Большую часть обратной дороги Элид сидел в углу кают-компании "Сентурианна", рассеянно вырисовывал вензеля и кружочки со стрелками - имена, должности, и так страницу блокнота за страницей. Министру предстояло выслушать очень бессмысленный доклад об истории с похищением (похищением ли?) Фалькенберга. Сам граф не почтил спасителей своим вниманием и покоился в капитанской каюте, в здоровом лечебном сне. Остальная нордингская комиссия убивала время за картами - в углу Перкинс и Айвор играли в скаттл. Поединок мастера настоящего блефа и виртуоза актерского мастерства затягивался, оба старательно пялились в карты, будто надеясь отыскать новую масть или фигуру. "После того, как Перкинс его сделает", - размышлял цензор, - "надо будет вызвать их на командный понтифекс". Если, конечно, не станут увиливать от партии против команды из Лукреции с Элидом. В крайнем случае, если уволят с позором из всей этой магии, можно будет на призовых турнирах зарабатывать, совершенно честно, не зря ведь сивилла когда-то выхаживала Элида почти восемь месяцев. Чтобы не погибнуть по-настоящему от скуки, объявленный погибшим Цензор играл со своей добровольной сиделкой, по дюжине кольцевых партий в день, до полного понимания всех тонкостей и уловок, до обмена каждой крупицей опыта. Не в шаффле же играть цензору, дипломанту Академии высшего посвящения - помимо воли у него при виде любой серии цифр запускается заклятие абсолютной памяти, куда скинуть порядок выпадения одной-двух колод - раз плюнуть.
Вечером дирижабль прибыл в столицу, Фалькенберга приняли под опеку присланные министром медики с военной выправкой, особняк снова был предоставлен в распоряжение комиссии. В кабинете Элида ждала груда конвертов с грозными пометками не ниже "Строго конфиденциально" - материалы из Панкрии по исчезновению графа, списки путевых расходов на утверждение для "серого" фонд министерства, данные по отправленному еще с борта плавбазы запросу - ну, этому придется подождать. И ужинал Элид прямо в кабинете, и Габриэлла ночевала в своей спальне - сперва официальный отчет суконным языком, чтобы не понял никакой случайный читатель, да еще и собственноручно в трех экземплярах с заверяющей подлинность кровавой печатью.
Незадолго до рассвета Элид задремал в кресле, над заваленным бумагами рабочим столом - из Министерства прислали материалы по заинтересованным в регентстве лицам. Смесь из нафталиновых древностей, что начинали карьеру еще офицериками в Италии и новой торгово-промышленной поросли. Интересно, но не настолько, чтоб не заснуть. Около девяти цензор проснулся, с хрустом провернул затекшую шею и спешно покинул кабинет. Элид отправился не на кухню перекусить и не на балкон за глотком сигарного дыма, а на улицу, прихватив трость и кошелек. Кофе и нечто съедобное в столице найти несложно, нужнее был магазин художественных принадлежностей.
Коллега Гэлвин Арунсон в своем посмертии сохранил нечто подобное профессиональной этике и был с Элидом краток и информативен. Для выполнения плана цензору срочно понадобился реквизит, желательно подержанный.
Москательная лавка насквозь пропахла густым запахом вареного льняного масла, на полках уходили в полумрак ряды коробок с карминами, баканами, лазурями - живопись и разговоры о ней Элид охотно оставлял другим, сам едва бы смог намалевать корявый пейзажик, но в такие лавочки одно время захаживал часто. Во-первых, выяснил, что из художественных мастихинов получаются великолепные одноразовые лезвия для "пустышек" - тонкие, гибкие, острые и втрое дешевле хваленых изделий винетского завода. Во-вторых, покупая полгросса мастихинов, однажды наткнулся на недоуменный взгляд, сероглазый взгляд из-под русой чёлки. Вскоре Констанция забросила экономить и рисовать на картонах - даже для набросков Элид покупал ей лучшие холсты на подрамниках, нанимал для частных уроков самых когда-то громких тлавских художников, снял квартиру с удобной и светлой студией - все было в радость, лишь бы никуда не девалась озорная, взбалмошная Констанция. "Никуда" растянулось почти на год - то есть дольше, но последние месяцы Элид прятал подальше от собственной памяти. Тогда, после дела о конвенте сестер-евхаристок на Элида свалилась Габриэлла - сначала пациент, почти сумасшедшая, которую надлежало спасти от себя самой, от безудержного собственного дара. Потом - подопечная, в какой-то степени ученица, и заодно козырь - не как свидетель на заведомо решенном процессе против группы Биберцанна-Альтбрюкка, а для своих, для собственных дел в Коллегии. Любому новатору-экспериментатору, что начинал задирать нос, под этот самый нос можно было сунуть Габриэллу и наблюдать резкое снижение амбиций. Двух других вытащенных живыми из конвента девиц сохранить в живых не удалось - спонтанное самовоспламенение и банальный суицид. Больше таких карт не было ни у кого, а значит Габриэллу надо было сохранить во что бы то ни стало. Найти для нее занятие, сплести какую-то историю, какое-то оправдание существованию, сделать чем-то похожим на настоящего живого человека.
