет вероятность попадания в руки такового существа смертельного оружия, впрочем, надо думать, стратегия Всевышнего, выстроенная в абсолютной манере превосходства Божьей воли надо всем, что мы могли бы себе представить, не изменяет себе, так сказать, не только на нашем этапе развития, но и Тем, Высшим Существам, о каковых нам ничего неизвестно, кроме того, что Оные соответствуют Архангелам, мало ведомо, хотя и в миллионы раз больше, чем нам, и, в общем, (что у нас было в теме, к тому как бы опять и обращаемся), состояние миросозерцания, соотносясь с эманацией энергетической, далее автоматически как бы сразу обеспечивается собственной деятельностью в своем земном, иначе говоря, по преимуществу, в феноменальном мире, каковой, в отличие от своего тонкого, ноуменального источника, материален, ну, да. Думается, что, как это обычно у людей, когда все ждут, несмотря ни на что, на природные катаклизмы, глобальные катастрофы, войны, голод, разруху, бедность, предательство, болезни, беды, горести, расстройства, несчастья, неверие в лучшее, неверие в себя, разочарование, уныние, страхи, чтобы от человеческой деятельности происходил достойный, ощутимый эффект, так и в разбираемом случае, заставляющем вытаскивать из невероятно внушительного арсенала слов, вообще, помогающих рассудочной жизни, как бы аккуратно отложенные, вдумчиво оставленные "про запас", до лучших в будущем времен, лексические единицы, скажем, в составе: эффект Высокого, Прекрасного, и вот как бы тогда трогающее за живое впечатление (на нас), наверно, и производит, (в смысле, что оное "происходит от источника"), какой-то феномен природного/духовного порядка, перезаписанный мозгом, как обсуждалось выше по тексту, не без участия души, вдохновивший живописца, подтолкнувший его к тому, чтобы оный приступил к разметке холста, прикидывая, где разместить рассеянную рощу дубов, сколько раз высота или ширина (на глаз) отдельно стоящего, как кряж, дерева-патриарха, измеренная карандашом, от которого ногтем большого пальца как бы отсекается лишняя длина, сжатым в рисующей руке, достаточно далеко отведенной от центра переносицы, откладывается от этого дерева до кучевого облака, до луга, до реки, и далее в том же духе, дабы некий чем-то там примечательный пейзаж снова отобразился в феноменальном мире, или так и сяк поворачивал в голове идею новой картины, пока замысел, накопив потенциал до нужного людям рассказа, не потянет за собой мольберт, краски и кисти, при условии, что та чувствительная к свету неведомая амальгама, фотопластинка духа (души), является субстанцией развивающейся, усложняющейся, самосовершенствующейся ибо, чем культурно-информативнее центральные нервные узлы, тем духовно-насыщеннее изображение на бумаге, холсте и так далее. В конце концов, куратор выставки, директор музея, лектор по истории искусств, не занимаются ли все эти замечательные, уважаемые люди, о нет, конечно же, никак не берущиеся нами конкретно, а как бы будучи нами почитаемыми, что ли, за некие назначенные обществом центры обширного Океана Человеческого Сознания, как бы взятого в целом, отвечающие именно за культурно-цивилизационный пласт в социуме, итак, ведь, интересно, что самое сии посты, ну, да, не предполагают ли оные, что люди, облеченные полномочиями, связанными с надлежащим функционированием подобных мировых просветительских институтов, будут воодушевленно исполнять обязанности по презентации, ну, скажем, гениальной живописи как чудесной художественной копии пространства обетованной Земли, третьей планеты в системе нашего Солнца, которая как бы остановила, вероятно, долгие, опасные скитания в космосе некоего ковчега Атланта Ноя, несшего на своем борту банк селекционной пшеницы, голубого лотоса, пальмовых деревьев, ну, еще, по паре волов эфиопского цвета, как бы вынутых из болот, залитых теперь базальтовой лавой, куда они частенько забирались, дабы, стоя по колено в воде, спокойно поразмышлять о чем-то своем, нервических терракотовых антилоп, несущихся, как ветер на марсианской равнине, верблюдов, выживающих там, где скалы истолклись в белый, ранящий кожу при порывах ветра песок, толстокожих носорогов, из чьих шкур изготавливают железонепробиваемые доспехи, светлых косматых львов, чьи круглые уши и наморщенные носы, головы, как бы вжатые в плечи, чей обычай красться, припадая к земле, в высокой пожелтелой траве, чей жуткий рык, служат напоминанием о грозном характере Марса, как, впрочем, и несколько видов компактных пирамид, каковые, как есть, ну, все до единой из хрусталя, не требующих тащить на расстояние 55 миллионов километров дополнительный ящик чертежей, ибо инструкция по строительству сиих грандиозных сооружений заключена в атомы сиих вещиц, ошибочно было бы считать, что входящих в дорогой канцелярский подарочный набор руководителя или Великого Мастера Ордена Рыцарей тамплиеров, ибо нет там никаких чудесным образом, неожиданно откидывающихся крышек, под каковыми прячутся чернильницы в стиле "ретро" или тончайший золотой песок для присыпания только что написанного чернилами письма в Британский Музей или в Букингемский дворец, или перуанского порошка мгновенной тьмы, каковой, говорят, с силой швыряют себе под ноги волшебники и чародеи, желающие немедленно скрыться.
Опять же, в достославном космопорте Карл Линней, выросшем в научный космический городок за месяцы, годы совместной слаженной работы национальных Космических Агентств, сотрудники которого, понятно, не потеряв присутствия духа еще тогда, когда силою убеждения, что трусость легка на помине, гнали прочь от себя некий пренеприятный образчик разбитого корыта, каковой витал в стылом воздухе, плавал, как пчела, над правым и над левым ухом, прямехонько нацеливался спланировать в середину кружка как бы двоих выбивающих шайбу каждый для своей команды заядлых игроков, обескуражить расщепленным остовом несчастливого драккара, вися на уровне глаз аккурат между шлемами и забралами на огороженной черным периметром космоса бескрайней хоккейной площадке, где физический перевес на начало бесконечного матча приходился на сторону бога войны, укреплялись в уверенном стоянии на ногах на поверхности Марса по мере того, как углублялась тяжелая работа по расширению исследованных областей, передвижение по которым клочок за клочком, выдернутым из зубов астродемонов Фобоса и Деймоса, перепоручалось ведению собиравшегося стать вездесущим Центрального Управления Системы Воздушной и Наземной Марсонавигации, ни у кого не возникало вопросов на предмет, куда бы подались астронавты, ну, не обратно же в космопорт, естественно, попадавшие в затруднительные ситуации не раз и не два, стоило их весьма умным, думаем, что возражений не предвидится, вездеходам отклониться несколькими изученными переходами тамошнего лабиринта от пресловутого Ящеричного ущелья, где всего-то темнела тенями от пробегающих по небу оттенков земной зари в мельчайших частицах, колких от мерзлого пара облаков, острых как бы на уровне одного понимания, что раз на яркое солнце повышением температуры оные не реагируют, то истолченными осколками елочных игрушек ладонь, поднятую в верхние слои атмосферы, поранят, (ну, облака в смысле), целая череда ямин и углублений, грунтов, уже запамятовших, было, что какие-то миллиарды лет назад здесь не давил на почву мертвый, вытянувшийся вдоль Лунного плато мерцающей камешками головой на север тридцатиметровый динозавр, ибо тысячи лет назад оный был принесен и положен как мумия фараона в гробницу, как бы не просто невидимую тому, кто об оное чудовище, буквально, не споткнулся, а не воспринимаемую таковою, ибо вершину угла зрения надобно закрепить не планете и не на орбите, а на плане Строителей Космоса, ну, да, отсюда, в общем, немудрено, говаривали энтузиасты освоения Галактик, что с Марсом все так закручено, и, ну, так значит, в космопорте Карл Линней никто не задавался вопросом, куда бы еще подались астронавты, случалось, попадавшие в затруднительные ситуации, стоило им опасно отклониться от Ящеричного ущелья, где, надо же, кстати, в сердцах, ну, да, рискнул пожаловаться как-то старенькой компьютерной мыши один геолог с красными глазами, перебиравший черепки разбитого саркофага посредством оной на экране своего монитора, дабы реконструировать фрагмент прошлого, в каковом вот ящером-то как раз и можно было, по его словам, спокойно пренебречь, а следами деятельности вулканов ни-ни, ибо шутка ли восстановить памятник огнедышащим горам теперь там, где все, ну, все, что можно было вскопать, взорвать, расшвырять, расколошматить, вскопал, взорвал, расшвырял, расколошматил и перевернул вверх дном этот дикий варвар, бортинженер Олдерман, (что, как эмоциональный выброс на почве как бы некоего, скажем так, легкого перекоса, что ли, в понимании законов организации труда научных работников, ну, там, правильной концентрации за рабочим столом, в общем, ну, как бы, извинительно, ладно уж), тогда еще в каком-то Грядущем, не прозреваемом за бешеными плясками снежных смерчей, (якобы притягиваемых сверкающими ледниками острова Гренландия, самоё облако облаком суши, из стратосферы, где индевеют на лету темно-коричневые ястребы, поднимающиеся вверх и вверх, и вверх, как бы проверяющие таким образом пространство космического холода, у которого, как известно, в собеседниках лишь пронзительные, безжалостные глаза кристаллов звезд, на способность выносить без сострадания глубокое одиночество сей хищной птицы, где лучше сказывается действие далекой-предалекой, очень странной Полярной звезды), наследственный конунг, но пока жив был Сигурд Олдерман, просто ярл Саэмунд, и, ежели в космопорте Карл Линней как бы ухом не вели, куда бы еще подались астронавты, случись им отклониться от знаменитого Ящеричного ущелья в системе доисторической реки, каковую существовал, ходил по столам лабораторий вариант проводить в Географическом Атласе по классификационной статье крупнейших хранилищ на Марсе пресной воды, (на Земле не пришли покуда к единому мнению, какое место отвести оной концепции между теорий, не выходивших, так сказать, интуитивно за рамки оспариваемых внутри ученого сообщества "мнений", ибо в королевский ранг "гипотез" с тех пор, как на карте чужой планеты появились объекты первой величины, то бишь "Некрополь" и ангары, посвящались проблемы поглобальнее, ну, там, можно ли ожидать, к примеру, что Четвертая Раса, Атлантов то бишь, разделившись на две независимые ветви, как бы отчаянно пыталась увеличить свои шансы на выживание, если не на Марсе и Земле вместе взятых, то хотя бы на одной из двух планет, или, правильно ли будет полагать, что Третья Раса, Лемурийцев, проживала, скажем, на Юпитере, покуда не разделилась в свою очередь на два, на три рукава, дабы, полностью исчерпав ресурс развития в условиях собственной среды обитания, не пробросила линию жизни Третьей, ранней Цивилизации к Марсу, замыкающей планете из четверки земной группы, ну, и так далее), ибо Система Марсонавигации как бы была внедрена в интеллект парка вездеходов, и сей немаловажный факт говорил о том, что команда землян как бы никогда не успокаивалась на том, что сулило ей начало, когда Земля, казалось бы, занимала безнадежное место в самом низу турнирной таблицы, а кое-какие матчи проводила теперь со счетом не то, чтобы там победным, но как бы с результатом, приносившим кое-какую пользу, что ли, ну, да, а вот в напряженной борьбе, так сказать, за то, чтобы прийти по заданию к финишу, спустившись на 3,5 километра вниз, к кладбищу динозавров, в ущелье Логово Фафнира, астронавтам приходилось надеяться на свое чутье древних скандинавских охотников за чудовищами, да еще на оптическое око, оси которого включались без команды, исключительно по тому прищуру, к которому прибегает человек, чтобы посмотреть на что-то в подзорную трубу, компьютерное око, имевшееся в прозрачном щитке шлема напротив левого или правого глаза землянина, как кому удобно.
Путешествие по какой стране, где зубы стучат от холода, а долгие льдины, устилающие просторы покоящихся под оными суши или океана, уходят туда, откуда встает или куда закатывается диск солнца, словом, вдаль, подпирая горизонт как бы километровыми стиральными досками, о каковые трут белоснежные полотна, (льны, не льны, а не знаем что), силы природы, добиваясь как бы, чтобы в руках переливалась, ну, что ли, субстанция, а почитай, что безобъектная идея, и все потому да оттого, что древние скандинавские северные боги умеют избирательно повернуть процесс бытия назад, (как о том шепчут страницы Священных Писаний, каковых слова чтобы разобрать, говорят мудрые народов истинную правду, что надобно долго и трудно учиться, ибо какая такая длань в огнях, от каковой все как бы разом падают замертво, луна и солнце, люди и города, рыбы, звери и птицы, реки и моря, равнины и горы, светящаяся в пальцах, в ладони и в запястье десница, пылающая, белая, ну, точь-в-точь, как расплавленный металл, в полнеба, в том самом-самом конце времен хватает и резко останавливает обжигающий холодом ослепительный обод Галактики, пуская потом оный вращаться в обратную сторону, дабы вихревым плазменным механизмам, колесикам, там, всяким да шестеренкам в некий час икс не сбиться со своей части абсолютного счета, когда перво-наперво феноменальному миру, а затем ноуменальному придется воспроизводить без запинки шаги в обратной Началу строгой последовательности), как бы арматура материи, бесследно испаряющаяся с предметного стекла микроскопа биохимика, ускользающая из клещей логики материалистической философии, некий колышимый в небе около полюса субстрат, (каковой нашему относительному в сравнении с Абсолютом, как бы ограниченному уму, безусловно, сподручнее, что ли, ну, или, скажем, удобнее, привычнее, спокойнее, (ибо это одно как бы действенно, единственно то бишь помогает в экзистенциальном ключе, притом, вообще-то, в Космосе нас, по крайней мере, в том виде, в каком человечество сейчас на Земле живет, как бы никто не ждет с распростертыми объятиями), объяснять через "человечное", то бишь через то, в чем присутствуют черты милосердия, сострадания, участия), посему, (мы не просто говорим, а глубоко, то бишь истинно душой чувствуем), что субстрат воспоминаний о голубоватых мелких цветах и зеленых листиках, в общем, что-то такое, весьма крепко, однако, удерживаемое землей, где волокна облачного пряденья зародились, словно бы это "что-то" было бы отлетевшей душой живого существа, растеньица, льна, преподносимой нашим глазам теперь великолепным северным сиянием, ну, словом, путешествие по какой студеной, как бы дышащей холодом стране обойдется без мыслей о том, что есть, ведь, пускай бы хоть на уровне северных саг, создания, свирепые, страшные, бородатые, косматые, инеистые великаны из Етунхейма в своих бурых медвежьих шкурах, соединенных прочными перекрещивающимися кожаными шнурами без игл через пробитые железным дротиком отверстия как бы в короткие хитоны, ходящие в сапогах с голенищем мехом наружу, ну, эти-то, как группе первого помощника ярла Рагнара Фроди легко с высоты достигнутого обзора в голове представлялось, эти-то создания перекидывались, должно быть, словно грубыми обломками скал, таки друг другом, дабы пройти каньоны долин Маринер, скажем, хватаясь за перевязь, на которой крепился огромный меч, синее лезвие какового смахивало на кусок льда, и за ремни на голени, обвязанные несколько раз вокруг куска шкуры, дабы в обувь не насыпался глубокий снег.
