Рассказывают, что когда справедливый царь Ануширван путешествовал через пустыню с караваном верблюдов, из каковых некоторых животных вели в поводу погонщики, когда прочие верблюды следовали в веренице на привязи за другими, и между горбов и первых, и вторых были перекинуты большие мешки, наполненные сладкими сушеными финиками и превосходного качества топленым маслом, а иногда с обеих сторон покоились бурдюки с голубовато-прозрачной водой, и в числе верблюдов каравана ступали еще прочие, на спинах каковых были установлены сиденья с правильной опорою для спины, к каковым был приделан род зонтов, призванных защищать седоков во все время пути по пустыне от потоков солнечных лучей, и шли еще верблюды под обычными седлами, каковые подходили для воинов, и, потом, степенно шагали верблюды с укрепленными кожаными ремнями низенькими деревянными скамеечками, над каковыми колыхались балдахины, и с таковыми удобствами ехала свита царя, согласно положению и уважению, заслуженными в обществе, и сам царь Ануширван восседал под зонтом, каковой был изготовлен из павлиньих перьев, изумрудно-синих и переливающихся всеми тонами радуги, и что до погонщиков, то таковые, если ноги уставали делать шаги по песку, могли ехать некоторое время, усевшись среди мешков со съестными припасами, и, стало быть, когда царь Ануширван совершал путешествие по пустыне, то караван был застигнут пыльной бурей, и погонщики верблюдов старались изо всех сил, чтобы успеть пробежать длинный караван из конца в конец, дабы приказать каждому медлительному животному опуститься на колени, а после заставить сиих положить туловища на сложенные ноги, и тогда позади высокой вереницы горбов животных, образовавших гряду поперек надвигающейся из пустыни стены взметнувшегося до небес песка, могли спрятаться, рухнув ничком на волнообразную поверхность песков, люди, накрыв самое себя и верблюдов с головой, дабы предотвратить вероятность задохнуться, ибо стоило буре долететь до каравана и разразиться, как всякая пядь воздуха начинала представлять собою взвесь песчинок с острыми краями, и, вот, сие ужасающее стихийное бедствие продлилось больше суток, и весь караван оказался погребен горами как бы специально накиданного сверху песка, и когда, наконец, верблюды, зашевелились, желая встать на ноги, ибо животные более чувствительны к природным явлениям, то струи песка посыпались с боков животных, и наметенные поверх спин холмы стали растрескиваться, и сломанные грани таковых принялись опадать по сторонам сиих саркофагов, и в разломанные гробницы начал поступать воздух, и то здесь, то там являвшиеся клочки халатов и кафтанов замелькали цветными пятнами посреди куч песка, и люди, ощутив, что вес песка на спинах и на головах у оных изменился, либо уменьшился, либо увеличился, в зависимости от того, отхлынул песок от руки или ноги человека или наоборот добавился, тоже принялись двигать конечностями и пытались оторвать грудь или колени от пустыни, и, вот, в конце концов, весь караван оказался стоящим на ногах, за исключением царя Ануширвана, какового никто не мог отыскать, ибо буря поднялась столь быстро, что никто не помнил, где находился царь, когда через несколько мгновений пески заполонили все пространство пустыни, и подданные Ануширвана огласили проклятую местность стенаниями и рыданиями, и многие рвали волосы у себя на голове, и никакой человек не решился сказать остальным, что следует отправиться во дворец, так как страны и земли, над каковыми владычествовал царь, должны были получить скорбное известие и оплакать царя Ануширвана, и посему свита и погонщики не тронулись с места, но остались ждать веления Аллаха великого в отношении того, как оным поступить, и народ просидел всю ночь под открытым небом на раскопках, предпринятых после бури, и был зажжен один только костер, искры от пламени какового поднимались и улетали высоко в черное небо, на каковом мерцали звезды, и казалось, что искры превращались в звезды, и затем стал брезжить рассвет, и на людей напал род забытья, в каковом, конечно, было повинно горе, и потому никто не был с открытыми глазами, в тот час, когда немного в стороне от перерытых руками правоверных песков поверхность пустыни пошла разломами, и из-под бархана стал вырастать распрямляющий ноги верблюд царя Ануширвана, и следом поднялся из разрыхленных песков самое справедливый царь Ануширван, из рукавов шелкового кафтана какового заструились ручьи песчинок, и каждый залом на тюрбане царя был забит колкими песчинками, и такие же ровно потоки песка валились под ноги верблюда царя, и поскольку в сей предрассветный миг в пустыне с одной стороны было множество подданных повелителя правоверных, а с другой - ни единый из таковых не вышел из забытья, в каковое прогоревавший целую ночь народ был повержен, несомненно, по замыслу Аллаха Всемилостивого, Милосердного, то царь как бы не заметил, что возвратился к жизни, после того, как пробыл в песчаной могиле вдвое дольше своих подданных, и оному вдруг вообразилось, что окружающий пейзаж принадлежит потустороннему миру, и потому где-то должен отыскаться путь в обитель Аллаха великого, и тут справедливому царю Ануширвану примерещился мост, воздвигнутый из песчаника, протянувшийся как бы к городу, и под арками сего моста мягко струились голубовато-зеленые волны широкой реки, так что царь, рассудивший, что перед ним открылся переход в Рай, отправился шагать по мосту, пока не оказался на противоположном берегу потока, и оного шаги не продолжились за стены великолепного города с башнями и минаретами, фонтанами и дворцами, и тогда царь узрел великолепнейший изо всех дворцов, все стены какового и плиты на полу были из белоснежного мрамора с тем лишь отличием, что плиты были из сплошного камня, а стены покрыты сквозной резьбою, и не было ни одного участка стены, по каковому бы не был проложен искуснейший узор, и всякий узор был хитросплетением трав и цветов, и, казалось, что тени трав и цветов, в точности повторяющие узоры стен на плитах, на самом деле как бы инкрустированы на мраморе лазуритом, ибо сии были темного синего цвета, а солнечные лучи как бы рассыпали по синим узорам золотистые искорки, и, таким образом, Ануширван проходил по белоснежному и как бы сквозящему лучами солнца дворцу, пока не очутился в беседке, возле резных стен каковой струилась вода фонтанов, а около одной из стен находилась скамья из мрамора, на каковой сидел седой старик, листавший огромную книгу, раскрытую перед оным на мраморном постаменте, и тогда царь подумал, что видит святого праведника или Джебраила и не решился задать таковому никакого вопроса, прояснившего бы царю, где оный все-таки находится: на сем свете или же умер, и тогда святой поприветствовал царя Ануширвана и сказал повелителю правоверных, что время оного длится пока что на земле, и что Ануширван придет в себя в пустыне и найдет около себя свой народ, каковой от слез перейдет к веселью, ибо найдет, что справедливый царь Ануширван жив и здоров по воле Аллаха Всемилостивого, Милосердного, и произнес следующие слова:
Этот мир - эти горы, долины, моря -
Как волшебный фонарь. Словно лампа - заря.
Жизнь твоя - на стекло нанесенный рисунок,
Неподвижно застывший внутри фонаря.(1)
И далее, справедливый царь обнаружил, что стоит около своего верблюда в пустыне и поодаль сидят и стоят, как громом пораженные, оного подданные, что, впрочем, продлилось лишь какое-то мгновение, ибо народ, действительно, сразу возвеселился и возблагодарил Аллаха великого за чудо, какового все были очевидцами.