Все получилось, только дорогой ценой - тогда еще не Цензор, а просто инспектор Рэймур получил на свою шею безумно (вот уж воистину), пламенно (во всех смыслах) влюбленную девчонку, для которой был всем на свете сразу. С Констанцией пришлось расстаться "по-хорошему" - хваленой маговской выучки не хватило на интригу, не получилось подстроить скандал, спровоцировать и разозлить, она просто пожалела Элида. Пожалела, и он ушел - уполз, в прах растертый этой жалостью. С Габриэллой было проще, она его никогда не жалела. Много с тех пор случилось разного, но жалости к Цензору Рэймуру фройляйн Габриэлла Штраль не испытывала, да и он старался не давать повода.
Козырная карта сработала в свое время, увлекшегося теорией Биберцанна коллегу Роггена прокатили на Совете Коллегии, на вакантное место куратора Академии усадили наставника Шарфера - а уж у него Элид хаживал в любимчиках. Стоило Цензору города Нординга пропасть без вести при исполнении, как на его место был рекомендован кандидат...
***
Парадную лестницу на площади Единства ремонтировали - хоть и не такая впечатляющая, как перед зданием Коллегии, она пропускала куда больше народа. Два крепко сбитых каменщика разобрали одну из ступеней на протяжении дюжины саженей и заменяли потрескавшиеся и выщербленные блоки. У нетронутого починкой края лестницы стоял этюдник на треноге, а за ним неряшливо одетый немолодой мужчина в потертом бархатном берете и блузе со следами масляных красок. Опухшие глаза бедного художника выражали похмелье, его изящная грязная рука как будто самостоятельно рисовала набросок панорамы площади с обозначенной суетливыми черточками толпой, со статуей Франконии на колонне посреди фонтана. Казалось, что смотреть на площадь ему вовсе нет нужды, что каждый день этот служитель искусства так же терпеливо стоит и рисует тот же самый вид, пытаясь его продать гостям столицы и терпя жестокую конкуренцию от продавцов готовых фотографических открыток. Нарядная толпа не обращала на художника особого внимания, лучше бы ему было встать поближе к зданию оперы, раз лестницу перекрыли, но впечатления человека практичного он не производил.
Камни на тележке, Элид видел это четко, были помечены личным знаком каменотеса. В принципе, все каменные блоки, что проходят через гильдию, метят. Только вот интересно, кто из почтенных каменотесов выбрал для себя комбинацию рун, делающую камень непрозрачным для внутреннего зрения. И интересно, что под этим камнями прячется - цензор надеялся, что не бомба, для этого магия без надобности. Элид отложил кисть и откинул с этюдника тряпку.
Рабочие уложили блок, вместе подошли к тележке, сняли следующий, сдвинули ещё один.... Две пары рук нырнули под камни, вернулись с длинными, блестящими металлическими предметами, синхронно лязгнули два затвора, каменщики вскинули стволы в сторону толпы. Грохнул первый выстрел - сочный, шлепающий звук придайнского револьвера. Второй лжекаменщик обладал воистину феноменальной реакцией - пока цензор жал на спуск, он успел собранно повернуться, не мотая без толку головой, а всем телом вместе с оружием. Потому и пулю он получил не в висок, как первый, а в переносицу.
Площадь взорвалась криками, полицейскими свистками, топотом бесчисленных ног. Еще момент подержав трупы на прицеле, Элид бросил револьвер на свежепочиненную лестницу, повернулся и исчез в переулке.
-Во дворец к принцу, - выдохнул цензор, свалился на сиденье лимузина и несколько минут говорил с кожаным потолком салона. Темы разговора включали графа фон Фалькенберга, принца и министра. Даже такие отвлеченные понятия, как государственная безопасность и принципы престолонаследования в краткой речи Элида обрели плоть, кровных родственников и ряд общественно предосудительных привычек.
-Мэтр, стрелять-то эти из чего собирались, не рассмотрели? - спросил сидящий за рычагами Перкинс.
-Кажется, взяли полудюймовый морской шнельфойер с ленточным питанием, все, что можно, укоротили и сточили до подъемного руками веса, потом магически укрепили. Потому и прятали в камнях. Ствольная коробка была похожа, патрон точно тот же. По толпе - впечатляет. Сотню душ мы сегодня вроде бы спасли. Или больше. И еще кабинет министров. Джош, тебе орден святого Арнольда какой больше нравится - с мечами или с дубовыми ветвями?