Кто, как не великаны, знает, ну, к примеру, сильнейший из исполинов Вафтруднир, как никто, говорят нам, сведущий в древних познаниях и, чему тут удивляться, что раззадоривший тягаться с собою самого Одина за то, чтобы по праву являться в народных преданиях мудрейшим, что за вид был бы у традиционного жилища викингов, изысканно строгого, будто полностью отрешенного от мелкости, (не идущей к чести открытого, смелого взгляда, который единственно принимаем дикостью пейзажей скандинавского края без того, чтобы на него со всех сторон света без удержу хлынуло гневное возмущение, без нанесения в отместку бешеных ударов штормовыми волнами воды и ветра в деревянный остов драккара, с борта которого оный устремлен на насупившиеся мрачноликие берега), приукрашивать чем-либо сию величественную гармонию, происходящую от суровости природы и простой жизни под серым небом, да, что за вид был бы у дома, как бы обозначающего стенами границы богатого пира на участке хозяйской земли, назначаемого по прибытии на родину из похода к неизведанным островам, дабы посредством вкушения превосходного качества блюд, состряпанных из дичи и улова вкупе с продукцией сельскохозяйственного производства, ну, и громкого пения, конечно, дождаться рассказов о геройских поступках, забавных случаях или событиях, леденящих душу тех, кто вынужден был остаться, ибо есть, ведь, свое, ну, да, геройство, своя отвага в том, чтобы выполнять обязательства сохранения и защиты наследования жизни у предков, дела, каковые привязывают людей к тому, чтобы оные как бы практически ухаживали за родовым древом на земле, то бишь боролись за урожай, варили обед семье, ходили с неводом в море, чинили сети, и так далее, ну, и что за вид был бы у строения деревянного, протяженного, входя в которое, продолжают двигаться, считая на потолке деревянные колеса телег, по ободу которых пляшут свечи, один, два, три, четыре, пять, если бы оный сухопутный корабль, положив ладони на скаты крытой соломой крыши, сжимая, поднял бы етунхеймский гигант и перевернул в воздухе, решив посмотреть на пиршественный зал, не соображая, что это ему не игрушка, словом, кому, как не Вафтрудниру, Мимиру, Гюмиру, Гренделю, Тьяцци, Трюму запросто было бы оторвать от земли жилище, крыша которого затрещала бы и стала бы сплющиваться, кому, как не оным громадам приписать последствия буйства как бы стихий на планете, скажем, грандиозную расщелину, на острых уступах которой как бы нашедшие постаменты памятнику собственной миссии видели себя астронавты растерянными, но тем пуще желавшими придать оному смысл блестящей победы в игре против сил, собранных в кулак святилища языческого бога войны, какового хладнокровные командующие фронтов, словно перечисленные вслух (демоны пустыни, гор, бури, стужи, одиночества) по бестелесным пальцам его главного архитектора и устроителя, великого планетарного духа, были как бы жуткие бронзовые идолы при полном вооружении, сидящие на конях, одни, и стоящие, опираясь копьями в землю, другие, все облаченные в доспехи своих легионов, в глубоких шлемах, в нижней своей части, начиная от ушей, широкими скобами повторяющих тяжелую челюсть, концы каковой, будучи не соединены, не закрывали собой подбородка, не прячущие неподвижных, бушующих скрытой яростью лиц чужих внеземных богов, чья статичность причиною имеет не неодушевленность металла, а презрение к ранам и увечьям смертных, только подтверждающих сим силам их предвзятое мнение о чьей-то слабости, каковую намереваясь скосить мечами, как бы выходящими у них из глаз, ибо такова их прерогатива, бескомпромиссных, старших над остальными, ибо есть обоюдоострое оружие в руках у рассыпавшейся в облаках и на скалах терракотовой армии, оные главнокомандующие, питаемые густым дымом, клубАми поднимающимся от голубей, агнцев и тельцов жертвенника, то бишь закланных динозавров, Атлантов, землян, оживали, то бишь высились в небе Марса теперь окрашивающимися красками жизни, как бы, не пошевельнувшись, выбирающимися из литья скульптора, что могло бы быть замечаемо по такой детали, например, как покрывающиеся черным цветом гребни уже из стриженного конского волоса, увенчивающие их шлемы, являлись, как бы утрируя осознание хрупкости земных форм жизни под давлением неблагоприятной среды.
И так все смотрели кто куда, как переселяющиеся на новые места викинги, которые, по дошедшим до нас сведениям, в поисках надежной гавани бросали за борт корабля столбики, отвинченные по обеим сторонам высокой спинки кресла, на каковом восседал за столом на пиру патриарх, и то были не какие-то там топорные, немые деревяшки, а изъятые из престола, начинающего и завершающего систему самое родового строя, как бы альфу и омегу, выточенные в виде хранителей домашнего очага, дабы плавать в последний перед высадкой момент, предаваясь правильной, хорошей судьбе, выбираясь из моря на сушу за оными, посвященными нанесенными на них изображениями силам, каковые найдут общий язык с неизвестными берегами, как бы заключат вечный договор дружбы и взаимопомощи, в общем, смотрели астронавты кто куда, черпая терпение в факте проделанного Саэмундом Олдерманом целевого спуска.
Первый помощник ярл Рагнар Мудрый, до того наисследовавшийся, что там внизу, ящеры или нет, глядя в цифровое око на щитке своего шлема на громоздкие серовато-черные валуны, удававшиеся, как булки кондитеру, (как бы странно, что четко работающей, когда все на планете просто космически, не превозмогаемо мертво, ну, чисто, наверно, по сложившейся перед тем, как им сгинуть со своих охотничьих полей в зеленевших долинах в бурлящем потоке мутной воды, тенденции), инстинктивной мыслительной деятельности рептилий, безоговорочно для себя решивших, по-видимому, что большое скопление сиих доисторических звезд должно непременно просуществовать не потревоженным как бы до востребования к некоему воскресению из мертвых, дабы, скажем, прибиться плотом к появляющимся тут же из спадающих вод Всемирного Потопа островам реинкарнирующейся, расселяющейся Цивилизации, и, да, кстати, обходя пустячную проблему 99% вероятности несовпадения путей в бесконечном временном континууме, своих и Атлантов то есть, не допущением сомнений в выигрышности своей стратегии хищника, и ярл Рагнар, взирая на камни, не заметил, как его воображение, мифологизированное Аполлодором, Гомером, Вергилием и иже с ними, изменило реальность, по крайней мере, позднее оный так объяснял командиру "Evolution-5" конунгу Магнусу Суровому эту странность, этот мираж, что камни на дне протянувшейся с востока на запад расщелины словно нарочно перекрывали какой-то там колодец, бывший вратами в подземное царство Аида, то бишь, сам не желая того, он как бы отпер известный миру черный ящик со всякими зловредными призраками, провоцирующими человеческие существа на вспышку страха, алчности, гнева и прочего, на чью мельницу и лила воду, так сказать, иллюзия заполнения емкости доверху умножающимися валами как бы декорации серовато-черного моря.
Атли Стурлусон, у которого на ладони в перчатке держалась, как приклеенная, бумажка, вызволенная в канцелярии, что ли, когда через сию важную структуру с опозданием на двадцать (где-то) лет проходил подкрепленный кипой оригинальных документов, подшитых в папку "К вопросу о вероятности гибели внеземной цивилизации вследствие незавершенности эволюционной ступени, занимаемой видом Tyrannosaurus Rex. Тезисы доклада астронавта-исследователя Харальда Грамматика. Международная конференция "Пять лет миссии Evolution на Марсе". Материалы. Протоколы совещаний, комиссий." приказ по Космическому Агентству стран Скандинавии, согласованный, кстати, с соответствующими инстанциями в NASA, и не только, (ну, да, в общем, принятие сей официальной бумаги осуществлялось методично, последовательно руководством всех заинтересованных национальных Космических Агентств, то бишь Агентств стран-участников экспедиций на Марс), утвердить, в конце концов, за кладбищем динозавров официальное название Ущелье "Логово Фафнира", и, значит, ярл Атли, изучая противоположный склон расщелины, как бы собирал и разбрасывал камни, ибо оные всё-то не подходили под контурную карту N2 с каракулями ярла Саэмунда на бумажке, где ориентирующий на цель, то бишь возможность спуститься вниз, причем на вездеходе, как бы красно-коричневый "кентавр" (пять обведенных маркером камней, действительно, весьма похожих на мифического получеловека-полулошадь) должен был как бы стать "человеком" (четыре камня через десятка два-три метров), как бы спешившимся с "коня", (ноль камней, ибо оного анималистического силуэта не было вовсе), но, однако, было еще место на уступах "конской голове" и "шее" последнего (восемь камней поменьше на расстоянии где-то около пятидесяти-шестидесяти метров от "человека"), как бы вместе опережавшим сию, по сути, мнемоническую процессию, подобранную умом-конструктором, и вот сиим-то ("голове" и "шее") следовало-таки нарисоваться напротив развилки одной из троп шириной в одну стопу, как мы помним, каковые испещряли поверхность края каньона, правая ветвь которой приводила к спуску.
Если двигаться взглядом вдоль края расщелины, то дальше карабкался вверх по уступу Хальф Эйрикссон, вися, словно бы муравей или муха, на бесконечной стене, каковая, будучи огромной оранжево-красной скалой, как бы миллиард лет пребывала здесь в покойном, самоуглубленном, самозабвенном парении, вообще свойственном доисторическим тектоническим плитам, ну, высилась, в общем, по-над сероватостью и черноватостью всяких, там, далеких и искристых как бы сугробов, то бишь, студеных, как корни деревьев, которые не успело занести снегом, а ударили жуткие морозы, останков рептилий, выбирался, цепляясь за неровности, создающие опору для пальцев, думая между тем, что поскольку все динозавры были тысячи лет, миллиард лет, как мертвы, ну, то бишь, конечно, ярл несколько гиперболизировал, значит, как-то так разговаривая сам с собою, будто бы уже сидя у себя дома под тележным колесом, на котором вперемешку со свечами сидели домашние эльфы, ибо подобранная им с каменного козырька сумка с прекрасными гематитовыми образцами ждала его, заброшенная за длинный ремень наверх, (ситуация, к слову, совершенно избавлявшая астронавта от неспокойных дум, что экземпляры редкого качества могут быть безвозвратно потеряны), ну, что ж, поскольку все динозавры были давно мертвы, глухи к теплу, холоду, буре, дождю, засухе и прочему, то и явления из ниоткуда темного бремени некоего астрального полчища ящеров в пространстве около них, ну, околевших динозавров, выходит, не прогнозировалось, ибо велик, невероятно велик, был период, отделявший одно от другого, то бишь, нежданную гибель всего живого на этой планете и прибытие землян, а что, ведь, вещают с Гималайских хребтов индийские риши, как не временность всего, что есть тут, (в мире, то бишь), относительного, и вечность абсолютного, и, ну, да, значит, кошмарные астральные формы чудовищ, то бишь привидения оных ящеров, явно, испарились, исчезли, сгинули, да, в общем, как-то так.
Что еще не было доселе упомянуто, задувавший под сурдинку над долинами Маринер вкрадчивый ветер, призрачная, как легонькая тень от верениц неплотных облаков в играющий солнцем день, воздушная стихия, каковую мы, сколько ни напрягайся, ни силься, ни старайся, ни рассчитывай потрогать, уловить, от самоё атмосферы отъединить, пользуясь той сноровкой, что эволюция сообщила верхней конечности человека, ухватим щепотью лишь пшик, нуль, ничто, пустоту, вытягивая шею, выбрасывая вперед, ну, как бы в большую клетку с куполом, где прыгают с трапеции на трапецию кассики, осторожную, дабы не повредить божьему созданию, руку с расставленными как бы горстью, в которую оные без ущерба для себя переместятся, длинными перстами, на каковые, поднимая брови, мы бы после удивленно надолго уставились, приходя в себя от дурацкого, в общем, сюрприза, что, когда вон они, пернатые, по-прежнему как бы в клетке с куполом, поют себе, щебечут, когда применения особенной ловкости, вроде, не предвиделось, а кругом на каждый перст намотались, навились водоросли, вязкие клочья тумана, липкая паутина, узенькие тонкие перья птиц, и, ежели бы в раннем детстве нас не примирили бы с тем, что воздушная среда имеет свойство текучести как бы незримой широкой реки, то расстройство, аналогичное описанному, без перемен сопутствовало бы человеческой жизни, преследовало бы как навязчивый запах, неотвязная мысль, непонятный тонюсенький звон в ушах, аллергия на книжную пыль, невозможность вспомнить что-то, оттого, что всюду подобное происходит, то бишь, всегда, когда мы проделываем сей же как бы цирковой номер на Земле, ну, скажем, в пустыне Сахара, около Ниагарского водопада, на диком берегу посинелого норвежского фьорда, на втором "полюсе холода", что в центральной Гренландии, открытом, кстати, экспедицией конунга Фритьофа Нансена (1888-89гг.), каковому за оную были торжественно вручены: высшая международная награда за выдающиеся географические путешествия, медаль "Веги" (шведским Обществом антропологии и географии в 1889г.), а также почетная медаль Виктории (Королевским географическим обществом в Лондоне в 1891г., что тоже явно свидетельствовало, что конунг имеет полное право зваться "достославным", а самое путешествие во веки веков характеризоваться эпитетом "выдающееся") или же, повернувшись к тому углу в библиотечном коридоре школы чародейства и волшебства, в Хогвартсе, где нам, якобы, показалось реяние отблесков магии, содержащейся в веществе старинной мантии-невидимки, ну, да, стихия, не смотря на уровень приборо/ракетостроения непредсказуемая, как постулируется на суше обывателем, не много и не крепко об оной воздушной стихии задумывающимся по роду как бы обетованного ему предками края, беря общО, ну, в смысле постоянного, круглогодичного проживания на твердой почве, ну, натурально, равнинной или гористой земле то бишь, обывателем, значит, как сухопутным (в противоположность "морскому") волком, ни на йоту не сведущим ни о вопиющих глОтками утопленников, пиратов на службе у капитана "Летучего Голландца" ужасах взбесившейся, как целое стадо индийских слонов, штормовой погоды, вращающей, страшно представить, в центрифуге Мальстрема до того, как весело пополам расколоть, трещавшие под ее напором всё плавание чудесные корабли, нет, хуже, под натиском синеволосого морского великана, каковому океан по колено, с топором, чье острие наточено в Антарктиде о ледяные грани тамошнего действующего вулкана Эребус, ни о смертельных особенностях яда аспида штиля, как бы кусающего в пяту, вообще-то, несгибаемого конунга, под водительством которого драккар с перекушенными зубами акул, утащенными на дно гигантским спрутом или морским змеем "толщиной в двойной хогсхед", то бишь, бочку объемом 530 литров, по словам епископа Тухсена(1), с "очень большими черными глазами и длинной белой гривой, свисавшей с шеи в море", по показаниям в суде командора де Ферриса (1746г.), веслами упорно перебивается с воды на хлеб, так сказать, то бишь, пережив, протянув день, и еще день, и день за этим днем, и день за следующим, и так до бесконечности во Вселенной Безветрия, Бездействия, Мертвой Тишины, Вечного Покоя, неизменно встречая рассвет ритуалом найти искомое уравнения Жизни, Движения, Свершения Задач, каковое есть полосы полярного сияния, параллельные чудотворному дуновению, как писал в своем дневнике конунг Фритьоф, плававший на корабле "Фрам", либо тучка, там, нитка ли облаков на горизонте как бы вычищенного до блеска от остатков полбяной каши и масла хлебным мякишем блюда во времена, (как у нас говорит народ, теряя неделям бедствия счет), когда железных выразительных лиц северных людей еще не касалась скорбная коварная ржавчина осознания своего положения затерянности в мировом пространстве, красноватой вилки хвои, коричневато-серого дубового листочка, держащихся на круге необъятной воды, окружность какового пролегает нигде, за тридевять земель, словом, в удалении, занесенном холодными песчинками слабо на морозе горящих звезд, (читателю, должно быть, понятно, что наполненность ветром парусов находится в прямой зависимости от количества пищи, поглощаемой сиими желудками, священным украшением каковых, двумя вышитыми воронами Одина Хугином (думающим) и Мунином (помнящим) или божественным восьминогим конем Одина Слейпниром, как бы призывался милостивый жест чертогов, к каковым обычно летит последняя человеческая надежда, ну, да, и соль тут в том, чтобы Всевышний проследил за наличием питательного содержимого в тарелке