Аннотация: Про Ваньку Жукова, деда Мазая и каких-то зелёных человечков.
В нелюдях
...Тишина стояла над туманной разлившейся рекой. Только легкий плеск играющей рыбы изредка напоминал Мазаю, что лодка плывет не в облаках. Взявшись за весла, он порадовался плохо смазанной правой уключине, что равномерным негромким скрипом отчасти разогнала чудящих в тумане призраков.
- Занесло нас с тобой... - тихо сказал он собаке, сидящей на корме лодки.
Собака обернулась, тряхнув длинными ушами, и строго посмотрела на Мазая большими выразительными глазами.
- Да это я так... - смешался дед - Надо, так надо. Ты, Каштанка, не подумай чего...
Еще раз подивившись про себя фантазии соседа, вечно пьяненького столяра Луки Александрыча, назвавшего белую с черными пятнами сучку испанской породы такой странной кличкой, Мазай еще зорче стал глядеть по сторонам.
Белая собачка Каштанка отвернулась и вновь принялась мусолить обгрызенный конец веревки, свисающей с её шеи. "Ну-ну, - как бы говорила она всем своим видом, - ну-ну..."
- Ага! - удовлетворенно вскинулся дед. - Один есть! Уже не зря съездили!
По правому борту на полузатопленной березе сидел заяц и, прищурившись, смотрел на подплывающую лодку. Странно так сидел, развалившись в развилке и заложив верхние лапы под голову... Только, понимаешь, цветочка в зубах недоставало, чтобы полностью походить на сына Луки Александрыча, недоросля Федюшку, прячущегося на яблоне заброшенного колхозного сада от уроков православной культуры в Аньюдинском интернате!
Тем временем Мазай подплыл к березе почти вплотную и, поудобнее перехватив вынутое из уключины весло, приготовился спасать животину.
- Прыгай уж сам! - ласково сказал он зайчишке.
Русачок сморщил нос и поднял верхнюю губу, показав игольчато-острые клыки, плюнул в напрягшуюся Каштанку - не попал! - гулко пробарабанил лапами по березе первые десять тактов Турецкого марша и неожиданно пронзительно заорал в лицо оторопевшему деду:
- Макарыч! Итить твою! Открывай, твою итить!..
После чего пружинисто оттолкнулся от дерева и, сверкнув в отчего-то быстро сгустившихся сумерках белой поджопной шерстью, ласточкой врезался в воду, окатив Мазая тучей брызг...
Константин Макарыч резко сел и провел рукой по мокрому от пота лицу. Сердце, как водится, после сонного кошмара колотилось, а дыхание перехватывало.
- Фу ты... - спертым голосом сказал он. - Вот же ж в самделе, итить твою!
В дверь избы продолжали буйно колотиться и пронзительно требовали открыть. Деревенский почтальон Герасим обладал огромной фигурой, но удивительно высоким и гнусным для таких статей голосом, что, однако, не мешало ему в летний период проживать окучиванием понаехавших одиноких дачниц... "Барынек с собачками", как он их называл. "Что мне с ним разговаривать, что ли?" - делилась с подругами очередная довольная жизнью дачница, кушая банан на летнем пляже у реки.
- Макарыч! - верещал за дверью Герасим. - Письмо тебе, Макарыч, открывай, итить!..
Дед Мазай наконец отдышался и слез с полатей. Одновременно со стуком отодвинутого засова Герасим ввалился в комнатушку, разом заполнив её и собой, и предельной громкости звуками:
- От Ваньки письмо-то, дед! - орал он радостно. - Ну! Я ж тебе говорил, не пропадет Ванька-то!
- Когда ж ты, Гера, онемеешь уже, оручий ты сын сучий... - пробурчал Константин Макарыч, приладил на нос очки и строго погрозил пальцем Герасиму: - Нешто я в Ваньке сумлевался когда! Ванька - он ого-го! Письмо-то давай...
Лукавил Макарыч, чё там! Были сомнения! Да и у кого бы не было, когда родного внука не пойми с кем отпускаешь! Хотя, когда предложили ему отдать Ваньку в обучение, странно - не взволновали его ни зеленые лица встретившихся за околицей новых знакомцев, ни одежа серебристая, ни странная летающая круглая повозка. А чё? У них там сейчас в городе чего только и нету! Морды крэмами намажут, оденутся как помоднее, да катаются на какой-нибудь "паршекаене"! Обозвались сами "баа-шма-н'иками", ну, башмачники, так башмачники - армяны, наверное... А сапожное дело хорошее, парень-оболтус при ремесле будет!
Он развернул тонкий и скользкий на ощупь зеленый листок письма и сквозь невольно проступившие слезы прочёл первые строки:
"Милый дедушка, Константин Макарыч!.."
- Ну, чего там? - через некоторое время не выдержал тягостного молчания Герасим. - Обучают?
- Помаленьку, - дипломатично отозвался дед. - Пишет, что тяжело в учении-то! А еще, говорит, рыбки там совсем нету. Так бы, говорит, хоть селёдочки морду... с пивом...
- Да и переслать трудно, точка кардинации сложная... - вздохнул Макарыч. - Хорошо почта у нас каменная да двухэтажная - вишь попали в адрес!
- Так ить савецкая еще, - подтвердил Герасим.
Наконец Макарыч удовлетворенно сложил листочек и перекрестился.
- А и выйдет с Ваньки толк! - веско заключил он. - Мозги у его хорошие, крепкие. Да еще и генов в их каких-то нужных навалом! Будет, пишет, диму... демиургом виртуальностев! Как обучится, так контролировать, стало быть, зачнёт этих самых виртуальностев. Чтобы, значить, сохранялся там этот, как его... мать... статус кво, во как!
- По модельной обуви, не иначе! - заорал Герасим.
Дед задумчиво нахмурился.
- Эх, вышло б у него всё ладом! Не попутал бы чего в трудах-то...