-К мечам полагается повышение - так меня что, майором сделают? Не верю. Не дадут. Так и до генерала недалеко. Вы бы хлебнули - а то голос напряженный очень. У вас же нервная икота на отходняк после дела бывает - а едем к принцу.
-Спасибо, Джош, - Элид принял флягу, отвинтил крышку, приложился, внезапно фыркнул коньяком и схватился за горло.
-Ик, ттвою мать... к при-ик-инцу все равно-ик. Ехать. Ик. Надо.
На полпути к резиденции своего подопечного цензор сумел совладать с диафрагмой, влил в правильное горло изрядную порцию коньяка, помнящего еще основание Конфедерации, и начал думать. Снаряжение стрелков с площади скоро привезут для осмотра, и след выпускника Академии там тоже скорее всего будет, не для подзаборного колдуна это работа. Значит, Гэлвин действительно хочет Академии большой шипастой беды - что ж, на здоровье. Главное - кому еще.
Ознакомиться с материалами о гибели прошлого нордингского цензора Элиду не дали. То есть дали настолько вопиющим образом, что веры не было на грош. Если Гэлвин Арунсон стал духом мести, тому должна быть причина куда серьезнее перестрелки с контрабандистами. Самое неприятное, что духи мести, как и положено умершим, не имеют страха или тому подобных ограничений, не знают обязательств и привязанностей и по выполнению своей мести бесследно исчезают. Элид был знаком с мифами, легендами, историями и официальными отчетами - вот такими подсказками Гэлвин мог терпеливо и осторожно копать под кого угодно. Хоть под Академию, хоть под Коллегию - а если его, как они это называют, убрали по политическим соображениям? Под министерство? Под короля? Под династию? Срочно нужно проконсультироваться с Лукрецией - но как? Теоретически дух мести может слышать все разговоры о нем. Так недолго додуматься и до предположения, что он и все мысли о себе читает. Остается сделать сивилле доклад, а там Лукреция сама догадается, что к чему и какой бездны ради цензор Элид Рэймур среди бела дня устраивает стрельбу в центре столицы. Лукреции не впервой догадываться обо всем.
Сивилла не подвела ожиданий. Принц принял ее с Элидом и Джошем в малой столовой, отослал прислугу и велел рассказывать. За обедом (после икоты у Элида прорезался нервный аппетит и привел к уничтожению изрядной порции паштета, а затем бараньих отбивных с мятным соусом) Перкинс сухо и по-военному прямолинейно изложил события дня, не упомянув ни словом о сне Элида, на котором вся сегодняшняя катавасия и основывалась. Коротко и ясно - "сообщение из заслуживающего доверия источника". Орден святого Арнольда с кипарисовыми, поскольку посмертно, ветвями Гэлвину, да не к чему привинтить. Могилы, и той нет.
Принц выслушал внимательно, порекомендовал гостям вид из окон башенки над левым крылом замка и нажал кнопку электрического звонка - подавать десерт.
Вид из окон был действительно хорош. Еще хорошо было то, что к башенке для подслушивания или внезапного нападения было невозможно подобраться - мешало и расположение в конце длинного гулкого коридора, и лязгающая железная винтовая лестница, и главное - магия. Сонм накрученных, переплетенных, сцепленных защитных заклинаний, от первых робких попыток ребенка до изящных творений вполне способного позволить себе артистическую небрежность выпускника Академии. Принц, как оказалось, вырос именно в этом дворце. И именно в эту башенку он убегал, прятался, уходил, когда хотел побыть один. Даже несколько игрушек осталось с детства, шкаф в одном из простенков маленькой восьмиугольной комнатки украшали разрозненные солдатики в разном масштабе.
Лукреция села на кожаный диванчик и погрузилась в легкий транс. Ответ был заранее понятен, но подтверждение все-таки необходимо. Гэлвин был, он был мертв, но гораздо беспокойнее остальных покойных. Вне всякого сомнения, пристреленные Элидом на лестнице двое не были виновны в смерти Гэлвина, иначе дух бы уже расточился без следа. Духи мести вообще не любят подобных развязок. Слишком просто было бы найти какого-нибудь готового на все молодца, сообщить в убедительном сне, где живет виновник и где прячет наличные и столовое серебро. С другой стороны, угробить смертельного обидчика духу вроде бы полагалось не настолько изощренно, чтобы получился еще один дух мести - призрак ногу сломит в этих правилах!
-Да! - рявкнул в лестничный колодец принц, прогрохотали по железу каблуки камердинера, покрасневший от натуги слуга попытался отдышаться да так и сунул принцу депешу.