небес), наставляемый терпеть до момента, когда Земля перейдет в другое измерение, где знак ? поменяется, наконец, на точку, (см. запись древними рунами в судовом журнале: такого-то числа, месяца, года, дня недели взят курс на Винландию, каковое имя, между прочим, прочили Новому Свету викинги, ну, да), ну, да, в общем, и это еще не все, ибо задувавший ветерок над каньонами, ширкая как бы ладонью по камням да плитам склона противоположной стороны, как бы вечно что-то переставляющий с место на место, невзначай разнообразя экспозицию выставки работ марсианского Фидия, преднамеренно, (как-то: из побуждений, положим, загнать инопланетян в ловушку; из природного дружелюбия, скажем; из жалости, зададимся вопросом; из бесхитростного любопытства, незачем, наверно, вычеркивать у грозной стихии качества и как бы чисто младенческой эмоциональной подоплеки), или по теории вероятности, что когда-то обязательно выпадет "зеро", "черное" или "25", однако, вернул тут обметенным наново утесам три из трех предметов, спасая великодушно честь листа с автографом бортинженера, ярла Саэмунда Олдермана, удачно похищенный из прозрачно-синего пластикового лотка канцелярии ярлом Атли Паломником, то бишь, "кентавра", "человека" и "конскую голову на шее", ну, вот, что мы и говорили, вот вам и стихия, непредсказуемая, что завзятым обитателем суши, что отчаянными сорвиголовами, то бишь, буянами китоловами, чьи трубки, зажатые зубами в углу рта, чьи длинные бороды, зверское выражение чьих лиц, пока руки втягивают на борт на канатах разбитый вельбот, на котором его команда осуществляла погоню за кашалотом, чей капитан, кричащий в рупор другому капитану, чтобы морская почта письма судовладельцев и домашних теперь пересылала им в Тихий океан, ручаются сами за себя, этими угрюмыми моряками, чьи суда либо приписаны к легендарному порту Нантакет, либо приветствуют нантакетские, толковавшими о цвете неба, прогнозах барометров(-анероидов), (сколько их есть, привинчено, то бишь, на корабле), вкупе с ревматическими болями в покалеченной ноге (руке) в крайних, оговариваем, особых, крайних случаях не страха, не боязни, не содрогания в сердце, нет, а в уголке души уже не выдерживания клокотания, с каковым сорвавшееся как бы с толстых цепей, волочащее оные обрывки вслед за собой, прыгающее, кидающееся, как мифическая химера, на дыбы, дабы неминуемо махнуть, сверзиться, рухнуть, в преисподнюю скандинавов, где льдистые реки текут с обескровленными клинками в волнах, в ад, каковым правит великанша Хель, светопреставление, в окружении горькой соленой воды, залезши, спустившись по залитым ступенькам в трюм, ибо на их сутуловатых фигурах имеется отпечаток достоинства на совесть выполняемой в кругосветном плавании работы и вечной борьбы с исчадием бурь, (ну, да, к примеру, капитан Джозеф Конрад пишет вот что: "Казалось, все взрывалось вокруг судна, потрясая его до основания, заливая волнами, словно на воздух взлетела гигантская дамба. В одну секунду люди потеряли друг друга. Такова разъединяющая сила ветра: он изолирует человека"; и, думается, в силу необыкновенности явления, к каковому мы для разбора по пунктам темы воздушных масс настолько серьезно обратились, будет позволительно предоставить сэру Джозефу слово еще раз, дабы оный мог добавить для живости красок, скажем, белил и умбры, ну, да, подобно тому живописцу, лондонцу, академику, сэру Уильяму Тернеру, кстати, выставлявшему в 1801г. в Королевской академии свой морской пейзаж "Голландские лодки в бурю. Рыбаки пытаются втащить улов на борт", иначе оная проходит в энциклопедии как "Море у Бриджуотера", каковой Тернер, есть современники, уважаемые зрители, каковых сохранились письменные свидетельства, наблюдавшие своими глазами, прямо в залах на выставке, бывало, подлетал к собственной картине и прибавлял дополнительное цветовое пятно, ну, да, а, в общем, пусть повествователь, капитан Конрад, говорит за себя, итак: "Если рулевые приводы выдержат; если огромные массы воды не проломят палубы и не разобьют люков; если машины не сдадут; если удастся вести судно против этого ужасного ветра и оно не будет погребено одной из этих чудовищных волн - Джакс", - ну, первый помощник капитана Мак-Вира, то бишь, - "время от времени видел только зловещие белые гребни, вздымающиеся высоко над бортом, - тогда есть шанс выбраться благополучно. Казалось, что-то в нем перевернулось, и он особенно остро понял, что "Нянь-Шань" погиб", - ну, пароход, шедший в Фучжоу, то бишь, - и, к слову, дабы успокоить неравнодушного к чужим бедам читателя, даже ежели оные всего лишь квинтэссенция фантазии храброго сэра Джозефа, ибо какая, какая пустыня была бы человеческая жизнь, не сообщайся поля и леса ее, так сказать, то бишь, детская распахнутая душа, со звездочками на броне дракона в северном небе, под каковыми поются геройские саги, с проливными дождями, от каковых темнеет деревянная фигура на носу драккара или под бушпритом английского корабля, влажными холодными хлопьями густого снега, тающими на лицах ратных людей, выстроившихся на палубе, великими реками, в которых прыгают форели или текут золотоносные струи, озерами, на дне которых лежит алмаз или сверкающий глаз Одина, бурями, согнувшись под которыми бредут Фродо Бэггинс, Сэмуайз Гэмги, Мерриадок Брендибэк, Перегрин Тукк, Арагорн, Леголас, Гимли, Боромир, Гэндальф Серый, громами, о каковых ребенок читает в ярких книжках, в книгах, в том числе с распятием на верхней кожаной обложке, иллюстрированных сложными гравюрами Доре, в фолиантах, написанных живо, от руки каким-нибудь загадочным францисканским монахом или утонченным персидским поэтом, чья правая кисть, долгие, грозные, пылающие заревом пожаров века прошли, как превратилась в скрипящий пучок, один бог знает, чем держащихся вместе костей, и, да, заметим, что пароход Мак-Вира в китайских морях таки не потонул, что ж, стало быть, вот, шагнув, так сказать, в 1903г., вернемся как бы в год 1850, где натыкаемся на страницу, на неоконченную нами фразу об отчаянных китоловах, каковыми, толковавшими грустно, свирепо, торжественно о цвете неба, прогнозах барометров(-анероидов), спустившись по залитым водой ступенькам в трюм, будто могучий левиафан, близко подплывший в промысловых угодьях к деревянной просмоленной обшивке днища китобойного корабля, к предосторожности мешков с мукой, английских сухарей, овсяных галет, бочек с солониной, анчоусами и яблоками, дощатых ящиков с банками апельсинного мармелада и шуршания лазающих между бочками и ящиками серых крыс, не услышит, что морякам-забиякам, кроме заботы добычи китов, есть о чем призадуматься, ибо иной раз выпадает сражаться, как водяные черти, за жизнь своих товарищей и за свою, за то, чтоб потом нацарапать строчки маме, жене и детям, цветисто или скупо, кто во что горазд, про шторм, скажем, или рассудительно, скажем, про то, что, в общем, как бы и нету причин пенять Провидению на сей ураган, коли легендарные, благодаря золотому перу мистера Германа Мелвилла, "Эссекс", "Глобус", "Коммодор Пребл", "Пекод", "Акушнет", (ну, смотря на каком конкретно китобойном судне подвизаются люди, смельчаки три-четыре года швырять в гигантские плавучие острова, на каковых едва только не вырастают села и города с храмами и колокольнями, с пожарною каланчой и пушкой, стреляющей железными ядрами, ударом хвоста расшибающие вельботы, изо всех сил гарпуны, колоть чудовищ как бы за то, что одно из них проглотило Иону, острогОй, ну, словом, терять клыки и коренные зубы, цивилизованный вид, отращивать бороды и волосы на голове, как Робинзон Крузо, ставить заплатки из мешковины на своей изодранной одежде, заляпанной жиром), вынырнул из кипящего моря с огромной рыбой, настоящим Гренландским китом в зубах, если хоть кто-то из таковых адресатов на суше, где-нибудь в справляющем Рождество Белфасте, Ливерпуле, Лондоне, Австралии или Новой Англии, затуманивающих себе слезами глаза, посматривает на географическую карту, судорожно смяв носовой платок, обшитый по краю бедным или богатым кружевцем, и водя пальцем по буквам, разъезжающимся в народном танце, ну, чисто своенравные ирландцы в зеленом на праздновании дня Святого Патрика в независимом Дублине, на пятнах китового жира, старательно прикидывая расстояние от дома до парусника, и вот за жизнь биться-то оные китоловы, конечно, бьются, но как бы, что ни свежий тайфун, что ни новый ураган, что ни приключившаяся буря, а с сюрпризами погоды у китолова в открытом море как бы как у огородника с пыреем на луковой грядке, и, посему, беря пример с ирландца, цепляющего пучок пырея себе на зеленую шляпу, моряки как бы поступают также, сталкиваясь с перестроениями в небе сиих масс движущегося, как бешеная горилла, сущий Кинг-Конг по джунглям мачт, рей, вант, парусов, пропитанного, пропахшего жизнью и смертью воздуха, в общем, оными китоловами щедро речется в походных морских песнях про относительность человеческого знания о силах природы, ну, то бишь, всё-то о непредсказуемых, неисповедимых, удивительных намерениях Всевышнего в отношении людей, водяных бездн, воздушных широт, стен огня, столпов земли, ибо, кто скажет, к чему это взбивание океана, каковой начинает вдруг бежать посеребренными волнами, аквамариновыми, слабо зеленоватыми бирюзовыми, серо-стальными, темно-синими, угрожающе-черными, как простеганными нитями пены, густыми и коротковатыми как бы для отреза ткани, что выражается в сборках, не поддающихся выпрямлению, волнами, успевающими домчаться в короткий срок от Америки до западного побережья Черного континента, где видно, как в высохшей, соломенного цвета, длинной, выгоревшей траве бредут вооруженные длинными копьями охотники племени гордых масаев, самых высоких людей на планете, завернувшись, как римские центурионы, в тоги из оранжево-красной шерстяной или хлопковой ткани, наряду со львами и гепардами выслеживая антилоп и буйволов.
Дабы проехать в скалах вездеходу, складывалось, подрастало нечто, как бы инструментальное решение в уме Стурлусона некой сборной конструкцией, стопкою когнитивных блоков, что ли, (ну, совсем как набор разных подручных предметов, сдвигаемых в кучу, на каковой искусственный холм с превеликой осторожностью, не рискуя особенно отталкиваться ногой от банки из-под яхтного лака, белой эмали для окон, дверей, скажем, или от древней продырявленной кастрюльки без обеих ручек, в которой уже росли и пропали любимый куст алое, каланхое, фикус или спатифиллум, выброшенные со вздохом сожаления прямо с комом съеденной корнями, истощенной земли на компостную горку, устроенную позади деревенской избы, забираются, дабы проверить, естественно опасаясь пожара, да, откуда же поднимается столб дыма, скрытый за забором и вширь и ввысь разросшейся во дворе калиной), ну, да, вот, мысль об Атлантах, (как, скажем, железная бочка в саду), прибавлялась к вспоминанию о сенсорных устройствах, (как, например, толстая доска от старого крыльца), и сии вещи подносились как бы интеллектом в центр участка, где уже существовала догадка о всех нападениях ящерах, (как дубовая колода для колки дров), и сие складывалось, как в ступени, ведущие в залы перемежающихся между собой железных стеллажей и столов, поднимающиеся вверх и приводящие на переходящие в уровни над землей площадки, (каковые идея вообще какого бы то ни было железного, где между черными прутьями встречаются как бы прекрасные золотые медальоны с изображением достославных рыцарей, как-то: Александра Великого (Македонского), Ахилла, Птолемея I Сотера, Ганнибала, Сципиона Африканского Старшего, Гая Юлия Цезаря, Фемистокла и Дария Великого, или мраморного ограждения, идея, противодействующая как бы (от боязни высоты) приступу головокружения вроде того, что бывает от преблагословенной радости у светлейших семидесятипятилетних богоносных старцев, у преподобных в пУстынях, каковых, бывает, посещает при искренней молитве видение Святых Апостолов, Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, Пречистой Девы Марии, "диадемою вечного царствия увенчанной", "от всех небесных сил приснопеваемой", "близ престола Пресвятыя Троицы, на престоле славы возседящей", и святых Божиих угодников, приносящих пророчества о том, что будет вскорости с королем и королевскими землями, и паданию человеческого существа, (но, разумеется, уж никак не духа оного, ибо ежели человек в духе достигает сиих как бы архивов, то приближение к Богу божественной искры успешно совершается, значит, то бишь, человек сей работает как бы весьма скрупулезно над собой), по неосторожности вниз, куда-то на сельские, городские дОмы, на ветряные мельницы и в глубокие пруды, (по каковым мирным строениям Ангелами, Архангелами, Архистратигами Божиими и Святыми обыкновенно делается, ну, да, в Вышних, на Небесах, словом, вывод о том, к чести, благу и славе какого такого на свете государства оные чудные сосновые срубы, кирпичные стены возведены, мучные жернова сооружены, и ямины, заполненные водой, в каковых кормят до отвала сочных зеркальных карпов, выкопаны), обошла дальней стороной, потому как неизбывное презрение к опасности застыло здесь намертво, навечно, как колонны античного храма или та колоннада дона Лоренцо Бернини на площади Святого Петра, под каковыми фотографируются добрые туристы в Афинах и Риме), в общем, все складывалось в ступени, выходившие на площадки в проходах архивов Военной Академии Мира, как бы курящихся рассеянными тучами, в каковых то ненадолго откуда-то появляются, не расставаясь притом с реденькой пеленой пепельного дыма, смягчающего блеск металла, то пропадают, как дельфины около пловца, тонущего человека или быстроходного судна в соленом море, обтекаемой формы медные, понятно, что от шлемов, и обоюдоострые, хладные, жесткие, сине-стальные как бы призрачно-материальные, утонувшие в мыслях о сражении богов блики, расцвеченные лучами темного, как дымящаяся кровь, рубина, смарагда, смахивающего на косящий глаз сдерживаемого в лагере крестоносцев в поводу норовистого скакуна, звездчатого сапфира, вделанных в рукояти мечей, на площадки в коридорах хранилищ, там и сям вьющихся серовато-белыми облаками водяных паров, как волшебные долины, приспособившиеся вещать тем, кто умеет по наследственному примеру перуанских брухо и шаманов русского севера и Бурятии разговаривать с духами, (когда у греков, по слухам, с той же самой целью, провидеть чье-нибудь будущее, то бишь, ходят по криво потрескавшимся полам в храме таинственного Дельфийского оракула), куда собираются ручейки подземных горячих источников, изливаясь ключами, родниками в природные каменные чаши, переливаясь за край, к каковым озерцам наведываются северные олени, белые медведи и шустрые полярные песцы, где чуется, может и так, присутствие исландских гейзеров, на площадки в помещениях собраний исторических хроник прогремевших наступательных военных, осадных и оборонных мероприятий лучших из лучших полководцев, надвинувших лавровые венки победителей поглубже себе на голову без особого тщеславия и почтения к золоту кустов, с какового искусно нащипали оные листочки ювелиры, ну, и простых граждан, словом, всех, просиявших щитами, на каковых, в общем, равных, наверно, по лучезарности доспехам Ахилла, заставившим слепца Гомера воспеть сию неживую вещь, изготовленную хромоногим греко-римским богом, кузнецом Гефестом (Вулканом), как и положено доблестным военачальникам, были, словно конунги на поджигаемых стрелою ладьях или маршалы на пушечных лафетах, с воинскими почестями вынесены из мира живых, в общем, мысленные штрихи, складываясь, приводили в области сознания, где находилась как бы грифельная доска, белели мелом понятия "стратегия", "тактика", то бишь, на горизонте явно намечалось, маячило нечто фундаментальное, однако, притом практическое, какие-то проблески гипотетического плана, ну, да, решение в уме ярла Атли Стурлусона, следовавшего к чему-то, что, определенно, должно было помочь выполнить задание конунга Магнуса Сурового, по заповеднику марсианских каньонов, где недоставало деревьев леса, чтобы мы вскоре сказали, что как бы какие-то кладоискатели, переодетые дровосеками, наделали зарубок на них, а сие следом привлекло бы в рассказ метафорическое допущение, что астронавтам выпало порадоваться, что поток воздуха отвел трапеции лиан, канаты плющей, застывшие фонтаны плакучих ветвей ивы да березы, и оным предстал выход из положения в виде, скажем, подъемного моста, ибо была как бы глыба, на каковую нужно наступить ботинком, дабы пролеты оного сооружения как бы полого протянулись от берега на дно ущелья, в общем, как-то так.
По мнению Атли Стурлусона, цивилизация Четвертой Расы, активно летающая на черных драконах, прототипов каковых, доисторических ящеров Tyrannosaurus Rex, взятых в живом, то бишь, натуральном, кровожадном виде древних рептилий, вероятно, с третьей планеты и переброшенных на четвертую, каковых оная, таким образом, экспериментально, воплотив на практике свою теорию, зиждившуюся на двух столпах, Науки и Религии, на свой страх и риск пробиваясь через оболочки той коварной, в общем, иллюзии, что как бы у ангельского ребенка, рожденного летать, отнимает крылья и запирает оные в шкафчик, выбрасывая ключ в воду, что заставляет личность поглотиться повседневными заботами, сиюминутными как бы победами и поражениями, создающими сложное взаимосвязанное математическое множество векторов сил, намерений, -- жизненно необходимых, полезных на этапе строительства общества, как замкнутой системы, (пронизанной инфраструктурой, охваченной схемами обеспечения себя продовольствием, защиты от ударов, происходящих от враждебных природных факторов, передачи знаний и опыта поколений, обработки, орошения и сохранения сельскохозяйственных угодий, земель, добычи полезных ископаемых не варварским, как в отношении природы, так и человека, способом, охраны окружающей среды, производства промышленного сырья и энергоресурсов, организации международной торговли, разработки (с последующим соблюдением) правил и норм дипломатических отношений, организации торгово-экономических, военно-стратегических, политических союзов стран, в том числе объединенных территориальной принадлежностью к какому-либо региону, области земного шара, заинтересованных в совместной направленности усилий на что-то, от чего, в общем, зависит благополучие человека), векторов сил, жизненно необходимых, ибо несут, понятно, глубокий смысл самосохранения социума, защиты, как вида, самоё, то бишь, человеческого рода, -- векторов, стало быть, направленных как бы параллельно поверхности планеты, что ли, ну, да, и когда бы не Абсолют, то Первая, Вторая, Третья, Четвертая Расы зачахли бы в любой момент в любой красноватой почке, коричневой веточке, пластинке зеленого листика, впрочем, сие было бы первой ласточкой, знаком, так сказать, того, что засохнет и все дерево, у какового обрубили корни, и ежели бы почка, веточка, листик пропали бы на древе, скажем, Второй Расы, то о Третьей и уж тем более Четвертой нам думать не пришлось бы, ибо оных в мире тогда не существовало бы, а, вообще, глобальная же (пред)посылка того, что почка, веточка, листик, древо, Раса зачахли бы, задержись человечество на этапе существования общества как географически, что ли, замкнутой системы, в том, что расширение сей важной системы, как грандиозное предприятие Абсолюта, цель какового состоит в Эволюции Духа, ну, да, (каковое предприятие благополучно разрешается, как гласят Священные Писания, путем заключения Завета со Всевышним, то бишь, как бы трансформации рода, как бы перераспределения, допустим, половины запросов на блага с чисто материальных, (каковые Создателем припасены как бы для нынешней формы (из костей и мышц, снабжаемых кровью) человеческих существ до реинкарнации их искр в мирах, где не пашут и не сеют, не мелют муку и не обжигают кирпичи, не перевозят в железнодорожных вагонах мороженую рыбу и не выращивают кур, не откармливают гусей и уток и не закалывают бычков, не умирают от жажды в пустыне и не замерзают на Эвересте или в сугробе, не разбиваются вдребезги, падая с нераскрывшимся парашютом, да и парашютами не пользуются, а мгновенно перемещаются, куда только пожелают, не ступая ногой на борт воздушного или океанского лайнера), - на неосязаемую незримую пищу, кормящую, напояющую душу, душу, в каковой обитает частичка бесконечного Сознания, присем же физическая плотность развивающегося духовно существа как бы разреживается, облегчается), не находя выхода, назначенного свыше, продолжает эксплуатировать истощающие систему, общество факторы гнева, агрессии, вражды, преследования, алчности, стяжательства, зависти, лжи, наветов, невежества, и так далее, то бишь Расы, замкнувшиеся как бы на земном, зачахли бы, ибо не имели бы того хлеба насущного, что сами по себе оные как бы ничто, а со Всевышним - всё, ибо никуда не денешься как бы от того, что Бог должен как-то, каким-то образом обязательно напоминать о Себе, пока человек не прозреет, не перестанет страдать от глухоты, о Себе, покуда Его, (единственная, между прочим), реальность не прокинулась как радуга над миром человека, никуда никогда более не исчезая, и Он напоминает, напоминает, но как бы голосом человеческой души, ибо Восток, научившийся санскриту, разделил как бы мелодию Высшего "Я", звучание каковой тысячи лет восходило, притекало к плану, уровню духовной почвы, распределил как бы на слова некого Всеобщего Религиозного Учения, дабы сия песня/псалом/бхаджан/мантра/молитва, "живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится"; "однажды крошечный муравей может стать Индрой (царем небес); но тот же самый Индра может родиться на Земле муравьем, если плоды его дел благих истощились"; ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ; "Pater noster, Qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum/ Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое"; "Бисмиль'ляхи р'рахмани р'рахим/ Куль ау?у бираб'би н'н?с/ Малики н'нас, илляхи н'н?с/ Мин шар'ри ль wасуасиль хан'нас/ Аль ля?и юw?сwuсу фи судури н'нас/ Мин'аль джин'нати wа н'нас"/ "Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного!/ Скажи: "Прибегаю к Господу людей,/ Царю людей,/ Богу людей, человеческого рода/ От зла недоброго смутьяна, (Сатаны)/ Что, наущая, исчезает, (от наущателя скрывающегося), -/ Кто смуту вносит/ В сердце человека/ И обитает среди джиннов и людей"; в общем, дабы сие понятное теперь, наконец, звучание как бы обеспечило диалог со Всевышним, что ли, ну, да, и как бы, вот, цивилизация Четвертой Расы, активно летающая на черных драконах, прототипов каковых Tyrannosaurus Rex, взятых с третьей планеты, оная цивилизация, пробиваясь к Солнцу Света через ледяные поля галактики, на свой страх и риск самостоятельно как бы вплела качественно необходимой нитью, что ли, в разноцветный индейский шнурок, символизирующий отростки, (а при широком владении библейским материалом не худо, обмакнув перо в чернила, переделать последние на отрасли), эволюционных ветвей, каковые не существуют вне силового пучка первоэлементов, посольств добрых/злых ангелов, ветров судьбы, духов природы, -- на свой страх и риск, ну, да, и, к слову сказать, словно бы что-нибудь как бы обращением в малом космическом цикле барабана, стрелка какового переместилась по кругу с сектора "Марс" к сектору "Земля", кардинально с тех пор должно было перемениться, когда, яснее ясного, что нет, а, ведь, почему, зачем, собственно, ну, с какой стати Всевышнему, Абсолюту в середине, в третьей, четвертой ли четверти космического цикла, в сатья-/трета-/двапара-/кали-югу, в общем, до окончания манвантары (4 320 000 лет), вообще, скажем, дня Брахмы (2 160 000 000 лет), поколебать существующий отменный порядок, и недаром говорят, что Бог не человек и, посему, не меняет решений, и, вот, как за ребенка первые шаги не делают родители, так и Атман пребывает Тем Огнем, к каковому искры по причине родственной почвы, о каковой и толковалось всегда искрою как бы душе, вокруг каковой бессмертной искры оная временная смертная душа при каждой инкарнации/ воплощении из первоэлементов снова формируется, миллиарды лет притягиваются, подталкивая новую свою в мирах инкарнацию/воплощение к тому, чтобы душа, работая над собой, учась, контролируя ум, чистыми мыслями, благими делами освобождалась как бы от иллюзии, что после смерти, якобы, ничего нет, что, якобы, временные блага - это и есть реальность, когда полководец Александр Великий, рыцарь Македонский, завоевавший едва ли не весь мир, в конце концов, отдал распоряжение царскому окружению предать свое безжизненное тело земле непременно с раскрытыми, пустыми руками, -- памятуя же о том, что Атланты летали на драконах, подвергаясь нападениям Tyrannosaurus Rex на земле, Атли Стурлусон думал, что цивилизация Четвертой Расы, поставившая на службу прогрессу неизвестные источники энергии и эволюционного противника, и вдруг бы глупо попустительствующая распространению белых географических пятен на собственной планете, заслуживала бы неминуемого тяжелого урока переживания периода своего упадка, избежав полной, окончательной гибели настолько верно, насколько провинность мудрейшего, в общем, племени Атлантов перед алтарем, как бы облитым сиянием хрустального ковчега, в каковом как бы парили, плавали прозрачные, как вода над россыпью утонувших в озере на севере Земли звезд, выпавших из кулака Одина, скрижали заповедей Всевышнего, была бы потенциально простительна, то бишь, материальное и духовное достояние оной, ну, там, подробнее, культурные, скажем, научно-технические, социально-экономические, нравственные достижения подверглись бы смертоносному влиянию срабатывающего, как медвежий капкан, при злостном последовательном нарушении Космических Законов механизма деградации, заложенного как бы в ДНК каждой нации, каковой извне, препарируя лазерным лучом молекулы, отключить просто невозможно, ибо не учиться, не развиваться вовсе во Вселенных и миллиардах странных миров, на каковые планетарные пространства разбиваются одною ментальной призмой, как солнечный свет, (коли цепочка доводов приложима теперь к Пятой Расе, а Шестая, видимо, получит в свое распоряжение духовный кристалл, отчего и узрит значительно больше нашего и несравненно яснее), ибо нет никакого знака равенства между покоем Абсолюта и стагнацией в периоде воплощения, отведенном для настоящих деяний человеческого существа, ибо остановка, торможение прогресса, технического, духовного, разницы нет, именно, что тождественна как бы откатыванию волны назад, каковая уносит все, что команда бедного судна, разбившегося о рифы, не успевает выбрать из воды на сушу, и, ну, в общем, мысль ярла Атли Стурлусона как бы отталкивалась от того, что, если бы динозавры на Марсе явились препятствием для свободы перемещения по планете Атлантов, то не просто бы некоторые области Марса, как среды обитания рода, как бы невольно выпали из сферы интересов Четвертой Расы, оказавшейся как бы заложником своей собственной стратегии, но: a) ареалы обитания доисторических ящеров в дикой марсианской природе, (каковые территории Атланты навряд ли отъединили от своих городов силовыми полями, там, либо какими-то, ну, там, скажем, высоковольтными, что ли, проволочными ограждениями, ибо, действуя так, Раса сама перечеркнула бы жирной линией, получается, потрясающую теорию об эволюционном противнике), начали бы расти, умножаться, (ибо это все равно, что славному рыцарю, живущему в замке, где наняты на работу ленивые слуги, не пришло бы в голову нечего лучшего, чем закрывать на замок комнаты, помещения, в каковых у него, по массе находящихся у работников, приводимых в качестве доводов страшно объективных причин, ну, не успевают убираться и всё тут, ибо, в конце концов, оному злополучному рыцарю придется ютиться в столовой и заходить туда через окно); b) участились бы случаи обращения населения в социальные институты, профиль каковых имел бы отношение к сфере психологии конструктивной личности, где классными специалистами констатировались бы ярко выраженные симптомы снижения уровня творческой мотивации у детей из-за когнитивных проблем, корень каковых лежал бы в самом факте человеческого бытия в условиях, главным сопутствующим качеством каковых является, казалось бы, разумный режим защиты, построенный на принципе избавления общества от опасности стать легкой добычею хищников, однако, фактор территориального ограничения, с каковым мозг ребенка, ознакомившегося на школьных занятиях по основам безопасности жизни, прочно свыкался, и того, что с этим косвенно связано, то есть, страхами браться за что-то новое, говорил бы о том, что сии границы работают как бы в обратную сторону, то бишь ребенок воспринимает оные как бы настроенными категорически против реализации его талантов к рисованию, хореографии, пению, игре на музыкальных инструментах, точным или гуманитарным наукам, и так далее; и, в общем, как за искривления формы одиночной горной сосны, каковой крону словно автоматический зонтик в десять сложений год за годом, весну за весной раскрывало намокнувшее под дождем и проклюнувшееся крошечным ростком крылатое семечко, принесенное на скалу западным, восточным или северным ветром, ответственны бури, при каковых деревцо выстаивало, дабы доказать силу жизни оной разрушителям, так и белые пятна на планете в науке Географии своим окрасом самого известного в мире из левиафанов за всю историю китобойного промысла, Моби Дика, (на спине какового, аки на обороте большого количества совершенно новых раскрученных рулонов бумажных обоев, и был гуашью написан одноименный роман, кстати, какие бы мы ни читали доводы в пользу тихой фермы "Эрроухед", что была, толкуют, специально куплена гениальным писателем около Питтсфилда, США), тоже примыкая к мистике, окутывающей оного белого кита в каждой букве английского алфавита, каковым рыбацкая история излагалась в 1850 г., ибо об этом, ясно, позаботился профессор Альбус Герман Мелвилл, в общем, белые пятна, подражая фотобумаге прошлого века, к каковой прилагались ванночки с тонкими растворами химических реактивов, (проявителя и закрепителя), фотоувеличитель, фотопленка, фонарь, плотная светонепроницаемая ткань, ответственны за вырисовывание на пергаменте, бывшем когда-то кожей, покрывавшей оных "чудовищ", (ибо пятно - само и есть, как бы все равно, что чудовище), рассказов о великих путешественниках, из каковых иные были съедены туземцами-каннибалами, иные пропали без вести, иные вернулись домой и потом весь остаток дней страдали от приступов жуткой малярии, иные же получили скромную должность смотрителя в египетском зале Британского Музея, где в окружении саркофагов и статуй с отбитыми носами, а также золотых и серебряных сосудов и тростниковой ладьи, снаряженной в загробные дали, найденной в тайнике пирамиды, строчили приключенческие книги, сквозь пальцы смотря на то, что какой-нибудь юный археолог прилип лбом и обеими руками к отмытому уборщиками стеклу витрины, из недр которой на него уставилась голова жреца бога Ра, словом, поскольку неизведанные земли в каком-то смысле налагают на человеческое существо обязательство справиться со Злом, что ли, то бишь, со своим невежеством, ибо бесполезно изгонять из комнат Тьму, когда темнота исчезает сама, надо лишь внести туда Свет, то бишь, Знание, да, как-то так, в общем, то и откладывание сей задачи в долгий ящик, а то и насовсем, как бы сродни проигранной битве за свой дух.