Лист был исписан стенографическим закорючками. Впрочем, те же или похожие слова уже ложились на бумагу в типографиях - неизвестные обстреляли из автоматического оружия толпу на площади. В Нординге.
-Список, - пропыхтел камердинер - убитых и пострадавших уточняется...
-Элид, я могу тебе приказать ничего не делать?
-Можете, мой принц, можете. Я даже повинуюсь, все уже сделано. Не стоит беспокоиться - не сорвусь, не полечу в Нординг. Теперь даже с отчетом спешить некуда.
Министр сумел принять Элида только вечером следующего дня - после расстрела в Нординге и столичных событий его затаскали по парламентским комитетам, да и самому Брауэру пришлось таскать за шкирку полицию явную и тайную. -Входите. Увы, сейчас не до ваших счетов за спаленный дирижаблями керосин. Статсратканцлер у себя, говорят, швыряется стульями, хорошо хоть Его Величество тронами не швыряется. Я на своем кресле усидел половиной зада, и тому рад. Вас же первым бы отозвали в Нординг. Ладно, давайте сюда вашу писанину.
-Ваше Превосходительство, мне нужен эксперт-экономист, хороший эксперт - чтобы точно знать, кто из уже просмотренного списка кому принадлежит. Заказчикам регентства следует подрезать крылышки.
-Будь у меня достаточно полномочий, вообще разогнал бы Коммерческую палату, - произнес министр, - это как раз возможно. Завидую моим почтенным предшественникам, всем этим портретам маслом - министр обвел взглядом стены кабинета, - в их времена бороться приходилось со всякой шушерой - студенческими союзами, крестьянскими восстаниями, тирренскими сепаратистами. Ныне же столпы империи посягают на династию. Молчит, Фалькенберг... и языка не развяжешь. Дилемма. Я вам, сугубо благодарен, Элид, вы выполняли свой долг и действовали блистательно - но зря, зря притащили Микаора. Лучше бы он еще пару недель или месяцев повалялся в Кагули. Держать его на положении секретного арестанта долго не получится, обвинение выдвигать не в чем. Скоро придется выпустить - завершить все возможные обследования и на свободу.
-Это обманка. Запоротая кем-то обманка. По поводу исчезновения Фалькенберга должно было быть какое-то заявление, кто-то должен был выдвинуть какие-то требования - а он просто исчез. -Когда же его отправились искать... компетентные специалисты... - министр взял карандаш, нацарапал записку, зарядил сложенный листок в пенал пневмопочты и отправил в канцелярию, - об этом стало известно. У Фалькенберга или у его владельцев есть источник в министерстве, не может не быть. Скажите, Элид, разве сторожевые големы - оптимальный способ обеспечить охрану заключенного?
-Ни в коем случае. Нужно место получше корабля в порту, нужно много стационарных заклинаний, много людей, собак, штатных магов - а тут лепили из того, что было. Из глины. Действовали в спешке, совершенно не рассчитывая предотвратить освобождение. Я опасаюсь, что они уже запутались или перессорились между собой. Если заказчик ликвидирует исполнителей прямо сейчас, то никто ничего уже никогда не узнает. Улики уже отправили в Квадрат?
-В распоряжение Коллегии передали, а там мои полномочия кончаются.
Цензор сказал, что отправляется на осмотр, попрощался с министром и уже с порога взглянул на галерею государственных мужей Империи - постельничьих, канцлеров, гехайм-секретарей, министров. Впечатляющая коллекция.
Над рабочим столом самого Элида в Нординге висел портрет не какой-нибудь до-Разломной легенды вроде Фламеля или Киммана. Из-под дурацкого вида черной шапочки посетителям кабинета улыбался доброй и немного овечьей улыбкой Эммануэль Ли. За четыреста лет свет-не свет, но Придайн такого мага не видела - умного, талантливого, умелого организатора, тонкого политика. Одно качество другого превосходнее, просто Сила во плоти какая-то - и именно ему суждено было своим успехом и неперекаемым авторитетом пустить ко дну всю магическую профессию Придайнского королевства. Ли удержал на престоле юную Вивианну, сплотил и сумел поставить ей на службу лучших солдат, богатейших баронов, непревзойденных тайных агентов - но над жизнью человеческой магия не властна. А жизнь у обойденного принца Эварта, будущего Эварта Первого, оказалась долгой, память отменной и злоба титанической. Не прикажи Ли развеять свой прах над морем - из могилы бы Эварт повелел вырыть и сжечь с тем же результатом.
"Как просто потерять магию - запретить, разогнать, засекретить для строго внутреннего употребления, чтобы закоснела и выдохлась сама идея". Вот что обычно наблюдал Элид в глазах портрета. Или, по настроению - "сам дурак, не уберег".