Подтянувшиеся к месту сбора в виду барельефа конской головы, каковое изваяние, но обведенное контуром контрастного красному, терракотовому грунту оттенка, наверное, черного, освободило бы глаз от нужды проверять, на месте ли оно, не вколотил ли кто молотом в историческую стену железные колья, чтобы упаковать артефакт для отправки на черный рынок, все на том же краю ущелья Логово Фафнира астронавты выложили наболевшее, так сказать, СО2, в переводе на человеческий означавшее, что, видимо, в папке бортинженера Саэмунда Олдермана были пробелы, изъятия материала, каковые придется загружать содержанием на месте, Хальф Эйрикссон, тащивший сумку, и ярл Рагнар, напряженно размышлявший о мистических, странных, непонятных явлениях, о каковых скептики на Земле предпочитали не отзываться никак, утверждая, ну, как бы вообще, что психологическая тропка к оным "видениям" тянется от теогонических мифов ("О природе вещей", "Пополь-Вуха", "Гильгамеша", "Дао дэ цзина", "Старшей Эдды") и сказок ("Путешествий Гулливера", "Беовульфа", "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", "Гаргантюа и Пантагрюэля", "Войны миров", "Человека-невидимки", "Человека-амфибии", "Илиады", "Одиссеи", "Аргонавтов", "Книги джунглей", "Рассказа про Ала ад-Дина и волшебный светильник", "Копей царя Соломона", "Золотого жука", "Повести о приключениях Артура Гордона Пима" и "Смерти короля Артура"), каковыми густо напичканные, как бы абсолютно не взирая на никакое отношение к метафизике тех, кто подшучивал над обычными космическими байками, как по заказу популярного журнала, печатающего сию лирику, то бишь, пользующиеся неизменным читательским спросом материалы о дольменах, там, солнечных храмах-драконтиях Карнаке, Карнаке в Бретани и кромлехе Стоунхендж, восстановлении астральных форм растений из пепла, изумрудной скрижали Гермеса Трисмегиста, белом камне Святого Иоанна из "Апокалипсиса", пранаяме, пишачах, правилах составления астрологических карт рождения, большом сфинксе, Якобе Бёме, рефаимах, Раймунде Луллии, кольце царя Соломона, учениках Хамсы и друидах, первичные, необработанные отчеты приземлившихся миссий, затем проверяемые с красным карандашом в руках в отделе X Космического Агентства, каковой ставил на документы знаменитую круглую печать, в тексте каковой можно было разобрать слово "Прогнозирование", специалистом по паранормальным явлениям, каковой как бы накрывал сеткой поступившие к нему на проверку записи, дабы выловить с помощью оной шелуху, ну, то бишь, то, что необъяснимо с позиций современной науки, дабы каждой инстанции шел в обработку свой хлеб: сотрудникам отдела "X", профессорам внеземной магии, - чудеса, ученым - формулы, графики, карты, таблицы, пробы, прочее, как положено, в очищенном от тайн и загадок виде.
Что общего между зыбучими песками и старинным фокусом, собравшим на себя пыль фигурных кресел, обитых красным бархатом, простеганных изящными гвоздями с золотыми шляпками, позолоченный каркас каковых сопрягается идейно, именно, с проектами Версаля поражать последними модами послов прочих славных монархий и республик, а изогнутые ножки, оканчивающиеся мощными львиными лапами короля африканских саванн, как бы сами переставляясь, мягко проследовали вперед, без головы, ну, да, в салон Людовика XIV, фокусом, собравшим пыль тяжелых дубовых стульев английского клуба джентльменов, ну, скажем, "Travellers'", "Carlton", "Reform", где, держа в левой руке, положенной на малоазийский стол, чашечку вишневой трубки, набитую табаком, высший сорт какового входил еще в картотеку мистера Шерлока Холмса, в ожидании чая с непроницаемым выражением лица читают "The Times", стульев с обивкой в широкую полоску атласного и обычного переплетения, блестящую и не отражающую свет, как бы вариантов зеленого цвета, фокусом, собравшим пыль сидений в рядах камерного темного концертного зала в Лас Вегасе, Невада, США, странном месте, кстати, в пустыне, где что-то этакое, как бы безумное, дикое, происходит с денежными потоками, что-то, в чем играют некие силы, на каковые наблюдатель, (только не игрок), реагирует примерно как путешественник в индийском городе, то есть, как бы ожидая, что апельсин или плод граната просвистит снарядом мимо уха или над головой, ну, то есть, не включенный в делание ставок человек там как бы встает, приседает, нагибается, отпрыгивает в сторону, делает шаг назад, ну, как бы вставал, приседал, нагибался, отпрыгивал в сторону, делал шаг назад мастер китайских боевых искусств, когда по улицам Шри-Маттры стремительно мчится, свисает попеременно на одной, обеих руках, висит на хвостах вопящая стая больших и маленьких священных обезьян, ворующая фрукты с прилавков на рынке, грабящая корзинки, в которых везут продукты незадачливые путники, и, да, что же общего между зыбучими песками и фокусом со втиранием пальцем золотой монеты в ладонь, с последующим таинственным, волшебным полным исчезновением оной, каковая любопытная деталь циркового представления, ценность какового состоит в умении удивить и обойтись скромным реквизитом из: a) исчезательного шкафа, откуда лицо, вызвавшееся из публики, волшебным образом переносится на рынок и возвращается через две минуты со свежими красными помидорами, b) колоды игральных карт, каковые угадывают или, загипнотизировав, скажем, туза или десятку, перемешивают, дабы отыскать у себя во внутреннем нагрудном кармане, c) феерии навязанных узлами шелковых цветных носовых платков, каковая, вытягиваемая в зале из-за шиворота пиджака у какого-то бедного, скромного, застенчивого человека, в ужасе дергающегося со спазматической улыбкой от того, что пришлось cо своего места подняться, обязательно, кстати, чтоб, радуясь, активно участвовать, ни сном, ни духом не чаявшего, что его теперь будут вертеть вокруг оси, как бы переставлять в передние ряды из задних, где оный надеялся как бы отсидеться, не претендуя на кубометры водицы (света), как обычно изливаемого в центр внимания лучом сценического прожектора, дабы собрать аплодисменты, овации, каковая феерия, в общем, перекочевывая в руки фокусника, закатавшего рукава, распадается на квадраты, подкидываемые вверх, каковые, расправляясь, летят плавно, медленно и долго, что показывает фокус красиво, в выгодном свете, ну, дольше, в общем, чем яблоко на макушку сэра Исаака Ньютона летят, как бы воздушными медузами на пол, d) утренней/вечерней газеты, каковую рвут в клочки самым тщательным образом, дабы, подобрав любой, развернуть оный снова в целую "The Guardian" или "The Observer", e) веревки, каковую режут напополам и находят соединенною опять (без узла), f) ножниц для предыдущего трюка, g) пары белоснежных голубей, вытаскиваемых из-за пазухи, предварительно сильно хлопнув себя по сюртуку в районе груди, h) живого цветка, каковой материализуется в исчезательном шкафу на пустой полке, i) букетика искусственных гербер, каковые все присутствующие начинают видеть вместо живого цветка после пасса, как бы кувырка в воздухе, сделанного правой рукой, на какую-то там секунду оный тюльпан от зрителей скрывшего, ну, да, отказавшись от: 1) сундука, в каковой может поместиться человек, и 2) пилы, (ну, как бы, чтобы разрезав оный короб ровно на две части, чтобы в левой была голова, а в правой - ноги веселого, крутящего шеей ассистента, каковые коробки отвозят в разные концы сцены, когда прочие люди будут сидеть, ахая и ломая головы, сноровистые умы, как, мол, так, ассистенту хоть бы что, ну, в смысле, никакого, там, крику, что ли, никто, значит, не ругается, как рекруты в пабе, пришедшие в себя и понявшие, что, вот это да, они записаны служить во флот на службу его королевского величества, дабы, насладившись недоумением, чесанием у себя в затылке добродушного зала, эффектно взять и подкатить части короба к середине под софиты, пусть, мол, народ не расстраивается, что если так несерьезно, в общем, обращаются с незлобивыми ассистентами тут господа фокусники, магистры светской магии, то скоро им никто помогать не осмелится, 3) стеклянного куба с водой для ныряния в комплекте с трехметровыми цепями, каковыми пользовался маэстро Гудини, застегивая оные на тяжелый амбарный замОк, (ну, как бы не сам на себе, извернувшись, искрутившись, как обезьяна, застегивая, конечно, а как бы руками ассистента, каковой-то и помог по самое горло, под подбородок, значит, замотаться сему волшебнику в мантию, надевшему таковую задом наперед, и завязал оба рукава еще узлом у него на спине, а уж затем, следуя описанию смертельно опасного трюка, навешивал сверху длинную цепь, поворачивал ключ в замке, и сталкивал в куб маэстро, каковой, в связанном состоянии, как будто бы это был не прыжок человека в воду, а рецепт запекания свиного карбоната, заявлял, что так, мол, и так, сейчас, мол, ждите, да, возникнет опасность, из каковой он, с помощью белой магии найдет выход из положения, и всё, как по нотам, у маэстро, между прочим, в Англии, там, или в Америке, под барабанный бой выходило, ну, да, и 4) белого кролика, с каковым трюкачу хлопот было бы, что называется, не оберешься, потому как то сено животине подавай, то прививки от бешенства делай, то оный стал невеселый как бы, что непонятно как решать, вообще, может, не хватает ему прогулок, там, на свежем воздухе или пучка красного клевера, ну, в общем, что же общего между зыбучими песками и фокусом со втиранием пальцем золотой монеты в ладонь, с последующим таинственным, волшебным полным исчезновением оной, каковая любопытная деталь циркового представления устанавливается десятком или сотнею зрителей, скажем, во дворце, клубе, концертном зале или командою на палубе китобойного судна, и, затем, значит, артистическим талантливым вытаскиванием двумя перстами сверкающего при свечах, софитах, на солнце блестящего испанского дублона, английского соверена, итальянского флорина, голландского гульдена, русского червонца нервическим человеком в черном цилиндре и плаще, а, может, в сером сюртуке или белой шелковой рубашке, или в отрепьях, из-за уха, ну, скажем, лейтенанта королевских мушкетеров, одетого во все черное, абсолютно, значит, черное, с прорезями для пуговиц, обшитыми серебряным кантом, и фиолетовым страусовым пером на черной шляпе с квадратной серебряной пряжкой, или самого герцога Веллингтона, или же какого крепкого техасского джентльмена с крутым характером, по просьбе охранника-швейцара оставившего ружье в кабине пикапа, на каковом тот прибыл в Вегас со своего лошадиного ранчо, то бишь, человека с лицом, покрытым кирпичного цвета загаром, каковой распоряжается в провинциальном городке в день проведения родео, ну, или, скажем, дозорного, спустившегося с верхушки мачты?
Трюк с монетой, понял Рагнар Мудрый, ну, да, о нем он слышал в связи с именем Саэмунда Олдермана в космопорте Карл Линней, когда брал в подземном гараже вездеход для выполнения задания, с каковым получил на руки черно-белый комикс "Марсианская песнь о Сигурде" в обмен на свое честное слово помощника командира вернуть в целости и сохранности, даже если понадобится бороться за оный жалкий пучок листов, отважно вырвать оный из пасти ящера вне зависимости от того, будет превращен в китайскую лапшу журнал, изданный за миллионы километров от Земли, или ему самому отхватят руку по локоть, или броситься с борта драккара, (если не получится в Карское море, покрытое льдом, то) в Ла-Манш, в чем светившееся алмазом великодушие скандинавов-служащих порта, ну, благоволение возвратиться домой, на Землю, а потом уже утопиться, умиляло в той же самой степени, что и местные таланты, размашисто рисовавшие карандашом на доске на коленках в рваных синих джинсах, пристально глядя на приколотую кнопками ватманскую бумагу через промежутки в прямой иссиня-черной челке, свисавшей до подбородка, очередной выпуск приключений бравого героя в стране великанов, повелителей пыльных бурь, на равнине Эллада, Hellas Planitia.
Что за пятерка мерцающих столпов! Край каньона как бы проваливался за двумя из пентакля скал, (каковой существовал только на словах, ибо имела как бы значение лишь численность вершин, то бишь, сие была как бы оценка рельефа, выданная с натяжкой, в общем), и, не подойдя к сему месту, не заступив как бы за черту невидимости, нельзя было и подумать, что там будет впереди впадина, со дна каковой поднимались объекты, выходящие в уровень края и чуть повыше, высотой от шести до восьми футов, сбоку маскируемая скалами, первой, самой маленькой и еще одной, (второю), у каковой был как бы точь-в-точь каменный брат-близнец, (скала номер три), но разделяли сии одинаковые глыбы серые вертикали наиболее высокого утеса, (четвертая), от которого как по линейке отложили длину до широкой и приземистой пятой скалы, равную той, что от сего серого утеса составляла расстояние до самой низкой (первой).
Школьное поле в июле-августе вышло бы у какого-нибудь гипотетического директора, каковому в сентябре месяце командовать к отплытию в рубке нового корабля, не спущенного пока что со строительной верфи, в годовое кругосветное просветительское плавание, взвесившего участок, экипаж, количество пассажиров и то, что с этой пародией как бы на тему, какая нужна палуба, дабы в графе оценок в классном журнале напротив предмета физкультура не витал прочерк, от которого выпускникам толку грядет столько же, сколько от диска НЛО в небе над Бруклинским мостом или зданием Лондонской фондовой биржи, то бишь, это как ежели бы огненные бусы, слившиеся в драгоценную алмазную царапину, на каковую как бы смотришь сквозь капли перламутра на темно-синем лазурите небосвода в золотых прожилках лучей, ломаными линиями льющихся из-под колпаков фонарей городского электрического освещения, на снимке, сделанном камерой смартфона, и интервью с поеживающимися от страха, каковой прошел, а на всю жизнь вот впечатление, удивление, ошеломление, восторг какой-то в душе остались, очевидцами Космического Пришествия, что-то в каковых как бы перевернулось, ну, да, как бы земное мировоззрение, -- (каковое, вообще-то, как бы атрибутом, как бы непотопляемым ящиком, ларем трех царей-волхвов Мельхиора, Балтазара, Гаспара, учителей, родителей на тот случай, что Старик Океан Жизни, Сансары пожелает, испытывая ударами судьбы судно и моряков, внести изменения в диету подданных, обитателей как бы нижних астральных лок, щеголяющих на дне морском плавниками, жабрами, наростами и выпученными глазами, безобидных и хищных рыб, кораллов, черепах и моллюсков, похудевших на японских водорослях своего королевства, пережившего Всемирный Потоп и, наверняка, собирающегося и впредь переживать остальные низвержения Небесных Хлябей, и призовет через посредство кракена и капитана "Летучего Голландца" демонов кораблекрушения из бездны у берегов каннибалов в Новой Зеландии, на островах каковой добрый, доблестный моряк и джентльмен, сэр Робинзон Крузо, благо, что уже проходил суровую школу героического мужества выживания белого человека на необитаемом острове, не отклоняясь никуда, ни вправо, ни влево от генеральной сельскохозяйственной линии, вновь в козьих шкурах и, особливо, с солнечным зонтиком, как бы изделием обувного цеха полярных оленеводов, (шерстяными шкурами тех же самых одомашненных животных на больших обглоданных рыбьих костях, положенных крест накрест и перевязанных несколько раз несокрушимыми вывяленными жилами, как лопасти авиационного двигателя, на пальмовой палке, обструганной преострой раковиной, об каковую сей джентльмен поранил до крови себе ступню, наступив на оную в полосе мелководья, выкатывая посохом на берег отбившегося от стада морского ежа или отдирая, скажем, кремниевым скребком устрицу от мокрой скалы), по рассказу сэра Даниеля Дефо, спасал бы, скорбя духом об обычае пожирать себе подобных, по дикарю от своих же собратьев, но, ясно, что воюющих против, а не соплеменников, когда бы оных татуированных тотемом синей черепахи или кенгуру военнопленных привязанными к вертелу ни подвесили на деревянных вилках над костром, облив кокосовым молоком, посолив и обложив индийскими пряностями и приправами, хоть бы варвары, разбушевавшиеся от кровавого азарта причаливали на противоположную сторону необитаемого острова, сверкая белками глаз, со связками высушенных голов, с раскрашенными красной глиной жестокими лицами и с повязками из сухой травы на руках и ногах, размахивая копьями, обвязанными перьями и красной шерстью, и крича песни охотников гортанными голосами в понедельник, вторник, среду или четверг, как избавил от участи попасть в качестве жаркОго, обеда на обед, (что есть как бы тяжеловатый, в общем, каламбур, однако же, без мрачного английского юмора, столь идущего к хмурому выражению на лице Фортуны, как без земледельческой и животноводческой дисциплин, сэру Робинзону было бы на зеленом тропическом острове, погибающем от солнца, беспросветнее некуда), Пятницу в пятницу), -- ну, да, что-то в очевидцах Космического Пришествия как бы перевернулось, как бы земное мировоззрение, каковое всегда около человеческого существа, своего хозяина как бы с ребяческого возраста, с хождения пешком под стол, словно врученный слепому поводырь, находится, вьется, скажем, либо, там, воздушным шаром, наполненным гелием и привязанным к руке парит, либо качается на волнах, дабы пловец спокойно, не растерявшись, быстро нашел в шторм обломок кормы или мачты), словом, потом от прочерка за физкультуру выпускникам столько же толку, сколько от фотографии профиля диска НЛО и интервью с очевидцами полета оного над Манхэттеном или Уайтхоллом, в уголки глаз каковым попали бриллиантовые осколки неба, разбитого звездолетом инопланетян в системе планет-жемчужин очень яркой белой звезды Альтаир созвездия Зевесова Орла, короче говоря, с землянами, людьми, обменивавшимися приветствиями, кивая, здоровавшимися за руку, телепатически как бы, кажется, общавшимися с посланцами внеземного Разума в белых одеждах и тибетских как бы золотисто-голубых шарфах, и то, и другое, и третье, тянущие на Пулитцеровскую премию или премию братьев Гонкуров, (когда такой документальный материал пробился бы колосками глав романа), соискателю награды, (слухов, в первую очередь, конечно, типа приятного известия об ажиотажном исчезновении газет и журналов, напечатавшим его, с прилавков киосков, торгующих печатью, ну, дай-то Бог сиим легким, как бы из палочек, сооруженьицам, лавкам, нафаршированным свернутыми пополам изданиями и книгами, развешенными, как носки, на веревках, сиим айсбергам городов, в каковых продавцы пьют свой кофе и разговаривают пословицами, как бы и в будущем веке рассекать несущиеся толпы синих и белых воротничков, сии, в общем, стаи интересующихся новостями, спешащих как бы в сложную галактику мира финансовых потоков, банковских платежей, фондовых операций моржей, тюленей, пингвинов, морских коров, ламантинов, дельфинов и китов, каковые в 6 часов утра плывут в черте рабочих и деловых районов на фабрики, заводы, в морские порты и в офисы, каковыми пронизаны небоскребы), объяснят барражированием беспилотника или тауэрского ворона, в какового вселилась душа короля Артура, а кости остались лежать в Камелоте, да, и вот получается, что школьное поле, значит, вышло бы у гипотетического директора, взвесившего в июле-августе участок, экипаж, количество пассажиров и то, что с этой пародией как бы на тему, какая палуба годится, ибо, что, ну, что с этим клочком, (каковой рядом со столом древнего рода викингов поставь, так на втором серебру тарелок и кубков на пиру, пожалуй, что куда просторнее будет), теперь преподавателям делать, когда ни футбольного матча организовать, ни льдом под хоккейную встречу залить, а повесить одну, там, одну баскетбольную корзину, будто бы вследствие того, что проекты перепутали, решительно проводя в жизнь план оздоровления нации, спецзадание, в общем, как бы американскому пригороду растить спортсменов и болельщиков с младых ногтей, где у дома папа в свитере и дети забрасывают оранжевый мяч, пока мама готовит ужин, и вот вышло бы школьное поле у официального лица, по его же словам, обращенным к Приемной Комиссии совершенно нового строительного объекта, (допустим, что сей зарегистрирован там у них, как "Колледж Святого Христофора", ну, да, в честь того самого, великого славного простеца, исполина, каковой на правой иконе XV века кисти голландца господина Дирка Боутса Старшего, входящей в триптих "Жемчужина Брабанта", вывешенный в Старой пинакотеке в Мюнхене, на своих плечах переносит через реку младенца Иисуса Христа), в каковой Комиссии оного современного детского пастыря пригласили принять законное участие, как лицо, непосредственно заинтересованное, в общем, вышло бы школьное поле нормальным, когда бы четырехугольная площадка, -- вроде той, что вот на Марсе была окружена своим Стоунхенджем, огорожена пятью посверкивающими гематитом столпами, и как бы поджидала, что здесь опять будет ступать нога Атланта или человека Пятой Расы, земля, покрытая как бы серым гравием и, не будучи вершиной искусства обустраивать ровные, плоские спортивно-игровые дворы детских садов и учебных учреждений, с углублениями, дугами спирального вращения как бы оттого, что кто-то на сыпучей массе как бы дрифтовал на вездеходе, -- когда бы четырехугольная площадка раскладывалась, (ну, будь площадка как бы картой, оная, значит, раскладывалась бы) как пасьянс, что ли, раза четыре в ширину и шесть в длину в пространстве, ну, то бишь, умножь строительная фирма-подрядчик сию площадь на девять, скажем, тогда и только тогда можно было бы Приемной Комиссии подписать пакет документов приемки-сдачи готового объекта.
Кинематографическим эпизодом, полетом чайки где-то над однообразием волн и бурунами лишь на самом краю пропасти Гиннунгагап, за каковой бездною Ничто, ну, то бишь, как бы живописным видом бескрайнего полета малой птицы, в каковом идеальном пейзаже суть Моря, душа Океана, словом, пейзажем, как бы привитым ветви ясеня Иггдрасиль, (а почему бы розоватой заводи высокого неба таковою метафорической деталью мирового древа не быть), в общем, кружением с наклоном на одно свое гигантское крыло черного дракона, вращением, внушенным Покоем и Силой Цивилизации ландшафту, сиими векторами, пробивающимися сквозь биологические ткани того, что было роботом, ну, да, сложным кибернетическим механизмом, поспевающим электрическими импульсами во Тьме неведения как бы мозга машины, незнания, что оный разработан своим создателем как нечто, долженствующее выразиться в большее того, каковым оный смутно сознает себя теперешнего, в супердракона, что ли, у какового неизбежно когда-нибудь будет, разовьется, скажем, душа, сострадание, сопереживание, за Светом, (слабо, но верно мигающим, как звезда), своего искусственного интеллекта, ну, то бишь, как бы за частицей своего бога, компьютера Универсума, к некоему безвестному Великому Генератору тока вообще, каковой в роли как бы неживого солнца неживых завершает скудное, ну, да, моделирование в робототехнике системы как бы человека и Бога, (Атланта и Абсолюта), ну, словом, векторами душевного Покоя и духовной Силы, как бы унаследованными по чертежам проекта, как бы воспроизводящимися полетом, (полетом как если бы парение, движение крыльев было сутью, ну, существом музыкального инструмента, словом, как если бы полет был неким синтезатором, что ли), по партитуре симфонии, композитором каковой является чистый разум человеческого существа, космических Покоя и Силы, как бы просачивающихся по контуру летательного аппарата коротенькими лучами, что ли, метафизическая сумма каковых как бы равняется белому неакустическому шуму, некоему бесцветному сиянию, каковое колеблется волнами за пределом материального зрения, ибо сгинувшая Атлантида не взяла с собой мыслеформы, родственные железному ядру планеты, а посему вынужденные остаться на Марсе, и, так вот, кружением вверху черного дракона группа ярла Рагнара Мудрого, должно быть, оживилась бы, как команда "Фрама" норвежского конунга Фритьофа Нансена, добровольно зимующая на крайнем севере не для сладкой жизни, каковой миражами, трактуемыми мудрецами подвохом, таящимся в существе Иллюзии, пропитавшей мир, в точности, как морская соль пропитывает портовый город, как паровозный дым - железнодорожный вокзал, вагонное, там, скажем, депо, каковой мнимым сахаром, миражами забивают себе умы люди, оторвавшиеся, ну, да, думающие, что оторвались, от погони за собою химеры Времени, в чьей жаркой, огненной пасти, как бы печИ, виделось как бы избранным, как бы тем, то бишь, кто чувствовал, что прятание страусом своей головы в песок, когда на него мчится на джипе охотник, ничему не учит, как бы шевеление больших красных муравьев, термитов, но когда бы, если бы, говорит, сваливая на тропу дерево, скатывая с горы камень на странника, чей путь лежит пусть, там, в Лондон, Раджастхан, Чечен-Итцу, Иерусалим, просто пустыню, кроме того еще заставляя титанов под землей потрясать, подняв кверху руки, поверхность планеты, без слов, в общем, но яснее ясного как бы говорит, располагая богатым набором катаклизмов, Пракрити, Природа, Божественная Мать, о человек, как бы нечаянно помрачивший себе сознание уверенностью, что хоть кто-нибудь на этой земле действует на земле без божьего на то соизволения, попущения, помощи, участия, нет, ибо написано апостолом Павлом слово: никак, ну, да, и вернее некуда, ведь, как бы написано, ибо, в общем, говорят людям, народам, Расам неустанно повсеместно премудрые Святые Писания, что, мол, лучше бы скорее отбросить человеческому существу всякое, там, как бы самомнение, от какового, истинно, страдали, судя по мифам, аж языческие боги, ибо сказано нам через Святых Его: "Давайте медитировать на чудесный и священный свет Божественного, который живет в нашем сердце. Да пробудит он все наши способности, станет поводырем нашего разума и быстро озарит нас светом понимания"; ""Я [Аллах, Всемилостивый, Милосердный] ведь создал джиннов и людей, только чтобы они Мне поклонялись". Произносите сии слова. Конечная цель сего мира не что иное как богослужение"(2); "Научи меня исполнять волю Твою, потому что Ты Бог мой; Дух Твой благий да ведет меня в землю правды"(3); ну, так, вот, в общем, кружением над головой в небе Марса, цвет какового, как должно читателю помнится, а именно: розовый, начинается в химическом составе железосодержащей пыли, группа Рагнара Мудрого оживилась бы, как команда "Фрама" конунга Фритьофа Нансена, лауреата, кстати, Нобелевской премии, зимующая на крайнем севере не для сладкой жизни, каковой миражами, якобы, там, сахаром, получаемым на сельском заводе из сахарной свеклы, видимо, вследствие того, что льды завсегда, значит, известно, белого цвета и на сколе льдины представляются кристаллическою структурою, как бы кусков сахара-рафинада, забивают себе умы люди, оторвавшиеся, ну, да, думающие, что оторвались, от погони за собою химеры Времени, в чьей жаркой, огненной пасти, как бы печИ, позади нижних клыков размером с перевернутую Триумфальную арку как бы сражаются в видении (бесконечной, непрерывной, подавляющей любое временное существование на земле грандиозностью), особенной, скажем, так, легендарной, страшной, героической, ужасающей Вечности в кровопролитиях, ну, да, сражаются кони, люди в некой панораме священной битвы при Ватерлоо или, пусть, Бородинского сражения, где центры и фланги армий состоят аллегорически из вещества огня, но, в общем, если посудить, как смотрят на события в религиозном ключе Востока, то таковое столкновение безотносительно ко времени и к месту, ибо Ватерлоо, Бородино, как бы суть архетипы, то бишь, теперь существуют в хрониках акаши всегда и уже, как бы живут на уровне архивов Военной Академии Мира, сохраняются на полках с Саламином, Марафоном, Карфагеном, ну, да, равно как и массы, каждая единица в каковых воплотившееся человеческое существо, а вместе - нации, неизменно как бы попадающие в челюсти перемалывающего смертных людей чудовища, химеры, ибо Время разрушает всё и вся, какими бы неслышными не были его прыжки, как бы тихо оное не смыкало зубы на поколениях, какими бы призрачно удаленными не были, не казались перемещения существ в его глотку, в каковой движется, мерцает красным, опять же, панорама безымянной битвы, где центры, фланги армий состоят аллегорически из вещества огня, как оные были расставлены полководцами по равнинам, на каковые равнины ярые полки языками снежных лавин и глетчеров непрерывно, вроде густого, значит, вязкого масла, как бы стекаются с далеких высот, край каковых также вовлечен в дело облачками пушечных выстрелов, ежели таким образом обвести карандашом как бы историю человечества, историю Пятой Расы, и, ну, да, группа Рагнара, насчет, группы землян, каковые шли к цели Саэмунда Олдермана, то астронавты, конечно, обрадовались бы появлению дракона в атмосфере, как развеселилась в полярных льдах команда "Фрама" норвежского конунга Фритьофа Нансена, (опровергающая пророчества, что оное как бы содружество корабля и отважных людей совершает самоубийство), читавшая меню вкусного праздничного обеда на Рождество 1893 года, каковым чтением утолить голод, мудро говаривал ярл Хальф Эйрикссон, постукивая пальцем по обложке дневника путешествия, хотя и не получится, то бишь, проглотив список перемен блюд глазами, хотя и поднимешься из-за стола как бы несолоно хлебавши, но книжку в камин не бросишь, а пойдешь с оною на кухню, дабы повара что-нибудь по старинному рецепту немедленно летному составу, приписанному к кастрюлям и котлам космопорта, приготовили, и то сказать, кто не вооружится ложкой, когда в столовую, где звучит музыка, ну, там, "Трубадур", "Хор трубачей", "Веселый марш" Филиппа Фарбаха, вальс "Лагуны" Штрауса, "Наш край, наш край родной", "Соло на рожке", "Алмазы и жемчуга", "Молитва" из "Волшебного стрелка", и так далее, (каковые звучали на 79® северной широты в том же 1893 году, в день, когда на борту "Фрама" были уплетены за обе щеки: суп жюльен с вермишелью, рыбный пудинг с картофелем, пудинг Бернара Нурдала, (между прочим, сие блюдо ярл Хальф, заказывая еду по книге Нансена, пропускал, ибо знал, что не стоит обременять народ задачей, не имеющей решения, так как в кулинарных книгах отсутствовал рецепт оного, ибо господин Нурдал, будучи просто храбрым участником экспедиции, каковой отвечал за динамо, электрическое освещение, исполнял обязанности кочегара и помощника метеоролога, не заработал за свой пудинг ни трех, ни даже одной мишленовских звезд для некоего знаменитого на всю Европу ресторана, ну, скажем, своей дорогой бабушки в Норвегии), мороженое по-гренландски и мармелад), принесут: суп из бычачьих хвостов; рыбный пудинг с картофелем и соусом из масла, стертого с желтками; оленье жаркое с горошком, фасолью, картофелем и брусничным вареньем; крем из морошки со сливками; крендель и марципан(4).
Для замыкания серых камней марсианского "Стоунхенджа" в круг святилища древних, как водится, при работе археологов с артефактами типа сооружений для отправления неизвестного религиозного культа, о каковом не дошло до поздней эпохи никаких источников, ну, может, пара гранитных крокодилов, там, статуя человека с кинжалом, приносящего как бы в жертву на алтаре, закалывающего, в общем, страшного египетского демона-гиппопотама, или, скажем, цветная фреска, изображающая человека с птичьей головой, как бы бога ГОра, требовалась мало того, что умственная интерполяция, ну, то бишь, всякая строительная линия, как бы отправленная в пространство архитектором не бездумно, не на авось, а метко, как оперенная стрела невозмутимого индейского вождя Чингачгука, (эпическим жизнеописанием боевого товарища какового, господина Натти Бампо, (он же Соколиный Глаз), мистер Фенимор Купер, ну, да, как-то воодушевившись и, выпив стакан коровьего молока, ибо потом, когда воображение упиралось в стену, писатель, конечно, продолжал покупать фермерское молоко, но сидел, ну, или писал, положив сверху пачку бумаги, на ящике крепкого ирландского виски, закупленного на всякий случай в Бостоне или Новом Орлеане, (что говорим мы, конечно, шутя, ибо в творческую лабораторию имеют доступ домашние, они-то и передают туда чай, бутерброды и кофе, дабы быть уверенными, что литератор не забыл проглотить хоть кусочек пищи, ну, и чтобы порадоваться одухотворенному выражению лица родного человека, если у него буквы спрыгивают с кончика гусиного пера на страницу и, шлепая тапочками, промоченными в чернильной луже, строятся в батальоны, полки, артиллерийские батареи, или попереживать, если в мусорной корзине под столом лежит бумажный ком и сломанные письменные принадлежности), покорежил как бы тоже, наверно, с апологетами пацифизма во всем мире, старый железный занавес, из-за какового людям с белой и красной кожей было не так просто докричаться друг до друга, что ли), из лука прямо в грудь злобного гурона Хитрая Лисица, занесшего свой томагавк над головой делавара, под каковым топором, (как бы призрачно змеящимся вместе с тканью парообразного знамени, на каковом оный предмет значится как бы гербом не знающих покоя мертвых в болотах, в горах, каковых от проклятия освободил дунадан Арагорн, славный король Гондора, женившийся на эльфийской принцессе, ну, и демонов препятствий, как бы тянущихся туманными зеленоватыми дланями навьев к хоббитам и человеческим существам), к слову, почивают в бозе кое-какие пирамиды в Египте, да, в общем, всякая строительная линия, ведомая целью завершиться, к примеру, акведуком, Великой Китайской Стеной, обсерваторией счастливого, ибо тут удача, судьба проголосовали как бы за труд ученого, а кости несчастья выпали на долю его сына, отдавшего приказ убить своего мудрого отца, славного царя Мухаммада Тарагая Улугбека, (каковой за сорок лет правления жемчужиной Востока, городом Самаркандом занес в свой каталог "Зидж-и джедит-и Гурагони", (Новые астрономические таблицы), небесные координаты 1018 звезд), любая неоконченная стена, как брошенная на полуфразе мысль, (с которою участвовал в общей беседе человек, задумавшийся о чем-то, что вдруг всплыло и вообще закрыло собою обсуждаемую тему, словно поднимаемый лебедкою из воды вельбот, перекрывший капитану, глядевшему в подзорную трубу на белого кашалота, обзор), там, недостающая колонна как бы велят мозгу бросаться к кирпичам и раствору, дабы акведук, Великая Китайская Стена, обсерватория были отняты у Химеры Времени, каковая оным подгрызала как бы жилы, корни, то бишь, в мозгу, отсюда, и роятся образы зданий, сооружений без изъянов, без ран от укусов чудовища, но, погружение в интерполяцию как бы одно, а другое, что за интерполяцией следует, что нужно тут как бы к теоретическим построениям практического для замыкания круга "Стоунхенджа" добавить - это обследование пошагово территории, ибо, ясно, что понадобилось бы еще столько же столпов, сколько маячило ниже общего уровня края каньона. Но ассоциация с кромлехом на зеленом острове Англия была лишь ассоциацией, и отрицательная энергия, скапливающая в развалинах, не давала о себе знать. Наоборот, периметр, как бы засеянный подвезенной из карьера осыпью, неровно намеленной крупной крошкой, и то, что оный заключал под охрану базальтовых и гематитовых часовых, как бы "пальцев", как если бы титан или етунхеймский великан не рассчитал расстояния до выхода своей руки на поверхность, каковая, попав под окропление солнечными лучами, превратилась в горную породу, как бы тех башнеобразных структур, чьи каменные родственники будут рассеивать свой прах еще миллионы лет на Земле в Большом американском каньоне, периметр отождествлял себя как бы, совпадал как бы информационно с прочими природными образованиями, ну, то бишь, со всеми геологическими объектами во впадине происходили процессы естественного как бы выветривания, а не очень медленного распада, разложения, постепенного улетучивания более тяжелых, (каковое свойство обнаруживается ясновидящими, как рожденными, так и приобретшими сей дар либо неожиданно, как бы вследствие ошибки природы, при перенесении какой-либо эмоциональной, скажем, или физической катастрофы, либо открывшими оный упорными духовными упражнениями, сенситивами, то бишь, ментально чуткими субъектами, потом еще удивительными людьми, владеющими психометрией), у распространенного вида человеческой ауры, пусть бы культурных, в общем, как бы искусственных следов.
Вездеход мог попасть на место, похожее на имитацию вращения диска во впадине, там, где четырехугольная площадка вливалась мягко, как светотень, каковая не создает резкой границы, рисунком грунта в чересполосицу тропинок и обломков камней, растянувшуюся по обе стороны ущелья. Первый помощник Рагнар Мудрый отдал распоряжение ярлу Атли Стурлусону подогнать в котловину вездеход, ибо у него созрел план, обмотавшись тросом, другой конец какового был намертво приварен к катушке, имевшейся в машине, попробовать немного спуститься по стене каньона, дабы некая трещина, пещера или потайной вход в скале, как бы нора гнезда береговой ласточки, в каковое помещение влетают на крыльях, помогли пролить свет на то, была, существовала ли как бы полость в камнях, куда прорваться с боями род Tyrannosaurus Rex не умел.
Хальф Эйрикссон, чья сумка лежала в центре впадины, пошел к приземистому из каменных столпов для того, рассказывал он сам командиру "Evolution-5", конунгу Магнусу Суровому, чтобы скала как бы поведала, есть ли в веществе оной как бы замок, вделанный блок, может быть, нечто, что надо повернуть на 90®, скажем, или надавить, дабы прочие блоки принялись вращаться, чтобы открылась какая-нибудь камера, в каковой будет находиться ключ, схема, словом, нечто, без чего нельзя было открыть потайной ход, скажем, лестницу вниз, или сенсорное устройство, подобное тем, что встретились первой миссии в подземном лабиринте.
Диспозиция ярла Рагнара была на краю обрыва среди столпов из пентакля, попадавших на оный, - прочие же скалы как бы упирались в ту плиту, с которой астронавты впервые увидели площадку, - где первый помощник, державшийся своей прежней тактики, осматривал дно ущелья. Прищуривая глаз, он загружал систему цифрового "ока", когда струя крупяного песка, вырвавшаяся из стены немного ниже основания скал, пересекла зрительную ось. Песчаная струя была слишком узкой, чтобы глаза ярла Рагнара не потеряли оную, рассыпающуюся на пылинки, ниже по траектории падения как бы хвоста графика параболы в бездну, и потому Рагнар, что называется, предпочел фонтанчику этой мизерной взвеси в масштабе глубины, открывавшейся "оку", пятно, как бы намек на однородность грунта внизу, как бы подобравшееся к стене, против каковой стоя, он и загорелся идеей тайных пещер, в каковые пути, помимо подлета на крыльях или спуска на тросе, не существовали, ибо какие-то выбоины и отверстия там темнели, как круглые точки на первой карте Саэмунда Олдермана. Как бы тщательно подметая лучом "ока" развернувшееся перед собой хладное пространство, Рагнар подумал, что струйке грунта пора бы уже было исчезнуть, но оная пробоина в корпусе вытащенного на берег Ноева ковчега суши, из какового бежало ручейком зерно священной пшеницы, настойчиво обращала его к тому, чтобы искать адекватную причину получения повреждения, словно тот старатель у мистера Джека Лондона, охотившийся за золотом, по-прозвищу Смок Беллью, экс-корреспондент газеты "Новая Волна", бывший чечако, ну, то бишь, новичок, где-то на ослепительной Аляске, добиравшийся по полярным рекам, пока они не стали, на зимовье.
Древнегреческие жители славных Сиракуз, аки агнцы, пасомые пресветлыми ангелами, дышали тем же воздухом, что поглощали и легкие великого гражданина Архимеда, жевали те же освежающие апельсины, очистив кожуру, каковая пористая материя утилизировалась весьма разумно, и, да, ни о каком принуждении никто никогда не слышал, ибо, кажется, торжествовал природный рационализм, каковой как бы врожденный, инстинктивный у млекопитающих, на стадии инкарнирования искры в Бхурлоке в монаде жизни Высшего "Я", то бишь, во всем пучке известных Востоку таинственных оболочек, окружающих искру Огня, материальных и духовных слоях рода человеческих существ, как то: физической, астральной, ментальной и так далее, как бы инволюционирует в период упадка цивилизации, иначе говоря, в период приобретенного варварства, как известно из документов Истории Мира, как бы галопируют стяжательство и расточительство, ну, да, ибо варварство есть нарушение гармонии мира, и, таким образом, кожура апельсинов в Сиракузах шла: 1) на заправку керамических ароматических ламп, покрытых росписями, рисунками, изображавшими гимнастические состязания, скажем, бег, кулачные бои, прыжки в длину, прыжки через разъяренных быков, метание копья, скачки возничих на золотых колесницах, военные поединки национальных героев с чудовищами, из каковых самыми популярными были темы сражений с многоголовой лернейской Гидрой, Минотавром, Эриманфским Вепрем, Медузой Горгоной, циклопом Полифемом, Цербером, Сциллой и Харибдой, 2) в классические свежие сицилийские оранжады, а также, 3) в ту эпоху весьма тонкого философского алхимического производства, не знавшую ни ударов в нос нашатырного спирта, ни действия на носовые пазухи резкого запаха нюхательных солей, каковые, сообщает нам из Америки внимательная к деталям леди Маргарет Митчелл в своем романе-хронике "Унесенные ветром", были в большом ходу во времена кровавой Гражданской войны в США, словом, в 200 году до н. э. цедра апельсина широко использовалась для приведения в чувство представительниц прекрасной, как бы слабой, (что, скорее, ни о чем не говорит или как бы говорит обратное, словно коаны Дзен-буддизма, ну, то бишь, о той силе, что проповедуема китайскими мудрецами в листе травы, противостоящей бурям, каковые валят столетние дубы), половины человечества, пожилых людей и, ну, там, истеричных натур, что же до средних веков, то в сем промежутке половина королевских лекарей как бы непоколебимо, твердо склонялась к тому, чтобы человечество ограничивалось лишь применением цедры, в то время как вторая половина докторов, как бы более прогрессивная, что ли, уже начинала обращаться к химическим солям господина Филиппа Ауреола Бомбаста Теофраста Парацельса фон Гогенгейма, ибо прописываемое при обмороках консервативное, (что, кстати, не означает худшее, отнюдь), эталонное средство древних греков и великого врача Авиценны, чьи медицинские рецепты из "Канона врачебной науки" в 5-ти частях, каковой мы встречали с чувством радости от ликвидации как бы следов налета недооцененности, что ли, (каковая ментальная субстанция, (которой как бы под пару масляная копоть, удаляемая с кухонных стен шпателем поварами, когда со склада приходит новая вытяжка, каковую вешают над плитой, демонтировав сломавшуюся полгода назад, и су-шеф грозится выкидывать в цинковый бак для пищевых отходов каждое блюдо, от куличиков нежного форшмака, гриллированного ростбифа и итальянских равиолей с куриным фаршем, рубленой курицей, пармезаном, шпинатом и петрушкой до маффинов, то бишь, английских булочек к чаю, парфе (замороженных сливок с ванилью) и пти-фуров (французского мелкого бисквитного печенья), приготовленное в условиях антисанитарии), увы, осаждается на образах вождей Религии, Науки и Искусства, ежели наследники, потомки забрасывают памятники, святыни великой мысли), на полках книжных магазинов, изданным как Собрание Сочинений то ли в 8-ми, то ли в 10-ти томах, переплетенных в сафьяновую кожу темно-зеленого цвета с золотым тиснением, потом, "Книги исцеления", "Книги указаний и наставлений", к слову, повторявшего удивительное изречение Пророка: "Всякий раз, когда едите фрукты, ешьте и дыню, ибо это фрукт рая, и в нем содержится тысяча благословений и тысяча милостей; она лечит от всех болезней", ну, так вот, в общем, вторая половина докторов начинала отовариваться у аптекарей, предлагавших химические соли магистра магии, доктора медицины Теофраста фон Гогенгейма, Парацельса, как бы пеняя, - ну, вот от сего перегиба никакая Раса упастись как бы Богом не упасется, то бишь, завсегда как бы чьи-нибудь труды считают неправильными, а потом как бы вспоминают, оттирают рукавом следы мух и, держа за обе корки страницами вниз, трясут, не выпадет ли из погрызенного переплета мышь, перед тем, как зажечь свечу, чихнуть, высморкаться и почитать легенду о том, как Кольцо Власти Саурона засверкало на пальце Исилдура, помрачив оному рассудок очень темными материями о превосходстве, однако, кометам, застывавшим в небе над колыбелями западных, восточных гениев, как бы ничего не делалось, тряпкою оных настырных звезд было, поплевав со стула на потолок, не стереть, что сиим осколкам первичного горнего куба Всевышнего смешные как бы ошибки, болезни роста Цивилизаций, там, когда у оных программа страшного Абсолюта "светить" на лице как бы написана, вот оные Ангелы, Архангелы и не уходили, когда их подопечных малюток, исступленно кричавших в яслях около вола и мула, горницах "уа-уа", краснолицых, беспомощных, в белых полотенцах, в льняных или шелковых свивальниках, каковым лохматые звезды спускали бриллиантовый луч, обещались сбросить с корабля современности, - итак, вот, значит, как бы пеняя древним грекам и великому врачу Абу Али Ибн-Сине, (да благословит его Аллах и да приветствует!), чьи медицинские рецепты, ну, да, как бы ждут своего открытия в который раз, на то, что применение вытяжки из апельсинных корок требовало постановки торговых поставок фруктов на славный зеленый остров Англия и на север Европы, к примеру, в Нормандию, из стран Средиземноморья на такую, скажем, широкую ногу, то бишь, партий импорта в таких крупных размерах, что, пойди мир путем, так сказать, ну, безоглядных, что ли, как бы с приставкою "ультра", тори, в общем, тори от ума, каковыми как бы иногда ощущают себя обыватели, (ибо тори от терапии как бы чудо-веком НТП изжиты, как бы не перешагнули в современное целительство, ибо врачи современного Ордена Терапевтов уже выращивают биологическую ногу, руку, уже крохи-нанороботы плавают в кровяных сосудах астронавтов, передавая в лаборатории космопорта имени Карла Линнея данные о психическом, физическом самочувствии группы ярла Рагнара Мудрого), плодо/овощеводство захлебнулось бы в сиих "промышленных" заказах, каковые оное не могло бы покрыть реальной произведенной продукцией, дабы приводить в чувство дам, сидящих в креслах на помостах, затянутых тканью с вышитыми королевскими лилиями или львами Ричарда Плантагенета, сколоченных при организации мест для зрителей во времена проведения рыцарских турниров, каковые славились тем, что рыцари, сражаясь на смерть, калечили друг друга, истекали кровью и умирали, чего не могло вынести нежное чувствительное сердце, в общем, жители Сиракуз, кроме того, что вдыхали тот же воздух, ели те же апельсины, каковые мудрец Архимед катал по столу, -- раскрутив плоской ладонью, дабы флюиды запаха цедры, разлившись по комнате дворца, где правитель Гиерон разрешил оному производить опыты над предметами, чьи абстракции подходили под канонические объекты, изучаемые в стереометрии, ну, там, шар, пирамиду, конус, куб, цилиндр, катал, дабы флюиды, разливаясь в помещении, помогали творческой научной мысли, пока додумался, что, поместив серебряный столовый нож себе на указательный палец, крепко прижатый, (в общем, лежащий плашмя на полированной столешнице), как бы крест накрест и задвинув потом цитрус на плоское закругленное лезвие, можно, приложив совсем малую силу давления к свободно свешивающейся ручке ножа, то бишь, слегка нажав на оную указательным пальцем другой руки, цитрус поднять над столом, что в хорошем смысле спровоцировало мудреца со слезами счастья воскликнуть: "Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю", -- в общем, жители Сиракуз сподобились присутствовать при демонстрации опыта вытеснения воды из стакана, в каковом недостает на два пальца жидкости, и фокус был в том, что несколько кругляшков речной гальки Архимед осторожно всыпАл в объем, словно наколотые щипцами куски сахара, дабы народ не пропустил секунды, когда вода польется по стенкам стакана на поднос, доказывая сиим наглядным уроком, что, притом, что увидеть невооруженным взглядом силу, каковая есть существо Всевышнего, Абсолюта, (см., например, Псалом 88: "Господи, Боже сил! кто силен, как Ты, Господи? И истина Твоя окрест Тебя. Ты владычествуешь над яростью моря: когда воздымаются волны его, Ты укрощаешь их"), не адепту религиозного учения как бы невозможно, но от Бога человек получил дар прикинуть числовое значение оной, а всякий усидчивый школьник по формуле, данной в учебнике по физике, волен посчитать, (к слову сказать, и слава Богу, ура, что гражданин Сиракуз показал себя патриотом города, научив армию греков во 2-ую Пуническую войну с Марцеллом поджечь римские суда сконцентрированными на деревянном флоте противника лучами солнца, отразившимися от полированных медных щитов, а шанс потрясти мир чистой абстракцией предоставил месье Пьеру Ферма, каковой и не преминул отвести душу в коротеньком пассаже своей совершенно головоломной теоремы), ведь, не о теории чисел речь, не об этой поэме о Бармаглоте, за каковую похожие как две капли воды на сэра Льюиса Кэрролла отважные математики получают свою отдельную, утешительную премию, хотя кое-что обнадеживающее у закона Архимеда и теоремы Ферма - в том их сходство - имеется, и сие есть факт, что, в общем, сии восхитительные с точки зрения ученых, университетских преподавателей, профессоров, академиков задачи, и физическая, и математическая, решаемы, (первая - точно, а вторая - как бы в принципе), в общем, и ребенок посчитает, из сплава золота с серебром была корона или все-таки из чистого золота, каковую сковал Гиерону ювелир, разоблачив оного, погрузив ручонками символ царской власти в аквариум, как Учитель Архимед, о котором отзывался правитель Сиракуз, ну, да, одобрительно, что, мол, не зря оный высокий Ум у нас в Сиракузах вкусные помидоры и хлеб греческого народа ест, макая в пряное оливковое масло, то бишь, и дитю понятно, что вес вытесненной из сосуда, бассейна воды равен силе, каковая, направленная вертикально вверх, к поверхности моря, действует и на корабль, и на обломок мачты и на пловца, в общем, как-то так.
Скала, каковую выбрал, дабы посмотреть с близкого расстояния на рисунок камня, Хальф Эйрикссон, как землянин, каковой, как бы поймав волну Атлантиды, повлиявшую на образование по ознакомлению Пятой Расы с результатами первой марсианской миссии, почитывал и римлянина, гражданина Гая Плиния Секунда, какового энциклопедическую "Naturalis historiae libri XXXVII", ("Естественную историю" в 37 книгах), вообще как бы следует изучать, пользуясь в качестве закладки ленточкой, на каковой золотою краской на латыни написано: "suae aetatis doctissimus", то бишь, всесторонне образованный человек, начальника конницы в Германии, прокуратора Испании, командующего флотом при Мизене, и, как сказал Цицерон, отца истории Геродота, галикарнасца, фурианца, афинянина, о какового вере в мистический, религиозный порядок вещей сообщается, что оный бесстрашный путешественник считал, что попирание людьми законов божественного мироустройства наказывается свыше, и сие мистическое чудо обозначает как бы торжествование справедливости, так что, по мнению ярла Хальфа, высказанному вскорости первому помощнику Рагнару, скала как бы подходила к тем обломкам, каковые представлялись древними историками как бы приправою к народным сказам и летописям, то бишь, марсианский камень, говорил Эйрикссон, подходил к тому, чтобы содержать на мерцающей поверхности погребальную надпись фараона или рельефные фигуры пленников, подгоняемых к трону персидского царя Дария I, ровно Бехистунская скала в районе Хамадана в Иране, по дальновидному приказу оного достославного стратега, военного противника царя Александра Великого, героического рыцаря Македонского, в VI веке до н.э. поступившая в обработку, словно самый крупный на Земле индийский алмаз ювелиру, художнику-каменотесу, каковой должен был нанести на 240 граней бриллиантовой огранки своей задумки мысленного образа владыки как бы весь характер великого полководца, даруя оному посредством бессмертного искусства как бы вечную жизнь за счет пламени любопытства, восхищения, каковое будут проявлять к его короне потомки, равно как и к событиям ратной жизни сего удивительного представителя династии Ахеменидов, являющегося как бы из гробницы вызванным с того света заклинанием господина Мерлина, господина Элифаса Леви или вытащенным оттуда джинном, рабом волшебной лампы доброго Ала ад-Дина, каковому злой магрибский колдун представляясь дядей, выискал роль как бы несчастного, чьими руками магрибинец будет таскать каштаны из огня, и, (кстати, о торжестве справедливости), хорошо известно, чем сие окончилось, то бишь, каким боком сии гнусные козни мифическому "дядьке" вышли, каковой, ну, да, исчез с глаз долой на все четыре стороны, то бишь, четыре близнеца магрибинца побежали на норд, вест и так далее, (мудрые же говорят, что проклятому злодею отрубил голову сам Ала ад-Дин), ну, в общем, в наши дни, как бы, скользни человеческое существо глазами по Бехистунскому рельефу или по иллюстрации в книге, и мыслеобраз Дария I чуть ли не материализовывался, словом, оный как бы оживал в воображении и пастуха, идущего мимо в облаке пыли позади овечьего стада, и групп японских туристов, каковые как бы приучены мыслить загадочными призраками и духами своей природной религией, именуемой синтоизмом, и, как бы, будь отдел X Космического Агентства, какового стезя - Космо-Прогнозирование, привлечен к исследованиям частых паранормальных явлений вблизи Хамадана, то можно было бы надеяться сделать срочный запрос через Канцелярию, дабы получить отчет дипломированного специалиста, в том числе метровые графики самописца на тот контрольный момент, когда, оказавшийся по делам Британского Музея в Иране некий таинственный реставратор, то ли мистер Джон Смит с черной бородой, то ли сэр Джон Ватсон с оранжевыми усами, вероятно, что сотрудник Интерпола или агент британской разведки, занимающийся кражами бесценных предметов искусства, официально приглашенный к изображению сего достославного царя для консультации реставраторов-персов, обеспокоенных, тревожившихся тем, что, де, от каменного барельефа откалываются куски, где сэр Джон Смит, ну, или мистер Джон Ватсон, просветивший иностранных ученых коллег на предмет разнообразия современных химических составов, намертво склеивающих камень, почувствовал холод, пробежавший по его позвоночнику, и заметил высокую Тень, каковая, казалось, внимательно прислушивалась к беседе о развалинах храма Бела, Триумфальной арки в Пальмире-царя-Соломона, но, вообще-то, сей мистер, господин приезжал в Иран по заданию, эмблемою какового Британский Музей нарисовал оному на несгораемый чемодан пальмовую ветвь, ибо оному дирекция поручила произвести обмен на ладан дышащих лохмотьев допотопного ветхого красного плаща, возраст каковой странной вещи исчислялся более чем в две с половиной тысячи лет, -- ну, так утверждали на собраниях профсоюза работников культуры Великобритании, пропуская мимо ушей призывы достойного председателя не отвлекаться на споры от повестки дня, каковая, по словам ярла Трора Летописца, бывавшего в пору своей учебы в Кембриджском университете частым гостем в археологических запасниках острова Англия, состояла, как правило, из трех пунктов, и два из трех зачитывались пресс-секретарем в круглых очках по моде, введенной славным сэром Джоном Ленноном, наизусть, ибо под N 1 значился вопрос безвозмездной передачи, дарения Ливерпульской судостроительной верфи, непонятно, правда, какими властями, но тонкой дипломатической версией пресс-секретаря и Председателя было, что Букингемским дворцом, Британскому Музею на срок аренды в миллион лет, ибо помещения, портовые краны, арматура, в общем, все было там идеально готово к приемке и оформлению на бессрочное хранение сокровищ внеземных цивилизаций, разумеется, с одобрения специальной комиссии стран-участников Всемирного Договора Защиты культурного наследия Лемурийской и Атлантической Рас, а все записи, сделанные под N 3, касались процедуры оформления протокола совещания и уплаты взносов, когда пунктом N 2 проходили этапы непримиримой борьбы профсоюза с администрацией за всяческие цифры, ну, там, количество дней отпуска, какой год вступления в должность смотрителя зала брать границей назначения увеличения заработной платы на энную сумму фунтов стерлингов за доблестные заслуги перед Музеем, увеличения дней выплаты пособия вследствие несчастного случая на производстве, скажем, при оформлении выставок громоздких белых ассирийских барельефов, -- ну, в общем, когда одни заявляли о плаще, как об артефакте более чем двух с половиной тысячелетней давности, а вот и нет, шестьсот восьмидесяти, втолковывали сиим безумцам другие, разница же была, действительно велика, ибо примерно 2580 лет было мантии, каковую получил в подарок от эллина Силосонта на Мемфисском рынке Дарий, (житие какового пришлось аккурат на 522-486 гг. до н.э.) до вверения оному по магическому знаку как бы державы и скипетра Ахеменидов, то бишь, когда оный входил в свиту сына царя Кира, Камбиса, как царский телохранитель, а 680 лет - приблизительный возраст предмета верхней одежды относительно взятого за ориентир средневековья 1400 года как бы неизвестного рыцаря, ну, как бы времен славного рыцаря Гвильема де Варвика и храброго рыцаря Тиранта Белого, итак, вот, миротворец, чернобородый господин Джон Смит (или рыжеусый джентльмен Джон Ватсон) был в служебной командировке в Иране ради того, чтобы произвести обмен плаща повелителя персов Дария I, сына Гистаспа, на сапоги полковника, впоследствии генерала, сэра Ричарда Говарда-Вайза, обнаружившего, как известно, доисторическую систему кондиционирования воздуха в Великой пирамиде, или же, может быть, на классический английский серый сюртук сэра Джона Тейлора, каковой высказал предположение, что у Великой пирамиды есть все признаки сооружения, благодаря каковому древние египтяне записали параметры Земли, кроме того, что написал, что строители Великой пирамиды были "избранной расой по линии поколений, предшествующих Аврааму; следовательно, они появились раньше и были больше близки к Ною, чем к Аврааму"(5), (кстати, неясно, каким образом серый сюртук, якобы из гардероба, забытого сэром Джоном Тейлором в Каире, когда оный спешно садился со знаменитым золотым саркофагом, поднятым сэром Ричардом Говардом-Вайзом из подземной камеры третьей пирамиды Гизы, о каковой находке думали, как о затонувшей вместе с судном, попавшем в шторм у берегов Испании, что было опровергнуто сэром Джоном, напавшим на след черных археологов, пытавшихся продать оный Французскому наполеоновскому институту в Каире, на корабль, отплывающий в Англию, оказался в Африке, а затем в Персии, то бишь, в Иране, если мистер Джон Тейлор в глаза не видел Великой пирамиды и производил теоретические выкладки, строго сидя на своем монархическом острове), ну, или, наконец, на пробковый шлем сэра Чарльза Пьяцци Смита, астронома Королевского общества в Шотландии, наградой каковому за измерения в Египте послужила золотая медаль Королевского научного общества Эдинбурга, каковой уверенно как-то заявил, что: "Библия учит нас, что в очень древние исторические времена знания и метрические данные для строительства зданий время от времени в точной и полной форме передавались Творцом всеобщего разума избранным людям для исполнения конкретных и доселе неизвестных целей"(6).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
февраль-март 2016
Примечания:
(1) см. кн. "Скандинавская мифология": Энциклопедия. - М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. - 592с., ил.;
(2) см. Джалал ад-дин Мухаммад Руми "Маснави-йи Манави" ("Поэма о скрытом смысле), Третий дафтар, стихи 2988-2989; здесь даны в переводе Леонида Тираспольского; см. Джалал ад-Дин Руми "Сокровища вспоминания": Суфийская поэзия /Пер.с англ. - 20е изд., доп. - М.: София, Гелиос, 2002.- 208с., ил.;
(3) см. "Ветхий Завет", Псалтирь, Псалом 142;
(4) см. "Фрам" в Полярном море / Ф.Нансен; пер. с норв. З.И.Лопухиной, пропуски и сокращения восстановлены по переводам А.М.Филиппова и А.А.Крубера. - М.: Дрофа, 2008. - 990, [2] с.: ил. - (Библиотека путешествий);
(5) см. "Тайны Великой пирамиды Хеопса. Загадки двух тысячелетий" / Пер. с англ. А.Г.Шарбатовой. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. - 479с.;